Кантор отозвал в сторонку Торо и тихо спросил:

– Послушай, можно я схожу по своим делам? Я вам не очень нужен ночью? Вы же все равно будете спать? А к утру я вернусь.

– А куда ты собрался? – добродушно поинтересовался Торо.

– По бабам, – серьезно ответил Кантор. – Нет, правда, отпустишь? Не ограбят же вас за ночь.

– Не знаю… – Торо задумчиво почесал затылок. – Ночью – может быть, но не сейчас. Наш бесценный подопечный наверняка соберется поужинать в трактире, а ты же знаешь, что его нельзя оставлять без присмотра.

– А ты не можешь ему запретить?

– Не могу. Настолько мои полномочия не простираются. Вот после ужина посмотрим, ладно? Я-то не против, но только когда дон Ромеро угомонится и ляжет спать.

Кантор досадливо передернулся, представив себе, как будет выглядеть его визит к даме среди ночи, и вздохнул, смиряясь с неизбежным. Что ж, на этот раз навестить Азиль и познакомиться с ее подругой не удастся. А жаль.

– О чем вы там шушукаетесь? – поинтересовался Эспада, занятый у зеркала своей прической.

– Да вот, Кантор по бабам собрался, и просит разрешения отлучиться, – пояснил Торо.

– Ну, если это секрет, то пожалуйста, – пожал плечами Эспада.

Кантор снова вздохнул и полез в мешок за расческой. Торо оглянулся на дверь ванной, где как раз плескался подопечный, и проворчал:

– Долго он там будет сидеть? Почему я всегда последний должен мыться?

– Потому, что у тебя самые короткие волосы, – спокойно пояснил Эспада, разделяя пряди на виске. – А у Кантора самые длинные, и долго сохнут. Поэтому он моется первым, я – вторым, и так далее. Чтобы, пока вы с Ромеро домоетесь, мы с Кантором уже высохли. Принцип понятен?

– Понятен. Но мне надоело. Я вас с Кантором как-нибудь ночью тихонько постригу, пока вы будете спать. – добродушно проворчал Торо. Эспада засмеялся и принялся заплетать косичку на правом виске, а Кантор серьезно сказал:

– Шутки шутками, но не вздумай и вправду такое сделать.

– А что? – улыбнулся Торо. – Я, конечно, шучу, но если серьезно, зачем тебе такие лохмы? Неудобно же. И мешают, и сохнут долго, и мыла на них идет много.

– Мне нравится, – отрезал Кантор. Торо внимательно посмотрел на него и спросил:

– Это из-за того, что в лагере тебя остригли наголо? Или тебе всегда так нравилось?

– Не твое дело. – огрызнулся Кантор. За Торо водилась дурацкая манера задавать вопросы о том, о чем не следует, и если бы Кантор не знал ее истоков, давно бы уже крепко обиделся и набил товарищу морду, невзирая на разницу в весовых категориях. Но зная причины нездорового любопытства товарища Торо, он все же понимал, что тот вовсе не намеревается кого-то обидеть, а просто в прежней своей жизни привык задавать людям подобные вопросы и более того, получать на них честные ответы.

– Отстань ты от него, – посоветовал Эспада, закрепил косичку и занялся левым виском. – Меня, например, тоже в свое время взбесило, когда меня остригли наголо.

– Тебе своих косичек было жалко?

– Жалко? Да это самое страшное оскорбление для профессионального фехтовальщика, когда с него состригают классовые знаки различия. Если тебе это понятно. Ты же у нас неизвестно, кто.

– Уж конечно, не фехтовальщик, – проворчал Торо. – Я правда не знал, что твои косички что-то означают. Я думал, это для красоты. Знаешь, в нашей деревне воинов не водилось и в их прическах я не разбираюсь. Кантор, а твой хвост тоже что-то означает?

– Означает, – серьезно кивнул Кантор. – Иди, я тебе на ухо скажу.

Торо заинтересованно подставил ухо, выслушал и с хохотом ткнул товарища кулаком под ребра.

– Ну тебя с твоими шуточками! Ты как скажешь!

– А мне это слышать нельзя? – поинтересовался Эспада, разделяя пряди на затылке.

– Можно, – ответил Кантор. – Но зачем? Ты же не достаешь меня дурацкими вопросами.

– Понял, – улыбнулся фехтовальщик. – Кстати, Кантор, ты случайно не толкуешь сны?

– Не особенно, – признался Кантор. – А почему ты решил?

– Ну, у тебя же есть всякие магические способности, я подумал, может, ты и это умеешь.

– Торо умеет, – посоветовал Кантор, кивая на указанного товарища.

– А откуда ты знаешь? – удивился Торо.

– Иди, на ухо скажу.

– Сам иди! Спасибо, я уже наслушался. Ну, умею, верно. Расскажешь сейчас или наедине?

– Потом расскажу, – решил Эспада и уложил последнюю косичку, пристегнув специальной шпилькой. А Кантор, поколебавшись, сказал:

– А кстати, о снах. Торо, растолкуй, что бы это могло значить. Мне регулярно по пятницам снится один и тот же человек и толкует о чем-то непонятном. Во всяком случае, я не понимаю, к чему это.

– Кто именно? – уточнил Торо. – Знакомый или нет, живой или мертвый?

– Знакомый, – объяснил Кантор. – Правда, едва-едва. Я видел его один раз в жизни на какой-то пьянке, помню только, что нас знакомили. Но что мертвый – это точно.

– А кто он такой?

– Совершенно точно помню, что мистик. Герой. А ближе я его не знал.

– Скорее всего он просто хочет что-то передать в мир живых, не обязательно тебе. А может и тебе. Что он тебе говорит?

– Сначала он говорил, что я обязательно должен приехать в Ортан и кого-то там найти, не помню кого. А в последний раз толковал про какую-то марайю, и просил что-то передать… Не запомнил, кому. У меня после этих снов, как провалы в памяти, я их плохо помню.

– Совладай как-то со своей дырявой памятью, – посоветовал Торо. – Если ты правда не помнишь, а не просто не хочешь мне говорить. Он точно хочет что-то кому-то передать. Поройся в памяти и вспомни, что он тебе толковал и кому это надо передать. Или ты и так все помнишь, и именно для этого хотел отлучиться?

– Да нет, не для этого… – Кантор задумчиво подергал себя за серьгу. – И я действительно не помню. А что такое “марайя”?

– Понятия не имею. А он тебе что, не объяснил?

– В том-то и дело, что он объяснял, а я не помню. Он что, не мог кому-то другому присниться? Почему мне? Я же его едва знал. У него были более близкие люди.

– Возможно, дело в твоих способностях. А может, между вами есть какая-то связь. Он не при тебе умер?

– Нет. Может, мы виделись в Лабиринте?

– Кантор, – вздохнул Торо. – Со всем, что касается Лабиринта, разбирайся сам. Тут тебе никто ничего не посоветует. Откуда ты вообще взял это понятие?

– Мне объяснял… э-э… один некласический маг. Не понимаю, почему никто больше не видит Лабиринта.

– Не знаю. Попробуй магов спросить. Неклассических.

– Или мистиков, – посоветовал Эспада. Кантор чуть усмехнулся, но ничего не сказал.

Из ванны выбрался, наконец, Ромеро, и Торо поспешил занять его место.

– Что делаем вечером? – поинтересовался Эспада.

– Как – что? – жизнерадостно отозвался Ромеро. – Пойдем куда-нибудь, поужинаем. Может, с девушками познакомимся. Ты как насчет девушек?

– Мне все равно, – пожал плечами фехтовальщик. – Есть – хорошо, нет – и ладно. А отчего у тебя это такой больной вопрос? Проблемы какие-то, что ли?

– У меня? – обиделся Ромеро. – По-твоему, если мужчина хочет пообщаться с девушками – это у него проблемы? Проблемы – это когда наоборот. Это у Кантора проблемы. И у Торо тоже. А у меня как раз с этим проблем нет.

– Сейчас будут, если не заткнешься, – подал голос Кантор.

– Перестаньте, – спохватился Эспада. – Не хватало только скандала из-за такой ерунды.

– Ладно, ладно, обидчивые все какие…

– Куда пойдем?

– А прямо тут, в “Лунном Драконе” и посидим. Я узнал, что сегодня тут будет просто цветник. Юбилей королевской библиотеки. Будет куча симпатичных библиотекарш.

– С кавалерами, – угрюмо заметил Кантор.

– Ну прямо-таки все с кавалерами! Хоть кто-то да без кавалера придет. А тут и мы, все из себя красавцы.

– Это ты о себе? – ехидно поинтересовался Кантор.

– Нет, я обо всех. Что ты к каждому слову придираешься! Мы все ребята хоть куда, даже Торо еще не такой уж старый. Кстати, а почему он так избегает противоположного пола?

– Это его дело, тебе не кажется? – С некоторой угрозой в голосе произнес Кантор, надеясь, что этот болван, наконец, заткнется. Дался ему этот Торо со своими странностями… А если так уж интересно, пораскинул бы мозгами да свел воедино эти самые странности, как например склонность лезть товарищам в душу со своими вопросами, или неизменное отвращение к холодному оружию, вместо которого используется тяжелая палка, обитая мягким войлоком на концах, да и сделал бы из этого выводы. И тут же понял бы, что отсутствие интереса к противоположному полу становится с этими странностями в один ряд и является вполне логичным и объяснимым, и перестал бы доставать всех…

– Да что у тебя, чего ни спроси – не мое дело? Хоть что-то можно объяснить? Тебе самому-то не интересно, почему Торо никогда не интересуется девушками? Может, у вас одинаковые проблемы и вы бы могли это обсуждать друг с другом.

– Мне не интересно. Я это знаю. И проблемы у нас совершенно разные, если это вообще можно назвать проблемами. А теперь я тебя в последний раз прошу заткнуться, озабоченный ты засранец, потому что если ты еще что-то подобное скажешь, получишь в глаз без предупреждения.

Ромеро обиженно засопел и умолк.

Ольга чувствовала себя ужасно неуютно и неловко в платье с кружавчиками и рюшиками и парадно-выходном чепчике. Платье на ней сидело, как на вешалке и путалось в ногах, а чепчик с торчащей из-под него челкой делал ее похожей уже на Красную Шапочку. Тоже умственно отсталую и в синей шапочке. Почему-то на остальных девушках все это смотрелось нормально, и это угнетало ее еще больше. Если бы эта вечеринка в “Лунном Драконе” не была формальным мероприятием, Ольга бы и не пошла на нее, чтобы не позориться, но идти все же пришлось. По счастью, теперь у нее наладились более-менее сносные отношения с частью коллектива благодаря советам его величества. После того, как она действительно огрела шефа увесистым фолиантом на глазах изумленных сотрудниц и передала привет, коллектив библиотеки резко раскололся на две фракции. Часть девушек по-прежнему над ней хихикала, а часть прониклась небывалым уважением. Господин смотритель достал всех своей старческой любвеобильностью и то, что он получил сдачи хоть раз, весьма потешило его сотрудниц. Кроме того, народу стало любопытно, каким образом его величество передает через Ольгу приветы, и несколько особо любопытных постарались это выяснить. Слово за слово, завязался нормальный человеческий контакт, перешедший вскоре во вполне приятельские отношения. Теперь по крайней мере с Кларой и Лаурой можно было поговорить, не опасаясь нарваться на ехидную ухмылочку. Клара была девушка серьезная, вдумчивая и влюбленная в науку, свою работу в библиотеке она расценивала как возможность бесплатно пользоваться книгами и проводила с ними почти все свое время. Ей страшно нравились Ольгины рассказы о мудрости и образованности его величества и она носилась с идеей лично с ним познакомиться. Лаура же была неисправимо романтична и просто млела от таких понятий, как “любовь”, “проклятие” и “судьба”. Пока что Ольга познакомила Клару и Лауру только с Жаком, и тем дело и закончилось, поскольку Жак немедленно очаровал Клару и она очень быстро заняла одно из ведущих мест в его расписании, напрочь забыв о знакомстве с его величеством, которое отложилось на неопределенный срок.

– А почему вы без кавалеров? – спросила Лаура после первого же тоста, как только участники вечеринки занялись своими тарелками.

– Да у меня его нет, – пожала плечами Ольга. – А что, это обязательно?

– Не обязательно, – утешила ее Клара. – А Жак почему-то наотрез отказался идти. Не знаешь, почему?

– Не знаю, – ответила Ольга. – А как у вас с ним?

– Ничего особенного, роман как роман. Этот Жак такой легкомысленный, просто ужас! Вчера я у него в гостиной нос к носу столкнулась с какой-то шикарной дамой. Судя по тому, как он перепугался, у него и с ней тоже роман. Просто невероятно легкомысленный кавалер. Я бы его сразу бросила, но он столько всего знает… Попозже брошу, когда он мне все расскажет.

Лаура влюбленно посмотрела на своего кавалера и улыбнулась.

– Это, наверное, Эльвира, – догадалась Ольга. – Как он ухитряется крутить несколько романов одновременно, просто поражаюсь.

– Это просто надо уметь, – пожала плечами Клара. – Ольга, а познакомь нас сегодня с твоей подругой-нимфой. Это можно?

– Если она захочет, – пообещала Ольга. – А зачем тебе? И почему сегодня?

– Мне интересно, какие они, нимфы. А сегодня – потому, что она сегодня танцует здесь. Ты разве не знала?

– Не знала. Я даже не видела до сих пор, как она танцует. Я ее спрошу. Только ты не боишься, что она в тебя заглянет и все о тебе узнает?

– А во мне нет ничего такого, чтобы скрывать, – пожала плечами Клара и оглядела зал. – Ну вот, только этого не хватало! Ведь вроде бы такое приличное заведение…

– Чего именно? – Ольга проследила за ее взглядом и увидела четырех весьма живописных мужчин, только что вошедших в зал.

– Как – чего? Мистралийцы пожаловали. Они же все сексуально озабоченные, эти горячие мистралийские парни. Сейчас немного выпьют, и хоть под стол прячься. Ты что, не знала?

– Не знала, – удивилась Ольга. – Что, действительно настолько?

– Бывают исключения, но редко. У них это считается основным достоинством мужчины – приставать к каждой даме, какую увидит.

– Да? – заинтересовалась Ольга, рассматривая вошедших. – Что, так-таки все поголовно?

Первым бросался в глаза подтянутый седоватый мужчина лет сорока, из-за своей странной прически. Потом – пожилой усатый дядька примерно таких же габаритов, как принц Элмар, только потолще в области талии. Третий показался Ольге знакомым. Не тот ли это самый Кантор, что приходил тогда к Азиль? Только тогда он был с усами, а теперь без. А может, и не тот. Может, похож. Не запомнила толком, а они все такие черные, смуглые, поди отличи… А четвертый… Ничего, симпатичный, но ничего выдающегося. Третий лучше. И первый ничего, но третий моложе.

– А что они тут делают? – спросила Ольга, проводив мистралийцев взглядом. – И почему их сюда пустили, если они такие невоспитанные, что пристают к дамам?

– А под каким предлогом их можно не пустить, если они подходят под категорию приличной публики? – пояснила Клара. – Этот, который богаче других одет, видимо, состоятельный купец, а такие господа желанные клиенты в любом заведении. Остальные – его охрана, и без них он, разумеется, никуда. А в случае, если они что-то неподобающее учинят, платить будет он, так что, по идее, он за ними должен присматривать и пресекать попытки любых безобразий. Ну, а практически, глянь на его рожу, сам же первый и начнет. Остается только надеяться, что у него хватит ума различить, где порядочные девицы, а где местные блудницы, которые только и ждут таких клиентов. Купцы обычно бывают здесь проездом, и завтра двинут на восток, в Голдиану. А может, у них тут, в столице какие-то дела, тогда здесь несколько дней проведут и уедут. Но за эти несколько дней всю столицу перевернут вверх дном, если каждый вечер будут так по трактирам ходить. Ты с ними осторожнее, не вздумай улыбаться, а то решат, что ты на все готова.

– Ничего, – невесело усмехнулась Ольга. – Если додумаются пристать, я им о проклятии расскажу, сразу отстанут.

– Купец, может, и побоится. А охранники – это лихие парни, головорезы, они со смертью на “ты”, им твое проклятие до… не страшно, в общем. Так что, не надейся их напугать.

– Что ты, Клара! – отозвалась сидевшая напротив Зиана. – Она наоборот, надеется, что на нее хоть мистралиец позарится.

– Каждый понимает в меру своей испорченности, – немедленно отозвалась Ольга, жалея, что рядом нет Жака. Уж он бы сказал что-нибудь не столь банальное. Впрочем, этого хватило. Зиана фыркнула и зашептала что-то на ухо своему кавалеру, после чего оба противно захихикали. Ольга гордо сделала вид, что это ее не касается и снова принялась исследовать зал. Ее внимание привлек несколько шумноватый разговор в углу, где играли в карты. Она повернулась туда и сначала решила, что ей показалось. Потом – что она все-таки упустила что-то в этнографических лекциях Элмара. А потом – что перед ней просто еще один переселенец.

– Крупье махлюет! – возмущенно возглашал он, хватая упомянутого крупье за отвороты ливреи.

– Полиция! – вопил крупье.

– Дик! – кричал хозяин. – Сюда! Ребята! Остановите его!

От дверей уже бежал рыжий вышибала Дик, из подсобки появились еще какие-то слуги, в зале вот-вот должна была начаться драка и самые осмотрительные уже начали нырять под столы, а Ольга, застыв от изумления, смотрела на невысокого мужичка в вышитой рубашке и алых шароварах шириною, как сказал классик, в Черное море. А еще у него были роскошные усы, серьга в ухе и настоящий казацкий чуб. Как в кино.

Драки не получилось. Откуда-то выскочила Азиль и закричала:

– Не смейте его трогать! Вы с ума посходили! Вы знаете, кто это?

– Ладно, ладно, – сердито откликнулся мужичок. – Хай вам сто чертей, я уйду, подавитесь. Но ваш задрипанный кабак меня попомнит.

Он бросил об пол шапку и сказал несколько слов.

– Казак, не надо! – испуганно вскрикнула Азиль.

– Надо, деточка, а как же! – возразил мужичок, притопнул ногой и исчез вместе с шапкой.

– Вы что, ненормальные? – снова повторила Азиль. – Вы что, не видели, с кем связались?

– Да кто ж знал, что он маг… – развел руками хозяин. – Выглядел, как воин. А что он сделал?

– Не знаю, – нахмурилась нимфа. – Не заметила. Но ничего хорошего. Он на вас обиделся. Скажите спасибо, что он не начал саблей махать.

– Чем-чем?

– Саблей. Это его кривой меч так называется. Вы что, никогда про Казака не слышали? Если бы ему пришло в голову подраться, а не поколдовать, он бы из вас всех тут лапши нарубил.

– Ой-ой… – тихо сказал хозяин. – Ребята, по местам. Продолжаем спокойно работать. Не закрываться же теперь. Может обойдется. Дверь закрыть, больше посетителей не пускать, закроемся, как только эти уйдут.

– Дело ваше, – пожала плечами Азиль. – Я бы на твоем месте закрылась сразу.

– Азиль, – жалобно протянул хозяин. – Но ты же не уйдешь прямо так сразу? Ты же станцуешь хоть немного?

– Ну ладно, – вздохнула Азиль. – Зови музыкантов.

А Ольга вдруг подумала, что она никому ничего не обязана, и плевать она хотела на их традиции, и вообще!

Она сняла свой чепчик и сунула в сумочку.

– Ребята, надо уходить отсюда, – сказал Кантор, нервно вертясь на стуле. – Будет тут какая-то лажа, вот поверьте.

– Да с чего вдруг? – приподнял бровь Эспада. – Думаешь, этот коротышка вернется?

– Нет, – Кантор досадливо прищелкнул пальцами. – Он что-то кастовал. На посетителей. Я чувствую, когда на меня кастуют. Скоро тут что-то начнется. Либо массовая паника, либо массовое побоище, либо массовый перетрах.

– Тогда лучше остаться, – заметил Эспада. – Или ты предпочитаешь, чтобы это случилось в нашей комнате? Мы ведь уже все заколдованы, уходи – не уходи.

– Тоже верно, – вздохнул Кантор и огляделся. – Ну где этот официант, неужели мы что-то особо сложное заказали?

– Пытается вникнуть в суть твоего заказа, – засмеялся Торо. – Это надо же так поужинать – бутылка водки, две порции соленых орехов и пять порций мороженого! Ты видел морду этого официанта, когда ты ему это изложил?

– Не понимаю, я что, заказал что-то несъедобное? Между прочим, все это есть в меню.

– Кантор, – сказал Эспада, чтобы перевести разговор на другую тему. – А ты знаешь этого мага?

– А ты не знаешь? – удивился Кантор. – Ты бы, кажется, должен знать. Это же Казак.

– Это он и был? – поразился Эспада. – Я о нем слышал, но представлял его себе как-то… покрупнее, что ли.

– А я не знаю, – сказал Ромеро. – А кто это?

– Не знаешь? Ну, ты даешь. Знаменитый Казак, один из самых известных мультиклассов в мире. Воин, бард, мистик и маг. Причем именно в таком порядке. Уникальное явление природы. Ему порядка шестисот лет и, что поразительно, он чистокровный человек. И переселенец к тому же. Он живет в нашем мире уже очень давно, и объездил его вдоль и поперек. Одно время жил в Мистралии, еще до первого переворота. Он служил в личной охране короля и, кроме того, немного учил магии принца Орландо. Совсем немного, в классической магии он и сам не особенно… У него какая-то своя, необычная Сила. К примеру, вы вот видели, как он телепортируется? Моментально, за одну секунду. Но зато таким образом он может телепортироваться только один, никого другого взять с собой не может. А еще ходят легенды, что он нечувствителен к полиаргу. Говорили, что во время первого переворота он попал в плен и телепортировался прямо из камеры вместе с ошейником, который на него так предусмотрительно надели. Также говорят, что это именно он помог принцу бежать после второго переворота, хотя сам он этого не признает.

– Почему? – удивился Торо. – Может, это и в самом деле только легенда?

– Вполне возможно. Судя по тому, что он одно время искал пропавшего принца, это может быть и легенда. А может, он вовсе не искал, а только тщательно делал вид, чтобы никто не догадался, что принц у него, и не нашел его там. И еще он действительно толковый бард, хорошо рисует и поет.

– Я слышал, – кивнул Эспада. – Он даже одно время прибился к труппе Эль Драко и выступал в качестве певца. И я ничуть не был удивлен, когда это услышал. Гораздо более странным мне показался тот факт, что он каким-то образом попал ко двору. Насколько я знаю, этот господин больше всего на свете любит свободу и терпеть не может аристократов и коронованных особ…

– Ну, – усмехнулся Кантор, – Сам он по этому поводу выразился примерно так: “Ох, до чего только не доводят мужчин эти шальные красотки…”

– А ты что, лично с ним общался по этому поводу? – уточнил Торо.

– Разве я сказал, что слышал это лично?

– Так может, это тоже легенда?

– Нет, не думаю. Человек, который сказал мне это, был в курсе дела и вполне достоин доверия. И в данном случае я охотно верю и ничуть не удивлен. Принцесса Габриэль не могла обойти своим щедрым вниманием такое чудо природы, как Казак… Ой, надо же, Азиль все-таки собралась танцевать. И не боится… Или она видела, что именно он сделал, и ей это не страшно? Надо будет ее спросить.

– Что, так вот подойдешь и спросишь? – поддел его Ромеро. – А не пошлет она тебя куда подальше?

– Тебя бы послала, – огрызнулся Кантор. – А меня она знает.

– Познакомь, – попросил Ромеро. – Она мне нравится.

– Если ты ей понравишься, она сама к тебе подойдет.

– Этак я буду ждать до конца жизни, пока она подойдет. Ты что, всегда так за девушками ухаживал – ждал, пока подойдет? И что, хоть одна подошла?

– Нет! Не надо! – вскричал Торо, вскакивая. Одной рукой он толкнул в грудь Кантора, который начал вставать со стула, а другой отвесил Ромеро отеческий подзатыльник. – Не смейте драться в общественном месте!

Кантор посмотрел на недосягаемого противника, недобро прищурившись, и сказал:

– Всегда подходили. Если я захочу, подойдут и сейчас. А тебе приходится за ними бегать, отсюда твоя озабоченность. Все-таки, это у тебя проблемы, а не у меня. И не смей приставать к Азиль, или я тебе сделаю очень больно. Ты знаешь, что обидеть нимфу – большой грех?

– А она нимфа? – заинтересовался Торо. – А откуда ты ее знаешь?

– Встречались, – неохотно ответил Кантор. – Но это было по делам, притом по особо секретным, так что не расскажу.

– Я не собираюсь ее обижать! – все не успокаивался Ромеро. – Я вежливо предложу.

– Тупой ты ублюдок, тебе ясно сказано, если ты ей понравишься, она сама к тебе подойдет. А если нет, никакого смысла предлагать. Нимфы сами выбирают мужчин. На свое усмотрение. И твое желание для нее ничего не значит.

– А что мне сделать, чтобы ей понравиться? Кантор, ты же ее знаешь, скажи, что она любит?

– Ничего ты не сделаешь. Она заглядывает в людей и видит что-то внутри нас. Отвяжись.

Кантор развернулся на стуле, чтобы видеть зал, и стал наблюдать за танцем.

“… Ах, несравненная Азиль, ты действительно ничуть не изменилась за эти годы. Тебе не было еще пятнадцати, когда мы с тобой познакомились, а сейчас тебе почти двадцать два. Люди взрослеют за это время, а ты совершенно не изменилась. У тебя все те же детские глаза и ты все так же божественно танцуешь, как умеют только нимфы. Ты по-прежнему любишь ходить босиком и носить яркие хитанские юбки. А танцуешь ты только босиком и никак иначе. Ты кружишься, легкая и яркая, как бабочка, в своей алой с золотом юбке, мелькают твои босые ножки, и вместе с тобой танцуют твои черные локоны, твои браслеты и ожерелья, и маленький бубен в твоих руках… И ты по-прежнему обожаешь ромашки. Ну почему у меня сейчас нет с собой ромашек? Я осыпал бы тебя белыми цветами, а ты бы радовалась и прыгала, как маленькая девочка, и хлопала в ладошки. Ты всегда радовалась, как ребенок, ты и сейчас делаешь это точно так же… Ах, Азиль, волшебное создание, как же так вышло, что я встретил тебя снова? Как же мне хочется согласиться на твое щедрое предложение, так соблазнительно верить, что за одну ночь ты сумеешь вернуть мне все, чего мне так не хватает. Так легко верить в чудо, любуясь тобой. Но таких чудес не бывает. Единственное, что может случиться – ты меня узнаешь. Так что не надо, милая. Лучше я просто на тебя посмотрю. Ты не просто прекрасна, ты совершенна. На тебя радостно смотреть…”

Он почувствовал, что его трясут за плечо, и обернулся.

– Вы чего, ребята? – недоуменно спросил он, оглядев их перепуганные лица. – Что-то не так?

– Слышали? – обратился к ребятам Торо. – “Что-то не так?”

– Все так, – усмехнулся Эспада. – Может, ему зеркало дать, чтобы увидел свою блаженную улыбку до ушей и понял, чего это мы?

Кантор рассмеялся.

– Ребята, вы что же, думали, что я вообще не умею улыбаться?

– Мы просто никогда не видели тебя в таком хорошем настроении, и это как-то вызывало сомнения, что оно тебе вообще доступно. Что это с тобой? Ты еще и не пил, вроде?

– Действительно! – Кантор потянулся к столу. – Наконец-то мне принесли водку и мороженое… Да чего вы на меня так уставились? Давайте выпьем. Здесь так весело, и вообще…

Он огляделся, осматривая зал, и с удивлением заметил, что помимо воли останавливает взгляд на хорошеньких девушках. Да что это с ним, в самом деле? Ведь действительно, даже не пил еще… А вот эта ничего… И эта, в зеленом, тоже… А эта, с косичками… вроде ничего выдающегося, но сразу обращает на себя внимание, потому что одна среди всех с непокрытыми волосами. И еще в ней есть что-то экзотическое и чуждое… Ах, ну конечно, как же он мог забыть, это же та самая переселенка, которую он видел у Азиль. Вот и прекрасно, тут-то мы и познакомимся, и ходить никуда не надо, вот ведь как повезло… Не надо бы напиваться перед знакомством с дамой, но… а, одну рюмку можно.

Он выпил, бросил в рот соленый орех и принялся за мороженое.

– Кантор, – спросил Торо, с любопытством наблюдая за ним. – А если не секрет, почему ты так любишь мороженое? Стоит тебе попасть в цивилизацию, и ты его лопаешь в огромных количествах.

– Да просто люблю я его, – ответил Кантор, приканчивая первую вазочку и поглядывая на вторую – У меня было тяжелое детство и мне не давали мороженого. А мне хотелось. А потом у меня была тяжелая юность. Я очень болел, и мне опять не давали есть мороженое, пить и курить.

– И с девушками водиться не давали, – засмеялся Ромеро.

– Глупый ты, – как-то совершенно беззлобно откликнулся Кантор. – Если бы мне не давали водиться с девушками, я бы сейчас с ними водился так же, как ем мороженое. И в таких же количествах.

– Не хочешь говорить – не надо, – пожал плечами Эспада. – Но зачем же так шутить? У тебя такие правдоподобные шутки получаются, что вот Ромеро, например, может вполне принять за правду.

Кантор засмеялся и потянулся за второй вазочкой.

– А что, я произвожу впечатление тяжело больного человека?

– Иногда, – серьезно сказал Торо. Он хотел еще что-то добавить, но Эспада вдруг резко вскочил, чуть не опрокинув стул, поймал стул на лету и пододвинул к столу.

– Прошу вас, – сказал он. Кантор оглянулся. Азиль, как всегда, подошла совершенно бесшумно. Даже он не услышал.

– Спасибо, – сказала она и села, с откровенным любопытством разглядывая мистралийцев. Эспада оглянулся и утащил стул от соседнего стола. Господа за соседним столом неодобрительно проследили за уходящим стулом, затем остановили взоры на прическе Эспады и дружно уткнулись в тарелки, сделав вид, что ничего не заметили.

– Здравствуй, Азиль. – Кантор снова улыбнулся и поставил мороженое на стол. – Как поживаешь?

– Неплохо, – ответила она. – А ты? Еще не надумал?

– Почти, – кивнул Кантор. – Но не сегодня. Ты познакомишь меня со своей подругой? Я ее только что видел здесь, в зале.

– Здесь? – Азиль завертела головкой, разыскивая подругу. – Точно, вон она. Да здесь вся библиотека… Надо ей сказать, чтобы домой уходила.

– Почему? – удивился Кантор. – Что-то не так?

– Ты же видел Казака? Ты его знаешь?

– Немного. А ты видела, что он сделал?

– Видела. Есть у него такое милое заклинание собственного сочинения. “Стань собой”.

– Ой-ой… – тихо сказал Кантор. – представляю, что начнется в кабаке, когда все станут собой… Это пока трезвые еще ничего, а как выпьют… А ты что же не уходишь?

– Мне это не страшно, я всегда остаюсь собой. А вот Ольгу надо спровадить, а то будет скандал. Я вижу, чепчик она уже сняла, значит, началось.

– А при чем тут чепчик?

– Она его не любит, – улыбнулась Азиль. – Носит, потому что положено, и ругается все время по этому поводу. А она по сути своей – бунтарская душа, и, став собой, она начнет бунтовать против всего, что ей не нравится. И будет скандал.

– Постой, – попросил Кантор. – Познакомь меня с ней, и мы вместе уйдем. У нас еще есть время?

– Есть. – Азиль снова оглядела его товарищей. Внимательно и пристально.

– Выбираешь? – спросил Кантор. – Или просто так заглядываешь? Нравится кто-то?

– Выбери меня! – не удержался Ромеро. – Я очень хочу!

– Хоти в тряпочку! – осадил его Кантор. А нимфа, с улыбкой посмотрев на него, сказала:

– Нет, ты мне не нужен. – Потом перевела взгляд на Торо и сказала: – А тебе не нужна я.

И остановила взгляд на фехтовальщике.

– Ты мне нравишься. Хочешь, я приду к тебе сегодня?

Эспада слегка оторопел и вопросительно посмотрел на Кантора.

– Что ты мнешься? – улыбнулся Кантор. – Соглашайся.

– А где?

– Ради такого случая сними отдельную комнату. У тебя деньги есть или тебе дать?

– Есть, конечно… А что я еще должен делать?

– То же, что и обычно. Что ты, как маленький.

– Просто я никогда не встречался с нимфой.

– Не бойся. Я подойду к тебе чуть позже, – засмеялась Азиль и повернулась к Кантору. – Ты умеешь танцевать фламмо?

Кантор прислушался к музыке и в очередной раз одарил присутствующих ослепительной улыбкой.

– Какой же мистралиец не умеет танцевать фламмо?

– Потанцуешь со мной?

– Ну, конечно!

Они одновременно подхватились со стульев и вприпрыжку направились в центр зала. Эспада проводил их взглядом и спросил:

– Ну что, вы уйдете или останетесь?

– Мне-то все равно, – пожал плечами Торо. – Не думаю, что я настолько двуличен, чтобы бояться этого заклинания. И мне до смерти интересно, что же еще кроме танцев отмочит Кантор, став собой.

– Не знаю, – вздохнул Эспада. – Не знаю, что отмочит Кантор, а вот мне надо уходить поскорее, потому, что меня начинает одолевать сильное желание вызвать кого-нибудь на поединок.

– И чего я сюда пришла? – ворчала Клара – Что интересного в том, чтобы поесть, выпить и поплясать? Я вообще плясать не люблю. Лучше бы я почитала книжку дома. Или пошла в гости к Жаку. Он такое рассказывает… Он стольким интересным вещам научился от переселенцев, с которыми он работает. Я тоже хочу работать с переселенцами. Это интересно.

– А я хочу замуж, – вздохнула Лаура. Ее кавалер тоже обреченно вздохнул.

– А я не знаю, чего хочу, – сказала Ольга. – Зато точно знаю, чего не хочу. Не хочу ходить в этом траханом чепчике и в этом платье. И не хочу, чтобы каждая засранка, которой бог ума недодал, хихикала тут непонятно над чем. И вообще думаю, не надрать ли ей задницу.

– Ты имеешь в виду Зиану? – уточнила Клара. – Она, конечно, вредная, но драться некрасиво. И ругаться такими словами тоже. Пусть себе пляшет со своим младшим писарем. А ты не хочешь потанцевать?

– Я не умею, – вздохнула Ольга. – Я ваших танцев не знаю. А Зиана, кстати, танцует, как корова. Я бы на ее месте и не выходила позориться. Ты посмотри на Азиль.

– Ну, нашла с чем сравнить. По сравнению с ней мы все коровы. А посмотри, какой у нее кавалер!

– Да, он красивый, – согласилась Ольга.

– Не сказала бы, чтобы он уж такой был красивый, но танцует здорово. И как Азиль не боится с мистралийцами связываться?

– А ей-то чего бояться? Она же, наверное, затем и подошла к ним, чтобы найти себе мужчину на ночь. Да и в любом случае, кто же обидит нимфу?

– Всякие бывают люди, – наставительно заметила Клара.

Музыка сменилась, и пары стали возвращаться на места. Азиль со своим кавалером направилась почему-то к их столу, издали махая рукой.

– Ольга! – крикнула она, приблизившись. – Подойди сюда.

“Значит, это все-таки он, – подумала Ольга, выбираясь из-за стола. – И она хочет нас познакомить”.

– Привет, – сказала она, кивая подружке.

– Здравствуй, – улыбнулась нимфа. – Вот, познакомьтесь. Это Ольга. А это Кантор.

Ольга решительно протянула руку для рукопожатия, расположив ладонь так, чтобы у нового знакомого не возникло сомнений и он не попытался поцеловать даме ручку. Мистралиец спокойно пожал ей руку, не высказав никаких сомнений, и улыбнулся.

– Я очень рад. Только не зовите меня так. Это имя… для узкого круга.

– А как вас звать? – спросила Ольга.

– Как хотите.

Ольга еще раз посмотрела на нового знакомого, перебирая в уме красивые испанские имена. Почему-то ей показалось, что его нужно непременно назвать испанским именем, то ли потому, что для нее мистралийцы говорили по-испански, то ли из-за его экзотической внешности. Смуглый, черноглазый, с прямыми и длинными волосами, тоже жгуче-черными, Кантор чем-то напоминал выходца из Латинской Америки. А его мистралийский национальный прикид делал его похожим на персонаж из какого-то костюмного фильма. Кантор был облачен в узкие черные штаны с очень широким поясом, украшенным бляхами, короткую черную же куртку нараспашку и такую же черную рубашку с распахнутым воротом. Дополняли образ черный же шейный платок и длинная висячая сережка в ухе.

– Я буду звать вас Диего, – сказала Ольга.

– Почему? – вдруг спросил он, и в его голосе промелькнули удивление и замешательство.

– А вы на Зорро похожи, – пояснила Ольга.

– А-а, – успокоился свеженареченный Диего, даже не поинтересовавшись кто такой Зорро и чем он на него похож.

– Вы общайтесь, – сказала Азиль, – А я пойду. Твоему другу пора убираться из зала, а то ему, похоже, хочется подраться. Так что я пойду уведу его, хотя еще и рановато… И вы уходите.

– Мы скоро, – кивнул мистралиец. – А тебе правда так понравился Эспада? Или в нем что-то есть такое… что нуждается в твоей помощи?

– И то, и другое. Мне понравились его косички. И он хороший человек. А еще у него два рубца на сердце, которые до сих пор болят.

– Два? Если это то, что я думаю, то должно быть три.

– Два. Или ты не то думаешь, или не все знаешь.

– Ребята, о чем вы? – подала голос Ольга.

– Извините, – спохватился Диего. – Вам это… непонятно. Я немного разбираюсь в том, что видит Азиль, об этом мы и говорили.

– До встречи, – сказала Азиль, чмокнула его в щеку и смылась. Тут-то Ольга и поняла, что капитально влипла, поскольку совершенно не знает, что теперь делать со своим новым знакомым. Как-то надо продолжать знакомство, поговорить о чем-нибудь… Советовал же король с ним закорешиться… В гости его пригласить, что ли? Он вроде музыкой интересовался… Так ведь в квартире такое, что хоть не заходи, как туда мужчину приглашать? Говорила же Тереза, опомнись, Ольга, и прибери этот хлев, вдруг кто чужой в гости зайдет. А она еще расфыркалась, кто это к ней чужой в гости может зайти… Вот и красней теперь, неряха несчастная! Мало того, что сама как идиотка в этом белом передничке, так еще и в доме… не то что хлев, а полнейший свинарник.

– Мы прямо сейчас пойдем? – спросила она, чтобы что-то сказать.

– Да, пожалуй, не стоит прямо сейчас. Давайте еще немного посидим, я доем свое мороженое, вы тоже… А куда бы вы хотели пойти?

– Еще не знаю, может домой… – неуверенно предположила Ольга, надеясь, что он откажется. Ну, хотя бы из вежливости поломается. – А сейчас… разойдемся по своим столам?

– Зачем же? Давайте посидим вместе. Прошу к нашему столу.

Когда они подошли, Азиль и ее избранник с экзотической прической как раз только что удалились. Диего познакомил ее со своими товарищами, усадил около себя и занялся мороженым.

– Не хотите что-нибудь выпить? – предложил он. – У нас тут только водка, но можно заказать что-то еще.

– Спасибо, пусть будет водка, – согласилась Ольга и подумала: “Для храбрости и непринужденности в общении. А также для облегчения грядущей стыдобищи, когда он увидит мою квартиру.” Диего спокойно, не удивляясь, налил ей и себе и обратился к товарищам на родном языке, поскольку они, видимо, другого не знали:

– Вам наливать?

– Давай, – отозвался большущий дяденька с усами, которого звали Торо. – А что это ты даму водкой поишь?

– Она сама согласилась. А тебе?

– Наливай, – оживился молодой франтоватый парень, которого Клара приняла за купца. – Слушай, Кантор, а что ты с ней будешь делать?

– Тебе какое дело?

– Ну ты же все равно с девушками не трахаешься, зачем она тебе? Дай я за ней поухаживаю.

– Сейчас я тебя выведу за дверь, – сказал Диего все тем же спокойным тоном, по которому невозможно было бы догадаться о содержании разговора, если бы она не знала языка. – И так за тобой поухаживаю, что костей не соберешь. Если тебе нужна дама, иди по залу и знакомься.

– Тебе что, жалко? Ну попроси, чтобы она меня с подругами познакомила. Или пусть хоть посоветует, к которой можно подкатиться.

– Иди сам и знакомься, если тебе надо. Тоже, сводню нашел. – Диего повернулся к Ольге и перешел на ортанский. – Давайте выпьем за знакомство и перейдем на “ты”, если не возражаете. Мне так удобнее. А вам?

– Пожалуйста, – согласилась Ольга и утащила с тарелки соленый орех.

– Смотри-ка, у вас даже вкусы одинаковые, – засмеялся дяденька Торо. – Кантор, это дама для тебя, как по заказу. Если она еще и мороженое так же ест, можешь сразу жениться, не прогадаешь.

– А водку она хлещет лихо, – заметил Ромеро. – А может, если я просто предложу ей два золотых, она и ломаться не будет? Не думаю, что ей кто-то предложит больше.

– А может, я тебе предложу засунуть их себе в задницу и получить от этого удовольствие? – не выдержала Ольга. Последовала немая сцена секунд на пять, после чего дяденька немедленно принялся извиняться, а Диего тихо захихикал, прячась за вазочкой с мороженым.

– Ты что, предупредить не мог? – обиделся Ромеро.

– Да я не знал, – засмеялся Диего. – Мы же только познакомились. Так тебе и надо, чтобы не ляпал языком. И хоть бы извинился, свинья.

– Это я свинья? – разобиделся Ромеро и тут же обернулся к Ольге. – Послушай, я, конечно, был не прав насчет двух золотых, но Кантор у нас парень совершенно бесполезный для дам, а я очень даже ничего.

– Ромеро, заткнись! – быстро крикнул Торо. – Кантор, сядь!

– Диего, – спросила Ольга, не столь для информации, сколько для того, чтобы отвлечь Кантора от его кровожадных намерений. – А этот парень он у вас что, дурак?

– Полнейший, – поспешно ответил Торо. – Потому мы за ним втроем и присматриваем.

– Мало того, что меня свиньей обозвали, так я еще и дурак? – оскорбился Ромеро. – Сама ты дура, не знаешь, с кем связалась! Кантор ненормальный псих и полный импотент, и водиться с ним могла разве что его зашитая наглухо подружка, такая же психованная…

На этот раз Торо не успел. Диего одним движением перепрыгнул через стол, на лету свалив разговорчивого товарища ударом ноги в переносицу, затем подхватил его и несколько раз ударил лицом о стену, прежде чем Торо добрался до места событий и прекратил мордобой.

– Я знал, что этим кончится! – жалобно возгласил он. – Надо было его сразу увести! Чуяло мое сердце, что он сегодня договорится-таки! Кантор, сядь и успокойся. Ты перепугал свою даму.

Диего медленно разжал кулаки и вернулся на свое место. Молча взял со стола бутылку, отпил из горлышка и достал из кармана сигару.

– Сволочь, – сказал он, нервно чиркая спичками. – Скотина. Падла. Ублюдок. Да как у него повернулся его поганый язык… как он вообще смел даже вспоминать про Саэту!

Подошел Дик, осмотрел место побоища и хмуро спросил, что здесь происходит.

– Все нормально, – сказала Ольга. – Дик, ничего не случилось.

– Тут только что дрались.

– Уже все. Ну, один другому съездил по роже, так было за что, уж ты мне поверь.

– Горячие мистралийские парни… – проворчал Дик. – Чтоб больше этого не было. Что за вечер собачий, по всему залу какие-то события, за каждым столом… Уже бегать задолбался. И что самое противное, самому подраться хочется. Надо было сразу закрыться, как Азиль советовала. Ладно, тихонько унесите пострадавшего и… ушла бы ты отсюда, в самом деле. Не нравится мне все это. И тарелку из подола убери, а то встанешь и разобьешь.

– Где? Ой… – Ольга подняла с колен тарелку, упавшую со стола и обнаружила, что в этом платье можно действительно только бежать домой, и притом бегом, по темным улочкам, тщательно прикрываясь плащом.

– Вот тебе и ой. Жаку привет передавай. Что это он не заходит? – все так же хмуро бросил Дик и бегом направился в другой конец зала, откуда уже слышался характерный звон бьющейся посуды.

– Посмотри, что ты наделал! – укоризненно сказал Торо. – То, что ты расквасил физиономию товарищу, я вполне могу понять, но ты напугал девушку и испортил ей платье, а это уже свинство с твоей стороны. Извиняйся теперь, как хочешь, а я отнесу Ромеро в комнату.

– Торо, – спросил вдруг Диего – А тебе самому никогда не хотелось ему морду набить? Он ведь тебя достает не меньше, чем меня.

– У меня ко всему этому устойчивый иммунитет, – усмехнулся в усы Торо. – Поживешь с мое, и у тебя выработается. Ушли бы вы, действительно, из этого заведения. Только подождите меня.

– Плащ мне принеси, пожалуйста. И шляпу.

– Ладно… – проворчал Торо, взвалил на плечо потерпевшего и потопал на выход. Диего виновато посмотрел на Ольгу.

– Извини, пожалуйста, – покаялся он. – Я действительно так тебя напугал?

– Я вообще-то не самая пугливая девушка в столице, – пожала плечами Ольга. – Но это было несколько… неожиданно.

– Я не хотел. Но этот козел меня достал. Ты же слышала, что он сказал.

– Я догадываюсь, – улыбнулась Ольга, – что страшнее оскорбления для мистралийца не существует в природе. Только я не поняла насчет подружки.

– У меня была подруга, – вздохнул Диего и печально потянулся за вазочкой с мороженым. – Это долгая история, и очень грустная, не буду тебе рассказывать. Но за это я мог бы его и убить.

Ольга вспомнила, что говорил о нем король, и подумала: “Скажи мне кто-нибудь полгода назад, что я свяжусь с киллером и буду этак запросто с ним тусоваться, не поверила бы… Да и не похож он на киллера. И вообще, он симпатичный. Интересно, он действительно такой членопорядочный, как говорил король? Или он просто нормальный мужик, а у мистралийцев считается подозрительным, когда человек не бегает за каждой юбкой?”

Диего запустил ложку в вазочку, зачерпнув чуть ли не половину ее содержимого, и снова виновато посмотрел на Ольгу.

– Не сердись. Хочешь, я тебе новое платье куплю?

– Да не надо, – поспешно отказалась она, представив себе, как пошло будет выглядеть эта совместная покупка платья. – Я их вообще не люблю, эти платья. Они мне не идут. И зачем я их, собственно ношу? Да ну их на фиг, эти переднички и чепчики! Подумаешь, положено! Не буду я их больше носить, и все! И что мне сделают? Будут пальцами показывать? И плевать на всех! Я никому не обязана! Захочу, и буду ходить в штанах. А захочу, и закурю. А что я смешного сказала?

– Азиль верно говорила насчет твоей бунтарской сущности, – повеселел Диего. – Надо скорее уходить, а то и ты с кем-нибудь подерешься.

– А что говорила Азиль? – не поняла Ольга, действительно доставая сигареты и спички. Чего это она, в самом деле, должна стесняться! А если кто попробует пристать, у нее тут под рукой имеется полезный кавалер, который очень быстро и качественно умеет бить невоспитанных собеседников мордой об стенку.

– Видишь ли, – пояснил мистралиец, приканчивая мороженое. – Мы все в этом зале заколдованы. Маг, которого обжулили за карточным столом, в качестве маленькой мести хозяину, заколдовал всех, кто был в зале, одним редким заклинанием. Оно высвобождает внутреннюю сущность человека, и человек начинает вести себя так, как ему хочется, ни с чем не считаясь. А о тебе Азиль сказала, что ты от такого заклинания начнешь восставать против всего, что тебе не нравится. И оказалась права. Ты действительно предпочитаешь ходить в штанах?

– Да, – подтвердила Ольга. – Но мне объяснили, что в штанах ходят только воительницы… ну, и некоторые волшебницы и барды, если хотят. А порядочные горожанки должны носить платье и чепчик этот идиотский, чтобы никто не усомнился в их порядочности. Да пусть сомневаются, я не нанималась каждому доказывать, какая я порядочная. Может, я вовсе и не хочу быть порядочной. В любом случае, шлюхи в штанах не ходят. Только вот Элмар все боится, что меня будут принимать за воительницу и на каждом углу вызывать на поединки.

– Это просто, – усмехнулся Диего и потянулся за следующей порцией мороженого. – Повесь на спину какой-нибудь музыкальный инструмент, и тебя будут принимать за барда.

– Я же на них играть не умею.

– А что ты умеешь?

– Да ничего. У меня ни к чему таланта нет.

– С таким Огнем – и ни к чему нет таланта? – поразился мистралиец. – Да такого быть не может! Как ты в таком случае дожила до своих лет? Огонь, если его не использовать по назначению, сжигает человека.

– Это как? – заинтересовалась Ольга. Мало ей было предстоящего дракона и непонятного проклятия, та еще и милая перспектива сгореть в Огне барда, о котором ей как-то вскользь рассказывал Жак.

– Обычно страдает психика. Депрессии, психозы, алкоголизм и прочие прелести.

“Вот это оно и есть, – обреченно подумала Ольга. – Я-то думала, какого рожна мне не хватает. А это вон что, оказывается…”

– А что же мне делать? – спросила она. – Пока до психозов не дошло?

– Займись чем-нибудь. Если ты настолько не способна к музыке, пиши стихи, или прозу, или рисуй, как умеешь, пытайся выразиться. Даже если у тебя совсем ничего не получится, по крайней мере не сгоришь. Неужели тебе до сих пор этого никто не сказал? Разве Азиль не видела?

– Она говорила, что у меня есть Огонь. Но ничего не говорила о том, что он сжигает.

– Не знает она, что ли? А может, и не знает… А может, ей просто в голову не пришло. У нее совершенно особенная логика, непонятная для людей. Вот например, ты не знаешь, для чего ей понадобился Эль Драко, да еще так срочно? О нем пять лет не было ни слуху ни духу, все уже привыкли, что он умер, и вдруг Азиль мне заявляет, что он жив и что он ей срочно нужен. Вынь да положь.

– Это она для меня, – вздохнула Ольга. – Да нет, в общем-то это не столь срочно и необходимо… Дело в том, что меня прокляли… Давай, расскажу, если хочешь. Я все равно обязана каждому кавалеру об этом рассказывать.

– Расскажи, – очень живо заинтересовался Диего. Даже про мороженое забыл.

– Тебе кратко или подробно? – снова вздохнула Ольга, которая уже раз сорок пересказывала эту историю и успела приобрести к ней чуть ли не аллергию.

– Подробно, – попросил он. – Может, я что-то тебе посоветую. Я не специалист, но у меня есть врожденные способности, вроде как у Азиль. Вдруг меня осенит.

Пришлось изложить ему печальную историю недотепы-некроманта и увечного не то живого, не то мертвого супруга. Мистралиец слушал внимательно, не сводя с нее глаз, и видно было, что эта история производит на него сильнейшее впечатление.

– Вот Азиль и хочет, чтобы я с ним встретилась живьем, – заключила Ольга, решив умолчать о драконе, чтобы лишний раз не расстраивать впечатлительного слушателя. – Она считает, что теперь мне действительно можно всерьез иметь дело только с ним. И ему со мной, наверное, не знаю. И никто не знает.

– Вот как… – задумчиво протянул Диего, теребя сережку. – Значит, таким ты его видела – весь изувеченный и без руки? Странно…

– Что странно?

– Что он выглядел так. Если он действительно жив, сейчас он не должен так выглядеть, за столько лет все бы давно зажило. Понятное дело, лицо в шрамах, но в старых шрамах, а не в свежих ранах. И рука тоже… Значит, ты его вывела из Лабиринта, и больше он тебе не снился?

– Из какого Лабиринта?

– Ну, может в классической магии это место называется как-то по-другому, не знаю. И больше ничего не было? Он тебе не снился, и тот мистик тоже не снился?

– Нет, ни разу. Тебе что-нибудь понятно?

– Не совсем, но, если хочешь узнать мое мнение… ерунда все это. Живи спокойно, встречайся, с кем хочешь, хоть замуж выходи. Ничего не случится ни с тобой, ни с твоим мужчиной. Твой так называемый супруг никогда в жизни никого не ревновал и признавал только свободные союзы между мужчиной и женщиной. А слово “жениться” вызывало у него отвращение.

– Совсем, как у его величества! – засмеялась Ольга. – Вот уж, братья по разуму!

– А что, он тоже?… – улыбнулся Диего. – Славный он у вас. Пообщавшись с ним, начинаешь тосковать по монархии.

– А как вы у себя в Мистралии жили при короле?

– Плохо помню, я был еще маленький.

– А сколько тебе лет?

– Какая разница? – вздохнул он. – Все равно не помню. Наверное, хорошо жили. Как здесь. Повезло же этой стране, что попался вот такой Шеллар, который сумел пригвоздить этих траханых Всадников Небесных и сохранить королевство… А то было бы здесь то же, что и у нас. Всадников бы через пару лет поперли пинками, никого из законных наследников не осталось бы в живых, и пошла бы битва за власть, гражданская война и прочее…

Ольга вспомнила беседу с его величеством и его спокойные рассуждения о том, что он будет делать, когда его свергнут, и у нее резко испортилось настроение. У нее даже мелькнула было идея попробовать уговорить этого симпатичного киллера поработать немного для короны, но как только она открыла рот, чтобы об этом сказать, у нее попросту отнялся язык. Напрочь, как после анестезии у стоматолога, только еще сильнее. Осознав в полной мере, как действует магически обработанный Закон, Ольга оставила безнадежную идею и спросила:

– А что это твой товарищ так долго не идет?

– Наверное, пытается оказать первую помощь пострадавшему, – предположил Диего. – Я же его так добросовестно отделал, что помощь ему точно понадобится.

– Так ему и надо. Чтобы не был такой свинюкой. Он у вас всегда такой или это от колдовства?

– Такой, – кивнул мистралиец. – Но в меньшей степени. Он никогда бы не сказал мне такого в глаза в нормальном состоянии. Подумал бы, но сказать бы побоялся. А тут вот… – Он вздохнул, печально исследовал последнюю вазочку из-под мороженого и, убедившись, что она пуста, поставил на стол. – Действительно, что-то долго они там. Неужели реанимировать пришлось?

– Вот он, – обрадовалась Ольга, увидев, как знакомый громоздкий дяденька протискивается в дверь. – Пришел.

Диего обернулся.

– Что ты так долго? – спросил он.

– Да ну вас, – махнул рукой Торо. – Одни проблемы с вами. Этого дурня еле откачал, и сомневаюсь, что он завтра сможет сесть в седло. И Эспада все-таки подрался. Какие-то уголовные элементы собрались пристать к его даме на лестнице. Дураки они совсем? Или косички не разглядели, или не поняли, что они означают? Или думали, что раз их трое, то справятся? В общем, Эспада их там же, на лестнице, в рядочек положил и пошел себе со своей дамой дальше, а мне пришлось со всем этим разбираться. Уходи хоть ты, пока больше ничего не натворил.

– Сейчас пойдем, – согласился Диего, взял свои плащ и шляпу и обратился к Ольге:

– Где твоя одежда?

– На моем стуле. У нашего стола.

– Тогда давай заберем и пойдем.

Она была странная, это верно. Чудная и непонятная, неправильная и ненормальная, как все, в ком есть Огонь. Смешная и нескладная в своем заляпанном соусом платье, которое действительно не шло к ее походке и жестам, ее манере двигаться и манере говорить. И в ней по-прежнему ощущалось что-то чужое и непонятное, а это было для него привлекательным и заманчивым во все времена. Да, она была некрасивая, нескладная и где-то даже неуклюжая, но она ему нравилась. Ее живые зеленые глаза, ее косички цвета спелой пшеницы и ее неуловимая чуждость. И еще – ее Огонь.

А еще ее манера драться. Правильная и тактически верная. Во всяком случае, с данной противницей. Отделалась испорченной прической и парой царапин, а противнице перепало неплохо. Так ей и надо. Будет думать, прежде чем говорить. Почему-то любой мужчина – если он мужчина, конечно, а не мешок с дерьмом – знает, что за каждое слово нужно отвечать, только тогда оно имеет вес. А у женщин все запросто – захотела, и ляпнула, и никакого ответа за свои слова держать не обязана. Потому и не уважают мужчины женскую болтовню и пустые сплетни. Если они мужчины, конечно. Но в данном конкретном случае все получилось очень славно. Ему даже понравилось. Если уж ты, цыпочка, считаешь, что твоя коллега – стиральная доска, на которую может позариться только изголодавшийся по бабам мистралиец, так уж будь добра, докажи, что имеешь право говорить это вслух. А если тебе сразу вдруг приспичило спрятаться за спину своего младшего писаря, так засунь язык себе в… туда, в общем, и не рассуждай, что у Ольги заскоки от хронического недотраху. А то ведь нечего делать – вытащить тебя из-за спины твоего перепуганного кавалера, который в глаза-то посмотреть боится, не то, что возражать, тоже, мужчина называется… Вытащить за шиворот и бросить в круг, как положено у порядочных людей, и доказывай, что твоя соперница под гоблина готова лечь, как ты утверждаешь. И еще пальнуть в потолок из пистолета, чтобы никто не подходил и не смел мешать. И давай, детка. А если тебя хватает только на то, чтобы вцепиться сопернице в волосы, а потом и те выпустить из рук и пускать сопли в три ручья, пока тебя месят кулаками, так опять же – засунь свой язык… и так далее. И скажи спасибо, что вышибала достаточно быстро освободился и подошел, а то бы тебе попало куда больше. Ольга рассвирепела не на шутку, а женщины в гневе бывают опасны…

– Да что же это за вечер сволочной выдался! – матерился вышибала, провожая взглядом зареванную девицу. – уже и бабы начали! Ольга, ты что, совсем охренела? Только вашего бабского бокса мне тут не хватало!

– Не ругайся, Дик, – примирительно попросила Ольга, довольная донельзя. – Мы уже уходим.

– Уходите поскорее! Я имел в одно место такую работу! Что за дела, мать твою!… – закончить свою речь он не успел, так как ему опять пришлось бежать наводить порядок.

Кантор помог Ольге надеть плащ и они, наконец, покинули этот злосчастный трактир.

– Чего ты улыбаешься? – спросила девушка, на ходу расправляя пострадавшие косички и пряча их под капюшон.

– У тебя глаза горят, как у кошки, – еще шире улыбнулся Кантор. – Так любишь подраться?

– Элмар это называет “высокое вдохновение битвы”, – тоже улыбнулась Ольга. – А король над ним смеется.

– Не знаю, может, у принца Элмара оно и высокое, – засмеялся Кантор, – Но ты бы видела, как вы выглядели со стороны. Обхохотаться можно.

– Я понимаю, у вас это происходит серьезнее, – согласилась Ольга. – Поэтому тебе и смешно.

– У нас это действительно серьезнее. Если бы мне сказал такое не заколдованный человек, побитой мордой он бы не отделался. У нас за слова принято отвечать. Если кому-то хочется обозвать товарища чем-нибудь оскорбительным, то он должен быть готов тут же выйти с ним в круг на ножах и доказать, что имеет право говорить то, что думает.

– Страсти какие! – уважительно, но без особого одобрения прокомментировала девушка. – А ты выходил?

– Разумеется. И неоднократно. Ни разу не колеблясь. Зато теперь мне никто не смеет говорить в глаза всякие гадости, вроде того, что сказал Ромеро. Кстати, чтобы тебя не мучило любопытство, это неправда.

– Я знаю, – просто ответила она. – Мне Азиль говорила. Вернее, не мне, а королю, но при мне.

– Королю? – Кантор слегка опешил. – По какому поводу?

– Он спросил, правда ли это, а она сказала, что нет.

“Ох, Азиль, дитя ты бестолковое, язык у тебя как был в семь локтей длиною, так и остался… Что ж ты еще наговорила про меня его величеству и всем присутствующим?”

– А что она еще говорила?

– Много чего. Она в тебя заглянула и рассказала, что она увидела.

– Понятно. Спасибо, Азиль, спасибо, милая… Ольга, ты уж не расспрашивай меня об этом и не проси истолковать. Это все… не для обсуждения. Лучше… расскажи что-нибудь о себе. Я бы сам рассказал, но мне нельзя.

– Ладно, – охотно согласилась девушка. – Давай, расскажу, как я сюда попала.

– Расскажи лучше сначала, – попросил он. – Как ты жила в своем мире.

Она рассказывала, а он слушал и думал о том, как мало отличаются люди друг от друга. Такую же историю могла рассказать любая студентка и этого мира – те же лекции, преподаватели, экзамены и развеселые студенческие попойки с песнями, танцами, беседами и последующим расползанием парочками. Ах, молодость, молодость, беззаботное время…

Они еще поговорили о лингвистическом феномене, который Ольга пыталась исследовать, но без особого успеха. А потом они пришли.

– Заходи, – сказала Ольга, отпирая дверь, – Только не пугайся, у меня тут беспорядок… У нас тут была вечеринка…

Кантор смело вошел и понял, что его представления о беспорядке скудны и лишены фантазии. Заставленный грязной посудой и заваленный объедками стол выглядел примерно так же, как и их собственный стол в их хижине наутро после того, как Рико где-то украл ведро спирта. Но на этом сходство кончалось. Тем более что стол-то они утром прибрали, пока Амарго не увидел, хотя и чуть не подрались, решая, кому убирать, и Торо предложил бросить жребий. А на этом столике пили явно не вчера, поскольку кости и огрызки успели основательно усохнуть. Кроме маленького столика в комнате имелся еще большой письменный стол, заваленный книгами, окурками, чашками, бумагами и… кгм… женским бельем. К счастью, чистым, но от такой разновидности беспорядка Кантор давно успел отвыкнуть и тут же почувствовал себя… скажем так, не совсем уверенно.

Ольга переполошено метнулась к столу, сгребла белье в охапку, прихватив попутно несколько листов бумаги, и поспешно затолкала в шкаф.

– Садись, – сказал она, убирая с кресла утюг и несколько книг. – Я сейчас быстренько все приберу. Вот тебе тапочки.

Кантор переобулся в тапочки, которые были велики ему размера на четыре и принадлежали, видимо, его высочеству Элмару или еще кому-то таких же ненормальных размеров, и оглядел комнату подробнее. То, что он увидел, мгновенно заставило его забыть про живописный беспорядок. На стене висел “Танец огня” Ферро. Подлинник. Тот самый.

– Нравится? – спросила Ольга, быстро набрасывая покрывало на кровать и сгребая со стола посуду. – Король сказал, что это подлинник.

– Да, это подлинник, – согласился Кантор, вглядываясь в парня на портрете. – А где ты его взяла?

– Купила по случаю на рынке, – отозвалась Ольга уже из кухни. – За один золотой.

За один золотой… бывает же! Какими судьбами он оказался в Ортане? Карлос его продал? Или его украли? Или подарил кому-то еще? Или просто Карлоса тоже посадили, а картину конфисковали и выбросили, поскольку портрет государственного преступника все равно никуда не повесишь…

Кантор снова посмотрел на красавца барда, изображенного в полуобороте среди прозрачных языков пламени. Красивый ты был парень, Эль Драко… Симпатичная мордашка, безукоризненная фигура, дракон этот твой разноцветный… И было у тебя две руки, для которых равны были женщина и гитара. И был у тебя Огонь такой силы, что легко был виден любому – он всегда горел в твоих глазах. И был у тебя волшебный голос, который прославил тебя и сделал богатым… Славный ты был парень, Эль Драко, спору нет. Жаль, что ты все-таки умер, что бы там не говорили по этому поводу прекрасная Азиль, его величество Шеллар и эта смешная девочка с косичками. Очень жаль. Но ничего тут не поделаешь. Умер, и все тут. Иначе не явился бы ты на зов бестолкового некроманта в таком виде, что перепугал бедную девушку до полусмерти. Будь ты живой, ты и выглядел бы, как живой. Сказать ей об этом? Или не стоит? Да нет, пожалуй, и так было сказано достаточно…

Вернулась Ольга, вытерла столик и поставила на него шкатулку и коробку с кристаллами.

– Что тебе поставить?

– Что угодно, – сказал он, занимая кресло и доставая сигары. – Только, если тебе не трудно, пропой мне вслух слова. Своим голосом, чтобы я мог понять. Тексты мне тоже интересны.

– Но у меня слуха нет.

– Как сможешь.

На удивление безголосые барды были в Ольгином мире. Просто поразительно, насколько безголосые. Но песни у них были удивительные и зачастую совершенно непонятные. Приходилось вырываться из плена завораживающего ритма и задавать вопросы. И если назначение телефона было понятно с трех слов, то кто такой дьявол он не мог понять минут пятнадцать.

Спустя три часа его голова была переполнена обрывками мелодий, фразами из текстов, полезными сведениями о мифологии и системе общественного транспорта Ольгиного мира и названиями незнакомых музыкальных инструментов. И бедная его голова от этого шла кругом.

– Что тебе еще поставить? – спросила Ольга, копаясь в ящике с кристаллами. – Может, “Алису”? Где про красное на черном? Тебе должно понравиться.

– Подожди, – сдался Кантор. – Давай сделаем перерыв. У меня в голове уже все перемешалось.

– Хочешь чаю? – предложила Ольга.

– Да нет, пожалуй… Вот кофе я бы выпил, я его уже третий день хочу…

– Я его уже третий месяц хочу… – проворчала Ольга. – Ты бы еще велосипед попросил… – И вдруг вскричала так, что Кантор чуть не слетел с кресла от неожиданности: – А в этом мире есть кофе?!!

– Да что ж ты так кричишь… Есть. А ты что, не знала?

– Мне никто об этом не говорил! Я думала, эта трава, которую тут называют чаем, это и все, что есть!

– Это в Ортане пьют чай. А Мистралии есть кофе. Просто его больше нигде не любят и по этому поводу даже смеются. А ты любишь кофе? Здесь неподалеку есть милый ресторанчик с мистралийской кухней, можно сходить. Не знаю, как тебе, а мне после всего этого просто необходимо прийти в себя. А для этого надо во-первых, прогуляться, во-вторых, выпить кофе, и в-третьих, просто выпить. Могу я пригласить тебя на чашку кофе?

– Даже на несколько! – обрадовалась Ольга. – Только я переоденусь.

Она скрылась за дверцей шкафа, повозилась там, и появилась в совершенно невообразимой одежде. Ярко-голубые линялые штаны, серый свитер и черная кожаная куртка наподобие его собственной. А еще… ну… обувь, в общем. Как назвать эту обувь, Кантор не нашелся. Словарный запас не позволил. Помесь туфель с сапогами. По высоте вроде туфли, но со шнуровкой, как у голдианских сапог. Толстенная подошва. И белого цвета.

– Вот так я пойду, – заявила она, напяливая поверх всего этого плащ. – И пусть все удавятся!

Кантор подумал, что сам он удавится первым. От зависти. О небо, да что с ним такое? Да, лет десять назад он бы визжал от восторга, увидев такие штаны и… э-э… обувь. Он бы отдал за них любые деньги, натянул, умирая от восторга и потрясал бы друзей необычным одеянием. Но сейчас-то, что это с ним такое? Да, десять лет назад, увидев девушку, одетую подобным образом, он бы разбился в лепешку, чтобы добиться ее внимания, будь она хоть некрасива, хоть глупа, хоть с хвостом… Впрочем, будь она с хвостом, он бы старался еще сильней. Но сейчас-то почему? О небо, неужели это и есть его сущность? Неужели стать собой для него значит стать прежним?

Вот, сказал вдруг голос внутри него, ты хотел посмотреть, каков настоящий ты? Смотри. Это ты. Ты пялишься на эту вздорную девчонку в голубых штанах и белых… обуви и приходишь в восторг.

Ничего подобного, спохватился Кантор. Какой еще восторг? Просто я немного удивлен. Весь вечер.

Не морочь мне голову, сказал внутренний голос. И себе тоже. Тебе нравится эта экзотическая девушка с ее музыкой и ее обувью. И ты будешь последним лопухом, если упустишь эту ночь и не столкуешься с ней насчет переспать.

Заткнись, рассердился Кантор. Еще чего. Мальчика нашел.

– Что-то не так? – спросила Ольга, вытряхивая сумочку и перекладывая в карманы ее содержимое. – Ты сидишь, смотришь и молчишь.

– Нет, все нормально, – ошалело ответил Кантор, совершенно озадаченный этим диалогом с внутренним голосом. – А как называется твоя обувь?

– Кроссовки, – ответила она. – Могу я хоть раз по-людски одеться, пока я заколдована?

– Мне нравится, – одобрил Кантор и выбрался из кресла. – Пойдем. А по пути ты мне расскажешь, что у вас там все-таки вышло с Христом. Мне как-то рассказывали, но рассказывал человек глубоко верующий, а мне интересно объективное мнение.

Прямо с порога Ольга ощутила до боли знакомый и родной запах. Кофе! Свежесмолотый и свежесваренный кофе! Господи, счастье-то какое! И его прямо сейчас можно сесть и выпить! И закурить, разумеется. И наплевать, что на нее таращатся обезумевшими глазами все немногочисленные посетители ресторанчика. Пусть таращатся, лишь бы глазки не повыпадали. Она здесь не одна, так что подойти все равно никто не посмеет. Даже горячие мистралийские парни, которых здесь хватало – видимо, основными посетителями ресторана были эмигранты, скучающие по отечественному напитку и общению на родном языке. Они только пялятся на ее кроссовки, но сказать ничего не решаются. А стоит Диего на них посмотреть, они и пялиться перестают, отворачиваются и делают вид, что им совсем неинтересно. Как это у него получается? Ведь он даже оружие на виду не носит. Просто смотрит – и они отводят глаза.

Они сели за столик и заказали сразу две большие чашки кофе. Потом Диего взялся изучать меню, а Ольга стала с любопытством рассматривать зал. Интерьер был, видимо, выдержан в национальном стиле, так как это заведение отличалось от других, виденных ею в столице. Оно было маленькое, компактное и уютное. Вместо традиционных светящихся шаров – фонарики с цветными стеклами. Вместо светлых штор – пестрые яркие занавески. Композиции их сухих цветов на стенах и клетки с птичками. Днем они, наверное, поют, но сейчас птички уже спали, а в углу играл маленький оркестрик – две гитары и флейта.

– Что ты будешь? – Диего протянул ей меню.

– На твой вкус. Я не разбираюсь в мистралийской кухне.

– А ты собираешься есть или закусывать? – тут же уточнил он. – И что ты будешь пить? Опять водку?

– Не мешать же теперь. Я как-то раз смешала, так такое было… Лучше я буду пить водку и закусывать чем-нибудь таким… вроде тех соленых орехов.

– Хорошо, значит соленые орехи… А еще можно… копченую рыбу, например… или маринованных улиток. Улиток будешь или ты такого не ешь? А то я знаю, в Ортане их не едят.

– Не пробовала. Но могу попробовать.

– И еще рекомендую вельбу, квашеную с перцем. Это овощ такой.

Им принесли кофе, и Ольга зависла носом над чашкой, блаженно вдыхая аромат. Как мало надо человеку для счастья! Она высказала эту мысль вслух, и Диего с ней частично согласился.

– Знаешь, – сказал он, – это все относительно. Иногда для счастья надо несравненно больше, а иногда – намного меньше. Сейчас это для тебя – чашка кофе. Завтра может оказаться кружка рассола. Через неделю – новые сапоги. А я знал времена, когда пределом мечтаний был обычный кусок хлеба. Глоток воды. Или просто, чтобы не было больно…

Он замолчал, сразу вдруг погрустнев, и стал раскуривать сигару. Ольга тоже замолчала, не зная, что сказать. Не начинать же рассыпаться в сочувствиях, на фиг ему это надо, не для того же он это сказал… Он вообще уже, наверное, пожалел, что сказал.

– Да, ты прав, – согласилась она, наконец, чувствуя, что пауза затягивается. – Это относительно. Я с ужасом представляю, что бы я делала, оказавшись в мире, где не знают табака. Вот тогда бы пределом мечтаний стала сигарета… Помню, я так обрадовалась, когда в первый вечер знакомства Элмар упомянул, что король курит.

– Кстати, о короле, – чуть оживился Диего. – Зачем он так интересовался мной? Расспрашивал Азиль, и все такое? И откуда он меня знает?

– Он вообще вами интересуется, – пояснила Ольга. – Сведения собирает. Он хочет найти принца Орландо и думает, что он у вас, вот и пытается вычислить, кто это. Это не ты?

– Не я, – засмеялся Диего. – Принц немного старше, если он жив. А зачем вашему королю понадобился этот несчастный многострадальный принц Орландо? Что он-то с ним делать будет?

– Вряд ли он с ним будет что-то делать. Ему просто интересно. Он был с ним лично знаком, и они даже вроде как дружили. А еще он обожает тайны, и не может мимо них спокойно ходить. Вечно в них копается и носится с какими-то вопросами… Вот недавно спросил меня про какую-то марайю, слово-то какое нашел… спросил и забыл, а слово ко мне прицепилось, и я теперь себе мозги сушу.

– Постой, а какой сегодня день? – спохватился Диего. – Не пятница?

– Четверг.

– Ага… Это хорошо… А знаешь, что мне пришло в голову? Ни один мистик еще до этого не додумался. В нашей истории нет ни одного упоминания о детстве и юности Христа. Все его деяния начинаются с того, что он пришел в Ортан из Белой пустыни. Пешком и уже взрослый. Так вот, как тебе гипотеза: это один и тот же человек. Он переселенец. Переместился к нам, когда у вас его убили.

– Гениально! – восхитилась Ольга. – Надо будет королю рассказать. Ему понравится.

– Расскажи, – засмеялся Диего. – Он заинтересуется, поставит на уши всех мистиков, и будет их доставать, пока эту гипотезу не докажут или не опровергнут.

– Значит, он будет их доставать до конца жизни, – сделала вывод Ольга. – Лучше тогда не говорить.

– Мистиков жалко? – лукаво поинтересовался Диего.

– Нет, короля. Он же так и не узнает, и всю жизнь будет изнывать от любопытства.

– Быть слишком любопытным плохо, – наставительно сказал Диего. – Вредно и даже бывает опасно. А ты любопытна?

– Ужасно, – засмеялась Ольга. – Просто удивительно, как я до сих пор жива. А кстати, можно я спрошу?

– Конечно, можно. Только не обещаю, что я отвечу.

– Как у тебя получается так смотреть, что тебя сразу пугаются?

– Ну, ты нашла, что спросить. Как тебе объяснить… Надо смотреть на человека… впрочем, можно и на любое существо, так, чтобы в твоих глазах он видел свою смерть и ничего более. Но у тебя так не получится. У меня начало получаться где-то года через два.

– После чего?

– После того, как я стал убийцей, – пояснил он.

И Ольга подумала, что это, видимо, специфика его профессии и ей действительно так не научиться. Это, небось, приходит где-то после второй сотни покойничков.

– По-моему, ты начинаешь меня бояться, – спохватился Диего. – Не надо, моя работа не имеет никакого отношения к моей личной жизни. Тем более, я уже не работаю по этой специальности.

– А почему?

– По состоянию здоровья, – улыбнулся мистралиец. Это могло быть шуткой, а могло и правдой. Во всяком случае, Ольга поняла, что докапываться до истины не стоит и перевела разговор на другую тему.

– Расскажи мне хоть что-нибудь о себе, – попросила она. – То, что можно.

Он опустил глаза и уставился на пепельницу, в которой дымилась его недокуренная сигара.

– Видишь ли, – медленно сказал он. – Я сегодня немного не такой, как обычно, поэтому… Я боюсь рассказать что-то такое, о чем завтра пожалею.

– А какой ты обычно?

– Довольно мрачный тип, ворчливый, неулыбчивый и неразговорчивый. Правда, музыку все равно люблю. А ты какая обычно?

– Примерно такая же, как сейчас, но не настолько наглая. Я бы никогда не рискнула выйти в город в таком виде.

– Даже со мной?

– С тобой в особенности. Тебя бы я постеснялась в первую очередь.

– Почему?

– Потому, что мы только что познакомились, и я не знала бы, как ты это воспримешь.

– Сейчас ты мне очень нравишься, – откровенно сказал он и поднял на нее глаза. Огромные, выразительные, черные, как ночь, с веселой искоркой где-то в глубине. – А обычному мне было бы безразлично. Так что можешь не стесняться. А скажи, эти твои… кроссовки, для чего у них такая толстая подошва? И почему они белые?

Ольга начала объяснять, чувствуя, что свидание с красавцем кабальеро начинает медленно, но верно напоминать беседы с его величеством. И что после подробного разбора стилей одежды ее мира последует еще какой-нибудь милый вопрос типа “А кто же все-таки такой Зорро?”

Они поговорили о кроссовках, об удобстве и неудобстве одежды, об ортанских чепчиках и мистралийских платках. Диего рассказал, что означают косички Эспады, а также о том, что его собственная прическа и серьга ничего не означают, а просто ему так нравится. Ольга скромно умолчала о том, как это все нравится ей, и рассказала о хиппи и панках. Диего пришел в восторг и рассказал, что идея сексуальной революции имела место в жизни и творчестве Эль Драко, но не получила широкого распространения. Потом они вместе поржали, представив себе, как бы выглядели мистралийские хиппи и поморские панки. Потом Ольга рассказывала все, что знала интересного о рок-музыке в целом, а восхищенный киллер-меломан внимал каждому слову чуть ли не с благоговением.

Когда они опомнились, оказалось что уже больше часу ночи, и их просят покинуть заведение, поскольку оно закрывается.

Один из непреложных законов мироздания, действие которых Кантор часто испытывал на себе, гласил: если у тебя вдруг случится хорошее настроение, обязательно найдется кто-то, кто тебе его испортит. Как раз об этом он и подумал, когда им заступили дорогу на неосвещенной улочке и вежливо попросили господина уступить им кошелек, одежду и девушку. Кантор прикинул, что пистолет в ближнем бою, пожалуй, не пригодится, и придется драться врукопашную. Понятное дело, это было не страшно и где-то даже скучно, но просто никак не соответствовало его настроению и вызвало у него невыразимую досаду.

– Держи, – сказал он, сдергивая плащ и набрасывая на голову ближайшему любителю чужих кошельков и девушек. Ольга за его спиной быстро отскочила на несколько шагов. Правильно, чтобы не мешать. Соображает девчонка, не то, что некоторые бестолковые дамы, которые застывают столбом и начинают визжать и метаться, усложняя задачу своему кавалеру…

Он увернулся от дубинки, отшвырнул ногой еще одного и, быстро развернувшись, полоснул ножом по горлу третьего.

– Девчонку, девчонку держи! – крикнул тот, что выпутывался из плаща.

Кантор снова увернулся от дубинки, сделал выпад, промахнулся и быстро отскочил к стене. Грабитель с дубинкой и его товарищ с плащом рванулись за ним, а тот, которого он отбросил в сторону, кинулся к Ольге. Ладно, ничего он ей не успеет сделать, сейчас, только с этими разберемся…

Он отпрыгнул в сторону, так как противник попытался воспользоваться его же приемом и набросить ему плащ на голову, и, налетев на обладателя дубинки, ударил его ножом в живот. В стороне раздался выстрел, но смотреть было некогда, он едва успел уклониться и снова отпрыгнуть. Последний противник был вооружен чем-то наподобие небольшого топорика, но довольно увесистого, парировать будет сложно… Проще поднырнуть снизу и перехватить за запястье… Да и сломать его к хренам, чего уж там. А пока противник вскрикивает и теряет контроль, быстро его добить. И все.

Кантор повернулся посмотреть, как там дела у девушки, а то после выстрела что-то подозрительно тихо стало. И удивился в очередной раз, хотя удивляться, собственно, было нечему.

– Чего ты стоишь? – сказал он, поднимая свой плащ и подходя ближе. – Прячь оружие и пойдем дальше.

– Ага… – растерянно сказала она и сунула пистолет в карман. Прямо так. Ох уж, эти испуганные женщины…– Да, конечно, пойдем… С тобой все в порядке? У тебя рукав в крови.

– Все в порядке, просто запачкался. Достань оружие и посмотри, ничего ли ты не забыла, а то мне кажется, оно у тебя прямо в кармане выстрелит.

Он наклонился, вытер нож об одежду ближайшего грабителя и спрятал в ножны. Ольга по-прежнему стояла, не двигаясь с места и во все глаза пялилась на покойника.

– Что ты так смотришь? – спросил Кантор. – Он уже ничего никому не сделает. Кто тебя учил стрелять?

– Король… – деревянным голосом ответила девушка. – А я его насмерть убила?

Ах, вон оно что! Как до него сразу не дошло!

– Это что у тебя, первый? – уточнил он свою догадку. Она молча кивнула. Да, это серьезно… Хоть бы не разревелась… он обнял ее за плечи и повел прочь от места событий. – Пойдем, тут по пути есть одна поганенькая забегаловка, зайдем и купим что-нибудь выпить. Расслабься, ничего страшного не случилось.

– Знаешь, – обиженно отозвалась она, дрожа, как от озноба. – Может, для тебя это ничего страшного… Может, ты это делаешь каждый день… А я только что убила человека.

– Нашла о чем переживать! Знаешь, что бы он с тобой сделал, если бы ты его не убила?

– Догадываюсь.

– Вот то-то. Не переживай и не бери дурного в голову. Я тоже когда-то начинал. После первого десятка все это проходит.

– Спасибо, – с убийственным сарказмом ответила она. – Уж не полечиться ли мне прямо сейчас?

Кантор засмеялся и стиснул ее плечо. Ничего, нормально. Похоже, обойдется без истерики.

– Ты отличная девчонка, – сказал он. – С чувством юмора у тебя проблем нет.

Она вздохнула и прижалась к нему чуть крепче.

– Пойдем в твою забегаловку. Надеюсь, там к нам никто не прицепится?

– Да нам с тобой никто не страшен! – снова засмеялся он и вдруг поймал себя на странном желании остановиться и… Да нет, не может такого быть. Что это с ним, в самом деле!

Может– может, сказал внутренний голос. Не выпендривайся, остановись и немедленно обними девушку, как следует. И поцелуй. Хочешь ведь.

Не дождешься, огрызнулся Кантор.

– Почему ты замолчал? – спросила Ольга. – Не молчи, говори что-нибудь. А то мне становится страшно.

– Не бойся, – сказал он и остановился. Повернул ее лицом к себе и обнял. Она тут же прижалась к нему, уткнувшись лицом в его плечо. О, небо, что я делаю, подумал он, чувствуя, что реагирует на это так же, как любой нормальный мужчина, две луны не видевший женщин. Только не это, только не посреди улицы… Только не я! Этого не может быть! Ну, славная девушка, симпатичная, необычная, но это же не причина, чтобы вот так, ни с того ни с сего, после стольких лет, вдруг вспыхнуть таким желанием, что того гляди пуговицы со штанов поотлетают… Да скольких таких славных и симпатичных он даже не заметил, проходя мимо, сколько их ушли, несолоно хлебавши, после напрасных попыток с ним заигрывать, и вдруг… проснулся, спящий красавец! Нашел время! И что самое ужасное, она ведь это чувствует, просто не может не чувствовать, как раз в нужном месте прижалась… Чувствует, и продолжает прижиматься! Не понимает, что из этого может выйти? Или… хочет, чтобы так вышло?

– Диего, – сказала она, не поднимая лица. – А почему о тебе говорят… ну, то, что неправда? С чего они так решили? Ты за что-то не любишь женщин? Или ты считаешь, что это безнравственно? Или у вас в Мистралии считается патологией не приставать к каждой даме? Ты же совершенно нормальный. Или это потому, что ты заколдован?

– Нет, – ответил он, пытаясь стиснуть пальцы на ее плечах. Непослушные пальцы не согласились и, категорически отказавшись замереть, заскользили по ее волосам, ушкам и небольшому участку шеи, не скрытому свитером. – Я… не знаю… Не спрашивай… Ничего не спрашивай, я сам ничего не понимаю… Можно, я тебя поцелую?

Она молча подняла лицо и закрыла глаза.

Ну зачем она это сделала? Ну что ей стоило сказать “нет”? Ничего бы тогда не случилось. Перетоптался бы. Взял бы себя в руки и успокоился. А так…

В молодости это у него называлось “бросить вожжи”. Тогда он делал это часто. Забыв обо всем на свете, с головой бросался в безудержный разгул, длившийся иногда по несколько суток. Отдавался веселью и наслаждениям, окунаясь в них, как в океанские волны, ни о чем не заботясь и не боясь утонуть. Пил вино, пел песни, любил женщин, носился галопом, танцевал и принимал наркотики, и все это в одном лихом порыве, на лету, в состоянии непрекращающегося восторга. И остановить его было практически невозможно, пока это состояние не проходило само при очередном пробуждении в незнакомом месте с незнакомой женщиной и с головной болью. И с непременными словами “Ну ни хрена себе я погулял…”

Где– то после первого поцелуя Кантор забыл кто он такой и что здесь делает, и “бросил вожжи”.

Они целовались на темной улице, освещенной лишь полной луной и слабым светом из единственного освещенного окна где-то под самой крышей одного из домов. Он забылся настолько, что начал уже искать, где расстегиваются ее голубые штаны, но она схватила его за руку и сказала “Ну не здесь же!” То есть, в более подобающем месте она бы не возражала против продолжения, вдруг понял Кантор, слегка опомнившись, и впервые за много лет ему стало всерьез страшно.

Домой, придурок, вскричал внутренний голос. Скорее, пока стоит, бегом тащи ее домой и продолжай!

Пошел на…, возразил Кантор, скорее из чувства противоречия, чем из несогласия. Этого еще не хватало.

Дубина ты, она же хочет!

Да мало ли чего женщина хочет спьяну и с перепугу, снова возразил Кантор и вслух сказал:

– Извини, я немного… забылся… Мы, кажется, собирались пойти выпить.

Он всерьез полагал, что таким образом им удастся отвлечься и забыть о внезапном порыве, толкнувшем их в объятия друг друга прямо посреди улицы. Ошибся, товарищ Кантор. Катастрофически ошибся. Не надо было шляться по забегаловкам… Вернее, пить больше не надо было, вот из-за чего все случилось, но когда уже слегка пьян и когда уже бросил вожжи, разве придет в голову считать выпитые рюмки да еще и думать о возможных последствиях?

Они что– то пили в подозрительной забегаловке, закусывая дымом и традиционными солеными орехами, и где-то после третьей он забыл о своих робких намерениях вести себя, как подобает достойному кабальеро. Уже не смущаясь и не удивляясь себе, он вслух рассказывал ей, как она ему нравится и какая она необыкновенная и удивительная… Даже, кажется, о том, как безумно он ее хочет, но на этой стадии поручиться за точность своих воспоминаний он уже не мог. А она сказала, что ей с трудом верится в происходящее, поскольку все происходит, как в кино. Потом она объясняла ему, что такое кино, но он плохо понял, поскольку был уже слишком пьян, чтобы понимать всякие умные вещи. Потом он рассказывал ей мистралийские политические анекдоты -нашел же, что рассказывать даме! – и уже дошел до того, что начал исполнять в лицах фрагменты из запрещенной в Мистралии пьесы “Путь наверх”. Правда, политика ему быстро надоела, видимо, потому, что дама понимала в ней ровно столько, сколько он в кино, и Кантор плавно перешел на любовную лирику. Начал, кажется, с классики, а потом, забывшись, декламировал вслух на все заведение любимые когда-то стихи на всех языках континента, в том числе, кажется, на хинском… Его понесло настолько, что он начал было даже петь, решив почему-то, что раз в Ольгином мире барды с такими голосами сходят за певцов, то почему бы и ему не попробовать. Неизвестно, до чего бы он еще дошел, но в краткий момент просветления вдруг заметил, что все наличные дамы почему-то собрались у их столика, а все мужчины начали на это неодобрительно посматривать. Провоцировать драку у него не было никакого настроения, поэтому он напомнил даме о том, который час и предложил проводить ее домой.

Они шли в обнимку по пустым улицам, распевая во весь голос:

Зажав в руке последний рубль,

Идем туда,

Где нам нальют стакан иллюзий

И бросят льда…

И по сравнению с безголосыми бардами Ольгиного мира он казался себе просто непревзойденным певцом.

Разумеется, вместо того, чтобы, как подобает порядочной девушке, попрощаться с ним у подъезда, она пригласила его зайти на чашку кофе. Учитывая, что никакого кофе у нее в доме не было, а особенно учитывая, как она при этом стеснялась, не понять истинной сути приглашения было сложно. И, разумеется, разгулявшийся товарищ Кантор, вместо того, чтобы отказаться, как подобает благородному кабальеро, и опять же попрощаться, с радостью согласился и чуть ли не бегом рванул вверх по лестнице.

Дома она поставила в шкатулку кристалл для него и исчезла из комнаты. Наверное, в ванную или на кухню. А он остался сидеть в своем кресле в состоянии, близком к падению в Лабиринт. Потому что от этой музыки вполне можно было сойти с ума. Наверное, у него что-то не то было с лицом, потому что Ольга, войдя в комнату, даже испугалась.

– Ты что? – спросила она. – Тебе плохо?

– Что это? – вместо ответа спросил он, кивая на шкатулку.

– Это? “Пинк Флойд”. Нравится?

– Это сколько же фанги надо было сожрать, чтобы такое написать? – восхитился он, поскольку этот “Пинк Флойд” почему-то вызывал у него ассоциации именно с наркотиками. – Полную горсть, наверное.

– А что такое фанга? – тут же спросила она. И надо было ей спрашивать? Не могла так догадаться? И он тоже, не мог на словах объяснить? Непременно надо было достать, показать, еще и объяснить, как ее едят. Как будто они мало выпили… Как будто недостаточно было этой безумной музыки… Как будто он и без того не разрывался от желания…

– А это надо жевать или глотать? – спросила Ольга, катая по ладони шарик фанги и с любопытством его рассматривая. – Или их надо горстями употреблять?

– Да ты что! – спохватился он. – По одному. Тебе и половинки хватит, если хочешь. А от горсти можно навеки расстаться с этим миром. Не то что от горсти, а даже от пяти-шести штук.

– Хочу, – решительно сказала она, и они разделили пополам шарик, после чего последние несмелые проблески здравого смысла покинули Кантора, смытые волной сладкого забвения. Исчезли дурацкие сомнения, исчезло удивление и недоверие к реальности происходящего, и само происходящее стало казаться естественным и правильным. Последняя более-менее осознанная мысль, посетившая его, вообще ему, кажется, не принадлежала, а была очередным советом внутреннего голоса: “Не торопись! Только не торопись!”

Он посадил ее на колени и запустил руки под свитер, в мягкое гладкое тепло. Она не носила ни корсета, ни рубашки, и под свитером было только тело, тоненькое, изящное, живое. Оно отзывалось на ласку легко и естественно, чуть вздрагивая от каждого прикосновения… О небо, как же это восхитительно – упругое женское тело в объятиях, нежная теплая кожа под кончиками пальцев, эта сладкая дрожь желания… Он наклонил ее ближе к себе и нашел ее губы, одновременно скользя руками все выше, пока не наткнулся на маленькие упругие груди, совсем маленькие пологие холмики, легко умещавшиеся в ладонь. Девочка моя, да кто тебе сказал такую глупость? Как это – нет? Где же она плоская? Что бы они понимали в женских прелестях, ценители долбаные…

Ее руки, лежавшие у него на плечах, казалось жгли кожу сквозь ткань рубашки. А когда они зашевелились и скользнули за ворот, распахивая его и опускаясь на грудь, он не выдержал и застонал, весь напрягаясь, как струна.

– Сними, – задыхаясь, сказал он, дернув ее за свитер, и стал спешно сдирать с себя рубашку, чтобы прижаться к ней, слиться в объятиях, каждой клеточкой кожи ощутить живое прикосновение женского тела.

– Может, сразу переберемся на кровать? – предложила она, восхищенно любуясь его обнаженным торсом. – Все равно ведь придется.

– Да… – простонал он и, не в силах удержаться, припал губами к маленьким твердым соскам.

Ах, женщины… Как же я жил без вас эти пять лет? Как я не умер за это время? Разве можно жить без ваших ласковых рук, без ваших нежных губ, без ваших глаз, чуть тронутых безумием страсти, без вашей главной тайны, скрытой за грубой тканью голубых штанов…

Она развязала шнурок, которым были стянуты его волосы, и сказала, что так красиво. Может быть, но ведь мешать будут… На кой они ему, в самом деле, такие длинные? У нее и то короче… Расплети свои косички, пусть тоже будет красиво. Вот так, расплетай, а я буду целовать тебя везде, где смогу достать… Да, на кровать… конечно… Можно бы и в кресле, но раз дама желает… И зачем ты носишь эти косички, у тебя такие чудесные волосы… и тело… и вся ты… Кожа твоя нежнее хинского шелка, коснувшись ее губами, невозможно оторваться, как жаль, что у меня только одна пара губ… А как вздрагивают тугие вишенки твоих сосков, когда их касаешься языком, как легко поддаются твои колени, когда их разводишь в стороны… Твои руки, ласковые и зовущие… вот только почему они такие суматошные, словно не знают, что делать? Либо твои прежние мужчины были полные идиоты, либо их просто было слишком мало, чтобы успеть научиться… Но это не важно, правда, совершенно не важно… А уж что у тебя там, под этими штанами… стоит подумать, и становится невозможно сдержать стон…

Торопливо дергая ногами, он выбрался из штанов, спихнул их с кровати и вдруг остановился, застигнутый врасплох ее смехом, которого совершенно не ожидал и не представлял себе, что вообще могло быть смешного в настоящем моменте.

– Почему ты смеешься?

– Ничего… – захихикала она, протягивая к нему руки. – Это у тебя трусы?

– Что в них смешного?

– Я никогда не видела, какие у вас мужские трусы. А зачем они такие длинные?

– А у вас какие?

Она сказала, какие. Интересно… Возможно, это не лишено смысла, особенно летом… Да ну их, эти трусы, на кой они вообще нужны, когда тут…

– Ух ты! Можно потрогать?

– Что за вопрос? Нужно. Свет будем гасить?

– Не надо. Мне нравится на тебя смотреть. Ты красивый.

– Скажешь тоже! А у тебя какие?

– Что?

– Ну… трусы, наверное… панталоны же под такие штаны не влезут.

– Сними и посмотри.

Дразнится она, что ли? Верхняя пуговица есть, а остальные где? Металлическая полоска из мелких звеньев… Нет, это действительно издевательство – в такой момент заставлять умирающего от страсти мужчину думать о технологии пошива одежды и конструкции застежек в сопредельных мирах!

– Это что, застежка?

– Ну да. Расстегивай. Или ты не умеешь?

– Знаешь, мне все доводилось снимать с женщин – и платья, и штаны, и хинские драпировки, даже доспехи, но такой застежки еще не видел.

– Потяни вниз.

– Ух ты!

– Нравится?

От одного вида этих… того, что она громко обозвала “трусиками”, можно было сойти с ума на месте. Даже, если ты не мистралиец. Две узкие полоски тонкой ткани и кружевной лоскуток, сквозь который все видно… И они черные!

– С ума сойти!

– Что ж, снимай.

– Жалко…

Тонкий скользкий шелк, прозрачное шершавое кружево, мягкие пушистые волосики, влажная горячая плоть…

Ах, женщины, что вы с нами делаете… Кружится голова, не хватает воздуха, сердце колотится бешеным галопом, гулко стучит кровь в висках. И темное небо за сжатыми веками взрывается ослепительными звездами, которые рассыпаются алмазными искорками и гаснут…

Когда угасла последняя искорка, он открыл глаза, все еще вздрагивая, и наткнулся на ее взгляд, изумленный и немного испуганный.

– Что с тобой? – встревожено спросила она, убирая рассыпавшиеся волосы с его лица. – Ты плачешь?

И только тут он почувствовал, что по его щекам катятся слезы, и задыхается он уже не от страсти, а от подступивших к горлу рыданий. Он уткнулся лицом в ее волосы и разрыдался вслух, не в силах удержать все то, что пять лет носил в себе, в самом темном уголке души, на самом дне, и что прорвалось сейчас наружу горькими горячими слезами.

Утро началось с головной боли. В основном. Во всяком случае, перед ней меркли и жажда, и противное ощущение во рту, и легкая тошнота, и резь в глазах, и прочие неизбежные последствия сочетания водки с фангой.

Кантор с трудом оторвал голову от подушки и открыл глаза, пытаясь вспомнить, где находится. О небо, это же… Это все было на самом деле. Белые кроссовки, черные трусики… и он действительно… о, нет, только не это…

Головная боль тут же померкла перед охватившим его ужасом. Как же… что же… он же… она же… твою мать, герой– любовник выискался! Что теперь ей сказать?

– Что, хреново? – спросили у него за спиной. Он осторожно повернул голову, стараясь не наткнуться на ее взгляд. Он не находил в себе сил смотреть ей в глаза. Но она тоже сидела, опустив глаза и стараясь не встречаться с ним взглядом. Сидела в кресле, сжавшись в комочек и закутавшись в халат, грустная и поникшая. Выглядела она ужасно, оставалось только надеяться, что это отходняк от фанги, а не последствия его ночных подвигов.

– А тебе? – простонал он, чуть приподнимаясь.

– Есть немного. Будешь вставать или еще полежишь?

Ее голос тоже очень не понравился Кантору. Усталый, безучастный голос, ясно и беспощадно говоривший о ее впечатлениях от прошедшей ночи.

Пьяница несчастный, сказал вдруг внутренний голос. Стыд и срам. И это живая легенда континента!

Кантор, который искренне полагал, что наутро этот голос исчезнет, считая его одним побочных действий колдовства или же следствием выпитого, слегка ошалел. На мгновение его охватило желание подхватиться и бежать отсюда, в чем есть, и он тут же вспомнил, что именно это ему и надлежит сделать, только, разумеется, одевшись.

– Я же… – спохватился он. – Я должен уезжать!…

– Ну, попробуй, – безучастно сказала Ольга и чиркнула спичкой, прикуривая.

Он осторожно приподнялся и сел. Да нет, вроде все не так плохо. Могло быть хуже. Да и так уж было… Зачем, ну зачем надо было так напиваться? И какой демон его дернул еще и фангу в рот тянуть? И главное, как он мог дойти до того, чтобы вот так, бросив вожжи…

А что тут такого, сказал внутренний голос. По-моему, импотенцией ты никогда не страдал. И если бы ты не был таким дебилом, то не потерял бы зря пять лет своей жизни. И, кстати, не набрался бы такого позора, как сейчас.

Спорить с ним не было ни сил, ни желания.

– Ольга, – тихо сказал он, обхватив руками гудящую голову. – Прости… Я не должен был…

– Да за что? – так же безучастно пожала плечами она.

– Я не должен был… этого делать.

– Чего именно? Пить? Или музыку слушать?

– Не издевайся, прошу тебя…

– А ты не страдай. Никто тебя силком не тянул.

– Я должен уйти, – еще тише сказал он. Это слегка оживило ситуацию.

– А кто тебя держит? Можно подумать, тебя жениться заставляют. Уходи на здоровье. А то я не знала еще вчера, что сегодня ты уйдешь. А то я не понимаю, что тебя послали и ты едешь, и приказы не обсуждаются… Можно подумать, я встала крестом в дверях и не пускаю. Вцепилась в твои штаны и волочусь следом. Или ты страдаешь именно оттого, что я этого не делаю?

– Ты все-таки на меня обиделась, – вздохнул Кантор, сполз с кровати и стал собирать свою одежду, разбросанную по полу, по-прежнему не поднимая глаз. Уж понятное дело, вставать в дверях и волочиться следом за таким бесполезным любовником могла бы только полная дурочка. Небо, дай мне сил пережить это унижение… – Потому я и говорю, что не должен был этого делать. А ты не должна была мне позволять.

– Мы ничего друг другу не должны, – угрюмо ответила она, упорно глядя в пепельницу. – Мы свободные люди. И я, и ты. Захотели – потрахались. Расхотели – разошлись.

– Я не хотел бы разойтись с тобой… так. – с неожиданной для самого себя болью выговорил он. Да, небо свидетель, он не хотел бы! И не только так, а вообще разойтись. Особенно, учитывая тот непостижимый факт, что при каждом взгляде на ее неплотно запахнутый халат он чувствовал сладкую тянущую пустоту внутри и жаркую пульсацию в паху, а торопливо натянутые штаны с большим трудом застегивались.

Она промолчала, по-прежнему не глядя на него. Не надо было уходить, стоило бы остаться и поговорить по душам, объяснить… Но он действительно должен был идти, никого не интересуют его личные проблемы, голова там у него болит, или девушка на него обиделась. Времени почти полдень, Торо, наверно, уже ворчит, Эспада нервничает, Ромеро психует и ругается…

У дверей он остановился и сказал:

– Сейчас у меня нет времени, но мы обязательно должны поговорить. Я вернусь через несколько дней, и мы спокойно все обсудим. Я не хочу с тобой ссориться. Договорились?

Она молча кивнула.

Придурок, закричал внутренний голос, куда! Наплюй на все, останься, поговори с ней, объясни, утешь, обними хотя бы, дубина, если уж не можешь ничем другим исправить свое свинское поведение этой ночью!

– До встречи, – сказал он и толкнул дверь. Ну почему он не послушался этого проклятого голоса! На этот-то раз он был абсолютно прав! Нельзя было уходить так, оставляя позади разочарованную и обиженную женщину… И ничего бы не случилось.

Никуда ему не надо было спешить, никто его не ждал, не психовал и не нервничал. Ромеро до сих пор валялся в постели после вчерашнего урока хороших манер, Эспады не было, Торо вообще спал сном праведника, и разбудить его стоило большого труда. Кое-как продрав глаза, он сообщил, что Эспаду забрали в полицию разбираться с теми тремя идиотами, которых он вчера порубил на лестнице, и сегодня никто никуда не поедет, после чего снова заснул. И стоило так торопиться? Ведь можно же было остаться, поговорить по-человечески… Если бы он знал! Ничего бы и не случилось…

Трактир был закрыт, как гласила вывеска, на ремонт. Видимо вчера заколдованные клиенты все-таки разнесли его к концу вечера. Пришлось пройтись пешком, поискать, где можно похмелиться. Оказалось, в той самой забегаловке, где они вчера пили после драки в переулке. Кантор выпил кружку пива, выкурил сигару, посидел, подумал, и все-таки направился к Ольге. Как ни стыдно было туда возвращаться, он должен был с ней поговорить и разобраться. Тем более, он забыл у нее шляпу, фангу и… и пистолет, вояка хренов!…

Первое, что он увидел – это карету “скорой помощи” у подъезда. Второе – толпу любопытных соседей на лестнице. Третье, кажется, носилки… И растрепанные волосы цвета спелой пшеницы.

– Что случилось? – в отчаянии спросил он, проталкиваясь ближе, и успел еще заметить, что лицо у нее открыто, значит жива…

– Ах, это ты! – сказал у него над ухом чей-то разгневанный голос. Хозяина голоса Кантор увидеть не успел. Он только обернулся, как вдруг его голова раскололась пополам.