Ломая гусеницами остатки асфальта, в переулок въехал лёгкий «Т1», рявкнув на ходу из кургузой пушки. Мелкокалиберный фугасный снаряд врезался в стену у подъезда, осыпав защитников каменной крошкой и оставив неглубокую выбоину в выщербленных пулями кирпичах. Под прикрытием танковой брони горохом рассыпались по переулку матерящиеся пехотинцы, спотыкаясь о кучи строительного мусора.

Заполошная стрельбы из винтовок куда-то вверх и по сторонам помогла им справиться со страхом, но не с реальными противниками. Из разбитого оконного проёма третьего этажа высунулась на мгновение худая рука, перевязанная грязными окровавленными тряпками, и вниз полетела стеклянная бутылка, заткнутая дымящимся тряпичным фитилём.

Миг, и лёгкий танк вспыхнул, а брызги горючей жидкости зацепили пехотинцев, раскатившихся в стороны. Защитники воспользовались оказией, высунувшись из щелей и подстрелив парочку неосторожных солдат.

— Как вам, суки, Гуверовский коктейль?! — Истеричным фальцетом донеслось сверху, — Досыта накормим, твари!

Пятясь, танк начал выезжать назад, надсадно рыча двигателем, натыкаясь на стены в узком переулке и давя разбегающуюся пехоту. Несколько томительных секунд, и вот люк отрылся, и из заглохшего танка вскочила дымящаяся фигура в комбинезоне, жадно хватая дымный воздух. Одна…

Сверху прилетела связка самодельной взрывчатки, примотанная к наполненной мелким металлическим сором стеклянной бутылке, рванув ещё в воздухе. Осколки мелким дождём просыпались на армейцев, спешно покинувших поле боя.

Такие вот сляпанные «на коленке» гранаты в условиях городского боя оказались эффективным и где-то даже страшным оружием. Редко давая летальный исход, они с почти сто процентной гарантией укладывали нападающих в госпиталь на много недель. Стеклянные осколки начинали блуждать по телу, вызывая неожиданные осложнения.

Среди пехотинцев ходили самые страшные слухи о последствиях, поэтому в плен грантомётчиков не брали принципиально. Или брали, но так… что живые очень быстро начинали завидовать мёртвым.

В переулке остались тела убитых, да агонизирующий танкист, хапнувший ядовитого дыма полной грудью. Он рвал себе горло, пытаясь вдохнуть воздух неработающими лёгкими, но тщетно. Томительные секунды боли и ужаса, и вот он затих навсегда, скрючившись в грязной выбоине.

* * *

Городские бои в Нью-Йорке с самого начала стали кровавым кошмаром. Власти, перепуганные и озлобленные страшной смертью директора ФБР, отдали приказ о максимальной зачистке виновных, не считаясь с жертвами среди непричастных.

Возможно… только возможно, что бунт удалось бы погасить на начальной стадии. Провести суд, признать состояние аффекта, осудить открывших стрельбу охранников Гувера. Несколько расстрелянных или повешенных, два десятка каторжан, и спокойствие в городе худо-бедно, но восстановлено.

К сожалению… или как считали наиболее радикальные представители Красного Сопротивления — к лучшему, всё случилось именно так, как случилось. Приказ войска получили и… перевыполнили, в лучших традициях умиротворения колоний.

Американцы, ничуть не протестующие против подобных методов по отношению к «не белым», пришли в ярость после первых же «акций». Скальпированные головы, расчленёнка и изнасилованные с особой жестокостью женщины напугали и ожесточили даже тех, кто не помышлял о сопротивление.

Армия США не делала особых различий между виноватыми, свидетелями и просто жителями соседних домов. Огороженные колючей проволокой импровизированные концлагеря прямо в городе, где фильтровали потенциально нелояльных граждан, и вот уже оружие берут обыватели, в принципе не помышлявшие о сопротивлении.

Бои в городе идут вторую неделю, а подавляемые очаги сопротивления то и дело разгораются уже в других районах. До властей слишком поздно дошло, что они перегнули палку, но попытки успокоить ситуацию пока ни к чему не приводят.

Жестокость породила ответную жестокость и желание подороже продать свою жизнь. А там, чем чёрт не шутит… может, и выгорит!

Подавление восстания осложнял тот факт, что власти Нью-Йорка в массе своей отказались сотрудничать с армией и Вашингтоном. Скорее напоказ перед выборами, да и не все… но коллапс в бюрократических структурах города вышел знатный.

Большая часть чиновников не стала становиться в горделивую позу, массово уйдя в отпуска или на больничный. В некоторых отделах не осталось и четверти сотрудников, всех «скосила эпидемия».

Самоустранилась и полиция, не горевшая желанием участвовать в городских боях, как того требовал генерал Макартур и официальный Вашингтон. Армейские отряды остались без проводников, знающих город досконально.

Винить в сложившейся ситуации можно только саму армию. Полицейские, согласившиеся на сотрудничество, оказались на острие атак. Чужие для армейцев, они не только выполняли роль проводников, но и, подпихиваемые штыками, выполняли роль штурмовых отрядов, а иногда и смертников. Нужно ли говорить, что патриотический пыл прореспубликански настроенных копов быстро закончился?

Полицейские, знающие город, не пытались воевать с армейцами, а просто уходили «крысиными тропами», залегая на дно. Говорят, что некоторые встали на сторону восставших… но вот это точно враки! Разговоры такие ходят, но никто не может назвать ни одного конкретного имени. Известно же — копы!

Макартур, привыкший подавлять мятежи в колониях, и потому казавшийся Вашингтону идеальным кандидатом для наведения порядка, человек исключительно жестокий. Садистски жестокий, по мнению некоторых.

Но дурак? Нет, командующий ведёт свою игру, усиливая роль армии и требуя всё больше и больше полномочий. Явно подводит ситуацию к диктатуре фашистского толка, и наверху есть немало тех, кто согласен на подобное развитие ситуации.

«Раскачивая» ситуацию и требуя себе всё больше и больше полномочий от Вашингтона, Макартур потихонечку отрезал Гуверу пути отхода. Власть сосредотачивается в руках военных, в руках потенциального диктатора.

Другое дело, получится ли? Армия в США сравнительно немногочисленна, и после кровавых городских боёв поддержка в народе маловероятна. С другой стороны, хватает отчаявшихся безработных, готовых на всё ради миски супа… в том числе и стрелять в народ. Хватает и мелких собственников, напуганных самоназванием восставших.

«Красное Сопротивление»… Обыватели, зомбированные СМИ, боялись наплыва «азиатских русских орд» и обобществления жён. Пропаганда…

Но и у «Сопротивления» хватает сторонников среди городской бедноты и разорившихся фермеров. Другое дело, что они страшно разобщены, и из оружия имеют разве что дешёвый дробовик да дедушкину винтовку времён Гражданской.

Всё сложно.

* * *

Бунт в Гарлеме стал большой неожиданностью. Чернокожее население США вообще и Нью-Йорка в частности, в подобных случаях старалось наглухо перекрыть границы своих территорий, не сотрудничая ни с мятежниками, ни с официальными властями — по возможности. Самое разумное поведение для дискриминируемого меньшинства…

… но так считали не все.

Поджог одной из баптистских церквей группой чернокожих стал шоком для белых прихожан. Церкви-то при чём?! И эти… чёрные… да какое они имеют право?!

Прихожане наскоро организовали группу вооружённой милиции, и сунулись было в Гарлем за объяснением, но там их встретили пулемётные очереди. Несколько десятков убитых всколыхнули город, и возник ещё один очаг возгорания — расовый.

Много позже стало достоверно известно, что поджог баптистской церкви организовали наиболее радикальные сторонники «Нации Ислама». Они же встретили милицию баптистов пулемётными очередями. Большая часть Гарлема знать не знала о грандиозной провокации земляков, но поскольку успела подготовиться к неприятностям «вообще», лёгкой прогулки у белых не получилось.

В суматохе как-то непонятно погиб основатель движения, Уоллес Фард Мухаммад. Случайно ли?

Руководство перехватил куда более одиозный и радикальный Мухаммад Элайджа, подозрительно хорошо подготовленный к ситуации. Поджог церкви и убийство основателя движения «Нация Ислама» объявили грандиозной провокацией белых расистов, нацеленной на физическое уничтожение наиболее передовой части чернокожего населения США.

В своих речах Мухаммад Элайджа призывал не умирать безропотно, а сопротивляться белым расистам, обещая мученикам рай, а выжившим — новую, более справедливую модель общества. Общество, в котором права чернокожего населения уравняются в правах с населением белым.

Так же Элайджа пропагандировал создание отдельной чёрной нации в рамках (пока?) США, с принятием этой нацией основанной на исламе религией и признанием негров богоизбранным народом.

Расовые проблемы всколыхнули многонациональный город, добавив «огоньку». Соседи принялись «под шумок» сводить друг с другом счёты, пользуясь возможностью. Итальянская мафия влезла было в конфликт с чернокожими, пользуясь возможность расширить зону влияния при потакательстве властей.

Лёгкой прогулки не получилось во многом потому, что «страшно далеки они от народа». Предводители мафии оторвались от нужд большинства рядовых итальянцев и не получили поддержки. Правда, негритянская «Нация Ислама» не оценила жест простых итальянцев. Ответные рейды чернокожих радикалов, убивающих итальянцев без разбора на «чистых и нечистых», заставила их взяться за оружие.

Больше всего досталось азиатской общине, которых буквально выкуривали из Чайна-тауна. Среди поджигателей встречались представители самых разных расовых, национальных и социальных групп.

Цивилизационная и расовая инаковость азиатов, вкупе с их очевидными экономическими успехами и почти отсутствующей ассимиляцией, раздражала, как выяснилось, буквально всех. Не раз и не два случалось, что разные по национальному составу группы поджигателей демонстративно не замечали друг друга, встречаясь у границ китайского квартала.

Достаточно быстро, не без помощи умелых манипуляторов из Вашингтона, социалистическая направленность восстания в Нью-Йорке сменилась расовыми беспорядками. Войска, взломавшие наконец сопротивление, немалая часть населения воспринимала как «меньшее зло».

— Гляди-ка? — Удивился капрал, — Никак цветная сучка!

Замеченная армейским патрулём молоденькая, от силы лет пятнадцати, девушка, попыталась было скрыться в одном из сгоревших домов, но предупредительный выстрел заставил девушка сжаться, оставшись на месте.

— Руки за спину ей заверни, — Деловито командовал капрал одному из рядовых, — И пасть, пасть заткни… визжать небось будет.

— Нехорошо, — Вяло сказал известный моралист Чейни, не делая, впрочем попытки вмешаться. Долговязый загорелый сектант откуда-то с Юга, он без раздумий стрелял во время мятежа, не разбирая ни пол, ни возраст. Но это… — почти скотоложество.

— Гляди-ка, умник какой? — Вызверился капрал, — Скотоложество ему! Дырка есть дырка, а что другого цвета, так я ж не жениться собираюсь, а трахнуть! Всё не на сухую жезл в казарме полировать.

Пожав плечами, Чейни отошёл чуть поодаль и уселся с винтовкой в руках, охранять товарищей. Зорко поглядывая по сторонам, он бормотал молитвы, позевывая время от времени.

Сослуживцев он не слишком осуждал. Нехорошо, конечно… но и понять можно — столько дней без женщин! А тут хоть и не совсем человек, но да… похожа. Отчасти даже симпатичная…

Поймав себя на греховной мысли, Чейни сосредоточился на молитвах, стараясь не вслушиваться в приглушённые болезненные стоны.

Восстание в Нью-Йорке уже затихало, хотя отдельные мелкие отряды ещё вели борьбу. Хватало и отчаявшихся одиночек, готовых умереть в сражении.

Гувер издал очередной приказ о введении в городе военного положения на неограниченный срок, фактически развязав Макартуру руки. Военные патрули хватали подозрительных людей и… всё, чаще всего их потом не видели.

Поступило официальное заявление, что достоверное число погибших к двадцать девятому августа не превышает трёх тысяч человек. Количество пропавших без вести и покинувших город власти назвать затруднялись.

Верили этому разве что вовсе уж недалёкие обыватели. В одном только Гарлеме погибших было столько, что в сторону порта грузовики ездили колоннами.

Тридцать, сорок тысяч… никто не знал и скорее всего, не узнает точного числа погибших.

Военное положение в Нью-Йорке, объявленное Гувером, усилило было давление власть имущих на простых работяг по всей Америке. Все «пожароопасные» участки в стране усилили войсками, национальной гвардией и отрядами добровольцев. Казалось бы, задавили…

Вспыхнуло там, где не ждали. «Раскачивающиеся» работяги из относительно спокойных мест не успели поддержать нью-йоркское восстание, но наконец «раскачались».

Сотни, тысячи фермерских городков и шахтёрских посёлков восстали. В большинстве своём «демократически», просто выразив свои намерения вооружёнными митингами. Но встречались и самые жёсткие «сценарии» — с пулемётами по мятежникам и начисто вырезанными семьями штрейкбрехеров и карателей.

Америка уверенно вставала на путь Гражданской войны.