Что-то испортило Оливеру аппетит. За завтраком он по обыкновению заказал двойную ветчину — розовую, со слезой, — но ковырял её вилкой без всякого вдохновения. Это был тревожный симптом.

— В чём дело, старина? — поинтересовался Роберт, подсаживаясь к толстяку.

— А, это вы, шеф, — биохимик оживился. — Помогите мне. Я окончательно запутался. Эта Опухоль ни на что не похожа. Лавина вторичных эффектов и все разные... А тут ещё Хьюз зудит и принюхивается, будто я нарочно путаю карты.

— Погоди, а как же Ральф? — Роберт поискал глазами своего маленького помощника.

— Зачем вы, шеф? — Оливер отодвинул прибор. — Вы не хуже меня знаете цену показухи. У русских, заметьте, это нечто вроде ругательства.

— Короче, что вы от меня хотите?

— Самую малость. — Толстяк развёл руками, будто собирался или обнять своего руководителя, или вцепиться в него мёртвой хваткой. — Давайте слетаем в Зону. Прихватим с собой Хьюза. Полковник давно рвётся к Опухоли, да побаивается, как бы там не заразиться. А за компанию...

Роберт откинулся в кресле, насмешливо посмотрел на биохимика.

— Я ведь не специалист по опухолям, старина. Я энергетик! Понимаешь, светлая твоя голова? Вы уж лучше Эвелину с собой прихватите. Она — врач, ей это ближе. Да и попутчик из неё куда более приятный, чем я.

— Вам виднее, — Оливер пожал плечами. — Но вскоре от нас потребуют отчёт, я честно сложу оружие — для меня, поверьте, это лучший выход, — а Ральф...

Дверь распахнулась, и в столовую вошёл Ральф. Он даже жевал со значением. Так, будто с минуты на минуту ожидал прихода какой-то гениальной мысли, но праздное шевеление челюстями портило всю торжественность момента.

— Так вот, — завидев помощника Роберта, Оливер заговорил уже зло и нарочито громко. — Я капитулирую и меня простят. А Ральф тотчас объявит: расследование, мол, велось неорганизованно, методику не разработали, научный руководитель не вник...

— Исследование, — поправил его Роберт.

Толстяк побагровел.

— Не учите меня жить, доктор. Я знаю цену словам так же хорошо, как и некоторым своим коллегам. Опухоль — это уже расследование.

— Вы его не слушайте, Ральф. — Роберт посмотрел на часы. — Оливер — известный завистник. И что вы думаете его раздражает? Тайна Опухоли и ваше наплевательское отношение к этому небезынтересному факту? Ничуть не бывало...

Ральф тускло улыбнулся.

— Его бесит ваша конституция, мистер Ральф, — продолжал паясничать Роберт, взвешивая в уме аргументы биохимика. — Толстяки всегда завидовали изящным мужчинам.

В столовой послышался смех.

— Но он мудр, — задумчиво покачал головой Роберт. — Когда придёт время разбрасывать камни, их в самом деле высыпят на мою бедную голову. Ты мудр, Оливер, как мой ненаглядный Змей. А посему я готов лететь.

Он острил, всё время, пока шли сборы, по поводу и без повода, но как только взревел двигатель, и струя воздуха примяла вокруг машины траву, умолк, отключился от разговора.

Вертолёт мягко, будто кошка, прыгнул в небо.

В считанные секунды ушли вниз приземистые здания лабораторного и административного корпусов, куб энергоблока, незатейливые аллейки парка. Слева качнулась и пропала громада холма, верхушку которого утыкали антенны из хозяйства профессора Доуэна.

Незаметно пролетело что-то около часа.

— Похвалы маленьких людей редко кого трогают, — напыщенно произнёс Хьюз, — но все надежды теперь на вас, доктор. На вашу интуицию. Это неизвестное излучение натворило там та-ко-го...

Роберт хмыкнул:

— Полковник, зачем льстить? Я могу поверить, что у вас повышенное давление, но — повышенная скромность?.. Нет, ни за что.

— Хьюз думает, что у вас, Роберт, карманы набиты генеральскими звёздами, — без тени улыбки, не скрывай ненависти, заметил Оливер. — Или же хочет подсластить пилюлю по имени Опухоль.

Полковник, не поворачивая головы, небрежно бросил:

— Я не так глуп, как вы полагаете, Оливер. Я хоть делаю своё дело. Исправно делаю. А вы только обжираетесь за счёт налогоплательщиков и долдоните о «вторичных эффектах»... Условия вам для опытов создали, механизм действия генной бомбы на клетку в принципе известен. Так чего вам ещё надо? Была б моя воля...

— Подлетаем, — прервал их ссору Стивен, выглянув из пилотской кабины. — Прошу всех надеть защитные костюмы.

— Какая гадость! — Ральф, поскользнувшись, упал, поспешно поднялся и теперь не знал, о что бы вытереть руки — бурая слизь выпачкала ему перчатки, клейкими лохмотьями повисла на коленях. — Здесь невозможно идти: всё расползается под ногами, всюду разложение и смрад. Здесь нечем дышать, доктор.

— Успокойтесь, — буркнул Роберт, останавливаясь и осматриваясь по сторонам. — Благодарите бога, что вам дали респиратор. Руки можете вытереть об одежду. Всё равно после дезактивации защитные костюмы сожжём.

Они шли по узкой просеке.

По обе её стороны вставала буро-зелёная стена деревьев, кустов и лиан, заполученных сюда, казалось, со съёмок фантастического фильма. Даже безразличного ко всему Роберта поразил их вид и размеры. Всё живое утратило здесь чувство меры и пропорции: папоротник уходил в поднебесье, будто кипарис, а тростник в болотце — тростник ли? — разбросал в разные стороны толстенные колченогие стволы. Кожистые листья-свитки, которые росли прямо из земли, чередовались с бурыми горообразными наростами, ядовито-зелёными космами слизи, которая на всех «этажах» опутывала этот странный лес.

— Я так понимаю, — брезгливо сказал Роберт, — вы сейчас занимаетесь идентификацией: что из чего получилось после взрыва генной бомбы.

Оливер, проследив его взгляд, отрицательно покачал головой:

— Нет, это не тростник. Это скорее всего хвощ. Или какая-нибудь поганая водоросль, покинувшая естественную среду обитания. Здесь всё перепуталось, доктор. Ни о какой идентификации не может быть и речи. Кстати, вся эта сельва — мутанты на уровне травы. Наросло... после взрыва. Мы же вам докладывали, показывали фото...

— Плевал я на ваши фото, — доверительно заявил Роберт, всматриваясь в хмурые лица попутчиков. — Что же вы мне все толковали: «вторичные эффекты», «вторичные эффекты». Бомба — я вижу — не выполнила свою сверхзадачу.

Хьюз насторожился, а толстяк, наоборот, сник.

— Поэтому я и просил вас, — пробормотал Оливер. — Так сказать, коллегиально, сообща... Лично я уже давно сложил оружие. Это непосильная загадка. Мы не ждали...

— Какая загадка?! — рявкнул Роберт. Ему ужасно захотелось глотнуть разок-другой из армейской фляжки, с которой не расставался, но не станешь же пить на глазах у этих болванов. — Нет загадки, нет никакой Опухоли. Есть элементарная неудача. Ваша «добрая бомба», Оливер, должна подавлять жизнеспособность генов, примитизировать их. Это аксиоматично. Но где здесь признаки регресса, где? Уродцы, мутанты, трава, превратившаяся в джунгли, — вся эта пляска обезумевшей жизни годится-для эксперимента, но не для вашей «гуманной» бомбы.

— Мы и есть экспериментаторы, — окрысился вдруг Оливер. — Вы ведёте себя так, шеф, будто мы фабриканты оружия, а вы — прогрессивный профсоюзный деятель...

— Лучше помалкивайте, — посоветовал ему Роберт, пытаясь на ходу сковырнуть ботинком какое-то низкорослое растеньице с удивительно мощными стеблями. — Не знаете кто мы такие — спросите у полковника.

Они как раз вышли на скальную террасу, несколько возвышавшуюся над унылой местностью Зоны. Хотя подъём был весьма непродолжителен, лица за прозрачными щитками респираторов посерели, в шлемофонах слышалось прерывистое дыхание.

— Мы тщательно охраняем зону Опухоли, — не без гордости заявил Хьюз. — Обратите внимание, доктор, вон на те сторожевые вышки. Кроме электронных систем, задействованы и старые добрые методы: круглосуточное патрулирование, тройное ограждение, естественно, ток.

Роберт хмуро кивнул. Пред его взором открылась почти вся Опухоль. В огромной массе зелени — гипертрофированной, уродливой — чувствовалось нечто грозное и нездоровое. Жизнь действительно здесь вспухла, размножилась вне всяких пределов. По краю сельвы, где над обезумевшей биомассой вытыкались сторожевые вышки, шла чёрная полоса. Такой же выглядела с высоты и просека, по которой они сюда пришли.

— Выжигаем огнемётами, — пояснил Хьюз, угадав невысказанный вопрос Роберта. — Каждое утро. И просеку тоже. Эту зелёную заразу иначе не остановишь.

— Вот именно, — подтвердил Роберт. — Ваша генная бомба, Оливер, не подавила, а разбудила ген. Признаки распада и разложения — это всего лишь результат непомерной жизнедеятельности растений.

Всё ещё обиженный биохимик буркнул:

— Ещё неизвестно что лучше: превратиться в бессловесную скотину, деградировать или помереть от того, что жизненные системы пойдут после облучения вразнос, сожгут самое себя.

— Что там? — вдруг испуганно прошептал Ральф. Его маленькая ручка указывала в сторону океана, берег которого скрывала распухшая зелень псевдосельвы.

— Где? — спросил Роберт.

— Там, там, там...

Золотистые лучи заходящего солнца выхватили в дальней «проплешине» несколько тростниковых крыш.

— Покинутые бунгало, — с готовностью объяснил Хьюз. — Использовались для съёмок какого-то фильма. Кинокомпания имущественных претензий не имеет.

— Всё-то вы знаете, полковник, — поморщился Роберт.

Оливер вдруг побледнел, а Стивен, который всю дорогу беззаботно насвистывал, зачем-то поправил кобуру пистолета.

Быстро темнело.

Уже не только крыши, но и сама «проплешина» растворилась в болезненном теле Опухоли. Из болот поползли смрадные туманы, а над Фиолетовой пустошью, куда пришёлся эпицентр взрыва генной бомбы, зашевелилось призрачное, беспокойное свечение.

Затем просека сузилась, нырнула в долину, и маленький отряд, спешно возвращавшийся к вертолёту, инстинктивно сгруппировался вокруг Роберта.

В зарослях, чернеющих по обе стороны просеки, творилась непонятная людям ночная жизнь: вскрикивали птицы, что-то шипело и ухало, а на болоте неизвестная тварь методично и оглушительно скрежетала зубами.

— Хищники здесь раньше были? — спросил Роберт.

Ральф хихикнул, а Стивен на всякий случай расстегнул кобуру.

— Что вы. Насекомые, птицы, грызуны. Правда, — Оливер замялся, — они тоже частично... изменились. Кто есть кто — не понять! Но, к счастью, вся эта живность держится зоны Опухоли. К примеру...

— Вот вам пример! — взвизгнул Хьюз. Затем грянуло два выстрела. На Роберта вдруг надвинулось из мрака нечто чёрное и лохматое. На уровне его лица нежданно-негаданно оказалась оскаленная в злом рычании морда собаки. Роберт шарахнулся в сторону, выстрелил. Собака тут же исчезла во тьме.

— Улетела... — выдохнул изумлённый Стивен.

— Не мелите чепухи! — вспылил Хьюз. — Она прыгнула на меня.

— Полно вам, — заявил обстоятельный Ральф. — Полковник явно ошибается: для прыжка собака двигалась чересчур медленно. Она действительно... как бы это сказать... плыла в воздухе.

— А глаза, глаза, — всё ещё удивлялся Стивен. — Глаза-то у неё горели. Жёлтые такие. И светятся...

Какое-то жуткое ощущение, будто они находятся не на Земле, а идут по незнакомой и опасной планете, заставило Роберта поёжиться. Он грубовато приказал:

— Прекратите разговоры. К вертолёту, за мной!

Оливер весь вечер помалкивал и много пил.

«Понимаю тебя, приятель, — сочувственно подумал Роберт, добавляя в стакан лёд. — Одно дело — теория. Разные там выкладки, формулы, рекомендации... А вот результат... Да если он к тому же такой мерзкий... Я, конечно, не специалист по Опухолям, но эта обезумевшая биомасса впечатляет... Ничего, приятель. Это — наш хлеб! Дерьмовый, не спорю, но наш, наш, наш...»

Его понемножку начинало разбирать, и Роберт весело приветствовал как входящих в бар, так и тех, кто выходил.

Они зашли сюда все, не сговариваясь, как только вертолёт вернулся на базу. Пока Стивен искал пятый стул, Роберт осмотрел свою унылую команду и не без иронии отметил: жить в подобных засекреченных Центрах всё равно, что годами играть в захолустном театре один и тот же спектакль — осточертевшие декорации, те же лица вокруг, одинаковые слова и страсти. Бр-р-р!

Ральф вспомнил было, о летающей собаке, но Роберт тут же заявил: в Зоне могут летать даже коровы, и пускай, мол, Ральф благодарит бога, что ни одна из них... После такого сакраментального заявления все засмеялись, и разговор об Опухоли на время прекратился.

— Вы сегодня много пьёте, доктор, — осторожно заметил Хьюз. — Вас что-то беспокоит?

— Уморил! — захохотал Роберт. — Честное слово, уморил. Полковник, вам не идёт роль пастора. Шпионите за нами — пожалуйста, но чтобы я вам исповедовался... Но-но-но!

Роберт пьяно погрозил полковнику пальцем.

— С вами невозможно разговаривать, — обиделся Хьюз. — Я разделяю все ваши тяготы, беспокоюсь... Сегодня, можно сказать, жизнью рисковал...

Роберт снова рассмеялся:

— У вас, приятель, мания величия... Да кому ваша жизнь нужна? Вы просто струхнули в зоне Опухоли. Да? Собаки испугались? Бояться надо коров, полковник. Уж если коровы начнут летать...

— Между прочим, среди охранников есть случаи заражения, — упрямо сказал Хьюз. — Какой-то вирус-мутант. Кожа становится золотистой и...

— И что? — Роберт плеснул себе виски. Полковник пожал плечами:

— Не знаю. Но факт заражения остаётся фактом.

— Какая чушь, — поморщился Роберт. — Объясните ему, Оливер, что в Зоне происходит с кожей. Да... Остаточный фон. Влияет только на пигмент. Появляется эффект «загара». Вы, кстати, Хьюз, сегодня тоже подзагорели.

Полковник побледнел, судорожно глотнул из своего стакана.

— Что с вами? — удивился Роберт. — На вас лица нет. Бросьте вы свои страхи. Вы перестали понимать шутки, а это уже опасно. Лучше выпейте со мной и всё забудьте.

В Зоне, кстати, можно гулять без всяких там защитных костюмов... Плесни-ка нам, Стивен.

Хьюз отодвинул свой стакан.

— Это правда? — спросил он у Оливера, вытирая покрытый испариной лоб.

— Что именно? — не понял толстяк.

— Эффект загара, пигмент... — нетерпеливо пояснил тот. Не ожидая ответа биохимика, Хьюз вдруг громко захохотал. — Да, Роберт, я боялся. Я чертовски боялся золотистой заразы. Налей, налей мне побольше, Ральф.

Стена наклонилась и решительно двинулась навстречу Роберту. Он выставил руки, чтобы не расшибиться, немного постоял. Коварная стена заходила теперь с другой стороны, примерялась, чтобы ударить в спину.

— Я всё вижу, — с угрозой сказал ей Роберт. — Сгинь! В кабине лифта его поддержал телефон, на который ему после двух неудачных попыток всё-таки удалось опереться.

Лифт остановился на третьем этаже.

Выпитое нисколько не успокоило душу. Напротив, какие-то чужие голоса, лица и образы толклись в сознании, пока Роберт не собрался с силами и не прогнал их. После этого появилось облако. Высокое, кучевое, с которого, будто с горы, спускалась небесная Лыжница.

— Уходи! — попросил её Роберт. Он, наконец, ввалился в свою комнату, рухнул на кровать. Тут же пол комнаты провалился. Роберт летел над Опухолью на своём одноместном планере, а навстречу ему, обрывая зловонные нити паутины, всплывала дохлая собака. Лыжница села на своём облаке и заплакала. Собака вдруг залаяла.

«Как она, дохлая, может лаять?» — слабо удивился Роберт. — «Это она меня увидела, — сказал полковник Хьюз, невесть откуда появившийся в тесной кабинке планера. — Меня собаки почему-то не любят...» Без всякой связи с предыдущими словами он вдруг зашептал, наклонившись к уху Роберта: «Те солдаты погибли, доктор. Все до одного. Которые заразились». — «Они не могли погибнуть! — вскричал Роберт. — Максимум два-три приступа лихорадки. Озноб. Всё равно что пересидеть на пляже». — «Поздно, — шепнул Хьюз. — Мы их кремировали. Я же вам докладывал в среду...» — «Где, как? Откуда в Зоне крематорий?» — «В полевых условиях, доктор, — вздохнул полковник. — В полевых...»

Что-то легонько стукнуло в окно.

Роберту почудилось, что за стеклом, снаружи, мелькнула белая вспышка — женское лицо.

— Подглядываешь, — погрозил он пальцем в сторону окна. — Нехорошо! Я не совсем сегодня в форме. Перебрал. Самую малость...

Он уронил голову на подушку.

— Ты улетай, — пробормотал Роберт. — Улетай, Лыжница. А не то Хьюз поймает тебя и сожжёт. Да, да — в полевых условиях...