Вечер. Столовая. Тучные пациенты торопливо поглощают цветную капусту и телячьи котлеты. Дистрофики с выражением безнадежности на лице разглядывают горы всевозможной снеди, выставленной перед ними. Тем и другим одинаково тяжко.
Внезапно стихает дождь. Выходит солнце, его лучи сверкают на траве. Доктор Эббесен совершает обход. Подойдя ко мне, он говорит, что хотел бы немного побеседовать со мной после ужина. Поднимаюсь к нему в кабинет. Он складывает ладони. В парке мелькают тени гуляющих. С мокрой травы поднимается пар.
— Звонила ваша жена, господин Ферн…
Оказывается, Эллинор Ферн несколько встревожена состоянием Мартина Ферна. Может, свидание принесло ему вред. Она хотела бы знать, как он себя чувствует.
— Я чувствую себя великолепно!
Больной всегда должен быть осмотрительным, говорит доктор.
Я отвечаю ему, что совершенно здоров. Но он не слушает. Он продолжает рассуждать о том, как будет славно, когда я выздоровлю. А сейчас он должен позвонить госпоже Ферн, сказать, чтобы она не волновалась. Сняв трубку, он называет номер Фернов. Бодро сообщает госпоже Ферн, что Мартин Ферн в полном порядке. Улыбка, два-три смешка, несколько успокоительных слов.
Я спрашиваю, чем же я болен.
Знаете, это нелегко объяснить профану. Человеческая душа не машина. Она не подчиняется точным законам, речь может идти лишь о приблизительных закономерностях. Кое-какой опыт у нас, конечно, есть, говорит он, однако не объясняет, чему же учит этот опыт.
— Значит, случаи вроде моего бывали и прежде?
— Конечно!
— В моей болезни нет ничего необычного?
— Вы будете совершенно здоровы!
Я спрашиваю, что значит «быть совершенно здоровым».
Но и на этот вопрос он не может ответить так вот, походя.
Вместо этого он начинает рассуждать о каких-то электрических токах в нашем мозгу. О каком-то там торможении. Человек есть совокупность электрических импульсов.
Скоро ко мне начнет возвращаться память. Это будет медленный процесс. Сначала всплывут разные мелкие детали. И только потом я вспомню самое главное.
Мартин Ферн всегда был несколько неуравновешен. Может быть, в силу повышенной впечатлительности или наследственной невропатии. Мартин Ферн пережил серьезное потрясение. Наверно, слишком много пил, злоупотреблял успокаивающими лекарствами, да и семейная жизнь его была неспокойна. Но все это, конечно, уладится. Надо запастись терпением.
— Очевидно, госпоже Ферн тоже пришлось нелегко! — вдруг заявляет он.
Больше он ничего не хочет говорить. Даже не поясняет, почему ему жаль госпожу Ферн.
Желая показать, что разговор окончен, доктор встает. И я тоже встаю. Так мы и стоим друг против друга. Что ж, бывает, у каждого свои слабости, читаю я на его лице. Но я могу быть спокоен — все утрясется.
— Вы будете совершенно здоровы, господин Ферн! Обещаю вам!
Гуляю в парке. В траве сверкает роса. На золотистом вечернем небе четко выделяются кроны деревьев. Рональд сидит на скамейке. Угрюмо глядит в землю.
— Как поживаешь, Рональд?
— Никак! — отвечает он. — Ужасно!
— А что с тобой?
Он больше не может! Не может сказать, в чем дело. Не может от этого избавиться. Только твердит, что это невыносимо, тяжко, мучительно. Рональд не в силах освободиться от Рональда. Не в силах выбраться из своей скорлупы.
Не в силах покончить с прошлым.
Должен же быть виновный. Кто-то наверняка виноват в том, что случилось с Рональдом. Надо найти виновного — и все пойдет как по маслу. Прошлое — все равно что детективный роман. Только бы найти виновного, и можно начать жизнь сначала! Рональд обессилел от поисков.
Предлагаю ему побегать вперегонки. У него нет большой охоты. Но мне все же удается его уломать. Мы бежим по мокрой траве, из-под наших ног взлетают брызги воды. Он бежит медленно, неуклюже. Вообще-то у него нет времени для таких забав — он занят размышлением над своим прошлым. Но постепенно он входит во вкус. Под конец он легко обгоняет своего сорокалетнего соперника. После ждет меня у причала. Рональд с трудом переводит дух, но видно, что он гордится своей победой. Мы оглядываем широкую даль озера. Я издаю громкий крик. С другого берега отзывается эхо. Рональд тоже пытается крикнуть. Но вместо крика получается слабый писк. Вторая попытка оказывается несравненно удачней.
Мы идем сквозь сумерки к белому дворцу. Весь парк окутан синим туманом. На светлом фоне стен мелькают темные силуэты. Входим вдвоем в санаторий. Поднимаемся в холл, присаживаемся у телевизора. Кругом сидят больные — они не сводят глаз с маленького экрана.
Чуть погодя покидаем холл.
— Я не в силах дольше терпеть! — говорит Рональд. — Я должен что-то предпринять!
Я хлопаю его по плечу. Мимо проходит доктор Эббесен, улыбается профессиональной улыбкой. Рональд пристально глядит ему вслед. Потом поворачивается и идет по коридору к себе.
Присаживаюсь к письменному столу. Беру лист бумаги, авторучку. Пишу несколько фраз: «У Мартина Ферна есть жена, дети, дом. Есть у него, очевидно, также любовница по имени Лилли. Тень греха омрачила его жизнь. Куда бежать от этой мути?» Скомкав бумажку, бросаю ее в корзину. Подхожу к окну. Из беседки, где живет сторож, доносится тихая музыка. От окна ложится на траву желтый свет. Из холла доносится треск телевизора, серые вспышки освещают мрак.
К Мартину Ферну не подступиться. Кто же он все-таки такой? Стою у окна. Туман стелется низко. На дороге показывается автомобиль. Медленно обогнув санаторий, он исчезает в лесу. Из главного входа выскальзывает какая-то фигура. Это Рональд. Крадучись бежит по газону. Подбегает к ограде. Перелезает через нее и мчится к лесу.
Я в замешательстве.
Так как же мне все-таки подступиться к Мартину Ферну? Иду в ванную, гляжу на него. Все та же знакомая линия носа.
Деликатно звонит телефон.
— Это Мартин?
— Да!
— Привет! Говорит Карл…
— Здравствуй, Карл…
— Я разговаривал с Эллинор… Она сказала, что ты поправляешься…
— Да, это так…
Мой собеседник хмыкает. Или, может, это такой смешок.
— А знаешь ли, к тебе нелегко прорваться! Сначала меня соединили с каким-то врачом. Он сказал, что ты молодцом… А что с тобой такое? Потерял память?
— Кажется, так!
— Наверно, это здорово!
— Великолепно!
— Подумай, какое счастье — раз и навсегда забыть про все это дерьмо!.. Привет тебе от коллег!
— Спасибо! Привет коллегам!
Прощальное хмыканье. Или, может, смешок.
— Надеюсь, ты скоро вернешься к нам… Мы по тебе соскучились…
— Скоро вернусь!
— Ну, будь здоров!
— Привет!
Кладу трубку. Это звонил мой приятель Карл. Иду к окну. Карл, приятель Мартина Ферна. Распахнув окно, вдыхаю воздух. Комнату наполняет вечерняя прохлада. Меня разбирает смех. Стоя у окна, я трясусь от смеха. Как забавно вырисовывается облик Мартина Ферна!
Снова звонит телефон.
Это доктор Эббесен.
— Мартин Ферн у аппарата!
— Послушайте, господин Ферн, вы что… с вами что-нибудь случилось?
— Нет! А что могло случиться?
Секундная пауза. Он с кем-то переговаривается. Снова берет трубку.
— Это вы… только что громко смеялись?
— Да, я!
— Видите ли, господин Ферн, мы ничего не имеем против веселого смеха… но вы напугали соседей…
— Хорошо! В следующий раз, прежде чем рассмеяться, я закрою окно!
— Отлично, господин Ферн! Спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
Захлопываю окно. Что-то больше нет охоты смеяться.
Живет себе человек по имени Мартин Ферн. Мой ровесник, обманутый жизнью. В наши годы вдруг ощущаешь усталость. Бывает, что поутру трудно подняться с постели. И все желания гаснут.
Вынимаю пасьянс, включаю приемник. Интересно, какую музыку любит Мартин Ферн? Если он вообще ее любит. Ловлю танцевальную музыку. Рассеянно прислушиваюсь. И так же нехотя обращаюсь к пасьянсу. Закуриваю. Вот я сложил из кубиков симпатичного фокстерьера в черных и белых пятнах. Принимаюсь за джентльмена, играющего в крокет. Нет, не могу. Беру телефонную книгу, листаю. Звоню.
Госпожа Эллинор Ферн снимает трубку.
— Говорит Мартин Ферн!
— Откуда ты звонишь?
— Из санатория!
В ее голосе слышится облегчение. Она курит. Глубокая затяжка.
— Как поживаешь? — спрашиваю я.
— Отлично… а ты?
— Великолепно!
Молчание.
— Как зовут моих детей?
— Зачем тебе?..
— Как зовут детей?..
— Фредерик и Лина!
— Хорошие дети?
Еще затяжка.
— Мартин, пожалуйста, потерпи немного… скоро мы во всем разберемся!..
— Соскучились вы по мне?
Молчание.
— Так! — говорю я. — В чем дело?
Гудки. Снова набираю номер.
— Очевидно, нас разъединили!
— Я положила трубку!
— Почему?
— Я больше не могу терпеть!
— Чего ты не можешь терпеть?
— Нам надо обо всем поговорить!
— Намекни хотя бы, в чем дело…
— Так просто всего не скажешь!
— Понятно…
— Спокойной ночи, Мартин…
— А как фамилия Томаса и Лилли?..
— Симонсен — как же еще?..
— Мартин Ферн как дитя — ничего не знает…
Она снова кладет трубку. Листаю телефонную книгу. Набираю номер.
К телефону подходит мужчина. Слышно, как в квартире веселится компания гостей.
— Кто говорит? Мартин Ферн? Так он же, кажется, болен!
— Я Мартин Ферн!
— Ах вот как, здравствуйте, сейчас позову Томаса!
Он громко зовет Томаса. Шум усиливается. Слышен звон бокалов. К телефону подходит другой мужчина.
— Говорит Мартин!
В трубке молчание. Слышу, как он переводит дух. Пытаюсь вообразить, как веселятся гости. Наверно, пьют кофе. С коньяком.
— А какой марки у вас коньяк?
— Что тебе надо?
Холодный тон. Сдавленная злость.
К телефону подходит женщина. У нее высокий звонкий голос.
— Мартин, это Лилли…
— Здравствуй, Лилли!
Она вздыхает. Почему-то все, с кем бы ни говорил Мартин Ферн, начинают вздыхать.
— Мартин, ты не должен сюда звонить…
— Почему?
— Из-за Томаса…
Она понижает голос.
— Ну вот, а сейчас мне некогда. Будь здоров, Мартин… и, пожалуйста, больше не звони…
— Не можешь ли ты сказать, почему…
Прежний мужской голос:
— Вот я сейчас тебе скажу пару слов, Мартин…
Он долго бранится.
— В чем дело?
— Сам знаешь. Прощай…
Бросает трубку.
Сижу у телефона. Гляжу на него. Каждый звонок приносит с собой отголоски прошлого. Снова звоню госпоже Ферн.
— Мартин, это ты?
Вздох.
— Нет, это Рудольф Габсбургский…
— Перестань паясничать, Мартин… И без того тяжко…
— Что такое?… Почему тяжко?
— Поговорим об этом после…
— Как зовут твоего любовника?
— Спокойной ночи, Мартин!
— Люди не слишком ко мне благоволят. Я только что звонил моим добрым друзьям Лилли и Томасу… Они были не особенно приветливы. Скажи мне, что там такое с этим Мартином Ферном?..
— После скажу!
— А нельзя мне поговорить с моим сыном Фредериком?
Молчание.
— Кстати, кто это его так назвал?
— Ты.
— Ужасно! А можно мне с ним поговорить?
— Не знаю…
Она отходит от телефона. Минуту спустя в трубке раздается ломающийся мальчишеский голос. Это сын Мартина Ферна. Фредерик.
— Здравствуй, Фредерик…
— Здра…
— Ты чем занят?
— Телевизор смотрю…
— Интересно?
— Не…
— Зачем же тогда смотреть?
— А что мне еще делать?
— Что ты думаешь обо мне?
Он не отвечает. Пыхтит в трубку.
— Ну прощай, Фредерик! Позови-ка еще раз маму!..
Она снова берет трубку. Вижу, какое там настроение. Семья замкнулась в своем кругу. Обидчик стучится в их дом, ведя за собой призрак прежних обид.
— Что тебе надо?
— Интересная передача?
— Нет…
— Отчего бы вам не сыграть в двадцать одно?
— Мартин, перестань…
— Хочешь, выпрыгну в окошко?
— После поговорим!
— А хорошая у нас квартира?
— Спокойной ночи, Мартин!..
— Мебель красивая?
Она бросает трубку. Сажусь у окна, закуриваю. Чуть погодя снова набираю номер квартиры Фернов. Короткие гудки.
Что там такое с этим Мартином Ферном?
Стук в дверь — в комнату входит доктор Эббесен.
— Можно мне сказать вам два слова, господин Ферн?
— Пожалуйста…
Он садится в кресло. Между пальцами у него зажата огромная сигара.
— Мне сейчас звонила ваша жена…
— Ах вот оно что! А нет ли у вас еще такой сигары?
Мне вдруг захотелось узнать, не принадлежит ли Мартин Ферн к числу тех людей, которые картинно и важно курят сигары. Доктор Эббесен достает портсигар, угощает. Закуриваю сигару. Затянувшись, судорожно закашливаюсь.
— Господин Ферн, могу ли я попросить вас не беспокоить столь частыми звонками вашу жену?..
— Я хочу знать, в чем дело с Ферном! — говорю я.
— Ну зачем вам так форсировать события? Не забывайте, что вы больны!
— Очень странная история. Приезжает хорошенькая женщина, которую я вижу в первый раз. Приглашает меня проехаться с ней в машине. Потом мы заходим с ней в гостиницу и ложимся в постель…
— Так-так, — подтверждает он.
— Скажите мне правду: как я понимаю, я переспал с… психотерапией?..
— Послушайте, господин Ферн!
— Нелегко разобраться во всем этом. Переспав со мной, эта дама больше не желает меня знать.
— Господин Ферн… полагаю, что обязан вас предупредить. Когда вы поправитесь, вам придется столкнуться с рядом сложных проблем…
— Я совершенно здоров!
Он молчит. И все же я давно не ощущал такого прилива сил. И такой растерянности.
— Что приключилось с Мартином Ферном?
— Вы больны!
— Я спрашиваю: что такое натворил этот Мартин Ферн? Почему у него столько врагов?
— Когда-нибудь вы это узнаете… может быть, даже очень скоро…
— Я умру от раскаяния!
— От этого мы и хотели бы вас уберечь!..
— Может, я пожиратель младенцев?
Он снисходительно улыбается.
— А может, я бесстыдный распутник… коварный соблазнитель…
— Вот это уже ближе к истине!
— Ужасный злодей этот Мартин Ферн!
— Понимаете, я врач… Я стараюсь вам помочь…
— Не нужно мне вашей помощи!..
Он улыбается. Я отказываюсь от помощи. Для него это верный признак невменяемости.
— Я знаю, вы не беретесь меня судить!..
— Да, я никого не осуждаю!
— Спасибо, доктор!
Опять снисходительная улыбка. Очевидно, я веду себя в полном соответствии с учебником психиатрии.
— Неужели вы не понимаете, что я совершенно здоров?
— Да, да, конечно… — соглашается он.
Если бы я вдруг заявил, что я Наполеон или, чего доброго, платяной шкаф, он ответил бы мне точно так же.
— Вы многих обижали на своем веку… особенно в последнее время, когда вы окончательно запутались… оскорбили близких людей…
— Я полон раскаяния!
— Так ли это?
— Нет! Я не могу брать на себя ответственность за выходки Мартина Ферна… Может, я вовсе не Мартин Ферн… Ваше утверждение голословно…
Доктор встает.
— Ну что ж, господин Ферн, я просто хотел дать вам добрый совет… не забывайте, что вы больны! Вы должны знать, что это так. Иначе вы никогда не поправитесь.
— И не приду в норму!
— Вот именно!
— Одним словом, меня ждет великое счастье!
Он уходит.
Сижу у себя в комнате, точнее в палате. Пытаюсь убедить себя, что я болен. Ничего не выходит. Я совершенно здоров. Снова включаю радио. Концерт для фортепьяно. Иду в ванную чистить зубы. Разглядываю в зеркале физиономию Мартина Ферна.
— Ну что же ты натворил, приятель?
Он обращается ко мне с тем же вопросом.
Иду в комнату. Отыскиваю толковый словарь. Перечитываю редкие слова. Сколько на свете слов!
Входит с подносом Лиза Карлсен.
— Доктор Эббесен полагает, что тебе будет полезно выпить лишнюю чашку кофе…
— Какая забота! Чем я смогу ему отплатить?
Она ставит чашку на стол. Дверь в коридор приоткрыта.
— Сегодня у меня ночное дежурство! — говорит она.
Берет у меня сигарету, закуривает.
— А жена у тебя хорошенькая!
— Ты так считаешь?..
— Да, и симпатичная…
— Ты же не в первый раз ее видишь!
— А тебе она не нравится?
— Нравится! — говорю я. — Но она не очень-то ко мне расположена…
— А что вы с ней делали?
— Ты хочешь это знать?
Она краснеет.
— Нет…
Она сидит на ручке соседнего кресла. Беседуя со мной, прислушивается к звонкам в дежурной комнате.
— Мои знакомые меня недолюбливают, — сообщаю я. — Стоит мне только радостно сообщить им, что у телефона Мартин Ферн, как они набрасываются на меня с руганью…
— Может, ты чем-нибудь их обидел! — говорит она.
— Так чем же мы с тобой займемся?
— Ничем! Я на дежурстве!
— Вечно ты занята!
— Вот ты какой! Сегодня был со своей женой, а завтра еще с какой-нибудь женщиной!
— Может, таким путем мне удастся вспомнить, кто я такой.
— Ну, я пошла, мне некогда!
Она уходит.
Включаю радио. Передают доклад о международном положении. Говорят, нужна инициатива.
Беру книгу. Не нахожу себе места. Рассеянно читаю. Снова водворяю книгу на полку. Беру пасьянс. Засовываю его в ящик. Растворяю окно. Присаживаюсь к письменному столу. Рисую гномов. Голую женщину. Дерево. Дом. Луну. Кофейник. Как мне быть с Мартином Ферном?
Я в положении человека, которого заставили представлять в парламенте партию, чью программу он не принимает.
Выхожу в коридор, направляюсь в дежурную комнату. Лиза сидит, записывает что-то в журнал.
— Дай мне историю болезни этого Ферна!
— Ни за что! — отвечает она.
— Так. А какова обстановка? — спрашиваю я.
— Какая обстановка?
— Известно какая! Международная!
— По всей вероятности, порядок!
— А на улице, наверно, холодно!..
— Наверное!
— Ну, о чем же нам еще с тобой потолковать!
— Ложись спать.
— Я не могу уснуть!
— Выпей снотворного!
— Но я не хочу спать!
— Тогда иди к себе!
— Ни ласки, ни привета…
— Иди, Мартин, иди!..
Иду в комнату. Сажусь на подоконник. Пытаюсь завести разговор с Мартином Ферном. Но он нем как рыба. Нем и равнодушен. Я принимаюсь его ругать.
Стук в дверь. Входит Лиза Карлсен.
— Что ты тут делаешь?
— Беседую с господином Ферном!..
— Твой сосед жалуется на шум!..
— Наверно, ему тоже не спится!
— А ему никогда не спится.
— Пожалуй, я схожу потолкую с ним…
— Не выдумывай!
Иду к двери соседа, стучу. Он резко распахивает ее, так что треск отдается в коридоре. Вхожу в его комнату. Лиза Карлсен стоит в дверях.
— Может, он вам помешает, господин Фредериксон…
— Никому я не помешаю…
Сажусь в кресло рядом с кроватью. Комната в точности как у меня. Только что картины здесь другие. Лиза Карлсен нерешительно мнется на пороге.
— Ступайте… — говорит мой сосед. — Отчего бы нам не поболтать?
Она уходит.
— Что у вас болит? — спрашиваю я.
— Все болит!
Он похож на коршуна. Длинный горбатый нос, на голове короткие пучки седых волос. Глаза мутные — от снотворных.
— Я засыпаю только на людях, — говорит он. — Когда кругом много людей и они болтают, смотрят телевизор или слушают радио… А с вами что?
— Потеря памяти!
— Вот это да!
Он сочувственно смотрит на меня мутными глазами.
— Подумайте, потеря памяти! Это же великолепно. Если только вы не притворяетесь!
— Притворяюсь?
— Ну да, любой болван мог бы до этого додуматься!
— Хотите, я немного почитаю вам вслух?
— Вот, возьмите эту идиотскую книжку!
На столе лежит путевой очерк о поездке по Амазонке.
— Невыносимо скучная книга, — говорит он. — Путешественники с неимоверными трудностями пробиваются сквозь джунгли… А я все равно не могу уснуть…
Начинаю читать. Экспедиции предстоит форсировать реку. Нечеловеческое напряжение сил.
— Ну и как же вы — без памяти?
— А никак!
— Жутковато?
— Нисколько…
— Как же это случилось?
— Я наехал на дерево!
— Сильно разбились?
— Вероятно…
— Болит что-нибудь?
— Нет!
— Подумать только, потеря памяти! Ничего не помнить. А я столько всего помню… всех противных людишек… родственников… и вообще всех!..
— Да, радости мало!
— А у вас в самом деле ничего не болит?
— Ничего! Хотите, почитаю еще?
Экспедиция вступает в бой с крокодилами и с анакондами. Это чудовищно опасно. Джунгли совершенно непроходимы. Но смельчаки все равно пройдут!
— А у меня все тело болит! — говорит он. — Чертовски болит!
— От души вам сочувствую!
— Рассказать вам, что у меня болит?
— Расскажите!..
— У меня ноют руки, ноги, боль в груди, в паху. Мочиться для меня пытка. Колет и жжет… И геморрой у меня. Кровь так и хлещет… А что, вы были пьяны, когда врезались в дерево?
— Нет, говорят, что нет!
— Чем же тогда объяснить аварию?
— Не знаю! Может, я не сумел объехать дерево!
— Подумать только, потеря памяти! А я-то все помню! По ночам сон нейдет — только и думаю обо всем. А стоит мне задремать, тотчас вздрагиваю и просыпаюсь. А потом прибегают врачи со своими пилюлями…
Я продолжаю читать про мучения путешественников. Жара. Туземцы стреляют отравленными стрелами. Одного из смельчаков проглатывает крокодил…
Потом начинается восхождение на Анды. На редкость изнурительный подъем. Холод, метели, горные обвалы. Еще один из путников погибает.
— Как вы полагаете, хорошо здесь в санитарном отношении?
— Что-то я ни разу об этом не думал!
— В санатории «Вейле» трое умерли, отправившись соусом! Кто-то высморкался в соус! Я никогда не ем ни соусов, ни кремов! Всегда найдутся злобные людишки, которые сморкаются в крем!.. А вы боитесь смерти?
— Я еще не успел об этом поразмыслить…
— Конечно, потеря памяти! — Он добродушно усмехается. — Я боюсь умереть среди ночи! — говорит он. — Трах — и конец! Я уже столько раз умирал во сне. Вдруг все покрывается мраком. А вы верите в ад?
— И ад, может быть, есть!
Продолжаю читать. Подъем завершен. Дальше будет спуск. Спускаться вниз еще тяжелее. Еще один путешественник гибнет. Наконец смельчаки прибывают в Кито. «Теперь это были совсем другие люди», — заключает автор.
Вижу, что сосед уснул. Иду к двери. Он вздрагивает и тут же просыпается.
— Ну вот, вечно одно и то же! Ничего не помогает! Дайте мне книгу!
Протягиваю ему томик.
— Я уже читал ее одиннадцать раз…
Ухожу. Он сидит в постели. Читает книгу. Сейчас он уснет, потом, вздрогнув, проснется.
Иду в дежурную комнату. Лиза сидит за столом, уронив голову на скрещенные руки. Стою, гляжу на нее. Она просыпается.
— Знаешь, Рональд сбежал! — говорит она.
— Знаю!
— Откуда ты знаешь?
— Я видел, как он перелез через ограду!
— Что же ты молчал? Мы уже сообщили в полицию!..
— Я лишен чувства ответственности!
— Мартин!
— Спокойной ночи!
Иду к себе в комнату. Зажигаю настольную лампу. Беру телефонную книгу и отыскиваю номер. Мне отвечает сонная телефонистка.
Где-то в Копенгагене сейчас раздается звонок.
Отвечает чей-то угрюмый голос. Откашливается.
— Привет! Говорит Мартин Ферн!
— Ферн?
— Как дела?
— Ферн, оставьте эти шутки!
— У телефона Кристенсен, не так ли? Это вы, мой шеф?
— Послушайте, Ферн, сейчас я не стану с вами говорить. Мы потолкуем обо всем, когда вы поправитесь!
— Я совершенно здоров!
— Я говорил с Эллинор…
— Ах, Андерс и Эллинор! Понятно!
— Ферн, мы поговорим об этом после…
— Вы ее любовник?..
— Ферн, вы больны! Мы с Эллинор решили с вами объясниться, как только вы поправитесь…
— Можете вы понять, что я совершенно здоров, черт вас возьми!
Тут он рассердился. Потерял самообладание, взорвался.
— Вот что я вам скажу, Ферн. Эллинор не верит ни одному вашему слову. Она говорила с доктором, и он сказал…
— Что я совершенно здоров…
— Что вы совершенно здоровы… Эллинор уверена, что вы попросту притворяетесь…
— А я сегодня спал с Эллинор! — говорю я.
Он кладет трубку.
Выхожу в коридор. Оттуда в комнату дежурной. Она тревожно поглядывает на меня. В синих глазах гнездится смутный страх.
— Ну что ты опять?
— А известно тебе, что инки пожирали сердца рабов? Был у них такой обряд жертвоприношения. Они вырывали сердца из груди людей, и те сразу же умирали… Наверно, приятно съесть живое трепещущее сердце…
— Шел бы ты спать, Мартин.
— Я только что узнал, что моя жена — любовница моего шефа. Неужели я должен с этим мириться?
— Ты сильно огорчен?
— Нет! Однако он злоупотребляет своим служебным положением!..
— Может, вы так или иначе думали расстаться…
Чувствую, что ей что-то известно.
— Кажется, вы собирались развестись, — повторяет она.
— Не жизнь, а сплошной ребус!
— Ложись спать, Мартин!
— А ты как относишься к Мартину Ферну?..
— Мне его немножко жаль…
— Но почему?
— Столько всего ему придется расхлебывать!..
— Самое страшное, что все это так по́шло…
Она вскидывает на меня глаза.
— Отчего ты не ложишься?
— Я охотно лег бы с тобой!
Минутная пауза. Она говорит:
— Ты словно какой-нибудь зверь. Стоит тебе чего-то захотеть… и ты ждешь, что твое желание будет исполнено. Что ты, в сущности, за человек?
— Спроси у Мартина Ферна…
— Спокойной ночи, Мартин Ферн!
— Спокойной ночи, Лиза Карлсен!
Иду по коридору. Уже стоя в дверях комнаты, оглядываюсь назад. Машу Лизе рукой. Она вяло машет в ответ.
Снова сажусь на подоконник. Набираю номер госпожи Ферн. Она долго не берет трубку.
— Ты что, спала?
— Нет!
— Наверно, тебе звонил Андерс Кристенсен?
— Да!
— Я с ним говорил!
— Знаю.
— Я сказал ему, что сегодня переспал с тобой…
Короткая пауза.
— И это я знаю, — наконец произносит она.
— Что такое натворил Мартин Ферн?
— Сейчас я не хочу об этом говорить!
— Что он наделал?
— Сейчас я не хочу говорить с тобой.
— А когда ты захочешь говорить?
— Когда ты поправишься!
— Но ты же не веришь, что Мартин Ферн болен!
— Я думаю, что ты притворяешься!
— Это неправда! Ты мне понравилась.
— Мартин…
— А разве тебе сегодня не было хорошо со мной?
Она медленно произносит:
— Сегодня было даже страшней обычного…
— Почему?
— Ты опустошенный человек…
— Но ты же не веришь в мою болезнь!
— Я и сама не знаю, что мне думать.
— Все это очень сложно…
— Да…
— И нестерпимо пошло!
— Спокойной ночи, Мартин!
Она кладет трубку.
Снова набираю номер, но она, видно, выключила телефон. Какие-то странные гудки раздаются в трубке.
Мартин Ферн захотел покопаться в своем прошлом. Теперь это прошлое обступило меня и ждет от меня решения. А я не хочу ничего решать.
Прекрасная ночь. На северо-востоке уже занимается заря. Три часа. На горизонте вырисовывается лес. Впереди расстилается бледновато-серое озеро. В камыше плещется рыба — от нее по воде расплываются круги. Откуда-то долетает щелканье дрозда. Над озером пролетают утки. На воде пятнами темнеют островки.
Вылезаю в окно. Спускаюсь вниз по фасаду, цепляясь за плющ. Пока что все идет великолепно. Мартин Ферн — замечательный спортсмен. Прогуливаюсь по парку. Звезды уже бледнеют. По небу расплескивается солнечный свет. Иду к причалу. На воде с тихим хлюпаньем покачивается лодка. Прохладно. Подойдя к самому краю причала, ложусь на спину. Лежу, уставившись в оранжевое небо.
Что происходит с Мартином Ферном? Какой-то червячок поселился у него в мозгу. К югу небо желтое, зеленовато-синее. Бледный серп луны повис надо мной. Лишь одинокое щелканье дрозда нарушает тишину.
Что такое с этим Мартином Ферном? Утверждают, что он болен. Он нисколько но ощущает себя Мартином Ферном. В утренней тишине четко различаются звуки. Мерное хлюпанье волн о лодку. Щелканье дрозда. Звуки отвлекают от мыслей.
Где-то за горизонтом начинается Мартин Ферн. Один пустяк породил другой. И однажды Мартин Ферн сел в свою машину, умчался, не разбирая дороги, и врезался в дерево. И умер. И превратился в труп, который я вынужден повсюду таскать за собою. Но нельзя же оставлять труп непогребенным. Он разложится, от него пойдет запах. Нет уж, прошу! Этот труп — твой труп, приятель.
Под мостками лениво плещется вода. Я засыпаю.