9 октября 1823 года
Форт Бразо имел весьма хлипкие основания назваться фортом. Возможно, название было продиктовано тщеславием - желанием увековечить своё имя. Или, может, название должно было отпугнуть любые попытки нападения. В любом случае имя превышало свои возможности.
Форт Бразо состоял из одного деревянного сруба, грубой пристани и коновязи. Узкие бойницы служили единственным доказательством того, что при постройке хоть какое-то внимание было уделено боевым качествам форта. Но амбразуры скорее не пропускали свет, нежели стрелы
Разбросанные вигвамы, усеивавшие поляну вокруг форта, частично временно сооруженные индейцами, посещавшими форт ради торговли, частично проживающими тут пьяницами из племени янктон сиу . Каждый путешествующий по реке останавливался здесь на ночь. Обычно приезжие располагались под звездами, хотя за цену в два доллара состоятельные могли заночевать на соломенных матрасах в срубе.
На одной половине сруба располагался магазин, на другой - салун. Тускло освещенный сруб в основном населяли запахи - въевшийся запах дыма, мускусный запах свежих шкур, открытых бочек с солёной треской. За исключением пьяных разговоров, тут стоял постоянный гул мух и временами храп, раздававшийся с чердака под стропилами.
Человек, в чью честь назвали форт, Кайова Бразо, всмотрелся в приближающуюся пятёрку всадников сквозь толстые стекла своего пенсне, делавшие глаза неестественно огромными. С заметным облегчением он разглядел лицо Жёлтой Лошади. Кайову беспокоили намерения сиу.
Уилльям Эшли провел большую часть месяца в Форте Бразо, планируя будущее "Пушной компании Скалистых гор" на фоне волнений в деревнях арикара. В битве против арикара сиу выступили союзниками белых. Или вернее будет заметить, что сиу были союзниками, пока им не надоели вялые действия полковника Ливенворта. В самый разгар осады Ливенворта сиу неожиданно ушли (хотя не раньше, чем прихватили с собой лошадей как Эшли, так и армии США). Эшли рассматривал дезертирство сиу, как предательство. Кайова втайне сочувствовал сиу, хотя не видел нужды обижать основателя "Пушной компании Скалистых гор". В конце концов, Эшли с его людьми были самыми лучшими клиентами Кайовы, скупая все его запасы.
Но хилая экономика Форта Бразо зависела от торговли с местными племенами. Сиу приобрели дополнительное значение после драматических перемен в отношениях с арикара. Кайова беспокоился, что презрение сиу к Ливенворту может перейти и на его торговый пост. Прибытие Жёлтой Лошади вместе с тремя другими индейцами было добрым знаком, в особенности после того, как стало понятно, что они привели белого человека, о котором, по-видимому, заботились.
Встретить новоприбывших собралась небольшая толпа проживающих здесь индейцев и вояжеров . Особого внимания удостоился белый человек с ужасными шрамами на лице и скальпе. Бразо заговорил с Жёлтой Лошадью на беглом языке сиу, и Жёлтая Лошадь рассказал все, что знал про белого человека.
Под пристальными взглядами Гласс чувствовал себя неловко. Владеющие языком сиу слушали рассказ о том, как Жёлтая Лошадь нашел Гласса, в одиночестве и безоружного, тяжело раненного медведем. Остальным оставалось лишь гадать, хотя в том, что белому человеку есть о чем рассказать, никто не сомневался.
Кайова выслушал рассказ Жёлтой Лошади, прежде чем обратиться к белому человеку. - Кто ты? Казалось, белому трудно было подобрать слова. Решив, что тот его не понял, Кайова перешел на французский: - Qui etes vous?
Гласс сглотнул и осторожно откашлялся. Он помнил Кайову по короткой остановке здесь "Пушной компании Скалистых гор" во время экспедиции в верховья реки. Кайова определенно его не вспомнил. Глассу казалось, что его внешность сильно изменилась, хотя ему так и не удалось толком рассмотреть свое лицо после нападения медведя. - Хью Гласс, - речь причиняла ему боль, и голос выходил каким-то жалобным, скребущим писком. - Человек Эшли.
- Ты только что разминулся с месье Эшли. Он отправил Джеда Стюарта с пятнадцатью людьми на запад и вернулся в Сент-Луис, чтобы набрать новый отряд. Кайова выждал мгновение, в надежде, что раненый предоставит дополнительные сведение о себе.
Но этот человек не выказывал никаких признаков, что собирается продолжить разговор, и одноглазый шотландец озвучил нетерпение собравшихся. С лёгким налётом грубого акцента он спросил: - Что с тобой приключилось?
Гласс заговорил медленно и по-возможности скупо. - В верховьях Гранд на меня напал гризли. - Жалостливый писк его голоса, был ему ненавистен, но он продолжил. - Капитан Генри оставил меня с двумя трапперами. - Он вновь сделал паузу, коснувшись рукой раненного горло.- Они сбежали и украли моё снаряжение.
- Сиу пронесли тебя всю дорог до нас? - спросил шотландец.
Заметив боль на лице Гласса, Кайова ответил за него. - Жёлтая Лошадь нашел его одного в деревне арикара. Поправьте меня, если я ошибаюсь, месье Гласс, но бьюсь о заклад, что вниз по Гранд вы пробирались сами. Гласс кивнул.
Одноглазый шотландец начал было новый вопрос, но Кайова оборвал его. - Месье Гласс расскажет нам свою историю позже. Думаю, надо дать ему поесть и выспаться. Очки придавали лицу Кайовы умный и добродушный вид. Он взял Гласса за плечо и повел его к срубу. Там он усадил Гласса за длинный стол и что-то сказал на сиу своей жене. Она положила полную тарелку тушенного мяса из огромного чугунного котла. Гласс проглотил еду и еще две добавки.
Кайова сидел по другую сторону стола, терпеливо разглядывая его в тусклом свете и прогоняя зевак.
Когда Хью закончил трапезу, его внезапно осенила мысль, и он повернулся к Кайове.
- Я не смогу вам заплатить.
- Я и не ожидал, что у вас собой куча денег. Как человек Эшли вы можете получить в моем форте кредит. Гласс признательно кивнул, и Кайова продолжил: - Я могу снабдить вас всем необходимым и отправить со следующей лодкой в Сент-Луис.
Гласс энергично замотал головой. - Я не собираюсь в Сент-Луис.
- Кайова удивился. - А куда же вы собираетесь направиться?
- В Форт-Юнион.
- Форт-Юнион! На дворе октябрь! Даже если вам удастся проскочить мимо индейцев у деревень манданов, то пока вы туда доберетесь, наступит декабрь. А оттуда до Форт-Юниона ещё триста миль. Вы собираетесь подняться вверх по Миссури посреди зимы?
Гласс промолчал. Горло у него болело. Кроме того, он не нуждался в разрешении. Он глотнул воды из большой жестяной кружки, поблагодарил Кайову за еду и начал подниматься по шаткой лестнице на чердак. Однако на полпути он остановился, спустился вниз и вышел наружу.
Гласс нашел Жёлтую Лошадь на берегах Уайт-ривер, где тот разбил лагерь вдали от Форта. Вместе с другими сиу он задал корм лошадям, немного поторговал и собирался отбыть утром. Желтая Лошадь предпочитал держаться подальше от форта. Кайова и его жена из племени сиу всегда обходились с ним заботливо, но сам форт его подавлял. Он чувствовал отвращение и даже стыд за тех грязных индейцев, что разбили лагерь около форта и продавали своих жён и дочерей за глоток виски. Было нечто пугающее в том зле, которое могло заставить людей отказаться от прошлой жизни и существовать в подобном унижении
Кроме пагубного влияния на живущих тут индейцев, его глубоко беспокоили и другие стороны жизни форта. Он дивился затейливости и качеству товаров, изготовляемых бледнолицыми, начиная от ружей и топоров до прекрасной одежды и иголок. Но вместе с тем испытывал затаенный трепет перед людьми, способными производить подобные вещи с помощью сил, которые он не понимал. А рассказы об огромных деревнях бледнолицых на востоке, деревнях, где люди кишат, как бизоны. Он сомневался в правдивости подобных рассказов, но с каждым годом наплыв торговцев все больше увеличивался.
Теперь еще и война солдат с арикара. Да, бледнолицые хотели наказать арикара, племя, к которому он и сам не испытывал симпатий. И да, белые солдаты оказались трусами и глупцами. Он не мог понять причин своего беспокойства. По отдельности ни одно из этих тревожных событий не казалось серьезными. Но Желтая Лошадь смутно сознавал, что эти отдельные нити каким-то образом переплетаются, складываясь в предупреждение, которое он еще не мог полностью осознать.
Когда Гласс появился в лагере, Жёлтая Лошадь встал; лица индейцев освещал слабый костер. Гласс подумывал заплатить сиу за заботу, но чутьё подсказывало ему, что Жёлтая Лошадь оскорбится. Думал он и о небольшом подарке - листе табака или ноже. Подобные мелочи вряд ли могли выразить всю глубину его признательности. Вместо этого он подошел к Желтой Лошади, снял ожерелье с медвежьим когтем и надел на шею индейцу.
Мгновение Жёлтая Лошадь глядел на него. Гласс посмотрел ему в глаза, кивнул, отвернулся и побрел к срубу.
Когда Гласс вновь забрался на чердак, то обнаружил там двух вояжеров, заснувших на толстых соломенных матрасах. В тесном уголке у карниза лежала жалкая шкура. Гласс улегся и почти мгновенно заснул.
На следующее утро Гласса разбудила громкая французская речь, проникавшая на чердак из нижней комнаты. Беседа то и дело сопровождалась веселым смехом, и Гласс заметил, что на чердаке он остался в одиночестве. Он полежал ещё немного, наслаждаясь роскошью приюта и тепла. Затем перекатился с живота на спину.
Суровое лечение шамана сделало своё дело. Пусть спина его ещё не полностью зажила, но по-крайней мере из ран не сочится гной. Он вытянул руки и ноги, словно проверял сложные компоненты нового механизма. Его нога уже выдерживала тяжесть, но он по-прежнему слегка прихрамывал. Былая сила к нему не вернулась, но рука и нога работали нормально. Он подозревал, что отдача от винтовки причинит острую боль, но в том, что он её удержит, Гласс не сомневался.
Винтовка. Он ценил готовность Кайова его экипировать. Но Гласс желал вернуть свою винтовку. Вернуть свою винтовку и свести счеты с людьми, её укравшими. Дойдя до Форта Бразо, он ощутил некоторое разочарование. Да, это определенный рубеж. Но для Гласса форт был не финишной линией, которую с восторгом пересекают, а скорее отправным пунктом. С новым снаряжением и выздоравливающим телом он получил преимущество, которого ему недоставало прошлые шесть недель. Но цель по-прежнему далека.
Лежа на спине в чердачной комнате, он заметил ведро воды на столе. Внизу распахнулась дверь, и треснувшее зеркало на стене поймало утренний свет. Гласс поднялся и медленно подошел к зеркалу
Гласс не был сильно шокирован своим отражением. Он ожидал другого. Но всё же было странно видеть раны, которые он до этого лишь мог представлять. Три параллельных следа когтя прорезали глубокие борозды в густой бороде на щеке. Шрамы напоминали Глассу боевую раскраску. Неудивительно, что сиу были так почтительны. По всему скальпу тянулся розовый шрам, а макушку венчало несколько глубоких порезов. В волосах Гласс заметил седые нити, особенно в бороде, вкравшиеся в доселе привычный для него каштановый цвет. Особое внимание он уделил горлу. Параллельные порезы по-прежнему отмечали следы когтей. А рубцы - места наложения швов.
Гласс задрал рубашку из оленьей кожи и попытался осмотреть спину. Но тёмное зеркало не отразило ничего, кроме очертаний длинных ран. Гласса все ещё преследовал отпечатавшийся в сознании образ червей. Он отошел от зеркала и спустился с чердака.
В нижней комнате собралось с дюжину мужчин, которые расселись вокруг длинного стола. Все разговоры смолкли, когда с чердака по лестнице спустился Гласс.
Кайова поприветствовал его, с лёгкостью перейдя на английский. Беглое знание языков было полезным качеством для торговца в вавилонском столпотворении фронтира.
- Доброе утро, месье Гласс. Мы как раз о вас говорили. Гласс кивнул, но ничего не ответил.
- Вам повезло, - продолжил Кайова. - Возможно, я нашел вам лодку для путешествия вверх по реке. Гласс тут же заинтересовался.
- Познакомьтесь с Антуаном Ланжевином. Из-за стола поднялся низкорослый мужчина с длинными усами и протянул Глассу руку. Гласса удивило сильное рукопожатие коротышки.
- Антуан прибыл прошлой ночью из верховьев реки. Как и вам, месье Гласс, ему есть о чем рассказать. Месье Ланжевин прибыл из деревень манданов. Он поведал мне, что наши скитальцы, арикара, основали деревню на землях в миле к югу от манданов.
Ланжевин произнес что-то на французском, но Гласс не разобрал слова.
- Я как раз к этому подхожу, Ланжевин, - произнес Кайова, раздосадованный тем, что его прервали. - Я подумал, наш друг будет признателен за небольшое пояснение, - продолжил свой рассказ Кайова. - Как вы наверное догадались, наши друзья манданы обеспокоены тем, что их новые соседи принесли с собой неприятности. В качестве условия за разрешение поселиться на своей территории, манданы взяли у арикара обещание прекратить нападения на белых.
Кайова снял очки, протер линзы подолом длинной рубашки и вновь водрузил их на свой красный нос. - Что приводит нас к моим обстоятельствам. Мой небольшой форт зависит от речного судоходства. Мне нужны подобные вам трапперы и торговцы, которые передвигаются на Миссури. Я ценю длительный визит, оказанный мне месье Эшли и его людьми, но война с арикара губит мою торговлю.
- Я попросил Ланжевина возглавить делегацию в верховья Миссури. Они отвезут подарки и возобновят отношения с арикара. Если они преуспеют, мы отправим в Сент-Луис весть об открытии Миссури для нашего предприятия.
- На лодке Ланжевина есть место и припасы для шести человек. Это Туссен Шарбоно, - Кайова указал на другого мужчину за столом. Гласс слышал о нем и с интересом уставился на мужа Сакагевеи . - Туссен служил переводчиком у Кларка и Льюиса. Он говорит на языке манданов и арикара и на любом другом, что может вам встретиться на пути.
- И говорю на английском, - добавил Шарбонно, что на звучало как, "я говорююю на англииийском" . Английский Кайовы был почти безупречен, а вот Шарбонно сохранял тягучий акцент своего родного языка. Гласс протянул французу руку.
Кайова продолжил знакомить его. - Это Эндрю МакДональд, - он указал на вчерашнего знакомца, одноглазого шотландца. Гласс заметил, что помимо глаза у шотландца отсутствовала добрая часть кончика носа. - Возможно, он величайший глупец из всех мною виденных, - произнес Кайова. - Но он может без передышки грести весть день. Мы зовем его профессором. Профессор повернул голову, чтобы разглядеть Кайову здоровым глазом, который слегка сузился при упоминании его имени, хотя иронии он явно не уловил.
- И напоследок Доминик Катуар, - Кайова указал на путешественника, курившего длинную глиняную трубку. Донимик поднялся, пожал Глассу руки и произнес: - Рад знакомству. - Брат Доминика - Луи Катуар. Король путан. Он тоже идет, если нам удастся оторвать его и его колбасу из палатки шлюх. Луи мы зовем Девственником. Сидящие вокруг стола рассмеялись.
- Теперь перейдем к вам. Они пойдут на веслах вверх по реке и будут передвигаться налегке. Им нужен охотник, добывать мясо для лагеря. Подозреваю, что вы неплохи в добыче провизии. Особенно если при вас винтовка.
Гласс кивнул в ответ.
- Есть и другая причина, по которой нашей делегации потребуется дополнительная винтовка, - продолжил Кайова. - Доминик слышал, что вождь арикара, Язык Лося откололся от племени. Он возглавляет небольшой отряд воинов с семьями, где-то между Манданом и Грандом. Мы точно не знаем, где они. Но он поклялся отомстить за нападение на деревню ри.
Гласс вспомнил почерневшие руины деревни арикара и кивнул.
- Вы в деле?
Гласс не хотел стать помехой для своих спутников. Он намеревался пройти в верховья Миссури один, пешком. Он хотел выйти уже сегодня, и сама идея ожидания была ему ненавистна. Вместе с тем он понимал и выпавшую возможность. Численность отряда обеспечивала безопасность, если попутчики на что-то годны. Люди в делегации Кайова выглядели закалёнными, а Гласс знал, что нет лодочников лучше, чем воинственные вояжеры. Гласс также понимал, что его организм по-прежнему поправляется, и если он отправится в путешествие выздоровление пройдет медленней. Вести лодку вверх по течению тоже нелегко. Но если править, пока другие будут грести, то можно выгадать лишний месяц для поправки здоровья.
Гласс поднес руку к горлу. - Я в деле.
Ланжевин заговорил с Кайовой по-французски. Кайова выслушал и повернулся к Глассу. - Ланжевин говорит, что сегодня ему необходимо починить лодку. Вы выйдете завтра на рассвете. Пока подкрепитесь, а затем мы вас экипируем.
Кайова хранил свои товары у стены в дальнем углу сруба. Доска на двух пустых бочонках служила стойкой. Гласс первым делом заинтересовался длинноствольным оружием. Тут было пять ружей. Три из них были заржавелыми северо-западными мушкетами старой сборки, предназначенные для торговли с индейцами. Что касается двух оставшихся винтовок, то сперва выбор казался очевидным. Одна была классической длинноствольной винтовкой Кентукки, с изящно отделанным ложем из полированного грецкого ореха. Вторая же оказалась обшарпанной пехотной винтовкой армии США модели 1803 года, с разбитым и обтянутым кожей ложем. Гласс взял обе винтовки и вышел наружу в сопровождении Кайовы. Глассу предстояло сделать важный выбор, и он хотел осмотреть винтовки при дневном свете.
Кайова выжидающе смотрел, пока Гласс осматривал длинную винтовку Кентукки. - Это прекрасное ружье, - произнес Кайова. - Еда у немцев может и дрянная, а вот в оружии они прекрасно разбираются.
Гласс был согласен. Он всегда восхищался элегантными обводами винтовок Кентукки. Но тут имелось две проблемы. Во-первых, Гласс с разочарованием подметил маленький калибр винтовки, который, как он безошибочно определил, составлял .32. Во-вторых, длинное оружие было тяжело нести и неудобно перезаряжать. Это идеальное оружие для порядочного фермера, охотника на белок в Виргинии. Глассу нужно было нечто иное.
Он передал винтовку Кентукки Кайове и взял модель 1803 года. Тем же оружием вооружали солдат экспедиционного корпуса Льюса и Кларка. Первым делом Гласс осмотрел, как починили сломанное ложе. Сырую шкуру туго обтянули вокруг трещины и высушили. Кожа задубела и ссохлась, образовав крепкую, как камень, стяжку. Приклад выглядел безобразно, но, похоже, был цельным. Потом Гласс принялся за осмотр замка и курков. На них нанесли свежее масло, нигде не было следов ржавчины. Гласс медленно прошелся рукой до половины ложа и проследовал до конца короткого ствола. Он положил палец на толстый дульный срез, с удовлетворением определив .53 калибр.
- Нравятся большие ружья?
Гласс одобрительно кивнул.
- Большое ружьё - вещь хорошая, - произнес Кайова. - Проверь его, - Кайова криво усмехнулся - Такое ружьё медведя свалит! Он передал Глассу пороховой рожок и мензурку. Гласс отмерил полный заряд в двести гранул и засыпал в дуло мушкета. Кайова дал ему большую пулю .53 калибра и промасленный пыж из кармана жилетки. Гласс обернул пулю в пыж и затолкал в ствол. Вытащив шомпол, он послал пулю до казенника. Затем Гласс подсыпал порох на полку, взвёл курок и смотрелся в поисках цели.
В пятидесяти ярдах от них на развилке большого тополя безмятежно сидела белка. Гласс прицелился в неё и спустил курок. Вслед за вспышкой на полке почти мгновенно прогремел выстрел. Воздух окутался дымом, и цель скрылась из вида. Гласс сморщился от сильного удара отдачи в плечо.
Когда дым рассеялся, Кайова медленно побрёл к подножию тополя. Он остановился и подобрал разорванные останки белки, которые состояли из одного лишь пушистого хвоста. Кайова вернулся к Глассу и кинул ему хвост под ноги. - Думаю, для белок эта винтовка не подходит.
На этот раз Гласс улыбнулся. - Беру.
Они вернулись в сруб, и Гласс подобрал остальное снаряжение. Вдобавок к винтовке он взял пистолет .53 калибра, отливочную форму для пуль, порох и кремни, томагавк и большой разделочный нож, толстый кожаный пояс для оружия, две хлопчатобумажные рубашки, чтобы носить под кожаной туникой, большой капоте из шерсти гудзонова залива, шерстяную шапку и рукавицы, пять фунтов соли и три листа табака, иголку с нитками. Для своих новых приобретений он выбрал бахромчатый кожаный ягдташ, искусно обшитый бисером. Он заметил, что вояжеры носили небольшие кисеты у пояса для трубки и табака. Он подобрал такой же, приспособив для нового кремня с кресалом.
Когда Гласс закончил, то почувствовал себя королем. После шести недель, когда он не имел ничего, кроме одежды на теле, Гласс чувствовал себя готовым к любым превратностям на пути. Кайова подвел счет, который составил сто двадцать пять долларов. Гласс написал записку Уилльяму Эшли.
"10 октября 1823 года
Уважаемый, мистер Эшли,
Моё снаряжение украли два траппера из отряда, с которыми я разберусь сам. Мистер Бразо выдал мне кредит на имя "Пушной компании Скалистых гор". Я позволил себе взять приложенные товары в счёт моего жалованья. Я собираюсь вернуть свою собственность, и даю Вам слово вернуть долг.
Ваш преданный слуга
Хью Гласс".
- Я отправлю ваше письмо вместе со счётом.
Тем вечером Гласс сердечно отужинал с Кайовой и четырьмя из пяти своих новых спутников. Пятый, Луи Девственник Каттуар, пока ещё не вылез из палатки шлюх. По словам его брата Доминика, с тех пор, как он прибыл в Форт Бразо, Луи переходил от опьянения к блуду. Вояжеры говорили в основном на французском, кроме случаев, когда разговор касался Гласса. После Кампече тот улавливал отдельные слова и фразы, но угнаться за беседой не мог.
- Проследи, чтобы к утру твой брат был готов, - сказал Ланжевин. - Мне нужен гребец.
- Он будет готов.
- И не забывайте о главной задаче, - произнес Кайова. - Не возитесь с манданами всю зиму. Мне нужно подтверждение, что арикара не станут нападать на торговцев, плывущих по реке. Если я не получу от вас вестей до нового года, то не смогу вовремя отписать в Сент-Луис, чтобы изменить планы на весну.
- Своё дело я знаю, - ответил Ланжевин. - И ты получишь нужные сведения.
- Кстати, о сведениях, - Кайова с легкостью перешел с французского на английский. - Нам всем хотелось бы узнать, что с вами в точности приключилось, месье Гласс. - При его словах даже в тусклом глазе Профессора вспыхнул интерес.
Гласс обвел взглядом сидящих за столом. - Тут не о чём говорить. Кайова переводил слова Гласса, пока тот говорил, и путешественники разразились смехом.
Кайова тоже засмеялся и сказал: - При всем к вам уважение, мон ами, ваше лицо - сама история, но нам хотелось бы услышать подробности.
Усевшись поудобней в ожидании интересного рассказа, путешественники забили свежий табачок в трубки. Кайова извлек из кармана жилетки узорную серебряную табакерку и запустил понюшку в нос.
Гласс приложил руку к горлу, всё ещё в ужасе от своего визгливого голоса. - Большой гризли напал на меня у Гранда. Капитан Генри оставил со мной Джона Фицджеральда и Джима Бриджера, чтобы те похоронили меня, когда я умру. Вместо этого они меня ограбили. Я собираюсь вернуть украденное и восстановить справедливость.
Гласс закончил. Кайова перевел. Последовало долгое молчание, полное ожидания.
Наконец. Профессор спросил со своим шотландским акцентом: - Он что, не собирается рассказывать дальше?
- Не обижайтесь, месье, - произнес Туссен Шарбоно, - но рассказчик из вас никудышный.
Гласс бросил на него взгляд, но не сказал ни слова.
Заговорил Кайова. - Это твоё дело, можешь не рассказывать о подробностях схватки с медведем, но я не отпущу тебя, прежде чем не расскажешь о Гранде.
Ещё в самом начале своей карьеры Кайова понял, что торговать можно не только товарами, но и информацией. Люди приходили в его торговый пост не только ради товаров, но и ради сведений. Форт Кайовы расположился у слияния Миссури с Уйат-ривер, поэтому Уайт он тоже знал, как свои пять пальцев. И реку Шайен на севере. Он выудил всевозможные сведения о реке Гранд из бесконечного числа индейцев, но детали оставались неясными.
Кайова что-то сказал на сиу своей жене, и та принесла замусоленную книгу, к которой она прикасались, словно та была семейной Библией. На истрепанной обложке виднелась длинная надпись. Кайова поправил очки и громко прочитал заголовок: - История экспедиции...
- ...под командованием капитанов Льюиса и Кларка, - закончил Гласс.
Кайова взволновано на него посмотрел. - Прекрасно! Наш раненый путник владеет грамотой.
Гласс тоже был взволнован, во время разговора позабыв на время о боли. - Под редакцией Пола Аллена. Напечатано в Филадельфии, 1814 год.
- Тогда вам, наверное, знакома карта капитана Кларка?
Гласс кивнул. Он прекрасно помнил накал страстей, предшествовавший долгожданной публикации мемуаров и карты. Как и все карты своего детства, Гласс впервые увидел "Историю экспедиции" в филадельфийском отделении "Роусторна и Сыновей".
Кайова раскрыл книгу на закладке, попав на карту Кларка с заглавием "Карта путешествия Льюиса и Кларка по западной части Северной Америки от Миссисипи до Тихого океана". Готовясь к экспедиции, Кларк усиленно обучался картографии и умел обращаться с соответствующими инструментам. Его карта была чудом того времени, превосходя по точности и детальности любую карту, изданную раньше. Карта в точности отображала все главные притоки Миссури от Сент-Луиса до Три-Форкс.
Несмотря на то, что карта весьма точно изображала притоки Миссури, подробности обычно заканчивались возле места слияния рек. Об истоках и руслах этих ручьев почти ничего не было известно. Тут было несколько исключений. К 1814 году карта включала в себя открытия в бассейне Йеллоустоуна, сделанные Друяром и Колтером. Она изображала также путешествие Зебулона Пайка по Южным Скалистым горам. Кайова пририсовал Платт, включая грубый набросок её южных и северных рукавов. А на Йеллоустоуне был изображен заброшенный форт Мануэля Лайзы возле устья Бигхорна.
Гласс жадно изучал документ. Его интересовала не сама карта Кларка. Он изучил её во время долгих часов в "Роусторне и Сыновьях" и последующих занятиях в Сент-Луисе. Гласса интересовали детали, добавленныеКайовой. Набросанные карандашом ориентиры, накопленные знания не одного десятилетия.
Большую часть карты занимали реки, а их названия рассказывали историю этого места. Некоторые увековечивали сражения: ручей Войны, ручей Копье, Медвежий ручей. Другие описывали местную флору и фауну - ручей Антилопа, Бобровый ручей, Сосновый ручей, ручей Роз. Были и те, что описывали свойства реки - ручей Глубокий, ручей Стремительный, Платт или Плоские Воды, Серный Ручей, Сладкие Воды. Немногие таили в себе мистические названия - Целебный ручей, ручей Замок и Кейя Паха или Черепаший ручей.
Кайова засыпал Гласса вопросами. Сколько дней они шли вверх по Гранду, пока не наткнулись на верхний рукав? Сколько ручьёв втекает в реку? Какие ориентиры отмечают путь? Видел ли он бобров или другую дичь? Есть ли леса? Далеко ли от холмов Близнецов? Видел ли он индейцев? Какие племена? Остро отточенным карандашом Кайова добавлял новые детали.
Гласс тоже извлек много ценного. Хотя в уме у него и отпечаталась грубая карта местности, мелкие детали приобрели новое значение, пока он обдумывал одиночное путешествие. Сколько миль отделяло манданов от Форт-Юниона? Каковы главные притоки за землями манданов и сколько миль отделяет их друг от друга? Каков рельеф местности? Когда замерзает Миссури? Где он сможет выиграть время, срезав повороты реки? Гласс скопировал важные части карты Кларка на будущее. Он сосредоточил свое внимание на полоске между деревнями манданов и Форт-Юнионом, отметив и Йеллоустоун, и Миссури на несколько сотен миль выше по течению от Форт-Юниона.
Остальные медленно разбрелись из-за стола, пока при тусклом свете лампы, отбрасывавшей тени на бревенчатые стены, Кайова с Глассом продолжали ночной разговор. Истосковавшись по возможности вести интеллигентную беседу, Кайова не отпускал Гласса. Кайову удивил рассказ Гласса о путешествии от Мексиканского залива до Сент-Луиса. Он принес чистую бумагу и заставил Гласса набросать приблизительную карту Техаса и канзасских равнин.
- Человек вроде вас будет полезен моему торговому посту. Путешественники жаждут тех сведений, которыми вы обладаете.
Гласс покачал головой.
- Так и есть, друг мой. Почему бы вам не остаться здесь на зиму? Я предложу вам работу. - Кайова с удовольствием заплатил бы только за его общество.
Гласс вновь покачал головой, на этот раз тверже. - Меня ждут собственные дела.
- Но разве это не бессмысленное предприятие? Для человека ваших способностей? Болтаться по Луизиане в преддверии зимы. Отправляйтесь за своими предателями весной, если это всё ещё входит в ваши намерения.
Задушевность прежней беседы как ветром сдуло, словно дверь в помещение распахнулась морозным зимним днем. Глаза Гласса вспыхнули, и Кайова мгновенно пожалел о сказанном.
- В своих делах я не нуждаюсь в ваших советах. - Нет, месье. Я не то имел в виду.
До рассвета оставалось чуть меньше двух часов, когда усталый Гласс поднялся по лестнице на чердак. Но мысли о предстоящем отплытии сделали его сон беспокойным.
Гласс проснулся от жуткой смеси выкрикиваемых проклятий. Какой-то мужчина орал по-французски. Гласс не разбирал отдельные слова, но общий смысл был понятен.
Сквернословом оказался Девственник Каттуар, которого бесцеремонно выдернул из глубин пьяного сна Доминик, его брат. Устав от выходок своего братца и не сумев пробудить того привычным пинком в ребра, Доминик прибег к другому способу. Он помочился ему на лицо. Именно этот бесцеремонный поступок и вызвал гнев Луи, а также разъярил скво, с которой он спал. Её вигвам видел множество непристойностей. Некоторые из них скво даже поощряла сама. Но моча Доминика запачкала её лучшее одеяло, и это привело её в ярость. Она вопила с пронзительным хрипом обиженной сороки.
Когда Гласс вышел из сруба, крики перешли в кулачную потасовку. Девственник стоял перед братом, как древнегреческий борец, с обмотанной вокруг бедер полоской ткани. Девственник имел перед братом преимущество в росте, но против него были три дня беспробудного пьянства, не говоря уже о внезапном и мерзком пробуждении. Его взор еще не прояснился, и стоял он, пошатываясь, но даже эти недостатки не умерили его пыла. Доминик, знакомый с борцовскими приемами брата, стоял не шелохнувшись в ожидании неизбежного нападения. Луи с утробным криком пригнул голову и метнулся вперёд.
Он вложил всю силу в боковой замах, нацеленный брату в голову. Попади он в цель, то вогнал бы нос Доминика прямиком в мозг. Но Доминик легко отскочил в сторону.
Промахнувшись, Девственник потерял равновесие. Доминик подсёк его, сбив с ног. Луи хлопнулся на спину, задыхаясь. На мгновение он жалобно скорчился, жадно глотая воздух. Но восстановив дыхание, он вновь принялся браниться и поднялся на ноги. Доминик с силой ударил его в солнечное сплетение, заставив вновь жадно глотать воздух.
- Я ведь велел тебе приготовиться, жалкий ты тупица. Мы отплываем через полчаса. Вдобавок к словам Доминик врезал Луи по физиономии, разбив тому губы.
Драка закончилась, и зеваки принялись разбредаться. Гласс пошел к реке. У пристани покачивалась лодка Ланжевина. Плавное течение Миссури натянуло канаты. Батард не превышал обычных размеров грузовых каноэ вояжеров. Он был меньше монреальских каноэ , но все же внушительных размеров, достигая почти тридцати футов в длину.
При продвижении вниз по течению, когда Миссури им помогала, Ланжевин и Профессор могли в одиночку управиться с батардом, нагруженном кипами мехов, выменянных у манданов. При полной нагрузке понадобится десять человек, чтобы грести против течения. Груз Ланжевина легок - немного подарков для манданов и арикара. Но с четырьмя гребцами им будет плыть сложно.
Туссен Шарбоно сидел на бочонке возле пристани, вяло жуя яблоко, пока Профессор загружал каноэ под присмотром Ланжевина. Чтобы равномерно распределить груз, они положили на дно каноэ две доски, тянувшиеся от носа до кормы. На эти доски профессор укладывал груз в четыре плотных брикета.
Профессор не говорил по-французски (временами казалось, что шотландец и английского не знает). Недостаток понимания Ланжевин возмещал громким голосом. Но громкая речь ничем не помогала Профессору, а вот непрерывные жесты Ланжевина давали массу подсказок.
Слепой глаз Профессора придавал ему угрюмое выражение. Он потерял его в монреальском салуне, когда известный задира Устрица Джо чуть ли не вырвал ему глаз. Профессору удалось вставить глаз в обратно, но он больше не видел. Немигающий глаз был вставлен слегка под углом, словно высматривал неожиданное нападение сбоку. Профессор так и не додумался сделать повязку.
Их отплытие прошло безо всяких церемоний. Доминик и Девственник пришли на пристань, каждый с винтовкой и небольшим ранцем. Девственник щурился от отблесков утреннего света на реке. В его длинных волосах засохла грязь, а кровь из разбитых губ размазалась по подбородку и рубашке. Но несмотря на это, он проворно уселся на место бокового гребца на носу батарда, а его глаза блеснули, но не от солнечного света. Доминик занял место рулевого на корме. Девственник что-то произнес, и оба брата рассмеялись.
Ланжевин и Профессор парно уселись в середине широкого каноэ, взяв по веслу с каждой стороны. Один из брикетов с грузом находился перед ними, второй - за спиной. Шарбонно и Гласс устроились подле товаров. Шарбонно ближе к носу, Гласс - к корме.
Четверо вояжеров взялись за весла, приведя лодку носом к быстрому течению. Они принялись грести, и батард двинулся вверх по течению.
Девственник затянул песню, и за ним её подхватили остальные.
Крестьянин любит свою телегу
Охотник любит гончую и ружье
Музыкант любит свою песню
А я в каноэ влюблен.
- Доброго пути, друзья мои, - прокричал Кайова. - Не задерживайтесь у манданов!
Гласс обернулся и посмотрел на него. Мгновение он смотрел на Кайову Бразо, который стоял и размахивал руками с пристани у маленького форта. Затем Гласс повернул голову обратно и больше не оборачивался.
Стояло 11 октября 1823-го года. Уже месяц Гласс все дальше отклонялся от своей цели. Стратегическое отступление все равно останется отступлением. С этого дня Гласс решил больше не отступать.