Остаток дня я потратил на обработку информации, основательно загрузив не только компьютер: требовалась и оперативная проверка. По всей Европе технические работники Интерпола и такие же, как сам я еще вчера, стажеры встречались с людьми, наводили справки, проверяли.

К концу дня я уже не со слов Леонарда Гавриловича Компотова, но достоверно знал, что книга Гонсалеса исчезла повсюду. Откровенно говоря, никто по этому поводу особенно и не расстроился, за исключением шведского депозитария НФ и двух-трех коллекционеров-маньяков. Если профессору не пришло бы в голову проверить правильность какой-то своей выписки, мир оставался бы неопределенно долгое время в полном неведении, что стал беднее на один памятник мысли.

И на одного человека. Гонсалеса найти не удавалось. Не удалось даже установить однозначно, кем он был. Имелся целый ряд предположений, причем во всех случаях имя, вынесенное на обложку книги, не было настоящим.

Итак, к концу первого дня и оказался в тупике. Лобовая атака не удалась. Надо было что-то придумывать…

Рабочая версия у меня отсутствовала. Начисто.

До уровня выдающегося произведения книга Гонсалеса, как я понял, несколько не дотягивала; поэтому предположение шефа автоматически отпадало. Изучив по коротким аннотациям суть нескольких десятков дел, классифицированных преимущественно по статьям об умышленном нанесении ущерба или уничтожении предметов искусства, архитектуры и памятников мысли, я убедился, что современные вандалы избирают для своих противоестественных актов действительно выдающиеся творения. Вдребезги разносят кувалдами древние скульптуры. Обливают кислотами живописные полотна. Взрывают тысячелетние минареты. Сжигают инкунабулы. Громят музеи… А иногда – убивают знаменитых людей. Причины? Когда – геростратов комплекс. Когда – чистой воды хулиганство. А когда и целенаправленный идеологический акт.

Спорадические проявления вандализма имели место с древних времен, однако в определенное опасное явление они стали превращаться только во второй половине двадцатого века. В заданном темпе компьютер выбрасывал на дисплей разнородные примеры. В Штатах убили Леннона… В Италии разбили молотком статую Микеланджело… В Летнем саду в Ленинграде свалили с постаментов скульптуры… В Эрмитаже облили серной кислотой знаменитую картину…

Нет, в этот ряд не укладывалось похищение книги не просто заурядной, но, по словам специалиста, откровенно плохой.

Быть может, какой-то секрет заключался в ее содержании? Какой же, если его не заметил профессор Л. Г. Компотов? Но ведь, логически рассуждая, книгу изымают для того, чтобы никто (или некто) не смог бы ее прочитать. Следовательно, необходимо ее прочитать, не довольствуясь пересказом профессора. А для этого – найти, кто это сделал и зачем. Замкнутый круг.

Сделаем вывод номер один, подбодрил себя я. Если книга изъята в двух-трех десятках мест, где ей положено быть, это свидетельствует о том, что в ней бесспорно содержались сведения, разглашения которых кто-то не хотел. Этот кто-то мог быть одиночкой, но могла действовать целая группа.

Какого рода могли быть эти сведения? Профессор Компотов весьма интересно определил жанр похищенной книги – научно-фантастическая инструкция. Быть может, в этой инструкции замешана не только фантастика?

Поразмышляв так и эдак, не планировал ли автор действительного нападения на ядерные арсеналы, я вдруг со стыдом вспомнил и понял, что именно это нападение готовилось и не удалось во время Большого путча, после которого – задолго до выхода в свет книги Гонсалеса – все боевые ядерные средства были уничтожены. Мне тогда было лет пять.

Значит, дело не в инструкции. В чем же? Может быть, оно связано с другой линией книги Гонсалеса – с Институтом архитектуры времени? Вдруг оказалось возможным извлекать что-то из прошлого, и теперь кто-то хочет этим воспользоваться?

Мысль эта явно была дилетантской, и я ее отбросил. Однако конкурирующая не явилась, и вскоре отброшенная мысль вновь заняла свое место, причем более уверенно.

Понемногу мне стало казаться, что в качестве рабочей гипотезы разумеется, за неимением лучшего! – это предположение можно временно принять. В конце концов, главное, на чем держится сюжет Гонсалеса, это фантастическая возможность опереться, на выходцев из прошлого. И вот книга исчезает. Выкрадена. Автор, заметим, тоже как сквозь землю проваливается. По словам профессора, книга написана непрофессионально. Ну, а если ее автор профессионально занимался не литературой, а исследованиями времени? И то, что в этой книге было для него предположением, стало затем теорией и… практической возможностью?

Так и эдак проворачивая в мозгу эту свою рабочую гипотезу, я с полной неизбежностью пришел к этапу проверки ее научной состоятельности.

Дело нехитрое, хотя нужно тщательно формулировать запрос. Приняв команду, компьютер сразу же потребовал выхода на главные информационные сети. Дав подтверждение и набрав личный код сотрудника Интерпола, я прождал затем ни много ни мало – девять минут! – чтобы получить в результате стопроцентное «false».

Хорошенький итог! Увидев сумму за время работы в главной информсети, я покрылся холодным потом. Разумеется, на первый раз из зарплаты не вычтут, однако уже вылетела в трубу не менее чем десятикратная стоимость всего тиража проклятой книжонки.

Некоторое время я еще изворачивался, пытаясь как-то переформулировать задание, однако в ответ получил на дисплее, несколько раз подряд, не красящее взрослого грамотного человека выражение «illegal command».

Ф-фу… Ну ладно, есть и другой путь: консультация специалиста. На дисплее замелькали фамилии. Хотя данные всемирной справочной службы «Who is who» тоже поступают на персональный компьютер из внешних информсетей, за это денег не берут. Отобрав несколько имен, я вгляделся в фотографии ученых. Вот к этому и этому я мог бы обратиться с вопросами не откладывая: у них открытый для связи час.

Но я медлил. Тягостная неуверенность овладевала мной.

Достаточно ли профессионально подошел я к измышлению своей рабочей гипотезы? Не окажусь ли в дураках опять – только не перед машиной, а перед живыми людьми?

Структура времени, темпонавтика… Для того, чтобы разговаривать со специалистами, самому, конечно, быть специалистом в этой области не требуется. Однако выглядеть полным профаном… Нет, для начала надо бы ликвидировать некоторые пробелы в собственном образовании. Уяснить себе, что же это такое – хроноархитектура.

Как бы это сделать побыстрее?

* * *

– «Франс-суар», Париж. Господин профессор, не могли бы вы для начала общедоступно изложить нам основы темпоральной архитектуры?

– Увы, нет. Следующий вопрос, господа.

– Вы не ответили на вопрос моего коллеги – «Драпо руж», Бельгия. Позвольте видоизменить его: почему вы не можете ввести нас в курс дела, разумеется, в совершенно элементарных пределах, доступных для понимания?

– Потому что есть вещи, не поддающиеся элементарному изложению. Это и есть элементарная истина, вполне доступная пониманию.

– Простите, профессор, но ведь и теорию относительности, и квантовую механику удается излагать в той или иной степени популяризации. Не хотите ли вы сказать, что темпоральная архитектура – отрасль науки, стоящая на голову выше других по сложности?

– В определенной степени да, но позвольте вначале глубоко усомниться в том, что вы так уж хорошо поняли теорию относительности и тем более квантовую механику в чьем-то популярном изложении. Давайте договоримся, господа, о предмете разговора. Если вы продолжаете настаивать на том, чтобы я разъяснил вам основы той отрасли науки, которой мы занимаемся, вначале – я вижу, большинство из вас люди молодые – попробуйте поступить в университет на математическое отделение. Закончив его, прослушайте курсы высшей топологии пространств и физики ликвидированных процессов – впрочем, перед этим вам придется освоить также курс ядерной физики. После этого в нашем институте на кафедре физического моделирования темпоральных структур я прочту вам элементарный курс интересующей вас дисциплины. Его можно освоить примерно за полтора-два года с учетом вышеуказанной подготовки. Подготовка займет еще лет восемь, так что наш сегодняшний разговор мы сможем продолжить лет через десять. Не шумите, господа.

– Создается впечатление, что вы, господин профессор, просто стараетесь уклониться от участия в пресс-конференции.

– Вы не назвали себя, мсье.

– «Коррьере делла сера», Милан. Мы собрались для того, чтобы услышать из первых уст и донести до сведения широкой общественности сущность опытов над людьми, которые вынесены для референдума в рамках ООН. Уклониться от этого разговора вы не вправе…

– Я не собираюсь уклоняться. Я предложил лишь уточнить предмет разговора. Вы хотите знать, каковы те или иные последствия открытий темпоральной архитектуры. Некоторые из них – правда, только некоторые, могут быть вполне доступно изложены. Но вот почему мы пришли к таким выводам, в этой аудитории я объяснить бессилен… Попрошу вас вести себя потише, господа… Я совершенно не имею целью оскорбить вас. Вы упомянули перед этим теорию относительности и квантовую механику. Может ли кто-нибудь из вас объяснить, почему пространство искривляется в зоне действия мощного поля гравитации? Или же растолковать физический смысл принципа неопределенности Гейзенберга? Между тем я слышал сейчас заявление, будто эти дисциплины доступны популяризации… Нет, господа, вы принимаете выводы науки на веру. Не более того. И ничего кроме ряда выводов, которые вы должны будете принять на веру, я вам дать не в состоянии!

– «Цайт», Гамбург. Господин профессор, покончим с препирательствами. Мы признаем, что не совсем правильно ставили вопросы. Можем ли мы надеяться, что вы сделаете здесь заявление, в котором будет дано научное объяснение и самое главное – моральное обоснование опытам, в которых погибают люди?

– Вы сами признали, что вопросы ставите неверно. Никто из участников опытов, о которых вам стало известно, не погиб. Во всяком случае, в результате самих опытов. Вместе с тем я должен твердо и определенно заявить, что никого из этих людей ни я, ни вы, ни кто-либо еще из нас, здесь живущих, никогда уже не увидит. Послушайте, вы не могли бы прекратить этот шум?!

– Коллеги, единственный выход, как я понимаю, не задавать профессору вопросов… Прошу меня извинить, «Политика», Белград. Вместо вопроса я прошу вас, профессор, изложить тот ряд выводов науки, о которых вы упомянули.

– Вам следовало бы с этого начать. Теперь я попрошу не перебивать меня до тех пор, пока я не приглашу вас сам задавать мне вопросы!

Итак, темпоральная архитектура.

Эта дисциплина, разумеется, не является совершенно самостоятельной. Она сложилась как результат углубленного исследования процессов, происходящих в микро– и макромире. Непосредственным толчком к пониманию физической сущности структуры времени явилось изучение вакуума. После постройки установок, сделавших возможными опыты расщепления вакуума, появился ряд экспериментальных данных, легших в основу нового понимания физической природы времени. Необходимые кирпичи в фундамент темпоральной архитектуры вложила также теоретическая астрофизика и экспериментальные данные фотонных зондов, запущенных к черным дырам.

В результате мы получили теорию, из которой последовал ряд выводов. Некоторые из них и были нами проверены экспериментально. Об экспериментах мы еще поговорим, а пока – несколько слов о главном.

Господа! Теперь мы знаем; что ничто из прошедшего не исчезает бесследно. Мать-природа все помнит и ничего не забывает! Шепот влюбленных и рев динозавров, путь отдельной пчелы, вылетевшей из улья за взятком, и столкновение с Землей Тунгусского метеорита, грохот вулканов на нашей планете, когда она была еще безжизненна, и рождение молодого Солнца – все, господа, во всей Вселенной, начиная с Большого взрыва и заканчивая сегодняшней нашей прессконференцией, раз и навсегда запечатлено, незыблемо и навечно – вплоть до смерти Вселенной, а она воспоследует в назначенное время! – запечатлено в квантово-матричной структуре вакуум-времени.

Мне придется прибегнуть к грубой аналогии, ни в коей мере не отражающей сути реальных физических процессов, но дающей какое-то отдаленное представление о сказанном.

Представьте себе – по мягкому грунту едет мощный трактор, оставляющий четкий и ясный след своих протекторов. Вообразите, что этот след никогда не сотрется. Представьте себе, что не только колеса трактора оставили след на грунте, но и каждая его деталь, каждая молекула, каждый атом, каждая элементарная частица, составляющая эту движущуюся машину. Да, господа, каждый атом отпечатывается в квантовоматричной структуре, как протектор в мягком грунте. Только грунт этот неуничтожим.

Можете ли вы представить, какой объем информации пополняет КМС хотя бы в течение одной-единственной секунды? Задумайтесь теперь, отчего расширяется наша Вселенная. От нарастающего объема неуничтожимой информации!

Квантово-матричная структура пребывает в виртуальном состоянии. И потому, господа, – я предупреждаю ваш неизбежный вопрос – нет смысла говорить об извлечении этой информации, о возможности ее практического использования. Увы, с помощью КМС никогда не станет ясно, был ли отравлен Наполеон и чье лицо скрывала железная маска. Отчего же? Вы знаете, что для извлечения из вакуума всего нескольких надежно зарегистрированных атомов водорода были одновременно взорваны все атомные и термоядерные запасы, накопленные до разоружения. Вы должны помнить об этом потому, что это произошло в скором времени после Большого путча и даже в результате оного, ибо, не случись это прискорбное событие, и горы смертоносного оружия продолжали бы где-то храниться, представляя собою постоянную потенциальную опасность.

Для того, чтобы извлечь из виртуального состояния несколько граммов вещества, понадобилось бы уже пожертвовать Солнцем, не говоря о том, чтобы предварительно создать установки, способные превратить энергию звезды в электромагнитный импульс. А далее, господа, законы физики просто запрещают это «овеществление» вакуума. Все это относится и к информационной квантово-матричной структуре времени. Увы, господа, увы. Мы никогда не увидим прошлого.

Однако есть другой путь. Его, это прошлое, может увидеть один человек. Или двое. Или трое. Короче говоря, общей массой не более полутонны. В нашем институте разработана, спроектирована и построена установка, позволяющая осуществить переброс материальных объектов в псевдопространстве КМС на определенное, весьма точно определяемое расстояние по четырехмерной системе координат. С помощью этой установки трое добровольцев отправились как бы в земной восемнадцатый век. Подчеркиваю: мы абсолютно уверены в том, что с ними ничего не случилось. Они, скажем так, просто сменили для себя век жительства… Вот теперь задавайте вопросы.

– «Непсабадшаг», Будапешт. Значит ли ваше заявление, профессор, что наконец-то построена машина времени?

– Можете называть ее так, хотя это отнюдь не то, что обычно имеют в виду. На этой машине можно совершить всего лишь разовую поездку и только в одном направлении – назад. Увы, господа, машина времени, придуманная Уэллсом, невозможна.

– А почему нельзя путешествовать в будущее?

– Неужели все журналисты так… м-м-м… обладают столь негибким мышлением?

– Вы хотели сказать: отчего все журналисты так тупы?

– Пожалуй. Не шумите, господа. Впрочем, я объясняю постановку этого вопроса тем, что те же самые вопросы будет задавать толпа обывателей.

– То есть журналисту вы отводите роль переводчика между специалистами и стадом баранов?

– Пожалуй, если вас устраивает это толкование. Отвечаю на ваш вопрос: в будущее нельзя путешествовать, потому что будущего просто еще нет. В будущее можно двигаться только с одной постоянной скоростью, а именно с той, с какой оно из возможности превращается в действительность. Если вам скучно ждать, постарайтесь попасть на фотонный зонд… или воспользоваться летаргией… тогда лично для себя вы сократите время ожидания. Повторяю еще раз: чтобы попасть куда-либо, нужно, чтобы это «куда» существовало… или могло бы существовать.

– «Московские новости». Господин Огден, мне кажется, в ваших словах имеется противоречие. Повидимому, требуются дополнительные пояснения. Ведь для троих путешественников, оказавшихся с помощью вашей установки в восемнадцатом веке, будущее существует? Мы ведь с вами определенно существуем в настоящем, которое для них является будущим.

– Спасибо. Это едва ли не первый здравый вопрос, услышанный мною на этой пресс-конференции. Боюсь, однако, что мой ответ разочарует вас.

Говоря о путешествии во времени назад, мы не имеем в виду реального возврата в наше прошлое – это, увы, абсолютно невозможно. Материально, в овеществленном виде, прошлого просто не существует. Есть только, если можно так выразиться, информационный хвост настоящего, зафиксированный квантово-матричной структурой. Сама же эта структура неизменна, и информация, которую она хранит о прошедших событиях, принципиально неизвлекаема.

Установка, созданная в нашем институте, в отличие от фантастической машины времени, решает совершенно другую задачу. Отправляя из нашего мира материальный объект, мы как бы создаем для него, в определенной точке временной оси, новую вселенную. Если так можно выразиться, мы отливаем ее по оставленному информационному следу…

Я вновь вынужден прибегнуть к весьма далеким аналогиям. Сравним квантово-матричную структуру с переохлажденной жидкостью, находящейся за пределами перехода в кристаллическое состояние. Достаточно создать в этой жидкости центр кристаллизации, как вся она практически мгновенно переменит свое агрегатное состояние. Это явление достаточно хорошо известно… Иногда небольшие водоемы, когда понижение температуры происходит при полном безветрии, не замерзают. Достаточно затем бросить камешек, как переохлажденная вода моментально превратится в лед. Так и в нашем случае: достаточно придать определенный энергетический импульс материальному объекту, переместив его в квантово-матричную структуру, как происходит, образно говоря, кристаллизация новой вселенной. Разумеется, наши посланники – с их точки зрения – окажутся в прошлом, на Земле, отстоящей от нынешнего дня на триста или четыреста лет…

Существует ли для этого мира будущее? Я хочу, чтобы вы правильно поняли меня, господа. Для него существует только его собственное будущее, уже не имеющее к нашему настоящему никакого отношения.

– «Глоб энд мейл», Канада. Господин профессор, почему отправленные вами в прошлое люди – назовем их темпонавтами, не могут дать о себе знать нашему миру? Ну пусть они попали в восемнадцатый век, они же могут оставить летопись, капсулу…

(Пауза, ответа нет).

– Коллеги, предыдущий вопрос, как я понял, дополнил убеждение профессора Огдена в том, что не только читающая публика, но и сами журналисты – стадо баранов.

Профессор Огден, вы обмолвились выше, что, отправляя в прошлое материальный объект, вы как бы создаете для него новую вселенную. Это был образ?

– Это был не образ, это факт. Появляется другая вселенная – с Землей и Солнечной системой, со всеми галактиками, квазарами и черными дырами… Она появится, как новый пузырек газа в кипящей жидкости по соседству с другим таким же пузырьком, появившимся чуточку раньше… Эта другая вселенная совершенно идентична нашей на соответствующий момент по временной оси координат… Господа, мне трудно говорить, когда вы так оживленно обмениваетесь мнениями… Вас поражает то обстоятельство, что, воздействуя на КМС столь малой массой и энергией, мы, так сказать, создаем целые миры? В этом нет ничего удивительного… Я уже говорил, сколь гигантского расхода энергии потребовало экспериментальное расщепление вакуума и извлечение всего лишь нескольких атомов водорода. Скажем так. Для того, чтобы извлечь из вакуума массу, равную отправляемой нами в прошлое, понадобилось бы ровно столько энергии, сколько ее имеется во всей нашей вселенной. Это количество материи, равное 498 килограммам – я бы мог привести вам еще восемнадцать знаков за запятой, есть одна из новооткрытых в нашем институте мировых констант и носит имя вашего покорного слуги… Спасибо, господа, но это наименование придумано не мною и, честно говоря, я не вижу в подобном именовании особого смысла…

– Господин Огден, задавая свой вопрос, я не представился. «Берлинер альгемайне». У меня еще несколько вопросов. Первый: постоянна ли постоянная Огдена?

– Браво, господин берлинец. Она столь же постоянна, как и все мировые константы. На наш век хватит. Через два-три миллиона лет в ней изменится, скажем, десятый знак после запятой. Через миллиард лет, я полагаю, изменения коснутся уже сотых и десятых, через сто миллиардов… Полагаю, к этому времени наша Вселенная уже прекратит свое существование. Не волнуйтесь, господа, до этого момента человечество не доживет…

– Стало быть, масса, отправляемая вами в прошлое, постоянна. А энергетический импульс, который требуется для посылки этой массы в прошлое?

– Чем больше импульс, тем глубже в прошлое отправляется материальный объект. Еще раз прибегну к аналогии. Предположим, мы стреляем из револьвера в пакет, сложенный из досок. В зависимости от силы порохового заряда пуля застрянет в третьей доске, или в пятой, или в седьмой… Однако зависимость эта не имеет линейного характера: предупреждаю ваш возможный вопрос. Эта зависимость почти линейна на протяжении нескольких сотен тысяч лет, начиная с восемнадцатого века и глубже. Попасть в век девятнадцатый, как ни странно, будет стоить дороже, в двадцатый, до его середины, значительно дороже, а конец двадцатого века для нас становится практически недоступным, так как требует для проведения эксперимента такого количества энергии, которое превышает ее годовое всемирное производство… Зато лет через двести именно конец двадцатого века станет наиболее доступным.

– Так вы планируете продолжение экспериментов по отправлению в прошлое темпонавтов, как удачно назвал их мой коллега из «Глоб энд мейл»?

– Возможно. Впрочем, лично я не вижу теперь в них большой нужды. Главным результатом проведенных экспериментов явилась практическая проверка разработанного устройства, ну и, конечно, эксперимент венчает теорию. Мы можем теперь сказать, что институтом в общих чертах построено здание новой отрасли науки – темпоральной архитектуры.

– «Всемирный собор», Париж. Господин профессор Огден! Отдаете ли вы себе отчет в том, что вашими устами было произнесено на этой пресс-конференции? Не обуяла ли вас гордыня? Сознаете ли вы, что посягнули на функции Господа Бога нашего? Не святотатство ли утверждать, что воле человеческой стало подвластно создание новых миров?

(Общий шум в зале).

* * *

Второй день первого расследования я начал в библиотеке, где поднял материалы двадцатилетней давности.

К счастью, бурный период возникновения темпонавтики нашел отражение не только в бесчисленной россыпи книг, журнальных и газетных публикаций, но также в ряде монографий, обрисовывавших проблему от Адама, ab ovo, от печки и т. п. Одна из отобранных мною книг вообще оказалась не столько научным исследованием, сколько хрестоматией. В нее-то я и погрузился на несколько часов.

Уяснил я следующее.

Скандал, разразившийся после первых запусков человека в прошлое, только начался тогда и, по существу, не утихал на протяжении всех этих двадцати лет. Сенсационные разоблачения преступных экспериментов над людьми сменились оживленной полемикой. Проблема создания миров, засылка людей в прошлое действительно требовала раздумий и вызвала множество толкований. И прежде всего вставал главный вопрос: зачем это нужно? Ведь было совершенно ясно, что человечество от этого ничего не получит. Вновь созданная из вакуума вселенная с Землей-два периода восемнадцатого века, с практически нетронутыми запасами полезных ископаемых, с незагаженной природой и с человечеством, погрязшим в феодальных отношениях, находилась не рядом и даже не в какой-нибудь чудовищной дали за тысячи парсеков. В нашей вселенной ее не было вообще, и поэтому даже связаться с посланцами XXI века было принципиально невозможно.

В этом смысле было абсолютно все равно, с помощью какого материального объекта создавать еще один новый мир: то ли отправить в прошлое семь человек, то ли чугунную болванку, то ли контейнер с мусором весом ровно в 498 килограммов. Это был бы, правда, довольно дорогостоящий способ уничтожения мусора.

Как ни странно, последовал взрыв энтузиазма, основанный на том, что человечество додумалось до величайшей возможности в своей истории. Акт творения! Божественное могущество! Слава науке! Бессмысленность этих восторгов была и сразу совершенно очевидна, но энтузиастов отнюдь не убавилось. И если у части публики, наиболее далекой от науки, еще оставались какие-то надежды на открытие в дальнейшем возможности сообщаться с новосозданным миром, то путем неустанного повторения, разъяснения, вдалбливания, наконец, здравомыслящий контингент энтузиастов вынужден был с этими надеждами расстаться. В науке вечны не только открываемые истины, но – увы! – вечны и открываемые запреты. Однако энтузиазм получил новое направление. Не просто создать новый мир, но улучшить его – такой был выдвинут лозунг. Ведь вместо контейнера с мусором человечеству новой Земли можно было послать в подарок полтонны полезной информации и ускорить тем самым научно-технический и социальный прогресс. Благородные затеи вызвали новую волну восторгов, которая достигла максимума, когда началось движение добровольцев. Масса народу собралась в восемнадцатый век: сеять разумное, доброе, вечное. Иные просились пораньше: им были ненавистны мрачные времена средневековья и они стремились уберечь новосозданное человечество от разгула мракобесия. Всеобщее одобрение вызывали также желающие предотвратить первую мировую, а соответственно и вторую мировую войны. Тогда и было создано отделение темпонавтики Всемирного института архитектуры времени.

Мальчишки играли в темпонавтов, по телевидению потоком шли фильмы об их благородных подвигах. Должен признаться, что и сам я в секции каратэ начал заниматься именно после одного такого фильма, где герой его, посланец нашего века, в темном прошлом всю дорогу сражался, в основном врукопашную, с массой злодеев. Они его в конце концов одолевали, но он оставлял миру главное: идеи, с которыми он пришел, и его последователи довершали его дело. Потом я как-то очень сильно охладел к приключениям темпонавтов и занялся совсем другими делами… учился в одном высокоинтеллектуальном учебном заведении… не потянул, переменил профессию – впрочем, все это не относится к делу.

Да, энтузиазм был. Но одновременно возникло, окрепло и отнюдь не сдавало позиций движение оппозиции к темпонавтике. Оно базировалось на разного рода доводах, но многие из них были вполне здравыми. Создание новых миров? Да, но разве они новые? Это штамповка, бессмысленное повторение пройденного. Героические подвиги темпонавтов? Да, но кому они нужны? Ведь если не создавать еще одного нового мира, не нужны и подвиги по его улучшению. А между тем та самая Земля, на которой все мы живем, лишалась не только энергии и каких-то материальных ресурсов – бог с ними, хотя средств на темпонавтику уходило немало, но не так жаль средств, как людей, которыми жертвовала Земля. Ведь уходили в темпонавты самые лучшие, самые подготовленные.

А что получала Земля? Ничего.

Возникла и такая дилемма: герой или злодей? Бог или червь? Спорили о том, в каком положении и в какой роли оказывается темпонавт после перехода. С одной стороны, в веке восемнадцатом, девятнадцатом, вооруженный знаниями двадцать первого века, снабженный оружием, лекарствами и прочим, а затем и помощниками-роботами, посланец Земли-1 мог бы быть богом в новосозданном мире. С другой стороны, определенная часть в рядах оппозиции считала, что темпонавт, напротив, обязательно окажется жертвой, так как не в силах одного человека, пусть вооруженного чем угодно, хоть атомной бомбой, существенно изменить ход истории, убыстрить процесс социального развития. Но эту точку зрения разделяло меньшинство.

Итак, темпонавт – бог. Но бог, подконтрольный лишь своей совести, бог-робинзон, не имеющий надежд на возвращение в родной ему мир и заметим! – уверенный в абсолютной бесконтрольности собственных действий со стороны пославшего его общества. Как он поведет себя? Не станет ли вместо благодетеля – злодеем, вместо вождя – диктатором? Ведь он может приспособить для себя не город, не страну – весь мир!

Оппозиция требовала полного запрещения темпонавтики. Энтузиасты требовали расширения. И тогда под эгидой ООН был проведен всемирный референдум.

Хрестоматия, лежащая передо мной, отражала в основном материалы этого референдума. Книга начиналась текстом пространной пресс-конференции с профессором Огденом, открывшей эру дебатов. Далее шли статьи, призывы, обращения; выборочные интервью с участниками референдума. Книга была пухлая, большого формата, на тысячу с лишним страниц.

Поможет ли мне эта книга в поисках другой?

«…Говорят, что темпонавтика приносит обществу какой-то вред. Это чушь! Я верю, что прекрасные ребята, которые уходят от нас навсегда, уходят не напрасно. Они уходят ради высокой цели, и я уверена, что они ее выполняют. Жаль, что мы никогда не узнаем о том, как они, пройдя, наверное, сквозь муки, сквозь небывалые трудности, все-таки выполнят свой долг и свое назначение… Но я не об этом. Я о том благе, которое они оставляют здесь. Я работаю в полиции, в отделе по делам несовершеннолетних. Вы знаете, что это такое – дети, склонные к правонарушениям? Вы знаете, что двенадцатилетний ребенок может быть алкоголиком? Для многих детей – а они дети, хоть совершают взрослые проступки и преступления, – не существует понятий морали, этики… У них чудовищно смещены представления о том, что такое добро и зло… И мы, я подчеркиваю это, живем в благополучной европейской стране, активно решавшей социальные проблемы уже после второй мировой! в благополучной по отношению к тем, где эта проблема стоит гораздо более остро, особенно в ряде развивающихся стран. Почему дети могут становиться преступниками? Вы скажете, что здесь много причин. Да, это так. Но одна из главных – это пример для подражания, который они выбирают. А выбирают они из того, что предлагает им жизнь. Они смотрят кровавые детективы в кино и по телевизору, где и взрослый не сразу разберется, кто из киногероев добр, кто зол. Кошмар массовой культуры, это жуткое наследие прошлого, и не думает сдаваться, продолжает уродовать души. И в этой атмосфере появляется совсем другой пример. Понимаете, темпонавты, эти ребята, уходящие навсегда, – они живое олицетворение идей добра и справедливости. И самое главное для детей: темпонавты окутаны ореолом романтики. Поэтому в них играют в детском саду, в школе, они становятся образцом для подражания. И потом, когда выросшие дети станут взрослыми, когда они поймут, что в жизни есть множество других, более важных дел, нежели темпонавтика, в них останется этот урок справедливости и добра, который они получили, играя в темпонавтов…»

«…Мне трудно судить обо всех аспектах проблемы, но меня поражает это стремление найти дыру, в которую можно выбрасывать деньги. Слава богу, мы развязались наконец с угрозой войны, ликвидированы армии, военные арсеналы, мы стали гораздо лучше жить, но скажите: вам всего хватает? Мне – нет! Средства на науку? Да! В том числе на фундаментальную: я прекрасно понимаю, что прикладные науки не смогут развиваться без науки фундаментальной. Но речь ведь идет не об этом. Хорошо, получен результат, хорошо, мы можем, видите ли, творить новые миры. А зачем? Идите дальше, развивайте науку, то, что вы открыли на этот раз – это тупик! Не могу слышать об этой демагогии, когда рассуждают о необходимости ускорения прогресса, о позитивном воздействии на развитие нового мира. Да ведь это наглость и верх идиотизма одновременно – говорить о необходимости помогать миру, которого нет! Кому помогать?! Но когда есть люди и есть средства, которые будут безжалостно выброшены из единственно достойного внимания мира – того, в котором мы живем, – дыра, в которую эти средства вылетят, немедленно где-то материализуется! Вы понимаете, чем нам морочат голову? Сперва дайте средства, а потом уже мы создадим подходящую пропасть, чтобы их вышвырнуть».

«В свое время были яростные противники и у космонавтики. Причем не столько в науке, сколько среди простых людей. Кто-то не имел возможности лучше питаться, или одеваться, или отдать детей на обучение в лучшее заведение. Кому-то негде было жить, и появлялись письма с протестами против космических исследований. Запущенная ракета была эквивалентна сотням непостроенных квартир… А между тем космонавтика дала человечеству столь мощную отдачу, о какой даже не предполагали ее зачинатели. Казалось бы, аналогия с темпонавтикой слабая. Ведь здесь принципиально невозможно получить какие-то практические результаты. Но разве мы должны их ждать обязательно от каждого запуска? Темпонавтика дает толчок развитию множества прикладных дисциплин. И прежде всего в области технологии. Ведь, отправляясь в прошлое, представитель нашего века не сможет взять с собой всю мощь Земли, всю ее индустрию, инфраструктуру, кадры, наконец. Он может взять с собой только знания. Четыреста килограммов знаний. И эти знания должны быть разработаны с помощью всей современной науки – для того, чтобы быть примененными там, где этой науки нет. И вот все эти методы организации труда и подготовки кадров, оптимальные технологии производств и так далее – все это оказывается необходимым и здесь, в наше время. Да-да! Две трети мира все еще не имеет человеческих условий существования. Трагедия многих развивающихся стран теперь не в том, что нет денег. Деньги есть: вот они, это деньги, уходившие на вооружение. Но ведь отставшим некогда повторять весь путь, пройденный наиболее развитыми странами, им необходимо решить множество проблем как можно быстрее. И здесь приходит на помощь темпонавтика, целенаправленно разрабатывающая все аспекты ускорения развития прогресса…»

Все это уже было мне мало интересно, так как главное я уяснил: извлечь что-либо из прошлого так же невозможно, как построить вечный двигатель. Хилая рабочая гипотеза рухнула. И хорошо еще, что не полез консультироваться… Продолжая машинально перелистывать книгу, я сам себе вынужден был признаться, что общее знакомство с проблемой, которой – пусть в форме фантастической – была посвящена исчезнувшая книга, для расследования бесцельно. Особенно нового я не узнал ничего, многое просто вспомнилось, вот разве что в референдуме, закончившемся победой сторонников темпонавтики с небольшим перевесом голосов, я не участвовал по малости лет.

Где же мне искать ключ к этому странному и унылому делу? В конце концов, причиной изъятия книги могла быть просто какая-то мелочь. Ну, к примеру, там много имен, чье-либо совпало с реальным лицом… Угроза суда… Автор предпочитает изъять книгу… Куда исчез сам автор? Допустим, женился и сменил фамилию… Да мало ли что! Глупое дело! И причина, должно быть, глупая!

Плохо! – тут же упрекнул я себя. Раздражение – дурной помощник. Минута – на аутотренинг. А теперь – думай, голова, думай… Мне стало казаться, что если бы я сумел хоть где-то познакомиться с текстом книги, я бы что-то смог понять. Ведь должна же быть в ней какая-то тайна! Книга исчезла, она вряд ли микрофильмирована. В Европейском книжном фонде, который получает практически все издания, на вечное хранение попадает всего лишь один процент всей книжной продукции; оригиналы же уничтожаются. Впрочем, не позвонить ли и туда? Я вышел к телефону и попросил проверить.

Решив не тратить больше времени на просмотр материалов по темпоральной архитектуре, я подошел к стойке, чтобы сдать книгу. Там была небольшая очередь, и я снова полистал хрестоматию.

«…могательные службы. Городок ИАВ обладает большой библиотекой, одной из крупнейших в Европе. Ее особенность: ярко выраженный прикладной характер. Даже сектор научной фантастики подобран таким образом, что в нем исследуются варианты…»

Стоп! В городке темпонавтов есть библиотека, в которой выделен сектор НФ? Я отчетливо помнил, что об этой библиотеке не шла речь ни в разговоре с профессором Компотовым, ни затем, когда я проверял его данные.

Сдав книгу, я вновь позвонил и получил ответ, что в микродепозитарии Гонсалеса нет и не было. Для того, чтобы быть запечатленным лазерным лучом на вечной микрограмме, в нем оказалось слишком мало разумного, доброго, вечного. Однако вдруг появилась – и остается последней – надежда на библиотеку Института архитектуры времени.