Глава 1

Как правило, страшные черные тени, пугающие сонных людей, на поверку оказываются вовсе не ужасными, а даже наоборот – скучными. Достаточно включить ночник или дождаться рассвета.

В нашем случае тень оказалась отнюдь не прозаичным предметом. Незадачливого часового испугал воздушный шар, который терпел крушение! Горючее закончилось, воздух остыл, и летательное средство, гонимое холодным влажным ветром, стало неотвратимо падать, суля пассажирам верную погибель.

А пассажиры? Пассажиры-то все были сплошь удивительные и неожиданные персоны. Шимпанзе, которого часовой принял за черта. Кенгуру, чьи уши поразили поляка. Скунс и петух, затаившиеся на дне гондолы. Рядом с ними сидели волк, еж и лиса. Медведь, как и шимпанзе с кенгуру, предпочитал видеть, куда падает летательный аппарат, но тьма была кромешной, поэтому отважные путешественники ничего не разглядели.

Потом были свет прожектора и столкновение с вышкой. Ветер протащил шар дальше, корзина прочертила по полу, стропы сломали кровлю. Несколько строп не выдержали и лопнули. Затем случилось маленькое чудо: шар стал набирать высоту, попав в восходящий поток воздуха.

Болтало безбожно. Вес гондолы и пассажиров перераспределился на уцелевшие стропы. Корзина накренилась, и медведя, кенгуру и шимпанзе откинуло назад и вбок. Косолапый наступил на хвост лисе.

– А-а-а! Михайло! – завопила рыжая.

– Прости, Лисенушка, – прокряхтел медведь, валясь на спину и рискуя придавить остальных членов экипажа.

Кенгуру врезался в стенку гондолы и взвыл, подпрыгнув. Оказалось, он опустился на ежа.

– Полегче, Гуру Кен, – буркнул еж. – Ты лось тот еще, раздавишь.

– Не подкалывай, Колючий, – отозвался кенгуру.

Петух, кажущийся ночью черным, метался в давке, теряя перья, и кудахтал совсем не по-петушиному:

– Мы есть погибайт! Мы есть умирайт! Аларм! Аларм!

Тут лопнула еще одна стропа, пол корзины ушел из-под ног паникера. Шимпанзе увидел, что петух вылетает из гондолы, сцапал его длинной рукой за шею, прижал к себе и поинтересовался:

– Куд-куда ты собрался, Петер, йо? Одиночный полет – это не твое.

– Кхе… Кхе… Ман-Кей, данке шен, но не мог бы ты отпускать моя шея? – просипел петух.

– Упс… – смутился шимпанзе, разжимая пальцы.

Скунс вертелся волчком, отчаянно уворачиваясь от топочущих лап крупногабаритных друзей.

И только волк Серега не участвовал в общей сумятице. Он распластался вдоль одного из бортов, вцепился когтями всех четырех лап в прутья и затихарился. У Сереги была боязнь высоты.

Дно корзины прочертило по верхушкам деревьев, цепляясь за ветви. Стропы продолжили лопаться. С жалобным «бздынь!» разорвало еще две, и гондола наклонилась так, что еж колобком выкатился вон!

– Колючий!!! Братан!!! Ну, за Перл Харбор! – прокричал скунс и выскочил вслед за другом.

– Не ожидал от Вонючки Сэма такого самопожертвования, – прокряхтел кенгуру, вцепившись в борт гондолы.

– Да, паренек проявил смелость, – согласился медведь.

Михайло Ломоносычу было труднее всех удержаться в корзине: он хоть и сильный, но все-таки тяжелый. Лисена схватила Серегу за хвост зубами. Волк огрызнулся:

– Пр-р-рочь!

Шар вновь стал стремительно терять высоту.

– Мы иметь выбрасывать балласт? – спросил Петер-петушок.

– Не трави душу, давно все выкинули, – ответил кенгуру. – Вот и Колючего с Парфюмером потеряли, а все равно не помогает.

– Они легкие, – борясь с дурнотой, буркнул Серега.

– Ладно, друзья, – тихо промолвил Михайло, но отчего-то его было прекрасно слышно. – Я тут самый старший и самый тяжелый. Удачи вам.

– Михайло! – не по лисьи пискнула Лисена.

Поздно – медведь отпустил лапы и выскользнул из накрененной корзины.

Снизу раздался треск ветвей. Шар резко взмыл над кронами деревьев.

– Он настоящий герой, – сказал Гуру Кен.

– Меня есть восхищать потрясающее самопожертвование, который иметь русский! – добавил Петер.

Ман-Кей затараторил:

– Да, это так, йо, реальные герои! И их не один, не двое, не трое…

– Помолчи, – взмолился волк.

Шимпанзе заволновался, завертелся, вися на одной руке. В другой он все еще сжимал петуха.

– Эй, эй, эй! – заволновался Петер. – Не крутить! Я есть плохо!

– Не говорите о еде… – попросил Серега, которому стало еще хуже от беспрерывной болтанки и изменений высоты.

Ман-Кей рассмеялся, и рука сорвалась. Шимпанзе покатился к краю борта. Он выпустил петуха из лапы, попытался зацепиться за Лисену, потом за Гуру Кена, наконец, за борт, но тщетно. С удивленным «йо?!» Ман-Кей исчез из поля зрения остальных зверей.

– Недаром говорят, что один раз и обезьяна с пальмы падает, – грустно прокомментировала лиса.

– Тут близко до ветвей. Наш друг не расшибется, – уверенно сказал кенгуру. – А вот мы не такие ловкие…

Воздушный шар совсем потерял форму, и гондола снова принялась чертить по листве, погружаясь глубже и глубже. Ветер не ослабевал, скорость полета не снижалась. Ветви хлестали по бортам. Перепало и Гуру Кену.

– Ай! – Кенгуру прижался ко дну, помогая Петеру, которому нечем было держаться.

– Быстрей бы уж… – промолвил Серега.

Корзина ударилась о крепкую ветку. Кенгуру вылетел, будто тяжелый снаряд, и с диким хрустом пошел вниз. Петух чудом остался в гондоле.

Шар двигался дальше, в который раз вынырнув из листвяного моря. Лисена, Серега и Петер не говорили ни слова. Деревья вдруг кончились. Внизу темнела и чуть бликовала вода.

– Озеро, – оценила лиса. – Надо прыгать. Иначе расшибемся. Правда, Серега?

– Расшибемся, – подтвердил волк.

– Я не иметь умений плавай! – всполошился Петер.

Лисена разозлилась.

– Послушайте себя! Один сложил лапки и готов сдохнуть, второй забыл, что он птица. Петер, голуба моя, лети! Маши крыльями. Что еще от тебя требуется? А тебе, серый, стыдно…

И тут, как на заказ, порвалась очередная стропа. Лисена, увлеченная пламенной речью, вдруг кувыркнулась и растворилась в темноте. Волк закрыл глаза, а петух неожиданно для себя самого захлопал крыльями, разбежался и полетел! Он отчаянно лупил крыльями воздух, спеша на помощь лисе.

– Дурак, но зато благородный, – мрачно выдавил Серега и стал ждать момента, когда корзина наконец-то встретится с землей.

Колючий мячиком провалился сквозь листья, прокатился по веткам, пару раз ударился об особо толстые. Затем препятствия, тормозившие его скоростной спуск, внезапно закончились. Еж пролетел метра три, упал в траву, прокатился немного, замедлился и остановился.

– Пф-ф-ф!.. – Колючий развернулся, расслабив лапки и спину, прижался брюшком к холодной и сырой земле.

Ему было больно, тошно, но помогло умение группироваться.

Где-то впереди послышались глухие удары, треск и вскрики:

– Оу!.. Ай!.. У!.. Йах-ху!.. Ой!

Затем на землю что-то плюхнулось. Еж почувствовал вибрацию и услышал звук.

– Я гражданин суверенной страны… – проныл упавший.

– Вонючка! – обрадовался Колючий.

Он хотел было вскочить на лапки и побежать к другу, но стоило ежу дернуться, как тело пронзила боль.

– Блин!

Послышался противный голосок скунса:

– Колючий… Сколько можно повторять? Я не Вонючка. Я обижаюсь на эту кличку. Меня зовут Парфюмер. Пар-фю-мер. Ясно?

– Ясно-ясно, – простонал еж. – Ты сам-то как в целом?

– В целом? – Скунс вымученно захихикал. – Я бы не стал говорить о целом. Я чувствую себя как пятьдесят североамериканских штатов до их объединения.

– Значит, ты – развалина. Привет, коллега.

Колючий с трудом поднялся на лапки и, превозмогая ломоту, побрел туда, откуда доносился голос Вонючки:

– Дружище, ты хоть представляешь, что мы совсем одни? Наши так называемые партнеры полетели дальше.

– Знаешь, Сэм, иногда ты ведешь себя как форменный кретин, – пробурчал еж.

– Ты хочешь войти в конфронтацию? – вскинулся было скунс, но боль быстро прижала его гордую мордашку к земле.

– Я хочу, чтобы ты не думал, что являешься пупом земли. Мы с тобой еще легко отделались. А представь упавшего с неба Михайло. Шар далеко не улетит. Все наши друзья рано или поздно свалятся, как и мы.

Парфюмер помолчал.

– Да, – сказал он наконец. – Понимаю. Что будем делать?

Еж выбрел на маленькую полянку, где заприметил в темноте полосатую фигуру друга. Сэм валялся, распластанный по траве, но роскошный хвост, похожий на распухший жезл регулировщика, на всякий случай торчал вверх.

– Что делать? – раздумчиво пробормотал Колючий. – Пойдем их искать, разумеется.

Скунс осторожно встал с земли, сделал пару шагов. Его заметно шатало. Еж хмыкнул, а потом решил, что и сам со стороны выглядит ничуть не лучше.

Вонючка Сэм развернулся к другу:

– А где их искать? В какой они стороне?

– Ну…

– Стоп! Знаю. Надо идти туда, куда указывал мой нос после падения! – совершил научный прорыв скунс.

– Ну, ты голова! – протянул Колючий. – Только твоя идея не прокатит.

– Это почему?

– Тебя об ветки било? Било. В воздухе кувыркало? Кувыркало. Значит, ты несколько раз мог запутать следы. Твой нос теперь может показывать куда угодно.

Сэм обиделся.

– Раз ты такой умный, то придумай сам, как найти остальных.

Скунс отвернулся, гордо покачивая хвостом. Колючий бросил на него рассеянный взгляд и заулыбался:

– Проще пареной репы, Парфюмерище! Куда ветер, туда и нам.

– Э… – Сэм стиснул зубы. – Я тоже только что об этом подумал.

Его обуял приступ досады. Как же, еж додумался, а он нет. Затем скунс испытал легкий укол совести. Колючий все-таки друг, хоть и варвар.

Еж погладил себя по коротко стриженной голове. Была у него привычка стричься бобриком. Ему казалось, что так он выглядит более сурово и круто. В родных тамбовских лесах про Колючего говорили: «Вот салага, бритый еж. Что он хочет? Фиг поймешь». Правда, говорили за глаза, сам он этого ни разу не слышал.

– Идти можешь? – спросил он скунса.

– Да хоть бежать, – гордо ответил Сэм. – Мы, американцы, народ сильный. Солдаты моей доблестной Родины могут целый день бежать в полной экипировке!

– И от кого? – невинно поинтересовался еж.

– Не смешно.

– Ладно, не дуйся.

– Да я так, по привычке, – признался Парфюмер. – А ты сам как себя чувствуешь?

– Как отбивная с иголками.

– Значит, боевая ничья.

Приятели бок о бок пошли туда, куда стремился ветер.

Колючий и Сэм подружились далеко не сразу. Их знакомство началось в тамбовском лесу. Скунс, кенгуру, шимпанзе и гамбургский петух сбежали из зоопарка. Еж обнаружил их первым и попытался раскрутить на что-нибудь бесплатное. Тогда-то Сэм и применил к Колючему оружие, из-за которого скунса прозвали Вонючкой.

Постепенно выяснилось, что у них много общего. Например, оба были большими шкодниками. А любовь к проказам – отличный объединяющий фактор.

Друзья топали, сосредоточенно принюхиваясь, прислушиваясь, вглядываясь во мглу. Каждый надеялся на то, что все остальные тоже спаслись.

 

Глава 2

Михайло Ломоносыч, покидая корзину, вовсе не рассчитывал сдаваться просто так. «Староват я для этих фокусов», – успел подумать медведь, прежде чем его тело ввалилось в крону березы. Вообще-то, Михайло Ломоносычу повезло с березой. Он сгреб в охапку ветви, гибкое дерево стало наклоняться под его весом, тормозя падение.

Впрочем, ветки норовили выскользнуть из лап, а береза была гибкой, но не семижильной. Ствол не выдержал – сломался, и Михайло продолжил падение, собирая задницей ветки соседнего дерева. Оно оказалось сосной. У медведей шкура толстая, уколы игл не чувствовались, но по носу нахлестало будь здоров.

Наконец Михайло Ломоносыч сел на последнюю ветку. Она хрустнула, однако не сломалась. Несколько секунд медведь балансировал, сидя и размахивая лапами, затем извернулся, удивляясь своему нежданному проворству, и вцепился когтями в ствол.

Удовлетворенно зарычал.

И тут ему вступило в спину.

– Ой-е!!! – взревел косолапый, стукаясь мохнатым лбом об сухую кору сосны.

«А чего ты хотел, Ломоносыч? – мысленно запричитал медведь. – Ты уже далеко не медвежонок. Года на тебе, немалые года… Как же прострелило-то!.. Вот тебе и падение с цирковыми трюками».

Подумав о цирке, Михайло вспомнил об иностранных друзьях – великолепной четверке из шапито. Мысли о них и земляках – Колючем, Лисене и Сереге – помогли косолапому отвлечься от болей в спине.

– Ну, если такой увалень, как я, спасся, – глухо пробубнил медведь, – то остальные и подавно выкрутятся.

Спину отпустило. Можно было спускаться на землю.

Михайло не особо любил лазать по деревьям. К тому же ствол сосны был предательски гладок. Тяжело вздохнув, медведь обнял его лапами и, словно матрос, заскользил вниз. Оставив несколько клоков бурого меха на случайных сучках, Ломоносыч уперся пятой точкой в мягкий дерн.

– Фух! – Михайло осторожно разжал лапы, отодвинулся от сосны.

Он развалился на траве, глубоко дыша и расслабляя тело. Воздух с шумом выходил из медвежьего носа. Восстановив силы, Ломоносыч перестал сопеть, вслушался в звуки ночного леса. Кроме беспрестанного шороха листьев, накатывавшего со всех сторон, да скрипа качающихся деревьев Михайло различил короткие вскрики птиц, дальний топот, который мог и померещиться, и… все.

– Какой-то неправильный лес, – пробормотал косолапый. – Помнится, в нашем, тамбовском, такое затишье бывает, когда придет весть, дескать, охотники…

«Вдруг здесь действительно бродят люди с ружьями? – спросил себя Михайло. – Стоило ли лететь на такое расстояние, чтобы нарваться на лютого человека? Нет, я так просто не дамся. Тихо, Ломоносыч, не суетись…»

Медведь перекатился на лапы, замер, держа нос по ветру. Запахи были скудные и слабые. Михайло невольно заскучал по родному лесу, где в воздухе всегда чувствовались самые разнообразные ароматы, дающие зверю информации больше, чем люди могут получить из газеты.

Земля, трава, деревья источали знакомые запахи, чуть-чуть отличные от тамбовских. Звериных пахучих следов ветер практически не разносил. Человечьих тоже.

– Либо у меня на нервной почве нюх пропал, либо тут незаселенные территории, – заключил Ломоносыч.

Предстояло решить, а что же, собственно, делать дальше. Михайло нахмурился, сосредотачиваясь.

Итак, он верил: друзья где-то приземлились и так же, как и он, решают, что предпринять. Вариантов набиралось не много. Во-первых, можно просто сесть под сосной и ждать, когда кто-нибудь сам не выбредет на тебя. Во-вторых, пойдя за ветром, рано или поздно найдешь упавший воздушный шар. В-третьих, если вообще не напрягать голову мыслями, можно отправиться куда глаза глядят, либо, в лучшем случае, против ветра, навстречу ежу и скунсу, вывалившимся из корзины до Михайло. Ломоносыч отлично знал Колючего. Уж этот сорванец не пропадет. А Вонючка Сэм тем более. Наглость – второе счастье.

– А если нет первого, то вообще единственное, – мудро изрек косолапый.

По всем раскладам вырисовывалось, что придется предпринять путешествие к шару. Медведь кивнул сам себе и побрел.

«Все ж таки я натура деятельная и активная, – рассуждал он. – Мы, медведи старой закалки, не сидим на месте, понимаешь. Шутка ли, целый губернатор леса. Только кому тут предъявлять мои регалии?.. Ладушки, вот соберу вверенный мне коллектив, а потом и порешаем, куда и как. Главное, чтобы обезьянин почаще помалкивал».

– Йо-мойо!!! – вопил шимпанзе Эм Си Ман-Кей, влетая в заросли.

Этому чисто русскому возгласу Эм Си научился, разумеется, у тамбовчан.

В уме Ман-Кея проскочила искорка неподдельного недоумения: как же он вывалился из корзины?! Он, рожденный на дереве! Шимпанзе был самым ловким из всей восьмерки путешественников.

Сейчас было не до удивления – Ман-Кей зашуршал в кроне, ветер свистел в его ушах, гибкие березовые прутья больно стегали по мордочке. Эм Си поймал ветку левой рукой, заскользил, обжег ладонь. Пришлось отцепляться, чтобы тут же схватиться за другую ветку ногой.

Не дожидаясь, когда трение обожжет и ногу, шимпанзе разжал пальцы и правой ногой, как крюком, задержался за толстый сук. Падение будто бы прекратилось, но набранной скорости надо было куда-то деваться! Ман-Кея развернуло на девяносто градусов вокруг ветки, за которую он держался ногой, и запустило на соседнее дерево.

Эм Си загреб правой рукой сразу несколько тонких ветвей, перехватился, увернулся от ствола, отчаянно заработал всеми четырьмя конечностями, тормозя и стараясь не свалиться.

Он полностью остановился. Замер, сжимая лапами ветки. Со стороны Ман-Кей выглядел как кривая звезда, качающаяся между двумя березками. Более того, звезда, облаченная в пиджак и штаны. Полоски – красная, синяя, красная, синяя. Верх вкуса. Хорошо, что было темно.

Уповая на удачу, шимпанзе разжал правые конечности. Оказалось, верхушки березок весьма заметно нагнулись под тяжестью обезьяньего тела. Теперь деревце, которое Эм Си не отпустил, накренилось еще больше и тут же распрямилось подобно пружине. Ман-Кей отправился в новый полет, правда, менее драматичный.

Теперь шимпанзе сноровисто управлял движением тела, рассекая воздух, словно Тарзан на лианах. Роль лиан отлично исполняли ветви деревьев. Так что, невзирая на драматичный дебют, Ман-Кей приземлился с ветерком и шиком, одернул пиджак, подтянул брюки.

– Ух, круто, братцы, летал, не мог налетаться, боялся, но за ум взялся, в лицо опасностям смеялся, но не стану врать – лучше так не летать.

Привычка бормотать в рифму у Ман-Кея появилась в детстве. Да и как ей не появиться? Он был англичанином африканского происхождения. Его родители, настоящие африканцы, общались исключительно при помощи рэпа. Через год люди забрали юного Эм Си от папы с мамой и определили в другую цирковую труппу, где уже были шимпанзе. Они также болтали стихами. Постепенно Ман-Кей стал не только изъясняться, но и думать своеобразным речитативом.

Любовь к рифмовке заставляла Эм Си отвлекаться от основной мысли, загрязняя ее вензелями для красного словца. Такой же бардак творился и в мыслях шимпанзе, поэтому действовал он куда быстрее, чем думал.

Теперь, когда время действовать закончилось и наступил черед обмозговать положение вещей, Ман-Кей изрядно закручинился.

– Думай, Эм Си, думай, ду… Just do it, do it, дует-то как, просто мрак, и на беду, я словно в бреду, думай, Эм Си, думай, ду… – нашептывал шимпанзе, притопывая в такт.

Где-то на двадцать третьем повторе этой несуразицы до Ман-Кея дошло, что его попросту зациклило, и мохнатый рэпер замолчал.

«Значит, все, хватит, без дураков, йо, – постановил Эм Си, – и без этих йо. Нате, ребята, дальше сами, избавлюсь от оков слов, хватит игр со словами, не нами придуманы правила…»

Шимпанзе был вынужден прервать и мысли. Даже попытка одернуть себя привела его к бесплодному эквилибру рифмочками. Собравшись с силами, Ман-Кей худо-бедно родил здравую мысль: надо искать Михайло. Почему? Из тех, кто вывалился до Эм Си, медведь был самым неподготовленным к таким полетам. Колючий и Парфюмер хотя бы легкие. О судьбе остальных спутников афро-англичанин не знал. Оставалось надеяться, что их не вытряхнуло из гондолы и они благополучно приземлились где?то далеко, но лучше поближе.

Ломоносыч мог сильно пострадать, смекнул Ман-Кей. Следовательно, надо его найти и оказать помощь. О совсем плохом исходе падения тамбовского мишки шимпанзе предпочитал не думать.

Мыслительный процесс отнял у Эм Си уйму времени. Ночная тьма успела сдать позиции, и в лес тихо, но победно вошли предрассветные сумерки. Кое-где над низинами повисли клочья белесого тумана. Проснулись птички, зачирикали, запели, вселяя в музыкальную душу обезьяны ничем не мотивированный оптимизм.

Хлопнув в ладоши, Ман-Кей бодро зашагал против ветра, ловя обрывки собственных мыслей: «Кроме Михайло есть еще и Гуру. Я знаю его натуру. Он бегун, прыгун, но плохой летун. Только бы он удержался, в борта вцепился, в корзину вжался. Что за злополучный полет? Надеюсь, дождь не польет…»

Сначала Гуру Кен решил, что ему чертовски не повезло. Он камнем падал сквозь чащобу, ломая все на своем пути. Короткие передние лапки были бесполезны, мощные задние предназначались для скачкообразного бега, а не для лазания по деревьям. Справившись с ужасом, кенгуру осознал, что летит «солдатиком», то есть головой к небу, и стал рьяно орудовать ногами, как бы отталкиваясь от ветвей.

И ведь помогло! Кто знает, не начни Гуру Кен барахтаться, так бы и расшибся, несмотря на то что его падение закончилось старым шалашом, обильно покрытым соломой. Очевидно, бойкие польские пацанята построили балаганчик, в который так удачно угодил кенгуру.

Хрястнуло оглушительно. Гуру провалился, шмякнулся боком и головой оземь и потерял сознание.

Кену привиделась родная Австралия. Скачет он, стало быть, по зеленым просторам, перемежающимся с желтой песочной степью, проносится мимо раскидистых деревьев, страусиного пастбища, широкой реки Муррей. Вбегает на холм, ломится вниз, да оступается на камне и – кубарем! Бух в кустарник! Глаза от боли сомкнул, открывает, а над ним небо синее-синее, молочное облачко струится, ветерок щекочет нос. Склоняются над Гуру Кеном две темные головы, и одна произносит:

– Или пан урод отдохнуть прилег?

Кенгуру поморгал и понял, что очнулся.

– А что же это такое у пана на шее красное?

Гуру сообразил, что неразличимые пока существа интересуются его боксерскими перчатками.

До побега из шапито Кен работал цирковым боксером, очень дорожил перчатками и каждый день находил часок для тренировок.

– Это перчатки, – сказал Гуру.

– Модные? – спросили незнакомцы.

– Конечно. Они для бокса.

– О, это такой вид мордобоя, – проявил эрудицию один из местных.

– А вы кто? – окончательно опомнился кенгуру.

Незнакомцы распрямили спины, на их мордочки упал свет, и Гуру смог их разглядеть.

– Ух ты, да вы скунсы!

– Нет, добжий пан, не оскорбляй! Мы еноты.

– Простите, обознался.

– Не волнуйся, мы тебя тоже за тушканчика-баскетболиста сначала приняли, да потом поняли, что тушканчики такими верзилами не бывают.

– Я кенгуру.

Еноты переглянулись.

– Кенгуру… – эхом повторил один.

– Австралийский? – спросил другой.

– Ну, не эстонский же, – ответил первый.

– А откуда он у нас?

– А откуда ты у нас? – переадресовал енот вопрос Гуру.

– Из Тамбова.

– Россия – родина кенгуру, – тихо съязвил первый.

Кен присмотрелся к нему, потом перевел взгляд на второго. Да, различия были.

На мордочке первого енота красовалось огромное белое пятно. Оно опоясывало правый глаз и как бы стекало по щеке к шее. Голова второго была полностью черной, выделялась лишь неширокая полоска на макушке. К тому же первый выглядел помельче и двигался порезче, а второй, очевидно, ощущал себя увальнем, только мордашка то и дело заострялась либо расплывалась в улыбке. Богатая мимика у зверька, ничего не скажешь.

– Ладно, ребята, помогите встать, – проговорил кенгуру, протягивая передние лапы.

Еноты не отказались.

– Спасибо, – поблагодарил австралиец, оказавшись на ногах. – Давайте знакомиться. Кен Гуру.

– Кшиштов меня кликать, – представился енот с пятном.

– Анджей, – почти торжественно промолвил енот-увалень.

После того как знакомство было скреплено лапопожатием, кенгуру спросил о самом насущном:

– Ребята, а вы не видели ежа, скунса, лису, петуха, медведя, шимпанзе и волка?

Кшиштов растерянно завертел головой, глядя по очереди на Кена и Анджея, словно ожидал, что более рассудительный товарищ сможет ответить на странный вопрос чужака.

Анджей не ударил мордочкой в грязь:

– Ну, если мы беседуем в широком аспекте, то мы, безусловно, встречались с ежом, лисой и петухом. Раньше. И не со всеми вместе. С остальными – не имели счастья. Если же тебя интересует, видели ли мы перечисленных животных вместе, то, увы, нет.

Енот провел пальчиком по носу снизу вверх, будто поправил несуществующие очки. В глазах Кшиштова Анджей был просто академиком.

– Да-да, извините, – пробормотал Кен. – Я задал слишком неконкретный вопрос. Я путешествовал не один. Наш монгольфьер потерпел крушение. Мои друзья…

– Ваш монгольф… что? – перебил Кшиштов.

– Монгольфьер. Воздушный шар, – пояснил боксер-кенгуру, от нетерпения сжимая кулаки.

– Извини моего брата, – мягко сказал Анджей.

Кенгуру кивнул и продолжил:

– Мои друзья падали из гондолы… – Он поглядел на Кшиштова и поправился: – Из корзины. Мои друзья падали из корзины, я тоже не удержался. Как они теперь?..

Анджей почесал макушку, ероша белую полоску меха.

– Не отчаивайся. Если даже ты не переломал себе ног, то твои друзья уж точно должны были пережить катастрофу. Хотя насчет медведя я не стал бы делать оптимистических прогнозов. В наших широтах медведи летают крайне неудачно. Впрочем, как и везде.

– А можно не выпендриваться? – язвительно вклинился Кшиштов, его стала раздражать манера Анджея изъясняться.

– Не тормози, пан глупыш.

– Енотовидная собака ты, а не енот! – с убийственной интонацией пригвоздил брата Кшиштов.

Анджей принялся ловить воздух ртом. Похоже, пятнистый проныра нанес ему оскорбление.

Гуру Кен сразу понял, что эти реплики являются продолжением давнего спора братьев-енотов. Австралиец замахал лапами, словно рефери, останавливающий боксерский поединок.

– Брейк!

– Вот именно! Позже, Кшиштов, – закрыл тему Анджей. – Давайте-ка вместе поразмыслим, как найти друзей Кена.

 

Глава 3

Лисы плавать умеют, только не особенно любят.

Лисена бултыхнулась в воду озера, быстро миновала теплый слой, разогретый еще днем, и попала в ужасающе холодный, питаемый донными ключами.

Лиса, оглушенная ударом, резко пришла в себя и стала всплывать. Она снова попала в тепло, вынырнула, шумно ловя воздух зубастенькой пастью.

– Василисья! Василисья! – послышалось сверху, а чуть позже она различила хлопанье крыльев.

– Петер, ты? – крикнула лиса, глотнула воды и закашлялась.

– Йя-йа! – то ли «заякал» по-русски, то ли «задакал» по-немецки петух.

– Дурак, лучше бы я тебя еще под Тамбовом сожрала. Ты не дотянешь до берега! – задыхаясь от кашля, проорала Лисена.

– Я иметь видеть тебя и иметь видеть берег рядом быть!

– Ай, молодец! Как же ты со своей куриной слепотой все это разглядел?

– Я не есть разглядеть. Берег я иметь сидеть на! А ты есть плюхать вода громко-громко. Я стал путать глаголь смотреть и слухать. Прости, я быть сильно волновайся.

– Хорошо, проехали, – откликнулась Лисена. – Куда грести?

– Направо!

Лиса двинулась в указанном направлении.

– О, нихт! Нихт! – заволновался Петер. – Лево! Я перепутать право и лево!

– Ага, можешь не продолжать, – процедила рыжая. – Ты «быть сильно волновайся».

– Натюрлих!

Петух дожидался, пока Лисена доберется до островка, и действительно волновался. Она так некстати напомнила Петеру о том, как хотела его съесть… Гамбургский красавец чуть не закончил свою карьеру в зубах хищницы. Потом они подружились, но кто знает, что придет в голову лисе, оставшейся с ним наедине? Ведь остальные друзья наверняка сгинули, попадав из корзины. Петер чувствовал: Лисенины инстинкты сдерживаются прежде всего авторитетом Михайло Ломоносыча, а уж потом какими-то приятельскими отношениями. «Все-таки мы, петухи, лохи», – очень по-русски подумал он.

Рыжая выползла на песок. Вода стекала ручьями с драгоценного меха. Лисена была рада ночной темноте и тучам, прятавшим лунный свет. Мокрая лиса была похожа на драную кошку, а не на благородное создание с роскошным хвостом. Не хватало еще, чтобы над ней смеялся упитанный немецкий куреныш.

Она потряслась, мотая головой и телом, словно собака. Брызги полетели во все стороны.

– Ай! – На Петера тоже попало.

– Не ори, – тихо прошипела Лисена. – Кто знает, куда мы угодили?

– Ох! Прости, Василисья… – тревожно ответил петух.

Полное имя Лисены было, естественно, Василиса. Да вот есть такие существа, которым полное имя ну никак не идет. А Лисена – самое оно.

– Василисья, – передразнила спутника рыжая. – Не дрейфь и держись меня. А то попадешь, как кур в ощип.

Лиса чуть обсохла, потом они с петухом устроились под кустом, прижавшись друг к другу, словно брат с сестрой. Неприхотливая Лисена мгновенно уснула, а Петер долго мучался. Он никак не мог расслабиться, находясь совсем рядом с похитительницей кур.

В конце концов сон одержал победу над страхом.

Каждый полет рано или поздно заканчивается приземлением. Угнанному зверями воздушному шару оставалось совсем чуть-чуть.

Оставшись в одиночестве, волк Серега приготовился встретить смерть. Он еще сильнее вжался в дно корзины, зажмурился, мысленно попрощался с друзьями.

«Удачи, Колючий, – со спокойной скорбью подумал волк. – Ты был настоящим другом. И тебе, Лисена, всего хорошего. Не сожри ненароком Петера. Прощайте, дурилки иностранные, все четверо прощайте. Ну, Михайло Ломоносыч, даже не знаю, что тебе сказать… Может, ты свернул шею, упав с шара? Нет, вряд ли. Уж я-то тебя знаю, старый боец. Прощай и ты. Ну, здравствуй, мать-сыра земля!»

Гондола с отчаянным треском врезалась в плотные заросли орешника. Шар зацепился за ветви высоких деревьев – бац! – лопнули последние стропы.

Корзина продралась сквозь орешник, выкатилась к подножию старого тополя, врезалась в него, отскочила. Замерла.

Наступила тишина.

В корзине никого не было.

– Ух, – жалобно выдохнул Серега, застрявший в развилке ствола крепкого орехового дерева.

Бокам стало легче.

Волк открыл глаза. Разумеется, было темно. Чувства подсказали серому, что висит он, словно немощный щенок, над землей и вряд ли ему стоит шевелиться. Ребра что-то болят.

«С одной стороны, мне повезло, – признал Серега. – Вывалился, затормозил о крону, жив остался. С другой… Как же я слезу?»

Серый и раньше попадал в опасные переделки. Были и ужасные моменты, когда он почти проигрывал тамбовским охотникам. Была и история с Михайло, после которой у Сереги окривела морда, а медведя стали называть Ломоносычем. Сейчас хищник понимал, что угодил в весьма специфический капкан.

Волк попробовал пошевелиться, и его левый бок пронзила острая боль. Да, как и ожидал, как и ожидал…

– Ну, Серега, решай, что тебе дороже – жизнь или ребра.

Волк осклабился. Теперь его не угнетала гадкая боязнь полета, которую он беспрерывно испытывал, находясь в гондоле воздушного шара. Ум освободился от оков паники. Серый тихонько рассмеялся, морщась от боли. Как ни беспомощно он сейчас выглядел, но он вновь был хозяином положения, пусть и такого неловкого.

Земля была рядом, вполне можно прыгнуть. Оставалось освободиться из ловушки. Стволы крепко обхватывали Серегины бока, точнее, он сам накрепко застрял при падении. Волк поискал задними лапами основание рогатки, в которую попал. Оно нашлось чуть в стороне – деревце попалось кривое.

Поскуливая от боли, серый стал отталкиваться от ствола, одновременно помогая себе передними лапами. От них было мало толку, но при движении грудная клетка чуть вытягивалась, и Серега постепенно стал выбираться из капкана. Ребра болели невыносимо, и волк начал скулить в полный голос. Было не важно, услышат его или нет. Красная пелена застилала глаза, силы стремительно покидали серого.

Очнулся он на жиденькой траве, еле-еле росшей между ореховыми деревьями. Серега не помнил своего освобождения. Прислушавшись к ощущениям в теле, он понял, что, выпав из развилки, крепко приложился спиной оземь, даже чуть разодрал шкуру на лопатках. Проклятые сучья!

Саднил левый бок. «Значит, все-таки поломал ребро, – как-то равнодушно отметил серый. – Но главное, выпутался. А к тупой боли можно привыкнуть».

Чутье вывело волка к опрокинутой корзине.

– Если друзья уцелели, они рано или поздно сюда придут, – решил Серега.

Осторожность еще никому не вредила; он принюхался, обошел, пошатываясь, гондолу по широкому кругу. Все было спокойно, тревожные запахи отсутствовали.

Серый примостился у корзины и заснул чутким волчьим сном.

На рассвете еж и скунс вышли из чащи и остановились на краю поляны. Здесь пасся рыжий жеребчик. Его вид навеял тамбовчанину мысли о Коньке-Горбунке. Неказистая фигурка, маленький рост, умильная лошадиная морда, правда, какая-то грустная. И не ослик, и не совсем конь. Странно…

Колючий решительно направился к коньку, Вонючка Сэм засеменил следом.

– Добрый день, лошадинушка, – поприветствовал жеребчика еж.

Конек ответил не сразу. Он долго рассматривал незнакомца печальными глазами, затем коротко кивнул, и по стоящей щеткой гриве пробежала упругая волна.

– Здравствуйте, добрые мелкие паны.

– Меня зовут Колючий. Это мой друг Сэм по прозвищу Парфюмер, он американец. Мы, признаться, заблудились. Ты нам не поможешь?

– Чем могу, помогу, – оживился жеребчик. – Я – Иржи. Иржи Тырпыржацкий. По происхождению – лошак. Вас это не смущает?

Ни Колючий, ни Парфюмер не знали, кто такие лошаки, к тому же им показалось, что Иржи и самого чертовски смущает его происхождение.

Скунс не без гордости заявил:

– Я являюсь гражданином страны, где происхождение не важно, где все имеют равные возможности, где каждый вправе…

– Погодь, Сэм, – перебил друга еж. – Слушай, Иржи, нас вообще сложно смутить, мы сами кого угодно смутим и что угодно замутим, если ты догоняешь, о чем я.

Лошак фыркнул, словно пытаясь выдохнуть из замороченной головы спутавшиеся мысли.

– Не вполне понимаю, ну и пусть. Так вы говорите, заблудились?

Колючий рассказал про путешествие на шаре и драматическую посадку. Жеребчика так захватила история отважных путешественников, что он даже перестал жевать траву.

– Я просто обязан вам помочь! – постановил Иржи.

– Почему?! – удивился Вонючка Сэм.

– Ваше путешествие произвело на меня впечатление. Вы ввосьмером проделали то, на что никто до вас не отваживался. Было бы странно оставаться в стороне, когда на твоих глазах происходит столь крупное историческое событие.

Колючий внутренне усмехнулся: «Тоже мне, историческое событие! Четверо циркачей собрались по домам, а еще четыре тамбовских валенка так им помогли, что и сами оказались на шаре. Я бы назвал это крупной исторической глупостью, а не событием».

Скунс подумал примерно то же. У них с ежом было много похожего.

– И как же ты нам поможешь, Иржи? – спросил Колючий.

– Я вас довезу.

– Круто! – Обрадовавшийся Сэм начал присматриваться, как бы залезть на спину жеребчика.

– Постой, – нахмурился еж. – А ты разве не домашний?

Конек опустил голову и переступил с ноги на ногу, будто стесняясь.

– Да уж известно, не дикий. Видишь повод?

Еж и скунс только сейчас разглядели, что Иржи привязан длинной веревкой, конец которой терялся где-то в траве.

– Вот, пасусь тут. По периметру. Вечером хозяин придет, отведет в стойло… А там все надо мной ржут, даже коровы, – решился на откровенность жеребчик.

– Почему? – не удержался Колючий.

– Долгая история, – мотнул головой конек. – А завтра – снова сюда до вечера. И так всю дорогу. Скучно, панове.

Сэм деловито зашагал вдоль повода. Колючий спохватился и побежал вслед за другом.

– Не боись, пан Тырпыржацкий, мы тебя развяжем.

Где не справится один, там сладят двое. Через минуту Иржи был свободен. Веревку, чтобы не болталась под копытами, намотали коньку на шею. Для того чтобы сесть на жеребчика, приятели воспользовались ближайшим поваленным деревом. Они пробежались по стволу и перепрыгнули на рыжую спину.

– Куда едем? – Пан Тырпыржацкий так и рвался в путь.

– Скачи по ветру, вольный мустанг! – воскликнул Сэм.

Иржи взбрыкнул и понесся галопом.

Еж вцепился лапками в гриву, а скунс оказался неудачливым ковбоем – свалился с лошака прямо на старте.

– Тпру, залетный! – закричал Колючий. – Пассажир за бортом!

Пришлось вернуться. Парфюмер ворчал что-то обиженное. Конек и ежик разобрали только слова «оскорбление достоинства», «жалоба», «консульство» и «вооруженные силы Соединенных Штатов».

– Не обращай внимания, – шепнул Колючий на ухо Иржи. – С Сэмом всегда так.

Скунс успокоился, сел, и жеребчик пошел аккуратным быстрым шагом, стараясь держаться в тени деревьев.

Друзей захлестнула волна оптимизма, уж теперь-то они точно всех найдут!

Они не знали и знать не могли, что Петер и Лисена очутились на небольшом речном островке, а Эм Си и вовсе топал обратно к границе, причем умудрился разминуться с Михайло Ломоносычем, идущим вслед скунсу и ежу.

Где-то за рекой лежала корзина, возле нее блуждал волк Серега. Боль в боку была вполне терпимой, зато хотелось есть. Серый пожевал лекарственной травы, потом нашел вполне сносные ягоды, возле близлежащего пруда не погнушался отловить трех жирных лягушек. Невелик рацион, но на безрыбье и лягушка мясо.

Между рекой и едущими на лошаке друзьями путешествовал везунчик Гуру Кен. Новые знакомцы-еноты изрядно тормозили его движение, но зато принесли немало пользы, рассказав кенгуру о жизни в польских лесах. Знали бы остальные то, что открылось Гуру Кену, все бы за голову схватились. Почему? Об этом чуть ниже.

Вечером на полянку, с которой сбежал Иржи Тырпыржацкий, явился мужичок-хозяин. Не найдя там своего лошака, мужичок изрядно удивился.

– Что же это творится? – пробормотал он, глядя на колышек, к которому еще утром привязывал жеребчика. – До чего дошел народ?! Беспородного корявенького конька и того увели! Совсем стыд потеряли… Ох, и достанется же вам, только попадитесь!

Мужичок погрозил кулаком неизвестно кому. Обойдя поляну, он не обнаружил ни единого следа, способного подсказать, кто же вор. Следы лошака вели к лесу, где и терялись, потому что на слое старого дерна, усыпанного веточками, сухими листьями и шелухой от коры, отпечатков копыт почти не оставалось.

Начало темнеть, и хозяин понял, что поиски придется отложить.

«Кто же позарился? – недоумевал он, плетясь домой. – Соседи засмеяли меня уже из-за этого уродца. Может, оно и к лучшему? Ну уж нет, не для того я его кормил три года, чтобы вот так отдать неизвестно кому!»

Если бы человек замешкался на полянке или в лесу, он испытал бы куда больший шок, потому что встретился бы впотьмах с самым настоящим медведем, каких в Польше давным-давно не видывали.

Михайло Ломоносыч шел весь день. Выглянув на поляну, косолапый почуял запах человека и поморщился. Медведь не любил людей.

Кроме человеческого запаха тут были еле заметные остатки лошадиного. Михайле было ясно, что лошадь покинула поляну давно, а вот человек топтался здесь буквально несколько минут назад. Следовало поторопиться.

Ломоносыч зашагал дальше и через некоторое время услышал все тот же почти неуловимый лошадиный запах. Похоже, безвестная лошадь топала туда же, куда и медведь. «Ладушки, заодно и перекушу, если повезет», – ухмыльнулся губернатор тамбовского леса.

Впрочем, он отлично помнил, какого направления нужно придерживаться, и вскоре потерял след лошади, уводящий севернее.

День у Михайло прошел не так интересно, как у остальных путешественников.

 

Глава 4

Эм Си Ман-Кей, крепыш-шимпанзе, мог бы добраться обратно до памятной пограничной вышки и даже, при стечении определенных обстоятельств, снова напугать незадачливого часового. Тот как раз сменился и выдержал несколько часов командирского крика. Шутка ли? Кто-то или что-то раскурочило вышку, а этот вояка не поднял тревогу!

Часовой, пунцовый от ругани начальства и смеха сослуживцев, ушел в лес и сел на пенек, придаваясь самокритике и невеселым думам. Как он мог признаться, что видел адских созданий на каком-то странном ковчеге дьявола?..

Тут бы и вышел к нему Эм Си. Бедняга-пограничник узнал бы ночного гостя… Смех смехом, а парня наверняка хватила бы кондрашка. Все-таки боец был из деревни, не очень грамотный, зато весьма глупый.

Но не дошел Ман-Кей до заставы – перед самым рассветом он уперся в небольшое болотце.

– И как мне, братцы, на тот берег перебраться? Не хочу пачкаться-мараться, в жиже болтаться… – принялся рассуждать вслух шимпанзе.

И вдруг резко замолчал, захлопнув рот так резко, что аж зубы щелкнули. Шипение! Угрожающее шипение заставило Эм Си застыть от неожиданности и страха.

Змея!

Пестрая болотная гадюка лежала на кочке, над которой Ман-Кей занес лапу. Шимпанзе медленно убрал ступню, потом не выдержал и отскочил назад, ухнув, как курьерский поезд.

– Не с-с-с-суетис-с-с-сь… – прошипела гадюка.

Она расслабила шею, положила голову на мох. Ман-Кей решил, что змея таким образом демонстрировала свое миролюбие. «Вон, даже язычком слегка поддразнивает», – подумал он.

– Хай, продолговатая подруга, – сиплым шепотом проговорил шимпанзе.

– Привет, волосатый пан, – в тон ответила гадюка. – Куда разбежался?

Теперь она меньше тянула звук «с». Очевидно, успокоилась.

– Вот, по лесу рыщу, спутников ищу, хочу найти парней и одну лису, оттого и брожу в лесу. Ох, что я несу? Но главное – медведь. Ты не встречала его ведь?

– Да, ты слиш-ш-шком многословен, – чуть раздраженно прокомментировала змея. – В этом краю меня знают как матушку Ядвигу. Рассказывай все обстоятельно. Я же поняла, что ты не местный. Но, будь ласков, не мели чепухи. От чепухи я начинаю нервничать. Могу и укусить.

Да, пани Ядвига была гадюкой. Не в смысле характера, а фактически. Впрочем, у нее случались не очень удачные дни, и тогда она не жалела яда.

Эм Си осмыслил все это, и его прошиб холодный пот. Афро-англичанин собрал волю в кулак и довольно сносно, хоть и в рифму, передал историю славного экипажа. Несколько раз Ядвига останавливала словесный поток Ман-Кея, задавала уточняющие вопросы, переспрашивала непонятое. О Михайло Ломоносыче она ничего не знала. Да и откуда? В болото косолапый не падал, Эм Си благополучно разминулся с ним еще несколько часов назад.

К концу рассказа усталый шимпанзе почувствовал себя мастером кратких речей, а гадюка более-менее разобралась, кто же свалился с неба на гостеприимную землю Польши.

– Так, значит, ты африканский англичанин из России, – задумчиво протянула змея. – Слишком запутанно, слишком. И, судя по твоей глупой физиономии, не врешь… Циркач.

– Йо, не надо быть, не надо слыть суровым аналитиком, чтобы понимать, что честность – лучшая политика!

– Хм, – встрепенулась Ядвига. – Ты уже откуда-то узнал, что я мудрейшая в этом лесу?!

– Нет, йо… – растерялся Эм Си.

– Угадал, что ли? – прикинула в уме гадюка. – Да нет, так не бывает. Слушай, чужеземец. Если ты просто шпионишь, то пощады не жди. У нас маленький лес, но мы очень боевые ребята. У нас такая история, которая не дает забыть, кто мы. Смекаеш-ш-шь?

– Да.

– А сейчас объясни старой матушке Ядвиге, куда ты направляешься.

Ман-Кей затараторил:

– Нишкни! – громко приказала змея.

Ее голова снова поднялась и стала угрожающе раскачиваться. Шимпанзе замер, прикусив язык.

– Не болтай лишнего, странник, – потребовала Ядвига. – Я не понимаю, куда ты стремился до того, как встретил меня. Сразу за болотом – граница. Следовательно, твои друзья остались в противоположной стороне. Не в Тамбов же ты топаешь?

Эм Си озадачился. Опасная змеюка была права. Он до сих пор никого не нашел, значит, разминулся. Надо идти обратно.

– Йо, благодарю, – пробормотал Ман-Кей. – Извините, что много говорю.

– Вот и помолчи. Иди, утомил уже. Я теперь злая буду весь день.

Шимпанзе зачем-то разгладил лацканы пиджака, попятился, затем развернулся и, стараясь не сорваться на бег, исчез.

Змея присвистнула, и с ветки вспорхнула малиновка. Птичка слышала весь разговор, теперь Ядвига подала ей условный сигнал: надо известить главу польского леса о появлении странных чужестранцев.

Когда стихло хлопанье маленьких крыльев, Гадюка промолвила задумчиво:

– Интересно, как чужаки изменят расстановку сил?

– Что ты знаешь о рыцарстве, пан австралийский гость? – спросил Анджей.

Неуклюже шагающий кенгуру остановился, поглядел на енотов. Оба вдруг приняли торжественный вид: расправили спины, распушили хвосты, придали мордашкам наисерьезнейшее выражение.

– Насколько я помню, в древности были такие люди, – сказал Гуру Кен. – Они нацепляли на себя много железа, садились на коней и дрались друг с другом. По мне, так это нечестно. Драться надо в открытую.

Кен ловко продел передние лапы в висящие на шее перчатки и принялся месить воображаемого противника. Анджей и Кшиштов уважительно наблюдали за разминкой заокеанского атлета. Перчатки слились в две красные полосы, рассекаемый ими воздух шипел, словно смертоносная змея.

Кшиштов тихо поделился наблюдениями с братом:

– Пан спортсмен силен. Украшение любого войска.

– Согласен, – степенно ответствовал Анджей, кивая остроносой головкой.

– О чем это вы? – поинтересовался запыхавшийся кенгуру.

– Да война у нас будет, добрый пан, – развел лапками Анджей.

Гуру снял перчатки, повесил их обратно на шею. «Вот это приключение! – обрадованно подумал он. – Настоящее дело!» Австралиец любил бои, хотя до сей поры участвовал лишь в спортивных схватках. По обыкновению, он легкомысленно отмахнулся от мысли об опасности.

– Рассказывайте! Кто враг?

– Люди! – презрительно сказал Кшиштов, и боевой задор Гуру Кена резко пошел на убыль. Уж он-то повоевал с людьми в тамбовских лесах.

– Из-за чего?

– Это лучше увидеть, – изрек Анджей.

– Хорошо, а рыцари тут при чем?

Кшиштов хлопнул себя по лбу. Его брат покачал головой:

– Ах, да! Демонстрация твоих рукопашных навыков так нас увлекла, что мы забыли о своем вопросе. Твои знания о рыцарях слишком неполные. Рыцари – это благородные воины, защищавшие родину от супостата, – Анджей шпарил, как по писаному. – Люди исказили и постепенно забыли идеалы рыцарства, но мы, участники древнего ордена, храним старинную традицию!

Еноты вновь светились от гордости, словно наэлектризованные. Непоседа Кшиштов кивал в такт словам брата, а тот вещал распевно, будто исполнял древнюю песнь:

– На заре времен благородный пан Горностай собрал лесное ополчение, провозгласившее своей задачей оборону любимой Польши от всяческого рода захватчиков: от северных волков до южной саранчи. Это были времена подвига и славы. Стремительные вепри и бесстрашные волки, острые разумом лисы и верные заветам рыцарства ястребы… Мы выстояли, когда вероломные псы-рыцари, принадлежащие Ливонскому ордену, попытались перебить нас – их давних союзников! Да, это была эпоха падения человеческого рыцарства, вместе с ней отмирали обычаи и у зверей. Но нам удалось сохранить свой орден, Орден золотого горностая. И сейчас он находится под величайшей угрозой, пан Гуру Кен!

– Пойдемте, добрые паны, ведь пока мы стоим, наша цель не приблизится, – поторопил спутников Кшиштов.

Если представить карту и прочертить на ней линию, по которой падал воздушный шар, то кенгуру, ведомый енотами-рыцарями, начал удаляться от этой линии резко на юг. Естественно, он потерял возможность наткнуться на кого-нибудь из друзей. Гуру, рожденный в австралийской саванне, слабо ориентировался в лесу, поэтому не заметил отклонения от курса.

Полуденное солнце светило жарко, но кроны лиственных деревьев защищали путников от пекла. Кен потихоньку, за разговорами, узнал, куда идет.

Еноты называли это место последним оплотом благородных воинов, если же воспользоваться простыми словами, то Гуру Кену предстояло знакомство с развалинами старинного замка. Удивительно, но этот уголок Польши оказался совершенно заброшенным. По словам Анджея, некогда здесь возвышалась одна из ключевых крепостей, но ныне царило запустение, а ближайшая людская дорога располагалась в нескольких часах ходьбы.

Кенгуру напряг память, вспоминая карту мира. Воистину Польша была маленькой страной, и австралиец искренне полагал, уж тут-то люди снуют повсюду, но оказалось, что везде найдется заповедное местечко. В таком и обрел пристанище Орден золотого горностая.

То, что человек посчитал бы руинами, звери-рыцари объявили своим домом. Но люди в конце концов вспомнили и о заброшенной крепости. Кто-то ушлый и проворный выкупил землю, замыслив построить на месте «графских развалин» сверхсовременное охотничье хозяйство. Планировалось, что толстосумы будут приезжать сюда по путевкам и бродить по лесу в поисках дичи. Помимо местных зверюшек к услугам богатеев-охотников предложили бы специально выращенных кабанчиков, тетеревов да прочих куропаток. К замку пролегла бы дорога, вокруг повырубили бы лес, а животным пришлось бы покинуть округу. Кому хочется стать добычей скучающего отпускника?

Рыцари Ордена золотого горностая узнали ужасную новость совсем недавно, когда в округу пришли странные люди в оранжевых жилетах. Главный из них был в строгом костюме и при галстуке. Загадочные визитеры бродили, совались во все углы, ставили длинную линейку, глядели в непонятный прибор, установленный на треноге, что-то записывали, громко ругались. Вот из этой ругани и из более спокойных разговоров затаившиеся звери поняли, какая катастрофа их ждет. Стройка должна была начаться буквально на днях.

«Везет же мне на переделки», – подумал Гуру Кен.

Утром Лисена обошла и внимательно изучила островок. Разведка заняла меньше четверти часа. Трава, ивы, песок, пара деревьев помощнее. В ветвях – большие гнезда. Возможно, по весне там лежали вкусные яйца, а теперь, в июле, там взрослые птенцы, которые вот-вот встанут на крыло. Но лазить по деревьям лиса не умела.

Петер с беспокойством следил за рыжей хищницей, рыщущей по острову. Уж он-то понимал, что Василиса хочет есть. Когда она, пробегая, кидала мимолетный взгляд на петуха, в глубине ее зрачков словно вспыхивало пламя – впору жарить цыпленка-табака.

Гамбургский петух отогнал навязчивые мысли о голодной спутнице. Сам он вполне обходился тем, что выискивал в траве. Здесь были вкусные насекомые и какие-то семена.

– Скажи-ка, Петер-петушок, – вкрадчиво сказала Лисена, вернувшись из разведки, – ты рыбачить умеешь?

– Ко-ко-конечно, нихт, – ответил петух. – Я есть хватайт, что найти на берег.

– Масленая твоя головушка… Здешний берег ужасно мал и небогат пищей. В кустах вроде бы шевелилась уточка, только где уж мне ее поймать-то?

– Ты иметь возможность переплыть реку.

Лисена сощурилась и посмотрела поверх широкой водной ленты на большую землю.

– Смогу, хоть и с трудом. Но ведь ты не перелетишь, глупый. Я покумекала и решила: нам нужно оставаться на месте и ждать Михайло. Он мудрый, что-нибудь придумает.

– Я не хотеть делать тебя расстроенный, – мягко сказал Петер. – Михайло весит очень, очень много. Он сильно расшибайся.

– Ну, Петруха, все-таки куриные у тебя мозги, – снисходительно заявила Лисена. – Плохо ты нас знаешь, чучело пернатое. Мы, русские, такой народ, что хоть ты нас в воду окунай, хоть огнем жги, хоть сверху кидай, хоть снизу подбрасывай, мы все равно выкарабкаемся! Поэтому прекращай эти заупокойные речи. Ломоносыч цел и здоров, могу поспорить.

Петух и лиса слонялись по острову, дремали, потом глядели, не отрываясь, на берег. Так прошло полдня.

В Лисенином животе начало урчать, причем все громче и громче. Рыжая молчала, сохраняя исключительно насупленный вид… Насупленный! Словечко-то какое! Суп… С петушком…

Петер вспорхнул на довольно высокую ветку.

– Я есть любить сидеть на насесте, – пояснил он, тайно прикидывая, не достанет ли его постоянно облизывающаяся Василиса.

– Все-таки дрейфишь, красавец, – слегка наигранно усмехнулась лиса. – Спой, что ли.

Гамбургский тенор подумал: «И спою! Лисене нравится мой голос. К тому же прекрасное заставит ее забыть о голоде». Петер мог позволить себе нескромный эпитет «прекрасное». Чистый голос петуха действительно ценился, в цирке его номер всегда горячо принимали, а в тамбовском лесу он мгновенно сделался суперзвездой.

Петер не долго выбирал подходящую песню. Речной островок казался бедному петуху одиноким кораблем, затерянным в морских пучинах. Слова вспомнились сами:

Напрасно старушка ждет сына домой.

Ей скажут, она зарыдает.

А волны бегут от винта за кормой,

И след их вдали пропадает…

Петух пел настолько красиво и жалобно, что рыжей стало стыдно, ведь она действительно примерялась, как бы скушать германскую птицу. Лисена зачарованно слушала, лишь в конце поймала себя на мысли: «Как жаль, что у Петера не было в клюве здоровенного ломтя сыра!»

Рыжая пообещала себе не трогать петушка. А лопать-то страсть как хотелось!

Лиса еще раз обошла остров и остановилась возле странной палки, торчащей из воды на расстоянии хорошего прыжка от берега.

– Кто ее воткнул? – пробормотала Лисена. – Зачем? Неспроста она тут, ой неспроста, – и отправилась дальше.

Мимо проплыл уж. Красиво так, по-змеиному. Рыжая с удовольствием съела бы и ужа, но он направлялся мимо острова.

День заканчивался, а еды все не было. Лиса лежала под деревом, сверху, нахохлившись, сидел Петер. Василисина совесть давно замолчала, гамбуржец вновь представлялся ей отличным обедом, а не гениальным певцом.

Вдруг Лисенины уши развернулись, словно большие локаторы. С реки доносились звуки всплесков, ритмичные, приближающиеся. Лиса юркнула в ивняк, приказав петуху, чтобы тот притаился.

К острову плыла резиновая лодка. В ней сидели два угрюмых мужика. Оба воровато поглядывали по сторонам.

«Либо воры, либо браконьеры», – смекнула Лисена.

Мужики были невзрачные, совершенно неприметные, одетые почти одинаково – майка да штаны цвета хаки, а обуви лиса не видела. Один сосредоточенно греб, второй, сидевший на корме, откинулся и лениво почесывал за ухом.

Сидевший на веслах аккуратно подправил лодку к палке, которая так волновала Василису. Пассажир ухватился за торчащий над водой черенок, выдернул, потянул на себя.

К палке была привязана веревка, а к ней – железная клетка, в народе называемая «телевизором». В ловушке обнаружилось несколько рыбин. Рыжая хищница фыркнула от досады: «Еда была так близко, а я?!..»

– Маловат улов, Зденек, – натужно пробасил гребец. – Ну да ладно, на ужин хватит.

Лодка уперлась в берег островка. Люди выбрались на песок, небрежно подтащив лодку подальше на сушу.

Зденек прогулялся, размял плечи, махая руками, будто это он наяривал веслами. Гребец выкинул на траву свернутую палатку, связку дров и «телевизор».

– Эй, Збигнев, поосторожнее, – буркнул Зденек. – Сломаешь снасть – нечего будет жрать.

– Сам бы и выгружал, – огрызнулся гребец.

Зденек не ответил. Они молча поставили палатку, развели костер, Збигнев распотрошил рыбу, достал из лодки решетку для барбекю.

Вскоре рыбка шкворчала над костром.

– Благородный ужин для благородных панов, – рассмеялся Зденек.

Оба рыбаря сидели спиной к лодке, Лисене и дереву, на котором примостился петух, еле живой от страха.

– Эй, Петер! – шепотом позвала рыжая. – Ты совсем, трусишка, ополоумел. Ну-ка, отомри! Смотри, хе-хе, у нас есть лодка.

Петух завращал испуганными глазами.

«Сейчас раскудахчется», – решила Лисена и зажмурилась, однако Петер справился с приступом паники, но так и не шевельнулся. Стоит только двинуться, и рыбаки услышат.

– Если я захотеть полететь, то крылья будут хлопать, – совсем не по-куриному прошипел петух.

Лисена беззвучно рассмеялась.

– А ты не маши, а пари, словно орел. Прямо в лодку! Понял?

Петер закивал столь рьяно, что чуть не упал с ветки. Рыжая снова захихикала.

Успокоились.

– Я пошла первой, ты стартуй, когда я буду у лодки.

– Ладно.

Мужики вовсю пировали.

Лиса выскользнула из ивняка и поползла.

– Давай-ка пивка! – сказал Збигнев.

– Шам вожьми, – с набитым ртом ответил Зденев.

Лисена вжалась в землю.

Збигнев встал и отправился к лодке. Порылся, извлек бутылку и скользнул взглядом по островку. «Заметит! Крышка тебе, Василиска!» – мысленно завопила лиса. Нет, не увидел. Вернулся к костру, сел.

Рыжая поползла дальше, уперлась носом в лодку, оглянулась на людей. Теперь ее не было видно из-за палатки. Отлично. Лисена уперлась ногами в песок и толкнула резиновый борт.

Ничего.

Лиса поднажала еще. Шорох, с которым дно шаркнуло по берегу, прозвучал для Василисы будто гром.

Она прислушалась. Рыбари о чем-то спорили.

– Давай, Петер.

Петух собрался с духом и… остался сидеть на ветке. «Давай, давай», – уговаривал он себя. Внизу психовала Василиса. Наконец Петер качнулся вперед, распахнул крылья и грузно, словно тяжелый бомбардировщик на бреющем полете, устремился к цели.

Спуск был идеальным, приземление – позорным. Бомбардировщик Петер влетел в лодку и с размаху угодил на сваленную кучей сеть. Вякнул и затих, понимая, что сейчас лучше не шуметь.

Сеть погасила звук удара. Лисена, не оборачиваясь, принялась толкать плавсредство, затем успела запрыгнуть на борт. Перед ней предстала веселая картина: гамбургский тенор, обнявший крыльями сеть, и пара больших щук.

– Еда, – умиленно прошептала лиса и ощутила, как напрягся Петер. Он-то рыбы не видел.

Угнанный транспорт отплыл от островка. Сзади раздавался веселый смех рыбаков.

Минут десять спустя Зденек решил тоже хлебнуть пива. Он обошел палатку и остановился, скребя в затылке.

– А чего я встал-то?.. Ах да, за пивом! А пиво где?.. В лодке. А… Лодка! Збигнев! Где лодка?!!!

 

Глава 5

Эм Си Ман-Кей шел день, поспал полночи, потом снова потопал, но так никого и не встретил. На то было две причины. Во-первых, шимпанзе производил слишком много шума. Цирковая жизнь не могла научить Эм Си правильному поведению в лесу. Рэпер пер напролом, наступая на сухие ветки и бормоча бесконечные речитативы. Даже если на его пути попадались местные жители, они успевали спрятаться. Во-вторых, этих самых местных было очень мало.

Не один Ман-Кей удивлялся пустынности здешних мест. Недоумевал и Ломоносыч. Разумеется, Михайло и Эм Си не знали о готовящейся войне. Большинство зверюшек отправились на защиту старого замка, остальные сохраняли бдительность, ожидая прихода в лес коварных людей в желтых жилетах.

Афро-англичанин беспечно шагал по лесу, пока к утру не выбрел к небольшому хутору. Сразу за опушкой растекся вязкий туман. Он стелился по полю, на другом конце которого стояли крепкие дворики. Тишину нарушал лишь неизвестный Ман-Кею птах.

Эм Си хотел подкрепиться. Он понимал, что в деревне обязательно есть собаки и они стремятся выслужиться перед хозяевами. Шимпанзе помнил, чем закончилась его вылазка в тамбовскую деревню.

Тогда он ограбил сельский магазинчик и засел в сарае с Петером. А утром их обложили собаки. Англичанин и немец ушли от расправы только благодаря усилиям друзей, особенно Лисены и Гуру Кена.

Теперь друзей рядом не было, это следовало учесть. И потом, вряд ли на хуторе есть бананы… Ман-Кей сделал шаг к домикам. Туман был мерзким и холодным.

Шимпанзе принял одно из самых разумных решений в своей обезьяньей жизни – он развернулся и отправился в лес, подальше от опасного хутора.

– На поле туман холоден, а я не слишком голоден, к тому же слишком молод, yeah, чтобы попасться собакам в пасти, это у них легко, как здрасьте… – лопотал Эм Си.

Медальон в виде фунта стерлингов болтался на шее, привлекая внимание сонных ворон. «Слишком тяжелая штучка, слишком странный у нее хозяин. А руки-то длинные какие», – думали вороны и заставляли себя забыть о соблазнительном предмете.

Не все желания можно удовлетворить безнаказанно. Иногда вообще лучше перетоптаться.

Пролетело еще несколько часов. Ман-Кей упрямо двигался навстречу друзьям. Он ожидал увидеть циркачей и тамбовчан, а наткнулся на местную шантрапу.

Когда большинство зверей сошлось под знамена Ордена золотого горностая, в лесу остались лишь те, кто не чувствовал себя обязанным воевать против людей. У каждого из «неприсоединившихся» имелись свои причины отклониться от всеобщего призыва. Кто-то откровенно боялся, кто-то полагал, что уж ему-то люди не опасны, другие просто не верили в грядущий приход человека. Были и те, кому все было по барабану. В буквальном смысле.

Шимпанзе топал по дну небольшой ложбинки, по бокам которой росли сосны. Высокие деревья качались от ветра, чуть поскрипывали. Эм Си вспомнил тамбовский лес. Уж там-то сосен было много. И вдруг Ман-Кей ощутил слабый удар по макушке. Затем ему под ноги упала шишка.

– Йо?! – выдохнул путник, останавливаясь.

Сверху посыпались еще шишки, невдалеке застучал барабан, и заулюлюкали тонкие голоса. Эм Си закрыл голову лапами, искоса поглядывая по сторонам. Нападавших не было видно.

– Эй, трусы, выходи по одному, дерись честно, поступай по уму! – призвал Ман-Кей, совершенно автоматически подстраиваясь под ритм барабана.

Ритм был затейливым, но четким. Афро-англичанин почувствовал себя в своей тарелке.

– Давай, салаги! Наберитесь отваги! Я в овраге, а вы в засаде, к моей досаде, но если есть среди вас крутой, хоть с этой стороны, хоть с той, то пусть покажется быстро, не корчит министра, мы все решим сами, а потом разберусь с остальными вами!

Эту речь шимпанзе проговорил без единой запинки.

Поток шишек резко прекратился. Барабан смолк, вопли тоже.

Из-за сосен, из кустов стали выходить небольшие зверьки рыжевато-дымчатого окраса, с продольными полосками на теле, чем-то похожие на белок, но с короткими и совсем не пушистыми хвостиками.

– Бурундуки?! – удивленно воскликнул Ман-Кей.

– Бурундукиборги, – гордо поправил один из зверьков, на голове которого покоился электрочип, правда, ножками вверх.

Эм Си выпал в осадок.

Бурундук – зверь особый. Вроде бы мал да незаметен, но стоит собраться в стаю – все, готовая банда. Грызуны. Загрызть не загрызут, но понадкусывают основательно.

А тут еще и кибернетически-органические бурундуки…

Ман-Кей, в принципе, видел картины «Робот-полицейский», «Киборг-убийца» и прочие малохудожественные фильмы, в которых действовали получеловеки-полумашины. Он целый год провел в обществе сынка директора цирка. Мальчуган страстно любил видео.

Люди всегда были опасными и жестокими созданиями, а особи, «доработанные» при помощи адских технологий, стали стократ опасней и лютее. Теперь наука добралась и до животных, догадался шимпанзе, унимая внутреннюю дрожь. Микропроцессор в мозгах. Бррр! Жуть.

«Эти монстры либо убьют, тогда мне капут, либо в монстра превратят. Не хочу, дайте яд!» – Запуганный фильмами Ман-Кей не допускал мысли о побеге. Разве можно тягаться с армией киборгов?

Зверек, заговоривший с незваным гостем, проворно сбежал к Эм Си. Двигался он вполне нормально, не как машина.

– Чужак, у тебя есть два выхода. Или ты умрешь от наших лап, или присоединишься к нам.

«Йо, как я и предполагал. Все, я попал», – обреченно подумал Ман-Кей.

– Ты несомненно украсишь нашу банду, – продолжил бурундукиборг.

«Все-таки банда, банда!!!»

– Мы слышали, как ты читаешь рэп. Это было культово.

– Да, культово! – откликнулись остальные.

У Эм Си появилась надежда. Он внимательнее присмотрелся к стоящему перед ним бандиту. Наверняка это был главный. Чип, торчащий ножками вверх, явно символизировал корону.

– Хай, народ, меня зовут Ман-Кей Эм Си. Кто назовет меня обезьянкой, пощады не проси. Читаю, читаю рэп во сне даже; сочиняю на ходу. Пощады не проси, если скажешь, что плету ерунду. А если захочешь говорить визави, то дурня не корчи – себя назови.

– Виртуоз! – восхитился коронованный чипом, другие тоже одобрительно загудели. – Кликуха моя Шершавый, «пан» лучше не говорить. Мы тут все современные парни. Ну, я главный. Почему? Потому что сбежал из города, между прочим, из столицы, и принес в нашу глушь дух настоящего расколбаса.

– Настоящего расколбаса?!

– Точно, брат! Привил ребятам электронную культуру. Трип-хоп, хаус, эйсид, понимаешь?

Эм Си, подбоченился, усмехнулся.

– Не вопрос, йо!

– Йо! – хором откликнулись бурундукиборги.

– Отличный день, ребята! – крикнул главарь.

– Да, Шершавый!!!

– А почему Шершавый? – полюбопытствовал шимпанзе.

– Из-за короны. Попробуй, погладь меня по голове.

Ман-Кей почему-то вспомнил о Колючем.

Главный сказал:

– И последнее, что ты должен знать перед тем, как принять решение: именно потому, что мы любим электронную музыку, а также верим в приход киберпространства, мы не просто бурундуки.

– Только поэтому? – недоверчиво спросил Эм Си.

– Ну, еще слово «бурундукиборги» круто звучит. Теперь все.

– И никаких микросхем в мозгах и теле? Что-то верится еле-еле.

– Вот это воображение! – рассмеялся Шершавый. – Таких устройств нет даже у людей.

– Но-но, а как же кино? – возразил шимпанзе.

– Уморил! Ман-Кей, оно на то и кино, чтобы показывать все не так, как в жизни!

Бывший циркач растерянно молчал.

– Не грузись, брат, – сказал главарь бурундукиборгов. – Настала пора посетить наш священный танцпол. Эй, ребята! Готовьте площадку. А нам с гостем – по ведру орехов!

Эм Си угрюмо поплелся за бурундуками. Надо же, напридумывал себе ужасов и испугался. Как ребенок, ей-богу!

Ехать на лошаке – это вам не пешком ходить. Еж и скунс наслаждались видами, а Иржи Тырпыржацкий неторопливо шагал между деревьями.

Иностранцы попробовали расспросить жеребчика о местном лесе.

– Я мало о нем знаю, – ответил конек. – Все-таки я не дикий, в деревне живу. По мне, так в лесу все спокойно. Лесные не трогают нас, мы не трогаем их. Конечно, случаются иногда конфликты, но ведь так везде…

– Пойми, Иржи, нам важно наладить связь со здешними зверями, – принялся объяснять Колючий. – Когда в тамбовском лесу что-то случается, весть об этом облетает округу за считанные минуты. Здешние жители помогут найти наших друзей.

– Логично, пан Колючий, – согласился лошак.

– Я знаю, кто нам нужен, – изрек Парфюмер Сэм.

– И кто? – Еж обернулся к скунсу.

– Самый главный. Местный Михайло Ломоносыч.

– О! Это вам, панове, потребно к воеводе идти, – сказал Иржи.

– У вас что же, война? – насторожился Колючий.

– Как же ж война, почему же ж война? – удивился Тырпыржацкий. – Ни-ни.

– А воевода?..

– Так то ж чин, давно принятый и учрежденный, – пояснил жеребчик. – У нас все государство поделено на воеводства.

– Ну и кто он?

– Он – бобр. Справедлив, но добр. Это все, что у нас в деревне знают о лесных соседях.

– Хм… И где его найти, тоже не знаешь? – спросил еж.

– Не-а.

– Бобры обычно строят плотины, – неопределенно высказался Сэм.

– Верно! – обрадовался Иржи. – Нам – к реке!

– И как добраться до реки?

– Просто, – ответил конек.

Колючий обиделся и замолчал. Тамбовчанин не знал, что «просто» по-польски означает «прямо».

На закате лошак вынес седоков к реке. Они очутились значительно севернее речного островка, на котором «загорали» Лисена и Петер. Решив, что ночью бобров разыскать не удастся, путники расположились на ночлег.

Утром Колючий и Сэм слегка поспорили, выбирая, куда идти. Скунс хотел отправиться вверх по течению, а еж – вниз. Иржи Тырпыржацкому было все равно, он наслаждался свободой, но в конце концов принял сторону Колючего. Коньку показалось, что ниже по течению трава сочнее.

Туда и отправились.

Случается, выйдешь из леса неприметной древней тропой, расступятся пограничные деревья, и увидишь чудесную, словно игрушечную, деревушку, или откроется вид небывалой красоты, такой, что сразу становится понятно, почему на Руси всегда в избытке водятся поэты… Ну, так это действительно у нас, в России. В зарубежье немного по-другому.

По-другому, но тоже по-своему волшебно.

Гуру Кен с братьями-енотами вышли из леса прямиком к подножию древней крепостной стены и остановились. Кенгуру будто в сказку попал. Стена, естественно, была полуразрушена, зато в проломе маячили руины самого замка. Беглого взгляда было достаточно, чтобы сказать: да, в былое время это сооружение внушало уважение. Оно и сейчас впечатляло. Мощь, разрушавшаяся веками, была утрачена далеко не вся. Одна из серых башен сохранилась почти в целости. Конечно, она сильно обветшала, остался голый камень, зато стены были по-прежнему крепки.

На седых валунах давно поселился мох, там и тут в расщелинах между булыжниками притулилась трава, кое-где на стенах чудом держались самые настоящие деревца. Внутри и снаружи замка царствовала буйная растительность. Терновый кустарник, несколько елей, лиственная поросль столпились в замке. Лес подходил к нему вплотную. Немудрено, что до руин так долго не доходили человеческие руки.

Гуру Кен различил несколько звериных троп, ведущих внутрь крепостного двора.

– Вот мы и в цитадели, – благоговейно промолвил Анджей.

– Стойте, путники! – послышался глухой суровый голос.

– Эй, мы и так стоим, – сказал кенгуру.

– Да… Э… – Чувствовалось, что невидимый страж растерялся. – Ну, так обычно говорят, когда чужаки переступают границы охраняемой территории.

Еноты возмутились:

– Какие мы тебе чужаки, Тадеуш?!

Анджей и Кшиштов выступили слаженным дуэтом.

– Ага, это как есть братцы-еноты! – менее строго прогундосил охранник. – А третий кто? Я его не узнал.

Кшиштов посмотрел на брата.

– Это Тадеуш, наш крот, – прошептал Анджей. – Слепой, как червяк, но зато слух у него – о-го-го. Представься.

– Не шепчитесь там, я все слышу! – донеслось до троицы.

– Вот, что я говорил? – усмехнулся Анджей.

– Третий – иноземный гость, зовут его Гуру Кен, – представил Кшиштов австралийца.

– Так вот о ком передала весточку Ядвига! – протянул новый голос совсем с другой стороны. – Здравствуй, иностранец.

Кенгуру обернулся. На опушке стоял бобер. Роскошный темный мех играл на солнце, широкая щекастая мордочка выражала крайнюю деловитость и собранность. Два мощных резца сверкали, будто в рекламе зубной пасты. Гуру Кен чуть не рассмеялся, но догадался сдержаться. Зачем обижать незнакомцев?

– Я – Войцех, местный воевода, – отрекомендовался бобер.

– Воевода?! – прыснул австралиец, сожалея, что все-таки рассмеялся.

– Если есть кенгуру-боксеры, то можно допустить и существование бобров-воевод, – невозмутимо пожал плечами Войцех.

– Да-да, простите. – Гуру уставился в землю.

– Мы рады любым гостям, – продолжил бобер. – Проходи в цитадель Ордена и будь нашим другом. Немного погодя отыщутся твои спутники, и их проводят сюда.

Кенгуру прошел по тропинке, миновав подслеповатого крота. Братья-еноты и бобер проследовали за гостем.

За стенами сидели несколько зверей, в основном суслики и бобры, да птицы – малиновки, воробьи и пара ворон.

– Вы здесь живете? – спросил у них Кен.

– Да, – ответил старший из сусликов, явно испытывающий страх перед большим кенгуру. – Это еще не все. Например, кабан убежал в дубраву, а…

– Не трепись, – сказал Войцех. – Не волнуйся, уважаемый гостюшка, позже ты со всеми познакомишься. Ты попал к нам в сложное время. Мы рады любой помощи.

Усадив гостя на почетное место, бобер поведал Гуру Кену о скором нашествии людей. Австралиец выслушал, сочувственно кивая и цокая языком.

– И какой у вас план? – спросил кенгуру, когда Войцех замолк.

– К сожалению, пока никакого. Ядвига думает, мы думаем, все думают. Матушка Ядвига очень умная… Был бы у нас план, разве стал бы я докучать тебе нашими проблемами? Пойми, чужестранец, мы в отчаянье!

Гуру посмотрел в глаза воеводы. Да, он не врал. Только отчего все так драматично? Ну, подумаешь, руины разрушат! Лес большой, можно уйти и никогда не встречаться с охотниками, которые сюда понаедут. Кенгуру недоумевал.

Бобер вскинул бровь:

– Удивляешься… Чему?

Кен объяснил. Войцех задумчиво помолчал, потом промолвил не без напыщенности, но искренне:

– Мы же боремся не только за эти священные для нас руины. Мы боремся за то, чтобы все вокруг оставалось таким же, как при наших дедах. Чтобы еды было в достатке, чтобы вода оставалась чистой, чтобы деревья охраняли нас от ветра и зноя, чтобы на нас не охотились. Мы за свою родину боремся.

 

Глава 6

Медленное течение отнесло лодку за поворот, и Лисена с Петером облегченно вздохнули. Теперь рыбаки их не увидят.

Чуть позже угонщики услышали удивленные, а затем и разъяренные вопли людей.

– Поздравляю, Петер, ты теперь самый настоящий ворюга, – сказала лиса.

– Как?! – недоуменно воскликнул петух, аж подпрыгивая от негодования. – Я?

– Я-я! – поддакнула по-немецки рыжая, уже не скрывая насмешки. – Угон плавательного средства. Разве это не воровство?

– Это возмутительно! Я есть честный гражданин!

– Ладно, не голоси ты так. Лучше быть немного вором, чем вкусным честным гражданином на вертеле у двух странных мужиков, которые ловят рыбу «телевизорами».

Певец вспомнил, как сидел на дереве, ежесекундно боясь попасться на глаза рыбарям, и его совесть тут же успокоилась.

Тем временем лодку подтянуло к бережку. Ивы расступились, лодка ткнулась носом в крутой травянистый подъем.

– Пора на землю, Петер, – бодро скомандовала Лисена.

Она перепрыгнула через резиновый борт. Петух перелетел следом.

Рыжая оглянулась на лодку.

– Жалко оставлять такую полезную вещь, – вздохнула лиса. – Впрочем, рыбка уже переместилась в мой живот… Пусть плывет.

На ночлег бродяги устроились тут же, возле реки, только поднялись к лесу, там и облюбовали местечко под огромным пнем. Петера испугали корни, торчащие в разные стороны подобно щупальцам морского чудовища, но он столько сегодня перетерпел, что быстро успокоился. «Если что, то эти щупальца сначала схватят Лисену, – рассудил петух. – Ведь она больше меня и наверняка вкуснее».

Еще до рассвета Лисена и Петер очнулись, почуяв неладное. Над ними нависла тень. Гамбургский тенор плохо видел в сумерках, зато рыжая просто спятила. Она закричала:

– Михайло, Михайло Ломоносыч!!! Понял, чучело пернатое? Живой, живой!!!

Лиса бросилась обнимать медведя.

– Кхе… Василиса, я рад тебя, то есть вас обоих видеть, – смущенно пролопотал косолапый. – А где остальные?

– Мы свалились на остров, вот выплыли, остальных не встречали, – выпалила Лисена.

Ее хвост неистово мел землю.

– Угу… – Михайло уселся. – А кто оставался в корзине, когда вы из нее вывалились?

– Серега.

– И все?!

– Все.

– Вы слышали, как корзина бьется о воду?

– Нет, она была лететь еще высоко, – подал голос Петер.

– Значит, наш санитар леса на другом берегу, – заключил косолапый. – И он наверняка ждет нас возле упавшего шара.

– Ты быть уверенный?

– Ну, я бы сам так поступил. Должны же мы где-то собраться? Как ни глупо это звучит, единственное место, которое все мы здесь знаем, – это наш упавший монгольфьер.

– Дура! – воскликнула вдруг Лисена. – Дуреха первостатейная! Зачем я упустила вчера лодку? Мигом перебрались бы к Серому! А как теперь?.. И ты, Петер, хорош! Мог бы хоть раз подумать гребешкастой своей головой.

Петух смущенно потупился.

Ломоносыч с интересом понаблюдал за внезапной вспышкой лисьего самобичевания, потом велел:

– Не кричи, Василиса. Лучше пробегись вон на тот пригорок да погляди на реку.

Рыжая послушалась. Она забралась на холм, поросший молодыми дубками, посмотрела поверх ивовых зарослей на воду.

– Батюшки! Мост! – завопила Лисена.

– Нечего так орать, – пробурчал Михайло, когда лиса вернулась. – Сейчас мы быстренько и без воплей перейдем на ту сторону.

Дружная троица зашагала к мосту.

Яцик Ковалевский был отчаянным семнадцатилетним поэтом. Односельчане над ним посмеивались, дескать, в облаках хлопец витает, тратит время на всякую чушь. Зато в один прекрасный день выяснилось, что девчатам нравятся безыскусные, но пылкие вирши молодого поэта. Листочки бумаги, покрытые неровными рифмованными строчками, покоряли сердца романтических деревенских невест.

Стоит заметить, что романтические деревенские женихи были не рады хитрому конкуренту, из-за чего Яцик не раз бывал бит. Стихоплету рекомендовали не докучать какой-нибудь очередной паненке глупыми куплетиками, а затем переходили к физической расправе. Пан Ковалевский залечивал раны, и, пока отцветали синяки, из-под его лирического пера выскакивали бойкие мстительные эпиграммы на обидчиков вперемешку с одами, посвященными новой музе.

Во времена поэтического вдохновения Яцик не спал целыми сутками. Он творил, творил и еще раз творил. Вот и этим прохладным ранним утром, когда Михайло набрел на Лисену с Петером, пан Ковалевский сидел на деревянном мосту, болтал ногами и строчил в специальную тетрадку шедевр за шедевром:

Агнесса, верю я: ты – поэтесса!

Стихи слагаю, сидя на мосту.

К тебе я не скрываю интереса,

Мою любовь заметно за версту.

Течет река в ночи. Ей снятся рыбы,

Пока свет звезд на небе не потух.

Мне до тебя добраться помогли бы…

– Что же помогло бы мне добраться? – в отчаянье прошептал Яцик, беспомощно озираясь, словно зарифмованный ответ спрятан где-то рядом. – …Пока свет звезд на небе не потух. Мне до тебя добраться помогли бы… Медведь, лиса и гамбургский петух!

Поэт принялся записывать гениальное завершение стихотворения и вдруг замер.

– Медведь?.. Лиса?.. Гамбургский петух?..

Яцек поглядел в сторону берега. На мост ступили Михайло, Василиса и Петер.

– Боже мой! – сдавленно крикнул Ковалевский. – Нечистая сила!

Он выронил тетрадь, и раньше, чем раздался тихий всплеск, засверкали в предрассветной мгле босые пятки деревенского лирика, а ужасно оригинальный крик «А-а-а!!!» разнесся над рекой, пугая редких рыбаков да сонных уток-нырков.

– Наверное, Петер, у тебя слишком свирепое выражение лица, – предположил Ломоносыч.

Троица «нечистых» рассмеялась. Вот уж действительно, они, сами того не желая, помогли поэту добраться до деревни.

Перейдя мост, через несколько сот шагов Лисена почуяла земляка.

– Серега впереди, за вот этими кустами, – доложила она косолапому.

– Отлично, дуй к нему. Только осторожненько.

Через минуту обрадованные земляки обнимались, хлопая друг друга по спинам. Волк сильно морщился, но терпел боль в поврежденных ребрах.

– Ты, чего, Серега? – озаботился Михайло.

– Приземлился неудачно, – небрежно бросил волк. – Здорово, Петер! Что, не слопала тебя Лисенка?

– Как ты мог такое ляпнуть, серый?! – В голосе лисы странным образом смешались возмущение и елей.

Михайло и Серега усмехнулись.

– Гутен морген, Серьога! – чинно поприветствовал волка гамбургский петух. – Я испытывать радость видеть тебя живой! Василисья есть хороший спутниц.

– Как ты тут сам-то? – спросил Ломоносыч.

– Замечательно, – улыбнулся серый, кивая на корзину воздушного шара. – Ночлег с комфортом. И потом, это страна непуганых травоядных! Вчера я произвел краткую санитарную инспекцию и выявил козленка на привязи. Он явно был тяжело болен, наверняка для того и привязали, чтобы других не заражал.

Косолапый нахмурился, но ничего не сказал. Личный состав должен быть сыт и здоров. А хутора тут богатые, люди вырастят еще козленка. Михайло вздохнул, сравнивая здешние людские поселения с тамбовскими. В последние годы российские деревни были беднее некуда, никакой охоты. «Ничего, будет и в нашем лесу праздник», – встряхнулся Ломоносыч.

– Хватит прений, – постановил он. – Почти рассвело, нам лучше перебраться обратно на тот берег.

– Не лучше ли дождаться всех тут? – предложил волк.

– Во-первых, они тоже по мосту пойдут. Стало быть, их можно подождать с той стороны. Во-вторых, сдается мне, что все наши друзья, по идее, должны были добраться до корзины. Следовательно, с Ман-Кеем, Гуру Кеном, Колючим и Парфюмером что-то случилось, – объяснил свое решение Михайло. – Все, шагом марш отсюдова!

В этот раз на мосту никого не было.

Расположившись в кустах так, чтобы проглядывался берег и пространство перед мостом, воссоединившаяся четверка стала держать совет.

– Я согласна с Михайло Ломоносычем, – сказала Лисена. – Остальных что-то задержало. Получается, надо их искать, а не отсиживаться здесь.

– Может, все-таки передохнем денек? – спросил Серега, глядя на косолапого.

– И я о том же подумал, – согласился тамбовский губернатор.

Полдня почти ничего не происходило. Явился давешний поэт со старой дедовой берданкой и, конечно же, никого не нашел. Звери умеют прятаться так, что не каждый другой зверь заметит, не то что человек.

Птицы, посланные бобром-воеводой, также не заметили волка, лису и медведя с гамбургским петухом, зато не могли не обнаружить Эм Си Ман-Кея, зависшего с бурундукиборгами.

Священный танцпол, на который туземцы пригласили шимпанзе, представлял собой обширную низину с каменистым дном. Вокруг высился лес, склоны, покрытые травой, были идеальным местом для зрителей. Любители движения могли отплясывать перед возвышением, приспособленным под сцену. Шершавый гордо демонстрировал, «как тут все нафаршировано». Здесь были невообразимые ударные установки, собранные из старых железяк и пластиковых бутылок. Бурундукиборги нашли их в окрестностях местных деревень. Имелась у них и пара патефонных труб, играющих роль усилителей.

В жестяные банки из-под газировки поклонники хип-хопа насыпали камешков. Шершавый потряс одну. Шум получился преотличный.

– Йо, это руль, это нормуль, вопросов нуль! – восклицал Эм Си, разглядывая раздолбанную радиолу с покоящейся на ней пластинкой. – А как дела со светом?

– Цветомузыка – полный улет, – похвастался Шершавый. – Здесь каждую ночь тусуются тысячи светляков. Кроме того, сюда слетаются несколько сов. Ты видел когда-нибудь, как горят совьи глаза во тьме? Реальная кислота! Через часок сам все увидишь.

Солнце почти зашло. К сцене слетелись несколько клестов. Бурундуки вынесли кадку с водой.

– Это еще зачем, йо?! – спросил Ман-Кей.

– Для древесных лягушек. Знаешь, какой они звук дают, когда хором трещат? Цикады тоже будут. У нас адский шумовой замес, аж с елок хвоя сыплется.

– А дятлы есть?

– Неа, они отдельно. Была тут пролетом группа «Дятлз», но они играют попсу какую-то.

По мере наступления темноты постепенно собирались бурундукиборги. Музыканты-ударники потихоньку начали отстукивать затейливый ненавязчивый ритм. Птицы тихо пели, лягушки приглушенно извлекали почти космические звуки из воздушных мешков.

Когда сгустились сумерки, Шершавый подмигнул Эм Си и заявил:

– Вечеринка начинается.

Главный бурундукиборг вышел на сцену, поймал ритм, стал хлопать в ладоши.

Публика подхватила: хлоп… хлоп… хлоп-хлоп… хлоп… хлоп… хлоп-хлоп…

– Добрейшей вечеринки всем! – выкрикнул Шершавый.

Собравшиеся ответили дружным радостным криком. Ударники заколотили погромче. Темные тени фигурок танцоров качались в такт.

– Да будет свет! – скомандовал главный.

Сразу в нескольких местах взвились в воздух мириады огоньков. Светлячки начали ночные воздушные игры. Ман-Кей восхищенно выдохнул, потом глянул на лес и словно под холодный душ попал. С деревьев на него таращились десятки огромных желтых глаз.

«Совы, – догадался Эм Си, – а как напугали, я не умер едва. Лишним не будет впредь так никогда-никогда не робеть!» Шимпанзе запоздало понял, что ночные птицы смотрят не на него.

– Пускай начнется расколбас!!! – зычно проорал Шершавый.

Вот теперь все инструменты жахнули на полную громкость. Клесты и лягушки не отставали. На танцполе началась дискотека.

Эм Си и не заметил, как стал топтаться, подергивая плечами, прихлопывать в ладоши, вертеться на месте. Шершавый выкрикивал что-то бессмысленное и оттого заводное, потом подскочил к Ман-Кею, вытолкнул его на сцену.

– С нами неподражаемый, всеми уважаемый посланник далекого рэпа! – провозгласил главный бурундукиборг. – Давай, парень, покажи им всем! Читай в рупор, пусть все услышат.

Два раза шимпанзе-рэпера просить не нужно. Он подскочил к патефонной трубе и завел речитатив:

Come on everybody

Ради танца, танца ради!

Бурундукиборги, эй!

Я – Эм Си Ман-Кей,

У меня все о’кей!

Я слов, я слов не нахожу,

Я словно дома.

Я сов, я сов вижу, гляжу,

И совсем знакомо

Чувство, что я дома!..

Афро-англичанин нес привычную околесицу, публика ревела в восторге, незаметные малиновки-наблюдательницы, посланные Войцехом, сидели в ветвях и недоумевали, как можно так ужасно проводить время?

Колючего и Парфюмера Сэма, путешествовавших верхом на Иржи, было невероятно легко обнаружить. Они вообще не прятались. Еж и скунс по беспечности, а лошак искренне полагал, что ему скрываться не от кого.

Пернатые разведчики бобра-воеводы следили за чужаками, регулярно докладывая Войцеху, куда те движутся. Доклады не отличались разнообразием, иноземцы следовали вдоль реки, вниз по течению. Бобра озадачила информация о лошаке. «Гуру Кен не упоминал об Иржи, – размышлял воевода. – Забыл? Ну, о крупном копытном трудно не вспомнить. Неужели чужаки что-то скрывают? Вдруг у них такие же грабительские намерения, как у людей? Зачем обезьяна отправилась к этим отщепенцам, как их там?.. Бурундукиборги. Стыд и срам нашего леса. Неспроста это все, ой, неспроста…»

Осторожный Войцех не торопился созывать всех чужеземцев, найденных малиновками, предпочтя немного понаблюдать за ними. Более того, самые опасные хищники, о которых сказал кенгуру, так и не были обнаружены! Лиса, волк, медведь, – каждый из них представлял огромную опасность. Это вам не еж со скунсом.

«Либо Гуру Кен наврал про хищников, либо они выполняют некую тайную миссию», – решил воевода, украдкой наблюдая за австралийцем, проявляющим нарочитую беспечность и глуповатость. Цирковой боксер отлично переночевал под защитой цитадели, а потом весь день валял дурака с братьями-енотами.

Войцех чувствовал, что свалившиеся ему на голову пришельцы еще доставят хлопот всему лесу.

Сэм, Колючий и Тырпыржацкий действовали, подтверждая догадки бобра. Огненно-рыжего жеребчика, вышагивающего по краю невысокого обрыва, было отлично видно с противоположного берега.

Там как раз расположились мальчишки из примыкавшей к реке деревеньки. Четверо ребят купались, играли в салки и загорали. Один из них, чернявый крепыш лет десяти, вдруг замер и, показывая пальцем в сторону Иржи, произнес:

– Пацаны, глядите-ка, ослик!

Теперь на троицу путешественников уставились все.

– А что это у него на спине? – спросил худой паренек в очках.

– По-моему, енот и еж, – проговорил третий, русоволосый.

– Вот цирк! – воскликнул четвертый, такой же чернявый, как мальчик, заметивший лошака. – Поплыли, догоним!

– Ты что, забыл? Нам нельзя на тот берег! – напомнил худой, и стекла его очков предупреждающе сверкнули.

– Да ну тебя, зануда! – отмахнулся четвертый и решительно полез в воду.

Все, кроме «зануды», поплыли к Иржи.

– Эй, вернитесь! – позвал худой.

Громкий разговор, всплески и окрик насторожили лошака и его седоков.

– По-моему, они плывут к нам, – протянул Парфюмер.

– Сейчас мы им накостыляем, – браво усмехнулся Колючий.

– Думаю, лучше ускориться, – пробормотал Иржи.

Он не любил катать детей на спине, а любое свидание с мальчишками заканчивалось именно этим.

Пловцы увидели, что «ослик» перешел на резвую иноходь и стремительно скрылся за пышными кустами.

– Тьфу, тюхтя! – тихо выругался пацан, предложивший переплыть реку.

Он решил, что в бегстве копытного виноват «зануда». А тот невозмутимо поправил очки и дожидался разочарованных приятелей, повернувших обратно.

– Зачем животного спугнул? – насуплено спросил чернявый крепыш, первым добравшийся до «зануды».

– Ты бы еще сильнее по воде руками молотил. Может, рыбы наглушил бы, – насмешливо ответил худой.

– Ты специально кричал, Збышек, – обвинил очкарика четвертый.

– Я звал вас, чтобы вы не делали глупостей, – пожал плечами Збышек. – Вы голову включайте хоть иногда, что ли. Засекут, что плаваем на тот берег, – запретят на реку ходить. Лучше оцените, что мы видели! Не каждый день встретишь зверьков, катающихся на осле.

Друзья, конечно, остались недовольны, но к доводам «зануды» прислушались. Через пару минут игра в салки возобновилась. Лето коротко, а нужно так много успеть.

– Йаху! – счастливо кричал скунс, размахивая хвостом. – Вот он – дикий, дикий Запад!

Лошак с иноходи перешел в галоп. Сэму понравилось ощущение скорости. Еж реагировал не так бурно, но его душа переполнилась восторгом, глазки загорелись. Единственная неприятность – постоянно приходилось чихать, так как ветер щекотал нос. Наконец жеребчик Тырпыржацкий вынес седоков к мосту, возле которого притаились Михайло, Лисена, Серега и Петер.

– Колючий! – окликнула земляка лиса.

– Тпру, Иржи! – скомандовал еж. – Рули к кустам.

Потом были бурная встреча, знакомство конька с новыми друзьями, расспросы.

Волк, например, не преминул поинтересоваться у Тырпыржацкого:

– А ты, случайно, не болеешь?

– Нет. А что? – удивился жеребчик.

– Не подкатывай к Иржи, Серега, – вступился Колючий. – Он вполне здоров, санитар леса ты этакий!

– Санитар леса?! – Лошак недоуменно глядел то на волка, то на ежа.

Ломоносыч, Лисена, Колючий и Серега рассмеялись. У конька похолодело внутри, когда он рассмотрел их зубы.

– Это моя профессия, – добродушно пояснил волк. – Я тебе потом объясню.

– Ладушки, хватит болтологии, – подытожил Михайло. – Я вам всем рад, хорошо, что все живы-здоровы. Не хватает обезьянина и австралийца. Будем, что называется, искать.

В этот момент на ближайшую ветку села пичуга и важно прощебетала:

– Паны зарубежные гости, вас приглашает к себе наш воевода пан Войцех. Соблаговолите следовать за мной.

Выслушав последние донесения, бобер принял решение: чужаков лучше держать поближе к себе.

 

Глава 1

Войцех лично встретил делегацию гостей на опушке перед замком:

– Здравствуйте, странники! Надеюсь, вы принесли нам дружбу.

– Безусловно, брат бобер, – чинно ответил Михайло Ломоносыч. – Долгих и сытых вам лет!

Откуда-то из-за руин вылетел Гуру Кен.

– А!!! Кого я слышу! О! Все в сборе! – прокричал он на скаку, прежде чем броситься обнимать каждого из вновь обретенных друзей. – Стоп, а где Эм Си?!

Воевода поспешил успокоить разгоряченного австралийца:

– Если ты о шимпанзе, то он сейчас проводит время в компании, хм, шайки, известной под названием бурундукиборги.

– Бурундуктобурги?! – спросил Колючий.

– Надеюсь, его не удерживают там против воли? – нахмурился Ломоносыч.

– Ха! Удержи его, – хмыкнул Вонючка Сэм.

– Значит, они такие же охламоны, как он, – елейным голоском заключила Лисена.

Бобер оценил прозорливость лисы.

– В каком-то роде вы совершенно правы, – дипломатично высказался Войцех. – Бурундукиборги – любители громкого ритмичного шума, который они называют музыкой в стиле хоп-хоп… или как-то так. По нашим наблюдениям, ваш Эм Си и бурундукиборги вполне нашли общий язык.

– Узнаю старину Ман-Кея, – расплылся в улыбке Гуру Кен.

Остальные друзья молчаливо согласились: рэпер с хипхопером братья навек.

– Не будем стоять в дверях. Милости просим в нашу крепость, – пригласил гостей воевода.

Бобер, еноты и гости проговорили весь вечер. Теперь и тамбовчане узнали, какая опасность грозит древней цитадели Ордена золотого горностая.

– Я верховный магистр нашего Ордена. Скорее всего, последний магистр, – печально закончил свою историю Войцех.

– Мы что-нибудь придумаем! Правда? – заявил Колючий, ища поддержку у спутников.

Лисена, Петер и Сэм смотрели на ежа как на дурачка, дескать, сболтнул, так уж сболтнул. Михайло и Серега не показали эмоций, пряча их под масками задумчивости. А вот Гуру Кен да Иржи Тырпыржацкий выразили полную готовность сразиться с любым противником. Кенгуру по обыкновению засунул лапы в перчатки и стал упражняться.

– Я понимаю, Гуру хоть сейчас будет рубиться со всем и вся. Боксер, что с него взять. Но ты-то, Иржи, куда лезешь? – спросила Лисена.

– Я несколько лет таскал повозку, катал непоседливых человеческих детей, Лисена, – проговорил жеребчик. – Настало время что-то менять.

– Молоток, Иржи! – одобрил Колючий. – А вот ты, Сэм, меня разочаровал.

Скунс смутился, ему вдруг срочно понадобилось поискать блошку в шерсти на боку. Затем он резко оборвал это занятие и сказал:

– Ты, Колючий, знаешь – я всегда с тобой. Но я стопроцентно уверен, что нам хватило тамбовской войны с хулиганами и браконьерами. Жаль, я не могу прямо сейчас связаться с консульством моей страны. Через сутки здесь был бы ограниченный контингент наших морских котиков.

– Ограниченный в каком смысле? – невинно поинтересовалась Лисена.

– Довольно, – тихо велел Михайло, и прения моментально прекратились. – Не было еще случая, когда мы, русские, не помогли бы родичам – дальним и не очень.

Еж буквально расцвел, мол, съели, скептики? Косолапый продолжил:

– Только для начала мы должны знать подробности. Вот я ума не приложу, как же вы умудрились так долго прятать от людей этот замок?

– Представьте себе, до последних событий все устраивалось само собой. – Войцех тайно ликовал, ведь теперь у него появились сильные союзники, и можно было рассказывать все без утайки. – После падения рыцарского ордена крепость разрушили, сожгли все прилегающие постройки. Уцелевшие люди переселились подальше от несчастного места. Они долго не наведывались к скорбным руинам, пока не появились охотники за ценностями. Им действительно удалось кое-что накопать, потом ведьма из ближайшего хутора…

– Ведьма? Кто это? – перебил Гуру Кен.

– Это так люди своих жен называют, – блеснул эрудицией Кшиштов.

– Глупый, – усмехнулся воевода. – Ведьма – это женщина, умеющая колдовать, травы многие знающая, с нами, зверьми, говорить умеющая. Сейчас таких среди людей совсем не осталось. Их в свое время свои же специально отлавливали. Видимо, кто-то очень не хотел, чтобы между нами были контакты.

– Спасибо, и прости, что прервал. И что же эта ведьма?..

– Она объявила это место проклятым. Не хотела, чтобы всякие стервятники рылись в костях славных рыцарей и их верных солдат. Более того, она знала, что мы, звери, поселились в развалинах. Люди поверили ведьме, и несколько веков здесь никто не то что охотиться – просто прогуливаться не решался. Даже большая война людей друг с другом чудом обошла наш замок стороной. И вот теперь отыскался умник.

– Отлично, – сказал Серега фирменным загробным голосом, а вид волка в этот момент выражал подлинную вселенскую скорбь.

– Ты полагаешь, мы обречены? – почти прошептал енот Анджей.

– Нет, наоборот. У меня появилась… идея, – пробурчал волк. – Правда, есть проблемка. Сдается мне, вы не все рассказываете, паны рыцари.

Тишина была под стать Серегиному голосу, на присутствующих чуть ли не могильным холодом повеяло.

Все удивленно смотрели на волка. Войцех удрученно махнул лапой:

– Какие же все-таки вы сметливые! Сперва пани Лисена, вот пан Серега… У каждого Ордена есть тайна. Мне придется хорошенько подумать, открывать вам ее или нет. Прошу вас, не обижайтесь.

– Я полагайт, если кто хотеть сказать «а», он должен говорить «б»! – встрепенулся гамбургский петух.

Многие гости вполне разделяли мнение тенора.

– Все Петер, пора на ложку, – сказал Войцех, глядя на соловеющего петуха.

– На ложку?! – встрепенулся Петер. – Как, и вы хотеть меня съедать? Я попадать в суп?!

– Не кипятись, дружище, – усмехнулся Михайло. – Ложкой поляки называют кровать. Усек?

Петух с недоверием посмотрел на бобра-воеводу:

– Это есть точно?

– Абсолютно.

– Возмутительно… Тогда скажи ему, что я не хотеть спать в кроватях, я хотеть спать на насесте.

– Перевод не нужен, я тебя хорошо понимаю, пан Петер, – проговорил Войцех. – Выбирай любую ветку. Будь как дома.

Перед сном Михайло Ломоносыч тихо сказал воеводе:

– Мы не желаем тебе дурного, магистр. Просто чем больше мы узнаем, тем проще будет понять обстановку и найти ключ к решению ваших проблем.

На слово «ваших» тамбовчанин сделал особое ударение.

– Благодарю тебя, Михайло Ломоносыч. Пожалуйста, отдыхайте, – Бобер отвесил изящный поклон и растворился в темноте.

Следует напомнить, что в ту ночь, когда остальные спали в заброшенном замке, Эм Си Ман-Кей восторгался бурундучьей вечеринкой и восхищал новых приятелей сам. Под утро, наоравшись и напрыгавшись, бурундукиборги и афро-англичанин завалились спать.

Где-то ближе к полудню Эм Си проснулся. В голове шумело, будто танцевальный долбеж, попавший в нее за ночь, отчего-то не весь выветрился. Руки-ноги ныли, словно Ман-Кей долго таскал тяжести. Настроение было не очень.

Шимпанзе встал, огляделся. Выяснилось, что он заснул прямо на сцене, за неизвестно зачем стоящей здесь радиолой. Эм Си подошел к краю и рассмотрел танцпол при дневном освещении.

– Йо, да это же свалка, как ни жалко, – пришлось признать бывшему циркачу.

Вещи, которые еще вечером казались первоклассной музыкальной техникой, теперь открылись в своем подлинном виде. Иначе как рухлядью назвать их было нельзя.

Склоны были вытоптаны, повсюду валялся мелкий пластиковый мусор, трубы патефонов смотрелись как застывшие червяки-переростки, открывшие голодные рты. Облупившаяся краска, грязь, хлам… Рэперу стало неуютно. Как ни крути, а он протусовался именно на свалке.

Эм Си встряхнулся: «Ха, где я только ни зависал, каких стихов ни писал, важно не где ты, а с кем. Я – с классными ребятами! Yes, I am!»

Плохое настроение потихоньку рассеивалось, «но осадочек-то остался».

Интересно, где молва разносится быстрее: в лесу от зверя к зверю или в деревнях да городах от человека к человеку? В тамбовском лесу губернатору Михайле помогал дятел Стук Стукыч, в польском – бобер Войцех узнавал новости от вездесущих малиновок. У людей кроме изустной передачи вестей есть еще и разные технические ухищрения, например, телефоны. Но и без техники новости да слухи разлетаются в человеческой среде чуть ли не мгновенно.

В польских хуторах говорили о странном происшествии на пограничной заставе. Случай с сорванной крышей наблюдательной башни оброс невероятными подробностями. Люди ждали появления шпионов, прилета летающих тарелок, а некоторые особо суровые бабки предрекали близкий конец света. Впрочем, эти горе-предсказательницы постоянно пророчили вселенскую катастрофу, пользуясь любым поводом.

Рыбаки Зденек и Збигнев вернулись домой мокрые и злые. Украденную лодку не вернешь – им пришлось добираться до берега вплавь. Слух о наглом воровстве взволновал рыбаков. Многие стали привязывать лодки на цепь, вешать замки, затаскивать плавсредства в сараи. Где-то уже толковали о краже катера, кто-то уверял, что был угнан пароход.

В соседнем хуторе произошло воровство другого рода: пропал рыжий лошак. Кому понадобился нескладный полукровка? Кстати, пару дней назад исчез козленок. Оборванная веревка, капли крови на траве. Кто же это мог сделать? Никто из местных жителей даже представить себе этого не мог. Никто, кроме пессимисток-пенсионерок, мгновенно выдумавших какую-то секту, поклоняющуюся злу. Дескать, принесут лошака в жертву, и вот он – конец света!

Случай с детьми-купальщиками, видевшими енота и ежа, катающихся на осле, кстати, рыжем, расценивался как курьез, шутка пацанов, однако истинность глупых россказней подтвердил умница Збышек – известный отличник и умница. Не поверить «правильному» пареньку взрослые не решились. Теперь по деревням неслась байка о зверях-наездниках. А тут подоспел сумасшедший рассказ Яцика Ковалевского. Дескать, встретил он на мосту медведя, лису и петуха. Ясное дело, односельчане решили, что кроме куреныша Яцик никого не видел, но можно ли укорять поэта за полет больной фантазии? Тем не менее, молва растиражировала историю про разгуливающих по лесу хищников и пеструю домашнюю птицу. И даже этот анекдот бабки умудрялись повернуть все к той же теме.

Разумеется, о близком конце света свидетельствовало и намерение какого-то богатея устроить в лесу, причем в проклятом месте, охотничьи угодья. Сначала хуторяне воспряли духом. Вдруг новому хозяину леса понадобятся рабочие руки? Все-таки любая усадьба ухода требует, да и животных растить кому-то нужно… Про проклятье, естественно, вспоминать не стали. Но пан Гржибовский не торопился давать объявление о найме. Он лишь выкупил один из крепких домов, где обустроил штаб-квартиру, из которой планировал руководить стройкой.

Сельчане спросили нового соседа, будет ли он искать рабочих, но тот только хмуро пробурчал:

– Пока не требуются.

Неласковое обхождение потенциального хозяина не сулило ничего хорошего, зато обнадеживало слово «пока». «Авось и понадобимся», – рассудили хуторяне.

Были среди них и те, кому не нравилась затея с охотничьим хозяйством.

К примеру, дед Дзендзелюк. Смешная, кстати, фамилия. Дзендзел – это прозвище, производное от польского слова «дзенцол» – «дятел». По-русски получается Дятлов.

Дед Дзендзелюк хорошо знал лес. Во время Второй Мировой он партизанил в этих краях, и его отряд попортил фашистам немало крови. Когда война закончилась, молодой тогда пан Дзендзелюк остался здесь, к лесу поближе. Он отстроил дом, обзавелся животиной, стал работать в колхозе, женился на красавице Барбаре, вырастил сына. Свободные деньки ветеран частенько проводил, гуляя по местам боевой славы, водил молодежь, рассказывал о минувших боях, быте солдат-сопротивленцев.

Шли годы, интерес к войне угасал. То, что пережило поколение пана Дзендзелюка, уже совершенно не трогало подросших внуков. Лес надежно спрятал следы партизанских стоянок. Сын давно уехал в город, Дзендзелюк остался с женой на хуторе. Дед бродил по лесу, восхищался природой, много фотографировал, вырастил у дома прекрасный грушевый сад.

Окрестные ребятишки любили нагрянуть к Дзендзелюкам, угоститься грушами или вареньем да полистать альбомы, под завязку набитые потрясающими фотографиями. Дед посмеивался в бороду и приговаривал:

– Это все в пяти километрах отсюда, а вы смотрите, будто на африканское диво. Берите родителей, идите в лес. Там и не такое увидите. А услышите-то, м-м-м… – и он закатывал глаза, будто гурман, вкусивший кусочек какого-то невообразимо деликатесного сыра.

Дзендзелюк отлично изучил каждую тропку. Он, разумеется, знал дорогу к развалинам замка, но предпочитал туда не ходить. Был он там всего дважды: лет двадцать назад и совсем недавно, когда стало известно о планах Гржибовского. Оба раза пан Дзендзелюк подолгу любовался останками далекой истории, но внутрь идти не решался. То ли духи древних защитников замка не пускали, то ли здесь было еще что-то. Чувствовал дед, что не надо переступать дозволенных границ, не для него стоят эти руины.

– Представь, старая, египетские пирамиды, – сказал он жене, когда услышал о том, что крепость будет снесена. – И вот появляется какой-нибудь арабско-негритянский пан, решивший на месте пирамиды Хеопса открыть верблюжьи скачки. Его тут же поставят на место, верно?

Полненькая пани Дзендзелюк вздохнула, тряхнув седыми прядками, выбившимися из-под платка.

– К чему воду в ступе толочь, если денежные мешки все решили? Просто для пирамид мешки должны быть больше.

– Глупая ты, Барбара! – обиженно отмахнулся дед, на том полемика и закончилась.

Тогда он и сходил к замку Ордена золотого горностая второй раз. За двадцать лет там мало что изменилось. Камни они и есть камни. Может быть, стало больше растительности. Дед Дзендзелюк сел на землю, прислонился плечом к стволу ольхи. Знание того, что дни забытого форпоста сочтены, придавало этому месту флер особого трагизма. Солнце спряталось за сизоватое облако, налетел порыв ветра, зашумели изумрудные кроны.

Из-за полуобвалившейся стены вышел бобер. Похоже, что он совсем не боялся, более того, отлично знал, что его видит человек. Зверек остановился и долго глядел на деда Дзендзелюка. Старику показалось, бобер слегка покачал головой, потом неспешно развернулся и скрылся из виду.

Это случилось за неделю до того, как к развалинам замка собрались диковинные звери: кенгуру, медведь, волк, лиса, скунс, а также вполне привычные для поляков еж, петух да лошак, хотя его-то привычным считать, наверное, не стоит.

 

Глава 2

За день, прожитый восьмерыми гостями в разрушенном замке, местные жители прониклись искренней симпатией к тамбовчанам и циркачам. Петер дал сольный концерт. Теперь поклонниками его таланта стали и польские звери.

Особенно им понравилась песня о Войцехе:

К гамбургскому петуху вернулось ощущение популярности. Нет, он не болел звездной болезнью, просто ему была приятна всеобщая любовь к его таланту.

Теперь стало понятно, почему в лесу было так тихо: почти все звери собрались за замковыми стенами или затаились неподалеку. Предчувствие скорого прихода людей нарастало.

После обеда тамбовчане и циркачи вновь побеседовали с воеводой. Войцех решился-таки открыться новым союзникам. Он рассудил, что если гости окажутся лютыми обманщиками, то пусть уж лучше погубят Орден они, а не люди.

– Я доверю вам тайну, в которую посвящены только члены нашего Ордена, – сказал бобер. – Пообещайте, что никому ее не раскроете.

– Мы будем немы, как могилки, – заверил прыткий Колючий.

– Дзенкуе!

– Что делаешь?! – не понял еж.

– Дурашка, это «спасибо» по-польски, – рассмеялась Лисена.

– Именно так, – подтвердил Войцех. – Следуйте за мной.

Воевода повел гостей в центр замка, туда, где кучи камней поросли пышным кустарником. Войцех вдруг юркнул в кусты, путешественники последовали за ним. Пробравшись за каменные плиты, когда-то игравшие роль потолка, делегация остановилась у лаза. Впрочем, лаз был незаметным, его увивал плющ, и обступила терновая поросль.

– Думается, вы сможете спуститься все, – проговорил бобер, раздвинул плющ и двинулся в темноту.

Михайло, шедший сразу за ним, еле втиснулся в лаз, но метра через три проход, казавшийся косолапому тесной норой, расширился. Глаза тамбовского губернатора постепенно привыкли к темноте, он понял, что попал в коридор заброшенного человеческого жилища.

Ломоносыча слегка подтолкнули сзади.

– Ах, да! – спохватился медведь, давая дорогу друзьям.

За ним в коридор влезли Гуру Кен, Серега, Колючий с Сэмом и Лисена. Иржи Тырпыржацкий и Петер вниз не полезли. Лошак просто не умел ползать по катакомбам, а петух боялся. К тому же куры ужасно плохо видят в темноте.

– Это вход в сокровищницу Ордена, – тихо промолвил Войцех, и его голос многократно повторился в сырой глубине коридора.

– Класс! – порадовался Колючий.

– Класс!.. Класс!.. Класс!.. – понеслось во тьму.

– Цыц, не хулигань, – шикнул на шкодника Михайло.

– Пойдемте, – бобер зашагал по каменному туннелю.

Коридор постепенно сворачивал вправо. Звери протопали несколько десятков шагов, затем воевода скомандовал остановиться.

– Здесь лестница, поэтому ступайте осторожнее.

Начался винтовой спуск. Особо тяжело было Гуру Кену, поскольку ноги австралийца не были предназначены для ходьбы по крутым лестницам, к тому же скользким от влаги. Кенгуру несколько раз поскальзывался, но его неизменно подхватывал Михайло.

Пахло затхлостью и сырой землей. Навстречу дул слабый ветерок.

Наконец ступени закончились. Еще один короткий коридор привел зверей к входу в просторный зал. Дубовая дверь давно сгнила, петли проржавели, да и закрываться-то было не от кого. От стен зала исходило еле заметное зеленое свечение. Здесь было заметно суше, чем в туннелях.

В центре зала стояли несколько сундуков, точнее, их останков. Время не пожалело сундуки, зато их содержимое осталось в целости и сохранности – золото не ржавеет. Здесь были россыпи монет, целые клубки драгоценных цепочек, от изящных женских до толстенных мужских. Кубки, блюда, перстни, – все это было покрыто изрядным слоем пыли, но все равно мерцало неповторимым желтым отблеском.

– Вау, сокровища! – выдохнул Сэм и облизнулся. – Конечно, здесь не так богато, как в Форт-Ноксе, где хранится золотой резерв моих родных Штатов, но и это внушает уважение.

– Да, это сокровища Ордена золотого горностая, – промолвил бобер. – Только что нам до них? Все это – пустой металл, который ценят только люди. Главная наша реликвия стоит там, в дальнем углу.

Звери глянули в указанном направлении и непроизвольно попятились. В дальнем углу, завешанном густой колеблющейся паутиной, стояли железные рыцари.

– Не бойтесь, – усмехнулся воевода. – Это пустые латы. Там их много.

Приглядевшись, тамбовчане и кенгуру со скунсом увидели реликвию лесного Ордена. На возвышении, сложенном из золотых слитков, покоилась изящная статуэтка, изображающая горностая. Зверек стоял вполоборота, как бы ловя носом запахи. Красивое ловкое тело, стелющийся по земле хвост… Неведомый мастер отлично воплотил образ гордого, сильного зверька.

И хотя представления были лишними, бобер произнес:

– Золотой горностай.

Почтительно помолчав, Лисена задала вопрос, который возник у нее еще на входе в зал:

– Пан Войцех! Я обратила внимание на затемнение в противоположном углу. Что это?

– Выход на речной берег. Человеческие начальники очень любят оставлять путь для бегства. Правда, там все обвалилось, и вряд ли кто-то сможет воспользоваться черным ходом.

– Я все-таки посмотрю, – пробурчал Михайло и заковылял к темному пятну.

Ломоносыч рассудил просто: если в катакомбах гуляет сквозняк, то должен быть и второй выход из них.

Парфюмер Сэм обратился к бобру:

– Объясни мне, почему бы вам не взять своего горностая и не убежать отсюда?

– Ты гордишься своей страной, не так ли, Парфюмер? – скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил Войцех. – Здесь то же самое. Мы любим наш лес, чтим память предков, а вот этот зал и фигурка горностая для нас являются символами. Кто-то может счесть наш Орден игрой. Возможно, так оно и есть. Но я точно знаю, что рыцарство для меня и моих братьев – не пустое развлечение. Быть рыцарем значит быть честным перед собой, друзьями и родиной. Уйдем – предадим то, во что здесь верят многие века.

– Как же вы собираетесь отстоять это место? – недоуменно спросила лиса. – Стоит людишкам копнуть кучу хлама наверху – и они тут как тут.

– Будем драться.

Сохранявший молчание Серега невесело хмыкнул. Он представил бобра, дерущегося с матерым самцом человека.

Войцеха насторожила сама формулировка Лисениного вопроса.

– Прости, госпожа лиса, вчера ваш воевода обещал помощь, а нынче ты говоришь «как вы собираетесь». Разве не логичнее было бы сказать «мы».

– Ой, это ты меня прости. Никак не свыкнусь с мыслью, что я тоже буду участвовать в избиении людей, – иронично протараторила рыжая.

Волк хмыкнул второй раз, а Гуру Кен хлопнул лапами и заявил решительно:

– Я всю жизнь дубасил людей. Я помогу!

– Да-да, мы это еще вчера слышали, – брюзгливо сказал Серега. – Но, если я ничего не путаю, силой людей не взять. Нам нужна идея.

– Вот как раз идея-то у нас появилась, – радостно пролопотал Войцех. – Сегодня утром я получил весточку от матушки Ядвиги. Она долго размышляла и нашла решение!

Глазки воеводы горели столь сильно, что звери невольно преисполнились энтузиазма, но на серого хищника эта эмоциональная волна не повлияла.

– Ну и где же оно, решение ваше? – поинтересовался волк.

– Матушка Ядвига велела спросить у вас совета, ибо вы уже побеждали людей и знаете, как это делается! – будто по писаному выдал Войцех.

Казалось, будто стал слышен шорох паутины, колеблющейся на ветерке.

Гости переглянулись.

– Он это серьезно, – констатировала Лисена.

– Похоже на то, – согласился Серега.

– Эта их матушка Ядвига – буквально суперкомпьютер какой-то, – добавил Колючий.

А Сэм промолчал, потому что просто выпал в осадок.

– Неужели Ядвига ошиблась? – сокрушенно прошептал Войцех.

– Ничего она не ошиблась, – проворчал вернувшийся Михайло. – У нас решений вагон и маленькая тележка. Особенно после того, что мы тут увидели. Пойдем-ка уже наверх. Слишком стар я стал, чтобы подолгу в пещерах лазить.

Ободренный бобер пожал лапу Ломоносыча и зашагал к выходу.

На обратном пути все молчали. Польский воевода испытывал небывалый оптимизм. Он давно перестал жалеть о том, что открыл секретную сокровищницу гостям. Войцеха удивила прохладца, с которой россияне смотрели на сокровища. Кенгуру тоже не особо ликовал. А вот Сэм отреагировал плохо. Бобер был наслышан о желтом отблеске в алчных глазах. Из поколения в поколение передавались истории о бедах, сопровождавших такие кучи золота. «Да, скунс положительно запал на коварный желтый металл. Надо будет за ним следить», – решил воевода.

Наверху звери долго привыкали к дневному свету. Петер докучал расспросами, Гуру Кен, как мог, удовлетворил его любопытство.

– В общем, ситуация по обстановке такая, – задвинул умное вступление Ломоносыч. – Перво-наперво нам нужно вызволять обезьянина из лап этих, как их, бурундукиллеров.

– Бурундукиборгов, – поправил бобер.

– Да хоть бурундукилек в томатном соусе. Ответственные за исполнение – Колючий, Сэм, а также кто-то из местного населения, наиболее близкий к ним по духу, то есть, полагаю, еноты подойдут. План мероприятия: пришли, забрали, вернулись. Можно дать в ухо за отклонение от генеральной линии нашей дружбы. Задание ясное? Вопросы есть? Отлично.

Все это было сказано настолько быстро, что ни Сэм не успел вставить свое «Я гражданин великой державы и не подчиняюсь чужим приказам», ни бобер-воевода, как раз хотевший отправить с ежом и скунсом братьев-енотов, не смог ничего сказать. Мозг Ломоносыча заработал на всю мощь, не угнаться.

– Второе. Извиняй, Войцех, но мне с вверенными мне друзьями надо будет провести внутреннее совещание. Не подумай, что мы что-то скрываем. Нам будет легче действовать по накатанной схеме, когда все зависит только от нас. Мы друг друга знаем, притерлись и всякое туда подобное. Ну, ты понял. – Михайло дождался кивка бобра. – Ребята, айда прогуляемся. А вас, товарищ Тырпыржацкий, я попрошу остаться.

Колючий, Сэм, Анджей и Кшиштов дружно топали в гости к бурундукиборгам. Братья-еноты обрадовались, получив это задание. Еж был им симпатичен, скунс и вовсе походил на третьего брата. Конечно, полосы на нем были немного другими, только кто на эти частности смотрит?

Стоял ранний вечер. Небо затянула тонкая облачная дымка. В лесу было тепло, но не жарко.

– Далеко нам переться? – спросил Парфюмер.

Он бы предпочел остаться возле крепости и поохотиться на тамошних насекомых.

– Лапой подать, мигом добежим, – ответил Кшиштов, сверкая белым пятном на черной голове.

– Мигом, – передразнил Анджей.

Увалень енот не очень хотел тащиться в логово бурундукиборгов. Анджей не понимал их увлечения грохотом и плясками. Ночью лучше спать, а не заниматься ерундой, считал он. Шайка хип-хоперов славилась враждебным отношением к чужакам. Это обстоятельство также не добавляло Анджею радости.

– Смотри, Кшиштов, – продолжил он. – Закидают тебя шишками, будешь Кшишка.

– Очень смешно, – буркнул брат.

– Не ссорьтесь, мужики, – примирительно сказал Колючий. – Лучше расскажите про тутошних бурундуков.

– Ну, они тут с прибабахом, – дал хлесткую характеристику банде танцоров Анджей.

– Ага, вот так вот сразу! – встрял Кшиштов. – Если кто-то не похож на тебя, то и сразу с прибабахом.

– Ты симпатизируешь бурундукиборгам? – поинтересовался Вонючка Сэм.

– Ну, не то чтобы… Они действительно немножко ку-ку…

– Это он лишь бы со мной поспорить, – пояснил крепыш Анджей.

Еж улыбнулся:

– Хех, мы со стариной Сэмом тоже любим поспорить. Да, Парфюмер?

– Нет, с чего ты взял? – удивился скунс.

– Вот, видали? Уже упирается, – сказал довольный Колючий, поглаживая лапкой коротко стриженную макушку.

Впереди из кустов вспорхнула стая птиц. Путники остановились.

Вокруг располагались островки кустов. Сэм рассмотрел на одном из них какие-то красные ягоды, сросшиеся по две. Было подозрительно тихо.

– В общем, мы уже близко, – прошептал Кшиштов, скорее всего, ради того, чтобы прорвать тягучий заслон тишины.

И вдруг отовсюду сразу полетели шишки. Началась настоящая бомбардировка!

Колючий толкнул Сэма к ближайшему дереву, сам прижался спиной к стволу и наполовину свернулся в клубок. Редкие снаряды, долетевшие до него, отскакивали от иголок, плотно торчащих из тела ежа.

Еноты последовали примеру гостей. Раздался короткий свист, и бомбардировка резко прервалась. Из-за кустов выскочили с десяток бурундуков. К этому моменту Парфюмер Сэм не на шутку разъярился. Его хвост вытянулся, распушился и нервно завибрировал. Колючий мысленно усмехнулся, уж он-то знал, что ждет наглых бурундуков. Сам однажды вляпался…

Тем временем банда смыкала кольцо.

– Вы знаете, на чьей территории шляетесь? – развязно спросил один из грызунов.

– Ребята, мы по делу, – тихо, но уверенно сказал Анджей.

– Сейчас мы разберемся, какое у вас дело, – пообещал кто-то из наглецов.

– Но сначала отметелим, – «обрадовал» еще один бурундук.

– Я гражданин суверенного государства. Я буду защищаться, – твердо произнес Парфюмер.

– То-то у тебя хвост трясется, трус суверенный! – задиристо выкрикнул ближний к Сэму бандит, а остальные покатились со смеху.

– Ох, зря ты это ляпнул, – не без злорадства сказал Колючий.

Скунс развернулся к обидчику и выпустил в него струю ужасного пахучего вещества, из-за которого все разумные существа опасаются этого зверька. Зловонного заряда хватило и на вторую струю. Сэм выстрелил как бы наискосок, задев этой гадостью еще четверых бурундукиборгов.

Эффект был волшебный. Бандиты заверещали, принялись вытираться, но лишь размазывали вонючее вещество все сильнее. Гадкий «аромат» лез в носы, глаза слезились, кольцо окружения превратилось в кучу-малу. Кинувшиеся на помощь подельникам бурундукиборги, поначалу не задетые химическим зарядом, тоже умудрились испачкаться. Полосатые зверьки чихали, кто-то упал на спину, другие в приступе отвращения к запаху расползались в стороны. По округе разносилось нестройное фырканье.

– Получили, щенки? – тоном победителя спросил Парфюмер Сэм.

Анджей и Кшиштов были явно впечатлены. Мощь американского химического оружия внушала почтение.

Еж прошагал к ближайшему бурундукиборгу гордой походкой, будто это он, Колючий, только что обратил стаю бандитов в позорное бегство.

– Где вы прячете Эм Си?

– Никто его не прячет… Ф-ф-фу-у-ух!.. Он на танцполе… С Шершавым… Апчхи!

– С чем шершавым?! Напильником? Вы пытаете его? – надавил на поверженного бурундукиборга тамбовчанин.

– Нет-нет! – в страхе залепетал хулиган. – Шершавый – кличка нашего короля вечеринок. Фух!..

Он показал трясущейся лапкой, куда надо идти.

– Так бы и сразу, – процедил сквозь зубы Колючий.

Через несколько минут скунс, еж и два енота стояли перед широкой низиной, которую бурундукиборги называли танцполом.

На сцене сидели Эм Си и странноватый бурундук, на чьей голове покоилась микросхема. Бурундук уплетал какие-то орехи. Возле сцены сидел отфыркивающийся бандит.

– Слава опередила героев, – пошутил Колючий.

– Это Вонючка Сэм постарался, йо! – донесся до ушей визитеров голос Ман-Кея. – Ну, братан, плохо дело твое. Отмывайся, обливайся, проветривайся, обтирайся, но запах живучий, походишь вонючий…

– Как он меня назвал? – тихо спросил Парфюмер.

– Именно так, как ты услышал, Сэм, – сочувственно промолвил еж.

Скунс ненавидел прозвище Вонючка. Да и кому было бы приятно носить такую кличку?

– Странно, что я услышал это от Эм Си, – проговорил Парфюмер, развернулся и пошел в лес.

Анджей жестом показал Кшиштофу, чтобы тот отправился со скунсом.

Колючий разозлился и решительным шагом направился к сцене.

– Эй, Ман-Кей! – окрикнул он шимпанзе. – Ты только что обидел Сэма.

– О! Колючий! Какой случай! Все тусуешься по лесам, то ли с енотом, а то ли сам? – радостно затараторил Эм Си.

– Да заткнись ты, дурень рифмоплетствующий! – не по-ежиному рявкнул тамбовчанин. – Тебя все заждались. Пойдем к нашим, а потом ты попросишь прощения у Парфюмера.

– За что? – оторопел афро-англичанин.

– За Вонючку!

– Я его так назвал, йо? Известная кликуха. Будто первый раз она попала ему в ухо. Все его так кличут, во, так что ничего личного. А вот дурнем ты зря меня называешь, знаешь…

– Ты к друзьям вернуться хочешь?

– Эй, салага, бритый еж! – встрял Шершавый. – Эм Си уже среди друзей. Вали отсюда, зануда.

– О, рифма! – Эм Си толкнул главного бурундукиборга в плечо.

Колючий хотел было самым непристойным образом выбранить чудака с микросхемкой на макушке, но взял себя в руки и максимально сдержанно сказал:

– Знаешь, Ман-Кей, похоже, ты сильно запутался. Желаю тебе быстро выпутаться. Сидишь тут, на помойке, а нам помощь нужна. Борьба завязывается нешутейная.

Еж развернулся, чтобы уйти, но решил «приласкать» напоследок главного бурундукиборга.

– А ты, чучело коронованное, только вякни мне еще раз. Сэм шутя победил десятерых твоих шпанят, а я таких, как ты, на завтрак ем сотнями.

Анджей и Колючий покинули танцпол.

– Йо, не пойму, что он так завелся, тоже мне, крутой нашелся, – пробормотал Эм Си, и они с Шершавым вернулись к прерванному разговору. Главарь бурундукиборгов решил разобраться с позорным фиаско своих головорезов позже. Облитый Сэмом боец уполз отмываться.

– Скажи, почему тебя так странно зовут – Ман-Кей? – спросил Шершавый.

– Имя мое символическое, практически нервно-паралитическое, имеет значение аллегорическое, смысловое содержание специфическое, в чем-то даже политическое…

– А короче можно? – оборвал словесный поток бурундукиборг.

– Ладно, ладно, не канючь! Ман – человек, а Кей – ключ.

– Так ты человеческий ключ, что ли?

– Вот ключ, – Эм Си схватился за позолоченный знак фунта стерлингов и потряс им перед носом Шершавого. – Это денежная единица, на нее многое может продаться-купиться. Мой папаня, гангстер навек, говорил, что именно за нее держится человек, именно на нее все старается мерить. Сам понимаешь, я не мог не поверить.

История символа, который Эм Си таскал на шее, была более прозаичной, чем значение, вкладываемое афро-англичанином в свою цацку. Позолоченный фунт действительно был ключом – когда-то клоун Пулькин-Дулькин открывал им пивные бутылки. Хвостик стилизованной буквы «f» идеально подходил для этой цели. Однажды Пулькин-Дулькин повесил фунт на шею отца Эм Си, сказал: «Носи, человекообразина ты моя задушевная, ключ человечий» и ушел из цирка. На пенсию. Так и родилось имя Ман-Кей.

Возможно, если бы речи Ман-Кея о денежном ключе услышал кто-нибудь из людей, то им было бы что возразить критику-шимпанзе. Разумеется, не все в нашем мире меряется на деньги, но что еще способен увидеть артист бедного шапито, кроме беспрерывного торга? Надо же было как-то выживать цирку.

С момента, когда шимпанзе, скунс, кенгуру и петух сбежали из цирка, прошло много времени. Жизнь Эм Си круто изменилась, перед ним открылась масса новых возможностей. Он встречал зверей, близких по интересам, и незаметно отдалялся от старых друзей. Они уже не понимали его остроты.

Может быть, об этом стоило поразмыслить. Ман-Кей дал себе зарок подумать на эту тему и вернулся к трепотне с Шершавым.

Совет Михайло, Лисены, Сереги, Гуру Кена и Петера прошел на узенькой продолговатой поляне. Сквозь деревья просматривалось поле, раскинувшееся на другом берегу речки. Где-то в стороне находились хутор и памятный мосток, но их отсюда видно не было.

– Полагаю, всем ясно, что задача нарисовалась не из легких, – приступил к делу Ломоносыч. – Мы, конечно, гоняли четырех, как говорят в Тамбове, отморозков. Ну, справлялись и с парочкой браконьеров. Это факт. Но, насколько я понимаю в людях, сюда явятся десятка два мужиков со всякими инструментами да машинами. Это вам не четыре хулигана. Соображения?

– Я есть иметь сведения про человечий стройка! – откликнулся Петер. – Большие трактора, огромный пустырь, много камень, много человек, шум, лязг, а через несколько месяцев – дом.

– Ага, я так себе и представлял, – сказал Михайло.

– Сначала они захотеть делать площадка, привезти техника, только потом ломать, – добавил Петер.

– Вот это уже лучше, – включилась в обсуждение Лисена. – Значит, у нас будет несколько дней даже после того, как они появятся.

– Именно, – удовлетворенно кивнул медведь-губернатор. – В этой связи у меня есть опять-таки два предложения. Будем действовать методом запугивания и путем наглых диверсий. У этих мест есть отличная предыстория с проклятьем. Не использовать ее – грех.

– Согласен, – осклабился Серега. – У меня появились смутные идеи насчет того, как можно использовать начинку погребка, который мы сегодня посетили.

Михайло стукнул лапой по земле:

– Отлично. Стало быть, умы заработали. А теперь – первые конкретные задания. Ты, Василиса, беги в ближний хутор. Подслушивай, вынюхивай, собирай все сведения, которые касаются будущей стройки. Ты, Петер, пой соловьем, поднимай дух личного состава рыцарского замка. Вот…

– А я? – поинтересовался волк.

– А ты повыть можешь? – Косолапый смотрел серьезно, и Серега подумал, что медведь все-таки не шутит.

– Повыть? Не сезон же вроде…

– Не ради искусства спрашиваю, – строго сказал Ломоносыч.

– Попробую, – ответил серый.

На том и порешили.

 

Глава 3

Бывает, сядешь за разработку детального антикризисного плана, напряжешь мозговые извилины, а тут – бац! – оказывается, что опоздал. Пока ты готовился к беде, она взяла, подлая, да и наступила.

Утром в лесу что-то зарычало, загрохотало, а потом к руинам замка вышли трое: новоиспеченный хозяин земли – хмурый энергичный мужчина тридцати пяти лет, облаченный в легкий деловой костюм и дорогие туфли, главный строитель лет сорока и невысокий рыжий мальчик.

Пацан глядел на развалины широко распахнутыми глазами. На восторженном веснушчатом лице застыла особая мальчишеская полуулыбка, словно говорящая: «А вот и главные тайны да сокровища мира!»

– Папа, – тихо обратился паренек к хозяину угодий, но тут совсем близко завизжали пилы, и разговор превратился в крикливый обмен репликами.

– Что?! – заорал мужчина.

– Вы это мне, пан Гржибовский?! – пробасил начальник стройки.

– Нет! Мне! – замотал головой мальчишка.

– Сын, что ты сказал?!

– Папа, здесь здорово!..

– Что здесь?!..

– Здо! Ро!! Во!!!

– Ась?! – вклинился строитель, снимая каску.

– Сделайте свой шум потише, мне надо поговорить с сыном! – гневно отчеканил хозяин.

Главный строитель обернулся к лесу, где между деревьями маячили оранжевые фигурки рабочих. Строитель махнул каской, мол, как скажете, и взревел ничуть не тише пароходного гудка:

– Шабаш, хлопцы!

Адский визг сразу стих.

Наступила невероятная тишина, она неожиданно надавила людям на уши, но через несколько секунд слух вернулся, и пан Гржибовский обратился к строителю:

– Не нужно демонстрировать мне бурную работу, пан подрядчик. Я читал смету, видел план. Мне не нужно знать, что и как вы делаете. Я плачу за результат. Не уложитесь – пеняйте на себя. Я не буду лазить по округе, мешая вам, только зарубите себе на носу: когда здесь я, шума быть не должно. Вы поняли?

– Понял, пан Гржибовский, – понуро кивнул строитель.

– Что ты сказал, сын мой? – строго поинтересовался пан Гржибовский.

– Папа, неужели ты решил восстановить этот замок?

– С какой стати? – хмыкнул отец. – Здесь будет суперсовременный четырехзвездочный отель. Люди готовы платить кучу деньжищ за то, чтобы болтаться по лесу с ружьем и стрелять дичь. Ты еще молод, а как подрастешь – сам поймешь все выгоды моего проекта. Ну, иди, посмотри на развалины, а я закончу разговор с паном строителем.

Пан Гржибовский слегка хлопнул паренька пониже спины, и тот отправился к руинам.

Шлепок раздосадовал мальчика. Он понимал: отец таким способом безыскусно показывает ему свою приязнь. А может, и не ему… В любом случае, двенадцатилетний парень считал, что достиг возраста, когда родители должны проявлять внимание к детям другими способами. У мальчика даже покраснели уши от стыда.

Зато впереди его ждали таинственные, дышащие стариной развалины замка.

Отец вновь принялся выговаривать строителю что-то о сверхмалых сроках, в которые тот должен уложиться.

– Давайте для ускорения строительства наймем местных мужиков, – предложил главный строитель.

– Ни в коем случае, – отчеканил пан Гржибовский, поправляя на затылке рыжеватые волосы, и без того идеально прилизанные. – Местные начнут таскать материалы по домам. Знаю я эту публику. Не своруют – не успокоятся. Вон, они сами ходят за мной: «Возьми на работу». Обойдемся. Лучше наймите людей в Варшаве.

Парень плюнул на скучные споры взрослых и зашагал к каменному остову, выглядывающему из зарослей.

Воображение мальчика достраивало недостающие стены, крышу, предметы старинного быта: лопаты и грабли, прислоненные к чулану, горшки на лавке, телегу в дальнем углу крепостного двора. С каждым шагом парень представлял себе все новые и новые подробности. Замок оживал.

Каких людей укрывала эта крепость! Какие осады видывала! Эти стены помнили отважных героев – отчаянных смельчаков, готовых биться хоть с целой армией, и спокойных, уверенных в своих силах зрелых полководцев. Зачарованный пацан уже слышал грохот лат, цокот копыт по мостовой, дребезг деревянных колес. Рыцари говорили что-то веселое, девушки отвечали им смехом. Романтический век, время меча и чести…

– Сигизмунд! – это был голос отца.

Мальчик поморщился. Папа назвал его по имени, значит, надо торопиться, ибо случилось что-то важное. Не дай бог, если пан Гржибовский закричит еще раз. Умением ждать польский бизнесмен не славился.

Естественно, произошло худшее, отец уже давно звал Сигизмунда.

– Я кричу тебе третий раз, – раздраженно проговорил пан Гржибовский, и его губы вытянулись в тонкую бледную линию.

– Извини, отец. Я пришел так быстро, как только смог, – тихо сказал парень.

Старший строитель сочувственно покачал головой.

– Что вы головой качаете, как маятником? – процедил бизнесмен.

– Шею разминаю, а то, гляжу, крепко же вы на нее сели, – иронично заявил строитель и отправился руководить рабочими.

Им предстояло дождаться счастливого момента, когда нервный клиент покинет будущую стройплощадку, и продолжить пилить лес. Прежде всего, к руинам следовало провести дорогу.

Пан Гржибовский выкатил глаза и открыл рот, желая сказать что-нибудь резкое, но, поразмыслив, закрыл. Сигизмунд, наблюдавший за отцом, в этот миг вспомнил аквариумную рыбку-телескопа.

– Пойдем, сын, – скомандовал хозяин угодий и зашагал прочь от замка, бурча на ходу: – Мы и так потеряли много времени. А время, как известно, деньги.

– Может, лучше замок восстановить? – робко спросил Сигизмунд.

– Ха! Да ты представляешь, в какую сумму это обойдется?! – не снижая темпа, принялся объяснять бизнесмен. – Все под снос, и никак иначе! Фундамент, стены, сэндвич-панель, сайдинг. Минимум затрат, максимум прибыли. Учись, малыш!

Сигизмунду стало скучно. Немного развлекло слово «сэндвич-панель». Парень представил огромный американский бутерброд, этак два на два метра, который устанавливают вместо стены. Второе пришествие знаменитого пряничного домика из старых волшебных сказок. Только вместо родных пряников – заморский фаст-фуд.

Отец продолжал лекцию об экономике. Вскоре его голос смолк, и лес снова погрузился в визгливый ад работающих бензопил.

Разумеется, за непрошеными гостями следили незаметные для людского глаза наблюдатели. Михайло в компании Войцеха и Сереги залег чуть в стороне от руин, на противоположном краю опушки притаились Колючий с Сэмом и Гуру Кеном, а также братья-еноты и прочие польские рыцари. Лисена еще ночью отбыла на разведку.

Утро было ясное, а вот мысли Ломоносыча – пасмурные. Медведь ходил расстроенный с вечера. Новость о хамстве шимпанзе сильно его расстроила. И не то чтобы Михайло не ждал такого от Эм Си… Жалко было Парфюмера. Плохо, когда накануне серьезного испытания у твоих друзей отвратительное настроение, это вредит делу. Ман-Кей незаслуженно обидел скунса.

«Да и можно ли обидеть заслуженно? – ударился в философию косолапый. – Всякая обида – незаслуженная».

Впрочем, философствовать было некогда. Визг бензопил да приход к развалинам цитадели трех людей застали зверей врасплох. Подготовиться должным образом не удалось.

– Ладушки, будем действовать по обстоятельствам, – прошептал Михайло спутникам.

– Знаете, о чем я думаю в последние сутки? – спросил вдруг Войцех.

– О чем? – обернулся к нему Серега.

– Было бы великолепно, если бы нам удалось привлечь на свою сторону…

– …человека, – закончил Михайло.

– Да, а откуда ты?!.

– Похожая мыслишка и у меня появилась, когда я за мальчишкой наблюдал. Паренек явно хороший, хотя папаша всеми силами пытается его запоганить.

Волк глухо усмехнулся. Бобер почесал нос.

– Я, признаться, размышлял не о мальчугане, – промолвил Воевода. – Есть в соседнем хуторе старик. Мы его давно знаем. Недавно он пришел сюда, сидел долго, головой качал. Чувствует святость этого места, точно вам говорю! Никого ни разу не обидел, хоть в лесу проводит времени чуть ли не больше, чем в своей человечьей стае.

– Мысль перспективная, – признал медведь. – Только кто к нему пойдет? Ты, Серега или, может, сразу меня пошлем?

– Понимаю твою иронию и улыбаюсь вместе с тобой, – добродушно сказал бобер. – Но, кажется, я придумал способ его привлечь. Новые времена, новые проблемы, новые методы их решения. Предлагаю показать ему одну из золотых вещей.

– Подкуп?! – хором выдали тамбовчане.

– Нет, добрые паны, – энергично покрутил мохнатой головой Войцех, отчего его широкие щеки затрепетали, словно два мешочка. – Этот человек вряд ли польстится золотой корыстью.

– Привести его сюда, стало быть. А зачем? – Михайло пытался понять логику польского воеводы.

– Ну, он увидит, что тут хранится, и поймет, что нельзя это все рушить. Или придумает, куда перепрятать.

– Себе домой, – прокомментировал Серега.

– Уверен, что нет. В отличие от этого, Гржибовского.

– Не будем спешить, – подытожил Ломоносыч.

На другом конце опушки, возле склона холма, на котором покоилась ветхая цитадель, еж, скунс, кенгуру и еноты обсуждали услышанное от людей.

– А хозяин-то пришлый фамилию потешную носит. От польского слова «гриб» образованную, – заметил Анджей.

– Жалко, шляпы на нем нет, – хмыкнул Колючий. – А то было бы, как в соседней с нашим Тамбовом Рязани.

Кшиштов встрепенулся:

– А что в Рязани?

– А в Рязани грибы с глазами. Их едят, а они глядят.

Поляки и Парфюмер с Гуру Кеном рассмеялись.

– Тут ребята разведали, что строителей всего шестеро, плюс те трое, которых мы видели. Итого девять, – сказал Кшиштов.

– Будет больше, – уверил австралиец. – Пробьют дорогу, тогда и нагрянут основные силы соперника.

– Это точно, – подтвердил Сэм.

Впрочем, Колючий решил, что Парфюмер буркнул это совершенно случайно, мысли скунса были далеко.

Еноты приуныли, но тут прилетела малиновка и позвала их к месту общего сбора.

Звери собрались в одном из затейливых оврагов, изрывших соседний холм. Длинный пологий бок холма спускался к реке. Талая и дождевая вода много лет вымывала почву, и теперь склон был подобен маленькому урочищу. Деревья здесь были редки, в основном росли полоски кустарника и трава.

Пан Гржибовский не рискнул возводить здесь свою охотничью гостиницу, слишком уж зыбким был грунт. Прочие местечки, где можно было бы развернуть строительство, либо находились в заболоченной низине, либо оказались очень узки. Поэтому выбор пал на холм, где спряталась разрушенная цитадель Ордена золотого горностая.

Итак, в широкий овраг, имеющий множество боковых ответвлений, сбежались звери и слетелись птицы. Здесь были хорьки, еноты, суслики, ящерицы, белки, кабанчики, малиновки, чибисы, сонные совы, пара соколов и куча всяческих пичуг.

– Запомните это место, – сказал им Войцех. – Тут будем совещаться. Жить в крепости, под носом у людей, нельзя, чтобы не привлечь их внимание к священной цитадели раньше времени. А теперь послушайте наших друзей.

Михайло встал, немного смущенно откашлялся, собираясь с мыслями.

– Здравствуйте все. У нас есть определенный опыт борьбы с людьми. Мы попытаемся вам помочь, но для этого нам нужно быть уверенными в том, что вы поддержите любые наши начинания и выполните любые наши… – медведь сделал паузу, – приказы.

Звери зароптали, загалдели птицы. Бобер-воевода поднял лапу, гомон стих.

– Лучше сражаться под началом друга, чем сдаться врагу, – провозгласил Войцех.

Сход согласился, сперва неуверенно, потом единодушно.

– Итак, дорогие мои союзники, – продолжил Михайло Ломоносыч. – Наше первое оружие – хитрость. Не получится у нас выйти в чисто поле и одолеть человека в честном бою. Рыцарские законы к людям не применимы. Врага надо лишить всего, чем он может нанести вред лесу и дорогим для вас замковым стенам. Видите оставленные инструменты – тащите и прячьте. Наткнулись на провод – грызите. Хорьки есть?

– Туточки! – откликнулись остроносые непоседы, чьи глазки-бусинки зыркали по сторонам с невероятной скоростью.

– Провода – опасная штука, но они вполне вам по зубам. Убедитесь, что на другом конце провода ничего не работает, или не горит лампочка, и тогда кусайте. Вещество, в которое люди прячут металлическую часть, говорят, вкусное. Но я бы не стал этим увлекаться. Испортили провод и тут же отступили. Когда появятся машины, станет еще легче. Залез ночью в двигатель и кусай не хочу, там и опасности нет почти. Поняли?

– Вопросов не имеем! – весело ответили хорьки.

– Теперь бобры. Ребята, вам придется ночами подтачивать деревья, чтобы они валились на дорогу, которую, я полагаю, люди полностью пропилят завтра к вечеру. Понимаю, вам будет много работы, а им убрать ствол – дело нескольких минут. Но они обязательно занервничают. Больше всего человека выводит из себя обилие мелких проблем. Он считает себя слишком большим и могучим, чтобы отвлекаться на мелочи. А когда они начинают его засасывать, все его величие и могущество заслоняются злостью. Злость заставляет ошибаться, испытывать неуверенность и отказываться от прежних планов. Ясно?

– Да! – донеслось со всех сторон.

– Отлично. Перейдем к птицам. Помимо того, что вы, дорогие мои, являетесь связными и наблюдателями, вашей задачей станет банальное бомбометание. Кушайте побольше, летайте над строителями почаще. Ну, вы поняли.

Раздался веселый смех.

– Существуют и другие задачи. Они куда более сложные, но их мы пока не ставим, в основном они лягут на наши плечи. Василиса ушла на разведку, вызнает новости в деревне. Не исключаю возможности нашего нападения на хутор. Если уж вести партизанскую войну, то по-крупному. Согласны?

– Конечно!

– Чую в вас дух отваги. Молодцы. Стало быть, пора поговорить о втором оружии. Наше второе оружие – это осторожность. Если решил умыкнуть ножовку, убедись, что тебя не видят, а ты справишься с ношей. Кусаешь провод – то же самое. Запомните: нас здесь нет. Люди не должны нас видеть. Это ударит по ним не меньше, чем ущерб, который мы им нанесем. А когда будет нужно, они увидят, скажем, меня или Серегу, хе-хе… Никакого лихачества, наши союзники – тишина, темнота и тайна. Усекли?

– Разумеется!.. Точно!.. Ясно, пан Михайло!.. Зададим им!..

– Тогда назначаю начало военных действий на завтрашний вечер, – поставил точку Войцех.

 

Глава 4

Сразу после утреннего посещения руин пан Гржибовский уехал в столицу по срочным делам. Сигизмунд попросился остаться, и отец разрешил. Коттедж есть, почему бы им не воспользоваться? Миллионы детей проводят лето в деревнях. Молоко, воздух, река. Начальник стройки обещал нанимателю присмотреть за пареньком.

День Сигизмунд провел, гуляя по хутору и его окрестностям, вечером вернулся в коттедж и сел за чтение. Спустя два часа сын пана Гржибовского отложил книгу. Это были «Крестоносцы» Сенкевича.

Мальчишка посмотрел в окно, на зелень яблоневого сада, обступающего дом. Книга была захватывающая, но глазам требовался отдых.

Яблоки прятались в листве. Скоро поспеют. Зачем только отец решил спилить здесь почти все деревья? Вечно ему современный дизайн подавай. Парень вспомнил папины слова: «Сюда будут приезжать мои партнеры. Они должны попадать не в глупые деревенские заросли, а в настоящий сад европейского качества. Соображай, Сигизмунд».

Сигизмунду не нравилось его имя. Оно было какое-то смешное, громоздкое, хоть и напоминало о королях и прочих дворянах. Естественно, отец назвал его не просто так, а для того, чтобы в будущем, когда Сигизмунд вырастет, имя придавало ему солидности. Парень терялся в догадках, чем думают взрослые, нарекая своих детей? Пан Сигизмунд Гржибовский. Звучит, словно Эдуард Мухоморов.

И будет он с утра до вечера крутиться, орать на подчиненных, лицемерить с партнерами, выгадывать, выкраивать, обманывать, сам налетать… Отец начинал с торговли, потом вложился в недвижимость, провернул несколько удачных сделок, затем еще, еще, и вот она – стройка века – проект охотничьего хозяйства с гостиницей повышенной комфортности на шестьдесят персон.

У Сигизмунда аж зубы свело от этого трехэтажного названия. Разве может скрываться за ним что-нибудь интересное? То ли дело старый замок. Надо будет туда напроситься со строителями. Начальник стройки вроде бы хороший мужик.

Как же его зовут? Казимир, точно. Удивительно: отец ухитрился ни разу не назвать пана главного строителя по имени!

Он как раз вернулся в коттедж «с объекта».

– Салют, Сигизмунд.

– Здравствуйте, пан Казимир.

Строитель поставил на стол трехлитровую банку молока.

– Вот, прикупил у бабки Дзендзелючки, – сказал Казимир. – Занятная женщина. Вроде бы говорили пару минут, а я уже знаю последние хуторские сплетни и мировые политические новости. Говорят, что наша стройка обречена на провал, а конец света вообще ожидается со дня на день. Пей.

Начальник разлил молоко по кружкам, одну подвинул к Сигизмунду. Мальчик встал с лавки, подошел к столу, угостился.

– Извините, что вы сказали о стройке?

Густые брови мужчины еле заметно поднялись. «Неужели пацанчик совсем в папашу? – подумал Казимир. – На конец света ни малейшего внимания не обратил, а за провал стройки сразу зацепился…»

– Развалины, которые ты видел, якобы прокляты. Несколько веков никто из местных даже и подумать не смел туда соваться. Страшно, ясное дело. Суеверия долго живут, а старухи за них любят цепляться. Ерунда, конечно, мы с ребятами посмеялись и разошлись. А представь, как бы все заволновались еще сотню лет назад, а?

Теперь строитель удивился второй раз. Глаза Сигизмунда расширились, малец заметно разволновался.

– Я, пан Казимир, сразу в этом замке что-то особое почувствовал, – тихо, но со страстью заговорил Гржибовский-младший. – Будто моргнешь, а крепость-то в тот же миг и восстановится. Только, знаете, не тяжелое это было чувство. Не проклятье, а как бы наоборот.

«Ух ты! – изумился начальник стройки. – Ошибся я в парне, поторопился». Взрослым часто кажется, что они видят ребенка насквозь. Отсюда и скорые неверные выводы да предвзятое отношение. То ли это свидетельство гордыни, то ли маленькая месть. Ведь взрослый никогда уже не станет ребенком.

Мужчина пил молоко и вспоминал свои двенадцать лет. Золотое времечко. Мир тогда казался ему волшебным.

– Хочешь еще туда сходить? – спросил наконец главный строитель.

– Да, пан Казимир! – выпалил Сигизмунд.

– Хорошо, завтра утречком и пойдем. Ты парень разумный, осторожный, шею не свернешь.

– Конечно, нет! – заверил мальчик.

Следующий день он провел в замке, все тщательно облазил, правда, к огромному облегчению зверей, не обнаружил входа в тайные подземелья. Прошелся до второго оврага. Здесь работу бензопил слышно не было. Он долго сидел на вершине, любуясь облаками, рекой и долиной, раскинувшейся на ее противоположном берегу. Овраги тоже показались парню интересными. Затем Сигизмунд вернулся к остову цитадели, достал из рюкзачка «Крестоносцев», устроился на древнем камне и принялся за чтение.

В рюкзачке нашлись бутылка молока и ватрушки, так что мальчик не бедствовал до самого вечера. Потом пришел пан Казимир, и они вернулись на хутор.

– Можно, я и завтра?.. – робко спросил Сигизмунд.

– Можно, – коротко кивнул главный строитель, пребывавший в хорошем расположении духа.

Как и предсказывал Михайло Ломоносыч, к следующему вечеру строители закончили просеку, идущую от проселочной дороги к самому замку. Пан Гржибовский дал на это ужасающе мало времени, поэтому на второй день деревья валили уже десять работяг, затем оттаскивали их в стороны, а пни спиливали под основание, не корчуя. Распиловку леса отложили на потом.

С середины дня на освобожденный от деревьев участок стали заезжать самосвалы, груженные гравием. Они ссыпали белую пыльную россыпь камней, а гусеничный трактор разравнивал кучи. Теперь к визгу пил добавилось тарахтение моторов, по округе распространился черный едкий дым. Зверям с их чувствительным нюхом пришлось чрезвычайно тяжко.

– Слишком быстро они за дело взялись, – покачал головой медведь, следивший за работами. – На Тамбовщине вся эта катавасия растянулась бы на неделю.

Он не предполагал, что люди за пару дней не только сделают просеку, но и подготовят половину подъездного пути.

Михайло обошел замок по широкой дуге и вышел к месту сборов. В овраге его дожидался Войцех.

– Прыткие у вас людишки водятся, – признал косолапый. – Но мы тоже не лыком шиты. Командуй, воевода, своим бобрам, чтобы грызли несколько деревьев как можно дальше от крепости. Парочку пусть прогрызут так, чтобы сами не завалились. Хорьки во что бы то ни стало должны испортить трактор. Мне же выдели кабанов покрупнее. Будем заниматься мартышкиным трудом.

Ломоносыч вспомнил о Ман-Кее и вздохнул.

Ночью закипела работа. Строители напрасно оставили площадку без присмотра.

Дисциплинированные бобры чуть ли не строем прочапали на позицию, вгрызлись в стволы высоких, но более-менее тонких деревьев. Хорьки совершили набег на трактор, приведя все провода в негодность. Михайло, Иржи Тырпыржацкий, Гуру Кен, Серега и кабаны занялись перетаскиванием спиленных деревьев обратно на дорогу. Устали, конечно, зверски, зато людям подготовили достойный сюрприз.

Колючий маялся от вынужденного безделья. Ни ему, ни Сэму, ни Петеру пока не нашлось применения. Петер почти не стеснялся такого положения, он теперь постоянно давал концерты, и его песни поддерживали боевой дух лесного ополчения.

Парфюмер Сэм совсем замкнулся в себе. Он остро переживал обиду, нанесенную Ман-Кеем. Американец слишком сдружился с Эм Си. Вера в друга усилилась во время приключений, пережитых четверкой циркачей в тамбовском лесу. «Что со мной? – задавался вопросом Сэм. – Раньше я бы не обратил внимания на слова Ман-Кея! Да вот же, когда мы с Колючим выпали из корзины, еж назвал меня Вонючкой, а я почти не обиделся. Дело не в кличке. Соль в том, как ее произнесли… Мы же с Эм Си столько лет в цирке прожили, и вдруг он говорит обо мне так пренебрежительно, будто о чужом. Не узнаю тебя, старый друг».

Еж пытался отвлечь скунса от грустных мыслей, но не особо преуспел. В конце концов Колючий сдался и решил оставить Парфюмера в одиночестве.

Потом ежу захотелось еще раз поглазеть на священный тайник Ордена, и он спустился в подземелье. Лазанье по темным переходам без друзей воспринималось совсем иначе, ежу стало жутковато. Однако он собрался с мужеством и продолжил путь. Таков был характер Колючего – если он что-то решил, то трудности его не остановят.

В зале, где хранились сокровища, латы и золотой горностай, еж долго рассматривал доспехи, не обращая внимания на залежи драгоценных вещиц. Латы отлично сохранились. Безусловно, их покрыл слой ржавчины, а на нее легла пыльная пелена…

Колючий отодвинул лапкой завесу паутины и подошел к первому железному истукану, изучил его вблизи. Вполне целый металл. Между пальцами стальных краг ловкие пауки сплели изящные сетки. Еж потрогал полую руку, пальцы сдвинулись, нарушив паутину. Недовольный паук спрятался между щетками, призванными прикрывать предплечья. Россиянин хмыкнул.

– Рыцари, значит, – прошептал он. – Рыцари из проклятого замка…

Потом Колючий полюбовался фигуркой горностая. Изящная работа, ничего не скажешь. На вкус ежа, гордого зверька лучше было бы вырезать из дерева. Золото придавало горностаю какой-то наглой самоуверенности. «Наверное, это чувство возникает из-за того, что я много знаю о золоте», – решил россиянин.

Выбравшись из каменной норы, еж отправился искать братьев-енотов.

Кшиштов нашелся в овраге, на месте сборов.

– А, пан Колючий! – обрадовался он. – Давай посидим вместе. Я тут наподобие связного. Прилетают птички, я принимаю отчет и либо отпускаю их, либо посылаю к магистру Войцеху. Скучно.

– А где Анджей?

– Братан-то? Потопал искать пани Лисену.

– У вас же на этот случай птички есть, – резонно заметил еж.

– Это понятно. Он же не просто за ней пошел, а с особым заданием секретного свойства.

– Такого секретного, что ты даже мне не расскажешь?

– Конечно, мне нельзя никому говорить. Самая высокая степень секретности! Поэтому слушай…

Лисена провела в деревне целые сутки. Ловкая хищница избегала встречи с собаками, искусно пряталась от людей и узнала многое о жизни польских крестьян. Подслушивая разговор двух мужиков, трепавшихся на сельском причале, рыжая с трудом удержалась от смеха. Они обсуждали кражу лодки у рыбаков-неудачников Збигнева и Зденека. Потом, прокравшись к магазину, лиса проведала, о чем судачили женщины. Кража лошака? Это шпанята Колючий и Сэм. Пропажа козленка? Спросите подробности у Сереги. Мимо пробежала стайка детишек. Они спешили на реку. Вдруг снова покажется ослик с енотом и ежом на спине? «Со скунсом, глупышки», – мысленно поправила их Лисена.

На границе хутора стояли вагончики, в которых должны были жить строители, но сейчас были заселены лишь два из восьми. В них жили десять работяг, днем валивших лес, да тракторист. Здесь лиса узнала, что с деревьями справились, через полдня будет готова грунтовая дорога, а бригада вальщиков расчистит место перед «графскими развалинами». Рыжая скрипнула зубами: «Надо скорее заканчивать разведку, там у наших большие проблемы».

После вагончиков разведчица побывала возле коттеджа пана Гржибовского. Лисена засела в яблоневом саду. Тут было тихо. Сын польского бизнесмена читал на втором этаже, дядька, отвечающий за стройку, давно храпел на всю веранду. «Могли бы и внутри ему поселить», – попеняла хозяевам дома рыжая. Она не знала, что пан Казимир сам выбрал веранду, потому что обожал свежий воздух.

Лисена решила подремать. Часа в три чуткая хищница услышала шорох. Сначала она напряглась, затем расслабилась. К ней пробрался Анджей.

– Фух, еле доковылял, – пропыхтел енот. – Вот тебе.

Он вручил тамбовчанке золотую цепочку с изящным кулоном-сердечком.

– Ух ты, какая прелесть, – пролепетала Лисена. – Это… Это мне?

– Нет, конечно! – пораженно сказал Анджей. – Для дела.

– А я-то губу раскатала, – обиженно протянула рыжая.

– Ну так закатай, пожалуйста, обратно, – хмыкнул енот. – Ты, безусловно, красавица, но не до такой степени, чтобы я для тебя украл у Ордена кусок золота.

– Мелочный век, мелочные рыцари, – с издевкой прошептала Лисена, глотая обиду. – Где подвиг? Где сильный поступок?

– А мы сейчас разве не заняты его совершением? Внедрение в тыл врага, дерзкая разведка.

– Больно ты дерзок. Ночью в яблоневый сад пробираться. Ладно, кому взятку давать будем? Старосте?

– Взятку? Мы не в карты играть пришли, – совсем не понял лису енот.

– Я в смысле дачи на лапу, – попробовала пояснить Лисена, только Анджей запутался еще сильнее.

– Для кого цацка? – рявкнула рыжая.

В соседнем дворе залаяла собака.

– Тише ты, заклинаю тебя золотым горностаем! – испугался енот-рыцарь.

– Да хоть медным тазом, – прошипела Лисена. – Не трать время, отвечай по существу.

– Тут живет человек, старик. Он как бы за нас. Золото привлечет его интерес.

– А вы не боитесь, что запустите лису в курятник?

– Тебя?! – захлопал глазами Анджей. – А! Ты думаешь, он позарится на наши несметные сокровища?

– Да.

– Не должен. Не такой он.

– Хорошо, вам виднее. Что нужно делать, всучив ему эту взятку?

– Это не… – хмуро начал енот.

– Знаю, – отмела возражения Лисена. – Шутила я. Что-то ты, Анджей, по ночам какой-то тормозной становишься.

И подумала: «Все-таки раскатала губенку-то. Вон как ляха задергала. Ладно, Василиска, стыришь ты желтых висюлек еще на свою долю».

– Мы проводим его к цитадели, а там уже Войцех будет действовать, – промолвил полосатый рыцарь.

– Ну, пойдем к твоему честному старикану.

Лиса и енот осторожно пробрались к дому пана Дзендзелюка. Поляк подсказывал дорогу, тамбовчаночка следила за тем, чтобы не нашуметь или не выскочить на какого-нибудь дворового пса-полуночника.

На собак не напоролись, зато столкнулись нос к носу с шальной кошкой. Мурка выбежала из-за плетня, резко остановилась, зашипела, выгнув спину.

Лисена оскалила клыки, на одном из которых качалась цепочка с кулоном. В свете луны кошка разглядела вставшую дыбом лисью шерсть. Енот прятался за спутницей.

– Дура заполошная, сама себя испугала, – на грани слышимости проговорила Лисена.

Кошка медленно попятилась, не отрывая взгляда от глаз лесной хищницы.

– Сейчас собак позову, куроедка, – пообещала мурка.

– Смотри не перестарайся, а то саму задерут, – насмешливо ответила лиса и сделала вид, что атакует.

Кошка истошно мяукнула и припустила прочь. Прогавкал два раза, не просыпаясь, и затих пес за плетнем. Второе «гав» получилось смазанным, вроде «вау».

Лазутчики продолжили поход.

Старик и старуха почивали. Свет в доме не горел, дверь была заперта, зато окна открыты нараспашку.

– Как же мы зайдем? – озадачился Анджей.

– Я лично запрыгну в окно, – ухмыльнулась Лисена и тут же выполнила обещание.

Енот остался внизу.

Нюх, зрение и слух мгновенно сообщили лисе, где находятся хозяева дома. Вот они, сопят на кровати, стоящей у дальней стены комнаты.

Василиса уселась на подоконнике, аккуратно сдвинув наполненную водой крынку.

Чуть склонив голову, тамбовчанка выпустила из зубов цепочку. Золотишко звякнуло о крашеную доску подоконника. Люди не проснулись.

Лисена подняла драгоценность и повторила бросок. Старик заворочался.

Цепочка четырежды встретилась с подоконником, прежде чем пан Дзендзелюк сонно спросил:

– Кто здесь?

Его рука стала шарить по стене, ища кнопку ночника.

Рыжая терпеливо выжидала, снова повесив украшение на клык.

Вспыхнул приглушенный свет. Старуха проворчала что-то сердитое, отвернулась к стенке.

Дед Дзендзелюк сел на постели, свесив ноги, глянул на темное окно и перестал щуриться.

– Ну, здорово, если ты не признак надвигающегося маразма, – сказал он лисе.

Лисена помотала головой, дескать, настоящая я, не бойся, человек.

Она встала, потянулась, развернулась к улице, махнула пушистым хвостом, словно рукой.

– Что, приглашаешь с тобой идти? – спросил старик.

Рыжая резко вздернула подбородок, разжимая челюсти. Цепочка пролетела через всю комнату и упала к тапочкам пана Дзендзелюка. Дед, кряхтя, поднял вещицу.

– Ишь ты…

Лиса еще раз махнула хвостом.

– Ну, голубушка, я тебе так скажу. Вот это, – Дзендзелюк потряс цепочкой, – мне не интересно. Не нажил за всю жизнь богатства, а сейчас оно мне тем паче не нужно. А вот сходить с тобой – схожу. Впервые такую умницу встречаю. Погоди только, оденусь.

Лесная гостья послушно уселась и ждала. Старик натянул носки, штаны, кутку, сгреб папиросы и зажигалку со столика, крадучись, чтобы не разбудить Барбару, пошел к выходу.

– Ты как хочешь, а я через дверь.

Он слышал байку о том, что одному горожанину умная крыса повадилась носить деньги из чьего-то тайника. Мужик щедро кормил смышленого пасюка за каждую доставленную купюру. Потом, правда, крысюк стал волочь погрызенные бумажки, и небольшой бизнес человека и животного закончился. Но чтобы лисы золотишко подтаскивали…

Лиса ждала возле крыльца. Да не одна, с енотом.

– Чудны дела твои, Господи, – пробормотал пан Дзендзелюк. – Ну, айда, разумники.

 

Глава 5

Ночью подул северный ветер и слегка похолодало. Рассвело, сонные люди выползали из вагончиков, зевали, умывались, глотали горячий чай. Вернувшись на просеку, рабочие просто обалдели: на расчищенный участок были навалены деревья.

Пан Казимир гневно вышагивал вдоль завалов, и ругань его могла бы взять приз «Лучшая брань десятилетия». Вместо того чтобы заняться расчисткой стройплощадки, строители принялись растаскивать деревья.

Самосвалы со щебнем, заказанные на утро, простаивали, не имея возможности доехать до точки назначения.

Начальник стройки заскочил в джип и метнулся к старосте хутора. Пан Казимир решил, что ночью на просеке набедокурили местные жители.

– Мне не важно, кто за этим стоит, вы, ваша жена, последняя деревенская доярка или какие-нибудь защитники природы из партии зеленых! – заорал с порога пан Казимир на старосту. – Мне надо соблюдать сроки, понимаете? Не я придумал этот проект. Решайте все с паном Гржибовским.

Староста, седой мужик с лукавыми глазами и розовыми щеками, слушал Казимира с неподдельным удивлением. При этом в глазах старосты не было ни грамма хитрости.

– Я вообще не понимаю, чего вы на меня кобеля спускаете, пан городская шишка, – с достоинством сказал он. – Потрудитесь пожаловать объяснением, иначе наш разговор не возымеет ни малейшего смысла.

– Стволы кто навалил на дорогу? – менее уверенно спросил строитель.

– Не имею сведений знать, – твердо заверил гневного Казимира староста. – А теперь соизвольте покинуть мое жилище в известном направлении.

Посрамленный начальник стройки вернулся на просеку. Здесь его ждал еще один удар – отказался заводиться трактор. Проводка была полностью уничтожена.

– Тюфяк! – обозвал тракториста пан Казимир. – Ты лично отвечаешь за машину. Стоимость ремонта вычту из зарплаты!

Главный строитель достал мобильный телефон, отзвонился в город, вызвал ремонтников с комплектом проводов, а также выписал еще один трактор. Затем несколько минут подгонял рабочих, чтобы они бодрее растаскивали завал. Наконец пан Казимир связался с паном Гржибовским и доложил о диверсии.

– Меня не интересует, кто это сделал! Мне важны сроки! – пронзительно заорал в трубку бизнесмен, и строитель даже отодвинул телефон подальше от уха. – Делайте все, что от вас зависит!

Прослушав серию коротких гудков, пан Казимир сплюнул и вернулся к руководству рабочими.

Все утро не выспавшийся дед Дзендзелюк выслушивал нытье супруги:

– Куда ночью шлялся, старый? Седина в бороду, бес в ребро? Признавайся, срамотник!

«Срамотник» знал, что жена ни в чем плохом его не подозревает. Просто беспокоится. А еще ей любопытно.

– Не сочиняй, старая, – строго сказал он. – Ходил в ночное. Впервой, что ли? Не спалось, вот и прогулялся.

– Ноги переломаешь, не мальчик уже, – с затаенной тревогой уколола супруга.

«Беспокоится, голубка», – подумал пан Дзендзелюк, и в его душе разлилась теплота.

– Не ворчи, родная, – примирительно сказал дед.

Бабка повздыхала-повздыхала, вышла на двор, обиходила скотину да отправилась к соседке. Надо и новости узнать, и на мужа пожаловаться.

– Представляешь? – начала еще из-за ограды пани Дзендзелюк. – Мой нынче в лесу ночевал!

– И вернулся?! Везучая ты, кума. Там такое творилось! – И соседушка обрушила на нее шквал ужасов, восторгов и еще не пойми чего по поводу происшествия на стройке.

– Помяни мое слово, – сверкнула она водянистыми очами. – Близок Страшный суд. Скоро все предстанем перед Господом за грехи свои.

– Погоди ты, труба иерихонская, – отмахнулась Барбара. – Что там, на стройке ихней, стряслось?

– Навалило им деревьев на новую дорогу. Прямо с корнем вырывало и штабелями набрасывало. Потом, ей-богу не вру, трактор расплющило или разорвало, сама не разобралась. Ну, и еще по мелочи…

– По какой?

– В том-то и дело – не говорят! Деревья, трактор, и – все. Значит, что-то еще было.

Пани Дзендзелюк не нашла ни грамма логики в доводе соседки, но все равно поверила. Это чисто женское свойство – верить сердцем. Потому-то, вероятно, женщины так часто и чувствуют себя обманутыми.

Распрощавшись с кумой-соседкой, старуха поспешила домой.

«Матка боска! А мой-то пенек аккурат ночью по лесу колобродил! – паниковала Барбара. – И на кой я, трындычиха, об этом тренькнула? Он ведь известный противник стройки. Куме заполошной веры мало, не рвало с корнем деревьев. И трактор наверняка не по винтику… Но хоть что-то испортить-то мог мой Дзендзел. Что же будет?»

Дед не сразу понял, отчего накинулась на него бабка, но наконец на основании ее сбивчивой речи он составил примерный список обвинений. Вяло отмахавшись от жены, пан Дзендзелюк сначала прогулялся до магазина, где узнал новости, не отягощенные соседкиными россказнями, затем вернулся домой и уединился на скамейке во дворе. Предстояло осмыслить последние события и заняться выполнением одного обещания.

«Пока я по подвалам лазил, кто-то попортил строителям работу, – усмехнулся старик. – Знать бы еще, кто именно».

Он залез в карман за папиросами, достал их, но не нашел зажигалки.

Старик мысленно вернулся к ночному приключению.

Лиса и енот перевели Дзендзелюка через реку, потом был лес, подъем по склону изъеденного оврагами холма. У подножия следующего холма, того самого, на котором располагалась древняя крепость, их дожидался крупный бобер.

– О, старый знакомый, – вспомнил дед.

После небольшой паузы – пан Дзендзелюк мог на что угодно поспорить, троица в это время совещалась! – лиса и енот припустили в разные стороны, и теперь провожатым стал бобер. Взойдя на холм, старик несколько минут отдыхал, восстанавливая дыхание и сердцебиение. Провожатый сохранял олимпийское спокойствие. Убедившись, что человек готов продолжать путь, бобер ступил под сень развалин.

Почти полная луна светила ярко, Дзендзелюк хорошо видел, куда деловито топает зверек.

– Вот и переступил я границу, – прошептал старик, догоняя проводника.

Сунувшись в лаз, дед сдал назад и быстро смастерил из веточки и куска курточной подкладки подобие факела.

Вернувшийся бобер посмотрел неодобрительно, но ничего не сказал.

Странно, пану Дзендзелюку действительно стало ясно, что грызун вот-вот откроет рот и отчитает его за использование огня. Но эта долгая дуэль взглядов все же закончилась, бобер вновь скрылся в проломе.

Каменный коридор произвел на старика серьезное впечатление. Ради такого стоило перемазаться землей в узком лазе. А уж в зале-сокровищнице Дзендзелюк и вовсе потерял дар речи. Наконец дед смог вымолвить:

– Господи, стоит им копнуть, и они все это получат!..

Бобер, сидящий на куче золота, еле заметно кивнул.

– Чего же ты хочешь?

Молчание.

– Чтобы стройки не было, да?

Самый богатый в мире бобер снова кивнул.

– Как же мне это устроить?.. – Старик почесал щетинистый подбородок. – А может, перепрячем?

Грызун остался недвижим.

– Крайний вариант, да?

Кивок.

«Не предполагал, что на старости лет буду болтать с бобром-миллионером», – промелькнула вдруг мысль в дедовой голове.

– Строителей можно остановить, если наслать сюда ученых. Но, как я кумекаю, это тоже не вариант. Вам с лисой и енотом нужно сохранить это местечко нетронутым, так?

Бобер молча подтвердил.

– Буду думать, – пообещал Дзензелюк.

Провожатый слез и поковылял к выходу. Дед зашаркал за ним, но остановился.

– А ну-ка, погоди! – Пан Дзендзелюк вернулся к драгоценным россыпям и бросил туда сбереженную в кармане цепочку с кулончиком.

Бобер поглядел на человека одобрительно.

«Одобрительно-обобрительно», – усмехнулся старик.

Его проводили до спуска с холма. Винтовую лестницу пан Дзендзелюк проклинал до самой реки. На мосту он захотел закурить, но зажигалки при нем не было – осталась возле входа в лаз.

Натрудившиеся за ночь звери отдыхали, уйдя подальше от замка. Возле цитадели остались лишь наблюдатели. Эскадрильи птиц с энтузиазмом исполняли приказ Михайло, чем сильно доводили рабочих.

Волк и медведь выбрали отдельную ложбину, устроились и предались расслабленной беседе, валяясь на мягком мхе.

– Я что подумал, Михайло, – сказал Серега. – У маленькой слабой страны и руководитель грызун, а у нас в лесу как-никак ты, медведь. Это я не подлизаться решил, ты меня давно знаешь. Мне интересно сравнить. Тут, в общем-то, приятно. Чисто, правильно все. Но воздух – другой. Лес тоже чуточку не тот. Будто чего-то не хватает.

– То же самое и я ощущаю, – вздохнул Ломоносыч. – У нас всего больше. Мы безалабернее, зато душевнее. Но здешние братья тоже очень хорошие хлопцы.

– Добрые паны.

– Точно.

– Но какова дисциплинка-то? – ухмыльнулся волк. – Кинули бобрам клич грызть деревья, они и стартанули строем. У нас ты бы на пинках их выгонял.

Лесной тамбовский губернатор вздохнул:

– Народ здесь с понятием. Нам бы такую сознательность – давно бы наш край лучшим стал.

– Он и так лучше некуда, – то ли пошутил, то ли вполне серьезно сказал Серега.

– Спору нет. – Мысли Ломоносыча перескочили с философского на насущное. – Нынче строители наверняка охрану оставят. Если не заснет, испугаем?

– Обязательно, – осклабился серый.

Если долго жить на помойке, то постепенно перестаешь это замечать. Лишь в какие-то странные минуты, когда ум вырывается за границы твоих повседневных интересов, вдруг прозреваешь и ужасаешься: «Боже мой, что я тут делаю?! Почему именно здесь? Почему именно я?» Становится ясно, надо что-то менять. Либо покинуть свалку, либо сделать наконец уборку.

Эм Си Ман-Кей, в целом неглупый шимпанзе, еще в первое утро распознал суть обиталища бурундукиборгов, однако радость встречи с единомышленниками заглушила голос здравого смысла.

По мере того как еженощный танцевальный марафон все больше становился обязанностью, чем развлечением, Эм Си чаще и чаще ловил себя на мысли: что-то идет не так. Никогда еще его не слушали так жадно, никогда не принимали столь горячо. Цирк не считается, там он исполнял роль дутого предсказателя, вытаскивающего записки с глупыми пророчествами. Теперь у афро-англичанина была публика, любящая именно его талант читать рэп и стишки на ходу лепить. Вроде бы сущая безделица, многим вообще не нравился треп Ман-Кея, даже друзьям, а нашлись наконец подлинные ценители прекрасного.

Каждый вечер кумир бурундукиборгов дарил им новую версию композиции, посвященной себе любимому:

Вру, вру, вру, в рубахе парень.

Рад, рад, рад, родился.

Немного вульгарен,

в академиях не учил…

Собакой буду,

если вас забуду,

буду верен хип-хопу,

притопу, прихлопу!

Бурундукиборги, салют!

Петь-плясать – тоже труд,

Когда-нибудь оценит

нас наша страна,

и на всех-всех стенах

напишут наши имена!

Я вам благодарен,

что здесь появился.

Вру, вру, вру, в рубахе парень.

Рад, рад, рад, родился.

Публика ревела, вместо цветов на сцену летели радиодетали. Бурундукиборги выражали дикий восторг.

Появилась мода а-ля Эм Си. Каждый норовил приодеться во что-нибудь, напоминающее пиджак и брюки шимпанзе. Сине-красное присутствовало во всем. Некоторые его поклонники даже стали красить головы в такую полоску. Получалось смело, но спрятаться в лесу такому моднику было не под силу. Самым простым проявлением «стиля Эм Си» было ношение на шее чего-нибудь блестящего. В ход шли конденсаторы, транзисторы и прочий металлический лом, добываемый бурундуками на человеческих свалках. На этой почве возник целый рынок, зверьки менялись, перекупали вещицы, торговались почти до драк.

Заметно помрачнел Шершавый. Главарь банды чувствовал, что его авторитет тает бешеными темпами. Коронованный чипом бурундук стал задумываться, куда бы сбагрить новую мега-звезду.

Когда они в очередной раз отдыхали за сценой после угарного концерта, Шершавый закинул удочку:

– Слушай, Эм Си, ты не соскучился по своей старой команде?

Эм Си, не задумываясь, затарахтел:

– Разве это команда? Вот моя банда! Ты, парни; тусуем угарно. Чего еще надо? И так все шоколадно!

«Не дурак, хоть и прикидывается, – злобно отметил главарь бурундукиборгов. – Чует, где ему светят респект и уважуха».

– А чего ты хочешь по жизни, Ман-Кей? – спросил он вслух.

– Честно, йо, сказать?

– Да.

– Жрать!

Шимпанзе действительно не ел суток трое. Припасы, захваченные зверями в полет, закончились еще над Белоруссией, а в Польше афро-англичанин не нашел ничего, что могло бы заменить ему бананы. Немного недоспевших ягод и какой-то листвы – вот и весь рацион. Орехи, которые ему с Шершавым подносили бурундуки, оказались совсем непригодны для Эм Си.

Голод в конце концов позволил Ман-Кею вынырнуть из транса, в котором он пребывал с момента своего первого выступления перед бурундукиборгами.

Эм Си нетерпеливо закачался, шлепая ладошами по земле.

– Шершавый, послушай, напряги свои уши, я должен покушать, серьезно покушать. Все мысли о ней, о еде, но где ее взять? Oh, yeah!

– Дай-ка подумать. – В прикрытых глазах Шершавого блеснули хитрые огоньки. – У нас в лесу пальмы не растут. Все-таки придется тебе… Нет! Нам! Нам придется грабануть людей. Да, брат! Мы нападем на их поселок. Точнее, на магазин.

Бурундук изображал мозговой штурм, а шимпанзе гонял мысли: «Ясное дело, в продмаг, если ты не чародей и маг. Я-то думал, друг поможет, но он не в теме, похоже».

– Только вот в чем заруба, нашим парням в деревню нельзя, – продолжал растекаться мыслью по древу главарь бурундукиборгов. – Там нас собаками потравят. Нет у нас от собак средства, брат. Но ты реально ловкий, сможешь прокрасться. Ну и под человека издали закосишь.

Ман-Кей и без советов понял, что идти придется одному. Удивительное дело, пока голод был терпимым, афро-англичанин позволял себе игнорировать деревню, вспоминал тамбовский магазин и легко прогонял мысли о еде, а стоило желудку окончательно слипнуться – все, ноги сами потопали к хутору.

– Бывай, не забывай, я скоро вернусь, только вот заправлюсь-нажрусь, – сказал Эм Си, вставая.

– А может, нам все-таки вместе пойти? – жалобно спросил Шершавый, хватая рэпера за штанину и заглядывая в его глаза искреннейшим взглядом.

– Не нужно, йо. Спасибо. Я справлюсь, ибо привязался к вам, бурундуки-бор-гам! – ответил шимпанзе.

Главарь хип-хоперов дождался, пока Ман-Кей вылезет из чаши танцпола, и крикнул ему:

– Подожди! А может?..

Афро-англичанин обернулся.

– Я же сказал, нет, йо! Таково решенье мое! – и был таков.

Зашевелились сонные бурундукиборги.

– О чем это он, а, Шершавый?

Шершавый стоял, глядя вслед Эм Си и скорбно заламывая передние лапки.

– Эй, вождь! Ты чего? – совсем растревожились фанаты рэпа.

Предводитель бурундуков шумно вздохнул.

– Он… – Шершавый всхлипнул. – Он сказал, что уходит от нас.

Раздался общий вздох удивления.

– Да, братья! Он сказал, что мы исчерпали себя. Мы – вчерашний день. Мы – скучное сборище недоумков, – главарь сделал паузу, давая себе команду не увлекаться. – В общем, он разочаровался и ушел. Вы слышали, я просил его передумать. Но зря.

Бурундукиборги были растеряны. Новый кумир оскорбил их? Неужели такое возможно? Шершавый никогда не врет, значит, так оно и есть. В сердцах поклонников Ман-Кея, теперь уже бывших, разгорался неподдельный гнев.

– Догнать и закидать гнилыми поганками! Шишками его, шишками! – вопил народ.

Шершавый свистнул, и крики тут же стихли.

– Нет, ребята! Мы не будем уподобляться банде нецивилизованных макак из африканских джунглей. Он талантливый парень. Пусть уходит. Таких, как он, можно слушать только на записи, а лично лучше не знать. Дело говорю?

– Молоток, Шершавый! Разрулил!

– Тогда давайте устроим сегодня вечеринку в стиле рэгги.

– Да!!!

– Ну вот и культово, – прошептал, недобро щурясь, главный бурундукиборг. – Потусовались с обезьянкой, и хватит.

За день людям удалось расчистить место под вагончики. Кучи щебня лежали, не раскатанные трактором. Деревья, свалившиеся на просеку, похоже, были подгрызены бобрами. Это ни в какие ворота не лезло. Надо же было речным строителям забрести за два холма от водоема и попортить именно придорожные деревья!

Строители сошлись во мнении, что это все-таки местные жители неведомым образом сымитировали работу грызунов. И не поленились ведь!

– Ремонтники прибыли во второй половине дня, а дополнительный трактор доберется лишь завтра, – пожаловался Сигизмунду начальник стройки за ужином. – Твой папаня меня с ботами сожр… скушает.

– Да ладно уж, пан Казимир. Сожрет, – сочувственно сказал мальчик.

Смуглое лицо строителя оживила не очень веселая улыбка.

– Это все ерунда, конечно, – проговорил он. – Начало плохое. Вот что хреново.

– В смысле?

– Понимаешь, у меня ведь как в работе? Как начну, так и закончу. Если удачно приступил, значит, объект выйдет на загляденье и точно в срок. А коли дожди зарядят, или там техника захандрит, то все – полный облом проекту.

– Так, может, вам бросить это дело?

Пан Казимир внимательно поглядел на парня.

– Странно слышать это от сына заказчика, знаешь ли.

– Мне жалко замок, – пожал плечами Сигизмунд.

– Мне тоже, – сказал строитель. – Мне тоже.

 

Глава 6

У каждого европейского народа есть сказка, в которой герои, чаще всего царские сыновья, идут в дозор, чтобы охранять от пришлого лиха сад, поле или еще какую-нибудь особо важную территорию.

Сигизмунд и в мыслях не держал таких сказок, когда решил сбежать ночью в лес и разведать, кто же ведет партизанские действия против строителей. У паренька не возникало никаких сомнений: сегодня набег повторится. А если и нет, то приключение будет всего лишь чуть менее захватывающим. Отрицательный результат тоже результат.

Побег был запланирован и обставлен в лучших традициях жанра, одежда и обувь спрятаны под кроватью, лестница приставлена к нужному окну, раздобыт фонарь.

Храп пана Казимира, донесшийся с веранды, стал условным сигналом. Сигизмунд выскользнул из-под одеяла, быстро, по-военному, оделся-обулся, вылез в окно и… тут же столкнулся с первой трудностью. Пан Казимир зачем-то убрал лестницу.

Значит, начальник стройки четко помнил наказ пана Гржибовского присмотреть за сыном. Сигизмунд аж зубами заскрипел. Ладно, пан строитель, коли так, то будем действовать по плану «Б». Мальчик аккуратно прополз по карнизу к скату крыши, перехватился, оттолкнулся, проворно перекинул тело на нагретую за день черепицу.

Черт, громковато звякнуло!

Парень прислушался. Храп не ослабевал.

Распластавшись на крыше, Сигизмунд осторожно переместился к дровяному чулану, прилегающему к торцевой стене дома. Добрался, перескочил на чулан, едва не соскользнув с гладкой черепицы вниз, прямо на крыжовник. У Сигизмунда перехватило дыхание. Падение с высоты двух этажей на колючий кустарник могло бы окончиться плачевно.

Мягко спрыгнув с чулана, мальчик устремился знакомой дорогой в лес. Миновав мост, Сигизмунд не побежал влево, по накатанной окружной дороге, от которой строители прорубили ответвление к замку. Парень рассудил, что, срезав путь, наверняка выбредет к просеке.

Он отлично представлял направление, но не учел того, что идет ночью. Обойдя пару заболоченных низин, он незаметно для себя взял значительно правее и через полчаса вышел к основанию изрытого оврагами холма. Река текла темной полосой, перечеркнутой зыбкой лунной дорожкой.

– Все-таки промазал, – подосадовал Сигизмунд. – Кругаля дал. Ну и ладно, сам дурак.

Парень глубоко вздохнул и начал подъем. Мальчик не стал задерживаться на втором холме. Сейчас замок чернел как-то зловеще, следовательно, туда лезть не стоило. Да и цели парня были иные.

Стараясь держаться в тени деревьев, Сигизмунд пошел вдоль просеки, миновал трактор, в котором дрых незадачливый тракторист, и остановился. Впереди явно что-то шумело. Мальчик, крадучись, двинулся было на звук, но чуть не умер от страха. Где-то над ним громко закричала птица. Короткий крик разил не хуже пули.

Справившись с дрожью, парень пошел дальше. Спустя сотню шагов он узрел каких-то людей, хотя, нет, не людей, а зверей! Они слаженно тащили к дороге срубленное дерево!

Новый птичий крик отвлек Сигизмунда от дороги. До него донесся ритмично приближающийся звук – кто-то скакал! Мальчик оглянулся, мельком засек странный ушастый силуэт, а потом получил акцентированный удар в подбородок. Снизу вверх. Резко. Мощно. На языке бокса такой удар называется хуком.

Сигизмунд потерял сознание и рухнул на землю.

– Хороший удар, Гуру Кен, – ворчливо оценил Михайло Ломоносыч. – Не зря тебя в цирке кормили.

– Да, я реальный чемпион, – довольно сказал австралиец, вешая перчатки на шею.

– Угу, реальнее некуда, – встрял Колючий. – Вырубил хозяйского отпрыска.

– О, точно! – хихикнул, присмотревшись к лежащему пацану, Кен.

Кроме медведя, ежа и кенгуру возле Сигизмунда стоял Войцех.

– Давайте пораскинем, как его расценивать, – предложил он.

– Как трофей. – Гуру, похоже, слишком ярко воображал, что он сейчас на ринге.

– Как заложника! – ляпнул Колючий.

– Как обузу, – заявил Михайло Ломоносыч.

– Хм, мне нравится мысль пана Колючего, – сказал бобер-воевода. – Если мальчик пропадет, то его папаша выполнит любые наши требования.

– Получается какая-то помесь терроризма и спекуляции, – поморщился косолапый.

– А Лисена бы оценила! – из темноты выступил Серега.

– Естественно, Василиска – известный авторитет в области надувательства, – недовольно произнес Михайло. – Тем не менее я повторяю: малец для нас обуза. Во-первых, весь лес перевернут вверх дном, когда толстосум узнает, что его сынок пропал. Во-вторых, его надо где-то держать, и уж точно не в сокровищнице, кормить, поить. Или вы предлагаете?..

Косолапый не стал договаривать очевидное.

– А может, паренек приболел? – заботливо поинтересовался волк. – Как-то он бледноват. Аж ночью светится.

– Хватит клоунады, Серега, – осадил друга Михайло. – Отнесем его к деревне. Не нужно ему тут очухиваться. А так решит, что приснилось.

– То есть мой удар не засчитан?! – тонко протянул Гуру Кен.

– Засчитан, засчитан. Просто мальцу об этом не говори, лады? – успокоил его Ломоносыч, взваливая легкое тельце на плечо. – Эх, навырубают детишек, а я носи. Василису мне пришлите! А сами продолжайте запланированные мероприятия.

За час до рассвета на подоконнике спальни четы Дзендзелюков снова нарисовалась лиса. Теперь она просто поскребла когтями по доске и коротко пролаяла.

– Ты теперь еженощно будешь приходить? – недовольно спросил старик.

Лиса насмешливо махнула хвостом и выпрыгнула из дома.

Она не стала дожидаться пана Дзендзелюка, метнувшись через огород, нырнула под изгородь, пробежала по дороге. В округе заливисто, трусливо, с поскуливаньем лаяли собаки. Еще бы, такого зверя почуяли. За околицей лиса догнала торопливо идущего медведя.

– Все в порядке, Василиса? – спросил он, пыхтя.

– В полном ажуре, Михайло Ломоносыч, – доложила рыжая.

А пан Дзендзелюк отворил дверь и ахнул. На крыльце лежал то ли бездыханный, то ли спящий мальчишка, сын столичного барыги.

– Надеюсь, это они мне не добычу поднесли, – пробормотал дед, вспомнив, как одна домашняя кошка таскала ему пойманных мышей, мол, принимай благодарность.

Парень был жив. Это радовало.

Старик затащил его в дом, положил на свободную кровать.

– Ишь, почти не замерз. Ну, спи.

Ман-Кей, стараясь не обращать внимания на лютый голод, решил действовать с умом. Днем на хутор соваться не нужно, рассудил он. Чтобы пробраться в магазин, следовало дождаться темноты.

Внимательно осмотрев хутор из кустов, Эм Си сразу определил цель – маленький аккуратный магазинчик «У Марыси». Почему-то шимпанзе казалось, что у Марыси обязательно должны продаваться цитрусовые и бананы. На крайний случай, в деревне каждая яблоня ломилась от огромных, хотя и зеленых пока плодов. Яблоки тоже входили в меню афро-англичанина, но ему не хотелось есть недоспелые.

День сменился вечером, затем над Польшей воцарилась ночь. Ман-Кей был на грани истерики. Голодное ожидание было серьезнейшим испытанием воли. Шимпанзе подъел траву, обглодал листья с кустарника, среди которого прятался. Можжевельник был отвратительным на вкус, зато удалось немного обмануть желудок.

Эм Си долго не решался идти к магазину. В животе урчало, как в токарном цеху. Рэпер боялся, что этот звук, кажущийся ему громоподобным, обязательно услышат собаки. Потом афро-англичанин все же справился со страхом и прокрался к заветному домику.

К счастью, Марыся не закрыла узкую форточку. Человек в нее не протиснулся бы, а шимпанзе было в самый раз. Темные стекла окна с праздничной окантовкой из фольги тоже не были помехой, но Ман-Кей предпочитал сделать свое черное дело максимально тихо. К тому же он видел в каком-то фильме, что если разбить стекло, то заорет сигнализация, понаедет полиция на машинах с мигалками, начнется погоня, и преступник рано или поздно попадется. Эм Си не хотел доводить дело до столь драматичного финала. Вор ловко вскарабкался к форточке, скользнул внутрь.

Фрукты тут были, притом в широком ассортименте: апельсины, яблоки, бананы, киви – весь джентльменский набор. Ман-Кей уселся на прилавок и принялся пировать. Как он ел! В одной руке яблоко, в другой банан, рот набит, глаза навыкат. Пройдясь по магазину, шимпанзе выбрал бутылочку газировки и конфеты. Праздник продолжался.

Через час Эм Си лениво оттолкнул от себя лоток, наполненный огрызками и шкурками.

– Это подлинный рай. Yeah, all right! – выдохнул афро-англичанин, поглаживая тугой живот. Брюшко было круглое, будто Ман-Кей глобус проглотил.

Циркача клонило в сон, но разум говорил, что утром придут продавцы и настанет час возмездия.

Грабитель сунул последний бананчик в карман пиджака, взял в каждую руку по апельсину. Пройдясь вразвалочку по прилавку, Эм Си стал карабкаться в форточку. Цитрусы мешали, а выбрасывать их было жалко. Он кое-как залез на подоконник и принялся протискиваться в узкий проем. Голова и плечи прошли идеально, а вот загруженный пищей живот застрял.

Ман-Кей запаниковал, дернулся, потерял равновесие и стал вываливаться из форточки. Чтобы не шарахнуться головой о стекло, он инстинктивно расставил руки, уперся ими в раму. Вор не учел одного: свободно висящий на его шее массивный медальон в форме фунта стерлингов с размаху саданул по окну.

Стекло разбилось и с громким звоном осыпалось. Мгновением позже завизжала сигнализация – все-таки полоски фольги здесь были укреплены не для красоты. Проснулись и залаяли окрестные собаки.

Эм Си не по-детски перепугался. Кляня себя последними рэперскими проклятьями, он отбросил апельсины, принялся отталкиваться лапами от рамы, задергался, расцарапывая живот и спину, и высвободился с пятой попытки. Шимпанзе сделал в воздухе неуклюжее сальто, приземлился и припустил к околице.

В домах зажигался свет. Собаки, заливаясь исступленным лаем, рвались с цепей. Каждая норовила тявкать погромче. Люди выходили, громко переговаривались между собой.

Шимпанзе пулей ворвался в лес. Погони пока вроде бы не было видно, но Ман-Кею показалось, что лай приближается. Афро-англичанин остановился, пытаясь отдышаться. Бежать к бурундукиборгам было нельзя. Если собаки возьмут след, то Эм Си наведет их на друзей. Вот и покушал.

– Врете, не возьмете, – пообещал хуторянам Ман-Кей. – Запутаю, йо, не найдете. Останетесь в пролете, посмотрим, как запоете.

Он сноровисто полез на ближайшую осину. Предстояло воспользоваться обезьяньим способом передвижения. Прыгая с ветки на ветку, от дерева к дереву, Эм Си удалялся от места, где он оставил последние следы на земле. Звуки погони действительно становились громче.

Потом шимпанзе снова спустился наземь, долго петлял, нашел удобное дерево и спрятался в кроне. Теперь можно было спокойно переварить съеденное. Главное, не упасть и не захрапеть.

Когда долго себя жалеешь, постепенно начинаешь верить, что все вокруг – исключительно плохие и никчемные, а ты один-одинешенек такой белый да пушистый, и нет в целом мире существа, которое поняло бы тебя, горемыку.

Парфюмер Сэм настолько сильно сконцентрировался на обиде, нанесенной ему Ман-Кеем, что перестал воспринимать Колючего, Гуру, Петера и остальных зверей. Скунс сидел в дальнем овраге, куда, как на дежурство, приходили его друзья в надежде вернуть Парфюмеру интерес к жизни.

Кроме ежа со скунсом, попавшим в депрессию, пробовали говорить и кенгуру («Приятель, забудь! Пойдем побоксируем!»), и Серега («Сэм, если ты и дальше будешь сидеть в апатии, то я решу, что ты приболел. Это я тебе как санитар леса сказал»), и лошак Иржи («Поехали, покатаю!»). Петер целый день пытался расшевелить Парфюмера, напевая ему американские песенки. Колючий сам заметно погрустнел, ведь еж полагал, что уж он-то, закадычный друг Сэма, его развеселит.

На проказы, которые так нравились скунсу в тамбовском лесу, он не соблазнялся. Тогда Колючий притащил зажигалку, найденную возле входа в подземелье, и предложил Сэму:

– Давай спалим этот дурацкий лес к черту, а?

– А толку? – даже не обернувшись, проныл Парфюмер.

Ежу не хватало гитары. Любимый инструмент остался дома, на Тамбовщине, и Колючий запел а капелла, старательно имитируя хрипотцу:

Идет охота на слонов, идет охота

На серых хищников – матерых и слонят,

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

А вдоль дороги трупы с косами стоят.

– Такую песню испортил. А ведь она про нас, про волков, – проворчал Серега, по случаю забежавший проведать скунса.

– Ну, извини. Я сам скоро сяду рядом и надуюсь, как хомяк, – с горечью сказал Колючий.

– Оставьте меня, пожалуйста, – глухо пробубнил Парфюмер.

Еж поджал губы и удалился, Серега тоже.

Естественно, пан Казимир наорал на тракториста, проспавшего очередной набег диверсантов, а толку-то. Работники потеряли два часа, растаскивая завал. На сей раз он был меньше, но злоумышленник словно намекал: я слежу, я рядом.

Продолжился ремонт трактора. К полудню подогнали второй. Начальник стройки звонил в город, заказал еще щебня. Четыре самосвала прибыли в два часа дня, выгрузились, развернулись, гуськом поехали обратно.

Но теперь почти у самого выезда на проселочную дорогу просеку преграждало с полдесятка поваленных лесин. Дело в том, что пока длилась выгрузка, Михайло Ломоносыч прошелся мимо заранее заготовленных бобрами деревьев и слегка – по-медвежьи – задел их плечом.

Главный строитель был вынужден опять снять людей с дорожных работ и гнать их за километр, чтобы выпустить грузовики.

Потом на стройку заявился староста хутора.

– Сегодня кто-то из ваших ограбил наш магазин, – выдал он.

Пан Казимир раздраженно отмахнулся:

– А, это известная песня. Чуть что, сразу приезжие виноваты. Вы, добрый пан, лучше идите, разберитесь-ка со своими людьми. У меня и без вас проблем выше крыши.

– Следы ведут в лес, к стройке, – настойчиво сказал староста. – Правда, собаки потеряли его после моста, но направление недвусмысленно указывает на ваш объект.

– Не мелите чушь, уважаемый, – еще более нетерпеливо ответил начальник стройки. – Все мои рабочие ночуют в вагончиках. Вагончики стоят в вашей деревне, если вы запамятовали. На объекте ночевал всего один человек. Сторож.

– Что-то не очень он насторожил, судя по тому, что я тут увидел, – усмехнулся староста.

– Да, он проспал и будет наказан, – отчеканил пан Казимир, которого посетило озарение. – Кстати, теперь вы должны понять, что нам вредят именно ваши люди. Более того, они грабят ваши же магазины. А ведь лодки да скотину в округе начали воровать еще до нашего появления, не так ли?

– Так, – растерянно проговорил староста.

– В таком случае, всего доброго.

Начальник строительства оставил хуторского главу в глубокой задумчивости. Пану Казимиру и самому было над чем голову поломать. Начинать каждое утро с разбора завалов ему совсем не улыбалось. На протяжении всей дороги охрану не выставишь. Что же делать? Начальник улыбнулся. Очень просто: надо ввести график патрулирования просеки. Ребята могут сторожить по два часа за ночь. Прогулялся несколько раз туда-сюда, сменился, а потом и досыпай себе. Главное теперь перевезти вагончики к месту стройки.

Пан Казимир посмотрел на часы. Почти четыре.

«Вот леший, как поздно-то! – мысленно воскликнул он. – Ладно, дорога будет готова часа через два. Оставлять объект без присмотра еще на одну ночь – застрять еще на одно утро с уборкой. Ну почему этот несносный Гржибовский не разрешил нанять местных? Были бы сторожа! Ладно, хоть три вагончика, но перевезем».

Начальник строительства поставил рабочим задачу:

– Сегодня пашем допоздна, парни. Три вагона должны быть здесь. Восемь человек нынче ночуют на объекте. Будем сторожить, – и он рассказал про вахты.

Строители побурчали, но принялись за дело.

Когда грузовик подтащил на прицепе третью бытовку, в лесу уже разлились густые вечерние сумерки. Все нечеловечески устали, поэтому пан Казимир разрешил патрулировать дорогу и вагончики по одному, а не по двое. Первому сторожу начальник выдал газовый пистолет.

– Толку от него почти никакого, но бьет громко, – сказал Казимир. – Остальные услышат – прибегут на помощь. Если злоумышленников много, не геройствуй, беги к бытовкам.

Сделав все от него зависящее, глава строительства поехал в коттедж Гржибовских. Пан Казимир вымотался за этот бесконечный день не меньше рабочих.

А ночь была прекрасная, безоблачная, безмолвная, даже кузнечики закончили стрекотать еще засветло. Редкостной красоты ночка.

Звезды высыпали на черный небесный купол, словно алмазная пыль. Изредка пылинка-другая срывались и неслись вниз, чтобы догореть высоко-высоко, так и не коснувшись земли. Полная луна огромным блюдом выкатилась вверх, да так там и застыла.

Сторож, вернувшийся с просеки и теперь обходивший лагерь строителей, остановился, любуясь холодной красотой спутника нашей планеты. Луна, будто зацепившаяся за высокий остов замковой башни, сияла ровным сизоватым светом.

Вдруг сторожу помстилось, что на башне появился зверь – то ли волк, то ли большой пес. Человек с силой зажмурился, переждал яркие круги-фантомы, мгновенно вспыхнувшие в глазах, проморгался. Силуэт не исчез. Зверь поднял голову к луне – сторож был готов поклясться, что различил огромные клыки, торчащие из пасти, – и завыл.

Сначала вой был тихим, даже вкрадчивым, но через полминуты он усилился, заполнил пространство. Волны грустной монотонной песни стекали по склонам холма, холодили души всех, кто ее слышал. В этом долгом рассказе чувствовались вековая грусть, почти человеческая боль и недвусмысленное предупреждение о том, что старинная крепость находится под защитой могущественных сил.

Сторожа охватил озноб. Стуча зубами, мужик забежал в ближайший вагончик и накрепко закрыл дверь. Строители уже проснулись от разрывающего сердце воя. Кто-то испуганно вглядывался в окна, держась за одеяло, словно оно могло защитить от волка. Кто-то в тревоге вскочил, схватился за одежду, тут же бросил ее и метнулся к инструментам… Ну, вот он, молоток. А дальше-то что?

Смельчаки нашлись не сразу. А когда нашлись, зверь уже исчез.

– Истинно говорю, волк, – страшным шепотом рассказал сторож. – Прямо на фоне луны. Вон на той стене. Здоровенный, подлюка, таких не бывает!

– Ты его не обзывай, не зли, – проблеял один из работяг.

– Что вы, как девки-школьницы, – пробасил заместитель начальника стройки, суровый зрелый мужик. – Нету у нас в Польше волков. А если есть, значит, из зоопарка сбежал. Завтра позвоним куда надо, приедет кто надо и сделает все, что надо.

– Может, за ксендзом послать? – спросил сторож.

Он поверил в мистическое происхождение воющего кошмара.

– Обойдемся без священников. Прячься под одеяло, герой. Я спать не буду, покараулю, – пробурчал заместитель пана Казимира.

Разумеется, сразу никто не заснул. Мужики ворочались почти до самого утра, а когда заснули, настала пора подъема.

Начинался рабочий день, а мысли рабочих крутились исключительно около леденящего душу происшествия.

 

Глава 1

В канун «волчьей» ночки хутор жил бесконечными обсуждениями ограбления магазина. Сельчане были уверены, это дело рук строителей. Неприязнь к пришлым усилила бабка Дзендзелючка. Она рассказала, что пан Гржибовский прямо утверждал: брать местных жителей на работу отказывается, более того, считает их ворами и жуликами.

Эту эксклюзивную информацию пани Барбара выудила из разговора мужа с мальчиком Сигизмундом.

Парень, проснувшийся у Дзендзелюков, долго не мог сообразить, где он находится. Помог дед. Он, правда, умолчал о том, что Сигизмунда ему подбросили звери. Сказал, дескать, нашел его на пороге, и все.

Мальчик напряг память, но ничего не вспомнил, только голова разболелась. Отдавало почему-то в нижнюю челюсть, будто по ней сильно ударили.

«А ведь точно, ударили! – осенило паренька. – Так, давай-ка все по порядку. Я пошел на стройку, там услышал шум. Пошел на шум, увидел зверей! Потом отвернулся и – все».

– Извините, уважаемый пан, не знаю вашего имени. Меня зовут Сигизмундом, – произнес мальчик.

– А меня – пан Дзендзелюк. Этого вполне достаточно, – улыбнулся старик. – Вставай, позавтракай.

– Спасибо. Вы не поверите, я знаю, кто мешает строителям!

– Почему же не поверю? Поверю. – Пан Дзендзелюк потрепал Сигизмунда по плечу. – За столом поговорим.

Бабка выставила пироги и молоко. Мальчик уплетал за обе щеки, дед ждал.

– Благодарю вас, – сказал наконец Сигизмунд.

– На здоровье, малыш, – ответила пани Барбара. – Ты уж меня, старую, прости за любопытство, я не для себя стараюсь…

Пан Дзендзелюк многозначительно прочистил горло, но жена сделал вид, что не заметила намека.

– Так вот, – продолжила она. – У нас на хуторе все гадают, наймет твой папка хоть кого-нибудь из наших на работу или нет. Ты ничего не знаешь об этом?

Сигизмунд был сбит с толку. Оказывается, хозяева знают, кто он! Хотя чему тут удивляться? Это же деревня. Парень ответил честно, решив, что опытные Дзендзелюки распознают его неумелое вранье:

– Он хочет обойтись без хуторян, добрая пани. Он полагает, местные рабочие будут воровать. Простите, это его мнение, не мое.

– Да-а-а, – протянула старуха. – А наши-то лыжи смазали… Ладно, вы тут потолкуйте, а мне пора.

– Побежала новости соседкам сообщать, – хмуро сказал дед, когда пани Барбара стукнула дверцей калитки. – Папаню твоего теперь совсем невзлюбят. Так-то. А ты честный молодой человек. Брось, не красней. Ну, так кто бедокурит на стройке?

– Звери, – промолвил Сигизмунд. – В смысле, животные, пан Дзендзелюк.

К удивлению мальчика, старик ничуть не удивился и не стал говорить о больном детском воображении.

– И что это за животные такие?

– Мне кажется, я видел кабанов и медведя.

«Вон как, – озадачился пан Дзендзелюк. – Медведей здесь давным-давно нет, но и умных лис, бобров и енотов тоже сроду не наблюдалось. И получается, что я не подвинулся рассудком!» После общения со зверями у старика, конечно, появлялась мысль: уж не маразм ли это? Но сейчас перед ним сидел мальчуган, подтверждающий, что все происходит наяву.

– А кто меня ударил, я не рассмотрел, – произнес, помолчав, Сигизмунд. – Вроде бы кто-то крупный и ушастый.

– А изложи-ка всю историю по порядку, – попросил пан Дзендзелюк, и парень рассказал о своем ночном походе.

– Значит, ты не хочешь, чтобы старый замок снесли, да? – проговорил старик, когда Сигизмунд закончил.

– Нет. Это же памятник.

– В том-то и беда, что наша крепость не внесена в реестр охраняемых памятников. Невероятно, но факт. Потому твой отец и получил разрешение на строительство.

– Ну, вообще-то, все не так легко, – сказал мальчик. – Взяток он раздал немало. Я вот подумал, может, нам позвонить на телевидение? Репортаж о стройке, готовящейся на месте старинного замка, наверняка привлечет внимание ученых.

– Хм… Не так все просто, Сигизмунд, – промолвил пан Дзендзелюк, поглаживая выбритый с утра подбородок. – Я дал обещание, что замок не должны тронуть ни строители, ни репортеры, ни ученые. Эти руины должны остаться нетронутыми.

– А кому вы дали обещание? – поинтересовался парень.

– Тем, кого ты видел ночью, – сказал дед, и Сигизмунд поверил.

– Задача усложнилась, – пробормотал он. – Зато теперь я уверен, что не спятил.

– Или мы оба поймали ку-ку, – улыбнулся Дзендзелюк. – Ты лучше сегодня на стройку не лезь, особенно ночью. Тебе намекнули, чем это чревато. А завтра утром приходи ко мне. И думай, думай крепко, возможно ли остановить твоего отца.

Сигизмунд покинул дом стариков и весь день просидел дома, в коттедже. А пану Дзендзелюку спокойно поразмышлять не дали. К нему зашел староста.

Разговор получился странный и неприятный. Хуторской начальник обвинил деда в причастности к катавасии, приключившейся на стройке, ведь бабка разболтала о том, что он шатался в лесу, когда злоумышленники впервые повалили деревья. Потом староста намекнул на участие старика в грабительском набеге на магазин «У Марыси», наплел что-то о недавних кражах.

– Эх, пан староста, побоялся бы ты Бога, – покачал головой Дзендзелюк. – Этак я у тебя стану злым колдуном, который в перерывах между насыланием порчи на трактора и сочинением лесопильных заклинаний промышляет воровством через форточку. Не стыдно?

Полное лицо старосты стало пунцовым, глаза сощурились.

– А вот про ведовство ты не зря заговорил. Живете вы с женой неклюдами, особенно ты. Всю жизнь в лесу пропадаешь. Люди-то разное говорят. Старый ты, самый старый в округе, а бодрый и не болеешь. Нечистое, ой нечистое это дело!

– Двадцать первый век на дворе, а ты все суеверия собираешь. Что касаемо здоровья, так мне его Бог дал, потому что я и в самом деле не только в лесу часто бывал, но и худого людям не делал, – добродушно сказал пан Дзендзелюк.

Хуторской голова ушел рассерженный и смущенный. Его тоже можно было понять. Творится что-то непотребное, а виноватых нет.

Старик Дзендзелюк усмехнулся: «Дожил, в ведьмаки записали. Ну как они могли такую ересь обо мне сочинить?..»

День промелькнул в домашних хлопотах, ночью пан Дзендзелюк почти не спал, ворочался, думал. Ждал и не дождался лисы. Она была рядом, но пряталась – сейчас ее задачей была разведка.

Посреди ночи жалобно и трусливо завыли собаки, когда услышали Серегину песню.

Утром по хутору пронесся слух о волке. Но не только Серегиным воем была отмечена минувшая ночь.

Всякая обида рано или поздно проходит. Вонючка Сэм, он же Парфюмер, начал выбираться из ямы депрессии. Закатное солнышко засветило чуточку ярче, трава стала зеленее, а муравьи вкуснее.

Уже затемно скунс все же решился покинуть овраг и почапал на соседний холм, к замку. Очнувшись от черных мыслей, Сэм почувствовал укол совести. Его друзья были заняты обороной крепости, а он столько времени валял дурака! Но пока что эта мысль была похожа на проблеск одинокой молнии в сплошной грозовой тьме. Общее настроение американца все еще оставляло желать лучшего.

Выйдя на опушку, Парфюмер ахнул. Напротив развалин полукругом стояли деревянные вагончики на колесах. Сэм моментально подумал о цирке-шапито, откуда ему пришлось сбежать еще в Тамбове. Скунс не раз с грустью вспоминал свое артистическое прошлое, уютную передвижную клеть, прекрасную еду с витаминами. Последнее время гордецу Парфюмеру не хватало публики! Он был не так самолюбив, как Петер, но не отказался бы снова услышать гул одобрительных голосов и гром аплодисментов. А номер у него был захватывающий. Парфюмер катался на огромном шаре, по-человечьи ходил на двух лапах, играл в футбол с дрессировщиком и с разбегу прыгал сквозь горящий обруч. Эффектное выступление, тем более что скунсы – редкость на манеже.

Ему захотелось оставить все плохое в прошлом и начать жизнь заново! Цирк, гастроли, уверенность в завтрашнем дне…

Вот почему Сэм, не размышляя, двинулся к темным вагончикам. Ему и в голову не могло прийти, что в таких жилищах может располагаться кто-нибудь другой, а не цирковая труппа, и не смутило отсутствие лавины специфических запахов, характерных для шапито. Парфюмер не задался вопросом, что делает цирк в этой глуши. Вагончики, черневшие в густых ночных сумерках, сулили встречу со счастливым прошлым, и американец, измученный плохим настроением, поверил в невероятное.

Разочарование поджидало его за неплотно прикрытой дверцей первого же вагона. В тусклом свете лампочки перед глазами Сэма предстали ряды кушеток, на которых спали люди. Один из них храпел почти по кабаньи, но Парфюмер уже догадался: это рабочие-строители! Зверек застыл, опустив ушки, а его хвост безвольно лежал на пыльном деревянном полу.

Наконец Сэм развернулся, чтобы уйти, и тут увидел почти полную бутылку водки. Видимо, кто-то из рабочих выпил с устатку, поставил бутылку на пол, да так и уснул, забыв спрятать такое добро. Парфюмер сгреб ее в охапку и вышел из вагончика.

Во время глубокого расстройства можно сделать много глупостей. Точнее, делать их нельзя, но почти каждый норовит их натворить. Например, есть многовековое заблуждение, что алкоголь как-то решает личные проблемы того, кто его пьет. Причем чем больше выпьешь, тем быстрее исчезнут жизненные трудности. Они вроде бы и взаправду куда-то деваются, но на следующее утро возникают снова, более того, к ним добавляются жестокая головная боль и общая слабость тела, известные под названием похмелье. Выходит, и от закавык не избавился, и время потерял, и здоровью навредил. Все об этом знают, только не останавливаются, тянутся к бутылке.

Парфюмер Сэм никогда раньше не пил крепких напитков. Он заполз под вагончик, снял зубами пробку и приложился к горлышку. Длинный глоток закончился диким кашлем. Глотку зверька обожгло, резкий запах ударил в чувствительный нос, из глаз полились слезы. Сэму стало жарко. Он отдышался и глотнул еще. Терпимо. Можно было отпить и в третий раз.

Через минуту в голове Парфюмера стало светло. Он отбросил бутылку. Скунсу подумалось, что, в принципе, жить-то легко и просто! Он ощущал способность сейчас же подняться и совершить множество нужных, хоть и тяжелых дел. Теперь-то они были ему вполне по силам. Сэм поднялся с травы и устремился к цитадели.

Правда, это ему показалось, что он устремился. В реальности же скунс двинулся на подкашивающихся лапках вперед, но его тут же мотнуло в сторону. Парфюмер не упал исключительно оттого, что уперся боком в колесо вагончика.

– Не толкайся, – буркнул американец, топая дальше.

Отчего-то вспомнив о Ман-Кее, скунс мгновенно расклеился. Вернулись мысли, передуманные им за дни депрессии, стало запредельно грустно. Сэм жалобно всхлипнул. Жалко, жалко себя.

Он худо-бедно добрел до развалин, заполз под древний забор, где и забылся тягучим несчастливым сном пьяницы. Его не разбудил даже пронзительный волчий вой, переполошивший строителей.

Эм Си, весь день дремавший на дереве, очнулся к вечеру. Можно было топать к братьям-бурундукиборгам. Беспечный шимпанзе вытащил банан из кармана, перекусил и побрел к танцполу.

В ночь Серегиного сольного выступления Ман-Кею было суждено испытать самое острое разочарование в жизни. Он появился на гремящем и сверкающем танцполе затемно, радостно хлопая в ладоши и скандируя: «Хай, друзья, вот и я!», но никто ему не ответил. Наоборот, бурундуки брезгливо расступались, словно боялись коснуться афро-англичанина. Шершавый, заприметивший движение на дальнем краю толпы, подал музыкантам знак остановиться.

Музыка смолкла.

– Эй, йо, парни! Это же я, ваш друг! – весело крикнул шимпанзе, еще не чувствуя нового настроения бурундукиборгов. – Давайте отдохнем угарно! Чего вы умолкли вдруг? Я был в такой переделке, что просто не хватит слов. Чуть не попался на воровстве мелком, о чем вам поведать готов.

– Знаешь, Эм Си, нам почему-то неинтересно, где ты был. Был, и ладно. Вот иди туда, откуда явился. Правда, братья?

– Да! Вали, нахал! Убирайся, пока цел!

Ман-Кей был обескуражен. Он надеялся, что это такой тупой розыгрыш, только фраза «А, попался!» почему-то все не звучала и не звучала.

– Но что случилось?.. Почему?.. – не в рифму спросил афро-англичанин.

– Сначала предаешь, потом делаешь вид, будто удивлен, – укоризненно промолвил бурундук, стоявший рядом с Эм Си.

– Я всего лишь ходил за едой, – хлопая глазами, пролопотал шимпанзе.

– Мы не дурачки! У нас гордость есть! – провозгласил Шершавый. – Что скажете, бурундукиборги?

Толпа загудела:

– Пусть уходит! Топай восвояси! И больше не появляйся! Греби, греби!

Ссутулившийся Ман-Кей покинул танцпол. Бывшего циркача переполняла обида. Его изгнали, но за что?! Эм Си терялся в догадках.

Зато Шершавый спокойно объявил, что вечеринка продолжается, и счастливо улыбался, отплясывая под очередной зубодробительный ритм. Интрига удалась, конкурент на лидерство отправлен в нокаут!

У шимпанзе действительно все плыло перед глазами, будто ему врезали по носу. Ман-Кей ушел подальше, чтобы не слышать барабанных россыпей, затем набрел на овражек с перекинутым через него поваленным деревом, уселся на него и просидел до самого утра, предаваясь чернейшему отчаянью.

Утром из ложбины поднялся мерзкий туман, и афро-англичанин поспешил убраться с дерева. Он бродил по лесу полдня, злясь то на бурундукиборгов, то на себя. Как теперь можно вернуться к своим друзьям, если обидел одного из них? А вдруг они уже уехали, улетели, ушли дальше? Без него… Нет, они не могли так поступить! Что говорил Колючий? Он им нужен для какой-то борьбы. Простят ли?

В те часы Эм Си испытал примерно то, чему сам подверг Парфюмера Сэма. Воистину правы те, кто считает, что всякое зло может вернуться к злодею, причем подчас с самой неожиданной стороны.

 

Глава 2

В овраге, на утреннем общем сборе зверей Михайло Ломоносыч задвинул речь:

– Преподношу вашему вниманию краткую сводку событий и задач. Тактика порчи дороги практически исчерпала себя. Мы и так затрачивали куда больше усилий, чем люди, на переноску стволов. Огромная заслуга на истекшем этапе принадлежит бригаде бобров. Ребята, спасибо вам, вы потрудились по-стахановски. Отныне люди сторожат новоиспеченную дорогу. Мы можем совмещать запугивание сторожей с мелкими диверсиями. Если бобры будут готовить одно или два дерева за ночь – это просто здорово. Потянете?

Бобры закивали, мол, не волнуйся.

– Вот и ладушки. Наладим систему раннего оповещения. Люди ходят с фонарем и светят на близстоящие деревья и кусты. Значит, команда, подпиливающая деревья, должна прятаться за несколько минут до того, как мимо пойдут сторожа. Так что договаривайтесь с птицами. Кстати, они отлично сработали. Особенно впечатляет отлов мальчика. Точно проинформировав Гуру Кена, вы позволили ему максимально вовремя и незаметно подскочить к пареньку и, что называется, нейтрализовать его. Думаю, пан Войцех объявит вам благодарность.

Бобер-воевода кивнул, мол, будет им благодарность, не беспокойтесь.

– Наконец, переходим к ночному концерту Сереги. Я знаю, многие из вас были напуганы, услышав волчий вой. Извините, конечно, но враги были напуганы еще сильнее. Разведка доносит, что в стане противника бродят слухи мистического свойства. Каждое наше действие подрывает их боевой дух. Суеверия, на протяжении веков охранявшие вашу цитадель, возвращаются. Сейчас главное не потерять преимущества и не допустить начала работ на территории замка.

Медведь перевел дух и продолжил:

– Ну, что еще? Ах, да! Василиса находится в деревне, вызнает последние новости и следит за человеком, которому мы с вами доверились. Она отмечает, что старика в чем-то стали подозревать, избегать встреч с ним. Очевидно, люди не так бесчувственны, как мы предполагали ранее. Следить-то они за ним не следили, но что-то почуяли. Помните, мы противостоим очень коварному врагу. У меня все.

Войцех тоже обратился к звериному ополчению:

– Братцы! Диверсионная тактика переходит в новое качество. С этой минуты наша задача состоит в том, чтобы растаскивать лагерь врага по винтику. Что можете – относите подальше. Остальное прячьте под камнями, в кустах, под корнями, в оврагах. Суйте мелкие вещицы в муравейники и… так далее. В общем, проявляйте фантазию. Птичьему отделению Ордена – особая благодарность. Да поможет нам золотой горностай!

После общего собрания Ломоносыч спросил Колючего:

– Как там твой дружок Парфюмер?

– Похоже, лучше. Ночью болтался где-то, сейчас не знаю, я же только-только с поста.

– Поищи, – велел косолапый. – Мало ли… Про обезьянина ничего не слышно?

– Нет. Неужели не вернется, Михайло Ломоносыч?

– Куда он денется, Колючий? – усмехнулся медведь. – Лес маленький, земля круглая. Друзей у него – ровно семеро. А эти, как их, бурундукиборги – проходящее явление. Это что у тебя в лапах?

– Зажигалка.

– Зачем?

– Ну, Сэма хотел развлечь.

– Смотри, пожар не устрой, – сурово сказал лесной губернатор.

Подошел бобер-воевода.

– Пан Михайло, – Войцех не скрывал радости. – Наш Орден, да что там, весь лес получил с вашим появлением замечательное подкрепление. Сейчас мы все как никогда верим в победу. Ополченцы рвутся в бой. Спасибо вам! Вы все – замечательные ребята, а Лисена ваша – просто урода редкостная!

– Что ты сказал, чучело полосатое?! – мгновенно завелся еж.

– Охлони, Колючий, – сурово велел медведь. – «Урода» по-польски означает «красота».

Шкодник смутился, скомкано извинился и сбежал.

– Не за что, пан Войцех, – сказал Ломоносыч. – Подкрепление – это хорошо. Но важно не переоценить собственные силы, а то обожжемся. Сколько раз бывало, что слишком самоуверенные бойцы при первой же неудаче проигрывали все. Как считаешь, твои сопротивленцы не опустят лапы, если мы вдруг начнем проигрывать?

Воевода задумался. Теперь к нему вернулся холодный расчет. Михайло был прав. Следует разделять уверенность и самоуверенность, которая до добра не доведет.

– Да, я еще раз предупрежу всех, чтобы не зарывались, – проговорил Войцех.

– Добро, – кивнул медведь. – Я вот еще чего хотел узнать. Название у вашего Ордена красивое. Горностай – зверек благородный. А откуда название?

– Раньше во главе Ордена действительно стояли горностаи. Это были самые родовитые дворяне среди нас. Но со временем горностаев извели люди, а название осталось.

– Послушай-ка, их же разводят на специальных фермах. Может, вам…

– Нет-нет, – промолвил бобер. – Горностай, выросший на воле, отличается от горностая, живущего в клетке, так же, как настоящий монарх от конституционного. Осанка гордая, вид напыщенный, клетка золотая, а сразу ясно – это не лидер.

– Понятно, – сказал Михайло. – Мир меняется не в лучшую сторону. И сдается мне, меняют его люди.

Мелкое зверье, получив ценные указания тамбовского губернатора, занялось планомерным растаскиванием имущества строителей по кустам да оврагам. Пропадало все, от отверток до вилок с ложками. Еда также не залеживалась. Вагончики, не закрытые на день, подверглись практически беспрерывному набегу. Хулиган Кшиштов оставлял после себя разгром, он сбрасывал одеяла на пол, рвал подушки. Беснующийся енот был подобен маленькому полосатому дьяволенку, дорвавшемуся до вагончика-бытовки.

Вороны садились на трактор прямо на глазах у рабочих и нагло воровали открученные болты и гайки. Клесты навострились откручивать золотники и спустили все колеса бытовок. Птичья авиация регулярно совершала налеты на работающих строителей, которые и так работали без энтузиазма. Непрерывные сюрпризы, устраиваемые зверями, сказались на настроении людей.

Пан Казимир начал не на шутку закипать. Он стал подозревать собственных работяг в том, что они филонят и чуть ли не сами устраивают все это. Сообщения о пропаже запчастей, молотков, посуды выводили его из себя.

Тем не менее за первую половину дня удалось перевезти из хутора оставшиеся вагончики. Настала пора разворачивать серьезные работы. Начальник стройки вызвал пару ребят, исполняющих функции взрывников, и велел им произвести замеры и расчеты: сколько потребуется тротила для того, чтобы сровнять графские развалины с землей.

Нехорошие предчувствия не покидали пана Казимира. «Скорей бы взяться за настоящее дело. Ребята хоть отвлекутся от россказней про волка», – думал он.

Прибежал тракторист и сказал, что видел енота, утаскивавшего гаечный ключ.

– Ты издеваешься? – поинтересовался начальник.

– Нет. Клянусь трактором, не вру! – затараторил парень. – А вороны таскают гайки. Нечисто тут, пан Казимир. И волк…

Глава строительства зажмурился, жестом остановил тракториста, досчитал до десяти.

– Лучше молчи. Ключ потерял?

– Нет, енот меня заметил и бросил его.

– Вот и славно. А теперь иди и ремонтируй бульдозер отвоеванным у енота ключом. Только чтобы машина к вечеру заработала, понял? – К концу фразы пан Казимир зарычал почище тигра.

– Д-да, – выдавил тракторист и был таков.

– Дурдом, – прошептал начальник. – Эх, хорошо бы успокоительного принять.

Колючий облазил все овраги, пробежался вокруг цитадели, спросил у местных малиновок, не видели ли те Парфюмера Сэма. Птички не видели, но пообещали поискать.

На небольшой полянке еж встретил гамбургского петуха. Знаменитый тенор неспешно вышагивал, изредка выхватывая клювом из травы аппетитных жучков.

– Пасешься? – вместо приветствия спросил Колючий.

– А что мне еще оставаться делать? – печально проговорил петух.

– Ух ты, Петер загрустил… А ты птичьего гриппа боишься?

– Ко-ко-конечно! – Петух испуганно завертел головой, будто надеялся разглядеть коварные вирусы.

– Да не напрягайся так, просто при Сереге будь повеселее. А то он ведь к этому вопросу очень ответственно подходит. Санитария – штука опасная, – с тайной подколкой изрек еж. – Так о чем печалишься?

– Я иметь чувствовать себя лишним, – признался Петер.

– Погодь, пестрый. Ты каждый вечер поешь для наших польских друзей, да и мы с удовольствием тебя слушаем. Считай, что ты артист, скрашивающий минуты партизанского досуга. Или тебе не хочется скрашивать?

– О, я-я! Хочется. Я быть рад, начав давать концерты. Только это есть мало. Я желать приносить гроссе польза, ферштейн?

– Понимаю, понимаю. По-моему, ты слишком много от себя требуешь. Ты поешь, и этого вполне достаточно. Ты певец, я боец, каждый отвечает за свой участок. А агитация и насаждение хорошего настроения, как говорит Михайло Ломоносыч, есть первейшая задача актерского звена. Так что не комплексуй.

Петух, кажется, ободрился, и Колючий пошел дальше. Между холмами пасся Иржи Тырпыржацкий. «Хм, вот кто у нас остался совсем без полезных функций, – подумалось ежу. – И, кстати, тоже домашний товарищ-то. Начинаем превращаться из лесного воинства в скотный двор».

Лошак обрадовался тамбовчанину.

– Салют, Колючий! Покатаемся?

– Привет, Иржи. Конечно, покатаемся, только позже. Ты не видел Сэма?

– Нет. Найдешь – приходите. Покатаю обоих.

– Да что ты все «покатаю» да «покатаю»? – в сердцах спросил еж.

– Так это все, что я умею, ясный пан. – Тырпыржацкий тряхнул головой, отгоняя слепня. – Мне с вами весело, травы здесь тоже навалом, но и поработать хочется. Мы, копытные, созданы для дела.

– Да это просто сговор какой-то, – пробормотал тамбовчанин. – Я уверен, Михайло что-нибудь придумает на твой счет. Обязательно.

«Поздравляю, Колючий, ты заделался нянькой», – мысленно усмехнулся еж. Он даже не представлял себе, насколько оказался прав.

Через четверть часа одна из пичуг вывела ежа к стене, под которой спал скунс.

Американец сопел и причмокивал. Вокруг стоял невыносимый запах перегара. Колючий оторопел.

– Сэм! Ты что, напился, что ли?

Скунс не ответил, лишь перевернулся со спины на бок.

– Эй, Парфюмер! Просыпайся, алкаш несчастный! – Еж бросил зажигалку наземь и стал трясти друга.

– Уберите свои ракеты с Кубы! – еле ворочая языком, ляпнул Сэм.

– Давно уже убрали, ты чего?.. А! – Колючий смекнул, что американец бредит во сне, и заорал ему прямо в ухо:

– Подъем! Перл Харбор бомбят!

– А?! Где? – Скунс вскочил, выпучив глаза, и тут же рухнул. – О, моя голова!..

– Чего стонешь, болит?

– Да…

– Где же ты, пьяница, выпивку взял?

– У людей. Ты не сходишь за бутылочкой? – прохрипел Сэм.

– Угу, сейчас все брошу и пойду тебе опохмел добывать, – сказал Колючий.

– Боже, храни Америку, – проблеял Парфюмер, пряча голову под лапы.

Еж критически осмотрел товарища. Жалок был Сэм, весьма жалок. Шерсть потеряла блеск, свисала клочками, глазищи красные, как запрещающие сигналы светофора, нос побледнел, щеки впали.

– Да-с, краше в гроб кладут, как говорят твои любимые люди, – оценил Колючий. – Как же они тебя напоили-то?

– Я сам. Умыкнул из вагончика.

– Герой, блин. Пойдем отсюда, вдруг строители захотят тут пошариться.

Скунс еле-еле встал на дрожащие лапки, сделал шаг, другой и снова повалился на живот.

– Не могу. Мутит, и слабость страшная, – выдохнул он. При этом муха, пролетавшая перед его мордочкой, вдруг резко изменила траекторию полета, бедняжку заболтало в воздухе, она смачно влепилась головой в древний кирпич, отскочила и затихла где-то в траве.

– Силен, – прокомментировал еж. – Лежи тут, я гляну, чем люди заняты.

Тамбовчанин пробежался до края стены.

– Ну, почему я такой везучий? – пробормотал Колчючий себе под нос. – А вот и люди.

Двое рабочих шли к развалинам, неся какие-то инструменты, назначения которых еж не знал.

– Ломать тоже с умом надо, – рассуждал один из строителей. – Сейчас примеримся, а потом жахнем.

– Хех, тебе лишь бы с тротилом поиграться, – противным голоском сказал второй.

– Не выпендривайся! Я знаю, что тебе тоже нравятся хорошие взрывы, – ответил первый.

Колючий решил, что слышал достаточно. Замок собираются взорвать! Надо было срочно предупредить Михайло.

Еж засеменил обратно к скунсу.

– Ходу, Сэм! Сюда идут рабочие. Капец развалинам, разнесут тротилом.

Стонущий Парфюмер не пошел, а практически пополз в глубь развалин. Колючий прихватил зажигалку – ну, нравилась ему эта опасная человеческая вещица! – и стал подталкивать Сэма сзади.

– Ой, не колись! – вскрикнул американец.

– Терпи, казак, атаманом будешь, – пропыхтел тамбовчанин.

Стали различимы голоса людей.

– Черт, черт, черт! – запаниковал еж. – Можешь ты шевелиться быстрее, бухарик заокеанский?

– Нет, – с тупым безразличием признался скунс. – Брось меня, Колючий. Спасайся сам, предупреди всех о взрывах.

– Тоже мне, герой похмельного сопротивления. Мы друзей не бросаем, мог бы это и запомнить. Блин!

Обернувшись, тамбовчанин увидел двух мужиков, с интересом рассматривающих его и Сэма. Рабочие медленно подходили к друзьям, не успевшим спрятаться.

– Тихо, сейчас зверюшек заловим. Ты хватай ежа, а я енота, – сдавленно прошептал один из строителей.

– Почему как ежа, так сразу я? – запротестовал другой.

– Заткнись, спугнешь.

От отчаянья у ежа заработала творческая мысль, да так, что он потом долго собой гордился.

– Можешь выстрелить своей химией? – спросил Колючий у скунса.

– Попробую, – неуверенно вякнул Сэм.

– Дурында, сзади тебя два человека! Они уже тянутся к тебе хищными лапами! – громко сказал тамбовчанин.

Испуг оживил Парфюмера. Он задрал хвост в боевую позицию и, не глядя, шарахнул струей в направлении людей. В этот момент Колючий щелкнул зажигалкой и поднес ее к струе Сэма.

Огненный факел жахнул в любопытных строителей.

– А-а-а!!! – завопили они, еще сильнее пугая скунса.

Сэм пулей пролетел сквозь можжевельник. Еж за ним.

Ловцы-неудачники посмотрели друг на друга, и окрестности огласил новый истошный крик – крик ужаса.

Лица строителей алели. Ни ресниц, ни бровей, ни щетины на этих лицах не было. Челки тоже сгорели. Кожу страшно щипало. Рабочие побежали к лагерю и синхронно засунули головы в бочку с холодной водой.

 

Глава 3

Сигизмунд ковырял ложкой в тыквенной каше и слушал пана Казимира. Тот вообще не притронулся к ужину.

Начальник стройки то хватался за седоватую голову, то стучал кулаком по столу. Сын пана Гржибовского внимательно следил за эволюциями собеседника и иногда вставлял наводящие вопросы.

– Представляешь, Сигизмунд, они ударились в мистику, как дети малые! – неистовствовал пан Казимир. – У них ничего не клеится из-за волка, енота и прочей живности. Они считают, что на них наслал проклятье какой-то колдун, которому подчиняются звери. Сегодня два олуха, ответственные за взрывные работы, что-то там перемудрили, у них пыхнуло. Без волос остались, ожоги лица получили, а знай сочиняют байку про огнедышащего енота. Даже не огнедышащего, а огнепукающего, не за столом будет сказано. Ты ешь, ешь… Ага. Я не сомневаюсь, кругом саботаж.

– А что отец?

– А? Ах, пан Гржибовский! Не буду же я ему звонить и докладывать, что строители отказываются работать из-за гадящих на них птиц, пыхающих огнем енотов и скулящих по ночам волков. Все, сейчас отбываю на объект. Послушаем, что запоет их хваленый волк. Ты уж один переночуй. Не страшно?

– Нет, что вы! – улыбнулся Сигизмунд.

Когда завелся мотор и автомобиль пана Казимира отъехал от коттеджа, парень удовлетворенно хлопнул в ладоши. Ему только того и надо было. Он как раз договорился с дедом Дзендзелюком отправиться ночью к руинам. Старик обещал раскрыть ему какой-то невероятный секрет. На все нетерпеливые вопросы мальчика пан Дзендзелюк отвечал коротко:

– Сам увидишь.

Старик долго сомневался, можно ли показать юному Сигизмунду тайную сокровищницу. Дзендзелюк надеялся, что звери поймут его замысел.

«Раз эти люди так боятся сверхъестественного, то им надо показать это сверхъестественное, – рассудил дед. – А в подземелье есть именно то, что нужно».

Он собрал в мешок ненужные тряпки, сунул баклажку воды и стал ждать мальчика.

Часов в одиннадцать вечера Сигизмунд постучался в двери дома Дзендзелюков.

– Готов? – появившийся на пороге Дзендзелюк был величав, как и положено наставнику юных рыцарей.

– Да, – шепнул парень.

– Клятву дашь и не нарушишь?

– Не нарушу. Иначе быть мне девчонкой до конца моих дней.

– Суровый зарок, – старик спрятал усмешку. – Тогда в путь.

Им никто не встретился ни на хуторе, ни за околицей. Шли они не торопясь, ведь пан Дзендзелюк был стар для слишком бодрой ходьбы. Лисы, енота и бобра не было видно, но дед верил, они где-то рядом.

До замка старый и малый добрались без приключений. У стены дед остановился, придержав мальчика за плечо:

– Глянь осторожно, нет ли кого.

Парень прокрался к краю. Чисто. Хотя… Вдалеке, на просеке, мелькали два узких луча. «Сторожа-патрульные», – догадался Сигизмунд. Пан Казимир говорил, что вооружил их ружьями.

Пока мальчик разведывал обстановку, к Дзендзелюку вышел бобер. Старик еле различил его в темноте, но фонариком светить не стал.

– Он поможет, я ручаюсь, – сказал бобру дед, чувствуя себя круглым дурачком.

– Что вы сказали? – спросил вернувшийся парень.

– Ничего. Как там?

– Сторожа далеко. Можно идти.

– Хорошо. Тогда пора дать клятву. Клянись никому не рассказывать о том, что увидишь, и никогда этим не пользоваться.

Сигизмунд пообещал. Старик провел его по замковому двору до завалов, где находился лаз.

– Следуй за мной.

Парню становилось все интересней и интересней. Еще в деревне, когда пан Дзендзелюк пообещал взять с него клятву, мальчик стал нетерпеливо ждать, какая тайна его ждет. Теперь этот удивительный дед скрылся в искусно замаскированном проеме. «Подземелье! – догадался Сигизмунд. – А ведь я тут все осмотрел и не нашел входа!»

Он вполз следом за стариком и попал в каменный коридор. Да, Сигизмунд не ошибся, замок преподнес ему первоклассный сюрприз. В конце пути мальчика ждала сокровищница.

Золота было много, но оно нисколько не впечатлило парня. Что такое сокровища? Всего лишь символ, цель, к которой стремятся алчные расхитители чужих гробниц. Сигизмунду был важен сам дух приключений: путь по сырому коридору, опасная винтовая лестница, зал, занавешенный пеленой паутины. И – рыцари! Рыцари, охраняющие изящную фигурку горностая.

– Они… живые? – прошептал мальчик, дотрагиваясь до рукава пана Дзендзелюка.

– Хм, не думаю. Скорее всего, это всего лишь латы, и в них кроме грязи и паутины ничего нет. Вот они-то нам и нужны.

– Зачем?

Старик, казалось, не слышал вопроса.

– Да, вон те, справа, должны подойти.

– Для чего подойти?

– Не для чего, а для кого. Для тебя, Сигизмунд.

– Я надену латы?! Вот здорово! – Мальчик подпрыгнул и чуть не ударился головой о низкий свод потолка.

– Наденешь. Но не для потехи, а для дела, – произнес Дзендзелюк.

Парень притих. Старик продолжил, достав пару тряпок и запалив их возле золотых россыпей:

– Я несколько дней кряду слышу болтовню о проклятии, наложенном на этот замок. И хуторяне, и строители, по всей видимости, весьма суеверны. Мне это совершенно непонятно. Дикость средневековая. Случилось что-то необъяснимое – давайте назначим соседа колдуном. Многим удобнее обвинить в своих неудачах злой рок, привидения, марсиан, но не себя. Таковы люди, Сигизмунд. И я подумал, а почему бы этим не воспользоваться, не сыграть на этом ущербном свойстве человеческой натуры? Меня мучил вопрос, как именно? И вчера ночью родилась-таки идея!

Дзендзелюк аккуратно отодвинул рукой паутинную завесу, подошел к намеченному «рыцарю». Латы были сделаны для ребенка. Очевидно, их изготовили на потеху юному отпрыску какого-нибудь знатного рода. Стальные пластины прекрасно сохранились. Шлем с узкой прорезью для глаз и дырочками для дыхания также отлично выглядел. Краги покоились на рукояти меча, упертого в пол. Меч требовал серьезной чистки.

Старик снял руки полого железного воина с рукоятки меча, выволок латы из-за завесы.

– Принеси меч.

Сигизмунд слазил за клинком. Меч был легким и… удобным. Будто мальчик давно к нему привык, словно взял в руки старую вещь, когда-то принадлежавшую ему.

– Класс! – восторженно протянул парень. – Так какая идея у вас родилась, пан Дзендзелюк?

– А я думал, ты сам догадался, – старик хитро прищурился. – Завтра вечером, когда почти стемнеет, ты, облаченный в доспехи, появишься перед строителями. Многозначительно погрозишь им кулаком или лучше мечом. Это ты сам решишь. И спрячешься. Жаль, коня нету.

– Здорово! – засмеялся Сигизмунд. – Мужики до смерти перепугаются! Мне пан Казимир сегодня жаловался, что они уже на грани помешательства.

– Угу, вот и проверим, дошли они до кондиции или нет. А сейчас бери в мешке тряпку и начинай оттирать латы.

Они всю ночь чистили доспехи, не ведая, что творится наверху. А наверху творилось страшное.

Во второй раз взошел Серега на самую высокую крепостную стену. В третий раз округу огласил леденящий душу вой. Сторожа застыли в ужасе, затихли лежащие в вагончиках строители. И лишь один человек не затрясся, услышав волчью песню.

Пан Казимир открыл окно вагончика-бытовки, где сидел в ожидании Серегиного концерта, и положил на раму дуло ружья. Он был неприятно удивлен. Теперь бредням рабочих пришлось поверить. Волк? Ну, пусть будет волк. Подумаешь, волк. Один удачный выстрел, и истерики у строителей прекратятся.

Тогда почему так трясутся руки? Тягучая песня пробирала до селезенки. По коже пана Казимира забегали мурашки, между лопатками выступил холодный пот. Начальник стройки сконцентрировался и выстрелил, оглушив себя и соседей по вагончику.

Волк взвизгнул и упал со стены.

– Есть! – закричал начальник и побежал к выходу. – Где фонари? За мной! Добить, как собаку!

Пан Казимир толкнул дверь, потом дернул за ручку. Закрыто. Нащупал замочную скважину. Ключа нет.

– Кто запер дверь?! – проорал он.

– Никто, – ответили рабочие. – Ключ висит на гвоздике возле выключателя.

Начальник врубил свет сгреб ключ, уронил его, поднял, наконец, воткнул в скважину, стал вертеть. Не закрыто!

– Что за шутки?

Строители растерянно переглядывались. Пан Казимир зарычал что-то грубое и метнулся к окну. Запрыгнул на стол, сиганул на улицу. Изящно выскочить не получилось. Задев носком ботинка подоконник, начальник стройки плюхнулся вниз.

– Ай! – Пан Казимир подвернул ногу и выбил сустав на руке.

Он не видел, как от вагончиков стремительно отделилась темная тень и скачками ушла в лес.

Гуру Кен надежно забаррикадировал двери всех вагончиков. Пора было прятаться. Когда раздался выстрел, австралиец отчетливо увидел Серегино падение, а за мгновение до этого услышал почти человечий всхлип волка. «Только бы выжил!» – как заклинание, повторял в уме кенгуру, скача за стены замка по длинной дуге.

Вдруг в свете луны Гуру Кен узрел Серегу, невозмутимо чапающего ему навстречу. Волк припадал на левый бок, но двигался уверенно и непринужденно.

Кенгуру ударил по тормозам.

– Серега, ты живой!!!

– А что мне сделается-то? Я же призрак, – оскалил кривую пасть серый, топая мимо австралийца.

– Так они же… – Гуру пристроился рядом.

– Стрелок у них, доложу я тебе, лопух, – сказал Серега. – Он попал в кладку под моими лапами. В меня угодил кусок кирпича. Больно ударил, ничего не скажешь. Я, естественно, решил, что ранен, взвизгнул и упал. Вот, кажется, лапу подвернул.

– Ну, ты герой! – проговорил кенгуру. – Испугал, бандит.

– Спасибо, Гуру, ты настоящий друг, – сказал волк. – Пойдем-ка к месту сбора, порадуем моим воскресением остальных.

Через минуту после того, как Серега свалился со стены и мгновенно смылся, к месту его падения на всех парах выбежал Эм Си Ман-Кей.

– Ну, Серега, не помирай, рано в рай, я бегу, у!..

Шимпанзе ошеломленно осмотрел землю. Волка не было. Значит, спасся. Понюхав и потрогав траву, афро-англичанин не нашел следов крови.

У Эм Си словно камень с души свалился. Он ведь тоже грешным делом решил, что пуля настигла тамбовского волка. Ман-Кей много часов провел на сосне, наблюдая за жизнью людского лагеря, и в деталях рассмотрел, как звери ведут партизанскую кампанию. Пару раз Эм Си метко кидал шишки, чтобы отвлечь внимание строителей от замешкавшихся воров-енотов. Прикрыть отход Кшиштова Ман-Кей не успел, из-за чего сильно переживал. Благо зверек успел сбежать от удивленного человека. Внизу то и дело мелькали друзья: Колючий, Гуру Кен, Серега. Показался и исчез Михайло Ломоносыч. Как афро-англичанину хотелось спуститься к ним! Но ему было стыдно показаться им на глаза. Так прошли день и вечер. А теперь, здрасьте пожалуйста, мнимая смерть тамбовского волка.

Пораскинув мозгами, шимпанзе предпочел ретироваться на свое дерево. Не хватало еще попасться вместо Сереги!

Впрочем, люди не спешили проверить точность попадания пана Казимира. Они зажгли свет, разбаррикадировали двери вагончиков. Кто-то стал оказывать помощь упавшему начальнику, другие всматривались в темноту, силясь различить опасность.

Пан Казимир стонал и бранил подчиненных.

– Все самому приходится делать! Олухи вы или нормальные ребята?.. Ай, с ногой осторожнее!.. А, братцы? Что ж вы, подлецы, не идете волка добивать?

– А страшно, – честно пробасил заместитель.

Прибежали гулявшие по просеке сторожа, за замковую стену отправили трех человек, двое из которых вооружились ружьями, а третий нес два ярких фонаря.

Команда вернулась ни с чем. К тому моменту пану Казимиру поднесли полстакана сливовицы, и ему все было почти безразлично.

– Ушел подранок, – прохрипел он, вперив мутный взгляд в ночь. – Ладно, хоть отпугнули. Завтра чтоб работали у меня как терминаторы на даче у генерала! Все, несите на кровать, черти…

За полтора часа до рассвета перемазанные и уставшие Сигизмунд с Дзендзелюком покинули секретное хранилище. Старик застудил на подземном сквозняке спину, поэтому всю дорогу домой охал и опирался на плечо мальчика.

Они успели вернуться до того, как на улицах хутора появились сельчане.

– Нас не заметили. Это нам в актив, – прокряхтел пан Дзендзелюк, садясь на лавку. – Но я расклеился. Это в пассив. Впрочем, попробую отлежаться за денек. Бабка натрет спину мазью. Беги к себе, Сигизмунд, отдыхай. Встречаемся в семь вечера у меня.

Мальчик побрел к коттеджу. Плечи и руки ломило от непривычной работы, навалилась неимоверная усталость. Скорей бы лечь спать!

Раннее утро застало зверей на очередном военном совете. Вчерашнее сообщение Колючего о готовящихся взрывах потрясло польских ополченцев, но рассказ о геройском залпе Сэма частично вернул лесным сопротивленцам боевой настрой.

– Как же ты додумался устроить горелку под хвостом у парфюмера? – спросил ежа Михайло Ломоносыч.

– От него так несло перегаром, хоть взрывай. И потом, он сам несколько раз мне рассказывал, как циркачи устраивают факел изо рта. Вот я и подумал: если он так накануне налакался, у него наверняка фонтан горючий будет, – охотно поделился секретом тамбовский шкодник.

– Молодец, Колючий, – похвалил косолапый. – Берите пример, друзья!

Собравшиеся звери и птицы зааплодировали. Еж смущенно раскланялся.

Потом звери обсудили ночное покушение на Серегу и признали, что волку чертовски повезло.

– Буду выть из укрытия, – пообещал серый. – А обозначить свое присутствие надо, чтобы враг не расслаблялся.

Слово взял Войцех:

– Соратники, я неоднократно предупреждал вас, будьте осторожны, ни в коем случае не попадайтесь людям на глаза. Вчера мы провернули отличную операцию по растаскиванию человечьего добра. Строители заметили только Кшиштова. Кшиштов, если бы на твоем месте был кто-то другой, я бы сказал, мол, всякое бывает, не повезло. Но ты, друг мой, сам лезешь на рожон. Умерь прыть.

Енот виновато потупил мордашку.

– Хочется снова поблагодарить бобров, – переключился воевода. – Подпилены три дерева. Пока строители палили в пана Серегу, пан Михайло сходил и повалил подготовленные лесины на дорогу. Как говорит пан волк, чтобы враг не расслаблялся.

– И еще, пока не забыл, – добавил Михайло. – Имейте в виду, человек реагирует на наши действия очень быстро. Уже на вторую ночь по Сереге стреляли. Держите ухо востро!

Все призадумались, оценивая предупреждения лидеров.

– А ты что принесла, Василиса? – обратился к лазутчице медведь.

– Ситуация на хуторе сложилась интересная, – приторным голоском начала Лисена. – Люди все увереннее говорят, что человек, которого мы приобщили к тайне ордена, является колдуном. И мне пришла в голову потрясающая идея…

 

Глава 4

Пани Дзендзелюк сходила в чулан и принесла особой мази от радикулита. Бурча что-то о седине в бороде и бесе в ребре, она обильно смазала спину мужа, накрыла его одеялом и ушла хлопотать по хозяйству, а затем пробежалась по соседкам. Как же без свежих сплетен?

Вернулась Барбара веселая и разгневанная одновременно.

– Все, муженек. Жди, когда тебя сжигать придут, – выдала с порога пани Дзендзелюк.

– Чего мелешь, старая? – проворчал старик, глядя исподлобья на супругу.

– На хуторе только о том и говорят, что ты ведун. Волкодлак самый натуральный, повелитель злых животных.

– Волкодлак?! – искренне удивился дед.

– Ага. Оборотень натуральный. Причем несколько свидетелей есть.

– Да, – протянул пан Дзендзелюк, ворочаясь на кровати. – Совсем с ума спятил староста наш. Такие поганые слухи только вздорная баба распускать горазда. Что же он делает-то?

– Ладно тебе отбрехиваться. – Похоже, бабке нравилось то, что мужа раздражает новоприобретенная репутация, и она была не прочь подтрунить над супругом. – Покажешь, как в волка превращаешься?

– Может, ты и сама уже веришь, что я колдун?

– А кто ж ты еще? – хохотнула пани Барбара. – Ты ж мне всю жизнь в кромешный ад превратил.

Дзендзелюк посмотрел на супругу и произнес с напускной досадой:

– Эх, старая. Вот гляжу я на тебя и радуюсь… за того парня, которому ты полвека назад не досталась!

У мужчин существует устоявшееся мнение, что женщины – страшные сплетницы, однако мало кто из них способен признать, что грешен в этом куда больше. С легкой руки старосты хутора разнесся слух о колдуне Дзендзелюке, причем строители, среди которых не было ни одной пани, тоже каким-то образом уже были в курсе: есть такой ведун. Дальнейшее было делом времени. К первой глупости прицепилась вторая, за ней третья… Болтовня о ведуне наслоилась на треп о волке, и многие уже твердо верили, что Дзендзелюк – оборотень.

Надо признать, что пана Дзендзелюка раздражала эта свистопляска. Особенно ему не нравились словечки «колдун», «ведун» и прочие «ведьмаки», прицепляемые к его имени. Он, конечно, понимал, что, как бы его ни называли, он останется тем, кто он есть. Но он был христианином, а христианин колдуном быть не может. На родине Парфюмера Сэма сказали бы, что клеветнические выпады в адрес старика оскорбляли его религиозные чувства, причиняя ему нравственные страдания. Если же сказать нормальным языком, то деду было элементарно обидно.

Вот почему ближе к вечеру пан Дзендзелюк кряхтя поднялся из кровати, обвязал настырно ноющую спину несколькими шарфами и отправился к старосте расставлять все точки над «i».

Хуторской голова, сидевший в сенях своего дома, издалека заприметил ковыляющего к нему односельчанина. Староста увидел, что Дзендзелюка скособочило. Старик опирался на палку. Повязка вокруг торса тоже не осталась незамеченной.

«Так-так-так, – затикало в уме старосты. – Ночью пан Казимир стрелял в волка и, говорят, попал. А сейчас по улице идет дед Дзендзелюк – кривой и перевязанный. Каков же вывод, господа присяжные?..»

Мысленный суд оказался скор на вынесение вердикта. Все сходилось: и ранение, и завидное здоровье соседа, и его долгие отлучки в лес. Автор глупого слуха в одночасье получил подтверждение истинности своих подозрений.

Староста машинально закрыл входную дверь, сам вышел к забору, но потом передумал. Он запер калитку и поднялся на крыльцо.

Старосту нельзя было назвать глупцом, ведь глупцы такую должность не получат. Это был по-житейски хитрый мужик, крепкий хозяин, пусть и недалекий в каких-то вопросах.

Что касалось суеверий, тут уж он еще в детстве наслушался бабкиных бредней. Народные сказки о человекозверях смешались с наивными историями о том, как спящему в лесу человеку залезла в рот змея и он умер. Староста и к пятидесяти годам продолжал верить во всю эту чушь.

Он заметался между крыльцом и калиткой. Хотелось и бежать, и не ударить в грязь лицом.

– Здорово живешь, староста, – насмешливо поприветствовал его пан Дзендзелюк. – Чего суетишься? Я на минутку.

– Я… Мне… Я… – вовсе растерялся мужик. – Что у тебя с боком?

– Ничего, радикулит, – поморщился дед.

«Ага, знаем мы твой радикулит», – подумал староста, а визитер продолжил:

– В общем, я тебя коротко, но очень настоятельно вот о чем попрошу, – Дзендзелюк оперся о штакетник, и побледневший староста попятился, запнулся пяткой о ступень и с размаху уселся на крыльцо.

– Что, притомился за день? – хмыкнул дед. – Ну, сиди. Ты это… Брось распускать всякие наветы, дескать, я колдовать умею, и тому подобное. Я человек старый, мне хочется жить спокойно. Чтобы люди уважали. Перед лицом Бога чтобы не оклеветанный остался. Мы же с тобой не звери, верно?

– Э… Да. Верно, – принялся кивать староста.

– Ишь ты, болван китайский, – пробормотал Дзендзелюк. – Я ж тебя еще пацаненком помню шкодливым. Возьмись за ум, не греши клеветою, иначе пожалеешь.

Дед имел в виду Страшный суд, где каждый получит по делам своим, а перепуганный староста решил, что ему угрожают лютой расправой прямо сейчас. Воистину, у страха глаза велики, а уши глухи.

Пан Дзендзелюк похромал восвояси. Староста долго сидел, не решаясь встать, хотя ушибленный копчик болел не по-детски.

Нужно ли говорить, что по хутору покатился новый слух, мол, оборотень угрожал самому старосте!

Сигизмунд не опоздал, пришел к девятнадцати ноль-ноль. Дед Дзендзелюк никак не мог избавиться от жены. Пани Барбара причитала:

– Куда же ты, с таким прострелом, да еще и в лес?

– У нас дело с пареньком. Только смотри, не разболтай, – наказал старик и вышел к мальчику.

Подхватил палку, потоптался на месте, разминаясь.

– Пойдем медленно. Нам и некуда торопиться-то.

За время, пока Дзендзелюк и Сигизмунд брели к замку, произошло два важных события.

Во-первых, к пани Барбаре заглянула соседка, якобы за солью. На самом же деле она тешила любопытство и заигрывала с собственными первобытными страхами. Как же не побывать в доме колдуна, это так пикантно… Женщина с повадками выхухоли повела носом, высматривая хозяина.

– А где пан Дзендзелюк? – спросила она.

От жены «колдуна» не укрылся нездоровый блеск соседкиных глаз. «Экая докучная дубина! Что же им всем неймется?» – с неприязнью подумала пани Барбара.

– Побежал на луну выть, – в сердцах ответила хозяйка дома. – Шла бы ты, кумушка, домой.

Когда раздражение слегка унялось, пани Дзендзелюк спохватилась. Ведь глупая соседка наверняка поняла ее буквально и теперь разнесет по всему хутору неосторожное высказывание про вытье на луну. Разумеется, в этом пани Барбара не ошиблась.

Второе событие случилось в стане зверей. Лисена доложила Михайло и Войцеху о том, что приближаются Дзендзелюк с Сигизмундом. Бобер всплеснул лапками:

– Ну как я забыл? Это же важно! Они подготовили комплект доспехов на мальчика. Я все не мог понять, зачем, а нынче догадался. Очевидно, они хотят испугать строителей! Сыграть на суевериях. Понимаете?

– Хм… – Михайло почесал нос. – Никогда не пойму людей. И что, получится?

– Думаю, да, – подала голос Лисена.

– Защитник крепости, стало быть… – проговорил Ломоносыч. – Какой же рыцарь без коня, а?

Бобер рассмеялся.

– Вот и пригодится Иржи Тырпыржацкий.

Лиса вопросительно посмотрела на тамбовского губернатора. Тот стукнул лапой по земле и приказал:

– Давай, Василиса, ищи горбунка.

Иржи обретался недалеко от изрытого оврагами холма. Неунывающий жеребчик играл с Гуру Кеном в салки. Обоим страшно нравилось гоняться по поляне. Конек скакал с особой потешной грацией, свойственной лошакам.

Несмотря на полную незанятость, – когда звери перестали таскать по ночам деревья на дорогу, Иржи совсем стало нечего делать, – Тырпыржацкий не слишком огорчался. Здесь, в лесу, у него появилась масса товарищей. Не то что в деревне. Там у него совсем не было друзей.

Лошак – это помесь лошади с ишаком, иными словами, полукровка. Его не принимали кони, потому что он был слишком мал и неказист, чтобы носить их гордое имя. Ишаки тоже сторонились Иржи, в результате ему опротивело одиночество. Появление Колючего и Сэма повернуло жизнь лошака в новую, интересную сторону. Он сбежал – и не прогадал. Здесь, в компании зверей из самых разных стран, никто не смеялся над его происхождением. Его ценили таким, каким он был.

Лисена немного понаблюдала за игрой кенгуру и жеребчика, потом метнулась к ним.

– Эй, стойте! – пролаяла она.

Бегуны сбросили обороты.

– Михайло придумал особую миссию для Иржи, – сказала рыжая.

– Да!!! – закричал Тырпыржацкий, подпрыгивая на месте. – У меня задание!!!

Он поскакал к Ломоносычу и через несколько минут уже поджидал Сигизмунда и пана Дзендзелюка возле руин цитадели.

Мальчик первым увидел конька.

– Смотрите-ка, жеребец!

– Не вопи, спугнешь, – прошептал старик. – Сможешь приманить?

Парень неуверенно протянул руку к лошаку:

– Лошадка, лошадка…

И хотя пан Дзендзелюк недовольно поморщился, жеребчик смело поцокал к Сигизмунду, оттолкнул руку, всхрапнул обиженно. Мол, что же ты меня, мил человек, пустышкой привлекаешь?

Старик потрепал конька по голове:

– Покатаешь мальчонку?

Лошак замотал головой вверх-вниз.

Удивленный парень погладил жеребчика, попробовал залезть на него, и это ему удалось.

Конек прокатил парня по кругу, послушно остановился, когда мальчик слегка потянул его за торчащую, словно щетка, гриву.

– Полный рыцарский комплект, правда, Сигизмунд? – промолвил пан Дзендзелюк.

Он остался с жеребчиком за крепостью, а мальчик осторожно прокрался к заветному лазу. Вытащив припрятанный у входа мешок, в котором лежали латы да меч, он пополз к деду.

«Лишь бы доспехи не загремели», – думал парень. Строители работали совсем близко. Сегодня они закончили чистить от деревьев и кустов пространство перед замком. Теперь оставалось убрать можжевеловую поросль, прилегающую к стенам.

– Порядок, – пропыхтел Сигизмунд, подтаскивая железки к старику и коньку.

– Давай одеваться.

Доспехи были неудобные: тяжелые, громоздкие, угловатые. Со стороны они смотрелись куда изящнее, чем были на самом деле. Шлем жал, массивные нагрудные пластины затрудняли дыхание. Пока пан Дзендзелюк помогал мальчику облачиться в металл, лошак смиренно ждал и, как показалось парню, заинтересованно глядел на процесс одевания.

– Ричард Львиное Сердце! – оценил старик.

Сам паренек ощущал себя роботом-полицейским. При ходьбе каждое сложное движение распадалось на целую последовательность более простых, проявлялась смешная механичность. Состояние лат, безусловно, было далеко от идеального, только в сумерках это и не важно.

– Ну, Дон Кихот, садись на верного Росинанта, – велел пан Дзендзелюк.

Жеребчик стоически выдержал увеличившийся вес, снова покатал Сигизмунда.

– Довольно, – скомандовал старик. – Слазь. Через полчасика можно будет начинать.

Тем временем строители закончили работы и собрались к вагончикам. Здесь уже были вкопаны скамьи и длинный стол. Кто-то готовил ужин – варил похлебку в котле, подвешенном над костром. Остальные работники умывались, готовясь к трапезе.

На одной из скамей сидел хромоногий пан Казимир. Настроение у него было отвратительное. Дела двигались медленно, работяги не усердствовали и норовили избежать любого задания, обожженные взрывники еще не вернулись из городской больницы. Парни, разбирающиеся в технике, весь день ремонтировали машину начальника стройки. Выяснилось, что пока он геройствовал, стреляя в волка и вываливаясь из окна бытовки, над его джипом поработали неутомимые хорьки. Они повторили старый фокус с проводкой.

Стремительно темнело, и строители зажгли лампу, подвешенную над столами. Окружающий мир стал еще мрачней.

Пан Казимир разглядывал черные руины. Вот башня. Крепкая, не одно кило тротила уйдет. Вот участок стены, накренившийся под весом облокотившейся на него массивной плиты. Получился огромный трамплин. Стена почти хлипкая, а вот с плитой придется повозиться… Стоп. Что это?!

На «трамплине» медленно выросла странная фигура – силуэт всадника с обнаженным мечом. Конь медленно, с достоинством вынес седока к краю плиты.

Постепенно глаза пана Казимира стали различать не просто черное пятно на фоне темно-серого неба.

– Матка Боска, – промолвил начальник стройки. – Рыцарь. Там рыцарь, ребята!

Рабочие развернули лица к замку и тоже заметили всадника. При взгляде снизу мальчишка на лошаке казался исполином.

Сигизмунд чуть наклонился и посмотрел на лагерь строителей сквозь узкую прорезь шлема, увидел начальника, сидящего под лампочкой.

– Смотри-ка, мой верный жеребец, вон пан Казимир собственной персоной, – негромко произнес мальчик, указывая мечом.

Вес наклоненного тела перераспределился, и парень стал заваливаться на голову конька. Чтобы удержаться, Сигизмунду пришлось витиевато взмахнуть рукой с мечом. Жест получился красивый и полезный. Рыцарь снова принял вертикальное положение, а вот лошаку пришлось сделать полшага вперед, к краю плиты. Жеребчик испугался, поднялся на дыбы и пронзительно заржал.

Сигизмунд чудом не слетел с конька.

– Все! Спокойнее, спокойнее, Росинант! Поехали отсюда, – принялся уговаривать лошака парень.

Обрадованный жеребец зацокал прочь.

Начальник стройки сидел на скамье, бледный и недвижимый, как гипсовый памятник.

– Пан Казимир, – прошептал тракторист. – А чего это он прямо на вас показал-то?

– Угу, а потом будто бы зарубил и в сторону просеки махнул, мол, убирайтесь… Вы видели? Призрак, воистину… Мятежный дух, защищающий крепость, – подхватили остальные рабочие.

Пан Казимир отмер, обвел диким взглядом сгрудившихся вокруг него строителей.

– Да уж… – сипло и как-то жалобно вымолвил он. – Я знаю, у вас припрятана водочка. Давайте усугубим, а?..

 

Глава 5

Пока Дзендзелюк снимал с Сигизмунда доспехи, Иржи Тырпыржацкий тихонько сбежал к своим.

– Молодчинушка, – похвалил жеребчика Михайло Ломоносыч. – Все идеально сделал. Особенно понравилось, как ты поднялся на дыбы. Артист!

– Спасибо. А вы что, все видели? – Лошак принялся застенчиво ковырять копытом дерн, правда, в темноте этого не было видно.

– Конечно, – произнес Войцех, вышедший из соседних кустов. – Такое представление нельзя было пропустить. Отдыхай, Иржи. Ты просто не представляешь, как нам помог.

– Да я завсегда пожалуйста.

Гуру Кен молча кивнул товарищу по играм, дескать, горжусь тобой.

Счастливый жеребчик удалился, а тамбовский медведь, лиса и бобер-воевода стали решать, чем бы еще досадить непонятливым строителям. Лисена наконец-то изложила свою идею, и она была принята на ура.

В полночь начался очередной Серегин концерт. Строители выскочили с ружьями из вагончиков, но хитрого зверя нигде не было. Поначалу им почудилось, что страшный вой окутывает лагерь со всех сторон, но затем они определили направление и отправились на поиски.

Волк замолчал. Люди потоптались, нервно покурили и разошлись по бытовкам.

Серега перебежал на новое место, снова завыл. Строители выползли в лес, сориентировались, откуда идет звук, и двинулись на него, но вой тут же стих.

Так продолжалось полночи, потом Сереге надоело голосить, и он вернулся в овраг сборов.

– Ну, други мои дорогие, у меня уже все песни кончились, – сказал он, садясь между Михайло и Войцехом.

Звери рассмеялись.

Лисена заговорщицки подмигнула волку:

– Ничего, Серый. У нас для тебя такой сольный номер придуман, пальчики оближешь. Лишь бы пан Дзендзелюк пришел к цитадели Ордена. Не хотелось бы вести его самим. Все-таки день, светло, мне по деревне особо не разгуляться.

– Однако придется рискнуть, – признал Михайло. – Назначим операцию на завтра.

Совершив последнюю вылазку к замку, пан Дзендзелюк слег в постель. Он перетрудился, когда помогал Сигизмунду управиться с тяжеленными латами. Пани Барбара смазывала мужу поясницу, охала, рассказывала, что говорят на хуторе.

Вера людей в сверхъестественные способности старика крепла день ото дня. Строители, ежедневно приходящие в магазин «У Марыси», вовсю откровенничали с местными. Имя Дзендзелюка звучало постоянно, все считали, что за странными событиями, происходящими подле развалин, стоит именно дед. После появления призрака страх строителей перед Дзендзелюком достиг апогея.

– К древним силам обратился. Мощный колдун, – рассуждали строители с видом знатоков потустороннего мира.

Деда особенно разозлили эти досужие измышления.

– К каким силам? – вскричал он, морщась от боли в спине. – Я должен поговорить с этими мракобесами. Уму непостижимо…

Старик вскочил с кровати, будто его только что не скручивали приступы радикулита.

– Куда ты, неугомонный! – всплеснула руками пани Дзендзелюк.

– Молчи, женщина! – сверкнул очами дед, вдевая ноги в башмаки. – Доброе имя надо защищать. В иное время за их клевету я бы любого на дуэль вызвал.

– Ох, дуэлянт ты мой, – вздохнула пани Барбара.

Она, как никто другой, понимала, что если ее упрямый супруг решил идти к строителям, то его не остановить. Только бы не упал по дороге.

Из-под крыльца рыжей стрелой вылетела лиса. Лучше подождать в лесу.

– Михайло Ломоносыч! Михайло Ломоносыч! – прощебетала пичуга, севшая на лапу лесного тамбовского губернатора. – Идет, идет! Пан Дзендзелюк идет!

– Отлично. На ловца и зверь бежит, хе-хе. Передай Лисене, чтобы направила его через развалины цитадели.

– Принято, принято! – Птичка упорхнула.

– Так, Серега, твой выход. Все идет как мы и планировали.

Волк молча поднялся, подмигнул косолапому и скрылся в чаще.

Он осторожно побежал навстречу Дзендзелюку. Заметив его примерно в ста метрах от замка, Серега оценил скорость, с которой двигался старик. Удовлетворенно рыкнул. Повернул к развалинам. Неспешно дотрусив до руин, серый выждал еще чуть-чуть, и представление началось.

Строители, курившие в тени вагончиков, отчетливо увидели в стенном проломе матерого волка. Криворожий хищник уставился на людей, коротко рыкнул и скрылся, уйдя вправо.

Тут же именно справа в этот же пролом ступил пан Дзендзелюк собственной персоной.

Эффект получился такой, будто волк-оборотень не захотел, чтобы люди увидели его мгновенную трансформацию, но стоило ему преобразиться, и он поспешил обратно, на глаза почтеннейшей публики.

Пан Дзендзелюк вышел из крепости, подбоченился и недовольно проворчал:

– Ну и какой кретин тут думает, что я колдун?

– Мамочка… – пробасил заместитель начальника стройки.

Рабочие побросали папиросы и ломанулись в вагончики. Взрослые дядьки были напуганы, как дети. Они толкались, мешая друг другу попасть внутрь. Наконец все люди скрылись в бытовках, двери захлопнулись.

– Клоунада какая-то, – всплеснул руками старик. – Эй, специалисты! Убирались бы вы отсюда! Какое охотничье хозяйство? Здесь впору дурдом для таких, как вы, строить.

Пан Дзендзелюк плюнул себе под ноги и пошел домой, а в неприметной нише тихо посмеивался прячущийся Серега.

Пан Казимир внимательно выслушал рассказ своего заместителя о старике-оборотне.

– Скажи-ка, дружище, – промолвил начальник стройки, – тебе сколько годиков?

– Сорок пять.

– Ты по паспорту брат Гримм?

– Нет, пан Казимир, – настороженно ответил мужик.

– Так что же ты мне сказки рассказываешь, как Божена Немцова какая-то?! – заорал начальник. – Я же с ума с вами, саботажниками, сойду! Сроки безнадежно провалены. Мы уже два дня как должны ровнять останки крепости с землей. А у вас то инструменты украли, то жратва кончилась, теперь вот, пожалуйста, оборотни завелись. Завтра восстанут духи, или прилетит НЛО, да?

– Да… То есть, нет, пан Казимир, – торопливо ответил заместитель. – Ты не серчай, но мы с ребятами тут работать отказываемся.

Здоровенный мужик ссутулился и, словно школьник, стал ковырять землю носком башмака.

– Это еще почему? – Начальник охладил свой пыл и говорил тихо, почти вкрадчиво.

– Старик не велел, – глядя в сторону, пролопотал заместитель.

– Это оборотень который?

– Ну, это… Да. Он, – вздохнул зам.

– Ладно, отлично, – со злобной иронией прошипел пан Казимир. – Я вам устрою встречу с вампиром. Я из вас всю кровищу вашу выпью, олухи несчастные! Возвращайся на объект и созывай собрание. Готовьте осиновые колья, через час буду.

Он проводил ненавидящим взглядом человека, которому еще вчера спокойно мог бы доверить стройку, если пришлось бы отъехать. Надо же, какой размазней оказался! Тут начальник вспомнил давешнего рыцаря-призрака и мгновенно осознал, что сам является точно таким же размазней.

«Нет, о призраке я распространяться не буду», – мысленно поклялся он.

Пан Казимир взял в руку мобильный телефон, набрал номер заказчика.

– Говорите коротко, пан строитель, – донесся из аппаратика голос пана Гржибовский.

«Коротко не получится», – мстительно подумал пан Казимир и начал долгий неприятный доклад.

Эм Си долго сидел на дереве, а потом все же решился пойти к друзьям с повинной.

Он еще накануне чуть не свалился с сосны, заметив с опозданием, как за похмельным скунсом и отважным ежом погнались люди. Шимпанзе усмирил первый порыв броситься друзьям на помощь. Он не то чтобы струсил, просто рассудил, что, во-первых, не успеет, а во-вторых, от него будет мало толку. Когда скунс пыхнул в обидчиков огненной струей, Ман-Кей аж заухал от восторга, но тут же спохватился и спрятался в ветви. Благо никто его не заметил.

Афро-англичанин видел супершоу, устроенное Серегой без ведома пана Дзендзелюка, причем фокус превращения волка в человека Эм Си наблюдал сверху. Шимпанзе признал, что друг сработал максимально эффективно и изящно. Ему такие комбинации никогда не пришли бы в голову.

Обида на бурундукиборгов давно забылась. Уж такова была природа Ман-Кея. Плохого он не помнил, жил только хорошим. Главное, у него пару дней водились целые толпы поклонников. Значит, он не пустышка, а реальное животное.

Ему по-прежнему было стыдно за собственный длинный язык, но тут Эм Си ничего не мог с собой поделать. Слова высыпались из его рта до того, как он успевал осознать, что же он, собственно, ляпнул.

Итак, афро-англичанин созрел для разговора с Парфюмером. Улучив удобный момент, пока никто из строителей не болтался возле сосны, Ман-Кей слез и отправился на поиски скунса. Вскоре шимпанзе услышал голоса нескольких старых друзей.

Звери и гамбургский петух расположились в неглубоком уединенном овраге. Колючий и Сэм спорили, Серега в основном усмехался, а Петер тихо напевал что-то неразборчивое.

– Чуфыкают тетерева, – втолковывал товарищу еж. – А вальдшнепы хоркают.

– Не согласен, – тряс мохнатым телом скунс. – Тетерева хоркают, а вальдшнепы чуфыкают!

Тамбовчанин закатил глазки к небу:

– Ты хоть раз нормальное токование видел? Ты скажи, что вальдшнепы еще и бормочут!

– Ну… Не знаю, – растерялся Парфюмер.

– В вашей Америке сроду не было нормальных токов, – принялся развивать успех Колючий. – Я тебе как живой свидетель говорю, тетерева чуфыкают: «чуфык», «чуфык»! И еще вот так становятся.

Еж попробовал изобразить гордую стойку тетерева. Получилось смешно – иголки топорщились, лапки потешно загнулись, словно лысые крылья.

– Да, Сэм, припер тебя Колючий, – рассмеялся Серега. – Поверь, в этот раз он прав. Вальдшнепы хоркают.

– Вас ист дас «хоркать»? – насторожился Петер. – Становиться хорьком?

Смех волка усилился. Гамбургский петух неспроста опасался маленьких хищников, известных куроедов. Не все же им проводку грызть.

– Нет, Петер, это просто звук такой.

Эм Си глубоко вздохнул и вышел из-за куста.

– Привет, ребята! Сэм, прости дегенерата! Я не специально, я не нарочно, теперь страдаю, йо, еженощно, ежедневно ругаю себя почем зря. Ты простишь меня, знаю. Сэм, прости меня!

Американец будто завял, когда увидел Ман-Кея. Хорошее настроение в момент испарилось. Скунс развернулся и ушел.

Афро-англичанин шагнул было за ним, но Серега молча покачал головой. Эм Си остановился и удрученно залопотал:

– Братья, come on, я не прав сурово. Я прорубаю, the game is over. Как быть? Какие принять меры? Мне надо вернуть дружбу Сэма Парфюмера.

– Для начала постарайся остановить стихотворный фонтан. Твое бормотание не воспринимается как искреннее извинение, – предложил волк.

– Во-во, – сказал Колючий и отправился за скунсом.

Петер также предпочел покинуть овраг.

– Это очень-очень трудно, – грустно проговорил Эм Си. – Я воспринимаюсь занудно, мелю чепуху, но, как на духу, что думаю, то говорю, а что говорю, то и творю.

Серега пристально посмотрел на Ман-Кея:

– У тебя стопудово шарики за ролики заехали. Я тебе про то, чтобы ты забыл свои речитативы, а ты пошел по новому кругу.

– Есть мнение, что их в этой Африке всех такими оболтусами растят. – В овраг спустился Михайло Ломоносыч. – Оттого и идут все их беды. Ведь двух простых слов связать не может! Мысль на копейку, а шелухи наболтает… Тпру стишкам, Эм Си. Учись ясно мыслить.

– Эх, Михайло, Африку не тронь. Не запрягай, я не конь. Бывает, я сам говорю себе «тпру», все в голове перетру, а не получается, та же ерунда приключается, а те, кто со мной общается, – возмущаются.

Медведь закатил глаза:

– Ну, ответь, обезьянин ты мой несносный, неужели твоя Африка или Англия – кстати, откуда ты все-таки? – начинена балаболами, слагающими слабые стишки?

Ман-Кей подбоченился и отчеканил:

– Начни со своей родины, косолапый, а на мою не наезжай, не капай! Семь десятков лет подряд строили вы зоосад, только как ни упирались, вышел мясокомбинат, йо!

Михайло отвесил шимпанзе свой знаменитый тумак. Проворный Эм Си видел, как к нему приближается лапа, и хотел было уклониться, но не успел. Его обманула пластика медведя, кажущегося таким медлительным.

– Я про твою страну плохого не говорил, и ты про мою не тренькай, – назидательно произнес Михайло. – В общем, поменьше обезьянничай. Давай лапу.

Он помог афро-англичанину встать. Ман-Кей потер левое ухо, активно морщась. Его рожа при этом выглядела весьма забавно.

– Начнем сначала, – сказал Ломоносыч. – Я всего лишь спросил тебя: ты один такой уникум, или у вас там все эти… как вас?.. рэперы?

– Ай, йо! – дотумкал Эм Си. – Нет, не все, но многие. Длинно – и коротконогие, дву – и однорогие…

– Стоп! – рыкнул Серега.

Шимпанзе захлопнул рот.

– Ладушки, – стал закруглять разговор Михайло. – Ты парень хороший. Ну, не виноват же ты в том, что тебя таким беспардонным и глуповатым вырастили. К Сэму пока не приставай. Мы его подготовим. Он тебя простит, но не сразу. Я сам до конца не уразумел, почему он так обиделся. По всей очевидности, посчитал, что вы настоящие друзья, да слегка промазал… Молчи-молчи! А теперь рассказывай, где ты пропадал.

Ман-Кей припомнил свидание с матушкой Ядвигой. Сейчас ему нужно было вести себя так же, говорить только по существу, внимательно подбирать слова, стараясь не свалиться в привычный размен рифмочками. Афро-англичанин настроился и совершил еще один подвиг. Он смог изложить хронику своих скитаний, начиная от падения из корзины шара до бдений на сосне.

Когда шимпанзе с явной обидой говорил о расставании с бурундукиборгами, медведь и волк переглянулись. Им-то со стороны сразу стало понятно, откуда ветер подул.

– Подстава классическая, – шепнул Серега.

Михайло моргнул обоими глазами в знак согласия.

Вскоре Эм Си закончил рассказ. Ломоносыч посидел, чуть качаясь, потом промолвил:

– Потерпел ты достаточно. Вот тебе и наука… В общем, делай все так, как условились. Не навязывайся к Вонючке, тьфу ты! К Парфюмеру! Хорошо, что он не слышит. Время лечит.

Ман-Кей поблагодарил и ушел.

Медведь опять выдержал паузу и тихонько сказал Сереге:

– Ты все-таки проведай бурундуков этих. Жить надо по правде.

Волк удовлетворенно проурчал, дескать, будет сделано.

 

Глава 6

Пан Гржибовский слыл человеком циничным. Он полагал зазорным тратить свое драгоценное время на то, чтобы понять собеседника. Бизнесмен был низкого мнения буквально обо всех окружающих его людях, а конкретно пана Казимира считал хитрым, но туповатым человеком, чудом возглавившим строительную бригаду.

Проблемы на объекте пан Гржибовский свел к простому нашествию зверей. Мешают? Значит, животных много, и это здорово. Будет на кого охотиться, когда комплекс будет построен.

Но сейчас несносные твари остановили всю работу. Пан Гржибовский велел кретинам-строителям пока ничего не делать. Бизнесмен снял трубочку супердорогого телефонного аппарата и дал секретарше задание найти людей, способных быстро и качественно очистить участок от волков, енотов и прочей шушеры.

Умница-секретарша перезвонила боссу через десять минут:

– Пан Гржибовский, в Варшаве проездом немецкий специалист с волкодавами. Берет дорого, но работает быстро и качественно. Правда, сегодня он отъезжает на родину.

– Купи мне его, – велел бизнесмен и бросил трубку.

Иной раз разгуляется где-то веселье, музыка гремит, свет неистово слепит глаза отдыхающих, а тут – хлоп! – незваный гость. Все, конец вечеринке. Если же гость к тому же чем-то опасен, то настроение может испортиться надолго.

Серега появился на сцене бурундукиборгов в самый разгар веселья. Волк выпрыгнул из темноты на свет, и эффект от его появления был ошеломляющим.

Барабанщики перестали долбить в установки, песни клестов захлебнулись, лишь древесная лягушка продолжала наяривать, словно замедленная погремушка: «К-р-р-р-р, к-р-р-р-р!»

Толпа остановила танец. Десятки округленных глаз вперились в серого хищника.

Шершавый прижал ушки, стал двигаться бочком к краю сцены.

– Куда? – тихо спросил волк.

Главный бурундукиборг встал как вкопанный.

– Так, господа хорошие, – протянул Серега. – Отдыхаем? Это хорошо. Я вот, представьте себе, тоже только что концертировал. А сейчас – с корабля на бал – нагрянул к вам с санитарной инспекцией. Непорядочек тут у вас. Нарушений масса. Свалку человеческого старья устроили? Да. В помойной яме топчетесь, микробы разносите? Да. Гремите на весь лес, превышая допустимые нормы шума в вечернее и ночное время? Да. Ну и так далее… Что у нас с вами вырисовывается? Неэкологичненько живете. Надо прикрывать лавочку, идя навстречу жалобам соседей.

Волк обвел суровым взором притихших бурундукиборгов.

– Теперь о нравственности, то бишь о так называемой экологии души. Колобродите по ночам – значит, днем не работаете. Праздно проводите время, тогда как ваши земляки противостоят людям. А люди принесли в ваш лес отнюдь не мир. Охотничье хозяйство миротворческим не бывает. Ну, с вас, бурундуков, конечно, не начнут… Отвлекся. В общем, делайте выводы, решайте, кто вы, для чего судьба подарила вам этот лес, а также кто вас и куда ведет.

Пристыженная толпа зароптала.

– Вот о последнем поговорим отдельно. Да, да, о тебе, Шелудивый, не стесняйся. Ладно, не дуйся, знаю я, что ты Шершавый… Так вот. Вы ребята занятные. Танцы-шманцы, дружба-братство. Только вас, мои орехолюбивые дружочки, используют сейчас как последних лохов. Вы этого клоуна с микросхемой на макушке кормите, поите, почести ему воздаете, а взамен получаете глупый миф про киберпространство и ночной бумс-бумс в уши. А вы хотя бы простейший мокрокуркулятор видели? То-то.

Бурундукиборги не понимали, к чему клонит зверь. Неужели не сожрет?

– Но я пришел не только затем, чтобы вам мозги вправить насчет логики бытия. Эм Си Ман-Кея помните?

Тусовка закивала.

– Он вам привет передает. Значит, ситуация у нас такая: шимпанзе полюбил вас, как своих африканских братьев, а Шершавый из ревности и боязни потерять власть подстроил так, будто Эм Си расхамился и ушел. Кто из вас слышал плохое из уст Ман-Кея?

Никто не припомнил ничего подобного.

– Вот, – победно сказал Серега. – Вы поверили своему микрочиповому королю. А шимпанзе сильно переживает. Несправедливость – худшая участь любого осужденного. Рассуждая о справедливости, я отлично понимаю, что наиболее справедливой карой Шершавому будет немедленная смерть через съедение. Но я не являюсь проводником истины в вашем лесу. Решайте сами. Так, кстати, будет еще честнее.

Волк скрылся во тьме, оставив бурундукиборгов на вечеринке, превратившейся в судилище. Серега неторопливо бежал к цитадели, мысленно удивляясь своему поступку: «Проповедовать перед отличным ужином, который был так напуган, что не стал бы разбегаться в стороны, начни я трапезу! Кому расскажу – засмеют».

Всякому везению рано или поздно приходит конец.

Поздним утром по просеке одна за другой промчались две машины. В первой – дорогом легковом автомобиле синего цвета – ехал пан Гржибовский. За ним следовал черный тонированный микроавтобус, на борту которого красовалось изображение собачьей головы. Правда, она была не совсем собачья. Металлический с синим отливом череп, бронированные уши торчком, на каждом ряд заклепок. Вместо одного из глаз – линза видеокамеры с хищным красным огоньком в глубине. Зубы, ощеренные в устрашающем оскале. В общем, если и нашелся бы Терминатор среди собак, то он выглядел бы именно так.

Возле лагеря строителей водитель бизнесмена резко затормозил, и пана Казимира, его зама и унылых рабочих, сидящих на лавках, накрыло пыльной волной.

Микроавтобус мягко остановился, синий лимузин тоже. Пан Гржибовский выскочил из авто и, не здороваясь, направился мимо строителей к черной машине.

Открылась дверь, из микроавтобуса выбрался рослый широкоплечий мужчина в легком костюме защитного цвета и армейских ботинках. Лицо незнакомца выражало полное безразличие к тому, что творится в этом мире. Квадратный, чуть щетинистый подбородок мерно двигался – мужчина жевал жвачку. Короткая прическа «ежиком», прищуренные глаза, горбинка на носу, большой кадык. На шее – шнур с никелированным свистком.

Серьезный дяденька.

– Вот мы и на месте, Гюнтер, – сказал пан Гржибовский.

– На кого мы хотеть охотиться? – спросил громила. – На этих, нихт?

Он мотнул головой в сторону притихших строителей.

Колючий и Сэм, следившие за лагерем из укрытия, переглянулись. Приезжий был земляком Петера.

Бизнесмен засмеялся:

– Нет, речь о зверях.

– Тогда я выпускаю ягдкоманду, – бесцветным голосом проинформировал Гюнтер и направился к задней дверце микроавтобуса.

– Все по вагонам! – скомандовал пан Гржибовский, бодрым шагом направляясь в ближайшую бытовку.

В этот момент Колючему и Парфюмеру стало ясно: сейчас произойдет нечто из ряда вон выходящее. В черной машине таилась какая-то угроза.

Лязгнула дверь, раздался утробный рык и лай.

На землю выпрыгнула четверка матерых смоляных псов – здоровенных волкодавов. Пасти, полные зубов, красные глаза, ошейники с шипами.

– Шухер! – взвизгнул еж. – Ходу, Сэм. Надо успеть всех предупредить.

Друзья бросились к оврагу, где собирались звери.

Впрочем, Михайло, Серега и Гуру Кен уже бежали навстречу Парфюмеру и Колючему. Птички доставили новость значительно быстрее коротколапых дружков.

– Спасайтесь, – коротко рыкнул медведь, проносясь мимо.

– Не думал, что Михайло способен так бежать, – пыхтя, сказал Парфюмер.

– Да, это наш Ломоносыч, – выдохнул Колючий, не снижая темпа.

А медведь, кенгуру и волк уже достигли опушки перед замком.

Псы сидели возле микроавтобуса. Их шкуры подрагивали, из пастей свисали длинные гирлянды слюны. Собаки нетерпеливо поскуливали, ожидая команд здоровенного детины. Тот переговаривался с паном Гржибовским, высовывающимся из вагончика.

– Я иметь четыре первоклассные охотник-убийц. Моя ягдкоманда был зачищать многие объекты. Не хоти испытывай неуверенность, пан Гржибовский.

– Сейчас начнут, – проговорил Гуру Кен. Его уши был прижаты к затылку.

– Что будем делать? – спросил Серега, разминая лапы. – Мускулистые, черти. С каждым поодиночке бы я еще потягался, но…

– Вы пока сидите здесь, – сказал Михайло Ломоносыч. – Задачи две. Дать уйти нашим польским друзьям, это раз. Второе – нейтрализовать монстров. Если мне повезет, то я сейчас порешаю с ними, мало не покажется.

– Как же ты?.. – начал было Серега, но медведь оборвал его:

– Если что, старшим будешь. Как заварится каша, дуйте отсюда, прикрывайте отход поляков и наших. Удачи!

– И тебе. – К горлу волка подкатил ком.

«Не зря я выл все эти ночи», – мелькнула мысль.

Михайло уже топал к замку.

– Пойдем, – тихо сказал кенгуру Сереге, и они покинули наблюдательный пункт.

Медведь спокойно пробрался на развалины, наметил путь к отступлению. Мысленно пожелав спутникам спастись, он взревел, приглашая псов на охоту.

Из лагеря донесся злобный лай.

– О, зверь есть присутствовать! – обрадовался Гюнтер. – Вперед, собачки!

Псы сорвались с места и в мгновение ока скрылись в руинах. Они взяли след.

– Медведь! – кровожадно заорал вожак четверки.

– Наш! Рвать! Рвать! – ответили трое убийц.

След скрылся в неприметном лазе. Вожак первым рванулся в проем.

Михайло ударил когтями по клацающей зубами пасти. Пес пронзительно завизжал, подался назад. Ломоносыч побежал к винтовой лестнице.

Собаки не долго стояли в растерянности. Разъяренный вожак сунулся снова. Чисто. Зверь слаб, он пытается скрыться! Четверка преследовала медведя, упоенная охотой. Псы поскальзывались на влажном каменном полу, ломали когти, но это сейчас было не важно. Впереди – жертва.

Красные глаза мерцали в темноте, эхо разносило громкий топот лап. Смрадное дыхание оскорбляло священные коридоры Ордена.

На винтовой лестнице ягдкоманда устроила кучу малу, катясь вниз, ощутимо ударяясь боками и спинами об острые углы ступеней. Но вскоре псы разобрались в ситуации и осторожно почапали гуськом.

Ворвались в залу с сокровищами. Медвежий след вел в еще один темный коридор. Зверь был совсем близко. В собачьи уши врывался шорох его шагов, шипение дыхания. Сейчас!

Михайло разбежался и саданул плечом стену, кажущуюся тупиковой. Раздался глухой хруст гнилых досок, преграда осыпалась, в коридор ворвался солнечный свет. Медведь моментально оценил обстановку, схватился за край стены и сиганул из подземелья вбок.

Мгновеньем позже из коридора в затяжном прыжке вылетел вожак четверки псов-убийц. Он понял, что промахнулся, а потом понял, куда падает.

Подземный ход кончался высоченным обрывом. Внизу была быстрина, куда и рухнул пес.

Двое его подельников, ослепленные светом, не успели затормозить и последовали за предводителем. Последний убийца остановился у самого обрыва.

Михайло, висящий на корнях какого-то дерева, схватил пса за шкирку, рванул его вперед.

– Не отставай от коллектива!

Убийца с визгом полетел вниз. В лапе медведя остался украшенный шипами ошейник. «Хлипковат, раз порвался», – подумал тамбовчанин.

Он осторожно перебрался обратно в проем, посмотрел на реку. Единственная черная голова вынырнула на мгновение и снова исчезла в водовороте.

– Места тут живописные, река заворачивает, поля опять же, – пробормотал Ломоносыч. – Простите, песики. Завел я вас, как Сусанин поляков. Ну так нечего было себя вести по-скотски.

Пан Гржибовский в пятый раз переспросил Гюнтера:

– Вы уверены, что ваши собаки вернутся?

После того, как ужасные твари стартовали куда-то на развалины и раздался раздирающий душу крик боли, люди не услышали ни звука. Ни лая, ни рычания, ни выстрелов. Молчали даже птицы. Это действительно пугало.

Гюнтер свистнул в свисток.

– Сей же час весь мой собак прибежать служить, – не без бахвальства сказал он.

Постепенно спесь сходила с лица владельца ягдкоманды. Четверка не вернулась.

Немецкий специалист взял из авто карабин и ушел искать псов. Рабочие решились выйти из бытовок на свежий воздух.

Пан Казимир дохромал до хозяина стройки.

– Ну, пан Гржибовский? Теперь вы видите? Нечистое это место.

– Чистое, нечистое… – пожал плечами бизнесмен. – По контракту, если псы не вернутся, этот хлюст сдерет с меня стоимость хорошего автомобиля. На вас, оглоедов, потратился, теперь еще это. Не нравится мне, как тут все развивается. С таким началом удачи не жди.

– И я о том же, – оживился начальник стройки.

– Вы уволены. Вы все уволены. Стройки не будет, – едко сказал пан Гржибовский и услышал в ответ то, что обычно не говорят те, кого увольняют:

– Спасибо, давно бы так. – Пан Казимир даже улыбнулся. – Шабаш, ребята! Оставляем объект!

Гюнтер в третий раз обошел руины, но так и не обнаружил ни следов, ни псов.

Он уже не дул в свисток. Руки непроизвольно сжимали ружье, пальцы побелели. Массивные челюсти быстро работали, мучая жвачку. Немецкий охотник-экстремал почти по-звериному чуял опасность. Четверка первоклассных убийц сгинула в мгновение ока. Здесь что-то не так.

Завернув за угол башни, Гюнтер нос к носу столкнулся с медведем. Это было так неожиданно и нелепо, что охотник растерялся. Прежде чем он сбросил оцепенение, бурый гигант встал во весь рост, одновременно хватая лапами ствол карабина и загибая его вниз, как будто он был сделан из проволоки, а не из прочной стали.

Нижняя челюсть Гюнтера отвисла, жвачка выпала на землю.

«Аллес капут», – подумал он.

Однако медведь не торопился порвать охотника. Он положил тяжелую лапу на плечо человека, убрал ее. Гюнтер скосил глаза и увидел на своем плече разорванный ошейник.

Медведь ласково прихватил немца за шею и подтолкнул, мол, иди, не загораживай дорогу.

Гюнтеру два раза повторять не пришлось. Только подошвы засверкали.

После разговора с Михайло и Серегой Эм Си Ман-Кей недолго думая вернулся на дерево, с которого можно было наблюдать лагерь строителей и руины замка. Шимпанзе увидел всю драму, развернувшуюся после приезда черного микроавтобуса. Псы повергли Эм Си в трепет. Михайло заманил их куда-то под землю, однако Ман-Кей не верил, что даже там бурый тамбовский мишка одолеет четверых головорезов. Черные убийцы затравили бы и льва.

Когда они вернутся, их должна ждать достойная месть, решил Эм Си. Он соскользнул со ствола, прокрался к микроавтобусу и влез в заднюю дверь.

Здесь была обустроена из стальных прутьев большая клетка на четыре собачьи персоны, имелись подстилки, металлическая поилка, перевернутые кормушки. По углам валялись разгрызенные кости. Афро-англичанин призадумался, как бы досадить псам, ведь лучше всего подошел бы яд, но его-то как раз и не было! А может, удастся его найти?

Эм Си по обыкновению бормотал:

– Эх, Польша – купи поменьше, своруй побольше. Или вот тоже: купи дешевле, продай дороже. Где бы взять яду? Найти надо!

И только рэпер подумал, что, вероятно, стоило бы использовать мухоморы или бледные поганки, которые растут в округе чуть ли не центнерами, как дверь захлопнулась и лязгнул засов.

Пан Гржибовский предпочел запереть фургон Гюнтера, так как сходился с Ман-Кеем во взглядах на талант соотечественников своровать и перепродать. Бизнесмен даже не посмотрел внутрь фургона. Достаточно было увидеть то, что из него выпрыгнуло полчаса назад.

Ман-Кей представил, что случится, когда вернутся обитатели фургона. Волна черного отчаянья захлестнула Эм Си. Кто бы мог представить столь ужасное окончание карьеры циркача, рэп-исполнителя и просто реального парня?

Спустя несколько мучительных минут до ушей афро-англичанина донеслись звуки быстрых шагов. Ман-Кей затаил дыхание, прислушиваясь.

К микроавтобусу подбежал Гюнтер. Один. Без псов.

– Эй, что с собаками? – раздался голос пана Гржибовского.

– Аллес капут! – громко ответил охотник, заскакивая в кабину.

– А вы куда?

– Нах хаузе! Деньги все верну!

Немец завел мотор, микроавтобус сорвался с места и покатился прочь от проклятого замка, подпрыгивая на ухабах.

– Эй, йо! А как же я?! – совсем не в рифму пробормотал Эм Си Ман-Кей.

 

Глава 1

Минуты ожидания свели с ума поляков и старых друзей медведя. Потом птицы принесли вести о капитуляции пана Гржибовского, о возвращении косолапого из подземелья, о его встрече с огромным вооруженным человеком и о том, что Михайло идет к оврагу, где спрятались все звери. Раздался общий возглас радости.

– Он, вероятно, есть раненый! Он наверняка есть раненый! Аларм, аларм! – закричал Петер, нарезая беспорядочные круги по дну оврага.

– Да не кудахтай ты! – приструнил гамбургского петуха Гуру Кен. – Давай птичку спросим.

– Он цел! – ответила малиновка.

– Фух! – только и вымолвила Лисена.

Колючий, Серега и Сэм также облегченно вздохнули, а Иржи Тырпыржацкий заржал от избытка чувств.

Появился Ломоносыч. Его встретили как триумфатора. Тамбовчане, кенгуру, скунс и петух бросились к нему.

– Ну, хватит, родные… Экие вы обнимальщики! Все ребра передавите, – добродушно сказал наконец бурый гигант.

Друзья отстранились. Подошел бобер-воевода, крепко пожал медведю лапу.

– Спасибо тебе, пан Михайло, – горячо поблагодарил он. – Мы спасены, замок спасен, Орден спасен! Я не представляю, как тебе это удалось!

– Понимаешь, Войцех, – улыбнулся Михайло. – Медведь в Тамбове – больше, чем медведь.

Бобер не понял сути сказанного, но это было не важно. Важно было совсем другое.

– Слушайте меня, добрые паны! – прокричала галка, только что прилетевшая со стороны цитадели Ордена. – Вашего косматого товарища увезли в черном микроавтобусе!

Шум ликования сменился гробовой тишиной.

– Как это? – первым спросил Сэм.

– Он забрался в фургон, его заперли и тронулись. Едут быстро!

– Иржи! Колючий! – крикнул Парфюмер.

Лошак двинулся к замку по дну оврага, звери расступались, давая ему дорогу. Скунс и еж разбежались, сделали несколько быстрых шажков по осыпающейся стене, ловко запрыгнули на жеребчика. Иржи сорвался в галоп. Мгновением позже им вдогонку бросился Гуру Кен.

– Поздно! Уже украли! – каркнула им вслед галка.

– Скачем к мосту! – прокричал Сэм.

Он надеялся, что похититель свернул с просеки налево, к хутору.

Конек и кенгуру бок о бок неслись по лесу. От скорости и ветра перехватывало дух. Парфюмер стиснул лапками гриву лошака и напряженно смотрел вперед, игнорируя проскальзывающие мимо стволы, кустарники, опасные ямы. Колючий был по уши занят тем, чтобы удержаться на гладкой спине Иржи.

Они успели разглядеть микроавтобус, проехавший через мост, пропыливший до околицы и скрывшийся на улочках хутора. Итак, черный коробок на колесах и с наглухо затонированными окнами. На борту – изображение головы металлического пса с красным объективом вместо правого глаза. На задних дверях надпись «Гамбург». Вот и все приметы.

– Все, дальше нельзя, – сказал Гуру Кен. – Нам его все равно не догнать.

К остановившимся преследователям присоединился пыхтящий Серега.

– Да, староват я для затяжных забегов, ребятки… Ломоносыч послал подстраховать, – выдавил он. – Упустили? Тогда бегом обратно.

В овраге их ждали медведь, лиса, петух, бобер и братья-еноты. Остальные звери не хотели расходиться, пока не прояснится ситуация с Ман-Кеем, но Войцех велел самым зорким из них продолжать наблюдение за сворачивающимся лагерем строителей, а остальным надлежало спрятаться. Над оврагом кружили птички-связные.

– Опоздали, – сокрушенно проронил Сэм, спрыгивая с лошака.

– Зато мы отлично запомнили автомобиль, – попробовал обнадежить друга Колючий. – Никуда он от нас не денется!

– Да, будем искать, хотя это ужасно сложно, – сказал Михайло. – Мы тут порасспросили галчонка, который видел, как увезли обезьянина. Нам придется отправиться в Германию. Хозяин четверки псов – немец. Звать Гюнтером.

– Моя любимая Дойчланд есть большой страна, – озабоченно проговорил Петер. – Каким образом мы находить там охотник Гюнтер?

– На фургоне написано, из какого он города, – сказал кенгуру. – Из Гамбурга.

Все посмотрели на петуха.

– Я почти не помнить свой родина, – затараторил он. – Я иметь уехать, когда был цыпленок.

– Не дрейфь, никто с тебя ничего не требует, – успокоил Петера Колючий.

– Ладушки, поверим надписи на фургоне, – подытожил медведь. – Тогда возникает насущный вопрос: как же нам туда попасть? Причем сделать это надо быстро…

Заработали умы, зашевелились мозговые извилины.

– Воздушный шар погиб, – подала голос Лисена.

– Я не такой быстрый, чтобы угнаться за фургоном, – вставил фразу Иржи.

– Угнать автомобиль! – выпалил Колючий.

– Нет, самолет! – поправил Парфюмер Сэм.

– Только не летать, – поставил условие Серега, содрогаясь при воспоминании о воздушной болезни.

– Кто из вас умеет водить авто? – поинтересовался Войцех.

– Ман-Кей смог бы, – мгновенно среагировал Гуру Кен, потом постучал в сердцах боксерской перчаткой по голове. – Он же в плену!

– Плот! Лодка! Катер! Пароход! – перебивая друг друга, перечислили Анджей и Кшиштов.

– Увы, братья, наша река течет не в Германию, – покачал головой бобер.

– Поезд, – промолвил Ломоносыч.

– А ведь и верно, – протянула Лисена.

– Он есть громкий, железный и ужасный, – пробрюзжал гамбургский петух.

– Потерпишь, – надавил на тенора еж.

Скунс досадливо пнул шишку, валяющуюся под ногами.

– Я виноват. Я должен был простить Эм Си. Я поеду один.

– Тебе фигу свернуть, или сам справишься? – усмехнулся Колючий. – Ман-Кей не только твой друг. Он ведь нам всем не чужой, хоть и дураковат не в меру.

– Верно излагаешь, – одобрил Серега.

– Где тут у вас вокзал? – обратился Михайло к Войцеху.

Пан Гржибовский подъехал к коттеджу, взошел на крыльцо, толкнул дверь. Заперто. Позвонил. Никого. Еще позвонил. Тишина.

– Сынка ищете, пан бизнесмен? – спросила женщина, шедшая мимо.

Он оценил прохожую. Немолодая, симпатичная, лицо глуповатое, но в целом доброе. Каштановые волосы заплетены в аккуратные косы. Классика сельского портрета. Только вот вопрос эта женщина задала с каким-то тайным подтекстом. Злорадство? Вроде бы нет… А что тогда?

– Да. Я ищу сына, – пану Гржибовскому стало тревожно.

– Так он у пана Дзендзелюка с утра до вечера торчит, – с явным осуждением сказала хуторянка.

– Это… у колдуна, что ли?

Бизнесмен помнил, что это имя упоминал начальник стройки, когда жаловался на полное фиаско подготовительных работ.

– Поди ж ты! – оживилась женщина. – Он уже и в городе прославился!

– Ну, можно и так сказать, – пожал плечами пан Гржибовский. – А где мне найти дом Дзендзелюка?

– Вот прямо по дороге и до околицы, – ткнула пальцем хуторянка. – Вы с ним того, поосторожнее. Он ведь, чуть что не по нем, в волка обращаться горазд.

– Наслышан, – хмуро сказал бизнесмен, садясь в джип.

Аккуратный домик четы Дзендзелюков не произвел на пана Гржибовского впечатления пристанища колдуна. И дверь открыла вовсе не ведьма – пани Барбару так даже муж не назвал бы.

– Здравствуйте… А мой сын, ну, Сигизмунд… – замялся бизнесмен, от волнения приглаживая идеально прилизанные волосы.

– Проходите, пан горожанин. – Старушка отодвинулась, пропуская гостя. – Эй, Дзенцол! Тут за малым пришли!

Комната показалась пану Гржибовскому маленькой, но опрятной. Хозяева были бедны, да порядок блюли.

Старик лежал в кровати, рядом стоял вскочивший со стула Сигизмунд.

– Сынок! – обрадовался бизнесмен, но тут же осекся. – Добрый день, пан Дзендзелюк.

Колючие глаза старика не сулили ничего хорошего. Дед откашлялся, морщась, и ответил:

– Доброго здоровьишка, пан Гржибовский. Извините, не встаю, чтобы пожать руку. Спину прострелило.

«Ну, Казимир! Ну, стрелок хренов!» – пронеслось в мозгу бизнесмена.

– Я отменил строительство, – почему-то счел своим долгом отчитаться он.

– И вы очень правильно поступили! – одобрил старик и пробурчал под нос: – А то я прямо уж и не знал, что еще предпринять…

– Сигизмунд, а что ты тут делаешь? – рискнул спросить пан Гржибовский.

– Меня пригласил пан Дзендзелюк. Он очень много знает об этих краях. Вот, как раз рассказывал, как партизанил во время Второй мировой.

– И все? – уточнил отец.

– Ну да, – захлопал глазами сын.

– Нам надо ехать в город. И знаешь, ты был прав: нельзя сносить останки крепости.

Прикрывший глаза пан Дзендзелюк почти физически ощутил, как Гржибовский покосился на него, произнося последнюю реплику. Старик счел своим долгом степенно кивнуть. Пусть успокоится этот великовозрастный олух. Он ведь тоже верит в ахинею о колдовстве.

– До свидания, Сигизмунд, – сказал дед. – Приезжай на каникулы.

– Поправляйтесь, пан Дзендзелюк, – ответил мальчик.

Отец и сын Гржибовские уехали.

Старик лежал и вспоминал про лису, енота, бобра и лошака. «Смышленые зверюги, однако. Чудеса да и только. Может, я и правда колдун?»

Пан Дзендзелюк рассмеялся.

Путь до ближайшей станции железной дороги был не близок. Пришлось обходить хутор и держаться лесопосадок, идущих вдоль дороги. Разумеется, звери двигались под покровом ночи.

Да, они потеряли время, дожидаясь сумерек, но Михайло Ломоносыч рассудил, что Эм Си, скорее всего, не грозит ничего, кроме заточения. Шимпанзе в Европе редкость, охотник обязательно захочет выручить деньжат за попавшегося по глупости Ман-Кея.

Вроде бы все логично, но звери все равно волновались.

Тамбовчан и циркачей провожали Войцех, Анджей, Кшиштов и Иржи Тырпыржацкий, который нес на себе ежа, скунса, енотов и бобра. Пассажирам было тесновато, зато скорость передвижения заметно возросла. Петер согласился попутешествовать под мышкой у Гуру Кена. К рассвету путники достигли товарной сортировочной станции и затаились в ближайшей роще. Лисена сбегала на разведку.

Вернулась довольная. Промурлыкала совсем не по-лисьи:

– Я надыбала поезд, идущий на запад. Если все будет хорошо, то уже сегодня нас примет гостеприимная немецкая земля.

– Фатерлянд, – благоговейно прошептал гамбургский петух.

Прощание с польскими друзьями было коротким, но трогательным. Лисена пустила слезу, еноты тоже отчего-то прятали мордочки и подозрительно часто шмыгали носами.

– Что ты теперь будешь делать, Иржи? – поинтересовался Гуру.

– Вернусь к хозяину. Скоро осень, потом зима. Надо как-то перезимовать. Да он неплохой, в целом, мужик. Я бы с вами поехал, но в вагон не залезу, – и лошак грустно заржал.

Колючий и Сэм обнимали и хлопали по спинам Анджея и Кшиштова.

– Удачи вам, – сказал бобер-воевода. – Вы знаете, как мы вам благодарны. О ваших подвигах будут сложены легенды, которые войдут в летописи Ордена золотого горностая. А теперь главное. Властью, данной мне высоким положением, я, магистр Ордена, посвящаю тебя, пан Михайло, тебя, пан Гуру Кен, тебя, пан Петер, тебя, пан Сэм Парфюмер, тебя, пан Колючий, в рыцари. Пани Лисене дается титул леди воительницы.

– Благодарим тебя, славный пан Войцех, – торжественно изрек Ломоносыч. – А мы тебя, в свою очередь, нарекаем почетным гражданином тамбовского леса. Приезжай в любое время. Ты – желанный гость.

– Пора, – напомнил Сэм. Он боялся потерять даже секунду, чувствуя вину перед Ман-Кеем.

Друзья загрузились в вагон. Труднее всего было посадить туда Гуру Кена, в конце концов медведь втащил его на себе. Устроились они с комфортом, на куче песка. Петер напомнил Гуру и Парфюмеру, что когда-то, казалось бы, очень давно, но всего лишь месяц назад или чуть больше, циркачи бежали из Тамбова на барже, груженной именно песком.

– Действительно, интересное совпадение, – подтвердил Гуру.

– В следующий раз полетим на самолете, начиненном песком, – пошутила Лисена, и все кроме Сереги рассмеялись.

Через несколько минут поезд тронулся.

Четверо поляков провожали путешественников, стоя на насыпи. Кшиштов махал лапкой, Тырпыржацкий мотал рыжей головой, Анджей и Войцех салютовали.

Грустно уезжать, но Ман-Кею нужна срочная помощь!

Мимо проносились рощи, полустанки, деревни и небольшие города. Михайло, Серега и Лисена не стали любоваться мелькающими пейзажами. Они сразу заснули. Колючий, Сэм, Гуру и Петер какое-то время смотрели по сторонам, но в конце концов усталость победила и их.

Покинув Польшу, состав въехал в Германию. Сзади остались Франкфурт и Берлин.

– Нам придется пересесть на другой поезд, – сказала Лисена вечером. – Этот идет в Кельн.

Звери спрыгнули на одной из сортировочных Ганновера, где грузовой состав шел особенно медленно. Лисена вновь сбегала на разведку. На сей раз ее не было около двух часов, и друзья не на шутку забеспокоились. Сгустились сумерки, небо затянуло серыми облаками, стало холодать.

– Ага, вот она, – обрадовал спутников вглядывавшийся во тьму Серега.

– Сперва ничего хорошего не попадалось, зато потом стали наваливаться варианты, – пояснила вернувшаяся лиса. – Сейчас в тупике стоит вагон, следующий до Гамбурга. Правда, там не так вольготно, как было в предыдущем. И ждать придется несколько часов, но это самый походящий вариант. Остальные еще хуже.

– Вперед, – скомандовал медведь.

Зверям пришлось лезть на крышу, потому что сам вагон был запечатан. Тамбовчане рассудили, что, сломай они печати, поездка бы могла закончиться полным их разоблачением. Лисена красочно расписала, как обходчик увидит сорванные пломбы, отворит дверь, а за ней сидит этакий зоопарк на выезде. За этим обязательно последует скандал, погоня, а если человек попадется сообразительный, то просто моментальное заточение.

– А что внутри? – полюбопытствовал Колючий.

– По разговорам людей выходит, что там лежат какие-то китайские пуховики.

Гуру Кен хмыкнул:

– Не знал, что бывают люди пушных пород. Любопытно было бы взглянуть на этих самых китайцев.

Рассевшись на крыше, звери задремали. Михайло велел отсыпаться впрок. Его беспокоила перспектива оказаться в незнакомом городе и искать микроавтобус, каких там наверняка сотни. «Нам в город соваться нельзя, – кумекал Ломоносыч. – Стало быть, необходимо поселиться где-то на окраине, лучше всего, в парке. А там увидим».

Петер все никак не мог устроиться на гладкой крыше и заснуть. Кроме того, он волновался в предвкушении встречи с родным городом.

– Давай я тебе на ночь сказочку расскажу, – предложила наконец Лисена, уставшая слушать царапанье петушиных когтей о металл.

– О, я есть быть очень благодарен, – прошептал петух.

– Жила-была царевна-лягушка, – начала рыжая.

Она говорила, говорила, а Петер проваливался и проваливался в дрему, пока Лисена не добралась до момента:

– …А в полночь царевна-лягушка скинула шкурку и стала еще отвратительнее без шкурки-то!

– Тьфу на тебя! Фосмутительно! – обиделся петух. – Такую сказку испортила!

Пришлось ему засыпать без истории.

Вскоре вагон сотрясся от удара. Громыхнуло железо. К вагону пристыковался локомотив. Где уж тут поспишь!

Транспорт отважных спасателей Ман-Кея прицепили к длинному поезду, он тронулся, и началась вторая фаза путешествия.

Погода потихоньку портилась, облака затягивали небо. Стало прохладнее, и друзья устроились на ночлег.

 

Глава 2

После потери четверки лучших псов и неожиданной встречи с медведем охотник Гюнтер больше всего на свете желал оказаться дома. Мой дом – моя крепость, не зря ведь так говорят.

Гюнтер гнал свой микроавтобус к границе с Германией, а сам что-то шептал, то и дело стирал рукавом пот со лба и хмурился. Его руки, сжимавшие руль, бессовестно дрожали.

«Я чуть не погиб, – мысленно повторял охотник. – А ведь здоровенный мужик… Откуда в Польше такие крупные медведи?»

Он не считал себя трусом. В компании тщательно выдрессированных собак, да с любимым карабином он хаживал и на львов в Африке, и на тигров на Дальнем Востоке. Разумеется, Гюнтер был браконьером. На медведей, правда, он никогда не охотился.

Хищников помельче и всяких копытных этот тип изводил десятками, а обученные жестокой травле собаки «зачищали» нужную местность от любого некрупного зверья. В результате Гюнтер приобрел репутацию человека, который решает любые проблемы, связанные с животными.

«Вот и дорешался, – еще сильнее стискивая руль, подумал охотник. – Все, надо успокоиться, скоро пограничный пункт. Увидят, что нервничаю, станут досматривать более придирчиво. В результате я потеряю время».

Гюнтер заставил себя глубоко дышать и думать о чем-нибудь приятном, но в голову лезло одно и то же: «Черт! Псы мои!.. А карабин? Ведь в секунду оказался испорчен… Я и не предполагал, что медведь сможет одолеть ягдкоманду так тихо. Срочно, срочно домой! Вот переживу этот позор и вернусь. Обязательно. Но теперь я буду готов, он ведь просто застал меня врасплох». Новый поворот в мыслях успокоил охотника.

Да, он возьмет вторую команду псов. Она чуть хуже первой, но сейчас он займется ею вплотную. Собаки были страстью и гордостью Гюнтера. Наверняка этому способствовала его фамилия – Айзеншпиц. Железный пес по-немецки. В детстве соседские ребятишки дразнили его шпицем. Мальчик сначала обижался, а потом завел большую злобную собаку. Точнее сказать, щенка-то он получил добродушного и ласкового, но вырастил из него бойцового монстра. С тех пор Гюнтера Айзеншпица боялись и не обзывали. Вместе с тем его будущее было предрешено: он вырос жестоким воспитателем собак и беспощадным охотником.

Микроавтобус подкатился к досмотровому терминалу. Пара польских пограничников была подобрана словно по заказу – первый толстый, а второй тонкий. Пока первый придирчиво рассматривал документы («Микроскоп купи», – мысленно посоветовал ему Гюнтер), второй сунул нос в салон и велел открыть фургон.

– Мы обязаны убедиться, что в машине нет контрабанды. Тем более что вы занимаетесь животными.

Немец грустно вздохнул. Если бы сейчас в фургоне сидели его красавцы, то стоило бы распахнуть дверь – и на пограничников обрушился бы поток собачьей брани. Гюнтер не раз испытывал тайное удовольствие, наблюдая за испуганными досмотрщиками. Потом он сказал бы: «Достаточно, мальчики», и псы замолчали бы, сев и уставившись на ошеломленных людей. Увы, нынче такой сюрприз польским стражам преподнести не удастся.

Айзеншпиц распахнул створки и, стараясь не глядеть внутрь, пригласил пограничника, мол, полюбуйся на голые стены, начальник.

Пограничник зыркнул для проформы и удовлетворенно кивнул:

– Все чисто. Счастливого пути.

Лишь когда микроавтобус отъехал от поста на порядочное расстояние, Эм Си Ман-Кей рискнул спрыгнуть вниз.

Перед тем как поляки захотели осмотреть фургон, шимпанзе вскарабкался по прутьям к самому потолку машины и, упершись лапами в стенки, завис над входом. Знак фунта стерлингов пришлось держать в зубах. Получилась забавная картина: обезьяна в костюме, вытянувшаяся в струнку и бешено вращающая красными от напряжения глазами.

Поза была неудобной, мышцы быстро устали, и афро-англичанин чуть не свалился на востроносую голову пограничника. Тут бы карьера Гюнтера Айзеншпица и закончилась, но Эм Си боялся попасться в руки людям. Он надеялся, что ему удастся улизнуть из тюрьмы на колесах позже. Ведь этот ужасный охотник рано или поздно приедет домой и покинет микроавтобус. Если повезет, то он откроет заднюю дверь.

Ман-Кей путешествовал с комфортом. Да, подстилки пахли псиной, зато были удобными и мягкими. В мисках осталась вода. Хотелось поесть. К сожалению, бананов не было. Шимпанзе смекнул, что ему представилась отличная возможность выспаться, и переволновавшийся Эм Си с удовольствием ею воспользовался.

Гюнтер вывел микроавтобус на добротный немецкий автобан, и машина понеслась чуть ли не с космической скоростью. Идеально ровная дорога вела на северо-запад, к Гамбургу.

Шимпанзе дремал, иногда подскакивал, озираясь, затем проваливался в глубокий сон, снова просыпался… Так прошло много часов, а потом Эм Си пробудился от удивленного возгласа Гюнтера:

– Эй, а ты тут откуда?!

Браконьер приехал-таки домой. Он решил открыть фургон, чтобы проветрить.

«Йо! Запалился! Заспался, чтоб я провалился!» – запаниковал афро-англичанин.

Охотник влез в фургон. Ман-Кей, еще не отошедший от сна, вяло попытался прошмыгнуть к спасительному выходу. Сильная рука схватила рэпера за горло.

– Стоять, обезьяна!

Эм Си отчаянно дернулся назад. Стальные пальцы сжали шею сильней. Ай, больно! Не очень-то тут посопротивляешься, и Ман-Кей смирился.

Человек выволок шимпанзе из клетки, потащил его за собой к дверям. Эм Си успел заметить узкий дворик, в который заехал микроавтобус, открытые ворота с видом на рощу и двухэтажный дом.

Гюнтер миновал дверь, спустился по лестнице в подвал, бросил пленника в клетку. Лязгнул засов.

Шимпанзе сел, растирая горло. Вокруг были наставлены клетки. Свет попадал сюда через узкие окна, располагавшиеся у самого потолка. Здешний запах очень походил на цирковой. Правда, в шапито он был каким-то свежим, а тут – словно воспоминание о цирке. Большинство клеток пустовали, но не все.

«Целая тюрьма для зверей! Куда ты попал, Ман-Кей?» – мысленно воскликнул Эм Си.

Хозяин тюрьмы стоял рядом и морщил лоб. Он пытался думать. Этот процесс был для него не вполне привычным, трудным, к тому же охотник устал, проведя за рулем не один час.

– Вопрос номер один, – глухо проговорил Гюнтер. – Почему его не заметил пограничник? Наверное, его еще не было в машине… Когда же он там появился? Не на перекрестке же подсел. Парадокс.

Айзеншпиц прошел к дальней стене подвала, на которой висела раковина. Включил кран и набрал воды в миску, стоявшую на столе вместе с какими-то чашками, кормушками, кастрюлями.

Вернувшись к клетке, где теперь сидел Ман-Кей, Гюнтер просунул миску в специально сделанную узкую горизонтальную щель.

– Сиди пока. А там придумаем, что с тобой сделать, – хмуро пообещал охотник и ушел наверх.

Эм Си отпихнул миску ногой. Она перевернулась, вода потекла по полу.

– М-м-м-м… зря ты так, неизвестный пока мне сеньор, – послышался вальяжный голос. Казалось, говоривший либо засыпает, либо в этот самый момент пребывает в состоянии величайшего всепобеждающего счастья.

Шимпанзе обернулся. Обладатель голоса находился в соседней клетке. Ман-Кей не сразу понял, кто это. Зверь не сидел на полу, а висел на толстой ветке, прикрепленной к верхним прутьям его «одиночки». Мохнатый пленник держался за ветку тремя лапами, а четвертая медленно тянулась к куче зеленых листьев, наваленных на полу его клетки.

Особенно впечатлили Ман-Кея три длинных когтя, венчавшие кисть зверя.

Эм Си опасливо пересел подальше от клетки длиннорукого животного. Мало ли что тому придет в голову? А когти-то о-го-го…

– Ты кто, брат? Рад ты мне или не рад? – осторожно спросил афро-англичанин.

– Рад, конечно. Здесь не с кем поговорить, сеньор, хотя через две клетки сидит длинноухий гринго.

– Гринго?

– Ну, не совсем гринго, – раздумчиво сказал обладатель длинных когтей. – Белый кролик. Еще дальше – ястреб. Не знаю, почему их не посадили в одну клетку.

Рука животного зацепила листья и отправила их в рот. Зверь принялся жевать, довольно щурясь и причмокивая.

– Кштати, прошти, шеньор! Я ше не предштавилша, – прошамкал узник. – Щас, дай прожевать.

Через минуту он наконец продолжил:

– Быстрый Гонсалес.

– Кто, йо?

Когтистый помолчал.

– Хм… Я. Я – Быстрый Гонсалес. Ленивец из солнечной Колумбии. Имя такое.

– О! А Я Ман-Кей Эм Си, грустить не проси. Происхождения африканского, характера хулиганского. В Англии родился, к цирку прибился. Попал в переплет. Кто меня спасет?

Ленивец выдержал паузу и сказал:

– Ты можешь говорить помедленнее?

– Какой же ты тогда Быстрый Гонсалес? – Ман-Кей аж о рифме забыл.

– Для ленивца я очень даже… – пробурчал узник и отправил в рот очередную пригоршню листьев.

«Вот попал. Полный аврал», – резюмировал Эм Си.

– Гамбург есть большой город, – гордо вещал Петер. – Мы иметь много мостов, большой порт, река Эльба и красивый исторический зданий.

– Ты сам-то бывал в центре Гамбурга? – поинтересовалась Лисена.

Казалось, даже в темноте видны хитринки, блестящие в ее глазах.

– В центре не был. Я имел честь родиться неподалеку от красивый исторический место Бергедорф. Как ты иметь представление про петуха, гуляющего по городу?

– Ну, не знаю. Может, ты представления там давал.

– Давал! Давал! Но шапито есть шатер с непрозрачный стенка. Ты понимайт?

– Натюрлих, – ответила лиса.

Все помолчали, слушая стук колес. Ветер пах предчувствием дождя.

– А там, впереди, не Гамбург ли? – спросил вдруг Михайло Ломоносыч.

Путешественники увидели бескрайнее поле огней.

– Знаете, ребята, я бы с удовольствием слез где-нибудь, не доезжая до города, – проговорил Серега.

– А где мы будем искать Эм Си? Там, где не страшно? – возразил Парфюмер. – Микроавтобус из Гамбурга? Значит, надо ехать в Гамбург.

В обсуждение вступил Гуру Кен:

– Сэм, дружище, а ты не думаешь, что мы с тобой будем нелепо выглядеть на улицах города?

– Не надо иронии, мой сумчатый друг! Я отлично помню, как мы драпали из Тамбова. Город пугает меня так же, как и тебя.

– Кхе… – Михайло посмотрел на закрытое облаками небо, с которого начали падать первые редкие капли. – Где я там спрячусь? А Серега? Там же людей больше, чем мурашей в муравейнике. А леса нету.

– Есть парки, – напомнил Петер.

– Слыхал я про ваши немецкие парки, – отмахнулся медведь. – Три десятка деревьев, аккуратно постриженные кусты, скамейки, мамаши с колясками и дворник, убирающий территорию. Где там укрыться? За мусорной урной?

Гамбургский тенор не нашел, что возразить, но Ломоносыч и не ждал ответа.

– Я всю дорогу думаю над другим вопросом, – продолжал он. – А как, собственно, мы планируем построить розыскные мероприятия? Не в полицию же идти. У ихних полицейских групповой сердечный приступ случится, когда мы заявимся в участок.

Тамбовчане рассмеялись, а Сэм и Петер поежились. Гуру Кен воспринял слова медведя вполне серьезно. Австралиец готов был и в полицию отправиться.

– Полагаю, не открою Америки, если скажу…

Парфюмер расфуфырил шерсть.

– Михайло Ломоносыч, я как гражданин свободной страны протестую. Америка была открыта задолго до тебя.

– Ох, Сэм… Уж чем ты на обезьянина нашего смахиваешь, так это занудливостью. Это выражение такое. Так вот, без местных нам Ман-Кея не сыскать. Стало быть, необходимо сойти возле Гамбурга, а не на вокзале. Познакомимся с аборигенами, попросим помощи. Другие предложения есть?

Предложений не было.

Друзья стали готовиться к высадке. Решили прыгать, как только поезд замедлит ход перед въездом в город.

Ждали они довольно долго. Вот уже и деревня какая-то мимо пронеслась, замелькали какие-то строения с разноцветными огнями на фасадах.

Полил дождь. Крыша вагона мгновенно стала скользкой. Гуру Кен оступился, чуть не упал и не увлек за собой спутников.

– Закон подлости, – крикнул Колючий.

– Это нихт подлость! Это близко море! – как бы оправдываясь, ответил Петер.

– Не важно, – прорычал Михайло. – Если мы свалимся на такой скорости, точно переломаем все кости.

– А наверху промокнем и простудимся, – добавила Лисена.

– Надо отцепить вагон! – осенило Колючего. – Михайло Ломоносыч, выручай!

Медведь удивился:

– Ай да еж, ай да молодец! Пойду попробую.

Осторожно ступая по крыше, превратившейся в мокрый каток, косолапый проследовал к краю вагона, свесился вниз.

По металлическим скобам, играющим роль лестницы, Михайло медленно слез в просвет между вагонами. Здесь царил оглушающий грохот. Он пагубно влиял на способность медведя сконцентрироваться и разомкнуть хитрую сцепку. От адского скрежета и ударов голова дикого тамбовского зверя начала кружиться, перед глазами поплыли алые круги, а лапы ослабли.

Ломоносыч стоял в весьма неудобной позе, рискуя соскользнуть вниз, прямиком под колеса поезда. Слабость, нахлынувшая на медведя под воздействием звуковой атаки, достигла апогея. Передняя лапа, державшаяся за скобу-ступеньку, разжалась, и бурый гигант начал валиться навзничь, но в последний миг Михайло случайно схватился за какой-то рычаг, остановив падение. Под весом Ломоносыча рычаг подвинулся назад, сцепка разомкнулась, и вагон стал отставать от поезда.

– Получилось, – прохрипел Михайло, превозмогая тошноту и головокружение.

Грохот исчез, колеса стучали все реже и тише. Лесной губернатор смотрел на небо, ловил пастью прохладные дождевые капли. К тамбовчанину стали медленно возвращаться силы. Он поднялся, дотянулся до скоб и вскарабкался на крышу.

– Как ты? – крикнула Лисена.

– Порядок! Впереди темнеет, там вроде бы неплохая роща. Еще пять минут, и можно спрыгивать.

Ночное зрение не подвело Ломоносыча, лесок оказался знатным, это была широкая полоса густо посаженных вековых деревьев. Звери аккуратно спрыгнули с замедлившегося вагона.

– Ну, здравствуй, родина гамбургских петухов, – пошутил Колючий, стряхивая капли с иголок.

 

Глава 3

В лесу было значительно уютнее, чем на вагоне. Путники радовались тишине, земле под лапами, естественным запахам. Дождь прекратился спустя четверть часа.

Все нещадно вымокли, особенно пострадал Петер. Его стало колотить, и Гуру взял его под мышку, чтобы согреть. Вскоре продрогшие путешественники набрели на странный бетонный сарайчик с железной дверью.

Михайло очень хотел согреться сам и помочь друзьям, поэтому высадил дверь с третьего удара.

Внутри гудел какой-то прибор, это настораживало, зато здесь было тепло и сухо. Звери втиснулись в маленькое помещение, улеглись на пол, и вскоре им стало теплее.

Утром на пороге нарисовался странный кабан. Вроде бы свин как свин, однако на его голове красовалась фуражка.

– А! Фрицы в деревне! В ружье! – завопил спросонья Колючий.

Серега пихнул ежа в бок и тут же пожалел об этом: недаром же он Колючий.

– Меня звать не Фриц, – со свистящим подхрюкиванием проговорил кабан. – Я есть Вольфганг.

Серега покатился со смеху:

– Кабан с волчьим именем! Вот потеха! – Серый знал, что «вольф» означает по-немецки «волк».

– Ви есть смеяться над лицом при исполнении!

– Лицом?! – пуще прежнего рассмеялся Серега, глядя на рыло в фуражке.

– Я есть лесной полицейский! – топнул копытом свин, и его слова прозвучали как гром среди ясного неба.

– Да, Серега, это ты умеешь, – пробормотал Михайло. – Всю дорогу молчишь да грустишь, но на хихоньки тебя пробивает в самый неподходящий момент.

– Итак, я иметь сохраняйт порядок. Ви нарушитель! Кто ви такой? Незаконный гастарбайтер?

– Кем это он нас обозвал? – угрожающе спросил Гуру Кен.

– Незаконными эмигрантами, приехавшими на заработки, – пояснила Лисена. – У них, в Европе, это больной вопрос. Мне одна сорока рассказывала. По-моему, настала пора что-нибудь сбрехать.

– Это точно, Василиса, – вздохнул Михайло, поднялся на лапы и осторожно проковылял к выходу.

До сей поры Вольфганг не замечал медведя, который лежал в самом темном углу каморки, закрытый телами друзей. Теперь кабану стало не по себе, он отступил, освободив проем. Ломоносыч привык к такой реакции на свою персону и часто ею пользовался. Не постеснялся и нынче:

– Приветствую тебя, Вольфганг, как первого представителя здешних властей. Меня зовут Михайло Ломоносыч, и я чемодан, то есть дипломат из России.

– А кто есть остальной групп? – судорожно сглатывая, промямлил кабан-полицейский.

Тут Михайло сам подрастерялся. Не потянут Гуру Кен, Парфюмер и особенно Петер на россиян.

Молчание затянулось. Вольфганг постепенно одолевала робость перед бурым хищником.

Положение спасла Лисена:

– Как это, кто мы?! – Она вышла на свет, щуря раскосые глаза. – Неужели вы ничего не слышали о Большой Восьмерке?

– Ну, у людей есть восемь вожаков, которые встречаются раз в год, чтобы решить, где лучше вырубить лес, сколько выловить рыбы или какую землю разрыть в поисках горючей жидкости, на которой ездят их машины, – сбивчиво изложил свое видение Большой Восьмерки кабан.

Тем временем остальные путешественники покинули бетонный сарайчик.

– Ты необычайно верно все обозначил. – Лисена пустила в ход чуть-чуть лести. – Кстати, когда ты забываешь об акценте, тебя значительно легче слушать.

Кабан невольно открыл пасть. Лисена, очаровательно улыбаясь, продолжила:

– Но это их, человеческая, восьмерка. А есть и наша – звериная. Позволь представить каждого. Михайло Ломоносыча ты уже знаешь. Россия. Я Лисаяма Куроеда, Япония. Это Сэм Парфюмер, Соединенные Штаты Америки.

– Скунс? – с усмешкой сказал Вольфганг. – Весьма логично.

– Так, я попросил бы, – завелся Парфюмер, и его хвост угрожающе задрался к небу. – Великая держава не потерпит оскорблений от какого-то полицейского с пятаком вместо носа.

– Уймись, Сэм, – ласково попросила лиса. – Он не имел в виду ничего плохого. Правда, Вольфганг?

– Да-да, – поспешно согласился полицейский.

– Что поделать? Дипломаты. Все на нервах. Я закончу представление, если позволите. – Рыжая изящно поклонилась, играя роль японки. – Сержио Волчини, Италия.

Серега приветственно взмахнул бровями.

– Канада прислала мистера Колючинга.

Колючий раздулся от важности, отчего стал похож на морского ежа.

– Мсье Кеньяк, он же Гуру, Франция.

– Кенгуру из Франции? – озадачился Вольфганг.

– Этнический австралиец, – подтвердил Гуру. – Родители переехали в красавицу Францию, когда я еще сидел в материнской сумке.

– И, наконец, интересы Германии защищает герр Петер.

Гамбургский тенор с достоинством кивнул.

– Мою фатерлянд представляет петух?! – удивился полицейский. – Впрочем, чему удивляться? От людей у нас и вовсе женщина.

– Воистину так, досточтимый Вольфганг, – сокрушенно проговорила Лисена, складывая передние лапки, словно для молитвы. – В странное время мы живем. Мне как лисе чрезвычайно трудно вести переговоры с петухом.

– Понимаю, – хмыкнул кабан. – Я есть другого не понимайт. Если ви есть восьмерка, то почему я наблюдайт семеро?

– Вот это как раз самое важное! – горячо промолвила рыжая. – На вверенной вам территории произошло жуткое преступление, ставящее под угрозу мир во всем мире!

Вольфганг ошеломленно уставился на Лисену. Та разошлась не на шутку:

– Судьбы великих держав нынче вверяются в ваши, хм, копыта! Разве не странно, что столь важные делегаты коротали ночь в убогом человечьем сарайчике, а не под сенью древнего германского леса?

– О, я-я! – отмер кабан. – Это быть мой следующий вопрос. Почему вы вломились в человеческий помещений?

– Эх, уважаемый Вольфганг. Сейчас вам откроется страшная правда, которую лично я предпочла бы считать вымыслом… Э… Я понятно изъясняюсь?

– Ну… Да.

– Итак, мы, представители крупнейших стран мира, прячемся здесь! – Лиса посмотрела на кабана с каким-то обличающим торжеством, дескать, вот как у вас все плохо, господин полицай.

Похоже, удар достиг цели.

– Не понимаю, о чем вы, – пролопотал Вольфганг, пряча крючковатые клыки. – У нас полный порядок. Преступления пресекаются, не успев произойти. За редким исключением.

– Тогда нам не повезло вдвойне, – трагическим голосом произнесла Лисена.

– Да что же стряслось? – не выдержал кабан.

– Посла от Англии, мистера Эм Си Ман-Кея, похитили!

– Кто?!

– Человек. Охотник. Международный преступник.

– С дуба свалиться… – выдохнул Вольфганг.

– И это все, что может сказать местная полиция?! – Михайло навис над кабаном.

– Найн, – сипло запротестовал страж порядка. – Я постараюсь найти важного дипломата из Англии.

– Нет-нет, уважаемый, – вступил в разговор Сэм. – Не ты постараешься! Мы постараемся замять это дело, чтобы мировое сообщество не осудило Германию. А ты обязательно разыщешь Эм Си. В смысле, мистера Ман-Кея.

Кабан беспомощно посмотрел на Петера. Петух развел крыльями, мол, попали мы с тобой, земляк, по полной программе.

– Решено! – тряхнул щетинистой головой Вольфганг. – Я сейчас же хотеть приступить к розыскной работа!

Он развернулся и затопал в глубь леса.

– Мама миа, папа римский! – выдал Серега, вживаясь в шкуру итальянца. – Эй, сеньор! А разве ваша полиция не расспрашивает о потерпевшем и подозреваемом перед тем, как начать поиск?

Кабану стало так стыдно, что он подошел к стволу ближайшего дерева и постучался лбом о кору и лишь потом вернулся к путешественникам.

– Простите, господа. Я хочу знать все подробности. Важна любая мелочь. Постарайтесь говорить кратко и по делу.

Участники Большой Восьмерки поведали Вольфгангу слегка измененную историю пленения афро-англичанина. Получалось, что злобный охотник похитил шимпанзе-дипломата буквально в окрестностях Гамбурга. Ман-Кей как раз произносил речь о необходимости объединения зверей всего мира для противостояния хищнической политике людей. Тут и появился черный микроавтобус с изображением пса-терминатора, из него выскочил здоровенный мужик по имени Гюнтер и выпустил бешеную четверку черных бойцовых псов. Эм Си попался. Остальным удалось бежать.

В рассказах разных животных содержались мелкие противоречия, но кабан-полицейский списал их на счет стресса, пережитого послами. Теперь Вольфганг был вооружен знаниями.

– Я тут же приступайт к следствию! – пообещал он. – Где вы будете разместиться?

– А где бы вы посоветовали? – спросил Ломоносыч. – Сами понимаете, безопасность международного саммита поставлена под угрозу.

– Пойдемте, уважаемые господа! Я быть счастлив проводить вас в безопасный участок.

– Надеюсь, не полицейский, – буркнул «канадец» Колючий.

Утро выдалось солнечным. Легкие облачка парили в голубом небе, а солнце палило, не жалея сил. Словно и не было ночи с ее ветром и дождем. Таков северный приморский климат.

Звери топали на небольшом удалении от кабана, тихо переговариваясь. В основном, восхищались умением Лисены складно наврать с три короба.

– Да ладно вам. Засмущали-то как! – ответила на комплименты лиса.

– Василиса, особь ты моя редчайшая, не юли, – велел Михайло Ломоносыч. – Скромность тебе не к мордашке.

– Ну, как вы не поняли, – сказала рыжая. – Я всего лишь стащила идею наших цирковых друзей! Гуру, Петер, Сэм! Ну, разве вы не помните, как водили нас за нос в тамбовском лесу? Я регулярно ругаю себя за то, что не раскусила тогда ваш обман! Обжулили, черти.

Новоиспеченные «дипломаты» рассмеялись.

Вольфганг оглянулся, морща пятачок. Он отчего-то был уверен: смеются над ним. Есть такой недостаток у тех, кто не уверен в своих силах.

Животное, как человек, – ко всему привыкает. Ман-Кей смирился с тем, что вновь угодил в клетку. В сущности, он всю жизнь провел за решеткой, пока не сбежал из шапито. Между прочим, шимпанзе даже гордился длительным сроком отсидки, ведь в среде рэперов быть реальным гангстером почетно. А там уж не важно, в обезьяннике ты сидел или отмотал срок в йошкар-олинском зоопарке.

Быстрый Гонсалес мало рассказывал, зато умел слушать. Точнее, Ман-Кею казалось, что умел. На самом деле ленивец попросту не успевал вставить ни слова в обезьяний монолог. Сначала Гонсалесу из вежливости хотелось переспросить тараторящего Эм Си, что конкретно он выпалил за последние три минуты, а потом мудрый ленивец свыкся с трепотней афро-англичанина, как свыкаются с работающим за окном отбойным молотком. Ведь его нельзя ни выключить, ни сделать потише.

Ман-Кей взялся изложить Быстрому Гонсалесу свою биографию. Получалось длинно и не особо интересно:

– …Перехожу к пятилетнему юбилею. В пять я как раз болею. Потом, йо, новые гастроли. Сколько номеров мы там запороли! И совсем немного оставалось до Тамбова. Вот там нам было так хреново…

Утром и вечером в подвал с клетками приходила аккуратная немолодая женщина в спецодежде. Она убирала в клетках, меняла узникам воду и давала корм. Эм Си ежедневно получал не очень вызревшие бананы, яблоки и чашку сухофруктов. Съедал все. Как однажды сказал мудрый Михайло, дают – бери, бьют – беги.

Когда Ман-Кею надоедало есть и болтать с Быстрым Гонсалесом, он занимался замком на своей клетке. Замок был типа тех, что вешают на двери подъездов: запирался автоматически, стоило лишь захлопнуть дверь, а отпирался при введении правильного кода. Кнопок было десять. Эм-Си не знал, какие нужно нажать одновременно, поэтому начал подбор наугад. Рука быстро уставала, потому что для нажатия приходилось выгибать кисть и тянуться. Пока это занятие, граничащее с самоистязанием, плодов не давало.

Отдыхая, пленник гадал, где он и можно ли отсюда смыться. Афро-англичанин не представлял, каковы размеры всего дома, ведь кроме узенького загончика для микроавтобуса и подвала он ничего не видел. Первое впечатление было таково: домик маленький, хоть и двухэтажный, дворик игрушечный, бежать некуда, хотя за воротами растет какая-то зелень. Однако Ман-Кей чувствовал, что первое впечатление может обмануть.

В приоткрытые оконца влетали разные звуки, чаще всего предупреждающий кого-то лай собак, постоянным фоном было пение птиц. Иногда совсем близко кто-то ходил. Шум машин доносился крайне редко. Однажды откуда-то из дома загромыхала суровая музыка, подолбила около часа и закончилась. Видимо, хозяин развлекался.

Гюнтер Айзеншпиц действительно поставил компакт-диск с любимым альбомом группы «Rammstein». Он всегда слушал этот альбом, когда ему нужно было серьезно подумать.

Волшебное появление шимпанзе в фургоне беспокоило охотника не меньше встречи с медведем. Слушая монстров немецкого индустриального рока, Гюнтер родил-таки связную гипотезу появления обезьяны в микроавтобусе. Айзеншпиц увязал косолапого с шимпанзе, и истина запылала перед его глазами, как подожженный старый сарай.

«Медведь и обезьяна сбежали из зоопарка! Нет, скорее из цирка, – вывел в уме Гюнтер. – Слишком ярко разодет шимпанзе. А бурый гигант не покалечил меня, а отпустил! А я, дурак, испугался настолько, что и до сих пор в себя не пришел».

Получалось, что привыкший к машинам примат заскочил в фургон, пока были открыты двери. Успокоившись, охотник стал прикидывать, кому бы предложить циркового зверька: «Шимпанзе дрессированный, да-да! Раз он не срывает с себя сине-красные шмотки, то ученый. За такого можно заломить побольше. Так-так, знаю я пару толстосумов с детьми. Им наверняка нужна живая игрушка».

 

Глава 4

Полицейский Вольфганг привел фальшивых делегатов в весьма уютное местечко. Это была поляна, со всех сторон отделенная от леса густыми зарослями кустарника. Здесь находились еще два кабана в фуражках. Блюстители порядка явно скучали, они, валяясь на траве, вяло отмахивались от мух и со странной синхронностью жевали травинки.

Клыкастые полицейские оживились, завидев семерых спутников Вольфганга.

– Задержанные? – с надеждой спросил кабан покрупнее.

– Нет, – разочаровал коллег Вольфганг.

Он кратко и на редкость толково ввел полицейских в курс дела. Те прониклись высоким статусом гостей и важностью происшествия с английским дипломатом. Кроме того, скучавшие блюстители порядка наконец-то дорвались до настоящего дела.

– Поверьте, господа, мы пятаками землю рыть будем, но найдем пропавшего делегата, – с энтузиазмом заверил гостей молчавший до сего момента кабан.

Он был моложе двух других, зато чувствовалось, что он смышленее и ответственнее старших товарищей.

– Мартин верно заметил, – закивал крупный свин.

Этот кабан оказался начальником полиции. Вольфганг докладывал, в основном, ему. Стоило Мартину открыть рот, и крупный секач недовольно поморщился, как это делают старшие по званию, когда в разговор встревают подчиненные.

Начальника звали Бастианом. Он пригласил иноземцев располагаться:

– Будьте как дома, господа и очаровательная фрау из Японии. Здесь вы находитесь под защитой сил правопорядка. Мы же займемся исправлением досадной ситуации с похищенным англичанином.

Кабаны затеяли бурную деятельность. Бастиан отдавал четкие приказы:

– Вольфганг, ты налаживаешь воздушную разведку. Идешь к птицам, лучше к голубям. Они постоянно летают в город. Заставь их сотрудничать. Мартин, с тебя – поиск данных на охотников, подпадающих под описание, данное господами дипломатами. Я пойду поем, не забывая охранять наших гостей. Все, первая планерка через час на соседней поляне. Выполняйте.

Начальник скрылся в кустах.

– Круто Швайнштайгер взялся, – одобрительно пробормотал Мартин.

– Ну, хоть разомнемся, тряхнем стариной, – мечтательно сказал Вольфганг.

– Тряхнете, – передразнил Мартин. – Смотри, чтобы из вас со Швайни песок не просыпался.

Вольфганг и Мартин за глаза называли Бастиана Швайнштайгером. Тамбовчане и циркачи решили, что начальник кабаньей полиции настоящий тигр, хоть и свинья, хотя Лисена сильно сомневалась в правильности перевода. Откуда иностранцам знать фамилию немецкого футболиста – тезки начальника полиции? Кроме того, полное имя кабана было Себастьян. Бастиан – красивое сокращение, символизирующее несокрушимость полицейского. Бастион, короче.

Наконец, и подчиненные Бастиана покинули неполную Большую Восьмерку.

– Отныне, ребятушки, мы величаем друг друга по именам, которые изобрела Василиса, – сказал Михайло Ломоносыч. – Изображаем высокую дипломатию. Без «спасибо-пожалуйста» ни шагу. Понтов побольше. Всем ясно?

Вопросов не последовало.

– Нам пока остается лишь ждать. Отдыхаем, господа!

Звери разлеглись, где кому удобнее, а неугомонная лиса ускользнула на разведку.

Несколько часов путешественников никто не беспокоил. Погода радовала, ожидание изводило.

Лисена вернулась с прогулки по окрестностям. Она даже забралась в близлежащую деревеньку.

– Не село, а игрушка какая-то, – поделилась она впечатлениями с друзьями. – Все четко распланировано, словно по линейке размечали. Улицы чистенькие, домики опрятненькие, скотные дворы богатые, животные ухоженные. Все какие-то не такие, как наши. Ну, к Петеру мы привыкли, там вся курятина такая… То есть куры. Коровка меня удивила. Манерная, ведет себя будто столбовая дворянка.

– По-моему, Василиса, то есть Лисаяма, ты просто завидуешь, что у них порядка больше, – проговорил Михайло. – Думаешь, что мы по сравнению с ними неполноценные, что ли… Ты мне эти настроения забудь.

– Коровка эта так жалобно-жалобно замычала, будто большая кошка мяукнула: «Ми-у-у», только басом, – тут же перестроилась Лисена.

– Тоже мне, учительница говяжьего языка и литературы, – прикололся Колючий.

А Серега нарочито задумчиво произнес:

– Может, коровка больна?..

– Ах, Сержио, к чему эти мафиозные замашки? – елейным голоском протянула рыжая.

Пока друзья шутили и обменивались подначками, Михайло Ломоносыч задумался. Он мысленно прокрутил весь путь от тамбовского леса до Германии и с огорчением понял: дома что-то не так. «Вот перелетели мы через границу с Белоруссией, – вспоминал медведь. – Стало как-то чище в лесу, в городах и деревнях. Потом была Польша. Там-то мы потоптались, это не сверху смотреть. Но ведь показалось, что еще чище, еще аккуратнее! А тут, в Германии, и вовсе абсолютный порядок, особенно по сравнению с родным Тамбовом. Вроде бы неплохие мы ребята, а самой малости недотягиваем. Тут поленились мусор убрать, там неряшливо что-то сделали… А как начнешь сравнивать, впору плакать. Общее впечатление-то складывается весьма неприятное. Да, все-таки нам еще надо много работать, чтобы наш лес стал лучше, чем здешние угодья!»

Напоследок Михайло дал себе зарок, мол, когда вернется домой, порядок там наведет обязательно.

Вынырнув из потока мыслей, медведь застал зверей уже не в столь веселом настроении.

– А помнишь, Петер, песенку, которую ты переделал специально для нас? – спросил Гуру Кен.

– Какую песенку?

– Ну, нашу! Про цирк, – нетерпеливо пролопотал кенгуру. – Спой, а?

– О, это есть действительно хороший песенка, мсье Кеньяк! – встрепенулся гамбургский тенор и тут же запел:

– Я все никак не пойму, – тихо промолвил Колючий, обращаясь к Сереге. – Почему Петер да и этот Вольфганг норовят подпустить акцента, а как дело доходит до пения или серьезного разговора, язык уже не ломают?

– Думаю, мистер Колючинг, это у них национальная фишка такая. Что-то вроде способа подчеркнуть, что они особенные. Надеюсь, я не нарушил дипломатических рамок, дав такую трактовку феномену местного акцента, – поделился догадкой серый хищник.

На поляне появился начальник полиции. Бастиан излучал деловитость и напор.

– Суровые маховики всепобеждающей машины правопорядка приведены в движение, – обрадовал он гостей. – Голубиные патрули разосланы, опрашиваются звери, имеющие информацию о действующих в округе охотниках. У меня больше надежды на птичье наблюдение. У нас в лесу крайне малочисленное население. Охотники сюда почти не ходят, предпочитая турпоездки в дикие места вроде Сибири. Надеюсь, вам тут комфортно?

– Да, спасибо, – ответил за всех Михайло.

– Вот еще что интересно, – проговорил клыкастый начальник. – Я далек от большой политики, мне бы сохранить справедливость в нашем маленьком леске… У людей, насколько я знаю, первую скрипку играют Соединенные Штаты Америки.

– Да, это так, – гордо подтвердил Парфюмер Сэм.

– Тогда почему у нас, зверей, лидирует Россия?

Все посмотрели на Михайло Ломоносыча.

– Ну, во-первых, нас больше, – нашелся косолапый тамбовчанин. – А во-вторых, мы самые дикие, вы же сами это постоянно признаете. В нас основная жизненная сила, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Думаю, да. Понимаю, – задумчиво протянул кабан и удалился.

– Охотник Гюнтер захватил меня, когда я мирно спал, – неспешно рассказывал свою историю Быстрый Гонсалес. – Моя Колумбия не самая спокойная страна, однако на ленивцев нападают не так часто, чтобы я испытывал какое-то беспокойство. Каково же было мое удивление, когда огромный гринго бесцеремонно схватил меня, словно вышибала, желающий выкинуть из бара напившегося мучачо! Охотник стал отрывать меня от любимой ветки, но не тут-то было. Видишь эти когти, приятель? Они – моя гордость. Короче, этому европейскому психу пришлось отпилить ветку и унести меня вместе с ней. Так что мой дом и сейчас со мной.

– А кролик откуда? Я его пугать не буду, – пролопотал Эм Си, тщательно пережевывая банан.

В темнице торопиться некуда. Гонсалес по обыкновению медленно потянулся за едой, взял несколько сочных листьев, отправил в рот, прожевал. Ман-Кей стал привыкать к манере ленивца. Вот уж у кого можно поучиться спокойствию!

Гонсалес наконец промолвил:

– Кролик не говорит. Хотя порой очень хочет. Видимо, немой. Не знаю, откуда он.

– А ястреб?

Шимпанзе приготовился ждать следующего ответа.

– Эй, чего ты там про меня спросил, дарагой? – донесся вдруг голос гордой птицы.

– О! Ты говоришь! Я рад. Откуда ты родом, брат? – спросил Эм Си.

– С гор, уважаемый! Откуда еще? Кавказ. Слышал, нет?

– Йо, знаю Кавказ. Крутые горы, в самый раз. Как же тебя поймали? Ты бы сам дался едва ли…

Ястреб вздохнул.

– Недостойный сын своих родителей – Гюнтер-шмюнтер – заманил меня в ловушку при помощи шакальей хитрости и обманчивой изворотливости. Да покарает его Всевышний, да съест моль его папаху, да сгорит его охотничий билет, да заржавеет его карабин, да отвернется от него каждая красивая девушка, да заморозится его банковский счет, да рассыплется его микроавтобус…

Эмоциональный горец изобретал все новые и новые проклятья в адрес Айзеншпица. Эм Си с уважением слушал, потому что сам он столько разных и страшных вещей никогда не придумал бы.

Еще Ман-Кей много думал о далеких друзьях, сожалел о неурегулированной размолвке с Парфюмером и в глубине души надеялся, что товарищи его найдут, хотя и понимал: эта задача очень сложна, почти невыполнима.

Возможно, силами одного-единственного и не очень сообразительного афро-англичанина проблема освобождения и не решалась, зато организованной команде она была вполне по зубам.

 

Глава 5

На следующее утро троица полицейских заявилась на полянку, где разместились гости. Разговор начал Бастиан:

– У нас для вас две новости. Одна хорошая, другая плохая.

– Начни с плохой, – сипло выдавил Михайло.

– Хм… – озадачился кабан. – Ну, если вы так хотите, то вот она: будет трудно выяснить, там ли он.

– Вот так?! И все? – усмехнулся Гуру Кен.

– Да, – кивнул начальник полиции и чуть не потерял фуражку.

– Тогда давай хорошую новость, – сказал Ломоносыч, толком так ничего и не понявший.

– Мы нашли охотника, микроавтобус и место, где негодяй предположительно содержит пленного английского посла. А вторую новость вы слышали.

– Будет трудно выяснить, там ли он, – повторил Парфюмер, будто пробуя слова на вкус.

– Пожалуйста, проявите свойственное вам великодушие и расскажите подробнее, – попросила Лисена.

– Хорошо, уважаемая Лисаяма Куроеда, – поклонился Бастиан.

Ему понравилось культурное обхождение «японки». «Вот где культура, – подумал начальник. – А то каждый свиньей в фуражке норовит обозвать».

– Итак, подробности, – торжественно изрек кабан. – Вчера голуби выявили двадцать четыре фургона черного цвета. Лишь на одном есть изображение металлической собачьей головы. Сейчас фургон в городе, но хозяин живет не в самом Гамбурге, а на окраине. Отсюда не так далеко – полночи хода.

– Полдня, – поправил Михайло Ломоносыч. – Мы пойдем сейчас же.

– Но вы дипломаты, а не группа захвата, – запротестовал полицейский. – С учетом специфики противника там будет опасно.

– Вы располагаете своей штурмовой группой, сеньоры? – резко спросил Серега.

Бастиан хмуро признался:

– Честно говоря, мы трое – все, что у нас есть.

– Вот и ладушки, – хлопнул лапами медведь. – Давно мечтал заняться активной дипломатией в человеческом направлении. Объясните только, почему будет трудно попасть к охотнику в гости.

– Потому что он живет в крепости, – ответил начальник полиции. – Высокий каменный забор, колючая проволока наверху. Во дворе – натренированные убийцы собачьей национальности. Сам дом наглухо закрывается и оборудован сигнализацией. Окна почти все зашторены. В тех комнатах, куда голубям-разведчикам удалось заглянуть, обезьян не было. Зато головы лосей и оленей, чучела ягуаров и прочие ужасы – в ассортименте. В общем, не знаю, как мы подступимся к этой цитадели.

– Ничего. Мы специалисты по цитаделям, – недобро усмехнулся Сэм. – Можем и разрушенную защитить, а уж взять приступом какой-то дом – раз плюнуть. Правда, я бы не отказался от поддержки хорошего отряда наших морских котиков.

– Я бы предпочел танк, – вставил Колючий.

– Бросаем трепаться, пора выдвигаться, – резюмировал Михайло.

– Ой, Ломоносыч, ты стихами шпаришь, прямо как Ман-Кей, – подколол лесного губернатора Серега.

– В нос получишь, – напомнил волку историю с кривой мордой медведь.

– Ох и странный же в современной дипломатии этикет, – пробормотал полицейский Мартин.

– Не дрейфь, паря. Язык у меня, возможно, и не самый изысканный, зато есть возможность называть вещи своими именами, – ухмыльнулся Михайло. – В трудную пору принятия важных решений я становлюсь грубоват. Ведите нас к оплоту мировой преступности, ребята!

Путь занял больше половины дня. Приходилось соблюдать осторожность, ведь лесок был действительно маленьким, кругом суетились люди. Несколько раз звери почти попались на глаза сельчанам и рабочим, прокладывавшим прямо по лесу какие-то трубы. Особое беспокойство доставили грибники всех возрастов и аппетитов, от маленьких детишек с лукошками до здоровенной бабки с ведром в руках.

Грибники лезли со всех сторон: то из-за дерева вырулит, то вдруг разогнется человек, наклонившийся за добычей. Как тут не засветиться?

– Им что, совсем не иметься есть? – то и дело бурчал Петер. – До какой жизнь надо достичь, чтобы хотеть кушать гриб?

– Ничего ты не понимаешь в деликатесах, – проговорил Серега.

Наконец, покинув лес, путники обогнули пару усадеб с большими полями и углубились в приятную березовую рощицу.

– Надо же, как у нас, – выдохнула Лисена.

– В Японии есть березы, Лисаяма? – спросил Вольфганг.

– Сколько угодно, – заявила рыжая, мысленно давая себе затрещину за невнимательность. – Не сакурой единой живы сыновья и дочери древней Ямато.

За березовой порослью обнаружились широкие посадки пышной сирени. Миновав высокие густые кусты, полицейские и «дипломаты» увидели дом Гюнтера Айзеншпица.

– Да, хатка крепкая, – признал Михайло. – Не лачуга.

На фоне скромных коттеджей, стоящих по бокам, цитадель охотника-браконьера смотрелась внушительно. Так, вероятно, выглядит большой океанский лайнер рядом с прогулочными яхтами. Дом Гюнтера словно сообщал о желании хозяина самоутвердиться. Все здесь было чуть больше, чем нужно. Высокий забор, широкий фасад, вытянутая вверх крыша, широкие, в полстены, окна. В солнечном вечернем свете, упавшем на бежевые стены цитадели, было что-то зловещее.

Звери залегли напротив ворот. Бастиан поманил голубя, сидевшего на проводах, и птица тут же спустилась.

– Что видно? – коротко спросил начальник полиции.

– Охотник еще не приезжал. Собаки на страже. Никаких происшествий. Никто не выходил и не входил, кроме женщины, которая утром открыла калитку своим ключом, долго находилась в доме, потом задала корм псам-охранникам и ушла, тщательно замкнув двери.

– Учитесь делать доклады, господа дипломаты, – тихо сказал Михайло Ломоносыч.

– К окнам подлетали? – поинтересовался Гуру Кен.

– Да, – ответил голубь. – Многие по-прежнему зашторены. В остальных пусто. Есть еще маленькие оконца, очевидно, подвальные. Они располагаются чуть выше земли. Туда посмотреть не удалось. Как только садишься во дворике, сразу срываются псы.

– Обязательно заглянем в эти самые подвалы, – произнес медведь. – Значит, слушайте, что делать. Разделимся и попробуем проникнуть во двор от соседей. Цель – разведка путей подхода и, если повезет, прояснение вопроса с подвалом. Идти придется самым юрким и мелким, то есть Колюч… – Михайло сделал паузу, – Колючнингу и Сэму Парфюмеру. Удачи, ребята! На рожон не лезьте. Не подведите.

Друзья-шкодники удалились, еж налево, скунс направо. Когда они скрылись из вида, Ломоносыч продолжил:

– Вас… Тьфу ты! Лисаяма Куроеда, тебе особое задание. Осмотри забор сзади и присмотри за Парфюмером. Паренек сильно переживает из-за всей этой истории, ну, ты поняла. Он способен наделать глупостей.

– Слушаю и исполняю, Михайло-сан, – церемонно изрекла Лисена и растворилась в зарослях.

Колючий легко прополз под штакетником в соседский двор. Лазутчику сразу стало ясно, что здешним хозяевам скрываться не от кого. Еж решил исследовать забор, начав от фасада. Пройдя пару метров вдоль идеально выложенной кирпичной кладки, он совсем было потерял надежду отыскать вход на запретную территорию, но тут ему повезло. В неприступной стене обнаружилось отверстие размером в пару кирпичей.

– Не запачкаешься – не проникнешь, – пробормотал Колючий.

Вытянувшись, он пополз в темное отверстие и вскоре уперся носом во что-то холодное и гулкое. «Металл. На жестянку похож», – догадался еж. Он поднажал лапками. Выяснилось, что заслон неплотно прилегает к стене! В образовавшуюся при толчке узкую щель проник свет.

Разведчик поднажал еще и еще, стараясь раскачать непонятное препятствие. Внутри плескалась какая-то жидкость. Через пару минут преграда упала, громыхнув о бетонный пол.

Теперь Колючий разглядел, что попал в гараж, а препятствием была канистра. От удара с нее сорвало крышку, и сейчас из канистры вовсю хлестала жидкость с резким, но необъяснимо приятным запахом. Темное пятно поползло в разные стороны, попало под лапки ежа, под легковую машину, стоящую в гараже. Пары2 странной жидкости мгновенно заполнили пространство между автомобилем и стеной. Колючий почувствовал легкое головокружение, невероятную эйфорию. Жизнь вдруг заиграла новыми красками. Зверек поглядел в квадратное окно гаража, темно-голубое небо обещало только хорошее. Хотелось вздохнуть полной грудью…

Колючий закашлялся. Всепоглощающий оптимизм куда-то исчез, на разум навалилась тьма, голову пронзила адская боль.

– Во попал, – прошептал Колючий. – Ходу, ходу отсюдова…

Еж не помнил, как он выбрался обратно на улицу. Во дворе соседей охотника он зачем-то направился к автомобилю, припаркованному у крыльца. Колючего шатало, тошнило, мысли прыгали в непредсказуемых направлениях. Он дотянулся до выхлопной трубы машины.

– Интересно, есть ли свет в конце тоннеля? – спросил неизвестно у кого еж, заглядывая в темное дуло выхлопной трубы. Оттуда пахло гарью и чуть-чуть той самой чудесной жидкостью, пролившейся в гараже.

Автомобиль вдруг дернулся, труба завибрировала. Лапкам Колючего стало щекотно. Он покрепче ухватился за трубу, полагая, что машину следует удержать во что бы то ни стало. Тем временем авто тронулось и мягко выплыло на проезжую часть – сосед браконьера выехал куда-то по делам.

Силенок опьяневшего до невменяемости Колючего хватило на несколько кварталов. Затем еж отпустил выхлопную трубу и клубком откатился в кювет. Там он пролежал несколько часов, а потом куда-то шел в полной темноте. Глазки ежа слипались.

Наконец он выбрел на огромное поле. Травка здесь была густая и невысокая.

Найдя странный каменный желоб, еж спустился в него и поплелся, задевая боками края. Наконец он попал в некое подобие пещерки, а чуть позже сообразил, что это труба. Слишком гладкие и правильные были стены. «Какая разница?» – рассудил Колючий, свернулся клубком и через мгновение уснул.

Проснулся он на исходе следующего дня. Может быть, он проспал бы и больше, но его разбудил странный гул, пронизавший землю и усилившийся в туннеле, где спрятался еж. Волны монотонного низкого звука растекались по трубе, проникая в тело Колючего. «В самой печенке гудит», – с отвращением отметил еж.

В душе зверька появилась тревога, граничащая со страхом. Очень неприятное было ощущение. Даже зубы постукивали.

Колючий осторожно подполз к круглому световому пятнышку, высунул нос. Запахи витали всякие, в основном, людские.

– Плохо дело, – отметил зверек.

Глазки постепенно привыкли к свету. Теперь можно было посмотреть, куда ежа занесла нелегкая.

Первым, что увидел Колючий, был, разумеется, желоб, но стоило поднять взгляд, и еж обмер. Впереди возвышался плоский пригорок, на котором толпились люди. Их было ужасающе много – многотысячная толпа. «Блин, человечий муравейник, не иначе!» – подумал тамбовчанин.

Стало ясно, откуда исходит гул. Люди вдохновенно орали, в результате получалось что-то неразборчивое. Странно, все они были в желтых с зеленым майках, трясли такими же плакатами, и даже лица у них были выкрашены в тон одежде.

Еж высунул голову, огляделся. Пригорок продолжался в обе стороны и скруглялся. С другой стороны сидели люди в синем, их оказалось куда больше, чем желто-зеленых.

– Вона как… Да это ж стадион! – Колючий присвистнул. – Как я сюда попал?!

Впрочем, этот вопрос не был насущным. Куда важнее было смыться из этого ужасного места. Еж никогда раньше не видел столько людей. А как они орали! Колючий мигом запаниковал. Ему и в голову не пришло забиться обратно в туннель.

Тамбовчанин смутно помнил путь, по которому сюда пробрался.

«Бежать! – мысленно кричал непоседа. – Двигай отсюда, Колючий!»

Он выскользнул из трубы, выбрался из желоба и попал на поле, покрытое короткой и густой травкой. Рядом с ежом торчал непонятный флаг, от которого расходились белые линии. По полю бегали самцы человека, особей двадцать. Одеты они были одинаково: майка, шорты и башмаки со страшными зубастыми подошвами. Половина людей была в зеленом и желтом, другая – в синем. Человеки перебрасывали ногами друг другу мяч, между ними сновал строгий дядька в черном. Когда он пронзительно свистел, люди останавливались.

К счастью, на Колючего никто не обратил внимания. Он посидел, затаившись, возле флага, пришел в себя. «Футбол! – вспомнил еж. – Вот и ворота стоят…» Однако мандраж не проходил, зверька угнетал рев стадиона, беснующиеся люди не вызывали у него никакого доверия.

Колючий засеменил вдоль линии к воротам. Слева от него стоял невысокий заборчик с цветастыми надписями, из-за него торчали странные широкие трубы и скалились люди. Сперва еж принял эти трубы за ружейные стволы, но потом увидел, что в дулах блестят какие-то стекла. «Что-то знакомое, – подумал Колючий. – Точно! В нашем лесу похожая штучка была у смешного газетчика. Это фотоаппараты!» Тамбовчанин чуть успокоился и двинулся дальше.

Тем временем несколько репортеров заметили зверька, торопливо топающего по кромке футбольного поля.

– Смотрите! – закричали они. – Еж!

Защелкали фотоаппараты, раздался смех. Вратарь краем глаза увидел оживление в толпе журналистов. Мяч был где-то в центре поля, и голкипер позволил себе оглянуться.

Колючий добежал почти до ворот. Вратарь удивленно улыбнулся и сделал несколько шагов наперерез ежу. Но тот проявил невиданную прыть – ускорился и буквально влетел за ворота, под железные опоры камеры, укрепленной на длинной штанге.

Вратарь заметил, что репортеры почему-то резко переключили внимание с потешного зверька куда-то за широкую голкиперскую спину. Обернувшись, он на мгновение замер, глядя на лица партнеров по команде. Лица эти выражали множество эмоций от растерянности до гнева. Нет, противники все еще были в центре поля. А мяч…

Мяч!

Мяч, летящий по высокой траектории, словно в замедленном повторе, опустился в оставшиеся незащищенными ворота.

Конечно, вратарь отмер и попытался спасти положение, даже исполнил красивый, но запоздалый прыжок.

Стадион взорвался от радостных криков. Футболисты в синем бросились к одному из своих нападающих, устроили счастливую кучу малу. Комментаторы пели: «Го-о-ол!!!» А позже, в разных спортивно-аналитических телепрограммах, всякие кажущиеся умными люди рассуждали о причинах ошибки голкипера и не могли понять, зачем тот после допущенного прокола бегал за воротами и с остервенением пинал основание съемочной установки.

Причину знали фоторепортеры – в утренних газетах появились роскошные фото: вратарь, которого оштрафовали за неуважительное отношение к телевизионной технике, и тамбовский еж по прозвищу Колючий. Он нырнул в удачно подвернувшийся дренажный желоб и скрылся в трубе, похожей на ту, в которой зверек переночевал.

Забившись в туннель, еж затихарился и, превозмогая дичайший страх, просидел почти до ночи.

 

Глава 6

Разведка, проведенная скунсом, была скоротечной и не столь богатой на последствия, как у Колючего, но, пожалуй, не менее драматичной.

Парфюмер Сэм легко попал к забору дома Гюнтера Айзеншпица. У его соседей справа вообще не было ограды – сразу газон. Сэм обнаружил точно такое же вентиляционное отверстие, какое привело ежа в злополучный гараж.

Скунс мохнатым полосатым змеем просочился через эту дырку в маленькое подсобное помещение. Здесь было темновато, но глаза американца постепенно привыкли к мраку. В подсобке лежали и висели разные приспособления для охоты и дрессуры: ремни, поводки, силки, капканы, клетка-ловушка, намордники, цепи, зачем-то острога, на полках – коробки с патронами, ягдташи, фляжка и прочая мелочь.

Сэм презрительно фыркнул. Люди без своих приспособлений – слабаки. Скунс прокрался к двери, толкнул ее носом. Заперто.

Парфюмер тщательно осмотрел дверь и обнаружил в ней маленький лаз вроде тех, что заботливые хозяева делают для кошек или… собак. Американец обомлел, вспомнив доклад голубя-шпиона.

«Будь осторожен, приятель, – мысленно заговорил с собой Сэм. – Псы повсюду!»

Он аккуратно приоткрыл дверцу, принюхался. Вроде бы никого. Скунс высунул голову, затем выставил передние лапки, выдвинул тело, переступил порог задними лапами, вытащил хвост, стараясь не скрипеть.

«Где собаки? Спят, наверное. Вечереет, хозяина нет, почему бы не всхрапнуть?» – размышлял скунс.

Итак, двор. Дорожки, вымощенные тротуарным камнем, аккуратные лужайки. Беседка, за ней и сам дом. О каких маленьких окошках говорил голубь? Ах, да, вот они, прямо на уровне земли. Парфюмер заспешил к стене, сунул мордашку в открытое окошко.

Клетки, клетки, клетки… В одной из них Эм Си!

– Йес! – вырвалось у Сэма.

Он спохватился, выдернул голову из окна, обернулся и увидел злые черные глаза, потом белые длинные клыки, а затем до сознания скунса дошла вся картина: огромный смоляной пес, изготовившийся к нападению.

– Вот бывают рубахи-парни, – произнес монстр, разглядывая мех Сэма. – А ты воротник-парень.

Хвост скунса резко распрямился и угрожающе задрожал. Парфюмер был готов в любую секунду применить свое химическое оружие.

– Не буди во мне зверя! – угрожающе завопил Сэм.

Голосок его предательски дрогнул, и пес непроизвольно улыбнулся.

– Хорошо-хорошо, сдай назад. Я отступаю.

Впрочем, он отступил не из-за скунсовых угроз. Пес инстинктивно почувствовал опасность, исходящую от зверька. Что-то в запахе, что-то в манере высоко держать хвост…

Предчувствие не спасло пса-охранника. Не дожидаясь, пока он ретируется, Парфюмер выстрелил химической струей прямо в оскаленную морду. Боец, разумеется, успел вздернуть голову вверх, но едкое вещество попало ему на грудь, и невыносимая вонь ударила в чувствительный собачий нос, словно огромный призрачный молот.

Пес завалился на бок, скуля, перхая и чихая одновременно. Его передние лапы с остервенением стали чесать нос, а задние конвульсивно царапали землю, как бы отталкиваясь от несуществующей преграды.

Боевой дух Сэма взлетел, но его торжество оказалось недолгим. На странные и вызывающие жалость звуки примчались еще две собаки и остановились, не решаясь подойти к товарищу. Гадкий запах тревожил их и издали.

Твари заметили скунса и зарычали.

– Это он тебя? – спросил один из прибывших псов.

– Да! – жалобно прохныкал пораженный химией охранник и разразился новым приступом чихания.

Скунс понял, что застрял. Они не подойдут к нему, но и он не осмелится обнаглеть так, чтобы пройти между собаками. Здесь, у стены, он хотя бы сохранял ничейную ситуацию.

Может, влезть в окно к Ман-Кею? А если псы кинутся, когда он отвернется?

В такой, по шахматному выражаясь, патовой ситуации и застал Гюнтер своих воспитанников и скунса.

– Проклятье! А этот здесь откуда?! – неподдельно удивился охотник. – Что-то всякие зверушки стали сами ко мне идти. Или их кто-то подбрасывает? Чья это игра?

Ни собаки, ни взъерошенный полосатый пленник ему не ответили.

– Судя по вони, ты скунс, – пробормотал Айзеншпиц. – Вот, и Тирекса отрубил.

Пес, помеченный Сэмовой струей, что-то жалобно проскулил и продолжил отфыркиваться.

– Пришел, так будем брать, – постановил браконьер.

Он шагнул к Парфюмеру. Тот угрожающе тряхнул роскошным хвостом.

– Ты на кого хвост поднял, щенок? – зло процедил Гюнтер.

Он сходил в подсобку за длинной палкой, вернулся, прижал скунса к мощеной дорожке. Затем человек аккуратно взял Сэма за загривок и, чтобы пленный не пометил его в воздухе, на вытянутых руках понес в подвал.

– Йо, да он как Парфюмер! И расцветка, и размер! – разволновался Эм Си.

– Глупый, я и есть Парфюмер, – досадливо просипел американец, полузадушенный Гюнтером.

Охотник бросил скунса в соседнюю с Эм Си клетку. Сэм перевернулся на лапы и приготовился пальнуть в человека остатками своего вонючего секрета.

– Нет-нет! – запротестовал шимпанзе. – Он уйдет, а нам тут еще сидеть!

Айзеншпиц, озадаченный волшебным появлением экзотического зверька, отправился отмывать сраженного Парфюмером пса Тирекса, а друзья принялись мириться.

– Прости меня, Сэм, – с отчаяньем в голосе вымолвил Ман-Кей.

– И ты меня тоже, – виновато пролопотал скунс. – Если бы я не оттолкнул тебя тогда, ты бы не попал… сюда.

– Я-то ладно, здесь легко, прохладно, кормят шоколадно, клетка громадна… – снова завел шарманку афро-англичанин, но оборвал словесный поток: – А как ты тут оказался?!

– Мы все тут! – улыбнулся Парфюмер. – Колючий, Гуру Кен, Петер, Михайло, Серега, Лисена. Все! И теперь я этому похитителю не завидую.

Михайло Ломоносыч выслушал рассказ Лисены.

– Стало быть, ты видела, как попался Сэм, – раздумчиво промолвил он. – Голуби тоже видели. Но не видели тебя!

– Секрет фирмы, начальник, – ухмыльнулась рыжая. – Там, сзади, пожалуй, и ты пролезешь.

– Хорошо. Но где тогда Колючий? Его исчезновение никто не засек! Серега сбегал по следу, но тот обрывается посреди соседского двора. Еще там изрядно пахнет бензином. Не машину же он угнал.

– Я велю голубиным патрулям тщательно осмотреть округу, – сказал Бастиан. – Нам нужно придумать, как вызволить американского дипломата.

– Собак теперь всего две. Атакованный скунсом пес лечится и полностью непригоден для охраны, – сообщил, похрюкивая от усердия, Вольфганг.

– Ворваться и намесить им рожи! – выпалил Гуру, готовясь замахать лапами.

– Цыц! Тихо! – осадил его Михайло. – Здоровый мужик с ружьем, это не клоун в боксерских перчатках. Впрочем, мужика я возьму на себя. Но в целом прав ты, Гуру… Кеньяк. Мусье, в смысле… – Медведь скосился на кабанов-полицейских. – Надо брать приступом эту хибару. Медлить нельзя.

Стоило Ломоносычу произнести эту фразу, как к дому Айзеншпица подкатил красный внедорожник. Из него выскочили двое мужиков под стать хозяину коттеджа – здоровенные, широкоплечие, излучающие опасность. Один лысый, второй – огненно-рыжий, оба в камуфляже, на ремнях по ножу.

– Это еще кто? – пробормотал Михайло.

– Эй, Гюнтер! Открывай! – заорал тем временем лысый. – Впускай братана! И друга!

– У этого гестаповца еще и брат есть, – буркнул Серега.

– Похоже, штурм отменяется, – вклинился в разговор полицейский Мартин.

– Не отменяется, а откладывается, – поправил Ломоносыч.

Звери стали наблюдать за хозяином и гостями. По всему было видно, что брат с другом заявились надолго. Почти до утра из окон гремела музыка и доносились обрывки разговоров. Охотники пытались перекричать тяжелый рок.

Чаще всего звери слышали возглас «Ты за пивком? И мне захвати бутылочку!». Недобры молодцы хвастались добычей, потом болтали, в основном, о сафари, о способах ставить ловушки на волков, и тут Серега сильно разозлился. Особо его раззадорил способ, называемый «ледяной горкой». Под скатом делалась яма с острыми кольями, склон заливался водой на морозе, к дереву, стоящему на верху ската, привязывалась туша кабанчика – теперь напряглись полицейские – или барана. Волки приходили, чуя запах животного, ступали на склон и падали на колья. Зверский способ охоты, хотя придумали его именно люди.

– Я не откажусь слегка их проучить, – прорычал Серега, дослушав смертельный «рецепт».

Троица дебоширов отсыпались до самого вечера. Колючего все еще не было, он как раз почтил своим присутствием футбольный матч. Пробудившись, браконьеры продолжили пивные возлияния и громкое общение.

– Сумерки наступят – будем брать приступом, – постановил Михайло.

Зверей тяготило бездействие. Сэм в плену, Ман-Кей и Колючий вообще непонятно где, а они сидят в кустах, вяло планируют вторжение на вражескую территорию и слушают диалоги о браконьерской охоте. Но решение Ломоносыча заставило всех скинуть оцепенение и дрему.

К назначенному времени все было готово, каждый знал свою роль, стремился в драку.

– Запомните, ребята, – отдавал последние инструкции медведь, – врага одолели, скунса вытащили – и долой отсюда, причем по человечьей дороге. На ней проще след запутать. Обыскиваем все, вдруг обезьянин все-таки там. Ну, удачи, родные!

Звери бросились врассыпную, на месте остались лишь два кабана – Мартин и Вольфганг. Бастиан как начальник полиции не мог допустить того, чтобы события развивались без его участия.

Уже почти стемнело. Во дворик дома Гюнтера падал свет из открытых настежь окон. На прохладной лужайке яркие квадраты чередовались с тьмой.

Между лежащими в полутени псами-охранниками присела невесть откуда нарисовавшаяся лиса. Псы встрепенулись и мигом позже поняли, что учуяли ее только тогда, когда она сама этого захотела.

– Привет, мальчики, – обворожительно ласково протянула Лисена. – Прежде чем вы решите, рвать меня на части или громким счастливым лаем позвать хозяина, я должна передать вам привет от победителя четверки песиков, так похожих на вас.

Сторожа заворчали, но по взаимному согласию не стали пока нападать.

– Говори, – тихо рявкнул один из псов.

– Ситуация не в пользу вашего хозяина. Его крутая четверка потерпела быстрый и полный крах, сам он, обезоруженный и униженный, был изгнан с земель, куда его позвали, чтобы перебить мирных зверей. Так вот, красавчики. Было решено, что просто победить этого человека в Польше – мало. Нужно остановить его деятельность в любой точке Земли. Вы имеете честь составить компанию бригаде мстителей.

В этот момент на напряженные спины охранников легли лапы Михайло и Сереги.

– Т-с! Не двигаемся, – приказал волк «своему» псу. – Я вижу, сынок, ты волкодав. Молодой только. Похоже, ситуация сейчас обратная. У меня есть время и силы тебя задавить, а ты ничего не успеешь сделать. Поверь моему опыту.

Кривая улыбка Сереги сообщила прижатому властной лапой стражу больше, чем слова.

В разговор вступил Михайло:

– Сейчас мы осуществим первый запуск в космос немецких собак. Признаюсь честно, с непривычки я могу не докинуть, но ваша задача не возмущаться, не жаловаться и не тявкать от удовольствия. В общем, взлетели, приземлились, поджали хвост и убежали. Встречу второй раз – сделаю то же, что и с четырьмя недотепами из фургона. Ясно?

– Ясно, – проскулили псы.

Они были морально сломлены и не могли оказать маломальского сопротивления.

– Вот и ладненько.

Михайло схватил первого охранника за шкуру и, не размахиваясь, запулил за забор.

Там глухо бухнуло, «космонавт» тихо заскулил, послышалась дробь удаляющихся шагов.

– Вот умница. Бери с него пример, – назидательно проговорил Ломоносыч, прихватывая лапой второго песика.

Процедура повторилась.

– Отлично, – ощерился Серега.

Медведь легонько хлопнул его по плечу:

– Работаем дальше.

Лисена и Серега потрусили к подвалу, а медведь прокрался к черному ходу, где его ждали кабан-полицейский, Петер и Гуру Кен.

– Ну, скажу я тебе, Михайло, я наверняка первый кенгуру, вскарабкавшийся на дерево, приваленное к стене.

– Это тебе не цирк, а реальность, – буркнул косолапый. – Дальше будет посложнее.

Он взялся за ручку двери, подергал. Заперто. Но такие мелочи Михайло никогда не останавливали. Дождавшись особо громкого музыкального пассажа, он выдавил дверь и даже успел поймать ее, чтобы не загрохотала при падении.

Звери вошли в дом.

Комнат в особнячке Гюнтера Айзеншпица было много, все они были уставлены чучелами животных. На стенах висели головы лосей, оленей и кабанов. Когда Бастиан увидел голову сородича, ноздри полицейского гневно раздулись, а клыки будто бы вылезли еще сильнее.

– Этот преступник должен быть наказан!

– Обязательно. Только не ори, – прошептал Михайло.

Он обернулся на Петера. Петуху было не по себе. Его пугало это застывшее в нелепых позах кладбище.

– Гуру, подбодри друга, – сказал Ломоносыч.

Кенгуру зашушукался с Петером, поднимая тому настрой.

– Смотрим внимательно, – обратился медведь к спутникам. – Ищем Эм Си, Сэма и Колючего. Если кого-нибудь из них чучелизировали, я лично изготовлю чучело этого охотника. А сейчас – на кухню. Война войной, а жрать по расписанию!

– Пойду-ка проведаю твой холодильник, Гюнтер, – сказал лысый браконьер, вставая с дивана.

– Будь как дома, брат. Прихвати и нам по бутылочке, – в сотый раз ответил ему Айзеншпиц.

Лысый покинул гостиную, прошел по коридору и открыл дверь кухни.

Открыл и замер.

На пороге стоял медведь. В полный рост. Протяни руку, и вот он, мишка.

Побледневший охотник захлопнул дверь.

– Черт! Это же чучело! – догадался он. – Эй, брат! Гюнтер! Ну и шуточки у тебя! Я же чуть не умер! Почему ты мне ни разу не показывал чучело медведя?

Смеющийся браконьер вернулся в гостиную.

– Какое чучело? – спросил хозяин дома.

При упоминании о медведе у Гюнтера чуть не началась икота.

– Там, на кухне.

– Не бреши.

– Сам не бреши.

После бесплодных препирательств братья решили вместе дойти до кухни. Друг семьи увязался за ними.

Распахнув дверь, охотники узрели гамбургского петуха, расхаживающего по полу и деловито подбирающего крошки.

– Ты совсем спятил? – набросился Гюнтер на брата. – Разыграть меня вздумал?

– Ты что, я его впервые вижу, – пролепетал лысый.

Рыжий внес конструктивное предложение:

– Давайте его поймаем и съедим.

– Вот и поймай. А нам с братцем переговорить надо, – сквозь зубы процедил хозяин.

Он почему-то решил, что брат намекает на его неудачу в Польше, хотя Гюнтер никому о ней не рассказывал.

Рыжий браконьер затопал за петухом. Петер подхватился и выбежал в другую дверь, ловец зашаркал следом.

За углом рыжего ждал сюрприз. Гуру Кен со всей мочи вложился в первоклассный хук. Но браконьер оказался крепышом, он лишь слегка поплыл, скорее от растерянности, нежели от удара.

Гуру встречал таких ребят на ринге. Для них в его арсенале имелся запрещенный прием. Не давая охотнику времени опомниться, австралиец уперся хвостом в пол, а задними лапами, теми самыми, которые позволяли ему прыгать на пять метров в длину, рубанул рыжему в живот.

Ссорящиеся братья Айзеншпицы увидели друга, влетающего в кухню. Рыжий врезался в холодильник и сполз на пол. На краю холодильника покачалась, но не упала большая деревянная хлебница.

– Как думаешь, чего это он? – спросил Гюнтер у брата.

– Бэтмен, наверное, – тупо пошутил лысый.

И тут на их шеи легли тяжелые лапы Михайло Ломоносыча, обошедшего браконьеров по соседнему коридору.

Братья скосили глаза и ошалели. Медведь!

– Что, опять?.. – слабо проблеял Гюнтер.

– Не опять, а снова, – ласково промолвил тамбовчанин и столкнул их лбами.

– Обожаю этот звук, – сказал Гуру, выглядывающий из-за угла.

В кухню протопал клыкастый полицейский.

– Мощно сработано.

Рыжий браконьер отлип от холодильника и с жалобным стоном поднял голову. Его мутный взгляд сфокусировался на коричнево-пестром пятне, которое обрело резкость, и перед изумленным охотником возникло кабанье рыло. На голове секача почему-то красовалась полицейская фуражка.

Человек испугался, дернулся назад, ударился затылком о холодильник. Хлебница потеряла-таки равновесие и упала точно на макушку рыжего. Браконьер вякнул и затих.

– Бастиан, ты просто изверг, – прокомментировал Гуру Кен.

– Я есть считать, после такой взбучка они не хотеть иметь охота, – высказался Петер.

– Пойдем, – велел Михайло. – Пора выбираться отсюда.

Серега и Лисена спустились в подвал и, к огромной своей радости, нашли там Парфюмера Сэма и Эм Си Ман-Кея. Правда, ни хитрости лисы, ни силы волка не хватило, чтобы отомкнуть двери клеток. Шимпанзе и скунс нетерпеливо метались по клеткам. Вот они, друзья, но как выйти на волю?

Ленивец меланхолично жевал и наблюдал за суетой. Кролик барабанил лапками по полу своей клетки, сверкая розовыми глазами.

В подвал ворвался раздраженный медведь:

– Ну, долго вас ждать?

– Михайло Ломоносыч, тут не открывается, – в отчаянье крикнула Лисена.

– А головой подумать? – спросил лесной тамбовский губернатор.

Лиса призналась:

– Без толку.

– Значит, у тебя не голова, а бестолковка, – съязвил медведь, подходя к узилищу скунса. – Привет, Сэм.

– Здравствуй, Михайло.

Ломоносыч стукнул лапой по замку, и дверца распахнулась внутрь.

– Ух ты, – выдохнул американец. – Вообще-то она открывается наружу. Спасибо!

Тем временем медведь повторил операцию с клеткой Эм Си. Афро-англичанин выскочил наружу и бросился обнимать спасителей.

– Йо, спасибо, друзья! Простите, что расстроил вас я! Буду работать над собой. Главное, Сэм снова дружит со мной.

– Наверх! – пряча умиление, рыкнул Михайло.

– Давайте освободим Быстрого Гонсалеса! – Ман-Кей подлетел к клетке с ленивцем. – И остальных.

– Кто такой этот твой Гонсалес? – поинтересовался Ломоносыч.

– Кореш по тюряге. Жаль, нет соответствующей бумаги.

Медведь взломал и эту камеру, а потом зашагал к выходу. Ленивец остался висеть на ветке.

– Погнали, Гонсалес, пока шансы остались! – призвал колумбийца Эм Си.

– Ох, амиго, все это как-то слишком быстро для старика Гонсалеса, – проговорил освобожденный зверь. – Боюсь, я не смогу за вами угнаться. И как я брошу родную ветку. Я на ней вырос. Колумбийцы свои дома не бросают.

Михайло приостановился, слушая разговор.

Тем временем Серега взломал деревянную клетку кролика, Лисена отодвинула засов ястребиной.

– Спасибо, дарагой! – ястреб с достоинством склонил пеструю голову.

Он покинул клеть и запрыгал по лестнице наверх. Кролик последовал за ним.

– Что я делаю? – сокрушенно промолвил волк. – Сначала бурундуки, теперь вот кролика выпустил. Того и гляди, заделаюсь вегетарианцем.

Ломоносычу надоело слушать пререкания тормозного ленивца и афро-англичанина. Мишка вернулся к клетке Быстрого Гонсалеса, в несколько приемов разогнул прутья и вытащил пленника вместе с корягой, на которой тот завис.

– Валим отсюда, ребята.

Колючий выбрел из стадиона на широкую, идеально заасфальтированную трассу. Бензиновое наваждение прошло, оставив приглушенный шум в голове и несколько неприятных воспоминаний. Ежу предстояло найти друзей. Он растерянно остановился, соображая, как можно их отыскать.

Колючий помнил гараж, вентиляционное отверстие и… все. Еж не знал, как он оказался на стадионе и где этот стадион находится.

Из состояния глубочайшей задумчивости Колючего вывела странная толпа, вынырнувшая откуда-то из тьмы и теперь на всех парах несущаяся прямо на него. Рассмотреть бегущих не представлялось возможным, так как было темно. Фонари, светившие вдалеке, не помогали, а, наоборот, слепили. Длинные хищные тени, тянувшиеся от черных фигур, испугали ежа не меньше самой толпы.

Тамбовчанин развернулся и припустил от страшной процессии.

– Эй! Постой! Колючий! – закричали знакомые голоса. – Шкодник, не убегай!

Еж сделал по инерции несколько шажков и развернулся к бегунам. Да, теперь он узнал их. Это друзья.