— Машенька! — Обрадовался рыбак девчушке лет восьми, приближавшейся по тропинке с холщовым узелком, — Ты как раз вовремя свеженького хлебушка принесла, у меня и уха аккурат поспела! Садись поснедай!

Разлив наваристую жидкость по металлическим мискам, немолодой мужчина выложил на листы лопуха крупные куски вареной рыбы, чтоб остыли, и принялся несколько назойливо потчевать гостью. Как это бывает у мужчин, он суетился вокруг ребёнка, сам не притрагиваясь к миске.

— Ты ешь-ешь! — Суетился он, — С травками! Вы в деревне и не едали никогда такую!

Пятнадцать минут спустя девочка вприпрыжку бежала по тропинке, ведущей в деревню, а Порфирий Иванович смотрел вслед с лёгкой улыбкой. Старый филер с равным успехом мог стать незаметным или выпятить часть внешности или характера так, что цельный образ решительно не задерживался в памяти.

Образ словоохотливого зануды, от общения с которым даже у терпеливых людей начинали ломить зубы несколько минут спустя, хорошо ложился на облик канцелярской крыски.

Сослуживцы не удивятся, случись им выслушать характеристику Иваныча от деревенских. Ну, выбрался в кои-то веки горожанин на природу… он и так-то та ещё зуда. Да и преувеличивают, наверное, мужики — не показался им человек, бывает!

Дополнял образ человека, с которым хочется как можно меньше общаться, старательно подобранное местечко для лагеря, полное комарья. По всей Карелии такое искать будешь, а гаже не найдёшь! Но красиво, это да. И уха… с травками. Редкая гадость на самом деле.

Усмехнувшись, Иваныч выплеснул остатки из котелка.

— Всё для дорогих гостей, — Пробормотал он негромко, — Интересно, чем же девчуля провинилась, что её ко мне послали?

Уверенный, что в ближайшие пару дней деревенские его не потревожат, он за полчаса «расставил декорации» таким образом, чтобы не слишком внимательный следопыт искренне уверился — Иваныч здесь где-то рыбачит, только отошёл ненадолго. Пару «стратегических» проходов он «заминировал» — естественным образом, так сказать.

— Старею, — Вздохнул он, — не нужно ведь всё это, в самом-то деле!

* * *

Притопив в прибрежных кустах долблёнку, Порфирий Иванович аккуратно сошёл на берег, ступая сапогами по упавшему древесному стволу.

— Опаздывает, — Пробормотал он, сидя в кустах у железнодорожного полотна, и поглядывая на карманные часы в корпусе из меди. Но тут, как по заказу, послышался паровозный гудок. Длинный состав товарняка, пыхтя, начал заворачивать на повороте.

Только тень мелькнула, и вот Порфирий Иванович устраивается в собачьем ящике под вагоном. Привычно.

Пару часов спустя в предместьях Ленинграда сошёл типичный пролетарий из тех, что берутся за любую, не слишком квалифицированную работу. Умеренно работящий и не слишком умеренно пьющий. Не самый приятный типаж, но несомненно благонадёжный.

Филер умел быть как невидимым, так и мастерски попадаться на глаза — в нужное время и в нужном месте.

— Стой! Да погоди ты, чёртушко! — Порфирий Иваныч послушно остановился и позволил себя догнать молодому ещё, но сильно одышливому, одутловатому мужчине со слипшимися от пота волосами, — Фу ты…

Утирая пот большим несвежим платком в крупную клетку, конторский служащий перевёл дух, шумно выдыхая воздух через толстогубый обветренный рот.

— Ты это… не плотник случаем?

— И плотник тоже, — С достоинством потомственного пролетария, отозвался филер надтреснутым голосом профессионально пьющего человека, — а так и слесарить могём!

— А чего тогда… так? — Одышливый повёл рукой неопределённо, но как-то очень понятно.

— Тебе дело или личный интерес? — Иваныч сделал суровое лицо, подхватив ящик с инструментом.

— Пьёшь, значит, — Успокоился чинуша. Осколки мозаики встали на место — ну кто ещё, кроме страдающих алкогольной зависимостью кустарей в поисках работы, будет разгуливать среди бела дня?

— На свои! — Огрызнулся филер, насупившись.

— Да хоть упейся! — Замахал пухлыми ручками чиновник, — Взрослый ведь человек, не мне тебя учить! Работа нужна? Рамы рассохлись, поправить надо. Справишься?

— Обижаешь! — Прозвучало с достоинством, — Это когда я запое, то да… но и так-то — откажусь, чем нагадить! Не таков я! Так сейчас-то нетути! Тверёзый! Ты у любого спроси за Сидора Карпыча…

— Начало положено, — Негромко пробормотал Порфирий Иванович, принимаясь за работу. Рамы и правда рассохлись, а прежнему плотнику за такую халтуру руки бы отбить!

Опытный филер, он не стал устраиваться в самое «логово» исследуемого объекта. Зачем? Трест столовых по соседству, для сбора информации лучше и не придумать. Люди, независимо от должности, кушать должны. И продукты, опять же…

Это значит — с колхозами-совхозами связь, с медициной — куда ж без неё… Проще перечислить, куда НЕ тянутся ниточки комбината питания. Опытному человеку — раздолье! И главное, никаких подозрений.

Несколько дней спустя он уже владел базовой информацией, позволяющей подобраться к объекту. Несложно для столь опытного человека, откровенно говоря. Да и не на пустом месте слежка начиналась.

— Так это… — Мялся он перед нанимателем, — Работу выполнил, — пора и бы того…

Сглотнув кадыком, филер уставился на чиновника. Печальный вздох был ему ответом.

— На! Распишись в получении! Ты как, после выходных приедешь? Ждать?

— Того-этого… не знаю пока.

— Ясно! — Безнадёжно отозвался завхоз, — Запойный, значит. Жаль! Я уж думал на постоянную ставку тебя. Ещё б не пил…

— Перестарался, — Бубнил себе под нос Порфирий Иванович, возвращаясь в назад в собачьем ящике, — маскировка эта дурная… Да кто ж знал, что так просто всё окажется? Охраняют хорошо, да бестолково. ДНДшники… ха!

— К самому близко и не подберёшься, а вот к окружению легче лёгкого. Щеглы!

Показавшись в деревне, навёл тоску на отловленного председателя, предложившего «Зуде» крайне интересный и протяжённый маршрут всего через пять минут общения. Обидевшись, забрал узелок с хлебом и пирогом, да выменял бутылку мутноватого первача, и снова растворился в кустах.

— Хороший ведь человек, — В сердцах сказал председатель, глядя вслед, — но какая же зараза, прости господи! Такой если в деревне заведётся, так хоть самому съезжай, потому как жизни никакой не будет!

— С другой стороны, — Задумался мужчина, — ежели фонды выбивать, да проверяющие всякие… так и нужный ведь человек получается. Плешь проест, а своё возьмёт!

— Я это, я, — Ворчливо сказала тень, становясь человеком, продолжая удерживать согнутого в три погибели охранника, — Не узнал, Мироныч?

— Чуть сердце не остановилось! — Сплюнул тот, — Наган-то Петровичу отдай.

— Отдай, — Всё так же ворчливо пробурчал Старый, который в лесном антураже как нельзя больше походил на лешего. Поздний вечер, свет костра… и этакая лохматая тень из кустов, — а пользоваться-то умеет?

* * *

Петрович промолчал, одарив «лешего» выразительным взглядом.

Какой там охранник… так, механик из «дворцового» гаража, взятый на рыбалку за умение варить первоклассную уху да травить байки. Ну и старый большевик, не без этого. Проверенный, лично преданный и умеющий держать язык за зубами.

Повинуясь взгляду Кирова, механик забрал револьвер и отошёл к костру, а Старый присел рядом с главой Ленинграда.

— Для начала вот, — В руку Сергея Мироновича ткнулась увесистая тетрадь в чёрной обложке, — выкладки и размышления. Теперь по объекту… подобраться близко не удалось, да собственно, и не стремился. Охраняют его параноидально, стрельбу по любой тени учинить могут.

Киров только молча кивнул, учитывая информацию. Параноидальность охраны, она не всегда к месту. Парочка провокаций, и последствия могут быть очень интересные как для охранников, так и для охраняемого.

— Да собственно, я и не испугался, — Продолжил Порфирий Иванович, поглаживая колючую накладную бороду, способную разве что в сумерках сойти за настоящую, — смысла просто не видел. Напрямую его разрабатывать долго и муторно, ежели одному. В тетрадке имена и адреса людей, которым объект ноги оттоптал. Вкратце — есть любовницы обиженные, а среди них и те, кого к сожительству принудили.

— Эге, — Озадачился Киров, — не ожидал такого от «Стального Макса».

— Эге, — Согласился Старый, — скурвился, думаешь? Не… курвой и был, изначально. Я в Революцию на таких насмотрелся. Урла бывшая, которую революционной романтикой подхватило. Год-два они на романтике выдерживали порой, а потом — снова урла. Сам таких знаешь.

— Думаешь?

— Уверен! — Отрезал филер, — Почему он с романтикой Революции припозднился, сказать не могу. Может, сидел где-то, далеко. Штаты там или ещё где. А освободился, и вот… Но всё, романтика заканчивается — действует как Иван, оказавшийся во власти. Чем дальше, чем больше. Цвет другой, но масть та же — тот же мокрушник, только что Робин Гудом нравится себя считать.

— По косвенным, говоришь, — Задумчиво повторил Киров, качнув на ладони увесистую тетрадь.

— Угум. Он кого обидит если, около себя не держит, баб особенно. С повышением, но куда-нибудь в Тьмутаракань отселяет. А после Питера это, знаешь ли…

— Знаю. Только как?

— Через старые кадры, — Понял его Старый, — мало ли толковых и честных среди них? А их всех под одну гребёнку… приятно? Чистка рядов, понимаешь ли! Списочек там есть, да с раскладами, вот с адресами похуже. Всех, считай, за пределы области.

— С этим справлюсь, — Кивнул Сергей Мироныч, — а вот как поговорить с ними…

— Отмечено, — Незримо усмехнулся филер, — Есть там парочка ребят с моими талантами. Написал, где живут, да на что давить при разговоре. Тебе к ним порученца отправить — из доверенных-проверенных. Опера Ленинградские таких в лицо знают, не могут не знать. Значит, к письму или записочке отнесутся всерьёз. Командировка в нужное место, а там как бы по пути заскочат. А дальше сами поговорят с кем нужно.

— Не учи отца… спасибо, Старый. Старый? Вот леший! — Киров кривовато усмехнулся, — И ни одна веточка под ногами не хрустнула! Дал же бог талантов человеку — что в городе, что в лесу раствориться может!

— Леший, — Усмехнулся молча Порфирий Иванович, отступая в кусты, — Простейшие фокусы ведь! Выждать, когда собеседник отвернётся, а в костре взметнётся пламя костра, да начнут трещать дрова. С другой стороны, вся работа из таких вот фокусов и состоит. Каждый в отдельности — тьфу! А вместе, так и вполне серьёзно.

Да и Сергею Миронычу стоило напомнить, кто такой Старый! Освежить старые воспоминания, так сказать. Хе-хе!

Осторожно отступив, дошёл до притопленой долблёнки, с трудом вытащил её на берег, вычерпал воду и отчалил несколько минут спустя. Своё дело он сделал, но не мешает напоследок продемонстрировать в деревне опухшую от самогона и комарья рожу. Последний штрих, так сказать.

Оно вроде бы и не нужно, но хороший образ получился. Такой, что и через десять лет деревенские «Зуду» вспомнят. Мало ли… алиби и вообще…

* * *

Десять процентов в пользу университета Копенгагена в процессе торговли превратились в пятнадцать, но «Лего» получило рекомендацию от министерства образования и лично от Его Величества. С нового учебного года головоломки «Лего» в детских садах и начальных классах школы получили статус учебных пособий.

Стыдно? Вот ещё… головоломки прекрасно развивают интеллект, так что вреда от них однозначно не будет. А что в кармане прибавится денег… и что? Тот случай, когда все в плюсе.

Университет, королевская семья, детишки… ну и я. А опосредованно Родригес, Лонг и далее.

* * *

Вся эта торгашеская суета оставила чувство лёгкой неловкости. Ощущения, что я упустил что-то важное…

Скорее всего, это именно ощущение, за которым не стоит ничего. Аристократия так умеет — глазами этак скосят, моргнут недоумевающее… и стоишь как оплёванный, чувствуешь себя говном.

Хотя по факту говном является этот… моргунчик. И подошёл ты к нему, чтобы потребовать долг или объяснение по какому-то серьёзному проступку.

Умеют, да… Я тоже умею — учили, но сильно похуже. В этой среде расти надо, с детства тренироваться. Ну или талант. Увы…

Знаю, понимаю, осознаю… и всё равно трачу время, пытаясь понять — ну что же я упустил?!

Помимо пятнадцати процентов, снова воткнули в делегацию в СССР, но уже как официальное лицо. Ожидаемо.

Как-никак, русский «выучил» и вообще — ценный экземпляр «почти социалистического буржуя», олимпийца и кинорежиссёра. Дураком надо быть, чтобы не воспользоваться таким ресурсом, как я. А Его Величество кто угодно… но точно не дурак.

Дания хочет получить своё кусок советских концессий, и для этого готова на очень, очень многое. Но осторожно. Копенгагирование там помнят, и действуют с оглядкой на Британию.

Хреновая ситуация, если честно. Выгодно, намёков от Его Величества полно… но и попадать под санкции, если что, именно мне, а не Его Величества. Первый же и объявит, если что, по окрику из Лондона.

И Вашингтон… пока Гувер президентом, телодвижения в сторону Союза делать нельзя. Санкции.

А надо… хотя бы продемонстрировать желание заключить договор с Советами. Такой, чтоб не вызвал гнева Вашингтона и Лондона, но принёс денежки если не мне, так Дании.

Надо не только Его Величеству, но и лично мне. Продемонстрировать, что не зря в университет на экономиста учился, не зря в братстве состою.

Экзамен такой, своеобразный. И как выкручиваться, не знаю.

Альтернатив две.

Первая — слить поручение, но тогда и репутация в минус уйдёт. Удачливый нувориш, не более. Опасно, такого лоха могут и попытаться ощипать.

Вторая — бросить всё и уехать в Штаты. Предвыборная компания, то-сё… Поймут. Но участвовать придётся всерьёз. А там Гувер… оба Гувера, которые объявили мне войну.

Вилы…

СССР в этом плане побезопасней — если не выкручусь в полной мере, так хоть живым останусь.