— Все поняли? — Строго спросил Прахин, собрав народ в спортзале базы, окинув взглядом ДНДшников, — на живца работать! Не геройствовать, как в прошлый раз, а то все поедете в колхоз… Специально для вас попрошу работу по чистке свинарников!
— Обижаете, Максим Сергеевич, — басовито, почти на инфразвуке, прогудел Лёшка Диколосов, коренастый крепыш с бочкообразной грудью, — ребята соображающие подобрались.
— Ребята, — ядовито отозвался попаданец, — то-то и оно, что ребята. Эти соображающие в прошлый раз решили грудью на нож идти, до сих пор в больнице. Я вам что, не вдалбливал в головы ваши пустые, гулко-звонкие…
— Эвона, как Маяковский, — восхищённо донеслось откуда-то сзади.
… — работаем по плану. Порядок бьёт класс! Не нужно мне импровизаций и героических свершений с самопожертвованиями! План! Ну, задержал Маков того хулигана самостоятельно… кому он что доказал? Что дурак, способный без ума на нож идти? Это не храбрость, это дурость.
— Испытание… — вякнул было комсорг Жаров.
— Я тебе дам испытание! — Взъярился Макс, нависнув над ним, — лозунгами говорить вздумал! А не подумал ты, мил человек, что из-за твоих лозунгов человек в больнице оказался? Испытание устроил, ишь… ты что предлагаешь, разменивать одного задержанного хулигана на тренированного бойца? Диколосов, напомни — сколько мы после того случая с Маковым шпаны взяли?
— Дак… сотни за три точно, — отозвался крепыш деланно простодушно, даже затылок для верности поворошив. Жарова он крепко не любил, очень уж любит комсорг к комиссарить, вплетая политику в каждый шаг. И как-то так у него удачно получалось, что ответственность ложилась на Диколосова, а награды — на Жарова.
Лёшка взвился было на дыбы, не желая терпеть подлость, но по совету Макса принял стратегию непрямых действий. Всё чаще стало получатся так, что комсорг, с его своеобразной трактовкой долга истинного комсомольца, вляпывается политически, выставляя себя не только дураком, но и хуже того — троцкистом.
— И никому в больницу отправляться не пришлось, никаких героических свершений! Запомните, детвора — необходимость в героизме, за редчайшим исключением, возникает из-за некомпетентности! Руководства ли, самого человека или дурня со стороны.
— Во время Гражданской случаев героизма много было, — осторожно возразил комсорг, не вылетевший из ДНД только после ходатайства комсомольского начальства. Ходатайство это сопровождалось жесточайшим выговором по комсомольской линии, но Жаров, что называется, закусил удила.
— Гражданская сплошным исключением и была! — Отрезал Прахин, — что не отменяет повсеместного идиотизма! На нашей стороне руководство и бойцы оказались более компетентными, но на лаврах почивать нельзя. Вспомните хотя бы статистику Чапаевской дивизии. Сколько там убитых беляков на одного красноармейца разменивали? То-то! Талантливый командир, грамотный комиссар и хорошо подготовленные бойцы.
— Мотивированные… — снова Жаров.
— Дурак, ой дурак… — Прахин смерил его выразительным взглядом, — танец на граблях какой-то! А всего-то два самца бабу не поделили…
— Мотивация — неотъемлемая часть подготовки воина. Если человек знает, за что он дерётся, и считает своё дело правым, то выкладывается по полной, а не думает тоскливо, куда бы ему смыться? Где опасностей и работы поменьше, а паёк побольше.
— Как в Крыму, — гоготнул Диколосов, вожак заводской молодёжи. Излишне простой поначалу, но надёжный и по-хорошему упрямый парень очень симпатичен попаданцу. Со стороны посмотреть, так гнобит и гнобит… Но и учит на совесть! — Я мальчишкой ещё совсем там был. Тыловые части у беляков чуть не с десятикратным сверхкомплектом были, а в окопы загнать никого не могли!
— И это ведь по большей части офицерьё, которым было что терять, — согласился Прахин, — так что мотивации я не отрицаю. Я бы даже сказал, что мотивация должны быть во главе угла. Но! Ни в коем случае не за счёт профессионализма! Это как братья близнецы, один из которых старше другого на десять минут. Так…
Глянув на часы, Максим покачал головой.
— Всё, минутка политинформации окончена. Все вопросы и возражения по окончанию операции. А пока ещё раз прогнали все моменты поминутно.
— Выдвигаемся на Охотный ряд в двадцать двенадцать, — прикрыв глаза, забормотал один из парней, — где останавливаемся во втором переулке после дома с крестом и изображаем разговор.
— Мы с Лерой выходим в двадцать пятнадцать, — затараторила хорошенькая девица, размалёванная насколько похабно, — изображаем легкомысленных провинциалок в подпитии.
— Спиртное?
— С собой, — девица продемонстрировала фляжку, — прополощем рот, обрызгаемся немного и… я тут подумал, может засветиться где, как я фляжку из-за подвязки чулка достаю? Повульгарней чтоб казаться, так мне кажется достоверней будет.
— Дельно, — одобрил Макс, — действуй. Даже если сейчас не обратят внимание, сценка очень грамотная, пригодится. Дальше!
— Группа Рябова, — вышел вперёд худощавый невысокий парень с жёсткими волчьими глазами, — выдвигаемся на пролетке, где имитируем небольшую аварию и останавливаемся в двадцать тридцать.
— Группа Седых…
— Гля, Бурый, какие девахи, — отлипнув от давно не белёной стены дома, оживился молодой тощий парень с пропитым лицом профессионального алкоголика, — пощиплем? Богатенькие небось, вон как разодеты файно.
— Да ну… хотя… бля буду, поддатые! От папок с мамками сдриснули в столицу, теперь взрослыми девицами считают себя, гы!
— Так может, и того… осчастливим в переулке по быстрому?
— По быстрому говоришь… — Засунув руки в карманы, задумчиво отозвался второй, не столь пропитой на вид, — да чего по быстрому-то? Девки файные, отсюда видно, что чистенькие и сладкие. Это тебе не марухи, у которых мандавошки трипперные сидят и сифилисом погоняют. Давай-ка за нашими дуй быстро… быстро, я сказал! Гля — медленно идут, ну не иначе на жопу приключений ищут!
— Большой и светлой любви от светлых личностей вроде нас. — неожиданно блеснул фразой сявка, — бегу!
Бежать у него получалось не очень хорошо, но и девицы не спешили. Минут через десять прибыло подкрепление.
— Ух… — выразил одобрение угреватый заморыш в обтрёпанных брюках клёш, удивительно похожий на крысу, — таких не один день драть можно, не наскучит!
— Чё наскучит, чё наскучит? — Возмутился рябой верзила, ковырнув в ухе пальцем, — спиртика наливать вовремя, да кокаина в нос задувать, так сами уходить не захотят!
— Га-га-га!
— Тише, ироды! — Шикнул Бурый, — Валерочка, твой выход!
Кудрявый, опрятно выглядящий Валера поправил ладонью чуб и вихляющей походкой почесал к барышням.
— … духи… доносились до хулиганов обрывки фраз, — по случаю…
— французские, Ира!
— … увидел, вот и вспомнил. Мне-то ни к чему — говорю же, по случаю! Думал спекульнуть, но стрёмно как-то… а может, возьмёте? Наценка небольшая, чисто на посидеть! Вместе и прогулеваним…
Слегка неуверенно девицы направились в сторону проулка, но подойдя поближе, увидели ухмыляющиеся рожи.
— Спасите! — Заверещала истошно хорошенькая полная блондиночка, — насилуют!
— Дура, — реготнул один из хулиганов, — Кричать позже будешь, от удовольствия!
Подхватив девушек за руки и за ноги, насильники не слишком споро понесли их в подвал, где была устроена малина.
Менее чем через минуту массивная деревянная дверь была выбита одним ударом, и в подвал ворвался коренастый парень в странном фартуке наподобие дворницкого, только коротком. Пуля из нагана глухо ударила ему в живот, но в следующую секунду стрелок влетел в стену, сбитый с ног крепышом.
В освободившийся проход споро влетали ДНДшники, действуя может быть не слишком умело, но решительно. Минуту спустя всё было кончено, а полураздетые девицы одевались, рассказывая одновременно о пережитом.
— … ох, Ирка… думала, описаюсь со страха. Когда этот толстый под юбку полез, а у меня мысли в голове — успеют наши или нет!? И отбиваться нужно так, чтобы успели, но и чтоб по голове не саданули.
— Ага, ага… я меня чуть не стошнило, когда тот угреватый с поцелуями… фу!
— Работает, вишь ты, — возбуждённо говорил тот самый крепыш в фартуке, — гля, остановил пулю! А всего-то кармашки сделать под пластины металлические, и всё. Дёшево и сердито!
— Хорош гомонить! Лишним выйти, следы может какие найдутся, не затоптать чтоб! Товарищ участковый, группа ДНД…
* * *
— А так? — Накинув поношенный пиджак, поворачиваюсь к Олаву.
— Не очень, — родич неопределённо вертит рукой, — одёжка потрёпанная, но сам ты слишком уж ухоженный.
— Хм… — Поворачиваюсь к зеркалу и внимательно разглядываю отражение, — а что не так?
— Да всё! Ты работяг вблизи когда в последний раз видел? На лицах печать постоянной усталости и недосыпа, ну или недоедания, если безработные.
— Тогда… актёра буду отыгрывать, наверное. Из тех, что в эпизодах и на вторых ролях. Никто тогда и не удивится ухоженному виду при небогатом гардеробе.
— Гардероб сменить надо. Знаешь… такой дешёвый шик, который никогда не обманет человека понимающего.
— Пиджак с чужого плеча, пряжка на ремне аляповатая… ясно, спасибо за совет.
— Вайс! — Секретарь материализовался рядом, — Задачу понял?
— Да, шеф! Дешёвый шик, цыганистый. Размеры у вас не изменились?
— Прежними остались.
Вручив двести долларов на покупки, отпускаю. Родич провожает Джереми неодобрительным взглядом. Исполнительный, услужливый, очень неглупый… очень ушибленный безработицей и проблемами с семьёй. Отчаянно боится потерять место, отчего в глазах застыл вечный испуг и какая-то собачья преданность. Секретарь напоминает мне пса, взятого домой из приюта и никак не способного поверить в обретение дома.
Раздражает немного, откровенно говоря. Но специалист хороший, этого не отнять. Да и проверки прошёл, на провокации не поддался… но это собачье выраженье в глазах!
— Не понимаю этой тяги отыгрывать Гаруна-аль-Рашида, — покачал головой Олав, — вляпаешься ведь опять в приключения на ровном месте.
Пожимаю плечами, сказать в общем-то и нечего… Прав племянничек, кругом прав. Но и тяга моя к трущобам и рабочим кварталам не только туристическая. Отчасти это попытка не зажраться, а то накатывает иногда, себе-то чего уж врать!
В основном же это попытка держать руку на пульсе событий, крайне важная для того, кто пытается этими событиями управлять. Невозможно заниматься прикладной социологией без понимания… подопытных.
Похлопав по капоту Жестяной Лиззи, поправляю перед зеркалом авто шляпу и вальяжной походкой направляюсь вдоль по улице, покручивая в руках тросточку.
— Неудачно усишки наклеил. Такое ощущение, что морщит под носом. Того и гляди скажут «У вас ус отклеился!»
Облупившиеся однотипные домишки из фанеры и досок не впечатляют, но это и есть та самая Одноэтажная Америка, самый что ни есть средний класс. Крохотная гостиная, одна-две спаленки, веранда, сортир во дворе и отсутствие не только централизованной канализации, но и централизованного водоснабжения. Для большинства американцев роскошь.
Привычная мне американская мечта, с домами метров… да хотя бы пятидесяти квадратных, начнётся после Второй Мировой, притом не сразу. Потихонечку площадь домов будет раздуваться… но это потом, сильно потом.
Пока так, с самодельными, выструганными в сарайчике на заднем дворе входными дверями и бегающими по пыльной дороге чумазыми ребятишками, в большинстве своём босыми по летнему времени. Да и после… иные до заморозков босиком гоняют, обуваются только в школу.
— Дома тридцать один — тридцать три, — вчитываюсь в записку, — это что, на два дома живёт! Осёл безграмотный! Да и я хорош, не поглядел сразу, не уточнил.
— Мать твою! — Вырвалось непроизвольно, резко остановившись. Меж двумя близко стоящими домами сделано что-то вроде шалаша. На окна положили доски, а сверху кинули брезент… и похоже, под этим брезентом и живут люди.
Кусок брезента откинут, и видно, как перед куском зеркала бреется худой мужчина, осторожно водя бритвой. Рядом сидела девчушка лет двенадцати и напевала популярную песню из кинофильма.
— Поразительной красоты голос, не врали.
— Это наша Альма, мистер, — враждебно сказал подошедший паренёк лет четырнадцати-пятнадцати, низкорослый и худой, но настроенный очень решительно. В руках обрезок трубы, а вот и приятели подтягиваются, — и нам не нравится, когда непонятные типы пялятся на наших девочек. Проваливайте, мистер.
— Мистер, — отец девочки вышел из-под навеса с дешёвым револьвером в руках, — ваши люди уже были здесь, и я уже сказал им твёрдое «Нет». Пусть мы и бедны, но это не значит, что моя дочь будет работать в борделе. Будто я не знаю, что Майер Полански курирует проституток! Все эти сказки о хорошей работе для ребёнка рассказывайте где-нибудь ещё!
— Какой Полански! — Ситуация начала выходить из-под контроля, — какие бордели?! Ребёнка?!
— Будто вы не понимаете? — Мужчина закаменел лицом и взвёл курок.
— М-мать, — с треском отдираю усики и снимаю шляпу, — думал инкогнито проверить потенциальный талант для нашей киностудии, а тут…
— Ларсен! — Ахнул кто-то из мальчишек, — ну Эрик Ларсен же! Киностудия ещё…
Подростки загомонили, враждебность быстро пропала.
— … Полански, говоришь… ещё и угрожал? Так… — достав блокнот, пишу номер телефона, имя и несколько слов, — парни, вот вам мело… А чёрт, мелочи нет, держите двадцать баксов! И бегом звонить по этому телефону! Скажите Рэю, чтоб поднимал всех своих и через час максимум был здесь во всеоружии. Такси… да что угодно оплачу, ясно.
— Да, Мистер Ларсен, — вразнобой отозвались мальчишки, для которых началось Большое Приключение, — сдачу…
— Оставьте себе! Гонорар за опасность! — И уже тише, — С-суки, они уже и за детей взялись, мафиози эти… я им, скотам, устрою похохотать…
— Тяжёлый денёк, — лениво текли размышления, пока я отмокал в горячей воде. Домой попал сутки спустя, страшно вымотанным и пропотевшим, ванна оказалась очень кстати. — Сперва всю улицу на дыбы поднял, потом переезд семьи будущей звёздочки, прослушиванье.
— Награду за Полански, пожалуй, несколько непредусмотрительно было объявлять… но ведь притащили же! Понятно, что у сутенёра этого свои разборки, и конкуренты просто воспользовались удачным случаем. Но удачно, удачно… правда, теперь разборки с полицией… А, отпишу в фонд помощи полицейским тысяч тридцать! Прокатит, да ещё как прокатит! Может, меньше? А, нормально! Через Айсберга проведу, надо своему копу авторитет приподнять.
— Да уж, дороговато мне звёздочка будущая обошлась… но какая реклама! Мне, Альме, киностудии, Рэю с парнями. Окупится ли? Пять тысяч за мафиози, полиции тридцатку. Даже если и нет… теперь остаётся только раскручивать ситуацию дальше.
В столовой меня встретил насмешливый взгляд Олава.
— Ну что, Гарун аль Рашид, — будто говорил он, — наигрался?
.