Глава первая

Через два года к доверенному человеку снова пришло письмо с просьбой о встрече. Это были все те же посланники, что и в прошлый раз. Но теперь они совершенно иначе реагировали на него и не просто сняли шляпы с голов, а преклонили колени. Затем барон произнес негромко:

— Луиза Ульрика Прусская, Карл Тринадцатый и София Альбертина погибли во время морской прогулки. Государь, народ Швеции ждет тебя.

Померанский смотрел на посланников холодно — пришли они только тогда, когда Швеция уже начала рассыпаться на части. Только тогда шведское дворянство осознало, что пора прекращать копировать Польшу.

Сейчас Королевство Швеция — нищая, рассыпающаяся на части страна — ничуть не лучше Польши перед ее разделом. Перспективы… туманные — Франция, Россия, Дания и Пруссия заинтересованно поглядывают на нее, ожидая начала агонии.

Прихода посланников Грифич ожидал давно — он был единственной реальной кандидатурой на «пост» короля. И дело тут не в каких-то выдающихся достоинствах попаданца… Хотя правителем тот оказался неплохим — даже нищее Поморье всего за два года перестало голодать, а деньги завелись не только у дворян, ростовщиков и немногочисленных ремесленников.

Главным достоинством Померанского был тот факт, что он более-менее устраивал все стороны конфликта. Понятно, что англичане с французами без восторга отнесутся идее Швеции, настроенной к России лояльно. Но и их в принципе он устраивал много больше, чем Швеция под рукой Павла, что было наиболее вероятной реальностью. Да и русский император пусть и предпочел бы получить Швецию в качестве новой губернии, но ввязываться в войну с великими державами… Лучше уж там сядет правителем дружественно настроенный Владимир.

Чисто теоретически, можно было посадить на опустевший трон королевства кого-то из дальних родственников династии. Вон, тот же Павел принадлежал к Голштейн-Готторпской династии и формально мог бы претендовать на трон, причем как близкий родственник.

Но тут начинались «заморочки» — ТАКОЕ в Европе не потерпят и непременно начнется Большая Война, причем против России выступят не только Англия с Францией и Пруссией, но и Австрия. И удивляться этому не стоит — вот, родной Шлезвиг-Гольштейн Павел не может присоединить к России официально, как не может держать там русские войска — война вспыхнет моментально!

Другие претенденты? Так почти все они принадлежали к русской или антирусской партиям и результат все тот же — война. Вот и получалось, что нужен был относительно самостоятельный игрок и в качестве такового Рюген подходил, пусть и неидеально. Да, он был членом «про русской» партии, но при этом вполне самостоятельным игроком и не горел желание делать свои земли губерниями Российской Империи.

Это не было отвлеченными «умствованиями» — ситуацию просчитывал сам Рюген вместе с доверенными людьми, после чего осторожно… очень осторожно поднимал этот вопрос в разговорах с заинтересованными сторонами.

Основной проблемой стала Франция — галлы увлеченно играли роль Самой Великой Империи и имели свое, крайне ценное мнение по каждой мелочи. К счастью, там нашлись умные люди и поняли, что влезать в свару с из-за разоренной Швеции просто незачем. И… согласились. Согласие было дано предварительное, неофициальное и обставлено великим множеством условий, но оно было.

Захват Швеции прошел буднично — несколько батальонов морской пехоты ссыпались с торговых кораблей, над которыми тут же взвился белый флаг с красным грифоном. В Стокгольме были сторонники Грифича с небольшими отрядами, так что паники и военных действий удалось избежать.

Площадь Стурторьет, центральная в городе, была уже подготовлена: в последние месяцы здесь постоянно проходили казни, выступления и митинги, так что магистрат в конце-концов перестал разбирать небольшой помост.

По городу проскакали заранее подготовленные всадники с воззваниями горожанам и просьбой приходить на площадь. Уже через полчаса Стурторьет и прилегающие улицы были набиты битком. Люди тревожно переговаривались, с тревогой посматривая на штандарты Померанского.

«Помариновав» толпу, Вольгаст вышел из магистрата и взошел на помост. Некоторое время он молчал, давая людям возможность обсудить себя. Затем поднял руку и голоса начали стихать.

— Я — Великий герцог Померании…, — далее он перечислил все свои титулы, звания и награды — психология, пусть люди оценят, какой важный человек снизошел до них…

— Горько мне смотреть на Швецию — страну, в которой некогда правили мои предки. С той поры утекло немало воды и мои предки уступили престол другим династиям, а королевство Швеция из Великой Державы, на которую оглядывались все прочие, стало нищей страной, которая вот-вот развалится на куски…

Речь была составлена по шведски и выверено не просто каждое слово… Интонация, вторые «слои», манера держаться… Всего несколько предложений, а он связал величие страны в прошлом с родом Грифичей, а нынешнее ничтожное состояние — с тем, что править начали другие династии. И ведь формально не подкопаешься!

— Я пришел сесть на опустевший трон не потому, что меня привлекает королевская корона! Вы и сами должны понимать — сейчас она представляет ценность только для ювелиров… До того момента, когда корона Швеции станет не просто куском золота, но и чем-то сакральным, пройдет немало лет — если я решусь взяться за эту тяжелую работу.

Померанский помолчал, окидывая толпу давящим взглядом — нехитрый, но действенный трюк, когда каждому в толпе кажется, что это тебе заглядывают в глаза.

— Я не оговорился — ЕСЛИ решусь. Скажу не таясь — меня уже приглашали занять престол страны, но как! Так же, как сидел на нем Адольф Фредерик! Толку от такого сидения я не видел — все равно в стране продолжал бы править ригсдаг, депутаты которого открыто получают деньги от чужеземных государей.

Толпа внимала, как завороженная — еще бы, речь была отрепетирована как хорошая пьеса.

— Я не умею сидеть на троне, я могу только править. Как — вы знаете сами. Но я не хочу править, подпираемый штыками, поэтому спрашиваю один раз… Вы готовы назвать меня своим государем? Нет, не говорите пока! Хочу сразу сказать: вам придется много работать. Очень много! Будут изменены многие законы — потому, что они устарели и могут помешать. Вы согласны слушать меня и поддерживать во всем?

— Да-а! — Заревели в толпе. Сперва — «подсадные» агенты Юргена, а затем «завелись» и остальные. Орали долго и тон воплей был самый восторженный. У многих на глазах были слезы…

Коронация прошла всего через неделю, но нужно сказать, что несмотря на спешку — удачно. Владимир вместе с Натальей и приближенными придумал весьма неплохой сценарий. Поскольку с деньгами в шведской казне было туго, а тратить на это деньги Померании не было никакого желания, то решено было опереться на старинные обычаи. Правда, часть этих обычаев пришлось придумать… Но неважно, получилось славно: обнаженные клинки «Волков» и «Лучших людей» Швеции, клятвы на мечах, праздничные танцы на площадях при свете костров, пиво рекой и свиные туши на вертелах… Народу понравилось, да и большая часть «лучших людей» оценила — дешево и сердито. Короновался он как Вольдемар Первый.

Объединять Померанию и Швецию в единое государство новоявленное величество не стал — разные народы, разные обычаи и законы, а главное — яростное неприятие такого события Великими Державами. Короновалась и Наталья, что шведы восприняли с восторгом. «Готская принцесса» была как бы не популярней самого Грифича. Особенно восхищал их тот факт, что несмотря на рождение пятерых детей она оставалась красивой и молодой. Попаданец с самого начала подлечивал ее с помощью эсктрасенсорики, но… народу такого не скажешь, так что шведы ходили чрезвычайно важные и к месту и не к месту вставляли слова про «Готскую кровь».

Праздники быстро закончились и начались будни. Основная работа — наведение порядка, воровство чиновников и «народных избранников» достигло невиданных высот. Именно сейчас, когда поддержка народа велика как никогда, можно «проредить» этот контингент.

Юрген со своими ребятами давно уже собрал досье на самых злостных. Увы и ах, но среди них были и неприкасаемые — послы некоторых государств (в том числе и России), слишком нагло вмешивавшиеся в дела Королевства, знатные аристократы и прочая публика. Здесь работа шла иными методами — шантаж, вербовка, призывы вернуть часть украденного. Остальные же…

Рокот барабанов и на помост выводят почти полтора десятка человек. Это офицеры, военные чиновники и гражданские поставщики, работающие на армию. Все они виновны в воровстве — из-за них уже больше двух лет не поступали деньги на военные учения, на порох, на амуницию, на закупку и содержание лошадей… Даже жалование солдатам и офицерам не платили по полгода!

Короткий рассказ с перечислением вины каждого из них, перечисление уворованного, конфискованного…

— Конфисковали все имущество! — Говорит Владимир, — до последней монетки! Кому-то это может показаться слишком жестоким, ведь у них есть жены, дети и внуки, престарелые родители… Однако воровали они у армии, у солдат и офицеров, которые тоже имеют детей и престарелых родителей… Они воровали у всего народа! Случись война, сколько бы людей погибло просто из-за того, что солдаты не умеют стрелять, а у коней из-за бескормицы нет сил тянуть пушки!? Что, они не понимали происходящего? Понимали… Просто считали, что лично им ничего не грозит, а гибель вас, ваших детей и внуков, ваших родителей… Им плевать!

Рюген говорил, умело подогревая толпу — все-таки ораторская школа двадцать первого века, это серьезно. Научные диспуты с ней как-то не выходят, а вот «разогреть» толпу… Постепенно горожане начали смотреть на приговоренных к казни, как смотрели бы в двадцатом веке после ВМВ на Геббельса или доктора Менгеле — как на нелюдей. Поэтому прозвучавший приговор встречен был одобрительным ревом.

Но Померанский умел не только говорить, в дело пошли и газеты, комиксы… После своего успеха, когда он сумел после «Резни мекленбуржцев» отбиться (не победить!) от обвинений в крайней жестокости, выпуск комиксов и газет стал делом стратегическим. К августу 1776 года, всего через два месяца после вступления на престол, общественное мнение не только Швеции и Скандинавии, но и всей Европы, склонилось на сторону Грифича.

Понятно, что французские и английские про правительственные газеты всячески поливали его грязью. Но хватало и оппозиционных или условно-независимых газет, которые его защищали. Не потому, что он был прав, а потому, что это было выгодно оппозиции. Но защищать человека, у которого в распоряжении великолепная разведка и мощнейший пропагандистский аппарат, значительно легче. Так что средний европейский обыватель, считающий себя «умным и независимым», составил мнение о новом короле Швеции, как о человеке безусловно жестком, но не жестоком. А что казни… Ну так там такой бардак, что вешать можно тысячами — и все за дело!

Бардак и правда был знатный, так что пришлось Померании делиться чиновниками. Мера эта была временной, о чем сразу объявили. Еще было объявлено о изменении бюрократической системы в сторону большей «советизации». В Померании и Поморье (что с недавних пор одно и то же) система была отработана. Принцип прост — там, где можно обойтись без чиновника, следует обходиться без него. Вместо этого — всевозможные старосты, квартальные и т. д., которых выбирали сами люди.

В большинстве случаев от них не требовалось особой квалификации или досконального знания делопроизводства, да и времени это отнимало не так уж и много. Так что большая часть выбранных стали пахать не за деньги, а в стиле «общественной нагрузки». И между прочим — охотно. Какой-нибудь лавочник и так каждый день общается с покупателями и большую часть вопросов способен решить на месте. А к повышению статуса местные относились ой как серьезно и любая, даже мелкая общественная должность, ценились невероятно.

Система работала неплохо — не без огрехов, конечно же, но большую часть этих самых «огрехов» можно было скорректировать с учетом местных условий, что допускалось. Сперва пошла экономия на содержании чиновников, затем — на скорости принятия решений, что здорово подстегнуло экономику. И наконец — на доверии к власти, ради чего все и делалось.

Просто? Да как бы не так — среднестатистический европейский правитель категорически не желал уступать даже крохотную толику власти, держась за малейшую привилегию. Понять, что низовая демократия при правильно выстроенной Системе имеет только плюсы и никак не влияет на власть правителя… Не получалось. Правители желали контролировать ВСе, причем лично.

В общем, идеи Грифича о «дележке» властью восторга у королей не вызвали. Хотя какая там дележка… Финансы, армия, спецслужбы, пропаганда, политика, экономика — оставались подконтрольны герцогу. А что отдал Советам какую-то «бытовуху»… Так не хватало еще решать все мелочи самому!

До Рождества и начала 1777 года Рюген разбирался в бардаке под названием «Шведское Королевство». Ну и разобрался помаленечку. Ворованная государственная собственность вернулась частично в казну, а частично — стало собственностью рода Грифичей. Армии, флоту и чиновникам заплатили долги по заработной плате, начали пополняться арсеналы, а казну потекли денежные ручейки. Довольно робкие: пусть конфискованного имущества было очень много, но и долгов хватало. Не только зарплата и арсеналы — требовалось ремонтировать обветшавшие дороги и мосты, плотины и верфи. Поступавшие от конфискаций деньги порой не успевали доходить до казны и сразу же направлялись на что-то конкретное.

Строительство и армейские заказы оживили экономику, начало подниматься производство. Шведы оценили нового короля, наградив его прозвищем «Строитель».

 

Глава вторая

На восстановление шведской экономики потребовалось почти два года, но к 1779 году королевство вновь стало благополучным. Благополучным стало и Поморье, которое вошло в состав Померании.

Экономических чудес и бурного роста промышленности не было. Да и откуда им взяться? На это нужны деньги, деньги и еще раз деньги… Так что благополучие заключалось прежде всего в том, что люди наконец-то перестали голодать, появилось какое-то производство, велось строительство. Но ни о чем серьезном речи не шло. Производить товары для других стран? Англия и Франция старались «задавить» конкурентов. Торговля? К «давке» присоединялась еще и Голландия с ее крупнейшим в мире торговым флотом. И это только самые крупные игроки… Так что развитие шло пока внутри земель, принадлежащих Померанскому, а таким образом сделать «Большой Скачок» крайне проблематично.

Впрочем, на фоне нищей Польши и Пруссии, которая только-только начала вылезать из долговой ямы, Померания выглядела весьма неплохо. Во всяком случае, постоянный приток переселенцев свидетельствовал об этом. Из Пруссии достаточно тоненький, а вот из Польши — полноводной рекой.

Большая часть поморян уже перебралась к Рюгену из Польши, но нужно сказать, что причиной тому было не только плачевное экономическое состояние магнатского государства. Ляхи аж зубами скрипели, что рядом с ними снова появилось государство, в котором главенствующую роль играют поморяне. То есть представители тех самых народностей, которые на протяжении веков считались у них «второсортными». И без того неважное отношение к «неправильным» национальностям постепенно выросло до уровня нетерпимости…

Результат — даже лояльные поморяне и представители малых народов Польши, которые давно уже считали себя скорее поляками, начали чувствовать себя ОЧЕНЬ некомфортно. Из страны начали уходить не только крестьяне и рыбаки, но и горожане, шляхта поморян… Причем чем дальше, тем более негативно они были настроены по отношению к бывшей Речи Посполитой. Ну что говорить, если дело дошло до погромов… Магнаты весьма ловко свалили свою вину за развал страны на национальные меньшинства. «Удар в спину», «предатели»… Ерунда, конечно, но не говорить же, что виноваты ясновельможные Потоцкие, Вишневецкие, Любомирские и прочие представители знатнейших фамилий?

Евреи от погромов откупились и шляхетские отряды защищали их, нередко вполне официально (!) нанимаясь охранять гетто и местечки. Впрочем, особой радости у иудеев не было — деньги на защиту тратились совершенно фантастические и диаспора начала перебираться потихонечку в другие страны. Поскольку Россию Павел закрыл от них вполне официально, да и в Европе нужны были только финансисты и ремесленники, то основным направлением эмиграции стали мусульманские страны. Прежде всего — Турция.

Как только экономика выправилась, пришла пора денежной реформы и деньги стали печатать на бумаге. Народ, как ни странно, воспринял это достаточно спокойно — благо, примеров такой реформы по Европе было предостаточно. Тем более, повелитель Швеции и Померании провел их осторожно, можно сказать — половинчато.

Но дела были и помимо экономики — Мария-Терезия постоянно намекала на аннексию части Пруссии. Императрица была права — он обещал ей покончить с «Прусской угрозой», но так до сих пор и не нашел времени. Правда, этого самого времени никак не хватало — присоединение Поморья, а потом и шведская корона, показали, что браться за «Прусский проект» пока рано. Ну то есть ослабить Фридриха можно, но и его земли истекут кровью.

Самое же поганое, что если вначале австриячка МОЖЕТ БЫТЬ была настроена играть честно, то после того, как Владимир короновался в Стокгольме, испугалась. Агентура доносила четкие и недвусмысленные планы правительницы — втравить Померанию и Пруссию в войну, максимально ослабив оба государства. Затем — развалить их… Удивления это не вызвало — привычная тактика для Европы.

Хуже было другое — война намечалась в ближайшие год-два. Причем намечалась так, чтобы Пруссия и Померания не сумели к ней подготовиться.

— Да, Сир, уверен, — Юрген навытяжку стоял перед Грифичем, показывая всю серьезность происходящего.

— А это не может быть игрой? — Осторожно предположил король, — ну знаешь — вызвать панику, да чтоб мы засуетились и сами вляпались… Да ты садись.

— Спасибо, нет, — улыбнулся фон Бо, — два дня в седле. Насчет провокации… Да возможно, конечно. Скорее даже — можно быть уверенным, что провокацию нам подготовят колоссальную. Просто… Данные косвенные, но очень уж источники серьезные. Основная идея австрияков заключается в том, чтобы столкнуть наши войска так, чтобы потери исчислялись десятками тысяч — у обоих. Дальше — война на истощение экономики и вмешательство австрийцев «Ради мира в Европе». Ну и далее как обычно — соседи, то есть мы, остаемся с уничтоженной экономикой и кучей долгов. Ну а австрийцы приобретают какие-то земли и становятся нашими кредиторами. В идеале — Пруссия распадается на несколько государств, но их устроит даже если Фридрих просто потеряет вассальные земли.

— Интересно… А на нас какие планы?

— К нам вроде бы более лояльны и развал экономики без территориальных потерь их устроит.

Владимир засвистел похоронный марш — настроение стремительно испортилось. Нет, он и без того знал, что Австрия хреновый союзник, но как же не ко времени… Будь у него еще несколько лет в запасе — и тогда «Прусский Проект» мог бы воплотиться в реальность, а сейчас… Сейчас он даже не может подключить к войне шведскую армию.

То есть теоретически-то может, но настроения в шведском обществе сильно отличаются от померанских. И если Фридрих догадается обставить дела так, что претензии у него только к герцогу Померанскому, а не королю Швеции… А он не дурак, обставит…

А значит что? Значит, ригсдаг может отказаться выделить финансирование или вовсе — отказаться выставлять на войну шведские полки. Дескать — это проблема Померании, а не наша. Пусть в свое время он и проредил ригсдаг, пусть там заседают не взяточники, а шведские патриоты… Так в том и проблема, что патриоты! Пусть они любят и уважают Вольдемара Первого, но еще больше любят свой народ… А численность его сейчас ой как мала! И очередная крупномасштабная война может снова ввергнуть страну в демографическую яму. Да какую там яму?! Из демографической ямы, получившейся после Пирровых побед Карла Двенадцатого, положившего ради своих амбиций едва ли не три четверти шведов-мужчин на полях сражений, страна не выбралась по сию пору. Будет крупная война с большими потерями — и все, пропасть! Населения просто не останется для ее защиты! Швеция исчезнет.

— Надо искать союзников, — глухо молвил король, — и предупредить Павла, что скоро у него начнутся проблемы с Турцией и возможно Персией.

Не надо быть гением, чтобы понять — если начнутся военные действия с Померанией, союзную Россию тоже постараются «занять». Даже не обязательно ради этого объявлять войну — достаточно проплатить мусульманам и те начнут бряцать оружием рядом с границами. Ну а там — «международное сообщество» в лице Англии и Франции появится, ноты протеста выдаст — неважно, против чего. И все — русские войска уже заняты.

Проблемы начали решать сразу несколькими путями: предупредили Павла, начали подготавливать общественное мнение подданных и искать способы нейтрализации Австрии. Интересную идею подала Наталья:

— Мария-Терезия совсем плоха? — Задумчиво спросила она за завтраком.

— Ну не совсем, но больше пары-тройки лет не протянет.

— А если Иосиф умрет, то это может ускорить ее свидание с богом?

— Может… Спасибо, родная.

Королева чуть улыбнулась и принялась за еду. В самом деле — если правители какого-то государства хотят принести хаос, то нанести им ответный удар будет честным. Даже заранее.

— Начинай операцию «Восстание», — распорядился Померанский.

— А не рано? — Осторожно осведомился Андрей Трауб, который был у него не только главой МИДа, но и главой не недавно появившейся Службы Внешней Разведки.

— Мне не надо, что они успехом кончились, пусть австрияки просто ПОВЕРЯТ в них.

Дипломат подергал воротник и сел.

— По какому принципу показывать восстание? «Тлеет», «В самом разгаре» или «Вот-вот вспыхнет»?

— Пожалуй… «Вот-вот вспыхнет» будет лучше всего, — отозвался герцог, — мне нужно, чтобы австрияки влезли туда как можно быстрей и наломали как можно больше дров. Сможешь?

Трауб задумался ненадолго, породистое лицо его превратилось в подобие восковой маски.

— Смогу, — уверенно сказал он, — только мне подробности нужны.

В Андрее король был уверен — экстрасенсорика все-таки большое преимущество, особенно умение отличать правду от лжи и читать эмоции. Коротко рассказав суть, Владимир пояснил:

— Мне нужно, чтобы Мария-Терезия с сыном было твердо уверены в существовании заговора против них. Кто там будет главным заговорщиком, не важно, но желательно — чтобы не сами австрийцы, а венгры там или чехи… Если будет выглядеть не просто как попытка переворота, а как желание отделиться — вообще идеально.

— Можно, в Вене этих заговоров… Если не нужно никого конкретного подставлять, задача упрощается.

— Никого. Напротив, в идеале след должен оказаться очень запутанным, лишь бы вел в нужную сторону. А там… Они сами решат — кто прав, кто виноват…

Организацией «Венской весны» начали заниматься не только Андрей Трауб с Юргеном фон Бо, причем независимо друг от друга. К делу подключились еще и староверы, офицеры, некоторые иностранные дипломаты. Но тут уже доверия не было, просто отдельным людям поручались какие-то вполне невинные задания: отправить письмо из конкретного городка, обронить несколько слов в известной кондитерской… В сочетании с операциями спецслужб, должно было сложиться впечатление всеобъемлющего заговора.

СВР принесла достаточно забавные сведения о поляках, эмигрировавших в Америку. Шляхтичи после репрессий потеряли не только земли, но и влияние. Очень и очень многие не смогли доказать не то что права на землю, но даже и дворянское происхождение. А как же — постоянные войны и набеги соседей как-то не способствуют сохранности документов… Справедливости ради нужно сказать, что и самозванцев хватало, причем было их на удивление много. Ну не суть — эти самые обиженные начали массово эмигрировать в другие страны. Не сразу, разумеется, были попытки «рокошей», восстаний и мятежей, но самых опасных нейтрализовали сразу, после чего Владимир давил такие попытки в самом начале.

Пруссии гонористые шляхтичи не были нужны, как и Австрии — последняя выдавливала их даже из доставшейся ей части Польши, отдавая землю своим дворянам. Мягче, чем Рюген, но все же.

Польское дворянство оказалось просто не нужным в Европе — идти рядовыми солдатами мало кто хотел, ну а больше они ничего не умели. Претензий же было…

Вмешались англичане с французами и… начали перевозить поляков в свои колонии. Понятное дело, что самые «вкусные» места им не достались, так что ехали они в Северную Америку, причем в совсем уж захолустные уголки. Что самое интересное, все они были уверены, что сразу после приезда они станут как минимум управляющими, а как максимум — им дадут поместья с крестьянами. Убеждение было глубочайшим и когда оказалось, что они, «высокородная» шляхта, нужны в качестве крестьян, подсобных рабочих или в самом «козырном» случае — солдат где-нибудь на границе с индейцами… Начались бунты.

Естественно, бунты легко (в основном) подавлялись, но поляки быстро заработали крайне негативную репутацию лентяев и дураков. В итоге, капитаны кораблей начали… продавать их в качестве рабов. Формально это обставлялось достаточно грамотно, как контракт — те должны были «покрыть долги за перевозку» или еще что-нибудь, но фактически…

В общем, паны на своей шкуре испытали — каково быть «быдлом». Судьба польских дворян никого не заинтересовала и по оценкам СВР, в рабство попало как минимум тысяч пять шляхтичей.

 

Глава третья

Въезд в захолустный городок неподалеку от Скагеррака проходил дежурно: махать рукой из окошка кареты собравшимся на какое-то гуляние людям и слушать Готлиба, который в последние годы стал не столько камердинером, сколько секретарем. Тот зачитывал краткую справку о городке и самых значимых его гражданах, составленную ведомством Юргена.

— Что хоть празднуют-то?

— День святой Маргарет, одна из покровительниц городка.

Наконец, подъехали к Ратуше, король выдохнул, натянул на лицо улыбку и вышел из кареты.

— Дорогие сограждане…

Дальше была короткая речь об этом самом городке — как он ему понравился и какие чудесные открываются перспективы у его жителей, если они засучат рукава и как следует поработают. Затем — встреча с магистратом и «лучшими людьми», участие в празднике, ночевка — снова в дорогу.

Поездка была задумана не столько против воровства — их уже повывели, по крайней мере, самых наглых. Основной идеей была возможность для граждан встретиться с членами королевской семьи. Для этого он, Наталья и четырнадцатилетний Богуслав отправились в поездку по разным маршрутам — так, чтобы охватить как можно большую территорию. Утомительно, но важно — для большинства людей возможность увидеть короля, королеву или Наследника, событие невероятное. О таком рассказывают детям и внукам… Ну и патриотизм поднимается очень так неслабо. А заодно — возможность самостоятельно оценить ситуацию в своих государствах. Наконец — дать возможность людям не просто увидеть Грифичей вблизи, но и поговорить с ними. В основном, конечно, выражения верноподданнических чувств и всевозможные прошения… Но были и промышленники, изобретатели, ученые… Не сказать, чтобы много, но все-таки. И главное — возможность самому представить свой проект! Стимул для предприимчивых людей получается неслабый, да и на бюрократов действует: когда знаешь, что кто-то из королевской семьи может приехать с проверкой даже в глухую провинцию… Бодрит.

Встречи были составлены достаточно шаблонно: перед прибытием прочитать краткую информацию о происходящем; поругать бюрократов и наказать самых наглых — обычно символически; похвалить усердных граждан и так же символически наградить (устная похвала перед строем, а для «самых-самых» — собственноручно нарисованный портрет карандашом — реликвия, которая будет храниться в семье веками); закатить речь о перспективах города (несомненно радужных); поучаствовать в каком-то празднике… Впрочем, шаблонно это было для самого Рюгена, так-то сценариев было больше двух десятков, плюс вносились коррективы на месте. Но неважно — людям нравилось и судя по оценкам агентов, теперь его «рейтинг доверия» вплотную приблизился к абсолюту.

Остановились в доме одного из местных «столпов общества» — в кавычках потому, что у городка с населением чуть больше восьмиста человек и «столпы» были соответствующие… Понятно, что свиту разместили по другим домам — пусть она и небольшая, но домишки здесь не самые солидные.

Помылся в тазу, поглядел на свое отражение в небольшом, мутноватом зеркале сантиметров двадцати диаметром… Все еще красив. Не Аполлон, но да — хорош, недаром до сих пор считают самым красивым мужчиной Европы и его портреты пользуются бешеным успехом у дам. Особенно много разговоров идет о «затянувшейся молодости» — в свои тридцать девять попаданец выглядел лет на двадцать семь. В принципе, ничего особенного, в двадцать первом веке таких было полно: хорошая генетика, спорт, правильное питание и чуточку везения. Но то — в двадцать первом веке, а в веке восемнадцатом большая часть его ровесников выглядела откровенными пенсионерами, приобретая порой и набор старческих болячек, вроде подагры, геморроя и радикулита. Понять, что болячки эти связаны с неправильным питанием (регулярное недоедание у бедных слоев населения и столь же регулярное обжорство у богатых), алкоголь, табак и прочие «здоровые» привычки, могли не многие. Ну вон, как граф Нассау в прошлом году:

«— Есть ОВСЯНКУ!? Ваше величество, я еще понимаю — вино умеренно употреблять, оно и в самом деле влияет не лучшим образом… Но овсянку, бобы и прочую грубую пищу? Не курить? Да все врачи говорят, что табак от чахотки помогает! Это у вас кровь сильная и ваши аскеза не отражается негативно!».

Оскалил зубы… Увы, парочка зубов тронута кариесом, хорошо еще, что не передние. Впрочем, для тридцати девяти, да без наличия нормальных зубных врачей — результат не самый скверный. Вообще, можно надеяться лет этак на двадцать активной жизни, когда при соблюдении нехитрых правил можно будет не думать об импотенции, скверно работающем кишечнике и прочих возрастных проблемах.

Экстрасенсорика… Помогает, но вот насколько… Какое-то воздействие на организм она оказывает, но вот беда — «сканировать» сам-себя он не может. Хотя умение регулировать пульс, температуру и простейшие функции вроде перистальтики кишечника — уже неплохо.

Опомнившись, Померанский наконец оделся и вышел к ожидающей его свите, караулящей на улице.

— А неплохой городишко, — одобрительно сказал он после короткой прогулки.

— Княже, ну так они постарались к твоему приезду, — прогудел заметно уже поседевший Тимоня.

— Так кто спорит? Приготовились, но дороги камнем мощеные, люди вот — сытые, одеты неплохо.

Празднование шло на площади, где собрался буквально весь, не такой уж большой, город. Магистрат предложил было в Ратуше, но «прием» в крохотном, провинциальном городке… Лучше уж вот так, на площади с народом. Ну и запомнят, как сам король с ними ел, пил, да отплясывал…

Прошелся по площади, поговорил с людьми — не только из-за сценария, ему и правда было интересно. Взяв кружку пива, отхлебнул. А неплохо…

— Вкусно.

— Наше, местное, с гордостью ответил стоящий у бочки с пивом пивовар, — дед еще мой придумал.

Немного поел… А вот готовили здесь не слишком — на вкус Владимира. Танцы… Здесь нужно показать класс — пусть он и бывший МС по спортивным танцам, но форму не слишком потерял — благодаря усилившимся физическим кондициям. Народные шведские, европейская «сборная солянка» вплоть до польской мазурки… Гуляли весело и ближе к полуночи он даже научил членов магистрата самому простому варианту ирландской джиги, известной в этой реальности как «Танец русских улан». Танцевали на небольшом помосте, установленном на площади, так что собравшиеся от души повеселились, наблюдая за прыжками «столпов общества». Ну да ничего — прыгали-то вместе со своим королем, так что урона репутации не будет, а воспоминаний…

Часам к двум пополуночи праздник стал затихать и Грифич ушел в предоставленный ему особняк.

— Тимоня, вели-ка воды принести.

— Сей минут, — денщик вприпрыжку унесся и через десяток минут притащил корыто и емкости с подогретой водой.

— Княже, там девицы к тебе хотели пройти…

— Да не хочу, — отмахнулся король, — ну то есть хочу, но ты знаешь, сам привык искать.

— Да знаю, выучил уж за столько лет, — хохотнул денщик, поливая Владимиру на спину.

— Подустал, — пожаловался ему Рюген, — физически-то ничего, но надоело. Домой хочу, в Штральзунд, но нельзя, в Петербург ехать надо, с Павлом обговорить.

Разговор с Павлом должен был состояться с глазу на глаз — очень уж много секретной информации придется обсуждать — такой, какую не доверишь бумаге. Так что в конце мая, после короткого отдыха с семьей, Померанский отправился в Петербург.

Павел оказался в отъезде — в Москве, но не критично, все равно он уже возвращался, так что два свободных дня король смог потратить на общение с Головиными и армейскими друзьями. Головины сейчас вовсю работали, восстанавливая родовые крымские владения. Дела шли настолько хорошо, что не так давно один из семьи стал генерал-губернатором Крыма — многие переселенцы ехали не просто «В Крым, к русскому царю», а именно к Головиным. Не только армяне и греки видели в них своих старинных правителей, но и болгары, входившие некогда в Восточно-Римскую Империю, относились к ним благосклонно. Как и сербы, румыны, молдаване…. Понять их логику было проблематично, очень уж густо она была замешана на древних преданиях, легендах, «сакральности» и прочей ереси. В основе такого отношения лежали мифы о «Золотом Веке» и южане считали почему-то, что если потомков готских и ромейских государей возвести на какой-нибудь престол, то этот самый «Золотой Век» вернется сам по себе.

Бред, конечно же, да и верили в это далеко не все южане. Тем не менее, вокруг родичей жены начала закручиваться колоссальная и необыкновенно интересная интрига. Ну как же — теоретически они могут претендовать на Армению, Грецию, Македонию, Болгарию, Крит, Кипр… И это только «самые-самые», а ведь была еще и Венеция, Италия… Нет, на шведский всерьез не могли — очень уж давно они на престоле не сидели, а корона Швеции не «виртуальна», в отличии от короны Болгарии. Тут масштаб посерьезней.

— Не страшно? — Спросил он тестя, — все-таки могут решить и отравить — просто на всякий случай.

Николай Федорович невозмутимо пожал плечами и чуть улыбнулся:

— Страшно, конечно. Но если подумать как следует, то любой вельможа рискует — недруги отравить могут, да к государю в опалу попасть. И где тут больше риска, еще вопрос: в конце-концов, всякая мелочь наглая нас теперь стороной обходит и не лезет со своими интригами. Тож на тож выходит.

— Ну не скажи… Хотя, — прервал Рюген сам себя, — ты прав. Все равно высоко сидели, так что для Головиных так оно и выходит. Ладно, ты мне вот что скажи: помощь нужна?

Старик с сомнением покосился…

— Да не помешала бы, ты вроде и сам не богат…

Владимир заржал:

— Ой, ну насмешил! Небогат — для короля, понимаешь? Но и не беден, кстати.

Тесть смущенно хмыкнул…

— Да можно бы… Деньги нужны, да люди — мануфактуры хотим ставить суконные.

Померанский почесал небритый подбородок…

— Сейчас могу дать сто тысяч рублями, серебром. Но я в доле! Сам понимаешь, тебе же выгодней — что-что, а продажу НАШЕГО товара я смогу обеспечить.

С Павлом разговор был тяжелым:

— Сядь и молчи, — приказал ему Померанский после короткого приветствия, отправив слуг и свиту вон. Император сел, озадаченно глядя на бывшего наставника.

— Есть возможность решить одновременно проблему Воронцовых…, — Молчи! — И проблему с наследством твоего батюшки — Шлезвиг-Голштейном.

Придавив ученика тяжелым взглядом, Владимир продолжил:

— Знаю я, что Воронцовы стали настоящей занозой. С одной стороны — они не выступают против тебя, а с другой… Вдовствующая императрица, да канцлер… И неплохой! Да Семен неплохо так в Сибири справляется с генерал-губернаторством… Да сестрички твои сводные от Елизаветы… Сейчас вроде как ничего, а случись оступиться… Даже не тебе — детям твоим, так сожрут. И появится в России новая ветвь императоров.

— Знаю, — глухо сказал Павел, — ночами не сплю, но что делать-то? Отравить? Так все ж родные… А не трогать — так все одно позже разбираться придется. Да и с папенькиным наследством…

Тут он скривил физиономию и с силой провел рукой по коротко остриженным волосам — париков, с легкой руки Рюгена, в России давно не носили.

Со Шлезвиг-Гольштейном и правда была проблема — территории были лакомые, расположенные стратегически. Так что присоединение их к территории Российской Империи означало войну — со всеми. И «со всеми» следовало понимать буквально — даже сам Грифич, как король Швеции и Великий Герцог Померании, ВЫНУЖДЕН был бы выступить против него в составе Альянса — в противном случае он очень быстро перестал бы быть герцогом и королем. Дико звучит, но… Придут туда русские войска и… все. Балтика станет русской, а соответственно и Северная Европа. Добром такая ситуация в принципе не кончится и регион превратится во вторые Балканы с их незатихающими войнами.

Павел прекрасно понимал ситуацию, но и что делать со сложившейся ситуацией, он не знал… Идея Вольгаста заключалась в следующем:

— Отдай земли сестрам. Молчи! — остановил он вскинувшегося императора.

— Не просто так отдай — требуй, чтобы Шлезвиг вышел из под власти датской короны. Молчи!

Владимир перевел дыхание и продолжил:

— Смотри — ты показываешь себя заботливым братом, отдавая сестрам наследство отца. Формально они никак не смогут отказаться от него, да и не захотят — сам понимаешь, ведь они тогда становятся не просто дочками бывшего императора, а самостоятельными правительницами. Но при этом шанс попасть на российский престол резко уменьшается. Во первых — владения эти все-таки не слишком близко, так что заговоры крутить будет проблематично. Во вторых — вера. Там как-то накручено, что им придется отказаться от православия, а это сильно осложнит путь на русский трон что им, что их детям.

— Погоди! Во первых, там нет строгого указания, чтобы на престолах Шлезвига и Гольштейна были только протестанты.

— Строго нет, но сложно накрутить, что ли? — Померанский укоризненно посмотрел на бывшего ученика, — со стороны, естественно, чтобы ты тут был совершенно ни при чем.

— Ладно, а путь на русский трон и православие? Батюшка тоже вон лютеранином изначально крещен…

— Вот, — поднял палец вверх Грифич, — изначально! То есть получается, что он из «неправильной» веры перешел в правильную, а тут наоборот получается — девицы «предадут веру отцов».

— Оригинально…, — Павел задумался и примолк, затем ожил, — тут и Елизавету можно будет подальше отправить. Не официально, а так — пусть чаще с дочками видится.

— В точку. Но смотри, тут надо оформить все так, чтобы нейтралитет владений твоих сестер гарантировали ВСЕ государства Балтики. Сразу скажу — я только за, мне война на пороге не нужна. Желательно конечно, чтобы не только Балтики — той же Австрии усиление кого-то из соседей не понравится, так что могут подписаться за нейтралитет. Ну и Франция, куда ж без нее. Только учти — работать придется так, чтобы не ты выдвинул эту идею, а тебе. И еще — об этом НИКТО не должен знать, сам понимаешь.

— Мда… твои люди возьмутся?

— Возьмутся, но сразу скажу — не бесплатно.

Император выглядел ошарашено.

— Любек. Ну и так, границу подвинуть до Траве…

— Любек… А хрен с тобой! — Махнул он рукой, — все равно не мое будет!

 

Глава четвертая

Пресеклась одна из линий Виттельсбахов и предприимчивый Иосиф Второй, «работающий» императором Германии и соправителем Австрии (совместно с матерью, Марией-Терезией), включился в борьбу за Нижнюю Баварию и Верхний Пфальц.

Формальный повод у него был — Договоров на любой случай нормальное государство заключало огромное множество. А уж если твои претензии подкрепляются не только множеством размахивающих бумагами юристов, но и войсками… Претензии на земли были и у других претендентов, причем не менее законные — и также подкрепленные войсками.

С одной стороны оружием начал бряцать Иосиф, с другой — Фридрих. Россия, как и ожидалось, оказалась вне конфликта — начались проблемы с турками и персами, так что большая часть русских войск оказалась «вне игры». Благо, Померанский заранее предупредил Павла и армия подготовилась к возможной войне.

Подготовилась серьезно — пусть война была скорее теоретической, но русский император был настроен… хищно. На фоне набегов и провокаций всевозможных башибузуков, можно будет с чистой совестью сделать ответные ходы и «погулять» на чужой территории, разоряя ее. А при некоторой удаче — и захватить кусочек… Ну и наконец, раз уж его вынудили перемещать армии, глупо будет не упустить возможность и не пересмотреть старые Договора с мусульманами — в свою пользу, разумеется.

Теоретически можно было бы влезть и в заварушку в Европе… Но зачем? Пруссия, пусть даже сильно ослабленная, могла потрепать Австрию просто за счет более грамотных полководцев и лучшей выучки войск. Ну и разумеется — не обойдется без Англии с Францией, они практически гарантированно влезут в войну. Влезут, скорее всего, на стороне Пруссии — все-таки должника нужно защищать, да и Австрия очень уж усилилась в регионе… Того и гляди, станет по-настоящему независимой и перестанет прислушиваться к их ценным советам!

Слишком уж сильно они не смогут вмешаться — идет очередной передел колоний, но как-то обязательно помогут своему прусскому «протеже». В противном случае Фридриха просто размажут — Австрия могла выставить почти сто шестьдесят тысяч человек, а Пруссия, потерявшая кое-какие земли и сильно «просевшая» в экономике, не больше восьмидесяти.

Война началась с решительной победы Фридриха, который доказал, что почтенный возраст не мешает ему быть отменным полководцем. А вот Альберт Саксен-Тешинский дарованиями похвастаться не мог… В результате, тридцатитысячный корпус Альберта после серии боев и «финального» поражения поредел почти на две трети. Ветераны же Фридриха имели впятеро меньшие потери.

Герцога отстранили от командования и за дело взялся более грамотный военачальник — фельдмаршал Лаудон. Дела у австрийцев пошли на лад и тут сработали наконец «закладки» Юргена — началось восстание в Венгрии.

Восставшие выдвигали весьма умеренные требования — больше прав венгерским аристократам. Да собственно говоря, даже восстанием это было сложно назвать: аристократы саботировали австрийские приказы и развлекались созданием парламентов, конституций и всевозможных законопроектов.

Реакцию Иосифа на случившееся Рюгену передали детально…

— Значит, будет осторожно их давить — так, чтобы не вызвать взрыва… Жаль, жаль, лучше б он там устроил резню — дескать «сговор с врагом» и так далее. Ладно, это нам тоже на руку — без венгерской кавалерии австриякам будет сложновато, да и какую-то часть верных войск придется держать там.

Гонец из особо доверенных «Волков» внимательно слушал, сидя на стуле — Грифич не слишком увлекался внешними признаками власти и этикет при его Дворе…, а точнее — Дворах, был очень простым.

— Ладно, — прервал он собственные рассуждения, — что еще можешь сказать?

— Мария-Терезия и раньше была против войны, а сейчас и вовсе «Я же говорила!». Призывает решить дело миром. Даже послала к Фридриху своего министра Тугута…

— Не телись, продолжай.

— Ссора и сына с матерью вышла знатная и императрица пошла на попятную. Но все едино — недовольна.

Значимых боевых действий до конца года больше не было, войска противников засели в лагерях достаточно далеко друг от друга и принялись за ленивые, редкие вылазки.

В конце февраля 1780 года умерла Мария-Терезия. Умерла по естественным вроде бы причинам, насколько агенты смогли вызнать.

Не воспользоваться ситуацией было слишком глупо и агентура Рюгена начала массовый вброс слухов на территории австрийцев. Начались разговоры, что в смерти императрицы виноват Иосиф: здесь слухи расходились от «материнского огорчения» до «он лично дал ей яд». В Венгрии была популярна именно последняя версия… В Австрии, Чехии и Богемии — что это венгерская партия отравила правительницу…

Словом, раздрай вносился преднамеренный и крайне разнообразный. Грязно? Ну так былой союзник сам решил «кинуть» Рюгена, а что не успел… Иосиф же вообще был настроен к Померанскому достаточно негативно — даже тогда, когда между Астрией и Померанией не пробежала «черная кошка». Ну а теперь Грифич был твердо уверен — закончив с Фридрихом, Иосиф примется за него. А значит, нужно играть на опережение.

К счастью, австрийцы с пруссаками не спешили сражаться. У Австрии начались проблемы с восставшими — по большей части надуманные и раздутые разведкой Померании. Но тем не менее, не учитывать возможность волнений Иосиф не мог. Пруссия тоже не спешила — разница в количестве войск и экономиках была очень уж велика, да и Фридрих пусть и остался великим полководцем, но возраст…

Началось противостояние, которое позже назовут «картофельной войной». Армии враждующих государств стояли достаточно далеко друг от друга, не предпринимая решительных действий. Да и снабжение велось по остаточному принципу… Было оно столь скудным, что большая часть войск, включая офицеров, питалось одним картофелем, считавшимся в то время «свинской» едой.

Великие государства в свару пока не лезли — передел колоний продолжался. Попаданец скверно знал историю, но был твердо уверен, что в РИ «Государством номер один» к концу восемнадцатого стала Англия, потеснив блистательную Францию. Испания же и прочие Голландии быстро теряли позиции.

Здесь же… То ли его действия повлияли на что-то, то ли нет, но Англия с Францией были примерно на одинаковом уровне, да и Испания не слишком от них отставала. На вторых ролях были Голландия и Португалия. И совсем уж неожиданно — Венеция в роли колониальной державы. Пусть скорее формально, но какие-то символические клочки земли в обеих Америках у них были, были и в Африке, Азии… Словом, передел мира был не в пример интересней и сложней, чем в реальности попаданца.

Например, в английских колониях, расположенных в Северной Америке, только-только начало разгораться движение за независимость, хотя уж что-что, а эту дату он помнил — спасибо Голливуду. Да и разгораться она начала с изрядной помощью Франции и даже Голландии — последние так и не простили отнятого Нью-Йорка и потерянных позиций в Северной Америке.

В общем, всем было «весело» и Померанский надеялся, что «веселье» будет продолжаться и дальше, давая ему возможность создать сильное славянское государство. Надежды эти были не умозрительны и время от времени он «подкидывал дровишек», организовывая то подметные письма, то убийства политических деятелей…

Предпринимались попытки втянуть в эту войну Грифича — благо, что числился тот союзников Австрии. Но — именно числился. Договор был из серии «благих намерений», когда много красивых слов ни к чему не обязывали.

— Барон, — обратился Рюген к австрийскому посланнику, — буду честен, я все-таки полководец, а не политик…

В эмоциях барона Штолля явственно «прозвучал» скепсис — «маска» Померанского уже давала трещины. Тем не менее, он изобразил заинтересованность и вежливо поклонился.

— Мой царственный брат не слишком ко мне расположен.

— Это не так, — живо прервал его речь барон, — простите, Ваше Величество, что перебил вас.

Пожав плечами, Владимир продолжил:

— Не слишком, не спорьте — даже когда я приезжал к его матушке Марии-Терезии и Иосиф был неподалеку, он часто был так занят, что не находил и минутки, чтобы повидаться со мной.

Штолль лицом показал, что да — занят был, так занят… Только поэтому не мог часто встречаться с Любимым Братом.

— Так и сейчас — что мне предлагается? Прийти на помощь. Но простите — что мне предлагается взамен? Невнятные обещания о «расположении» — и все. Уж простите, но этого мало.

Откланявшись, барон ушел. Разочарован он не был, предложение Иосифа о Союзе против Пруссии было фикцией, а точнее — очередной многоходовкой, так любимой австрийцами.

Не боялся ли Грифич идти на обострение? Не слишком — разговор все-таки не является официальным письмом, на которое германский император вынужден был бы отреагировать. А так… Что, не знал Иосиф об отношении к себе? Знал… Зато разговор с бароном, работающим сразу на несколько германских государств, четко скажет им — Померанский не намерен влезать в эту свару.

Он тоже умел просчитывать ходы и прекрасно понимал, что в таком случае мелкие государства, вроде той же Саксонии, могут заинтересоваться и влезть в драку на стороне Пруссии. Пусть та и слабее, но в некоторых случаях это только к лучшему — Фридриху придется быть щедрым с союзниками. Чем больше германских государств втянется в войну и чем больше будет потрачено ресурсов, тем лучше. А вот потом, когда они ослабеют…

Самое же забавное, что германцы так до сих пор и не осознали, что Грифон Руянский способен поспорить с той же Австрией даже в одиночку. Не выиграть! Но сделать так, чтобы Австрия не смогла победить без выдающихся усилий и колоссальных потерь со своей стороны. Вряд ли Иосифа устроила бы Пиррова победа… Да, армия Померании составляет меньше тридцати тысяч человек, но каких! Благодаря формированию исключительно из добровольцев, контингент подбирается отборный — они УЖЕ владеют оружием, пусть даже на начальном уровне. А главное — они ХОТЯТ учиться. А ведь есть еще и шведская армия, есть ополченцы… Словом, в будущее властитель Померании и Швеции смотрел с осторожным оптимизмом.

Единственное, что всерьез тревожило короля, так это возможность объединения германских земель не в нечто аморфное под название «Германская Империя», а империю настоящую. Не дай бог, они почувствуют угрозу со стороны и решат объединиться… Нужно избегать резких телодвижений и дать понять, что на ОСНОВЫ Грифич не покушается, его цель — всего лишь сохранить свои земли, ну и если получится, то хапнуть еще — у Прусии и Польши. К Баварии, Саксонии и прочим немецким землям претензий нет — это нужно буквально «вдолбить» в головы немецких властителей. Во первых, это правда… В основном. Пусть лучше воспринимают Померанию как союзника в борьбе против излишне усилившихся Австрии и Пруссии.

Большим плюсом для Рюгена было, что понятие «национальное самосознание» в Европе только зарождалось и все «Вендские» проекты воспринимались на удивление равнодушно. На власть соседних королей и герцогов он не покушается? К революциям и этническим чисткам не призывает? Ну и ладненько… А разговоры о том, что его подданные не немцы с изрядной долей славянской крови и не славяне с немецкой, а некие онемеченные или чистокровные венды… Да пусть балуется, добрая половина властителей так развлекается — вон, в Италии многие себя потомками этрусков называют, и ничего.

Герцог молился, чтобы равнодушное отношение соседей-властителей к «Вендскому проекту» как можно дольше оставалось таковым. Он видел, как онемеченные славяне начинали учить язык своих предков, вспоминать вендских князей и королей, гордится славянским происхождением…

Задачу облегчал тот факт, что жители изначально доставшейся ему кусочка Померании были по большей части славянами или имели значительную долю славянской крови в своих венах. Когда он впервые заговорил о великих предках, отношение было по большей части равнодушным. Но затем… Кто-то начал величать себя венедом, косясь на правителя, кто-то принял такое решение искренне — ведь приятно, когда о твоих предках говорят столько хорошего! Затем были славяне, эмигрировавшие со всей Европы, поморяне, жившие на территории доставшегося ему кусочка бывшей Польши… Они достаточно охотно принимали правила Игры, ведь понятие «Венеды» было достаточно собирательным, так почему бы не называть себя так, ведь по сути так оно и было?

Постепенно начало возникать чувство общности, гордости за свой, венедский (!) народ. Национальные меньшинства, которым вдруг сказали, что они — не меньшинства, а великий народ с древней историей и что Померания — ИХ страна…

Не он первый и не он последний предпринимал попытки объединить людей подобным образом, «играя» с чувством патриотизма. Вон, прусские курфюрсты не первый десяток лет убеждают изначально славянское племя пруссов, что они — самые отборные германцы… И ничего так, получается. Но колоссальным преимуществом попаданца было знание бесчисленного множества пропагандистских трюков из двадцать первого века.

 

Глава пятая

Совместные учения флотов Швеции и Померании проходили не в первый раз и в общем-то, по одинаковому сценарию: померанские флотоводцы показывают отменную выучку, шведские — дурость. Правда, постепенно дурости становилось все меньше… Но не слишком быстро — титулованные идиоты с большими связями весьма уверенно чувствовали себя на флоте — последствия излишней демократичности прежней династии. Хотя вернее было бы говорит об олигархической системе правления с монархией в качестве ширмы… Порядок наводился, но увы — методами Сталина действовать было нельзя, так что некомпетентные дураки уходили в отставку постепенно: «по состоянию здоровья», возрасту и т. д. К сожалению, работы предстояло еще много — и нет, действовать решительно было просто-напросто опасно. Политика…

— Пап, — а помнишь, ты показывал забавный опыт с воздушными шарами? Крыс тогда во дворце под потолок запускали…

Богуслав серьезно смотрел на него и было ясно — к нему пришла ИДЕЯ.

— Как не помнить.

— Я тут подумал… А почему бы и не посадить в такой шар человека? Понятно, делать шары придется не из бумаги, а из… шелка, наверное. Ну так он у нас с турецкой войны на складах лежит.

— Ну и зачем тебе человек? — Владимир уже прекрасно понял идею, но не хотел лишать сына заслуженно триумфа.

— Да пусть глядят сверху на сражение и… записки кидают, что ли. Дескать — под горочкой полк егерей, а в овраге гренадеры притаились…

Сын не успел договорить, как отец обнял его до хруста в костях и подбросил.

— Умница!

Он искренне ликовал и восхищался: ну это надо же, придумать идею воздушного шара и тут же догадаться, что его можно использовать не только для развлечения!

Богуслав вообще очень радовал его: по уровню знаний подросток мог уже сейчас соперничать с именитыми профессорами. Понятно, что на уровень Ломоносова, Канта или Эйлера он не дотягивал, но туже математику знал немногим хуже рядового преподавателя из университета. А еще — механика, физика, химия, девять иностранных языков, впечатляющие военные познания, дипломатия, история…

Впрочем, радовал его не только Богуслав, но и остальные дети — умные, красивые, отменного здоровья. Ох не зря в свое время сделал он ставку на обучение детей не вместе со сверстниками, а прежде всего с «Волками»… Не все предметы, разумеется — и со сверстниками они общались, да и индивидуального обучения было более чем достаточно. Но детишки тянулись за взрослыми, принимая их за некий эталон. А между прочим, «Серые Волки» были не просто гвардией, а скорее кадровым резервом для Генштаба, разведки и контрразведки, МИДа и других гражданских служб. Так что они не просто служили, но и учились — фехтованию и рукопашному бою у самого Рюгена, да и прочие предметы преподавали специалисты высочайшего класса.

Нельзя сказать, что история с шаром была совсем уж «чистой» — Владимир надеялся на какие-то «выхлопы», когда показывал им научные фокусы. Пусть не сразу, пусть когда-нибудь потом, они должны были стать неким фундаментом. А дальше неважно — станут ли дети сами что-то изобретать или просто начнут благосклонно относиться к ученым…

Нет, самому попаданцу мысль о шаре в голову почему-то не приходила. Лезла в голову какая-то ерунда о дельтапланах и парашютах, двигателях внутреннего сгорания, минометах и прочем, что требовало колоссальных ресурсов с сомнительным результатом. А тут на тебе! Научное и практическое применение! Аж неловко стало, что сам до этого не додумался… Точнее даже — не вспомнил. Правда, он быстро успокоил себя мыслями, что «изобретений» у него и так достаточно — мясорубка вон, несколько вариантов домкрата, центральная канализация и водопровод с нормальными душевыми кабинами и унитазами.

Шаром Богуслав занимался сам, разве что к некоторым мелочам Владимир осторожно подвел сына. Да, немного разбирался… Ну как немного — все-таки постоянное общение с компанией экстремалов, среди которых были и те, кто разбирался в воздушных шарах. Несколько раз бывал на фестивалях и пару раз поднимался в воздух. Немного, но хотя бы есть общее представление о наиболее оптимальной форме оболочки, о корзине, о горелке, ну и разумеется — хотя бы приблизительных размерах шара. Вроде бы и немного, но дело пошло и через полгода его начали поднимать в воздух. Сперва с грузами, затем с животными в корзине и только потом Богуслав взлетел сам.

Разработка велась в тайне, на одном из островков, расположенных поодаль от Штральзунда. Тайна была скорее из серии «на всякий случай» и какие-то невнятные разговоры пошли. Но поскольку на оболочку пошел некрашеный шелк невнятного серо-грязно-голубого цвета, то в небе его особо не было видно. Да и слухи… Даже «видоки» не верили своим глазам: всем ведь известно, что летают только птицы! Померещилось.

Сделали — и отложили. На этом настоял сам Богуслав, который от юношеского максимализма хотел обставить первый (на публике) полет максимально эффектно. По его представлению, для этого требовалась битва, где он на воздушном шаре будет смотреть в подзорную трубу и давать сверху ценнейшие указания. Померанский пожал плечами и спорить не стал: вряд ли получится воплотить идею в жизнь. Но зато если получится…

— Что так озаботился? — Спросила Наталья у сидевшего над распечатанным письмом мужа.

— С церковью связался, — медленно протянул Рюген, — пишет, что будет окончательно реквизировать их земли в казну.

Жена схватилась за щеки и побледнела — она прекрасно знала, насколько могущественна православная церковь. И пусть Павла народ боготворит и на открытый бунт церковники вряд ли лишаться, но отравить — запросто. Отобрав у мужа бумаги, Наталья быстро пробежала их глазами.

— Ффу! — Облегчено выдохнула она, — ты хоть до конца читай!

— Да все прочел, — озадачился Грифич.

— Прочел, да не понял! Он же прямо пишет — начал работать с нестяжателями.

Объяснив излишне далекому от религии мужу суть проблемы, Наталья успокоилась и вскоре упорхнула к детям. Владимир же задумался… То, что намеревался сделать русский император, было не менее масштабным, чем Раскол. И дело тут не только в монастырских богатствах, хотя они сильно… Нет, СИЛЬНО подстегнут экономику. Главное здесь было даже не в деньгах, а в отношении к людям: среди нестяжателей было много сторонников непосредственной работы с людьми — то есть церковь возьмется лечить и учить. Ой-ой… Да Раскол по сравнению с этим — фигня… Но зато если получится, духовный авторитет РПЦ будет непререкаем не то что в России — в мире! К ТАКОЙ церкви люди потянутся.

Несмотря на сильно смягчившееся отношение к староверам в России, равноправия им там было не видать. Из осторожных намеков Павла в следующих страницах письма было понятно, что церковники в данном случае настроены более жестко, чем даже к вопросу о церковном имуществе. Император давал какие-то намеки… Но глухо — попаданец изначально легкомысленно относился к «сакральным» знаниям, о чем теперь жалел. Какие-то всем известные легенды, былины, предания… Намек на них — и пожалуйста, собеседнику все ясно. В его же случае — увы, их важность он понял будучи уже самостоятельным государем в возрасте прилично за тридцать. А это не то чтобы поздновато… Скорее времени не хватает, да и откровенно говоря — голова уже по другому работает, такие вещи нужно изучать если не с раннего детства, так хотя бы с юности. Ну или заниматься по-настоящему. Но времени не хватает… Единственное, что он понял из осторожных намеков — так это то, что некоторые «старцы» староверов-правоверных обладают некими компрометирующими материалами, способными… А вот на что способными, не совсем ясно. Но тем не менее, запрет на проживание в крупных городах и городах Центральной и Южной России и ряд других ограничений оставался.

Прикусив губу, Грифич задумался: в Померании староверы уже были не нужны. Ничего личного, но очень уж народ этот деятельный и при достижении некоего порога их становилось… много. Мало того, что отличались они повышенной активностью, так еще и переселялись изначально люди торговые. Ну и развернулись… Так, что даже делегации от «коренных» приходили жаловаться: дескать, родственники мы с ними и все такое, но утихомирьте их, а то все под себя подминают! Пришлось вызывать «старцев» на разговор, после чего общины несколько успокоились и расселились более широко.

А вот в Швеции… Людей там не хватало катастрофически — настолько, что даже в ригсдаге постоянно поднимался этот вопрос. Может, попробовать поднять вопрос о переселении части староверов в Швецию? Пожалуй, идея достаточно интересная…

Поднявшись, Владимир переобул легкие домашние туфли на короткие сапоги с кармашками для свинцовых вкладок — пробежка. Касание колокольчика и в дверях появляется хищная физиономия лакея… Почему хищная? Так если устраивать на эти места солдат-отставников, то какие еще могут быть лица? Ну да, с угодливостью проблемы и «прогибаньем»… этикетом… и… Зато и воровства поменьше — разве что алкоголь пропасть может, а чистить серебро или натирать дверные ручки бывшие солдаты учатся быстро. Да и с покушениями у вероятных противников стало намного сложней. А что смеются над «солдафонским двором» в Европе… Да пусть.

— Детям скажи, что я парк — если хотят со мной позаниматься, пусть не телятся и одеваются.

Выбежал и начал неторопливо бежать «разминочную версту» по дорожкам. Дождавшись, когда мышцы прогреются, остановился и сделал полноценную разминку. К тому времени дети уже выбежали — в том числе и Светлана с Людмилой, одетые по казачьи, в широченные шаровары. Что интересно, на одетых по мужски женщин в этом столетии не косились, воспринимая достаточно спокойно. На балах в «неправильной» одежде появляться было не слишком прилично, да и по городу гулять, а вот ездить верхом или заниматься фехтованием — да ради всех богов. Ну а поскольку воинскими искусствами увлекалось достаточно большое количество женщин… в том числе из-за его усилий…, то люди привыкли.

— Пап, наперегонки? — хитро смотрели на него девочки.

— А давайте!

Через минуту гикающая кампания промчалась по дорожкам парка к полосе препятствий и началось то, что Померанский именовал «Боевой акробатикой», а окружающие «Боже ж мой, да что они вытворяют-то!?». Даже «Волки» не могли повторять трюки, которые с легкостью проделывали его дети. Вообще, иногда он всерьез задумывался, что они какие-нибудь «Индиго» — умные слишком, да красивые, да физические данные, да не болели ничем, кроме редких простуд и частых ушибов… Но в конце-концов плюнул — понятие это и в двадцать первом веке было расплывчатым и зачастую спекулятивным, а уж теперь-то… Так что просто принял как данность — его дети самые лучшие. Точка!

Закончив занятия уже в фехтовальном манеже, Рюген помылся там же, под простеньким душем. В голову лезли мысли о дочерях: если судьба сыновей была более-менее предопределена, то что делать с девочками, он не знал. Традиции велели выдать замуж за каких-нибудь титулованных особ более-менее равного ранга. Но вот за кого?! Англия, Франция и ряд других стран отпадал в принципе — там они превратятся в «машины по производству детей», а к какой-либо деятельности их в принципе не подпустят. Да и смысла никакого — родственные связи не останавливали здешних властителей от развязывания войн.

Испания и ряд других стран отпадали по другой причине — тамошние правители слишком увлеклись кровосмешением и даже вливание свежей крови вряд ли избавило бы династии от вырождения. Ну разве что ненадолго — в следующем поколении опять сведут с каким-нибудь ближайшим родичем, причем родичем сразу по нескольким направлениям. О вырождении потомков Грифич и слышать не хотел, так что отпадает.

Оставались всевозможные мелкие властители или просто отпрыски знатных фамилий. Но толку-то с них… Все чаще посещала мысль, что если не выйдет пристроить дочек по-настоящему удачно, то… На фиг эти династические браки с сомнительными вариантами — выйдут замуж за кого-нибудь из достаточно знатных «Волков» и можно будет хотя бы не беспокоиться за них.

 

Глава шестая

Ситуация с землями уничтоженных мекленбургских юнкеров наконец-то разрешилась. Не идеально, но большая часть потенциальных мятежников была нейтрализована. Им просто дали понять, что если бы их родственники не пошли с набегом на Померанию, да не вели бы себя как гунны, то ничего бы и не случилось. Понятно, верить в жестокость родичей мало кто хотел — все они были «белыми и пушистыми», а даже если не так — «их спровоцировали», «они не виноваты» и т. д. Ну да ничего — пресса и пресловутые комиксы сделали свое дело и в итоге родственники погибших повздыхали и смирились.

Не все — были и «непримиримые». У таких проверяли наличие документов на владения — и вот «совпадение», по большей части с бумагами было что-то не то.

Аналогично обстояли дела и в Поморье-Кашубии, бывшей еще недавно польской территорией. Там выморочных земель было еще больше — и намного. Очень много самозахватов, откровенных самозванцев и аферистов. Часть земель вернули сельским общинам, за что крестьяне едва не причислили Рюгена к лику святых — во всяком случае, молились ему вполне серьезно. Даже поговорка появилась «На том свете Бог, на этом Грифон». Лестно…

Но далеко не всегда земли можно было вернуть. Причины? Да разные: какие-то поместья уже сотни лет никаким боком не принадлежали общинам, другие были спорными и могли вызвать множество проблем.

Ну а поскольку земли не должны пустовать, а награждать своих людей чем-то надо… Померанский массово наделил своих людей землей. Прежде всего — «Волков», даже тех, у кого и без того было поместье и не было финансовых трудностей. Затем — юнкеров из самых отличившихся на его службе, солдат из ветеранов… И да — это по большей части были не поместья, а феоды, привязанные к службе Грифичам. Сейчас это еще могло пройти, а вот парой десятилетий спустя — уже не факт… «Прошерстили» и остальные поместья, обнаружив феоды, обладатели которых не состояли на службе. Сказали «ай-яй-яй» и дворянство поспешило записаться к нему на службу — пусть даже за символическое жалование. Правда, служба в таких случаях также нередко бывала символической, но и то хлеб. Во первых, не будет «дворянской вольницы»; во вторых — можно будет сэкономить на жаловании «феодалам», ведь основной доход они будут получать от поместья, причем считать это нормой; ну и в третьих — состоящих на службе людей проще в случае чего приструнить…

Феодов в итоге раздал ОЧЕНЬ много — больше шестисот. Для небольшой страны… Но правда, размеры феодов тоже в большинстве своем не слишком превышали размер футбольного поля. Ну и главное — больше шестисот, если считать с «девичьими» землями, то есть землями, где не осталось наследников-мужчин. К вдове или девице вполне официально подходили люди герцога и предлагали выбрать себе мужа из предложенных кандидатур… В восемнадцатом веке правители многих стран вполне официально могли брать на себя функции опекунов в таких вот случаях, так что возмущенных было мало. Тем более, что садистов, алкоголиков или каких-то моральных уродов среди кандидатов не было — исключительно мужчины в расцвете лет. Так что — дело житейское.

Война Больших Держав все так же продолжалась. Союзы заключались один за другим и выглядели порой очень странно. Например, в Европе Франция и Испания вели непримиримую вражду, а в Вест-Индии вместе воевали против англичан.

Англия, Франция, Испания, Португалия, Голландия, Венеция, итальянские города… Даже такие «экзоты» как Марокко или Алжир влезли в «Вест-Индскую войну» с головой, постоянно меняя стороны. «Веселье» длилось не первый год, с небольшими перерывами — и грозило затянуться как минимум на десяток лет.

Количество пиратов, каперов, корсаров и флибустьеров на Ост-Индском направлении превышало все разумные пределы и… Англию постепенно выдавливали. То есть в будущем все может измениться, но вот конкретно сейчас выгода от индийской торговли у Англии была близка к нолю — очень уж мало кораблей проходило в обе стороны и очень большие трудности ожидали их в самой Индии.

«Наглосаксы» в долгу не оставались, но французы были настроены крайне серьезно: по сведениям Юргена, они вскрыли колоссальный заговор против Франции и заговор этот вел к англичанам и как водится — к банкирам.

— Информация точная? А то уж очень неправдоподобно, — покачал Рюген пачкой бумаг.

— В мелочах могут быть расхождения, не более, — твердо ответил фон Бо.

— Мда… Ладно еще — масоны и прочие уроды, но сатанисты! Жертвоприношения детей, «лекарства» из людей!

— Да, Сир, — твердо ответил Юрген, — сейчас там проходит Большая Чистка. Пусть сам Людовик Шестнадцатый не может похвастаться умом и решительностью, но человек он добросердечный. Так что при помощи Тюрго и Мальзерба борются со сложившейся ситуацией. Слабенько, конечно, получается — но хоть что-то.

— Что-то я сомневаюсь, — скептически сказал Померанский, — там такие Фамилии увязли, что ему все высшее дворянство на кострах можно сжигать.

— Ну… Продвигается помаленьку. Там же большая часть — просто модники да любители «острых» ощущений.

— Может быть, может быть…, — Владимир побарабанил пальцами по столу и встал, жестом показывая Юргену сидеть.

— Если у браться за такое, то как следует.

— Сир, но ему лавировать приходится! Сам же знаешь — почти вся знать увязла!

— Я не о том. Пф… Знаешь, а посмотри-ка ты в Англии — не появились ли там «революционеры-ниспровергатели»?

Тут уже пришел черед задуматься фон Бо…

— А пожалуй. Одной обороной дело не решить, так что я бы на месте франков направил им специалистов по организации подобных мероприятий. Кажется даже, что-то такое мне попадалось…

Интерес к Большой Политике не случаен: и хотелось бы отсидеться в сторонке, но не получится. Это сейчас, пока Большие Державы «играют», можно потихонечку, с большой опаской, строить свою политику без особой на них оглядки. А вот когда «наиграются»…, да обратят свое внимание на дела Европы… Вот тут-то надо будет встречать их во всеоружии.

Вопрос с переселенцами в Швецию был решен ригсдагом неожиданно быстро. Парламентарии понимали, что народа в стране мало и случись что, «под ружье» ставить и некого… Это сейчас у них Уния и прославленный полководец на троне, а потом? Да и рабочие руки нужны — на шахты, в поле… Единственное, что запросили шведы — не только староверов в качестве переселенцев, но и немцев, голландцев, славян всех христианских конфессий из разных стран. Причем селить их предлагалось в первую очередь там, где нужны рабочие руки — то есть рядом с рудниками. Ну и крестьянский труд — сами шведы намеревались стать либо фермерами с батраками-переселенцами, либо горожанами-мастеровыми, оставив «гастарбайтерам» исключительно черновую работу.

Померанский согласился охотно — такое отношение гарантировало, что переселенцы не «размажутся» по Швеции тонким слоем, а образуют устойчивые общины. Ну а дальше… Это шведы могут считать, что приезжие станут заниматься исключительно «черной» работой, сами приезжие могут считать иначе… Нет, никаких бунтов и прочего не будет, просто сперва появятся торговцы и ремесленники, обслуживающие переселенцев, затем потихонечку-полегонечку они начнут встраиваться в шведскую экономику. Эвон, те же староверы в этом отношении хуже евреев оказались — стоит одному укорениться, как через пару лет их уже десяток.

А «репрессий», чтобы заставить «обнаглевших» переселенцев работать исключительно на «черных» работах, просто не будет — в Законе четко прописаны их права и обязанности — как и у всех прочих шведских граждан. Ну разве что селить их будут у тех самых шахт, да требовать оплатить переселение — наличными или работой на шахте/заводе/верфи/порту.

Дальше… Дальше совсем просто — попаданец помнил, что вроде как дети скандинавов и финноязычных народов легко «славянизируются». В группе детского сада достаточно было парочки русскоговорящих малышей — и вся группа переходила на русский! Но это, понятно — дело далекого будущего, да и то — в теории. Как там оно выйдет на практике, покажет только время — и вряд ли он дождется значимых результатов.

Один из аналитиков в Бюро Юргена предложил интереснейшую идею: «кашубизировать» беглых польских крепостных. Несмотря на многочисленные кордоны с польской стороны, бежали они в Поморье массово, не пугаясь перспективы выдранных ноздрей или порки до смерти при возможной поимке шляхтой.

Что с ними делать, герцог не слишком представлял. Ну да, какая-то часть влилась батраками на фермы и чернорабочими в города — причем с радостью! Жалование, на которое можно нормально прокормить семью и снять угол, да отсутствие побоев, уже воспринималось ими со слезами на глазах. Однако беженцев было многовато, да и поляки…

Не то чтобы Рюген был сильно настроен против них — служили у него немало выходцев из Польши и нужно сказать, что неплохо. Вот только если они позиционировали себя как «русская шляхта», «кашубы», «мазуры» или как-то еще, даже будучи чистокровными поляками — все было нормально. А если как поляки — тут же начинали надуваться спесью, вращать глазами и раздувать усы при любом поводе. И главное — работа практически останавливалась. Да и не нужны ему были польские общины на своей территории — в принципе. Пусть он плохо знал историю, но вот то, что проблем от Польши у Российской Империи было до хренища, помнил. Так что — ассимиляция и только ассимиляция.

Именно ее предложил аналитик…

— Сир, ничего сложного не потребуется, — уверенно говорил неприметный человек с внешностью чиновника средней руки и волчьими глазами профессионального убийцы.

— Дать понять беженцам, что поляков мы будем отдавать назад, а вот к другим славянским народностям отношение гораздо мягче. Пусть учат венедский — это несложно, они достаточно близки. Ну и работают заодно. Так, знаете… Днем работают, чтобы содержать семью, общение только на нашем языке, а вечером — лекции о величии вендов и о том, что в их жилах течет вендская кровь.

— Ну так не всех охватить нормально получится, — сказал Грифич, с интересом слушавший подчиненного.

— А и не надо, — хладнокровно парировал тот, — наши агенты будут среди них, так что пропустим сквозь «сито». Начал считать себя венедом, предков которого проклятые ляхи сделали рабом — добро пожаловать. Есть сомнения — предлагаем им отправиться к русским, Павлу люди нужны. Не получается ничего — испанцам можно предложить, им в Америке людей не хватает, пусть колонистами берут.

— Неплохо, — потер подбородок герцог, — а с верой как быть? Сам же знаешь — ксендзы, они такие…

Те и в самом деле были «такими» — католическая церковь в общем-то не одобряла рабства и вынуждала себя вести достаточно мягко по отношению к завоеванным дикарям, если те приняли крещение… Но вот польские ксендзы, большинство из которых являлись выходцами из шляхетских семей, искренне считали крестьян шляхетским «имуществом». По мелочам они могли заступаться за них, отчего крестьяне в большинстве своем были им благодарны. Но — все равно «имущество» и «так решил Господь». Так что проблема была серьезной.

— Есть несколько путей решения, Сир. Первый — просто не допускать священников-поляков на твои земли. Второй — предлагать беглецам принять иную христианскую конфессию. В Россию — православные, император все едино иных переселенцев не пропускает. Ну а в Швецию — протестантов. Поднять там косвенно вопрос о вере, все-таки страна лютеранская. Думаю, многие беглецы захотят поменять конфессию в обмен на сытую и безопасную жизнь.

— Пожалуй, — задумчиво сказал Владимир, — с верой нужно будет усилить нажим. Если сменят веру, то и другие убеждения будет проще вдолбить.

 

Глава седьмая

В начале мая 1780 года у Павла и его жены, урожденной Марии Подебрад, наконец-то родился мальчик. В связи с этим император объявил амнистию некоторым репрессированным ранее мятежникам, разрешив им селиться в маленьких провинциальных городах. Столицы губерний и тем более Петербург с Москвой были для большинства из них все еще закрыты, но хоть что-то… Была и налоговая амнистия для крестьян, для мелких воришек и так далее.

Вообще, под нее попало очень незначительное количество народа — от силы несколько тысяч. Но перечисление видов амнистий занимало достаточно много места и выглядело очень внушительно. Ну да — психология… Павел давно уже составил и имел наготове несколько списков для амнистий и… для репрессий. Списки эти не были постоянной величиной и в них постоянно вносились какие-то исправления.

Приближенные об этом знали — и знали, что некоторые из них время от времени проходят по самой грани, испытывая терпение Самодержца. Несколько «особо умных» группировок даже «подкупили» лакеев и те доносили им информацию об изменениях.

Так что бывший ученик нашел у вельмож еще одну форму воздействия и умело ей пользовался. Ух, как усложнились интриги сановников после этого нововведения! А как упростилась жизнь императора… Идею Владимир предложил через тестя, заведующего Кабинетом Его Величества. Предложил выдать именно за свою идею — нехай Головины упрочат свое влияние, ведь таким образом в руках тестя оказался не «зародыш» спецслужбы, как было раньше, а спецслужба полноценная, пусть и маленькая. Пригодится.

На торжества по случаю рождения Наследника Рюген приехал, с трудом выкроив время — очень уж плотный график наметился у него с началом «Картофельной» войны.

При встрече обнялись с Павлом — благо, обстоятельства были таковы, что не нужно было следовать этикету. Император встречал бывшего Наставника прямо в порту, куда прибыл вроде как случайно — с инспекцией. Такая случайность позволяла сильно сократить время, в противном случае чертов дипломатический этикет не дал бы возможности поговорить раньше, чем поздним вечером.

— Здоровенький. И горластый! — Вместо приветствия выпалил император и глуповато улыбнулся.

— Держал на руках?

— Да — и он меня описал! — Восторгу Павла не было предела.

До самого дворца Самодержец рассказывал ему о сыне, порывисто размахивая руками. К концу поездки договорился уже до того, что младенец обещал стать великим полководцем — ибо громко орет, уверенно писает и хмурит бровки, если чем-то недоволен!

Нужно сказать, что брак с Марией получился удачным. Любовью здесь и не пахло — со стороны Павла, но жену он ценил, так что позже, возможно… Хотя вряд ли — император, можно сказать, был «женат» на работе. Но вот Мария мужа сильно любила. А почему нет-то? Ну да, не красавец, но и не урод. Зато воин какой! Репутация человека, который еще подростком отражал атаки турок в первых рядах и первым же входил в захваченные города… Прибавить несомненное мастерство наездника и фехтовальщика, танцора… Прекрасное образование, ровный характер, уважительное отношение к жене… В общем, та прекрасно понимала, как ей повезло.

Младенца нарекли Александром, а крестным отцом стал не канцлер Воронцов, открыто на это намекавший, а Румянцев.

— Да отговорился, — ответил на вопрос Павел, переодеваясь в фехтовальном манеже, — дескать, он и так для меня второй отец, а его племянница как мать — куда ж еще.

— А на деле?

— Да зачем он? И… дело даже не во власти, я и без того большую часть полномочий на себя замкнул. Старый он, долго не протянет, а ребенку нужен настоящий крестный, а не могильная плита с его именем.

— Румянцева будешь канцлером ставить?

— Его. Сперва вице-канцлером сделаю, чтоб дела успел принять нормально. Сам знаешь — администратор и полководец он отменный. Эвона как с Малороссией справляется уверенно, да со всеми этими Молдавиями-Бессарабиями…

— А на его место Потемкина?

— Его. Рановато, конечно… Опыта б ему поднабраться, чтоб и с Новороссией и с Малороссией и с Новыми Землями справляться. Ну да ничего, справится — команду он себе неплохую подобрал, да и… Горит человек, хочет Юг сделать процветающим. Пусть. Справится.

Грифича кольнуло, как уверенно говорил Павел о скорой смерти канцлера. В эмоциях его было ощущение, что Воронцов просто зажился, стал лишним. На «пенсию» по ряду причин не получается, так что придется этак вот…

Переоделись и Владимир оценил форму бывшего ученика.

— Хорошо, даже вырос! — Сказал он запыхавшемуся императору час спустя.

— Вырос… Только и ты… Ффу…

— Нет, ты просто отвык от моего уровня, вот и кажется.

— Ну может.

В Петербурге дел было много: раз уж приехал, то нужно было решать вопросы Померании-Поморья, Швеции… Кстати, как у короля Швеции, претензии к Павлу были — его люди несколько увлеклись и начали «спрямлять» границу в Финляндии. Не то чтобы последняя была сильно нужна… Это лет через сто с гаком здесь могут открыть… А могут и не открыть (!) какое-нибудь месторождение, а пока — пустынные земли, богатые разве что рыбой и лесами. Но этого добра и в России было предостаточно!

— Вот здесь залезли, — тыкал пальцем по карте король, — а вот здесь и вовсе — военное поселение стали возводить!

— Ну начали так начали…, — Вильнул взглядом император.

Грифич возмущенно уставился на него:

— Я понимаю, что уходить не хочется, да и воевать я с тобой не буду. Тем более, из-за такой мелочи. Но ты хоть понимаешь, что из-за этого вот «спрямления» я просто НЕ СМОГУ принять в Швеции некоторые законы, благоприятствующие России?

Задумался…

— Ты прав, — тяжело сказал он, — заигрался.

На этом и закончили.

Забавно вышло с бывшей «вотчиной» — Департаментом Образования. Практически все чиновники были еще «Рюгенского» набора и по старой памяти пришли к нему с просьбами и предложениями. И? Пришлось решать — Павел попросил. Ну в самом деле — если Грифич известен в Европе как серьезный ученый, поэт и композитор, плюс «административный ресурс»… То и выходит, что с некоторыми вопросами проще обратиться к бывшему начальнику и теперешнему союзнику России.

Прежде всего требовалось упорядочить научную переписку с целью обмена информацией. Для этого Грифич, не мудрствуя лукаво, предложил организовать несколько научных международных журналов. Ученые будут присылать туда статьи, которые хотят видеть опубликованными, а затем журналы эти будут рассылаться по университетам — бесплатно.

Последнее привело сановников от науки в восторг — экономия! А ведь печатать журналы предполагалось где-то с тысячу экземпляров в общей сложности… Университетов-то в Европе до хренища, да и посылать нужно не по одному экземпляру, да «продавили» решение посылать их еще и в такие заведения, как «Шляхетский Корпус» и прочие.

Дороговато, да — качественная бумага в восемнадцатом веке стоит недешево, а гравюры, без которых не обойтись — и вовсе… Да другие расходы. Сумма выходила такая, что можно было бы взять на содержание полноразмерный пехотный полк, а то и не один. Но Владимир унял «жабу» — если дело выгорит, то Померания станет одним из научных центров Европы. Она и сейчас очень даже неплохо выглядит — хватает университетов, да и всеобщее образование сильно подстегнуло строительство типографий, частных школ (ну не могут же дети почтенных бюргеров владеть таким же набором знаний, что и отпрыски прачек и чернорабочих!?), так и расширение университетов… А заодно — увеличение числа преподавателей, всевозможных научных исследований и… пошли открытия. Не так чтобы «валом», но уж никак не меньше, чем в Пруссии, а это, знаете ли, показатель!

Были и дела, связанные с образованием косвенно. К примеру, несколько лет назад к Канту удалось «подвести» девушку из рода Головиных. Особа эта сильно увлекалась наукой, так что «тихой сапой»… Сперва — «научный союз», а затем и законный брак — «Исключительно ради приличий». Ну а там и детки пошли…

Зачем такие ухищрения? Ну так Канта знал даже попаданец — и помнил, что в РИ тот умер неженатым и бездетным. А такая генетическая линия не должна пресечься! Ну и разумеется — лучше она пересечется с Головиными, все-таки родня, пригодится. Кант в итоге влился в высшее общество, что сильно облегчило как научную, так и административную деятельность, Головины же получили еще одного умника в свои ряды.

Аналогично и с Ломоносовым — сыновей у него не было, но двух внуков и внучку, пока еще не достигших брачного возраста, чаще видели в московской усадьбе Головиных, чем в доме деда или родителей.

Такой подход решал сразу несколько дел: ученые получали статус и работать им становилось значительно проще, другие ученые видели — взлететь-то можно высоко (!) и наконец — родня по линии жены обновляла кровь. Что ни говори, а высшее дворянство и в России приходилось друг-другу родичами. Дела обстояли не настолько печально, как в Европе, но подстраховаться, по мнению Грифича, стоило.

Кант, помимо административной деятельности и «клепания» детишек (пятерых уже успел!), занимался научной работой. И вот тут он что называется «попал в струю». После принятия православия он не слишком интересовался религией, но вот после женитьбы почему-то «пошло» и великий ученый начал сплетать свои теории так, что философия в них сильно перекликалась к идеями православия, причем как раз «нестяжателей»… В подробности Грифич не вдавался, ибо отвлеченные теории понимал слабо. Но ясно было, что в этой Ветви Вселенной Кант будет известен (да собственно говоря, уже мировая слава!) не только как философ, но и как богослов. А учитывая его аскетизм и высокую человеческую порядочность… То можно будет ожидать и причисления к лику святых. Особенно если возникнет политическая необходимость.

 

Глава восьмая

По возвращению домой, Грифич «пробил» идею местных литературных газет — нерегулярных, само-собой. Смысл был в том, чтобы каждая провинция или крупный город имели какой-то «рупор» для людей творческих. Нехай они там стихи пишут, воспоминания или исследования на исторические темы — в правильном ключе, ясное дело. Такие газеты он планировал не первый год, но все время что-то мешало или банально забывал за ворохом более важных дел.

Он понял, что сильно упустил возможности пропаганды. Не то чтобы совсем, но скажем так — занимался ей явно недостаточно, учитывая знания двадцать первого века. Даже с комиксами получилось скорее случайно, причем он был в позиции защищающегося, что не слишком-то хорошо. С той поры ситуация улучшилась, но не так чтобы очень — все-таки возможности у таких гигантов как Англия, Франция, Испания или та же Австрия были куда как серьезней просто из-за разницы масштабов. Вот и относился он к пропаганде, как к способу защиты — дескать, «Большие Братья» все равно переиграют. Такой вот пессимизм. А ведь можно если и не выиграть, то хотя бы свести «вничью» — просто потому, что у «Старших Братьев» есть серьезные разногласия и лавировать между ними достаточно реально.

Заведовать газетами он поставил Франца — одного из своих секретарей. Выходец из семьи крещеных евреев, он отличался фантастической деловой хваткой, самурайской преданностью Рюгену, вытащившего его семью из серьезных неприятностей и антисемитизмом. Антисемитизм секретаря его мало волновал — по причине практически полного отсутствия «раздражителей» во владениях. Законы, запрещающие гетто и местечки (а также любые компактные поселения национальных меньшинств), сделали свое дело и если евреи и селились в Померании-Поморье, то только «светские», в большинстве крещеные и заметного влияния ни на что не оказывали.

Подбирать кандидатов на редакторские места следовало из числа славянофилов — предосторожность не лишняя. Понятно, что кандидаты должны были обладать не только правильными взглядами, но и приличным уровнем образования, социальной активности, пользоваться уважением в обществе. И наконец — обладать достаточным капиталом.

Газеты эти предполагалось выпускать на общественных началах, так жалования редакторам не предполагалось. Если спонсоров еще можно было найти… Ну там с налогами немного «поиграть», с рекламой… То отсутствие жалования было одним из ключевых факторов. Важно было показать обществу, что делом занимаются бескорыстные люди. Нужно с самого начало подать славянофильство как модную и правильную позицию, а правильность проще показывать при отсутствии денег. Нельзя платить за идею. По крайней мере — прямо.

Далее последовала проблема ополченцев, резервистов и милиционеров — требовалось составить из них нечто более упорядоченное. Работу поручил своему адъютанту — майору Гебхарту Блюхеру. Последний был сперва адъютантом Николича, а затем Грифич забрал Гебхарта себе — присматривался, очень уж человек оказался дельный.

Судьба у адъютанта была не самой простой: родился в Ростоке, в герцогстве Мекленбургском, затем судьба занесла в армию Швеции. Война с Фридрихом, попадание в плен и… Полунасильственная вербовка в прусскую армию, неплохая карьера там, в сочетании с весьма серьезной репутацией и… Отставка, как только это стало возможно. Потом он успел повоевать за Испанию в одной из колониальных войн, но сцепился на дуэли с каким-то грандом, сделав из последнего две половинки — рубились на саблях. Вернулся домой, а через какое-то время его и подобрал Алекс Николич, искавший толковых офицеров где только можно.

Только услышав предложение Померанского, Блюхера сразу сказал:

— Активный резерв.

Видя приподнятую бровь сюзерена, поспешил пояснить:

— Милицию, ополчение и прочих резервистов оставить — пусть их. Но нужно поделить их всех на резерв и активный резерв. Есть у человека боевой опыт или он хотя бы обучен должным образом и не против поучаствовать в войне в случае ее возникновения — резерв. Есть опыт и желание не просто регулярно заниматься, а имеется авантюрный склад характера и охота время от времени рисковать — резерв активный. Последних нужно время от времени «натаскивать» — конфликты там пограничные, контрабандисты…

— Ну, на всех контрабандистов не напасешься, — философски заметил герцог.

— А на всех и не надо, Сир. Кто живет на границе с Ганновером, Польшей или Пруссией, тем и так хватит происшествий. Как на той стороне границы начали бряцать оружием, так усиливать ими пограничные части да пускать в патрули.

Майор взглядом показал на графин с водой и дождался разрешающего жеста рукой. После короткого перерыва…

— С теми, кто у моря проживает, тоже не проблема: контрабандистов там хватает, да и портовые города дело такое, что иногда то облавы провести требуется, то полицейские патрули усилить. Ну а кто в центральных землях проживает, пусть раз в год подготовку на границах проходят. Скажем, недели по три.

— Принято. Оформи в нескольких вариантах да подойди потом, по льготам решим.

Отпустив адъютанта, Владимир задумался — нервировала «картофельная» война. На первый взгляд все было неплохо: конфликт тлел и огромные армии стояли далеко друг от друга, впустую тратя деньги. Чем больше затянется такая война — тем лучше. На первый взгляд.

На второй — преимущество у Австрии в такой ситуации было абсолютным, все-таки экономика была в разы мощней, чем у Пруссии. Но почему тогда выжидал Фридрих? Стар стал? Возможно… А возможно, здесь кроется что-то другое…

Вроде как положение у Померании было неплохим — на его территорию никто из соперничающих сторон не лез, а Австрии его предприятия даже поставляли кое-какое военное снаряжение. Но… Нервировало. Пусть Фридрих и стар, но агентура говорила, что разум его столь же остер, так что Грифич ожидал чего-нибудь… Этакого. Внезапного наступления, высадки англичан в Ганновере, ну хоть чего-то, что объяснило бы непонятную пассивность прусского короля, ведущую к поражению.

В августе ситуация начала проясняться: умер правящий в Тоскане Леопольд — следующий претендент на Австрийский престол после бездетного Иосифа Второго. Не успело остыть его тело, как умер младший из сыновей Марии-Терезии — Максимилиан Франц «Простудившийся» на похоронах брата. И тут же — умирает Иосиф Второй. И нет — это не спецслужбы Рюгена — просто не успели…

Ситуация яснее ясного — кто-то убирает конкурентов. Но кто? Оставшийся в живых Фердинанд, последний из братьев? А может, его просто оставили в живых — личностью он был совершенно ничтожной.

Его ничтожность и стала индульгенцией: все, кто хоть немного знал его, прекрасно понимали — на Поступок тот не способен. Но было способно его окружение… А еще — англичане с французами, сильно недовольные самостоятельной политикой Австрии. Мог и Фридрих, не отличавшийся человеколюбием.

Все могли, вот только полную картину происходящего имели немногие — и Померанский входил в их число…

— Да, Сир, выяснили, — усталый но невероятно довольный Юрген ТАКУЮ информацию доложил самостоятельно.

— Леопольда отравили. Но вот специально или нет, не знаем пока — сифилис, так что какой его дрянью пичкали и по чьему приказу — выясняем.

Фон Бо взглянул сияющими глазами на герцога: он не зря был так доволен — с момента первой смерти прошло меньше двух недель, а информация УЖЕ имеется. Учитывая расстояние…

— Максимилиан Франц простудился по своей вине, тут сказать нечего. Приехал в южные края, да в непривычном климате его и продуло. Ну а про Иосифа и говорить нечего — отравили.

— И кто же?

— Здесь пока неясности, — развел руками Юрген, — мы наткнулись на след, но человек тот работает сразу на нескольких хозяев и занимает достаточно высокое положение, так что…

О ком шла речь, Грифич понял — своеобразный код на случай подслушивания. Человек тот и в самом деле был личностью интересной — работал на англичан, французов, русских (!), были контакты с соответствующими службами Святого Престола… И это только на поверхности! У католиков, кстати, «зуб» на Иосифа тоже имелся — последний сильно прижал их, лишив власти в стране. Да и церковного имущество под свои нужды реквизировал немало.

— Значит, остается только ждать, — философски подвел черту под разговором князь.

— Ждать, — повторил собеседник, задумчиво глядя в витражное окно, — Но мы могли бы и поближе подобраться…

— Не стоит, — покачал головой Владимир, — сейчас там такая суета и шумиха… Не дай бог, заметят наших людей, отмыться потом сложно будет. Пусть наблюдают так, чтобы не попасться.

— Но Сир, разве вам не интересно узнать подробности?

— Не уверен, что их в принципе получится узнать. Да и зачем мне исполнитель? Ищи, кому выгодно. Так что все просто: кто из Великих Держав успеет среагировать раньше и наиболее полно, тот и «заказал музыку».

 

Глава девятая

Всего через месяц после похорон Иосифа Второго в войну вступила Франция. Двадцать тысяч солдат пересекли границу и объединились с пруссаками. Важней была даже не возросшая военная мощь, а финансирование. Фридриху открыли не кредит, а… гранты, что ли. Как бы то ни было, теперь он смог нормально снабжать армию и начать набор новых солдат.

Всем стало ясно, кого нужно обвинять в смерти императора и его братьев… Но всем ли? Французские и английские газеты писали то о «роковом стечении обстоятельств», то намекали на «семейные драмы»… Так что все обстояло как и двадцать первом веке: большая часть людей думать самостоятельно не умела и потому верила газетам/властям; меньшая прекрасно все понимало, но… как бы чего не вышло, ведь спорить с «Сильными мира сего» опасно. Ну а дальше сработали законы простейшей психологии: сработало так называемое «общественное мнение» и «Вся просвещенная Европа» была уверена — Габсбургов убили сами Габсбурги. А еще чуть позже людям стало на это наплевать.

Впрочем, «нравственные» причины военных действий были предназначались исключительно обывателям. Едва только удалось отвести первый вал подозрений, газеты враждебных Австрии государств тут же начали печатать статьи из серии «так им и надо», так что ближе к Рождеству европейский обыватель смотрел на Австрию как на пирог, надеясь поучаствовать в дележке. Бред конечно, но… Газеты уверенно рассуждали, что… «вот сейчас наши доблестные и благородные воины поубивают их трусливых и подлых наемников — и конкретному Гийому/Джону станет жить чуточку лучше. Дескать, только они мешают развиваться нашей промышленности и сельскому хозяйству, а как только, так сразу… Заживем!».

Несмотря на воинственную риторику, основные военные действия разворачивались все же в Колониях между Большими Игроками, но что интересно — в Еропе Англия с Францией были едва ли не союзниками…

Битва за Америки и Азию разворачивалась нешуточная, выкачивая ресурсы. Но даже «остаточной» помощи Фридриху хватило и он начал боевые действия.

Не слишком удачно — победы были за ними, но битвы нельзя было назвать образцами военного искусства. Мясорубки. Много мелких, ничего не значащих стычек, в которых умирали люди. Умирали, по сути, без толку — «решающая стычка» двух батальонов ради какого-то селения — и через два дня победитель отводил войска, ибо «стратегическая позиция» по большому счеты была бесполезной.

В принципе, Померанский понимал причину таких вот «москитных» сражений: войска с обеих сторон слишком расслабились и полководцы попросту боялись решающей битвы. Да, Фридрих мог бы…

— Французы удерживают, Сир, — доложил прибывший из прусского лагеря агент.

— Даже звучит бредово…, — пробормотал герцог.

— Но так оно и есть, Сир, — уверенно подтвердил агент, — им же не просто победа нужна, им нужно вымотать обе стороны. Даже не столько вымотать, — поправился агент, — столько показать, что победили французы.

— Ух ты как мудрено… Ладно, верю, лягушатники могут.

Что англичане, что французы не раз «сливали» выгодные «партии» только из-за амбиций. Имперская политика обоих государств была во многих случая гротескной. Требовалось показать, что именно они внесли «Решающий вклад в Победу», да если участие были скорее символическим. Глупо? На первый взгляд — да, но по большому счету это работало и психологический настрой Имперцев всегда был выше. Да и если твердить постоянно что-то в одном стиле, то постепенно это становится чем-то вроде аксиомы, не требующей доказательств.

Ну и не стоит забывать о многочисленных вельможах, которым по большому счету было плевать: победит их страна в «провинциальной заварушке» или нет — главное, как ОН будет выглядеть при этом.

Так что всевозможные младшие сыновья знатных вельмож успели урвать свою долю славы, водя солдат в лихие, хотя зачастую и бестолковые атаки. Фридрих скрипел зубами, но… финансирование шло от союзников и оно позволяло наращивать мощь быстрее, чем гибли солдаты.

Австрийцы, впрочем, тоже не блистали — Лаудон был достаточно посредственным полководцем, несмотря на приписываемые заслуги. Да и сама структура австрийской армии, весьма рыхлая из-за многочисленных народностей со своими «тараканами», была заметно слабее прусской.

«Москитная война» велась до конца марта 1781 года, после чего последовало вынужденное перемирие: пришли эпидемии. Неубранные вовремя трупы после множество сражений сделали свое дело и началась жесточайшая эпидемия холеры и целого ряда не менее «приятных» заболеваний. Грифич немедленно закрыл границы, установив карантины. Действовать пришлось предельно жестко, ибо что австрийцы, что французы не слишком аккуратно относились к государственным границам и не раз военные отряды залетали на территорию Померании-Поморья.

«Залетчиков» обычно вовремя отлавливали и разворачивали, но случалось всякое: то грабили и резали приграничные поселения, то начиналась перестрелка с частями Померании… Грабителей всегда преследовали и уничтожали: на это была жесткая установка Рюгена. Более того, с началом военных действий он предупредил, что его подданные неприкосновенны и подал соответствующие документы как австрийцам, так и французам с пруссаками.

Обычно властители относились к таким происшествиям значительно… мягче. Хотя бы потому, что ссориться с крупными державами не каждый себе мог позволить. Но тридцать тысяч отборных вояк только в Померании, делали его позицию весьма серьезной. Еще более серьезной ее сделали вырезанные отряды, причем отряд французских драгун, «отличившийся» насилием и последующим уничтожением населения в одном из поселений, вырезали всего в паре верст от ставки французских войск в самом сердце Пруссии.

Были дипломатически ноты и разгневанные посланники…

— Господа, — устало-равнодушно сказал Померанский стоявшим перед ним послам Пруссии и Франции, — скажу сразу: не прекратятся «инциденты» на моих землях, я прекращу держать нейтралитет. Вам ясно? Свободны!

Хамское поведение Рюгена было вынужденным: если Австрия с пониманием отнеслась к желанию Владимира беречь своих подданных… Да и откровенно говоря, проблем от них особых и не было — на территорию Померании австрийские отряды залетали всего несколько раз, спасаясь от преследований — и им было не до мародерства… А вот французы еще с прошлых времен привыкли — здесь можно «гулять» не опасаясь последствий. Да и отношение к молодому государству было откровенно пренебрежительным. Достаточно сказать, что Франция так и не прислала коронационные ордена. И ладно еще — не прислала властителю Померании, хотя и это — дурной тон. Но даже короновавшись королем Швеции, нормального признания от франков Померанский так и не получил.

Резкое поведение было не только из-за возможной потери лица — именно сейчас Франция это «проглотит», поскольку связываться с достаточно сильными армиями Померании и Швеции, ведя полномасштабную войну с другими противниками… Это слишком глупо.

Дипломатия дипломатией, а основной проблемой стала холера. Огромными тиражами печатались и раздавались населению памятные листки и брошюрки с указаниями, как можно избежать болезни. Ничего сверхъестественного — мыть фрукты и овощи с мылом; употреблять вареную или жареную пищу и кипятить воду для питья; мыть руки с мылом… Мыло было не каждому по карману, так что вскоре населению стали раздавать щелочь, причем что характерно — ее пришлось разводить…

— Собрали статистику! — Ворвался к отцу взъерошенный Богуслав, — и что ты думаешь? Эти идиоты — как раз из образованных… Точнее — полузнаек.

«Идиотами» сын величал (заслуженно) тех, кто советовал употреблять для мытья концентрированную щелочь: дескать — надежней. Нужно ли говорить, что на покрытые язвами части тела холера цеплялась куда охотней?

— Ну и что с ними предлагаешь делать?

— Да, — тут Богуслав скривился, как от лимона, — идиотов сложно подвести под какую-то статью.

— А ты и не надо подводить, — хладнокровно ответил Владимир, едко улыбаясь, — велю таким носить табличку с надписью «Дурак» в течении года.

Наказание было жесточайшим: такой удар по репутации означал потерю «лица» в худшем его варианте. Теперь бизнес… или вообще какая-то работа кроме как грузчиком в порту, для «носителей» осложнялись на порядок.

Жизнь в Померании практически остановилась. Пусть купцы и фабриканты ворчали на него за серьезнейшие ограничения в передвижении и частично — в работе людей, но имперский князь стоял на своем. А чтобы ворчание предпринимателей не переходило за определенные рамки, снизил и даже убрал некоторые налоги на текущий год.

В Швецию зараза пробралась, но ничего толком и не сделала — достаточно прохладный климат в сочетании с немногочисленным, достаточно чистоплотным населением, не дал ей зацепки. Мало зацепок было и в Померании, а вот присоединенное польское Поморье не слишком радовало.

Многочисленные беженцы от гнета польских панов стали еще более многочисленными от страха перед заразой. Санитарные кордоны не справлялись и люди начали гибнуть уже массово. Герцог вынужден был отдать жестокий приказ — стрелять в беглецов. Откровенно говоря, решится было трудно: перед глазами стояли те самые беженцы, среди которых было очень много семей с детьми. Но… куда деваться? Это ведь по сути смертники, превращенные в ходячее бактериологическое оружие. Беженцы ведь пробирались окольными тропами, ночевали в сырых оврагах и пили застоявшуюся воду из луж… Так что приказ был подписан.

К концу лета стало понятно, что приказ стал спасительным. Погибших было немало — не менее десяти тысяч. Для не такой уж большой страны цифра ощутимая. Но в Пруссии и Австрии ситуация была куда как хуже и сразу по нескольким причинам.

Прежде всего — спешно коронованный эрцгерцог Фердинанд не успел среагировать вовремя, да и те же венгры не преминули «поиграть» в независимость и поступившие указания о санитарных мерах выполнили не сразу. Далее — в глубине материка, в стороне от холодной Балтики, климат был куда мягче, да и плотность населения заметно выше. Ну и самое главное — войска. Пусть их развели по нескольким десяткам небольших лагерей, но им требовался провиант, командиры отрядов изображали боевые разъезды и разумеется — все поголовно искали женского внимания.

Хуже всего дела обстояли в самой Польше, а точнее — огрызка, который от нее остался. Впрочем, эта страна никого не интересовала.

Как только началось осеннее похолодание и эпидемия стала спадать, все вздохнули с облегчением. Что характерно, она практически обошла стороной те страны, правители которых успели среагировать вовремя и что интересно, все они были абсолютистскими монархиями: Померания, Франция, Россия. В итальянских городах, Венеции и Турции (а сидевшего там слабовольного султана никак нельзя было назвать настоящим монархом — марионетка, не более…) холера свирепствовала до конца октября.

Подсчитали погибших… ужаснулись. И снова начали боевые действия.

 

Глава десятая

Возобновившиеся после холеры военные действия велись необыкновенно ожесточенно. Что пруссаки с французами, что австрийцы — все успели «накачать» войска пропагандой и теперь понятие «перегрызть врагу глотку» нередко воплощалось буквально. Понятно, что долго такое озверение продолжаться не может, но год-другой — запросто.

Занимался пропагандой и Померанский. А куда деваться, если большая часть жителей Померании недавние беженцы и переселенцы? Да, в большинстве своем это были славяне-венеды, но за столетия связи между ними сильно ослабли и их требовалось создавать едва ли не заново. Причем создавать быстро — Европа конца восемнадцатого века напоминала кипящий котел. Войны, революции, перевороты… В таких условиях только национальное единство может спасти молодое государство.

В Поморье были свои заморочки… И эти два клочка земли с некогда общей историей требовалось заново сцементировать.

Задача непростая, но пока справлялись. Вроде бы все хорошо, но… Владимир прекрасно понимал, что хрупкое единство может рассыпаться после первой же серии настоящих проблем. Нужно, чтобы большая часть граждан воспринимала Померанию как Родину, а не просто абстрактное государство, в котором они сейчас живут. А Родина… Такое отношение возможно либо у людей обездоленных, нашедших наконец-то Дом и готовых защищать его до последней капли крови. Либо — у тех, кто родился в Померании и просто привык к ее нормам, привык быть гражданином и пользоваться определенными благами и свободами.

Ему нельзя было совершать ошибок — и одновременно давить на имперские чувства некогда великого народа, занимавшего солидную территорию и по сути — владевшего Балтикой. А для этого нужны были завоевания этих самых исконных территорий. Мягко говоря — сочетание нетривиальное, но куда деваться?

— Ордена, — подсказал Богуслав, уже начавший работать с отцом «по взрослому».

— Поясни-ка, — заинтересованно поднял герцог голову.

— По аналогии с рыцарскими и масонскими, — охотно начал тот, — довольно щуря глаза, — проработать структуры — так, чтобы охватить как можно более широкие слои населения. Ордена там, тайные общества… Да в Гильдиях можно кое-какие поправки в уставы сделать.

— А ведь может сработать! — Восхитился Рюген.

— Не может, а точно сработает, — заулыбался сын. — Я тут давеча провел кое-какие исследования и выяснил. Все эти ордена и тайные общества людьми принимаются охотно, особенно если они пропагандируют некую подходящую идею и намекают на новые возможности для своих членов.

— Ну это-то понятно, — согласился Владимир, — в большинстве случаев намека достаточно, чтобы среднестатистический обыватель побежал записываться.

Он прикусил губу, размышляя…

— Тут главная проблема вот в чем: можно потерять управление такими вот обществами. Погоди! — Приподнял Грифич ладонь, останавливая сына.

— Можно привязать их к каким-то государственным структурам, не спорю. Но это не то — быстро начнется бюрократия, а толку от этого не будет. То есть нужно не просто придумать структуру, но и — как поставить ее на службу Померанскому Дому. Да не на один десяток лет, а на века.

Жестом фокусника Богуслав достал из внутреннего кармана камзола бумаги и невероятно самодовольно сказал:

— Вот наброски, я уже думал об этом.

Много времени отнимала разведка. Юрген, Трауб, староверы, люди из Департамента… Все они знали свое дело — и все требовали внимания. Владимир считал, что руководитель государства не должен отстраняться от спецслужб и даже «натаскивал» на них не только Богуслава, но и Святослава. Ну и разумеется — преимущества попаданца. Что ни говори, но он до сих пор думал совершенно нестандартно, предлагая подчас такие идеи, от которых у Кабинета лезли глаза на лоб. И ведь работало! Не все, разумеется, некоторые идеи были хороши, но откровенно не ко времени.

Сейчас была «подковерная борьба» с английской и французской разведкой — прусскую уже «съели». Благо, всех значимых резидентов даже уже вычислили. Помимо великолепных спецслужб, Грифич и сам был этаким ходячим детектором… Не лжи, но эмоций точно. Так что некоторые провокационные разговоры с вельможами и «лучшими людьми» каких-то городов порой пополняли картотеку Юргена новыми, интересными персонажами. Не «вундерваффе», разумеется, но чувствовать эмоции собеседника — преимущество очень неслабое.

В последнее время что-то похожее начал проявлять Богуслав. Во всяком случае, симптомы были характерные, хотя к отцу он пока не подходил. Ну ясно — сам пока не понимает толком, что же такое происходит.

Борьба разведок велась пока на уровне дезинформации и стравливания. Упаси боже — никаких арестов и прочего! Зато если точно знаешь агентуру английского резидента и уверен, что ее как минимум частично знает резидент французский… Планы можно составлять интересные. Какие провокации составляло Бюро Юргена… Чудо! Пока резиденты улыбались друг-другу, но перлюстированная почта и усилия шифровальщиков прямо говорили — начальству докладывается о двойной игре «заклятого друга». Ну да никто и не удивлялся, Англия с Францией даже в лучшие времена относились друг к другу прохладно.

— … интересно получилось, Сир, — докладывал один из «Волков». Лицо честного рубаки и кристальная биография… Таким он и был, вот только заодно — потрясающим аналитиком и прямо-таки гроссмейстером интриг. Недаром Померанский сделал его своим адъютантом, ох недаром…

— Они же любят криминал использовать для своих игр, — пояснял гвардеец, — то кошелек украсть, то по голове нужному человеку настучать… Такие вещи лучше проделывать чужими руками. А людишки эти обычно и не подозревают, что увязли в серьезных делах. Ну вот и подводим их потихонечку: «английские» мошенники грабят людей французского резидента — и наоборот.

— Не перестарайтесь, аккуратней работайте.

— Да, Сир, — серьезно кивнул адъютант, — мы аккуратно. Дело это не самое спешное, как я понимаю?

— Правильно понимаешь. Война, судя по всему, обещает затянуться на год-другой. Нам нужно, чтобы этих подозрительных мелочей накопилось столько, чтобы никто из них даже не сомневался — противная сторона работает против него очень рьяно. И…, — тут герцог замялся…

— Если это возможно, делайте потихонечку эту грызню между английской и французской резидентурой — личной. Ничего серьезного, но так… Племянника ограбить, да как-то особенно унизительно; любовницу напугать… Но осторожно, чтобы никто из них не вздумал вызвать другого на дуэль или на откровенный разговор. Пусть копится.

Отношения с Францией, Англией и Пруссией были напряженными, но… Откровенно наплевать. Рюген прекрасно понимал, что таковыми они будут в любом случае, так что пытаться работать аккуратней даже не стоило.

Весной 1782 года наконец-то заработала грандиозная интрига, над которой его разведка и он лично работали вот уже более пяти лет — Мальтийский Орден.

Насколько помнил попаданец, он каким-то боком дал присягу Павлу в РИ. Но вот как дал и как потом «потерялся»… Ну да неважно. Главное — это было в принципе возможно и осторожное «прощупывание» ситуации дало результат. Мальтийские рыцари пусть и изрядно «просели» в авторитете, но по прежнему представляли достаточно значимую военную силу, с которой требовалось считаться.

Вот только если в былые времена он опирался на поддержку европейских рыцарских орденов и знатные дворянские семьи, то последние несколько десятилетий «палки в колеса» начала вставлять Франция. Ничего личного, просто орден мешал торговым отношениям с Турцией и… Чего уж скрывать — мешал проводить вовсе уж «грязные» мероприятия.

Орден хирел и… Предложение Померанского о смене покровителя было встречено с интересом. Затем идея была предложена Павлу… И тоже через третьих лиц.

Мальта получала какую-то дополнительную защиту — хотя бы теоретическую. Получала финансирование, пополнение — пусть и православное… А русский флот получал морскую крепость в стратегически важном регионе и людей, которые этот регион знали.

Мало того, что рыцари были хорошими моряками и абордажниками… У них были налажены связи по всему региону и резиденты во всех мало-мальски важных уголках Средиземноморья. А это такой бонус для разведки и торговли, что император ухватился за него обеими руками.

Подготовка длилась долго и после очередного грандиозного морского сражения, в котором флоты противоборствующих сторон сильно поредели, русский флот встал в порту Валетты и рыцари-мальтийцы приветствовали великого адмирала Спиридова.

Вой поднялся… Ожидаемо, так что Павел заключил весьма хитрый Договор с британским Георгом Третьим. Пусть тот и не пользовался авторитетом из-за психического заболевания… Но в тот-то и была интрига, что власти у него почти не было… И соответственно — все проблемы с Колониями лежали не столько на нем, сколько на Парламенте. Ну а Договор заключали именно с Георгом, поднимая ему авторитет и давая новый накал вражды с Парламентом: дескать, наш король хоть и полоумный, но выгоду видит — эвон какую сделку провернул; а Парламент только и может, что проигрывать! Бред, но сработало.

Аннулировать Договор, как предложили французы и часть парламентариев… Дело едва не дошло до бунтов: как это, отказываться от выгодной стоянки для Нашего Флота, да в столь трудные времена? Стоянка на Мальте для англичан была с массой ограничений, но ведь была же! В общем, Мальта стала русской, а вот надолго ли…

И кстати, проворачивать ТАКОЕ через посредников было мерой вынужденной — разведсеть Померании уже начала тревожить не только врагов, но и Павла. Ну а чего они не знают, то их и не волнует…

По наущению французских хозяев, Фридрих взялся за пропаганду и его типографии начали печатать гадости о Грифичах. Судя по некоторым намекам, это был своеобразный ответ на «посылание послов» в сравнительно недалеком прошлом. Английские и французские газеты гадости о нем писали регулярно — и обыватели тех стран в общем-то верили прессе. Но вот в Германских и Скандинавских землях Померанский по вполне понятным причинам выигрывал «по очкам». Прежде всего — из-за доступности сведений: в конце-концов, достаточно проблематично рассказывать страшилки о соседней стране — слишком уж их легко проверить. Ну и легко догадаться, что после проверки многие захотят и сравнить… А то, что жители Померании, Поморья и Швеции жили заметно лучше не только пруссаков, но и австрийцев, было очевидно. Так что да — писали, но осторожненько так, мелко…

Фридрих… А точнее, в данном случае это был вполне конкретный английский эмиссар, напрямую распоряжавшийся типографиями и достаточно щедро за это плативший… Так вот, начали печатать уже откровенную ересь и хамство, причем не только о нем, но и о семье. От некоторых публикаций Наталья плакала, а Владимир пусть и не был верным мужем, но жену очень любил.

Английского эмиссара убили прямо у него дома, убили с показательной жестокостью. И так уж «совпало», что «жестокие грабители» рылись в его документах и разбросали заляпанные кровью черновики с новыми гадостями. Намек был недвусмысленный: если вы не соблюдаете некие «правила игры», то не ждите соблюдения правил от меня.

Далее в подконтрольных Померанскому землях была выпущена переделанная сказка «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Он читал ее в детстве неоднократно и помнил достаточно хорошо. Но если в оригинале это была достаточно мягкая сказка, то Рюген переделал ее под неадаптированные сказки Братьев Гримм. Если в оригинале Урфин Джюс вырезал своих солдат из дерева и потом оживлял, то в варианте попаданца — живых людей превращали в ходячие деревяшки. Этаких големов. Ну а учитывая знаменитую фразу Фридриха «Солдат есть механизм, к ружью приставленный»…

Переделка получилась не только остро политической, но и весьма талантливой. Во всяком случае, через некоторое время ее начали печатать типографии в других, совсем недружественных Померанскому Дому, странах. Ну как «Гулливер» в свое время — задумывался как злободневная сатира на конкретную политическую ситуацию, а вот поди ж ты — до сих пор читают как замечательную сказку.

Как ни странно, но жесткий ответ дал положительный эффект — Большие Страны начали нормально разговаривать с Грифичем, соблюдать некие правила игры. Судя по всему, там нашлись достаточно умные люди, которые смогли провести параллель между убитым английским эмиссаром и ставшей невероятно популярной сказкой — и собой. Его признали как Игрока, а не как Фигуру.

 

Глава одиннадцатая

В воздухе пахло весной. И войной. Несмотря на изменившийся тон переговоров Больших Держав с Померанией, ясно было, что участия в войне избежать не получится. Будет ли это грандиозная провокация на границе, политический шантаж или наем его войск, пока не ясно. Но будет.

Склады давно заполнялись и в принципе, к войне Померания была готова. Не хочется конечно… Да и Шведский ригсдаг вряд ли удастся убедить в необходимости вступать в войну на стороне Померании… Уния? И что? Правитель один, но государства-то — разные.

— Успокойся, отец, пойдем лучше в манеж, пофехтуем.

— Да что-то не тянет, — нехотя отозвался Богуславу Рюген, — напрыгался уже сегодня.

— Да может и напрыгался, но не помогло, — резонно заметил сын, — давай выкладывай, что тебя гложет.

Помолчав немного, Владимир все же нехотя сказал о психологической усталости. Последние несколько лет пресс ответственности был велик и тяжесть только нарастала.

— А езжай-ка ты отдохнуть, — не задумываясь ответил Наследник, — в таком состоянии ты и сорваться можешь. Оставь дела на мать да на меня, уж несколько недель справимся без тебя.

— А если…

— Будет важные дела, — прервал его сын, — позовем.

Долго Померанский не думал и отправился в одно из маленьких поместий в Финляндии, принадлежавших ему как королю Швеции. Ничего особенного — небольшой двухэтажный домик на острове, пара молчаливых слуг — и вся эта красота в ГЛУХОЙ провинции.

Видеть никого не хотелось, так что приехав на остров, отпустил слуг и больше трех недель провел в одиночестве, наслаждаясь каждой минутой. Северная природа расцветала с каждым днем, но комаров пока было мало. Зато рыбалка…

По утрам он выгребал легкой лодчонке на озеро и с помощью экстрасенсорики искал рыбные места. Азарт был! Да и ловил — не только и не столько на удочку, сколько бил острогой или вовсе — занимался подводным плаванием, стараясь поближе подобраться к непуганой рыбине и схватить ее за жабры. Получалось неважно — водичка холодная, да и метод охоты сомнителен. Но зато когда получалось, счастья было…

Затем возвращался, готовил, тренировался, бегал по лесу, занимаясь паркуром и воркаутом. При этом его постоянно «пробивало» на крики в стиле Тарзана — и орал.

Через десять дней его начало «отпускать», а еще через несколько дней все негативные симптомы пропали. Но Владимир просидел на острове еще неделю — для надежности.

Вернулся довольный и с массой сувениров, в том числе сделанных своими руками. В основном всевозможные забавные зверушки и «лешие», сделанные из коряг и пней. Раздаривал щедро: это для родных его поделки всего лишь забавный сувенир, а для приближенных или слуг — нешуточный знак отличия, который будут хранить их потомки.

Дома ждал посланник от нового австрийского эрцгерцога. Ничего конкретного он не сказал, хотя на встречу напрашивался активно. На встрече же дал понять, что Фердинанд Карл ОЧЕНЬ просит его прибыть в Вену.

— Езжай, конечно, — легкомысленно ответила Наталья, — да и я с тобой поеду, а то давно за пределы государства не выбиралось. Вена все-таки блистательна, несмотря на войну…

Мечтательный тон жены Грифич понял правильно и в Вену отправились всей семьей. В качестве охраны взяли сводный полк драгун и батальон конных егерей. А то мало ли — налетит шальной прусский отряд по дороге… Путешествие оказалось познавательным: пусть разведка и докладывала ему о состоянии дел, но увидеть все своими глазами — немного иное. Добираться пришлось кружным путем — по морю, затем через Поморье и Польшу. Ну и насмотрелся…

Холера ударила по людям куда тяжелей, чем он думал раньше. Да, погибших было сравнительно немного для столь масштабной эпидемии: несколько сот тысяч в таком случае — это действительно не очень много. Вот только проблема заключалась в том, что из-за боязни эпидемии с уборкой урожая в прошлом году дела обстояли неважно. Ну и в этом посеяли немного — просто потому, что и сеять-то особо нечего. Так что… голода пока не было, но — именно пока. Дальше будут военные действия — и снова проблемы с урожаем.

Да и с солдатскими потерями у обеих сторон дела были очень уж «веселые»: сперва серия мелких, но ожесточенных битв, затем холера, затем снова битвы. В общем итоге Фридрих с французами потеряли около сорока тысяч погибшими в боях и умершими от холеры. Австрийцы — около семидесяти. Цифры далеко не рекордные, от тех же эпидемий вымирала порой большая половина войск. Но все же обычно это было на более позднем этапе. А тут — не успели толком повоевать, а потери, как после хорошей военной кампании.

На боеспособности войск на первый взгляд это не слишком сказалось — новых солдат навербовали быстро. Вот только качество заметно «просело» — у обеих сторон.

— Обратил внимание? — Показал Владимир младшему из сыновей — Ярославу, когда они проезжали мимо марширующего полка.

— Да, а на что?

Хмыкнув и щелкнув сына по уху, Померанский ответил:

— Да на сам полк. Как он тебе?

— Не очень. Идут вроде бодро, но видно, что напряжены и движения стараются контролировать. А, понял! Это значит, что среди них новобранцев много!

Затем Ярослав и дочки затеяли веселую возню в карете, а Рюген со старшими сыновьями поехал верхом — захотелось размяться. И подумать.

В Вене в честь Грифичей эрцгерцог организовал торжественный прием, встретив их невероятно пышно.

— Дорогой Брат, — мило улыбнулся Фердинанд Карл.

— Дорогой Брат, — «отзеркалил» улыбку Рюген. Ну да, теперь уже никто не поверит, что он не умеет интриговать…

— Как доехали, не были ли по дороге неприятных приключений?

— В Ваших владениях — нет, даже поразительно, что несмотря на тяготы войны, австрийцы живут весьма достойно. Чувствуется рука умелого правителя.

На лесть Фердинанд «повелся»: чем ничтожнее человек, тем охотней он верит в свою исключительность. Потому что… Да просто потому, что это ОН!

Остановились в Амалиенбурге — небольшом… Относительно небольшом дворце в венском Хофбурге. Дети с удовольствием принялись исследовать как сам дворец, так и окрестности. По просьбе Померанского, они должны были как можно шире продемонстрировать вельможам свои достоинства: знания языков, наук, владение клинками, танцы и так далее. Может быть, вовлекать детей в политику и не слишком хорошо, но в этом, да и не только в этом времени так принято. А показать, что Померанский Дом прямо-таки сияет талантами — невероятно важно.

В головах многих вельмож начнут возникать мысли о переходе на службу Померанской Династии, о брачных контрактах, о… Да много о чем. По сути, важно только то, что они начнут воспринимать Грифичей более серьезно и самое главное — воспринимать как возможных сюзеренов.

По традиции, несколько дней никаких серьезных разговоров не было. Стороны старались как можно сильнее продемонстрировать свои лучшие качества и старались вовсю. Австрийцы, как и положено гостеприимным хозяевам, давали пиры и балы, по ночам в небо взлетали шикарные фейерверки… Ну по местным меркам шикарные, а по меркам попаданца — ничего особенного. Был балет (уровня самодеятельности в захудалом райцентре), была опера (уже получше)…

Венеды демонстрировали свои сильные стороны: прибывшие военные показывали безукоризненную выучку, заставлявшую австрийцев нервно жевать парики. Уровень выездки, рубки, стрельбы, фехтовального мастерства, борьбы и кулачного боя показывался совершенно запредельный. Зря, что ли, своих вояк гонял? Да и полк-то — сводный… Было показана и культурная программа: отбирали не просто отменных вояк, но еще и тех, кто хоть что-то умеет помимо этого. Музыканты, художники, прекрасные танцоры, ученые… Подборка была очень интересной, призванной продемонстрировать одновременно уровень образования Померании, патриотизма и воинственности рядовых граждан. Дескать, если у нас ученые с мировым именем не считают зазорным служить в армии, а добрая половина офицеров имеет университетское образование… Да и сами Померанские продемонстрировали весьма солидный пласт знаний и умений.

… - Ах, дорогой Брат, — печально вздыхал Фердинанд, прогуливаясь с Рюгеном по дорожкам парка, — как мне надоела эта война… Но куда деваться, если агрессоры сперва убили моих братьев, а затем хотят отнять у меня Австрию…

Убили — именно так заявляла австрийская пропаганда, хотя более-менее уверенно приписать врагам можно было только смерть Иосифа. Да и то — отравитель работал едва ли не на все европейские спецслужбы разом и искать концы… Особенно после того, как его самого нашли мертвым… Но вот насчет Австрии эрцгерцог лукавил — война вполне официально велась за Баварское Наследство, хотя… Австрийские полководцы показали себя пока что весьма бездарно, «сливая» что можно и нельзя. Так что да — могут заодно и от Австрии кусочек отщипнуть при неудачном для нее исходе. Откровенно говоря, Вольгаст и сам сильно раскачивал Австрию.

Разговор то и дело переходил на войну: что надо, чтобы Померанский вступил в нее на стороне Австрии? Намеки Владимир игнорировал — нужны были совершенно конкретные условия. Эрцгерцог же пытался давить на союзнические чувства, общую историю (это каким боком-то!?), не слишком внятные обещания «расплатиться после Победы». Верить этому… Не смешно. Австрийцы, как и представители прочих «цивилизованных народов», очень любили делать при случае «постное» лицо и заявлять, что «обстоятельства изменились», и потому требования союзников не могут быть выполнены. Да и откровенно говоря — какой смысл в том, что Фердинанд пообещает ему кусочек Пруссии? Если сил хватит, то Рюген «откусит» его и сам, без помощи Австрии. Дипломатическая поддержка великого государства и стоящий за плечом «Старший Брат»? Спасибо, есть Россия и Павел. И двести тысяч союзных «дипломатов» с ружьями.

— Деньги, Брат мой, — печально вздохнул Владимир после очередной неуклюжей сентенции на тему «Мы же друзья», — как бы ни хотел я Вам помочь, но приходится говорить о столь низменных материях, как злато.

Фердинанд насторожился и стал как никогда похож на бракованную борзую: невероятно тщедушный, узкоплечий и худой, с вытянутым лицом.

— Я бы и рад… Но Померания небогата…

— Швеция…, — пискнул было австриец.

— Швеция… Не хочу вовлекать ее в эту войну, — поморщился король. — Буду откровенен — проблем у Швеции хватает. И пусть армия будет наготове (тут эрцгерцог выдохнул с облегчением), но пускать ее в ход я бы не спешил. Нельзя сбрасывать со счетов Данию, которая слишком уж склоняется к Англии.

Фердинад печально закивал — аргумент серьезный. И пусть потом можно будет поторговаться, но он уже понял — от Швеции значительного числа солдат не будет в любом случае.

— Платить солдатам «военное» жалование, да порох, амуниция, продовольствие наконец… Все это дорого. А ведь потом нужны будут пенсии вдовам, сиротам и инвалидам, нужно будет восстанавливать разрушенное — Фридрих с французами наверняка успеют вторгнутся на территорию Померании…

Австрийский правитель еще больше стал похож на печального пса: он понял, что Померанский хочет денег — много денег. Началась торговля — на диво безобразная. Торговались за каждый талер, Владимир в число расходов включил даже «недополученную прибыль виноградарей», хотя в балтийском регионе винодельческими экспериментами баловались разве что богатые помещики от скуки, да университеты — ради чистой науки.

Однако выхода у австрийца не было: русская армия была занята — увлеченно, едва ли не с улюлюканьем, гонялась за персами как по Кавказу, так и по самой Персии, устраивая морские десанты по Каспию и нещадно грабя прибрежные города. Здесь прославился Ушаков, уже получивший определенную известность после удачных действий на Мальте, где воевал под командованием Спиридова. Турция нервно смотрела на это безобразие, но после вялых попыток остановить «неверных» и последующего описания (весьма хамского) от Павла «пешеходного маршрута», отстала. Через какое-то время она захотела присоединиться к России в столь увлекательном занятии, как грабеж соседа. Но снова окрик — «Самим мало» и теперь Сиятельный Султан нервно строил оборону, надеясь, что обойдется…

В общем, желающих воевать за Австрию поблизости не наблюдалось. А после переговоров с Померанским стало ясно, что не наблюдается и вместе с ней. По крайней мере — бесплатно. Наверное, эрцгерцог скрипел зубами и проклинал чрезмерно… хитроумного Грифича, ведь тот и сам хотел «откусить» от Пруссии. Но нужно быть реалистом — «откусить» тот может чуть погодя, когда Австрия и Пруссия ослабят друг-друга до последней крайности.

У Грифича был свой резон не ждать ослабления: в Австрии была сильна партия «голубей», которая предлагала отдать Баварию Фридриху. Ибо Фридрих, да в союзе с Францией… Ну его к дьяволу.

 

Глава двенадцатая

Выступив с традиционной для таких случаев речью на тему союзнических отношений с Австрией и нехорошего Фридриха, который «надоел всей Европе своими грабительскими набегами», Померанский объявил войну. Причем объявил и как Великий Герцог Померании и как король Швеции.

Уломать ригсдаг было не слишком трудно — все прекрасно понимали, что в союзе с Австрией, да с Россией под боком война будет достаточно выгодной и безопасной, да Пруссия за последние десятилетия и впрямь была главным зачинщиком войн в регионе — надоела… Тем более, что Владимир требовал всего лишь десять тысяч солдат.

— Не буду утомлять вас громкими речами, — сказал он шведскому парламенту, взойдя на трибуну. — Шведские солдаты нужны мне только для того, чтобы занять Восточную Пруссию. Войск там немного, да и подкрепление через Польшу Россия не пропустит…

— А если пропустит!? — Раздался выкрик с места. Король поморщился демонстративно и укоризненно покачал головой.

— Ну даже если Фридрих и его покровители как-то надавят на русского императора и один раз проведут полки, то что потом? Снабжение-то будет зависеть от милости Павла… Многие из вас считают его настолько глупым, чтобы начать помогать старому врагу, который всем надоел своей воинственность?

Послышались смешки и крикуна посадили товарищи — аргументация членам ригсдага понравилась.

— А что получит от этого Швеция? — Задал резонный вопрос барон Линдберг.

— Помимо того, что укоротит прусского хищника, соседство с которым просто опасно? Открытые границы между Померанией и Швецией для ряда товаров. Возможность невозбранно заходить в НОВЫЕ порты…

Пошумели, поторговались, договорились… Швеция официально вступила в войну. Пусть преференции оно получит куда меньшие, чем Померания, но и требовалось от скандинавов намного меньше. Ну в самом деле — десять тысяч солдат в Восточную Пруссию, жители которой явно не начнут партизанскую войну… Тем более, что с момента высадки части переходят на обеспечение Рюгена, а точнее — Австрии, с которой тот стряс (заранее!) весьма солидную плату за вступление в войну.

Войска Померанского захватили прусскую территорию, лежавшую между Померанией и Поморьем. Бои были невероятно ожесточенные — все-таки «Морские Ворота» Пруссии, на которые Фридрих возлагал большие надежды. Но получилось.

Основную роль сыграл флот и десантники под предводительством Савватея Ворона. Адмирал вообще тяготел к «смешанному стилю» и не признавал европейских авторитетов. Он никогда не действовал по шаблону и всегда разрабатывал операции с ноля. Возможно, именно поэтому ему сопутствовала Победа…

Отличился здесь Святослав, шедший в первой волне десанта. Его батальон фактически и захватил Узедом. И пусть ему не было еще четырнадцати, но воевал он честно и батальон был в самом деле «его». Вообще, второй сын буквально бредил морем и в качестве кумира выбрал Савватея Ворона, причем достаточно давно. Так что когда он решил начать службу на корабле, отец ему не препятствовал. Служил как все — разве что на место некоторых членов экипажа вошли «Волки». Не столько ради охраны, сколько ради более качественного обучения принца. За успешный десант Святослав получил Железный Крест второго класса и звание лейтенанта флота.

Затем начали наступать на Восточную Пруссию. Шведские войска Грифича под предводительством Богуслава вошли сравнительно мирно — десять тысяч солдат Швеции, плюс такое же ополчение из померанских добровольцев — это серьезно.

Битвы были, но так — на публику. Войск здесь было мало: Фридрих прекрасно понимал, что эти территории очень уязвимы, поскольку прямого сообщения с Пруссией у них нет. Соответственно, в защите этих земель больше надежды было на дипломатию.

Он вообще сильно разочаровался в земляках Канта, считая их едва ли не предателями после неудачной для него Семилетней Войны. Короля сильно оскорбил тот факт, что жители охотно присягнули русским императорам. И пусть потом недвусмысленные военные угрозы со стороны Больших Держав вынудили Россию отступиться и удовольствоваться выкупом, местные стали для него второсортным народом. Это прорывалось в речах и газетных статьях, что уже обидно. Но помимо этого Фридрих почти забросил экономическое развитие края, хотя деньги в виде налогов тянул исправно.

Войск здесь было сравнительно немного, но не сказать, что сильно меньше, чем шведов Богуслава. Другое дело, они были рассредоточены по гарнизонам, да и воевать особо не желали. Раз уж провинция считалась «второсортной», то и солдаты здесь были такими же.

Захватив земли, Богуслав не стал устраивать поборы, а спокойно расставил войска и… Отменил ряд налогов. Отменил от имени Померанского Дома, очень торжественно и с большим пафосом. Оставшиеся налоги продолжали собирать те же чиновники и принц весьма своеобразно распорядился ими. Нет, не в карман — они пошли на ремонт школ и дорог, церквей, сиротских приютов и богаделен для инвалидов.

Мера была продуманная: требовалось завоевать популярность у местных. Здесь хватало решительных людей, умеющих обращаться с оружием. А такой вот подход позволял нейтрализовать потенциальных партизан. Ну а раз нет военных выступлений против захватчиков, то нет нужды прибегать к репрессиям. Это выгодно как политически, так и экономически — гонять войска туда-сюда достаточно накладно.

Да и политически… Когда жители других прусских провинций узнают, что Грифичи, захватив их земли, начнут строить школы и больницы (русские завоеватели врывались в аулы и кишлаки, оставляя после себя школы, больницы, Дома Культуры)… Воевать с такими захватчиками захочет не каждый. Да и после войны дипломатам будет ЗНАЧИТЕЛЬНО легче «оформить» завоеванное, если сами завоеванные будут просить их остаться.

С пленными поступили без особых затей: местный и даешь честное слово, что не будешь воевать против Померании, Швеции и Австрии до конца войны? Свободен, иди домой. Из других прусских провинций или вовсе — насильно завербованный невесть где? Хочешь поработать в Швеции? Так нужны шахтеры и лесорубы, батраки на фермы и чернорабочие на некоторые производства. Да, будут не только кормить, но и платить, хотя и чуть меньше, чем обычным рабочим. Не хочешь? А вот таковых просто не нашлось…

Со Швецией это был «ход конем», предложенный Натальей. На территории Померании у них могло появиться желание сбежать, их могли освободить прусские войска. А Швеция… Ты попробуй еще, переберись через Балтику. Ну а там добрая половина и осядет без всякого принуждения, пополнив ряды подданных и что характерно — самых благонамеренных.

Но разумеется, захват прошел далеко не просто. К примеру, бои за Узедом длились почти неделю, да и захват прусских земель между Померанией и Поморьем был весьма кровавым. Пруссаки построили здесь настоящий укрепрайон и пусть войск было сравнительно немного, вооружены и обучены они были на совесть. Что уж говорить о столь банальных вещах, как обилие пороха, качественные ружья и обилие артиллерии.

Действовать пришлось самыми решительными методами: пластуны, егеря и «Волки» вырезали часовых, затем в атаку шли гренадеры, морская пехота и абордажники. Воевали так же, как русские войска — то есть буквально до последней капли крови. Каждому бойцу буквально «вдолбили», что одна атака или серия из решительных атак будут стоит атакующим меньше крови, чем «классическая» европейская осада с десятками и сотнями «раздражающих» и «отвлекающих» штурмов. Да, в таких вот «раздражающих» штурмах и в самом деле гибнет меньше людей… Но вот если судить по конечному результату, то получается как раз наоборот: все эти «нерешительные» атаки «съедают» воинов. Незаметно, полегонечку… Глянь, а половины полка за неделю как не бывало… Поскольку вояки у Померанского были в большинстве своем с опытом, то уговаривать не пришлось — сами прекрасно знали.

Не стоит, наверное, даже упоминать о том, что длительная планомерная осада была еще худшим вариантом. В конце-концов, припасов у пруссаков хватало, да и союзники в таком случае могли прислать на помощь свой флот. А вот это было бы уже серьезно…

Французские войска, воевавшие вместе с пруссаками, считались чем-то вроде… Колониальных войск, что ли. Во всяком случае, Грифичи могли вполне спокойно сражаться с ними, не вступая в войну с самой Францией. Звучит странновато, но что есть. То есть принцип был примерно тот же, что у СССР и США в годы «Холодной войны» — на своих территориях столкновений избегали, на территориях других стран только перья летели!

А вот если в войну вступал еще и французский флот — все, это уже не «отдельные инциденты», а война с Великой Державой. И пусть на стороне Померании выступила бы Россия, но накал страстей в таком случае получался вовсе уж… На уровне второй Семилетней Войны, никак не меньше. Вряд ли сами французы в этом заинтересованы, но и провоцировать не стоит.

За детей Владимир боялся, все-таки война есть война и никакие телохранители не способны гарантировать жизнь. Хотя да — в эту эпоху, когда огнестрельное оружие крайне несовершенно, это значительно проще… Да и у самих детей выучка более чем приличная. К примеру, Святослав в свои неполные четырнадцать с легкой рапирой в руке способен поспорить с любым фехтмейстером более-менее на равных. Да и с более тяжелыми клинками немногим хуже.

Страшно, а — надо. Померанская Династия, вынырнувшая из забвения, должна была показывать всему миру, что это не случайность, что они достойны… Это Бурбоны могли раз за разом показывать не лучшие человеческие качества и некомпетентность правителей — инерция Империи позволяла сглаживать многие шероховатости. Да и коронованные предки очень неслабо помогали. Да в конце-концов — Франция уже успела стать единым государством!

В его же случае все намного печальней и одна большая ошибка, одна большая неудача… Они могли стать началом конца Померанского Дома. Поэтому и приходится рисковать, приходится его детям «Впереди, на лихом коне», показывая непременно личным примером… Возможно, лет через десять-двадцать необходимость в этом отпадет… Но не факт.

Сам же Померанский действовал в основной части Пруссии, с весьма незначительным контингентом войск. Пятнадцать тысяч человек под командованием Савватея Ворона и Алекса Николича «взломали» Узедом с его «Морскими Воротами» и теперь спешно налаживали там оборону — уже свою. Герцогу осталось лишь семнадцать тысяч человек, с которыми он и начал рейд в Пруссию.

Города Померании не остались без защиты: были мобилизованы резервисты, милиционеры и ополченцы, так что брать штурмом города и поселки Померании врагам будет крайне проблематично. Особенно если учесть, что в последние годы большую часть померанского ополчения готовили по двум направлениям: «защита населенных пунктов» и «действия егерских отрядов в тылу врага»…

В скором времени в Узедоме закончат оборонительные работы и большую часть солдат сменит «активный резерв» — то есть те же солдаты, но в прошлом, желающие по каким-то причинам послужить стране, снова став солдатами на время военных действий. Для «полноценной» войны они несколько растеряли форму, но сидеть в обороне… Хрен их оттуда сковырнешь! И вот когда все части «активного резерва» засядут в отведенных Грифичами местах, у Владимира под ружьем окажется около шестидесяти тысяч человек, из которых половина будет сидеть по гарнизонам, а половина — бить врага. Желательно — малой кровью, на чужой территории.