Около полугода назад.

Город, в котором жил Первый, не отличался от областных собратьев – был таким же серым, хмурым и безликим. Я глубже надвинула капюшон и заспешила к метро.

Плана как такового у меня не было – думала понаблюдать несколько дней за распорядком Первого, а потом уж решить, как действовать.

Остановилась в простом отеле, окна которого выходили на транспортную развязку – поближе к заветному дому. Даже сидя у окна, я могла видеть жилище врага, пусть и находившееся в некотором отдалении.

Дня через два, терпению пришел конец, потому что Первый не появлялся. Признаться, я даже засомневалась – верные ли адреса написал Третий.

В груди заныло от воспоминаний и от возможного предательства. Стиснуло так, что пришлось присесть. Непослушными руками взяла телефон и набрала заветный номер.

Он поднял трубку едва ли не на последнем гудке.

- Слушаю, - сказал веселым голосом.

На заднем плане послышался звон бокалов и женский смех.

- На чертовой бумажке настоящие адреса, или когда ты их писал, что-то в твоей голове снова переклинило? – зло поинтересовалась я, имея в виду его переменчивую натуру.

- А, это ты, - лениво протянул Третий, - я занят.

Мне пришлось проглотить грубость, хотя зубы заскрипели явственно.

- Ответь честно, - вздохнув, выдавила я.

- Да настоящие они, что тебе еще? – повысил голос Артем, а потом добавил: -

Говори быстрее.

- Ничего, - буркнула я, и вызов сбросила.

Казалось бы – нервничать не из-за чего, но в тот миг я почувствовала громадное напряжение, а еще – отчетливое желание убивать.

В доме по нужному адресу жила женщина, вполне годящаяся Первому в матери. Утром она спешила на троллейбус, а вечером неторопливо брела к дому, уныло глядя под ноги.

В один из вечеров я не выдержала – заявилась в гости. Чем такое поведение могло грозить – бог знает, но сидеть и смотреть, как ничего не происходит, я просто не могла.

Когда открылась дверь, я не дала возможности хоть что-то сказать. Нахмурилась и сурово доложила:

- Из военкомата.

Спасибо погоде – теплая куртка не позволяла рассмотреть – есть ли под ней форма. Впрочем, женщина даже не поинтересовалась ни удостоверением, ни званием, да и личностью в целом. Она вздохнула, скрестила руки на груди и устало спросила:

- Что еще вам надо?

- Предъявите документы, - нагло потеснив женщину, я протиснулась в прихожую.

Она растерялась и обернулась на стационарный телефон, стоящий на комоде поблизости.

- Я полицию сейчас вызову, - сказала неуверенно.

- Я сама полиция, - напирала я, не давая опомниться, - покажите список прописанных по этому адресу граждан.

Пока женщина хлопала глазами, я заметила фотографию в ажурной рамке – она стояла на полке рядом с комодом. На снимке молодой парень сидел на корточках в обнимку с высунувшей набок язык овчаркой. Сам мужчина улыбался залихватски – видны были и ямочки на щеках, и искрящиеся весельем глаза. Только у меня, от взгляда на фото, мороз по коже пошел. Разом заныли давно зажившие царапины, ушибы, укусы. Засосало под ложечкой от скрутившегося в животе страха. Я хорошо помнила, какой обманчивой может быть эта улыбка, и каким жестоким умеет быть обладатель этих веселых глаз.

На снимке без сомнения был Первый, только лет на пять-семь моложе, чем я помнила.

Пока я шарила глазами по другим фотографиям и пыталась справиться с накатившей паникой, женщина принесла паспорт и, пролистав книжку, сунула мне ее под нос.

- Здесь прописана только я и Миша – сын. Но вы и так это прекрасно знаете! Это из-за вас он не возвращается домой! – в голосе было столько отчаяния и боли, что я отступила на шаг к входной двери.

Попытавшись вернуть былую наглость и уверенность, сдвинула брови к переносице и поинтересовалась:

- В чем дело?

Женщина шмыгнула носом, но разом взяла себя в руки – подбоченилась и яростно прошептала:

- После вашей чертовой армии он остался работать по контракту в пограничных войсках – или как это там у вас называется. А потом, домой так и не вернулся. Исчез! – с этими словами она вдруг с немалой силой схватила меня за руку и вытолкала за дверь. – Ненавижу! – крикнула напоследок, а потом я услышала удаляющиеся всхлипы и причитания.

По дороге к гостинице меня била крупная дрожь. Непонятно – впечатлилась ли я слезами безутешной матери, воспоминаниями бесчинств ее сына, или же разочаровалась в том, что своими руками отомстить уже не смогу…

Третий трубку не брал, хотя я звонила почти непрерывно. В скором времени телефон вообще оказался выключенным – оператор бесстрастно говорила мне о недоступности абонента.

В номере, едва успела переступить порог, на меня накатило – да с такой силой, что я забилась в угол и закрыла голову руками.

- Смотри, как стонет, а? – засмеялся Второй и грубо схватил за волосы.

- Слышу-слышу, - вталкиваясь вовнутрь, пробубнил Первый, а потом достал член и, потеснив напарника, провел им по губам. – Давай-ка, не глупи, открывай рот. Ну, как, нравится? Шире рот открой, и голову запрокинь. Да, вот так, - бормотал он. – Да, да, вот так.

Второй, сплюнув на пальцы и сунув их между ног, где уже саднила и кровоточила рана, занял место Первого…

Приступ длился около пары минут, но мне показалось – вечность! Вот так – наяву, а не во сне, этого не случалось уже очень-очень давно. Я и забыла, как страшно переживать заново ужас, беспомощность и то самое ощущение подчинения – когда готова умереть, только бы всё прекратилось.

Колкие слезы текли по щекам, а я размазывала их и не могла взять себя в руки. В душе разгорелась такая ненависть, такой силы злоба, что ногти впились в ладони до кровавых лунок. Вскочив, я заорала, что было сил, и скинула на пол подвернувшийся под руку торшер, швырнула сумку в противоположный угол комнаты. Я орала и крушила всё, что могла достать, опомнившись лишь тогда, когда в двери настойчиво постучал администратор.

- В чем дело? – поинтересовался извне женский голос.

- Все в порядке, - прохрипела я и прислонила голову к двери, - весь ущерб оплачу.

За дверью потоптались, но через пару минут сопение стихло, и я поняла, что осталась одна.

Счастливчик выполз из-под кровати и теперь сидел копилкой на подоконнике, смотря ошалелым, круглым глазом – такой буйной кот еще меня не видел.

- А ты думал что? – сиплым голосом спросила я. – Я тебе давно говорила: мне лечиться надо.

***

Со Вторым получилось приблизительно так же – пока я наблюдала за подъездом, он не объявлялся. Квартира вообще казалась необитаемой – в окнах не горел свет, в почтовом ящике скопилась кипа квитанций. Соседи по площадке только разводили руками – о жильцах в нужной мне квартире информации у них не имелось, потому что соседи сами были новичками: кто снимал жилье около года, кто въехал буквально на днях.

Спустившись на первый этаж, я увидела бабульку в широкополой шляпе, надетой на пуховой платок. Она стояла около приоткрытой двери и крепко держала в руках старого серого кота, в глазах которого сосредоточилась вся печаль мира.

- Здравствуйте, - кивнула я, намереваясь пройти мимо.

- Это ты, штоль, Вовкой интересуешься? – прошамкала бабуля.

В ответ я кивнула:

- Да, он денег мне должен.

Бабуля еще тесней прижала к боку кота, от чего тот недовольно мявкнул, покосившись в сторону родной квартиры. Женщина же махнула свободной рукой:

- Непутевый был. Морда наркоманская: глаза вечно косые, злые, штаны вечно на коленках дырявые, – старушка посмотрела на мои джинсы, но, не увидев там ни латок, ни дыр, продолжила более спокойно: - не видать тебе своих кровных.

- Отчего же был? – прислоняясь к перилам, спросила я.

- Так сгинул он – сестра его уже почти похоронила. Квартиру вот сдавать надумала – опять возьмет идиотов каких-нибудь, будут мне над головой топать.

- Как похоронила? – прижала я руку к груди.

- С границы не вернулся. Говорят, весь их отряд то ли в болота угодил, то ли еще напасть какая приключилась – из троих никто домой не возвратился. Пропали без вести.

- Да вы что! – снова ахнула я. – А полиция что? Руководство штаба?

- Ай, - махнула рукой старушка и поправила съехавшую на лоб шляпу, - оно надо им, искать? Бумагу выдали родным, плечами пожали – дескать, всякое на службе бывает, и тю-тю. Никому не надо – голову сильно морочить.

- Ясно, - с мнимым сожалением протянула я, потихоньку спускаясь по лестнице, - спасибо вам, всего доброго. Котика берегите, вон, какой красавец!

- Шельма он, а не красавец, - стукнула бабуля кота по носу, - все нервы вымотал, - и скрылась за деревянной дверью.

На улице хороводил снег с дождем. Выйдя из подъезда, я натянула капюшон и отправилась в сторону временного пристанища. Настроение было ни к черту. После припадка пришлось возобновить самолечение – единственное приемлемое средство, что продавалось без рецепта, теперь валялось в кармане. От него тошнило, дурманилось сознание, немели руки, но это было лучше, чем переживать заново тот проклятый день.

Я больше не чувствовала себя умиротворенно – то чувство осталось на холодной набережной, на мягком диване в лесном доме Третьего. Словом, осталось где-то в прошлом. Теперь я чувствовала, как изнутри клокочет злость, как мечутся в душе эмоции, подобно рою злых пчел. Испытывала тяжелые муки совести из-за смерти Вадима, и эта смесь грозила мне полным сумасшествием.

Получалось, что два города я посетила зря.

Оставался последний адрес. Конечно, если те цифры можно было так назвать.

В автомобильном прокате я взяла подержанный «Опель», хотя не знала наверняка – можно ли мне в таком состоянии садиться за руль. В ближайшем супермаркете купила йогурт, воды в дорогу и кое-какой инвентарь. Я уже тогда знала, что найду по указанным координатам и не понимала – смеяться ли, или же плакать.

***

Лес за окном слился в растянутое пятно, навигатор, скачанный приложением на телефон, мерно попискивал и отвлекал от зудящей в груди досады.

Когда я остановила машину, солнце – невнятное пятно, что не в силах было пробиться сквозь свинцовые небеса, уже грозило закатиться за горизонт.

Включив дальний свет фар, я выбралась из салона, открыла багажник, достала инструмент и, свернув с дороги, пошла по указанному пути.

Блуждала долго – то кружила вокруг разлапистой ели, то петляла близ захудалого куста дикого шиповника. И все, же, место, написанное Третьим на листе бумаги и подчеркнутое жирной чертой – нашла.

Они умерли страшно. В глубоком, полуразвалившемся колодце, заполненном гнилостной водой едва если по щиколотку.

Чтобы отодвинуть железный настил, неплохо замаскированный землей и еловыми иглами, пришлось очень постараться. Если бы я не имела координат – ни за что не нашла бы это место.

Содрав кожу на ладонях в кровь, и почти надорвавшись, я сдвинула в сторону железный пласт. И как только справилась с «крышкой» колодца, в нос шибануло гнилостной вонью.

Запах был такой жуткий, что меня стошнило выпитой недавно водой. Утерев рот и кое-как справившись с дурнотой, я посветила фонариком внутрь колодца, зажав нос свободной рукой.

Прочь от света ринулись какие-то твари: то ли мелкие мыши, то ли огромные жуки. Со стены в воду ухнула крупная сколопендра, и еще бог знает какая жуткая дрянь.

Я же всё светила на камни, боясь направить луч на мертвецов и увидеть их обезображенные останки.

Они сидели «валетом» - друг напротив друга. Одежда полуистлела, а плоть – оказалась почти съедена: насекомыми ли, грызунами, или самим временем. Останки ее, свисали с костей скудными клочьями. Белесые, еще не пожелтевшие от времени скелеты омывала черная, с желтыми масляными разводами вода. Я разглядела, что кости ног у мертвецов сломаны: стало понятно, почему они так и не смогли выбраться отсюда. И все же, то, что осталось от тел, дало мне полную уверенность – это, без сомнения, останки насильников.

Передернувшись и снова вывернув наизнанку желудок, я сдвинула железо назад и распределила сверху природный настил.

Села на колени, оперевшись ладонями о землю. Рассмеялась и не заметила, как смех сменился истеричными слезами.

Не знаю, сколько времени я провела в лесу. Стемнело быстро. Когда рыдания иссякли, тишина вдруг опустилась на плечи подобно ледяным призрачным объятиям. Сделалось зябко. Муторно. Словно на кладбище в немое полнолуние.

Луч валяющегося неподалеку фонарика освещал местность на пару шагов вперед: виднелись только черные стволы деревьев.

Быстро вытерев глупые слезы и оглядевшись, я поднялась с колен и бросилась назад – к дороге. Стало так страшно и жутко, что я забыла обо всем на свете. Важным оказалось лишь желание убраться отсюда как можно скорее. Пока призраки из колодца не опомнились, и не забрали в ад мою грешную душу.

Дорога в город не запомнилась совсем. Казалось, только села за руль, и вдруг каким-то чудом оказалась в номере отеля. Закрыв дверь на замок, а потом, зачем-то подперев ее тумбочкой, я скинула одежду и забилась в угол ванной.

- Так нельзя дальше жить, - жалобно сказала вслух и отключилась.

***

Пришла в себя на постели – укутанная в кокон одеяла, с мурчащим Счастливчиком на груди. В ванной плескала вода, желтый свет пробивался сквозь щель под дверью.

Тумбочка, подпирающая дверь, стояла на обычном месте – в изголовье кровати.

Я вскочила, не сразу выбравшись из постели. Закружилась голова, и я почти рухнула обратно. Кот с перепуга заорал, и в ту же минуту отворилась дверь ванной комнаты.

- Зачем ты встала? – нахмурился Третий, отбрасывая прочь полотенце, которым вытирал руки.

- Ты убил их! – закрыв лицо руками, прошептала я.

- А ты хотела сделать это сама? – зло выдохнул Третий.

Ответа у меня не нашлось.

- Давно? – не глядя на любовника, прохрипела я.

- Почти три года назад, - был ответ.

- А Вадима за что? – спросила, раскачиваясь из стороны в сторону.

Третий выгнул бровь и глянул свысока – жестко, непримиримо.

- Просто так.

- Ты чертов псих! – продолжая раскачиваться, как маятник, пробормотала я.

- А ты кого хотела? – Третий медленно приблизился и остался стоять, возвышаясь надо мной.

- Убирайся, - устало кивнула я на дверь, - зачем ты вообще приехал? Снова следил за мной? Гребанный маньяк!

- Ты не отдала должок, - неприятно хмыкнул Третий. – У нас в запасе еще несколько месяцев.

Мне хотелось рассмеяться и расплакаться одновременно.

- Ты же вроде был занят? – подняла глаза, вспомнив телефонный разговор: звон бокалов на заднем плане и игристый женский смех.

- Освободился, - Третий покачнулся с пятки на носок. – Ложись, - сильные руки легли на плечи и заставили откинуться на подушки.

- Артём, - позвала я, уже засыпая.

Третий отвел глаза от экрана ноутбука, пригнул ухо Счастливчику, чтобы видеть мое лицо.

- Мне лечиться надо, - сказала, и закрыла глаза.

***

Настоящее время.

Практически наши дни.

Эпилог.

Воздух пах тюльпанами и цветом вишни.

- Пришла пора прощаться, - обернулась я к Артему, отойдя от распахнутого окна.

Он сидел на диване, листал книгу на планшете. Кот свернулся бубликом у него под боком.

Идиллия и только.

Третий поднял глаза – еще расфокусированные, почти сонные. Сощурился от солнечных лучей, заполонивших комнату.

- Что? – переспросил он.

- Я говорю – весна пришла. Договору – конец, настало время расставаться.

Третий усмехнулся в излюбленной манере – криво, жестоко.

- У нас в запасе еще пара дней. Время есть.

Я пожала плечами и ушла в спальню, чтобы собраться на работу.

Настроение было паршивое, но доктор заверял – пройдет. Время, как известно, всё лечит. Зализывает раны, тушит свечи и погребает под собой эпохи и цивилизации.

И вообще, самое главное – вовремя принимать таблетки.

Через несколько дней – апатичных и однообразных, наполненных показным спокойствием, я ехала с работы, и от нечего делать, поглядывала в окно.

Мысли вертелись вокруг треклятого договора – уж больно он смахивал на сделку с Дьяволом.

Но, говоря откровенно, с Третьим было хорошо. Спокойно, вольно. Поэтому, я сама не знала, для чего завела тот недавний разговор. Хотелось определенности – да, а вот взять и вправду расстаться – не очень.

Выруливая на проспект, приспустила стекло. В салон ворвался свежий ветер. В последние дни погода радовала теплым воздухом и ароматом разнотравья. Дышалось сладко. Сидеть дома в такой вечер было попросту грешно, и я надумала пригласить Третьего на прогулку. Припарковалась у обочины, вынула из сумки телефон, и замерла, глядя в окно.

Неподалеку, на веранде популярного бара, стоял Третий, хотя должен был находиться на деловой встрече. Он курил, расслабленно оперевшись о перила, а рядом, как послушная лошадка, стояла длинноногая блондинка. Издали мне показалось, что она перетаптывается, задевая его то рукой, то коленом, и что-то непрерывно щебечет на ушко.

Третий смотрел вдаль, и лицо его казалось бесстрастным, безразличным ко всему. Поставь рядом надувную бабу, взорви хлопушку у самого уха – он и не заметит.

Я сползла вниз по сидению, забыв, что стекла машины снаружи тонированные. В груди так ощутимо кольнуло, что вспотели ладони. Какой же я была беспечной дурой! Забыла, что такое обида. Привыкла, что сердце не знает романтичной печали, а теперь – получила кулаком под дых.

Наши три месяца, прожитые после воссоединения, пролетели, как день. Мы с Третьим разговаривали обо всем на свете, гуляли, готовили вместе, занимались любовью. Он помог мне выбрать врача-психотерапевта и ходил на сеансы, молча ожидая в приемной. Терпел заскоки, истерики, приступы ярости. Напоминал, когда нужно пить таблетки, укрывал пледом. Держал волосы, когда я блевала после очередного ночного кошмара. Кормил Счастливчика и водил его на уколы. Совал градусник, когда у меня закладывало нос после долгих прогулок, и никогда не напоминал о прошлом – ни словом, ни делом. Было – и было, махнул однажды рукой. Надо жить дальше.

И я не успела заметить в себе перемен, не смогла их предотвратить. А теперь, глядя на него – мужчину, который из незнакомца, почти врага, за такое короткое время успел превратиться в кого-то очень важного, стоящего теперь рядом с другой женщиной, у меня скручивало узлом живот. Мутило. Отправлялась к черту вся терапия и медикаментозная помощь.

Я вдруг осознала, что мне хочется удавиться.

Он вернулся поздно. Загремел ключами в прихожей, и мне, находящейся в зале, почудился сладкий аромат чужого парфюма.

- Не спишь? – протянул Третий, ступая тихо.

Я в ответ мотнула головой.

Артем мельком поцеловал в висок, легко огладив волосы, и отправился прямиком в душ.

Я же до крови закусила губу и опустила глаза.

Когда Третий вышел из ванной, я сидела в той же позе. Он неодобрительно качнул головой.

- Пойдем спать, - сказал властно, - ты, наверняка, за день устала.

Какая забота! – зло подумала я, но в ответ сказала тихо:

- Ложись, сейчас приду.

Выждала минут двадцать – обычно за это время он засыпал, а потом встала, потрепала дремлющего кота по полосатой макушке и сказала шепотом:

- Прости меня. Ты же видишь, вся жизнь через жопу.

Кот промолчал, лишь сонно дернул ухом, а я подошла к французскому окну и распахнула его настежь.

В лицо пахнуло ласковым теплом весенней ночи. Жаль было терять это сладкое, романтическое время – сейчас влюбленные нежатся в объятиях друг друга, но, увы – в моем случае, это сказка про белого бычка.

Вздохнув, я забралась на перила – узкие, холодные наощупь. Раскинула в стороны руки, и шелковый халат затрепался подобно крыльям. Подумала, что полет с такой высоты будет быстрым, и зря я, дура, страшилась сделать это раньше. Придумывала, что испугаюсь, что не хватит решимости, а на самом деле ведь – проще простого. Особенно, когда никто не держит. Нужно просто сделать один единственный шаг…

На тело будто навалилась бетонная плита – горячие руки Третьего сжали колени и талию мертвой хваткой. Я дернулась от неожиданности, но он быстро стянул меня вниз, не позвонив упасть с двенадцатого этажа.

Повалил на холодный пол, сел сверху. Размахнулся и залепил мне хлесткую пощечину.

- Ты что собиралась сделать, чокнутая? – прошептал Третий совершенно белыми губами.

Руки, которыми он зажал мои ладони, тряслись, зрачки то сужались, то расширялись – видимо, от бешенства.

- Я спросил, ты что придумала? – ощутимо тряхнув за плечи, Третий рывком поднялся и потащил меня в квартиру.

Мои зубы стучали – то ли от холода, то ли от досады. Из глаз брызнули слезы обиды.

- Это не твое дело! – попыталась вырваться я, но, куда там.

- Как раз мое! – заорал Третий, наверняка, перебудив всех соседей.

Впрочем, на это было плевать.

С яростью закрыв балкон – так, что задрожали стекла, Третий схватил бутылку виски, стоявшую у бара, и приложился к горлышку.

- Чокнутая дура, никогда так больше не делай! – снова закричал он, когда проглотил спиртное. Утер лицо рукой и отбросил бутылку в сторону.

Я забралась на диван, поджав под себя ноги и спрятав лицо в ладонях.

- Ты же лечишься и знаешь – всё со временем образуется, - продолжал кипятиться Третий. – Зачем ты это сделала?

- Да провались ты к чертям! – не выдержала я.

Адреналин вовсю выплескивался в кровь, и не осталось сил держать ярость внутри.

- Все вы одинаковые – похотливые, лживые, жестокие твари! Ненавижу! – вскочив, я пульнула в него напольной вазой, и от неожиданности Третий не успел среагировать. Ваза пролетела рядом, разбилась с громким звоном.

Осколки брызнули водопадом, впиваясь в кожу куда придется. Но, даже вид крови не сумел меня образумить. Я накинулась на Третьего с кулаками и диким воплем. Колотила по груди, рукам, а он старался держать меня за плечи, но потом сдался и остался стоять, терпеливо снося удары.

Я выдохлась быстро. И снова разрыдалась, когда он обнял меня, прижав к себе до хруста в костях.

- Глупая дура, я же люблю тебя. Я за тебя убью любого. Умру, если надо. Пообещай, нет, поклянись, что никогда больше не попытаешься наложить на себя руки! – Третий встряхнул меня, да так, что запрокинулась голова.

- Клянусь, - прохрипела я, уткнулась лицом в его грудь, и оттуда прошептала:

- А ты поклянись, что никогда меня не предашь и не обидишь.

Третий на мгновение замер, а потом хрипло ответил:

- Клянусь, - сильные руки стиснули, подхватили меня и понесли на диван.

А потом мы не спали до утра.

Третий целовал мое лицо, а я доставала осколки и зализывала его царапины. Мы говорили. Он – все еще бледный, взъерошенный, не хотел выпускать меня из объятий, а я и не желала выбираться из уютного кольца его рук.

***

- И что? – спросил дед, стукнув Маэстро по лбу, чтоб тот не лизал мне руки, - он спланировал это все давным-давно?

Мы сидели на улице, пили чай и заедали его малиновым вареньем. В воздухе сладко пахло яблочным цветом, слышалось стрекотание цикад.

- Сказал, что убил их в тот же день, как отпустил меня, - я украдкой скормила алабаю блинчик, чтоб не обижался.

Остальные собаки засопели, но выдавать секрет не стали. Знали, что от деда мне достанется разбор полетов за нарушение гастрономической дисциплины.

- Зря, получается, стрелять училась, - хмыкнул дед, скосив глаза на мои испачканные жиром ладони.

- Как знать, может, пригодится, - пожала плечами я.

Дед выразительно погрозил мне пальцем и шикнул, заметив машину Артема, приближающуюся к воротам.

-Доброго времени, Виктор Александрович, - протянул руку Третий и наклонился, чтобы поцеловать меня в макушку.

- Доброго-доброго, - проворчал дед, пожимая протянутую ладонь. – Иди-ка, ты руки мыть, - кивнул он Артему, - и за стол садись скорей, пока твоя Златка не скормила все блины этим наглым собакам! – тут хозяин стрельбища вторично погрозил мне пальцем и неодобрительно глянул на алабаев, что разлеглись вблизи полукругом.

Третий засмеялся и отправился в дом.

- Я рад, что ты в надежных руках, - помолчав минуту, выдал дед.

- Перестань, - отвела взгляд я.

- Это ты прекрати дурить, - жестко сказал дед, - что тебе еще для счастья надо?

Подумав, я не смогла ответить. Теперь для счастья у меня, и правда, было всё.

***

Маринка рыдала.

- Ты сошла с ума! – в который раз запричитала она и громко высморкалась в бумажный платок.

- Перестань блажить, - поморщилась я и обернулась к Третьему, что бессовестно смеялся, стоя поблизости.

Впрочем, в зону видимости веб-камеры он не попадал, чем нагло пользовался.

- Что такое? – спросила у него, пока подруга доставала из пачки новый платок.

- Забавно наблюдать за таким трогательным моментом, - ответил Артем и напускно фыркнул.

- Златка, зачем ты это сделала? – снова закричала Марина и тыкнула в экран розовую бумагу с ярко-синей печатью.

- Чтоб ты спросила! – разозлилась я.

Спорили из-за дарственной. Квартира, после смерти мужа, как и полагалось, перешла ко мне по наследству. Вадим не успел оформить никаких бумаг – умирать молодым он не собирался. По ясным причинам я в той обители жить не собиралась, продавать тоже не хотела, так как денег было вдоволь. Мы с Третьим не придумали ничего лучше, чем подарить квартиру Маринке.

И та, ясное дело, принимать такой подарок отказывалась наотрез.

- Я просто не могу! Это слишком! – снова запричитала она, икнув, и следом глотнула воды из высокого стакана.

- Марина, - после небольшой паузы, очень серьезно обратилась я, - квартира твоя. Можешь продать ее, сжечь, оставить будущим детям, мне все равно. Это понятно?

Наверное, что-то было в моих глазах или тоне убедительное, отчего подруга наконец-то кивнула.

- Вот и прекрасно, - обрадовалась я, - давай-ка обсудим твой приезд. Билеты заказала?

Мы поговорили еще минут двадцать, а потом простились – ненадолго, потому что подруга обещала в скором времени нас навестить.

Я вздохнула, когда руки Третьего легли на плечи.

- Ты всегда отдаешь долги, верно? – шепнул он мне на ухо.

Кивнула, ответив:

- Да, отдаю. Каждому – по заслугам.

Третий лизнул мочку уха и по шее у меня пробежали мурашки.

- Тогда как насчет моих заслуг? Вчера ты обещала…

То, что Артем шепнул на ухо, я не осмелилась бы сказать вслух – настолько неприличным и сладким то оказалось слово.

Я вытянула руки, провела по его густым волосам и, встретившись с возбужденным взглядом, сказала:

- Раз сказала, сделаю.

Третий засмеялся, подхватил меня на руки и даже слегка подбросил. А потом наклонился к лицу, и тихим, серьезным шепотом сказал:

- Златка, как же я люблю тебя!

Я спрятала лицо у него на груди и тихо ответила:

- Я тебя тоже.

Февраль. 2017.