В Нижний Ист-Сайд, где и проводилось собрание Коммунистического клуба, стекалось много народа, выглядящего нетипично для небогатого, но достаточно приличного района.

— Многовато немчиков, — с ноткой раздражения сказал негромко Фред, перекинув зубочистку в уголок рта.

— Район-то немецкий, чего ты ожидал? Да и среди коммунистов немцев — чуть не половина, если не больше.

— Так-то оно так, — последовал неопределённый ответ, — но мигранты…

— А мы кто? — Ёрнически усмехнулся Алекс, поправляя на ходу щегольский цилиндр — очередной подарок, — я англосакс вообще сомнительный, да и у тебя предки явно из разных мест Европы.

— Не напоминай! — Хохотнул на глазах успокаивающийся Фред, уступая дорогу дородной немолодой матроне с целым выводком детворы, степенно плывущей по замощённому брусчаткой тротуару, — просто я считаю, что нам скорее что-то более американское нужно, а не АРС.

— Мы пока ни в какой Союз не вступили и не вступим, — отрезал Алекс, тут приподнимая головной убор и с сахарной улыбкой раскланиваясь со знакомым, — улыбаться будем всем, но следовать только своей выгоде.

Разговор часто прерывался, потому как народу в одном из микрорайонов, прозванного Маленькой Германией, многовато. Приходилось то уступать дорогу выводкам мамаш с детишками, то большим компаниям шумных работяг, пахнущих свежим алкоголем с самого утра. Долю хаоса добавляли и повозки, доставлявшие товар в многочисленные лавки.

По случаю воскресения и собрания Коммунистического клуба, который местными жителями воспринимался как свой, едва ли не домашний профсоюз, на улицах большая часть жителей. Значительная часть невольно подслушанных разговоров так или иначе касалась предстоящего собрания. Попаданцу ничуть не мешало, что большая часть обрывков фраз на немецком.

Район небогатый, но чистенький и сравнительно благополучный, хотя бывшему студенту он не слишком-то понравился. Вроде бы всё неплохо, но не лежит душа.

Пару раз уточнив дорогу, они подошли к большому зданию, украшенному причудливой, но безвкусной лепниной, в котором сняли помещение коммунисты. Достаточно типичное здание из тех, что сдаются в аренду под собрания, свадьбы или иные мероприятия.

Здесь их уже ждали как почётных гостей.

— Герр Смит, — пророкотал неожиданным басом тщедушный мужичок в тирольской шляпе, приподнимая оную, — герр Колон.

Дальше он начал проговаривать пункты предстоящего мероприятия на плохом английском.

— Не утруждайтесь, — прервал его Алекс на немецком. Тиролец просиял и перешёл на хох-дойч с отчётливым тирольским акцентом.

— Вы из наших?! — Вплёл он вопрос.

— Чуть-чуть, — улыбнулся Алекс. Почему бы и не сделать людям приятно, если тебе лично это ничего не стоит? Дальше он повторил всё ту же историю о немецком предке, что и миссис Швепс. Тиролец покивал сочувственно и Алекс окончательно перешёл для него в разряд цивилизованных людей.

— Мистер Колон тоже, — поспешил добавить попаданец, — схожая история, только несколько более печальная — даже языка не знает.

— О! — Немец сентиментально похлопал Фреда по плечу, для чего ему пришлось встать на цыпочки, — ничего, ничего… Может, хоть дети…

Как почётным гостям, им предоставили сидячие места в первом ряду, на что Фред облегчённо выдохнул, он отчаянно боялся попасть в президиум собрания.

— Весь цвет, — пробормотал Алекс, оглядывая президиум. Иосиф Вейдемейер, Фридрих Зорге, Адольф Дуэ, ещё с десяток немецких и десятка два англосаксонских профсоюзных деятелей. В первых рядах сидели деятели помельче, ну а зал заполняли делегаты от вовсе уж мелких профсоюзов.

Народ по большей части простой, из работяг. Но хватало и таких как Алекс с Фредом — в сюртуках и цилиндрах. Все или почти все они знакомы друг с другом хотя бы шапочно, так что по залу, рассчитанному на триста мест, шёл гул. Профсоюзные деятели переговаривались и перекрикивались, обменивались сплетнями и последними новостями. Толпа воняла луком и чесноком, выпивкой и табаком, одеколоном и бриолином.

И тут кто-то опознал актёров…

— … польщён знакомством с вами, — ответно раскланивался Алекс, рядом что-то похожее бубнил Фред.

— … ваш талант…

— … что вы, что вы! Рабочие — вот соль Земли, — рассыпался в ответных комплиментах попаданец. Причём комплименты в общем-то искренние, он считал людей дела настоящей солью земли, будь то работяги, земледельцы или инженеры.

Актёры же и прочие парикмахеры… когда очень давно Алекс задумался: что будет, если неведомый вирус выкосит представителей профессионального шоу-бизнеса? Да в общем-то ничего… в самодеятельности полным-полно талантливых людей, через пару-тройку лет театры и эстрада почти не будут отличаться от привычных.

За исключением балеты и оперы, Искусство не заметит потери бойцов. Скорее наоборот… по крайней мере, моральный климат в шоу-бизнесе станет куда как здоровее.

А вот если вдруг вымрут технари… тех же медиков-любителей полно, вот только лечиться у них как-то не тянет. Ну а понятия физик-любитель и вовсе абсурдно.

В этом нет никакого самоуничижения, к актёрской профессии попаданец относился исключительно как к способу заработать денег. Если вдруг предложат заняться, к примеру, торговлей — бросит без раздумий. Актёрские и режиссёрские амбиции в нём присутствовали, но исключительно на уровне Если за что-то берёшься, делай это хорошо.

Наконец президиум заполнился и председательствующий Зорге постучал молотком. Стучать пришлось долго, понятия о дисциплине у делегатов оказались самые зачаточные. Так что вскоре члены президиума принялись орать. Такое поведение понятно и делегаты успокоились, рассевшись на своих местах, продолжая переговариваться через головы.

Неожиданно оказалось, что в зале находятся посторонние, в основном местные активисты, которым не хватило авторитета для становления делегатом. Но пришли и жёны, дети из тех, что постарше. Прогонять не стали, отнеслись как к привычному злу. В итоге люди стояли в проходах, довольно тесно — по прикидкам Алекса, любопытствующих набралось немногим меньше, чем официальных профсоюзников.

— Гха! — Зорге громогласно прокашлялся и начал:

— На повестке дня стоит прежде всего вопрос борьбы за свои права. Ни для кого не секрет, что Гражданская Война очень крепко стимулировала промышленность северных штатов и доходы фабрикантов выросли в разы. При этом доходы рабочих упали почти в четыре раза — как из-за взлетевшей инфляции, так и из-за поставки дешёвой рабочей силы, в основном из чернокожих и ирландцев.

— Ирландцы на одном картофеле живут, — прозвучал крик из зала, — их можно нанять дешевле, чем негров! И хрен ты им объяснишь про солидарность!

— Солидарность!? — В задних рядах вскочил явный ирландец, — после картофельного голода нашим возвращаться некуда! А ещё могу напомнить, что к ирландцам власти относятся намного более жестоко. Хуже, чем к неграм! Там, где англосаксов и немцев увещевают, уговаривая разойтись, в ирландцев сразу стреляют! И в тюрьмы кидают по малейшему подозрению, дела даже не пытаются фабриковать!

Загомонили, зашумели… успокоить делегатов удалось не сразу. Коммунисты в президиуме призвали плотнее сплотить ряды, не обращая внимания на национальные и расовые отличия, но судя по нервному смеху ирландских делегатов, в это никто не верил.

— Клин вбивают, — прошептал наклонившись Фред, — не эти, понятно дело, а заводчики. Отдельно ирландцы, отдельно немцы. Но и немцы тоже… вроде как интернационалисты на словах, но очень уж упорно гнут свою, немецкую линию.

— Землячества, — так же негромко ответил Алекс.

Глаза друга горели, англичанин воспринимал происходящее, как нечто увлекательное. Попаданец же… вот никак ему не удавалось начать воспринимать всё это серьёзно. Из уроков истории, интернета и ТВ он смутно помнил, что рабочее движение зародилось в Америке, и… на этом всё.

Особого интереса нет — так, желание разобраться, что же такое современный марксизм, профсоюзное движение и… можно ли при этом получить какую-то выгоду лично для себя?

Цинично… вот только в нём опять проснулось то отстранённое состояние, когда люди вокруг не воспринимались людьми. Манекены, исторические персонажи, материализованные призраки… кто угодно, но не люди.

Опять начали давить воспоминания о родных и друзьях, загнанные вглубь. В глазах появилось выражение глубокой тоски, выраженной настолько явно, что это заметили в президиуме. Впрочем, что там заметили и каковы последствия, он узнает потом…

Перешли к вопросу призыва…

— Мистер Смит, можете ли вы что-то сказать по этому поводу, — задал Дуэ неожиданный вопрос.

— Это война богатых, в которой сражаются бедные, — ответил Алекс, встав с места. Едкую реплику оценили, одобрительно хлопая и свистя. Попаданец молча раскланялся с залом и сел, толкать речи нет никакого желания.

Брякнешь ещё что-то… Одно дело, озвучить мысль, витающую в воздухе и поддерживаемую так или иначе большинством. Длинные же речи опасны тем, что легко войти в раж — по крайней мере, такую особенность бывший студент знал за собой.

Тему призыва обсуждали недолго и сошлись на том, что он Не по совести.

— Ежели хотят воевать за справедливость, так пусть и воюют те, кто считает эту войну такой, — встал один из ирландских делегатов, — мы её такой не считаем.

— Война за отмену рабства всегда справедлива, — перебил его Зорге.

— Да? Почему тогда рабство отменили только в Южных Штатах? — С явной иронией спросил ирландец, — или это совсем другое дело?

— Другое, — невозмутимо парировал Зорге, — мы прекрасно понимаем, что Линкольн далёк от идеалов человеколюбия, но он вынужден идти в правильном направлении. Медленней, чем хотелось бы всем нам, но в целом его Республиканскую партию можно назвать наиболее отвечающей интересам рабочего класса.

— Мистер Зорге, — с трудом сдерживая гнев, начал ирландец, — я понимаю, что вы мыслите стратегически — даже не на годы, а на десятилетия вперёд! Но что нам делать сейчас? Как кормить детей? Именно Республиканская партия Линкольна ведёт войну, на которую объявили призыв всех, кто не способен заплатить триста долларов. Промышленники Севера, почти поголовно состоящие в Республиканской партии или поддерживающие её, наживаются, а мы… Да что я буду говорить!? Все присутствующим хорошо известно, что доходы фабрикантов после начала войны выросли многократно, а доходы рабочих — упали почти в четыре раза!

В зале раздался одобрительный гул, ирландцы и немногочисленные присутствующие здесь англосаксы поддержали выступление. Немцы же по большей части встали на сторону Зорге.

— Тишина! Тишина в зале!

Сломав молоток и сорвав горло, членам президиума всё-таки удалось успокоить зал.

— Хорошо, мистер О,Брайан, — обратился к выступавшему Дуэ, — что вы предлагаете?

— Идти своим путём, что же ещё?

Ирландец развёл руками и огляделся — дескать, ну все вы слушали, какой глупый вопрос. Алекс невольно восхитился — мужчина держал толпу мастерски, на уровне Жириновского, только без эпатажа последнего.

— Конкретней, — не сдавался Дуэ.

— Конкретней? Хорошо… Почему мы должны поддерживать республиканцев? Потому, что Линкольн в перспективе более прогрессивный политик? Может, пора начинать отстаивать собственные интересы здесь и сейчас, без оглядки на далёкую перспективу? Если всё время глядеть вдаль, можно просмотреть происходящее у себя под носом. Лицо О,Брайена приняло неожиданно ехидное выражение, и он процитировал, прикрыв глаза:

— Горизонт — это воображаемая линия, в которой небо соединяется с землей и которая удаляется от нас по мере того как мы пытаемся к ней приблизиться. Может, пора сосредоточиться на Здесь и Сейчас?

— Политическая воля, выражаемая неуклонно и последовательно, принесёт много больше, чем рывки за сиюминутными интересами, — отчеканил Вейдемейер холодно и непримиримо, глядя на оппонента сощуренными глазами.

— Так вам в Большую Политику хочется играть, — протянул ирландец, — масштаб подавай… Спорить не буду, дело нужное. Но вот что нам делать сейчас?

Прения оказались интересными, Алекс и не ожидал, что политика может быть такой захватывающей. Он осознавал, что это скорее из-за нехватки зрелищ, особенно болезненного для человека из двадцать первого века. Сказывалась и сопричастность к чему-то серьёзному.

Фред и вовсе аж горел, для него выступления делегатов актуальны. Выходец из трущоб постоянно сталкивался с несправедливостью мира, а тут люди, которые пытаются бороться с этим!

Выйдя из помещения, парни отошли в сторонку и… быстро стряхнули с себя азарт сопричастности, понимающе переглянувшись.

— Мистер Смит, — Алекс повернулся на звук девичьего голоса, удивительно мелодичного. Перед ним стояла очаровательная девушка лет шестнадцати. Округлое лицо с маленьким аккуратным носиком, затенённые длиннющими тёмными ресницами большие серые глаза, и рыжеватые волосы — типичная ирландка, только что очень хорошенькая. И какая-то… славная.

— Я Лира О,Брайен, мой отец выступал сегодня, с гордостью за родителя сказала она, — как вам наше собрание? Вы ведь ещё придёте?

— Да, — Алекс закивал, не отрывая взгляда от засмущавшейся девушки, — обязательно приду.

Короткая беседа быстро прервалась потоком выходящих из здания людей и Алекс приподнял цилиндр, прощаясь с девушкой.

Идя к конке, он несколько раз оглянулся, пытаясь поймать девушку взглядом. Но толпа надёжно скрывала её, и Кузнецов пару раз споткнулся о выбоины в мостовой, не упав только потому, что его подхватывал Фред.

— Какие у неё глаза, — мечтательно сказал парень, — ты видел, Фред?!