— Ларсен! — В домик заглянул боксёр из нашей сборной, — К телефону! Невеста звонит!

Обдав меня запахом табака и многозначительно поиграв мохнатыми бровями, Вилфред захлопнул дверь.

— Да, милая, — Минуту спустя ворковал я у аппарата в домике тренера, — конечно! Жду!

Прижав динамик трубки ладонью, глазами зову тренера.

— Невеста приехать хочет, можно?

Просьба, строго говоря, формальная — в датской делегации де-факто главный я. Кто девушку кормит, тот её и танцует… а главный, и по сути единственный спонсор — я. Но зачем лишний раз подвергать сомнению авторитет тренера?

Выждав для важности секунду, тот кивнул и разгладил полуседые усы.

— Буду рад… да, и ребята… целую…

— Фарли? — Поинтересовался Вилфред, — Дженни Фарли? Везунчик! Такая девица! Мелковата чуть, как по мне, но хороша… чудо как хороша!

Киваю с лёгким, тщательно выставляемым напоказ самодовольством, едва сдерживая раздражение. Дженни… здесь всё сложно.

Я, наверное, пристрастен, как бывает пристрастен брошенный мужчина, но внешность Дженни разительно контрастирует с характером. Эгоистичная, малоэмоциональная, очень расчетливая.

И что самое неприятное — она презирает меня. Прорывается порой — то отражение в оконном стекле, то излишне резкое высвобождение руки, как только мы остаёмся вдвоём.

В принципе, ничего удивительно — женщины часто презирают брошенных мужчин, выискивая настоящие и мнимые недостатки. Но изображать с ней влюблённого жениха… тяжело, и это мягко говоря.

— Здравствуй, милый, — Выпорхнув с моей помощью из Роллс-Ройса, Дженни едва заметна прикасается губами к моей щеке и замирает на пар секунд. Вспышки…

По Олимпийской деревне передвигаемся, то и дело замирая в нужных местах. Эффектные позы у нас давно отработаны, фотографы довольны. Тот случай, когда фотографии можно пристроить как в раздел светской хроники, так и спорта.

— Миссис Ларсен… о, простите… пока мисс Фарли! — Пытается быть светским львом один из датчан. Получается откровенно плохо, но Дженни заливисто смеется над ужимками деревенского ловеласа.

— Пока, — Выделяет она голосом, стреляя в меня глазами, — Фарли!

Тоненькая, удивительно красивая, она потрясающе смотрится на фоне рослых спортсменов, и фотографы с удовольствием снимают Дженни вместе с борцами и штангистами-тяжами.

Датчане очарованы, даже наш немолодой тренер легкоатлетической команды пушит моржовые усы и косолапит вокруг, раздувая подвядшие грудные мышцы и дрябловатые бицепсы, втянув живот. Да и не он один… Выглядит это забавно и довольно-таки глупо, но сейчас рулит не мозг, а инстинкты. Сам ведь также…

— Прощу прощения, суровые викинги! — Голос её звучит колокольчиком, — С вами очень интересно, но я всё-таки приехала к своему жениху.

Дженни чуть прижимается ко мне, обхватив правое плечо руками и склонив кудрявую головку набок. Поза, которую мы вместе искали для газет… но зараза, до чего же она здорово смотрится со стороны! Красивая и трогательно хрупкая, прямо-таки воплощение юной женственности, расцветающей Весны.

В домике её поведение резко меняется. Высвободив руки, затянутые в длинные перчатки, она по-кошачьи встряхивает ими — чуть брезгливо, и отходит от меня, присев на стул.

Плотно сжатые ноги чуть вбок и под себя, лодыжки скрещены, руки на коленях, спинка прямая… Хоть сейчас на обложку учебника по этикету! И ведь удобно ей, с детства привыкла.

— Сейчас, сейчас, — Бормочу, копаясь в шкафу, старательно пряча лицо, — я тут небольшой подарок решил сделать. Помнишь твой портрет? Обошёл всю Олимпийскую деревню и на обратной стороне расписался каждый из участников.

— Мило, — С некоторым удивлением говорит она, разворачивая свёрнутый в рулон холст, — в самом деле, очень нетривиально.

— Приготовил ещё один, — Снова лезу в шкаф, краем глаза отслеживая её отражением в зеркале на дверце, — мой портрет, на нём будут автографы всех призёров. Мы хоть…

На лице Дженни мелькает странное выражение — злое, насмешливое и… глумливое?

— В спальню не повешу, — Гримаса пропадает, как и не было, — а в гостиной — почему бы и нет?

— Я отчасти по делу, — Продолжает она, открывая сумочку, — бумаги на подпись, — благотворительные фонды… ну ты сам всё помнишь. Вот… и здесь…

Благотворительностью мы занимаемся давно, а Дженни так и вовсе — курирует десятка три мелких, но социально значимых (для понимающих людей) проектов. Не привыкать.

Снова копаюсь в шкафу, доставая олимпийские сувениры… и снова это глумливое выражение. Да что такое?!

Посидев десяток минут, обсудили дальнейшую стратегию совместных действий, и я проводил её до выхода из Олимпийской деревни.

— Что-то не так… — Вернувшись в домик, не могу успокоиться, — что-то… Бля… дебила кусок! Документы!

Усевшись за стол, закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться. В БФФ меня учили специфическим техникам по работе с памятью. Недоучили, но кое-что умею.

Могу, при необходимости запоминать десятки страниц текста, пусть даже и технического, мельком просмотрев текст. Ненадолго, да и голова потом зверски болит… Но хватит, чтобы перенести знания на бумажный носитель.

Могу вытащить из недавней памяти виденное… иногда.

— Второй раз на те же грабли, — Говорю с мрачным удовлетворением, — раз бумаги подписал не читая, теперь второй. Вот я и подписал…

… бумаги, согласно которым мои деньги, или по крайней мере значительная их часть, после моей смерти переходила в распоряжение фондов, где хозяйничает Дженни. Не прямо, разумеется… уж такие простые ловушки я увидел бы даже пьяным.

Очень хитроумная казуистика, и не объясни мне тогда Дюк специфики подписанных для Берти бумаг, был бы я пациентом дурки. Если бы вообще был… Здесь не тоже самое, но парочку аналогий провести можно. Сомнений нет.

Поток матерной критики в собственный адрес приостановило понимание, что Дженни не из простой семьи. Гуманитарные науки, в том числе прикладную психологию, вдалбливают в частных школах на уровне рефлексов. Выпускник может не знать специфической терминологии, но применять будет без раздумий, на автомате. Вполне достойный противник.

Фарли не дура, далеко не… Время, место — всё выбрано идеально. После фотографий для светской хроники какие мысли в голове? Вот-вот, об этой самой светской хронике и рядышком… Да ещё когда страдаешь от недотраха, а тут такая соблазнительная бывшая, которая как бы остаётся невестой. Мелькали мыслишки, чего уж.

Хорошо ещё, молоденькая… гримаски эти…

— Самодеятельность? — Не обращая внимания на головную боль, встаю и начинаю расхаживать по комнатке, — Очень похоже на то, очень. Жадность? Вряд ли… скорее желание самоутвердиться, а заодно и вытереть ноги о презираемого бывшего.

Замечаю, что перешёл на русский, чего со мной не случалось давно.

Почему презираемого? Да неважно, вариантов на самом деле множество — от обычной «самочьей» психологии до… А вот это «До» нужно рассмотреть поподробней.

С чего это правильная Дженни решилась на такую авантюру? Это сейчас я подписал, расслабившись. Пару месяцев спустя (максимум!) подписанные документы потеряют свою актуальность.

Аудит документации, постоянные консультации с юристом… Уоррингтон, наконец. Всплыли бы какие-то несоответствия, и всплыли бы довольно быстро. Это сейчас у меня Олимпиада и цейнтнот, но соревнования заканчиваются через неделю.

Неделя на соревнования, неделя на разгребание последствий…

— Это выходит, жить мне осталось не больше двух недель? — Всплывает в голове тяжёлая мысль, — скорее даже меньше. А глумливость… очень похоже, что Дженни что-то там услышала от родителей, и решила провернуть собственную интригу.

Взрослость тем самым показать. Себе что-то доказать, или родителям, уж не знаю. Старшие Фарли действовали бы иначе, так что скорее всего — самодеятельность Дженни.

А что? Вполне в духе старых семей, махинациями такого рода они и пробились в «верхушку общества». Махинациями и держатся.

Не сама она затеяла убийство, ох не сама! Значит, услышала, да и решилась.

Могут Фарли быть тайными Республиканцами, то есть стоять на стороне финансистов? Вполне. Может быть, вначале они и были на стороне Демократов, но Лонг… Хью Лонг сильно перепугал это болото.

Проведи он в жизнь всего лишь четверть обещанных реформ, и всё — привольная жизнь монополистов и финансовых спекулянтов канет в Лету. А если не четверть, а больше? Губернатор Луизианы человек очень искренний.

И даже если его убьют — до выборов или после, Республиканцы всё равно вынуждены будут провести как минимум часть намеченных реформ. Если победят.

А не победить они не…

— Могут только в случае введения диктатуры, — Вырывается у меня вслух, — Это что же… намечаются интересные времена?! Сука! Силовые акции, море крови и диктатура как завершение. Суки! Даже часть Демократов может пойти на сговор, просто чтобы сохранить прежнюю жизнь, в которой они могут давить танками безоружных ветеранов.

— Значит, — Затыкаюсь и продолжаю уже мысленно, — нужно действовать на опережение. Но как?! Хм… а может, как с Рузвельтом? Удачно ведь получилось — одна акция, и сговор элиты сорвался, началась здоровая межвидовая конкуренция.

— Обвинить в попытке… да хотя бы коммунистического переворота или сговора с Москвой, вот и предлог для введения диктатуры. «Благонамеренным гражданам» хватит этого жупела.

— Кто-то всерьёз поверит, другие «как бы чего не вышло», третьи — оглядываться будут на таких же осторожных соседей. Армия и полиция будут «просто выполнять приказы», проверено на марше ветеранов. Танками раскатают — нет здесь понятия «преступный приказ», есть просто «приказ командования». Всё заточено под бездумное выполнение.

— Может, действительно — как с Рузвельтом?

Сцепив руки, зажал их между колен и думаю, думаю… Ситуация такая, что решение нужно принимать быстро. Оно может быть не оптимальным, но резким и очень жёстким.

Максимум две недели… хотя нет, скорее сразу после Олимпиады — максимум. Сама логика диктует Республиканцам действовать без оглядки на любые нормы — не только приличия и международного права, но и на человеческие.

Слишком много всего стоит на кону и слишком велико размежевание. Предстоящие выборы больше не напоминают шахматную партию джентльменов, а скорее прелюдию к Гражданской войне. Войне, в которой Республиканцы проиграют безоговорочно.

А значит, удар будет нанесён до выборов, и чем раньше, чем подлей — тем больше шансов на победу. Да, то самое «в четыре утра…»

— К Дюку? — Бормочу вслух, — Он не самый главный. Даже если поверит, даже если поверят старшие члены партии… Время. Могу и не успеть.

— Может быть и успею предупредить, но свою жизнь не спасу. Гувер, теперь вот Фарли… и кто сказал, что у них нет своих боевиков? Хоть маленькая команда доверенных головорезов, а есть. Мне хватит. Приедет домой, помашет подписанными бумагами перед родными… всё, механизм запущен.

— Да и Демократам моя смерть не то чтобы невыгодна… Тут тебе и повод для ответных действий по жёсткому сценарию, да и деньги…

— При победе Республиканцев активы перехватывают Фарли. Подписанные бумаги, невеста… а несостыковки проскочат по военному времени.

— Демократы? Тоже много всего подписал — начиная от братства, заканчивая университетом и семьёй Мартина. Или Джокера. Могут и того… порадеть за деточек. В парнях я уверен, а вот родные… да, могут.

— На опережение?

Несколько минут я сидел молча, в голове никаких мыслей. Выдохнув, встал и повертелся перед зеркалом, остро сожалея об отсутствии в этом времени качественного грима. Похлестав себя по щекам, добился возвращения румянца.

* * *

Лесли выслушал меня внимательно, время от времени уточняя информацию. Закончив задавать вопросы, он некоторое время молча сидел, закрыв глаза.

— Так… — Сказал он, и принялся набивать трубку подрагивающими руками, — Уверен, что пойдёшь до конца? Может, просто пробежишь завтра и уедешь в Данию, не дожидаясь окончания Олимпиады?

— Не…

— Подумай!

Уехать? Это выход лично для меня, но… нет! Здесь я держу руку на пульсе и могу корректировать ситуацию — хоть как-то. В Данию… потеряю большую часть денег. Пугает ли это меня? Пожалуй, что и нет. Состояние давно превысило размеры, необходимые для комфортной жизни.

Но… бросить Джокера, Одуванчика… Потерять возможность быть Игроком?

— Нет.

— Тогда, — Лесли затягивается. Таким серьёзным и сосредоточенным я его никогда не видел. Да и дрожащие руки… — хорошо, что ты сбежал из деревни тайком. Проволоку, говоришь, отогнул? Скажешь потом, где — мы в том месте как-нибудь следы загладим. Скунса подбросить, что ли…

— Здесь и сейчас надо, — Джокер жёстко уставился мне в глаза, — самим на операцию идти. Вечером Фарли в загородный дом отправятся, там-то на дороге их встретим. Сами. Некогда раскачиваться. Готов?

— Откуда… Ах да…

— Правильно понимаешь, — Невесело усмехнулся Лесли, — Приглядываю. Думаю, и ты…

Киваю молча.

— Ну что, готов?

— Я… — На душе стало погано. Убивать девушку, на которой когда-то хотел жениться… Потом вспомнил глумливое выражение лица и подписанные бумаги… Что за чёрт! Убивают как раз таких — некогда близких, ставших врагами!

А Дженни и её родители — враги. И даже если отмести в сторону личное… Фарли, говоря военным языком, относятся к вражескому генералитету.

— … готов.