Докурив сигарету до половины, Лесли с силой затушил окурок, выкинув его в стоящую у лавочки урну, и тут же достал новую из портсигара. С разговорами не лезу, не тот случай. Настрой у брата предельно серьёзный, да и ломка жизненной позиции добавляет остроты. Джокер уже не раз и не два срывался — благо, ограничился едкими (и очень обидными) словесными ударами.

— Я смотрел… — глубокая затяжка и выдох вниз, — добытые материалы очень серьёзно, проверил их неоднократно. По всему получается, что роль Рузвельта ты неправильно понял. Точнее… как тебе преподнесли материалы, так и ты их и принял, без должной критичности.

Молча поворачиваю голову, оторвавшись от разглядывания прогуливающихся по аллеям Центрального Парка девушек, одетых по-весеннему. Весна началась резко, и скинувшие зимние одежды девушки бросаются в глаза. Гормон заиграл…

— Весной я будто немножко стриптизёрша, — призналась в своё время Жаннет, — избавившись от зимней одежды, ощущаю себя будто в одном пеньюаре. Это смущает и возбуждает одновременно.

Судя по смущённо-вызывающему поведению девушек, многие чувствует что-то похожее.

— За свои слова отвечаю, — понял Лесли мой выразительный взгляд, — выкладки потом дам. Сам понимаешь, таскаться с ними не с руки — мало ли, карманники или ещё что. Шифровал, конечно, но скорее от случайного взгляда.

Крутанув головой, с трудом проглатываю слова. Бесполезно, разговоров на тему конспирации состоялось у нас множество, но пока безрезультатно.

— В твоём мире победила англосаксонская культура и англосаксонский мир, потому… Чёрт, сказал бы мне кто-то, что буду переживать потому, что победили представители моей нации, никогда бы…

— Я смотрю на историю с англосаксонской точки зрения, — соглашаюсь с ним, — это не новость. Победители навязали всему миру свою версию истории.

— Навязали… да как навязали! Ты смотришь, и не замечаешь очевидного, привык уже видеть как положено, а не как есть. Ты говорил о величии Рузвельта, о его борьбе с безработицей, о вкладе США в войну, но не хотел замечать, что именно при Рузвельте США стала активно вкладывать деньги в Германию! Что это промышленники США выкормили Гитлера!

— Выкормили. Но Рузвельт всего лишь президент, а свобода предпринимательства…

— Да хрена! Сам же говорил, каким авторитетом пользовался Рузвельт в вашем мире! А наши миры, это ты сам подтверждал, почти идентичны, по мелочи если только отличаются. Рузвельт жёсткий авторитарный правитель, который не колеблясь менял законодательство под себя. О связях в кругах промышленников и финансистов не забывай. Я как Фаулз могу подтвердить, что связи у Рузвельтов более чем хорошие, нам до них далеко.

Говорил Фаулз убедительно и ярко, а у меня сжималось сердце… До этого момента всё было как-то… не то чтобы не всерьёз… как можно назвать несерьёзной помощь Сталину и Штрассеру!?

Просто Рузвельт для меня фигура знаковая, можно сказать монументальная. А тут…

— … его нужно убить.

Губы Лесли плотно сжаты, вид самый решительный.

— Не будет авторитарного и яркого Рузвельта, США не полезут в Европу, замкнувшись на собственных проблемах. И американские промышленники не полезут в Германию… Только не говори мне, что веришь в эту ерунду о свободном рынке! Не будет поддержки американского капитала с некими гарантиями, то…

— А губы-то белые, боится… Но решительно настроен, не отступит.

— … декларируемые цели расходятся с истинными. А как теперь ясно, цель одна — подчинить себе мир, стать мировым правительством — явно или опосредованно.

— А если США замкнётся в доктрине Монро, то и СССР не полезет в Европу устанавливать коммунистические режимы для создания буферной зоны.

— Да! В идеале, — Фаулз скривился как от зубной боли, — чтобы сохранить многополярный мир, США нужно не просто жёстко соблюдать доктрину Монро, но и… взять на вооружение принцип невмешательства в дела суверенных государств.

Видно, что мысль эта вымученная, даже выстраданная, неприятная для него, истинного англосакса и члена правящего класса.

— Кроме соседних Канады и Мексики, — добавляю я, и Лесли благодарно кивает, — но в таком случае остаётся Великобритания со своими колониями и доминионами.

— Это проблема, — горбится он, зажав ладони меж колен, — и серьёзная.

— Решаемая, — вспоминаю Чандра Боса, — вполне решаемая. Если начать работу в ближайшее время, то по крайней мере об Индии можно будет не беспокоиться. Независимость… не уверен, по крайней мере быстро, но британские силы на себя оттянут. Потом африканцы всякие…

— По своему миру судишь? — Подался вперёд Лесли.

— Да. Союз активно внедрял варианты социализма с национальным колоритом. Получалось, если честно, так себе — обычный феодализм с коммунистическими цитатами, хотя и исключения встречались. Но как основа национально-освободительных движений социализм вне конкуренции.

— Национально, — брат сморщился, как от острой зубной боли, — макаки черножопые, и туда же… национально! Ладно, ладно… помню я про неоколониализм! Формально свободные… разберёмся. Работа против Великобритании путём революционных движений в колониях и доминионах… хм, прямо-таки тема для диссертации!

Джокер нервно хихикнул и потёр руки.

— Что?! Я себя злодеем из комиксов ощутил! Разрушить англосаксонское доминирование… да я настоящий Доктор Зло! Думал когда-нибудь о более серьёзной работе с… изменением мира? — Переменил он внезапно тему.

— Думал много, — настроение испортилось ещё сильней, — но что-то ни хрена не выходит. Рассказывать, как тебе…

— Глупо, согласен. Удачно тогда всё сошлось, что я что-то подобное уже подозревал, да и логик я не из последних. Открываться рискованно.

— Иного пути не вижу. Дай-ка… — отобрав сигарету, делаю затяжку и кашляю, но сознание и правда проясняется, — В одиночку работать решил, потому бизнесом и занялся.

— Разветвлённая структура отелей и кино как идеология… да, всё логично. И всё?

— Идеология… опасно. К коммунистам лезть, так засветиться можно, да и втёмную с ними играть сложно. Сам понимаешь — партийная дисциплина и прочее. Анархисты… бессмысленно почти. Отдельные задания давать можно, но как раз из-за отсутствия дисциплины и единоначалия, возможность разоблачения при более тесных контактов повышается кратно.

— Всё? — С непонятной ноткой поинтересовался Лесли.

— Так… если только секту какую или организацию типа масонской. Но… Джокер, неужели?!

— Угу, — вид самодовольный донельзя, — с моими талантами глупо было пройти мимо. Сам же говоришь постоянно, что мне или психиатром становится нужно, или проповедником. Ну и… почему бы не совместить. Неужели сам не задумывался? Эрик… ты слишком правильный! Прямо-таки положительный герой из детской книжки!

— Положительный… знал бы ты, сколько сил мне понадобилось, чтобы подвести тебя к этой идее! Будь ты хоть сто раз психологом от Бога, но психологические трюки работают и на тебе. И с чего ты взял, что я поделился с тобой ВСЕМИ наработками, Лес?

— Зато теперь это ТВОЯ идея, твоё детище. ТЫ здесь главный и сам будешь вести проект, не мучаясь от комплекса неполноценности и уязвлённого честолюбия. Не жалко!

— Что ж, — тяну так, будто тема эта мне немного неприятна. Не я больше главный… — понимаю и принимаю. Чтобы тянуть секту или тайную организацию, нужен или профессионализм, которого мне не достаёт, или…

— Абориген, — с нервным смешком заканчивает Лесли, — я помню твои лекции по поводу сопротивления мира при вмешательстве со стороны.

— Привык думать о себе, как об одиночке — этаком Робинзоне. Потому, наверное, подсознание инстинктивно отторгало все варианты, требующие вмешательства кого-то третьего. А так… вычислить болевые точки той же английской колониальной системы несложно. Деньги… тоже решаемо.

— А чтобы раскачать колонии, нужны либо ресурсы крупного государства, либо изнутри, — подытоживает брат, — Матерь Божья! Это что, я вирус?!

— Скорее фагоцит.

* * *

— … да не волоком, подмышками бери!

— Тазик давай, его сейчас вырвет!

Потные руки повернули голову агента набок, и его стошнило в какую-то ёмкость. Едкая горечь во рту и чьи-то потные руки на лице привели его в чувство.

— … следы, следы аккуратней…

— Авария, — возникла в голове вялая мысль, — я кажется в автомобиль садился…

— Я Том, — слабым голосом сказал мужчина, — Томас Северин Ли.

— Да, да…

Перед глазами всё плыло, он никак не мог разглядеть своих спасителей, затащивших его на заднее сиденье автомобиля.

— В больницу, у меня есть средства.

— Конечно, Томас, — с непонятным смешком отозвался один из спасителей, — в больницу, куда же ещё.

— В могилу? — Раздался прокуренный мужской голос, нервно хихикнув, — чего дерёшься, Бен? А… понял, понял… извините, мистер.

— Ничего… — пробормотал мужчина, впадая в забытье. Очнулся он внезапно, от болезненного огня, пробежавшего по руке.

— Не надо, — вяло сказал Томас, пытаясь оттолкнуть мучителя со шприцом, — больно.

— Насрать… — эти слова несомненно послышались. Ведь этого не может быть, верно?

Мучитель… или всё же врач (?) вколол болезненный укол и голова прояснилась.

— Я же не в больнице? — Неуверенно сказал он, глядя на цепочку наручников, тянущуюся от правого запястья к дужке кровати, — Послушайте, я работаю на серьёзных людей. Мы можем договориться…

— Можем, можем, — отозвался медик, лицо которого скрывала марлевая повязка, — Жорес! Очнулся наш нефтяник!

— Томас Северин Ли, — шагнул в комнатушку высокий мужчина явно испанских кровей, и присел на скрипнувший стул. Положив ногу на ногу еле уловимым, но отчётливо светским жестом, закурил, изучая прикованного мужчину тяжёлым немигающим взглядом.

— Агент Стандарт Ойл… интересно, вам не стыдно? Нет, признаков стыда не наблюдается.

— Что вам нужно?! — Голос Ли предательски сорвался, не скрывающий лицо испанец пугал его — иррационально, куда больше доктора-мучителя.

— Нам? — Испанец переглянулся с медиком, — счастья для всех людей на Земле, это если вовсе уж глобально. А от тебя… информация.

— Кто, сколько… — медик снял маску и Томас с ужасом опознал в нём мелкого чиновника из аппарата губернатора.

— Хью! Вы люди Хью Лонга!

— Неа, — дурашливо ответил чиновник, набирая шприцом из какого-то пузырька, — не поверишь, но мы свои собственные. Анархисты, слышал? Вижу, что слышал… сразу тебе говорю, живым ты отсюда не выйдешь. Просто если решишь молчать, умирать будешь долго… и самоубийство совершить не выйдет, уж поверь. Методика отработана.

— Я скажу, я всё скажу, — забормотал Ли, пытаясь отползти в угол вместе с кроватью.

— Скажешь, — приветливо закивал чиновник-анархист, не глядя на невозмутимого испанца, наблюдавшего за сценкой с явственной ностальгической (!) улыбкой, — куда ж ты денешься. У нас целый список вопросов. Но это чуть погодя. А пока… как же ты, сука, решился против Лонга работать?! Да не просто материал собирать, а провокации устраивать? Ты же знаешь, что каждая твоя провокация, это недостроенная больница в глубинке, недостающий мост или миля дорог.

— Жизни, Томас, жизни, — сказал испанец, вкусно пыхнув дымом, — каждая твоя провокация прямо или косвенно уносит жизни людей. Кого-то до больницы довезти не успели, потому как нет моста, дороги и самой больницы. Из-за тебя, Томас! Кто-то не смог накормить своих детей, потому что ты сорвал программу строительства и человек не получил работу. Ну же, Томас?

— Это просто работа, поймите, кабальеро… просто работа!

— Работа… работа на самого дьявола против человека, пытающегося сделать мир лучше? Гореть тебе в аду, нечестивец.

Эти слова были сказаны с такой убеждённостью, что Ли заскулил от ужаса и забился в угол комнаты, завалив на себя кровать.