Вольфшрамме сидел на специально перенесенной в колонный зал кровати и смотрел на карту-кристалл. Изумрудное сияние приятно ласкало глаз. Заместитель Дункельонкеля чувствовал себя лучше, когда созерцал карту: не ныли раны, не болела голова.

Четверть часа назад Вольфшрамме дотронулся до своего талисмана-флакончика и вызвал Вождя.

– Отличные новости, владыка, – отрапортовал раненый колдун. – Мы вошли в Наменлос. Изделия Панцера показали себя прекраснейше. Потери – ниже запланированных. Сегодня войска отдыхают, на завтра намечено продолжение наступления.

– Замечательно, Вольфшрамме, – услышал в ответ заместитель. – Я всегда на связи. Держите меня в курсе.

Теперь преданный Вождю колдун попросту бездельничал, развлекаясь рассматриванием карты. Красное пятно в районе границы Доцланда и Труппенплаца давно убрали, ведь Дункельонкель направил туда дополнительный отряд колдунов. Со дня на день ожидалось прибытие нескольких сотен гомункулусов.

Дверь зала распахнулась, вбежал Цукеркопф, министр магии.

– Повелитель! Мы совершили невероятный прорыв. Чудесное оружие практически готово. Во всяком случае, опытный образец стабилен и готов к испытанию. Я приглашаю вас в лабораторию, – протарахтел на одном дыхании министр и осекся, увидев Вольфшрамме на кровати.

– Вождь и Учитель отбыл по срочному делу, – проворчал заместитель.

Он морщился, ведь стоило оторвать взгляд от кристалла, как вернулась боль.

Цукеркопф истолковал выражение его лица по-своему:

– Я знаю, Вольфшрамме, вы недолюбливаете меня, полагая ученой крысой, тратящей средства нашей родины на бесполезные фокусы, но нельзя же демонстрировать свое пренебрежение настолько явно!

– Что вы несете, министр? – хрипло сказал колдун-шрамоносец. – Я болею. А новость, с которой вы пришли, замечательна. Разве она не доказывает то, что вы тратили деньги на полезные фокусы? Я сейчас же доложу Вождю.

Разработчик вундерваффе подленько захихикал.

Дункельонкель возликовал, когда узнал об успехе Цукеркопфа.

– Наконец-то, – донеслось до ушей Вольфшрамме и министра магии. – Ждите меня, надеюсь уложиться в пять дней.

Черный колдун рассчитывал прибыть к замку ведьм засветло.

Сейчас было около полудня, внизу простиралась тундра, и Дункельонкель ориентировался лишь на собственное магическое чутье. Полет на ковре утомил главу Доцланда. Он ждал боя, желал хорошей волшебной битвы, копил силы, пребывая в легком трансе.

К вечеру на горизонте появился шпиль главной башни замка. Вождь очнулся и задумался, стоит ли лезть на чужую территорию ночью, ведь раньше он до цитадели ведьм не долетел бы. Смотреть на циклопическое сооружение и достичь его – не одно и то же.

– Высплюсь, – постановил Дункельонкель.

Он приземлился и устроил себе ночлег, придав ковру форму палатки.

Глубокой ночью в шатер барона Лавочкина и графини Страхолюдлих вползла Грюне. Хозяева беспечно спали.

– Отлично, – прошептала хранительница и улеглась рядом.

Она адски устала. Последние двое суток Грюне вообще не смыкала глаз. Хранительницу подгоняли предчувствия. Она словно наяву видела устремления, сходящиеся к Молоту Ведьм. Черный поток вероятностей опережал белый. Таким образом дар сообщал Грюне, что Дункельонкель ближе к цели. Но стоило девушке засечь шатер Коли и Хельги, как потоки выровнялись!

Она не понимала причин этого изменения. Отсюда до замка было еще трое суток беспрерывного лета. Оставалось лишь дождаться чуда, которое обещали хранительнице предощущения будущего.

Первой проснулась графиня. Она изрядно удивилась тому, что под ее бочком пристроилась «безбилетница», притом очаровательная. Затем Хельга сообразила, кто это.

Распихав солдата, Страхолюдлих показала на Грюне. Коля очумел:

– Откуда?!

– Тихо, – шепотом велела графиня. – Пусть выспится. Дальше тебя потащит она. С вами, мужиками, всегда так – кто-то из нас, хрупких женщин, должен вас тянуть.

Лавочкин стал прикидывать, что хуже: военно-дуболомная манера Палваныча или феминизм Хельги. Лучше уж трехсотлетняя красавица, читающая твои мысли.

– Если хотите, графиня, то возвращайтесь к Паулю, – тихо сказал парень. – Спасибо вам огромное. Надеюсь, ваши усилия были не напрасными.

– Выгоняешь? – Страхолюдлих наигранно нахмурилась. – Я и сама собиралась воспользоваться ковром твоей подруги. Какая разница, на каком лететь. Счастливо!

Хельга взяла свои вещи, вылезла наружу и стартовала на запад.

Рядовой подполз к Грюне. Приобнял ее. Полежал, думая о разном. В основном о том, как пахнут ее волосы, где конкретно лежит его рука… И – задремал.

Приснилось Лавочкину такое… Будто повернулась Грюне к нему, подарила поцелуй еще волшебнее первого, того самого, о котором Коля не раз вспоминал с невыразимой помесью тоски и счастья. Затем от поцелуя дело перешло к более интересным вещам. Здесь парня ждали открытия, намного чудеснее поцелуя хранительницы.

А потом, через вечность или две, солдат открыл глаза, и оказалось, он вовсе не дремал.

– Наверное, лучше одеться, – хрипло продышала ему в ухо Грюне. – Ты еще болеешь, хотя надо отдать твоей бледной подружке должное. Подлечила она тебя великолепно.

– Твой курс лечения значительно интенсивнее и действеннее, – пробормотал Коля.

Хранительница хмыкнула.

– Было бы у тебя такое раз в сто лет… – сказала она и нахмурилась. – Да, ты первый у меня за сто лет. Ну и?

– Да нет, ничего, – стушевался Лавочкин, изо всех сил желая, чтобы Грюне не читала его мысли.

– Не дождешься, – рассмеялась та. – И предвосхищая вопрос, который отчего-то задают все мужики, торжественно клянусь: ты был лучшим.

Физиономия парня расплылась в самодовольной улыбке.

– Не обольщайся, я подозреваю, тебе помогло твое Знамя, – обломала его хранительница.

– Как?

– Долго объяснять. Понимаешь, я ночью почувствовала… Вот, представь себе, еще вчера ты был должен проиграть гонку за Молотом Ведьм, а нынче у тебя чуть ли не больше шансов, чем у Дункельонкеля. Я вижу, он почти у замка. А мы очень далеко. Но ты непостижимым образом успеешь.

Солдат открыл было рот, но Грюне зажала его ладошкой:

– Дослушай. Почему, думаешь, раз в сто лет? Потому, что теряется дар. Вникаешь? Взрыв чувств и – тишина. Не слышишь будущего и не читаешь мыслей. А сейчас я почти не утратила способностей. Ну, и когда… Ну, во время… Все, нам пора!

Покрасневшая ведьма быстро оделась, отвернувшись от Коли. Тот намотал на торс неизвестно как очутившееся в стороне Знамя, натянул портки и камзол, влез в шубу. Пользуясь паузой, успокоил мысли. Голова заработала на всю катушку.

– Так. – Парень рубанул рукой воздух. – Груня, помнишь шестистенный погреб, где мы ночевали?

– Естественно.

– Два важных вопроса. Первый. В вашем замке такой есть?

– Есть. Под главной башней. Большое помещение.

– Вопрос второй. Тут поблизости случайно нет еще синей комнаты?

Грюне закрыла глаза, то ли вспоминая, то ли ища неподвластным Коле способом ответ. Наконец открыла глаза:

– На юго-западе. Около двух часов лета.

– Двигаем туда.

– Но нам на северо-восток…

– Поверь мне.

Хранительница молча развернула ковер. Солдат сощурился на яркое солнце.

Через полтора часа путешественники были у отверстия, из которого ровным столбом поднимался парок.

– Хм. – Рядовой критически осмотрел лаз. – Всякие встречал входы в комнаты маленького народца. И в дупле дерева, и в ответвлении пещеры, и замаскированные под колодец, а этот просто торчит посреди поля. Странно.

Внизу ничего неординарного не обнаружилось. Стандартные шесть стен, свечение, зной.

– Ну, Груня, показывай, в какой стороне твой замок.

Ведьма сосредоточилась и растерянно заморгала:

– Я не чувствую… Неужели дар все-таки пропал?

– Ах, да!

Парень хлопнул себя по лбу. Угодил по шишке. Ойкнул. Простонал:

– Елки-ковырялки, дурак. Ты, Грунь, вылезь в туннель. Не очень высоко. Там появится чутье.

Хранительница последовала Колиному совету. Вернулась ободрившаяся.

Ткнула пальчиком в одну из стенок:

– Там.

Лавочкин кивнул. Его внутренний компас подсказывал то же направление.

Сотворив заклинание, открывающее проход между комнатами, солдат схватил ведьму за руку и решительно шагнул в фиолетовое марево.

Путники очутились в синем гигантском зале. Рядовой сразу вспомнил подземелье замка Хельги Страхолюдлих.

– Зачем маленькому народцу понадобилось это все создавать? – проговорил Коля.

Грюне пораженно промолвила:

– Так это магические переходы?! А мы-то головы ломали…

– А еще местные, – подтрунил Лавочкин, топая к лестнице. – Посмотрим, что тут у вас за замок ведьм.

Цитадель возвышалась перед Дункельонкелем непобедимой громадой. Памятник циклопической архитектуры белого камня был похож на айсберг, замерший в бескрайнем море тундры. Шесть башен, стоявших по периметру, царапали шпилями облака, а вершина седьмой, центральной, вовсе терялась из виду. Замковая стена, сложенная из больших, идеально подогнанных друг к другу блоков, была неприступной.

Волшебник скрипел зубами. Только что он получил от Вольфшрамме тревожные, вопиющие новости. Впору было повернуть к дому, но Дункельонкель понимал: надо идти до конца. Итак, вперед, в ведьминскую цитадель.

Ворот не было. Наверное, они разрушились под влиянием времени и обстоятельств. Проем зиял колоссальной беззубой пастью. Ступени высотой в человеческий рост припорошило снегом.

Черный колдун вознесся над лестницей, медленно вплыл по воздуху во двор замка и приземлился напротив входа в центральную башню.

Дверь, сколоченная из массивных дубовых бревен, казалась навеки запертой, зато у пола в ней было выдолблено отверстие. По сравнению с дверью оно имело вид мышиной норы. Властелин Доцланда направился к нему.

Внутри, в смутном мраке, Дункельонкель скорей не узрел, а почувствовал движение. Произнес заклинание света. Вспыхнувшего над колдуном источника хватило, чтобы отвоевать у темноты полукруг шагов в тридцать.

Местная мгла была волшебной. Она сгущалась и клубилась, словно напирая на освещенный участок. «Приятная ворожба», – оценил визитер, простирая руки навстречу тьме.

Несколько минут Дункельонкель вникал в суть заклинания, поддерживавшего кисель мрака. Затем разрушил его, произнеся несколько тайных слов.

Муть схлынула, в помещение ворвался свет из нескольких окон. Колдун обнаружил себя в пустынном коридоре, ведущем к очередной огромной лестнице.

На первой ступеньке стояла старушка. Грязная, горбатая, совсем несимпатичная. Длинное платье и платок невообразимо рябили смесью алых, зеленых, желтых, сиреневых цветов. Остренькое, сухое и морщинистое, словно кора дерева, лицо. Колючие черные глаза глядели живо и зло. Нос крючком, уши торчком. Всклокоченные седые волосы, кое-как убранные под платок, торчали в разные стороны.

– А, Гензель, несносный мальчишка! – проскрипела старуха, и эхо разнесло ее голос по башенным лабиринтам.

– Гретель.

Дункельонкель произнес имя ведьмы как заклинание. В его памяти пронеслись вихрем Зачарованный лес, пряничный домик, он и Гретель – пара маленьких испуганных детишек, злобная старуха, хотевшая их съесть… Месяцы заточения, затем избавление от гадкой пленительницы… Жизнь в домике… Потом ссора…

– Гензель давно умер, сестрица. У меня другое имя.

И хотя Дункельонкель сказал эти слова твердо, он почувствовал, как защемило сердце, предательски защекотало в носу, а на глазах выступили слезы.

– Черт! Знаешь, чем достать, – произнес колдун, жмурясь, будто от боли. – Зря я тебя не убил сразу.

– Не убил сразу, не посмеешь и теперь, – проворчала Гретель. – Мне достаточно твоего проклятья. Посмотри на меня, братец. Твоя работа.

– Откуда ты узнала, что я здесь появлюсь? – внезапно изменил тему глава Доцланда.

– Ну, Гензель! Эвон ты какой забывчивый стал. Кто тебя научил в зеркальце глядеть? Я, милый, все вижу. И твои непотребства, и дела твоих противников.

– Вот о последнем поподробнее, будь добра.

– Нешто я ополоумела тебе помогать?! – Ведьма расхохоталась. – Эх, ведала бы, кого спасала, сама бы той карге помогла тебя изжарить… Я тебе одно скажу. Всезнайгели – хитрые ребятки, но коли так пойдет, как сейчас, то они обхитрят не только тебя, но и себя. А твои дни сочтены, ты уж мне поверь.

– Не каркай, проклятая! – прикрикнул Дункельонкель.

– Глупый Гензель…

– Я же говорил, нет такого человека, – перебил колдун.

– Да куда ж ты, сердешный, делся-то? – Гретель отмахнулась. – Ты спрашиваешь, откуда я знаю. Я, братец, все знаю. Твое проклятье сделало меня той, кого ждали здешние обитательницы. Ты ловкач, Всезнайгели ловкачи, короли постоянно выгадывают, а я попросту смеюсь над вашей возней, ибо вижу результат, к которому вы друг друга толкаете.

– А ты не врешь?

– К чему мне это? Лучше ощути то, что чувствую я. Сперва ты впустил в наш мир противоестественные машины. Твои слуги изготовили смерть. Через считаные дни все погибло бы. Но у тебя замечательные противники.

– Старший Всезнайгель в плену, младший где-то прячется.

– Не глупи, я не о них, – раздраженно проскрежетала ведьма. – Николас и Пауль. Вот твоя погибель.

Дункельонкель зашагал к лестнице, постепенно взлетая, словно в воздухе были невидимые ступени.

– Удивительно, – сказал он. – Я зачем-то тебя слушаю, хотя понимаю, что теряю время.

– Ничего удивительного. Молот не должен достаться тебе. О, ты готов нанести удар, – в скрипучем голосе Гретель прозвучала насмешка.

– Уйди с дороги, – холодно предложил колдун.

– М-м-м, ты колеблешься. Все, милок. Ты проиграл. Не получишь Молота.

Ведьма закрыла глаза и небрежно толкнула руками воздух в направлении брата. Дункельонкеля отбросило к двери. Он приземлился на ноги, встряхнулся:

– Сестра-сестра, ты все такая же дрянь.

Любой адвокат подтвердит, семейные споры – одни из самых тяжелых. Магическая битва, разыгравшаяся в прихожей замка, стоила половины сражения при наменлосской границе.

Гретель преобразилась. Теперь сухонькая старушонка стала величественной. Горб пропал, а морщины разгладились.

Дерущаяся с братом ведьма молодела, постепенно избавляясь от его проклятья. Уровень ее боевых умений стал сюрпризом для колдуна. Нанеся первый удар, она больше не атаковала, а лишь отражала заклятья, которые Дункельонкель обрушил на нее непрерывным потоком. Волшебнику показалось, что Гретель не испытывает никаких трудностей, так легко она двигалась.

Техника защиты ведьмы сочетала уходы с линии атаки, блокирование и поглощение магических ударов. Колдун никогда не сталкивался с такой тактикой, ведь постоянные переходы от жесткого противостояния к мягкому требовали от Гретель не только высокого мастерства, но и нечеловеческой уверенности в себе.

– А с чего ты взял, что я все еще человек? – спросила ведьма, прочитав мысли брата.

«Она заранее знает, что я стану делать!» – догадался Дункельонкель.

– Сообразил, надо же.

Сейчас Гретель не скрывала улыбки.

Черный чародей прекратил бессмысленную трату заклинаний.

Ведьма стремительно состарилась. Перед братцем Гензелем вновь стояла горбатая страшная бабка. Более того, она тяжело дышала и пошатывалась.

– Все понятно. Партия выиграна, – произнес Дункельонкель, обрушивая на сестру следующую порцию огненных шаров, морозящих и скручивающих заклятий да прочей простой мелочевки.

С Гретель произошла та же метаморфоза, что и в первый раз: она помолодела и принялась резво отбиваться.

Колдун прервал атаку. Ведьму опять скрючило, она отступила назад, привалилась к исполинской колонне. Подняла руку:

– Подожди.

– Зачем? – холодно поинтересовался Дункельонкель, начиная очередной каскад атак.

Когда он остановился, постаревшая Гретель упала на каменный пол. Судорожно дыша, она покачала кривым пальцем.

– Думаешь… выиграл?.. – сипло выдавила она. – Глупышка Гензель… Тратя время на меня, ты… ты… потерял Молот…

Ведьма стала дышать еще громче и прерывистее. Дункельонкель решил, что она смеется.

– Если ты не изменилась, то при тебе есть полезная вещица, – быстро сказал он, подлетев к сестре.

Нагнулся, бесцеремонно обыскал старушку. Достал из-за ее пояса маленькое зеркальце. Спрятал в складках своей одежды.

– Не стал убивать раньше, не стану и теперь. Живи, несчастная. Может быть, ты как-то там перехитрила простачков Всезнайгелей, но со мной твои деревенские хитрости не пройдут.

Он устремился к винтовой лестнице, забыв про сестру. Белая хламида шелестела, подметая древнюю пыль и иней.

Вверх или вниз?

Держать артефакт на вершине башни глупо. Колдун выбрал путь в подземелье.

Лестница, разумеется, была циклопической. Хотя ведьмы надстроили ступеньки, удобные человеку, Дункельонкель предпочел левитацию. И быстрее, и безопаснее. Сделав несколько оборотов, колдун почувствовал головокружение. Замедлился.

Спуск закончился. Доцландский властитель оказался в круглой зале с шестью выходами, не считая лестницы.

Прорычав проклятье, Дункельонкель направился в первый попавшийся коридор. Началось блуждание по лабиринту. То и дело колдун попадал в большие комнаты. Стены были исписаны мириадами древних символов. Визитер не имел времени на их чтение.

В переходах гуляли морозные сквозняки. Ни души. Ни намека на то, что здесь живет целый ведьминский орден.

– Где же эти твари? – несколько раз восклицал Дункельонкель.

– Твари… Твари… Твари… – соглашалось эхо.

Через полтора часа скитаний черный волшебник набрел на комнату с круглым каменным подиумом. На нем лежала ржавая изогнутая железная полоса, похожая на серп-переросток. Вероятно, это и был серп, которым косили циклопы.

Зайдя в соседний зал, колдун увидел каменного мужика с поднятой рукой. На лице изваяния застыла гримаса ненависти. Он явно кого-то бил, когда его настигло заклятье.

В руке мужика был деревянный молоток.

Дункельонкель бросил взгляд на стены.

Надписи, надписи…

Он знал циклопов язык. Этот язык славился прямотой и простотой. Никаких загогулин, намеков и игр слов.

– «Узри славнейшее из оружий и радуйся, ибо если ты мужчина, то Молот Тора – для тебя. Размер не имеет значения. Бери Молот и действуй!» – прочитал колдун.

Итак, артефакт, превознесенный легендами, на деле оказался маленьким деревянным молотком… Ну что ж, еще не такое случалось.

Чародей бережно извлек драгоценную реликвию из длани истукана.

Посмотрел на ручку.

На ней было выжжено: «Киянка обыкновенная. Утешительный приз неудачнику».