Искусственное крохотное солнце пришельцев уже нырнуло за верхушки деревьев, когда Максим в который раз вышел на берег озера. «Вот тебе и „угадай меня“, – грустно размышлял мальчик. – Все ноги исходил, все глаза проглядел. Никого и ничего. Даже чертёнок куда-то запропастился. И таинственных голосов тоже не слышно. Только смех в вышине».
Он безнадёжно и громко постучал в ворота замка – заперто. Отошёл, присел на жёсткую траву. Через минуту над головой прошумели крылья – к озеру снова прилетела Алая Птица. Она грациозно выгнула шею, приветствуя мальчика, и Максим устало улыбнулся: «Уже птицы узнают – примелькался». Впервые он увидел её утром – вспышку огня среди бледных кувшинок. Птица радостно щебетала, то садилась, то вновь кружила над озером – низко, чуть не касаясь воды. Алые полотнища крыльев распрямлялись, наполнялись тугим движением воздуха... Птица мальчику не надоедала, не заводила разговоров на человеческом языке, и это ему нравилось. Когда чудес и загадок слишком много, становится неинтересно.
«Никого. А ещё звали-приглашали, – подумал Максим. – Ну и пусть. Посижу немного, отдохну и пойду домой. Надоело. В самом деле, не пришельцы, а какой-то детский сад...»
– Ты опять грустный? – раздался за спиной знакомый голосок. Чертёнок сегодня принарядился. Маленький оранжевый камзол явно мешал ему, хотя на вид был эластичный и лёгкий, словно пушинка.
– Мешает, – вздохнул чертёнок. – Хозяйка заставила. На Земле, говорит, нагишом гулять не принято. Ну и глупо, глупо... А ты сегодня уже проказничал?
– Постой! – обрадовался Максим. – Ты сказал – хозяйка. Кто она?
– Не знаю, ничего не знаю, – опять заскулил бесёнок и хотел было улизнуть, но мальчик ловко поймал его за хвост, дёрнул и вполне серьёзно пригрозил:
– Не скажешь – оторву!
– Нечестно, нечестно, – затараторил чертёнок. – Она везде. Она разная. У неё тысяча лиц. Она весёлая. Ой, я больше ничего не знаю, отпусти. Пойдём веселиться.
– Только ненадолго, – сказал Максим. – Меня ждут на станции.
В душе он обрадовался чертёнку. Как-никак, хоть живая душа рядом.
– Хи-хи-хи, – веселился попутчик, то подпрыгивая на ходу, то забегая вперёд. – Мы устроим тарарам так, что жарко станет нам. Тарарам, тарарам, тарарамушка...
Они шли медленно. Вечерней спокойной красотой сияли деревья – от макушек, ещё купающихся в последних лучах искусственного светила, до корней, то здесь, то там яростно рвущихся из-под земли. Молодое веселье бродило в листве, пружинило стеблями трав, закипало в разноцветных каменьях самых причудливых форм. Мир Купола был полон непонятного волшебства и очарования.
Внезапно деревья кончились, Максим и чертёнок вышли на большую поляну. Это была настоящая сказочная поляна. В зарослях незнакомых цветов, кое-где ограждённые валиками низкорослого кустарника, уютно расположились «подарки» пришельцев. Всё то, что гремело и подпрыгивало на ледяной площадке возле станции, удирая от людей, – шары, «кирпичи», хитроумные аппараты.
«Подарки» опять празднично сияли, неудержимо влекли мальчика к себе.
Всё на этой поляне поражало воображение. На тонких стеблях – зелёные «теремки». Из «кирпичей» кто-то выстроил весёлый лабиринт. В небе на серебряных нитях кружат гирлянды большущих шаров, а ближе к лесу на таких же нитях, образующих тоненькие ободы, висят прозрачные колокольчики кабин. Рядом с ними уже знакомые цилиндры выстроились, только здесь они почему-то на колёсах. Точь-в-точь – батарея старинных пушек.
– Поехали, поехали! – закричал чертёнок и подскочил к небольшому устройству, похожему на пульт управления.
«Пушки» гулко выстрелили, и в небе распустились разноцветные гроздья фейерверка. Жидкий огонь наполнил шары гирлянд. Закружились, зазвенели колокольчики кабин. Повсюду что-то ухало, шипело, тысячи огоньков зажглись в непонятных устройствах.
– Тарарам, тарарам – веселиться надо нам, – пропел чертёнок, на ходу вскакивая в кабинку голубого, брызжущего искрами волчка. Тот подпрыгнул, помчался зигзагами над поляной.
«Пушки» выстрелили опять, и в одном из зелёных «теремков» вдруг открылся вход.
– Не трусь, малыш, – посоветовал чертёнок, пролетая мимо на своём электрическом мустанге.
Максим осторожно шагнул в «теремок», охнул от неожиданности и полетел, барахтаясь, в чёрную бездну. Спустя несколько секунд, поборов мгновенный страх, мальчик заметил, что вокруг него сияют звёзды. Мириады звёзд. Вот эта, жёлтенькая, кажется совсем рядом. Даже не звезда, а косматый огненный шарик. Если бы посмотреть на неё поближе – что там? Не успел Максим додумать эту мысль, как его снова швырнуло в звёздное крошево, в холодную беспредельность вселенной. Жёлтый шарик быстро разрастался, превратился в огромное светило. Дохнуло жаром. И тут Максим узнал в звезде родное Солнце. И заметил шарики поменьше, торжественно и плавно плывущие в пустоте. Каменистый – Меркурий, перламутровый и туманный – Венера, голубенький – Земля.
– Ура! Я лечу! – закричал Максим.
«Я хочу теперь туда, к звёздам», – подумал мальчик, поняв, что все желания его здесь каким-то образом сразу исполняются.
Он снова полетел. Несказанно быстро, пронизывая пространство, будто стрела. Он летел, и миры то разбухали перед его взором, открывались в движении своём и жизни, то сжимались и исчезали. Максим видел планеты молодые и яркие, цветущие и спокойные, дряхлые и умирающие. Он что-то пел, кричал, приветственно махал рукой мирам-полустанкам, мимо которых проносил его удивительный аппарат пришельцев.
Но тут Максим вдруг вспомнил, что всё это великолепие вселенной пока несбыточное, невозможное для людей, доступное только пришельцам, которые лишь играют и притворяются, которые... Понимать это было очень обидно.
– Назад! – закричал в ярости Максим. – Довольно! Не хочу здесь! Не хочу летать в вашем аттракционе!
Чёрные бездны послушно сжались, звёздные миры погасли, и Максим кубарем выкатился из «теремка».
– Не понравилось? – участливо спросил чертёнок. – Мне тоже. Глубоко и холодно.
Максим больше не оглядывался по сторонам, не восторгался. Он на всякий случай снял поляну «пуговицей» видеомагнитофона, попрощался с чертёнком.
– Ты веселись, а я пойду. Посмотрю ещё раз на птицу и пойду. Надоело играть в прятки. Не скучай.
– Мне не положено скучать, – чертёнок выбил копытцами дробь, бодро махнул хвостом. – Нет у меня программы такой – скучать. А то чего, я бы смог...
Мальчик шёл быстро и решительно. Вот и озеро – голубеет среди деревьев. Но что это? И откуда музыка?
Максим замер.
На водной глади, среди кувшинок и брызг, танцевала девочка. Она была в алой воздушной накидке, вокруг тонкого лица, словно языки пламени, разметались огненные волосы. Она то бежала по кругу, едва касаясь босыми ногами воды, то вертелась волчком, и руки её взлетали и падали в такт мелодии. Казалось, что музыка не приходит извне, а рождается в самой девочке – то плавная, как её движения, то стремительная, брызжущая внутренним светом.
– Ой! – воскликнула девочка, заметив Максима, и остановилась. Она подбежала к берегу – запыхавшаяся и немного смущённая.
– Это ты?! – девочка говорила гортанно и быстро, словно щебетала. Наконец это ты. Ты угадал меня, и я не стала больше прятаться. Ты рад?
– Разве угадал? – смутился Максим. – Я уже собрался было уходить, только ещё раз захотел посмотреть на птицу и вернулся. Она плавала здесь. И летала. Красивая такая, алая...
– Это я была, я, – засмеялась девочка. – Ой, я придумала... Тебе всё равно не выговорить моё настоящее имя. Так ты и называй меня Птицей. Я часто принимаю этот облик.
– Принимаю облик, – тихо повторил Максим. Он растерянно смотрел на девочку, затем опустил глаза. На вид она была такая настоящая, живая. От неё даже чуть-чуть пахло цветами. – Значит, и ты... Значит, ты на самом деле – другая?
– Нет, нет, – девочка осторожно коснулась Максимовой руки. – Мы такие же, как и вы. Просто мы научились менять свою форму, превращаться во что угодно. В дерево, камень, птицу. По желанию, а чаще всего – в случае необходимости. А потом опять возвращаем себе тело. Так очень удобно, правда?
– Не знаю, – честно ответил мальчик. – Странно всё это. Я только одно понял – ты любишь превращаться в Птицу.
– Не в Дракона же, – улыбнулась Птица. – Я ещё раз прошу прощения за выходку брата – он сильно вас напугал... Со мной два младших брата, пояснила она, оглядываясь. – Полетели посмотреть ваш мир. Пока ещё не вернулись.
– Роом – один из них?
– Да, он самый главный проказник. Он и в Дракона превращался... Понимаешь, когда мы приносили тебе лекарство, я не удержалась и прочла твои книги. Нам захотелось сделать тебе приятное.
Максима осенило. Вот почему замок пришельцев показался ему знакомым. Точно такой нарисован на обложке одного из сборников сказок. Значит, они всё скопировали.
– И всё это – черти, лешие и даже замок – для меня?
– Тебе не понравилось? – глаза девочки погрустнели.
– Что ты! – запротестовал Максим. – Очень даже. Спасибо тебе, Птица. Просто мы ещё не умеем превращать каждую выдумку в реальность и поэтому не поняли, что к чему.
– Я знаю. Ваши взрослые испугались тогда Дракона. Роом так смеялся...
Птица, что-то вспомнив, коснулась взглядом «пуговицы» видеомагнитофона.
– Не надо этого, – попросила она. – Я и так нарушила запрет, мне попадёт за это. Мы пока не можем вступать с вами в настоящий контакт. Наши взрослые считают ваших взрослых немного не подготовленными. Ведь на вашей планете ещё осталось зло.
– Совсем немного осталось, – сказал Максим, но «пуговицу» выключил. Отдельные группы людей. Глупых. А государств разных уже вообще нет и армий тоже... Ты поэтому и не впускаешь никого в купол?
– Пойдём к нам, – девочка махнула рукой в сторону замка. – У вас же принято приглашать гостей в дом.
– И откуда ты всё знаешь, Птица? – удивился Максим, когда они вышли на тропинку, что вела к замку.
– Перед каникулами я специально изучила ваши языки. А уже здесь, на Земле, прочла ваши книги – мы читаем гораздо быстрее, чем вы. И ещё умеем чувствовать качество мыслей, их эмоциональную окраску.
Максим отвёл глаза.
– Ты и сейчас... чувствуешь?
– Конечно, – серьёзно ответила девочка и вдруг быстро провела горячими пальчиками по лицу Максима. – Мне тоже хорошо с тобой. И ты мне тоже правишься. Давно.
– Вот ещё выдумала, – нахмурился он. – Говоришь «давно», а сами только несколько дней, как прилетели...
– Это и есть давно. Времени мало, но качество его, насыщенность... Понимаешь, у вас слово «качество» сухое. А мы считаем, что меру качества имеет всё-всё на свете – и время, и мысли... Только не надо сейчас об этом. Мы уже пришли.
Птица повелительно подняла руку, и ворота замка с мелодичным звоном распахнулись. Дворик с десятком деревьев, дно маленького бассейна устилали белые и розовые плитки. И в воде, и в глубине плиток жило какое-то непрестанное движение, а в воздухе, ничем не поддерживаемые, плавали плоские чаши с цветами.
– Не удивляйся, – предупредила вопрос гостя девочка. – Мы давно управляем силой притяжения. Как хотим. Ты же видел – я танцевала на озере.
То, во что они вошли, Максим не знал даже, как назвать. Какая-то лёгкая дымка, пронизанная золотистыми прожилками. По ходу их движения дымка мгновенно сворачивалась, затвердевала полупрозрачными стенами. В комнатах таким же образом – из ничего, из воздуха – появлялись различные предметы. Изящные, словно игрушки, невесомые в своей красоте и целесообразности.
– Сейчас мы сделаем зал, – радостно защебетала Птица. – Хочу зал для дорогого гостя! – крикнула она, и послушные стены тотчас раздвинулись, одна из них высветилась, превратилась в огромное окно.
– Даже не верится, что мы на полюсе, что за куполом сейчас воет пурга, – прошептал изумлённый Максим. – Ты настоящая волшебница, Птица.
– Мы нарочно разбили свой лагерь в Антарктиде, – сказала она. – Хотели, чтобы никто не знал о нас, не видел. Чтобы никому не мешать. А получилось, видишь как...
– Я так рад, что познакомился с тобой, Птица! – Максиму было трудно говорить – невысказанные слова и чувства переполняли его. – Мне даже присниться не могло, что я буду говорить со звёздным человеком как с девчонкой из соседнего двора.
– А ты часто разговариваешь с девчонками из соседнего двора? – Птица смотрела лукаво и выжидающе. Потом, после паузы, добавила уже серьёзно: Мы – дети, нам во все времена и во всех мирах было легче договориться друг с другом.
Она снова взмахнула рукой, и одна из стен растаяла, открыв настоящую оранжерею. Максим узнал земные растения и удивлённо взглянул на хозяйку волшебного дома.
– Я люблю выращивать цветы, – объяснила Птица. – Возьму их домой и посажу на своей планете. А потом соберу семена и снова посажу. У нас это очень почётное занятие – засевать планеты и разные пустынные уголки жизнью. Вот, братья подрастут немного, и мы обязательно станем Сеятелями...
И вдруг безо всякого перехода:
– А хочешь, я засею цветами вашу Антарктиду? У нас есть растения, которые растут прямо во льдах. А ещё можно растопить эти льды. В два счёта.
– Не надо, Птица, – покачал головой Максим. – Мы всегда вместе такие дела делаем. Так интересней. Да и взрослым наша затея может не понравиться.
– Ох, уж эти взрослые, – вздохнула девочка. – Они сами себе набросают брёвен под ноги, а потом хвастаются – смотрите, дети, какими трудными дорогами мы шли... Все они одинаковые. И ваши, и наши... Только от нас требуют благоразумия, а сами...
Они вышли во двор. Уже совсем стемнело: за распахнутыми воротами чернели громады деревьев, а чуть Дальше, в сонной глади озера, отражались незнакомые созвездия.
Максим впервые так задержался в Куполе – до ночи – и сейчас не мог сдержать возгласа восхищения.
– Как у вас тут здорово, Птица! Всё будто настоящее. Днём – солнце, ночью – звёзды. И ветер ещё, и лес, и птицы.
– Обычная... – девочка поискала подходящее слово, – палатка. Ещё можно назвать – туристский комплект. Конечно, такие универсальные палатки мы берём с собой только тогда, когда собираемся далеко – в другие звёздные миры.
– Ого! – удивлённо присвистнул Максим. – Ничего себе палаточка. А замок? Он что – тоже входит в комплект?
– Нет, – Птица снова поискала нужное выражение. – Это... ну, словом, это детский игрушечный набор. У вас тоже есть похожие – «Юный строитель» или «Юный архитектор»...
Она вдруг тихонько засмеялась. Так тихонько, словно ветер вздохнул.
Максим поскучнел, взглянул на часы.
– Я, пожалуй, пойду, Птица, На станции волнуются. Ещё, чего доброго, домой отправят. Пойду я.
– Приходи завтра. Обязательно! – девочка взяла Максима за руку, заглянула в глаза.
– Ты только не обижайся на нас, ладно? Вы гордые, – люди. Это хорошо. Но не будь слишком взрослым, ладно? Не обижайся на непонятное. То, что для вас необыкновенно, для нас – привычно. Мы не хвастаемся, мы просто немного другие, дальше ушли... Мы не будем поучать. Поделимся и всё...
Невидимая стена толкнула мальчика в грудь и выпустила наружу. За то время, что Максим был в Куполе, погода успела испортиться. Резкий ветер подхватывал горсти колючих льдинок и без устали швырял их в лицо. Огни наблюдательного поста еле виднелись, хотя до него было рукой подать. Максим невольно поёжился, подтянул выше застёжку комбинезона.
«Что там холод, что вьюга», – подумал мальчик. Он чувствовал себя радостным и сильным. Будто вовсе и не было ни томительных дней ожидания, ни разочарований. Будто Птица вновь была рядом – самая красивая, самая необыкновенная девочка во всех звёздных мирах...
«Пройдусь немного, – решил Максим. – Всё равно это лучше, чем трястись в вездеходе. Не знаю только, что сказать Соболеву и Гарибальди, да и всем остальным. Ну, как им объяснить, что для Птицы эта космическая одиссея не больше, чем загородная прогулка, экскурсия, турпоход? Как объяснить, что „пришельцы“ и не помышляли о контакте? Птица и её братья неудачно разбили „палатку“ – всего-навсего. Думали – глухое место, а тут наша „Надежда“... Кстати, красивое имя дал Гарибальди станции. Говорят, с ним связана романтическая история. Тысячу исследователей привёл с собой Гарибальди в Антарктиду. Как тот доблестный воин – тысячу! А жену уговорить не смог. Ожидал её, всё надеялся, что прилетит. Люди знали тайную боль своего начальника, но когда советовали ему назвать станцию „Надеждой“, то говорили совсем о другом – о своих больших замыслах, о надежде на то, что-их станция положит начало настоящему освоению закоченевшей за тысячи лет земли...»
Идти было трудно. Снега насыпалось много – сухого, расползающегося под ногами. Он только прикрыл скользкие заструги, и Максим то и дело спотыкался.
«Так я и за два часа не управлюсь, – подумал мальчик, уже сожалея, что не воспользовался вездеходом. – Ещё снова заблужусь...»
И вдруг снег, слабо белеющий впереди, почернел, в лицо пахнуло теплом.
Под ногами у Максима, чуть опережая его, разматывалась твёрдая тропинка.
– Птица! – закричал он, оборачиваясь к уже невидимому Куполу и махая рукой. – Спасибо, Птица! Спасибо, Алая!