Подойдя к неровно обломанному краю бетонной плиты, Ллойс схватилась за торчащий из покрытого трещинами, крошащегося под пальцами давно отжившего свое цементного раствора толстый, ребристый, покрытый ржавчиной арматурный прут и, присев на корточки, осторожно, одну за другой свесила ноги над пропастью.

Вид на Сити завораживал. Исчезающие в закатных сумерках, железобетонные и кирпично-стальные блоки циклопической, огромной, почти невероятной, окружающей город двадцатиметровой стены, посверкивающие стеклом гидропонические теплицы на крышах полуразрушенных высоток центра, громадные, угрюмо-черные корпуса табачной фабрики, ощетинившийся целым лесом исторгающих тяжелый, ощутимый даже здесь, смрад труб нефтеперегонного завода, лабиринт разноцветных контейнеров речного порта, мешанина ржавых кранов у пирса доков, плато остатков аэропорта и раскинувшийся вокруг муравейник то ли трущоб, то ли мусорных завалов, охвативший большую часть северных окраин провал гигантской воронки — воспоминание о последней войне, все это медленно, но неотвратимо поглощало не столько разгоняющее, сколько, казалось бы, сгущающее тьму багровое зарево. Время от времени в глубине пожарища расцветала очередная цепочка ярких, как звезды, взрывов. До ушей девушки доносился далекий, съеденный расстоянием гул, и пламя огненной волной накатывалось на город, затягивая в напалмовый ад очередной квартал. Служащая наемнице сиденьем бетонная плита слегка вздрагивала.

Элеум вздохнула, пожевала сорванную в растущей недалеко от ее наблюдательного пункта лесополосе еловую веточку, сплюнула в раскинувшуюся под ногами пустоту комок бледно-зеленой горечи и устало помассировала виски. Голова слегка кружилась, по спине, щекоча кожу, стекали капельки пота. Проклятая слабость. Противно. И, как всегда, не вовремя. Слишком много времени без аддиктола. Слишком много токсинов накопилось в крови, слишком долго она сдерживала спрятанную до поры силу. Рука Ллойс непроизвольно опустилась на живот, туда, где под слоями кевлара и наностали вытатуированная на ее животе феечка стряхивала с пальцев звездную пыль. Еще пару дней назад Элеум заметила, что некоторые из уже почти полгода стабильно желтых звезд налились зловещим багрянцем. Прошло всего два дня, но сегодня во время давно уже ставшим обязательным ритуалом утреннего осмотра, каждая из шестнадцати звездочек сияла багровой краснотой свежей артериальной крови. Не помогла ни обильная еда, ни солнечные ванны. Плохой признак, очень плохой. Скоро они почернеют, напитаются первородной чернотой и тогда… Давно с ней такого не было. Воспоминания о том, чем все закончилось в прошлый раз, были… неприятными. Стая тогда ее зауважала. Сильно зауважала. По большому счету, ей повезло. Случившийся срыв и продемонстрированные ею способности идеально совпали с пророчествами какого-то фанатика-людоеда, и ее посчитали воплощением какого-то из зверобожеств. Это оказалось… приятно. Чертовски приятно. Пара проведенных среди каннибалов месяцев были наполнены гедонизмом и кричащей варварской роскошью. Но всё рано или поздно заканчивается. Мутантов раздражали постоянные отказы девушки от участия в кровавых оргиях, и ей пришлось уйти. Ту сучку — предавшую ее рабыню-служанку, что она сунула вместо себя в «Медного быка», было совершенно не жалко. Как и лишившегося лица Большого Волка… Так или иначе Стая лишилась одного из боссов, а она… Она умерла. В очередной раз…

Ллойс осторожно коснулась бронированного ворота. Подарок мальчишки пришелся очень кстати. Хорошая защита от лишних глаз. А еще лучше то, что никто не догадывается, почему она последнее время спит не снимая бронекостюма… Пусть лучше думают, что она испугалась того, что ее зацепило во время погони. Знали бы они, как ее цепляло. Только Райк что-то заподозрил. Ни на шаг от нее не отходит. Может, действительно с ним переспать, чтобы отстал? А бронник с волокнами нанонитей хороший, очень хороший. Такое себе не всякий Оператор позволит. Даже непривычно носить на себе целое состояние. Если бы не Райк, пылился бы он на дне мешка торгаша. Все равно бы покупателя не нашлось. Райк… Мальчишка… Что он с ней сделал? Что произошло тогда, во время перестрелки с рейдерами-караванщиками? То, что дело вовсе не в сотрясении, она догадалась почти сразу. Уж слишком испуганным был взгляд щенка. Слишком часто он в последние дни пытался взять ее за руку и заглянуть в глаза. Ллойс снова вздохнула, прищурившись и откусив от мягкой, пахнущей летом и жизнью веточки очередной кусок, принялась медленно перекатывать во рту колючую, терпкую жвачку. Райк. Райк. Райк. Щенок, сопляк, щегол… чертов железноголовый фанатик. Она слишком к нему привязалась. Слишком доверилась. И хуже всего осознавать: ей это почти что нравилось. Нравились его быстрые взгляды исподтишка. Его неуклюжие попытки ухаживания. Его несмелые прикосновения…

— Срань. — Помотав головой, Элеум сплюнула в сгущающуюся темноту очередную порцию пережеванных иголок. — Срань… — повторила она чуть слышно.

Мальчишка не так прост. Он что-то с ней сделал. Что-то такое, что подстегнуло процесс, и теперь… О том, что будет теперь, думать не хотелось. Парень почти неделю не снимал куртку. Прятал левое запястье. А на одной из стоянок Ллойс заметила не слишком умело спрятанные в кустах выброшенные, окровавленные тряпки. Но зачем скрывать рану? Вывод один: скорее всего, он прятал что-то в теле… Что-то такое, чего не обнаружил даже медицинский сканер Ржавых. Скорее всего, какая-то ядерная нанокультура последнего поколения. Из тех, что выдергивают людей, буквально с того света. Значит, ее посекло осколками намного сильней, чем она думала. Достаточно сильно, чтобы мальчишка испугался. Знал бы он, что…

— Смотри, эта штука называется Лазарь, хотя, многие предпочитают называть ее Реаниматором, — сухие и тонкие, покрытые старческими пятнами пальцы Великого хранителя знаний покрутили перед глазами Элеум микроскопическую ампулу.

— Эта восхитительная в своей простоте и эффективности дрянь реанимирует почти любой труп, если ее вколоть в течение десяти минут после смерти. Хотел вшить тебе парочку… На всякий случай. Слишком много в тебя вложено, девочка моя. Слишком много сил и времени. Труда. Моего труда. Моих сил. И моего времени, которого у меня так мало, и которое ты так бездумно тратишь. Но, к сожалению, эта штучка оказалась несовместима с моей последней разработкой. С одной стороны, она, конечно, усилит скорость выработки наноботов, с другой, также начнет выбрасывать в кровь слишком много токсинов. Даже если я попытаюсь форсировать твою печень. Нет, твой организм разрушит имплантат за пару месяцев, к тому же, даже если мне удастся задуманное, придется снова калибровать культуру под твой гормональный баланс… А жаль, жаль… Что сопишь? Не нравится? Как я смотрю, ты так и не научилась контролировать эмоции, — в голосе старика слышится раздражение, и Ллойс, вздрагивая, втягивает голову в плечи, стараясь стать, как можно более незаметной. Не помогает.

— По-моему, когда тебя ко мне притащили, я вполне доступно объяснял тебе правила. — Лицо старика кривится в раздраженно недовольной гримасе. — Я говорю — ты выполняешь. Что тут сложного? Даже такая идиотка, как ты должна справиться. Избавься от эмоций. Твой гормональный фон должен быть предельно стабильным. Я не могу калибровать культуру, когда твой уровень эстрадиола и норадреналина скачет, как бешенный кролик на раскаленной сковороде. Из-за чего по-твоему, мне пришлось выжечь твои яичники? А знаешь, чего мне стоило придумать способ?.. Ты меня вообще слушаешь? Я с кем сейчас разговаривал? — Глаза Хранителя неожиданно наливаются кровью. — А ну, повтори, что я сказал!!

— Что ты хотел мне вшить две ампулы Лазаря, но он несовместим…

— Я сказал: пару, а не две! Пару, неблагодарная ты сучка! Бесполезный кусок мяса! Шлюха! А ну, встать! Улыбайся, я сказал! Улыбайся!

Ллойс попыталась улыбнуться, как можно более искренне. Получилось, видимо, плохо.

Старик недовольно морщится и тянется к висящему на поясе щупу-стрекалу. Улыбка Ллойс превращается в оскал. Руки невольно тянутся к голове, прикрывая от удара глаза. Один раз старик уже выжег ей глаз. Что было больнее — утрата органа зрения или процесс восстановления, Элеум сказать не могла. Так или иначе, все внимание девушки сосредотачивается в одной точке, мир сжимается до крохотного участка того места и момента необъятной Вселенной, где на кончике электрошокера дрожит маленькая искра. Отступая, Ллойс нервно облизывает губы…

— Стой. На колени. — Брезгливо кривится старик. — И не забудь меня потом поблагодарить.

Ллойс опускает руки и послушно опускается на колени. Драться или трахаться. Драться или…

— Дерьмо, — помотав головой в попытке прогнать непрошенные воспоминания девушка, отправив в раскинувшуюся под ногами пропасть очередной плевок, чуть слышно зашипела и, прижав ладони к лицу, несколько раз надавила на глазные яблоки. Во тьме заплясали цветные пятна. Обычно это помогало. Помогло и сейчас. Сердце перестало трепыхаться, словно воробей, попавший в силки, дыхание выровнялось. Слабость отступила…

Просто воспоминания. Страшные картинки. Все позади. Давно позади. Не о чем волноваться. Старик уже давно гниет глубоко в земле. Вернее не гниет. Ллойс сама отыскала его труп среди обломков лаборатории. Сама, хохоча от нахлынувшего ощущения вновь вернувшейся свободы, по кускам отрубала ему руки и ноги, крошила тело на мелкие куски, после чего разбила ему топором голову, побросала обрезки и ошметки в несколько ведер и сожгла все это в здоровенном костре. Поддерживала огонь до тех пор, пока жесть не прогорела насквозь, а кости не превратились в пепел. А потом рассовала золу в уцелевшие цветочные горшки, залила ее остатками найденной чудом сохранившейся в подвале соляной кислоты, и сбросила все это в карьер. Чтобы обвалить глинистые стены огромной, заполненной обломками домов и мусором ямы, ей понадобился почти ящик динамита, но оно того стоило…

Парень, похоже, искренне желал ее спасти, пожертвовал своим «Последним шансом» ради нее. Поступил бы он так, зная о последствиях? Зачем она ему нужна? Неужели она действительно небезразлична этому сопляку? Или это часть какого-то хитрого плана? Ллойс покрутила в пальцах остатки обгрызенной веточки. Надо уходить. Плюнуть на все и бежать, куда глаза глядят. Слишком уж крута оказалась заварившаяся вокруг нее каша. Вряд ли удастся расхлебать все дерьмо без последствий. И в определенный момент она будет только мешать. Так было всегда. Она всегда становилась лишней. Рано или поздно. Подросток Райк или нет, Элеум не обольщалась. Жесткий мир рождает жестких людей. Альтруисты долго не живут. Но он ее воскресил. Может, чертов сопляк, все-таки, действительно…

За спиной раздался чуть слышный шорох. Ллойс закрыла глаза и медленно сосчитала до десяти.

— Добрался, да? Присаживайся, сладенький, полюбуйся. Не каждый день видишь, как умирает сердце мира. — Не оборачиваясь усмехнулась наемница и, поболтав в воздухе ногами, потянулась за сигаретой. — Черт, пожалуй, надо бросать курить. — Протянула она задумчиво и, прикусив фильтр зубами, чиркнула колесиком зажигалки. — Только вот всё повода пока нет.

— А чем не повод, — кивнул в сторону горящего города скриптор, и опасливо приблизившись к краю, заглянул в раскинувшуюся под ногами восьмидесятиметровую пропасть.

Виднеющийся далеко внизу, трудноразличимый в густой листве разросшегося вокруг наполовину обвалившегося небоскреба леска грузовик путешественников казался брошенной детской игрушкой.

Элеум, выпустив изо рта плотное облачко едкого дыма, с наслаждением втянула его носом. Улыбнулась. Все же это не Райк. Парень, конечно, имеет свои секреты, но если это он, то слишком все… легко. Куклу тоже можно сбросить со счетов. Остается Пью или Ыть. Толстый торговец далеко не так прост, как кажется. Когда она его спросила о бланках, жирдяй явно не перечислил и половины. Об этом свидетельствовало хотя бы то, что он до сих пор жив. Какие-то из культур продолжали упрямо бороться с упырьей заразой. Вопрос, какие? У толстяка помимо «Хаджи» наверняка вколот «Лик императора» — это видно по тому, как расслабляется, стоит с ним заговорить о чем-то серьезном, превращаясь в неподвижную совершенно нечитаемую маску его обычно богатое мимикой лицо. Но «Император» — не влияет на иммунитет. Или влияет? А может, Тролль? Вон сколько добра на себе таскал… Но зачем тогда «Логово зверя»? Практически дублирующие друг друга культуры… Голем? Нет — Голем меняет структуру кожи… «Страж» тоже отпадает. У наследственных стражей глаза слегка светятся — тапетум мутирует… Значит, все-таки, Тролль. Или что-то, о чем она никогда не слышала, а, возможно, просто не уловила в почти непрерывном бормотании Великого хранителя… Зло оскалившись, Элеум снова затянулась сигаретой и покосилась на нерешительно замершего в паре шагов от нее подростка.

— Только не говори, что ты боишься высоты, сладенький, у тебя, ведь, родители дирижаблем командовали. — С интересом пронаблюдав, как в неподвижном воздухе медленно тает длинная и плотная струя табачного дыма, Элеум снова заворожено уставилась на руины Сити.

— Я не боюсь высоты. — Сглотнув слюну, Райк сделал еще один шаг ближе к краю. — Просто… Этому дому лет сто, как минимум. Ты пока поднималась, два пролета чуть не обвалила.

Ллойс тяжело вздохнула. По большому счету, подросток был прав. Забираться сюда было опасно и глупо. От когда-то тридцатиэтажного, двадцатиподъездного здания, осталось меньше половины. Два из шести сохранившихся входов были почти полностью завалены обломками, один — можно было при наличии определенного чувства юмора назвать парадной пятиэтажки. Еще два ей просто не понравились. Наемница не могла сказать чем. Может быть, отсутствием в одном обычного в таких местах запаха летучих мышей, а может, чуть заметными, стертыми дождями и временем подозрительными пятнами на лестнице, Ллойс не знала, но привыкла доверять интуиции. Зато этот, угловой, не только выглядел гостеприимней прочих, но и привел ее сюда. Комната с обвалившейся стеной и частично обрушенным полом находилась на уровне двадцать шестого этажа. Достаточно высоко, чтобы без помех насладиться зрелищем горящих кварталов, и достаточно далеко от крыши, чтобы беспокоиться, что их кто-то заметит с воздуха. Ллойс почувствовала, как губы невольно раздвигаются в глупой, совершенно не соответствующей драматичности момента улыбке. Удобный насест для того, чтобы понаблюдать, как меняется привычный порядок вещей. Сити доживал последние часы. А значит, пустоши уже никогда не будут прежними. На ее глазах исчезал крупнейший торговый город пустошей. Безвозвратно обрывались пути и связи. Еще долго на севере не появится грузовиков с дурью и верениц барж с рабами. Пройдет много лет, прежде чем появится ещё одна Арена… Как часто она мечтала выжечь эту язву на теле мира. Пройти меж клеток с рабами и апартаментов хозяев с ранцевым огнеметом. Но сейчас, глядя на погибающий город, Ллойс почему-то совершенно не ощущала радости. Заставив дышать себя глубоко и ровно девушка осторожно покосилась на заворожено глядящего на пожар подростка. Надо уходить. Повторила она про себя. Он слишком плохо на тебя влияет. Ты расслабилась, подруга. Размякла. И похоже, начинаешь терять хватку. Хотя… Как можно быть готовым к такому…

Действительно, когда безжизненная, безжалостно взрезаемая колесами их грузовика, истекающая ядовитой пылью равнина, постепенно сменилась привычным редколесьем, и стало понятно, что до города остается всего несколько дней езды, Ллойс вздохнула было с облегчением. Эпидемия эпидемией, но Сити не мог умереть. Он был слишком огромным, зажиревшим и старым, этот ненасытный, без устали перемалывающий людей монстр, чтобы все кончилось именно так…

Задумчиво покрутив в пальцах сигарету, девушка неторопливо размяла шею. Ошибка. Она совершила ошибку. Снова. Большинство людей считает, что судьба справедлива. Что где-то наверху кто-то подсчитывает, насколько ты был плох, и от результата этих расчетов зависит полнота ведра с дерьмом, что жизнь вскоре опрокинет тебе на голову. Именно поэтому большинство, когда им удается выбраться, избавиться от проблем, невольно расслабляются, подсознательно считая, что раз уж неприятность случилась, то больше с ними в ближайшее время ничего плохого не произойдет. Большинство людей идиоты. Судьба действительно существует, но ждать от нее справедливости, по крайней мере, глупо. Не будет же коза, обгладывающая капусту, рассуждать, насколько справедливо обходится с овощем? Нет, она просто насытится и уйдет. И степень сохранности кочерыжки зависит только от того, насколько голодна коза.

Снова посмотрев в сторону охватившего, пожалуй, половину горизонта зарева пожарища, Элеум медленно покачала головой. Ыть или Пью. Снайпер ей с первого взгляда не понравился. Хитрая, продажная сволочь. Она повидала достаточно подобных ему уродов. Профессиональный охотник за головами. Не из тех, кого на этом пути держит судьба и обстоятельства. Пью просто нравилось пускать кровь. Садист и насильник. Достаточно жестокий и циничный, готовый продать голову собственной матери, если ему заплатят, снайпер, в отличие от большинства подобных ему отморозков обладал острым умом. Такие всегда ведут свою собственную игру. И твоя роль в ней зависит от того, насколько ты на данный момент полезна. Ллойс вздохнула. Слепой Пью. Где-то она о нем слышала. Воспоминание вертелось на самой границе подсознания, виляло скользким и длинным, пахнущим кровью и смертью хвостом, словно огромная рыба, но девушка никак не могла его ухватить. Какая-то древняя байка про вездесущего мутанта-убийцу, что-то про профессионала экстра класса, от которого не спрятаться и в довоенном бункере, что-то… Казалось бы, еще немного и она вспомнит…

— Ты слышишь, Ллойс? Здесь опасно! — Выдернул ее из размышлений голос скриптора. — Эта плита еле держится! Тут трещины сквозные. Мы можем упасть в любой момент. Да и торчим на виду. Если сюда зашлют хоть одного дрона…

— Значит, ты не боишься высоты, — глубоко затянувшись, Элеум щелчком отбросила вспыхнувший напоследок падающей звездой, почти моментально исчезнувший где-то в раскинувшейся под ногами тьме окурок. — Ты боишься падения. С одной стороны это правильно. Но доведя эту мысль до логического конца, стоит, все-таки, заметить, что это тоже ошибка. Падение — всего лишь форма полета. А убивает не полет, сладенький, а приземление. А точнее — скорость, с которой твое тело сталкивается с землей.

— Не надо так со мной, Ллойс. — Вздохнул Райк. — Пожалуйста. Только не сейчас.

— Не бери в голову, милый. — Вздохнула девушка. — Извини. Я просто очень устала. Как собака, устала. И прекращай трястись. Если этот дом простоял сотню лет, простоит и еще пару часов. А если наша судьба — погибнуть под обломками, то так и будет. Что же до твоих дружков — их дроны сейчас слишком заняты. Ищут переживших бомбардировку.

— Взрывы, сотрясение почвы, подвижки грунта. — Закатив глаза принялся объяснять скриптор, загибая пальцы. — Шансы обвала возрастают в разы.

— Шансы, — с потерянным видом протянула наемница. — И достав из кармана тускло блеснувшую в закатном свете монетку, подбросила ее на ладони. — Орел — решка. Шансы. Да. Понимаю. А каковы наши шансы дожить до утра? Или сделать следующий вздох?

— Ты меня пугаешь… — Приблизившись еще на шаг к краю, Райк опасливо заглянул вниз.

Чуть повернув голову, Элеум принялась задумчиво рассматривать профиль подростка. А может, все-таки, Райк? Может, этот парень, все же, водит ее за нос? Черт, она просто слишком долго была одна…

— Монетку за мысли. — Заметив взгляд Ллойс, попытался улыбнуться скриптор.

— Да, так, — усмехнувшись, Элеум махнула рукой в сторону Сити, подумала, что даже реши этот гребаный домишко рухнуть прямо сейчас, что значит пара жизней в сравнении с творящимся там? — Кстати, твой Придвен, он типа таких? — Ткнула она в сторону зависших среди багровых, подсвеченных закатным солнцем туч, огромных даже с такого расстояния теней. От одной из них вниз неожиданно, протянулось что-то вроде тончайшей, тут же рассыпавшейся и истаявшей в воздухе нити. Словно кто-то пропустил между пальцев струйку песка. Через секунду один из кварталов города озарился очередной серией вспышек. Немного погодя, до ушей путешественников докатился приглушенный гром далеких разрывов. Остатки небоскреба содрогнулись. За шиворот путешественникам посыпалась пыль и труха.

— Это «Сатурн» и «Ахав». Придвен длиннее Ахава на двести метров. — Сжав челюсти так сильно, что казалось, вот-вот и захрустят зубы, Райк, сделал еще один шаг и, скрестив ноги, устроился по правую руку от наемницы. — А Сатурн в сравнении с ним вообще крошка. Это акция возмездия, Ллойс. За уничтоженный форт Легиона. За погибших братьев. Ты знаешь кодекс. Легион не прощает.

— В задницу, Райк. — Покачала головой девушка. — Это геноцид. Уничтожение самого крупного города Севера. Называй это как хочешь. Возмездием, карательной операцией, миротворческой акцией, превентивным ударом. Суть не изменится. Я не знаю, сколько живых осталось на планете после войны, но готова поспорить, что сейчас их стало намного меньше. В Сити около семидесяти тысяч жителей. Было. И не они стояли за минометами, что бомбили ваш чертов форт. Не рабочие с фабрик и доков, не их жены и дети. Не клерки и не инженеры. Не танцоры, попрошайки и нищие. Не священники и не проститутки. Не официанты, парикмахеры и врачи, не наркоманы, воры, бродяги, и торгаши, шулера и мошенники всех мастей, не наемники, не бандиты и даже не работорговцы, и Бог знает, кто еще. Тот, кто решил ударить по вашей крепости, сидит сейчас глубоко под землей, в убежище. И если у вас нет тактики… у вас, ведь, нет?

— Насколько я знаю, нет. — Неуверенно покачал головой подросток. — Иначе бы ее уже сбросили. Черная сыпь гибнет при воздействии жесткого излучения. Проникающая радиация…

— Бла-бла-бла… — Сплюнула, продолжая рассматривать охваченные огнем кварталы, Ллойс. — Скажи еще, что таким образом Легион пытается остановить заразу. Давай, попробуй мне соврать, только смотри при этом в глаза!

Глубоко в груди девушки колыхнулась багровая ярость. Ну, почему этот чертов мальчишка не видит самых элементарных вещей? Почему, несмотря на все дерьмо, обрушившееся им на головы за последние месяцы, парень продолжает упорно цепляться за трижды проклятый кодекс железячников? Почему она, в свое время прозванная за непредсказуемые вспышки бешенства и безжалостность Фурией, не толкает его вниз, решая одним махом большинство собственных проблем? Он спас ей жизнь? Три раза «Ха!»… Она никогда не обращала внимания на такие мелочи. Он ей симпатичен? К черту, найдется десяток других. Элеум снова посмотрела на опасливо поглядывающего на раскинувшийся перед ним провал подростка, и с усилием задушила рвущийся из горла смех. Это было бы так легко… ткнуть ребром ладони в адамово яблоко, провести руку чуть дальше, схватится за выбившийся хлястик обтрепанного воротника его дурацкой форменной куртки, чуть довернуть бедро, напрячь плечо, слегка согнуть локоть… Мальчишка даже дернуться не успеет. Только выпученные глаза, короткий, еле слышный хрип походя разбитой костяшками пальцев гортани, и затихающий внизу крик…

— Но ведь это… Ты не понимаешь…

— Не стоит прикрываться словами, парень. — Протянув руку, девушка осторожно оправила скриптору встопорщившийся воротник куртки и потрепала подростка по волосам. — Твое разлюбезное братство сегодня совершило большую ошибку. Фатальную ошибку. Сейчас на улицах гибнут мирные люди. Сотни, тысячи, может быть, даже десятки тысяч. И пусть многие из них и заслуживали смерти, но это, все равно… неправильно. Ты, ведь, понимаешь, Райк, насколько это неправильно? — Глаза девушки яростно сверкнули. — Несмотря на то, что там, — палец наемницы ткнул в сторону горнила пожарища, — сейчас творится настоящий ад, несмотря на Черную сыпь, на то, что не пройдет и пары дней с вашего ухода, как собравшиеся с половины Севера банды рейдеров начнут терзать труп города, словно дикие псы. Несмотря на кровавую баню, последующую за этим, все равно, будут выжившие. Много выживших. И они не простят. А еще… — Снова коротко хохотнув, Элеум потянулась за следующей сигаретой. — Сегодня твои братья попытались проглотить слишком большой кусок, сладенький. Все закрывали глаза на вашу экспансию. Кому, в конце концов, есть дело до драных репоедов, мутантов и кочующих с места на место дикарей? Не обращали внимания на постепенный захват торговых путей, на строительство многочисленных форпостов, конгрегаций и представительств. Стыдливо отмахивались от слухов об устраиваемых зачистках. В конце концов, вы остановили серокожих, поставили на место большинство зарвавшихся, возомнивших себя пупом мира говнюков, выжгли самые крупные гнезда хищных тварей… Черт, — со злостью пригладив жесткую щетку ирокеза, Элеум отбросила в сторону недокуренную сигарету и, вскочив, принялась расхаживать туда-сюда по площадке. — Вам даже Красное простили. Но сейчас вы показали, что ни один из городов не может чувствовать себя в безопасности. А значит, подписали себе смертный приговор.

— Они не посмеют. — Сжал кулаки подросток. — Железный Легион — оплот стабильности, удерживающий мир от деградации и хаоса. Краеугольный камень плотины, сдерживающей орду мерзких мутантов…

В сопровождении хруста бетонной крошки Элеум, резко развернувшись, уставилась на замершего, будто кролик, под ее немигающим взглядом скриптора.

— Знаешь, Райк, иногда мне кажется, что ты — нормальный парень. Но ты тут же напоминаешь мне очередным дурацким высказыванием, какой же ты, просто сказочный, долбоклюй. — Раздраженно прошипела девушка. — Своей головой подумай. Вы лишили людей самого главного — иллюзии безопасности. Города всегда чувствовали себя защищенными. Несмотря на ракеты, зенитки, бомбы с боевыми газами, системы залпового огня и прочую дрянь, именно города были оплотом стабильности. Тихой гаванью. Но сегодня вы поставили эту аксиому под сомнение. А значит, поднимутся все. Хаб, Рино, Дьюпорт, Бункер, Королевский холм, Аламедо, Бъорк. Не останется в стороне и Красный двор. Вскоре к ним присоединятся Логово и Башня. У большинства городов, возможно, и нет профессиональных армий, но зато у них есть кое-что намного более важное.

— И что же? — Упрямо выпятил подбородок Райк. — Работорговцы? Бандиты? Наемники?

— Все это, а еще деньги, — криво усмехнулась девушка. — У них есть чертова уйма серебра, а значит, они наймут достаточно людей, чтобы раздавить вас, как присосавшегося к заднице клеща. Похоже, зря я жаловалась на безработицу. Готова спорить, что уже через неделю на севере не будет ни одного свободного от контракта наемника. А еще через пару месяцев… Если потребуется, вашу базу завалят трупами, но не оставят в живых ни одного легионера. Тот, кто это все затеял, — приостановившись на мгновение, Элеум раздраженно махнула рукой в сторону горящего города, — надеялся собрать богатые трофеи. Припугнуть разжиревших королей Севера, занять плацдарм, оседлать один из главных перекрестков торговых путей… Эпидемия, наверняка, была лишь предлогом. Я даже не удивлюсь, если она появилась не случайно. Только одного не пойму, почему так не вовремя. В жизни не поверю, что вы сумели отбить нападение Ржавых за пару недель и сохранили достаточно ресурсов для такой масштабной операции… если только… — Элеум озабоченно нахмурилась.

— Если только, что? — Прикипел взглядом к лицу наемницы Райк.

— Ничего, сладенький, — медленно покачала головой девушка. — Не обращай внимания. Очередная сумасбродная мысль болтливой девчонки.

— И всё же? — Аккуратно отодвинувшись от края провала, скриптор встал и повернулся к наемнице.

— Я же сказала, сладенький, обыкновенные глупости. Просто, я подумала, что нам делать в Хабе. — Вытащив из кармана разгрузки сложенный вчетверо лист, Элеум протянула его подростку. — У Весла в фургоне нашла, — пояснила она. — Всё времени отдать не было. Повезло нам, что у него на лица память хреновая… была.

— Это же… Как же это… Это, ведь… — Начал заикаться побледневший, как полотно, скриптор.

— Это наградной лист, сладенький. — Девушка хохотнула, будто Райк только что рассказал ей остроумную шутку. — Гордись. Двадцать тысяч за живого и две — за мертвого. Ты — кровный враг Легиона. Изгой, еретик и предатель. Я вот думаю, что же ты такого у них украл, что так разозлило ваш совет?

— Нет, — обхватив голову руками, Райк, замотал из стороны в сторону головой. — Нет, нет, нет. Я ничего не брал. Я не вор!

— Да, сладенький. Ты не вор. И не предатель. Тут я почему-то тебе верю. Ты — обыкновенный мальчишка. Возможно, наивный дурак и немного трус, но ты не похож на негодяя. Рад сейчас, наверное, что я отговорила тебя разжигать костры, чтобы привлечь внимание твоих драгоценных «братьев»?

— Нет… — Глухо простонал, нервно вцепившись в волосы, Райк. — Нет. Не может быть… Дед бы не позволил… Ллойс, я, правда, ничего не крал…

— Конечно, не крал. — Медленно кивнув, повторила Элеум. — Но ты, ведь, понимаешь, что подумают остальные? Ты зачем-то нужен железячникам, парень. Живым. А значит, ты что-то у них взял. Что-то такое, что прижимистые обычно механисты-фанатики оценили в целых двадцать тысяч. Я вот тут на досуге попыталась прикинуть, сколько будет стоить твоя голова к тому моменту, как мы доберемся до Хаба.

— И сколько? — Неожиданно успокоившись, скриптор отпустил волосы и, скрестив на груди руки, упрямо выпятил подбородок. — Может, достаточно, чтобы..

— Недостаточно, — ледяным тоном отрезала наемница, исподволь глянув на насупившегося подростка и, неожиданно улыбнувшись, стремительно шагнув к скриптору, опустила ему руки на плечи. — Явно недостаточно. Но надо будет тебя переодеть. Твоя форма — это, как здоровенный чирей на заднице стриптизерши. Привлекает слишком много внимания. Даже не зная о награде, тебя вздернут просто, чтобы отомстить за Сити. За друзей, родных, близких… — Глаза девушки предательски заблестели. Поспешно отвернувшись, наемница шагнула к лестнице. — Пойдем отсюда, а то эта халупа действительно развалиться. — Буркнула она чуть слышно. — Неохота потом тебя из-под обломков выгребать.

— Ллойс, ты что, плачешь? — Перехватив ладонь Элеум, скриптор осторожно сжал ее руку.

— Тебе показалось, не бери в голову, милый, ты просто устал. — Усмехнулась, обернувшись к подростку, девушка. — Давай-ка спускаться, остальные нас, наверняка, уже заждались.

Райк медленно кивнул. Действительно, показалось. Глаза наемницы были, как обычно жесткими, внимательными, цепкими. И совершенно сухими…

* * *

— Ну что, налюбовались? — Сплюнул под ноги устроившийся на зачем-то наполовину вкопанной в землю здоровенной покрышке Пью и, небрежно отбросив в сторону масляную тряпку, которой натирал ствол винтовки, с кряхтением поднялся со своего сидения. — Поехали. Мы тут, как бельмо на глазу, торчим…

— К чему такая спешка, сладенький? — Вопросительно вскинув бровь, насмешливо осведомилась у стрелка Ллойс. — Пошарим в доме, может, что полезное найдем.

— Нашли уже, — буркнул Пью и, покопавшись в кармане своего плаща, извлек из него необычно длинную и тонкую, сверкнувшую в сумерках начищенным латунным боком, гильзу. Подбросил ее на ладони и перекинул ловко подхватившей ее в воздухе девушке. — У обрушенного блока целая россыпь, — пояснил стрелок. — Пока вы там миловались да херней маялись, мы решили немного в окрестностях погулять.

— К тому же, ыть, ничего здесь ценного нет, — присоединился к стрелку сидящий на ступенях кабины толстый торговец. — Слишком близко к городу. Все давно без нас вынесли. Кроме вот этого… — Засунув руку под сиденье, Ыть вытащил и покачал в воздухе небольшим прозрачным, пластиковым пакетом, на дне которого пересыпались какие-то красновато-коричневые капсулы.

Торговец выглядел неплохо. Мучавшая толстяка лихорадка и тремор отступили. Пропали скручивающие позвоночник судороги. На кожу лица вернулся здоровый румянец, движения снова стали плавными и уверенными, а дерганая ломаная походка снова обрела обманчиво неуклюжую мягкость. Единственное, что напоминало сейчас о мучавшей Ытя болезни — тонкий шрам на широком запястье.

— Что это? — Нахмурился Райк.

— Винт. — Оскалился Пью. — Чистейший, мать его винт. Не бодяженный еще. Почти две сотни доз.

— А почему здесь? — Удивился скриптор. — Зачем прятать? Винт, ведь, не запрещен. Эта дрянь и так свободно продается.

— Ну, кто знает, — пожал плечами стрелок. — Может, кто-то на черный день нычку сделал.

— Контрабанда, — неожиданно подала голос продолжающая разглядывать и, кажется, даже обнюхивать гильзу Ллойс. — Наркотой в Сити почти любой торговать можно, но налог очень большой. Совету надо долю нести. Охране отстегивать. Вот и перебрасывают ее через стену малыми партиями. Вернее, перебрасывали. — Оглянувшись в сторону виднеющегося над лесом зарева, девушка отбросила кусок металла в сторону и вздохнула. — Надо отсюда убираться.

— Солнце зашло — температура падает, — согласно кивнул Пью. — Если здесь остался дрон или сигналка, будем как на ладони.

— Если, ыть, здесь осталась сигналка, — тяжело вздохнув, торговец с усилием поднялся и, развернувшись, с пыхтением полез в фургон, — мы, считай, уже покойники.

— Почему? — Нахмурился Райк.

— Потому что, вряд ли, ыть, мы и с одним легионером в броне справимся. А тут их целые отряды рыщут. — Раздраженно бросил через плечо толстяк.

— А тебе-то, какая разница? — Хмыкнула девушка. — Думаешь, кровь перелил и всё? Собрался жить долго и счастливо? Это временная мера. Через пару недель снова загибаться начнешь.

— Самое смешное, что этот трюк только один раз работает, — усмехнулся Пью. — Наноботы учатся, копятся в мышечной ткани, прячутся в лимфоузлах, прогрызаются внутрь клеток, потому, в следующий раз переливание толку почти не даст.

— Да идите вы, — отмахнулся от путешественников толстяк. — Будто я сам не знаю. До Хаба дотяну и ладно. Может, там в клинике что удумают.

— Не «удумают», — жестко отрезала Ллойс. — Блокаду только в Сити делать умели. И секретом, как понимаешь, делиться никто не спешил.

— Черт, — вздохнул Ыть. — И что теперь?

— Есть способ… — Неожиданно вклинился в разговор Райк. — Если пойдешь с нами.

— И что, ыть, это еще за способ? — Резко развернувшись, подозрительно прищурился толстяк. — И куда это — «С вами»?

— Убежище. — Медленно, будто выдавливая из себя слова, пояснил скриптор. — Склад нанокультур. Там есть экспериментальные бланки. «Блокада» — может, слышал. Временно переводит в неактивную фазу все имеющиеся в крови нанокультуры. Если печень выдержит, то проживешь еще лет десять.

— Если пацан не брешет, это действительно шанс. — Задумчиво прищурился снайпер. — И когда ты хотел нам это рассказать?

— Я и не хотел, — покраснел скриптор. — Вы бы довели меня до Форта и все… Просто сейчас…

— В Хаб нельзя, — покачала головой наемница.

— В Хаб и не надо. Вход не в городе, — пожал плечами Райк. — Он рядом. В пяти километрах на восток.

— Но там же… — нахмурился Пью. — Твою мать. И никто даже не догадался проверить. Впрочем, ничего удивительного.

— Все равно, в город надо, — сплюнула Элеум. — Я в кратер без защитного комплекта не полезу.

— Ваша ехать или язык трясти? Умник железный человек сильно любит. Нравится, как они кричать, когда им рука-нога рвать. — Жизнерадостно произнес, отрывая от лица прибор ночного видения устроившийся на вершине боевой башни грузовика мутант. — Мимо ходят. Пять людишек. Километра три. Может, я стрелять? — В руках серокожего, как по волшебству оказался угловатый корпус винтовки гаусса. — Умник крутой. Хороший воин. Лучший стрелок в племя был. Умник не промахнуться. Один — бах! Башка на куски — хлоп! Мозга — хлюп. Кишки — шмяк. Весело! — Сделав неопределенный жест свободной ладонью, видимо, показывая, насколько будет весело разорвать легионера-боевика в клочки, великан примерился к рельсовой пушке.

— Не вздумай, — одернул его снайпер. — Валим отсюда.

— Моя скучно. — Пожаловался Умник, но оружие опустил.

— В гробу видала я такую скуку, — зло сплюнула под ноги Элеум.

* * *

— А с чего вы взяли, что там Легион был, — покачиваясь в такт движения бронированного корпуса грузовика, Райк, устраиваясь поудобней, поерзал на лавке и принялся вертеть в руках подобранную гильзу. — Может, это наркоторговцы что-то не поделили?

— Это для Гатлинга патрон. — Коротко пояснила сидящая за рулем наемница и, раздраженно дернув плечом, с хрустом переключила передачу. Фургон ощутимо тряхнуло. — Чертова темень. — Проворчала Ллойс, ни хрена не видно. Может, я фары включу?

— Включи если гостей ждешь. — Слегка нервно отозвался сидящей на корме Пью.

— В инфракрасном диапазоне нас и так прекрасно видно, — пожала плечами Элеум, но, все же, сняла руку с переключателя света. — Без бензиновых движков катушки градусов четыреста набрали.

— Боевую броню приборами ночного видения и тепловизорами только в последних моделях оборудовали, — неуверенно протянул скриптор. — Да и не пользуются ими почти никогда… капризная слишком штука. Дроны быстрее и надежнее.

— Идут, ыть, слева и сзади, параллельным курсом. Видимо, просто патруль. — С шумом захлопнув крышку люка, озабоченно сообщил толстяк. — Если сохраним темп, утечем от них минут через двадцать.

— Только трус драка бежать, — неодобрительно нахмурился прилаживающий к своему оружию коробку громоздкого ночного прицела мутант. — У трус сыновей не бывает.

— Бывает, Умник, бывает, — прошипел, настороженно поглядывающий в прорезь бойницы, Пью. — Трусы, они самые живучие… Главное, чтобы они не догадались, что следы свежие, и не перепутали нас с теми, с кем воевали.

— Ну почему вы решили, что это легионеров пулемет? Кто угодно ведь стрелять мог, — упрямо нахмурился скриптор.

— Как ты думаешь, почему я автоматы не люблю, а, сладенький? — Вкрадчиво поинтересовалась наемница.

— Ну, ты говорила, что автоматы патронов много жгут, и что клинит их часто как ни ухаживай. — Неуверенно почесал подбородок подросток.

— Автоматика, парень, вещь капризная, — неожиданно подал голос Пью. А ваш Легион на производстве патронов лапу плотно держит. Так что, качественные боеприпасы можно только у ваших и на старых военных складах найти. Те, что в городах крутят — дерьмо первостатейное. Там не то, что навеска пороха, состав разный бывает. О весе пуль и центровке, вообще, говорить не приходится. Капсюли, вообще, отдельная песня — каждый второй гнилой. А ручное переснаряжение — это вообще мрак..

— Не сбивай пацана, — перебила снайпера Ллойс. — Ну так что? Еще аргументы будут?

— С винтовкой ты бы так этих охранников не смогла. — Слегка обиженно поджал губы Райк.

— Не смогла, — согласно кивнула Элеум. — И я не такая дура, чтоб отрицать, что автомат многим карабинам, винтарям и, тем более, пистолетам большую фору даст. Плотность огня — штука важная. Только вот тебе еще одна задача. Патрон на рынке сколько стоит?

— Ну… — задумался скриптор.

— Двести двадцать третий — серебряка четыре, триста восьмой — от десятки, четыреста пятьдесят восьмой меньше, чем за пятнадцать не найдешь. Пятидесятый — под двадцатку, а для винтовки Пью и тех малышек, — палец девушки ткнул в потолок, — от тридцати до пятидесяти за штуку. Остальное — как повезет, не стандарт он и есть не стандарт. Для гладкоствола, конечно, в основном, дешевле, относительно дорогие где-то в районе двадцати-тридцати серебром только пулевые под четвертый калибр. Ни те, которые с дротиками. С импульсным оружием еще хуже. Патроны, хоть, переснарядить можно, и пусть, в основном, дерьмо получается, есть и неплохие поделки. В Хабе, вообще, патронный завод поставили. Правда, насчет качества там все даже хуже, чем у кустарей, — девушка горестно махнула рукой. — Сколько лет уже фурычит, а с допусками до сих пор толком не разобрались. И делают, ведь, сволочи, на первый взгляд от довоенных, не отличишь… потому я пистолетам револьверы и предпочитаю. Осечки не так страшны получаются. Да и стреляют всем, что в барабан влезло. А у лазеров да гауссовок проблемы еще покруче. Мало того, что ваши ребята их владельцев на виселицу загнать норовят, так еще и боеприпасов не найти. Ну, кто тебе починит фокусировочную линзу импульсного фотонного лазера или сделает вольфрамо-ванадиевый кол для рельсотрона? Тут же точность в развесовке до сотых долей грамма нужна, иначе пушку прямо у хозяина в руках разорвет. Так что, один заряд к штучке Умника стоит где-то тысячи две. Хорошо, если цель достойная, типа броневика какого-нибудь или геликоптера. Тяжелый дрон, на худой конец. А если на тебя стая собак напала? А если промахнешься? Обидно одним выстрелом столько монет просрать, правда? На эти деньги можно целый год из кабака не вылазить.

— Я не срать! Я — воин! — Обиженно вскинулся великан. — Баба плохой волос совсем башка пустой и глупый!

— Вжик-вжик? Плохой? Башка? — неожиданно заинтересовалась сидящая в конце фургона с пулеметом в обнимку Кукла.

— Вот и представь, — продолжила, не обратив совершенно никакого внимания на замечание мутанта девушка. — Средняя скорострельность Гатлинга около шести тысяч выстрелов в минуту. Это на малых оборотах да при крупном калибре. А те трещотки, что на пятимиллиметровых патронах, вроде, под двенадцать выдают, если не ошибаюсь.

— Не ошибаешься — проворчал возящийся со своей винтовкой Пью.

— То есть, — кивнула Элеум, — три тысячи патронов своего боезапаса выпускает он за пятнадцать секунд. Я все понимаю, конечно. Калибр не калибр, а патрон мощный, пуля бронебойная, быстрая и, как черт, злючая, при такой скорострельности не то, что наш грузовик, атомный танк одной очередью распилить можно, не зря, ведь, Гатлинги металлорезками прозвали, но сам посуди, Райк, патрон к такой штуке ту же десятку стоит. А пустить на воздух, в буквальном, причем, смысле, тридцать тысяч за четверть минуты не всякий себе позволить может. А кто может, предпочтет за эти деньги сотню бойцов с автоматами нанять. Дешево и сердито. Так что, твои это были, пацан. — Повернулась к скриптору широко улыбающаяся Ллойс, — вернее, бывшие твои.

— Все равно, не понимаю, почему…

Райку так и не удалось закончить фразу. Неожиданно что-то бахнуло, лязгнуло, и грузовик путешественников полетел кувырком. Бронированное днище выгнулось горбом, пошло волдырями, скособочилось, треснуло, все незакрепленные вещи в сопровождении грохота и жалобного треска опор вставшей на крышу машины разлетелись по салону. В отдалении затрещал пулемет, перевернувшийся броневик мелко задрожал, над ухом скриптора зло свистнула срикошетившая от стойки шальная пуля. Откуда-то сверху потянуло гарью.

— Наружу! — Рявкнула Элеум и, выбив ногой наполовину вывалившуюся из паза иссеченную сеткой трещин пластину бронестекла, рыбкой нырнула в проем. — Быстрее!

Что-то резко ударило скриптора в плечо. Прямо под броневую пластину. Удивительно, но было почти не больно. Не обращая внимания на быстро пропитывающийся чем-то теплым и липким рукав куртки, Райк, подхватив автомат, поспешил за девушкой. Ночь была безлунной, но света от горящей покрышки грузовика было достаточно, чтобы подросток понял всю полноту их бедственного положения.

Пятеро. Пять мерно лязгающих при каждом шаге фигур медленно приближались к подбитому фургону со стороны рощи. У одного в руках пресловутый пулемет Гатлинга. Раскаленный блок стволов подсвечивает керамические пластины противокумулятивной нагрудной брони приглушенным темно-бордовым цветом. У второго на плече виден раструб тяжелой направляющей автоматического гранатомета. Подросток готов был поклясться, что видит даже поднимающийся из него дымок. На плечевых пластинах атакующих по трафарету выведено тускло светящейся в темноте фосфорной краской изображение рассекающего шестеренку меча. Хранители. Братья-паладины. Элита Легиона…

Первым желанием Райка было вскочить, поднять руки и заорать во всю глотку, требуя прекратить все это безумие, но когда он уже почти это сделал, вооруженный пулеметом паладин поднял свое оружие и снова выпустил в сторону грузовика «короткую», патронов на двести, очередь. Броня окуталась искрами, из фургона раздались приглушенные крики. Рикошеты с визгом застригли траву. Уже успевший встать на четвереньки подросток рухнул обратно и быстро пополз прочь от фургона. Нечто невидимое громко взвизгнув, тяжело, с налета толкнуло в спину. В ладонь впилось что-то крошечное, но нестерпимо горячее. Автомат цеплялся за землю и норовил придушить сползшим на горло ремнем. Рука скриптора опустилась на рукоять револьвера и безвольно обвисла. Зачем? Что он может противопоставить рассчитанному на войну в космосе боевому экзоскелету, несущему на себе больше тонны основной брони и вооружения? Два с половиной сантиметра слоеного пирога из стали и керамики в самом уязвимом месте… А у него автомат, которым он не успеет воспользоваться, и шесть пусть и мощных, но не рассчитанных на борьбу с бронетехникой пуль. Правда, если добраться вон до того дерева, может, получится сделать несколько прицельных выстрелов… И что это даст? В лучшем случае он сможет повредить одному из них дальновизор-целеуказатель или разобьет налобный фонарь. Если бы автопушки остались целы… Райк огляделся по сторонам в поисках Ллойс. Нахмурился, заморгал. Элеум нигде не было видно. Она, буквально, исчезла, испарилась, растворившись в воздухе. Только виднелись еле заметные в темноте уходящие в противоположную сторону от пятерки рыцарей следы. Горло скриптора сжалось. Смахнув с глаз набегающие слезы обиды, подросток потащил из кобуры револьвер. Один выстрел, может, два…

Неожиданно борт фургона выгнулся, пошел трещинами, и опять поднимающий свой пулемет паладин лопнул, будто перезревший плод, обдав своих товарищей целым водопадом щедро окрашенных кровью осколков керамики, стали и пластика. По ушам ударил нестерпимо болезненный, отразившийся от редких деревьев беззвучный гром. Видимо, шокированные внезапной смертью своего собрата, рыцари рассыпались в стороны. Один ощутимо хромал. Второй, выключив фонарь, упал на колени. Похоже, разлетевшиеся на добрую сотню метров обломки, обладали достаточной энергией, чтобы повредить электронику и сервоприводы экзоскелета. Конечно, в боевой броне достаточно дублирующих систем, чтобы автоматика привела все в порядок за пару секунд но…

Ушам снова стало больно, и еще один из нападающих, на этот раз спешно перезаряжающий свое оружие гранатометчик, превратился в кровавую кашу. Басовито и зло застрекотал ручной пулемет Куклы, плеткой хлестнула снайперская винтовка Пью, и следующий стальной гигант закружился на месте, тщетно пытаясь навести на фургон спарку стволов какого-то невероятного калибра. Упавший на колено паладин неожиданно замер, а потом с лязгом повалился вперед, разбрасывая вокруг себя целые снопы искр. Задний люк механизированной брони откинулся в сторону, выпуская из своего чрева какую-то субтильную, гибкую, тут же бросившуюся в сторону леса фигуру, но снова ударил басовитый громовой раскат, и подлесок обдало целым водопадом кровавых капель. Раздался хлопок, будто некий невидимый великан с силой хлопнул в ладоши. Фургон содрогнулся, бронированный борт зазвенел, словно гигантский треснувший колокол, и в боку грузовика появилась огромная — кулак можно просунуть, дырка. Снова грохот, и дыр стало две. Один из нападающих широко расставив тумбы закованных в металл ног, картинно вытянув правую руку и заложив левую за спину, снова выцеливал покрытые ржавчиной стальные бока грузовика из громоздкого, архаичного вида револьвера. Очередной выстрел — ночь взрезает яркая дульная вспышка, и снова в броне появляется здоровенная пробоина, а в бронежилет скриптора впивается сноп мелких стальных осколков. Из салона грузовика послышался чей-то приглушенный слоем металла и резины короткий вскрик и басовитое уханье… Детскими хлопушками захлопали разрываемые пороховыми газами патроны. Огонь добрался до боеприпасов. Райк не мог видеть лица паладина, но спроси его сейчас, он мог бы поклясться, что стрелок широко улыбается.

Неожиданно перед гигантом выросла высокая гибкая фигура. Блеснуло полимерное покрытие шлема, зажатый в правой руке металл слегка изогнутого меча. Паладин отреагировал мгновенно, ствол его чудовищного револьвера метнулся в сторону, по глазам ударила яркая вспышка, в черное небо ударил целый фонтан земли. Но Ллойс там уже не было. Нырнув под руку гиганта, наемница ударила его тесаком в подмышку, раз, другой, третий. Оглушительно щелкнули распрямляющиеся приводы силового кастета, и боевая броня легионера брызнула снопом металлокерамических осколков. Снова сверкнул тесак. Отбросив оружие в сторону, паладин попытался перехватить юркую фигурку кружащей вокруг него наемницы, манипуляторы стальных перчаток щелкнули, готовые рвать давить и ломать, но Элеум, уйдя от захвата изящным пируэтом, потащила из кобуры собственный револьвер. Грохот шести выстрелов слился в один кажущийся бесконечным рев. Стальной гигант, позабыв о нападении, упал на колени, прижимая бронированные ладони к маске шлема. Одним прыжком сократив разделяющее их расстояние, Элеум, перехватив тесак двумя руками, с яростным криком воткнула его куда-то в стык пластин. Во все стороны брызнуло кровью и смазкой. Закованный в керамический панцирь великан, символ могущества Железного легиона, содрогнулся всем телом и осел на сухую, жесткую траву грудой металлолома. Последний, наконец-то, выровнявшийся рыцарь, отбросив в сторону свою ручную гаубицу, потянулся к висящему на груди станковому пулемету, но неожиданно замер безголовой статуей. Из остатков того что осталось от шлема выплеснулся целый фонтан крови.

— Занятно, — пробурчала Ллойс, разглядывая подобранный трофейный револьвер. Сняла с рукояти сначала одну ладонь. Осторожно потрясла ею в воздухе, потом повторила то же самое с другой рукой. — Ну и отдача, чёрт, чуть в лоб стволом не угодила, — пояснила она, подходя к Райку и протягивая подростку руку. — Вставай, парень.

Схватившись за протянутую руку, скриптор, чувствуя, как пылают его лицо и уши, с трудом поднялся. Голова кружилась. Земля шаталась под ногами, будто палуба попавшего в бурю корабля. Чувствуя, что сейчас упадет, скриптор, вцепившись в наемницу, повис у нее на плече.

— Райк, сколько раз говорить, руки при себе держи, — небрежно стряхнув с себя подростка, Элеум шагнула к горящему фургону. — Коли медшот, сладенький, — бросила она через плечо. — Разбираться, что с тобой стряслось, потом будем. Эй, кто живой есть?

Из пролома на месте лобового стекла показалась здоровенная, серо-стального цвета лапища.

— Живой есть. — С трудом протиснув свою тушу в пролом, мутант вытащил из него нечто, завернутое в что-то подозрительно напоминающее покрытые кровью остатки спального мешка. — Дохлый — тоже.

— Кто? — Крепко зажмурившись, выдохнула Элеум.

— Баба — железный башка, — с трубным звуком хлюпнул носом великан. — Жалко. Умник хотел показать, какой он воин. Стрелять рельсотрон. Трех железных человеков — бам и хлюп. Когда огонь — патрон гореть, прикрывать баба от пуля. А потом повернуться, а железный башка совсем дохлый. Теперь не получится много сыновей.

— Ну, полчаса у тебя еще есть, — оскалился выходящий из-за фургона Пью. — Так что, пользуйся, пока не остыла.

— Правда? — Озадачился Умник.

— Правда, прав…

Огромная ручища толстого торговца с треском врезавшись в скулу снайпера, отбросила его на добрых три метра.

— Не смей!.. — Зарычал Ыть. — Слышишь, не смей даже словом ее поганить! А ты держись от нее подальше! — Сжав кулаки, толстяк загородил от мутанта тело андроида.

— Умник не хотеть! — Поспешно поднял руки, отступая на шаг, серокожий. — Седой дурацкий слова говорить.

— Сраный киборг, — простонал Пью. — Из-за какого-то дерьмового киборга ты мне чуть челюсть не сломал!

— Она была с тобой в отряде, Пью. Какая разница, киборг она, мутант, или некрофил-насильник? Она была с тобой в отряде. Ломала с тобой хлеб. Прикрывала спину. И, по крайней мере, один раз спасла тебе жизнь. Прояви хоть немного уважения или я тебе твою тощую задницу на голову натяну. — Злобно оскалилась Элеум, осторожно разворачивая ткань. — Черт! Черт! Черт! Черт!! — Отпустив сверток, девушка развернулась и в ярости пнула борт фургона.

Кукла выглядела почти целой. Небольшая ссадина на скуле, несколько маленьких вмятин на колпаке головы и залившая весь спальный мешок, выплеснувшаяся изо рта кровь. Взяв себя в руки, наемница снова склонилась над киборгом и, прижав ладонь к шее Куклы, медленно покачала головой.

— Черт, — повторила она чуть слышно, — как это случилось?

— Умник, не видеть… — Развел руками мутант. — Умник стрелять по железным людишкам. Красивый баба тоже стрелять. Потом один из железный людишка стрелять фургон, делать большой дырка. Бам, бам! Умник падать за тюки. Прятаться. А красивый баба больше не стрелять. Потом большой баба железный человек резать. Железный баба — хороший воин. Сильный, быстрый, хитрый. Умный, почти как я. А потом я смотреть, баба железный башка мертвый или раненый. Получилась мертвый. Тогда я ее тряпка завернуть и вытащить. — Уставший от объяснений великан, махнув рукой, развернулся к постепенно разгорающемуся фургону и заворожено уставился на огонь.

— Много хороших вещей гореть, — покачал он головой. — А баба железный башка совсем жалко. Хороший был, красивый…

— Не повезло, — цокнула языком Ллойс, — похоже, она осколок макушкой словила. Колпак целый, а мозги — в кашу. Даже шею переломало. Стой, а это что? — Склонившись над Куклой, наемница принялась ловко стаскивать с андроида одежду.

— Вот сучка. — Прошипел не спешащий вставать, все еще придерживающий рукой челюсть, снайпер. — Всем нельзя, а тебе можно что ли?

— Ты, ыть, чего? Ты чего? — Нахмурившийся толстяк, снова сжав кулаки, шагнул к Элеум.

— Не трогай ее, — отбросив в сторону шприц-тюбик медшота потянулся за револьвером Райк. Лицо подростка перекосилось от ярости. — Только на шаг подойди, и я тебе в башке такую дыру сделаю — всего твоего барахла заткнуть не хватит!

— Да заткнитесь, вы. — Отмахнулась от обоих мужчин Ллойс. — Черт, не замечала раньше. У нее тут шрамы от операций. Почти не видно, но… вот, дрань… — перевернувшая тело андроида лицом вниз, Элеум провела пальцем вдоль шеи и уперлась пальцем в левую лопатку.

— Ну и что, — хмыкнул Пью. — Сама знаешь, рабыни высшего класса искусственные все. Им даже нижние ребра удаляют и их кусками ноги наращивают, чтобы фигурка постройней была. Да в ней, небось, силикона больше, чем в суперкомпьютере..

— Вот здесь была татуировка. А вот тут… — Бормочущая себе под нос Ллойс неожиданно выхватив нож, сделала надрез на коже андроида и, запустив палец в рану, вытащила из нее небольшой металлический предмет.

— Передатчик? — нахмурился Пью.

— Нет… Не похоже, — покачала головой Элеум, разглядывая зажатую между пальцев поблескивающую сталью горошину. — Больше похоже на ампулу. Тут номер есть Х34-Е78-l01-L-1-A-…

— 27, — закончил за нее Райк. — Это Хелла… сестра… Я назвал ее мерзостью… Я… Я её не узнал… Я… Она … Плохой… Действительно, плохой… Худший… Рядом… — С трудом поднявшись, скриптор, бессильно уронив револьвер под ноги, шатаясь, будто пьяный, зашагал прочь… Плечи подростка содрогались от с трудом сдерживаемых рыданий.

— Вот так семейная встреча, — слабо хохотнул Пью. — Прям довоенный женский романчик.

— Заткнись, Пью, — злобно прошипела Элеум и, воровато оглянувшись, на удаляющуюся спину скриптора, с хрустом вонзила нож под срез металлического колпака.

— Ты, ыть, что творишь? — Зашипел толстяк.

— Карты памяти снимаю, — невозмутимо пропыхтела, высунув от усилий язык погрузившая ладонь в красно-белую массу Ллойс. — Поможешь мне могилу выкопать?

— Не могла мне сказать, я бы, ыть, просто колпак открыл…

— Задницей, что ли? — Хмыкнула, продолжающая копаться в мозгах, Ллойс. — Или у тебя инструменты всегда с собой?

— Я помочь, — неожиданно произнес сидящий рядом с горящим грузовиком мутант. — Лопата теперь нет, людишки долго копать будут. Я сильный. Быстро для мертвец яма делать.

— Это хорошо, что быстро. — Кивнула Ллойс, с прищуром вглядываясь в разбросанные по поляне, тела. — Боюсь, что этих ребятишек скоро хватятся. Ыть, из фургона что-нибудь спасти удалось?

— Так, ыть, когда? — Со вздохом глянул на чадящий горелой резиной, охваченный пламенем остов броневика толстяк. — Что на себе было, то и взял. Повезло еще, что боеукладка к тридцатимиллиметровке не рванула.

— Значит, все-таки, гнилые были, — невесело усмехнулась девушка. — Чего еще от Весла ждать… До Хаба километров двести. Если лесом — триста. Надеюсь, отстанут от нас слегка пораньше.

— Не стоит, — хмыкнул снайпер.

* * *

Остаток ночи Райк помнил смутно. После поспешных, без прощаний и слов похорон того, что осталось от Хеллы, отряд в спешном порядке бежал от фургона. Ллойс и снайпер с ходу задали бешенный темп. Наемница петляла между деревьями, то заставляя ломать на пути ветки и приминать траву, то скакала по корням, гигантской гадюкой шипя на каждого, чья нога хотя бы мимоходом касалась земли. Несмотря на все протесты торговца, отряд больше часа брел по колено в воде текущего откуда-то со стороны холмов ручья. Они, то шли на север, то сворачивали на запад, то возвращались по собственным следам назад. Один раз путешественники даже вышли на поляну с фургоном. На одной из развилок еле заметной тропинки незаметно сгустившегося леса Ллойс вытребовала у толстяка единственное сохранившееся у него оружие — ребристое металлическое яйцо ручной гранаты. Сопровождаемая насмешливым взглядом Пью, вытряхнула из кармашка подсумка пригоршню красно-бурых капсул наркотика, и утолкав все это в любезно разломанную Умником металлическую флягу соорудила что-то вроде подвешенной на дереве растяжки. Дважды, ругаясь последними словами, рассыпала на пути табак. Предрассветные часы слились для скриптора в череду звуков и мелькающих пятен, уничтожающий даже зачатки мысли калейдоскоп, медленно погружающийся в ледяную пучину безразличия и тоски… Ноги омертвели и не слушались, воздух, заполняя грудь, разрывал и обжигал легкие, вылетал из приоткрытого рта веером микроскопических кровавых капель, давил на скрученные судорогой ребра, сердце кололо и колотилось попавшей в силки птицей, рвалось где-то в стянутом, будто стальной проволокой, горле, перед глазами плавали багровые пятна, но Райку было совершенно наплевать. Хелла. Его пропавшая без вести сестренка. Он прожил с ней бок обок больше месяца. И не узнал. Не смог узнать в этом несчастном, исковерканном рейдерами существе родную сестру. Хелла…

Она его защищала. Всегда. Сколько он себя помнил. В яслях и учебке — от старших детей. В столовой — от все время старающихся отнять поднос с пайком хулиганов. Он всегда был слабым. Слишком слабым для Легиона и ему об этом постоянно напоминали. Хелла тоже не отличалась большой силой, но зато ничего и никогда не боялась. И всегда дралась до конца. С ней старались не связываться, справедливо считая, что обижать бешенную в драке девчонку с интеллектом десятилетки себе дороже. Так или иначе начальный учебный курс он смог закончить только благодаря ей. А ей нравилось слушать, как он читает ей детские сказки. Она его любила. По-настоящему. А он… В болотах на катере, когда он ушел подальше от всех почитать, она попыталась пристроиться рядом. Тогда он велел этой мерзости уйти. Она не послушалась и попыталась его обнять… Подросток смахнул стекающие по лицу соленые капли. Он испугался… Испугался прикосновения скверны и ударил ее прикладом. Погнал прочь пинками. Больше она старалась не подходить к нему слишком близко. Больше она…

Плохой… Она сказала, что он плохой…

— Не спи, Райк! — Вцепившиеся в воротник пальцы Элеум выдернули подростка из полубессознательного состояния.

Почему-то горели щеки. В носу противно хлюпало…

— Я сейчас, — прошептал скриптор, с трудом сосредоточившись на маячившем над ним лице зло ощерившей зубы наемницы. — Я сейчас… — Он сам не заметил, как упал. Надо подняться. Сейчас, он встанет на ноги и побежит за всеми. Сейчас, только пару минут…

— Все. Спекся пацан… Умник, понесешь? — Раздраженно плюнув под ноги, повернулась к невидимому в предрассветной мгле великану Элеум.

— Хорошо. Умник добрый. Будет нести маленький людишка. Но лучше бросить. Маленький слабый — бесполезный. С Умник будь. Баба плохой волос сильный. Быстро бегать. Хорошо драться. Будут хороший сыновья. Большой баба волос плохой и рисунок на шкура страшный, но Умник терпеть. Умник мешок голова одеть… — Раздался в ответ басовитый рык, судя по голосу ни капельки не уставшего от их сумасшедшей чехарды великана.

— Неси давай, — раздраженно буркнула Ллойс. — Жених нашелся.

Огромные серые пальцы великана легко вздернули скриптора на ноги, перехватили и забросили на широкое, словно лавка, мускулистое плечо. Райк всего этого уже не чувствовал. Его сознание затопила черно-багровая тьма.

* * *

Убежище выглядело странно. Да и не бункер, по большому, счету это был. Просто, очень глубокий, здоровенный, разветвленный подвал снесенного под самый фундамент и засыпанного грудой мусора дома. В темных клетушках с низкими потолками, несмотря на лето, было прохладно и сыро, пахло гнилью, мокрицами, грибами и почему-то свежей хвоей. С потолка на незваных гостей, зло поблескивая глазками, смотрели истинные хозяева этого места — жирные толстобрюхие пауки.

— Ну, вот, — с грохотом закрыв толстенную стальную крышку и провернув колесо задвижки, Элеум ловко съехала по перилам и села на прикрытый подранным стеганым одеялом деревянный ящик. — Теперь хрен нас найдут. Дроны, собаки — плевать. Посидим денек-другой, а потом двинем в Хаб.

— Знатное место. — Цокнул языком, окидывая взглядом полукруглые, покрытые потеками ржавчины железобетонные своды Пью. — Как нашла?

— Человечек один рассказал, — криво усмехнулась Ллойс и, выщелкнув из пачки сигарету, прикурила ее от стоящей в середине подвала керосинки. Потревоженное пламя дрогнуло. По стенам заплясали причудливые искаженные тени. — А я вот и подумала, что неплохо бы рядом с городом лежку заиметь. Мало ли… пригодится.

— Действительно пригодилась. — Прищурился Пью. — И где тот человечек сейчас?

— А я знаю? — Безразлично пожала плечами девушка и выпустила в воздух огромный клуб дыма. — Главное, что подвальчик этот никто так и не нашел.

— Хорошо прошли, — кивнул своим мыслям снайпер. — След запутали — мама не горюй. А растяжка с винтом, это вообще, подлянка такая, что я бы десять раз подумал, стоит ли за нами дальше соваться.

— Сунутся, не сомневайся, — усмехнулась наемница. — На той поляне пятеро было, еще двоих я с другой стороны лесополосы зарезала… Снайпера, мать его. Страховщики. Даже не прятались. Обсуждали, как паладины нас давить будут. Ставки делали… Легион не прощает. Другое дело, что тех, кто рожи наши видели, в живых не осталось, к утру дождь начался, а значит, все, что смогут сказать их следопыты, что нас было пятеро, причем, двое наверняка серокожие. Отряд мутантов будут искать. Не нас.

— А почему, ыть, двое? — Вздохнул зябко кутающийся в одеяло, близнец того, на котором устроилась Элеум, толстяк.

— А ты свои ножки давно видел, сладенький? Или из-за брюха уже и ни помнишь, как они выглядят? — Приглушенно рассмеялась Девушка. — Урсусу матерому лапищи впору. Или ты думаешь, что у тебя ножки как у девочки-принцессы?

— Ноги как ноги, — непритворно обиделся толстяк. — И вообще, я не толстый. Это у меня кость широкая. И бланки…

— И бланки тоже… широкие… — нервно хихикнув наемница, неожиданно громко чихнула. — Чертова пылища…

— Как у кого с патронами? — Обведя взглядом усталые лица поинтересовался снайпер. — У меня три магазина к Труви и полторы обоймы к пистолету.

— Пятнадцать, и двенадцать, получается, — выпустила в потолок тонкую струйку дыма Элеум.

— Моя только четыре осталось! — Медленно загибая пальцы проворчал Умник.

— А у меня ничего, — горестно покачал головой Ыть. — Даже нож про… потерял, в общем.

— Держи, пухлик, — протянула толстяку рукояткой вперед свой револьвер девушка. — Барабан полный, и вот еще скорозарядники, — покопавшись в разгрузке, Ллойс вытянула на свет пять удерживающих в зажимах донышки гильз, пластиковых кольца. — Еще четыре магазина триста восьмого есть, но автомат в фургоне остался.

— А сама? — Удивился торговец.

— А у меня теперь вот такая игрушка, — похлопала по заткнутому за пояс оружию девушка. — Только кобуры нет.

— Знатный пекаль. Только патроны хрен найдешь, — покачал головой Пью.

— А вот и не правда, — усмехнулась Ллойс. — Обычный четыреста пятьдесят восьмой, который Lott или S&W в него тоже заряжать можно. А этих малышек я пока поберегу. — Похлопала она ладонью по подсумку.

— Да как это вообще? — Недоуменно захлопал глазами толстяк. — Хотите сказать, пистолетный патрон броню, с которой не всякий пулемет справится, насквозь шьет?

— А это не обычный патрон, — вытащив револьвер наемница откинула барабан и, подцепив ногтем донышко гильзы, покрутила заряд перед носом торговца. — Видишь, какая тут пуля длинная? Даже барабан нарастить пришлось. А все потому, что не пуля это вовсе, а маленькая ракета со сложносоставным, подкалиберным бронебойный снарядом в качестве боеголовки. С сердечником из обедненного урана. А за начальную скорость патрон с хитрым порохом решает…

— Который не патрон вовсе, а корпус и первая ступень этой сраной ракеты. Их во время войны специально для офицеров делали. — Пояснил Пью. — Чтобы можно было в пару выстрелов даже тяжелого дрона или боевого киборга раскурочить, если он в блиндаж или окоп прорвался. А револьверы, это потому, что патрон сложный, в самозарядном пистолете утыкался часто. Да и понадежней револьвер любого пистолета будет. В конце войны, вообще, оружие больше не на людей, а на киборгов да дронов было рассчитано. Людей-то не хватать стало. — Снайпер невесело хохотнул. — Вот и выкаблучивались с пушками как могли. Поначалу все больше импульсники да реьсотроны, конечно, в ход шли. Потом, когда мощностей и баз стало для производства маловато… — Стрелок задумчиво почесал щеку и, нагнувшись, чуть прикрутил пламя керосинки. — То решили вот такие хитрые патроны выпускать. А когда все совсем плохо стало, кто-то карабины да хауды под неимоверные калибры клепать начал. Под самый конец, вообще, охотничьи штуцера и гладкостволы четвертого калибра на поток пустили…

— Охотничьи? — Вяло поинтересовался толстяк.

— Ну да, — кивнул Пью. — Патрону нитро экспресс шестисотому лет двести пятьдесят уже, а народ им до сих пор пользуется. Или вообще 4-Bore. А что, пуля простая, переснаряжать легко, с навеской и сортом пороха тоже особо заморачиваться не надо — двустволка все, что хочешь, сожрет, лишь бы стволы выдержали, но мощи в ней ненамного меньше, чем в пятидесятом калибре…

— С пробивной силой не очень. — Проворчала, сосредоточенно пытающаяся с помощью ножа и остатков старой портупеи соорудить что-то, вроде открытой кобуры для револьвера, Ллойс.

— Не очень. — Согласился стрелок. — Да и с дальностью тоже. Патрон дозвуковой, пуля тяжеленная — сто двадцать два грамма, так что, да падение большое — на километр не стрельнешь. Но зато, если такой чушкой попадешь, неважно куда даже, то тут и у паладина в боевой броне все потроха внутри перетряхнет. Видал я, что с тяжелыми боевыми дронами после попадания делается… — Стрелок невесело усмехнулся и принялся задумчиво рассматривать почти зарубцевавшиеся культи на месте пальцев. — Всю электронную требуху в крошево. И никакая активная броня не спасает. Она, ведь, не на болванку, а на струю кумулятивную, в основном, рассчитана. Да и под обычный двенадцатый калибр тоже много чего хитрого есть.

— Вот, ыть, — покачал головой торговец. — Пакостная, все же, человек скотина. Что только не придумает, чтобы ближнему гадость сделать. Хоть, эти пули взять. Они, ведь, сегментные. В теле кусками разойдутся…

— Это точно, — кивнула Ллойс. — Такого фарша наделает, что ни один хирург не соберет.

— А у Райка что? — Перебил ее снайпер. — И где он вообще?

— Там, — неопределенно махнула за спину девушка. — Плачет. Карабин он посеял, но автомат, вроде, целый. Шесть магазинов в разгрузке. Еще три в подсумках… К шпалеру своему патронов запасных не носит. Но, все равно, самый из нас богатый.

— Моя есть хотеть. Маленький людишка неси. Рельсотрон неси. По холодный ручей ходи долго. Умник с утра еще жрать хотеть. — Неожиданно заявил заворожено смотрящий на пляшущий в керосиновой лампе язычок пламени великан.

— Там, под фанерой тушенка. — Вяло ткнула пальцем в сторону дальнего конца подвала Элеум. — Угощайтесь. И мне тоже банки четыре прихвати! — Крикнула она в спину удаляющегося в указанную сторону великана. — Парня успокоить и накормить надо. А то, того и глядишь, совсем свалится.

— Это да. Накормить пацана надо. — Усмехнулся снайпер. — И успокоить. Ты уж постарайся, Дохлая. Утешь его, как следует. Парень, все же, семью потерял.

— Пошел ты, Пью, — протянула Ллойс и, легко встав на ноги, скрылась в темноте. — Тебя не спросили.

— Слушай, Ыть, а какие бланки за ночное зрение отвечают? — Смотря вслед удаляющейся девушке, задумчиво протянул стрелок.

— Тык, ыть, «Кошачий глаз», «Иволга», «Сова», «Вампир»… — принялся перечислять толстяк.

— Не… — покачал головой снайпер. — От кошкиных буркалок зрачок вертикальный становится, те, кто с Вампиром — бледные, как покойники, и света боятся, а Иволга и Сова — это не ночное зрение, это, скорее, радар…

— Тогда не знаю, — развел руками толстяк.

— Вот и я тоже, — кивнул своим мыслям Пью. — А, все же, хорошо она кулаками машет. Силовым кастетом и ножиком паладина в полной боевой броне раскатать — дорогого стоит. Одно слово, гладиатор-прайм. И от дульных вспышек не слепла. Рыцарь в шлеме со светофильтрами ожог сетчатки получил, оружие бросил, а ей хоть бы хны. А бегает, как? Ночью в лесу, под дождем, и ни разу не споткнулась…

— Ты это к чему, — удивился толстяк.

— Да так, просто мысли, — отмахнулся от торговца снайпер. — Просто мысли…

* * *

Расположенная в дальнем конце длиннющего коридора комнатенка, наверняка, должна была служить кладовой. Об этом говорила и массивная стальная дверь и бурые следы от давно сгнивших полок на стенах. Одеяло пахло пылью и плесенью, пол был холодным и жестким, керосиновая лампа почти погасла, но Райку было плевать. На все плевать. Слезы кончились. Остались только усталость и какое-то оцепенение чувств. Будто кто-то смог накачать новокаином саму душу скриптора.

Я предал самого близкого человека… Я предал. Предал… слова вертелись в голове, медленно теряя яркость и смысл. Расходящаяся откуда-то из-под сердца ледяная апатия медленно, миллиметр за миллиметром пропитывала тело, гася краски и звуки. Хотелось одного, чтобы все закончилось. Взгляд подростка упал на лежащий неподалеку от лампы револьвер… Медленно повернувшись к стене, Райк начал следить, как пляшут тени на полированной стали барабана. Как отсветы постепенно тускнеющего язычка пламени расползаются по длинному стволу и стекают вниз к деревянной, покрытой исцарапанным, потускневшим от времени лаком рукояти… В конце концов, это тоже выход.

За спиной скрипнула ржавыми петлями дверь.

— Я пожрать принесла. — Проворчала наемница, с глухим стуком опустив на пол две слегка помятые жестяные банки. — Тушенка.

— Спасибо, — еле слышно прошептал скриптор.

— Керосинку надо заправить, — присев неподалеку от свернувшегося калачиком легионера, безразличным тоном заметила девушка.

— Ага… — Нашел в себе силы кивнуть Райк. — Надо… Наверное…

— Ты не виноват… — Голос наемницы на мгновение дрогнул. — Ты ничего не мог сделать…

— Я знаю, — прошептал Райк и устало прикрыл глаза. — Не обижайся, но я… мне нужно побыть одному…

— Ну… тогда… — глубоко вздохнув, девушка встала и направилась к выходу, — я пойду…

— Ага…

Дверь снова скрипнула. Со стуком вошел в паз толстый стальной брус засова, раздался шорох, что-то лязгнуло и зашуршало по бетону…

— Ты чего? — Начал было разворачиваться в сторону источника звуков скриптор, но был остановлен на середине движения.

— Не смотри, — прошептала ему на ухо наемница. — Закрой глаза и не смотри. Пожалуйста. — Покрытая татуировками рука, протянулась к лампе. Пламя, лишенное доступа кислорода, заметалось и погасло. Подвал погрузился во тьму.

— Темно, ведь…

— Все равно, не смотри.

Чуть слышно звякнули пластины отброшенного в угол комнатенки бронежилета. Перевернув подростка на спину, девушка принялась расстегивать клапан комбинезона. — Глаза закрой.

— Ты, что, в темноте видишь?.. Стой… Я не хочу. Не надо…

— Надо… Закрой глаза… Не смотри… И помолчи пожалуйста.