5 октября 1823 года

Обугленные руины деревни арикара напомнили Хью Глассу скелеты. Было странно шагать меду ними. Место, которое совсем недавно кипело жизнью, вмещая пятьсот семей, теперь стояло пустым, как могила; почерневшим монументом на высоком утесе над Миссури.

Деревня находилась в восьми милях к северу от слияния Миссури с Грандом, а Форт Бразо лежал в семидесяти милях к югу. На вылазку вверх по Миссури у Гласса имелись две причины. У него иссяк запас копченого бизоньего мяса, и он опять перешел на коренья и ягоды. Гласс помнил о тучных кукурузных полях, окружавших деревни арикара, и надеялся на них поживиться.

Он также знал, что деревня снабдит его материалом для сооружения плота. С его помощью он мог бы безмятежно плыть вниз по течению к Форту Бразо. Пока он медленно шел по деревне, то понял, что в строительном материале у него недостатка не будет. Между вигвамами и частоколами валялись тысячи подходящих бревен.

Гласс остановился возле большого вигвама в центре деревни, определённо являвшемся местом общих сборищ, и заглянул в него. В потемках вигвама он заметил движение. С заколотившимся сердцем он сделал шаг назад. Он остановился, вглядываясь в вигвам, пока его глаза привыкали к потемкам. Поскольку в костыле он больше не нуждался, Гласс заострил конец тополиной ветки, превратив её в грубое копье, и выставил его вперед.

Небольшая собака, совсем щенок, заскулила в центре вигвама. Облегченно вздохнув и обрадованный видом свежего мяса, Гласс медленно шагнул. Он повернул копье тупым концом вперед. Если ему удастся подманить щенка поближе, быстрый удар размозжит собаке голову. Нет необходимости портить мясо. Почуяв опасность, щенок рванулся к темному углу в задней части помещения.

Гласс быстро бросился вдогонку за ним, и потрясенно остановился, когда щенок прыгнул на руки дряхлой скво. Старуха лежала, свернувшись калачиком на потрепанном одеяле. Щенка она держала, как ребенка, зарыв лицо в его шерсти, и в темноте виднелись только её седые волосы. Она вскрикнула и истерично завопила. Спустя мгновение причитания перешли в пугающий и зловещий распев. Предсмертная песнь?

Со сжимающих щенка рук свисала похожая на пергамент дряблая кожа. Когда глаза Гласса привыкли к темноте, он заметил вокруг беспорядок и грязь. Большой глиняный горшок был наполнен водой, но еды он нигде не заметил. Почему она не собрала кукурузу? Гласс нашел несколько початков, пока ходил по деревне. Сиу и олени растащили большую часть урожая, но кое-что должно было остаться. Она что, парализована?

Он полез в ягдташ и извлек кукурузный початок, очистил его от шелухи и нагнувшись протянул старухе. Глассу пришлось долгое время держать початок, так как женщина продолжала свой жалобный плач. Спустя мгновение щенок обнюхал кукурузу и принялся ее лизать. Гласс коснулся рукой головы старухи, медленно поглаживая волосы. Наконец женщина перестала причитать и повернула лицо к свету, струившемуся из дверного проема.

Гласс охнул. Её глаза были белы, как снег, совершенно незрячими. Теперь Гласс понял, почему женщину бросили, когда арикара убежали посреди ночи.

Гласс взял женщину за руку и осторожно вложил ей в ладонь кукурузу. Та пробормотала что-то непонятное и положила початок в рот. Гласс заметил, что у нее не осталось зубов, и она жует кукурузу деснами. Сладкий сок, похоже, пробудил аппетит, и она тщетно старалась пережевать початок. Ей нужен бульон.

Гласс осмотрел вигвам. Рядом с костровой ямой в центре помещения стоял ржавый котелок. Он осмотрел воду в большом глиняном горшке. Она оказалась затхлой, на поверхности плавал мусор. Он поднял горшок и вынес его наружу. Выплеснув воду, он наполнил его из протекавшего через деревню небольшого ручья.

Возле ручья Гласс заметил ещё одну собаку, и её уже он не пощадил. Вскоре в центре вигвама весело трещал огонь. Часть собачьей туши он поджарил на огне, а часть сварил в котелке. Кукурузу он закинул в горшок с собачьим мясом и продолжил обыскивать деревню. Пламя не коснулось многих землянок, и Гласс обрадовался находке нескольких мотков веревки для плота. Он также нашел жестяную кружку и черпак из бизоньего рога.

Когда он вернулся в большой вигвам, то обнаружил старуху там же, где и оставил её, по-прежнему жующую кукурузный початок. Он подошел к котелку и наполнил жестяную кружку бульоном, поставив её рядом с матрасом. Щенок, сбитый с толку запахом поджаривавшегося собрата, жался у ног женщины. Женщина тоже почуяла запах мяса. Он схватила кружку, и как только бульон немного остыл, проглотила его. Гласс вновь наполнил кружку, на этот раз добавив крохотные кусочки мяса, нарезанные бритвой. Он наполнил кружку три раза, прежде чем женщина насытилась и заснула. Гласс поправил одеяло, укрыв её костлявые плечи.

Затем Гласс подошел к огню и принялся за жареную собачатину. Пауни считали собаку деликатесом, забивая псов точно так же, как белые резали по осени свиней. Гласс же определенно предпочитал бизонье мясо, но при нынешних обстоятельствах собака тоже годилась. Достав из котелка кукурузу, он съел и её, оставив бульон и вареное мясо для скво.

После трапезы Гласса прошел час, когда он услышал крик женщины. Гласс быстро подошел к ней. Она постоянно повторяла одну и ту же фразу. 
- He tuwe he. . . He tuwe he ... - она произносила эти слова не тем испуганным голосом предсмертных песнопений, а спокойно, стараясь передать некую важную мысль. Эти слова ничего не значили для Гласса. Не зная, чем ей ещё можно помочь, он взял женщину за руку. Скво слабо её сжала и поднесла к щеке. Так они и сидели. Слепые глаза закрылись, и женщина заснула.

Наутро она была мертва.

Почти всё утро Гласс провел, сооружая грубый погребальный костер с видом на Миссури. Когда он закончил, то отправился в большой вигвам, завернул женщину в одеяло и отнес её к погребальному костру. За ним по пятам следовал щенок - довольно странный кортеж. Как и раненая нога, плечо Гласса после схватки с волками тоже зажило. Но всё же он поморщился, когда поднимал тело на погребальный костер. По его спине прошли знакомые беспокоящие боли. Спина по-прежнему тревожила его. Если ему улыбнется удача, то через несколько дней он будет в Форте Бразо. Кто-нибудь из местных его подлатает.

На мгновение Гласс остановился возле костра, в памяти его всплыли старые обычаи из далекого прошлого. На миг он задумался, какие слова произносились при погребении его матери, какими словами проводили Элизабет. Он представил себе горку свежевырытой земли возле открытой могилы. Сам ритуал погребения всегда представлялся ему гнетущим и безжалостным. Обычай индейцев был ему больше по душе - укладывать тела на возвышенности, словно предавать их небесам.

Щенок неожиданно зарычал, и Гласс обернулся. Со стороны деревни к нему медленно направлялись четыре верховых индейца, находившиеся в семидесяти ярдах. По их одеянию и головным уборам Гласс мгновенно признал в них сиу. На секунду он запаниковал, прикидывая расстояние от утёса до густых деревьев. Но вспомнив свою первую встречу с пауни, решил не сходить с места.

Прошло больше месяца с тех пор, как трапперы и сиу стали союзниками при осаде арикара. Гласс помнил, что сиу покинули театр боевых действий из-за отвращения к тактике полковника Ливенворта. Подобное чувство разделяли и люди "Пушной компании Скалистых гор". Теплятся ли ещё остатки былых уз? Он и не сдвинулся с места, излучая всё спокойствие, которое смог призвать, и наблюдал за приближающимися индейцами.

Индейцы были молоды, трое - почти подростки. Четвертый был постарше, возможно, лет двадцати пяти. Молодые индейцы приближались с опаской, держа оружие наготове, словно подбирались к незнакомому животному. Старший сиу ехал на полкорпуса впереди остальных. В руках у него была лондонская фузея , но держал оружие небрежно, положив ствол на шею огромного серого жеребца. На крупе животного было выжжено клеймо "США". Один из Ливенвортовских. При других обстоятельствах Гласс, возможно, посмеялся бы над неудачей полковника.

Старший из сиу остановил лошадь в пяти футах от Гласса, осмотрев его с ног до головы. Затем сиу поглядел на погребальный костер. Он никак не мог понять что связывает этого растерзанного и грязного бледнолицего с мертвой скво арикара. Находясь в отдалении, они наблюдали, как он с трудом поднял тело женщины на помост. Полная бессмыслица.

Индеец перекинул ногу через крупного жеребца и легко соскользнул вниз. Он подошел к Глассу, так и пронизывая того взглядом тёмных глаз. Гласс почувствовал, как в животе у него заурчало, но встретил взгляд индейца, даже не моргнув. Индеец безуспешно пытался повторить то, что удалось Глассу – притвориться спокойным. Его звали Жёлтая Лошадь. Он был высоким, более шести футов, с квадратными плечами и великолепным сложением, которое подчеркивали мускулистая шея и грудь. В туго заплетенные волосы он вплел три орлиных пера, по числу убитых в бою врагов. С его кожаной рубашки свисали на грудь две кисти бахромы. Гласс отметил качество работы – сотни связанных вместе иголок дикобраза, окрашенных в яркие багряные и синие цвета.

Оказавшись лицом к Глассу, индеец подался вперед, и медленно вытянув руку, коснулся ожерелья Гласса и осмотрел огромный медвежий коготь, поворачивая его пальцами. Он отпустил коготь и перевёл взгляд на шрамы на черепе и горле Гласса.

Индеец коснулся плеча Гласса, заставив того повернуться, и осмотрел раны под изодранной рубашкой. Осматривая спину Гласса, он произнес что-то трём остальным. Гласс услышал, как остальные индейцы спешились и оживленно заговорили, ощупывая пальцами его спину. Что происходит?

Восхищение индейцев вызвали глубокие параллельные раны, тянувшиеся вдоль всей спины Гласса. Индейцы видели множество ран, но таких никогда. В глубоких порезах что-то шевелилось. В них кишели черви.

Одному из индейцев удалось зажать между пальцами извивающегося белого червя. Он показал его Глассу. Тот в ужасе вскричал, и разорвав остатки своей рубашки, попытался дотянуться до ран, а затем, упав на четвереньки, опорожнил желудок; его стошнило при мысли о столь мерзких сожителях.

Индейцы усадили Гласса на лошадь за спину одному из них и выехали из деревни. Щенок старухи бросился вдогонку за лошадьми. Один из индейцев остановился, спешился и подманил к себе собаку. Обухом томагавка он раскроил ей череп и, схватив её за задние лапы, вскочил в седло, чтобы догнать остальных.

Лагерь сиу находился к югу от Гранда. Прибытие четырех индейцев вместе с бледнолицым немедленно вызвало оживление, и целая толпа индейцев последовала за ними, устроив настоящий парад, пока они ехали среди вигвамов.

Жёлтая Лошадь направил процессию к низкому вигваму, стоявшему поодаль от лагеря. Вигвам покрывали невероятные изображения: разряды молний из черных туч, бизоны в правильном порядке выстроенные вокруг солнца, расплывчатые людские силуэты, плясавшие вокруг костра. Желтая Лошадь выкрикнул приветствие, и спустя мгновение из-под полога вигвама показался древний скрюченный индеец. Он морщился под яркими лучами солнца, хотя даже без прищура глаз почти не было видно среди глубоких морщин. Верхнюю часть его лица покрывала черная краска, а к правому уху он привязал мёртвого высушенного ворона. Несмотря на холод октябрьского дня, он был гол по пояс, а ниже носил лишь набедренную повязку. Дряблая кожа, свисающая с запавшей груди, была окрашена в чёрно-красные полосы.

Жёлтая Лошадь спешился и знаком показал Глассу сделать то же самое. Гласс неловко спустился, от тряски при езде его раны вновь разболелись. Жёлтая Лошадь рассказал шаману о странном человеке, которого они нашли на руинах деревни арикара. О том, как тот отправил на небеса душу старой скво. Он поведал, что белый человек при встрече не выказал страха, хотя не имел при себе никакого оружия, кроме заостренного кола. Не обошел он вниманием и ожерелье с когтем медведя и ужасные раны на горле и спине.

Лекарь не произнес ни слова во время длинного рассказа Жёлтой Лошади, но его глаза пристально смотрели на Гласса сквозь полосатую маску на лице. Спешившиеся индейцы сгрудились поближе, чтобы услышать рассказ, и при упоминании о червях на спине раздался приглушенный ропот.

Когда Жёлтая Лошадь закончил, шаман подошел к Глассу. Макушка иссохшего старика едва доходила Глассу до щеки, и старый сиу смог прекрасно рассмотреть коготь медведя. Он потрогал кончик пальцем, словно хотел убедиться в его подлинности. Руки его слегка дрожали, когда он дотронулся до розоватых шрамов, протянувшихся от правого плеча Гласса к горлу.

Затем он повернул Гласса, чтобы осмотреть спину. Он потянулся к воротнику поношенной рубашки и разорвал её. Одежда поддалась без каких-либо усилий. Индейцы подвинулись ближе, чтобы самим убедиться в словах Желтой Лошади. Они принялись взволнованно переговариваться на странном языке. У Гласса засосало под ложечкой при мысли о зрелище, которое вызвало такое возбуждение.

Шаман что-то произнес, и индейцы мгновенно смолкли. Он повернулся и исчез за пологом своего вигвама. Спустя несколько минут шаман появился, держа в руках множество тыквенных бутылей и обшитых бисером сумок. Он подошел к Глассу и заставил того лечь лицом на землю. Рядом с Глассом он растянул красивую белую шкуру. На шкуре шаман разложил свои приспособления. Гласс понятия не имел, что находится в бутылях. Да и знать не хотел. Лишь одно было важно. Избавь меня от них.

Шаман обратился к одному из молодых индейцев, который умчался, вернувшись через несколько минут с горшком воды. Тем временем, шаман понюхал самую большую из бутылей и добавил в нее ингредиенты из различных сумок. Во время работы он тихо напевал, то был единственный звук, нарушающий почтительное молчание жителей деревни.

Главным ингредиентом большой бутыли оказалась моча бизона, собранная из мочевого пузыря большого быка на прошлогодней охоте. К моче он добавил корень ольхи и порох. Получившаяся вязкая смесь имела такие же целительные свойства, что и живица.

Шаман дал Глассу короткую палку длиной в шесть дюймов. Глассу понадобилось некоторое время, чтобы понять её назначение. Глубоко вздохнув, он зажал палку зубами.

Гласс весь подобрался, и лекарь нанес мазь.

Терпкая смесь вызвала самую мучительную боль, которую когда-либо испытывал Гласс. Ощущение было таким, словно расплавленное железо влили в форму из человеческой плоти. Сперва боль была острой, пока жидкость дюйм за дюймом мучительно втекала в каждый из пяти порезов. Но вскоре точечная боль разлилась широкой волной, пульсируя в унисон с учащённым биением сердца. Гласс стиснул зубами мягкое дерево палки. Он пытался думать об исцеляющем действии мази, но не мог отвлечься от боли.

Смесь произвела желаемый эффект на червей. Дюжины извивающихся белых тварей скатились на землю. Спустя несколько минут лекарь большим ковшом воды смыл червей и обжигающую мазь со спины Гласса. Тот облегченно застонал, когда боль потихоньку унялась.

Он едва перевел дух, когда знахарь вновь облил его из большой бутыли.

Смесь шаман нанес в четыре приема. Когда он смыл последние остатки мази, то наложил теплую припарку из сосны и лиственницы. Жёлтая Лошадь помог Глассу войти в вигвам шамана. Скво принесла свежую оленину. Он не обращал внимания на горящую спину, пока ел, а затем растянулся на бизоньей шкуре и провалился в глубокий сон.

Целых два он просыпался и вновь засыпал. Проснувшись, он обнаруживал возле себя свежую еду и воду. Лекарь ухаживал за его спиной, дважды поменяв припарку. После жалящей мази, припарка казалась нежным прикосновением материнской руки.

Когда Гласс проснулся на утро третьего дня, вигвам тускло освещали первые лучи рассвета. Тишину нарушало лишь редкое ржание лошадей и воркование голубей. Шаман спал, натянув на костлявую грудь плащ из шкуры бизона. Рядом с Глассом лежала аккуратно сложенная одежда из шкуры оленя - штаны, обшитые бисером мокасины и простая рубашка из оленьей кожи. Он медленно поднялся и переоделся.

Пауни считали сиу своими кровными врагами. Во время, проведенное им на равнинах Канзаса, Глассу даже довелось поучаствовать в небольшой схватке с охотничьей партией сиу. Теперь ему открылся новый смысл. Разве мог он испытывать другое чувство, кроме благодарности к добрым самаритянам, Жёлтой Лошади и шаману? Шаман, потянувшись, присел и заметил Гласса. Он что-то сказал, но Гласс ничего не понял.

Спустя несколько минут показался Жёлтая Лошадь. Его обрадовало, что Гласс поднялся на ноги и здоров. Индейцы осмотрели его спину и одобрительно зацокали от увиденного. Когда они закончили, Гласс указал на спину и вопросительно подняв брови, спросил: "Выглядит нормально?" Жёлтая Лошадь сжал губы и утвердительно кивнул.

Позже в тот же день они встретились в вигваме Жёлтой Лошади. Жестами и рисунками на песке Гласс пытался объяснить, откуда он пришел и куда направляется. Жёлтая Лошадь разобрал слово "Форт Бразо", в чем Гласс убедился, когда индеец достал карту, показывавшую точное местоположение форта у места слияния Миссури с Уайт-Ривер. Гласс энергично закивал головой. Желтая Лошадь обратился к молодым индейцам, собравшимся у него в вигваме. Гласс не разобрал ни слова, и той ночью отправился спать, размышляя, не стоит ли ему просто сбежать.

На следующее утро его разбудило конское ржание у вигвама шамана. Когда он вышел наружу, то обнаружил там Жёлтую Лошадь и давешних молодых индейцев. Они были верхом, и один из индейцев держал в поводу оседланную пегую лошадь.

Жёлтая Лошадь что-то произнес и указал на пегую. Когда они выехали на юг, в сторону Форта Бразо, над горизонтом показалось солнце.