Правило золотой середины Варн, ставший в Улье Миражом, постигал на собственном горьком опыте. Преисполненный трогательного поклонения Рэбу и его вере в жертвенность, как смысл жизни, он чуть не лишился головы. С первых дней в Улье Варн стал собирать новичков в общину, по образу и подобию общины Рэба. Народ, напуганный смертельным миром, послушал его, доверился и поначалу всё шло, как надо.

Благодаря жемчужине из головы Рэба–мутанта, Варн быстро развил в себе дар, позволяющий создавать двойников–призраков, за что его прозвали Миражом. Этот дар здорово помогал во время разборок с врагами из числа людей и мутантами. И все шло хорошо, община вооружилась, построила укрепления на выбранном стабе, заработала себе репутацию опасного противника, и казалось, впереди ждёт вполне определённое будущее, лучшее, чем у большинства людей в Улье.

В определённый момент Мираж почувствовал натренированным за годы службы чутьем, что в его приближённом окружении затевается какой–то заговор. Только случай помог ему избежать смерти. Миража хотели убить во сне те люди, которых он считал своей опорой и даже друзьями. Вера в жертвенность во имя блага других дала трещину.

Мираж сбежал из стаба и некоторое время перебивался тем, что нанимался в рейдеры, выступая в группе в качестве голографической наживки. Как–то ему попался один из тех, кто предал его. От него Мираж узнал, что после его бегства стаб просуществовал два месяца, интриги и дрязги доконали общину. Кто–то открыл ворота врагам, и община перестала существовать.

— А меня–то за что вы хотели убить?

— Мы думали, что ты слишком мягкий лидер, но присвоивший себе много власти. Добровольно ты бы не отказался от неё, вот мы и решили…

— Ясно, значит, лучше убить человека, чем спросить?

Мираж организовал вторую общину, но, уже используя те навыки, которым был хорошо обучен за время службы во «внешке». Он все так же был уверен в том, что делает людям добро, только другими методами. Эта община просуществовала ещё меньше, чем первая. Народ, в удавке из жёстких правил и наказаний за их нарушение, быстро пришёл к мысли устроить покушение. Миражу опять повезло, и он остался жив, хотя и был ранен.

Отлёживаясь в одном вонючем стабе–притоне, Мираж размышлял о том, что делает не так. Ему очень хотелось поговорить об этом с самим Рэбом, но времени до его возвращения было ещё слишком много. Да и вернётся ли он в Улей снова? Что если он забыл его, как страшный сон и крестится теперь и просит Бога не возвращать его обратно. Мираж не хотел в это верить и потому не уходил далеко от кластера, в который должен был загрузиться его сэнсэй.

Был и второй вариант: отправиться в стаб, созданный Рэбом, и расспросить его обитателей о том, как удалось этому человеку объединить их, сдружить, превратить в настоящее общество, способное противостоять вызовам смертельного мира. Только стаб, организованный Рэбом, находился очень далеко, и дорога к нему была опасна. К дате возвращения Рэба можно было и не успеть.

Иногда Миражу хотелось плюнуть на это неблагодарное занятие, делать добро людям и жить так, как хочется. Выбор предпочтений в Улье, правда, был не велик, да и не хотелось особо ничего из этого бедного списка. В душе Мираж иногда ловил себя на том, что чувство соревновательности в нем никуда не исчезло. Что все его попытки организовать общину не что иное, как желание перещеголять Рэба, чтобы показать тому по возвращению в Улей свой процветающий стаб, в котором он добрый и справедливый бог, окружённый любящей паствой.

Случилась и третья попытка организовать общину. В целом — удачная, с учетом предыдущего негативного опыта. Мираж просто собрал людей и сказал им, что если они не будут слушать его и держаться вместе, то скоро все станут закуской для мутантов. Он дал им на размышление сутки, серьезно решив по их истечении бросить новичков. Не прошло и десяти часов, как они на коленях бросились умолять его взять их под крыло.

Не считая мелких дрязг, Миража слушались и почитали, но до уровня Рэба он все равно не дотягивал, так, обычный начальник, которому в глаза делают вид, что уважают, а за глаза сочиняют басни. Община разрослась до двух сотен человек. В ней наметилась иерархия и распределение обязанностей по подобию медицинской службы внешников. Тут Мираж не стал ничего выдумывать, просто взял работающую версию и перенёс её в общину.

Эгоистом Мираж быть не перестал. В общине он был окружён людьми, среди которых не было друзей. Он и не стремился их завести, не чувствуя в этом надобности. Однажды он понял, что не видит для себя разницы быть с людьми или быть одному и решил подготовить общину к своему уходу. Возвысил одного из своих помощников, чтобы передать ему бразды правления и тихо скрылся.

Как оказалось, сделал он это вовремя. Прошлое, о котором он уже успел забыть, напомнило о себе. За Миражом началась охота и, судя по почерку, ищеек тренировали внешники. Они не могли отследить его по ДНК, будучи офицером, Мираж сумел подменить сведения о себе. Ищейкам приходилось искать его по фотографиям.

Тот холеный, гладко выбритый Варн не слишком походил на Миража, заросшего бородой, одетого в грязную разгрузку. Может быть, глаза остались теми же, серыми колючими, сканирующими. Улей полон людей, одарённых разными способностями и нашёлся среди них свой Шерлок с развитой дедукцией, он и навёл на Миража ищеек.

После третьей попытки создать общину Мираж загрустил. Не было никакого смысла в его нахождении в Улье, и эта мысль вгоняла его в депрессию. Мираж пристрастился к алкоголю и часто пропадал в баре на стабе под названием «Колючка». Его основатели, видимо, не испытывали недостатка в колючей проволоке и оградили ею поселение в несколько рядов.

Когда спораны подходили к концу, Мираж нанимался к рейдерам, благодаря его способности, группа всегда была с уловом. Так что возвращался он в «Колючку» с полным рюкзаком споранов, гороха и нередко с жемчужиной. Часто он угощал всех, кто находился в баре, ему доставлял некоторое удовлетворение вид искренне счастливых физиономий завсегдатаев бара.

Как–то вечером, отоспавшись после хорошего гуляния накануне, ещё почти трезвый, Мираж почувствовал к себе пристальный интерес. Двое, новенькие, сидели в плохо освещённом углу бара, думая, что их интерес к Миражу не заметён. Мираж тоже делал вид, что ничего не замечает, хлестал водку, как в последний день жизни, но только на публику. Он пил обычную воду, заменив водку в бутылке.

Он сделал вил, что надрался, осмотрел бар одним глазом, как допившийся до расфокусировки зрения алкаш и неверной походкой направился к выходу.

— Я…, освежиться, — громко произнёс он, проходя мимо бармена.

В дверях сильно врезался плечом в косяк, чтобы иметь возможность незаметно разглядеть реакцию подозрительных типов. Они не спускали с Миража взгляда. Теперь он был уверен, что кому–то зачем–то понадобился и не совсем по хорошему поводу, иначе зачем весь этот спектакль с подглядываниями, куда проще было подойти и спросить.

Мираж вышел из бара. На дворе уже была ночь. Над дверью висел фонарь, но за границей его света царила непроглядная темнота. Мираж спрятался за баром, за кустом акации. Не прошло и минуты, как дверь бара хлопнула и послышались голоса. Мираж закрыл глаза и выпустил фантома двойника самого себя. Когда он зажмуривался, то мог видеть мир глазами призрака.

Двое, те самые подозрительные личности, стояли на пороге и мялись, не зная куда идти. И тут под свет фонаря вышел Мираж, совершенно трезвый, сложил руки на груди и вопросительно уставился на них. Мужики замешкались ещё сильнее. Если они пытались стяжать лавры профессиональных убийц, то шансов дожить до следующего дела у них не было никаких.

— Варн? — наконец–то решился спросить один из них.

Призрак Миража молчал и продолжал смотреть вопросительно. Один из подозрительных типов резко вынул руку из кармана куртки. В ней оказался пистолет с глушителем. Убийца выстрелил навскидку три раза в призрака, но вместо того, чтобы упасть, Мираж рассеялся, как и положено фантому.

Настоящий Мираж выстрелил в убийцу из–за угла бара и взял на мушку второго. Тому ничего не оставалось, как поднять руки. На шум выбежали люди, и, чтобы Миража не обвинили в нарушении порядка, напарнику убитого пришлось признать, что они первыми решили убить его и взять на себя оплату штрафа за нарушение порядка.

Мираж устроил допрос. Напарника убийцы звали Стендом. История получения такого дурацкого имени не слишком интересовала Миража.

— Кто. Тебя. Нанял? — отделяя каждое слово паузой, спросил Мираж.

— Я не знаю. Нам сделали хорошую предоплату, выдали «волчий» пропуск и обещали заплатить по выполнению задания в два раза больше.

— Волчий пропуск, — Мираж покачал головой.

В некоторых частях Улья «волчьим» пропуском называли особую незаметную метку, вшитую под кожу. Она давала свободу от патрулей «внешников», обозначая её носителя, как человека на задании в интересах службы. Миража озадачило желание бывших коллег ликвидировать ренегата. Зачем? Оказавшись в Улье, для них он все равно, что умер. Неужели его поступок, спасение мутанта, вызвал брожение умов в отлаженном механизме? Они собирались привезти его труп и показать сослуживцам, дескать, вот что с вами будет за ослушание?

Система — это все. Для некоторых её адептов, достигших вершин карьеры, любой намёк на её изменение, а тем более на перестройку, подобен смерти, и даже больше. Не для того потрачено столько сил, энергии и лет, чтобы оказаться на вершине того, чего больше нет.

Других причин желать ему смерти Мираж не видел. К своему удивлению, он не расстроился, не впал в ещё большую депрессию, наоборот, его существование наполнилось смыслом. Он почувствовал Игру, правила в которой он знает и способен выиграть. Игра наложила на него ограничения в свободе передвижения, свободе быть на публике, заставила следить за своим языком и за теми, кто его слушает. Это было не сложно, это было то же самое, что и на его работе в медицинской службе «внешки». Только теперь работа не смердила рутиной, она источала благовония настоящей Игры, от мыслей о которой у него поднимался уровень адреналина и приятно томилось в груди.

Мираж понял, что больше не хочет жертвовать собой ради других, что это не его путь. Ошибкой было примерять чужую жизнь на себя, и как результат неправильного выбора он чуть не лишился своей. Убийцы–неудачники открыли ему правильную дверь, за которой шла Игра по его правилам.

Первое, что он сделал, это создал группу мотивированных рейдеров, с которыми удалось набить рюкзаки дорогостоящим добром. С ними он бродил от кластера к кластеру, сдавая добро на стабах и попутно формируя сеть информаторов. Из группы рейдеров, поверивших в его удачливость, сформировался костяк людей, беспрекословно веривших Миражу. Это были слепые, но беззаветно преданные исполнители. Такие люди были нужны для выполнения деликатных дел, связанных с «грязной» работой. Информаторы сдавали очередных ищеек, а люди Миража пускали их в расход. Причём, Миражу хотелось сделать это так, чтобы на том конце знали, чьих рук это дело.

В какой–то период времени ищейки исчезли и Мираж было подумал, что он больше не интересен, но затишье было просто необходимо для изменения тактики. На смену ищейкам пришли отряды отмороженных убийц, набранные из отбросов человечества. Кто–то на том конце Игры решил отойти от тактики хирургической эктомии к тактике прихлопывания проблемы обухом топора.

За отрядом Миража следовала слава самой успешной группы рейдеров в округе, что в итоге выдавало её местонахождение. Сдав крупную партию хабара, мобильные группы охотников получали сигнал и пытались сесть на след отряду. Поначалу Мираж считал, что с ними пытаются свести счеты конкуренты, но после одного беспричинного зверства, учиненного якобы его людьми в недавно покинутом ими стабе, Мираж решил взять «языка».

В небольшом лесочке на пустом кластере отряд перехватил дозорный автомобиль. Публика в нем находилась колоритная, и без предварительных расспросов их уголовное прошлое было очевидным. От «партаков» со значениями до отсутствия всех передних зубов и характерной уголовной речи. Господа из остановленного автомобиля не испугались и сразу начали качать права, мешая свой жаргон с отборным матом, апеллируя к каким–то именам, о которых в этих местах никто не слышал.

Боевой настрой уголовников испарился после того, как одному из них, самому дерзкому, срубили кисть, которой он пытался неосторожно размахивать. После этого признания потекли из их уст сладким елеем. Те, кто затеяли охоту на Миража, решили сделать так, чтобы у него земля горела под ногами. Отряды муров и прочей швали, помимо охоты на его отряд, пытались выдать свои зверства за зверства людей Миража. После такой антирекламы ему и впрямь пришлось бы уносить ноги куда подальше.

Ставки в Игре поднялись, как и количество задействованных в ней людей. Большинству была отведена роль статистов, отыгрывающих её помимо своей воли. Мираж не смирился с ролью жертвы и решил дать бой, пока что «шестеркам», но в будущем он желал дотянуться до горла тех, кто лично решил устроить на него охоту.

Его так сильно увлекло противостояние, что он начал забывать о том, что ждёт возвращения Рэба, человека, кардинально изменившего его мировоззрение и судьбу. По части мировоззрения влияние Рэба уже не было таким актуальным потому, что оно изменилось кардинально ещё раз. Теперь Мираж понял, что он лидер, но лидер другого склада, он вождь, организовывающий и ведущий людей к цели, его цели. Ему нравилось манипулировать сознанием людей, подчинять и видеть послушание. Когда он предпринимал попытки построить равноправное общество, такого беспрекословного подчинения не было. Но когда началась Игра, все встало на свои места. Ради целей, которые вроде бы были интересны только Миражу, народ подчинялся и шел на риск.

В тот день, когда подгрузился оренбургский кластер из времени и пространства, в котором жил Рэб, Мираж находился далеко, увлеченный собственной Игрой. Когда–то он мечтал находиться рядом во время подгрузки и броситься искать старого друга сразу после того, как кластер копируется в Улей. Теперь все, на что он сподобился, это через доверенных лиц устроить небольшую зачистку окрестностей от лишних мутантов, да выслать кортеж для встречи.

Вне зоны своего влияния слава о Мираже расходилась сомнительная и чем дальше, тем более кровавой она была. Народ в Улье и так каждую секунду жил в смертельном страхе и ему не хотелось терпеть ещё одну причину бояться. Кортеж, отправленный Миражом, сгинул по дороге, так и не успев к перезагрузке кластера с Рэбом.

Мэрше пришлось возглавить отряд, отправившийся на поиски группы Дизеля. Они ушли на разведку, проверить слухи насчёт каких–то непонятных групп, появившихся в суточном переходе от «Затерянного мира» и не вернулись к назначенной дате. В последнее время в стабе и так все шло наперекосяк. Посёлок разделился на две группы. Те, что пришли с Рэбом и те, что появились позже, на почве непримиримых разногласий разошлись в противоположные концы стаба. Новенькие, жители Андорры, не смогли сломать языковой барьер и свой менталитет. Ветераны, чувствующие себя хозяевами стаба в большей степени, считали их поведение высокомерным.

После разделения каждая часть стаба занялась своим обеспечением самостоятельно. Дизель и Скорняк, усилив свои умения и наработав ещё больше опыта, считались просто ультимативными охотниками. Дизель развил свое умение ночного зрения до совершенства. Скорняк обрёл необычный навык маскировать себя и товарищей рядом с собой. И зрительно, и на слух, и даже обоняние мутантов не могло уловить присутствия людей. Только Скорняка хватало не больше, чем на пару минут. Крофт, дочка Дизеля, превратила свое умение в колдовство, выворачивая сущность людей наизнанку.

Только Скорняк лежал на вытяжке после того, как чуть не попал в перезагрузку стен кластера. Ему пришлось срочно прыгать вниз со скалы. Хорошо, что в посёлке имелись врачи, догадавшиеся правильно срастить кости Скорняка, иначе быстро схватывающаяся костная ткань могла превратить его в Квазимодо. Дизель пропал неизвестно где, оставив людям ощущение сиротства. Мэрша хотела перешагнуть гордость и обратиться за помощью ко второй половине стаба, но через Дюйм узнала, что у тех дела идут не намного лучше. Самостоятельная охота сильно проредила их ряды. В итоге, Мэрше пришлось собирать отряд и отправляться на поиски Дизеля, попутно набивая споранами рюкзаки.

Впереди отряда шел неплохой сенс Черепашка, до жизни в Улье забулдыга, врун и просто непутёвый человек. Он прибился, чуть живой, когда Дизель ходил за оружием. Выдержал два дня после загрузки кластера в лесополосе, думая, что помер и находится в аду за свои провинности. После того, как его приняли, он начал меняться в лучшую сторону, а когда обрёл удачный дар, пользующийся спросом в рейдах, то и совсем изменился.

Черепашка был вооружён «Винторезом», на случай бесшумной ликвидации помех. Он шел впереди метрах в двухстах от основной группы. В центре шла Мэрша, вооружённая старым «Калашниковым» с самодельным глушителем, за ней Репей и Немец тащили один «Утес» на двоих. Без крупнокалиберного оружия в походе было никак нельзя. Замыкал группу Булкин, бывший пекарь, с СВД.

Группа шла по следам Дизеля и остановилась только там, где была ночная стоянка его группы. До сего момента никаких подозрительных следов замечено не было. Ни гильз, ни крови, красной или черной, ничего подозрительного. Только спрятанные под камнями упаковки еды и другие следы человеческого присутствия.

Пустые кластеры создали вокруг «Затерянного мира» идеальную полосу отчуждения, изолировав стаб от лишнего внимания. Поэтому любое проявление активности в его окрестностях выглядело подозрительным. У Мэрши было два варианта, либо кто–то решил занять их стаб, либо кто–то снова явился свести с ними счеты. После подозрительного исчезновения Рэба, явно не по своей воле, из–за найденных в его пещере газовых гранат, стаб больше не считался секретным. Исчезновение группы Дизеля могло быть звеном одной цепочки чьих–то интересов. Ни мотивацию, ни смысл их Мэрша понять не могла. Для неё Улей был простым миром из мутантов и людей, убивающих друг друга по необходимости. Иные поводы для конфликтов между людьми Мэрша считала производными неуёмной человеческой натуры, которой мало власти, мало вещей, мало прочего.

Отряд спокойно переночевал. Во время своей смены Булкин слышал вдалеке рев крупного мутанта, с той стороны, откуда они пришли. По карте загрузок, он мог двигаться в сторону кластера с аэропортом, до обновления которого оставалось меньше суток. Да и не пугали мутанты, они не способны были устроить ловушку, в которой погиб бы весь отряд Дизеля. Нутром Мэрша чувствовала, что появился враг из числа людей, иначе зачем было организовывать поиски тех, кого точно не вернуть.

Отряд миновал долину, в которой когда–то были разбиты силы Ордена Тиамат, мечтающего о реванше. Черепашка не заметил ничего подозрительного, поэтому, пошли по центру, не таясь. Однако, на выходе из долины сенс дал предупредительный знак и долго сидел, замерев среди камней. Мэрша измаялась в ожидании, не вытерпела и бесшумно подобралась к Черепашке, узнать причину его подозрений.

— Не могу понять, чую что–то.

— Не можешь отличить тварь от человека?

— Не могу, не похоже ни на то, ни на другое.

— Ты чего говоришь–то, у нас, что третья сила появилась?

— А я почём знаю, третья или четвертая? Понимаешь, хоть тварь, хоть человек они неровный сигнал дают, двигаются, думают или не думают наоборот, фон такой получается неравномерный, а сейчас как от техники, ровный вот уже полчаса. Я думаю, тут сенсор какой–то стоит.

— Да? — Мэрша расстроилась. — Мы уже попались ему?

— Думаю, нет, иначе он поменялся бы, если засёк.

— Так какого хрена лежать тут, обходить надо, по горам.

Предположения насчёт враждебной силы человеческой природы подтвердились. Осталось понять, какого черта им нужны люди, пытающиеся жить сами по себе. Улей был полон кластеров, в которых раз в неделю загружался обновляемый человеческий материал годный хоть на органы, хоть на работы, хоть для всяких изощрённых потех. Стоило ли тащиться через горы, чтобы с такими трудами добыть себе кучку народа, способную защитить себя. Мэрша поверила в то, что за Рэбом и его товарищами тянулась какая–то история, о которой она не знала. Судя по тому, что она никак не могла их отпустить, история была важной.

Через полдня пути по каменистым горам Черепашка снова подал сигнал тревоги. На этот раз они находились на самом виду, на отроге скалы, по которому собирались перейти перевал. Выбрать другой путь означало серьезно задержаться, а этот маршрут был известным и безопасным, до сего момента.

— Что делать? — Мэрша оглядела неприступные стены гор слева и справа.

— Вертаться, — предложил Булкин.

— А смысл? — не согласился Немец. — Ты не понял ещё, что нас не оставят в покое. Я не хочу жить и ждать, что скоро придут за мной, как за свиньей, чтобы зарезать. Хренушки, надо разобраться.

— Да, правильно Немец, — поддержала его Мэрша. — Нас пасут не смотря на затраты и прочие неудобства.

— А вы что, уже придумали, как обойти ловушку?

— Думаем, — Репей почесал отрастающую на месте прежней лысины шевелюру.

— Неделя, минимум, чтобы срезать, — не унимался Булкин.

— Есть один вариант, но я его ещё не пробовал, — вмешался Черепашка. — Если датчик не оптический, то я могу настроиться на противоизлучение, как антирадар, но долго не выдержу. Надо успеть вам прошмыгнуть.

— Ну, вот! — обрадовалась Мэрша. — А ты Булкин паникёр.

— Так он не пробовал ещё. Вдруг, не выйдет?

— Сможешь проверить, Черепашка?

— Слушайте, задрали вы меня с этой Черпашкой, давайте, если у меня получится, вы будете звать меня Черепом?

Отряд заржал.

— Я буду звать тебя хоть Иисусом, если сможешь обмануть сенсор, — Мэрша хлопнула тяжелой рукой напарника по плечу.

— Черепом достаточно, а то я бабу себе никогда не найду. Татуху набью с черепом и радар сверху, чтоб ясно было, кто я такой.

— Хорош строить из себя раньше времени, дурная примета это, — окоротил его Репей.

— Да, Черепашка, поешь сейчас плотнее, запей живцом и попытайся пошаманить по–своему.

Его неудача могла привести к тому, что пришлось бы поворачивать назад, дабы не нарваться на подготовленного противника. Черепашка набил желудок, так, что он стал у него выпирать, запил живцом, сыто отрыгнул и направился в сторону сенсора.

— Будьте готовы быстро идти, знак не подам, а то потеряю контроль.

— А как мы поймём? — Мэрша побоялась, что они сунутся, когда не надо.

— Короче, когда я растопырю пальцы от напряжения, тогда можно, раньше нет.

— Ладно, поняли. Давай, Черепушка, аккуратнее.

Черепашка мягко двинулся по камням. Со спины казалось, что он движется как лунатик без костей, мягко обтекая препятствия. Голова у него оставалась неподвижной, двигалось только тело. Сенс замер. Мэрша впилась взглядом в его ладони.

— Видит кто–нибудь, растопырил он их или нет? — спросила она.

— Нихрена не видно отсюда, — Немец положил ствол «Утеса» на плечо Репью.

На крупнокалиберном пулемёте имелась оптика, через которую можно было разглядеть состояние рук Черепашки.

— Так, кажись, растопыривает, — Немец потёр глаз, которым смотрел в прицел. — Точно растопырил.

— Так, вперёд, скоренько, а то не успеем. Булкин, шевели булками, — подогнала она замешкавшегося напарника.

Отряд, стараясь ступать как можно мягче и бесшумнее, двинулся вперёд. Они быстро поравнялись с Черепашкой. Мэрша заметила, как его мелко трясло, а на лице выступили капли пота, несмотря на то, что воздух в горах был прохладным. Не издавая ни звука, они отошли на безопасную дистанцию. Черпашка медленно шел за ними следом, не открывая глаз.

— Он же споткнется. — Испугалась Мэрша.

Но сенс снова двигался неестественно мягкой обтекающей походкой без намёка на то, что он не видит препятствия. Черепашка не дошёл десяти шагов до основной группы и упал без сознания. Репей был ближе всех к нему, подскочил первым, положил голову на колени и попытался залить живец через стиснутые зубы.

— Скорее, у него шок. — Прошипел он.

Булкин вынул из голенища нож, просунул его между зубов Черепашки и разжал их. Репей влил живец. Сенс рефлекторно сглотнул, но не очнулся.

— Выложился на все сто. — Произнесла Мэрша с чувством огромной благодарности в голосе.

Черепашка засипел, закашлялся и открыл глаза. Заводил ими, будто не понимал, где находится и кого видит.

— Все нормально, Череп, ты смог. — Немец взял в свою руку, ладонь товарища и пожал её.

— А? Ааа, класс. — Он закрыл глаза. — Фух, ещё одна такая ловушка и я съеду с катушек.

— Крофт тебе вправит и катушки, и шарики за ролики заведёт и крышку заварит. Набирайся сил, пойдём дальше, Череп. — Мэрша сделала акцент на новое имя напарника.

Череп, не открывая глаз, довольно улыбнулся.

— Чую, обманули сенсор, ровно работает.

Черепу понадобилось полчаса, чтобы снова встать на ноги. Его рюкзак повесил на себя плечистый Немец. Пошатывающийся от слабости Череп налегке встал в дозор отряда. Миновав хребет, они вышли в кластер, перенесённый из предгорий Кавказа. Меж невысоких скалистых гор, цвели абрикосы. Воздух был напоён их ароматом и жужжанием пчёл, собирающих нектар.

Кластер был свежим, что хорошо наблюдалось на стыке с соседним, с подвявшей на солнце растительностью. Следы отряда Дизеля терялись в нем, но он однозначно должен был пройти сквозь него. Мэрша не дала мужикам насладиться бесподобным воздухом земного мира, ещё не развеявшегося по Улью.

— Жаль, что не в урожай попали, сто лет абрикосы не ел. — Пожаловался Репей.

— И так здорово, надышаться не могу. — Ответил ему Немец, с наслаждением выдыхая ароматный воздух.

— Жаль я вашего Рэба не застал, вот бы когда этот кластер будет грузиться со спелыми абрикосами такого ручного мутанта нам корзины возить. — Размечтался Булкин.

— Сам ты, ручной мутант, Булкин. — Мэршу рассердило такое сравнение.

В камень, рядом с Черепом ударила пуля. Отряд мгновенно упал ниц. Сенс завертел головой, пытаясь почувствовать угрозу, но был ещё слишком слаб. Стреляли из оружия с глушителем, мешая определить стрелка хотя бы на звук. Череп, пятясь, отполз под камни, за которыми залёг отряд.

— Чуешь? — Спросила Мэрша.

— Ни черта. Не чую и не вижу. — Он вскинул винторез и огляделся через его оптику.

Следующая пуля смачно шлепнула в камень, из–за которого он выглядывал.

— Черепашка, это ты? — Раздался крик.

— Я, скотина, ты чего по своим шарашишь? — Череп повернулся к Мэрше. — Узнали? Это же Ломоть?

Сенс Ломоть ушел с отрядом Дизеля.

— Ломоть, что с Крабом? — Крикнула Мэрша, чтобы дать шанс Ломтю, если тот на мушке, предупредить их.

— Краб погиб давно. Один я, один. — Последнее слово было сказано как–то печально.

Ломоть появился на тропе, идущей вдоль поросшего травой склона. Он опирался на автомат с насадкой для бесшумной стрельбы. У него не было рюкзака, одежда изорвана. Мэрша поднялась и пошла навстречу. Ближе Ломоть выглядел ещё хуже. Лицо в ссадинах, рукав в крови.

— Что случилось с вами? — Первым делом спросила Мэрша.

— Дайте живец, сейчас сдохну. — Ломоть устало опустился на траву. — Три дня ни глотка.

Мэрша отдала ему свою бутылку. Ломоть присосался. Сделал три больших глотка и вернул её хозяйке. Щеки его сразу порозовели, в глазах появился здоровый блеск.

— Мы нарвались на них внезапно. Я ничего не почувствовал. Сдается мне у них есть люди с даром, как у нашего Скорняка, либо технические возможности глушить свое присутствие.

— Они напали на вас? — Мэрше не терпелось узнать судьбу Дизеля и его отряда.

— Да, напали.

— Всех убили?

— Я не знаю. Они закидали какой–то дрянью с дымом. Я‑то был в стороне, сховался, меня дым не достал, а мужики сознание быстро потеряли, я почувствовал.

— Ты хоть видел кто? — Наседала Мэрша.

— Да, видел. На внешников похожи, одеты одинаково, как солдатня.

— Какого им тут надо? — Возмутился Немец.

— Я без понятия. — Признался Ломоть.

— А ты чего такой драный?

— Упал. Я же не просто смотрел, отстреливаться начал, парочку снял точно, а они меня так прижали, что я пополз пятой точкой вперёд, а камушек подо мной «хрусь», и я прямо с ним закувыркался вниз. Сознание сразу потерял, и сколько провалялся без него, не знаю. Если бы тварь какая рядом прошла, сожрала меня, я бы и не узнал.

— Нога цела? — Мэрша глянула на распухшую голень, торчащую из расшнурованного бёрца.

— Распухла, болит конечно, но кое–как я на ней ковылял.

— Далеко отсюда это случилось?

— Не знаю, я плёлся трое суток, но с моей скоростью…

— Что делать будем, мужики? — Мэрша оглядела отряд.

— Я бы дал восстановиться Ломтю, да и мне. С двумя отдохнувшими сенсами будет надёжнее.

— Согласен с Черепом. — Поддержал его Репей.

— Черепом? — Удивился Ломоть.

— Да, он заслужил новое имя. А ты видишь сенсоры, которые оставили внешники или кто они там?

— Сенсоры? Нет, не видел.

— Вот, а Череп видел и обманул их, поэтому ты пока походишь Ломтём.

— Как это? — Ломоть перевёл озадаченный взгляд на Черепа.

— Диапазон расширил, видимо, чую их, как человека, но на своей волне.

— Научишь?

— Научил бы, если знал как.

— Так, ладно отряд… — Мэрша оглядела местность, — надо спрятаться здесь и переночевать. Моя интуиция говорит мне, что торопиться в гости не надо, гости скоро сами сюда придут.

— А если Дизель с мужиками ещё живы? Мы могли бы попытаться их освободить.

— Не вариант. — Ломоть покачал головой. — Их дохренища, и вооружены они как надо.

— А чего тогда мы их ждать будем? — Булкин, как всегда, выбирал самый малодушный вариант.

— Я думаю, мы должны попытаться взять кого–то из их команды, тогда и вопросы отпадут. — Предложила Мэрша.

— Языка? — Догадался Немец.

— Точно, как в свое время немцев из окопов таскали. — Хохотнул Репей, поддевая кличку товарища.

— Я поволжский немец.

— Тихо. — Прошипела Мэрша. — Поднимаемся на ту скалу, на привал.

Скалой, заросший кусок горной породы, сложно было назвать. От основания до вершины не больше тридцати метров. Однако он удобно возвышался над местностью и прекрасно скрывал людей в буйной растительности. Раненого Ломтя взял на прицеп Булкин.

Отряд нашёл удобное укрытие за камнями и кустами жёсткой акации, закрепившейся корнями в щелях между ними. Репей и Немец отошли в разные стороны от привала метров на двадцать, наблюдать за местностью. «Утес» поставили на ту сторону, откуда явился Ломоть.

Солнце припекало. Над кустами носилась мошкара и норовила сесть на лицо, пробраться в глаза или нос. Репей отгонял её в стороны, потом ему надоело это, и он накинул на голову куртку. Сумрак под ней незаметно склонил уставшее тело к лёгкой дрёме. Если бы не неловкая поза, заставившая его пошевелиться, он мог бы уснуть более крепким сном.

Репей вытянул ногу, в которую одновременно укололи сотни иголок и на миг потерял дар речи. По тропе, не более чем в трехстах метрах от них шел большой отряд. Репей приложился к прицелу пулемёта. В мареве от нагретого камня колыхались фигуры не менее тридцати человек, слишком одинаково экипированных, чтобы принять их за рейдеров. В дозоре отряда шли двое.

Репей заметался между желанием предупредить группу и желанием огнём подавить врага, чтобы дать время отряду уйти. Он приложился к «Утесу» и взял на прицел дозорных. Наверняка, Череп или Ломоть учуяли его тревогу и дали знать остальным. Позади раздался шорох. Репей обернулся. К нему довольно ловко карабкался Ломоть.

— Я почуял тебя. — Прошептал сенс, занимая место рядом с Репьем. — Это внешники?

Репей ещё раз приложился к оптике.

— Не похожи, я видел их раньше. Разве что новую форму выдали.

— Ага, не очень похожи.

Репью голос Ломтя показался странным, он собрался обернуться, но в этот момент, в шею ему что–то ударило, место удара зажгло, голова закружилась. Репей увидел лицо человека, совсем не похожего на Ломтя и отключился.