Тренер из дона Карлоса неважный. Старик когда-то был знатным фехтовальщиком, но времена эти давно канули в лету. Да и метод обучения, заключавшийся в делай как я, то и дело сбоил. Дон лет десять как не тренировался регулярно и от того совершал ошибки, гневаясь на старческую немощь и на меня заодно.

В нормальной ситуации от услуг столь неквалифицированного сенсэя давно отказался бы, но увы. Легенда обязывает изображать жажду войти в Свет и от того терпеть выходки старика, бывающего подчас довольно противным. А что может быть естественней в такой ситуации, как не личное ученичество у некогда известного в Венесуэле фехтовальщика?

Сперва секретарь, представленный высшему обществу Каракаса, теперь вот ученик… Да и внук дона Карлоса, навещавший недавно деда, отнёсся ко мне пусть и снисходительно немного, но в общем-то на равных.

Всё говорит о том, что в Каракасе я почти свой. До чего же обидно, что максимум через несколько месяцев придётся умереть! Внедрение настолько успешное, что могло бы стать началом новой жизни. Могло бы…

Сейчас я вижу, что при побеге от РОВС изрядно перестарался, переоценил их возможности. Сойти с парохода Сушкову и пропасть, что может быть естественней? Или погибнуть в джунглях после похищения работорговцев… всего-то сбрить бороду, заговорить на английском, да назваться другим именем!

Но нет, я же самый умный, решил отыграть до конца, по всем правилам! Вынырнул аж в Венесуэле и… снова засветился как Сушков, не хватило ума воспользоваться услугами Санчесов и получить документы на другое имя. И всё, можно было бы начинать жизнь заново, не опасаясь преследования РОВС. Да и о спецслужбах можно было бы забыть.

Это сейчас я понимаю, как много Санчесы должны мне за освобождение представителя их семьи из рабства. Да и такой шикарный (пусть даже по большому счёту случайный) подгон, как алмазное месторождение, они не забыли.

Поделиться деньгам от алмазов, выделив большую долю… это немного другое! Сансесы хоть и влиятельная семья, но не богаты, отказаться от плывущего в руки капитала они не смогли бы. А вот чистые документы и хорошая легенда — минимум, который они были мне должны.

В Латинской Америке так много переворотов, революций и интересных происшествий, что моей просьбе никто бы не удивился. Подумаешь, очередной юнец, крепко вляпавшийся в Большое Приключение!

Сейчас не то чтобы поздно… просто смысла нет. Морду засветил по всему Каракасу, так что теперь в Латинской Америке уже не приживусь. Изобразить выходца отсюда — легко, знаю уже местные особенности. Даже встречаться с земляками смогу при необходимости — благо, всего-то бороду сбрить да кое-какие привычки поменять.

А вот жить постоянно или вести серьёзные дела уже нет, могу засветится. Голос опознают, манеру двигаться… Не сказать, что риск прямо-таки совсем большой, но если уж начал скрываться параноидально, то нужно доводить дело до конца.

* * *

— Резче, — скомандовал дон Карлос, прохаживающийся сбоку от меня, — да на правую ногу припади! Так… и кистью двигай, кистью! Что ты как боксёр, от плеча выпады делаешь?

Встав в стойку, старик в замедленном темпе продемонстрировал выпад.

— Понял? А ты вот так… — снова замедленный темп, — кистью двигай, кистью! Ты силу вкладываешь, будто кирасу пробить пытаешься, зачем? У тебя шпага в руках, и даже если ты её на трость сменишь, всё равно любого атлета на землю уложишь.

Для наглядности дон Карлос продемонстрировал мизинец.

— Вот такого диаметра наконечник трости, не больше. Физику помнишь? Укол тростью по правилам фехтования равен удару кулаком опытного боксёра. Тебе не нужно силы прикладывать, это ничего не даст! Убить — да, проще так, если со всей силы бить, как ты сейчас работал. Голову расколешь, туловище насквозь пробьёшь… даже тростью!

— Но это потеря скорости, понимаешь? Если на тебя напали на улице, бой всегда скоротечный и всегда при численном преимуществе. Быстро надо реагировать, моментально! Всегда учитывать, что у нападавших есть нож, пистолет… Есть! Не может быть, а непременно есть!

— Твоя задача — не дать им воспользоваться оружием. Потом, когда враги обезврежены, ты можешь добивать их как хочешь. Но сперва — скорость, скорость и ещё раз скорость! Понял?

Киваю, отчего с лица срываются капли пота, и старательно повторяю выпады. На деревянном полу фехтовального зала подо мной уже лужица. Жарко… жарко и влажно. Физические нагрузки не представляют собой ничего особенного, пусть и несколько непривычны. Но сочетание жары, влажности и фехтовального костюма выматывают.

Дон Карлос категорически не признаёт занятия с голым торсом или даже в лёгкой рубахе. Либо полноценное обмундирование фехтовальщика, с весьма плотной защитной курткой и перчатками, либо и вовсе костюм-тройка.

Не спорю, дон Карлос непосредственный участник трёх переворотов (не только в родной Венесуэле), полудюжины мелких войн и нескольких десятков клановых разборок. И нигде, по его словам, не предоставляли возможность подготовиться к схватке. Будь то замаскированная под дуэль попытка убийства, нападение с ножом уличного бандита или перестрелка — всегда приходилось сражаться в чём есть.

Звучит дико, но здесь даже воюют так, что по одежде можно отличить — к какому классу принадлежит воюющий. Дон Бургос, как и все представители правящего класса, должен носить исключительно подобающую одежду.

Военное обмундирование, если ты на службе действительной или в армии революционной. Пиджак с брюками как лицо гражданское. Пиджак и брюки могли быть дешёвыми, застиранными… но носить их положено даже при вылазке в сельву. В противном случае окружающие моги усомниться в твоём праве на лидерство.

Лазеек полно… но только для своих, для представителей старых семей. Тех, кто доказал своё право на отдельные причуды.

Мне нельзя…

* * *

— Экая скотина, — слышу брезгливый голос крепкого немолодого господина в некогда хорошем, но ныне сильно поношенном костюме из английской шерсти, неуместном в климате Каракаса, — обворовать меня вздумали?

Говоря это, господин лениво тыкал тростью в двух скорчившихся под его ногами оборванцев, нимало не беспокоясь собирающейся толпой, настроенной откровенно недружелюбно. Горячие местные парни, решившие выручить незадачливых земляков из лап несомненно плохого гринго, скорее развлекали его.

— Русский? — Удивлённо спрашиваю господина. Удивление не наигранное, как-то не сталкивался с представителями русской общины в Каракасе. Русскоговорящих полно, но это всё больше евреи-переселенцы из Российской Империи, совершенно отдельный микрокосм.

— Русский, — доброжелательно отвечает господин, — Семёнов Илья Тимофеевич. С кем имею честь?

— Сушков Александр Викторович, — так же доброжелательно представляюсь, после чего вытаскиваю револьвер и стреляю в воздух, — сейчас полицейские подойдут, да и местная шантрапа охолонет.

— В участок мерзавцев передать? А не отпустят за взятку-то?

— Коль найдутся средства, так непременно отпустят, — смеюсь, — власти здесь удивительно коррумпированы.

Трое полицейских с капралом во главе появились через несколько минут. Обмундирование не новое, давно нестиранное, с разводами соли от застарелого пота. Все изрядно под хмельком, в глазах усталое раздражение людей, которых оторвали от хорошей трапезы и интересного времяпрепровождения.

— Сеньоры, — обдав ароматами пота, лука и перегара, кисло приветствует нас опытный капрал, с первого взгляда опознавший чужаков. Чужаков с определённым положением в обществе, так что проигнорировать нас нельзя, — капрал Диас, приветствую вас.

— Хорхе, — кинув взгляд на оборванца, сказал полицейский, — старый знакомый… Что он натворил, сеньоры?

— Семёнов Илья Тимофеевич, — представился эмигрант, — ограбить недоумок попытался.

— Воевали? — Поинтересовался капрал, — действительно недоумок… Ограбить боевого офицера… ха! Да наши офицеры из солидарности все барриос вверх дном перевернули бы! Полки подняли бы и… пусть даже вы в другой армии служили, но всё равно… нельзя офицеров трогать, понял, собака?!

Попинав бандитов, полицейские записали наши данные — исключительно по моему настоянию, неприятно удивившись настойчивости.

— С оформленными бумагами больше сдерёшь, — говорю негромко капралу, — пусть проникнется поганец!

— Диас к вашим услугам, сеньор, — полицейский скривил толстую, давно не бритую физиономию в ухмылке, которую он считал дружелюбной.

— Илья Тимофеевич, — раскланиваюсь с земляком, не делая попытки продолжить знакомство.

— В Гражданской не участвовал, — донёсся голос с хрипотцей, — знаю уже, прошёл… Раз знакомство продолжать не хотите, так опасаетесь, что не на той стороне воевал. Или скорее, раз вы тоже в эмиграции, что не тех убеждений придерживаюсь. Нет убеждений, кончились.

— Рад знакомству, Илья Тимофеевич, — снова поворачиваюсь к нему. — Не имел чести быть гражданином Российской Империи, как и все мои предки до пятого колена включительно. Так что не в убеждениях… но отчасти вы правы. Знакомство моё с русской эмиграцией не заладилось, все почему-то считали, что я кому-то должен. Романовым, Белой Идее… Прошу прощения, был несколько предвзят.

— Сталкивался, — протянул новый знакомый, устало оперевшись на трость, — живут идеей и всё больше идеей мести, мда… Потому в Венесуэлу из Парагвая и переехал, что поднадоели людоедские высказывания лидеров тамошней русской общины. Понять, что в Революции виновны не только иностранные агенты и жиды, но и не в меньшей степени мы сами, как правящий класс, не хотят. Жаждут возвращение и мести. Всю Россию кровью залить готовы, лишь бы вернуть всё, как прежде!

Знакомец мой оказался человеком симпатичным — из тех, с кем хочется если не сдружиться, то хотя бы регулярно общаться. Филолог по образованию, до начала Первой Мировой успел поработать учителем гимназии. Затем война…

— Добровольцем пошёл. Сдуру, признаюсь. Патриотизм, статейки в газетах. Понять, что война эта России не нужна и участием в войне царь отрабатывает французские кредиты да провалы во внутренней и внешней политике… но об этом тогда не думали в моём кругу. Фанфары, пафос, отстоим Русь-Матушку!

Пока он рассказывал, мы как раз подошли к небольшому кафе и присели за столик. Жестом подзываю официанта.

— Кофе и… что тут у вас фирменного? Принесите.

— До капитана дослужился, — продолжал тем временем Илья Тимофеевич, — да в конце шестнадцатого года во Францию командировали, в состав Экспедиционного корпуса . Европа, союзники… как вспомню, вздрогну. Фош лично не раз отмечал, что наш корпус наиболее боеспособный на Западном фронте, а отношение меж тем самое скотское. Питание скверное, снабжение вообще.

— А на дыбы подняться? — Интересуюсь негромко, — неужто представители Корпуса такие… вялые были?

— Вы действительно не из России, — вздохнул новый знакомец — об этом столько в газетах писали, да меж собой обсуждали… Вялые, да, это вы хорошо сказали. Да и с чего им быть иными, если царь наш во всё союзникам потакал? Союзнички… оплаченные боеприпасы и вооружение не поставляли вовремя! На полгода-год сроки задерживали, сотни миллионов рублей присвоили.

Несколько раз глубоко вздохнув, Илья Тимофеевич отпил кофе.

— Извините за горячность, больная тема. А на дыбки поднимались, да ещё как! Не слыхали о восстании в Лагере Ла-Куртин? В сентябре семнадцатого аккурат. Три дня бои шли, с артиллерией… свои же и подавили, вместе с французскими жандармами.

— После Революции и вовсе… кровью искупить вину предложили. Дескать, раз Россия их предала, то нам нужно компенсировать её вину. Кого по французским частям разбросали… догадываетесь, как их там использовали? Мясо пушечное! Иных в Алжир, в колониальные войска. Были и иные… но сладко никому не елось, если только верхушку не считать. Те-то да… патриоты на чужих костях.

— А вы?

— Алжир, — вздыхает собеседник, — да гражданство французское после войны получил, там же осел. Потом в Парагвай переманили, зря соглашался! В Алжир теперь возвращаться, так заново всё начинать, а в Парагвае с нашими расплевался так, что мало до дуэлей не дошло.

— Помотало… у меня биография сильно попроще. Работаете-то кем?

— Кем? Хм… сложно даже сказать, — несколько напоказ задумался отставной капитан, — лекции читаю в здешнем университете. Поверите ли, если желающие прикоснуться к тайнам русского языка и литературы. По военному делу офицерам и курсантам курс прочёл. Я, знаете ли, некоторым образом авторитет в военном деле.

— Даже так? — Смотрю на него с любопытством.

— Случайно по большей части, откровенно говоря, — кривовато усмехнулся он, — прибедняться не буду, военные таланты наличествуют. Но большую роль пресса сыграла — выпал случай попасть в газеты раз, да другой… А газетчикам проще цепляться за знакомое лицо да фамилию. Так и пошло.

— Вполне приличная карьера, — одобрительно киваю, не заостряя внимания на поношенном костюме и прочих деталях, кричащих о режиме жесточайшей экономии.

— Карьера? — Явственная самоирония без ноток надрыва заставила приглядеться к Илье Тимофеевичу внимательней, — два-три часа преподавательской деятельности в неделю дают почёт, но не наполняют карман. Жду вот, пока военные местные созреют, вроде как в училище преподавать позвать хотят. Что-то там не срастается… боюсь, парагвайская община наша воду мутит. Не любят они благополучных соотечественников, не зависящих от РОВС.

— О как! — Настроение моё стремительно портится, и здесь эти белогвардейцы силу набирают! Была бы возможность укоротить… а ведь есть!

— Илья Тимофеевич, а познакомлю-ка я вас с доном Бургосом…