Глава 2. Мы выбираем, нас выбирают…
Мне даже как-то неловко, как пушкинской героине. Я одна Людмила. Виолетта, Диана, Ландыш, Николь, Милана, Азалия, Дарина, Аделина, Марфа и прочее в том же духе. Правда, есть еще три Полины, три Анастасии и две Елизаветы О, Иванна. Бедная девочка, у всех какие-никакие имена, а у нее сразу отчество.
Мы сидели на неудобных стульях и знакомились — называли имя и говорили о себе одной фразой. Я исподтишка любовалась живой иллюстрацией выражения 'против кого дружить будем?'. Но обо всем по порядку.
Утро, думаю, вы представляете по описанию вечера. Будильник на шесть, положим, не одна я завела, и помыться к половине восьмого успели все. Расселись по своим нашестям наводить красоту и обсуждать дресс-код. Что надеть? То и дело хватали сматфоны — когда, куда? Никаких сообщений. Неопределенность потихоньку начала действовать на нервы всем. Камеры на противоположных стенах издевательски подмигивали. На экранах то общие планы нашей комнаты и соседних помещений, то крупно кто-то из кандидатов. Качественное изображение, даже цвет лака ногтей на ногах без искажений передает. На моих. Увидела себя на экране, улыбнулась. Хотела еще ручкой сделать — кадр сменился. Ну, в следующий раз. Вчера в суете и сегодня в толчее не сразу поняли, что все видят всех. А когда осознали… Разговоры как на светском рауте, попами сверкать перестали, трусы попрятали.
Блямкнуло и бздынькнуло, несмотря на ожидание, неожиданно. '8-00 завтрак, корпус 3'. Смотрела по схеме — это в соседнем здании, но на улицу выходить не надо — здесь целая система стеклянных галерей-переходов. Удобно и выглядит очень красиво, изнутри, по крайней мере. Подсветка на потолке и полу (он тоже почти целиком стеклянный) — фантастический эффект. Вот, пока рассказала, уже дошли. Люблю здоровые завтраки. Каши, фрукты, омлеты и блины 'с чем хочешь' готовят прямо в зале. О, и кофе варят. Мдя, рано мы расслабились. '8-45 — спорткомплекс, корпус 6'. Дружно побросали недоеденное-недопитое, понеслись переодеваться. Какие камеры, о чем вы!
Не скажу, что очень сильно нас гоняли, больше на кардио-тренировку похоже. Но достаточно, что бы лицо некрасиво заблестело, и макияж отсырел. Сигнал оповещения поднял нас со скамеек в тренажёрке. 'Через десять минут быть в учебном корпусе'. Времени сполоснуться, или переодеться хотя бы, не дали. На ходу кое-как поправили лица, забежали в туалет.
В конференц-зале нас уже ждали расставленные кружком стулья. И она. Честно? Почувствовала себя Золушкой, которую фея потеряла. В золе. Отличные туфли на высоком каблуке, тонкие чулки, дорогой костюм, итальянская блузка. Гладкие волосы до плеч, безупречный мейкап, ровные розовые губы, ореховые чуть выпуклые глаза, тонкий нос. Оглядела наше потное стадо, улыбнулась милосердной улыбкой королевы в приюте для детей с девиантным поведением.
— Добрый день! Меня зовут ГалИ. Добро пожаловать на проект 'Крылья'!
Так, Люся. Самое время сказать 'Большое спасибо!' родной конторе. Не зря ты по несколько раз в год на тренингах отдыхала. Чувствую, пригодится. Так, что они от нас хотят? Вывести и зоны комфорта, это понятно. Проверка на стрессоустойчивость, тоже очевидно. О, слова знакомые! Сейчас о снятии защиты будет говорить. И о снижении барьеров. Точно! А дальше мое любимое пойдет — ассертивное поведение и тактики разрешения конфликта.
Чувствую, буду отличницей!
Через три месяца я совершенно точно знала свой рост, вес, уровень креатинфосфокиназы и IQ. И еще — что я очень хочу полететь. Все эти недели, самые трудные в моей жизни, я прилагала все силы к тому, что бы остаться. Из пятисот человек после первого медосмотра осталось триста пятьдесят, после недели тренингов и бесконечных тестов — двести, после второго медосмотра пятьдесят. Потом народ начал уходить каждый день. Основная часть катапультировалась прямо из центрифуги, почти столько же выплыло на свободу из гидролаборатории. Я похудела на два килограмма, нас осталось восемь и никто из нас еще не был уверен, что его отберут в финальную четверку.
Однако верно, что после атомной войны выживут только тараканы и еще женщины. Мужиков и так мало в отборе участвовало, а до финала и вовсе никого не осталось. Не знаю, может, потому, что пару женщинам-космонавтам будут подбирать тоже из профессионалов?
Завтра у нас смотрины. Сваха — наша Гали. Это она так красиво представляется — ГалИ КарО. На самом деле ее зовут Галина Коровина, но это совершенно не сочеталось с тем утонченным образом, что она себе создала, и — вуаля! 'Галине' и 'Коровиной' сделали вивисекцию. Меня она сначала невероятно раздражала. Сколько раз на собеседовании я хотела возопить 'Врачу, исцелися сам!' и уронить на нее что-нибудь тяжелое, пока не заметила, что она всех раздражает — и всех по-разному. И не поняла, что это методика, просто методика, а Галя — профессионал очень высокого уровня. И я стала очень внимательно слушать, можно сказать, анатомировать каждый разговор с ней. Вспомнила все, чему меня когда-то учили, старалась гасить эмоции, держать лицо. Наверное, не до конца. Когда открыла конверт с результатами теста на IQ, не сказать, что была обрадована. От 100 до 120, норма. Не то, что бы я ожидала выдающегося результата, но как-то хочется о себе лучше думать. Тем более я знаю, что несколько человек куда сильнее, а значит, у них больше шансов отобраться. Как откуда знаю? Не могли люди счастье в себе удержать, не поместилось. Вручая нам входной билет на вечеринку, ну, то есть объявляя, где и когда состоится первая встреча объединенной группы, Галина попрощалась со мной интригующей фразой.
— Людмила, исследования показали, что синергия двух людей — одного с высоким коэффициентом интеллекта, и второго, обладающего более высоким EI, эмоциональным интеллектом, приносит более значимый, выдающийся результат, чем пара двух гениев.
Ушла заинтригованная.
Теперь расписание не шатало из стороны в сторону, как курс иностранной валюты. Подъем, пробежка, душ, завтрак. Сегодня расщедрились, дали еще полчаса красоту навести. При условии, что мы по-прежнему живем ввосьмером в одной комнате на пустом этаже (да, это всем лишнюю желчь вырабатывает!) — маленький женский подвиг. Начальство свой вклад внесло, порадовало — нам выдали небесно-голубые комбинезоны без опознавательных знаков, кроме триколора, и форменную же обувь. Очень удобную, кстати. У меня это пунктик.
Заплела любимую объемную косу, наваксила ресницы, достала тюбик помады. Надо же, вроде и не пользуюсь последнее время, а почти всю съела. Ладно, не последний, я запасливая. Подошла, посмотрела на стену. Хороший у нас дежурный оператор, заботливый — крупно лицо показал, во весь рост меня продемонстрировал. С зеркалами у нас по-прежнему дефицит.
Ну, всех за ум выберут, а меня за красоту.
Кто молча, кто нервно похихикивая, мы прошли проторенной дорожкой до аудитории. Сквозь стеклянную стену был виден знакомый колдовской круг… Да стулья, стулья, конечно. Стойка с кофемашиной и чаем, кулер в углу. Вокруг этого островка оживленно общались мужчины в форме отряда космонавтов. Какой набор! Генов! Или хромосом?
— Девочки! — позвала Гали, — Вы бы отмерли. Вас только ждем.
Мы сделали вменяемые лица и зашли.
— О, девчонки! — обрадовался темноглазый темноволосый парень. — А можно всех посмотреть?
На Славку Келлера невозможно обижаться. Что с него взять — врун, болтун, хохотун и знаток бабских струн. Это с первой встречи было понятно.
Сели, Гали объявила ритуал знакомства. Брюнет сел напротив меня, удобно откинулся и вытянул ноги на американский манер. Только стола не хватало.
— Владислав Келлер, космонавт-инструктор. Истинный ариец, характер стойкий, нордический.
Мужчины никак не среагировали, видимо, были уже в курсе. Мы с Катей улыбнулись, остальные смотрели неодобрительно.
— Луиза Уба, химик, доктор наук. В свободное время занимаюсь проблемой укладки белков.
— Артем Русанов, космонавт-испытатель. Мастер спорта по спортивному пилотажу.
— Владислав Есин, космонавт-испытатель, вторая специальность — физик.
— Анастасия Рысьева, кандидат математических наук. Веду большую общественную работу. Я координатор фонда помощи молодым ученым.
— Екатерина Гордеева, врач. Увлекаюсь реконструкцией средневековья.
Эх, Янтарева! Все люди как люди…
— Людмила Янтарева, я юрист. Мое хобби — это моя работа, книги и астрономия, — голос у меня от волнения стал высоким, ладони вспотели. У меня самая бесполезная профессия в команде. И увлечения… подкачали. На мгновение пронзило предчувствие разочарования, и я потеряла нить разговора. Очнулась только, когда рядом мужской голос произнес:
— Игорь Серебро. Космонавт-инструктор.
— Что ж, друзья, теперь, когда мы все познакомились, давайте разобьемся на две команды, — жизнерадостно призвала Гали. — Предлагаю бросить жребий и те два участника, что вытащат белые шары, назовут по одному человеку. Эти двое — еще по одному. Принцип понятен? Начали!
Первый белый шар вытащила наша профессорша и выбрала, естественно, Настю. Второй — я. Не знаю, как Галя это сделала, но совершенно уверена, что белый шар мне достался не случайно. Что ж, не буду оригинальной и назову…
— Катя!
— Владислав!
— Который? Нас тут двое. Есин у нас Влад, а я — Слава, честь и гордость нашей космонавтики.
— Тогда пусть Слава достанется нам, — нашлась подруга.
— Владистав Есин, — пригласила Рысьева. Правильно, как химику с математиком без физика.
— Князь, прошу, — щелкнул каблуками Келлер.
— Скоморох доморощенный, — буркнул Игорь, поднимаясь и вставая рядом с Келлером.
По дороге на ужин Славка травил анекдоты и смешил меня до колик. Несмотря на всякие игры типа 'ступеней доверия' и прочей лабуды, сегодняшний день был самым приятным за последнее время.
— У вас сегодня на вечер что в расписании? — спросил он у меня, доедая.
— Помыться и поспать, — красноречиво зевнула я. — Слав, половина девятого уже. Я больше никакого мозгоправства не выдержу.
— Пойдем погуляем?
— Куда погуляем?! — изумилась я.
— Ты городок видела? Знаете ли вы, госпожа Янтарева, что у нас тут замечательный парк? И воздух?!
— Так темно же, — слабо возразила я. — И холодно.
— Ты что? Трусишь и мерзнешь?! — Возмутился собеседник. — Учти — таких не берут в космонавты!
Под тяжестью обвинений я смирилась.
— Жди внизу. Пойду за курткой. И учти — это вы люди свободные, а у нас в десять отбой.
— В чем проблема? Дверь запрут и не пустят? Не переживай! — отмахнулся Славка. — Приютим, обогреем…
— Не угрожай, а то передумаю, — предупредила я, взбегая по лестнице.
Вернулась в 21–50. Даже помыться успела.
Вот вы знали, что кандидаты в космонавты экзамены сдают? Да-да. По общеобразовательным дисциплинам (физике, математике, русскому языку), и по специальным — устройство ракеты, этапы полета, системы управления движением и прочее такое. Самое интересное, что материалы для подготовки нельзя забирать из учебного корпуса в комнату, копировать любым способом и даже конспектировать. Можно только заучить. Наизусть. Объем? Три 'Войны и мира' и полное собрание сочинений писательницы Танцевой.
Сидим в аудитории почти круглосуточно, выходим только на очередной тренинг, в спортзал и в столовую. Каждый день пишем какие-то психологические тесты, или, как Славка говорит, самооговоры. И мы еще ранние отбои ругали и тихий час с двадцати двух. Восемь часов сна — сказка была, а не жизнь! Сейчас часа четыре-пять, даже в единственный выходной, в воскресенье. Потому что в это коротенькое воскресенье надо впихнуть все личные дела. Пообщаться с родными, хотя бы по скайпу, в салон сходить, вспомнить, что ты женщина. Побыть в одиночестве. Я очень уставала от толпы…
Правда, один раз поддалась искушению. Славка позвонил, долго мне рассказывал, что для полноценного отдыха нет ничего лучше смены обстановки и уговорил-таки меня выбраться в Москву. И ни куда-нибудь, а на каток на Красной площади. Теплый февраль уже согнал снег, улицы были серые, и только здесь законсервировали кусочек праздничной зимы. Мы взяли коньки на прокат, катались. Я, правда, чаще падала и лежала, не в силах встать от беспричинного, совершенно детского смеха. Прошлись по Варварке, по Зарядью. Не знаю почему, но я очень люблю этот кусочек старой Москвы. По набережным вернулись к Кремлю, свернули на Волхонку, где Слава оставил машину.
— Ну что, теперь в ресторан? — спросил Славка, пока двигатель прогревался.
— В какой? — со скепсисом оглядела я себя. — Мы оба в джинсах. Слушай! Хочу на Арбат! Не помню, как это кафе называется, Пампушечная? Вареничная? Но там подают самые вкусные котлеты по-киевски.
— Не вопрос, поехали.
— Какой поехали, тут ходьбы минут пятнадцать, — я решительно выбралась обратно на тротуар, замоталась в шарф.
— Люда, с твоей страстью к пешим прогулкам я ростом ниже стал. Стоптался!
— Идем, мне завтра с утра опять попу плющить.
Славка расхохотался и обнял меня.
— Люда, — он вдруг стал серьезным, посмотрел мне в глаза. — Мне кажется, мы очень подходим друг другу. Ты мне нравишься, очень.
— Ты мне тоже, — легко призналась я.
— Тогда поедем?
Я прекрасно его поняла и почти согласилась, но…
— Слава. Мы не можем точно знать, объединят ли нас в пару. Если да — отлично, просто замечательно, но если нет? Прости, я, к сожалению, очень практичный человек. И не хочу привязываться к тебе сейчас.
— А если маленький приятный секс без обязательств? — мурлыкнул мой соблазнитель.
— Прости, но опять нет, — вздохнула я. — В данный момент меня больше влекут котлеты.
Перед экзаменами я отчаянно мандражировала. Мы с Катькой были единственными гуманитариями среди технарей и откровенно-снисходительно отношение лично меня очень раздражало. На очередную реплику Луизы я не сдержалась и ответила довольно резко.
— Моим любимым предметом в школе была физика. Отлично развивает логику. А моя профессия, да будет вам известно, невозможна без систематизации данных, анализа и запоминания большого объема информации, построения выводов. Что касается результатов, по счастью, оценку мне будет давать комиссия.
— Но на всякий случай ты ведь подстраховалась. Завела близкое знакомство, — усмехнулась она.
Ученая степень, оказывается, не гарантирует отсутствие бабской глупости, подумала я. Вслух хотелось послать во всех направлениях сразу, но ответила я, как учили. На тренингах.
— Луиза, ты до сих пор не поняла? — искренне изумилась я. — Это же часть тестирования. Ты что, до сих пор ни с кем?! У тебя же целый раздел не пройден!
Под молчание, в книгах называемое 'гробовым', я вышла из аудитории. Следом выскочила Катька, давясь и задыхаясь, промчалась мимо меня в комнату отдыха. Но даже закрытая дверь не спасла меня от ее веселья. Она хохотала так заразительно, что я не выдержала, зашла и мы долго и облегченно смеялись, подвывая и всхлипывая, до слез и опустошения.
Экзамен мы сдали. Комиссия осталась заседать за закрытыми дверями, а я ушла в Зимний сад, набрала маму и отца, потом сестру. Слушала мамины отчеты про моих племянников, расспрашивала о делах и новостях, смотрела на родные лица и была абсолютно, неестественно спокойна. Измени то, что можешь изменить, прими то, что изменить не в силах. Кто-то мудрый сказал. И еще что-то там было… Да. Научись отличать первое от второго.
Нас пригласили в зал заседаний. На столе у председателя лежал итоговый протокол и восемь тонких папок.
— … успешно прошли отбор и зачислены в отряд космонавтов в качестве кандидатов в космонавты…
Шесть фамилий из восьми. Я прошла. Я прошла!
— Два кандидата, Анастасия Рысьева и Ландыш Сибаева, будут привлечены к работе над следующим проектом. В подготовке к полету на Марс будут участвовать восемь человек, по итогам подготовки будет определен основной экипаж и дублеры. Командиры: космонавт-инструктор Игорь Серебро и космонавт-инструктор Владислав Келлер. С составом экипажей каждый ознакомится лично. Все свободны.
Секретарь протянула мне папку, я машинально открыла ее тут же, не отходя от стола. Там была короткая биографическая справка на каждого, характеристика должности специалиста, и четыре фотографии на двух листах. Попарно. Не ошибешься.
— Люда, — он тронул меня за плечо. — Думаю, нам лучше поговорить не здесь.
— Да, Слава, — ответила я машинально, не слыша, не понимая. Я смотрела на фото Игоря рядом со своим.
Глава 3. Притяжение.
Янтарева, почему ты настолько эгоцентричный человек? Почему ты, в конце концов, так нелюбопытна?! Ты общалась с этими людьми несколько месяцев, а что ты о них знаешь? Вот конкретно о своем командире? И э…. партнере? Нет, это звучит как фигурное катание. О своем… напарнике? Еще не лучше! О своем любовнике? Рано… Вот что ты опять?! Вместо того, что бы думать о по-настоящему важных вещах, думаешь о ерунде. Лингвистка, блин!
Я вихрем пронеслась по этажу, забежала в комнату за курткой, на ходу оделась и сбежала вниз. Меня гнало желание остаться одной, помолчать, подумать, и я в каком-то паническом состоянии почти бежала по городку, сама не знаю куда. Пришла в себя где-то на аллее за корпусами, задыхаясь, остановилась.
Спокойно! Спокойно. Думай. Анализируй. Откуда такая истерика, Людмила Евгеньевна?
Усталость, напряжение, волнение, успешное прохождение отбора. Слишком сильные эмоции и необходимость сдерживаться. Это хорошо, что тебя не разорвало, Люся. Лопнула бы, как шарик у Винни Пуха. Или у Пятачка? Покричать, что ли? Или поплакать? Так, погоди, давай дальше.
Ты согласилась на предложенные условия — вступить в отношения, в том числе близкие, с мужчиной, которого выберешь не ты, а для тебя. Что сейчас? Ты не до конца верила, что это реально будет так? Что тебя даже формально не спросят о твоих предпочтениях? Да, пожалуй. Людмила Евгеньевна, вы, говорят, профессионал высокой квалификации. Юрист, между прочим. Вы подписали договор, втайне надеясь, что его не придется выполнять? Вот-вот, именно что стыдно.
Не тот мужчина? Не нравится? Или ты убедила себя, что это будет Келлер? На все вопросы — нет. Ничего плохого про Игоря я сказать не могу. Он произвел на меня впечатление очень сдержанного и закрытого человека, не слишком эмоционального, но ни разу он не вызвал у меня негативных эмоций. Внешне он очень привлекательный мужчина: высокий, с хорошей фигурой, лицо такое классически-мужское, с широкими скулами, твердым ртом. Подбородок хороший — не квадратная челюсть, а такой… красивый. Глаза синие. Умные. Брови прямые. Короткая стрижка, волосы темные, седина заметна. Но он ведь молодой? Не старше тридцати пяти? Ты даже этого не знаешь! Так, теперь про Славку. Хороший парень, не спорю. Но вот признайся, ты хотела бы с этим балаболом пять лет в одном отсеке прожить? Да он бы тебя через полгода заговорил до катастрофических последствий. Проткнула бы себе перепонки вязальной спицей. Где бы спицу взяла? Не приставай с ерундой!
В кармане завибрировал телефон, я вытащила его и не глядя сунула к уху.
— Да.
— Люда, ты сейчас где?
— Вышла подышать, Слав. День суматошный.
— Ты вещи собрала?
— Какие вещи?!
— Свои. Ты в комнате была? Ключи от служебных квартир туда положили.
— А… Нет. Я только куртку взяла. О чем ты хотел поговорить, Слава? Если о нас, то…
— Я хотел поговорить с тобой об Игоре, Люда.
— Слава, нет. Я не хочу разговоров за чьей-то спиной. Особенно за его.
— Есть одна вещь, которую ты должна знать…
— Тем более. Я узнаю от него или сама сделаю выводы. Как говорится, не делай мне мнение, Слав.
И что такого тайного ты мне можешь про него рассказать? После всех проверок, что мы все прошли? Я в анкете про прабабушку только не писала. Или?! Он что, гомосексуалист?! Но тогда его в программу по размножению не включили бы? Или включили?!
В трубке сначала, похоже, поперхнулись, потом заржали.
— Я что это, вслух сказала?! — пролепетала я, мгновенно бурея.
— Да, — простонал мой собеседник. — То есть нет!
— Так да или нет? — голосом судьи, спрашивающего у подсудимого, признает ли он себя виновным, поставила я вопрос на попа.
— Натурал, — заверил меня Славик сквозь гогот.
— У меня звонок по второй симке, — свернула я разговор. — Все, пока!
По дороге в свой корпус я мучилась тремя вопросами: о чем все-таки хотел рассказать мне Славка, растреплет ли он Игорю про мой позор, и, наконец — кому же сам Славка-то достался?
Не успела зайти в комнату, как на меня накинулись. Мол, куда именно угнала мои бедные ноги дурная голова, только меня и ждут, даже чемодан мой из комнаты хранения принесли, и машина полчаса как подъехала.
— Какая машина? — быстренько собирая пожитки, удивилась я. — И где Луиза и Настя?
— Мы вообще-то в жилую часть городка переезжаем. Ключи и документы на квартиры уже раздали. А Луизу с Настькой только что в гостиницу отправили. У Насти самолет только завтра, а Луиза говорила, что хочет попробовать в лаборатории остаться, завтра у нее встреча с научным руководителем, — рассказывала Катька, пока я обходила наши апартаменты на предмет забытых вещей.
— О, девчонки, чье? — потрясла я увесистой косметичкой. — Слона забыли!
Серебристый микроавтобус остановился у новой высотки. Вежливый водитель донес наши вещи до лифта, спросил, не нужна ли еще помощь, и распрощался. В большую кабину мы поместились все и последовательно вываливались на своих этажах как конфеты из автомата.
Я вышла на седьмом. На площадку выходило четыре двери. Так, первая слева моя. Погремела ключами, зашла, не раздеваясь, только ботинки стащила, пошла смотреть. Похоже на съемную квартиру, причем достаточно дорогую. Камер, надеюсь, не наставили? Похоже, нет. Просторная прихожая, встроенный шкаф во всю стену. Справа одна дверь в спальню с большой, почти квадратной кроватью, комод, туалетный столик. Мебель и стены светлые, одна стена по контрасту отделана в темных тонах, под малахит. Покрывало и занавеси цвета мха. Ничего в современных интерьерах не понимаю, но впечатление приятное. Очень хорошее освещение, многовариантное. Следующая дверь — разделенная цветом, от персикового до мандаринового, на зоны, кухня-столовая, она же рабочее место, поскольку имеется письменный стол с компьютером и многофункциональным устройством сколько-то-там-в-одном, потом разберусь. Похлопала дверьми и дверцами — нашлась вся бытовая техника от кофеварки до посудомойки. Есть вся посуда, приборы. Жалко, холодильник пустой, не считая минералки. Санузел раздельный. Мама моя дорогая! Тут есть ванна. Душевая кабинка тоже есть, но ванна! Новая, чистая и большая. Везде бирюза разных оттенков, самый глубокий цвет у пушистых полотенец на сушке. Космические силы! Они соль для ванной положили!
Полгода об этом мечтала — помыться не торопясь, без соседок за дверью, полежать в теплой пушистой воде. Где там у меня запылившиеся от долгого простоя дорогие мои банные вещички? Разворошила чемодан, вытащила, расставила по полкам в ванной. Пока наливалась вода, разложила на кровати чистое белье и одежду на вечер, разделась и поскакала в ванную. На пороге оглянулась на маленький разноцветный вулкан — где-то там был халат, но возвращаться не стала. В одну сторону голышом дошла, и обратно не заблужусь, а окно все равно в парк выходит.
Мылась я основательно, все полгода в один раз, правда, не впихнула, но старалась. Не торопясь вытерлась, высушила сначала зеркало, потом волосы. В одних волосах и вышла. В прихожую. На звук открывшейся двери от шкафа обернулся Игорь Серебро со словами:
— До…
Увидел меня, и я так и не узнала, что это были за слова такие. Добрый вечер? Долго же ты? Дорвалась? Потому что рванула обратно, схватила полотенце, обмоталась как сосиска тестом и встала у двери памятником самой себе. Мялась, вздыхала, краснела. Вышла. В прихожей его не было, я рванула в спальню, не закрыв дверь, кинулась к кровати, бросила полотенце и начала влезать в трусы.
— Люда, я в… — раздалось сзади. Я, так и стоя с трусами до колен, оглянулась через плечо. — … в гастроном. Что тебе взять?
— Яду, — призналась я. Входная дверь захлопнулась.
Если женщина выглядит как дура, ведет себя, как дура, и говорит, как дура, можно быть абсолютно уверенным, что она дура и есть!
— … так что у нас все хорошо. А ты что, Лютик? — жизнерадостно улыбалась мне с экрана Светка. — Произвела на своего космонавта впечатление?
— Угу. Показала себя с лучших сторон, — буркнула я. — Света, потом позвоню. Детей и родителей целуй, Максу привет, — и захлопнула ноут.
Звонок сестры застал меня как раз, когда я закончила лихорадочную уборку и приступила к людоедству. Обычно говорят — самоедству, но в моем случае людоедство тоже подойдет. А говорили недолго, потому что сначала в дверь позвонили, а потом начали эту дверь ключом открывать. Что делать? Что делать?! Пока я душевно металась, сидя за барной стойкой, в прихожей, судя по звукам, положили ключи на полку, поставили на пол сумки, повесили куртку, опять зашуршали пакетами. Я не придумала ничего лучше, как опять открыть ноутбук и изобразить машинистку. При появлении Игоря я непринужденно улыбнулась, опять захлопнула крышку и сползла с высокого табурета.
— Я тоже думала в магазин сходить, на неделю закупиться. Каждый день готовить, конечно, не реально, но в выходной хотя бы. И завтракать дома.
— Я тебе там йогуртов и творожков разных купил. Или что женщины на завтрак едят?
— Это тоже, но только после хорошего омлета. Я всегда поесть любила, а теперь, с такими нагрузками, можно есть что хочешь, на фигуре вообще ничего не откладывается, — от волнения я всегда начинала много болтать, но хоть бы на не на эту тему! Я столько с пятнадцати лет не краснела.
Игорь, выкладывающий на разделочный стол покупки, оторвался от своего занятия и посмотрел на меня.
— Я слышал, в доме повешенного не говорят о веревке, но что касается твоей фигуры, то я с тобой полностью согласен.
Мы несколько секунд смотрели друг на друга в упор, пока я не выдержала и не расхохоталась. Игорь не смеялся, но улыбка у него замечательная!
Я никогда не жила с мужчиной и даже к себе никогда никого не приводила, что в родительскую квартиру, что в свою. Оба моих романа протекали, так сказать, на чужой территории. В студенческие годы встречалась с однокурсником, ему родители квартиру снимали, позже одиннадцати домой никогда не приходила. Потом, сразу после института, когда работала на маленькой должности в большой юридической конторе, влюбилась в коллегу, тоже у него встречались, но ночевать никогда не оставалась. Потом я ушла работать в банк, сначала на рядовую должность, потом доработалась до начальника отдела. Тем временем старый роман умер естественной смертью, а новый… На стороне заводить было некогда, а там, где работаешь — ни к чему. Так что весь мой опыт совместного быта был только созерцательный — на примере родителей. У мамы с папой в доме у каждого свой ареал. Если коротко — папа никогда не готовит, мама не вкручивает лампочки. У мамы прекрасная работа с хорошей зарплатой, но папа всегда зарабатывал больше. Когда я его спрашивала, зачем, ведь какая разница, у кого сколько на карточке, если в семье бюджет общий, он говорил, что так правильно и ссылался на какого-то Гошу.
Мою теперешнюю жизнь семейной, в силу определенных причин, пока не назовешь, но искусство жить с мужчиной я упорно осваиваю. Как выяснилось, у нас с Игорем много общих привычек. Например, мы оба аккуратисты. То есть, заходя утром после него в ванную, я не рискую увидеть лужу или заляпанную пеной для бритья и зубной пастой раковину. Не разу не наступала на мины из грязных носков, да он избавлен от сомнительного удовольствия любоваться моими лифчиками на спинке дивана. Я не люблю громкую музыку, и он всегда слушает в наушниках. Убираем квартиру по очереди, готовим когда у кого время есть, и оба не любим оставлять грязную посуду на утро. Или до вечера. Постельное белье, полотенце и форму сдаем в прачечную, причем баулы туда-обратно Игорь мне носить не доверяет. В магазин ходим или вместе, или по очереди, продукты, естественно, общие. С деньгами не заморачиваемся, он за стирку платит, я за коммунальные. Если в продуктовом вдвоем, мою карточку можно не доставать. Мужской шовинизм, знаете ли. По утрам, пока он бегает, я ванную оккупирую, потом он идет в душ, а я на кухню. Пока он моет посуду, я одеваюсь. В выходной устраиваем вылазки куда-нибудь, с девчонками, или всей компанией, но чаще вдвоем. Книжки читать не успеваю, да и хочу на пять лет тут, на Земле, впечатлений набраться. Идиллия? Идиллия, да. Если бы не одно, то самое, обстоятельство.
Мы до сих пор с Игорем не спим. Нет, спим, конечно, если под этим словом подразумевать ночной отдых в одной постели. Мы до сих пор (а на дворе май!) не были близки. Судя по разговорам в чисто женской компании, у всех остальных был приветственный секс в день заселения. Я, кстати, на настойчивые подначки ни да ни нет не ответила, но уверенно улыбнулась. А мы с Игорем что-то все ждем. Нет, это не то, что мне Славка рассказать хотел. Игорь точно не импотент, у него из-за этой пресловутой утренней эрекции все боксеры растянутые. Но не пристает, хоть что я делай. Что конкретно я предпринимала? Ночная сорочка, ну та, помните, из которой снизу кружевные шортики торчат, а сверху мой третий размер выпирает? Была испробована. Посмотрел, как я вошла, села у зеркала якобы волосы расчесывать, выскочил из кровати. Потом душ так долго шумел, что я уснуть успела. Утром переоделась, сорочку оставила, как всегда, под подушкой. Вечером не нашла. Долго обвиняюще сопела, демонстративно искала, не признался. Пришлось вернуться к вытянутой майке и сменной заслуженной пижамке.
Этот спальный вопрос меня очень напрягает. Во-первых, любопытно. Во-вторых, как-то обидно. В-третьих, и главных — у меня либидо с ума сходит. Да вы сами посудите, каково ему приходится?! Каждый день, то есть ночь, спать рядом с красивым мужиком. Да мужик еще не храпит и не пахнет. Нет, тут уже вопрос принципиальный! Или он меня соблазнит, или я его изнасилую!
— У женщины нет никакого другого повода купить себе красивое белье, кроме того, что она — женщина, — величественно изрекла я, любуясь покупками.
— Да? — усомнилась Катька, разглядывая сливочное бюстье.
— Да! — я маникюрными ножницами отрезала ярлычки от темно-синего, цвета ночного неба, кружевного комплекта. Еще было два — серый с холодным розовым и глубокого винного цвета.
— Куда его носить-то здесь? — хмыкнула подруга. — Кроме как на ночь.
— Под офисными костюмами его точно также не видно, как под нашей спецодеждой, — отмахнулась я. — Но я-то знаю, что на мне надето. Я в нем лучше себя чувствую!
— И он знает, — мурлыкнула Катя. — Люська, ты права! Вот смотрит на тебя в этой робе, а видит роскошное… — тут ей на глаза попался ценник. — Безумную роскошь!
— Да ладно тебе, — я сгребла 'роскошь' и сунула в комод, собрала бумажки. — Ты есть хочешь? Я, кроме дамского магазина, еще в гастроном заходила. Представляешь, пока ходила-мерила, так самсы захотела!
— Я готовую не буду. И тебе, как врач, не советую!
— Вот еще, готовую. Сама сделаю. Тесто купила, мясо купила, лук есть.
— А печь где будешь? Жареное вредно.
— Отстань ты от меня со своей здоровой пищей. И тут, вообще-то, отличная духовка, — я открыла дверцу и продемонстрировала. — Я уже два раза мясо запекала и рыбу. А квартиры разве не стандартно обставлены?
— Надо же, — оживилась Катерина. — К себе вернусь, посмотрю. А что еще тут полезного есть, кроме холодильника?
Сегодня у нас воскресенье, которое, как вы поняли, я потратила на шопинг, готовку и объедаловку. Катерина со мной в Москву ехать отказалась, они с девчонками пляжный сезон открывали — конец мая выдался вполне летним. Мужчины почти неделю как улетели на испытания.
Катя, доложу я вам, мою вредную стряпню ела, как шахтер после смены. Правильно, здоровой пищи много не съешь, а вот вкусной… Ушла, переваливаясь. Ничего, завтра на тренажерах все сгоним. Помыла посуду, прибралась, села заниматься. Да, выходной, а что поделаешь? Завтра тестирование. Да, опять. В понедельник — по бортовым системам и оборудованию пилотируемых космических аппаратов, через два дня — по внекорабельной деятельности или по медико-биологической подготовке. Я же вам рассказывала, что учимся мы практически круглосуточно?
Забытый в спальне телефон все громче и громче выводил 'космический' рингтон. Эта мелодия звучала только на одном вызове, а потому я очень редко ее слышала.
— Игорь? — я все-таки успела. — Привет! Что-то случилось?
— Мы прилетели, едем из аэропорта. Звоню предупредить.
— Что бы я любовника проводить успела?
— Мало ли.
— Ты мне этот день все время вспоминать будешь?
— Где-то минут через двадцать буду, — и отключился.
Я себе еще вчера призналась, что соскучилась. Но нашу встречу как-то не так представляла. Прокрутила в голове весь разговор, свои планы по поводу нового бельишка и настроение у меня упало. Выглядеть глупо, разыгрывая сцену соблазнения, не хотелось. Проявлять инициативу самой? Как в том анекдоте — я отчаялась, но не до такой же степени. Ждать, когда он созреет? Я больше не хотела неопределенности. Моя рассудительность, или, как говаривали во времена Джейн Остен, рассудочность, сегодня, видимо взяла выходной.
Нет, с порога я на него не накинулась. Как учила меня мама, ты мужика сначала накорми, а потом хоть убей. Так что, пока Игорь с дороги помылся, я ему свежесваренного супа налила, самсу погрела и чай заварила. Ничего вам не напомнило, нет? Что там потом Баба-Яга делает? Правильно, пытает добра молодца. В смысле, спрашивает.
— Спасибо, очень вкусно, — он поднялся, понес пустые тарелки в мойку. Я сидела на низком подоконнике спиной к окну.
— Игорь, ответь, пожалуйста. Ты считаешь, что я пытаюсь тебя соблазнить и тебе это… неприятно? Женщина не должна проявлять инициативу? Или это тест какой-то? И я его не прошла?
— Людмила.
Надо же, как официально. Почему же не Людмила Евгеньевна?
— В пятнадцать лет я решил, что буду первым человеком, совершившим межпланетный перелет и почти двадцать лет последовательно иду к решению этой задачи. Школа экстерном, два ВУЗа, налет больше 500 часов, 200 прыжков с парашютом, пять лет работы в ракетно-космической корпорации, пять лет в отряде космонавтов. Два полета на РКС, несколько выходов в открытый космос. Я объективно готов лучше многих. И теперь мне говорят, что всего этого недостаточно. Твою мать, готовиться двадцать лет, и на финише узнать, что твой полет зависит от того, спишь ты с бабой или нет! И бабу эту даже не ты выбрал! А ты?! Ты полгода назад жила своей жизнью, что тебя заставило приехать сюда, принять все предложенные условия, включая секс с абсолютно чужим человеком? Тебе ведь все равно, с кем?!
Под конец он просто орал. Я встала, подошла к нему.
— Не понимаю, зачем, в таком случае, ты месяц ломал комедию. Я, по своей наивности, думала, что не так уж тебе неприятна. По крайней мере, мне было с тобой очень комфортно. И да, 'женщина, которой все равно с кем' — это шлюха. Особенно если не забывать, что мне ведь за это деньги платят, да, Игорь?
Он дернулся.
— Извини…
— Не стоит. Ты сказал, что думаешь.
— Люда, я…
— Я не хочу больше это обсуждать. Примешь решение о выходе из программы — доложи руководству. Мне объявят.
Я развернулась, дошла до двери. Обернулась.
— Что бы я сейчас не сказала, это будет звучать оправданием. А мне это не нужно.
Нашарила на полке ключи, набросила кофточку, обулась и ушла.
Я в шестнадцать лет из-за мужиков не плакала, стоит ли в тридцать начинать? Да и виновата сама. Психологи это называют проекцией, юристы — добросовестным заблуждением. Приписала другому человеку свои чувства, ждала соответствующих поступков. В семью заигралась…
Игорь в программе останется, разумеется. Но стоит ли нам налаживать отношения? Тратить огромные усилия на это, вместо выполнения основной задачи? Да и интим… Сомневаюсь, что смогу. Что может быть отвратительнее — знать, что мужчина ложится с тобой только потому, что надо, а не потому, что хочет. Сколько там неустойка по контракту? Зарплату я полгода получала приличную, особо тратить некогда было и не на что. В минус точно не уйду. Если дома работу сразу не найду, поживу у родителей, квартиру сдам.
В парке одуряюще пахло тополями и ландышами. Хороший здесь парк, не парк уже даже, а лес настоящий. И пруд как сказочный. С лебедями. Я выгоняла стресс привычным и надежным способом — уже часа полтора ходила по аллеям, дышала, думала. Решение казалось все более ясным и правильным, мысли и чувства, наконец-то, договорились и я успокоилась. Проиграла разговор с Игорем в лицах, нашла много комического, даже похихикала.
Вернулась в квартиру поздно. Майская ночь была прохладной, я продрогла. Забежала кухню, включила чайник, вытащила теплый халат, носки, пошла под горячий душ. Порылась в шкафчике, нашла жасминовый чай. Пока заваривался, посмотрела пропущенные в телефоне, так и валявшемся на стойке, отправила короткие сообщения 'перезвоню завтра' маме и Свете. Закрыла программы на компьютере, вошла в служебную почту. Подумала — и ничего не отправила. Нет, не стоит. Посмотрят на время, решат, что заявление подала спонтанно. Дождусь утра. Выход в интернет был только с ноута, вышла в сеть, пока пила чай, посмотрела расписание самолетов на неделю, забронировала номер в гостинице. Проведу пару дней в Москве, приду в себя. Вымыла чашку, выключила свет. В спальне тоже было темно. Я осторожно обошла кровать, не раздеваясь, легла на свою сторону, к окну. Наконец-то согрелась и уснула. Всю ночь куда-то бежала, с кем-то спорила, что-то доказывала. Проснулась рано, Игорь, кажется, еще спал. Осторожно вытащила из ящика боевые доспехи, вышла, прикрыла за собой дверь. Ушла в душ, когда вышла, дверь спальни была открыта, постель убрана, из прихожей пропали кроссовки. Значит, полчаса у меня есть, как всегда. Вызвала такси, позавтракала, убрала за собой, отправила сообщение начальнику центра. Сняла халат в ванной, посмотрела на себя в большое зеркало. Доспехи цвета фуксии сидели отлично. Оделась, убрала волосы в хвост. С Игорем снова удачно разминулись — я зашла в кухню за сумкой, он сразу пошел в душ.
С утра у нас теория, потом физподготовка. Галя дожидалась меня в холле возле женской душевой.
— Добрый день, Людмила.
— Здравствуй, Гали.
— Пообедаем вместе?
— С удовольствием.
Мы сели в маленьком зале, где обычно обедает начальство и всякие делегации, но сегодня было пусто.
— Люда, Владимир Петрович сообщил мне, что ты подала заявление об уходе из проекта. Могу я узнать причину?
— Я переценила свои силы, Гали. Понимаю, что мой уход создаст определенные трудности, но если я останусь, боюсь, что проблем будет гораздо больше.
— Людмила, ты ведь член экипажа. Состав утвержден. Любые перестановки на данном этапе нежелательны.
— Лучше все вопросы снять на Земле, согласись. Да и времени для утверждения замены достаточно, ведь подготовка в самом начале.
— Я в любом случае уважаю твое решение. Давай есть, остывает.
Я не слишком горда, но в то, что мой отказ примут так спокойно и легко, не поверила. Мы сменили тему, говорили совершенно о постороннем, а я подсознательно ждала.
— Люда, я сейчас поступаю непрофессионально, но… Скажи, тебе будет жаль, если Игоря отчислят?
Я поставила чашку.
— Не вижу причин, Галя. Он объективно лучший.
— Да, согласна. Знаешь, как обозначил гениальность Иван Павлов? Гений — это высшая способность концентрировать внимание на изучаемом предмете. Вот и Игорь. Рано уехал из семьи, учился, служил, работал. Нет конфликтов, но нет друзей, привязанностей. Жены, постоянной любовницы, в конце концов. Мне иногда кажется, его одного можно на Марс отправить, он справится и скучать по человечеству не будет. Но это только кажется. Ему нужен рядом со-чувствующий, со-переживающий человек, подруга, если хочешь. Не бывает одиноких гениев, они не выживают просто.
— Но почему я? Он… Галя, он совершенно определенно дал понять, что я не та женщина.
— В английском языке есть выражение 'self-made man' — человек, который сделал себя сам. Такой человек больше всего ненавидит зависимость от других. А он от тебя зависит. И в плане допуска к полету, а еще больше — в эмоциональном. Ты ему нужна.
Я хмыкнула.
— Довольно странно это проявляется.
Галя рассмеялась.
— Он стукнул тебя по голове портфелем?! Ну, в делах любовных так примерно я себе и представляла его уровень эмоционально развития!
Галя наклонилась, положила ладонь на мою.
— Не бросай его, Люда. Ведь хороший же мужик.
— И отечественная космонавтика пострадает?
— Непоправимо. Так что мне передать Владимиру Петровичу?
Глава 4. Все по Достоевскому.
Надо же. Оказывается, виноватые гении ведут себя так же, как виноватые коты, только под диван не залезают. В глаза не смотрят, по квартире передвигаются короткими перебежками. Ладно, сделаю вид, что так и надо. Мне так мой гуру велел сегодня.
— Люда, у тебя очень развита способность к эмпатии. Это самая сильная твоя черта. Почему же ты не это преимущество не используешь?
Насмешила ее рассказом о проекциях, в ответ услышала:
— Больше доверяй своим ощущениям. Ручаюсь, в девяти с половиной из десяти случаев ты совершенно правильно считываешь чужие чувства.
Вслух я, конечно, ничего не сказала, но про себя усомнилась. Так, чуть-чуть. Но, согласитесь, приятнее думать, что ты остаешься в программе потому, что нравишься симпатичному тебе мужчине, чем осознавать, что тобой аккуратно манипулируют. Даже ради всего человечества.
Наш с Галей затянувшийся психологический обед стоил мне двух часов 'после уроков'. Леониду Григорьевичу все равно, где там у вас, что у вас. Есть норматив занятий на тренажерах — будь добр выполни. Вернулась поздно, из вредности позвонила, и только потом отперла. Столкнулись на пороге. Судя по всему, бегать собрался. Или, скорее, сбежать.
— Добрый вечер, ужин на столе.
— Добрый. Спасибо.
Про цветы в спальне скромно умолчал. Розы, много. Цвет нейтральный, бледно-малиновый.
Переделала все дела, поболтала со своими. Светка, кстати, почти сразу после пресс-конференции, которую они всей семьей смотрели и даже запись сделали (для твоего, моего, то есть, музея!) собрала в сети все, что нашла про Игоря. Немного, сразу скажу.
Легла, но не спала еще, когда Игорь вернулся. Сходил в душ, тихо улегся. Лежала спиной к нему, слушала, как вздыхает и ворочается.
— Если каяться собрался, начинай, не скрипи пружинами. Очень спать хочется.
Встал, обошел кровать, присел на корточки.
— Люда, я виноват. Очень.
Села на пятки. Человек явку с повинной делает, а я лежу. Неудобно как-то.
— Согласна. Продолжай.
— Ты меня простишь?
— Это зависит от того, в чем ты виноват. Вы признаете себя виновным в том, что действительно считаете меня падшей женщиной или в том, что нанесли оскорбление по неосторожности?
— Люда, я дурак.
— Дурак. Что делать будем?
Он вдруг встал на колени, совсем близко. Думала, обнимет, но он только стиснул кулаки, и я чувствовала тепло его рук рядом с бедрами.
— Прости.
Я выпрямилась и теперь тоже стояла на коленях, опустив руки. Осторожно сжал мои пальцы, шепнул в губы:
— Прости.
— Ладно. Но будешь должен.
— Все что хочешь.
От его дыхания коже было горячо и щекотно, и я чувствовала, как начинают гореть щеки.
— Желание. Ты мне должен желание.
— Говори.
— Нет уж. Мучайся ожиданием.
— Люда…
— Ладно, заползай, — я подвинулась. — И давай спать, а?
Далеко не уполз. Прикинулся ветошью, невзначай так руку на мне забыл. Хотела ругнуться, но не стала.
Как по мне, если женщина спокойно уснула рядом с возбужденным мужчиной, то уложения уголовного кодекса соблюдены. Потому что цель наказания — восстановление справедливости и исправление виновного!
День рождения у меня восемнадцатого июня. Круглая дата. Самый большой подарок сделали родители. Они приехали! У нас городок закрытый, поэтому они поселились в соседнем райцентре, минут двадцать езды на машине, квартиру сняли. И я целую неделю ночевала у них! Каждый вечер ездила, а утром возвращалась. Игорь меня отвозил и забирал. Он уже прощен, а наказание еще отбывает. Ужины с моими родителями.
Отец еще ничего, а мама ведет себя как типичная теща. Зовет его Игорек, каждый вечер уговаривает остаться ночевать и еду с собой заворачивает. Он очень вежливо благодарит и быстро-быстро сбегает. Еще бы, ему одной меня хватает. День рождения выпал на вторник, приехали они заранее, в воскресенье. В пятницу мы их проводили. На следующие субботу-воскресенье было намечено отметить праздник коллективом. Я организацией не занималась, мне хотели сюрприз сделать.
Что сказать? Сюрприз действительно удался.
Жаль, что мы теперь не понимаем всю прелесть и притягательность слова 'предвкушение'. 'По жизни так скользит горячность молодая, и жить торопится, и чувствовать спешит'. Вяземский немного другой смысл в эти слова вкладывал там у себя в девятнадцатом веке, но если так сказать о нашем двадцать первом… Мы упростили и взгляды, и отношения. Мимолетные связи, короткие встречи. Верх романтизма в отношениях — это если в них есть 'конфетно-букетный период', чаще всего, короткий, как в хоккее.
По дороге на турбазу я дремала на переднем сиденье внедорожника, мысленно философствовала, жалела обделенное человечество и смаковала это самое предвкушение. Эти три недели после ссоры были… Не могу подобрать нужное слово. Очень чувственными, так, наверное. Мы по-прежнему не были близки, но не скрывали желания. Целовались, ласкали друг друга, спали обнявшись, но ни он, ни я не торопились. Это было так прекрасно, и чуть-чуть мучительно, и немножко по-детски.
Сертификат на желание я обналичила ровно через пять дней.
— Игорь, а ты был когда-нибудь во Владимире?
— Нет. А что?
— И я не была. Тут всего часа два езды до Золотого кольца, а мы сидим и культурно не развиваемся.
— Когда ты хочешь?
— Завтра. В семь встанем, в восемь выедем.
В прекрасном настроении запрыгнула в машину, дождалась, пока выберемся на шоссе, и объявила.
— Игорь, я решила, что хочу. Желание, ты помнишь?
— А это разве не оно? — удивился должник.
— Нет. Это просто поездка. Развлечение. А я хочу получить право задавать тебе любые вопросы, самые личные, и получать ответы. И не какое-то там односложное бурчание, каким ты обычно отделываешься, а подробные и развернутые, как твои отчеты по испытаниям. Что скажешь?
— Я обещал — любое желание. Спрашивай.
— Вот! Мужик сказал, мужик сделал. Тогда тебе бонус. Я тоже отвечу на любой твой вопрос, когда захочешь. Начнем с самого простого. Откуда у тебя такая необычная фамилия?
— Не знаю. Отец смеялся, что у волостного писаря крупный почерк был и какому-то предку букву 'в' в 'пачпорт' не дописали.
— А почему 'Князь'? Тебя Славка так называет?
— Сам придумал, сам называет. Это еще прилично, у нас на курсе каких только погонял не было.
— Так вы учились вместе?
— Да, в летном. В отряд космонавтов берут или после технического ВУЗа и РКК или из военной авиации. Я говорил, школу в пятнадцать закончил, в военное училище по возрасту не взяли, в Бауманку подавал документы, но по деньгам в Москве тяжело было, поступил в Питер. В двадцать вместо армии в Краснодарское. Остальным по восемнадцать было, я, считай, сразу 'дедушка'.
Пока усыпляла бдительность, спрашивала о пустяках, об учебе. Потом о друзьях, сослуживцах. Кто. Где. С кем отношения поддерживает. О женщинах.
— Сколько продолжался твой самый длинный роман?
— Не помню. Но не слишком долго. Я всегда старался встречаться с девушками, не стремящимися к чему-то серьезному.
Понятно. Никакой духовности, сплошная физиология.
— А в городке? — с Галей Коровиной, например.
— Нет. Не работай там, где спишь, ну, ты знаешь.
Город понравился. Ходили, конечно пешком, я фотографировала-фотографировала-фотографировала. Сама 'на фоне Пушкина' сниматься не люблю, а вот пощелкать красивые виды, исторические здания — обязательно. Обедали на открытой веранде небольшого ресторана. Игорь залез в интернет, неожиданно предложил:
— Хочешь, поедем, посмотрим на храм Покрова на Нерли? Здесь совсем рядом, оказывается.
— Спрашиваешь!
Долго смотрели на белую свечу церкви в синеве и зелени, пока закатное солнце сначала не покрасило ее в золотой и розовый, а потом не потушило.
— Игорь, а где сейчас твои родители? — спросила с замиранием сердца, почему-то ожидая чего-то трагического.
— Дома. Так и живут в Норильске.
— И сколько ты с ними уже не виделся? — подозрительно спросила я.
— В том году в отпуск ездил. А так созваниваемся. Редко, правда.
— А я со своими два раза в день… Отпуск на севере — это оригинально.
— Там лучший отдых. Природа, люди. Поймешь, когда сама увидишь.
Звучит многообещающе.
— А братья-сестры?
— Нет, я один.
— Скучают, наверное, без тебя. А ты?
— Знаешь, мальчишкой был — скучал. А сейчас… Человек ко всему привыкает.
— Привыкают к хорошему, Игорь. Остальное терпят.
— Ну что, поедем?
— Поедим и поедем. Зря, что ли, еду на вынос заказали? Достань, у меня еще там чай в пакетиках и кипяток в термосе.
— Люда, приехали, — открыла глаза. Ничего себе я на минутку глаза закрыла. Действительно приехали. Игорь успел из машины выйти и с моей стороны дверь открыть. — Все нормально? Ты немного бледная.
— Нет, ничего, — путано ответила я, вылезая и оглядываясь. Мы припарковались на площадке у ворот турбазы, ребята выгружались, Влад пошел платить за стоянку.
— Что, все взяли? — проорал от соседней машины Славка. — Двинулись?
— Двинулись, — пропуская меня вперед и забирая обе сумки ответил Игорь.
— Отличное место, — оценила Снежана. — Зелени много. А сосны какие, не надышишься.
— Класс, — подтвердила Злата. — Заселимся и купаться!
Мы шли по широкой аллее, от которой лучами расходились просеки. Сквозь деревья виднелись коттеджи.
— Так, девчонки, поворачиваем, — скомандовал Славка. — Нам налево и еще раз налево.
— Кто бы сомневался, что тебе налево, — проворчала его подруга. — Ты бы и в машине правый поворотник никогда не включал!
Я было двинулась со всеми, но Игорь меня окликнул.
— Нам дальше.
Дальше так дальше. Это ряд коттеджей был последний, дальше пошли небольшие домики. Свернули, дошли почти до середины просеки.
— Здесь, — показал Игорь. На дорожку выходила резная веранда, сам дом был со всех сторон закрыт зеленой изгородью.
— Красиво, — Игорь открыл, я зашла внутрь и повторила. — Очень красиво.
Кажется, это называется 'кантри'. Половина дома гостиная с камином, за декоративной перегородкой кухня. В другой половине узкая лестница, туалет, душевая и непонятная дверь, за которой оказалась сауна. Поднялась в мансарду. На площадке шкаф для одежды с оригинальной складной дверью. Дальше — огромная кровать, льняные покрывало и шторы, закрывающие огромное окно, выходящее на балкон. Пошла посмотреть. От соседнего ряда дом отделяют деревья, полное ощущение уединенности.
— Нравится?
— Очень, спасибо! Это и есть сюрприз?
— Часть сюрприза. Ну что, переодевайся, пойдем к нашим?
Сумка, как и предполагала, стояла возле шкафа. Разложила вещи, непрозрачный пакет со 'сливочным' комплектом положила с краю. Надеюсь, не зря везла.
Сбегала вниз, потом переоделась. Купальник у меня фиалковый. Сплошной, лямки на шее. Заказала под него запашную юбку до колен такого же оттенка с ярким принтом, вместе смотрится как сарафан с открытой спиной.
Пляжную сумку я еще вчера собрала, подхватила козырек и шлепанцы, спустилась.
— Я готова!
Поймала на себе внимательный взгляд. Такое впечатление, что Игорь настроился на мини-бикини и сейчас не знает, то ли радоваться, то ли огорчаться. Ну и мне самое время подумать, хочу ли я, что бы мой мужчина меня ревновал.
Наши поселились в шестиместном коттедже. Общая гостиная, три спальни — одна внизу, две наверху. Вместо сауны — русская парная. У дома беседка и мангал. Надеюсь, у нас с собой шашлык.
— Как тебе бунгало? — спросила меня Катя, пока я запихивала косу под шапочку, а она сама мазалась кремом. — Я хотела зайти полюбопытствовать, так на меня так посмотрели! Табу!
— А это бунгало?
— Так в проспекте написано, — пожала Катя плечами. — Был вариант два на четыре, но командир уперся. Так что…
— Князьям положено жить по-княжески, — Это Славка, как вы догадались. — Тем более, теперь не просто Серебро, а Янтарь в Серебре!
— Пойдем поплаваем, — ласково предложил Игорь, беря друга за загривок.
— Не-не-не, — отказался Келлер. — Боюсь! Утопишь.
Я фыркнула и ушла плавать. Игорь догнал меня у воды. Плавали наперегонки, дурачились (я), ныряли (Игорь). Когда надоело, пошли сохнуть и играть в волейбол. Экипаж на экипаж, потом мальчики против девочек. Оба раза выиграли мы. Даром, что ли, я в школе капитаном волейбольной команды была!
Мне до такой степени надоело каждый день носить комбинезоны и брюки, что на праздничный ужин с удовольствием надела платье. Цвета загара, открытыми плечами, узким облегающим лифом и свободной юбкой в пол. И босоножки на высоком каблуке, а не вечные кроссовки. Голова от косы устала, и я пошла 'распустехой'. Волосы у меня светло-русые, густые, длинные, и немного вьются, особенно когда влажные, так что смотрится неплохо. Подумала и краситься не стала. Не хватало еще проснуться утром с потекшим макияжем. Критически оглядела свое отражение в зеркале, поставила себе твердую пятерку. Люблю я себя, что поделаешь.
Спустилась вниз. Игорь что-то смотрел в планшете, на стук каблуков обернулся, поднялся мне на встречу.
— Ты при параде, — приятно удивилась я. Ожидала увидеть джинсы и майку, а не рубашку и светлые брюки. — Хорошо выглядишь.
Он молча меня обнял, наклонился и поцеловал. Когда отстранился, отдышалась и вежливо предложила:
— Игорь, как воспитанный человек, вы должны сказать ответный комплимент женщине. Особенно если она так настаивает.
— Ты очень красивая, Мила. Самая красивая женщина.
Это прозвучало так серьезно, что я по-настоящему смутилась.
— Идем?
Вечер вышел замечательный. Хорошая компания, вкусная еда, вино — Артему с оказией передала родня отличное домашнее. Я попробовала, но пить не стала. Почему? Игорь пил сок и воду, составила ему компанию. Да и остальные выпили по паре бокалов, не больше. Дисциплина. Много смеялись, Славка трепался без остановки. Даже танцевали. Меня, правда, никто не пригласил. Понимаю, почему Артема с Катей включили в один экипаж вместе с нами. Игорь предпочитает работать без лишней болтовни, Русин такой же молчаливый. Катя ему очень подходит, уравновешивает замкнутый характер. И для меня она стала единственной подругой здесь, в городке. Снежана и Злата моложе нас года на три, но дело не в этом. В конце концов, с дружбой, как и с любовью, никогда невозможно объяснить, почему именно это человек тебе близок и симпатичен. Келлер привез с собой гитару. Играли и пели они по очереди с Владом Есиным. Но чего я не ожидала, так это что Артем возьмет гитару. Голос у него был хрипловатый, но приятный.
С мальчишества звезды пленяли меня,
Мечтал дотянуться однажды.
Учился, готовился день ото дня,
Казалось другое не важным…
Лечу до звезды,
Лечу до звезды,
Лечу до звезды!
Но вот повстречал твой сияющий взгляд,
И сердце забилось быстрее,
Я вспыльчив и горд, я расстроен и рад,
Что звезды свели меня с нею!
Мне встретилась ты,
Мне встретилась ты,
Мне встретилась ты!
И звезды мерцают в бездонных глазах,
Смешинки танцуют игриво,
Впервые растерян и чувствую страх,
Хочу и боюсь быть счастливым…
Звездой моей будь!
Звездой моей будь!
Звездой моей будь!
Желаю коснуться, желаю прижать,
Чтоб вспыхнули звезды от страсти,
Боюсь привязаться, пытаюсь бежать,
Но поздно, весь я в твоей власти!
Нас ждет Млечный путь,
Нас ждет Млечный путь,
Нас ждет Млечный путь!
(стихи Татьяны Резниковой)
Когда закончил, Катерина отобрала у него гитару, обняла и поцеловала в губы. Славка разразился комментариями, Катя уселась к Артему на колени и кинула в комментатора огурец.
Я рассмеялась, оглянулась через плечо на Игоря. Смех растаял. Он смотрел на меня и видно было, что он ждал моего взгляда.
— Потанцуем? — он поднялся, подал мне руку. Мы вышли из беседки. На планшете тихо играла старая баллада. Обернулась к нему, положила руки на плечи. Он обнял меня за талию, притянул. Почувствовала его желание, прижалась теснее. — Ты будешь со мной, Мила?
Молча покивала, не отпуская его взгляд. Легко подхватил меня на руки и понес. Судя по звукам в беседке, Злата все-таки успела заткнуть рот Славке.
— Пусти, Игорь, — попросила. — Я тяжелая.
— Не отпущу.
Донес, на минуту поставил, пока открывал дверь, опять поднял, перенес через порог. Замок щелкнул. В пролет я у него на руках все-таки по габаритам не прошла, поднялась по лестнице сама, не выпуская его руку. В спальне горел забытый ночник и я видела его глаза.
От его взгляда, близости тела, сумасшедшего желания ноги подкосились. Я была податливой и текучей в его руках. Он был силой, я — слабостью. Он ласкал меня, а я не могла поднять руки. У меня больше не было ничего своего. Мое тело принадлежало ему, мой стон был продолжением его стона, мы дышали одним дыханием. Он был щедрым и неистовым и я закричала, сжимая его руками и ногами, и еще, еще и слышала его стон и обнимала все крепче и крепче, не в силах отпустить, от невозможности расстаться. Пришла в себя, лежа у него на груди, послушала бухающее набатом сердце. Почему-то хотелось смеяться и плакать. Подняла голову, заглянула в глаза.
— Игорь? — Не молчи. Пожалуйста. Не молчи!
Он понял.
— Ты — лучшее, что со мной случалось.
Я фыркнула, он подтянул меня повыше, сжал ягодицы.
— Ты смеешься?
— Я счастлива…
Этот злой человек разбудил меня пол четвертого утра. Нет, он и до этого будил, но тут совершенно с другими целями. Сначала будил вежливо и с поцелуями. Потом грубо растолкал и запихал под душ, хотя я сопротивлялась и орала. Потом торопил меня, пока я, ругаясь, натягивала джинсы и майку, заставил надеть куртку и бегом протащил до стоянки через всю турбазу. Вырулил, рванул с места и через пятнадцать минут по грунтовке мы выехали на огромное поле. Я не сразу поняла, что за странная штуковина растет на горизонте, а когда догадалась…
— Игорь, это что… воздушный шар?!
— Да. И по плану мы должны встретить на нем рассвет. Надеюсь, солнце подождет. Тебя пока добудишься…
Я совершенно по-девчоночьи завизжала и кинулась целоваться. Мы успели. И это был самый прекрасный рассвет в моей жизни.
Глава 5. О службе и дружбе.
У меня новая аватарка. Мы на ней вдвоем — я и воздушный шар. Я смеюсь, что сюрпризов мне больше не обломится, потому что Игорь методичку 'Как устроить своей девушке романтическое свидание' уже прочитал и выполнил, а в импровизациях его подозревать грешно. Ну не дарит он мне каждую неделю цветы, и что? Мы оба заняты по восемнадцать часов в сутки, и времени думать 'как он ко мне относится?' нет совершенно.
Конечно, наша программа по отличается от той общей космической подготовки, по которой учились профессиональные космонавты. Она включает те же направления: изучение бортовых систем и оборудования пилотируемых космических аппаратов, выполнение научно-прикладных исследований и экспериментов, внекорабельную деятельность; действия при посадке в экстремальных условиях, медико-биологическую подготовку, специальную летную подготовку; парашютную подготовку; физическую и гуманитарную подготовку, но в меньшем объеме. Потом ребята сдавали государственные экзамены и три года проходили подготовку в группах специализации и совершенствования.
А мы все-таки ближе к космическим туристам. Готовимся одновременно по ОКП 'с купюрами' и по специализации. У Кати Гордеевой, по ее профилю, медико-биологические опыты. В подопытных мы все, две морских свинки и хомячки. Эти будут размножаться всю дорогу. Мне тоже пришлось учиться издеваться над Катей, потому что некоторые анализы и пункции она сама у себя брать не может, а исследования проводить надо.
Мне достались астрономические наблюдения и физические эксперименты, но здесь я на вторых ролях, у Игоря по физике специализация. Правильнее сказать, одна из. Он правда гений, клянусь. У него их несколько, еще командир корабля, инженер по обслуживанию систем и агрегатов. Артем отвечает за IT и связь.
Пока мы занимаемся теорией, мужчины тестируют оборудование, изучают полетные модули и отрабатывают сборку на орбите. Мы-то полетим на все готовенькое, а им никто бригаду с АвтоВАЗа не пришлет (тьфу-тьфу). Собирать МПЭК будут, конечно, не вдвоем и не вчетвером, на РКС уже в конце января полетит экипаж, который будет встречать грузовые корабли с частями комплекса и начнет работы. Потом на станцию отправятся Игорь с Артемом. Или два Владислава, если их экипаж назначат основным, а нас дублерами. Но это я говорю, а сама не верю. Полетит Игорь. Главное — нам его не подвести. Мне.
На прошлой неделе мы, девочки, то есть, первый раз 'входили' в скафандр, как говорят космонавты, на всю рабочую смену вместе с парнями. Работали в парах, я тупила страшно, еще больше злилась. Спасибо, Игорь спокойный выдержанный человек, я б сама себя не вынесла. На отборе мы уже примеряли эту штуковину и ползали в ней в бассейне гидролаборатории три часа и, я вам говорила, после этого многие ушли. Весит скафандр больше ста килограмм и в бассейн тебя опускает небольшой подъемный кран. А дальше не просто по дну фланировать, а выполнить определенную задачу, и, как говорит наш инструктор, думать, как в шахматах, совершать разные манипуляции. За 'сеанс' даже мужчины по три-четыре кило теряют. Вообще при подготовке больше двух раз в неделю таких тренировок не бывает, но у ребят что-то не ладится с монтажом модели МПЭК (межпланетный экспедиционный корпус), и им пришлось как-то четыре дня в неделю в бассейне торчать. Так что поныть и поплакать после гидролаборатории очень хотелось, но было стыдно. В столовую пошла только потому, что он меня в раздевалке спать не оставил и вообще сильнее.
— Садись, я принесу. Ты что будешь, Мил?
— Нет, я сама. Если сяду — усну.
Вот неправду говорят 'жевать устала'. Вроде есть не хотела, а села и еще как разъелась. И хорошо, а то прямо чувствую, что лифчик великоват стал.
— Сейчас домой приедем, я тебя намажу, а то крепатура замучает.
— Я в ванной полежу…
— Одно другого не отменяет. Что отказываешься?
— Да ты сам устал больше меня!
— Привычка, — пожал плечами Игорь. — Ты молодец сегодня была, заслужила.
— Я?! У меня не получилось ничего!
— Ты слушала и делала, что тебе говорят, сдерживалась, не паниковала. Терпела.
Мне показалось или он правда мной гордится? Вот возьму и спрошу!
— Да, — улыбка в голосе. — Ты умница.
Потянулась и поцеловала. Потом задумалась. Вот почему, когда нам, женщинам, говорят, что 'ты умница', хочется, что бы сказали 'красавица'? И наоборот?
В ванну он со мной не полез, а намазать я его все же намазала. Если вы думаете, что по канонам жанра дальше у нас 'все было', то глубоко заблуждаетесь. Уснули.
А быть было, утром.
Никогда не думала, что я такая… кошка мартовская. Жила же себе спокойно, сколько..? Дайте подумать. В банк я ушла шесть лет назад, и с Андреем мы примерно тогда же расстались. И все эти шесть лет я абсолютно спокойно переносила женское одиночество. А теперь маньячество какое-то, не девушка, а поползень, одни поползновения, пристаю к мужику и пристаю. Еще я поняла, что в прежних отношениях, оказывается, была очень сдержана и закрыта, консервативна. Зажата. И новая я себе нравлюсь. А Игорю нет, не нравлюсь. Он с ума сходит.
В ежедневном цейтноте несколько длинных минут абсолютного счастья, его ладони на горячей коже, он во мне и вокруг, сердце танцует самбу…
— Люда! — окликнула меня Катя, видимо, не в первый раз, и помахала передо мной свежим маникюром. — Очнись! Ты где вообще?
Вот! Я вам говорила.
— Здесь я. Так что ты рассказывала?
Мы с Катериной сидели в маленькой кофейне, уничтожали тамошние запасы и сплетничали. Мужчины улетели на космодром перед выходными и мы этим воспользовались для решения чисто женских проблем. Запасались всяким женским. Это еще протестировать надо отдать, что бы наука одобрила на аллергию и дерматологию. О чем я? Да об этом, об этом. Мы же не попаданки, это у тех волосы на ногах опадают и больше не растут, как только они в другой мир переносятся, а нам надо как-то проблему решать. Я лично не готова пять лет в верблюжьих гетрах ходить. Что бы закончить тему волос, заодно расскажу, что долго мучилась, решая, что делать с косой. Резать было жалко до слез, да и непрактично. Для мужиков машинку возьмем, а нам что делать? Пять лет друг на друге учиться? Елена Степановна, наш руководитель проекта, не смотря на возраст, очень красивая женщина, ухоженная, тоже обладательница шикарной прически, просто показала нам ролик, в котором она на орбите моет свои волосищи. Короче, я не стригусь и Катя начала отращивать.
— Я тебе третий раз уже рассказываю. Про Келлера и Уфимцеву. Они накануне отлета сами не спали и нам не давали. Сначала орали и казенный сервиз разбабахали, а потом сексом занимались, на всю площадку слышно было.
Катьке верить можно, они с Артемом через стенку от громкой парочки живут.
— Что они орали-то?
— А это у них такой способ стресс снимать. Вот у тебя Игорь как расслабляется?
Я прыснула.
— Есть такой анекдот бородатый. У гонщика спрашивают: 'Огромные скорости, нервы, стресс. Как вы расслабляетесь?' А он отвечает: 'Да я не напрягаюсь'.
— Верю, — объявила Катя, отсмеявшись. — А Артем летает или на машине гоняет. Я и летать, и ездить сначала боялась, но он пилотирует хорошо и водит очень аккуратно, скорость не чувствуется.
— А где вы, — я помотала рукой, — гоняете?
— На трассе специальной. А один раз были на гонках по бездорожью. Люся, это нечто!
— Кать, у нас с пушкинских времен любая поездка — гонки по бездорожью, стоит от Москвы на триста км отъехать.
— Приземленный ты человек, Янтарева! Никакой романтики.
Видите? С размаху по больному месту! А еще подруга!
До нового года осталось всего ничего. Для меня праздник — это не собственно новогодняя ночь или первое января, а его ожидание, особое настроение, предчувствие чуда. Я люблю его, как в детстве, и не стесняюсь в этом признаться. А еще новый год — обязательно семейный праздник. Я сбегала домой со студенческих вечеринок и корпоративов, дружеских застолий. В этом году у нас всего два дня каникул — тридцать первое и первое, но я еще в октябре начала планировать поездку, бронирование билетов. Двадцать часов дома мне гарантировано. Я была столь добра, щедра и великодушна, что пригласила Игоря разделить со мной эту великолепную затею. И вместо ожидаемой горячей благодарности или хотя бы простого согласия услышала:
— Мила, послушай. Не нужно к ним ездить. Ни нам вдвоем, ни тебе одной.
— Это почему еще?! — не люблю это слово, но в данном случае 'вытаращилась' лучше всего отражает действительность.
— Потому что нужно отвыкать. Ты очень привязана к семье, Мила, а они все к тебе. Это замечательно, но теперь вам лучше постепенно привыкнуть к тому, что нельзя будет позвонить, когда захочешь, видеться так часто, как вы привыкли. Сделай это хотя бы ради них.
Я возмутилась, несла какую-то ерунду, что еще успею, что он кругом не прав. Игорь больше ничего не сказал, я закрылась в ванной и поплакала. Не разговаривала с ним весь вечер. Когда легла спать и демонстративно отвернулась, он молча прижал меня спиной к животу и гладил, пока я не обмякла, не повернулась, не уткнулась ему в подмышку.
— Ты прав. Я и сама знаю. В июне, когда они уехали, мама переживала еще сильнее, чем когда я улетала на отбор первый раз, и у меня все из рук валилось. Хорошо, что это было не единственное событие на той неделе, — Я чувствовала, как его руки забираются все дальше под ночнушку. — Мне кажется или у нас дежавю?
Моя рыбка ничего не ответила. Он вообще у меня неразговорчивый.
Про неразговорчивость — это у него от отца. Откуда я знаю? Так мама его мне сама сказала. Они были в Москве несколько дней проездом, когда в отпуск летели. Приволокли нам баул еды — рыба северная, я такой не ела никогда, вкуснючая! И оленья сырокопченая колбаса, и даже оленины свежей привезли, Ирина Георгиевна пельменей налепила, накормила нас и с собой наморозила, хоть Вадим Олегович и говорит, что замороженные пельмени — это уже не пельмени, а пельменный продукт. Мне было очень интересно смотреть на общение Игоря с родителями и на самих родителей, тоже, конечно. С отцом они больше разговаривали вдвоем в комнате, пока мама на кухне хлопотала, а я ей помогать пыталась. Отец у него рыбак и охотник, и на всех фотографиях вместе с ним жена. Это я уж потом на их страничке в группе посмотрела. А, я же вам не сказала. Света подбила папу создать в сети закрытую группу только для родителей участников марсианского проекта, а сама устроилась на тепленькое местечко модератором и иногда сливает мне инсайдерскую информацию. Родители там о нас рассказывают, выкладывают фото и вообще общаются. Может, и неплохая идея. Так вот, пока родители гостили, я каждый раз пыталась отказаться от поездки — надо же им с сыном пообщаться, но Игорь меня как-то убедил, что ему этого хочется, и мама обидится… Маму обижать никак не хотелось, она очень симпатичная и добрая, интересная женщина. Правда, много она про сына мне не рассказала, зато очень много узнала сама!
Западная традиция украшать ёлки к середине ноября давно укоренилась даже в российской глубинке, и наш городок не остался в стороне. Мокнущие под дождем красавицы лично у меня ничего, кроме недоумения, не вызывают, а вот в конце декабря, пробегая по расчищенным дорожкам расцвеченного праздничной иллюминацией заснеженного парка невольно хочется запеть что-нибудь новогоднее. И ёлку я настоящую купила, пусть и маленькую, поставила ее в цветочном горшке посредине барной стойки, приспособила огоньки, повесила игрушки и гордо продемонстрировала Игорю.
— Последний раз ёлка в доме у меня была еще у родителей, — задумчиво сказал мой романтик, разглядывая мою гордость. — Красиво.
— Как можно в новый год без ёлки?! — ужаснулась я. Так, надо подкорректировать список личных вещей, которые можно взять с собой в космос.
— Действительно, ужасно, — покладисто согласился Игорь. — А какой подарок ты под ёлку хочешь?
— Все сама и сама, — возмутилась я. — Ёлку я, подарок придумывай я. Нет уж, сами-сами!
Вопрос, кстати. А мне-то ему что подарить?
— Я, конечно, рад, что я такой неотразимый, но до базы точно нельзя было потерпеть? — запоздало уточнил Игорь, пока я влезала обратно в свитер и джинсы.
— Ничего ты не понимаешь! — я опять уселась на него верхом, уперлась коленками в сиденье, обняла покрепче. — У меня была совершенно скучная молодость, во всех, — подчеркнула я, — отношениях. Никаких сумасбродств. Я просто упущенное наверстываю.
— А я-то думаю… Кухонный стол, душевая, стул барный, с которого мы чуть не навернулись, — это ты, оказывается, жизненный опыт копишь. Что ж ты с сексом в машине до зимы тянула? Летом…
— Летом в лесу комары, — невежливо перебила я его, мстительно кусаясь. — Летом я хотела ночное купание голышом с продолжением, но мы были еще мало знакомы и постеснялась.
Игорь расхохотался, я тоже. Машина стояла на узкой просеке среди заснеженных елок. Правда, на тех, что осуждающе тыкали лапами нам в окна, снега не осталось. Мы ехали встречать новый год на ту же базу, и я голову отвертела в поисках удобного съезда, а когда нашла, так заголосила 'Стой!', что Игорь сначала втопил по тормозам, и только потом спросил, а что собственно, случилось-то? Объяснила… два раза…
Встречу нового года обсуждали в нашей компании бурно, но коротко. 'Сосновый бор', памятный по лету, на сайте заманивал зимним отдыхом, места бронировались бодро, поэтому тянуть не стали. Мы опять поселились отдельно, остальные, как говорит Славка Келлер, в 'общежитии'. Сняли шести и восьмиместный домики — кроме нас, ехали еще четыре пары из отряда, заказали банкет. Выехали вечером тридцатого, к Игорю, как абсолютно непьющему, напрашивались малопьющие попутчики, но я стояла как вратарь на воротах, и никого больше с нами не взяла. Теперь-то некоторые поняли, почему, а то все: 'Мила, тебе жалко, что ли?'.
Приехали позже всех, были обруганы девчонками. Катя с моего дня рождения точила зуб на сауну. Мужики были посланы в баню, а мы, то есть Катя, Злата и Жанна, пока сауна грелась, нарезали фруктов, засунули в морозилку шампанское и мороженое (вместе никогда не пробовали? Вот и я нет, а они 'вкусно, вкусно!') и пошли греться и трепаться. Жанной мы зовем Снежану. Уж не знаю, чем она при рождении досадила родному папе, но назвать Снежаной девочку с фамилией Снежкина это перебор. Да и мама ее хороша. Вот больше чем уверена, кроме пара и цвета полотенец, никаких различий между нашими компаниями вы не найдете. Там, наверняка, Славка без умолку анекдоты травит, у нас Злата. Как эти двое друг друга до смерти не заговаривают? И это я всегда себя болтушкой считала. Да я великая молчальница!
Разошлись поздно, да и то девичник Игорь спугнул. Мы только-только танцевать начали. За все надо платить, слышали же? Вот и ему, бедному, досталось. Быть моим партнером по танцам, обыкновенным бальным танцам. Зато я теперь спокойна — есть, есть у него недостатки. А то у меня прямо комплексы.
Утром, не успела я доесть третий горячий бутерброд под вторую чашку кофе, как беда пришла. То есть пришла радостная Катя с сообщением, что они с Артемом нечеловеческими усилиями отбили в бесплатном прокате аж четыре скутера-снегохода и еще заняли очередь на квадроциклы. И что надо срочно идти кататься, а то там Артем один оборону держит. Пришлось одеться, надеть выданные Катериной очки и идти, хлебнуть адреналинчику. Здорово! Носились по замерзшему водохранилищу, прыгали с небольших горок. Я орала как сумасшедшая! Но какой все-таки восторг! Артем еще на параплане катался, волоча за собой Катьку на лыжах, но я от такого безобразия наотрез отказалась и Игорю категорически запретила. На всякий случай. Мало ли, что он сам не хотел. Вдруг бы передумал, а я уже превентивно позаботилась.
В банкетный зал я, как умная, шла в куртке поверх вечернего платья и ботинках, а туфли несла в пакете. Ничего, что немного на чучело похожа. У меня организм мало что мне самой дорог, так еще и практически государственное достояние. Наши четыре стола удачно вписались между окном, эстрадой и огромной елкой. Живая музыка, надо же. Группа, молодые совсем ребята и девушка-солистка, наверняка еще учатся. Репертуар — эстрадная классика и несколько совсем незнакомых песен, неплохих кстати, сами, что ли пишут? Еда! Наконец-то, а то я целый день аппетит нагуливала. И никаких консоме, о, радость! Гусь в яблоках, капуста с брусникой и все остальное в том же духе. Все как обычно — конкурсы, танцы. Когда в половине двенадцатого ведущий предложил выпить за старый год и проводить его хороводом, я посмотрела на Игоря. Он молча кивнул, мы поднялись из-за стола вместе со всеми, и пока народ со смехом шумно вставал в круг, просто сбежали.
В гостиной мигала огоньками елка, было тихо-тихо, издалека доносились музыка и радостный шум. Пока Игорь разжигал камин, я повесила куртку, переобулась и побежала наверх. Села на кровать, открыла ноут и вызвала маму.
— С новым годом, мамуль!
— С новым годом, доча, — улыбнулась мама. 'С новым годом, Милка!' прокричал невидимый папа, судя по голосу, уже веселенький. — Света с Максом только что пошли с детьми фейерверки запускать, поздравляют, сказали, завтра вам позвонят.
— Мамочка, как мне жалко, что я не с вами, — я чувствовала близкие слезы. — Надо все-таки мне было приехать!
— Доченька, послушай меня, — мама легонько коснулась глаз. Улыбнулась. — Мы не вечные. Пора тебе свою семью, свою привязанность… ты же не одна теперь.
— Мам!
— Где там Игорь? — подлез сбоку папа. — Давай его сюда, поздравлять будем!
— Сиди уж! — ткнула его локтем мама. — С восьми часов празднуют.
— С кем? С Максом, что ли? — удивилась я.
— Со сватом как начали новый год по норильскому времени встречать, — наябедничала мама. — Так и не расстаются. До чего техника дошла — гулянка по интернету. Давай все же Игоря, поздравить надо.
— Мама, — предупредила я. — Ты там лишнего не говори!
— Не кричи на мать! — велел отец. — Неси нас давай!
— Игорь, — я спустилась, сунула ему ноут. — Тут тебя спрашивают.
Еще пять минут суеты, поздравлений, воздушных поцелуев и я с облегчением захлопнула ноутбук.
— С новым годом, Мила, — Игорь протянул мне шампанское.
— С новым годом! — Я коснулась краем его бокала, пригубила.
Он забрал у меня вино, поставил на стол и обнял меня.
Слышно было, как на улице под бой курантов кричат: 'Пять, четыре, три…', взрываются петарды и фейерверки, и вместе с финальным аккордом салюта мир сначала замедлился, а потом разлетелся радужными осколками.
— Если это когда-нибудь станет нашей семейной традицией, я совершенно не против, — неслышно прошептала я ему в плечо.
— Мила? Ты что-то сказала?
— Желание загадала, — ответила я честно.
Потом нам не спалось, мы оделись и пошли бродить под совершенно новогодним снегом.
Глава 6. Трава у дома.
— Земля — Борт.
Отошли мачты, гул, вспышка, ракета вздрогнула. Земля, как и положено матери, отпускает от себя неохотно… Сердце колотится так, что шум в ушах перекрывает рев двигателей.
— Главная. Подъем.
— Есть контакт подъема.
— Подтверждаем, — молодец, Люда. Голос спокойный, ответила четко.
— Хорошо идет, красиво!
Всего пятьсот секунд и мы в космосе. Еще пятьсот секунд.
— Тангаж, рысканье, вращение в норме.
— Сто секунд полета. Параметры конструкции ракеты — носителя в норме, — в голосе офицера торжественные нотки.
— Самочувствие нормальное.
— Завершение перегрузок.
Отделение второй ступени. Сброс головного обтекателя. Солнце бьет в иллюминатор. Не слышу ЦУП, но квитанции выдаю. С земли нас уже не видно, наверное, только инверсионный след.
— Полет идет нормально, все по графику, без замечаний, — прорвались наконец. — Вербы, как нас слышите? Ответьте шестнадцатому-третьему!
— Слышим вас хорошо, на борту порядок.
— Пятьсот секунд полета, полет без замечаний.
— Контролируем контакт отделения.
— Прошел контакт отделения!
— Поздравляем вас, девушки!
Невесомость.
Шесть часов до стыковки. Мы с Катей лежим в креслах, за нас работает автоматика, в наушниках время от времени спрашивают о самочувствии, что бы мы не заснули, наверное. Это они зря беспокоятся. Заснуть тут не особо получится — лежать неудобно. Раньше двое суток вот так до МКС добирались. Брр… Даже в программе подготовки отдельно блок есть — тренировка взлета и посадки. Они там нам говорят, что это для доведения до автоматизма действий космонавтов. Ну-ну. Верю-верю. Для того, что бы у нас позвоночный столб форму кресла автоматически принимал и согнутые коленки сами фиксировались и разгибаться не хотели.
Вот, кстати. Все и идет вперед — и технологии, и техника, а традиции все те же, благо им не один десяток лет. Все экипажи до нас им следовали и после нас будут. На то они и традиции. Фильм 'Белое солнце пустыни' я, например, смотрела впервые, а Игорь пять раз (дважды — в качестве дублёра, и трижды как член основного экипажа). И на двери перед выходом мы расписались, и вышли под легендарную 'Траву у дома'. Теперь вот думаю — а перед стартом на Марс опять про Сухова смотреть? И на какой двери расписаться?
Мои прилетели в Москву всей семьей, даже мальчишек привезли, и наблюдали за стартом из Центра управления полётами. Дождутся там стыковки и основного старта. Родители Игоря прилетели меня проводить на космодром. Им сюда ближе. Игоря, кстати, они не провожали. Он запретил. Сказал, два раза не были, и третий не стоит. Встречать приедете. Я его даже ругала, пока сама не представила, как будет мама переживать, если вживую старт увидит. Я вот сначала увидела, потом сама полетела. Внутри не так страшно, честное слово.
Замечательно, что современная связь дает общаться с орбиты. По телефону и электронке мы с Игорем говорили каждый день, и раз в неделю — по видеосвязи. И те несколько суток до старта, что мы будем на орбите, я обещала каждый день присылать нашим фото- и видеоотчёты. Я бы прямо сейчас начала, но пока что ничего, кроме тюков с грузами не вижу, потому что иллюминатор у нас за головой.
— Вербы, тридцать минут до стыковки. Начинаю обратный отсчет…
Прилипла к 'окну' вверх ногами, шевелю ластами и наглядеться не могу. Какая она красивая, наша планета!
— Когда летал первый раз, вел себя точно так же, — Игорь подплыл, тоже посмотрел. — Да и сейчас не надоело.
Цепляясь за стенку, подобралась поближе. Оказывается, очень неудобно обниматься, паря в небесах.
— Боялась?
— Ага. Дрожали с Катей, как две осинки.
Поцеловал. И еще раз. И еще…
— Мила, камеры. И график. Отстаем на двадцать минут.
Да, пора прекратить, а то из ЦУПа скоро будут неодобрительно свистеть. Времени и вправду мало. Последняя, нет, крайняя, у нас в отряде так говорят, проверка систем, и опять услышу 'ключ на старт'. Я теперь уже космонавт-исследователь, а до сих пор не понимаю, почему самолеты летают, а крыльями не машут. И большинство населения планеты — тоже. Поэтому на предстартовой пресс-конференции наш научный руководитель прочитал лекцию 'для чайников'.
— … Межпланетный космический корабль движется по законам всемирного тяготения, как и все космические объекты. Корабли-спутники Земли движутся вокруг центра масс системы Спутник-Земля. Все корабли, которые направляются к объектам Солнечной системы, движутся вокруг центра масс Корабль-Солнце. Если корабль уходит за пределы Солнечной системы, то он движется вокруг центра масс Центр масс Галактики-Корабль. Конечно, это грубое объяснение, баллистические характеристики орбит гораздо сложнее, но нам нужно только понимание вопроса. Важно понять, что космический корабль разгоняется до определенной скорости, которая позволяет ему двигаться к нужному объекту по орбите, которую создают силы притяжения космических объектов. Маневрирует он там очень редко и меняет траекторию полета на небольшие углы.
Двигатели космического корабля в полете не работают, они нужны только для разгона корабля до определенной скорости, которая позволяет кораблю совершать перемещения по заданной орбите. Используется также и притяжение космических объектов, в частности, притяжение Юпитера. Постоянно работающий двигатель является непозволительной роскошью, потому что вес космического корабля будет невероятно большим.
Да уж, корабль огромный. А жилой, он же научный, модуль, занимает в нем столько же места, сколько головка на спичке. Все остальное двигатели, батареи, вода, кислород, еда. Под завязку набит даже взлетно-посадочный аппарат. Устройство жилого модуля мы за этот год изучили так, что я могу в темноте с закрытыми глазами и вверх тормашками найти любой предмет. Сама не знаю, чего больше хочу — скорее полететь уже, или еще сотню кругов вокруг Земли сделать. Впрочем, выбора у меня так и так нет. Завтра в полдень по Москве. Почти по Стругацким…
Когда я думала о нашем полете, я как-то выстроила в голове будущие трудности и постаралась заранее продумать, как с ними бороться. Или примириться. Но, как всегда и бывает, представления во многом разошлись с реальностью. Может быть, отчасти потому, что то, что проживаем мы, происходит с людьми впервые. Дело даже не в риске, хотя произойди катастрофа, о случившемся с нами, возможно, никто никогда не узнает. Нас никто не спасет, не эвакуирует и не найдет. Нет, мы не боялись. Жить в постоянном страхе невозможно, и мы не даром прошли столь серьезный отбор и подготовку. Нам нужно было привыкнуть совсем к другому. Смотреть, как удаляется Земля, как становится меньше Солнце. К черноте в иллюминаторах. К тишине, от порой которой закладывает уши. К тому, что абсолютно не ощущается движение корабля. Мы просто висим в вакууме. К однообразию распорядка и занятий, тесноте и замкнутости модуля. К отсутствию личного пространства. К ограничениям в бытовом плане. Консервы, как их не назови, консервы и есть. Воду, даже повторно очищенную, нужно экономить, поэтому душ раз в неделю пять минут. Прямо как связь с Землей. Вообще, экономим на всем. Внешние и внутренние камеры наблюдения работают от солнечных батарей, к ним же подключаем всю нештатную технику — планшеты, ноутбуки, личные камеры, читалки. Про минусы я рассказала, теперь о плюсах. Вы удивитесь, но их много больше. Вот такие мы позитивные.
Я никогда не думала, что можно так сблизиться с чужими людьми. Всегда держала дистанцию — с кем больше, с кем меньше. Игорь не в счет, так, как с ним, я ни с кем не раскрывалась. Даже от родителей скрывала проблемы, трудности. Не то что бы с хотела казаться лучше или не показывать слабостей. Не огорчать, не расстраивать. Щадить, беречь. С ним можно. Казаться смешной, глупой, беспомощной. Не бояться быть сильной и умной. С ним вообще можно все.
Катя и Артем. Понятно, что мы здесь как подводники — или все умрем, или все выживем. Но с ними легко. Не просто не конфликтно, а интересно. Тепло. Весело.
Месяц полета мы отметили застольем. Венец стола — чай и кофе. Да, и на кипятке экономим. Артем первый раз достал гитару. Нам можно было взять любое количество личных вещей, но не больше трех килограммов на человека, так на гитару мы все весом скидывались.
Перед долгой разлукой с родной стороной
Соберу узелок, пусть он будет со мной.
Положу в узелок мамин взгляд с теплотой,
Папин мудрый совет заберу я с собой,
Птичий щебет и ласковый рокот волны,
Лучик солнца, что веки щекочет сквозь сон,
Шепот леса, мороз, снегопад за окном,
Багровеющий пламенем солнца закат,
И любимого дома родной аромат.
Все сложу в узелок, чтобы все сохранить,
Это будет моя путеводная нить,
Чтобы в самый отчаянный час, вдалеке,
Завязать узел силы моей на руке!
(Стихи Татьяны Резниковой)
Когда песня закончилась, мне очень хотелось расплакаться. Даже если бы я могла сочинять, лучше бы про себя не сказала.
— Артем, ты меня подслушал? — сказала вместо этого шутливо-возмущенно.
— Не я, — посмотрел гитарист на Игоря. — Давай, признавайся. Надоело мне чужие лавры носить!
— Это ты сочинил?! — уставилась я по тому же адресу. — Что же ты молчал?
— Трепло он, — беззлобно охарактеризовал друга Игорь. — Иногда, когда работаю, вслух разговариваю. А он записывает, обрабатывает, мелодию подбирает, и имеет совесть мне авторство приписывать.
— Погоди-ка, — заинтересовалась вдруг Катя. — А это, про звезды в бездонных глазах, тоже Игорь сочинил?! Для Милы? А вовсе не ты для меня? Аферист! Мне еще никто стихов не посвящал, я тебя на радостях всю ночь благодарила!
— Катя, — начал Артем. — Не дерись ты! — Она ощутимо стукнула его крепкой докторской рукой. — Я реабилитируюсь. Это совершенно точно для тебя.
Я люблю тебя, милая, слышишь меня?
И листва покачнулась, слова подтверждая!
Ранним утром, и в ночь, и в течение дня
Я твой образ несу и глазами ласкаю.
А когда обнимаю, касаясь рукой,
Мне в глазах твоих светятся звездные точки,
Я всю жизнь буду рядом, родная, с тобой,
Подари мне однажды такую же дочку?
(Стихи Татьяны Резниковой)
По лицу Катерины было понятно, что она готова приступить к созданию потомства немедленно. Да и мне неудобно — она-то Артема авансом отблагодарила, так мне хоть по факту надо, раз я такая нечуткая. Как бы намекнуть поделикатнее, что бы сегодня капитан сегодня попозже силу тяжести отключил?
Когда Вергилий Публий Марон говорил 'Любовь превозмогает все', он совершенно точно имел в виду все, кроме невесомости, потому что в невесомости любовь занятие вовсе не романтичное, а трудоемкое. Два тела в процессе движутся разнонаправленно, и вместо взаимного притяжения получается взаимное отталкивание. И это я вам не рассказываю о чистой анатомии, вроде того, что в отсутствие силы тяжести внутренние органы располагаются по-другому. Поскольку у меня не только участие в исследованиях, но и большая личная заинтересованность, я много времени провела, изучая этот вопрос. Читала, нет, не интернет, отчеты сексопатологов центрального научного отдела центра подготовки. Говорили мы с Катей и с начальником медцентра.
Во-первых, ни наши, ни американцы никогда не афишировали попытки совершить внеземное зачатие. Просачивались лишь отрывочные сведения. Так, например, о супружеской паре астронавтов, совершивших неудачную попытку в конце прошлого века. Но вот что интересно. Если 'ничего такого' не было, каким же образом NASA выработало рекомендации по правильному занятию сексом? К 'употреблению' были предложены четыре идеальных позы и шесть приемлемых, для которых эти люди с англосаксонской педантичностью изобрели специальный эластичный пояс и что-то вроде надувной трубы. Не знаю, насколько эта деятельность была научной, или как, негодуя, написал один журналист, 'попыткой устроить околоземный бордель на деньги налогоплательщиков', мы не проверяли. Ни разу не занимались любовью в невесомости. Из чувства простого самосохранения. Почему? Потому что любая крошка или капля жидкости в невесомости движется очень хаотично и опасна для человека, если попадет в дыхательные пути, а эта конкретная жидкость вылетает из организма со скоростью восемнадцать километров в час. Как шутил наш главпосексу, в полетах на МКС было прекрасное средство снять сексуальное напряжение — велотренажер и беговая дорожка.
У нас эти изобретения человечества имеются, не в этом качестве, а для поддержки тела в тонусе, как и прекрасная ультрафиолетовая лампа — хоть ничтожный, но заменитель солнечного света. Но самое главное — искусственная сила тяжести. Ее изобрели, разумеется, не только для того, что бы мы навыков в этой сфере не утратили. За полгода нахождения в невесомости организм теряет до двадцати процентов кальция. За пять лет полета мы бы просто стали недвижимыми инвалидами. Опция сжирает львиную долю энергии, но она самая необходимая вещь после воздуха и воды. Работает она часов шестнадцать-восемнадцать в сутки, и выключается ровно на то время, что мы спим. Спать в невесомости непривычно, и все равно где — нет ни верха, ни низа. Можно прицепиться и спать, как летучие мыши.
Это все было во-первых, вы помните? Во-вторых, все женщины-астронавты, совершавшие длительные полеты на орбиту, принимали гормональные препараты, останавливающие цикл. Это не способствует здоровью, возможно, поэтому большинство из них после завершения полета не рожали. Не буду говорить почему — не могли, не хотели? Не знаю. Что касается наших, хоть их на порядок меньше, — могу гордиться соотечественницами — у кого один ребенок, у кого двое. И да, это сыграло важную роль, когда я принимала окончательное решение об участии. В теории я смогу иметь здоровых детей, а на практике — посмотрим.
Одно могу сказать — даже наши хомяки не оправдывают расхожее мнение, что они только спят, едят и сексом занимаются. Нет, есть и спать они никогда не отказываются, а вот к половому вопросу равнодушны абсолютно. Зато морских свинок пришлось рассадить. Карл бедной Кларе житья не давал. Теперь он подозрительно смотрит даже на нас с Катериной, я его кормить боюсь подходить, мало ли.
Личная жизнь у нас на борту только относительно личная. Весь модуль — это несколько отсеков, разделенных символическими перегородками, съемно-разъемными. Если не видно, так слышно, секретов ни у кого нет. Дружно делаем вид, что ничего не замечаем. И вообще, не хочешь слышать чужих вздохов — дыши сам. Жалко, из-за работы редко дышим… Но иногда только это средство спасает от… безумия.
Почти два века назад Циолковский сказал: 'Планета есть колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели'. Он прав, конечно, но и не прав. Космос прекрасен, но абсолютно чужд человеку. И непостижим. Многие космонавты после возвращения на Землю рассказывали о невероятных, необъяснимых явлениях, которые они слышали и видели. Часть из них невозможно описать и подтвердить с научной точки зрения. Началось все, как и положено, с первого космонавта. Юрий Алексеевич Гагарин, побывав как-то на концерте, сказал, что уже слышал эту музыку. Не на Земле, в космосе. Американский астронавт писал, что, пролетая над территорией Тибета, он смог невооруженным взглядом рассмотреть дома и окружающие их постройки. Ученные этот эффект назвали увеличением наземных объектов, но научного объяснения возможности рассмотреть постройки с расстояния в 300 километров пока не нашли. И это даже не в близком космосе, на Луне, к примеру, а вообще на околоземной орбите.
Что все это не байки для своих, я поняла, когда в самом конце подготовки Гали прочитала нам курс по ни много, ни мало внеземной психологии. В нем описана лишь часть из собранных в течение длительного времени свидетельств о наблюдении аномальных явлений на орбите Земли из нескольких тысяч. А завершила цитатой.
— Летчик-космонавт Александр Серебров, четырежды побывавший в космосе, один из рекордсменов по длительности полета, сказал: 'Там, в глубинах Вселенной, с людьми происходит неизвестно что. Состояние физическое худо-бедно изучается, а вот изменения сознания — темный лес. Медики делают вид, что человека можно ко всему подготовить на Земле. На самом деле это абсолютно не так'.
Так вот, примите это как данность. Не праздно удивляйтесь — а подробно описывайте, смотрите на это как на часть эксперимента, договорились, коллеги?
Честно говоря, я вышла тогда из кабинета с мурашками. Спросила Игоря.
— Было, Мила. Летели над ночной стороной. И вдруг как в деревне — лай собаки. Потом стал отчетливо слышен плач ребенка, какие-то голоса. А сны какие там снились!
— Но, может, просто галлюцинации?
— Никто из тех, кто летал, не может назвать это галлюцинациями — слишком реальные ощущения.
— А наука? Что наука говорит?
— Магнитные поля. Вернее, их колебания. Американцы…
— Дай угадаю? Поток космической информации? Сигналы инопланетян?
— Почти. Предположили, что это могут быть частицы космических лучей, которые движутся с огромной скоростью.
— Знаешь, Игорь, это все околонаучно, как мне кажется. Скорее философия и эзотерика.
Мой скепсис разбился об опыт довольно скоро. На сорок шестой день полета я проснулась от того, что услышала звук приближающегося поезда. Вот как будто стояла на переезде и пропускала состав. Гудок, стук колес, лязг. Шум сначала усиливался, приближаясь, потом стал удаляться и затихать. Где-то вдали опять прозвучал гудок и все стихло. Это было настолько реалистично, что на мне майка с шортами стали мокрыми от пота. С трудом расстегнула фиксаторы, поплыла к перегородке, вытащила запасной комплект, переоделась. Заставила себя посмотреть в иллюминатор. Как ожидалось, вокзал не приехал. Мы по-прежнему висели в черноте и до нас не было никакого дела далеким равнодушным звездам.
Вернулась в 'спальню' — мы с Игорем спали в лаборатории, с фонариком с трудом открепила ремни от настенного спальника и 'принайтовалась' к Игорю.
— Мила, что? — сонно пробормотал командир, пока я возилась.
— Ничего, спи, — прижалась к нему, он обнял меня, не просыпаясь, как обнимают женщин миллионы мужчин. Никак не могла уснуть, пока, наконец, не открыла глаза и не поняла, что уже пищит будильник.
Чем дальше мы улетали от Солнца, тем красочней и фантастичней явления нас посещали. Мы слышали музыку, прекрасную, неземную, слышали все четверо, и даже попытались записать. При воспроизведении закономерно услышали тишину, и я разочарованно протянула руку, чтобы удалить файл. Наш штатный физик меня вовремя остановил.
— Оставь. Вернемся на землю, отдадим в лабораторию. Пусть изучают. И давайте договоримся — все коллективные галлюцинации фиксируем.
— А индивидуальные? — удивилась я. — Частная собственность?
— Диагноз, — отозвалась из своего угла Катя.
Опытным путем за несколько недель установили, где именно лучше не спасть. В смысле, там видения ярче и реалистичнее, что ли. В носовой части корабля — там вообще аквариум — иллюминаторы огромные, висишь в космосе практически. По левому борту — по нему проходят силовые кабели. Места, где совсем отсутствуют приборы, на корабле нет. Самое козырное место — кладовка, мы с Игорем туда из лаборатории переехали, и Катин медотсек. Мы предложили меняться, в смысле спать в кладовке по очереди, но Катя нам свою вотчину не доверила. Подозреваю, из-за кушетки. Нам с Игорем роскошь заниматься любовью хотя бы на таком подобии кровати не доступна. Мы все камасутру изобретаем. И что мне на Земле спокойно не лежалось, все экзотику искала? Пожалуйста, Люда, кушайте ее ситечком!
Глава 7. Полет нормальный?
— Катя, где твой справочник по психиатрии?
— Тебе зачем? — наш доктор закономерно подозрительна.
— Хочу посмотреть — если видишь одну и ту же галлюцинацию два дня подряд — это паранойя или шизофрения?
— А какие еще симптомы наблюдаете, больная?
— Что именно ты видишь, Мила?
Вопросы прозвучали в унисон. Ответила, конечно, командиру — надо же субординацию соблюдать.
— Я вижу, как встречным курсом летит метеороид. Размер — сантиметров пятнадцать в поперечнике, может, чуть больше. Вращается вокруг оси, неровный, похож на кусок камня, но блестит на Солнце, возможно ахондрит или железный. В приборы ничего не видно, запись на камере смотрела — ничего похожего. А я вижу невооруженным глазом, хоть в носовой иллюминатор не смотри. Катя, так ты меня лечить будешь или сразу… усыпите? Во избежание?
— Мила, Артем, в рубку. Мила, опиши как можно подробнее, что ты видишь, в каком секторе. Телескоп захватывает? Артем, обработай запись с камеры и фото с телескопа. Попробуй рассмотреть.
Артем, не споря, запустил программу, почти бесшумно застучал по клавиатуре. Я молчать не стала.
— Игорь, мне льстит, конечно, что ты за меня. Приятно. Но мы оба знаем, что рассмотреть камень размером с кулак, летящий на скорости несколько десятков километров в секунду — если он из солнечной системы, залетные-то развивают скорость на порядок больше — невозможно. Мы бы даже не узнали, прилети в нас что-то — прошил бы корабль насквозь, как пуля, и здравствуй, разгерметизация. И благословенный взрыв, что б долго не мучились.
— Оптимистка, — похвалила меня подошедшая Катерина.
— Мила, я знаю только, что ничего не знаю. Сюда только спутники до нас долетали, и то не все. Космическую радиацию тоже нельзя увидеть, не считая северного сияния, только приборы регистрируют. А на орбите десятки людей говорят про вспышки в глазах во время полета, и что одновременно фотодетекторы импульсов фиксируют излучение. Нужно рассчитать, есть ли действительно опасность столкновения, и необходим ли маневр уклонения. Артем?
— Командир, пока чисто. Программу на уклонение запускать не буду, пока первую задачу не закончу — зависнет, объем большой. Идите, работайте, а? Что вам, делать нечего, над душой стоять?
Айтишники везде одинаковые, вы заметили?
— На разойтись, я, кстати, сразу согласился. И разошелся. И расходился! — немузыкально пропела я, удаляясь.
— Мила, — нахмурил брови любимый. — Вчера надо было сказать.
— Что сказать, Игорь? Если в каждой фигне, что нам мерещится, искать рациональное зерно..! Даром мы с Катей уже половину иллюминаторов шторками позакрывали?!
— Мила. Все равно — рассказывай.
— Ладно, только ты первый. Подай пример.
— Попозже. Слышишь таймер?
Красиво свинтил. Сразу видно — опыт.
***
На стол вице-премьера легла красная папка с грифом 'Совершенно секретно'. На одиноком листе с заголовком 'Докладная' коротко и четко значилось: связь с МЭК 'Гагарин' утеряна, все попытки восстановить ее в течение суток успеха не имели.
— Владимир Петрович, — едва дождавшись ответа, проговорил в трубку прямой связи Горелов. — О потери связи в прессу и родственникам не сообщать. Продолжить выпускать ежедневный пресс-релиз с дежурной информацией. Попытки наладить связь продолжить до получения результата. Мне докладывать каждые шесть часов. И ночью! Знаю. Знаю! Не рассказывай мне про шансы! Делай, я сказал.
Посидел, достал из бара бутылку, налил в тяжелый стакан янтарный коньяк и выпил, первый раз за последние десять лет.
***
— Командир, есть результат, — обыкновению негромко и спокойно доложил Артем. Мы с Катей переглянулись через отсек и остались на месте, работать. У нее целый комплекс очень интересных опытов по биотехнологии и сейчас она как раз программировала на печать 3D-принтер. Запустится он ночью, потому что благодаря условиям невесомости используется не аддитивный метод печати с нанесением слоя за слоем, а формативный, когда объект создают одновременно с разных сторон по типу лепки снежка. Катя 'напечатала' уже хомячьи печень, почки и сердце, сегодня собирается печатать легкие, и, как мы смеемся, если научится печатать мозг, может собрать из запчастей целого. А я контролировала работу детекторов галактической радиации. Солнечную мы тоже ловили, но ее и на РКС не дефицит, так что мы по космической специализируемся. Это жутко интересно, я вам скажу. Источником галактической радиации являются события в Галактике, связанные с высоким выделением энергии на порядки превышающие энергию спокойного свечения звезд — прежде всего взрывы сверхновых… Так, пора прерваться, пока это не переросло в лекцию. Что там наш главный по компьютерам высчитал-то?
— Опасное сближение, желтый уровень, 28 часов.
Знаю, звучит страшновато. Но расскажу поподробнее. Вокруг МЭК существует 'защитный периметр' в форме коробки для пиццы размером в четыре километра в высоту (по два километра вверх и вниз от станции), и двадцать пять километров в длину и ширину. Компьютер следит за всем, что попадает внутрь этой 'коробки', и рассчитывает вероятность столкновения для каждого из отслеживаемых объектов. Объекты с шансом столкновения от 1/10000 до 1/100000 получают 'желтый' уровень. Красный уровень опасности объявляется для любого объекта, вероятность столкновения с которым составляет от 1 (100 %) до 1/10000. Для таких случаев и предусмотрена возможность включения маневровых двигателей — отклонение от курса. Потом, как вы понимаете, опять надо двигатели включать и возвращаться на курс. А поскольку АЗС на этой трассе еще не построили, командиру предстоит принять решение — стоит ли жечь горючку или обойдется? А то так пару раз повиляешь по космосу и полетишь по траектории куда-нибудь… к Юпитеру. Или вообще — были межпланетной экспедицией, а станем межзвездной. Тут, правда звездный путь — он же последний.
Игорь долго сидел над анализом и объявил решение ровно за сутки до предполагаемого сближения.
— Маневр совершать не будем. Через двенадцать часов повторим расчеты, примем окончательное решение. Девушки, вы работаете по расписанию, потом отбой. Артем, дежуришь первым, через три часа сменю.
Поражаюсь этому человеку. Железный просто. Титановый. Уснул и спит себе спокойно, я ходила проверить. Свет приглушила, перегородку закрыла. Не могу не сказать, что спокойствие командира действует на экипаж как снотворное. Через три часа перехватила его у закутка душевой, еще голого по пояс, майка в руках.
— Игорь, — прижалась, поцеловала пониже ключицы. Потрогала серебряный медальон — свой подарок на наш первый новый год. Тоже Игорь.
— Боишься, моя хорошая? — стиснул, поцеловал в макушку.
— На сто грамм больше, чем обычно, — вздохнула я. — В пределах статистической погрешности. Больше себя боюсь. Что это было?
— Возможно, просто счастливое совпадение, Мил. Или проявление чего-то такого, что мы пока не в силах понять. Иди, отдыхай. Постарайся уснуть.
— Ладно, — согласилась я, не двигаясь. Он чуть отодвинулся, растрепал мне косу, поцеловал — совсем не утешительно. Я даже начала прикидывать, поместимся ли мы в кабинке вдвоем и сможем ли мы там пошевелиться, если поместимся, или дверь снесем. Но на этой волнующей ноте Игорь меня отпустил и ушел, а я осталась с чувством легкого разочарования. Зато страх ушел. Пусть трюк банальный, но ведь, главное, проверенный и действенный? Вот и я так думаю.
Сутки прошли спокойно, каменюка пролетела на довольно близком, но совершенно безопасном для нас расстоянии — около сотни километров. Оказалось, зря боялись. Эту каменюку. В нас попала следующая, незамеченная — меньше грецкого ореха, через два дня. Для корпуса совершенно не опасная, а вот антенну дальней связи срезало, как тонкую ветку садовым ножом.
— Есть два решения, — открыл 'командный совет' Игорь. — Сидеть без связи до конца экспедиции или выйти в открытый космос и развернуть резервную антенну.
Как вы думаете, как я голосовала?
— Игорь, я против.
— Доводы?
— Без дальней связи нашей жизнедеятельности ничего не угрожает.
— Катя?
— Ни к чему рисковать.
— Понятно. Артем?
— Технологическую схему я распечатал, оборудование подготовлю.
— На мне расконсервация скафандра, шлюз и прожектора.
Спрашивается, зачем спрашивали? Истерику мы с Катей закатывать не стали. Даже внутренне. Подготовка к выходу займет три недели, успеем еще. Катя всяко больше меня переживает — в открытый космос Артем выходит, связь это его специфика. Коллективно посмотрели план работ на это время, перераспределили задания и пошли работать. Я все внутренне пережевывала аргументы и пришла к выводу, что объективно профессионалы правы. Совершают же они выходы в открытый космос на орбите? При том, что станция движется со скоростью более двадцати семи тысяч километров в час, а мы летим со скоростью в шесть раз меньше. Кроме того, на земной орбите болтается множество обломков. Вообще-то 'болтается' слово не подходящее, если учесть, что они двигаются со скоростью семь километров в секунду. И температура колеблется от -120 в тени до +140 на Солнце. Или наоборот? А, неважно. Кстати, надо бы Артему сводку погоды посмотреть на ближайший месяц… Так, — 270 по Цельсию, ясно, осадков не ожидается.
Не знаю, как на Земле прошли эти три недели без связи с нами. У нас штатно. Повторюсь, только работы у всех прибавилось, посему сократили время отдыха, и так небольшое. Зато на день выхода все дела отложили. Игорь будет контролировать действия Артема из рубки, а мы наблюдать в мониторы и частично в иллюминаторы. В открытом космосе Солнце никогда не заходит, поэтому в принципе все равно, когда работать, но мы живем по московскому времени. Утром после подъема и завтрака экипировка, шлюзование и сам выход, он продлится шесть часов, не больше, на столько рассчитан запас кислорода.
Одна камера закреплена непосредственно на скафандре, еще шесть на корпусе корабля по трассе перехода и в зоне работ. Артем будет снимать в режиме видео. Мы с Игорем несколько минут помедлили, прежде чем перейти в шлюзовую. Когда подошли, Артем надевал термокостюм с помощью безмятежной Кати. У космонавтов все отработано до автоматизма, мы тоже наловчились. Вход в скафандр, подгонка, шлем, перчатки. Проверка работоспособности систем, внутренней связи. Мы выходим, командир задраивает люк, стравливает воздух. Артем опускает на лицевое стекло фильтр, берет укладку, пристегивается к поручню выходного устройства, и через минуту плавно опускается в бездну. Мы бежим к экранам, чтобы увидеть, как он медленно движется в сторону агрегатного отсека, где должно быть закреплено оборудование, цепляя карабины за наручные поручни. Его держат два страховочных фала длиной полтора и два метра, и он еще и держится левой рукой, потому что малейший толчок от корпуса — и его отнесет в пространство на всю длину страховки. Возвращаться — тратить время, а значит — силы и кислород.
Все операции в космосе расписаны по минутам, и мы с Катей отслеживали тайминг. С монтажом креплений для антенны Артем справился даже чуть раньше, уложился по времени с установкой самой антенны, чуть больше заняла настройка. Вернее, Игорь корректировал настройки, а Артем ориентировал антенну.
— Артем, есть устойчивый сигнал на прием и передачу. Время работ пять тридцать четыре.
— Командир, отбираю пробы и мазки.
Это в рамках научной программы уже. Понятно, что такую возможность упускать нельзя, тем более есть резервных двадцать шесть минут. Мы смотрели, как Артем закрепляет в укладке контейнеры с образцами.
— Осуществляю панорамную съемку. Обзору мешает панель солнечной батареи, опущусь на уровень ниже.
Мы смотрим, как на экране медленно проплывает освещенный Солнцем корпус, и Артем поворачивается спиной к светилу. На бархате бесконечности сверкали диадемы и ожерелья. Я засмотрелась и не сразу поняла смысл короткого доклада Русина.
— В обшивку вплавился осколок или обломок. Острый. Зацепил рукавом. Разгерметизация.
— Артем, давление? Диаметр повреждения?
— Давление 0,4, повреждение на предплечье, не вижу. По ощущениям сантиметра четыре-пять.
Много. Я сдержанно вздохнула.
— Люда, включи таймер на обратный отсчет. Пятнадцать минут. Время озвучивай поминутно.
На рукаве скафандра есть таблица с указанием времени работы в разгерметизированном скафандре. При давлении 0,4 атмосферы это тридцать минут, если дырка небольшая. На этот случай, в скафандре есть источник компенсации давления — аварийный баллон со сжатым кислородом. Этого времени космонавту должно хватить, что бы вернуться на корабль, закрыть люк и накачать воздух. Но если Артем прав, то… Так, Люда, не мели всякую чушь. Займись делом. Настроила отсчет, надела наушники и микрофон. Бледная Катерина сделала то же самое, не глядя. Она, не отрываясь, смотрела на экран, на котором Артем продвигался вдоль поручней в сторону выходного устройства. Двигался довольно быстро, но без суеты.
— Тринадцать минут.
Еще метр. Артем цепляет за верхний поручень сначала один карабин, потом другой. Видно, что левая рука почти не гнется, но он продолжает каким-то чудом держаться ей, пока работает правой.
— Десять минут.
Артем двигается медленнее. Мне кажется, или рукав увеличился в объеме?
— Пять минут.
Артем отстегнул первый карабин, перецепил, потянулся к поручню люка, левая рука соскользнула, фал натянулся и он отлетел от корабля на всю длину страховки.
Я увидела, как Катя зажимает рот рукой, сдерживая крик.
— Артем, подтягивайся. Спокойно. Времени достаточно.
— Три минуты.
Холод тянется по спине. Руки леденеют, но я стараюсь говорить уверенно.
— Две минуты.
В нагрудную камеру я вижу, как приближается яркое пятно входа, слышу тяжелое дыхание Русина. Вот он цепляется рукой за верхний край, вплывает в шлюз сам, втягивает укладку. Срабатывает входное устройство, зажигается датчик 'герметично', Артем открывает подачу кислорода.
Срываемся с места, доктор на ходу подхватывает чемодан первой помощи. Стоим у закрытого перехода, сердце колотится. Давление, наконец, выровнялось, Игорь открыл шлюзовую, вошел первым, за ними Катя. Из-за их спин увидела — Артем лежит на спине, за светофильтром лица не разглядеть.
— Живой, — слышу, говорит Игорь. От схлынувшего напряжения ноги становятся ватными, беру себя в руки, помогаю отстегнуть стекло, Катя тянется с кислородной маской. -
Не надо, — шепчет Артем сухими губами. — Воды, Кать.
Из скафандра мы его еле вытащили. Левая рука раздулась, в ней почти прекратилось кровообращение. Смотреть страшно было — жесткая, при малейшем движении и прикосновении Артем непроизвольно морщился — боль, видимо, была сильная.
— Носилки, — распорядилась Катя.
— Не выдумывай, — строго, хоть и тихо, запретил он ей. — Не нога же.
— Хорошо-хорошо, — покладисто согласилась подруга. — Давай потихоньку, Тём.
В этот раз обошлось без последствий. Через три часа опухоль спала, пациент уснул, заплаканный медперсонал тоже.
— Игорь, прости. Я знаю, у нас сухой закон, но… Выпить нет?
— Нет.
— Человек от стресса даже помереть может. Что ж мы такие законопослушные-то? Надо было хоть контрабандой привести.
— Секс подойдет?
— Секс? — раздумчиво протянула я. — А выпить точно нет?
— Точно.
— Ну, если у вас больше ничего нет… Ладно, давайте секс…
В паутине всемирной сети я однажды наткнулась на рассказы о любви, вернее, об отношении к любви на войне, женщин — участниц Великой отечественной войны. Санитарки, снайперы, зенитчицы, радистки. Молоденькие девочки, юность в сапогах. Кто-то писал, что любви не место среди смерти и крови, кто-то — что любовь не выбирает и нужно торопиться жить, любить, потому что завтра может не наступить никогда.
Я ни в коем случае не претендую на то, что бы сравнивать себя с этими великими героинями. Война есть война. Но ведь мы сейчас тоже не в рядовых обстоятельствах. Опасность, изоляция от всего мира, замкнутое пространство. Острая необходимость сохранить дружеские взаимоотношения и комфортное сосуществование в экипаже. В какой-то мере зависимость друг от друга. Я как-то путано объясняю, да?
Я жила с этим мужчиной два с половиной года. За эти месяцы я прикипела, приросла к нему всей кожей. Знала, как он ест, спит, что любит. От чего он рассердится или улыбнется. Что и как скажет. Называйте как хотите — глупостью, сумасшествием, говорите, что это на меня так подействовали космические лучи или невесомость. Пусть. Но на подлете к Марсу — не раньше, не позже, мне вдруг стало жизненно необходимо разобраться, что чувствует ко мне Игорь, понять, любит? Не любит?
Вернее, не так. Он никогда не признавался мне в любви, если, конечно, не считать таковым горячечный бред, что несут мужчины в постели. Я и моя эмпатия, так высоко оцененная Галей Коровиной, были почти уверены, что любит, ведь судят не по словам — по поступкам, по отношению, но как всякой женщине мне хотелось услышать 'люблю' больше всего на свете.
Навязчивая идея или нет, но я слишком гордая, и умная, надеюсь, что бы требовать… то есть прямо спрашивать. Или ему самой признаваться. Зачем человека обременять? Ему, может мою любовь и даром не надо. Поэтому молчу, хотя зуд такой, будто у меня ежики под кожей в догонялки бегают. И пространства для маневра нету, королевство-то маловато. Надо как-то притерпеться, что ли, а то так недолго в неадекват сползти. Хотя в моем случае скатиться или слететь…
— Мила!
— Что?! — я вздрогнула и подскочила.
— Мила, я тебя несколько окликнул. Что с тобой?
— А? — вид у меня, должно быть, в самом деле того, странный. Во всяком случае, Игорь посмотрел на меня, взял за локоть и повел в нашу кладовку. Кате внезапно что-то понадобилось узнать у Артема, засевшего в рубке. Можно сказать, мы в интимной обстановке отказались.
— Мила, что с тобой? — повторил Игорь, беря мое лицо в ладони и глядя в глаза с такой тревогой и заботой, что мне даже немножко стыдно стало за свои бзики. — Ты хорошо себя чувствуешь? Устала? Не стоило все-таки отправлять женщин в такую даль. Тут и мужикам-то…
— Игорь, все хорошо, — я отзеркалила его жест, погладила кончиками пальцев морщинки у глаз. Мне было стыдно совсем не немножко. Стыд полыхал на щеках, на шее свекольным румянцем. — Прости меня. Это все бабье. Правда, прости. Я должна тебе помогать и поддерживать, а вместо этого ты тратишь время на глупости и ерунду.
— Милка, — он сжал меня до хруста. — За какие заслуги ты мне досталась?
— За какие грехи, ты хочешь сказать? — уточнила я, сначала нагло лапая его за подтянутую задницу, а потом бесцеремонно залезая под резинку.
Опять просто секс случился, как вы поняли. Бурный, короткий, с задушенным его искусанной рукой моим криком, с его безумным шепотом куда-то мне в шею.
Может, ну ее нафиг, эту любовь?
Глава 8. Не красная планета.
Марс сначала долго висел в иллюминаторах командной рубки половинкой неспелого апельсина, потом рос-рос и вырос до арбуза нездорового цвета. Пугающая чернота на боковых экранах сама струхнула и съежилась. Дорога длиной в пятьсот четырнадцать суток и почти шестьдесят миллионов километров привела нас на порог чужого дома. Гостеприимного или напротив — нам только предстояло узнать. Компьютер выдал команду на включение маневровых двигателей на поворот и торможение, и мы медленно, по длинному эллипсу начали выход на планетарную орбиту. Нас всех охватило невероятное возбуждение, близкое к эйфории. Не знаю, как ребята, а мне иногда казалось, что, может, никакого Марса и не существует? Вернее, как в старом-старом детском фильме, весь полет — это просто такой эксперимент в бункере.
— Связь с Землей, командир, — Артем включил динамики. Нас поздравляли, наставляли, предостерегали, желали успехов. Самое приятное — сделали нам сюрприз. Впервые за долгое время мы услышали родные голоса. Пусть несколько слов, только 'все в порядке, любим, ждем', но все равно — до слез, до спазмов в груди. Рыдали мы с Катей, само собой, опять же в соответствии с требованиями жанра, на груди у мужчин. Игорь нам тоже подарок сделал, объявил выходной и на ночь не отключил гравитацию. Устроили банно-сонный день с борщом и чаепитием. Остро чувствуется отсутствие шампанского.
На следующий день нас поприветствовали Деймос и Фобос, уже хорошо заметные на экранах и в иллюминаторах. Что вам сказать? Не Луна, однозначно. Два булыжника неправильной формы, размером пятнадцать и двадцать семь километров в поперечнике, очень похожие на побитые жизнью астероиды. Астрономы спорят, то ли это действительно астероиды, захваченные гравитационным полем Марса, то ли его части, отколовшиеся в результате столкновения с каким-то крупным небесным телом. Вроде бы, вторая версия более логичная, потому что орбиты у них невысокие, у Деймоса 23400 километров, а у Фобоса 9400. Ну это так, к слову. Плавно снижаясь, мы пересекли орбиту одного и второго и МПЭК на время стал искусственным спутником.
Планета по размеру меньше Земли в два раза, а по весу в десять, и у атмосферы у нее не такая толстая 'шуба', поэтому наша орбита куда ниже, чем у земных орбитальных комплексов. Они летают на высоте около четыреста километров, мы — ста пятидесяти. Вид из окон завораживает. Снимаем и фотографируем, как одержимые, несмотря на работающие камеры. Часть фото отправили на Землю — путь завидуют.
Но самой первой и самой дорогой для нас фотографией стал снимок родной планеты. Даже Луну видно, она как раз Землю догоняла, поэтому на фото кажется, что она совсем рядом, ближе, чем есть на самом деле. Хотелось, конечно, нашу страну увидеть, но показались только Австралия, Юго-Восточная Азия и Антарктика.
Никаких выходных в ближайший месяц, рабочий день по двадцать часов. Времени мало, катастрофически мало. Всего тридцать суток на работу на орбите и на поверхности. Все оборудование 'пашет' в круглосуточном режиме, включая спектрометры и радары, анализирующие атмосферу и рельеф планеты. Мы с Катей сосредоточились на исследованиях по геофизике, Игорь и Артем занимаются запуском, или, вернее, спуском на поверхность телеуправляемых автоматических аппаратов. На первом этапе они стали нашими глазами и руками. Прежде, чем оставить свои следы на пыльных тропинках, неплохо сначала побывать там виртуально. Кроме того, они ползают по таким участкам, куда мы точно не попадем: потухший вулкан Олимп — самая высокая известная гора на планетах Солнечной системы высотой двадцать шесть километров; долина Маринер — самый крупный известный каньон; расположенный в северном полушарии Марса, крупнейший из открытых ударный кратер. Его длина десять с лишним тысяч километров, а ширина — восемь с половиной тысяч. И еще один, примерно в четыре раза меньше, ударный кратер, вблизи южного полюса. Вы спросите, почему такие аппараты, запускаемые с Земли, работают автономно, а не управляются? Дело в большом расстоянии и запаздывании сигнала на несколько десятков минут. Так что копим информацию, полученную с помощью видеофиксации и замеров уникальных инструментов. А еще собираем камешки и прочий краснозем. Образцы исследователи манипуляторами складывают в объемистые контейнеры. По задумке японских авторов этих аппаратов, при поступлении команды с борта эти контейнеры должны с помощью мини-заряда катапультироваться на орбиту, где мы их подберем. Я не инженер, конечно, а простая русская женщина. Поэтому опасаюсь немного, как бы нас не сбили. Опасаюсь, правда, молча, а то один раз вслух сказала, так эти… роботооператоры так гоготали! Никакой душевной тонкости, никакой эмпатии…
— Товарищи ученые, доценты с кандидатами, замучились вы с иксами, запутались в нулях! — голосила я самозабвенно и с большим чувством. Народ смотрел на меня с молчаливым терпением, как Клара на Карла.
Мы нарезали круги по орбите одиннадцать дней, пора было решать — высаживаемся мы, наконец, на поверхность или нет, и если высаживаемся — то где именно. Вокруг этого, собственно, и шли второй день баталии. На Земле ученые умы рвали голосовые связки и жидкие волоса на заслуженных академических лысинах, доказывая друг другу, куда именно нам надо десантироваться. Ага, прямо-таки 'Есть ли у вас план, мистер Фикс?' Нет, вы не подумайте, план у нас был. Детально разработанный даже. Те же умудренные головы, перед полетом, как им казалось, учли все: что на Марсе, так же как и на Земле, происходит смена времён года; что сейчас планета находится в перигелии, и на северном полушарии разгар зимы; что для северного полушария характерна мягкая зима, а на южном полушарии сейчас жаркое лето. И что пылевые бури и пыльные вихри, практически полностью скрывающие поверхность планеты, возникают только в период весеннего таяния полярных шапок. Короче, не рискованный выход в чужую среду, а первая в истории человечества приятная прогулка по другой планете. К тому же мы уже собрали столько новой информации, что послушать их — нам пешим ходом надо обойти Марс сначала по экватору, а потом по нулевому меридиану — исследовать высохшие русла рек, причем с притоками, обязательно обследовать ледники на предмет поиска под его толщей жидкой воды, детально проанализировать элементный состав поверхностного слоя марсианской почвы, зондировать облака, описать полярные туманы. Вам продолжить? Вот-вот, и я думаю, не стоит. Тут Марсианского года, длящегося, если вы не в курсе, 687 наших суток, не хватит, не то, что недели, да хоть бы и двух.
На месте Игоря я бы… Хорошо, что я не на его месте, а на своем. И мне, как космонавту-исследователю, надо идти проверить работу аппаратуры, делающей съемку звездного неба. Кстати, кто увлекается гороскопами — тут годичное движение Солнца по созвездиям зодиака почти такое же, только оно еще через созвездие Кита проходит. Здесь мне, как в них неверующей, надо нарисовать ехидный смайлик. Я, кроме Земли, любуюсь еще и Юпитером. Его, и его четыре крупнейших спутника можно видеть без телескопа.
Логично и ожидаемо, что выслушав все хотелки научного отдела, наш командир отправил на Землю рапорт с изложением точки зрения экспедиции, и поминутный план трех выходов на планету. Выбранные объекты мы считали самыми большими тайнами из увиденных нами необъяснимых загадок Марса. И, как оказалось, были правы.
— До сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о его берега, и я вскакиваю с постели, когда мне чудится хриплый голос Капитана Флинта… — шептала я пересохшими от волнения губами. Почему, стоя у люка ВПК, я вспомнила Остров сокровищ? Не знаю. Может быть, разум так защищался от чувств. Он, бедный, один, а их тьма. Они кипят и клокочут в груди, и меня разрывает от восторга, восхищения, радости, удивления, страха, и еще чего-то, что я переживаю, но не могу назвать. Они прорываются словами Стивенсона и слезами. Я смаргиваю слезы и смотрю на небо, так не похожее на родное. Серый бархат постепенно светлеет до прозрачно-фиолетового и голубого. Вот ты какой, рассвет на Марсе..! Восторг, распихивая всех локтями, вырвался вперед, оставив все остальные эмоции далеко позади. Я могла бы простоять так целую вечность, или соль, по меньшей мере. Соль? А, я не сказала. Соль — марсианские сутки. Составляют 24 часа 39 минут 35 секунд. О, разум! Давненько не виделись.
— Ребята, красота какая! — прокричала в ухе Катька. — Я пищу! Представляю, как вы там вживую это видите! Ой! Поздравляю! Вы же Первые Люди на другой планете!
Так, связь и видеосигнал работают. Хорошо. О, Артем тоже работает. Одна я гуляю, оказывается. Пристыженно вздохнула, пошла помогать.
— Катя, хорошо хоть ты докричалась. Я ее вызываю, вызываю — думал, гарнитура не исправна или загадочная болезнь, — обстановка и на Русанова действует, оказывается. По его меркам — целую речь произнес.
— Артем, Мила, время, — напомнил командир. — Не забывайте про тайминг.
— Работайте, негры, Солнце уже высоко, — вспомнила я популярную в нашем Суперпупербанке поговорку. Солнце, и, правда, кралось к зениту, постепенно высветляя небо до желто-оранжевого.
Мы двигались по песчаным дюнам по направлению к Южному полюсу. Нашей целью были замеченные еще полвека назад одним из зондов странные темные линии, гигантские трещины, напоминающие пауков, прозванные астрономами 'следы когтей'. Ученые, как водится, ломали копья и били пробирки (хорошо, не лица), доказывая правильность своих гипотез — от воздушно-песочных гейзеров до коррозии почвы. Мы уж точно не встали бы ни на чью сторону и не ринулись проверять варианты, если бы не схожесть этих объектов с…
— Командир, наблюдаю начало разлома, — отчитался Артем. — Грунт покрыт сеткой нешироких, но глубоких расщелин. Визуально к центру они расширяются.
— Принял. Ближе не подходите. Запускайте робота.
Шустрая штуковина, по иронии судьбы похожая на паучка, двинулась вдоль одной из трещин, как вдоль речного русла. Экран транслировал, как 'река' становится шире. Когда провал достиг по ширине больше метра, робот по команде оператора выпустил из спинки миниатюрную камеру и начал опускать ее в глубину. Я так увлеклась, всматриваясь в картинку, что мы с Артемом стукнулись шлемами. Я хихикнула, сдерживая инстинктивное желание почесать несуществующую шишку.
— Ребята, вы тоже это видите? — спросил Игорь. Я напрягла зрение. Камера скользила вдоль покрытой поперечными лунками шероховатой поверхности. Так могла бы выглядеть стена карстовой пещеры. Или карстового провала.
— Разве карст образуется не под влиянием подземных вод? — вслух удивилась я. — И разве на Марсе есть вода в жидком состоянии?
Марсоход запищал, выдав сигнал, что трос, на котором крепится камера, раскручен полностью. Камера повернулась, глядя вниз глазком ночного видения. Расщелине не было ни конца, ни края.
— Поднимаю камеру. Даю команду двигаться в центр разлома.
Мы продолжали наблюдать за движением 'паучка' на экране планшета, как вдруг изображение исказилось, пошли помехи. Я подняла взгляд — блестящей на Солнце и заметной даже на расстоянии около километра металлической машинки не было.
Земля под ногами дрогнула. Мне показалось, что я слышу отдаленный гул. Ерунда, Люда. Ты не можешь ничего слышать, кроме голоса в наушниках. Голос, кстати, орал.
— Беги! Беги! Что ты стоишь, дуреха! — Артем дернул меня за руку, сдвигая с места, мы побежали. Никогда в скафандре не бегала, оказывается, так неудобно. Не тяжело — у меня свой вес, практически, а именно неудобно. Раз все равно быстро бежать не получается, хоть узнать, от чего драпаем. Отлепила от скафандра закрепленную на груди камеру, на ходу захлестнула короткий шнур за скобу ранца опередившего меня на полшага Русанова.
— … ответьте Борту. Десант, ответьте борту, — прорезался сквозь мое сопение спокойный голос Игоря.
— Борт, код два, оранжевый уровень, — рапорт Артема ровный, как и его дыхание. — Возвращаемся, до ВПК триста метров.
— Принял, Десант, старт по готовности.
Добежали, влезли, пристегнулись, Артем запустил двигатели, забормотали переговоры. Я застучала по клавиатуре, меняя настройки наружных камер. Мы взлетим почти вертикально, по дуге догоняя основной корабль, и уйдем от полюса. Так что эта съемка единственный шанс, не считая камеры на загривке у нашего инженера.
— Люся, ты что его лапаешь! — возмутилась Катя, когда я, едва выйдя из скафандра после стыковки, полезла к Артему за спину, для удобства нежно прихватывая его за место, на скафандре обозначавшее талию.
— Спокойно! — я забрала свою драгоценность и прямо в подштанниках побежала к компьютеру, сбросить файлы. Если хоть что-то в кадр попало, наш гений поколдует и вытащит. Тут организм напомнил, что он давно терпит, и терпит вдвойне, потому как страшно же. Заглянула еще в душ, смыть адреналиновый пот. Вытиралась и чувствовала, как от голода начинает сводить желудок — откат по полной пошел.
— Игорь! — окликнула в шелку. — Дай мне майку и штаны, а?
Через полминуты вывалилась из кабинки под нетерпеливым взглядом Катерины. Судя по всему, она таки намерена была проверить, помещаются ли два тела, совершающие колебательное движение, в данное замкнутое пространство. По пути в кухонный закуток оглянулась. Катя подпирала стенку рядом с дверью, и ее разочарование висело рядом с ней наподобие знаменитой улыбки.
— Мила, садись, — позвал Игорь. На столике парил заварочный чайничек, и дожидались меня шоколад и отбивная. Именно в таком порядке.
— Долго связи не было? — спросила я между первым и вторым. И, не дожидаясь ответа. — Как думаешь, это с марсотрясением связано?
— Не знаю пока. Поспи, пока буду разбираться.
— Да не хочу я, — возразила я, энергично зевая. — Игорь, там еще на комплексе камеры писали, смотреть надо.
— Организму после нагрузки нужен отдых. Не спорь, Мила.
— Я бы вам сказала, чем стресс лечится, если вы не в курсе. Но счастья мне не обломится, понятно, — и добавила уже серьезно. — Не настаивай, Игорь. Не усну ведь — слишком взбудоражена. Голова соображает, а в кресле сидеть не напряжно.
Командир смотрел строго, но спорить не стал. Погладил меня по лопаткам, я по-хозяйски забрала руку, поцеловала в ладонь, прикусила подушечку большого пальца.
— Так, драгоценные, если поели — идите отсюда, — ворвалась Катя, таща Артема за руку. — Я его еле-еле уговорила, рвался сразу работу работать, — Толкнула его на стул, захлопотала, не переставая болтать — Вот, пример с Милки бери. Чуть что — сразу ест. Я тебе как врач говорю — у нее язвы никогда не будет. Попа шестидесятого размера — может, а язвы никогда…
Я уж было рот открыла возмутиться, благо, командир отвлек. Усадил мой пока еще пока приличный размер и нагрузил, как просила.
— Мила, камерами сейчас Артем займется, а ты отбери ранние сьемки района и сравни в динамике. Потом сопоставим с текущими.
Я угукнула и уткнулась в монитор, бубня больше про себя.
— Был бы у нас хоть один сейсмограф, не гадали бы сейчас на фотографиях…
— Сейсмограф? — с фанатичной ноткой протянул мой гений.
— Погуглить 'как сделать сейсмограф в домашних условиях'?
Сейсмограф на коленке они не слепили. Но Артем все же сотворил невероятное. Он 'оживил' потерянную камеру и часть датчиков! Это стоило почти двух суток и бешеного количества энергии, но результаты потрясали. Разлом изнутри оказался огромной кальдерой, на дне которой, вероятно, было подземное озеро. Но самое странное — больше всего эта полость напоминала старую горную выработку. Да, вы правильно поняли…
Северное полушарие встретило нас инеем и снегопадом. Снежинки, совсем не похожие на инопланетные, таяли, не достигая поверхности. Но кое-где в глубине кратеров лежал плотный, рыжий от пыли снег. Мы опустились в непосредственной близости к равнине Аркадия. Именно там были сняты воронки неизвестного происхождения, имеющие подозрительно геометрически-правильную форму. Часть из них представляет собой строго вертикальные колодцы на ровной поверхности, другая часть имеет сложную ступенчатую форму: самую большую воронку окружает несколько меньших кратеров, а в центре — глубокая вертикальная скважина.
Улететь, даже не попытавшись понять, что же это такое, мы не могли. Игорь принял решение оставить Артема на борту и полетел сам. Изначально планировалось, что Артем и я спустимся на поверхность дважды, Игорь и Катя по одному разу, а последовательность выходов командир определит самостоятельно. Я бы и три раза на Марсе побывала, но если Гордееву не пустить, она, чего доброго, на обратном пути меня подушкой задушит или того хуже.
Разумеется, спускаться в воронки мы не планировали, но использованию всех доступных средств наблюдения проявили пионерскую изобретательность. Выбрали одну простую дыру и одну ступенчатую. Старались, правда, далеко от посадочного комплекса в глубину равнины не заходить. Мало ли. Вдруг оттуда вылезет что-то непотребное? Может быть зеленый змий, а, может, крокодил? Моя задача была простая, как таблица умножения — делать, что скажут. Тянуть, держать, толкать и следить за временем. Начали с того, что установили над меньшим 'колодцем' легкую конструкцию, наподобие треноги. К вершине лебедкой сначала подняли радар и лазерный дальномер. Глубина нас поразила — около ста пятидесяти метров при достаточно небольшом диаметре. Когда эта часть задачи была выполнена — результаты предстояло еще обработать — с треноги опустилась оснащенная мощным прожектором камера.
Есть тяжелая работа, в которой видят только саму тяжелую работу. А есть занятия, по определению окутанные романтикой. Вот исследования других планет, например. А на деле это та же работа в условиях пониженной гравитации, когда руки немного чужие и неловкие, вес любого предмета — всего около сорока процентов от реальной, камера не опускается под весом собственной тяжести, как на Земле. Это все мелочи, к которым мы тренированы, но они усложняют работу. Особенно это стало заметно на второй, ступенчатой воронке. Ее ширина была в разы больше — сто двадцать метров. Еще на орбите мы решали — спускаться ли по ступеням. Риск был, но что делать? Не стали лезть только на самую последнюю. Опять сбор конструкции, только что разобранной. Установка оборудования, измерения, фото и видео фиксация. Усталость, напряжение. Несмотря на теплообмен костюма — жарко, я то и дело включаю вентилятор в шлеме, тратя заряд батареи. Нет сил даже разговаривать. Собирали всю технику и приспособления на тележку, Игорь передал информацию на борт, и мы двинулись к месту посадки. Я была до того вымотана, что у меня нет сил не было смотреть по сторонам. Стыдись, Люда! Спросят, что ты там видела, на Марсе, тебе и сказать будет нечего. Подняла голову, осмотрелась. Длинный марсианский закат далеко вытянул тени, окрашивая равнину в оттенки коричневого и ржавого. И вдруг я услышала звук… скрип… скрежет? Как будто ветер качал старое ведро на цепи у заброшенного колодца…
Глава 9. Забытая книга.
Культурный человек — он и на Марсе культурный человек. Интересные семейные туры, эксклюзивные экскурсии. Это я про нее, про Катю. Кто-то — вы знаете, кто! — высаживался на другую планету подручным дыркомера, а кто-то — космическим туристом. Они с Артемом такое козырное задание получили! Зависть? Какая зависть? Нет, не черная. Так, темно-синяя…
По упоминавшемуся уже плану последняя экспедиция на поверхность была на Кидонию — равнину в Северном полушарии. Именно там располагались знаменитые марсианские пирамиды. Или холмы, как утверждали скептики, разглядывая фотографии. Наша орбита проходила как раз над этим регионом и, поверьте мне, в нашу оптику мы все рассмотрели. Может, это и были теперь холмы, облизанные ветрами, похороненные бурями, но они имели вид фигуры, знакомой всем с начальной школы.
Артем планировал запустить дрон, сканировать пирамиды чем-то вроде рентгена. Он позволит увидеть пустоты, если таковые есть, и понять, есть ли какие-либо еще объекты под наслоениями. Может, там сфинкса закопали? Зная Катю, подозреваю, что у нее с собой складная совковая лопата, ломик, перфоратор и никакого пиетета перед инопланетными памятниками архитектуры — дверь раскопает, а не раскопает — стенку проломит, добудет образцы недрогнувшей рукой. Деятельный человек, что вы!
Я несла мысленно весь этот бред, сидя рядом с Игорем перед мониторами, от нездоровой смеси чувств — необъяснимой панической тревоги, подступающего к горлу страха, ожидания непонятной и неизвестной катастрофы. Или чуда. Сколько синонимов у слова 'непознанное'? Мы почти не разговаривали, чтобы не отвлекаться самим и не отвлекать ребят.
Глазами Кати и Артема мы смотрели на корично-коралловый пейзаж, горбы холмов и барханов, на руки Артема, манипулирующего пультом управления. Теперь мы видели одновременно и полет дрона в блеклом мареве неба, и фигуры космонавтов, и одновременно похожий и непохожий на снимки с орбиты рельеф. Робот завис над самым крупным объектом — этот холм был и выше, и заметно больше по периметру. Замигали индикаторы приборов, по монитору по-киношному побежали цифры — данные поступали в режиме онлайн.
Пока Артем был занят дроном, Екатерина, волоча за собой шанцевый инструмент, промаршировала к соседней пирамиде, выбрав ее за довольно четкие очертания, влезла на вершину и принялась разбрасывать песок и камни с упорством свинки, добывающей трюфели.
— Катя, а вдруг там слой толщиной в пару метров? — попробовала я разочаровать подругу. — Подожди, что сканирование покажет.
Не тут-то было.
— Не отвлекай, — возразила госпожа археолог, не переставая орудовать лопатой. У нас был дворник по дворе, представитель трудолюбивого узбекского народа, так вот Гордеева ему бы фору дала по уборке снега на скорость.
К тому времени, как к ней присоединился Артем, она расчистила плоскую площадку, метр на метр примерно. Он отобрал у нее лопату и сделал самое разумное, на мой взгляд — начал двигаться не к центру, а к краю. Еще два часа, и из терракотовой пыли, как сахарная голова из сахарницы, показались гладкие серые камни. По верху усеченной пирамиды шел невысокий, около семидесяти сантиметров, парапет.
— Ребята, это фаэты! — выговорила я, как под гипнозом, прежде, чем осознала, что именно говорю.
— Какие фаэты? — спросила Катя на экране, заинтересованно оглядываясь. — Это кто? Куда ты смотришь, Люда?
— Да фаэты же! Как вы не понимаете! Артем, надо искать вход. С востока… или с севера. С севера!
— Командир? Копаем?
Игорь сверился с таймером, повернулся ко мне.
— Можешь аргументировать? Только в двух словах, Мил. Подробно позже обсудим.
— Там два входа. Больше вероятность, — моя несвязная речь все больше походила на сеанс чревовещания. — Один должен быть сразу под фронтоном, фронтон высотой метра два, три максимум.
— Артем, запускай дрон. Еще раз панорамную сьемку, попробуй захватить пошире. Нужна эхолокация. И сканируй по максимуму — объекты на твой выбор, но постарайся выделить разного типа. Сколько батареи хватит. Катя, помогай.
— Я лучше копать пойду, — вызвалась Катя. — Артему лучшая помощь — не мешать.
И пошла. Катя, прости! Ты не туристка, ты — дачница!
В этот вечер я переквалифицировалась в Шахерезаду, и мой рассказ был таким же длинным.
Поездка на каникулы с подругой в Волгоград к ее бабушке и дедушке оказалась вовсе не приключением. Ларка в первый же день уснула под кондиционером и свалилась с сильнейшей ангиной. Анна Германовна так хлопотала и суетилась возле внучки, что Филипп Данилович, три дня сновавший по маршруту квартира-аптека-рынок-магазин-и-обратно, сбежал на дачу, а меня, к нашему взаимному удовольствию, бабушка Аня переселила в другую комнату.
В нашей семье и у знакомых тоже любили бумажные книги, но я никогда не видела, что бы все стены в комнате были сплошной книжной полкой. Там были книги, которым было по сто лет и больше! Я все облазила, рылась, открывала том за томом, читала строчку тут, абзац там, и никак больше не могла выбрать. Очередной была книга в невзрачном выцветшем серо-зеленом переплете, на обложке был изображен мужчина, со странной переносицей, начинавшейся выше бровей. Я перелистнула несколько страниц. Язык был непривычным для двадцать первого века, даже для взрослого человека, не то что для двенадцатилетней девочки. Не знаю почему, но я продиралась сквозь тяжеловесные обороты все дальше и дальше. Я прочитала до конца, то ли из упрямства, то ли от одиночества. История смерти планеты Фаэны, Ларина ангина, скука и вайфай утопили меня в интернете. Именно с тех каникул я полюбила фантастику, астрономию и пирамиды. Со временем любовь к этим трем апельсинам осталась, а причина — забылась. И вот теперь, на орбите Марса — или Мара, быть может? — как вспышка сверхновой, вспомнились все легенды, фантастические гипотезы, археологические находки, причудливо сплетенные когда-то писателем. И здесь, как никогда и нигде, казалось, что это разгадка близка. И что мы можем и обязаны разгадать эту тайну!
Наши выслушали мой спич молча. Игорь сел рядом, обнял меня, погладил по волосам.
— Это все эмоции, Мила. Но ты ведь у меня не только чувствуешь, но и думаешь. Ты, как никто, можешь проанализировать и изложить факты. Давай, успокойся и начинай с самого начала.
Я вздохнула несколько раз, помолчала, сосредотачиваясь, и начала.
— Еще в XVIII веке астрономы Тициус и Боде обнаружили, что расстояния известных тогда планет от Солнца подчиняются закону геометрической прогрессии. Однако в этой последовательности было одно 'незанятое' место — отсутствовала планета, которая должна была находиться между Марсом и Юпитером, на расстоянии примерно 2,8 а. е. от Солнца.
В тоже время был открыт Уран, на расстоянии, почти точно совпадающем с предсказанным по правилу Тициуса-Боде. После этого были начаты поиски недостающей планеты. Одна за другой были открыты две карликовые планеты на нужной орбите — Церера и Паллада. Астроном Ольберс предположил, что эти малые планеты являются обломками ранее существовавшей крупной планеты. Поскольку обломки планеты, согласно законам небесной механики, должны проходить через ту точку, где планета распалась, то, по произведенным расчётам, был обнаружен целый пояс астероидов, в том числе Веста и Фемида, расположенный как раз там, где должна была находиться гипотетическая планета. А в начале двадцать первого века с помощью орбитального телескопа 'Хаббл' на астероидах Церера и Веста была найдена вода. Объяснить происхождение льда на астероидах ученые пока не могут.
— И куда она все-таки делась? — Катя смотрела на меня романтически-горящими глазами.
— По одной из гипотез планета была 'разорвана' гравитационными полями Марса и Юпитера. Но гравитационное поле Марса слишком мало, чтобы считать ее очевидной. Дальше. Луна…
— И Луна?! — с детским восторгом повторила Катя. Нет, все же не зря султан сказочницу помиловал.
— Во многих хрониках, мифах и преданиях древнейших народов говорится, что в допотопные времена Луны на небе не было, а после него она появилась. Ладно, можно не верить в мифотворчество. Но! Немецкий астроном Гестеркорн полагает, что Луна ранее вращалась по орбите, далеко отстоящей от Земли, но сместилась в результате какого-то космического катаклизма — близкого пролета космического тела огромного размера. Приближение Луны вызвало огромные и повсеместные в общепланетарном масштабе приливные волны, извержения вулканов и землетрясения. Свидетельства об этом остались в настолько различных древнейших источниках, что даже скептики давно перековались в приверженцев.
— А…, - тут Катину песню оборвали на взлете.
— Не перебивай ее, Кать, а то мы тут наподобие луны зависнем.
— Вот если не перебью, то зависнем точно. Люська, сейчас же рассказывай, зачем я землечерпалкой работала?! При чем тут пирамиды?
'И тут Остапа понесло'.
— Все дело в том, каково их прямое назначение. Пирамиды в Гизе устроены слишком сложно для простых усыпальниц, пусть это и усыпальницы фараонов. Для чего в них встроены шахты? Каналы, два из которых направлены на Полярную звезду, третий — на звезду Сириус, четвертый — на Орион.
Майя, совершавшие человеческие жертвоприношения, создали пирамиду Кукулькан. Два раза в год, в дни весеннего и осеннего равноденствия, тысячи людей, тысячи лет наблюдают необычное явление. Ровно в 17 часов на балюстрадах пирамиды начинает проявляться рисунок из солнечных лучей. По мере того, как солнце опускается ниже, картина становится более отчетливой: появляется огромная змея, которая тянется вниз, вдоль всей лестницы. Иллюзия длится в течение 3 часов. Только цивилизация с высококвалифицированными топографами и астрономами могла добиться такой невероятной точности, чтобы получить из игры света и тени уникальное изображение в заданном месте в заданный момент! Но ведь майя жили тридцать веков назад, когда существовали, по современным меркам, примитивные изобретения и поверхностные знания!
На Кольском полуострове нашли пирамиды, возраст которых больше египетских — девять тысяч лет. Вывод геологов однозначен: возвышения носят антропогенный характер. Более того, они трижды перестраивались — им увеличивали высоту. Внутри каждой — полость правильной формы. Что там находится, пока неизвестно. Их функциональное назначение — обсерватория, позволяющая следить за звёздным небом…
— Мила, — похоже, даже Игорь начал терять терпение. — Давай немного ближе к Марсу?
— Минуту! Я все объясню!
— Опять все?! — ужаснулась Катя.
Но я уже вывела на экран обработанный программой снимок откопанного Катей участка фронтона. На камне были выбиты символы. Петроглифы древнего Египта.
Земля. Еженедельный брифинг пресс-секретаря Центра управления полетом на Марс.
— Газета Жэньминь жибао. Господин Немов, в прошлый раз вы информировали нас о третьем, и, по вашим словам, последнем выходе марсианской миссии на планету. Однако сегодня вы поразили нас сообщением, что состоялась еще одна высадка. Скажите, чем вызвано такое изменение плана полета? Вашими космонавтами было что-то обнаружено на поверхности, о чем вы не сообщаете?
— Благодарю за вопрос. Возможно, я не достаточно точно выразился? Разумеется, никаких незапланированный действий экипаж не совершает. Было разработано несколько вариантов исследования планеты и, в зависимости от целесообразности, выбирается наиболее эффективный.
— Но все же, какие именно работы выполнены во время четвертого выхода?
— Такие же, как во время всех предшествующих. Следующий вопрос, пожалуйста. Да, передайте микрофон корреспонденту CNN.
— Господин Немов, ресурсы экспедиции не безграничны. Не повлияет ли эта дополнительная высадка на благополучное возвращение на Землю?
— Госпожа Псаки, вы каждый раз задаете один и тот же вопрос. Какой ответ вы надеетесь получить?
Мы, конечно, про эту пресс-конференцию не знали, но собственное благополучие нас беспокоило ничуть не меньше, чем все информагентства мира. И все же мы решились. Игорь и Артем с вероятностью девяноста процентов просчитали наш 'запас живучести' с учетом затрат ресурсов на еще один спуск ВПК. Не скажу, что решение было легким. Ни одна тайна не стоит твоей собственной жизни. Но и улететь, не узнав хотя бы чуть больше о, быть может, главной загадке человеческой — и человеческой ли только — цивилизации, мы не могли. И это было не безрассудство, а здоровый риск. Точно так же, как главным доводом послужила не моя энциклопедическая образованность, а трезвый анализ.
— Программа обработала две трети снимков поверхности, — немного устало начал Артем, машинально постукивая костяшками пальцев по столу. — Вы знаете, что северное и южное полушария Марса отличаются. Метеоритные кратеры покрывают семьдесят процентов поверхности планеты, и основная их часть приходится на южное полушарие. Северные равнины выглядят совершенно иначе. Компьютер выдает сведения о том, что когда-то на них также было множество метеоритных кратеров. Но потом какое-то катастрофической силы событие стерло их с этой части планеты и ее рельеф в этой области начал формироваться заново. Отдельные метеориты падали туда и позже, но в целом ударных кратеров на севере мало. Я мог бы сказать, что таким образом мог бы работать противометеоритный щит.
Я также написал программу, позволяющую определить закономерность расположения как обнаруженных, так и скрытых под позднейшими нанесениями пирамид. Всего их почти девяносто. Самое интересное, ребята, — они расположены так, что образуют основание пирамиды.
— Все за высадку, как я понимаю. Давайте обсудим цель и приоритеты.
Как скажешь, командир. Как скажешь.
Мы с Катей остались на борту. Игорь и Артем высадились вдвоем, хотя раньше обязательным условием было, что бы один из двух пилотов обязательно оставался на борту. Объем предстоящих работ и ограничение во времени и ресурсах вынудили Игоря нарушить это правило. За решение не голосовали, но все с ним молча согласились.
Спустя семь часов тяжелой работы и нелегкого ожидания, мы с подругой топтались у переходного люка. Я нервничала и злилась, потому что Игорь запретил нам с Катей входить в ВПК без скафандров. Глупо, по-моему. Они же скафандры все равно снимут. А их находка все равно с нами до самой Земли ехать будет. И если она действительно опасна, мы все об этом узнаем, в скафандрах мы будем или без…
Я угадала — вход действительно оказался под самым фронтоном. Вернее, не сам вход, а глубокая, высокая и узкая — по сравнению с высотой — ниша в камне. Мужчины расчистили ее почти полностью, чтобы добраться до внутренней стены. Свет фонарей не передавал все оттенки цвета, но мне показалось, что она много светлее внешней. Никаких швов и стыков на камне заметно не было.
— Люда, это так и должно быть? — спросила у меня Катя, вглядываясь в картинку. — Дверь нарисовать забыли, похоже.
Нашли эксперта. Вернее, сама заявилась, теперь и отдувайся.
— Я какую-то книжку читала, — Катя закатила глаза. — Там вход был скрыт за штукатуркой. Поковыряй, Игорь.
Игорь, наверное, тоже глаза закатил, но потянулся к укладке, достал самую обыкновенную болгарку и начал осторожную попытку очистить верхний угол.
— Командир, погоди, — проговорил Артем. — Видишь?
Нам было не понятно, что они там углядели, и оттого еще интереснее.
— Что там, а? — причитали мы с Катей в два голоса. — Скажите!
— Игорь, я понял, вроде, — мужики нас дружно проигнорировали. — Давай по краю. Сначала верх, потом по всему периметру.
Полетела пыль, по ушам ударил неприятный звук, усиленный динамиками. Я смотрела, как под фрезой начинает отделяться от стены краешек какого-то тонкого полотна, как будто наклеенного на поверхность.
— Кучу времени убьем, пока очистим, — спрогнозировал Русанов.
— А если так, — сам с собой посоветовался Игорь, провел перчаткой по верхнему срезу 'пленки', взялся за углы и сделал резкое движение на себя. Полотно, тонкое, может быть, меньше миллиметра, неожиданно легко оторвалось от стены. Наверное, так бы выглядела амальгама, если бы ее удалось отделить от стекла. Невесомая непрозрачная полоса не изменила форму, даже когда Игорь отпустил руки. Встала у стены, как Митрофанушкина 'прилагательна' дверь.
— А как мы ее повезем? — проснулась во мне мелкая собственница. — Ее надо обязательно взять на исследования!
Мне никто не ответил. Я отвела глаза от 'приобретения' и посмотрела вместе со всеми. Под покрытием оказалась сплошная каменная плита, обозначенная едва заметным контуром. На уровне метра семидесяти-метра восьмидесяти от пола по центру четко выделялся вдавленный на собственную толщину отпечаток человеческой ладони.
Я смогла выразить свое потрясение только одним словом.
— Очешуеть!
Замерев, я смотрела, как Игорь поднял руку, приложил свою ладонь к следу и несильно, просто по инерции, нажал. Кажется, мы все вздрогнули, когда тяжелый каменный пласт начал легко поворачиваться по вертикальной оси.
— Это турникет, что ли? — высоким голосом пискнула Катя.
Артем и Игорь молча светили в открывающуюся щель. Пятна фонарей царапали темноту. Когда дверь повернулась торцом, стало понятно, что она почти квадратная. Протиснутся или рассмотреть что-либо в промежуток между проемом и дверью было невозможно.
Плита тем временем повернулась на сто восемьдесят градусов. Теперь вместо вдавленной ладони над плитой выступал испещренный какими-то мелкими значками тонкий металлический круг сантиметров тридцать в диаметре.
— А я уж совсем было подумал, что впустят, — услышала я голос Артема.
— Мы код от подъезда не знаем, — откликнулся Игорь.
— Там особо отполированных кнопок нет? — попыталась пошутить я.
Любимый шутку поддержал и наугад нажал несколько символов.
Диск как будто щелкнул и еще чуть подался вперед. Игорь рефлекторно протянул руку, то ли пытаясь поддержать, как падающее стекло, то ли вытащить. Но едва он дотронулся до края, как диск отделился от основания, как старинная пластинка и остался у него в руках. Каменная плита снова пришла в движение.
Мы с Катей ничего не слышали, но увидели, как сначала Игорь, потом Артем отключают микрофоны и наушники. Вот Артем сгибается, обхватывает ладонями шлем, машинальным жестом закрывая уши. Игорь резким жестом берет его за плечо и встряхивает, а потом сам трясет головой, как будто оглушенный.
Мы с Катей с ужасом смотрели на эту немую сцену. Очевидно, там что-то происходило.
— Катя, что это? — трясущимися губами спросила я. — Что? Они что-то слышат? На них как-то воздействуют?
— Артем! Игорь! Ответьте! — кричала Катя в бесполезный микрофон. — Артем! Уходите оттуда!
Мне казалось, что прошли часы, но бесстрастный секундомер отсчитал всего полминуты.
На экране Игорь щелкнул нагрудным тумблером, и я услышала родной голос, только хриплый, как будто сорванный.
— Все нормально. Не плачь, Мила.
И я наконец-то заплакала.
Земля. Россия. Вечер дня высадки. Итоговый выпуск новостей одного из центральных каналов.
— Сегодня информагентства всех стран мира выпустили сообщения с пометкой 'молния'. В разных концах Земли очевидцы стали свидетелями необъяснимого явления, получившего название 'Стон Земли' или 'Шум Земли'. Низкочастотный гул неизвестного происхождения слышал жители Нью-Мексико и Окленда. Его зафиксировали в Онтарио и Москве, о нем сообщают из Австралии и Азии. Научные экспедиции в Арктике и Антарктиде подтверждают наблюдение подобного феномена. До сих пор этих звуков никто и никогда не слышал. Предлагаем вашему вниманию наш репортаж.
Даг Шафер, Канада:
— Эти звуки были очень интенсивными, казалось, что грохочет все. Как будто огромный океан.
Наталья, Ростов-на-Дону:
— Шум был такой необычный, что его даже нельзя ни с чем сравнить. Он был мощный и страшный. Прямо рев какой-то, как будто пролетает самолет прямо над домом.
Татьяна, Москва:
— Он шел как бы из Земли, но был повсюду. И для меня это было непонятно и страшно.
Ильяс, Алматы:
— Он как будто был везде, вокруг. Такой низкий, достаточно пугающий, непохожий на все остальные звуки.
Рон, Сидней:
— Он разбудил меня ночью. Странный гул, проникающий даже сквозь закрытое окно. Создается ощущение паники беспричинной. И буквально даже не знаешь, что делать в этот момент. Реально стало страшно, думал, что уже надо собирать вещи, ребенка, документы — куда-то бежать. Непонятно, откуда он шел, ощущение было такое, будто этот звук обволакивает.
Наш канал будет следить за развитием событий.
Глава 10. Домой!
— На какие символы ты все-таки нажимал, Игорь? — я рассматривала фото диковинной находки, сделанное сквозь прозрачную крышку контейнера. — На первые попавшиеся?
— Присмотрись, Мила. На первый взгляд знаки как будто похожи и нанесены на диск беспорядочно. Но ближе к центру глаз зацепился за что-то знакомое. Мне показалось, что это стилизованное изображение солнца. А влево от него по спирали — видишь? — 9 кружков разных размеров. Один перечеркнут косой линией. Я нажал последовательно на 'Солнце', 'Землю' и 'Марс'.
— Интересно, а если бы на Сатурн или Юпитер?
— Мы этого уже никогда не узнаем.
— А что вы с Артемом слышали? Ты мне так и не рассказал…
— Подобрать определение сложно. Мы с Артемом пытались анализировать — звук техногенный? Природный? Ни то, ни другое… Низкочастотный, на грани слышимости.
— А может, ультразвук? — поумничала я.
— Поверь, нет, — усмехнулся Игорь. — Отличить легко.
— Но на что похоже? Гул, шум, скрежет, вой, рев? — допытывалась я. — Хотя бы отдаленно, что напоминает? Может, сигнализация сработала, как в банке?
— Мила, я понимаю, как ты так быстро карьеру сделала. Ты, когда пристанешь — намертво, как лазерная сварка. Никогда не слышала, какой шум издают источники высокого напряжения? Высоковольтная ЛЭП, например? Что-то подобное. Только в сотню раз мощнее.
Игорь замолчал. Я тоже притихла. Гладила его по груди, по ложбинке позвоночника, по животу. Куда дотянусь, в общем. Мы приткнулись на своем сиротском ложе в кладовке, уставшие настолько, что не могли ни спать, ни заниматься любовью, ни есть.
Мы провели на орбите предельно допустимое время — тридцать два дня (вообще-то это были сутки, но я так и не смогла приспособить к числительному 'тридцать два' существительное 'сутки'. Никто не знает, как?) и последние семьдесят два часа практически не спали. По штатному расписанию проверяли оборудование, Игорь выходил из жилого модуля, проводил диагностику двигателей и контролировал запасы топлива, воды и кислорода. Артем активировал выносные камеры и по миллиметру обследовал внешнюю обшивку.
Потом 'подняли' орбиту, Игорь запустил двигатели, они отработали заданное время, снова выводя нас на гелиоцентрическую траекторию. Домой мы возвращались 'огородами' — чтобы догнать Землю, нам надо дважды пересечь орбиту Венеры. Поэтому путь домой будет длиннее суток на сто — сто пятьдесят в лучшем случае.
И вот снова за иллюминаторами темнота и тишина, Земля подтвердила, что маневр завершен успешно, командир дал нам двое суток отдыха и решил не отключать на это время гравитацию. Отдых мы решили начать со здорового сна, но вот валялись уже два часа, разговаривали, молчали, старались уснуть, и все бесполезно. Больше всего хотелось уже встать и чем-нибудь заняться. Но тут наш доктор, у которой, как и у Артема, проявились те же симптомы, пришлепала к нам, выдала по пластиковому стаканчику со снотворным, воду, и приказала спать. Мы, как люди дисциплинированные, подчинились. Я еще покрутилась, устраиваясь, пока Игорь не взял дело в свои руки — обнял меня, прижал спиной к животу. Я забрала его руку, положила щеку на ладонь, как на подушку, вытащила у него из-под носа косу и после всех хлопот наконец-то уснула.
Пробуждение идеально соответствовало предписанным романтической литературой канонам. Что-то (героиня всегда недоумевает — что это ей в попу упирается?) и мне ощутимо давило на левую ягодицу. Я проявила чудеса сообразительности и моментально догадалась. Больше того, не теряя времени, забарахталась, стаскивая трусы и майку. Вот кстати, вы читали в романах про трусы? Я — нет. В девяносто процентах у героинь трусики, в оставшихся — стринги и шортики. Трусы, видимо, неблагородно. Ну, у меня трусы. Были. О, какое счастье! Я за эти месяцы забыла, каково это — лежать голой с голым мужчиной. Особенно с таким — сильным, ласковым, напористым, красивым… Улетела…
Второй раз я проснулась оттого, что по мне бегали царапучие лапки.
— Опять, — простонала я, вскакивая. — Герберт, негодник!
Теплый пушистый комочек съехал с простыни, как с горки, и засверкал розовыми пятками, улепетывая. Я сделала достойный первой ракетки мира бросок и поймала беглеца у неплотно закрытой переборки. Очень неудобно одеваться с морской свинкой в одной руке, если этот мелкий свин еще и выкарабкивается изо всех сил. Он вообще у нас путешественник, как Федор Конюхов. Как он умудряется из клетки вылезать — загадка. Причем когда они все вместе с Реем и Аэлитой сидели, и Герберт как-то дверцу открыл, то из лаборатории сбежал только он. Рей гулял вокруг клетки, а Аэлита с места не тронулась — не авантюристка она у нас, а блондинка.
— Ну что ты сбегаешь все время, а? Заберешься куда-нибудь и пропадешь, глупыш, — бранила я беглеца, недовольно шевелившего носом. — А вы куда смотрите? — выговорила я нерадивым родителям. Зря, конечно. Еще бы о чем думают, спросила. Карл опять пользовался Клариным… вниманием на полную катушку. Эдак у нас к Земле будет сорок сороков морских свинок. И ни одного хомяка — почили, так сказать. Катерина провела расследование, криминала не установила. Ни вирусов посторонних, ни болезней. Смерть от естественных причин. Вымерли как мамонты. Вы что, забыли детский анекдот? Там мамонтиха размножаться отказалась, они и вымерли. И с хомяками — я вам рассказывала — тоже самое. Хорошо, мы превентивные меры принимаем.
Засунула Герберта в запертую(!) клетку. Надо Артема попросить, что бы камеру установил — вдруг Берти освоил телепортацию? И где наши? Если работают — пойду скандал закачу!
Разочаровалась. 'Мы не сделали скандала…'. Катя, по которой не топтались, еще дрыхла, а мужики играли. И не в какие-то там интеллектуальные шахматы, а в танки. Резались азартно, с приглушенными воплями и переменным успехом. Я пошла, заварила себе чай и вернулась болеть. А на обед надо борща сделать, вот что!
По дороге на Марс мы отмечали новый год только раз. Зато на обратном пути решили кутить с размахом. Отмечать не только новый год, но и очередную годовщину полета. Таким образом елка у нас стояла до мая, прямо по классике. Да, я взяла с собой елку, и смешные пустяки на подарки. Последней вещью, нет, предпоследней — еще был самый красивый и самый соблазнительный комплект из моих запасов, — втиснувшейся в лимит, был подарок Игоря. Очень навороченная рамка для фотографий. Там поместились все домашние фото и видео, и каждое утро меня встречали родные, или любимые места, или Муська и Бублик — мамины коты.
Мне всегда казалось, что дорога домой длиннее, чем куда-либо. Все, кому я говорила об этом, недоумевали — домой быстрее. А мне казалось, что время тянется невыносимо долго, и самолет из Москвы в Обыденск летит медленнее, чем из Обыденска в Москву. И сейчас, после двух с половиной лет в космосе, временами становилось невыносимо тоскливо. Я старалась не показывать вида, занималась делами, брала новые исследования, проводила все больше времени у телескопа и в лаборатории, начала эксперимент — высеяла в марсианский грунт укроп и салат, а еще крокусы и фиалки. В контрольных ящиках точно такие семена росли в земной почве. Образцы, кстати, ничем не отличались. Надо будет попробовать, как они на вкус? Или все-таки сначала морским свинкам дать на экспертизу?
Я очень хорошо запомнила этот день — девятьсот девяносто первый день полета. Именно он положил начало событиям, изменившим очень многое.
Было около десяти утра. Игорь и Артем сидели в носовой рубке за мониторами — обрабатывали данные, кажется. А мы с Катей занимались чисто женским делом — уборкой. Вот только не надо про тяжелую женскую долю и мужской шовинизм. В нашем случае уборка — это навести порядок в 'живом уголке', перебрать вещи и отправить что-нибудь несвежее на утилизацию. Нет, тупо вещи мы не выкидываем, по крайней мере не все. Майки, футболки и все такое, мягкое, режется, и превращается в подстилку для морских свинок, и только потом выбрасывается и загрязняет окружающую среду.
Мы сидели на полу в кладовке — чем ближе к концу путешествия, тем просторней становились наши апартаменты — перебирали 'рухлядь', изредка перекидываясь словами. Я вообще заметила, что мы все стали больше молчать. Трудно найти тему для разговоров людям, который находятся вместе двадцать четыре часа в сутки, особенно если этих суток два с половиной года набралось. Но молчали хорошо — без раздражения и злости. Атмосфера молчаливая, но дружелюбная, как в клубе Молчальников, помните, у Конан Дойля?
Я встала достать мусорный пакет, сделала шаг, и голову будто на мгновение сдавило раскаленным обручем. Боль схлынула, смытая темнотой. Из темноты один за другим появлялись образы, вспыхивая и угасая. Я видела города, дома и людей, слышала разговоры и смех, обрывки телепередач, музыку, которых не помнила. Я словно стремительно неслась навстречу потоку, в котором вместо капель воды струились звуки и образы. Оглушенная, я тонула, захлебывалась в нем. Каким-то сверхъестественным усилием я рванулась прочь, освобождаясь, с трудом открыла глаза. Я лежала на полу, сжимая в кулаке тряпку. Катя сидела, уткнувшись лицом в колени.
— Катя, Катя! — позвала я, поднимаясь. — Ты меня слышишь?!
— Люда, — простонала подруга. — Что это было?
— Не знаю… Ты сама как?
— Отключилась, но теперь вроде бы все в норме, — Катерина потерла лицо.
— Игорь! — вскинулась я.
— Артем! — эхом откликнулась Катя.
Мы друг за другом понеслись в рубку. Они так и сидели в креслах у включенных мониторов, и оба были без сознания.
— Быстро чемодан первой помощи!
Я метнулась в медблок, пока наш врач, без всяких сантиментов и рефлексии, осмотрела сначала Игоря, потом Артема.
— Командиру нашатырь, — распорядилась Катя, вкалывая что-то в вену Артему.
Я послушно сломала ампулу под носом у Игоря, с тревогой всматриваясь в бледное лицо. Игорь пришел в себя почти сразу, отвел мою руку. Я оглянулась на Катю.
— У Артема болевой шок, я его сняла. Тема! Артем! — тихонько позвала она, гладя его виски.
Где-то через полчаса мужчины чувствовали себя вполне сносно. Кроме одного. Они ослепли.
— Да, Екатерина, я тоже так думаю. Обследование, конечно, не полное, но и имеющихся данных достаточно, чтобы исключить органическое повреждение глазного яблока или головного мозга. Я с большой долей уверенности могу утверждать, что причина в том, что участок коры, отвечающий за зрение, временно перестал 'принимать' картинку. Вероятно, это следствие перенапряжения или воздействия какого-то неизвестного излучения. Склоняюсь к тому, что столь бурная реакция организма как раз и была спровоцирована высокими физическими нагрузками, о чем свидетельствует то, что у Русанова, более всех подвергшегося воздействию открытого космоса, в анамнезе отмечены спазмы сосудов головного мозга, и как следствие, — головные боли. Очевидно, что на состояние пациентов повлияло нахождение в головной части корабля. Как сообщили мне коллеги, именно там сосредоточено основное энергопотребление, приборы и сети.
У Игоря руки на подлокотниках сжались еще при слове 'пациенты'. Поэтому я не удивилась, когда он с несвойственной ему резкостью прервал профессора.
— Мстислав Аскольдович, сколько будет длиться слепота?
— Прогнозы дело чрезвычайно неблагодарное… Будем надеяться, что это ваше состояние будет кратковременным. Но на чем я настаиваю, категорически настаиваю, коллега! — обратился он к Кате, — так это на полном покое. Никаких нервных перегрузок, волнений, стрессов. Отдых, прогулки, умеренное занятие спортом…
Насчет погулять особенно интересно. Светило!
Как бы то ни было, предписания 'пациенты' выполняют. По крайней мере, в части занятий спортом. А что еще делать здоровым мужикам, умным, деятельным, и… беспомощным. Беспомощным во всем, начиная от элементарных бытовых вещей — еды, смены одежды, посещения туалета и душа, и заканчивая выполнением профессиональных обязанностей.
Сколько анекдотов об умирающих мужьях с температурой 37,2 жены рассказывают! Вот признайтесь, дамы, каждая из нас хоть раз становилась участницей или хотя бы свидетельницей перемывания костей. А больных костей в особенности. И знаете, что я поняла? Это просто игра. Женщины за насмешками прячут нежность и тревогу. А мужчины, как опытные стратеги, используют простуду как повод взыскать с прекрасной половины сверхлимитные внимание и ласку. Когда действительно болит — терпят. И не выносят нашей жалости… Мы с Катей видели, как трудно и Игорю, и Артему переносить зависимость, знать, что нам пришлось взять на себя выполнение их функций, что мы очень устаем, мало спим. Помочь они не могли, но не показывали плохое настроение, раздражение, злость.
И мы скрывали тревогу, жалость, усталость. Держались как обычно, не ныли. Даже не плакали. Очень хотелось, правда. Но негде. Даже вариант с душем, вы, девочки, знаете, да? — для нас не вариант. Много наплачешь за три минуты? Вместо этого смеялись, шутили, старались не молчать. Искать лишний повод вовлечь их в дела не требовалось, нам и так приходилось то и дело спрашивать, уточнять, делать под диктовку. Я каждый вечер ложилась с надеждой, что утром все будет как раньше, просыпалась, смотрела, как Игорь лежит, глядя в потолок и не видя, и едва сдерживалась, чтобы не застонать от разочарования.
Ко всему прочему, и у меня, и у Кати прекратился цикл, непонятно почему. Беременность Катя исключила сразу и категорически. Мы пошептались, подумали — и не стали никому говорить. В медкартах Катя подробно фиксировала данные ежедневных осмотров и анализов, но в отчет ЦУПу тоже не включала. Причина? Чтобы не было вопросов. Дело в том, что в последнее время у нас не было близости. Из-за нашей усталости нас мужчины берегли, у них не было настроения, или — самое страшное — не могли? Что, если и у них, и у нас — последствия излучения? Бесплодие, импотенция — самое страшное, чего мы боялись. Кажется, боялись все — и все молча.
Надоело зайцу бояться! День Храброго Зайца я назначила на первый за две недели выходной. Вчера Игорь приказал:
— Девушки, завтра отдыхайте, иначе свалитесь.
Ага, а загнанных лошадей пристреливают. Поэтому мы с Катей не просто с охотой, а даже с удовольствием подчинились, я проспала двенадцать часов без единого сновидения и без порывов встать водички попить, например. Игоря, видимо, тоже не пустила, потому что проснулась щекой у него на животе, для надежности еще и обнимая его обеими руками.
Проснулась, улеглась повыше, погладила любимого по месячной щетине. Щетинка была седая и кололась. И чесалась еще, судя по всему.
— Игорь, давай я тебя кремом намажу. Очень эффективно!
— Каким кремом? Тем, которым ты ноги..?
— Ну, ноги. Но я ж не БУ! Я тебе новый тюбик открою даже!
— Мила, ты сейчас смеешься, да?
— Я абсолютно серьезна. Пойдем завтракать?
И мы пошли умываться и есть. Во время этих нехитрых процедур мне пришла в голову одна идея.
— Игорь, — начала я, усаживая его в кресло в рубке, и сама садясь напротив. — Мстислав Аскольдович сказал, что все дело в том, что твой мозг 'забыл', как видеть. Давай попробуем вспомнить?
По его лицу было видно, что ничего хорошего от моих опытов он не ждет. Но возражать не стал.
— Давай попробуем. Что ты предлагаешь?
Я обрадованно подвинулась, взяла его за руки.
— Закрой глаза, Игорь. Да, обязательно. Хорошо. Теперь вспомни, что последнее ты видел?
— Я просматривал данные радиометра за последнюю неделю. Обычный график на синем фоне, ты знаешь.
— Представь картинку. Монитор, подсветка пульта, вид в иллюминаторе. Представил? Так, погоди минутку!
Я торопливо вывела на дисплей картинку, повернула Игоря лицом к экрану.
— Теперь открой глаза. Смотри прямо перед собой. Ты видишь монитор, а на нем — график. Смотри в одну точку.
— Мила, я представляю, но это воспоминание, а не реальность. Я не вижу.
— Игорь, нужны сосредоточенность и продолжительные усилия. Я и не ждала сиюминутного успеха. Продолжай!
— Мила, а мне для прозрения обязательно именно на монитор смотреть?
— А куда?
— Например, на какое-нибудь произведение искусства.
— Где ж я тебе его возьму? — удивилась я.
— Надень эти твои штучки…
— Они — произведение искусства?
— Нет. Ты в них.
Я помчалась в кладовку, по пути предупредив Катю, что бы в наш ареал — ни-ни, переоделась, за неимением соответствующего пеньюара замоталась в полотенце и побежала обратно. Плотно закрыла люк, сбросила маскировку и с колотящимся сердцем села.
— Закрывай глаза. Представил? Теперь смотри. Открывай уже! Видишь?
— Я вижу льнущее к коже тонкое кружево, волной текущее с плеч к груди. Сливочную кожу, светящуюся серебром под прозрачной чернотой. Полноту, упругость и мягкость тяжелых грудей. Полосу кружева, кокетливую юбочку, скрывающую узкий треугольник и тонкую полоску между круглыми ягодицами. Немного выпуклый живот над тонкой резинкой. Соблазнительные округлые бедра. Ты вся сладкая, влажная, горячая… Мила…
Зрение мы пока не вылечили, но зато исключили импотенцию!
— Уровень сигнала восемь процентов, — сообщила Катя Артему. — Подключила я усилитель! Пишет: 'затухание сигнала, интерференция' и цифры еще.
— Катя, программа работает, я тебе говорю, что делать. В чем сложность? Неужели ты не можешь просто повторять за мной команды?
— Давай я тебе справочник по хирургии дам? Сделаешь простую резекцию желудка по Бильрот один. Там же все подробно написано. В чем сложность?
Катя и Артем ссорились, мы с Игорем ждали своей очереди. Сегодня утром я под руководством Игоря определила наши координаты и запустила программу для расчета корректировки. Надо включать двигатели, но сами, в смысле я, мы это делать не рискуем, а сигнал из ЦУП, как вы поняли, мы получить не можем. Время для того, чтобы изменить орбиту, ограничено несколькими часами, иначе, даже если запустить двигатели, результата это не даст, либо потребует столько энергии, что… Я сидела и дрожала — нервное напряжение нашло выход в страшном ознобе.
— Игорь, это все бесполезно! Не смогу я! Ошибусь!
— Мила, успокойся, пожалуйста. Сейчас не время для истерики.
— А когда будет время для истерики? Нет, ты скажи! Определи точную дату, время! Давай регламент утвердим! 'Техническое руководство по истерическому расстройству'! Не могу я больше! Я не железная! Это ты у нас цельнометаллический — никогда не знаю, что ты думаешь, что чувствуешь! А мне страшно! Я устала! Я боюсь! Мне надоело скрывать, что я чувствую! Я не хочу молчать!
— Правильно! Правильно, Люда! Хватит! Я живу с глухонемым! Плохо, хорошо — догадываюсь, физиогномику изучила на академическом уровне, язык жестов! Сколько я тебя просила — давай попробуем поговорить, если проблема в голове, можно попробовать вытащить ее, осознать, преодолеть! Нет! Зачем?! Легче меня на программиста переучить! Или на связиста! Паять еще меня научи!
Хрясь! Хрясь! На металлической переборке остались внушительные вмятины, у командира на костяшках наливался синяк. Вот теперь мне было по-настоящему страшно — у Игоря на висках, шее надувались вены, лицо, мгновенно вспыхнувшее, пылало нездоровой краснотой, на лбу выступила испарина.
— Ааааааааа! — Артем то ли рычал, то ли стонал, согнувшись в кресле, вцепившись в подлокотники. Раздался скрежет — Русанов выпрямился и с нечеловеческой силой выдернул из креплений стальные штыри. Так и стоял с костылями, бледный, мокрый.
— Игорь! — тоненько пропищала я, подкрадываясь. — Игорь!
— Голова, — простонал он. — Голова!
Я обхватила его за талию, пытаясь удержать.
— Катя, помоги! Его нужно обезболить!
Катя не ответила — деловито отобрала у Артема погнутые железяки, уложила его прямо на пол, побежала за чемоданом. Я осторожно помогла Игорю сесть, потом лечь, дотянулась до забытой кем-то из парней толстовки, свернула, сунула под голову.
Вернувшаяся Катя быстро набрала лекарство, сунула мне шприц.
— В мышцу. Не трогай его! — накинулась она на меня, когда я хотела повернуть Игоря этой самой мышцей вверх. — В руку делай!
Я довольно ловко справилась, убрала шприц подальше, уселась на пятки, как гейша.
— Игорь, — я погладила его по щеке, по виску, взяла за руку. — Болит?
— Мила, у тебя коса растрепалась. И ты бледная. И ревешь.
Из другого угла раздались добротные бабские причитания. Ура! Похоже, и Артему лучше!
Глава 11. Трудные времена.
Наша Земля теперь для нас — видимая цель. В первый день, когда мы ее вновь увидели в носовых иллюминаторах, мне хотелось гладить ее, как котенка.
Быстрее! Быстрее! Мы отсчитывали сначала недели, потом дни. Катя распечатала календарь 'Сто дней' и мы ежеутренне торжественно зачеркивали предыдущий день. Я же вам говорила, что все космонавты очень суеверные люди? А еще очень бережливые. Мы, по-прежнему, экономили энергию, воду, кислород. Да, оставался надежный запас, но лучше так. На что мы охотно тратили энергию — на связь с родными. Увидев на экране маму и отца после долгой разлуки, я не могла связно говорить — плакала, что-то восклицала, спрашивала, родители вели себя точно также. Не содержательная у нас вышла беседа. Только где-то раза с третьего я все же начала воспринимать человеческую речь. Остальные были не лучше, мужики только что не рыдали, как мы.
Сужу только по себе, но, думаю, все наши чувствовали что-то подобное. Какая-то внутренняя дрожь, волнение, суетливость. Я брала себя в руки и продолжала выполнять обязанности, не зацикливаться на ожидании. Развлекалась с разросшимся семейством Карла и Клары, но моего любимца никто не мог затмить.
— Игорь, как ты думаешь, они нам Герберта отдадут? — спросила я таким тоном, словно от его ответа зависело все мое будущее.
— Мила, я не сомневаюсь, что ты их убедишь, — заверил меня Игорь. — Тут вопрос в другом. Нас-то они отпустят?
— Думаешь, в поликлинику сдадут, на опыты? — почти натурально ужаснулась я.
Игорь согласился — если считать молчание знаком согласия.
Предчувствие его не обмануло. Прежде по плану наш межпланетный экспедиционный комплекс должен был целиком остаться на орбите, а мы перейти на Российскую космическую станцию и на поверхность Земли спуститься в штатном корабле возвращения.
Но еще до того, как мы вышли на околоземную орбиту, пришла установка — спуск производим в взлетно-посадочном комплексе. Место посадки — Забайкальская лесостепь, резервный вариант — Тува. Дальше самолетом — в городок, на карантин. Шестьдесят дней! Наверное, будут ждать, когда из нас Чужие вылезут.
Возвращаться на Землю всегда опаснее, чем лететь на орбиту. Баллистики точно указывают место приземления. Но отказ автоматической системы ориентации корабля может сделать траекторию спускаемого аппарата непредсказуемой. Тогда спуск производится в ручном режиме. Не угодить в город, не сесть на ЛЭП — основная задача. А наш ВПК — как машина с большим пробегом, никогда не знаешь, что с ней в следующую минуту случится. Наша самостийность закончилась, ЦУП взял все в свои поднаторевшие руки, поэтому все, что от нас требуется — соблюдать регламент и выполнять команды. Короче, готовимся к спуску, Игорь и Артем проверяют оборудование, мы с Катей — скафандры и носимый аварийный запас — светосигнальное оборудование, медикаменты, еду, воду.
Попрощались с кораблем, как с родным. Я теперь понимаю, как чувствуют себя моряки, навсегда покидая подлодку или свой корабль.
С трудом влезли в ВПК, кстати. Все завалено, заставлено, начиная от серверов и заканчивая моими грядками. Свинки сидят все вместе для экономии места. Карл, гад такой, не стесняясь детей, делает Кларе непристойные предложения.
Отстыковка, работа разгонных двигателей. ЦУП загружает в бортовой компьютер данные, необходимые для автономного спуска. На Игоре сейчас лежит большая ответственность — он проверяет введенные данные, прежде чем разрешить их выполнение.
Слышу, как Игорь подтверждает команду на запуск тормозного двигателя. Время его запуска и работы точно выверено — именно от этого зависит крутизна траектории и скорость в нижних слоях атмосферы. Если скорость будет выше заданной, возрастет и предельно рассчитанная температура — две тысячи градусов по Цельсию. Мы сгорим.
— Четыре минуты сорок пять секунд. Выключение главного двигателя, — узнала голос — этот оператор нас запускал. Хорошая примета!
— Подтверждаю отключение двигателя, — Игорь.
Через тридцать минут мы оказались в огненной реке. По корпусу растекалась алая плазма, иллюминатор потемнел. Гравитация заграбастала нас пока еще мягкими лапами, притянула к креслам.
— Высота тридцать пять километров, перегрузка 4G.
— Подтверждаю, экипаж чувствует себя нормально.
Не вриииии! Не нор-мааааааа-льноооооо!
— Отстрел крышки, раскрытие парашютов.
— Подтверждаю. Самочувствие в норме.
Трясет. Значит, Родина!
ВПК крутится вокруг всех осей сразу, эмоции перехлестывают. Я не люблю американские горки! Я патриооооооткааааааааа!
Последний толчок и комплекс замирает под куполом, медленно и плавно опускаясь на землю.
— Похоже, прилетели, ребятки! — слышу голос начальника ЦУП. — Поздравляю!
Теперь слышно и ветер, и шум двигателей кружащих вертолетов.
Касание. Мы дома!
— Дамы и господа, мы прерываем нашу программу чрезвычайным сообщением. Миссия на Марс успешно завершена! На месте приземления российских космонавтов сейчас находится наш корреспондент, он вышел с нами на прямую связь. Джон, как прошла посадка, как чувствуют себя космонавты?
— Приветствую тебя, Симона, и наших телезрителей. Я счастлив, что являюсь свидетелем столь грандиозного, исторического события! Наш оператор сейчас передает в аппаратную первые кадры приземления и встречи, и вы их, несомненно, увидите. Я потрясен мужеством этих людей — несмотря на длительное пребывание в космическом пространстве они отказались от носилок и самостоятельно сели в вертолет.
— Джон, удалось ли тебе взять интервью?
— Нет, к сожалению. Русские оцепили место посадки, в целях безопасности, нам сказали. Космонавты не сняли шлемы, корабль немедленно после выхода космонавтов был закрыт защитным куполом. Это порождает множество вопросов. Надеюсь, мы получим на них ответы в ходе большой пресс-конференции, которая состоится в ближайшие сутки в Москве.
— Благодарю, Джон. С нетерпением ждем подробностей. Уважаемые телезрители, следующий экстренный выпуск смотрите уже меньше, чем через час!
Неделю или даже дней десять я мылась раз по шесть в сутки, и только потом сократила раз до двух-трех. Волосы водное голодание перенесли прекрасно — отросли на положенные сорок с лишним сантиметров, совершенно не секлись и были еще гуще и кудрявей, чем раньше. Надеюсь, частое мытье им не повредит. В перерывах между процедурами мы с Катей делали друг другу маникюр и педикюр, разумеется, в соответствии с последними трендами. Еще я попросила родителей привести мне белье и одежду — перед отлетом они забрали мои вещи домой, а прилетев нас встречать — захватили мои чемоданы. Позже, когда смогу пойти по магазинам, почти все придется выбросить, увы. И потому, что давно вышло из моды, а главное — я очень похудела. За всю жизнь не сподобилась, а тут здравствуй космос, прощай десять кило. Я бы прямо сейчас наедать начала, но увы. Мы хоть и перестали есть сублиматы, но мяска жареного или селедочки соленой нам не перепадает. Бульоны, пюре, фруктовые и овощные, компоты. Хлеба, звери такие, дают пятьдесят грамм в день. Булочки крооооохотные… Вчера праздник был — мороженое давали!
Кроме телесных праздников — пир, так сказать, душевный. Пока к нам приехали только мои родители, я имею в виду, что родители Игоря в Норильске. Моих поселили в гостинице, и они к нам каждый день ходят пообщаться. Комната свиданий — 'аквариум' — большая комната со сплошной стеклянной перегородкой, и столиками, уютными диванчиками и креслами. Можно даже чаю совместно попить. Слышимость и видимость прекрасные, но так хочется маму обнять! Они оба с папой постарели, поседели (мама не красится принципиально), но тут чему удивляться? У меня Игорь абсолютно седой. Здоровы, к счастью, повеселели. И те же папины словечки, и мамина ласка. Как же мы скучали друг по другу! Света с Максом и детьми тоже нас встречали. Мальчишки так выросли, изменились. У меня еще и племянница теперь есть! Мила младшая, головастик-годовастик. Так и затискала бы!
Ничего, вот кончится карантин, и нам можно будет самим плодиться и размножаться. По крайней мере, никаких патологий врачи не обнаружили, репродуктивная система соответствует возрасту и физическим нагрузкам. Я, конечно, ни разу врачам не поверила. Организовала диверсию — Артем взломал наши медкарты, а Катя нам все подробно растолковала. Бедный медперсонал! Как ему от нас достается! Во-первых, все, кто с нами контактирует, включая Галю Коровину, тоже на карантине. Во-вторых, в первый же день мы устроили форменный бунт. Представляете, они нас хотели поселить в одноместных палатах с прозрачными дверьми и стенами! Эскулапы. Извращенцы! Кровати мы потребовали не больничные, а нормальные двуспальные. Получилась коммунальная квартира — две спальни с удобствами, два кабинета и гостиная. Там мы валялись, читали, смотрели кино, болтали по всяким скайпам с родней и друзьями. Несмотря на наличие кабинетов, мы бездельничали. Врачи — вот за это им спасибо большое! — категорически запретили нам работать. Даже интервью мы дали только одно, российскому центральному каналу. Ходят слухи, что нашему начальнику иностранцы даже взятку предлагали, но он не взял. Интересно, коррупцию через две тысячи лет победили, что ли?
Поскольку доклады начальству работой не считались, мы как заведенные строчили отчеты, давали пояснения, расшифровывали записи. На нас кормились, по крайней мере, три научных института. Я упорно не хотела думать, чем буду заниматься дальше. Все, что я знаю — что у нас накопилось четыре раза по сорок пять дней отпуска, и мы со вкусом планируем, как будем отдыхать. Планирую в основном я, а Игорю только показываю рекламу отелей, туров и все в том же духе и требую согласиться. Он соглашается, куда же ему, бедному, деваться. Катя тоже вся в планах. Удивительно, но мы совершенно не против съездить все вместе куда-нибудь, где жарко и море. Слиплись мы, что ли, как карамельки?
До благословенного отпуска надо досидеть карантин (осталось двадцать четыре дня) и месяц потратить на общественно-полезную деятельность. Нас заранее 'порадовали' — мероприятия запланированы очень плотно. Начиная от приема в Кремле, интервью, съемок на ТВ и до встречи с делегацией NASA — к ним, как я понимаю, нас не пустят. Судя по стопке 'нельзя', подписанных нами после возвращения, нам не грозит отдыхать нигде, кроме курортов Краснодарского края и Республики Крым. Похоже, невыездные мы теперь. 'Он слишком много знал'! А там уже и неделя только останется до нового года. На отдыхе, не торопясь, будем думать о жилье. Временно опять поселимся в служебной квартире, а потом… Так, Люда, потом будет 'потом'.
Георгиевский зал. Мы сидим на первых рядах кресел, остальной зал заполнен высокими гостями — я узнаю бессменного спикера верхней палаты, командующего военно-космическими войсками, который вчера вручил нам благодарности и объявил о присвоении званий, министра обороны и прочих публичных людей.
Я вижу, как к помощнику подходит руководитель протокола и что-то негромко говорит. Тот кивает и начинает перекладывать папки.
Входит президент, о котором так беспокоился в свое время монгольский журналист. Короткая речь, перечисление наших успехов и заслуг всей отечественной космонавтики, слова о преемственности поколений. И наконец…
— Звание Героя России с вручением медали 'Золотая звезда' присвоено космонавту-инструктору, генералу военно-космических сил Серебро Игорю Вадимовичу, — президент прикалывает награду рядом с первой Звездой. Цветы, протокольная фотография. Игорю предлагают сказать несколько слов, показывая на трибуну, но он отрицательно качает головой. Еще одно рукопожатие, и Игорь садится рядом со мной.
— … полковнику военно-космических сил Русанову Артему Арсеньевичу, — та же пантомима — и Артем обет молчания не нарушил.
— … космонавту-инструктору Гордеевой Екатерине Юрьевне, — Катерина в строгом облегающем черном платье, очень элегантном. Президент довольно эротично шарит по Катиной груди, пытаясь вручить награду. А я говорила! К концу церемонии подруга куда румянее, чем в начале.
— Звание Героя России с вручением медали 'Золотая звезда' присвоено космонавту-инструктору Янтаревой Людмиле Евгеньевне, — иду вперед, сердце колотится. Не упасть бы, я на каблуках сто лет не ходила. Я ничего вокруг не вижу от волнения, смотрю, как президент берет с подушечки медаль и прикалывает мне на лацкан.
— Людмила Евгеньевна, — и мне показывают на трибуну.
— Уважаемый господин президент, уважаемые коллеги, дамы и господа. Наш экипаж поручил мне сказать несколько ответных слов. Мы счастливы, что именно нам, российским космонавтам, удалось осуществить мечту человечества — побывать на Марсе. Мы благодарны всем, кто создал наш межпланетный экспедиционный комплекс, обеспечил нам высокую безопасность на всем протяжении полета. Мы благодарим наших родных и близких за терпение и поддержку, которые мы ощущали даже за миллионы километров от Земли. И заверяю вас, что мы приложили все силы, все свои умения, чтобы выполнить поставленные перед нами задачи.
Аплодисменты, награждение огромного количества народа — начиная от вице-премьера (с него вообще хотели с первого начать, но президент лично распорядился) и кончая слесарем-сборщиком со стапелей. В соседнем, Владимирском, зале, начинается собственно прием — шампанское, тосты. Президент сразу направляется к нашему столику, еще раз поздравляет, обходит еще несколько столов и незаметно уходит. К нам подходят, беспрерывно поздравляют, просят сфотографироваться.
— Игорь Вадимович, — подходит к нам пресс-секретарь президента, — Сергей Найданович вынужден был уйти — важный телефонный звонок. Но он просит вас присоединиться к нему через полчаса за обедом.
Мы переглядываемся и, разумеется, соглашаемся. Кроме нас, на обеде присутствуют только… президент. Нас усаживают за круглый стол, причем президент с веселой усмешкой садится между мной и Катей.
— Надеюсь, вы не возражаете? Должны же у меня быть хоть какие-то привилегии?
Будет о чем внукам рассказать. Наш президент, оказывается, очень прост в общении, остроумен, совершенно не величественен. И с искренним любопытством расспрашивает нас о впечатлениях, о том, что прочитал, разумеется, в совершенно секретном докладе. Мы сидим за столом часа два с половиной, пока вслед за официантом, в очередной раз подавшим свежий чай, в комнату за президентским кабинетом не просачивается нервный помощник.
Вечером большой концерт в Государственном Кремлевском Дворце в нашу честь. На огромном экране кадры марсианской съемки, когда установлен флаг России и флаг ООН.
— Я поднимаю флаг своего государства, — гремит песня. И зал встает…
Представьте себе человека, долгое время проведшего на необитаемом острове, например. Он привыкает к одиночеству и тишине, смиряется со своим положением, и вдруг его спасают. Он возвращается в свой дом, к своим прежним занятиям, друзьям, образу жизни. Как вы думаете, что он будет делать? Наверстывать упущенное, как можно больше общаться, стремиться к людям? Или, наоборот, ему будет не хватать тишины и одиночества?
После окончания карантина мир обрушился на нас шумом, суетой, новостями, техническими новинками, изменениями, которые для обычных людей стали уже обыденностью. Как будто этого было мало, мы стали 'звездами'. Десятки встреч, интервью, сьемки, шоу, приемы в иностранных посольствах, научные доклады, выступления перед студентами. Этот круговорот все длился и длился. Мама с папой уехали на второй или третий день, потому что было понятно, что никакого общения в ближайший месяц у нас не получится. Я даже не смогла их проводить!
В конце концов мы взбунтовались.
— Виталий Германович, это все понятно. Спонсоры, привлечение средств. Но и нас поймите. Мы оговорили, что вы нас отпустите в отпуск не позднее двадцать пятого декабря. Сейчас вы нам говорите, что до двадцать седьмого все расписано. А о наших планах вы не хотите спросить? У нас на двадцать восьмое банкет заказан, родители нашу свадьбу четыре года ждут! И я тоже, между прочим! А мне даже платье некогда купить! — Катя едва сдерживалась, чтобы не заплакать.
— Екатерина, нашли о чем беспокоиться! Стоит сделать один звонок, все салоны московские и заграничные к вам в очередь встанут. Такая честь — предоставить платье героине марсианской экспедиции! А какому каналу вы продали права на съемку свадьбы? Если хотите…
Тут я всерьез стала опасаться, что Катя Немова убьет. Или, по крайней мере, покалечит. Артем вовремя отнял у жены тяжелую бронзовую модель МПЭК, украшавшую стол начальника центра.
— Никаких съемок. Никакой огласки, — спокойно и весомо приказал полковник. — В наш контракт не входит торговля частной жизнью.
— Виталий Германович, давайте поступим так, — неожиданно вмешался Игорь. — Катя и Артем улетают двадцать пятого, как и собирались. А мы с Людмилой сделаем, что вы запланировали. Но с двумя условиями. Позже двадцать седьмого, даже если вы что-то пообещали — вам придется ехать самому. И не забывайте, что купить билеты перед новым годом практически невозможно. Если что — будете договариваться насчет истребителя.
— В крайнем случае — военно-транспортный самолет подойдет? — уточнил Виталий Германович.
Я сдерживалась сколько могла — в машине, в прихожей, пока раздевалась. Пыталась быть спокойной и рациональной. Потом плюнула — в конце концов, я давно хотела расставить все точки. Почему бы не сейчас?
— Игорь, скажи, пожалуйста, а какие у нас планы на новый год? У тебя, оказывается, билеты пропадают, а я не знаю? Или у нас разные, — я выделила это слово, — планы? У нас вообще есть какие-то общие планы? — теперь я подчеркнула слово 'общие'. — Давай выясним наконец. Что ты собираешься делать? Мы будем жить вместе, или тебе на почту скинуть календарь благоприятных для зачатия дней? Ты собираешься быть воскресным папой или совсем никак не принимать участия? Не то, что бы я тебе стала возражать, как я могу? Но я хочу знать. Просто ответь!
— Мила, мы оба устали. Этот разговор очень важен, и для меня тоже, но давай поговорим попозже? Несколько дней ничего не изменят.
— Игорь, скажи мне, что ты хочешь? Тебе времени не хватило понять, как ты ко мне относишься? Я вот знаю.
— Мила, пожалуйста, не дави на меня. Мы только поссоримся сейчас. Давай отложим разговор?
— В этом нет необходимости, Игорь. Я все поняла. Не бойся, ни скандалов, ни истерик не будет. И еще — говорю тебе, как юрист. В наших контрактах нет обязательного условия родить детей вдвоем. Я обязана родить ребенка, ты зачать. Это могут быть другой мужчина, другая женщина. Полет закончился, свои обязательства как партнеры мы выполнили.
— Мила, подожди, — окликнул он меня — я была на полдороге в спальню. — Не горячись.
— Я совершенно спокойна. И да, теперь мне абсолютно понятно, почему последнее время ты так равнодушен ко мне в постели.
— Мила, ты…
Я сменила маршрут, вытащила из шкафа дорожную сумку, побросала белье, кое-какие вещи, засунула в чехол приготовленный на завтра костюм, туфли.
— Мила, куда ты собралась?
— На встрече завтра буду вовремя, не беспокойся.
Проверила в сумке ключи от квартиры, от машины, надела парадную шубу, сапоги. Пока возилась с замком, подошел, взял меня за плечи.
— Мила, пожалуйста, не делай глупости. Куда ты идешь?
Сделала очень по-взрослому. Вырвалась и ушла. Да, еще и телефон выключила.
Завтра у нас в планах была встреча со школьниками — победителями олимпиад по физике и астрономии. Я нашла ближайшую к месту проведения гостиницу, проверила наличие номеров. Свободен был только страшно дорогой люкс, но я, не задумываясь, забронировала его и место на стоянке.
Глупо быть ночью зимой в темных очках, но я, тем не менее, их надела, едва припарковав машину, и не снимала до самого номера. Молодой человек в униформе внес вещи, повесил чехол в шкаф. Протянула ему купюру, но он отказался, вытащил из кармана свою.
— Распишитесь, пожалуйста, — попросил, блестя глазами. — Извините, у нас не положено, но я не могу удержаться.
Улыбнулась, расписалась. Он поблагодарил раз пять и наконец-то ушел.
Разделась. Сдернула с кровати покрывало, упала вниз лицом и тихо, отчаянно заскулила, как брошенная на даче собака.
— Не привязывайся к нему, Люда. Он мой друг, я с ним хоть в разведку, — комкал слова Славка Келлер. Помню, поймал все-таки меня на следующий день после распределения по экипажам, припер к стенке. — Не умеет он любить, не надо это ему…
— Слава, я тебя просила — не вмешивайся. Разберусь я. Если еще раз заведешь этот разговор — поссоримся.
— … тоже поженимся, как Артем с Катей? — то ли в шутку, то ли всерьез спросил меня Игорь тогда, перед отлетом, когда мы вернулись из ресторана, где вчетвером праздновали.
— Игорь, спроси меня потом, когда вернемся? — я поцеловала его в губы, обняла крепче.
— Это ты мне так отказываешь? — небрежно поинтересовался он. — Не хочешь меня в мужья?
— Очень хочу, — призналась я. — Но я не уверена, что ты этого хочешь. Мне кажется, больше хочешь сделать приятное мне. Как же, Катя вышла замуж, а я нет? Если не передумаешь, как приземлимся — сразу в загс поедем. Из аэропорта.
Сколько раз я потом вспоминала этот разговор, прокручивала в голове? Мечтала, строила планы. Где будем жить, какой он будет, наш дом. Видела сад возле дома, песочницу и качели, придумывала имена детям. Почему, почему он так со мной?! Я что, опять все придумала — его любовь, ласку, заботу? Дура, дура, дура!
Замигал вызов на планшете, посмотрела — мама. Потянулась, выключила камеру, высморкалась. Ответила.
— Мама, что так поздно? — голос осип. — Случилось что-то?
— Доченька, я тебя разбудила? — виновато спросила мамуля. — Прости, у тебя телефон не отвечает, мы что-то забеспокоились с отцом.
— Да, я решила спать лечь пораньше, а так все нормально. Мам, я тебе завтра позвоню, ладно? А то заболтаемся, не высплюсь. Вставать рано.
— Спи, спи, солнышко. Целую.
Еще и с родителями объясняться! Внушили себе, что мы пара, за это время с его родителями подружились, даже в гости их к себе приглашали. Всхлипнула. Я подумаю об этом завтра!
Побрела в ванную. В зеркале отразились распухший нос и зареванные глаза. Спасать себя как-то надо. Мне завтра 'в люди'. Быстро сполоснулась, сделала воду похолоднее, полила на лицо из лейки. Вода лилась, ноги замерзли. Натянула на мокрое тело халат, пошарила в холодильнике. Льда не было, конечно, но две бутылки воды, видно, стояли давненько — немедленно запотели, когда вытащила. Легла, положила бутылки на глаза, незаметно уснула.
Утром следов рева не было. Зато был вполне зрелый насморк и горло першило.
Глава 12. Темная ночь.
Еле-еле припарковалась. Бедно живем — дорогие машины ставить некуда. Метров сто еще шла по раскисшему снегу, ноги промочила. Наши уже приехали, разговаривали в холле с взволнованными организаторами. Поздоровались, нас проводили раздеться и пригласили в зал. Перестала удивляться наплыву народа. Кроме школьников в аудитории сидели и стояли педагоги, персонал, родители. Неподдельный интерес, воодушевление, горящие глаза. Очень хочется верить, что это поколение пойдет учиться на инженеров, а не на менеджеров и юристов, как бы я не любила свою профессию. Лишнего нас уже. Еще бы, сейчас и в педагогическом, и в ветеринарном вузе юриста запросто подготовят. А дети умные, хорошие — вопросы задают со знанием дела, азартно, уточняют. Мы и сами не заметили, как увлеклись. Когда на экране демонстрировали кадры с Марса (те, что можно, разумеется), тишина в зале стояла абсолютная, не дышали даже, мне кажется. После долго аплодировали и выстроились в очередь за автографами, причем брали у всех нас, а не только у кого-то одного. Шли чинно мимо стола с фотографиями Марса, нашими интервью в научных журналах, с нашими снимками. Самому младшему олимпийцу лет девять было, не больше. Ушел, прижимая к себе марсианский атлас. Счастливый!
После того, как дети разошлись, нас пригласили взрослые, 'на чай'. Очень огорчились, узнав, что у нас сухой закон. Компенсировали фотосессией. В общей сложности больше четырех часов прошло. Устала, да и разболелась, чувствую, по-настоящему. Вечером еще интервью какому-то англоязычному каналу, хорошо хоть ехать никуда не нужно, они в городок приедут. Шмыгая, потащилась к машине.
— Люда, постой! — меня нагнала Катя. — Я с тобой поеду.
Пожала плечами, пошарила в сумке, нашла ключи. Села в свою ярко-алую красотку с персональным номером, логотипами на руле, лобовом стекле. Мужчинам президент подарил по черному суперкрутому брутальному джипу, а нам с Катей — тоже по джипу, но в цвет красной планеты. Люблю мужчин с чувством юмора!
— Садись, Кать, — позвала. — Я только в аптеку заеду, куплю что-нибудь от простуды.
— Люська, какая аптека? — возмутился врач. — Не вздумай самолечением заниматься. У нас сейчас иммунитет практически никакой, любой насморк может в пневмонию перерасти. Сейчас в медцентр поедем.
— На что лучше, — пробормотала я, заводя машину.
— Люда, а что у вас с Игорем произошло? — вот за что я люблю Катю, так это за то, что она никогда не будет 'в кулак шептать', как говорила моя бабуля.
— А что у нас произошло? — поинтересовалась я, притормаживая на светофоре.
— Ты дома не ночевала. Он вчера вечером звонил, спрашивал, не у нас ли ты. Матери твоей звонил…
— В 'Жди меня' не звонил?
— Люда, я тебя не узнаю. Ты всегда была умной, уравновешенной, во всем видела хорошее, смеялась, а не плакала. С тобой в принципе невозможно поссориться. Что такое он сделал, что ты порвала с ним?
— Я? Я с ним порвала?! — от возмущения я выкрутила руль чуть круче, чем надо, машина пошла юзом. — Он посмел так сказать?!
— Люда, он ничего не говорил, — примирительно заговорила Катя. — Но ведь это ты от него ушла? Что еще мы могли подумать?
— Катя, не лезь, а?
— Ладно. Прости, Мила. Я вам билеты поменяла на ночь двадцать седьмого, никаких проблем, кстати. Наш городишко не столица и не курорт, к нам на новый год туристы толпой не валят.
— Прости, Катя, я не поеду.
— Как?! Да ты что?! — Катя чуть не плакала. — Ты же моя самая близкая подруга! Мы с Артемом причем?
— Вы не причем. Но ты же сама говоришь — я болею, осложнения и все такое.
— Люда, но ведь сегодня только двадцать третье. Ты выздоровеешь пять раз. Пожалуйста, приди в себя. Отпразднуем свадьбу, новый год встретим. Ты успокоишься, придешь в себя, вы поговорите…
— Катя, последний раз прошу — не лезь!
До городка мы доехали молча. Я высадила Катю возле дома и поехала в медцентр.
— Люда, ОРЗ. Ничего страшного, но надо бы полежать пару дней. Прокапаем витамины, иммуностимуляторы. Я не зверь, не хочется тебя опять в палате запирать. Выпишу больничный, побудешь дома, а на процедуры поездишь.
— Я понимаю, Камиль, режим есть режим, надо так надо. В какую палату?
Под удивленным взглядом пошла в бокс, переоделась в теплую пижаму, халат, и легла. Болею я. Может, умираю даже. А больным никто не может запретить то и дело вытирать глаза (слезятся они у меня, понятно?) и сморкаться.
— Галя, что тебе от меня надо? — я зверем уставилась на психолога. — Что вам всем от меня надо? Куда мне уже от вас деться? Оставьте меня в покое!!!
Благоразумная Гали ушла. Я тоже вела себя как хорошая — ничего не разбила, не бросалась вещами. Просто плакала, плакала, плакала…
Пришла улыбчивая медсестра, взяла у меня стакан крови — наверное, на бешенство проверять будут — сделала мне какой-то укол, и я вырубилась.
— Хорошо, что Катя предложила взять у нее анализы на гормоны. У нее сильнейший гормональный срыв. Здесь ничего не поможет, кроме терапии.
— Сколько продлится лечение, Камиль? И как мне себя с ней вести? На звонки она не отвечает. Можно мне ее навестить?
— Острый приступ мы снимем за несколько дней. Ее лучше вообще забрать, а не навещать. Игорь, что значит 'как себя вести?' Она не душевнобольная и не умственно отсталая.
— Мила, пожалуйста, поедем домой. Что тебе здесь делать? Хватит прятаться.
— Что, они никак не могут меня отсюда выставить и тебя позвали? — я сгребла в кучу одежду, пошла в санузел переодеваться.
Вот зря он меня забрал. Что хорошего смотреть, как я дуюсь, фыркаю, капризничаю? Попробовал ко мне пристать — объявила, что он это делает из жалости. Ушел спать на диван в гостиную — закатила истерику, что он меня не хочет. И это всего за сутки! Спасался от меня на работе. Катя перед отъездом поговорила со мной, нашла несколько статей про симптомы. Примирительно поплакали, она взяла с меня слово приехать на свадьбу.
Позвонила мама. Как назло, радостная, оживленная.
— Люсеночек, как ты, доченька? Игорь нам все рассказал, — я мысленно зарычала. — Ничего, в отпуск уйдешь, отдохнешь, и все хорошо будет, — я сломала ручку. — Мы завтра вылетаем, а вы двадцать девятого. Погода хорошо бы летная была. Ничего, всяко к новому году прилетите. Мы как раз все приготовим…
— Куда прилетите, мама? — вытаращилась я в камеру.
— В Норильск. К Ирине с Вадимом, — ответно вытаращилась мама. — Ты забыла? Я тебе говорила же! Мы эту поездку год с лишним планируем, даже мальчишки целый список написали — на северных оленях покататься, северное сияние посмотреть…
— Они тоже едут, — констатировала я.
— А как же! И Света, и Максим отпуск взяли, отец разрешение на оружие сделал даже. На кого только охотиться собрался, Чингачкук!
У меня перед глазами замелькали кадры из старого фильма. 'Особенности национальной охоты', кажется. Только я бы там не охотником была, а этой… дичью! Пойду еще таблеточку выпью, что ли…
— Готово, — улыбнулась молодая женщина-парикмахер, снимая с меня пеньюар и беря в руки зеркало. Я посмотрела. Никаких завитых налаченных локонов, 'небрежно' выбивающихся из прически. Гладко убранные назад волосы, две короткие замысловато сплетенные на затылке косы, спускающиеся по спине в одну. Просто и красиво, если еще учесть, что на все ушло чуть больше получаса… Самолет опоздал на шесть часов, мы примчались в дом к Катиным родителям почти в одиннадцать, наскоро выпили кофе, по очереди сбегали в душ, и я села в кресло, пока Катя, уже причесанная, но в старом халате, орудовала отпаривателем — как я не старалась беречь платье, все равно помялось. Заодно вспомнили, как мы в день проводов его покупали.
— Люда, тут любые видно будет, даже стринги, — с сомнением оглядывая меня, протянула Катя.
— Что вы, женщина? — презрительно кривя губы, ответила за меня гламурная продавщица, — в этой модели белье не предусмотрено в принципе.
Какое счастье, что не вся планета Земля знает, кто мы такие. Для этой восемнадцатилетней девочки мы просто две тетки, ничего не понимающие в моде. 'Модель', кстати, за исключением такой мелочи, как противопоказания по белью, очень красивая. Оранжевая гладкая ткань с двумя прозрачными льдисто-голубыми ассиметричными вставками по бокам, облегающая фигуру как перчатка.
Мы с подругой переглянулись, изобразили на лицах 'да что вы говорите?' и я вернулась в кабинку, снять шедевр. На вешалке меня ждал последний шанс все-таки, купить платье на свадьбу и новый год, заодно.
И вот теперь подруга держала его на вытянутой руке, любуясь результатом.
— Быстро одеваться и меня одевать! — велела она.
— Успеешь, — ворчала я. — Куда торопишься? В загсе вы уже были.
— Зато медового месяца пока не было, — отрезала Катя. — А я ждать больше не могу!
— Ты очень красивая, Мила, — сообщил мне Игорь, когда я уселась за столик и взялась за стакан с минералкой — после танцев очень хотелось пить.
— Угм, — невнятно согласилась я с ним, вгрызаясь в только что поданное мясо.
— Что это за мужик к тебе все время подходит? Танцевать постоянно приглашает? — по-моему, Игорь злился. Я безмятежно пожала плечиком. Катя за соседним столом смотрела на меня очень сердито. — Мила, пожалуйста, не делай глупости!
— Какие? — поинтересовалась я, подтягивая к себе тарелку с сырными рулетиками.
— Ты так меня заставить ревновать хочешь, что ли? — теперь Игорь злился совершенно очевидно.
— Зачем? — изумилась я. Тут как раз тамада объявил перерыв и танцующие начали рассаживаться, кто-то пошел покурить, кто-то — нос попудрить. Я увидела Жанну и Злату, помахала — подождите, и упорхнула.
Мужика, к слову, звали Семеном. Какой-то местный родственник, веселый, обаятельный, сразу видно — ходок. Я, честное слово, с ним не кокетничала. Да, танцевала, смеялась над анекдотами, болтала. Подумаешь, преступление!
В дамской комнате было довольно просторно — еще бы, лучшее заведение в городе, много зеркал, можно присесть и чулки поправить, например, или помассировать отвыкшие от узких туфель бедные лапки.
— Катя, какое у тебя платье классное, — восхитилась Снежана. — Вроде бы простое, а идет тебе очень. И не на один раз, не занавеска аляпистая.
— Ага, мне и самой нравится, — я встала, с удовольствием повертелась у зеркала. Платье было сшито из мягкой серо-фиалковой ткани, прямое, до середины колена. Из украшений — декоративный геометрически-строгий бант, он же единственная бретелька, пояс, да подол тремя легкими волнами. Никаких серег и ожерелий к нему я тоже не надела. Браслет на руке с лазуритами, и все. И еще туфли. Очень красивые и очень дорогие. Ну, вы помните, это у меня пунктик?
— То-то твой извелся, — подначила Злата. — А я жалела, свадьба без драки — деньги на ветер.
— Какая драка? — повернулась я к ней. — Ты про что, Злата?
— Я думаю, как бы сейчас махаловка не началась, как в каком-нибудь вестерне. Или, скорее, в клубе сельском — местные против приезжих. Романтика!
— Да ну, — отмахнулась я. — Все взрослые трезвые люди, офицеры.
— Как скажешь, — тонко улыбнулась Уфимцева. — Как скажешь.
Я была права, не подрались. Так, вышли, поговорили. Я тоже сходила, подслушала. Как водится, ничего хорошего про себя не услышала!
Норильск встретил нас огнями. Для города, в котором полярная ночь, было очень светло, и очень красиво. Вполне московский размах праздничной иллюминации. Встречали нас отцы. Папа сграбастал, стиснул. Игорь с отцом обнялись.
— Милка! Долго же вы! Здоров, Игорь, — отставил меня, пожал тому руку.
— Здравствуйте, Вадим Олегович, — вежливо поздоровалась.
— Здравствуй, Люда. С приездом.
— Холодно тут у вас, — я поежилась.
— Да ты что? — удивился Игорев отец. — Тридцати пяти даже нет.
— Хорошо, — согласилась я. В смысле, хорошо, что не пятьдесят, к примеру.
У старших Серебро, Игорь мне давно рассказывал, хорошая трехкомнатная квартира в центре, но вместить всю нашу компанию, восемь взрослых и троих детей, не могла, конечно.
Поэтому мы поехали, как сказал Вадим Олегович, 'на дачу', на озеро. Дача — это два дома, соединенных между собой крытой верандой. В одном, побольше, жили мама с папой с детьми и внуками, в другом — родители Игоря и мы, разумеется. Мне, конечно, скандал устроить — на раз, а смысл? У людей праздник — дети приехали после долгой разлуки. Ирина Георгиевна так плакала, бедная, так сына обнимала. Он стоял, гладил ее по спине, приговаривая:
— Мама, что ты? Не плачь. Все хорошо. Я вернулся. Ну, мам…
Она с трудом успокоилась, погладила его по плечу, отпустила.
— Люда, здравствуй, дочка! Прости, расклеилась совсем, — обняла меня, поцеловала. — Приехали наконец, погостите. Мы вас ждали, ждали…
Подоспела и Света, кинулась обниматься, тоже заревела. Закрылись на кухне, поплакали, потом Ирина Георгиевна достала графин с настойкой, сказала 'от нервов', и крохотные рюмки. Уселись на кухне, быстренько накрыли стол, пили по глотку, ели — в основном я, плакали, смеялись. Маленькая Мила уснула на узком диване, обложенная подушками, мужчины, вроде, в баню ушли, мальчишки, похватав подарки, умчались звонить друзьям, хвастаться 'настоящими метеоритами', и есть 'космическую еду'. А еще я им заказала форменные комбинезоны отряда космонавтов, точь-в-точь, как наши, и привезла всякие сувениры с атрибутикой — пусть дарят.
— Лютик, — мы сидели, обнимались со Светкой. Успокоившиеся мамы тихо переговаривались. — Это страшная тайна!
— Рассказывай, — я прижалась крепче. — Я так люблю страшные тайны!
— Только ты не признавайся, что я проговорилась, — страшным же шепотом сообщила мне сестра. — Игорь собирается сделать тебе предложение за столом, под бой курантов!
— Откуда ты знаешь? — опешила я. — Мы же только-только прилетели! Вы его и не видели толком.
— Так он своим сказал, еще недели две назад, а тетя Ира нам.
— Светик! — у меня в глазах цветные круги пошли. — Передай этому гиганту креативной мысли, что если он только попробует, у меня будет судимость за тяжкие телесные!
Полевая почта сработала быстрее электронной. К тому времени, как мы, часам к двум ночи, разошлись спать, Игорь уже имел вид осведомленный и бледный.
— Мила, я перестал тебя понимать. Ты сама заговорила о нашем будущем, а теперь?
Я яростно снимала джинсы, толстовку, стаскивала теплые носки. Достала банный халат, натянула, начала застегивать молнию, никак не попадая в бегунок.
— Мила, что ты молчишь?
— Разговаривать не хочу, неужели не понятно? — я застегнула все-таки молнию, нашарила тапки.
— Ты ведешь себя, как… как…
— Как больная? Ну так я больная и есть, ты забыл?
— Как незнакомая склочная баба.
Его спасло то, что ночь и родители на первом этаже спят. И тяжелых предметов под рукой не оказалось. А так бы заорала и подралась — или что там склочные бабы делают? Мысленно хлопнула дверью, тихо спустилась по лестнице, пошла в баню узким холодным коридорчиком. Добежала, в раздевалке повесила халат, бросила в корзину белье. Голову мыть завтра буду, а то сушиться до утра придется.
Больше книг на сайте -
В бане было не жарко, еще бы — топили часов двенадцать назад, да мужики парились, потом детей отмывали, женщины по очереди мылись, я последняя осталась. Посмотрела — ни крючка, не задвижки. Жаль, придет ведь… оратор.
Пришел. Я сидела на скамейке и терлась жесткой мочалкой. Сел за спиной, попытался мочалку отнять. Как же! О, кстати, тут же скандалить можно!
— Мила, пожалуйста, давай поговорим, — осторожно обнял, начал целовать плечи, руки, спину.
— Ладно, давай поговорим, — я плюхнула мочалку, спихнула таз на пол, повернулась, шлепнула его по рукам.
— Мила, мы, мужчины, по-другому устроены, наверное. По крайней мере, я. Не понимаю, зачем говорить об очевидных вещах?
— Может быть, эти вещи для меня не очевидны? Я что, похожа на жену, которая пять раз на дню спрашивает: 'Ты меня любишь?'
— Хорошо, я тебя люблю. Так лучше?
— Нет, не лучше, — у меня губы задрожали. — Зачем? Зачем? Я чувствую себя попрошайкой вокзальной…
— Мила, ты не плачь только, — теперь он испугался. — Не умею я! Никогда никому не говорил.
— Говорил, — всхлипнула я. — Наверняка.
— Никогда, — поклялся он.
— А как же: 'Мамочка, я тебя люблю'? Неужели даже в детсаду не говорил?
— Наверное, — он улыбнулся. — Не помню. И маме давно не говорил.
— Вот и скажи завтра. Она на тебя надышаться не может, а ты ей за весь вечер два слова не сказал.
— Мила, давай я на тебе потренируюсь? Я тебя люблю.
— Игорь, знаешь, а я говорила, что люблю, — он дернулся. — Подожди. Говорила, а сама не любила. Тебя люблю, а никогда не говорила. Вот тебя ругаю, а самой как трудно сказать… Я тебя люблю… Люблю…
Потом мы перестали разговаривать о любви, а начали ею заниматься.
— Мила, я очень хочу, что бы мы были вместе. Мне кажется, нам было хорошо, разве нет?
— Хорошо, — я покряхтела. Всю попу на жестком отлежала, а в спальню идти не хочется. Спугнуть боюсь… — А чего тогда?
— Боюсь. Вдруг тебе надоест? Мила, я привык к тому, что на первом месте у меня работа. И, наверное… Нет, точно, так будет всегда. Если будет возможность, еще раз полечу. Да хоть на орбиту, неважно. Да и на Земле… Не будет у меня никогда нормированного графика, рабочего дня с восьми до пяти. И цветы я тебе дарил только по поводу, и в театр не приглашал…
— И в кино…
— Вот видишь. Мила, со мной очень трудно. Если ты согласишься за меня выйти, а потом, через год, через пять — надоест? Развод, детей делить?
— А кто вам сказал, дорогой товарищ, что у меня нет и не будет своей собственной жизни? У меня есть профессия, и, возможно, будет еще одна. Я работаю десять лет, и тоже, знаешь ли, не от сих до сих. Я хочу детей, но никогда не буду домохозяйкой, которая ждет мужа и сорок раз в день пыль вытирает, а потом жалуется, что ей скучно и быт заел.
— Значит, решили?
— Что решили?
— Что женимся?
— А спросить?
— Обязательно?
— Желательно.
— И на колено вставать?
— Ага. Люблю посмеяться.
Он слез с полки, встал на одно колено и совершенно серьезно спросил:
— Мила, ты станешь моей женой?
— А кольцо? — давясь от смеха, спросила я. — Кольца нету?
— Откуда бы я его по-твоему, достал? — очень разумно спросил меня будущий муж. — Так выйдешь или нет?
— Никаких 'нет'! — категорически отрезала я. — Обязательно выйду. Не отвертишься! Игорь, нет! — противореча сама себе, через секунду завопила я. — Только не здесь. Пойдем на мягонькое!
Утром он все-таки выполнил свою угрозу. Завтрак мы проспали, выползли из своей светелки только к обеду. Мальчишки под руководством дяди Вадима учились разбирать дедушкино новое ружье, Ирина Георгиевна с мамой наперегонки стругали, Света кормила Милку чем-то подозрительным. Я принюхалась.
— А это чем пахнет? Не рыбой? Копченой?
— Рыбой, — улыбнулась хозяйка. — Только из коптильни занесли, остывает. Садитесь, все к ужину аппетит берегут, я вас отдельно покормлю.
— Спасибо, мам, — Игорь подошел, обнял ее, поцеловал в щеку. — Мы с Милой женимся. Я ее уговорил.
— Сынок! — Ирина Георгиевна поцеловала сначала его, потом меня, Моя мама подскочила, поцеловала в обратном порядке. Отцы зашумели, Макс подговорил мальчишек кричать 'ура', бедлам, короче. Ружье мужики собрали моментально, Вадим Олегович его унес и вернулся с увесистой бутылью.
— Дождались, сват!
— Дождались, — крякнул отец. — Давайте за свадьбу, что ли?
— За свадьбу, за внуков, — будущий свекор разливал умелой рукой. — Ты, сват, на внуков богатый, нам с Ирой тоже охота.
— Да погодите вы, — попыталась их остановить Ирина Георгиевна.
— Куда годить-то? — возмутился ее муж. — Не молодеем, мать.
— Да пить погодите! Время три часа только.
— Три не восемь утра, — отрезал хозяин. — А за свадьбу — святое дело!
Мой вам совет — никогда не закусывайте шампанское копченой нельмой. Не портите вкус рыбы!
Глава 13. Отпуск на море.
Я гуляла по Норильску, как по Марсу, даже теплый комбинезон на скафандр похож. Север, он ведь тоже Terra Incognita. Город очень яркий, несмотря на зиму, темноту, и то, что засыпан снегом. Очень впечатлили снеговые тоннели, прорытые на высоту второго этажа. Дети в сугробах и ныряли, и плавали, даже Милочка кувыркалась с санок, смеялась, громко, слышно аж из-под завязанного по глаза шарфа. Я сама в детство впала, мало чем от племянников отличалась. Бегала как-то с мальчишками, рухнула в сугроб, через мгновение поняла, что удачно. Совсем рядом снег зашевелился, из него показался черный нос и голубой глаз.
— Игорь, — позвала я осторожно. — Игорь!
— Мила, — он вытянул меня. — Ушиблась?
— Тут щеночков бросили. Замерзнут, — жалостливо заныла я. — Как у них сердца хватило?! Они же маленькие!
Круглые и пушистые жертвы жестокосердия тем временем выбрались из своей пещерки и, зевая, добрели до нас, стали тыкаться в унты и лениво невысоко подскакивать.
— Это же хаски. Им здесь хорошо, как кошке на батарее.
— А мама их где? — я на всякий случай подвинулась к нему поближе.
— Может, на охоте с хозяином, или дела у нее собачьи. Даже если придет, не бойся — они очень миролюбивые. Я в детстве очень собаку хотел, просил у отца. Но в квартире такую держать — только мучить.
— Я как-то ездила к подруге, помнишь, я рассказывала про Ларису? И вместе с ней ходила в гости к ее приятельницам. В одной однокомнатной квартире жила афганская борзая, в другой — ризеншнауцер.
— Ты так говоришь, будто в квартирах собаки жили, а не хозяева с собаками.
— Ты когда-нибудь афганскую борзую видел? Она длиной была с хозяйскую тахту, и высотой — выше кухонного стола. Там больше ничего из мебели не помещалось, честное слово! Но она хоть воспитанная была. А вот ризеншнауцер! Квартирка побольше была, ничего не скажу, но мебели тоже не густо — собака все погрызла. Обои подраны выше моего роста. Я там не ела ничего, только вино пила, потому что эта баскервильская собака ко мне в тарелку залезала, а в бокал — нет.
Пока Игорь смеялся, я перегладила всех по очереди, потискала. Подбежали мальчишки и сманили щенков за собой. Эх, как там мой Берти!
На старый новый год Норильск получил подарок — первый раз за зиму из-за горизонта показалось Солнце. А мы с Игорем подали заявление. Нас согласились расписать без испытательного срока, в тот день, когда мы попросили. Двадцать второго января.
С кольцами, я конечно… Как бы слово подобрать? Ни одного литературного слова не нашла взамен 'выпендрилась'. 'Шишков, прости: Не знаю, как перевести'. Я захотела не просто золотой ободок, и, ни в коем случае, не бриллиант с шинельную пуговицу. И у меня, и у Игоря кольца серебряные с янтарем. У него чисто мужское, но не массивное, а узкое, с поперечным темно-зеленым, почти черным камнем по ширине кольца. А у меня в кольце два продолговатых камня — такой, как у Игоря, и бледно-лимонный. Само кольцо изящное, тонкое. Я кольца раньше не носила, привыкать придется. Ладно, своя ноша, говорят, не тянет.
Платье… Как Света переживала, мам накрутила. Где ты платье здесь найдешь, да давай по каталогу выпишем, в Москву слетаем… В Париж еще давайте слетаем. Или в Милан. Пришлось признаться.
— Да купила я платье. Когда с Катей ходили ей выбирать. Так, на всякий случай.
Мужчин, включая Ярика и Кирюшку, отправили из дома, а меня заставили одеться, что я и сделала с большим удовольствием.
— Не белое, конечно, — с сомнением и некоторой долей разочарования проговорила мама, глядя, как я картинно спускаюсь по лестнице. — Но тоже красивое.
— Мам, мне не двадцать. Опоздала я в белом замуж выходить.
Полюбовалась собой. Бледно-лавандовый атласный корсаж, расшитый розами на тон темнее, юбка из дымчатого газа. Недаром я в него влюбилась с первого взгляда. Вот не взял бы Игорь замуж, надевала бы на ночь, как ночнушку!
После гонок на снегоходах я, жутко голодная, ворвалась на кухню. За открытой дверцей холодильника виделись ноги в знакомых тапках.
— Мам, я есть хочу! Только и лосятина, и лососина знаешь, как надоели! Давай вредных пирогов сделаем, а?
Из холодильника с просветленным лицом вынырнула… Ирина Георгиевна. Упс!
— Давай. А ты с чем хочешь, дочка? И тесто, может, сама сделаешь, как тебе нравится?
— Разных можно. И сладких, и с рыбой, и с мясом. А отец с чем любит? -
— С картошкой. И Игорь маленький только такие и ел.
Я затеяла быстрое тесто на майонезе — моментально поднимается, вкусное и долго не черствеет, целый тазик. Пока расстаивалось, в шесть рук (мама с внучкой сидела) нарезали начинку. Потом лепили пирожки, пекли, жарили и объедались.
— Ира, а ведь вкуснее твоих, — подвел итог свекор. — Тебе, сынок, повезло — жена и умница, и красавица, и пироги печет!
Я краснела, семья смеялась.
Свадьба, или, точнее, первая свадьба — придется ведь еще и нашу родню, друзей, коллег приглашать, в Норильск вести дело хлопотное и накладное — была веселой и шумной, несмотря на то, что большинство гостей были люди взрослые — ровесники родителей. И присутствие официальных лиц не помешало. А как же, и мэр напросился, и руководство комбината. Такое событие — почетный гражданин города женится. Почетного гражданина я первый раз увидела в костюме и галстуке, и, честно признаюсь, форма ему идет больше. Чувствовал он себя в гражданском так себе, галстук ему особенно досаждал. Впрочем, часа через полтора после начала вечера мужчины поснимали не только галстуки, но и пиджаки, женщины разрумянились, посъедали помаду, чуть растрепали прически, и все дружно отплясывали, пели под гитару, дурачились. Мы честно веселились, хотя больше всего хотелось сбежать на первую брачную ночь. Я, правда, чувствовала себя так, словно мы с Игорем будем первый раз любовью заниматься.
Ночевали мы в пустой городской квартире. Родители заранее постелили нам у себя — в комнате у Игоря по-прежнему стояла узкая односпалка. Пока я раздевалась, Игорь поставил чайник, достал заварку.
— Мила, жасмина нет. Просто зеленый заварить?
— Давай, — заходя в кухню в халате, согласилась я. — А как ты догадался, что я чаю хочу?
— Ты его всегда хочешь.
И мы пили чай, пьянящий больше, чем шампанское, залезли вдвоем в обычную стандартную ванную под душ, больше не мылись, а тискались, налили лужу на полу, и пришлось быстро-быстро вытирать, пока соседи снизу не постучали. Я решила, что в такой ситуации ничего не остается, как тереть тряпкой как можно эротичнее. Потом я отмывалась от уборки, а муж сидел на корзине для белья и подглядывал.
— Мила, — позвал.
— Что? — я отвернулась от зеркала, продолжая вытаскивать шпильки.
— Пойдем уже.
— Игорь, если я сейчас не расчешусь, завтра только налысо стричься, — вздохнула я.
Подошел, молча начал расплетать косы, я взяла расческу. Просто от того, что чувствовала его за спиной, потихоньку загоралась. Неловкой рукой положила щетку, оперлась о раковину, он потянул с меня полотенце…
— Игорь, не вздумай! — отбивалась я. — Я не дамся!
— Почему ты мне запрещаешь жену на руках носить? — строго спросил, не прекращая попыток меня поднять.
— Мне муж здоровый нужен потому что. А не с грыжей, — объяснила я. — Куда идти-то надо? Я добровольно пойду!
— Завтракать.
— Мы завтракали уже. Даже два раза, кажется. Так что обедать.
И мы пошли обедать, потом лениться, потом гулять. Жили одни-одинешеньки три дня, пока все в холодильнике не съели, и поехали на озеро. Сказали, что соскучились.
Мои улетели через неделю после свадьбы — кто на работу, кто суетиться по поводу свадьбы-два. Гостей решили пригласить в Обыденск, недели через две-три — как только с рестораном договорятся. От нас требовалось послать приглашения и приехать. Игорь порывался уехать вместе с ними. Не подумайте, что к теще торопился — в городок, на работу. Неважно, что отпуск.
— Игорь, тебе никто допуск не даст. И физике, и психике необходимо восстановиться. И родители — месяц в суете, чужие люди в доме. Просто побыть своей семьей хотят, неужели не понимаешь?
Убедила. Свекры, конечно, о нашем разговоре ничего не знали. Мы им просто сказали, что билет до Москвы возьмем, как родители с праздником определятся, а пока у них поживем. Обрадовались. Проводили сватов, закрыли дом и увезли нас на какую-то заимку, что ли. Тайга глухая, дом небольшой, удобства во дворе. Ничего, за неделю не умру, не на Марс летим, как-никак. Пока они трое шастали на лыжах на охоты и рыбалки, я топила печку, кашеварила, как в гостях у Коковани, читала книжки и ела. Стыдно признаться, но я теперь все время ем. Думала, беременна — хоть причина уважительная будет, но пока нет. Лишние калории сжигаю, расчищая дорожку до родника, бани и поленницы, таскаю воду, дрова. Незабываемый опыт. Я, вообще-то, отроду печки не топила, больше всего в первый день боялась встретить мужа на пепелище, но обошлось. К счастью, готовить на этой печке меня не заставляют — есть переносная газовая плитка и даже небольшой генератор. Спим мы с родителями в разных концах одной комнаты, так что терпим, в смысле медового месяца. Зато какие здесь звезды, какой воздух! Понимаю, почему Игорю ни на какие юга не хочется.
Навестили родной город. Кроме праздника, занялась делами. Выдала папе доверенность на продажу квартиры, освобожденной от оков ипотеки, заказала оценку. Жить мы решили в городке. Более безопасного места я не знаю, особенно для детей. Там с трех лет дети самостоятельно гуляют, максимум все вместе под присмотром какой-нибудь одной заполошной мамаши. На деньги от квартиры и прочие материальные бонусы планируем купить еще дом под дачу. Глядишь, мама с папой приедут поживут, и те, и другие, Света с Максом погостят, племянников можно будет к себе брать с прицелом на всякие московские развлечения. К нам-то не особо пускают. Сами любим отдых за городом. Главное, никаких знаменитостей в соседях, но с лесом и речкой.
Приехавшие отдавать свадебные долги Русановы привезли отличные новости. Артем в сети нашел однокашника, вертолетчика. По счастливому совпадению, Глеб служит в МЧС на Кольском полуострове, и мы летим на моря, как мечтали. Неважно, что на Белое и Баренцево. Лучше бы, конечно, отложить поездку до лета, но и мне, и Кате совершенно ясно, что полгода мужья отдыхать не будут. Завалят начальство рапортами, и то, скрепя сердце, выплатит компенсацию и радостно допустит сначала на щадящий режим, а потом и по полной программе. Заранее пообещала Игорю устроить скандал, если хотя бы месяц не возьмет в мае или июне. Он мне еще Путораны не показал и на теплые моря дней на десять погреться слетать не помешает. Не вспомнила я тогда про известную поговорку…
Север встретил нас легким морозом поздней зимы и слепящим Солнцем. Еще в аэропорт приехал Глеб Логунов с женой и своим начальством, и губернатор с присными. Нас вежливо, но твердо повлекли в казематы (зачеркнуто), в областную администрацию. Там уже ждали телевидение, радио и вся пишущая и снимающая журналистская братия, запечатлеть миг встречи местного руководства и героев космоса. Губернатор вел себя так, словно он сам, лично, нас запускал. Мы вели себя доброжелательно и на все кивали, потому что Глеб по дороге нам пообещал, что за это нам дадут вертолет, оборудование и людей для исследования пирамид. Вещь нелишняя, потому что расположены пирамиды в отдаленной труднодоступной местности. Положим, вертолет мы готовы были арендовать сами, но поддержка хорошо подготовленной группы сильно понижала градус авантюризма нашей затеи.
Переночевали в городе, в лучшей гостинице. Банкет предлагали все за тот же счет, но нас уже так напрягло высочайшее внимание, что отказались, и от ужина с официальными лицами тоже. Сослались на ранний подъем. Логуновы пригласили нас к себе, провели тихий вечер. Мужчины вспоминали учебу, Глеб рассказывал кто, где. За некоторых выпили не чекаясь. Профессия такая… Ольга, жена Глеба, тоже спасатель, немного моложе нас, очень спокойная девушка со спортивной фигурой. Ничего, я надеюсь, таймырские килограммы тоже быстро вытрясу.
Группу и груз уже перебросили, так что полетели налегке. Второй раз в жизни я за Полярным кругом. Под вертолетом проплывают заросшие заснеженным лесом горы и долины в игре теней, хрустальные блюдца озер и белые нитки рек. При подготовке мы изучили все материалы предыдущих экспедиций и выбрали два наиболее перспективных объекта. Одна пирамида стояла на краю плато, над лесом, недалеко от побережья, вторая — в долине. Вообще пирамид на полуострове, только открытых, больше десятка. А населения, согласно официальной статистике, пять человек на километр. Сейчас. Интересно, девять тысяч лет назад сколько было?
Промежуточный лагерь разбили на отроге горы, единственном месте, подходящем под вертолетную площадку. Приземлились, выбросили баулы. Пока мужчины закрепляли вертолет, выпили горячего, есть отказались. Нетерпелось уже. Да и день короткий. Двинулись сначала на снегоходах, потом пешком. Хорошо то, что реки еще не вскрылись, снег осел, покрылся жестким толстым настом, Спасибо нашим инструкторам по общефизической подготовке. Около семи километров прошли. Немного, если не по бездорожью — нередко проваливаясь в сугробы, перелезая через поваленные стволы и пробираясь по осыпям и мелколесью. На подходе, километра за полтора до пирамиды, начали обращать внимание на странности. Снег сначала пестрел проплешинами, а через пару сотен метров исчез совсем. Обнажившаяся земля подмерзла, и составляла странный контраст с остальным лесом.
— Глеб, пожалуй, дальше идти не стоит, — остановившись, решил Игорь. — Поставим палатки здесь, переночуем. Утром осмотримся.
Разместились в двух палатках — в одной, шестиместной, пятеро мужчин, во второй, четырехместной, мы трое. Одно место пустовало, так кстати, оказалось. Поужинали мчсовским сухим пайком. Мужики еще смеялись, космонавты, вы своего не привезли, сравнить? Мы попробовали и заверили, что их кормят лучше. Честное слово, такая каша замечательная из концентратов, с дымком!
Артем достал гитару.
Между звезд в корабле: долгий экскурс на Марс,
Только мы вчетвером, и никто, кроме нас.
Только звезды и тесный железный мирок,
Каждый день, каждый миг делал все, все что мог
Каждый!
Ни минуты побыть в единенье с собой,
Помогают забыться лишь секс и любовь,
И никто не прикроет от космоса нас,
Ведь Земля далеко, впереди только Марс…
Тридцать дней мы на Марсе в режиме нон-стоп,
Тридцать дней и два дня каждый делал, что мог,
На пределе себя и почти что без сна,
Против времени шла неземная война…
А потом долгий путь до планеты Земля,
Больше тысячи дней мы внутри корабля,
А потом еще дни средь врачей, карантин,
Взаперти… и уже на пределе всех сил
Улыбаемся, машем, встречаем людей,
До конца исчерпав чашу силы своей…
Чаша бьется! Как взрыв, или срыв без причин,
Потому что дошли до предела всех сил,
Надо просто побыть в тишине, отдохнуть,
И подумать, как мы представляем свой путь…
(Стихи Татьяны Резниковой)
— Твое, муж? — строго спросила я, прижимаясь ближе.
— Ты сбежала, мне не спалось…
Надо же, думала, не признается.
Сходили в кустики, улеглись. Спальник теплый и удобный, воздух свежий, уснуть не могу, хоть ты тресни. Вертелась, вертелась, улеглась на живот, прижалась ухом. Начала было дремать, как почувствовала вибрацию. Как будто вдалеке мерно ударяли по земле чем-то тяжелым. Я дернулась, села. Рядом подскочила Катя.
— Ты тоже слышала?
Она торопливо закивала.
По лесу прокатился низкий странный звук. Где-то глубоко под землей били в гонг? Сразу вспомнились копи Мории, орки и этот, ужас глубин который. Щелкнула рация.
— Мила, вы там как?
— Игорь, страшновато мне что-то.
— И не только ей, — сунулась к рации Катя.
— Мне прийти?
— Да! — рявкнули мы хором. В лесу заскрежетало. — Ой, мама!
Раздались шаги, мужская рука расстегнула молнию.
— Девочки, можно?
— Погоди, — я выкарабкалась из мешка. — Мне кое-куда надо. Проводишь.
— Мы все пойдем, — торопливо заговорила Катя. — Оля?
Потом вернулись, улеглись и опять приготовились бояться. Но сколько бы не выли и не шумели в лесу неизвестные явления, мне качественно бояться не удалось. Меня муж обнимал…
Наутро нас разбудили противно-бодрые мужские голоса и смех. Не выспавшиеся и немытые, вылезли из палатки к чаю и каше.
— Что вы с утра радостные-то такие? — обвинила Катя своего. — Хотя вам-то что, вы, небось, выспались…
— Пока вы спали, мы работали, — протягивая ей кружку, ответил Артем. — Установили аппаратуру, камеры, микрофоны. Кучу данных насобирали.
— И? Не томите, мы, когда голодные — злые! — пригрозила я.
— Эта… — Павел, бородатый физик из местного института, поискал определение. — Это сооружение — источник сильнейших электромагнитных волн.
— Гора замшелых камней? — не поверила я.
— Что-то внутри пирамиды, вероятно, — продолжил Павел. — Отсюда и отсутствие снега. Любой электроприбор нагревается.
— А звуки? — негромко спросила Оля. — Что мы слышали?
— На записях ничего нет. Ни видео, ни звука, — пожал плечами физик.
— Галлюцинации, — задумчиво проговорила Катя. — Нам еще в мединституте, на лекциях по психиатрии читали, что электромагнитные волны могут вызывать слуховые галлюцинации.
— Вероятно, ты права, — кивнул Игорь. — Так, девушки. Остаетесь здесь. Мы сами сходим, осмотрим.
Открыла было рот, что бы поспорить, и закрыла. Девочки, кстати тоже промолчали. Шестое чувство у всех, что ли?
Уже после возвращения к вертолету я улучила момент, когда мы остались вчетвером.
— Люди, как думаете, можно найти спутниковые снимки этой местности за несколько лет?
— Хочешь сказать..?
— Я вам про 'шум Земли' не рассказывала? Света все время нашего полета собирала информацию про нас. Пресс-релизы ЦУП, статьи какие-то научные, посвященные экспедиции, даже наиболее интересные комментарии читателей блогов разных. И она нашла одно странное совпадение — в день высадки на Марс тебя и Артема, были зафиксированы неопознанные шумы. Я думаю — что, если это не совпадение, вовсе? Что после вскрытия пирамиды там, запустились какие-то процессы здесь?
— Мила, для таких выводов просто недостаточно данных, — отверг мое предположение Игорь.
— Но это же не значит, что не надо попытаться эти данные собрать и обобщить?
— Для начала давайте здесь закончим, а потом подумаем, в каком направлении вести поиски. В одном ты права — надо использовать как можно больше источников информации. Свете позвони, как вернемся. Пусть попробует поискать, может, еще что-то в сети интересное найдет.
— Я тоже подключусь, — объявила Катя. — Ребята из моей бывшей группы, ролевики, кучу всяких сведений собирают и странных, и необычных.
— Но нельзя же разглашать? — строго посмотрела я на нее.
— Так я не буду. Просто напишу, что интересуюсь пирамидами. Может, хочу сценарий написать по этим, как их, фаэтам?
Вторая пирамида, как будто составленная из мелких кирпичиков и совершенно не похожая на первую (та была сложена из крупных гладких блоков), стояла на плато, как стакан на подносе. Туда мы добрались со всем комфортом — благо, погода позволяла. В два рейса Глеб перебросил весь наш табор. Расположились становищем метрах в двухстах — мало ли, вдруг и тут микроволновка работает. Распаковались, расставили аппаратуру, настроили. Это мужчины. Мы с девочками варили добытого… нет, не мамонта, хоть декорации и подходящие. Хариуса. Улов богатый, тут и форель здесь ловится даже на палец. Уха получилась, просто слов нет, какая. Хоть мы с Катей, признаюсь, с некоторой оторопью смотрели, как Оля, принявшая на себя командование, в конце мало того, что стопку водки в котел вылила, так еще и головешку сунула. Но она ж абориген, и у нее пистолет на поясе, хоть и травматический. Не поспоришь.
— Сломалась, похоже, — констатировал Стас, еще один спасатель из прикомандированных. — Не работает.
— Да, — кивнул Петя, не отрываясь от приборов. — Никаких следов активности нет.
— Тогда давайте разломаем и посмотрим? — с энтузиазмом предложила я. — Она же не памятник под охраной ЮНЕСКО?
— Люда, ты страшный человек! — с восхищением признала Катя. Я вам говорила, у нас с ней много общего?
— Спасибо, подруга! — скромно согласилась я. Остальные промолчали. Но ломать, кажется, согласились. Или нет? Что-то про дрон говорят, и лазером просвечивать собираются. Пойду тогда сама попробую. Хоть пару булыжников выковырять смогу, наверное?
Оля, как оказалось, увлекается скалолазанием. Лазает и по естественному рельефу и по скалодрому. Огляделась, и мы глазом моргнуть не успели, как она уже повисла на трех метровой высоте. Ну, мы люди приземленные. Пойду вокруг покопаюсь.
— Кать, — ковыряя острой саперной лопаткой у основания пирамиды, позвала я. — Мне кажется, она закопана.
— В смысле?
— Ну, наносный слой, если я правильно говорю. За девять-то тысячелетий — вода, лед, ветер, не знаю. Но раньше ее было больше. Какая-то часть сейчас под землей. Может, самая интересная.
— Этой штуковиной ты точно не много не накопаешь. И вообще, может, самолетики мы пойдем запускать, а мужики пусть пороют?
— Катя, все феминистки в мире тебя сейчас осуждают. Но я — нет!
— Девчонки, — крикнула сверху Оля. — Здесь отверстие в верхнем камне! Глубокое. Диаметр около пяти сантиметров. Надо бы тонкий щуп, прут какой-нибудь… — и Ольга ловко соскользнула вниз по хитро закрепленному тросу.
Мы провели на плато неделю. Соединенными усилиями современных технических средств и проверенного веками ручного труда удалось добраться до основания. На глубине четырех метров с восточной стороны в пирамиду была вмурована каменная плита, сплошь покрытая египетскими петроглифами.
— Игорь, я чувствую, я знаю, что здесь есть что-то еще, — дрожа от волнения, говорила я, глядя на нее.
— Что, думаешь, надо попробовать ее сдвинуть?
Я закивала часто-часто.
Затея казалась совершенно безнадежной. Ходили вокруг да около, долбили, чуть ли не бурить пытались. Потом со зла кто-то из мужиков взял и долбанул кувалдой прямо над плитой. Посыпалась каменная крошка, между камнями появились трещины. Обрадовались, накинулись, навалились, отскребли.
— Ни хрена себе, — высказался Артем. И мы все готовы были подписаться под его словами.
Глава 14. Déjà vu.
В гостинице мы были в среду к обеду. Вы наверняка ждете, что я как обычно буду рассказывать про 'поесть и помыться', так вот — промолчу. А он появился аккурат к завтраку. Он — улыбчивый молодой человек в штатском. Глаза у улыбчивого умные, взгляд тяжелый.
— Марк Нетесин, ваш коллега, занимаюсь изучением и анализом ваших находок. Не возражаете, я присоединюсь? — оперативно набрал себе еды, подтащил от соседнего столика стул, уселся. — Приятного аппетита. Сейчас подъедет Глеб Логунов, кое-что обсудим и на плато.
— Сами хотите убедиться? — мы переглянулись.
— Что-то вроде того. О, кормят недурственно!
Минут через сорок.
— Угораздило меня с вами связаться, — качал головой Логунов, подписывая очередную бумажку. — Как в кино, что ли, получается — чихнул француз, известно кардиналу?
— Ты смотри, что подписываешь, — порекомендовал ему профессионал. — А то поедешь на выходные в дружественную Скандинавию, а тебя на границе за жабры…
— Игорь, твоя жена счас шутит, да?
— Она, Глеб, всегда шутит, но вот именно сейчас — абсолютно серьёзна, — ответил за Игоря Артем и ободряюще похлопал друга по плечу.
Пирамида выглядела точь-в точь так, как день назад. И дисковод был на месте. Какой дисковод? Обыкновенный, как у вас в ПК или ноуте, только каменный и диаметр нестандартный, как раз под марсианский диск. Его, собственно и привез Марк.
Нетесин достал чемоданчик, по виду с серьезной защитой, из него диск, протянул Игорю.
— Это ведь вы его извлекли? — надо же, артист, можно подумать, что он все наши записи покадрово не знает. — Думаю, лучше будет, если вы его и вставите.
— Чем лучше? — спросила я прежде, чем могла подумать. Сомнительно, что этот 'коллега' заботится о выполнении почетной обязанности. — Это значение какое-то имеет?
— Возможно, диск обладает памятью, — туманно пояснил Марк. Прежде, чем я ударилась в пространное уточнение (а я собиралась), Игорь забрал пластину, спустился по приставной лестнице в траншею.
— Постой, — крикнула я, кидаясь следом. — Я с тобой хочу.
— Мила, нет, — приказал командир. — Артем, спускайся. Раз уж так, повторим мизансцену.
Мы стояли наверху и смотрели, как Игорь проводит перчаткой по круглой выемке, смахивая каменную крошку. Сама впадина была гладкой и ровной, как будто вылитой в скале. Я не верила, что что-то заработает, и смотрела с большой долей скептицизма. Рядом со мной Марк установил камеру, какой-то довольно компактный прибор, включил ноутбук. Показания записывать будет? Какие, интересно?
Игорь что-то сказал Артему, приложил диск, на секунду задержал руку, опасаясь, что он упадет — держаться ему там было абсолютно не на чем. Но ведь там, на марсианской пирамиде, тоже не было ни штыря, ни креплений каких-то, когда Игорь его нашел? Не успела я додумать, как Игорь руку убрал, а диск остался, словно прилипнув.
— Ну что, прошлый раз пароль был Солнце-Земля-Марс. Будем надеяться, что не сменили, — с этими словами Игорь начал нажимать символы.
Звук ударил, заставляя зажать уши, скорчиться. Опять! Когда пришла в себя, первое, что увидела, невозмутимого Нетесина в наушниках. Нет, ну не сволочь ли? Ринулась по лестнице, догоняя Катю.
— Стойте, куда? — окликнул снизу Игорь. — Мы поднимемся сейчас.
Карабкаясь обратно по десяти ступенькам, по которым успела спуститься, явственно услышала щелчок и оглянулась. В подставленную ладонь моего генерала упал диск. Глеб сидел на краю ямы с ошалелым видом. Посмотрел на нас, как зеленые насаждения на саранчу, но все же руку, помогая подняться, подал. Джентльмен!
— Если вы немедленно не объясните, что происходит… — я двинулась на нашего визитера.
— Мила, спокойно, — удержал меня командир. — Не надо рукоприкладства. Я думаю, господин Нетесин понимает, что мы не позволим использовать нас втемную.
— Я не уполномочен обсуждать с кем-либо совершенно секретную информацию, — миролюбиво заверил нас Нетесин, опасливо поглядывая на меня и заодно на Катю, тоже имевшую вид разъяренной амазонки. — Но в ближайшее время вы получите вызов в городок, и сможете задать все интересующие вас вопросы.
— Какое отношение городок имеет… — я оборвала себя на полуслове. Лучше о другом спрошу.
— Скажите, Марк, а почему вы не захватили наушники и для нас? Или хотя бы не предупредили?
Точно артист. Как раскаяние играет!
На настойчивые предложения Глеба остаться еще на неделю, половить рыбу, посмотреть красоты полуострова, Русановы согласились, а мы ответили вежливым отказом. Если уж отдыхать за полярным кругом, так можно было и у родителей остаться. К теплому морю тоже не получится…
— Игорь, поехали в Питер? А оттуда можно в Псков, в Новгород Великий, в Старую Ладогу? Машину напрокат возьмем. Покажешь мне свою альма-матер. Я там была, в Питере, два раза, но я от него никогда не устану.
— Как хочешь, Мила.
— Что значит 'как хочешь'? А ты не хочешь, что ли? Тебе все равно?
— Мила, как с тобой сложно иногда. Что ты к словам цепляешься? Ты предложила, я согласился. Что я должен был сказать: 'Я сам мечтал, но стеснялся предложить?'
Пожалела, что не могу уподобиться героине одной замечательной книжки и метнуть в мужа что-нибудь колюще-режущее или тупое и твердое. Она, конечно, проблемы этим тоже не решала, но хоть душу отводила.
— Мог бы сказать 'отличная идея' и 'давай еще туда-то и сюда-то поедем'. Теперь можешь не говорить, поздно. Я обиделась.
— Так в Питер мы полетим или нет?
— Как хочешь.
В глубокой обиде сходила с мужем на прощальный ужин к Логуновым, прогулялась в компании по ночному городу, собрала вещи. Даже мылась обиженная. И любовью пыталась заниматься тоже. Но не получилось. Обижаться. А вы про другое подумали, да?
Санкт-Петербург был все тот же. Благородный, просторный, светлый, ветреный и мокрый. Нева рябила серыми льдинками, Исаакию и игле Петропавловки вовсе не нужно было Солнце, они и так сияли, вдрызг разбивая тучи. Как же я соскучилась! Я обнимала любимого, болтала, молчала, дышала стылой сыростью и мне казалось, что так пахнет счастье.
Что такое холод и слякоть? Повод зайти в любимое кафе-пекарню, взять гречишного хлеба и густого сырного супа, крохотных пирожных и большую кружку умопомрачительно пахнущего кофе, смотреть на забрызганное дождем стекло и потихоньку согреваться. Гулять вдвоем, промокнуть, залезть под горячий душ, а потом вдвоем под толстое одеяло, прижиматься к любимому, целовать и заигрывать. Кричать, не боясь, что услышат — стены толстые, и вообще наплевать, у нас медовый месяц, а мне так надоело сдерживаться! Мне тридцать пять, я люблю мужа, он любит меня, и у нас вся жизнь впереди.
В северной столице мы прожили только четыре дня, включая субботу и воскресенье. В понедельник в восемь утра позвонили. Командира экипажа Серебро Игоря Вадимовича отзывали из отпуска и предписывали прибыть к месту службы через двадцать четыре часа. Про меня — ни слова. Я, видно, еще в отпуске. Позвонила Кате — Артема отозвали, она тоже не при делах. Сердце сжалось.
Игорь присел рядом, притянул меня к себе.
— В Москву самолеты летают каждый час. Куда пойдем? Ну, не кисни, Милка!
Шмыгнула носом. И правда, когда еще выберемся.
— Пойдем по Грибоедова погуляем? И в Казанский еще раз?
— И на Троицкий мост, и по Каменноостровскому погулять? А полетим ночью?
— Поняла, поняла! До обеда только, а потом в Пулково!
Ни на работу, ни на совещание у вице-премьера в центре подготовки нас не звали. Но и не выгнали, хоть помощник и сопел, и хмурился. Поди выгони нас — деловых, красивых, при орденах. Как только в кабинет пригласили, мы с Катериной непринужденно шагнули первыми, с улыбками подплыли к Горелову. Сергей Семенович облобызал нам ручки и пригласил садиться. Мы, не чинясь, уселись, причем я удачно приземлилась справа от руководителя, на законное место начальника центра. Тот, с усмешкой покачав головой, сел третьим. Напротив нас с Катей сели невеселые мужья. Еще бы, так не хотели нас здесь видеть, прямо надеялись, что нас проводят под белы рученьки. Очень хотелось ехидно показать язык. Ладно, я своему вечером покажу.
— Добрый день, уважаемые коллеги. Повестка всем известна, поэтому начнем. Марк Сергеевич, пожалуйста.
— На этих снимках вы видите снимки со спутника. Египет, Судан, Мексика, Перу, Гондурас, Франция, Босния, Румыния, Кабоджа, Индонезия. Антарктида. А это Россия. Алтай — пирамида Сартыклая, Кольский полуостров, Крым. Снимки сделаны не ранее пяти лет. На следующей подборке — те же сооружения, снятые в этом месяце, — по мере выступления перед нами на ноутбуки оперативно выводилась информация. — Даже на этих фотографиях заметны изменения. Например, в северном полушарии вокруг пирамид растаял снежный покров. Крымские пирамиды, практически скрытые, частично обнажились в результате оползней. Сделанные измерения показывают усиление электромагнитного фона. Расчеты и вся аналитическая информация содержится в приложениях.
Прежде, чем перейти к узкоспециализированной научной части, я прошу вас обратить внимание на эти схемы. Если рассматривать саму Землю как кристалл, то пирамиды строились на 'вершинах' углов этого кристалла. Далее. Мы обработали все видео- и фото данные, доставленные экспедицией с Марса. Нас интересовало, нет ли сходства в том, как расположены пирамиды этой планеты, с земными. Что касается ориентации, то абсолютное большинство и наших, и марсианских пирамид ориентированы одинаково. Эта блестящая догадка была высказана уважаемой Людмилой Евгеньевной еще на орбите, не так ли? Часть на Полярную звезду, треть на Сириус, подавляющее большинство — на Орион. Но марсианские пирамиды, при попытке найти закономерность их расположения, образуют не кристалл, а…
— Микросхему. Компьютерную микросхему, — тихо сказал Артем. Все обернулись на него. — Мне показалось, что есть какая-то система, написал программу. На созданной программой схеме были пробелы, но…
— Артем Арсеньевич, мы взяли на себя смелость от вашего имени запатентовать это программное обеспечение и на его основе строить дальнейшие исследования. Вам не хватило ресурсов, что бы обнаружить на снимках скрытые под слоем почвы сооружения, а вот нам это удалось. Это действительно микросхема, а в целом весь комплекс пирамид можно рассматривать как части целого. Источник питания, средства ввода-ввода информации, процессор, память. Ничего не напоминает? Полученный вами диск, как мы уверены, служит сигналом к запуску. Косвенным подтверждением является, например, невидимый для глаза, но зафиксированный приборами луч, исходящий из вершины Кольской пирамиды после ее активации. Любопытен, и важен тот факт, что этот луч направлен ни куда-нибудь, а… Прошу прощения, я едва не упустил очень важный момент. Мы с коллегами пришли к выводу, что должна быть еще одна, третья, группа пирамид, и искать ее надо…
— Да не тяни ты! — довольно резко прервал Нетесина Горелов. — Что за страсть к дешевым эффектам? Нашли? Луна?
— Да конечно Луна, Сергей Семенович, — вмешался наш начальник. — Больше негде.
— Давай по существу, Марк Сергеич, — кивнул вице-премьер. — Что установили?
— Вот секретные снимки NASA. Они засекретили даже запуск спутника, кстати.
— Пирамиды?
— Пирамиды.
— Если я правильно поняла, — проговорила я, холодея. — Цель отзыва Серебро и Русанова из отпуска — полет на Луну? Так?
Горелов взглянул на меня, на Катю, и опустил взгляд.
— Когда? — это Катя. — Нас с Людмилой включат в состав?
— В апреле к МПЭК стартует инженерная группа под руководством Келлера. Они проведут техосмотр и дозаправку. Игорь Вадимович и Артем Арсеньевич полетят в начале июня, исследовательская группа — через две недели. Ваш полет показал, что комплекс способен обеспечить жизнедеятельность нескольких человек, тем более расстояние, по сравнению с прошлым, в полторы сотни раз меньше. В эту экспедицию утвержден экипаж в составе семи человек. Командир — Игорь Серебро, заместитель Владислав Келлер, борт-инженеры Русанов, Есин, исследовательская группа — Уфимцева, Снежкина, Нетесин.
— Почему такая срочность?
— Есть причины. И поверьте, весомые.
— Длительность? — мой голос звучит чуть хрипловато.
— До шести месяцев, не считая времени полета до спутника. Мы считаем, этого времени будет достаточно для… выполнения программы.
— Еще вопросы, Людмила Евгеньевна? Екатерина Юрьевна? Тогда перерыв пять минут, у меня срочный звонок. Дальше у нас технические вопросы и наука выступает.
Не знаю, действительно ли Сергею Семеновичу нужно было позвонить, или он использовал этот предлог, чтобы мы с Катей смогли уйти, пока все вышли из кабинета. Перед уходом подошли попрощаться.
— Вот мой личный телефон, — протянул нам по визитке с вписанным от руки номером. — Прошу, не стесняйтесь, звоните по любому вопросу. Все понимаю, но поверьте — они должны лететь.
Покивали. Крепко пожал нам руки, посмотрел в глаза.
— Все будет хорошо. Не переживайте.
Опять молча кивнули, сдавленно попрощались и вышли. Мужики стояли прямо под дверью, караулили.
— Дома поговорим, — только и могла сказать.
— Да, — Игорь легонько погладил меня по спине.
Сели с Катей в комнате отдыха, поревели осторожно, чтобы макияж не полинял.
— Куда теперь?
— Пойду к начальнику медцентра, на работу проситься. Иначе с ума сойду. А ты?
— Катя, приходите с Артемом сегодня к нам на ужин?
— Давай. Во сколько?
— Часам к семи, если освободятся, конечно. В любом случае, ждать будем.
Готовить лучше всего, когда настроение хорошее, вы ведь слышали? А если плохое — что, с голоду умереть или полуфабрикатами давиться? И потом, моя мама всегда мне говорила: нет настроения — создай. И себе, и окружающим. А я привыкла маму слушаться, я же девочка хорошая. Заехала на рынок, в супермаркет, вышла нагруженная, как будто для лунной экспедиции закупалась.
Игорь появился после шести.
— Только дверь в подъезд открыл — ого, какой запах. Точно Мила моя пир готовит. Помочь?
— Да вроде готово все. Я Катю с Артемом позвала, ты не против?
— Нет, что ты. Мила, ты расстроилась…
— Расстроилась, забеспокоилась. Что удивительного? У меня муж улетает больше чем на полгода, что мне, радоваться? Надеялась, хоть вместе…
— А я надеюсь, что до отлета мы с тобой забеременеть успеем… Давай постараемся?
— Оба забеременеем, тебя на Луну не пустят. Игорь, пусти! — муж у меня человек слова, сказал 'постараемся', и тут же делает. — Гости же!
— Мы быстро… Не будешь спорить, успеем… — между поцелуями.
— Не буду. Только потом еще долго!
— Обещаю…
— Игорь, я сегодня с Галей разговаривала, — мы проводили гостей и мыли посуду. Собственно, мыла я, а он ко мне приставал. — Я подумала, чем я буду в городке заниматься? По моему профилю здесь работы нет, а ездить куда-то не вариант. Я хочу попробовать получить второе высшее и работать в центре подготовки. Психологом.
— Мила, у тебя получится, я уверен, — я посмотрела на него через плечо. — ты талантливая, целеустремленная, опыт у тебя уникальный.
— Захвалил совсем. Но ничего, я переживу, — домыла последнюю чашку, вытерла руки. — Я в душ и к тебе.
— Я люблю твой запах, — его ладонь трогала, сжимала, играла мной. — Я люблю в тебе все… Как ты таешь и течешь под моей рукой… Дрожишь, закрываешь глаза, стонешь… У тебя есть родинка под коленкой и оспинка от прививки… Мила…
Позже, в спальне, я ласкала его, и он тоже не смог сдержаться. Волосы падали ему на живот покрывалом, пряча меня и заслоняя разлуку.
— Как я жила без тебя? — шептала я ему в губы. — Как мне жить без тебя? — целовала скулы, шею, плечи. — Никого не будет… никогда… только ты… Вернись, ты только вернись, любимый…
Приподнимем занавес за краешек -
Такая старая, тяжёлая кулиса:
Вот какое время было раньше,
Такое ровное — взгляни, Алиса!
Но… плохо за часами наблюдали
Счастливые,
И нарочно Время замедляли
Трусливые,
Торопили Время, понукали
Крикливые,
Без причины Время убивали
Ленивые.
Снова май, жаркий, совсем летний, звенят ошалелые комары, пахнет ландышами и липкими тополиными листочками. Через два дня Игорь и Артем улетают на космодром, и мы устраиваем проводы все на той же базе отдыха, которую я старомодно именую турбазой. Сидим в беседке, Артем негромко поет. Наше любимое — свое и Игоря, неизменного Высоцкого. Я сижу, тесно прижавшись к мужу, дышу им и думаю.
Несколько последних недель я ощущаю время, как чувствуют температуру или учащенный пульс. Совещание у Горелова состоялось одиннадцатого марта, сегодня двадцать третье мая. Все эти семьдесят три дня я собирала каждый час, каждую минуту с мужем, как княгиня Феврония собирала в ладонь драгоценный ладан. Их было так же немного… Игорь с Артемом догоняли лунную программу, которую 'великолепная четверка' за четыре года отработала от аз до ять, проходили реабилитационную программу, работали в аналитической группе по Марсу. Муж не жаловался — это был привычный для него ритм, он занимался любимым интересным делом. Я бы, может, и пожаловалась — и позавидовала — но помнила свое обещание. Поэтому постаралась найти себе занятие, спланировать будущее, в общем, не киснуть. Организовала свою стажировку в центре подготовки у Галины, сдала документы в магистратуру МГУ (она же — второе высшее образование) по психологии. Начну с того, что пройду годичный курс дополнительного образования 'Основы психологии', потом вечернее обучение два с половиной года. Много читаю, рекомендованное по профилю и про пирамиды. Нашла все опубликованные в академических источниках статьи, монографии, отчеты об экспедициях, в том числе англоязычные, заодно появился повод подтянуть язык. Но приоритетом, не скрою, была семья. Я подстраивала свой график, свои дела под расписание Игоря, создавала уют, баловала домашней едой. Была нежной, веселой, расслабленной, хотя больше всего хотелось плакать. Меня просто душила тоска, одолевали дурные предчувствия, страх. Не передать, как я боролась с чувством, что после отлета никогда больше Игоря не увижу. И делала все, что бы никто, никто даже не догадался об этом. Не делилась ни с подругой, ни с сестрой. Поступила иначе — раз уж я собираюсь помогать другим, начну с себя. Да, именно с этого и начала осваивать обширный список литературы. Пока помощь себе никак не профессиональная, но чтение здорово отвлекает, а один том вообще отлично действует: за месяц я и двух глав не одолела, даже днем засыпала, как читать начну. На ночь такое снотворное себе не назначала — пылкая любовь, знаете ли, и так способствует.
И самое главное, начала вить гнездо. Мужу предлагала тоже, а он…
— Игорь, звонили из управления жилфондом, предлагают несколько вариантов на выбор. А еще я полазила по сайтам агентств, присмотрела нам дачку. Больше всего, по фото, конечно, понравилось две. Съездим в воскресенье?
— Съездим. По квартире, Мила, ты сама определяйся. Мне после казармы да служебных квартир везде хилтон.
— Ага, и после МПЭК. Ладно, ты мне скажи, какой лучше этаж брать, или неважно — главное — какой микрорайон? Одна, вроде, даже двухуровневая. Есть с ремонтом, дизайнера приглашали, представляешь?
— Сама смотри, Лютик. Может, с ремонтом и возьмешь? Не возиться с бригадой…
— Лютик, надо же. От Светы перенял? Нет бы самому выдумать! И про дизайнерский ремонт даже не заикайтесь, Игорь Вадимович. Видела я этот хай-тек…
— Люда, — окликнула меня Катя. — Ты с нами? Что молчишь?
— Стихи вспоминала. Слушайте.
Меня волнует оклик этот вещий.
Доверено часам — бездушной вещи
Участвовать во всех делах людей
И, возвещая время с площадей,
Служить работе, музыке, науке,
Считать минуты встречи и разлуки.
И всё, что нам не удалось успеть,
На полуслове прерывает медь.
(С. Маршак)
Глава 15. Ожидание.
— Камиль, ты говорил, мои гормоны за полгода успокоятся, июнь уже, а мне только хуже, особенно последние три недели. Думала, после отлета легче станет, так нет…
— Ты когда вернулась?
— Вчера вечером. Я с космодрома к родителям, хотелось день рождения с ними отметить. Пожила бы подольше, но сам видишь — развинченная вся. Пришла сдаваться.
— Ладно, направление в лабораторию я по электронке кинул, попросил сделать срочно. Сдашь, кофейку выпьешь и приходи.
Через час мы зашли в кабинет Бадамшина вдвоем с Катей.
— Я решила постажироваться на Людмиле, она не против.
— Я тоже не против. Ты как, Людмила, кофе пила?
— Да, а почему ты спрашиваешь, Камиль? Что там с анализами?
— Первое — теперь кофе тебе пить категорически не рекомендуется.
— Совсем?
— Года полтора точно, а может, и больше.
— Камиль, я посмотрю, — подруга протянула руку к распечаткам, пока я пыталась сообразить, что к чему.
— Милка! — Катя, потрясая бумажками, подскочила ко мне, обняла за шею. — Камиль, как я сразу не догадалась! Я тоже побегу, проверю. Направление отправь, — это уже от двери.
— Камиль, а что у меня там? — я подобрала с пола потерянный Гордеевой листок. — Лютропин соответствует началу лютеиновой фазы. Это хорошо или плохо?
— Люда, как по мне — замечательно. Ты беременна.
Я еще смеялась и рыдала, пила воду, в сотый раз перечитывала результаты и вообще испытывала терпение Бадамшина, когда вернулась Катя. И мы повторили пантомиму на бис, уже вдвоем.
— Как это не говорить? — возмутилась я. — Что значит 'не будем волновать'? Он не мальчик, в эйфорию не впадет, про работу не забудет.
— Я тоже скажу, — поддакнула Катя. — Артем больше боялся, что мы детей не сможем родить — если после Марса за полгода не смогли зачать, то после Луны шансы вряд ли увеличатся.
— Что Галина Эдуардовна скажет? — руководитель полета повернулся к Коровиной.
— Скажу, что девочки правы. Это радостное событие если и повлияет на Серебро и Русанова, то только в положительном ключе. Да и остальному экипажу придаст оптимизма. Те две пары ведь пока бездетны?
— Хорошо. Когда у нас следующий сеанс связи? Послезавтра… Вот и сообщите. Дайте я вас обниму, что ли?
— … конец связи. Командир экипажа Игорь Серебро.
— Луна-один, для вас есть важное сообщение. Людмила Евгеньевна, Екатерина Юрьевна, вы на связи.
— Игорь!
— Мила, здравствуй, — удивлен, по голосу слышу.
— Игорь, — горло перехватило. — У нас будет ребенок.
— Артем, — всхлипнула рядом Катя. — Я беременна.
На Луне завопили и заорали. Видно, обрадовались.
— Мила, — столько сдержанной радости и нежности в голосе. — Береги себя, родная.
— Мы будем ждать. Возвращайтесь скорее.
— Катя, ты как себя чувствуешь?
— Все хорошо, любимый.
— Луна-один, присоединяемся к поздравлениям. Конец связи.
Пошли с Катей ко мне, испекли самых шоколадных брауни из всех возможных, сварили страшно калорийного какао и заели волнение. Все равно ведь скоро толстеть?
Руководство подсуетилось, сняло грех с души, то есть, я хотела сказать сбыло нас с Катей с рук. Устроило наблюдаться в лучший московский институт акушерства и гинекологии. По его же, руководства, настоянию, мы явились вставать на учет на раннем сроке непосредственно к заведующей отделением. Милейшая женщина встретила нас радушно, предложила зеленого чая и печенья, расспросила 'как там, в космосе' и лично проводила к 'прекрасному специалисту'. Прекрасного специалиста почему-то на месте не оказалось, как и медсестры, и нам было предложено присесть и подождать. Начальство, хмуря татуаж, пошло разыскивать нерадивых работников. Мы с Катей посидели минут пять, изучая наглядную агитацию, потом услышали, как в смежной смотровой хлопнула дверь, полилась вода.
— Диана Артуровна, а что случилось-то? Что, нельзя уж на пять минут отойти кофе выпить? Ужас, как заведующая кричала!
— Да каких-то двух вип-клиенток должна привести. Космонавтки. Слышала, на Марс летали?
— Что-то слышала в новостях. Они вроде несколько лет летали.
— Да, а теперь они обе беременные.
— Диана Артуровна, вот не повезло вам. Им же почти сорок.
— И наверняка патологий куча, от Дауна до Туретта. И возраст, и радиация.
— И не говорите, уродов каких-нибудь родят. Зачем их понесло на этот Марс?
На этой жизнеутверждающей ноте мы встали, шумно отодвинули стулья и потопали к выходу.
— О, вы уже здесь, — за спиной у нас открылась дверь, и я обернулась на звук. Врач улыбалась нам немного нервно, медсестра рядом краснела пятнами. — Добрый день!
— Нет, мы еще здесь, — ядовито ответила я. — Но не надолго.
— А… вы куда? — растерялась Диана Артуровна.
— Уродов рожать, — рявкнула Катерина.
— И не начинайте! Не поедем мы больше никуда. В городке и гинекология, и роддом есть, и педиатры. Хотите, расписку дадим? Но больше быть крысой лабораторной я не хочу. Люда?
— Владимир Петрович, спасибо вам за заботу, но я согласна с Катей.
— Ну, девушки! Они звонили, извинялись, каялись, можно сказать. Вы же не злопамятные!
— Я не злая, верно. Но память у меня хорошая.
— Директор института очень просил. Они уже и интервью дали, анонсировали.
— Владимир Петрович, мы пойдем. У меня гормоны и вообще…
— Екатерина Юрьевна, но вы-то! Как коллега коллегам!
— Скальпеля у меня с собой не было, вот что!
Видимо, немного опасаясь, что теперь-то Катя вооружена, а я и так опасна, Свенковский больше нас не уговаривал и не задерживал. Удачно так в поликлинику сходили, даже на прием без очереди попали. Ушли осмотренные и поздравленные за витаминами для беременных. Как говорится, ложки нашлись, но осадок остался…
Нет, у меня все-таки мужской склад ума. Или это потому, что я по гороскопу (в которые, как вы помните, я не верю) Близнецы? Плохо у меня с описанием интерьеров, нарядов и аксессуаров. Вот приступила я к ремонту нашей новой двухуровневой квартиры. Не понимаю я в стилях — современный, классический, еще-какой-то-там. Мне надо непохоже на офис, больницу и будуар Марии Антуанетты. Еще что бы стены не были синие, а диван красный, ну, или наоборот. И что бы и глаз не резало, и не кремовое и сливочное. Но я не с этого начала.
Молодая женщина ждет ребенка, муж в длительной командировке. Она готовится в магистратуру, делает ремонт в квартире и покупает дачу. Если не знать ситуацию, мне можно смело сочувствовать. Но дело в том, что одна я жила неделю, столько, сколько пропуск делали. Как только сообщила родителям и сестре о своем интересном положении, так и началось. Прикатила Света. Она, в отличие от меня, все про ламбрекены, фризы, колер и медальоны знает. И прованс от лофта с первого взгляда отличает. Она пробежалась по квартире, поахала от восторга по поводу размера и планировки, достала планшет и начала мне показывать по сто вариантов спальни, гостиной, кухни, ванной, детской, даже для туалета предлагалось несколько стилистических решений. Как по мне, единственное требование — что бы биде поставили и унитаз удобной высоты.
Света усадила меня на скамейку в парке напротив наших окон и потребовала выбрать немедленно.
— Давай определяйся. Нам еще материалы заказывать. А бригада? Тут у вас только спецподрядчики какие-нибудь? Ты узнавала?
— Да, я даже с бригадиром разговаривала. Они сейчас Русановым ремонт доделывают, в этом же доме и в нашем подъезде, только этажом ниже.
— Так надо сходить посмотреть! Что за люди, как работают.
— Давай я картинки твои посмотрю сначала? Что ты меня, как Фигаро — туда, сюда…
— Не бубни. С чего начнем? С гостиной или спальни?
Поскольку я уже вам во всем призналась, скажу только, что в гостиной у нас будет зеленая стена из живых растений и мебель цвета молочного шоколада, кухня-столовая оттенков такого нежного розово-рыжего цвета. То есть это я так думала, а на самом деле это темно-лососевый, сомон и, почему-то, дети Эдуарда. Лазурно-серый цвет для спальни, ярко-желтый для нашей ванной (есть еще гостевой санузел), детскую оформили в зеленых цветах — нейтрально и для девочки, и для мальчика.
Через две недели Света отбыла, поставив дело на единственно правильные рельсы. К этому времени я успела получить документы на дачу, но не успела подумать о ремонте. За меня опять подумали, на этот раз отцы. Папа прибыл на собственном автомобиле, под завязку груженом всякими лобзиками. Папа Вадим привез инструмента столько, сколько взяли в багаж на авиарейс — какой-нибудь фрезерный станок пришлось оставить, а все остальное…
Еще через месяц они обросли бородами, как Стенька Разин и Емелька Пугачев, так же поигрывали топоришками и вид имели самый разбойничий. Или пиратский, поскольку наши благородные разбойники тельники и банданы не носили. Дачу я вам тоже описать не берусь. Деревянная, двухэтажная, не новой постройки, но и не древняя. Родители воплощали мою мечту — пристраивали открытую веранду с крышей — балкончиком, на который можно было бы выйти из нашей спальни. Ремонт они тоже собирались делать по утвержденному Светой генплану. Самое главное — дачу мы купили в старом дачном товариществе, ни одной знаменитости на поселок. На участке никаких грядок, только запущенные клумбы рядом с домом, сосны, сирень и жасмин. Участок заканчивается забором на крутом высоком берегу чистой речушки, в заборе калитка и можно спускаться на пляж, не обходя по улице.
В августе приехали мамы и племянники. Племянники носились или помогали дедам, мамы консервировали, привлекали мальчишек копать и готовились сажать под зиму всякие луковичные и розы.
Я успешно поступила и по-прежнему помогала Гале. Ни минуты не была одна, а чувствовала себя очень одинокой. Мне очень не хватало Игоря, привыкла же все время вдвоем, и днем, и ночью. Особенно ночью. Хотелось любви, крепких рук, нежности.
Гормоны, токсикоз и отсутствие секса очень сказывалось. На окружающих. Ужас сплошной со мной общаться, самой стыдно, а ничего поделать не могу. Раздражаюсь по пустякам, злюсь, то плачу, то ругаюсь. Маму обидела, до слез. Плакала опять я, мамуля жалела. Жила только от сеанса до сеанса связи. Но что можно сказать любимому через тысячи километров пустоты? Что он может сказать тебе, когда вас слушает сотня человек? А мне хотелось знать все до мельчайших подробностей, о каждом дне там, в космосе. Я узнаю об этом, но много позже. Из дневника, который для меня вел Игорь.
Игорь.
4.06.
Никогда не только не вел дневников, но даже не читал, письма в нашем веке никто не пишет, только справки и отчеты. И ты знаешь, какой я красноречивый. Придется рассказывать, как умею. 48 часов назад штатно пристыковались, двое суток проверяли взлетно-посадочный комплекс, сегодня проводили техгруппу. До прибытия Нетесина, Уфимцевой и Снежкиной будем тестировать комплекс. Воспользовался административным ресурсом и забрал себе кладовку. Пока сплю здесь один, но потом съедемся с Русановым.
13.06.
Стыковка с ВПК. Два дня на разгрузку, день отдыха и старт.
16.06.
Разгон завершили, вышли на заданную траекторию. Работаем в штатном режиме. Быт пока не налажен, семейные все еще не определились с ночлегом. Обороняю кладовку. Нетесин спит в командной рубке. Вчера спрашивал, снятся ли нам космические лучи.
18.06.
Сегодня у тебя день рождения, и мы впервые за пять лет не вместе. Жаль, что ты не полетела. Твой юмор, ум, интуиция, опыт очень бы пригодились, но я понимаю, что здоровье важнее. И так пока с ребенком у нас не получилось. С одной стороны, это не слишком хорошо, с другой — тебе было бы тяжело одной, уж лучше позже, когда я вернусь.
19.06.
Сегодня Злата окликнула: 'Командир!' Обернулись я и Слава Келлер. Показалось, он смутился, а она даже с каким-то вызовом обратилась к нему. Пока работали мужским коллективом, было незаметно, а теперь, с появлением женщин (и их старанием), эта четверка держится обособленно.
22.06.
Расчетное время выхода на орбиту завтра в 11–00 по Москве. Сегодня соберу экипаж, до начала работы на Луне надо поговорить. Галина меня предупреждала о вероятности конфликта, мы обсудили способы решения. Считаю, что лучший вариант — откровенный разговор.
24.06.
Совершаем орбитальный полет, начали выполнение видео и фотосъемки поверхности Луны, аналогично выполненным на Марсе. Не было времени рассказать тебе о произошедшем объяснении. Первое — дамы демонстративно сели напротив меня и Артема, мужчины сбоку. Невербалика соответствующая. Сразу предложил высказаться. Начала, как ожидал, Уфимцева. Суть — они готовились вчетвером, роли расписаны, включение нас с Артемом в экипаж с ними не обсуждали, поставили перед фактом. Согласна, что включили по объективным причинам, но считает, что командиром должен быть Келлер. Жанна поддержала, Есин промолчал. Ждал, что скажет Келлер. Видно, что уязвленное самолюбие присутствует, и понять его можно. Но мужик настоящий. Сразу сказал, что командир в экипаже только один, что назначили старшего по званию, к тому же имеющего опыт межпланетного полета. Жестко предупредил, что раскола в экипаже не допустит — не для того столько лет готовились. Я решил ничего к этому не добавлять — просто пожали со Славой руки.
25.06.
Мила, я счастлив. Как ты там, родная? Не могу написать ни слова, они все куда-то подевались. Если бы ты была рядом… Береги себя.
26.06.
Не спалось. Первый раз в жизни записал, очень уж настойчиво они стучались. Для тебя.
Моя нежная Мила, родная моя,
Будет сын? Или дочь?
Как ты там без меня?
Я хотел бы обнять, закружить, защитить,
Я хотел бы, родная, с тобой рядом быть.
Береги себя, слышишь?
И это — приказ!
Я хочу целовать твои губы сейчас,
И носить на руках,
И любить по ночам,
Я скучаю, хочу через вакуум — к вам!
Чтобы видеть, как твой округлился живот,
Чтобы слышать толчки — наш ребенок растет,
Чтобы спорить и имя с тобой выбирать,
И любить, и беречь, и живот целовать…
(стихи Татьяны Резниковой)
28.06.
Мониторинг поверхности завершен, проводим экспресс-анализ. Как ты понимаешь, недостатка в данных с учетом количества лунных программ нет. Нас больше интересуют произошедшие за последнее время изменения. За обработку данных отвечают Нетесин, Русанов и Есин. Келлер тоже взялся смотреть, но у него своя цель. Под лупой рассматривает места высадки астронавтов. Тут надо цитировать.
— Помните, что Стенли Кубрик говорил? Не были американцы на Луне. Нету на пыльных тропинках никаких следов, мамой клянусь, докажу!
По-моему, чисто по-гусарски, два Владислава поспорили на бутылку виски. Спор о превосходстве отечественной космонавтики на непатриотическую выпивку, каково? Но что мне действительно показалось странным, Мила — НАСА никогда не публиковало никакой информации о лунных пирамидах. Снимки да, публиковались, а вот о попытках их исследования — ни слова. Даже слабые попытки предположить — а что это вообще, в прессе и интернете активно не обсуждались, попросту игнорировались. Что ж, скоро мы узнаем, что так упорно скрывают наши партнеры.
30.06.
Проверяем оборудование для высадки, скафандры. Завтра выходят Келлер, Есин и Артем. Удивлен реакцией женщин. Или вы с Катей нас избаловали идеальными поступками? Глупо тратить время на ненужные споры, но приходится. Сегодня была связь с ЦУП, про вас скупое 'все в порядке'. Потребовал сообщать нам сводку еженедельно. Так что не ругайся там на медицину, они не просто так к тебе будут приставать.
06.07.
За неделю совершили пять спусков на поверхность. Определили наиболее перспективные объекты — в районе Моря Дождей с невидимой стороны Луны. Восемь сооружений правильной конической формы и просто гигантских размеров. Самое интересное — центры пирамид на Луне зеркально совпадают с центрами расположения египетских пирамид в Гизе. То есть пирамиды на Луне расположены точном в таком же порядке, что и пирамиды Хеопса, Микерина и Хефрена. Завтра Нетесин посоветуется с космическими лучами и скажет, с какой именно начнем раскопки. Мила, ты больше месяца одна. Красивая, молодая. Очень страстная. Никогда не думал, что буду так ревновать. Я знаю, и ни минуты не сомневаюсь, что ты никогда не изменишь, но ревную и бешусь, как мальчишка…
15.07.
По-прежнему рутина. Высадка по графику, работа на поверхности. Опять сравниваю тебя и Катю с Жанной и Златой. Может, из-за того, что они готовились несколько лет, может, из-за разницы темпераментов, но слишком девчонки нетерпеливы. Хочется результатов здесь и сейчас, а мы просто копаем и копаем. Тяготит их ожидание свершения. Не летели они два года с Марса на Землю…
Глава 16. Неслужебное задание.
17.07.
Сегодня работы на поверхности были внезапно прерваны. Оборвалась связь, не только с Землей, но и с МПЭК, и между космонавтами в районе высадки. Нетесин утверждает, что перед тем, как наступила 'ватная' тишина, он видел короткую яркую вспышку. Определить источник он не может — то ли солнечный блик, то ли молния. Может, разряд. Одновременно вышло из строя все оборудование — от фото и видео аппаратуры и беспилотников до электробура. Все, что было включено на ВПК — перегорело, как лампочка. Возвращение экипажа стало сложной спасательной операцией — без связи, с половиной неработающих приборов. Повезло, что пилотировал Келлер и Есин спускался — без программиста вообще не знаю, что удалось бы сделать, программы одна за другой выдавали ошибки. Кислород в баллонах закончился, залезли в резерв. Злата едва на ногах держалась, когда пристыковались, Жанне пришлось что-то ей вколоть. Дикая головная боль, боль в позвоночнике. Но призналась только на борту, на Луне держалась, ни одной жалобы, даже Келлеру ничего не сказала.
18.07.
Артем с Владом, насколько смогли, восстановили записи и показания приборов. Предварительная причина, признанная самой вероятной — очень сильный электромагнитный импульс, как при вспышке на Солнце. Однако ЦУП солнечную активность не подтверждает. Мила, думаю, около недели или даже больше у нас займет замена приборов и оборудования взлетно-посадочного комплекса, наладка систем, проверка работоспособности. Как понимаешь, работы много и провести ее надо в максимально сжатый срок. Боюсь, на некоторое время эпистолярный жанр я заброшу.
01.08.
Выполнение программы застопорилось. Все силы бросили на ремонт, девочки помогали, чем могли. Нетесин пытался продолжить исследования дистанционно. Сегодня запустили тестирование, протокол удовлетворительный. Завтра высадимся на поверхность. Не хочу врать тебе даже в мелочах, родная, и не буду писать, что думаю о тебе каждую минуту. Но мне не хватает тебя рядом, и это чувство все острее и острее.
03.08.
Вчера вернулись к раскопкам. Связь проверяли каждые три минуты. Приборы на ВПК по максимуму обесточили, перешли в основном на ручной инструмент. Почти добрались до предполагаемого входа. Кроме вынужденных задержек, мешали явления психологического свойства. Марк потом признался: 'У меня до сих пор шея болит, головой крутил постоянно. Кожей ощущал, что мы там не одни'. Я, правда, головой не крутил, но ощущения чужого присутствия были, это правда. Артем и Жанна промолчали, но у Снежкиной глаза были на мокром месте.
05.08.
Не знаю, где мы ошиблись, но проделанная многодневная работа ожидаемого результата не дала. Вход мы нашли, даже сумели сдвинуть каменную плиту и проникнуть внутрь. Луноход прошел довольно далеко, снял пустую полость, или камеру. За ней, видимо, имеются какие-то еще пустоты, и мы их, безусловно, будем исследовать. Я имел в виду, что не нашли ничего похожего на дисковод. Нетесин сидит за компьютером уже одиннадцать часов, изучает какие-то выкладки. Завтра сеанс связи, думаю, будем просить Землю внести корректировки в ближайшие планы.
06.08.
Мила, ты стала еще красивее. Тебе очень идет быть беременной. Рад, что увидел тебя. Еще бы обнять… Люблю.
07.08.
Опухший, как с перепоя, Нетесин выступил вчера с яркой речью. Но его красноречие не оценили ни мы, ни ЦУП. Идея раскопать еще одну 'очень перспективную' пирамиду, а если и там ничего не найдем, то следующую, 'не менее перспективную' хороша, если вы не на Луне. Где-то с расчетами ошибся научный отдел, а вот где… Ты знаешь, что экипаж ставил единственное условие — полная информация. Теперь хочу понять — не все сказали или сами не знают. Дам Нетесину отоспаться и разберусь.
08.08.
Мила, ты бы меня сегодня не узнала. Как выразился Келлер, 'Князь гневаться изволили'. Врет, на благородный гнев мой мат не тянет. Наш план в том, что у нас нет плана! Вы летите, там на месте разберемся! Посылать дорогостоящую экспедицию за сотни тысяч километров на том сомнительном основании, что на Марсе случайным образом откопана пирамида и найден артефакт, а потом методом научного тыка откопана пирамида на Кольском полуострове. А если бы у Артема друзья в Крыму служили, и мы туда полетели? Мне просто интересно, как они убедили Горелова выделить средства? Послал. И Нетесина, и сообщение в ЦУП. Пусть думают. Родная, как ты там? Хорошо, что родители с тобой, мне спокойнее.
09.08.
Понятно, что раз мы все же здесь, другого выхода, как искать то, не знаю что, у нас нет. По крайней мере, у нас теперь развязаны руки в том, что бы самим определять координаты поисков. Все по новой — съемка, сканирование, эхолокация. И интуиция. Предложил каждому написать самое вероятное, по его мнению, местонахождение пирамиды-дисковода. И еще — что, он считает, произойдет после запуска этого диска. Предложенные варианты: 1) мы подадим сигнал другой цивилизации, 2) получим ключ ко многим тайнам, в том числе контактов с инопланетянами в прошлом, 3) Луна является космическим кораблем и таким образом мы запустим его двигатели. Из всех вероятностей ни одна не является очевидной или сколько-нибудь объективной. Что касается места поисков, большинство, независимо друг от друга, указало на одну точку на невидимой стороне. Как ты знаешь, главные отличия обратной стороны Луны от видимой с Земли — в преобладании на ней материкового рельефа над морями и в обилии кратеров, причем в списке крупнейших по диаметру лунных кратеров первые девять расположены именно на обратной стороне. Так вот, пирамиды есть в нескольких, и раскапывали мы во втором по размеру кратере. А большинство проголосовавших предлагает сместиться южнее, почти к полюсу. И я чувствую, что наша цель — Бассейн Южный полюс-Эйткен. Его диаметр 2500 км, глубина достигает 8 км, и он считается одним из крупнейший кратеров Солнечной системы. Начинаем 13, в пятницу. Удачный день, как ты говоришь. Завтра у нас выходной и профилактика, а послезавтра хочу проверить кое-что. ЦУП дал разрешение на внеплановую высадку. Мы исследуем самый известный тектонический разлом на поверхности Луны, расположенный вдоль восточного берега Моря Облаков. Это крутой откос, высотой почти полкилометра, известный под названием Прямая Стена, тянется с севера на юг почти на 120 км. С обоих концов имеются небольшие участки, которые располагаются под углом к основному сегменту. С юга разлом заканчивается разрушенным древним кратером. Высаживаемся там.
11.08.
Не спрашивай меня, почему я отстаивал перед Центром эту идею. Аргументов практически не было, одно чутье. Они нам разрешили из чувства вины, не иначе. Мы нашли пещеры, форма и размер которых позволяют предположить, что они не были созданы естественным путем. Эхолокатор показал, что внутреннее пространство пещеры составляет около ста кубических километров. Мы дошли только до прихожей, Мила, но отчетливо поняли, что нас там не ждали.
12.08.
Последствия вчерашнего десанта все еще сказываются. Физически все в норме, а вот психика… Мы, взрослые, здоровые, опытные мужики вчера поддались бесконтрольной дикой панике. Хронология такая. Включили прожектора, пошли по двое — я с Нетесиным и два Влада. Первое, на что обратили внимание — гладкая, похожая на вулканическое стекло, поверхность под ногами. Потом начали слышать шаги, все четверо. Понимаем, что слышать не можем, законы физики не позволяют, но слышим. Стены, похожие по структуре на пол, плавно расходились в стороны и вверх почти идеальным куполом. Метров через сто свет перестал отражаться от стен, что странно, согласись, если они гладко отполированы и должны блестеть. К звуку шагов добавился тонкий то ли свист, то ли сигнал. Опять инфразвуковой. Сигнал нарастал, но не по слышимости, а по интенсивности, что ли. Не знаю, как объяснить, Мила. Звук нарастал лавиной, и в какой-то момент стал невыносимым, это вынудило нас остановиться. Начали говорить, петь, орать — только бы заглушить звуковую атаку. Одновременно нарастало чувство страха — от легкого беспокойства до животного ужаса. Я вдруг увидел тебя — ты вела машину. Я был и на Луне, в этой странной пещере, и сидел рядом с тобой на пассажирском сиденье, но ты как будто не замечала этого, не видела меня. Ты с кем-то разговаривала по гарнитуре, смеялась, в салоне играла музыка. Я в деталях видел твое лицо, прическу, одежду, машинально отметил, что у тебя изменились черты лица, как это бывает у беременных — нос, губы. Живот и правда уже большой — ремень был натянут очень сильно, и ты чуть морщилась, потому что он неприятно задевал грудь, ты его все время поправляла. Ты сказала: 'Игорь, я подъезжаю уже, ставь чайник, пить хочу ужасно!', как вдруг чего-то смертельно испугалась. Я проследил за твоим взглядом — перед джипом опрокидывалась фура. Грузовик занесло, прицеп свалился на бок и скользил по трассе, как камень в керлинге, прямо на тебя. Удар, сработали подушки безопасности, машину отбросило и закрутило, еще один удар — в другую машину. Оглушающая тишина, потом звуки сирен, кто-то кричит 'Резать надо, так не откроешь!', визг болгарки. Кровь, много крови, она на руках врачей, на их зеленых куртках, на форме спасателей. Закрытые заляпанной кровью простыней носилки, кто-то говорит 'Шансов не было…'. Я очнулся от собственного крика, пришел в себя. Рядом корчился Марк, что-то орал в наушниках Есин, стонал Славка. Нас всех накрыло и отпустило за минуту буквально. Шум в эфире стоял дикий, велась запись. Мы потом слушали себя, спины у всех опять стали мокрые от холодного пота. Как бы ни было тяжело, рассказали, кто что видел в этот момент, без деталей. Родная, все видели разное и все одно — то, что каждый из нас подсознательно боится больше всего. Работать вчера дальше не смогли — быстро свернулись, возвратились на МПЭК.
14.08.
Думаю, ты знаешь, что сегодня у нас был сеанс спецсвязи. Галя Коровина ставила нам мозги на место. Я подавал рапорт, потому что своими силами мы не справимся. Еще нам дали два выходных внеурочно и обещали внеочередную связь с родными. Так что завтра я тебя увижу и услышу.
15. 08. Мила, я вел себя как дурак, да? Ты даже не поняла, почему я взял с тебя обещание не садиться за руль самой. А как я спрашивал: 'Что значит многоплодная беременность?!' Любимая, у нас будет не просто ребенок, у нас будут дети! Первый раз в жизни я начал сомневаться в правильности принятого решения. Береги себя.
20.08. Сегодня пытались отправить в 'пещеру' луноход. Остановился ровно на том месте, докуда прошлый раз дошли мы. Перегорело все, что могло перегореть, даже контакты оплавились. Придется идти самим.
31.08.
Нетесина трясло еще на спуске, из-за паники физически человек не мог двигаться, как парализовало. Но собрался, преодолел как-то себя. Опять галлюцинации, даже не буду рассказывать. Подсознание вытаскивает такие картинки… Постояли, пришли в себя. Галя посоветовала включить фоном музыку, именно такую, что бы на всех нас действовала одинаково успокаивающе. Дал ребятам послушать твой диск. Его нам и транслировали. Спасибо, родная. В этот раз мы прошли гораздо глубже и преодолели, видимо, защитный барьер. Дальше приборы зафиксировали повышенный радиационный фон, не опасный, но существенный. Двигались, постоянно замеряя, но резких скачков не было. Где-то через два километра от входа мы начали понимать, что над нами не купол, а шахта. Как ракетная. А еще через километр мы нашли нечто, что не может быть ничем иным, как инопланетным космическим кораблем.
1.09.
Найденный аппарат — плоский, не выше четырех метров, овальный. На классическую тарелку пришельцев не похож совершенно. Больше всего он похож на нашу сендвиничницу, только без шнура и ручки. Поверхность испещрена довольно глубокими неровными бороздами. Это явно металл, но визуально мы не смогли определить, какой именно, попробовали взять пробы, но наскребли только пыль, конечно. Сегодня связь с ЦУП, но передавать нам нечего, Земле придется верить нам на слово. Снимки, как и видео, сделать не удалось. Аппаратура вела себя предсказуемо, попросту отключилась, вместе с переносными прожекторами. Нетесин вытащил из укладки фотоаппарат, семидесятых годов прошлого века, у отца такой хранится, от деда остался. Сверху на камеру Марк закрепил фотовспышку, ее ровесницу. 'Догада!' — оценил Славка Келлер. Нетесин повозился, щелкнул. Вспышка вспыхнула, прости за тавтологию, но только на мгновение. 'Перегорела', - с досадой объявил фотограф. Нисколько не сомневаюсь, в это время делали уже электронные. Потоптались вокруг, попробовали пройти еще, к центру шахты, но в абсолютной темноте, только с нагрудными фонарями, прошли только метров пятьсот, больше не рискнули. Кроме того, начали ощущаться последствия выброса адреналина — навалилась усталость, апатия, снова появились слуховые галлюцинации. Возвратились на ВПК, опять долго не смогли взлететь — приборы барахлили. После шлюзования скафандры поместили в герметичный контейнер. Надо бы утилизировать сразу, но победила исследовательская жилка — необходимо определить, что за излучение мы на них подцепили, фон хотя бы.
02.09.
Как и следовало ожидать, Земля оказалась не готова к результатам, за которыми нас, собственно, и отправляли. Научный отдел сначала настойчиво склонял нас к мысли, что найденный предмет это 'тоже ваши галлюцинации, на этот раз коллективные'. И даже попытался подвести доказательную базу под эту чушь. Спасибо нашему начальству, Горелов просто рты там всем позатыкал. Потом взяли паузу для 'всестороннего анализа'. Мы возвращаемся к поиску пирамиды-дисковода. Пока будем работать с орбиты. Я своим решением временно запретил выходы в открытый космос и спуски на поверхность. Дело не в ресурсах, дело в людях. Последнее время участились жалобы на головную боль, бессонницу, у абсолютно здоровых людей, а ты знаешь критерии нашего отбора, начали проявляться симптомы заболеваний, самых разных. Причем это именно симптомы, а не болезни, анализы мы сдаем регулярно, и они ничего не показывают. Выросла общая нервозность, раздражительность, тревожность. Мила, тебе ведь все это знакомо. Основное правило жизни в замкнутом коллективе — это терпение. Один мой сослуживец про это сказал так. 'Терпение — это как идет ливень. Ливень можно выключить?' У нас всех сложились привычки, выработался характер. Сейчас все обострилось. Будь коллектив чисто мужским, или, наоборот, чисто женским, ничего бы не изменилось, я думаю. В чем-то даже проще — нам всем приходится сдерживаться, поддерживать реноме своего пола, так сказать. В чем-то сложнее. Если бы наши дамы готовили сами, мы, наверное, ели бы пересоленое и сырое. А будь мы на Земле, клянусь, кое-кто вспомнил бы детство и подложил даме сердца лягушку в кровать. Мила, постоянно сравниваю Жанну и Злату с тобой. Прихожу к выводу, что таких больше нет. Ты чудо, моя родная.
17.09.
Исследуем кратер Эйткен. Снова пирамиды. Высаживаемся завтра и начинаем раскапывать самую большую. Если и здесь неудача — возвращаемся.
01.10.
Прости, родная, две недели ни строчки. Ни за месяцы полета на РКС, ни за долгий дрейф на Марс так не уставал. Никогда в истории космонавтики люди так часто в открытый космос не выходили, и то, что это поверхность Луны — не важно. Вакуум он и есть вакуум, стоит тысячу раз поблагодарить земную атмосферу. Очень злое у нас Солнце. Угнетает тяжелая физическая работа, жесткое излучение, психологическое состояние у всех подавленно-тревожное. Меняемся, спускаемся парами, тройками, но работа движется медленно. Сегодня открыли вход в пирамиду. Вернее, смогли, наконец, понять, что является входом. На днях сидели, думали, набрасывали идеи, самые безумные. И я вдруг понял — мы пытаемся рассуждать как муравьи, попавшие в улей. Ищем привычное, а тут бесполезно логику искать. Мы не знаем, что логично, что нет. Те же пирамиды — их несколько видов, только тех, которые относительно изучены, и то не до конца. Надо действовать исходя из этого. Вход оказался в вершине. Несколько блоков просто сдвинулись, как крышка на этой твоей штуковине с красками. 'Заглянули' дальномером — она просто огромная и, как оказалось, двойная. Ниже — вершина еще одной пирамиды, по масштабу один к десяти или около того. Два дня отдыха, неделю на подготовку — минимальный срок — и возвращаемся, посмотрим, что там внизу.
10.10.
Кроме второй пирамиды в пирамиде-матрешке ее строители оставили копии (или подлинники?) артефактов, найденных на Земле. На внутренних стенах большей пирамиды, после установки прожекторов, мы нашли рисунки, по авторитетному мнению Марка, повторяющие знаменитые рисунки в перуанской пустыне Наска. В восточную стену малой пирамиды вделана плита — календарь майя с циклом движения небесных тел. Плита серого песчаника, но один знак выделен кроваво-красным. Надеюсь, научный отдел расшифрует. С западной и южной стороны — плиты с высеченными изображениями мегалитов Перу, фестского диска, отдельно — плита с отпечатком босой ноги, таким же, как был найден в Нью-Мексико и в Африке. Половину рисунков я не смог даже примерно идентифицировать. Предстоит огромная работа. Главное — с северной стороны. Мы нашли дисковод.
21.10.
Провели еще две высадки. Фиксируем находки, стараемся не упустить ни одной детали. Совершенно очевидно, это послание. Надо понять, что нам хотели сказать, и только после этого производить какие-либо манипуляции с диском. Хватит непродуманных решений. Мила, я пытаюсь охватить, осмыслить весь масштаб, всю мощь цивилизации, следы которой мы нашли на Марсе, Луне и на Земле. Был ли это инопланетный разум? Или это наши предки, следы которых полностью стерты из нашей истории, быть может, намеренно? Что означает центральный символ на вершине малой пирамиды, обнаруженный Марком в инфракрасном излучении, практически случайно, по наитию? Почему у меня крутится в голове 'петля времени'? Почему те же слова сказал Артем, когда увидел фото? Где мы его уже видели, этот знак? Какие процессы мы запустили или можем запустить? Сегодня была связь с ЦУП, и знаешь, что? Они напуганы и растеряны не меньше, чем мы. Мила, я попросил внеочередной сеанс с родными. Нам сейчас это очень нужно.
23.10.
Родная моя… Мила, я никогда не хотел детей, не задумывался об этом даже после встречи с тобой, в начале проекта. Абстрактная плата за участие в полете. И после возвращения и нашей свадьбы при слове 'дети' никакой картинки перед глазами не появлялось. А теперь смотрю на тебя и больше всего хочу увидеть малышей, взять на руки. И страшно тоже, они же такие маленькие и хрупкие. Любимая, это прозвучит пафосно и высокопарно, но я только сейчас понял, что несу ответственность за будущее человечества и человечество — это не наши родители, и не мы. Это наши дети. Они зависят от наших решений, от того, насколько мы разумны. И пока я здесь, повторюсь, — никаких рискованных, поспешных поступков, ни во имя науки, ни в погоне за первенством, в попытке получить какие-либо преимущества, реальные или надуманные, от наших находок. И первое, что я сделал — изъял у Нетесина диск. Хоть он и ограничен в действиях на поверхности, как и любой из экипажа, я хочу исключить малейшую возможность: случайность, внушение, внезапную тягу к сенсации, прямой приказ с Земли. Диск в моем сейфе и останется здесь до конца полета.
09.11.
Выполнили повторный спуск в 'ракетную шахту'. Обнаружили еще несколько объектов, похожих на первый. Большинство из нас имеет техническое образование, летную подготовку, но самый тщательный осмотр не дал ни малейшего намека на понимание, каким образом передвигались эти корабли в пространстве. Мы ни одну деталь не идентифицировали как двигатель или что-то подобное. Опять сработал проклятый барьер, боюсь, в следующий раз мы обнаружим следующую степень защиты, и это будет иметь тяжелые последствия. Кто бы ни был владельцем ангара, но он определенно дает понять, что пытаться что-либо узнать опасно, либо, знаешь, так ставят защиту от угона. Или блокировку от детей. Не стоит пренебрегать этим запретом.
25.11.
Научный отдел провел очередную корректировку плана полета. Они настаивают на работах на поверхности до конца первоначального срока экспедиции и возвращении через шесть с половиной недель. Окончательное решение зависит от медиков — передали данные диагностики в медцентр. Боюсь, нам придется вернуться раньше, в связи с резким ухудшением самочувствия экипажа. Кроме того, большая часть оборудование вышла из строя — даже то, что уцелело после излучения. Одна из самых удивительных и вместе с тем самых опасных вещей на Луне — это лунная пыль, субстанция крайне опасная: она мелкая, как мука, но при этом очень грубая. Благодаря своей текстуре и низкой гравитации она проникает куда угодно. При длительном контакте с лунной пылью любой, даже самый прочный предмет ломается. Чистить скафандры после нее приходится в респираторах, но даже в них чувствуется, что она пахнет, как жжёный порох. К тому же, она очень аллергенна. Мила, я жалею, что так редко говорил тебе это раньше. Смогу ли сказать когда-нибудь? Может быть, хотя бы прочитаешь. Я люблю тебя. Навсегда.
Глава 17. Надежда.
Ночую в квартире два раза в неделю, когда после работы еще на лекции хожу. Каждый раз моему почетному караулу приходится отзваниваться по несколько раз — как доехала, что ела, ложись вовремя, не забудь позавтракать, поедешь — не гони. Мои родители изменили собственным принципам и теперь вовсе не считают, что мне лучше жить одной. В конце августа, правда, уезжали — отвозили внуков, и со мной остались свекор и свекровь. Окружали ненавязчивой заботой, возились в саду, отец доделывал ремонт, даже камин построил, или как правильно сказать? Отметили с папой это дело уже привычно, по скайпу. Между тостами вспомнили норильскую баню. Решили, что нам на даче тоже надо, непременно. Думала, утром забудут, так нет. Папа целую операцию провернул. Нашелся сын друга бывшего сослуживца, работающий в столице вахтой в охране. Этот умелец сколотил бригаду и между вахтами ваяет срубы. У него уже и поставщики леса свои, и рука набита. Договорились, что он какой-то заказ подвинет и нам без очереди сделает. Папа не утерпел, оставил маму водить внуков в школу и прилетел поучаствовать. После приемки бани, по скайпу созвонились уже мамы, Вадим Олегович был вызван проведать дом, меня оставили на папу. Потом приехала мама, папа уехал, прилетела свекровь, мама домой вернулась, пожили вдвоем — папа Вадим соскучился. Привез муксуна и оленины. Вообще, у меня такое впечатление, что это я все время в гостях. Готовку мне не доверяют, к уборке меня не подпускают. Можно гулять, дышать свежим воздухом и не волноваться. Если вы думаете, что меня тяготит опека, то ошибаетесь. И Катю не тяготит. У нее хоть и нет карусели из родственников, но она тоже не одна. Она единственная дочь, родители перебрались в ближнее Подмосковье на ПМЖ. Ждут внуков, нянчиться.
Наше с Катей интересное положение — самая обсуждаемая тема. Игорю я сказала про многоплодную беременность, и он думает, что у нас будут двойняшки. На самом деле двойняшки будут у Русановых, а мы ждем тройню. Первым узнал мой папа. Я приехала с Доплера, как бы помягче сказать, пришибленная, села у стола в кухне. Папуля выгнал меня мыть руки, налил супчика с потрошками, выдал ложку и смотрел как великий инквизитор, пока я не съела сначала суп, потом полезную творожную запеканку. Подвинул ко мне стакан с компотом (Как же я чаю хочу! Нельзя — давление повышается, даже от слабенького) и скомандовал.
— Давай, Милка, рассказывай. Что мрачная такая? У самой что, или дите?
— Пап, я тройней беременная. Представляешь?
— Вот это ты даешь! Как кошка, что ли?
— Ну, пап!
— Что доктор то говорит? Здоровенькие?
— Да вроде. Анализы нормальные…
— Так что ты расстроилась? Доча?
— Страшно….
— Не плачь, дочуля. Нельзя тебе, — папа сгреб меня на диван, прижал, как маленькую. — Ну и тройня, что ж теперь? Зато за один раз отстреляешься. Вот зять дает! Снайпер! За раз троих выдать!
— А у Кати двойня, представляешь? Врач говорит, что это из-за терапии, мы же лечились. Или из-за полета. Организм так отреагировал. Пойду позвоню маме и в Норильск тоже.
И все-таки чуть-чуть поплачу, подумала, шагая по лестнице. Чуточку ведь можно?
— Милка! — высунулся из кухни папа. — Так вам сразу капитал дадут, этот, материнский. Куда деньжищи девать будете?
Опять нашла попрятушку. Втайне от меня, будущие бабушки закупают для внуков приданое самых радужных цветов в невообразимых количествах и прячут. Стараются повыше положить, я же теперь как бы никуда не влезаю и ни до чего не дотягиваюсь. А тут, видимо, наверху все скрытные места закончились, в нижний ящик купе запихали. Развернула — утипусечное все какое! — и убрала обратно. Не-не, ничего не знаю, ничего не видела. Ни упаковки с кроватками в гараже, ни коляску на чердаке, ни манежик на антресолях в предбаннике. Это деды брали Игорев джип и ездили в Москву, ближе-то только люльки самодельные некрашеные продают. Ага, и коляски на деревянных колесах. Мне привезли чудесную подушку для беременных, вот за что им искреннее спасибо, Катя Русанова обзавидовалась. Это такой короткий матрасик, верхняя часть и в самом деле подушка, а в нижней прорезано отверстие. Сама ложишься в это гнездышко, голова на верхней подушке, живот на боковой. Красотища!
7 октября отметили с родителями день рождения Игоря. Вместо него, он терпеть не может его праздновать, и без него. Для них нормально, они привычные без сына отмечать, сколько лет уже. Я их поздравила, мама отца, он в ответ маму и меня, почему-то.
— Как почему? — строго посмотрел на меня Вадим Олегович. — Муж да жена, как говорится, — раз. А другое… Люда, я сыном горжусь. Ему всего тридцать девять, а он достиг и добился, чего я к шестидесяти не смог. Только главного у него в жизни не было. Продолжения. Детей. Это только 'умные', чайлдфри, по-другому рассуждают. А теперь у него ты есть, детей родите. Твоя заслуга!
Именинника тоже поздравили, через два дня. Я родителям ничего не сказала, и они промолчали, но мы все заметили, какой у него вид усталый. И у ребят, конечно, но мне свой муж роднее. Чем они там занимаются, мы знаем в самых общих чертах. Но по обрывкам разговоров в центре, по настроению начальства, чувствую, что все очень и очень серьезно. Опять полезли в голову дурные мысли. Размножаются на марсианской почве, что у меня, что у Кати, временами сил нет никаких: съедает тревога, беспокойство, спать не могу. С трудом сдерживаюсь, чтобы не скатиться в перманентную истерику — детей жалко. Медикаментозно, в нашем положении, не поможешь, поэтому раз или два в неделю, в зависимости от остроты ощущений, мы с Катериной ходим к Гале, выговариваться. Она хороший специалист, и человек прекрасный. Сейчас, пока мы в ролях психотерапевта и пациента, нет, разумеется, а вот позже, когда будем вместе работать, надеюсь, мы подружимся.
В начале ноября я возвращалась на дачу из городка, была на очередном осмотре, двадцать шесть недель, как-никак, да еще и беременность сложная, в смысле, их же трое. С пятнадцати недель лягаются, будь здоров. Честное слово, живот временами живет своей собственной жизнью — я лежу, или сижу, а он гуляет из стороны в сторону. Чем они там занимаются, ума не приложу. Остановилась на трассе, на АЗС, воды попить и все такое. Предпраздничный день, все забито машинами, припарковалась в стороне, почти у мусорных контейнеров. Вылезла из салона, как корова из дирижабля. Хорошо, на джипе езжу, и то недолго осталось — сколько не отодвигай сиденье, а пузо все одно руль придавить норовит, пошла внутрь. Ранние холода в этом году, под ногами ледок потрескивает, темнеет тоже быстро, сколько я там пробыла, минут двадцать? А уже сумерки густые.
Тренькнула сигнализация, я открыла заднюю дверь, сумку положить, и вдруг услышала за спиной странный звук, то ли писк, то ли скулеж. От неожиданности вздрогнула, испугалась даже. Вытащила смартфон, включила фонарик, посветила. Поодаль от контейнера, почти под колесом, виднелся пухлый пакет. Он не только пищал, он еще и шевелился. С кряхтеньем наклонилась, попыталась открыть, но верх так закрутили, да еще скотчем замотали, что с трудом порвала плотный полиэтилен, совсем запыхалась. В мусорку какой-то урод выбросил слепых щенков. Потянула с шеи шарф, свернула на сиденье, достала по одному четырех щенят, укутала. Двое шевелились в ладони, а двое, похоже, мертвые. Может, задохнулись, может, слабенькие были. Села, завела машину, а ехать сразу не рискнула. Проревелась, постаралась взять себя в руки. Мои уже звонили, беспокоятся. Тронула машину, поехала потихоньку. Очень старалась не желать ничего особенно плохого тому, кто это сделал. Так, только чтобы на лбу кое-что выросло.
Двух щеняток папа Вадим похоронил где-то на обрыве. А двух мы с мамой отогрели, нашли коробку, застелили старой мягкой шерстяной шалью, мама с северов привезла, пригодилась. Я подогрела молоко.
— Мама, они же крошечные совсем. Есть не научатся, — я беспомощно посмотрела на свекровь.
— Погоди-ка, — мама задумалась. — Сейчас я.
Вышла, зашуршала чем-то в своей комнате.
— Мила, смотри, подойдет? — и протянула мне две бутылочки с соской, для самых маленьких.
Теперь у нас с Игорем есть две собаки, размером с мышь. И его детская мечта сбудется, потому что Миг и Майор — хаски. Чистопородные или нет, не знаю, но через неделю по фото в инете опознала — хаски. Разговаривала с родителями по скайпу, похвалилась. Папа поддержал, конечно.
— Милка, ты как с пятерыми-то управляться будешь? Это тебе собачью няньку нанимать надо.
Не надо. Я сама потренируюсь ночами вставать. Зато как собачья терапия от депрессии и тревожности помогает! И вообще, я еще и котенка возьму. Третьего. А то как дети животинок делить будут?
Вы слышали когда-нибудь, что мысли материальны? Я тоже. Только мои щены перешли с бутылочек на блюдечки, и я перестала вставать как зомби каждые три часа, как мысли и материализовались. Приехала вечером из университета в городок, устала, выпила бульончику из термоса (свекровь положила, знала, что готовить не стану), заварила, не удержалась, жасминового чая — две чаинки на стакан, сполоснулась и легла. Спалось не очень: лежать неудобно, поворачиваться тяжело, в туалет бегать замучилась. Встала рано, побродила по квартире, пыль протерла, пропылесосила. Чистоту люблю, а на второй этаж я сейчас при всем желании пылесос не затащу, поэтому прикупила беспроводную такую штуковину — палку со щеткой. С Катей поговорила, сварила себе каши, позавтракала. Тут на меня напал недосып, угнездилась на диване, подремала. Собралась на дачу часов в одиннадцать. Вошла в лифт, поздоровалась с соседкой сверху, Ольгой. Ваня, ее сын, двухлетний шкода, сурово смотрел из-под светлый бровок.
— Доброе утро, Люда. В деревню?
— Да, на дачу. А вы гулять?
— Гулять, и в магазин. На этой неделе его оставить не с кем, а молоко и вкусняшки кончились. Придется с ним. Опять ловить по всему супермаркету.
Я представила перспективу похода в магазин с тремя и ужаснулась.
— Ой, Люда! Тебе котенок не нужен? У нас Нора окотилась две недели назад, четыре котенка принесла. Одного сыночек в ванной искупал — когда успел только, не спасли. Я кошку спрятала за угловой диван, в угол, чтобы Ванька не достал — бесполезно. Просочился как-то, тащит котенка за шею, сует мне: 'Мама, не дысыт'. Двое осталось, одного я Кате отдала, а один остался, бедует. Забери, а?
Я машинально кивнула, опять примеривая к проблеме своих трех.
— Ваня, постой с тетей Людой минутку, — Ольга выпустила нас из кабинки и нажала на свой этаж.
Ванятка снисходительно на меня посмотрел и ринулся к двери.
— Ваня, стой! — поймала за капюшон. — Не бегай!
— Пусти! — вывернулся ужом.
— Ваня, я тебе что дам, — вкрадчиво заговорила я, лихорадочно придумывая, какую взятку предложить.
— Теефон! — заявил вымогатель.
Обреченно достала, отдала. Что там Оля, на сотый этаж пешком пошла, что ли?
Зашумел лифт, створки открылись. Соседка торопливо подошла, протянула мне коробку из-под туфель, накрытую старым полотенцем, посмотрела на сына, присевшего на ступеньку и сосредоточено тычущего в телефон.
— Успел уже! Отдай тете, — отняла смартфон, на буксире поволокла к выходу. — До свидания, Люда. Спасибо тебе большое!
Я осталась стоять посреди подъезда с сумкой в одной руке и коробкой в другой. Закинула сумку на локоть, заглянула под полотенце. Крошечный вислоухий котенок лежал, распластав лапки, и притворялся мертвым.
— Ты тоже из блюдечка есть не умеешь, — вздохнула я. — Надеюсь, бабушка Ирина отдаст нам третью бутылочку, наверняка в закромах осталась.
Кота назвали Сушкой, хоть он и кот. Сушка — это вовсе не в честь родственницы бублика, это самолет КБ Сухого. Папе нашему будет приятно. Все трое живут в одной коробке, Сушка сам себе место выбрал, не выдержал одиночества. Они его и из блюдечка есть научили, и туалет на одноразовой пеленке показали. Может, и вискас ему покупать не придется, педигри есть будет? Рычать научится? А псы мышей ловить?
В ночь с двадцать пятого на двадцать шестое ноября я проснулась с диким криком, задыхаясь. Я не помнила, что мне снилось, сон был длинный и путанный, но в нем был Игорь в скафандре, высадка на Луну, какой-то туннель, толчок, грохот, падающие камни и мертвое лицо Игоря за разбитым стеклом шлема.
Я рыдала, не в состоянии остановиться, выла в одеяло. Родители перепугались, прибежали, спрашивали, в чем дело. Как я могла им сказать, что видела? Как?! Только спустя время смогла кое-как взять себя в руки, но больше уже не уснула. Такая тоска навалилась, передать не могу. До тошноты, до физической боли. Утром есть не смогла, тошнило так, будто токсикоз вернулся. Свекровь завела осторожный разговор про врача.
— Мила, давай позвоним в поликлинику? Вадим тебя на прием отвезет? Так нельзя, дочка, тебе ведь совсем плохо. Ты бледная какая, слабенькая. Давай, доченька?
— Да, надо съездить в городок. Пойду оденусь, — думая о своем, пробормотала я. — А ты поедешь? Я вам пропуск закажу.
Поднялась в спальню. На телефоне пропущенный, от Кати.
— Мила, не спишь? — голос тревожный.
— Не сплю, — спокойнее, Мила, еще ее не хватало напугать.
— Я дома сегодня, может, приедешь? Хочу в ЦУП съездить.
— Мы выезжаем уже. Сейчас только по пропускам договорюсь. Катя…
— Тебе приснилось, Милка, тоже приснилось?!
— Спокойно, Катюш. Ничего ведь не случилось пока. Все, успокаивайся. Еду.
Из срочного сообщения в Центр управления полетами заместителя командира Владислава Келлера.
'Сегодня, 26.11. в 10.40, потеряна связь с группой, высадившейся в районе Бассейн Южный полюс-Эйткен, в составе: командир экипажа Игорь Серебро, космонавты Артем Русанов, Владислав Есин, Марк Нетесин. Одновременно приборами зафиксированы толчки, колебания лунной коры составили 5.5 баллов по шкале Рихтера'.
— Нет, Людмила, не просите, не могу! — Виталий Германович коротко взглянул мне в глаза и отвел взгляд. Катя еще что-то ему говорила, а я уже искала в телефоне номер, по которому ни разу не довелось позвонить.
— Сергей Семенович, здравствуйте. Да, Людмила Серебро, — я перевела дыхание, слушая ответ собеседника. — Можете, Сергей Семенович. Сейчас сеанс связи с бортом, дайте команду, чтобы нам дали допуск. Да, у него в кабинете. Передаю.
Я сунула трубку Свенковскому. Он очень выразительно посмотрел, но телефон взял.
— Да, Сергей Семенович. Да я ведь как лучше… Понял, — еще послушал. — Да, ждем вас.
Отдал мне телефон, пояснил.
— Сам позже приедет, — усмехнулся невесело. — Ладно, через пятнадцать минут подходите в зал управления, вас встретят.
Я смотрела на Славу Келлера и девчонок на большом экране и понимала, что сейчас мы все испытываем одинаковое чувство. Беспомощность. Помочь группе Игоря они не могут. Взлетно-посадочный комплекс один, он сейчас на поверхности. Ребята спасутся сами или… Нет. Никаких или!
— Спуск на поверхность завершен в штатном режиме, в заданной точке, — услышала я искаженный помехами голос Игоря. Изображение же было вполне четким — четыре фигуры в скафандрах, кабина взлетно-посадочного комплекса, с момента нашего приземления ничуть не изменившаяся. — Время 9.18. После проверки систем выходим, двигаемся ко входу в пирамиду.
Щелчок, снова включается запись.
— Находимся внутри пирамиды, начинаем плановые работы. Время 9.53, - Камера скользнула по неясным символам на стенах.
— Принято. СК, — голос Келлера.
Еще два коротких рапорта, на экране я вижу, что справа от Игоря работает кто-то из парней, кажется, Артем. Марк и Слава Есин в кадр ни разу не попали.
— Борт, — в голосе Игоря напряжение, изображения нет, только нечеткая переломанная картинка дрожит. — Луна звенит, как колокол. Сворачиваем работы, возвращаемся. Нетесин, Есин, работы прекратить немедленно. Нетесин! Возвращайся, это приказ!
Гул, тишина. Черный экран.
— Учитывая опыт исследований на Марсе, в каждой точке высадки нами установлены сейсмографы. Толчки магнитудой 5–5,5 баллов зафиксированы одновременно в Море Дождей и кратере Эйткен. Продолжительность толчков 4 минуты. Все попытки связаться с группой результата не дали, — Келлер говорил отрывисто и угрюмо.
— Служба связи?
— Работаем, — коротко отчитался руководитель группы.
— Какие варианты? Медицина?
— При экономии кислорода в баллонах на 6–8 часов, плюс тридцать минут резерва. В случае возвращения на ВПК могут воспользоваться запасными баллонами, время соответственно увеличивается вдвое. Это если баллоны на четверых разделить. Соответственно, если…
Свенковский коротко и резко опустил ладонь на столешницу. Я увидела, как бледная Катя закусила кулак.
— Короче, до двух часов следующих суток ситуация… приемлемая.
На экране Жанна сняла наушники, встала и ушла из кадра.
Это были самые тяжелые сутки в моей жизни. Хуже беспомощности, хуже горя потери может быть только неизвестность. Мы с Катей остались в ЦУПе, в одном из кабинетов групп поддержки, рядом с залом управления. Все переговоры нам транслировали в режиме реального времени, приносили еду из столовой, регулярно заглядывал врач, из медцентра принесли пледы, тапочки, даже подушки под спину. Родители Игоря ждали в нашей квартире. Я рассказала им все, что знала, не утаивая. Время от времени мы созванивались: они за меня тревожились, я старалась как-то маму ободрить. Моим тоже сообщили, и они прислали смс-ку, что вылетают. Вдвоем с Катей мы что-то обсуждали, старались держаться, молча — то сбивчиво, то горячо — молились. Плакали, запрещая себе плакать. Твердили, как заклинание — верить. Мы должны верить, надеяться. Бабушка говорила 'любовь и молитва со дна моря поднимут'. Что нам еще оставалось? Только любить, верить и надеяться.
Командный пункт центра, персонал Главных оперативных групп управления эти сутки работали как проклятые. Сотрудники по окончании смены остались в ЦУПе, подъехали с выходных. Подключили все резервные рабочие места, пытались пробить связь, в невероятно короткие сроки перепрограммировали один из спутников, проложили траекторию над районом высадки. После первого же витка увеличили полученные фотографии. Видимых разрушений в кратере нет, пирамида цела, взлетно-посадочный комплекс не поврежден. Людей не видно. Келлер смотрел на монитор и на глазах становился мрачнее и мрачнее.
— Блоки на пирамиде встали на место. Видите, — он вывел на экран раннее изображение, — здесь был вход. Мы его не закрывали, после того, как первый раз открыли, да и действие механизма нам пока не удалось понять.
— Можно открыть пирамиду изнутри?
Келлер оглянулся вглубь корабля.
— Таких попыток мы не делали, — ответил уклончиво.
— Что предлагаете? — Горелов повернулся к офицерам.
Начальник ЦУП ответил не сразу.
— Продолжить мониторинг места высадки, наладить связь.
— Что вообще со связью? — рявкнул Горелов.
Длинный доклад связистов, полный технических терминов, мы почти не слушали. Обнялись с Катей, молчаливо утешая друг друга. Я содрогнулась всем телом, сдерживая всхлип.
— Люда, дети, — предостерегающе сжала мою руку подруга.
Дети, и правда, вели себя непривычно тихо.
— Все будет хорошо, — прошептала я, гладя живот. — Все обязательно будет хорошо.
Маленькая ручка (или ножка?) ласково толкнула меня изнутри, подтверждая.
Доля женщины — ждать, веря в лучшее вновь,
Не сдаваясь ветрам и печалям,
Нас спасает Надежа, спасает Любовь,
И уверенность в том, что нас ждали…
Представляя, что вот он вернется домой,
И обнимет: "Спасибо, родная!"
Прямо в сердце своем принимаем мы бой,
Новый мир без беды создавая.
Надо верить, что жив, и тогда на Луне
Он услышит твой шепот надежды:
"Я тебя очень жду, возвращайся ко мне!"
Он вернется, здоровый, как прежде…
Он обнимет тебя, он дождется детей,
Будет тоже вставать к ним ночами,
И поэтому — жди, и поэтому — верь,
Не сдаваясь беде и печалям!
Стихи Татьяны Резниковой.
Глава 18. Новая жизнь.
К одиннадцати ночи напряжение достигло наивысшей точки. Новостей по-прежнему не было. Мы устали, от долгого сидения отекли не только ноги, но и руки, лицо, поднялось давление. Спину, живот тянуло невыносимо. Мы игнорировали и плохое самочувствие, и врачей, уговаривавших нас отдохнуть, уйти хотя бы на полчаса полежать. В начале двенадцатого Камиль измерил давление сначала мне, потом Кате и молча начал набирать номер на телефоне.
— Палату готовьте. Вызовите гинеколога, который их наблюдает. Подъехала уже? Нет, пока к нам положим, возить некогда.
— Никуда мы не пойдем, — возмутилась я. — Катя, ты же врач, скажи ты ему!
— Не будь дурой, — грубо оборвал меня Бадамшин. — У тебя сейчас роды начнутся, и у нее тоже. Ты риск рождения на тридцатой неделе мертворожденных или живых, но нежизнеспособных, осознаешь?
Окончание драмы мы с Катей узнали только поздним утром. Нас увезли, в двухместной палате уже ждала Инга, посмотрела, коротко переговорила с Камилем, медсестричками, нас переодели в удобное, уложили и что-то вкололи. Я уснула мгновенно, еще иголку из попы вытащить не успели. Пришла в себя, полежала, плохо соображая, где я и что вчера было. Голова кружилась, лежать было неудобно, живот ужасно мешал. Живот! Я торопливо ощупала себя. По-прежнему беременна. Дети, вы как? В животе слабо толкнулись. Я еще полежала, собираясь с силами.
— Люда, проснулась? — тихо позвала Катя.
— Да, — я повернула голову. — А ты давно не спишь?
— Только что, — подруга выглядела немного бледной, но все же лучше, чем вчера.
— Все ведь уже закончилось? — выговорила я с трудом. — Они уже знают?
Вместо ответа Катя нажала кнопку. Через несколько минут в палату набилась куча народу — врачи, Галина Коровина, начальник медцентра. Доктора нас по очереди деловито щупали, обсуждали, что-то решали. Галя и Ливанов стояли у порога, негромко переговариваясь.
— Что? — умоляюще проговорила я, чувствуя близкие слезы. — Что?!
— Говорите! — не выдержала Катя, заливаясь слезами. — Живы?
— Девочки, вы только не волнуйтесь, — подошла ближе Галя.
— Виталий Германович скоро подойдет, — добавил Алексей. — Сам все расскажет.
— Хватит! — заорала я, рывком поднимаясь. — Это невыносимо! Я не могу больше! Скажите — живы?!
— Людмила, — взяла меня за плечи Инга. — Немедленно ложись, тебе нельзя вставать!
— Вы скажете или нет?! — села, отмахиваясь от Камиля, Катя.
Эта мизансцена длилась секунды, а нам казалось, что вечность.
— Экспедиция возвращается, — заговорил Ливанов, — Живы все, двое ранены. Состояние критическое.
Я только увидела, как обмякла в руках коллеги Катя и больше ничего не помню.
'На чем проверяются люди, если войны уже нет? Приходится слышать нередко, сейчас, как тогда: 'А ты бы пошел с ним в разведку? Нет или да?' Я шептала строчки Высоцкого, маясь бессонницей в больничной палате. Думала. Сегодня нам показали запись рапорта о произошедшем там, на Луне. Сухой казенный язык, короткие рубленые фразы. А у меня перед глазами, как живые, вставали картинки. Если бы сама не летала в космос, не была на Марсе, так ярко представить бы не могла, конечно… А так…
Бессознательную тревогу, как предчувствие опасности, когда мышцы реагируют прежде, чем мозг, они ощутили раньше странного звона. Секунда, другая, звон переходит в гул; пол содрогается, плиты над головой начинают сходиться. Прожекторы вспыхивают и гаснут, брызнув во все стороны стеклом разлетевшихся на мельчайшие осколки ламп.
— Нетесин! Возвращайся, это приказ!
Все, кто когда-либо служил в армии, знают силу этого слова. На него реагируют автоматически. Здесь, на Земле. А там, в космосе? Когда тишина в наушниках, когда Неведомое смотрит на тебя из темноты? Знаете, некоторые испытывают страх, глядя на звездное ночное небо у собственного крыльца или едва выехав за дорожный знак с названием родного города. Мы видели его за сотни миллионов километров от Земли. Думаете, не боялись? Но еще больший страх внушает не бездушное величие чужой планеты и далеких звезд, а осознание, что кто-то, не человечество, по крайней мере, не современная цивилизация, создало нечто грандиозное там, где люди просто случайные гости. И Марку, умному, образованному, обладающему многими навыками и компетенцией, не хватило опыта работы в космосе. На сколько он поддался панике? На мгновение, на долю секунды? Этого хватило, что бы организм человека, полгода проведшего в состоянии постоянного стресса и повышенной нагрузки, жестко отреагировал. Сердечный приступ, микроинфаркт у молодого мужика, потерял сознание.
Остальные включили на скафандрах фонарики, каким-то чудом заработала связь, пусть только между ними. Нашли Марка, принесли к выходу, который отыскали по светлому пятну — на Луне продолжался длинный, почти две недели, день, а плиты не смогли сойтись до конца, поскольку ребята спускались сами и опускали оборудование с помощью лебедки, закрепленной в грунте у подножия пирамиды.
Подняться на несколько десятков метров вверх по тросу в условиях пониженной гравитации было не так уж трудно. Понять, как открыть, было намного сложнее, да и времени не было. Они пошли простым путем — попытались с помощью системы тросов и той же лебедки хоть немного расширить проход. К тому времени, как они это смогли, потратили почти весь кислород. Влад Есин много времени работал на высоте у прохода, а когда работаешь интенсивно, баллоны расходуются быстрее. Его сменил Артем, выбрался первым, они с Игорем подняли беспомощного Марка, потом поднялись оставшиеся. Когда Артем с Игорем дотащили до ВПК Нетесина, обнаружили, что Влад до посадочного комплекса не дошел буквально пару метров, вырубило. Кислород у них у всех почти закончился. Можно было бы сменить баллоны на запасные и только потом вернуться за Владом, но для него это повышало риск умереть от удушья, и они вернулись. Внесли Влада — у него уже гипоксия началась, сменили баллоны сначала раненым, потом себе.
Попробовали взлететь — ЭДСУ выдала ошибку. Вы просто представьте — люди элементарно устали, голова не соображает, руки толком не работают. Они вдвоем провозились с наладкой больше четырех часов, хотя в другое время и в другой обстановке можно было бы справиться за гораздо меньшее время. Проверка систем, время на выход на орбиту, стыковку. И Игорь, и Артем работали уже на резерве, когда открыли переходной шлюз. Едва все оказались на борту МПЭК, ЦУП дал команду на возвращение. Влад и Марк в критическом состоянии, как перенесут нагрузки спуска на Землю — не понятно. Да и Игорь с Артемом… Но главное — живы!
Я вытирала не желающие униматься слезы уголком пододеяльника, и все повторяла, повторяла: 'Главное — живы!'
Морские свинки, право слово. Сидим, как Карл и Клара, в разных аквариумах, я для полного сходства еще и тройней беременна. Да, вы правильно догадались. Игорь и Ко отбывают срок в карантине, мы с Катей лежим на сохранении. Нас пытались в городскую гинекологию забрать, но мы встали пузами поперек дверного прохода и нас не смогли вытолкнуть. Как мы могли уехать? Тут хоть иногда отпускают в другое крыло, постоять, уткнувшись носом в любимого, через стекло, конечно. О, это вообще искусство, живот же большой уже, у меня шеи не хватает лбом до стекла дотянуться, боком приходится.
Что это еще я про морских свинок хотела? А! Почему вы меня не спросите про Берти? Нет, я от него не отказывалась, я не выдержала конкуренции. Берти, Герба и Аэлиту перевели из Военно-космических сил в дипломатическое ведомство. Теперь еще три мировых лидера могут похвастаться, что у них в стране живут участники самой знаменитой экспедиции в истории человечества. Берти уехал в Китай. Видела его фото с главой государства. Улыбались одинаково, и разрез глаз тоже…
Отвлеклась. В карантине много кто сидит, по сравнению с теми временами, когда я там отдыхала, прямо филиал Академии наук. Кардиологи, оперировавшие Марка Нетесина, неврологи, которые лечат Влада Есина. Физики, какие-то засекреченные товарищи, по восемь часов в день ведущие 'беседы' со всеми, кто был на поверхности. Не понимаю, этим-то почему надо было внутрь соваться. Что, через стекло поговорить нельзя? Кроме того, идет служебная проверка, назначенная по факту происшествия и досрочного возвращения. Нет, потом наградят, конечно, но как нервы не потрепать? Это же наш национальный вид спорта. Поскольку больным врачи обеспечивают абсолютный покой (а они могут, их там два десятка на одну излечиваемую единицу), достается условно здоровым. Самое страшное нас миновало, лучевой болезни ни у кого не диагностировали. Но наличествуют астенический невроз, снижение иммунитета, бессонница, сильные головные боли, у девчонок проблемы с эндокринной системой, тоже из-за нервных нагрузок, доктора говорят. Мы с Катей, что удивительно, Жанну со Златой одновременно раздражаем и успокаиваем. Феномен.
Меня их эмоции касаются самым краешком, мне своих хватает. Кроме здоровья мужа, меня нервирует возня вокруг Игоря — про служебную проверку я уже говорила, а еще ему ставят в вину то, что он запретил активировать диск. Спросила его, какие последствия могут быть, он ответил, что ничего не нарушил, и вправе был принять такое решение как командир. Хорошо, если так. За всеми переживаниями даже забываю бояться рожать.
Я стала такая корова, просто ужас. Набрала двадцать два килограмма, Катя почти двадцать один. У нее двое весят столько же, сколько мои трое. Тридцатого декабря, на тридцать пятой неделе, делали УЗИ. Лежат себе вниз головами, сосут пальцы, лениво лягаются.
— Катя еще недели две точно проходит, хоть у нее срок и чуточку побольше. А ты готовься. Тридцать шесть недель когда у тебя? Восьмого… Как удачно, люблю таких пациенток, праздники могу гулять свободно. Так вот, восьмого будем с тобой рожать.
— Инга, а может, все-таки кесарево?
— Не ленись, Людмила! Естественные роды всегда лучше. Дети крупненькие, самый маленький плод две триста, предлежание правильное, ширина таза у тебя нормальная, никаких патологий.
— Я тут читала про эпидуральное обезболивание…
— Сказать, что бы интернет вам отрезали, что ли? Хотя у тебя в палате справочник. Хуже нет с врачами рожать! Хорошо, хоть Катерина не гинеколог, вообще бы вешалка была, — под ворчание врача улыбающаяся медсестра вытерла мне живот, поправила сорочку и потянула с кушетки. — И имей в виду, рожать в роддоме будешь, а не в этом… овине. Собирай вещи, я тебя забираю. У нас до родов полежишь.
— Это современнейший медцентр, — оскорбилась я.
— Для космонавтов — да, но не для рожениц и не для младенцев! Перинатальный центр у нас какой, в отделении патологии недоношенных от пятисот грамм выхаживают, на ладошке помещаются.
— А зачем… в патологию? — ужаснулась я.
— Не надо никого в патологию. Это я для примера, — строго успокоила меня Инга Витальевна. — Людмила, поторопись.
— Можно я новый год тут встречу? — заныла я. — Если все хорошо, до восьмого успею. Пожалуйста!
— Ладно, все равно я только второго в ночь дежурить заступаю. Но второго что бы была, я Ливанова предупрежу!
На новый год все родители отпросились у нас в Обыденск, кошачье-собачьих детей, конечно, с собой забрали. Устроит им там Милочка тестовые испытания!
Часик посидели с мужьями у перегородки, чекнулись яблочным соком, полпервого укатились к себе, пытаться спать. Последнее время я ночи бояться стала, сплю плохо, даже беременная подушка не спасает. Как можно уснуть, если ты лежишь, а на тебе бегемот сидит, в лучшем случае? А в худшем — дети дерутся за территорию, чувствую, рожу — у каждого по синяку под глазом будет.
Но что я вам скажу — хуже тридцать шестой недели беременности только роды. 'Кто не был — тот будет, кто был — не забудет', это, товарищи, не про армию. Это про роддом. Правильно я говорю, девочки?
— Надежда Петровна, оденьте на них чепчики разные, пожалуйста, а то родня думает, что я одну и тоже фотку скидываю!
Медсестра, возрастом постарше моей мамы (строгая, ух!), помогла мне сесть и подала замотанное полешком дитя. Сверилась с биркой на ручке: 'Серебро Людмила Евгеньевна, девочка, 2320/46, 9.01.**, 0 час. 11 мин.'. Она мне всегда дочку первую дает, и вообще, ее любая смена приносит не по расписанию, как остальных, а когда она есть изволит. Первые дни пытались приучить к порядку, но кормление она просыпала, а когда будили и пытались накормить — орала до посинения и грудь не брала. Орет она заливисто, громко и упорно. Заводная дочурка, солистка в хоре — завопит, всех перебаламутит. Если слышу, что кто-то орет — знаю точно, моя тоже участвует.
— Что это ты молчаливая какая? — поразилась я, укладывая ее поудобнее и запихивая в ротик сосок. — И сговорчивая! Есть, что ли, хочешь, или настроение напало хорошее, отбиться не смогла?
Нет, вы не подумайте, в здешнем перинатальном центре не только оборудование, здесь и порядки современные. Лежу я в отдельной палате со всеми удобствами, и детки здесь с мамами лежат, и посетителей пускают. Но! В роддоме карантин по гриппу, а оставлять меня наедине с детьми через сутки после родов не гуманно.
Дочка трудолюбиво сосала и смотрела на меня синими сердитыми глазами.
— Роднуля моя, — засюсюкала я. — Козюлечка любимая.
Козюлька наелась и гоняла грудь вхолостую. Отняла и поставила столбиком, срыгнуть. Она быстренько справилась и приготовилась орать.
— Погоди! — выдвинула я встречное предложение. — На.
Надо же, пустышку взяла с первого раза. Ой, чудеса!
Так, а теперь кто? 'Серебро, мальчик, 2580/48, 8.01.**, 23 час. 55 мин.'. Средненький, улыба моя. Точно, улыбается! А говорят, совсем маленькие дети не умеют. Поцеловала в красную мягкую щечку, в крохотный кулачок, заворковала. Ест он быстро и начинает возиться, выпутываясь из пеленки, не любит тесноты.
Старший мой, серьезный мужичок. Поправила бирку, покачала головой. Неужели и это мое?! 'Серебро, мальчик, 2820/50, 08.01**, 23 час. 45 мин.' Ест, вздохнет и опять ест. Основательный. Как это..? Степенный, вот.
— Люда, да что ты ревешь? — воззрилась на меня Надежда Петровна. — Грудь болит?
— Нееет, — с подвываниями ответствовала я. — Это я от счастья-аааааа!
Нас выписали на десятый день, Катерина Юрьевна аккурат в это утро собралась рожать. Она в соседней палате лежит, ходила ко мне на мастер-классы, я-то теперь опытная. Вообще, меня раньше хотели выгнать, но я упросила, что бы с детьми. Забирали торжественно, на трех машинах. Что вы, кавалькада, цыганская свадьба. Света с Максом тоже прикатили, вернее, прилетели, а на выписку у Русановых машину одолжили. Детей везли в переносках на заднем сиденье, я на переднем, за рулем папа. На второй машине свекры с мамой, на третьей Золотаревы. Что вы улыбаетесь? Обыкновенная фамилия. Нет, мы с сестрой не специально, мы мужей не за фамилию выбирали. Ладно, смейтесь, смейтесь…
Наконец-то дома! Тихо, снежок, солнышко. Постояла на крыльце, подышала, даже голова с непривычки закружилась. Внутри уже суетились, слышно, как мама командует: 'Руки! Руки мыть всем, потом детей трогать!' Повесила в шкаф шубу, присела снять сапоги. Из-под обувной полки высунулись два черных носа, понюхали.
— Вы что тут делаете, разбойники? И где третий?
— Кисю дай! — сказал за спиной требовательный голос. — Дай, казала!
Носы немедленно спрятались.
— А где ты киску видишь? — обняла я Милу-младшую.
— Воть! — пальчик ткнул куда-то в потолок. Я посмотрела. На верхней полке между шапок сидел котенок. Морда у Сушки выражала обреченность.
— Я не достану, Мил. Видишь, у меня ручки не дотягиваются?
— Папа! Хочу кисю! — племяшка вывернулась у меня из рук и убежала за помощью.
— Прячься лучше, — посоветовала я коту. — Папа Макс дочку всяко больше тебя любит.
— Милка, где застряла? — выглянул папа. — Пойдем, посмотришь, что мы тут вам сделали-то!
Как я их люблю! Они купили две или три даже приставные кроватки и собрали из них одну большую, дети в них не вдоль, а поперек лежат. Первоначальная конструкция не предполагала, а они умудрились такой девайс смастрячить! Она качается! Мягко ходит влево-вправо по направляющим, лежи себе, качай.
— Спасибо! — обняла отцов по очереди, поцеловала. Вадим Олегович смущенно крякнул, папа чмокнул в ответ. — Здорово!
— И столик вот тебе, — гордо продемонстрировал папа. — С бортиками, не укатятся. А в кухне манежик. Имей в виду, там пол дополнительно теплый!
— Погоди ты, — уняла его мама. — Дай отдохнуть девчонке, помыться. Ей кормить скоро, пеленки менять.
— Ну что, сват, по маленькой? — покладисто согласился папа. — Макс, ты где там?
— Начинается, — заворчала мама, выходя вслед за отцом из спальни.
Закрыла дверь, села на кровать. Стопка детей аккуратно лежала на правом боку. Взяла со столика планшет, набрала.
— Игорь, — задохнулась. — Мы дома. Смотри.
— Прости меня!
От неожиданности выронила планшет, подобрала мужа вверх ногами.
— За что?!
— Такой день, а ты одна. И всю беременность…
В доме куча народу, но я поняла его.
— Игорь, что за ерунда! Нет, ты не подумай, мне без тебя плохо, очень, я утром поплакала даже, так надеялась, что тебя отпустят, хоть и знала, знала, что не будут медики рисковать. Но ты ведь не сам, я имею в виду, ты же не бросил нас, — сбивчиво говорила я. — Я так горжусь тобой! И ты скоро будешь дома. И пусть только попробуют тебе отпуск не дать!
— Не плачь, Мила. Я…
Тут где-то у него за стенкой раздался рев.
— Что у вас там? — вздрогнула я. — Хоккей, что ли?
Видно было, как Игорь отвернулся и прислушался.
— Нет, это Артема поздравляют. Катя смс-ку прислала.
У меня тоже зажужжало, на экране всплыло сообщение: 'Родили невест вашим Серебрятам'.
Первого февраля я встала пораньше… Ну, вообще-то я теперь всегда рано встаю, у нас же кормежка с шести, в удачные дни. Но, поскольку у меня четыре няньки на троих детей, мне потом дают выспаться. А сегодня Игорь приезжает, карантин закончился. И я не легла, а пошла пробовать как-то себя в привлекательный вид привести. Встала в ванной у большого, до пола, зеркала. Так, волосы. Здесь все в порядке, я неделю назад была в салоне. Лицо. Как будто тоже самое, что в мае. Руки. Мдя… Так себе маникюр, хирургический. Грудь. Мне девчонки недавно картинку прислали, про размеры лифчиков, у меня точно 'Охренеть', или даже чуть побольше. Ниже лучше не смотреть, сплошное тесто. Ноги. Ноги как ноги, стойко носили мои шесть пудов, теперь отдыхают. Заслужили свежий педикюр, ярко-вишневый. Спина и попа. Тоже пока лучше не смотреть. И не показывать… Даже хорошо, что мне пока нельзя любовью заниматься. Ничего, Мила, ничего, скоро можно будет бегать и пресс качать. Будешь опять красивая. Заплела косу-обратку, накрасила ресницы, подвела глаза. Хоть что-то.
Часов в одиннадцать старшие Серебро уехали за сыном. Мама суетилась на кухне, я одела сытых и мытых детей в парадное и позвала папу, помочь.
Уложили тройняшек в кроватки в столовой, я ревниво поправляла штанишки и распашонки, гладила круглые головенки.
— Ты вот что, Милка, закажи нам с матерью билеты на самолет, на послезавтра, край на четвертое. А ты, Татьяна, завтра потихоньку сумки начинай собирать.
— Да ты что?! — повернулась от плиты мама. — Куда мы поедем?! Люда только родила, троих! Ей помощь нужна!
— Таня, да ты пойми, — папа уселся у разделочного стола. — Они с Игорем не виделись больше полгода, он летал, потом опять под замком в четырех стенах, приедет, а у них не дом, а коммуналка. Эка радость — теща навеки поселилась, Тут и святой, — потряс папа воздвигнутой дланью, — с катушек съедет. Пусть одни поживут, справляться не будут — обратно приедем.
— Люда, а ты что молчишь? — воззрилась на меня мама.
— Ты дочь сюда не приплетай, — не дал мне ответить папа. — Что она тебе скажет? Мама, ехала бы ты отсюда?
Меня выручила дочка. Завозилась, захныкала, завопила, была затискана и зацелована. Мама молча сопела, и даже, кажется, шмыгала. Я сделала вид, что не слышу. И правда очень хотела остаться только своей семьей.
Мои родители уехали через три дня, как и собирались, родители Игоря — через неделю после них. Договорились вернуться в июне, на мой день рождения и крестины. Ну, или раньше, если 'караул' крикнем.
В первый одинокий вечер мы искупали детей (я уже справлялась на твердое 'хорошо'), в четыре руки одели. Я ушла в душ, а когда вернулась, Игорь лежал на кровати и тренировал детей толкаться пятками. Я смотрела на крошечные лапки на большой ладони и мне опять хотелось плакать. Легла по другую сторону, легонько, как хрупкие цветы, касалась наших детей.
— Мила, ты такая интриганка, — похвалил меня муж. — Ты ухитрилась скрывать от меня, что беременна тройней, пока не родила. Ты когда позвонила и сказала, что у нас два сына и дочь — не поверил, думал, разыгрываешь, или у меня опять галлюцинации.
Я хихикнула.
— У тебя в трубке такой голос растерянный был, я даже не понимала сперва, что ты мне отвечаешь.
— И вид тоже. Мужики ржали и фотографировали. Потом над Артемом прикалывались, что жена тоже сюрприз готовит.
— О, фотки есть! — обрадовалась я. — Надо для семейного архива попросить.
— Мила, любимая моя. Родная, — он потянулся, ласково погладил меня по лицу. Прижалась к ладони, закрыла глаза. — Я так счастлив, так люблю тебя… Ты самая красивая, нежная, самая-самая…
Подползла поближе, осторожно перевесилась через детей, потянулась. Мы целовались, внутри сладко тянуло и екало. Вот, оказывается, какое оно, счастье…
— Постой, — я прокрутила в голове чистосердечное признание. — А детей? Ты что, детей не любишь?! Ты про них ничего не сказал!
Игорь рассмеялся, прижал мою голову к плечу.
— Глупенькая, как же не люблю, — шептал он мне в ухо. — Больше жизни… Спасибо, родная…
Поздно, дети уже обиделись. Иначе зачем бы так полночи орали?
Глава 19. Основной инстинкт.
Дети плод и награда для нашей любви,
Испытание, счастье и чудо…
Дети дарят улыбки и крики свои,
И любви отражением будут.
И с ребенком в любви появляется ось,
Словно солнце и центр вращенья,
Все меняется, вспомни, как прежде жилось,
И умильно вздохнешь в восхищении…
Но представьте, что стало светил этих три,
Вдруг, внезапно, на раз и свершилось!
Катаклизм! Ураган! Наше счастье, смотри,
Увеличилось… нет, растроИлось!
Втрое больше любви, беготни, суеты,
Втрое больше забот и пеленок,
Словно стрелка секундная мечешься ты,
На руках неизменно ребенок!
Втрое больше улыбок (и криков, увы,)
И пустышек, и памперсов — втрое,
Дети дар, но еще испытанье любви,
Но родителей все-таки двое…
И, в четыре руки обнимая детей,
Их качая, кормя, пеленая,
Ты шепнешь: "Я люблю" половинке своей,
И услышишь: "Я тоже, родная!"
(Стихи Татьяны Резниковой)
Да что так жарко, Игорь отопление включил на полную? Я задрыгала руками-ногами, спихивая одеяло, а оно не сбрасывалось и не сбрасывалось.
— Мила, — тронул за плечо Игорь. — Разденься, ты мокрая вся.
Открыла глаза, проморгалась. Я лежала в гостиной на диване, в зимнем комбинезоне, шапке и в одной кроссовке. Вторую кто-то из собак утащил, наверное. Охая, села, расстегивая молнию, потерла затекшую спину. Зевнула не хуже Майора, во всю пасть.
— Сколько времени, Игореш? — муж стоял рядом и улыбался.
— Девять.
— Как девять? — я подскочила. — Я два часа проспала?!
— Ты пока одевалась, я детей вниз перенес, пошел кофе варить и завтрак делать. Ты сидишь, кроссовки шнуруешь. Минут через пять думаю — что ты там делаешь? Выглянул, а ты свалилась и спишь.
— Что ты меня не разбудил? — обвинила я, протягивая руку. — Я так никогда бегать не начну. И не похудею!
— Я тебя будил, — Игорь поднял меня с дивана. — Предлагал раздеться и идти досыпать. Через двадцать минут бросил, ты даже на Маргаритку не отреагировала, а она орала, как будильник с повтором.
— Опять, — не удивилась я. — Что, снова на ручки?
— Она грудной ребенок, а не кроватный, сама говоришь. Иди раздевайся и поешь, а то скоро все проснутся.
— А бегать? Тебе ведь тоже надо, — во мне боролись голод и упрямство.
— Да не обязательно утром бегать. Днем, или вечером, по очереди. Пошли, пошли, — забрал у меня одежду, обувь, подтолкнул к двери.
— Я про худеть, он про еду, — бурчала я на ходу. — А что есть? Опять каша?
— Рисовая, размазня, как ты любишь. На обед что хочешь — курицу или паровые котлеты?
— Жареную? — возбудилась я. — Жареную буду!
— Катя сказала, жареное детям вредно.
— Катя всегда так говорит. Нашим детям все, что вкусно, не вредно.
Что я все 'дети', да 'дети'? У них же теперь имена есть. О, про именование стоит рассказать подробно. Саму процедуру отложили до возвращения отца, но регламент утвердили. На бумажках написали мужские имена парами, примеры: Матвей и Елисей, Платон и Гордей, Борислав и Святослав, Борис и Глеб, Алексей и Александр, Никита и Кирилл. Женское имя было только одно — все горой стояли за Людмилу. Я была категорически против еще одной Милочки и вообще, хотела назвать дочку Евдокией, Дусей. Стоило сказать — родня стала всякие скептические звуки издавать, а папа…
— Прасковьей! Прасковьей назовите! Что Дуней-то? 'Девушка Прасковья, из Подмосковья', - трубно запел родной отец, видно, что-то из далекой молодости.
Я махнула рукой и дала слово, что как Игорь детей назовет, так и будет. Он и назвал, в честь дедов. Евгений и Вадим, вернее, Вадим и Евгений, если по старшинству. А дочку — Маргаритой, жемчужиной. Действительно, как еще? Была бы в святцах Сапфира, так бы назвали, драгоценность эту.
Мне два раза повезло. Первое — мальчишки спокойные, по крайней мере, не орут без причины, как сестричка. Второе — у меня есть муж.
Игорь очень заботливый отец, встает вместе со мной ночью на кормление, тем более, что молока на троих у меня уже не хватает, и я кормлю детей по очереди. Пока я кормлю счастливчика, остальные давятся детским питанием. Еще он встает, когда они плачут, пукают и какают. Носит на руках, гладит животы, моет попы. Ни разу мне не сказал 'я не умею' или 'я их уроню', как девочки на работе сплетничали.
Есть еще общее везение нашего века — памперсы и стиральные машины — автоматы. Дети с двух недель в ползунках. Как раньше наши бабушки пеленки метровые стирали, подгузники марлевые? Где они их сушили? У нас машинка не выключается, вдоль всех батарей сушилки с детскими вещами, баню Игорь чуть не каждый день с той же целью топит. Глажка — процесс, описанный Джеком Лондоном в романе 'Мартин Иден'. Брр… Действительно, зачем мне пробежка, спросите вы? Честно? Сбежать от 'три таза повесила, два таза сняла' и от этой самой глажки. Спасибо, опять Игорь помогает.
Я, кстати, пресс начала качать. Ну, как начала… Легла, попыталась туловище от пола оторвать. Кряхтела, охала, сопела — ни с места. Подползла, засунула ноги под диван. Хорошо, Игорь на нем сидел, а то подняла бы. С трудом десять раз сделала, задохнулась. Эх, на тренажеры бы, в спортзал центра… Мечты, мечты. Ничего, скоро будет слякоть, переберемся в городок, будем ездить по очереди.
Ладно, хватит медитировать и лактозу вырабатывать. Сирена заработала, кормить пора.
Пересидели апрельскую грязь в городской квартире, несмотря на возмущение собак и кота. Подросшим собакам (полгода уже, такие поросятки полметра высотой и весом по двадцать кил выросли) тесно и скучно. Гулять по целому дню, как в деревне, не отпускают, спать на улице не оставляют. На балконе петь песни и лаять запрещают. Кот у нас существо домашнее, на улицу ходит редко и только в сухую погоду. Казалось бы, ему-то что? Так нет, бродит из угла в угол, ноет — не дома. Хорошо хоть Игорь с животными занимается, а дисциплину им еще свекор начал прививать. Так что по мебели не скачут, обои не дерут, обувь не грызут. Но совершенно точно, нам что-то предстоит придумать, если мы собираемся жить какое-то время в городке. Собак придется на даче оставлять, и ездить каждый день кормить? Научить их холодильник открывать и воду в мисках менять? Ладно, я подумаю об этом через полгода.
Переезжали целый день. От городка до дачи сорок километров, полчаса езды по дороге с пробками или столько же без пробок, но по бездорожью. Не знаю, как ездил Игорь с барахлом (пришлось сделать два рейса), а я заказала в объезд. Я же девушка из провинции, мне пробки вещь непривычная, раздражаюсь ужасно. А бездорожье — оно свое, родное, тем более на джипе. Трясемся: я впереди с кошачьей переноской, сзади дети в своих, за ними из багажника присматривают собаки. Все время от времени подвывают, даже Сушка. Мне, извините, пофигу, я сплю. Детям через неделю четыре месяца. Времена, когда они спали по восемнадцать часов, а в остальное время смирно лежали, увы, стремительно пронеслись. Сейчас они спят почти столько же (когда спят), но когда бодрствуют, лежать уже не хотят. Они хотят развлекаться! Их надо носить, с ними надо разговаривать, показывать им игрушки, следить, чтобы не укатились с кровати, потому что они научились переворачиваться на животы, их надо сажать, потому что они раскусили, что сидя жить, гораздо интереснее, чем лежа. Вот вы меня спросите — как лучше, когда они все всё одновременно хотят, или по очереди? Когда все вместе, потому что я приладилась кормить одного ребенка грудью, а второго из бутылочки, третьего, соответственно, папа кормит. Греметь тремя погремушками — легкотня, потерпеть, пока двое орут, когда ты третьего (который тоже орет) на прогулку одеваешь, я могу. Хуже, когда они — был у нас как-то период — ели по очереди, спали по очереди, играли по очереди. Мы с Игорем, соответственно, почти не спали и не ели. Некогда было. Так что лучше уж дружненько, дружненько.
Весна! Больше всего люблю это время года. На клумбах вовсю цветут крокусы, нарциссы, примулы, и еще какие-то синенькие шарики, названия которых я не знаю, розы пробились темно-красными ростками. Черемухой пахнет даже дома, березы выпустили крохотные липкие листочки. Очень тепло, даже жарко, я уже немного успела загореть — бегаю по участку в майке и шортах. Бегаю в смысле делами занимаюсь — между березами живописно натянуты веревки и на них корабельными флагами на день ВМФ колышутся подросшие детские вещички. А еще я рыхлю, поливаю и хочу редиску посадить, и укроп, вот. Наверно, крестьянские гены проснулись. Собаки переселились из дома в комфортабельную двухкомнатную будку. Вольер тоже есть, но участок же огорожен, и собаки решили, что везде их территория. Кот ходит везде за мной, как паж за королевой. Очень ревнует, когда вожусь с детьми, лезет в руки. Близнятки теперь частенько спят в коляске на свежем воздухе. Спать — теперь вообще мое любимое слово (протяжно зевая).
— Ты не спишь? — выходя из душа, удивился Игорь. Действительно, редкое явление после заката. — Что читаешь?
— Женский журнал. Здесь пишут, почему молодая мамочка не хочет заниматься сексом.
— Я думал, мы любовью не занимаемся, потому что ты засыпаешь раньше, чем до кровати доходишь.
— Это не научный подход. Я тебе кружочком обвела, вот.
— Посмотрим, — Игорь лег рядом, взял у меня планшет, начал читать с выражением. — '… ее приоритеты изменились. Теперь главный в жизни молодой мамы человек — ее ребенок, поэтому она не думает ни о своем удовольствии, ни об удовольствии мужа. Это тот самый материнский инстинкт, который включается после появления в жизни молодой матери новорожденного'. А почему тут слово 'новорожденный' с одним 'н'?
— Какой журнал, такие и авторы. Надо же, а я думала, материнский инстинкт — это когда они орут, ты не спишь всю ночь, и жалко детей, а не себя.
— Дальше… 'Мамочка комплекcует по поводу изменившегося тела. Лишний вес, животик, растяжки, послеоперационные швы серьезно влияют на самооценку. Избегая близости, женщина просто защищается, не желая принимать себя новой'. Ты комплексуешь, Мила?
— А должна? Женщина комплексует, когда ей кажется, что она совершенно не привлекает мужа. Я точно привлекаю. У тебя, видимо, вкус плохой. Игорь, щекотно! Что там еще умного?
— 'Ученые выяснили, что во время кормления грудью в организме женщины выделяются гормоны, которые вызывают сходные с оргазмом ощущения. Женщина отказывается от близости с мужем потому, что просто не нуждается в ней'.
— Это какие-то британские ученые. Погоди, тут и про мужей, — отняла планшет. — 'А что же муж? Казалось бы, он должен пылать от страсти. Девять месяцев вынашивания младенца плюс послеродовый период: это ли не достаточный срок, чтобы хорошенько соскучиться по любимой? И да, и нет. Для мужчины тоже начался непростой период. Он чувствует себя лишним и сильно ревнует'. Как Сушка, что ли? Игорь, давай, признавайся — ревнуешь?
— Мила, — подкрался муж. — Я что-то так начитался… Давай, пока тихо?
В начале апреля, если быть точной — девятого, я вернулась от гинеколога с вердиктом 'можно'. Предполагаю, мои чувства были не только банально написаны на лице, но распространялись вокруг, как солнечная радиация. Ворвалась в квартиру, сбросила ботинки и куртку, понеслась мыть руки. Со второго этажа слышались голодные рулады.
— Иду, иду, — уговаривала я, взлетая по лестнице. — Не орите вы так!
Орали Вадька и Рита, Женьку Игорь кормил смесью из бутылочки.
— Привет, — поздоровался муж. — Корми старшенького, Маргаритка за компанию орет.
Подхватила тяжеленького уже сына на руки, уселась, расстегнула блузку, отстегнула чашку лифчика.
— Что так вопить-то? — укорила я. — Ты же не Ритинья, — погладила свободной рукой по животу дочку, подобрала выплюнутую пустышку, сунула обратно в ротик. — И ты не надрывайся.
— Ты вроде бы с час назад должна была вернуться? — спокойно поинтересовался муж. Тон не соответствовал немного нервному виду.
— Мы с Катей договорились встретиться, посидели в кафешке. На обратной дороге зашла к Русановым, посмотреть на Лиску и Линку. Такие девчушки хорошенькие! Заигралась.
— Своих мало, — буркнул муж, поднимая среднего ребенка на манер суриката.
— Что, устал, отец-герой?
— При чем тут 'устал'? Договаривались, значит, договаривались.
— Ну, извини. Не думала, что это такое преступление — опоздать. Что, мне чуть-чуть развеяться нельзя? — помимо моей воли в голосе нарастали обвиняющие нотки.
Если бы Игорь хоть что-то мне ответил, даже нейтральное, мы разыграли бы классическую ссору, когда вроде бы никто ничего такого не сказал, а разругались. Но Игорь промолчал, я тоже в себе ругательный порыв задавила, но широченную кровать, прямо-таки созданную для активной супружеской жизни, мы в этот день так и не обновили. Ушедшее настроение я ловила два дня. Муж тоже старался — делал вид, что ничего не происходит. Так только, натащил букетов, выяснил, что у нас нет столько ваз, спросил, какие нужны, на мою иронически задранную бровь быстро сдал назад и предложил:
— Так, может, сама прогуляешься?
— Да какой здесь выбор? Всю посуду можно купить только в сетевом супермаркете. Купить одинаковые, да и все. Ой, как кстати! Нам сковородка еще одна нужна, только толстостенная и кастрюля, лучше побольше, не трехлитровая.
Как вы думаете, кто поехал?
Вечером легли, как обычно, по принципу 'уснуть скорее, а то скоро разбудят'. Я вообще-то стараюсь кормить детей попозже вечером и пораньше утром, что бы никаких ночных подъемов. И, когда животы не болят и настроение хорошее, они спят часов шесть-семь. И мы, конечно, только вскакиваю каждый час-полтора послушать, как дышат.
Вскинулась, послушала, в прозрачном свете ночника посмотрела на своих крохотуль. Спят, мои зайки-лапки. Погладила, поцеловала голые пятки, опять укрыла. Повернулась. Игорь спал, как всегда, на спине, закинув руку за голову. Подлезла поближе, потянула одеяло, залезла рукой под майку. Просыпайся, просыпайся же, соня…
Мы так соскучились и так торопились, что стукались зубами, целуясь, обнимались, как будто только что спаслись. Я тащила с него майку с такой страстью, что порвала, причем не по шву. Игорь изо всех сил старался сдерживаться, но я была категорически против! Утром рассматривали на мне синяки — он с раскаянием, а я… с удовольствием.
— … и так герой, карантин, потом с детьми, больше полгода безвылазно, надо же мужику развеяться. Укатил на гонки по бездорожью на целый день, от асфальта до асфальта триста километров. Я вот думаю, а мне когда развеяться можно будет? Когда девчонки в институт поступят? Вот уверена, Игорь сейчас дома, ему расслабляться не надо, — я слушала Катин бубнеж в гарнитуре, уныло помешивая чайной ложкой брокколи в баночке. Украшенный слюнявчиком Вадька в ожидании обеда грыз босую ногу. — У него и хобби-то нет никакого, кроме работы!
— Да вот появилось, — я усадила сынулю на стульчик, зачерпнула. Первая ложка пошла комом, пятном, то есть, за следующей ребенок тянулся весь, как жирафенок. Все трое любят брокколи до дрожи. Я один раз попробовала — отрава. Почему она им так нравится — не понятно, я даже банку подальше от себя держу, чтобы не нюхать. — Уехал на рыбалку, с соседом, каким-то Сергеичем, сказал.
— Рыбу терпеть не могу, шелуха, как там ее, чешуя, по всему дому, тиной пахнет.
— Кать, да только штраф поймают, сейчас же во всех водоемах даже любительская ловля запрещена… Катя! Вот собаки! Ни на гонки они уехали и не на рыбалки.
— А куда?! — в ухе кроме Кати еще и Алиса с Ангелиной появились. Разбудила, похоже.
— Скорее всего, на заседание правительственной комиссии. Пора уже, наверняка работу завершили, итоги, оргвыводы. А мне не сказал!
— Мой и подавно, ты же знаешь, он у меня глухонемой партизан. Люда, что делать? Звонить?
— Катюш, а смысл? Они или трубку не возьмут, или врать будут. Теперь уж до дома. Главное, не загоняться. Ты дома или у родителей?
— Как же, он из городка к теще еще две недели назад рвался, меня уговаривал. Если бы я в городке была, узнала бы, ты же знаешь, у нас большая деревня. А ваши-то не приехали еще?
— Ждем, одни десятого прилетают, другие одиннадцатого. Катя, я перезвоню, а то у нас брокколи закончились, а мы не наелись.
Я отключилась, сняла наушник. На самом деле мне надо было помолчать и подумать.
— Ну что, мой апельсинчик, водички хочешь?
Двое сытых уже дремали в кроватках в гостиной. Теплый ветерок шевелил занавески на кухонном окне, солнце чертило длинные прямоугольники на полу.
— Что там с нашим папой там делают, как думаешь, Вадька? А если его отчислят из отряда? — я носила заснувшего сына на руках, качая, хоть и не проснется, если в кровать положу. А мне его жалко, он и так меньше всех руки знает, потому что не орет, как королева Марго. Женек тоже уже понял, что хочешь на ручки — ори громче сестры-горлопанки. А Вадюшка — на редкость молчаливый ребенок. — Вот почему промолчал? Я бы позвонила родителям, заранее бы приехали, посидели с детьми, а я бы с ним поехала, поддержала. Думаешь, никто бы меня не пустил? Игорю ведь даже личные дневники мне пока отдать не разрешили, — сын завозился, я поцеловала вспотевший лобик. — Жарко? Мама эгоистка, да?
Уложила в кровать под полог — от сквозняков, надоедливых мух, невесть как пролезающих сквозь москитные сетки. Осторожно подсунула под Евгешу сухую пеленку — днем жарко в подгузниках, лучше постираю. Ритуля сосала пустышку со страстью, как карамельку.
Глубоко к вечеру услышала, как открываются ворота, въезжает джип. Встретила мужа на крыльце, как положено хорошей жене.
— Как рыбку половил, любимый? С Семенычем?
— С каким Семенычем? — растерялся муж. — С Сергеичем мы…
— С Гореловым, — перебила я. — Катя детей бросила и в городок уехала, ждать не могла. Как гонщика своего перехватила, мне набрала. Так что пошли явку с повинной оформлять, — заметила в руках у Игоря целлофановый пакет с рыбной мелочевкой. Надо же, где взял только. — И алиби тут оставь, Сушке.
По моему тону вы уже догадались, что с мужем можно шутить, а не нужно поддерживать. Честно сказать, последнее время мне было как-то не до размышлений о лунной экспедиции. Пока они летали, об их открытиях нам думать не приходилось — вернулись бы живыми-здоровыми. Потом драма и экстренное возвращение, последние дни беременности, роды, первые месяцы с детьми. Короче, эмоций столько, что есть ли жизнь на Марсе, нет ли — какая разница? А тут повод появился включить на часок голову, проверить, в рабочем ли состоянии. Других-то поводов нет — учеба, увы, пока тоже отменилась. После первого семестра я успешно сдала три зачета и три экзамена (меня, к счастью, допустили, несмотря на пропуски лекций, стационар был признан уважительной причиной) и взяла академический отпуск. Учиться с тремя грудничками можно, наверное, если поставить учебу в приоритет. Я не смогла. Осуждайте, имеете право.
Игорь рассказывал мне о заседании на ходу, пока мы гуляли с коляской сначала по деревенской улице, потом вдоль речки. Нет, у нас нет паранойи. У нас подписка о неразглашении.
Логично делать выводы об успешности или неудаче, если сопоставлять результат с целью. Так, или почти так начал свое выступление председатель госкомиссии. Он выступал в самом конце, после того, как было высказано мнение экспертов. Эксперты, кстати, во мнениях разделились. Большая часть специалистов, представлявших ВКС и РАН, говорили исключительно об успехах и достижениях. Установлена возможность успешного перелета к Луне, проведены археологические, геологические, астрономические и прочие изыскания, собрано огромное количество данных, в том числе, необходимых для планирования последующих экспедиций. Чрезвычайная ситуация на поверхности, вызванная неустановленными факторами, угрожавшая жизни людей, не имела катастрофических последствий в результате грамотных действий командира экипажа Серебро и космонавтов-инструкторов Русанова и Есина. План полета выполнен на девяносто процентов, экспедиция прервана для спасения людей.
Другая часть, из засекреченной структуры, упирала на то, что Игорь Серебро лично несет ответственность за то, что не выполнил один из главных пунктов плана. Не использован марсианский диск, не включен некий 'механизм', как они его называли.
— Самое интересное, Мила, — проговорил Игорь с усмешкой, — они отказались отвечать на прямой вопрос: какой именно процесс должен был быть запущен, и какой результат они планировали получить. И, напротив, каковы негативные последствия моего 'самоуправства'. У Горелова шея была багровая, но он сдержался. Спокойно резюмировал, что если нет отрицательных результатов, значит, командир корабля действовал абсолютно правильно.
— А они что? — Игорь толкал коляску, я шла рядом. И хотела бы написать, что мы нежно держались за руки, но врать нехорошо. Ни за руки, ни обнявшись мы с мужем на людях не ходим, прямо как в Саудовской Аравии живем.
— Заявили, что напишут 'особое мнение' в акте. Ты бы видела, как на них вице-премьер посмотрел.
— Как ты на бедного Сушку, когда его в ванной заперли, и он на коврик кучку сделал?
— Он кучку из вредности сделал, а не по необходимости.
— Вот и я о том же, — согласилась я. — Не спросила, Игорь, как там ребята?
— Марк здоров, Владу Есину гораздо лучше. Давление в норме, головные боли прошли. Тоже хочет с первого сентября на работу выйти, по крайней мере, медкомиссию начать проходить.
— Тоже? Игорь, тебе же отпуск до октября подписали.
— Мила, ты понимаешь…
— Дай угадаю? На работу надо срочно, без тебя там никак, очень просили помочь? И дома надоело, восемь месяцев без работы — это же ни в какие ворота!
— Родная, я…
— Нет уж, молчи и слушай! Ты все равно уже все решил, на работу выйдешь, а я хоть поругаюсь, душу отведу. На чем я остановилась? А, про то, что дома тебе надоело…
Глава 20. Открытия.
'22 ноября 20**, конференция NASA, Хюстон. Руководитель NASA Чарльз Болден в своем выступлении во всеуслышание заявил о скором вторжении инопланетян. Причем, по его мнению, он даже знает достоверную дату вторжения — 20** год. Также Болден сообщил, что по данным NASA, в нашей Вселенной сосуществуют несколько десятков внеземных цивилизаций. Правда, не все оценили по достоинству его энтузиазм, двое сотрудников NASA тут же вывели оратора со сцены. По имеющейся информации, шеф NASA и ранее выступал на подобную тему, но первый раз сделал это столь публично. Позже, на специальной пресс-конференции, коллектив NASA не только осудил действия своего босса, но и опроверг его слова, настаивая, что NASA не располагает вообще какими-либо данными подобного характера. Это подтвердил и заместитель Болдена — Дэйв Ньюман, который ответил, что NASA с не имеет никаких данных об инопланетном вторжении. Сам виновник скандальных событий от дальнейших заявлений отказался'.
Горелов дочитал, хмыкнул, посмотрел на собеседника.
— Последнее время бюджет у ребят маленький. На что только не пойдешь ради финансирования.
— Сергей Семенович, — с энтузиазмом начал визитер. — Но наши данные подтверждают…
— Алексей Александрович, ваши данные — это сомнительные наблюдения неких 'неопознанных' объектов, и голые теории, построенные в теплых кабинетах на сведениях, собранных нашими космонавтами с рисками для жизни. Так что смету не доставай.
— Сергей Семенович, простите, но вынужден сказать, что я подам докладную.
— Докладную? — опять перебил вице-премьер. — Тогда я тебе начало подскажу. Начни с того, где были твои инопланетяне после постройки пирамид? Они вахтой работают? Возраст всех объектов — тысячелетия. Почему последние два столетия, кроме фото и видео 'светящихся шаров', больше никаких материальных свидетельств? Контактов?
— А у вас, конечно, есть объяснения? — сарказм пробил субординацию.
— Есть соображения, — Горюнов сверился с календарем. — Совещание в Центре подготовке назначаю на 15 января, вы приглашены. Больше не задерживаю.
— Игорь, любимый, да, да…
— Мила, — рычал он мне в ухо. — Красивая моя, хочу, люблю…
— Как хорошо… Еще….
Я повернула голову, на мгновение открыла глаза и обмякла, как тряпичная кукла, только вовсе не от экстаза. Зрители сбили. Ритуля стояла в кроватке, сосала пустышку и заинтересованно смотрела, чем это родители занимаются. Евгеша стоял на коленках, держался, крепко сжимая кулачки, и приникнув любопытной мордашкой к прутьям. Вадюша сидел рядом с братом в широкой двухместной кроватке и задумчиво поигрывал пустышкой — засунет в рот, вытащит.
— Мила, что? — очнувшийся Игорь поднял голову от моего плеча. — О…!
Мы захихикали, потом расхохотались. Развеселившиеся дети прыгали и гыгыкали. Я выбралась из-под мужа, на минутку забежала в ванную, накинула сорочку.
— Вы что не спите, полуночники? — подхватила одного, другого, усадила на кровать. Подняла дочку над головой. — Что смотришь, хулиганка?
Игорь вышел из ванной, натянул боксеры, упал на разворошенную постель. Дети подползли к папочке, с энтузиазмом ковыряли глаза, тянули за волосы. Рита запрыгала у меня на руках, рванулась в кучу-малу. Выпустила ее, легла по другую сторону. Полпервого ночи, дети резвятся, как щенки, неудовлетворенные родители зевают.
— Мил, когда теща приезжает? — щекоча дочке живот, горячо поинтересовался муж.
— Как каникулы у детей начнутся, то ли двадцать восьмого, то ли двадцать девятого, я забыла. Света с Максом и мальчишками новый год в Питер улетают встречать, а мама с папой с Милочкой к нам, — на лице у Игоря отразилась радость от четвертого ребенка в доме. — Зато норильчане прилетают двадцать пятого, в четверг, и можно рассчитывать на выходные вдвоем! Ты же в субботу отдыхаешь?
— Подумываю, может, выйти поработать, — надеюсь, пошутил муж. А может, и не шутил, если вспомнить последний сбор всей родни.
В этом году мой день рождения пришелся на Троицу и мы смело решили присоединить к двум праздникам третий — крестины. Поскольку крестными мальчишек были Макс и Катя, а Маргаритки — Света и Артем, Русановы подумали и попросились крестить своих девчонок вместе с нашими. Нас в крестные, конечно. Меня и Влада Келлера к Алисе-Александре, Игоря и Злату к Ангелине. Раз так, весь экипаж пригласили, Галю с другом, кое-кого из Центра. Еще старшие Русановы и Гордеевы, короче, больше тридцати человек. Договорились мы за неделю до события, кинулись заказывать банкет — июнь, свадьбы, выпускные — ни одной свободной точки. МЧС в лице пап, к тому времени, по счастью, прилетевших, долго водила Игоря по участку, все трое махали руками, как полководцы, потом Игорь забежал в дом за кредиткой, завел джип и они укатили. Короче — за неделю построили беседку с очагом, огромным котлом и жаровней, в субботу утыкали участок пляжными тентами, расставили садовые столы и стулья, замариновали шашлыки. С утра в воскресенье свежевыбритый папа Вадим зарядил котел плова и объявил.
— Пока в церковь ездим — как раз дойдет.
Я люблю Троицкую службу. Березки, цветы, трава на полу, пахнет летом и праздником. Мы приехали к самому окончанию — с детьми за несколько часов мы всех с ума бы свели. Со стен старинного храма, чудом не разрушенного, не превращенного в клуб или склад, ласково смотрели на нас Святые. Народ разошелся, в центр поставили купель.
— Раздевайте деток, родители, — улыбаясь, пригласил нас отец Сергий, молодой румяный священник с короткой светлой бородой. — Крестные, подойдите.
Дальше, как говорит мой папа, началась спектакля. Дети, разобранные согласно списка малознакомыми им людьми, тянули голые ручки к мамам и папам и громко требовали бросить неизвестно откуда взявшихся чужих младенцев и взять их, родных. Особенно наша Маргарита старалась, только что за бороду батюшку не таскала. Говорю же, борода у него короткая. Ритка ужом вилась, Света вся взмокла, платок слетел. Я не знаю, что там наши наснимали, смотреть боюсь, но точно уверена, что церемония у нас вышла вовсе не торжественная.
Приехали домой; пока мы вчетвером кормили и укладывали новокрещеных, остальные нарезали овощи, достали закуски. К тому времени, как дети уснули, а мы спустились вниз, гости уже подходили к столу, накладывали вкусности, Вадим Олегович щедро наваливал на широкие тарелки одуряюще-вкусно пахнущего плова, и гость отплывал, улыбаясь и принюхиваясь, на свое место. Папа с Максом раскладывали на решетку отбивные, и толстые куски северной рыбы, мальчишки подбегали, хватали что-то, кусочничали, и опять убегали. Милочка возмущенно бегала следом, и все никак не могла поймать, кот крутился под ногами, выпрашивая поочередно то мясо, то рыбу, запертые в вольере собаки завистливо подлаивали. За гамом не сразу услышали автомобильный гудок. На мой вопросительный взгляд Игорь пожал плечами и пошел открывать. Я отвлеклась, что-то отвечая маме, а когда повернулась, опешила. Игорь шел к столу с… Гореловым и Свенковским.
— Добрый день! — поздоровался Сергей Семенович. — Примите нежданных гостей?
— Здравствуйте! Присаживайтесь, очень рады, — я поднялась навстречу, протянула руку. Вице-премьер вместо пожатия галантно поцеловал. Растерянные Катя и Артем тоже встали.
— Вы извините, что без приглашения, — здороваясь с Русановым и лобызая Катину ручку, говорил Горелов. — Зато мы с подарками, так, Виталий Германович? Я ведь вас и не поздравил с 'космическими' детками, а тут такой повод.
— Игорь, Люда, вы что гостей на ногах держите, — укорил нас папа, принесший еще два стула. Мы потеснились, свекор уже нес еду, приборы. Отец быстренько разлил по стопкам чайного цвета жидкость.
— Я очень рад, что то, что начиналось как эксперимент, закончилось созданием крепких семей, рождением замечательных детей, — поднял рюмку Сергей Семенович. — Уверен, дети, когда подрастут, будут гордиться своими родителями, настоящими героями, а может, и пойдут по вашим стопам, продолжат династию, так сказать. А вам, — он кивнул подошедшим Келлерам и Есиным. — Тоже желаю в скором времени пополнить отряд новыми космонавтами.
Лихо опрокинул в себя спиртное, поднял бровь, несколько секунд молча подышал, крутя головой.
— Что это? — прохрипел. — Забористая вещь!
— Натурпродукт! — гордо отвечал папа. — Тройная очистка, с зимы на калгане настаивал. Еще по маленькой?
Погуляли здорово! Ну и что, что вице-премьер? Нормальный мужик. Половина народу вообще не знала, кто он такой, остальные немного поудивлялись, потом расслабились.
А подарили нам сертификаты на обучение детей в любом вузе страны. Представляете, какая экономия? Эдак можно еще парочку родить!
15 января 20** года.
— Вопрос, одиноки ли мы во вселенной, всегда будет волновать человечество. И ответ на него мы получим, если будут точные и прямые доказательства. А пока, дамы и господа, таковых не существует, — Горелов прошелся взад-вперед по кабинету. За длинным 'совещательным' столом сидели два десятка человек, несколько в штатском, остальные в форме ВКС. — Не существует, — вице-премьер как будто закрыл со стуком тяжелые двери. — Но существуют доказательства другого. Марк Нетесин по моей просьбе последнее время занимался обобщением данных с Марса, Луны и наших пирамид.
Нетесин после приглашающего кивка поднялся.
— Марсианская экспедиция, напомню, обнаружила объекты неприродного происхождения: кроме пирамид, остатки горной выработки, ракетные шахты. На Луне нашли летательные аппараты и… назовем это 'помещение', в котором собраны артефакты. Центральным из них является календарь майя с циклом движения небесных тел. Напомню, один знак выделен кроваво-красным. Как вы понимаете, это временной период. Не день и не месяц, это, допустим, год. Что-то должно было произойти или произошло в отмеченный срок. Существует достаточное количество исследований, позволяющих соотнести наше летоисчисление с тем, что вели майя. Так вот, пирамиды были построены до 'года 'х' и основной их функционал, мы в этом абсолютно уверены, — звездная обсерватория, работающая в автономном режиме. Кроме того, в них заложен механизм обмена информацией. Коллеги знают, что существуют планы постройки телескопа на Луне — наблюдения, проводимые в безатмосферной среде, качественно отличаются, так же, как стационарный телескоп от орбитального. Так вот, он там уже есть. Надо только понять, как именно работает сеть пирамид, и как мы можем получать информацию. Пока что мы не достигли уровня той цивилизации, что их построила. Именно на это рассчитаны те защитные контуры, с которыми мы столкнулись на лунной поверхности. Наши далекие предки просто ждут, когда мы вырастем из нашей песочницы. До этого мы не поймем ни их изобретений, ни того, что они пытались нам передать.
— Постойте, — вмешался моложавый генерал. — Вы хотите сказать, что на Земле когда-то существовала цивилизация, способная строить колонии на других планетах?! Чушь какая-то…
— Что мы знаем о своей истории, Сергей Васильевич? — чуть иронично ответил Нетесин. — Немного меньше, чем ничего. Вы читали какой-нибудь письменный источник? Самый доступный для любого. Библию, например?
Кто-то из присутствующих рассмеялся, другие с усмешкой молча качали головой.
— Это так типично для нас, не правда ли? Мы готовы верить любому сетевому фейку, а сведения, переданные нам предками, считаем ничего не значащей ерундой, выдумкой. Во всемирный потоп вы ведь не верите? А между тем об этом стихийном бедствии есть сообщения в повествованиях у таких разных народов, как фригийцы и племена, жившие на территории современной Мексики. Существуют геологические исследования, доказавшие, что слой каменного века, палеолита, отделяется от последующих, неолита, например, слоем, который француз Мортилье назвал 'перерыв'. Это илистое наслоение, не имеющие никаких остатков органики, как в глубинных пробах с морского дна. Это свидетельствует о том, что суша опускалась ниже уровня океана. Это частности, да. Но я, мы, — поправился Марк. — Убеждены, что высокоразвитая цивилизация на Земле существовала. Существовал мониторинг объектов Солнечной системы и дальнего космоса, они могли предсказывать — и предсказали! — катаклизм, в результате которого Земля втянула Луну на свою орбиту. Последствия — планетарные цунами, извержения вулканов, землетрясения. Целые материки — и легендарная Атлантида — ушли под воду. Цивилизация погибла. Разрозненные кучки людей утратили знания, скатились к охоте и собирательству, примитивному земледелию. Колонии, основанные на Марсе и Луне, погибли. Может быть, из-за того же катаклизма, может быть, из-за отсутствия подпитки ресурсами. Вот что хотели нам сказать предки, оставив знак 'петля времени'. Они надеялись, что когда-нибудь мы вернемся туда, увидим, поймем. Поймем!
Все, кто знал Нетесина, с удивлением слышали в его голосе волнение.
— Спасибо, — Горелов помолчал. — Я предлагаю, коллеги, сосредоточится на детальном изучении всех фактов. Продумать план и целесообразность повторного полета на Луну. Заставить работать пирамиды, получать данные.
— Но для чего? — деланно удивился Алексей Александрович. — Если вы не хотите тратить деньги на исследования инопланетной угрозы, к чему тратить колоссальные средства на древности?
— Хотя бы потому, — Нетесин с вызовом посмотрел на непосредственного руководителя. — Что на календаре есть еще несколько отметок. Две из них имеют к нам непосредственное отношение. Это даты падений Тунгусского и Челябинского метеоритов.
Апрель того же года. Москва.
— Девочки, какие же мы молодцы! Давно не собирались, на крестинах последний раз? А на девичник? И не вспомнить! Давайте выпьем за наш праздник!
— За День космонавтики!
— С праздником нас!
— Ура!
Мы сдвинули бокалы — три с шампанским, один с вишневым соком. Праздник у нас начался с официальных поздравлений, продолжился грандиозным шопингом, салоном красоты, а закончиться должен рестораном. Мы как раз устроили разминку перед вечерним застольем, сидели в маленьком ресторанчике, отдыхали от забега, морили голод крохотными пирожными и канапе, пили шампанское. Ну, кроме Златы. Вишневый сок она пила и машину вела, соответственно.
— Записка мужу. 'Обиделась на тебя, ушла гулять с твоей карточкой. Уже почти простила'.
Пока Злата рассказывала очередной анекдот (она знает их невероятное количество и, на моей памяти, ни разу не повторилась), я покосилась на мобильный. Только что отправила тысячное сообщение маме 'как дела', она уже пять минут не отвечает. Наверное, потому, что на предыдущее мне ответили довольно грубо: 'Как мы тебя-то вырастили, без твоих указаловок?!' и смайлик с пальцем у виска. То ли смайлик застрелился, то ли на что-то мне намекал.
— Люся, ау! — окликнула меня Катя. — Ты заснула, что ли? Или опять смс-ку пишешь Татьяне Николаевне? А как ты в университет уезжаешь? Если уж матери не доверяешь, что будет, когда свекровь приедет с детьми сидеть?
— Можно подумать, ты не пишешь, — буркнула я. Посидела, понервничала, выпила еще бокальчик, съела горстку пирожных. Полегчало!
Все-таки есть польза от корпоративов. Себя показать, выгулять новое платье на додетной фигуре, накормить эту фигуру вкусным и вредным (похудела, заслужила), пообщаться с осведомленными людьми. Узнать много нового, многозначительно посмотреть на мужа, мысленно погрозить ему кулаком.
— Но Злата, Злата-то какова! Болтала весь день, а такую новость не сказала, — раскипятилась Катя после того, как я ее посвятила. — Вот мне интересно, она не сказала, потому что это служебная информация, или потому, что опять ее жаба задушила? А вот возьму и спрошу.
— Злата, ты же не обиделась? — мы втроем стояли чуть в стороне от остальных.
— На что? — почти естественно удивилась Уфимцева.
— Ну как? Опять Влад на вторых ролях, который уж раз. Мы-то с Людой вроде и не при чем, а вам всем опять вместе лететь, прошлый раз обстановочка в экипаже та еще была.
— Девочки, вы поссориться хотите? — Злата поджала губы.
— Поговорить, Злат, — я оглянулась. — Пойдемте, посидим? Вон там столик свободный.
— Злата, Игорь вел дневник, и так рассказывал. Я хотела тебя попросить — побереги нервы ребятам. Понимаю, вы с Жанной были недовольны назначением Игоря командиром экипажа, и не скрывали этого. Я бы не стала этот разговор затевать, но ведь история повторяется. Опять Игорь командир, Влад заместитель. Да еще новые люди в экипаже вместо выбывших.
— В чем вы меня обвиняете? — взвилась Злата. — В саботаже? Во вредительстве?
— Злата, ребята едва не погибли, чудом вернулись. Они третий! Третий раз полетят не на орбиту, а на другую планету. Как я хочу с ним, помочь, поддержать… Не могу! А ты можешь. Еще раз прошу — хоть лишних проблем не создавай.
Злата дернула головой, качнулась сережка в красивом ухе, села в пол-оборота, выставив острое плечо. Лицо было напряженным, даже чуть злым.
— Я злилась на тебя, Янтарева, с самого начала этого проекта. Ревновала. Славка мне с самого начала понравился, я влюбилась, как первокурсница. А он за тобой ухлестывал, на меня внимания не обращал. Потом, когда пары распределили, сразу после объявления, за тобой кинулся. Я так и думала, что ты с одним жить будешь, с другим встречаться.
— Злата, да ты что? — растерялась я. — У нас и не было никогда ничего. А тогда он мне про Игоря хотел рассказать.
— Вот в это поверю. Игорь, Игорь, Игорь! Лучший друг, во всем лучший, всегда первый. Гений! — в ее голосе было столько ожесточенности, что я замерзла до озноба. Как это могли просмотреть? Как я этого не поняла? — Миллион раз я Славе говорила, что ж в тебе ни молекулы честолюбия, сколько можно быть вторым?
— Злата, — похоже, Катя была не рада, что затеяла этот разговор.
— Подожди, я закончу, — не дала та себя перебить. — Все изменилось, девчонки. Вы тем были, в космосе. Дольше, чем я… Все знаете… А уж после того происшествия… Ребята, после того, как на борт вернулись, только одно говорили — если бы не командир! Пока они там, внизу, были, с такой ясностью поняла — мои претензии такая мелочь, такой пустяк! Извиниться вот только не смогла. Самолюбие.
Злата улыбнулась невесело. Я помолчала, пытаясь найти хоть какие-то слова, что б без пафоса и не дежурно.
— Девчонки, а давайте выпьем! — призвала Катя. — За нас!
Мы чокнулись, с облегчением выпили. А я со всей ясностью поняла, что и затеянный разговор, и мое спокойствие — обыкновенная защита. От известия, что через полгода мой муж опять улетает.
Глава 21. Ссоры.
Не знаю, за что я так люблю май. Мало ли, что весна — все цветет, солнце пьяное, бабочки тянут ноги, как балерины, озабоченные жуки намекающе жужжат каждой тычинке. Каждый год в мире случается май, и со мной в мае что-то случается тоже. Серьезно, очень много значимых событий в моей жизни имеют маркировку 'taken in may'. В этом году я планировала спустить весну на тормозах. Здесь вы ждете 'но'? И правильно делаете.
— Это ты во всем виноват! — я фурией пронеслась по веранде, второпях не смогла воткнуться в шлепанцы, побежала по лужайке босиком. Игорь в одних шортах валялся в гамаке между березами.
— Влад, я перезвоню, — Игорь отключился, присел. — Мила, не выспалась? Мы тебя разбудили? Дети проснулись полвосьмого, но мы сразу в беседку ушли, даже завтракали там.
— Выспалась! Еще как выспалась!
— Мила, что ты в меня градусником тычешь, — Игорь отнял у меня белую пластмассовую штучку. — А что значит 1–2?
— Беременность в неделях, — я плюхнулась рядом с ним, всхлипнула. — Сколько я тебе говорила, мне нельзя 'химию' пить, дни считать ненадежно. Нет, презервативы тебе не нравятся! Я только полгода назад диплом получила, на работу вышла. Да у нас тройняшкам только четыре с половиной! Опять в декрет?!
— Мила…
— Тебе что! Ты уходишь — они спят, приходишь — уже спят, только в выходные тебя видят. Какая разница — трое, четверо! Пятеро, может!
— Мила!
— Отстань, — я дернула плечом, отстраняясь, когда он попробовал обнять. — Наобнимались уже.
Игорь встал, потоптался вокруг меня, ероша волосы.
— Мила, я считаю, это неправильно… Что мы, с голоду умираем, жить негде? Вырастили бы… Но раз решила… Делай…
— Что делай? — не поняла я.
— Ну, аборт, — нехотя тихо выговорил муж.
— Какой аборт?! — вызверилась я. — Ты что, обалдел?! — на самом деле я сказала совсем другое слово. — Никогда!
— Родная моя, — он сел, притянул меня к себе. — Прости.
— А, — я махнула рукой. — Сама виновата. Что мне, четырнадцать, не знаю, откуда дети берутся?
— Мама! — в этот раз дети выскочили из-за дома. — Мама! А мы тебе цветочков нарвали!
Залезли все в гамак. Коленки грязные, руки зеленые, лица довольные. Завалили цветами. Какие тюльпаны! Были. И ландыши! И сирень…
— Спасибо, любимые! — обняла всех, поцеловала. — Рита, ты где майку порвала? И шорты? А сирень… Где взяли? Вы опять?! Игорь, а ты куда смотрел?! Я тебя просила стремянку запереть! Наказание мое, а если бы вы себе все переломали, со стремянки сверзились? Вас на минуту оставить нельзя! С ума вы меня сведете! Я вас тапкой отлуплю сейчас! Игорь, что ты смеешься? Не трогай меня! Ай! Отпусти, уронишь! И надорвешься!
Упали, смеемся, дети сверху, зацеловали, заобнимали. Никакой возможности посердиться не дают, редиски…
Так, чашка щербатая, тарелка с трещиной. От этого сервиза все равно только четыре блюдца и три чашки сталось. О, бокалы с цветными ножками! Пошлые какие, никогда мне не нравились. Чайник — носик отколот, парную сахарницу зачем оставлять? Отобранная посуда громоздилась на столе, аккуратно застеленном бумажной скатертью. Я взвесила в руках скалку, подумала, и взяла гранитный пестик из подарочного набора. Еще подумала, вытащила пластиковый пакет, уселась. Засунула в пакет чайник, размахнулась. Бабах! Нет, скалкой не то. Пестиком надо. Грох! Осколки в пакете весело подпрыгнули. Вскочила, вытащила из мойки мусорное ведро, поставила рядом, опять села. Дело пошло веселее. Осколки в мусорку, в пакет сахарницу, долбанула. Бац! Вдребезги!
— Любимая, как я жалел, что не видел тебя беременную, — передразнила я, колотя пестиком по блюдцам. — Смотри сейчас, кто мешает? Нет, опять умотал на свой космодром. Живу, как жена космонавта! Блин, я и есть жена космонавта… Все равно! Из Лунной программы их с Келлером исключили, там теперь молодые ребята готовятся. Так взял бы отпуск, побыл со мной. И эти, родители, тоже хороши! Увезли детей на море на целый месяц, бросили меня одну.
Высыпала в ведро еще порцию бывшей посуды. Сушка подошел на шум, потерся об ногу. Я долбанула по набору питейной посуды, пакет загрохотал, Сушка прижал уши и вцепился мне в щиколотку.
— Сушка, гад! — подпрыгнула, запнулась о ведро, запустила в дрянного кота нет, не пестиком, яблоком, всего лишь. С ожесточением доколотила остатки посуды, высыпала осколки. С улыбкой потянулась за трехлитровой банкой из-под компота, с сомнением посмотрела на изрезанный осколками пакет, на чистый пол, сгребла на банку бумажную скатерть. Бумц! Ох, хорошо!
Сегодня я проснулась с жутким ощущением тревоги. Нервозность и раздражение меня преследовали уже два месяца, теперь еще и тревога. Физически я чувствовала себя неплохо, если не считать легкого токсикоза по утрам, а вот психика… Знакомо, да? Я вам уже рассказывала. Только теперь хуже даже, чем в первую беременность. Последнюю рюмку родители в мой котел терпения плеснули. Нет, не то что бы они сделали плохо. Что плохого, собраться сватам вчетвером, забрать внуков — и золотых, и серебряных — снять дом в тихом пригороде курортного города недалекой заграницы, жарить детей на пляже, научить плавать, как дельфины. Ездить на экскурсии, показать другие страны. Это они мне плюсы рисовали. А мне виделись в этих рассказах авиа- и автокатастрофы, солнечный удар, ядовитые медузы и акулы, утопление, киднепинг и еще что-то… А, переломы и отравления. Я никак не хотела детей отпускать, ворчала, поругалась с мамой и свекровью, накричала на отцов. Меня сначала утешали, уговаривали, отец отшучивался, под конец прикрикнул. Потом Игорю позвонили, тот сподобился, пришел на час раньше с работы. Пересказывал мне жутко умные банальности. Согласилась только потому, что это оказалось проще, чем объяснить, почему ты этого не хочешь. Курортники отбыли десятого июля, двадцатого Игорь мне объявил, что улетает на космодром, сегодня двадцать седьмое, я злюсь и бью посуду. И это я еще тогда не знала, чем он там занимается…
Три года назад МПЭК совершил второй и крайний на настоящее время полет к Луне. Истинной целью, о которой знало человек двадцать, включая членов экипажа, было вовсе не исследование Большой Пирамиды, хотя, конечно, они там еще не раз побывали. Десять месяцев нахождения на орбите ребята занимались изучением неопознанных летательных объектов. Это я так смело написала, но вы же помните, что дело происходило в условиях пониженной гравитации, практически невесомости, и безвоздушном пространстве. Первое, с чем им пришлось справится — с отключением 'сигнализации'. Конечно, большую часть работы сделала большая команда ученых, инженеров на Земле при подготовке, но и Артему и Андрею, второму инженеру, полетевшему вместо Влада Есина, хватило. Потом долго описывали, фотографировали, снимали на видео, что бы позже, на борту и на связи с Землей, обобщить данные, выявить закономерности, что бы хотя бы внутрь попасть.
Корабли, назову их так, оказались двух типов. Одни, их было на порядок меньше, квалифицировали как предназначенные для межпланетных перелетов, другие — для планетарных и орбитальных. Непомерная задача, взваленная на плечи экипажа, состояла так же в определении типа двигателя, вида топлива, принципа действия. Вам мало? Им нужно было поднять на орбиту, пристыковать к комплексу и доставить на Землю НЛО, самый маленький. Маленький — это двадцать шесть метров в диаметре. Лучше всего их усилия описывает слово 'корячились'. Так вот, корячились они с ним долго, вытаскивали из шахты с помощью сложного подъемного механизма, пристыковывали сначала к модернизированному ВПК, с трудом взлетели, долго маневрировали в космосе, дважды меняясь, выходили в открытый космос, проверяли крепежи. Летели назад, выходили с этим 'прицепом' на орбиту, спускались. Я не инженер, не пилот, и даже отдаленно не понимаю, как им это удалось. Знаю только, что ЦУП кипел, пока их сажали. Вот, а после карантина и отпуска ребят, как я говорила, с программы полетов на Луну сняли, и все это время они занимались изучением НЛО, часто летали в командировки на космодром, где был построен целый научный комплекс. И эту поездку я восприняла как рядовую. Кто же мне доложил, что двадцать седьмого июля мой Игорь и Владислав Келлер совершили первый полет на чужом корабле…
В кухне-гостиной большого номера служебной гостиницы космодрома за круглым столом сидела мужская компания. В одетых в шорты и майки или просто в легкие летние штаны мужчинах, пьющих пиво под янтарную рыбу, сложно было угадать космонавтов, главкома ВКС, командующего дальней авиацией, командующего авиацией ВМФ или главного конструктора ведущего ОКБ.
— Да ничего особого, все как всегда, кроме рулежки. Стоим на полосе, также выполняем перед взлетом лист контрольных проверок, получаем разрешение на взлет, и взлетаем.
— Взлетаете вручную? — моложавый кареглазый мужчина встал, вытащил из холодильника еще пару запотевших бутылок, звякнул пробкой. Кудрявая пена поползла по тонким стенкам, стреляя пузыриками.
— Да, хотя можно программу задать. Вот интересно, наши самолеты умеют в автомате садиться, а взлетать нет. Не потому, что технически сложно, а потому, что не нужно. А здесь для чего-то предусмотрели.
— Не слишком они на нас надеялись, — хохотнул Келлер.
— Ну, мужики, вы моща, — покрутил головой загорелый обветренный здоровяк. — Я сам на новых моделях впервые летал, вообще, стереотип летчика-испытателя — смелый, отчаянно смелый, уверенный в себе человек с мгновенными рефлексами и сильной волей. Но что бы пилотировать машину, принципиально другую, созданную другой расой, тысячи лет назад — это…
— Да, Князь такой, — обнял друга Владислав. — Я б один перетрухал. Другое дело, когда вдвоем. Два дебила — это сила!
— Не паясничай, Ас, — одернуло начальство, подвигая к себе кусок рыбы потолще. — Игорь, расскажи, как решился? Руководство по летной эксплуатации НЛО пока не написали.
— Ну, так и в училище это самое руководство мы наизусть не учили? Основное — понимание процесса работы в кабине, процессов полета, и что делать, если вдруг что-то не так пошло.
— Ага, начать и кончить, — опять моложавый. — Я был в кабине, знаете, ни что на мысль не навело. Там же ни одного прибора привычного.
— Это заслуга ребят из бюро. Интеллект и научная фантазия, — кивнул Игорь на старшего из компании, до того в разговоре не участвовавшего. — Сергей разобрался.
— "Человек не имеет крыльев и по отношению веса своего тела к весу мускулов в 72 раза слабее птицы. Но я думаю, что он полетит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума". Это Жуковский сказал, отец-основатель отечественной аэродинамики. Мысль первична.
Все помолчали из уважения к Мысли.
— Чет я есть хочу, — Келлер похлопал себя по отсутствующему животу. — Может, закажем что посущественнее в 'Байконуре'? У них доставка.
— Да давайте пройдемся, душно. И рыбой навоняли, — Игорь сгреб мусор в пакет, собрал пустые бутылки.
Через час та же компания сидела на крыше кафе, в приват-кабинете, вместо рыбы и пива на столе стояла бутылка хорошего коньяка и дымились огромные стейки.
— Сергей, а вы в свое КБ точно раньше такую штуку ни откуда не свинтили? Ваш последний истребитель уж больно по характеристикам похож. Ну точно от НЛО многофункциональность, бесфорсажный сверхзвуковой полет, сверхманевренность, малая заметность в оптическом, инфракрасном и радиолокационном диапазонах волн, способность вертикального взлета-посадки. Только в открытый космос не летает, — жестикулируя, рассказывал Келлер.
Главный конструктор молча улыбался.
— Но круче всего, парни, это бортовой компьютер! Вся информация от всех приборов, локаторов, прибора ночного видения, датчиков обрабатывается и в удобном виде выводится на стекло шлема.
— А удобно? Не знаю, насколько тяжело выдерживать эту хрень на голове, но вид весьма специфический…
— Привыкаешь, насколько это технологично. И очень эффективно. Представь — ты имеешь полноценную индикацию у себя перед глазами, куда бы ты голову не повернул, — ответил Игорь.
— Удобно, — Келлера и захочешь — не перебьешь. — Единственно что — компьютер временами живет своей жизнью. Прямо искусственный разум! Не особо здорово себя чувствуешь, когда он изменяет введенные команды.
— С другой стороны, — это Игорь. — Когда попали в режим околофлаттерной вибрации, выбрались, потому что компьютер команды корректировал. Но я бы предпочел иметь стопроцентный контроль над машиной.
— Можно что-то сделать? — посиделки все больше обрастали чертами производственного совещания.
— Компьютер работает по внесенной в него программе, сам он ничего не придумывает. Есть определенная программа — если происходит сбой, компьютер можно отключить. У нас пока не получается. Либо стечение обстоятельств, либо неправильная работа оператора с машиной, может привести к тому, что компьютер не будет подчиняться. Работаем.
— Работайте, — распорядился Славка. — Мы домой метнемся, я уж по жене соскучился. И мелкий такой прикольный стал.
— Есть в кого, — народ посмеялся. — А потом?
— Гостайна, — отрезал главком.
В летнем оранжевом небе блестел тонкий серпик.
Неужели были времена, когда я не хотела жить одна? Да и недавно страдала, что все меня бросили? Это я погорячилась.
Сентябрь настал сухой и жаркий, и от июля отличался только поредевшей и пожелтевшей шевелюрой. На девятнадцатой неделе со мной случился токсикоз — то ли ранний опоздал, то ли поздний расписание перепутал. А все мой гинеколог виноват! Сколько она меня упрекала при первой беременности, что со мной никаких проблем, хоть я и старая первородящая, и беременность многоплодная. И со второй: 'Люда, для сорокалетней роженицы ты просто подарок любому доктору!' И что? Природа решила, что довольно милостей. Минус два зуба, лицо как у калмыка-алкоголика, коса как пакля, и лезет также. Инга уже упекала меня на сохранение и грозится, во-первых, преждевременными родами, а во-вторых, положить в больничку до этих самых родов, если я сдам анализы хоть на моль хуже или наем хоть на фунт больше нормы. Вот с этим проблем нет. Диету я соблюдаю — никаких копченых и консервированных продуктов, чрезмерно пряных и соленых блюд, шоколада, ничего жареного. Я вам больше скажу — пищу на пару, отварную и запеченную я тоже не ем. Соблюдаю режим: тошнит меня по часам. Контролирую объем потребляемой жидкости — сколько внутрь, столько, простите, и наружу. Рвота, знаете ли. Как рожать буду, не знаю — голова у дитя, должно быть, здоровая и круглая. Это от арбузов, я только ими и кормлюсь, да хлебушком. Ну и так, по мелочам — головная боль, головокружения, повышенная утомляемость.
Как будто этого было мало, объявляю: у нас стройка. Оркестр из дрели, болгарки, шуруповерта, бензопилы. Солистка — циркулярная пила. То репетируют, то выступают. То репетируют, то выступают! В квартире спастись невозможно — Игорь допоздна на службе, одна я с детьми не справляюсь, свекровь ночует с нами в будни, а на выходные мы все съезжаем на дачу, потому что меня одну опять же не оставляют. А на даче… Ага, стройтреста маленький оркестрик.
Вам же интересно, по какому поводу стройка? Я так и подумала. Когда я вам дачу описывала, то упоминала, что участок дальним краем выходит на речку. Если от дома, то это в правую сторону. Фасад выходит на дорогу, задняя сторона забора отгораживает участок от запущенного старого колхозного сада. Таким образом, у нас только одни соседи — слева. Вернее, соседка, старенькая. Где-то год назад она умерла, наследники решили дом продать. И мне пришла в голову гениальная идея, ну, мне так тогда казалось. Я позвонила в Норильск.
— Пап, переезжайте к нам поближе? Захотите, будете на пару месяцев возвращаться в полярную зиму или в лето. И на рыбалку! Дети каждый день спрашивают, когда приедете, и собаки без вас голодают. Игорь? Спросил, когда, и сказал, что поможет с переездом.
Они, конечно, чуточку поломались и согласились. Приехали, посмотрели дом. Папа Вадик результат осмотра охарактеризовал коротко.
— Ленина видел. Бульдозером сравнять и новый ставить, из бруса.
На том и порешили. Дело осталось за малым — купить. Но тут продавцы вдруг поняли, что дом сватают люди зажиточные — отец-генерала-из-Норильска — и цену заломили конскую. Я, когда услышала, взбесилась.
— Они что, думают, эта развалюха окнами на Кузнецкий мост выходит?! И не вздумайте!
О, давненько я юристом не подвизалась. Прямо руки и мозг чесались, пока комбинацию проворачивала. Но такой кайф, люди! Подставные и подсадные ходят, смотрят, хозяева в предвкушении потирают кошельки. Но что это? Одни покупатели отказались, вторые, пятые. Восьмые. Я могла бы цену сбить до комнаты в общежитии в Урюпинске, но не стала. Заплатили мы столько же, сколько за такой же дом на другой стороне улицы.
На свеженачатую стройку, на этапе сноса халупы, как на мед, прилетели сваты. Отцы нагрузились, до двух ночи стучали кулаками по столу — проектно-сметную документацию обсуждали. Наутро сообщили неблагодарным женам, что будут строить дом на два хозяина. Строят и строят, прораба их за ногу. Ооооооо! Опять пилят!
Октябрь, седьмое. Конспирируемся — празднуем день рождения Игоря под видом родительского новоселья. Я первый раз увидела дом, так сказать, всеобъемлюще и немедленно простила его владельцам шумовые атаки. Широкое крыльцо смотрит на закат, резные лавочки вокруг резного же стола. На столе самовар! Настоящий самовар, попыхивает паром, красными глазами подмигивают угли. Где взяли только!
— Не стой, сыро там, простудишься, — ругнулся на меня отец. — Заходи в барак-то.
Двойная входная дверь впускала в большую прихожую. Три двери, по одной на стену, средняя как раз под лестницей в мансарду, вешалки, галошницы и большое зеркало в простенке — это мамино, оно раньше у нас дома висело.
— Пап, а…
— Раздевайся, что застыла? — отец подтолкнул меня к табуретке, стащил с меня сначала куртку, потом сапоги. Я чувствовала себя четырехлетней девочкой.
— Папуль, я так рада, что вы переехали! — держась за папину руку, поднялась, обняла его, прижалась. — Я тебя так люблю!
— И я тебя, доча, — папа погладил меня по спине, поцеловал в щеку. — Что ты плачешь, Милка! Пошли, пошли, скоро за стол садиться.
'Барак' был поделен на три неравных части. Дверь напротив входа, та, которая под лестницей, оказывается, в детскую. Окно большое, на левой стене Розовая пантера, видимо, призвана обозначить девочковую половину, Серый Волк на правой — мальчуковую. Кроватки двухярусные, детская мебель, игрушки.
— Это вы специально так сделали? Что бы дети у всех в гостях были?
— А то! В мансарде — сразу предупреждаю, не пущу! — кровати для Влада с Яром и 'спортплощадка' — стенка шведская, турник, гантели. Груша боксерская, кольцо. Молодняк уж опробовал!
Я еще походила, посмотрела. Прослезилась. Все с такой любовью сделано, каждая мелочь. Хотя мне для поплакать только повод дай. Дальше мне показали квартиру Янтаревых — две спальни, кухня-гостиная, туалет, душевая, и квартиру Серебро — спальня только одна, зато кухня больше. Лишняя спальня у наших для Светы с Максом. Они после нового года переезжают, кстати. Золотаревы взяли в ипотеку квартиру в Балашихе — наши родители продали квартиру в Обыдинске и отдали им деньги на первый взнос. У Максима родители умерли — отец, когда он еще в школе учился, мама — когда ему двадцать шесть исполнилось. Братьев-сестер нет. Мама с папой немножко устали ездить от одной дочери к другой, вот и решили все вместе поближе к столице перебраться. С работой проблем нет — сестра с мужем программисты, причем отличные. Тем более, осенью Милочке в школу идти, а мальчишкам, не успеешь оглянуться — в вуз. Так что все мы теперь будем жить на расстоянии тридцати-сорока км друг от друга. Непривычный к московским пробкам Макс говорит, что по расстоянию ближе стали, а по времени передвижения ничего не изменилось.
— Деда, там бабуля на вас с мамой лугается, — наябедничал Женька, просовываясь в дверь.
Двадцать пятое декабря, суббота. Сегодня день святителя Спиридона, моего любимого святого. Я вскочила в половине шестого бодрая и приятно-возбужденная — собралась на службу в церковь в соседний городок вместе с мамами. Машину вести мне, ясен день, никто не разрешил, так что повез нас Игорь. Отцы остались на хозяйстве.
В десять мы вышли за ограду. Снежок, солнышко — как в сказке.
— Давайте погуляем? Тут рынок есть.
— Люда, ну что тут на рынке есть, чего у нас нет?
— Купим мяса на новый год, рыбы. Фруктов! Колбасы хочу сухой, салат с корейской морковью и мороженого… И конфет с кокосовой начинкой… Игорь, поехали!
Свекровь с мамой переглянулись и полезли назад.
Надо было сообразить, что в последний выходной перед новогодними праздниками везде будет народ и очереди. Где-то между мандаринами и селедкой у меня заболел живот. В толкотне и суете я выстояла очередь ради любимых конфет, выбралась из павильона и замерла. На прилавке с новогодними украшениями среди пластиковых уродцев поблескивали стеклянные шары. Чудесные, расписанные вручную. Я смотрела, трогала, не в силах выбрать. К тому времени, как продавец бережно упаковал последний, четырнадцатый, живот болел морзянкой. Все еще надеясь, что пронесет, я позвонила маме.
— Мам, вы где? Когда ты мне звонила? Прямо десять раз звонила? Ну, не слышала. Да, идем уже. Они у машины, — сообщила я хмурому Игорю.
— Едем наконец, — муж сердился — я уже полчаса морщилась, а он не мог меня с рынка увести, потому что словами я не убеждалась, а руки у него были заняты.
— Едем, — я взяла его под руку. — Игореш, да нормально я себя чувствую, не беспокойся. Я же женщина опытная, пойму, если рожать соберусь.
Мы вышли на парковку, пошли не торопясь, что бы не поскользнуться на утоптанном снегу, в сторону своей машины. Я вдруг устала, как будто усталость на меня одели, как пальто. Игорь нажал на брелок, недовольные нагруженные мамы обернулись на звук сигнализации.
— Дура я, согласилась, — ругалась мама, сгружая пакеты в багажник. — Послушала тебя, думала, правда на часок заедем, прогуляемся. Время второй час!
— Ладно тебе, мам, — вяло отбивалась я, открывая дверь и пытаясь задрать ногу на подножку.
— Мила, погоди, помогу, — выглянул из-за машины муж.
И тут…
— Мама, возьми у меня пакет. Осторожно, там игрушки елочные, стеклянные, — свекровь подошла, тревожно взглянула на меня. — Игорь, поехали.
— Что? — они все меня окружили, как омоновцы.
— У меня воды отошли. Тут есть роддом?
Через сутки.
— Людмила Евгеньевна, покормите? — в палату заглянула медсестра.
— Давай, Юля. Все равно сцеживать, у меня молокозавод на троих работает, вхолостую, — я положила сыночка в кроватку, подняла бортик. — Что, у мамы молока нет?
— Нет у него мамы, — медсестра передала мне малыша. — Спасибо вам.
— Отказничок? — у меня сердце сжалось. Как можно от своего ребенка отказаться?
— Нет, умерла. Вы извините, я отойду. Как покормите, позвоните, я заберу.
Маленький чужой человечек сосал грудь, а я его рассматривала. Синие глазки, красные щеки, в слишком маленьком чепчике. Крохотные кулачки, бирка. 'Мальчик, вес 3900, рост 54'. Ничей…
Игорь приехал в тот же вечер, перед вечерним кормлением. Выслушал меня.
— Возьмем, конечно. Вырастим, — посмотрел на наших сыновей. — Мила, а нам его сразу отдадут?
Взяла мужа за руку, потянула, что бы наклонился, поцеловала долго, благодарно.
— Ты лучший мужчина на свете, любимый, — он сел рядом со мной, обнял.
— Что надо сделать? Бумажки собрать?
— Угу. Я у завотделением список взяла. Игорь, я еще думаю Горелову позвонить. С нашей бюрократией до нового года точно не успеешь, потом то дни нерабочие, то две недели раскачиваться будут. А меня или тридцатого, или край тридцать первого выпишут уже.
— Правильно, то кошек-собак подбирала, теперь чужих детей начала.
— Люда, ты что выдумала-то? Зачем он вам? Своих четверо уже!
Пресс-конференция по скайпу с родителями длилась уже полчаса. На нашу новость родители Игоря отреагировали сдержанно, мои — бурно.
— Мама, папа! — я не рассердилась. Я была разочарована и расстроена. — Как вы можете?! Это наше с Игорем решение, и я не 'одумаюсь'. Мама, я надеялась, что ты меня поймешь и поддержишь! Папа, а ты? Ты самый добрый человек на свете!
— Мила, ты не думай, я ничего, — папа крякнул смущенно. — Сколько случаев-то было — мать найдется, или родственники какие. Отберут. Или он узнает, что приемный, родню искать будет. И тебе, и внучатам стресс. Я ж за тебя беспокоюсь!
— Доченька, ну, сама подумай! Кто у него мать, отец? А если больной, или наследственность плохая?
— Мама, а если бы я была больная или воровать пошла, ты меня в детдом бы сдала? А если бы близняшки родились с дефектами, как доброходы ванговали, их в детдом?
— Что ты сравниваешь-то? — возмутилась мама. — Родные дети и есть родные
— Он мне тоже родной! — я разрыдалась, уткнувшись в ладони. — Делайте что хотите, думайте, что хотите, я его все равно возьму!
Отключилась, поплакала, упорно игнорируя жужжание планшета. Звякнул телефон. Смс от мужа: 'Ответь, а то тут скорую надо вызывать'. Ответила.
— Люда, доченька! Прости ты нас! Делай, как знаешь, только у меня за тебя душа болит! — заголосила зареванная мама.
— Милка, ты это тоже… Что сразу ругаться? Расскажи толком — что, как?
— В один день со мной девочка его родила молоденькая, только восемнадцать исполнилось. Порок сердца. Детдомовская, кто их там обследует и наблюдает? Обнаружили, когда беременная на учет встала. От аборта отказалась, Фиалка Атауловна, ее врач, рассказала. Почти весь срок на сохранении отлежала, не навещал никто. Все медсестры говорят — приветливая, скромная, тихая. Очень родить хотела, говорила, рожу — семья у меня будет. Так малыша любила, все соблюдала, что говорили — и режим, и… — я опять плакала. — Он здоровенький совсем, она ему свою жизнь…
Тридцатое декабря.
— Милка, скажи, который все же наш?
После бурной встречи — семья сгрудилась вокруг малышей, близняшки пищали, трогали крошечные ручки и ножки, просились подержать, взрослые гомонили — наступило затишье. Я поела, помылась, и теперь сидела у камина, сушила волосы. Рядом дети спали в переносках.
— Оба наши, пап.
— Да наши, что уж. Но родила-то ты которого?
— Пап!
— Что тут думать-то? — свекор подошел. — Я как увидел, сразу понял — этот вот. На батю моего похож, и волос черный, в нашу родню. С Вадькой на одно лицо будет.
— А у этого родинка, как у Ритульки, — мама задрала распашонку. — Видите? И ресницы длиннющие, Люда с такими же родилась, мне все соседки в роддоме завидовали!
Уставились на меня. Я упрямо покачала головой.
— Игорь, тебе-то она наверняка сказала! Колись!
— Я не спрашивал, — улыбнулся мой любимый.
— Мама, а как их зовут? — подлезли ко мне старшенькие. Ритуська залезла на коленки, прижалась, с боков привалились мальчишки. Обняла всех сразу, подышала. Соскучилась!
— У нас папа этим заведует. Папа, как младших зовут?
— А давайте жребий тянуть, как прошлый раз хотели. Пишите все имена, какие нравятся. И вы, — это взволнованным детям. — Скажете мне на ухо, я напишу. Договорились?
Игорь принес с вешалки Вадькину шапку, и гордый сыночек стоял и держал, пока сначала Женек, потом Рита тащили записки.
Протянули мне. Я выждала драматическую паузу, улыбнулась прыгающим от нетерпения детям. Деды взяли новорожденных внуков на руки, встали у меня за спиной так, что бы я не видела.
— Тадам!
Развернула и прочитала.
— Никита! — из-за спины вышел свекор, дети кинулись смотреть.
— Моего-то назови, — окликнул меня папа.
— Кирилл!
Довольные бабушки улыбались.
— Вы придумали, что ли? — спросила я.
— Тройняшкам еще. Есть справедливость, да, Ира?
Глава 22. Будущее человечества.
Вот так живешь с мужчиной пятнадцать лет, а потом возьмешь его телефон, свежие детские фото на электронную рамку сбросить, а там баба голая…
Шелковые простыни цвета парусов Ассоль, светлые волосы, загорелая спина, красивая, зараза, ямочки над круглыми ягодицами, бедро не худое такое. Что характерно, спит, как я, и рука с обручальным кольцом, из-под подушки высовывается, тоже моя.
— У нас отродясь таких простыней не было, а у меня целлюлит пропал. Когда это ты так фотошопить намастрячился?
— Нет у тебя никакого целлюлита, — уверенно соврал муж, улыбаясь. — Так, мы останавливаемся? Народ?
Народ в салоне минивэна никакого мнения не выразил. Малышня спала, прислонившись друг к другу головенками, старшие играли в звезды. Ну, так как другие играют в города.
— Шаула!
— Адара!
— Арктур!
— Регул!
— Лезат!
— Это надолго, до Ахернара еще не дошли, — констатировала я. — Малые дрыхнут.
— Сейчас Пустошка будет, остановимся, а потом до Пскова.
— Или до Острова, как дети будут себя чувствовать. Это они сейчас бодрятся.
Остановились на АЗС. Мальчишки выбежали, едва отстегнулись, две подружки — Рита и Мила — дружно достали зеркальца и расчески, придирчиво рассматривали себя, пока я не шикнула.
— Идите уже, не на бал.
Вылезли, наконец, повиляли к стеклянным дверям. Что я буду делать, когда дочери пятнадцать будет, а не десять? 'Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!' А матерью? Надо будет маму подробно расспросить, под запись. У нее-то две.
Я подошла, когда из туалета выходили Вадим с Киром, а заходили Женя с Никиткой. Вадька привычно поправил на младшем шорты и футболку, что-то серьезно сказал. Сейчас будут братьев ждать — у Вадима все должно быть под контролем. Папа у нас человек-праздник, в смысле дома бывает мало, и Вадюшка решил, что папе надо помогать. А кроме него, отцу больше положиться не на кого — не на свистушку-сестру же, или на брата-разгильдяя. Вот если обычно детей надо к серьезности призывать, его наоборот. Я иногда сержусь на них — они от детства бегом бегут, как ошпаренные. Учеба, факультативы, секции. Ритка китайский учит. Сама, добровольно. Отдыхают якобы в кружке — в астрономическом при московском Планетарии и на дзюдо. Все идет к тому, чтобы закончить школу экстерном, как папа и поступить в тот же вуз, а потом в летное. Всё, как папа, все трое. Или пятеро — мелкие два гаврика алфавит выучили, цифры выучили. Зачем в школу идти, я вас спрашиваю?
Или каникулы. Вы думаете, мы просто едем посмотреть русский север? Как бы не так! Они пишут исследование по кромам, или кремлям, с продолжением. В прошлом году ездили в Казань, Булгар, Свияжск и Сызрань. В этом, кроме Пскова, Изборск, Великий Новгород, Ладога. В следующем на Соловки нас с Игорем сошлют. Или в Тобольск. Что поближе — Москва и область, Владимир, Ярославль, Кострома, Тверь, Калуга — изъезжены в выходные и зимние каникулы. Вообще, это я виновата, конечно. Рассказала им как-то, лет в шесть, что старинные монастыри не просто место, где живут монахи, а, в древние времена — оборонные сооружения, крепости. И пошло-поехало…
На август все же запланировала для них тупой пляжный отдых — есть, купаться и загорать. Поедут со Светой и Максом. Представляете, как мы хорошо устроились — берем отдыхать одного ребенка, а возвращаем с маржой в пятьсот процентов. Сказывается мой банковский опыт. Сестра у меня добрая и непрактичная, денег за эту каторгу с нас не берет даже. Мальчишки у них теперь отрезанный ломоть — учатся в Краснодарском высшем военном летном училище. Для Ярослава и Святослава дядя Игорь тоже непререкаемый авторитет и идеал. Что-то надо делать с этим культом личности! Но вот за что я люблю наших детей (я сейчас и про своих, и про племянников говорю) — это то, что они друг за друга горой. И держатся вместе. Племяши у нас погодки, Ярик окончил школу и год работал аэродромным рабочим, что бы только со Стаськой вместе поступить.
— Мама, я хочу хот-дог!
— Пиццу!
— Картошку!
— Газировку!
Как первый раз, честное слово. Вот с чего они решили, что я предыдущие двести девяносто девять раз не купила, а тут куплю? Юбилейный запрос, что ли?
— На все вопросы — нет. Мороженое можете выбрать. Даже по два. Сейчас отъедем и пообедаем.
— Мама, а что есть поесть?
— Бульон в термосах, пирожки с мясом, сосиски в тесте, пончики с разным вареньем, компот.
Нет, зря я так расстраивалась! Пока при слове 'пончики' кричат, как индейцы, не все потеряно. Точно, дети!
— Мама, а во сколько у папы рейс?
— Поздно, вы уже спать будете, — наклонилась к духовке, вытащила противень с чесночными булочками, засунула мясной рулет. На плите булькал борщ.
— Мама, завтра же суббота, в школу не надо! — сообщила мне дочь. — Можно, мы папу дождемся?
— А в Планетарий? Опять сначала я тебя не добужусь, а потом, когда ты выдрыхнешься, буду виновата, что 'плохо будила'?
Ритинья не успела на меня надуться. Пришел брат, дал повод.
— Рита, иди приберись, — строго. — Папа приедет, а у нас по всему дому твои вещи валяются!
— Ниче не валяются! Они лежат!
— Валяются!
— Лежат!
Вымелись. Загрузила посудомойку, протерла стол, плиту. Надо и пол, заодно… Слова 'Игорь возвращается' — рефрен нашей семейной жизни, большую часть которой я жду и встречаю. Тоскую, скучаю, тревожусь, чуть-чуть ревную, бывает, немного злюсь, очень горжусь. Знаете, в Милкином возрасте читала любовные романы, и, когда герой в финале, страстно дыша, говорил героине: 'Ты смысл моей жизни!', сочувствовала — надо же, какая у человека жизнь бессмысленная. И что характерно, на моей памяти ни одна не сказала то же самое в ответ. Наверное, героини вообще о смысле жизни не задумывались. Мне тогда казалось, что мужчина должен иметь какой-то другой жизненный приоритет — свершать, переворачивать мир. Мечтала, что мой любимый будет необыкновенным человеком. Домечталась, сижу одна дома с пятью детьми. Надо было мечтать быть смыслом! Представила на секунду: у мужчины жизнь вращается вокруг меня, содрогнулась. Это же маньяк, получается! Не, ну его, такое счастье!
За дверью закончили переругиваться, чем-то стучать и брякать, перестала шуметь вода в детской душевой, затихли младшие, а то звенели колокольчиками, все время болтают! В прихожей обувь расставлена по росту и принадлежности носами в одну сторону. Папины тапки возле коврика. Поднялась на второй этаж. В бывшей детской теперь Ритина комната. Одна стена красная, на потолке карта звездного неба, над кроватью фотоколлаж — Земля из космоса, кресло-качалка (выпросила у отца в этом году, на десятилетие), длинная стойка с нарядами. В честь папиного приезда идеальный порядок. Дочка единственный человек в семье, у кого насчет этого самого порядка пунктик отсутствует. Ленится. Правда, она в этом не признается, а списывает на чувство противоречия нашей 'казарме'. Зачиталась, даже не слышала, как я вошла.
— Спокойной ночи! — отняла читалку, поцеловала, поправила одеяло.
— Мама, дай дочитаю!
— Спокойной ночи! — выключила лампу. Недовольное сопение. Могу поспорить, стоит мне выйти — залезет с головой под одеяло и читать будет. Я, по крайней мере, всегда так делала.
В нашей бывшей спальне теперь парни. Улеглись, спят, мои хорошие. Села на кровать к Кирюшке, погладила. Разметался, одеяло в ногах. Укрыла, поцеловала в теплую щеку. На втором ярусе зашевырялся Женька, забормотал что-то. Потянулась, поцеловала куда достала — между голых лопаток. Никак не хочет спать ни в майке, ни в пижаме.
Двухярусные кровати стоят углом, спят голова к голове. Младших только-только отучила спать в одной кровати. Ну, как отучила — помещаться перестали. Распутала одеяло у Никитки — он у нас, когда спит, окукливается. Прижала к губам ладошку, заворочался, опять потянул на себя одеяло. Наверху тихо дышит Вадик — на спине, рука за головой. Невозможно любить детей кого больше, кого меньше. Как говорит моя мама, какой палец не порежешь, больно одинаково. Во всех своих детях я вижу черты Игоря, но старший… так похож на отца…
Вернулась вниз, к себе. Мы обитаем в бывшей гостиной, от которой прирезали кусок к кухне-столовой и превратили в спальню. Разделась, пошла в ванную. Когда делали перепланировку, расщедрилась и поставила себе не только душевую, а и ванну, небольшую, зато с гидромассажным эффектом. Да, тоже от гостиной место отрезать пришлось. Тут должен быть очень довольный смайлик. Набрала воды, включила. Залезла, откинула голову. Усталая спина и ноги благодарно застонали, честное слово, я сама слышала! Полежала, мысли в голову полезли приятно-неприличные. С предчувствием праздника вытерлась, поглядывая на себя в зеркало. Влезла в сорочку — кофейный цвет, кружева, сверху халатик чуть длиннее. Коленки ничего так еще, вполне. Расчесала волосы, собрала в пучок, улыбнулась — кто-то будет сердиться и вытаскивать шпильки. Завибрировал телефон. Игорь! Выскочила, открыла дверь. Есть у него ключи, конечно, но это тоже наша привычка — самой открыть ему дверь, задохнуться на пороге, прижаться, целовать до бесконечности. Наконец расцепила руки, отпустила, отступила назад. Переставил брошенную сумку, разулся, снял ветровку. Еще поцеловались. Никак не могла оторваться, сидела на бортике ванны, пока он был в душевой, подала полотенце. Целовала ключицы, грудь, ласкала, обнимала, вжималась.
— Мила! Любимая моя…
Халатик почти потерялся, а сорочка вообще ничему помешать не могла, но…
— Папа приехал! В прихожей сумка и ботинки его!
— Папа! — многочисленные босые пятки затопали совсем рядом. — Мама, а папа где? Ну папа же!
Вздохнула, подобрала халат, пошла делиться папой. Эх!..
— Игорь, — я подала мужу тонкую папку. — Посмотри.
— Саша Колодей? А что с ним не так, я его сам в отряд рекомендовал?
— Галина считает, что он провалил тест на нервно-психическую устойчивость. Сегодня был симулятор Ханлайна.
— Саня сорвался? Быть не может.
— В том-то и дело, что не сорвался. Он сохранил какое-то нереальное самообладание после смерти половины команды и прошел локацию. Галя накатала заключение на семь страниц, доказывающее риск для экипажа ввиду полного отсутствия у кандидата человечности.
— То есть, по вашему мнению, он, как в плохом кинофильме, должен был наплевать на задачу, горевать и самоукоряться? Бред, голливудский боевик какой-то.
— Не нашему. Я написала особое мнение и приложила результаты тестирования, аналогичные полученные кандидатом. Не хочешь узнать, чьи?
— Неужели мои?
— И как это ты догадался?
— Мила, тогда его действительно надо отстранять.
— Да почему?!
— Второй Милы Янтаревой в отряде нет.
Мама моя дорогая, что делается-то! Игорь Вадимович комплименты делать научился! Потрясенная, кинулась целоваться, прямо в кабинете командира отряда космонавтов. Ну и что? Это, в конце концов, кабинет моего мужа.
Пять лет назад, после проведения первых испытаний найденных летательных аппаратов, медиапространство взорвалось. Доставку НЛО на Землю также скрыть не удалось, но дальше секретных докладов спецслужб тогда информация не пошла. А вот полет в околоземном пространстве корабля принципиально нового типа вызвал ажиотаж. Сначала постоянные члены Совбеза ООН тратили бюджет, безуспешно пытаясь выработать хоть какую-то согласованную позицию, суть которой — 'немыслимо дать одной стране такое преимущество'. Что бы преимущества не было, предлагалось несколько вариантов: запретить, отнять и поделить, и прочие, такие же конструктивные. Пока наш спецпредставитель монументом сидел с табличкой 'Вето', ушлые китайские товарищи, не тратя времени даром, заключили с Роскосмосом контракт на… не знаю, как сформулировать — доставку? еще одного НЛО на Землю. Не знаю точно, сколько они заплатили, но, думаю, из купюр можно было бы выложить часть Великой китайской стены. Наши пококетничали для виду, смазали у заслуженного МПЭК педали и рванули на Луну. Нет, вы правильно поняли, полетели на комплексе, он же теперь там, считай, гостиница. Покопались пару месяцев, завели еще две тарелки ('Что за дележ, если себе не отмести?' В. Келлер), своим ходом доставили на Землю. На Луне осталась группа инженеров и пилотов, хранилище кораблей все больше походило на аэродром в Жуковском.
Космопром имени И. Маска разродился-таки лунной ракетой, тайконавты освоили приобретение, и мародерство на Луне приобрело масштаб кутежа незабвенного батьки Махно времен Дикого поля. За последовавшие за этим четыре года космонавтика сделала рывок, по масштабам сопоставимый с первым полетом человека в космос. Теперь космический полет был вещью обыденной, даже повседневной, как перелет Москва-Сидней. Какие это открывало перспективы для человечества! Но, кажется, здравый смысл никогда не обитал на Земле. Внезапно обретенное наследство объединило страны только в одном — стремлении использовать новые возможности для наращивания военного превосходства. И лишь немногие продолжали считать, что предназначение этих летательных аппаратов куда глобальнее возможности оснастить их каким-либо летальным вооружением. Называлась эта последняя когорта Российским отрядом космонавтов. Они продолжали делать то, что в прошлом веке именовалось 'мирным освоением космоса'. Ну, не только этим, конечно. Перескажу вам один очень занимательный разговор.
Мы сидели у нас в саду на традиционных воскресных шашлыках. Откуда у нас сад… Ладно, только коротко. Наши деды, когда окончательно переселились в деревню, недолго смотрели через забор на пропадающий сад. Зиму буквально. А что бы весной времени не терять, зимой же сходили к местному начальству (про административный ресурс промолчу), взяли землю в аренду на сто лет, и постепенно весь гектар привели в порядок. Обрезали яблони и прочие насаждения, вылечили больные, подсадили молодые деревца. Много погибших деревьев просто вырубили, на освободившемся месте и волейбольную площадку сделали, и 'форт Боярд'. Почему для детей, и мы с удовольствием по полосе препятствий бегаем. Друзья часто приезжали помогать — и за садом ухаживать, и урожай есть, так традиция и сложилась — большая компания по воскресеньям.
— Не скажи, Влад, тут дело серьезное. Техника хорошая, как тут против нее попрешь, — это наш главный семейный политолог, он же военный эксперт, Евгений Григорич Янтарев. — Вон, как телевизор не включишь — 'звездные войны' да 'звездные войны'. А у нас 'научно-исследовательская программа'.
— Отец, техника сейчас у всех одинаковая, все зависит от обученности экипажей. А нам все равно, где слетанность отрабатывать, — включился в разговор Игорь.
— А учения? Проводите? — это Злата. Она до сих пор своего ревнует до безумия, каждую командировку мне звонит, показания сверить.
— Ты что, это секретная информация, военная тайна, — построжел папка.
— Девочки, спите спокойно! — обнял нас за плечи Славка Келлер, отвлекаясь от маминого холодца. — Мы с командиром как гражданин Минин и князь Пожарский — в ополчении. Чуть что — мы как штык!
Наверняка не только мой папа задавался вопросом о целесообразности вложения средств в научные программы. Больших средств, насколько я понимаю. Ежегодно, при верстке бюджета ВКС и Роскосмоса находились люди, вопрошающие — зачем тратить на это деньги? И как будто для того, что бы оправдать 'необоснованные' траты, было сделано открытие, способное повлиять на всю будущую историю человечества. Как по мне, лучше бы этих ученых по-прежнему дармоедами считали…
3 августа 20** года, Россия, пресс-центр Центра управления космическими полетами.
— В истории человечества есть только несколько событий, последствия которых столь глобальны, что их называют 'черным лебедем'. Думаю, каждый из здесь присутствующих слышал о Мел-палеогеновом вымирании. К середине 2010-х годов исследования привели к тому, что в научном сообществе окончательно возобладала точка зрения, гласящая, что причиной мел-палеогенового вымирания было падение небесного тела, вызвавшее появление кратера Чиксулуб на полуострове Юкатан. В это же время профессор Макото Ёсикава из Японского аэрокосмического агентства опубликовал доклад, в котором сделал вывод, что диаметр Тунгусского метеорита составлял всего 60 метров, а энергия столкновения равнялась примерно тысячи атомным взрывам в Хиросиме. И, несмотря на то, что обнаружено всего несколько процентов астероидов, которые сравнимы с Тунгусским метеоритом, существует вероятность, что в любой момент может возникнуть опасность столкновения с подобным астероидом. Например, астроид Апофис, пролёт которого мимо Земли состоялся в пятницу 13 апреля 20**, мог бы привести к взрыву порядка 800 мегатонн. Именно поэтому рядом стран было принято совместное решение о создании Системы планетарной защиты (СПЗ). Система, представлявшая собой наземно-космическую службу обнаружения, просуществовала несколько лет и выполняла задача поиска и каталогизации малых космических объектов ('малых планет', комет, астероидов) на расстоянии несколько миллионов километров от Земли. В лучшем случае, мы узнали бы о катастрофе за 10–15 суток до столкновения с Землей. Практически не удавалось обнаружить тела, находящиеся так далеко, что их видимое движение незаметно, и те, что движутся со стороны Солнца и невидимы на ярком фоне дневного света.
Для выполнения вышеперечисленных задач необходимо было привлечение космических средств наблюдения. Эта возможность появилась после находки космических летательных аппаратов, постройки на Луне мощного космического телескопа и создания космической службы обнаружения. Важнейшей характеристикой опасного объекта для составления прогноза его столкновения с землей является дальность до объекта и его скорость, так как эти две характеристики определяют время до столкновения и точность прогноза. Из фотометрических и спектрофотометрических измерений по дальности до объекта можно определить его характерные диаметр и свойства поверхности, что позволяет оценить последствия столкновения, траекторию движения объекта, параметры, которой необходимы для организации противодействия на подступах к Земле. На этом этапе к работе подключаются наземный комплекс управления и космическая служба перехвата.
Долгое время наблюдения показывали, что опасность столкновения какого-либо объекта с Землей, последствием которого было бы истребление жизни на Земле, практически отсутствует. Астероидов такого размера на орбитах, могущих пересекаться с орбитой Земли, не осталось. Рассматривалась вероятность угрозы от кометы, происходящей из облака Оорта. Облако Оорта окружает Солнечную систему и находится далеко за орбитой Плутона. Очевидно, что кометы гораздо опаснее астероидов. Они движутся по траекториям, пересекающим земную орбиту почти перпендикулярно и с гораздо большей скоростью, чем астероиды. Поскольку их периоды обращения крайне велики, то появление каждой новой кометы непредсказуемо. Кроме того, кометы имеют тенденцию рассыпаться в цепочки обломков, растягивающиеся по орбите, которые превращаются в своего рода автоматные очереди, поражающие планету сразу в нескольких местах, как это сделала комета Шумейкера-Леви с Юпитером. При этом каждый из обломков кометы может рассыпаться в атмосфере на множество кусков, распространяя удар на большую площадь. Например, в США есть загадочное геологическое образование: Carolina Bays — это несколько сот тысяч следов на Земле в виде эллипсов, покрывающих территорию целого штата. Они являются следами столкновениями с осколками кометы, распавшейся в воздухе над Канадой. Напомню, что и тунгусский метеорит был, скорее всего, осколком кометы Энке. Поскольку кометы движутся или со стороны Солнца, или из глубины Солнечной Системы, их гораздо труднее обнаруживать. Комета Хиякутаке прошла очень близко от Земли в 1996 году. Она прошла настолько близко, что была видна невооруженным глазом. И это было удивительно красиво, но и опасно. Она имеет колоссальный размер — 4,1 км в диаметре и очень длинный хвост. Комета прошла на расстоянии 15,2 млн. км от Земли. Это большое расстояние, но в астрономических масштабах оно ничтожно мало. Тогда Земля только насладилась зрелищем. Новость, ради которой мы вас здесь собрали — комета возвращается. По Туринской шкале астероидной опасности вероятность столкновения от 8 баллов. Это столкновение, способное вызвать глобальную катастрофу, подобное событие происходит раз в 100 тыс. лет и реже.
Докладчик замолчал, пережидая чудовищный шум.
— Теперь, господа, вы понимаете, почему после входа в наш конференц-зал у вас перестали работать все средства передачи информации — телефонная связь, интернет. Если такого рода сведения предать в прямой эфир, неизбежна массовая паника.
— Человечество погибнет?!
— Когда произойдет катастрофа?
— Почему молчат правительства?!
Горелов поднял руку, призывая к молчанию.
— Минуту терпения, господа. Разве никто из вас не смотрел кино? В этих фильмах небесные тела уничтожают при помощи атомной бомбы еще до их столкновения с Землей. Человечество выживает.
— Шутки неуместны, господин премьер-министр! — у кричавшего было бледное перекошенное лицо.
— Прошу прощения, господа. Я понимаю — после такой новости шутки действительно неуместны. Через тридцать минут начнется выступление Генерального секретаря ООН, который расскажет человечеству о грозящей опасности и предпринимаемых мерах для ее устранения. Мы собрали вас здесь и сейчас потому, что имеем на это полное право. Я упомянул о космической службе перехвата. Его основа — Российский отряд космонавтов. Двадцать шесть часов назад они стартовали к комете.
Глава 23. Ради жизни.
Центр управления полетами, семьдесят два часа назад.
— … процессы, побуждающие ледяные глыбы облака Оорта срываться с места, всё ещё остаются неизученными, так как прямое наблюдение облака пока невозможно. Наихудший сценарий предполагает пролет массивного тела, возмущающего облако Оорта своим гравитационным полем, и вызвавший 'дождь комет' во внутренних областях Солнечной системы.
— Александр Наумович, вы хотите сказать, эта не единственная?
— Непосредственную опасность представляет только комета Хиякутаке. Продолжу. Рыхлая структура комет делает более проблематичным их отклонение, а большая скорость оставляет меньше времени на реакцию. Да и посылать космические аппараты к ним навстречу труднее.
— Какие способы отклонения рассматривались?
— Если говорить о межправительственных контактах, то были предложения взорвать атомную бомбу недалеко от сближающегося с Землей объекта. Определенные круги продолжают придерживаться этой стратегии, выработанной еще в 2007 году, хотя тогда же профессор Ёсикава предупреждал, что если и разрушить взрывом сближающийся с Землей объект, контролировать траекторию падения осколков астероида невозможно, поэтому в конечном итоге они могут упасть на Землю. По его мнению, лучший метод — это изменить траекторию движения небесного тела.
— Европейское космическое агентство считает, что неядерный кинетический таран является самым проработанным методом.
— Предлагается еще гравитационный буксир. Большой тяжелый непилотируемый космический корабль должен парить над объектом и стягивать его с помощью гравитации на безопасную орбиту. Корабль и комета будут взаимно притягивать друг друга. Суммарное воздействие будет таковым, что астероид будет двигаться в сторону корабля, и тем самым, сходить с орбиты.
— Знаете, коллеги, Карл Саган в книге 'Бледная синяя точка' высказывает свои опасения по поводу технологий отражения. Он считает, что любой метод по отклонению угрожающих Земле объектов может использоваться для отклонения неопасных объектов в сторону нашей планеты. Учитывая историю, он полагал, что для Земли больший риск представляет столкновение, вызванное человеком, а не природой. По мнению Рассела Швайкарта, метод гравитационной буксировки неоднозначен, поскольку во время изменения траектории астероида его вероятное место падения на Земле будет медленно сдвигаться на другие страны. Это означает, что угроза всей планете будет уменьшаться за счет безопасности каких-то конкретных государств. Таким образом, выбор того, каким образом должен ликвидироваться объект, будет сложным дипломатическим решением.
В зале было тихо. Настолько, что шум кондиционера ощущался как грохот.
— Что ж, пришло время реализации программы СПЗ. Разработанный и многократно просчитанный способ защиты должен быть применен на практике. Добиться ее принятия международным сообществом — задача других. Мы же вернемся к конкретике. Предлагаю высказаться главному конструктору *** ОКБ. Пожалуйста, Сергей Борисович.
— Мы произвели окончательные расчеты и знаем мощность и количество ракетных двигателей, способных создать импульс силы, необходимый для придания ускорения 1 км/с на тонну. Именно такое ускорение приведет к постоянному отклонению объекта, имеющего массу в миллион раз больше, и смене траектории полета. Средства закрепить носитель также разработаны и проверены.
— Экипажи? Игорь Вадимович?
— Мы готовы, Сергей Семенович. Келлер перед заседанием доложил, что предполетную подготовку закончили. Сутки на отдых, к семьям, потом на космодром.
— Добро. Я вылетаю немедленно.
— Папа, а что мама трубку не берет? А, понятно. Игорь дома, мы к вам ужинать приедем. Может, ночевать останемся. Нет, не надолго. Завтра улетает. Да, сейчас собираемся и едем.
Положила трубку, потерла лицо. Встряхнулась, спокойно вышла из комнаты. Старшие дети паковали рюкзаки, младшие ловили кошек.
— Кирюша, Никит! Не кричите вы так, они от вас сейчас с балкона к Русановым сиганут. Несите переноски. Кысь-кысь! Астра, Тушка! Сушка!
Угораздило же меня повестись на уговоры и назвать кота Тушканчик!
По дороге дети, обрадованные внезапным выходным, гомонили и трещали. Мы с мужем молчали. Сразу после совещания Игорь собрал всех 'жен комсостава' и все рассказал, ничего не скрывая.
— Игорь, неужели… все? — я старалась говорить спокойно. Девчонки сидели оглушенные, Жанна тихо плакала.
— Мила, ты в меня совсем не веришь? В нас? — мягко упрекнул. — Шансы на успех очень велики. Но, думаю, лучше не уезжать из городка или переждать это время вдали от больших городов. Паника неизбежна, возможно, беспорядки.
— Когда вы улетаете? — у Кати глаза мокрые.
— Завтра в это же время. Все, девчонки, не плачьте, все будет хорошо. Я обещаю.
Мы договорились, что родителям я скажу сама, после его отлета. Поэтому ужинали спокойно и мирно, долго сидели за столом. Потом Игорь позвал меня пройтись, свистнул собак. Псы носились, мы молча шли тропкой вдоль берега.
— Игорь, мне страшно. Очень страшно… — я остановилась, прижалась к нему.
— Мила… — Игорь стиснул меня. Больше ничего не сказал, и я понимала, почему.
— Я боюсь, — повторила я. — За тебя. — посмотрела ему в глаза, взяла его лицо в ладони. — Я уверена, ты все сделаешь, ты готов как никто на Земле. Ты всю жизнь готовился сам, готовил людей. Мы здесь в безопасности, а вот ты… Береги себя, любимый… Ты нам нужен! Вернись… Я буду ждать. И верить!
Свои слова я начала доказывать ему немедленно. Была расслабленной и улыбчивой, мы еще посидели с родителями на крыльце, дети пролезли к нам в спальню, долго не хотели ложиться и мы допоздна болтали все вместе. И любовью мы занимались вовсе не как последний раз, а как обычные родители, которые всегда занимаются любовью как тайные влюбленные — украдкой.
Заседание Совета Безопасности ООН началось в десять утра по Нью-Йоркскому времени. В Москве было пять вечера. Я смотрела телевизор одна, на даче. Дети носились во дворе и на площадке, я не хотела, чтобы они были дома. Генеральный секретарь, утратив налет присущей всем высшим должностным лицам величественности, выглядел усталым и мрачным. Его выступление было коротким и объективным. Он не преуменьшал опасности, но в конце голос его стал увереннее и закончил он вполне оптимистично. Группа из четырех космических кораблей, пилотируемых российскими космонавтами при поддержке китайских коллег, уже находятся на подлете к комете. Цель экспедиции — изменить курс небесного тела. Расчеты ученых и профессионализм пилотов дают нам всем надежду. И закончил совсем старомодно: 'Да поможет нам Бог'. Я задумалась, глядя на то, как камеры скользят по лицам спецпредставителей, дипломатов, переводчиков. Среди лиц растерянных и спокойных, невозмутимых и взволнованных вдруг мелькнуло и наползло на экран самодовольно-высокомерное. Слово взял представитель исключительной нации. Еще не дослушав до конца, я вскочила, стакан покатился, вода прозрачным веером разлетелась по столу.
— Игорь! Игорь! Да что это, Господи!
— Командир, данные с телескопа обработаны. Нам повезло, хвост у нее как у приличной — пыль, газы. Ни одного астероида с собой не тащит. Да ее уже в камеры видно. Видите, полоска светится.
— Хорошо, Артем. Вращение?
— Ось перпендикулярна плоскости орбиты, период пятьдесят два часа. Работать даст.
— Ну что, мужики, заходим сзади, пристраиваемся и…!
— Славка, кто про что, а ты про это.
— Я, командир, всю жизнь мечтал на бабе умереть. Так эта дура тоже женского рода.
— Что ж ты в летчики пошел…?
— Как зачем? Что б девки давали!
— 我不明白! Do not understand! Пожалюйста, повторите!
— Прекратить балаган в эфире! Янлин, двигаемся прежним курсом. Связи конец.
— Командир, в S-диапазоне переговоры на английском. Нас опередили. Часов на десять примерно. Они уже на комете и собираются подорвать ядерный заряд. Позывные 'Свобода' и 'Независимость'.
— Артем, связь обеспечить сможешь?
— Попробую.
— Группа, внимание. Переговоры с пилотами параллельной экспедиции результатов не дали. До взрыва двадцать минут, мы находимся в зоне поражения. Готовимся к маневру уклонения. Артем, связь с ЦУП. Келлер, Фанг, Серов, подтвердите готовность.
— Подтверждаю.
— Готов, подтверждаю.
— Хьюстон, у вас….. проблемы! Дебилы…!
— Товарищ верховный главнокомандующий. Комета Хиякутаке разрушена в результате подрыва ядерного заряда. В результате образовался метеоритный поток, средняя скорость частиц — семьдесят километров в секунду. Направление полета не изменилось — поток направляется к Земле. Через шесть часов он пересечет орбиту Луны, и в течение следующих полутора часов начнется метеоритная бомбардировка. Районы падения мы пока можем определить только приблизительно…
— Какой прогноз для нашей страны? Нам прилетит?
— Всем прилетит, Александр Георгиевич…
— Господин президент, главком ВКС на связи из Центра управления полетами.
— Виктор Николаевич, как там твои орлы? Живы?
— … героически погибли. Америка всегда будет помнить имена этих отважных астронавтов. Приносим свои соболезнования их семьям.
— … в Лондоне образовалась давка у входа в метро. Толпа прорвалась через турникеты, ломая все на своем пути. Сотни людей оказались затоптаны насмерть. Полиция и войска, введенные в город, охраняют правительственные объекты, больницы и склады продовольствия.
— … на улицах хаос. Власти призывают жителей Берлина и других крупных городов Германии к организованной эвакуации.
— Президент объявил чрезвычайное положение всей территории страны. Полиция, Росгвардия и войска приведены в повышенную боевую готовность. Метеоритная бомбардировка, по предварительным данным, начнется в ближайшие два часа. Просим вас избегать паники, следовать указаниям сотрудников МЧС.
На экране появились номера телефонов, адреса эвакопунктов и убежищ, диктор дублировал. Я сделала звук тише, поднялась с дивана. Августовский день был жарким, а я мерзла, дрожала от озноба.
Ледяными руками набрала в очередной раз Горелова. Последний раз звонила полчаса назад, но вдруг…
— Сергей Семенович… По-прежнему нет? Радио?! Живы?! Все живы! Да, да, спасибо большое!
Сбежала вниз. Родители хлопотали в подвале — носили кое-какие вещи, продукты, воду. Дети деловито и радостно помогали. Для них это сродни квесту…
— Мама, папа! — обняла свекровь, обернулась на свекра. — Игорь жив! Они возвращаются, догоняют поток. Все будет хорошо!
У Ирины Георгиевны подкосились ноги, хорошо, я ее подхватила. Отец отстранил меня, поднял на руки, отнес на диван. Мама уже бежала из кухни с водой и лекарством.
— Ира, Ирушка, выпей, — мама понесла ей чашку к губам. — Все хорошо, жив наш Игорек, — всхлипнула, зажала себе рот рукой. Я погладила ее по спине, усадила.
— Мамуль, давай капель накапаю?
— Да я уже, — отмахнулась мама. — Жень, вы б выпили с Вадимом грамм по 50? Посмотри, сват весь белый.
— Точно, конец света, — признал отец. — Пятьдесят лет многонепейкала, а тут на те!
Заседание Совета безопасности, правительственная резиденция, Москва.
— Гравитация Луны, хоть и слабая, все же притянула часть обломков. Другая часть, также под влиянием Луны, изменила траекторию и направляется в сторону Солнца. Плохая новость — к Земле летят наиболее крупные объекты и некоторая часть мелких.
— Значит, на принятие решения у нас час…
— У нас нет времени, — резко возразил президент. — Решение должно быть принято немедленно.
Через десять минут с подмосковного военного аэродрома стартовал космический летательный аппарат. Еще через двадцать минут он совершил посадку на границе полуострова Таймыр и плато Путорана. Через пятнадцать у пирамиды Койтукан приземлился вертолет.
Рев сирены оповещения раздался одновременно с сигналом смс. Я сгребла детей, подталкивая, поторопила.
— Быстро берите котов и вниз. Рита, отвечаешь за младших. Вадим, Женя — помогите бабушкам. Я за собаками.
Отцы перекрывали газ, воду, отключали электричество, закрывали рольставни. Я пробежала мимо, к вольеру. Миг и Майор жались к сетке, прижимали уши.
— Идите ко мне, мои хорошие. Ну, не бойтесь. Шумно, понимаю, — я пристегнула поводки, потянула. Псы путались под ногами, скулили. Папа ждал меня на крыльце.
— Милка, давай вниз. Миг, Майор, ко мне, быстро.
В подвале пересчитала всех по головам, выпустила котов из переносок, освободила собак, приказала:
— Лежать! — собаки улеглись на одеяло у стенки, туда же, принюхиваясь, прокрались коты, уселись умываться.
— Мамули, вы как, живые? Папы? — мама махнула рукой с топчана. Свекор сидел у стола, настраивал радио, отец что-то перекладывал на стеллаже. Дети сидели в гамаке, как нахохленные совята. Подошла, села, они прилепились ко мне, обняла всех сразу, поцеловала.
— Мама, а долго мы тут будем сидеть?
— Не знаю, мой родной. Надеюсь, что нет.
— А папа к нам прилетит?
— Конечно, прилетит.
— А где он сейчас? На космодроме?
— Нет, заинька. Папа в космосе.
— А метеориды в него не врежутся?
— Кит, что ты глупости спрашиваешь? — возмутился Женька. — Я тебе только вчера рассказывал, какая на кораблях защита стоит!
— Мам, а я есть хочу, — грустно признался мне Кирюшка.
— Есть рулеты с сыром и зеленью, рыбой, паштетом. Иди, принеси вон тот контейнер с синей крышкой.
Кирилл не успел спустить ноги на пол. Мы услышали низкий гул, рокот, становящийся все громче и интенсивнее. Мне казалось, что он раздается прямо у меня в голове. Испуганные дети заплакали. Я услышала, как охнула мама, застонала свекровь.
— Мне надо наружу, — забормотала я, пытаясь встать. — Дети, не бойтесь. Все хорошо.
— Люда, ты куда?! — всполошилась мама. — Отец, да скажи ты ей!
— Мамочка! — дети цеплялись за меня.
— Я сейчас вернусь, — торопливо прижала их к себе, отпустила. — Меня не будет только минуту!
Свекор пристально посмотрел мне в глаза, переглянулся с папой и молча открыл тяжелый люк. Когда выскочила на улицу, гул стихал, как струна. На светлом вечернем небе не было ни облачка, алое Солнце садилось за рекой. Обернулась на восток и замерла — на синем куполе вспыхивали и гасли искры. На мгновение мелькнула серебристая стрелка, алая вспышка — и по небу разлилась клякса огня.
Бронзовые лица монумента Героям космоса были вполне узнаваемы, идея понятна. Горстка смельчаков держала символический щит, закрывая Землю от падающей звезды. Внизу — огромными буквами надпись: 'Будем жить!' Эти слова кричал герой великого фильма Леонида Быкова, направляя горящий самолет на таран. Я знаю, что первоначально скульптор предлагал совсем другую фразу, а президент, утверждая проект, написал вот это короткое 'Будем жить!'. И открывал памятник на Поклонной горе тоже он. Ровно через год, в такой же августовский день.
Орбита Земли.
— Келлер, Серов — левый сектор. Фанг, прикрой меня. Атакую.
Вертлявая глыба в перекрестье прицела на мгновение превратилась в яркую вспышку.
— Командир, цель на девяносто градусов. Келлер, объект в вашем секторе.
— Атакую. Серега, держи дистанцию!
Вспышка, корабли перестраиваются на немыслимых скоростях.
— Кедр, я Ясень. Кедр, я Ясень. Следую параллельным курсом, жду приказаний. Оператор к работе готов.
— Саня?! Ты тарелку угнал? Кто подельник?
— Колодей, занять место левого ведомого. Келлер, внимательнее!
— Цель групповая на семьдесят!
— Нетесин, *** ***, ты-то тут каким боком? Командир, атакую!
Земля. Центр управления полетами.
— Противометеоритный щит активирован. Группа наблюдения визуально подтверждает. Данные объективного контроля получены.
— Стабильное поражение мелкомасштабных целей.
— Фиксируется приближение объектов диаметром до пятидесяти метров.
— Данные летной группе переданы.
— Связь с Кедром по резервному каналу. Подтвердили готовность.
— Первый, контур щита не замкнут. Повторяю, контур щита не замкнут!
— Быстро, зоны поражения!
— Данные обрабатываются.
— Зоны поражения!
— Данные обрабатываются.
— Доложить по готовности!
— Зоны поражения — Австралия и Океания, Атлантический океан, центральная и южная Африка, Североамериканский континент.
— Почему Америка?! Там же есть опорная точка в пустыне Мохаве? Программа ее учитывает. Связь с NASA, немедленно.
— Первый, американцы заблокировали все каналы связи.
— Повторите вызов.
— Связь блокирована.
Начальник Центра, поморщившись, снял трубку прямого телефона.
— Товарищ верховный главнокомандующий… На орбите только наши корабли. Считаю необходимым информировать Европейское космическое агентство и просить их координировать взаимодействие с NASA. Есть.
Телефон с гербом зазвонил через десять минут. Выслушав, Белов ответил только: 'Слушаюсь' и медленно положил трубку.
— Связь с Кедром. Игорь, в космосе только вы. Больше никого не будет. Европейцы отказались поднимать корабли.
Поклонная гора. Москва. Выступление президента.
— … вы не увидите здесь делегаций европейских государств. Нет, мы не отказали в приглашении официальным лицам, год назад принявшим решение не участвовать в отражении метеоритной атаки с циничной формулировкой 'дорогостоящая операция нецелесообразна ввиду отсутствия непосредственной опасности странам Евросоюза'. Но ни один из европейских лидеров не нашел в себе мужества открыто взглянуть в глаза матерям и отцам, женам и детям наших космонавтов. На протяжении всей истории человечества были и есть герои, беспримерное мужество которых спасало миллионы человеческих жизней, не задумываясь об их политических взглядах, национальности или вероисповедании. Как президент, я испытываю гордость от того, что высокая выучка и профессионализм наших космонавтов позволили им вернуться к семьям, родным и друзьям живыми. И по-человечески счастлив, что могу пожать им руки.
После было прохождение роты почетного караула и воздушный парад. Когда замыкающее звено Стрижей отсалютовало победителям, ребята поднялись. Толпа взревела. Никита вскочил и понесся к правительственной трибуне, не успела я глазом моргнуть и за шиворот поймать. Добежал до отца, схватил за руку, запрыгал, вопя от восторга.
— Это мой папа! Это мой папа!
Ребятня сорвалась с места, окружила Игоря, Кир схватил другую руку, закричал изо всех сил.
— Папа! Мой папа герой!
Я и смеялась, и плакала. Артема обнимали дочки, Тема-маленький бойко ковылял к папе, Слава Келлер поднял на руки и сына, и малышку. Журналисты что-то говорили в микрофоны, показывая на трибуну, зрители снимали на смартфоны и камеры. Я торопливо включила запись, смахивая слезы. Игорь нашел меня взглядом, я прочитала по губам: 'Иди к нам!' Замотала головой, но он повторил опять: 'Иди!' Наклонился к детям, что-то сказал, и они закричали хором.
— Мама! Ма-ма! Ма-ма-и-ди-к-нам!
Эту фотографию и поместили на обложку все ведущие мировые издания. На фоне фотографии Земли мужчина и женщина, обнявшись, смотрят друга на друга в окружении счастливых скачущих детей. Надпись под фото 'Русское Серебро'. Ладно, пусть думают, что остроумно.
После приема — сухого шампанского и официальных тостов для взрослых и экскурсии по Кремлю для детей — вся команда десантировалась к нам на дачу с двумя ведрами шашлыков, огромным арбузом, ящиком темных мясистых помидоров и небольшим озером вкусного, золотистого, отдающего дюшесом вина, разлитого в большие бутыли — Русановы на родину ездили. Горлышки, залитые воском, высовывались из открытого багажника, как скворчата. Гости натянули шорты и майки, по-свойски вытащили из сарайчика столы и стулья, из кладовки — скатерти и посуду, без участия хозяев мыли, резали, раскладывали, жарили… Очень удобно так принимать гостей, знаете ли.
Слава Келлер поднялся из-за стола с полным бокалом и выразительно покашлял.
— Товарищи офицеры, дорогие дамы! Вадим Олегович, Евгений Григорьевич. Простите за нескромность, но смело могу сказать, что видел в жизни немало интересного и еще больше надеюсь увидеть. Но уж на что я совсем не рассчитывал — так это увидеть собственные похороны. Спокойно, спокойно, — остановил он наше возмущение рукой, поднятой на манер Гая Юлия. — А на что это, по вашему, похоже, когда тебе памятник ставят и речи говорят, как про покойника? Вас, кстати, это тоже касается.
— Славка, так что, за упокой пьем?
— Дядя Женя, за здравие! У нас даже на памятнике написано — будем жить. Выпить я хочу за мою жену, за наших девчонок. Они не только надежный тыл, они и на передовой с нами были. Злата, любимая! Я ради тебя готов умереть, но еще больше я хочу с тобой жить. Еще лет сто или двести ссориться и мириться. Мы иногда даже ругаемся специально, что бы лишний раз помириться, да, золотце? Не дерись, тут все свои!
— И правда, Злата, тут все в курсе, — поддержала Катя. — Вы даже на МПЭК посуду бить умудрялись, где брали только.
— Взяли по лимиту личного веса, — рассмеялась Злата, отмахиваясь. — Говори уж, балабол!
— И за наших родителей я хочу выпить. Без них не было бы и нас. Без красивых долгих слов, просто — живите вечно, — Слава на секунду опустил глаза. У его матери случился инфаркт почти год назад. Стресс… — Я хочу выпить за выговор Сани Колодея. Уникальный человек, товарищи, Валерий Чкалов. Нет, под мостами он не летал. Или летал, Сань? Но получить за один вылет и выговор, и орден — это даже мне не удавалось. Вот, кстати, Людмила Евгеньевна, это по вашей части. Что у него там в анамнезе — патологически дисциплинирован и эталонно исполнителен? В резерве именно его и оставили. Слетал с Нетесиным к пирамиде, выполнил приказ, а когда услышал, что мы в…, рванул в самоволку, в космос. Нет, вы не подумайте, он просился добровольцем. Но начальство, клятые бюрократы, не пустило. У вас, Колодей, налета не хватает, и прочее по инструкции, от сих до сих. Короче, спасибо, Саш. Без тебя песец был бы куда жирнее и пушистей.
— Владислав Германович, — Саша сидел весь красный.
— Не перебивайте старших по званию, товарищ капитан. О чем это я? О друзьях. Марк, знаешь ли ты, что во время первой лунной экспедиции экипаж всерьез обсуждал вопрос о способе твоего убийства? Твое занудство хотели запустить в открытый космос. Да, вместе с тобой. Ты не просто зануден, ты гениально зануден. Только такой человек смог свести в систему огромное количество малозначительных фактов, доказательств неизвестно чего, разрозненных деталей, смутных догадок. Это ладно. Но объяснить, убедить, преодолеть скепсис, не просто заставить принять идею — пробить финансирование. Причем все знали, что испытать метеоритный щит можно только в реале, других механизмов не существует. Я спросил у одного очень знающего человека, а почему щит активировали в последнюю минуту? Что, раньше нельзя было? Он мне сказал: 'Понимаешь, до конца никто не знал, что включится — метеоритный щит, как Нетесин доказывал и расчеты показывали, или какой-нибудь антиадронный коллайдер, задействующий чудовищные энергетические мощности. Или машина времени. Это тоже обсуждали, между прочим, на полном серьезе. Доводы приводили, даже две монографии написали и кандидатскую'. Так что, Марк, человечество нам обязано еще и за терпение.
Народ с легкой руки Златы поаплодировал и даже одобрительно посвистел, как на хоккее.
— Еще я хочу выпить этот бокал за справедливость. Помните единственную конференцию Роскосмоса и NASA? Ими же, американскими коллегами, прошу обратить внимание, был представлен анализ количества ударных кратеров на единицу площади поверхности материков. Так вот, на Северной Америке кратеров, как дырок на дуршлаге. Почему, я вас спрашиваю? Правильно, на них уже падало. И опять посыпалось, потому что одна пирамида ушла под воду у берегов Кубы, а во вторую, в пустыне Мохаве, они никого не пустили. Нет, крупные метеориды мы над ними посбивали, и Йоллоустоун охраняли, как англичане продсклад, что б не рвануло, но в остальном — сами, господа, так сами. Короче, на памятник второй строчкой просилась надпись 'Развалинами рейхстага удовлетворен', но — не политкорректно, понимаю.
— Оратор, говоришь хорошо, но у меня рука стакан держать устала, — съехидничал отец.
— Сам в напряге. У меня главное осталось, — Лицо у Славы изменилось, напряглось. Помолчал, сказал хрипло. — Игорь. За тебя, командир.
И мы, наконец, выпили.
Мы поднимем за жизнь и стакан, и щиты,
Чтобы рядом и мама, и дети, и ты,
Мы шагнем в невесомость, прикрыв от беды
Этот мир, где есть мама, и дети, и ты!
Паруса позовут или Марс и Луна,
Чтобы жизнь продолжалась и наша страна,
Выполняем приказ, нарушаем приказ,
Чтобы мама и дети гордились за нас,
Чтобы день наступил, чтобы ночь позвала,
Чтоб любимая рядом живая была,
Мы поднимем "за жизнь" и стакан, и щиты,
Чтобы жили и мама, и дети, и ты!
(Стихи Татьяны Резниковой)
