— Нет, это смешно! — Эндрю откинул в сторону газету. — Я курица! Я хлопаю крыльями. Не ешь меня — зеком станешь! А если завтра откроют, что и у растений и грибов есть душа? Чем мы будем питаться? А ведь откроют! Непременно откроют! Любителей деревьев и корешков у нас хватает!

 Эндрю находился в камере один, но говорил вслух, будто вел дебаты с невидимым оппонентом. Он был в меру упитанным блондином с короткой стрижкой и немного прищуренными (то ли от постоянной концентрации умственных процессов, то ли от близорукости) голубыми глазами. Живот, округлость которого ему удалось сохранить даже сидя на тюремной диете, придавал ему некоторой солидности, когда он нервно расхаживал по камере.

— Все происходит по самому плохому сценарию. А ведь я предвидел, что так оно и будет. Теперь Арсений мне бутылку должен. Он проспорил. Он говорил, что скоро все наладится. А хрен!

— Ты тоже прочитал сегодняшнюю газету? — спросил бородатый заключенный из камеры напротив. — Ужас, что творится в наше время. Астрологи и прочие гадалки до сих пор привлекаются в суде! Экспертами!

— Не может быть! — саркастически заметил Эндрю.

— Когда же закончится эта эпоха мракобесия и нелепых суеверий? Вот были времена, когда таких невежд сразу на костре сжигали. А у вас в стране вся власть у этих супостатов! А все почему? Просто пора всем жителям страны обратиться к истинной традиционной религии. Римско-католический!

— Неужели? А уж не за совращение молоденьких мальчиков ли ты сидишь, падре? — усмехнулся Эндрю.

— Меня оклеветали!

— Какая история! А не представитель ли ты духовенства той замечательной религии, последователи которой нынче на грани вымирания из-за запрета на использование презервативов? Ах да, мальчики же не беременеют! Эпидемия ВИЧ инфекции? Нет? Не слышали?

— Нет такой болезни! То есть испытание, ниспосланное Богом, дабы проверить крепость нашей веры, а ты заблудший бес!

— Не таким, как ты, судить о заблуждениях! Мне можно. Тебе нельзя! Займись миссионерством в другой стране. Не тебе ли подобные выступают за дискриминацию голубых, чтобы потом поехать в Ватикан молиться под фресками Леонардо да Винчи и Микеланджело, известных своим неравнодушием к мужчинам? Двойные стандарты. Тоже не слышали?

— Богохульник! Клеветать на великих людей!

— «Богохульство дает облегчение, какого не может дать даже молитва» — слова Марка Твена. Или вот еще! Я очень люблю этот пример. Порнография — это зло? Конечно, зло! Любой бородатый священник подтвердит! Но куда в средневековой целомудренной Европе пошел бы человек, желающий порадовать свой неприхотливый глаз качественными художественными изображениями обнаженных и полуобнаженных людей? Ну? Конечно же, в церковь! Оттуда и популярность религии! Чего стоит одна Сэкс-тин-ская капелла! А современная борьба против эротики и порнографии? Давите конкурентов, падре? Утраченную монополию возродить хотите?

— Сравнил божий дар с яичницей! Покайся! Пока Всевышний тебя не покарал!

— С яичницей? А с чем сравнить? С гренкой с сыром можно? Я слышал, в музее хранят одну такую. На ней, говорят, образ девы Марии отпечатался. Святая реликвия! Кстати, насчет непорочных зачатий. Читал, что есть такие ящерицы партеногенетические. Они без самцов могут обходиться. А еще я читал про римского легионера Пантеру…

— Гореть тебе в аду!

— Ты зол, братюня? Я смотрю, ты злишься! Давай позлись еще! Я священник! Я злюсь! Прощение? Терпимость? Нет! Злоба? Дайте две! Давай! Помолись еще, чтоб твой боженька меня молнией сразил! Римско-католической!

— Эй ты! Чего раскричался? К тебе посетитель пришел. Дядя твой. Вставай, пошли! — тюремный охранник, приготовив наручники, стоял по другую сторону решетки и с раздражением смотрел на Эндрю.

— Какой такой дядя? Ах, дядя! Ну конечно, как я мог забыть своего любимого дядю! — Эндрю просунул руки через решетку. Через секунду он почувствовал, как холодный металл сковывает его запястья.

— Почему вы пускаете нас на обед без наручников, а на свидание с дядей без них ну совсем никак? — спросил Эндрю, оказавшись за пределами камеры.

— Потому что от обеда вы не убежите, — язвительно ответил охранник.

— И то верно! Пошутил!

Эндрю почувствовал, как что-то тупое и твердое ударило его в бок.

— Дубинка… Все-все, я молчу. Я тихий. Я спокойный. Я иду увидеться с дядей. Кстати, как там Ксенофонт Хосанович, наш любимый начальник? Все пьянствует?

 Ответа не последовало, и Эндрю понял, что стоит помолчать. Остаток пути по мрачным тюремным коридорам был пройден в полной тишине.

— У тебя есть десять минут, — сообщил охранник, оставляя Эндрю в небольшой комнате с окошком. Через это окошко предстояло общение с гостем.

— Дядя? Серьезно? Ничего лучше придумать не мог? — спросил Эндрю, подсаживаясь на прикованный к полу табурет.

— Визиты только для родственников. Я тебе явно не жена и не бабушка. Значит, дядя. Ты следишь за новостями?

— Да. Маринелли оказался голубым — это такой скандал!

— В каком смысле?

— Так ведь это вскрылось сразу после его возвращения с гастролей по Странам Шариатского Альянса! Он жал руки исламским духовным лидерам! Самому Хаиму жал! Представляешь? Это как если бы глава Ку-клукс-клана по ошибке пожал руку афроамериканцу.

— Не может быть!

— У них же за гомосексуализм допускается смертная казнь!

— Я вижу, ты очень интересуешься этой проблематикой. Сам-то какой ориентации?

— Смеешься? А еще я прочитал, что Шелла и Васкас решили пожениться, а у Тюдора-младшего скоро родится дочь!

— Ты это серьезно?

— Нет, конечно. Я пошутил. Сын, сын. Непременно, сын. Астрологи наверняка опять все напутали. Бестолковые. Даже пол ребенка определить не могут.

— Ты провинился, и тебя вынуждают читать всякую желтую фигню?

— Почему провинился? Ты сам посиди тут месяц-другой, тоже от скуки умирать начнешь. Я уже по десятому разу книжки перечитываю. А если серьезно, да, я читал новости. Демократия — власть большинства, большинство — идиоты, следовательно…

— Тише… Что ты такое говоришь? Тебе одного срока мало? Радуйся, что тебя за шарлатанство взяли, а не за конспирацию.

— Гитлер пришел к власти демократическим путем. Века полтора тому назад.

— Да замолчи уже! Ты хоть понимаешь, что нас и так очень мало осталось. Мы изо всех сил пытаемся что-то сохранить, а ты так подставляешься. Сначала с этими целительницами связался. Зачем ты назвал их никчемными дурами? Вот они на тебя и настучали. Если бы ты умел держать себя в руках, был бы сейчас на свободе.

— Пойми. Я людям помогать хочу. Иногда. А эти бесполезные обладательницы птичьих мозгов мешали мне делать мою работу. Ты скажи мне, когда вы меня вытащить собираетесь? И, кстати, я люблю демократию! Ничего лучше не придумали. Просто указываю на некоторые ее недостатки.

— Мы не можем тебя вытащить. С тех пор, как умер… сам знаешь кто… у нас совсем не осталось власти.

— А если я предложу план?

— А у тебя есть план?

— Вообще-то да. Мы можем использовать их слабое место. И тогда мы наконец хоть что-нибудь сделаем. Я давно об этом думал.

— Какое слабое место?

— Мозги. Как появится первая возможность, я тебе сообщу. А пока возьми. Это важно, — Эндрю передал через окошко маленькую записку.

— Хорошо. Не сдавайся тут.

— Сдаваться? Нет, не слышал.