Что делать, когда в твоем маленьком личном мире наступает конец света?

Когда в одночасье ломается и рушится твоя жизнь, когда летят в мрачную ненасытную бездну обломки всех твоих надежд и радостей, а ты остаешься, раздавленный равнодушным каблуком судьбы, под грудой мусора и пыли, наедине со своей болью и мучительной пустотой внутри?

Когда каждая минута твоего существования кажется бессмысленной и бесконечной и нет впереди ничего, ради чего стоило бы жить?

Когда начинает казаться, что даже «никак» будет лучше, чем «так», когда покой небытия видится соблазнительным, и рука сама невольно тянется за спину, и твердая, холодная, хорошо смазанная смерть ложится в ладонь привычной тяжестью…

Наверное, стоит оглянуться. Вспомнить, что все это не ново и так уже бывало, и даже хуже. Что есть люди, которым пришлось куда тяжелее, чем тебе, и они все же с этим живут. Вспомнить, наконец, что кроме утраченной любви у тебя есть хорошие друзья, один из которых, может быть, и заплачет, а вот другой преисполнится презрения и перестанет уважать. А главное — у тебя есть замечательные, несравненные, отличные враги, которым ты конечно же не собираешься оказывать ценных услуг.

А все то, что болит, и жжет, и рвет на части, и обдирает сердце на лохмотья, — все это надо поймать и перелить в звук, вот в такой, например… Нет, на пару тонов выше… и медленнее… Проклятье, только что здесь лежала бумага!.. Ни хрена не найдешь в этой комнате, словно здешний домовой никак не может забыть прежнюю хозяйку! Впрочем, его можно понять. Разве такую забудешь…

Каково это — вот так разочароваться в человеке? Если подумать, так даже в двух.

Каково сознавать, что мужчина, которого ты любила, которому верила без малейших сомнений, которого считала образцом мужества, честности и самоотверженности, на самом деле — обычный обманщик, легко принесший любовь в жертву собственной выгоде?

Каково в триста двенадцатый раз вспоминать, что в твоем возрасте неуместно верить в сказки? Ведь отважный воин и легендарный бард, совместившись в одном человеке, оказались лишь красивой сказкой, где все совсем не так, как в жизни. Это в сказках они совершают подвиги и вдохновенно творят, а любят исключительно возвышенно и бескорыстно. В жизни же они ради грядущих подвигов легко переступают через женщину, впихиваются в театр по блату, трахаются с кем ни попадя и лгут, лгут, бесстыже и бессовестно, не останавливаясь перед откровенной клеветой, лишь бы получить желаемое…

А та безумная любовь, что превратила в сплошную сказку полгода жизни, — действительно ли она была настоящей, или же прав Артуро, предполагая, что магически одаренный товарищ Кантор банально приворожил понравившуюся девушку? Если подумать, то очень даже вероятно, и сразу находится объяснение многим странностям. Начать можно с того, что, будучи в здравом рассудке, она ни за что не связалась бы с убийцей, сколько бы при этом ни выпила. Становится понятным и резкое обострение депрессии, когда он ушел из ее дома в первый раз. И самое главное — как раз по этой причине ее до сих пор к нему тянет. Правда, с другой стороны, если все было так, неужели никто не заметил? Ни король, ни его придворный маг? Его величество еще мог бы смолчать, решив, что так для Ольги лучше, но честнейший поборник нравственности мэтр Истран — никогда. И сам бы не смолчал, и королю бы не позволил. Разве только предположить, что старик не смог разглядеть приворота из-за чуждости Силы, или там какая-нибудь слишком уж неклассическая методика… Сходить, что ли, в библиотеку да самой в справочниках поковыряться? Уже просто любопытно становится, хочется разобраться и расставить все по местам…

А такие сказки — ну их в задницу тому самому демону, которого так любит поминать подружка Зинь! Хватит, накушались! Довольно! У нее есть обычный живой парень, ничуть не сказочный, а самый простой и реальный, он не врет и не сочиняет красивых сказок, которые уносят тебя в заоблачные выси, откуда так больно потом падать. Надо жить здесь, в реальном мире, и не выдумывать себе то, чего нет.

Лишь бы этот придурок в самом деле не застрелился, он же ненормальный, да еще контуженый…

Нельзя сказать, что Шеллар III не доверял своему придворному магу, но педантичность и дотошность его величества давно вошли в поговорки, поэтому не стоит удивляться, что гипотеза почтенного мэтра была наутро обстоятельно проверена по всем пунктам.

Объявившись в телепорте посреди знакомой комнаты, король первым делом внимательно осмотрел полулежащего в кресле хозяина и с облегчением убедился, что тот действительно спит. В этом отношении наставник оказался прав, и совершенно напрасно его величество при виде Кантора автоматически начал набрасывать в уме: «Труп находится в кресле в естественном положении, признаков насилия визуально не обнаружено…» — и тому подобную протокольную ерунду.

Заваленный бумагой, заляпанный чернилами и добротно залитый растекшимся воском стол представлял собой зрелище столь чудовищное, что аккуратный Шеллар неодобрительно поморщился и отметил про себя, что даже Ольга при всей ее безалаберности никогда до такого не доходила. Посреди всего упомянутого безобразия валялся пистолет, как обнаружилось при осмотре — разряженный. Патроны были в беспорядке разбросаны вокруг, причем некоторые — выпотрошены, как жертвы печально известного маньяка. Но что больше всего потрясло его величество, так это грандиозная настенная роспись, выполненная, насколько можно было судить, всем, что только нашлось в доме. Нарисованные чернилами, сажей, огрызком карандаша, процарапанные сухим пером, а то и ножом, по стене ползли во всех направлениях кривые линии нотного стана, испещренные мелкими корявыми значками.

Король полюбовался на этот образец первобытной наскальной живописи и закономерно огляделся в поисках пустых бутылок или же окурков, пахнущих отнюдь не табаком, ибо, по его здравому и логичному мнению, сотворить подобное в трезвом уме было невозможно.

Кантор пошевелился, не просыпаясь, послал кого-то куда-то, повертелся, устраиваясь поудобнее, и вновь затих.

— Кантор! — окликнул Шеллар, вспомнив, что находится в чужом доме без приглашения, а в подобной ситуации желательно поскорее разбудить хозяина и заявить о своем присутствии, так как, если он проснется сам и увидит незваного гостя, получится несколько неловко…

Мистралиец проворчал что-то неразборчивое, не глядя, пошарил по столику справа и попытался пристроить под щеку первое, что нашел, — пустую чернильницу.

— Кантор! — уже громче позвал король, видя, что даже пустая чернильница все еще представляет опасность для лица и костюма сонного кабальеро. — В котором часу тебе надо быть на репетиции?

— А сейчас сколько? — сонно промычал хозяин дома, протирая глаза измазанным в чернилах кулаком.

— Семь часов восемнадцать минут, — не удержался от иронии Шеллар. — Двенадцатый день Багровой луны, четный, пятница. Год указать?

— Ой, мать… — Полностью проснувшийся Кантор с отвращением отбросил чернильницу и попытался вытереть лицо какой-то подозрительной тряпкой. — Ваше величество, какого хрена вы тут делаете?

— Бужу тебя на работу, — с обычной убийственной серьезностью сообщил король. — Ибо опасаюсь, что ты проспишь репетицию.

— Да вы в своем уме, репетиция в десять!

— Разумеется, я пошутил. У меня к тебе дело, срочное и очень важное. Ты в состоянии говорить о серьезных вещах или тебе требуется проспаться и похмелиться?

— Что за дурь вы несете, я вчера ничего не пил.

— Извини за глупый вопрос, но все вот это, — его величество широким жестом сеятеля обвел комнату, — было сделано в трезвом состоянии?

— Ну да, а что? — недоуменно подтвердил Кантор, выбираясь из кресла и продолжая растирать по сонной физиономии остатки чернил. — Ой, ё… Вот это я вчера увлекся…

— Кантор, ты по-прежнему настаиваешь, что был трезв? — повторил упорный король.

— Да честное слово, я даже на приеме ничего не пил. Просто так получилось… Сначала у меня осветительный шар сгорел. Я взял свечку, а она, зараза, все время гасла… Потом кончились спички, пришлось добывать огонь из патронов. Потом кончилась бумага, мать ее так, хоть бы газетка где завалялась… А потом и чернила кончились… Ну говорю же, увлекся.

— Вдохновение? — чуть усмехнулся Шеллар.

— Вроде того… Так что, уже почти половина восьмого? Ладно, пойду умоюсь… Пять минут подождете?

Пока жертва вдохновения, вполголоса матерясь, смывала с лица чернила и остатки сна, его величество попытался разобрать россыпь мелких пятнышек на стене, но даже его могучий интеллект и некоторый опыт шифровальной работы потерпели сокрушительное поражение перед творением полоумного барда. Тогда он оставил бессмысленный труд и задумался о том, что даже самые бредовые события имеют разумную причину и логическое объяснение. Казалось бы, обстановка в квартире Кантора с первого взгляда наводит на мысль, что здесь всю ночь проходил фестиваль скальдов с Ледяных островов. Согласно сведениям лондрийских этнографов, барды этого достойного народа обожают подобные мероприятия. Каждые две-три луны они собираются вместе, устраивают поэтические состязания, делятся опытом и творческими планами, а попутно надираются до поросячьего визга, бьют друг другу морды, ставят на уши весь поселок или пару гектаров леса (в зависимости от места проведения) и обязательно украшают ближайшие скалы памятными надписями, кои, проспавшись, затрудняются прочесть. Все это действо торжественно называется высокоученым словом «конвент», позаимствованным у цивилизованных соседей.

Итак, на первый взгляд комната напоминает варварский поселок после фестиваля скальдов, однако любой несуразности находится логичное и связное обоснование. Погас осветительный шар, кончились спички, не нашлось бумаги — все естественно, не бежать же среди ночи по закрытым лавкам. Одно только вызывает недоумение — как товарищ Кантор собирается прочесть все, что сам вчера накорябал? И невыносимо интересно: сможет он что-то там разобрать или и в этом отношении уподобится скальду после конвента?

— Вот я и к вашим услугам, — объявил Кантор, вбегая в комнату и на ходу натягивая рубашку. — Давайте, что у вас там опять стряслось?..

— Да не стряслось, а так, небольшая интрижка наметилась… Только прежде чем я начну о деле, скажи в двух словах: что хотела от тебя Ольга?

— Я уж думал, вы и не спросите… — криво усмехнулся Кантор, завистливо посматривая на королевскую трубку.

— Я держался изо всех сил, — развел длиннющими руками его величество, — но ты же знаешь, если мне что-то интересно…

— …То никакое королевское воспитание не заставит вас вспомнить о такте и уважении к чужой личной жизни, — насмешливо закончил за него Кантор и все-таки решился: — Ваше величество, дайте закурить, а? Сил моих больше нет на праведное существование, надоело, пусть я лучше сдохну… И спички тоже, а то у меня нет…

— Держи спички и поведай мне, что же такое узнала Ольга. Вчера, когда мы возвращались с приема, ее просто-таки распирало от желания что-то тебе сказать… В двух словах: это то, о чем я думаю?

— То самое… — Мистралиец погрустнел и меланхолично принялся сыпать табак на клочок бумаги, оторванный от исписанного и смятого листа. — Я вот думаю-думаю и никак не могу понять: то ли мой папа на старости лет из ума выжил, то ли у него прорезалась какая-то особая мудрость, которой мне не дано постигнуть как непосвященному… Вот вы, ваше величество, выдающегося ума человек, можете хоть примерно объяснить: зачем он это сделал?

— Прости, а что именно он сделал?

— Он рассказал Ольге о проклятии! Все в подробностях и с комментариями!

— Твою главную тайну он тоже раскрыл?

— Нет, это уж Ольга давно сама догадалась, только проверить случая не выпадало. Словом, все одно к одному, и именно в этот вечер…

— И чем закончилось объяснение? Вы поссорились или наоборот?

— Вы хоть не прикидывайтесь наивным, ваше величество! Вы видите где-то в моей кровати Ольгу? Так чего спрашиваете? Давайте уж, выкладывайте ваше срочное дело, ради которого вы меня затемно разбудили.

— Неправда, уже рассвело, — не удержался от поправки дотошный король. — Ты действительно торопишься или не желаешь ни с кем говорить об этом? Может быть, мы бы что-нибудь придумали…

— Не сейчас. Мне еще надо самому все обдумать, и придется все-таки объясниться с Карлосом… Нет, действительно, не сейчас. Давайте ваше дело. Вы же не затем пришли, чтобы поспрашивать меня об Ольге?

— Ты прав, не затем. Дело вот какое. Возможно, ты на меня обидишься, но честное слово, все получилось экспромтом…

— Так-так, — мрачно вставил Кантор, и корявая самокрутка уехала куда-то в самый угол рта. — Ваше величество опять всунуло меня в какие-то свои политические игры, не спрашивая моего мнения и даже для приличия не сообщив мне об этом.

— Отчего же, — приободрился Шеллар, — именно это я сейчас и делаю. Сообщаю. Да ты не расстраивайся заранее, от тебя ровным счетом ничего не требуется. Просто будь осторожнее на улицах, да не свети ребят из наружного наблюдения, которые будут тебя вести.

— Нет уж, выкладывайте все подробно.

— Разумеется, ты должен знать суть дела, как же иначе. Дело вот в чем. Когда в понедельник я имел честь познакомиться с маэстро Артуро, у нас зашел разговор о тебе, и мне пришлось рассказать кое-что из твоего досье, дабы идиот знал, с кем связался. Чтобы моя разговорчивость не имела для тебя неприятных последствий, я нарочно выбирал истории, которые и без меня известны, а также потерпевших, за которых некому мстить. И в процессе подбора подходящих случаев меня посетила идея, как можно одновременно проверить на вшивость Артуро и оказать ценнейшую услугу коллеге Орландо. Поэтому я самым недостойным образом обманул своего собеседника. Я сказал, что Эльпидио Мендосу убил ты.

— Но это был не я!

— Я знаю. Я солгал нарочно. Чтобы точно знать, откуда пошла информация. Понимаешь, правду можно узнать из разных источников. А дезу — только из того, куда ее слили.

— Ваше величество, вы что, решили ловить на меня этого психопата, младшего братца Мендосы?

— Именно. Его подпольной вредительской деятельности давно пора положить конец.

— Да я вам что, мать вашу растак, червяк или муха? Есть у вас совесть?

— Успокойся, если все пойдет по моим расчетам, геройский мститель не покинет пределов Мистралии.

— А если не пойдет?

— Его пристрелят здесь. Вариант, что он доберется до тебя, ничтожен и почти невероятен. Но если он сделает такую попытку, мы будем точно знать, кто на тебя донес.

— И толку с того?

— Как это — «толку с того»? Имея на руках доказательства, я так умою Артуро перед Ольгой, что ему вечер понедельника милостью богов покажется!

— Хотелось бы надеяться, что она поверит… — сердито проворчал Кантор. — Мне начинает казаться, что она уже давно не хозяйка собственным мыслям. Вы бы как-то проверили, может, этот мерзавец ее приворотными зельями поит или еще как-то магически воздействует?

— Кантор, ты же понимаешь, у меня нет повода устраивать принудительное обследование. Я показал этого красавчика Мафею. Тот что-то подозрительное почуял, но объяснить не может. Наберись терпения и подожди, пока я найду повод показать Артуро мэтру Истрану.

— Так, значит, что-то все-таки есть?

— Да, имеет место неопознанное магическое воздействие, которое подавляет у окружающих способность критически оценивать слова носителя.

— А нормальным языком можно?

— Говоря проще, — ему верят несколько больше, чем следовало бы. Но ты, пожалуйста, не кипятись и не пори горячку, подожди, пока я разберусь точно.

Кантор негромко выругался, с отвращением взирая на расплывшиеся по столу свечи.

— Интересно, папа что, заранее знал о вашей авантюре с Мендосой?

— Вряд ли. Почему ты так решил?

— Потому что мы с Ольгой поссорились поразительно вовремя! Как раз в тот момент, когда ей было бы опасно находиться около меня! Вот только мириться нам теперь тоже нельзя!

— Мириться на второй день после скандала все равно еще рано, подожди, пока она успокоится и осмыслит свои впечатления.

— Охренеть, как утешительно звучит, особенно если вспомнить, что осмысливать она будет под неусыпным руководством драгоценного Артуро!

Возможно, Кантор поведал бы еще много интересного о своих впечатлениях, но у стола заклубился серый туман, недвусмысленно давая понять, что секретные разговоры пора заканчивать. Король добросовестно проверил часы и недовольно нахмурился.

— Я же велел Мафею забрать меня в половине девятого! Похоже, эльфы поголовно не дружат с часами…

— Да нет, это некоторые дамы не дружат с головой! — раздраженно отозвался из телепорта еще не до конца проявившийся Мафей.

Незнакомый женский голос возмущенно потребовал сию же секунду извиниться перед королевой.

Лицо его величества приобрело обреченно-унылое выражение, словно ему предстояло в три тысячи первый раз объяснить троллю-батраку разницу между ботвой тарбы и произрастающими вкруг оной сорняками.

— Разумеется! — ядовито пообещал Мафей, отступая в сторону, чтобы не загораживать обзор двум спутницам. — Как только я увижу своими глазами хоть одну из тех теоретических баб, с которыми якобы проводит время кузен Шеллар, я тут же извинюсь и признаю свою неправоту.

Спутница королевы, рослая подтянутая женщина с лицом столь суровым, что даже кавалер Лаврис подавился бы первым же комплиментом, одним взглядом оценила обстановку и коротко потребовала:

— Ваше высочество, извольте прекратить.

Кира молча трепала дрожащими пальцами перчатки, медленно багровея от стыда и быстро-быстро моргая в надежде вовремя унять закипающие слезы.

Раздраженный принц, даже не замечая, что усугубляет и без того позорную ситуацию, огрызнулся:

— На меня, значит, можно орать, как на пацана, обвинять в сводничестве и извиняться за это не нужно!..

— Тихо! — рыкнул король. Негромко, жестко, с едва различимой в голосе угрозой.

В комнате немедленно воцарилась требуемая тишина. Спорящие стороны прекрасно знали, что означает этот угрожающий рык его величества, да еще если при этом взгляд его леденеет, а лицо становится жестким, словно у памятника. Точно так же они знали, что в гневе его величество не разбирает правых и виноватых.

Шеллар строго посмотрел на супругу и тоном образцовой гувернантки изрек:

— Кира, тебе не кажется, что королеве не подобает столь бестактно вламываться в чужое жилище и обманывать при этом окружающих? Я понимаю, тебе, как и всем остальным, тоже было любопытно, чем закончилось вчерашнее объяснение Кантора и Ольги, но неужели нельзя было подождать хотя бы моего возвращения? Зачем было являться лично, да еще с сопровождением? Ты ведь знаешь, как не любит дон Диего обсуждать свои проблемы и неудачи, особенно с собратьями по классу, да еще и в присутствии посторонних. Кроме того, повод, который ты придумала для визита, выглядит глупее истинной причины.

— Да, я уже вижу. — Кира в последний раз сморгнула, хватаясь за предложенную возможность достойно выйти из дурацкого положения. — Мне показалось, что истинную причину Мафей сочтет недостаточно уважительной, поэтому… Конечно, ты прав… Диего, извини.

— Да нет, чего там… — пробормотал Кантор с несказанным облегчением. Он уже успел испугаться, что Шеллар в очередной раз обидится и предложит ревнивой супруге поискать упомянутых «баб» под кроватью, со всеми скандальными последствиями. — Да не стоит… Я не обиделся. Мне после вчерашнего уже все равно. Присаживайтесь, ваше величество.

— Охрана может быть свободна, — добавил Шеллар, кивая суровой даме. — Мафей, можешь остаться, если желаешь, но убедительно попрошу вас с Кирой принести друг другу взаимные извинения.

Очень вовремя он отправил охрану. Задержись Мафей с телепортом на десяток секунд, неизвестно, что получилось бы… Впрочем, ни Кантор, ни его гости не знали, что обычно получается при накладке двух телепортов на одну точку, но что-то им подсказывало, что ничего хорошего.

— Я гляжу, гостей у меня сегодня, как будто праздник какой, — недовольно проворчал мистралиец, уставившись в серое облачко. — Ваше величество, признайтесь, вчера Жак опять принимал ставки на результаты нашего с Ольгой объяснения и мне стоит ожидать в гости половину двора?

— Так, все ясно, — отозвался из телепорта бодрый голос товарища Пассионарио. — Кантор злой, значит, все-таки поссорились.

— Папа с тобой? — сердито перебил неучтивый подданный.

— Ага, дурак он — переться к тебе в такой момент! — фыркнул Орландо. — Он сказал, что навестит тебя чуть позже, когда до тебя дойдет, как он был прав. Не знаю, до меня пока не доходит, хотя некоторое облегчение, несомненно, ощущается. Можно больше не дергаться и не беспокоиться, не сказал ли я Ольге чего лишнего.

— Куда?! — хором воскликнули члены королевской семьи, видя, что мистралийский коллега намеревается присесть на стол.

— А что?.. — Его величество огляделся и только тут заметил, что творится вокруг него. — Вот это да… Кантор, да ты вредитель и разрушитель почище Мафея! Шар грохнул, стол изгадил, чернил везде налил… О-о, а это — вообще!..

При виде исторического документа, в который превратилась стена, глаза коронованного поэта загорелись восторгом, а голова, по всей видимости, забыла обо всем на свете. Ласточкой перепорхнув через комнату, он повис у стены и стал всматриваться в полосатые каракули с таким пристальным вниманием, словно что-то в них мог разобрать.

— Гениально! — восхищенно воскликнул Орландо как раз в тот момент, когда Шеллар уже хотел поинтересоваться, что же он там все-таки видит. — Кантор, ты всегда был неповторим! Если ты еще покажешь, где тут начало…

— Примерно на уровне роста… — напряг память творец. — Выше я потом полез, когда дописал до плинтуса…

— Да посмотри, тут середина такта…

— Моего роста! — поправил Кантор.

— Ты пальцем показать можешь?

— А ты можешь потерпеть? Я сегодня куплю бумаги, перепишу, подправлю кое-что… а потом, если хочешь, даже сыграю.

— Ничего не надо править! Все и так замечательно! Кантор, а у тебя стихи под нее есть? Хочешь, я тебе что-то из своих подарю? У меня на эту тему мно-ого…

— Спасибо, только давай не сейчас? Мне еще на репетицию… А это кто? Нет, надо отсюда съезжать, что за жизнь в квартире, куда может в любой момент заявиться любой знакомый маг!

— А что ты домовладельцу скажешь? — поинтересовалась королева, кивая на испоганенную стену.

Кантор ухмыльнулся:

— Ничего.

— Бедняга и спрашивать не рискнет, — добавил король. — Но вы только взгляните, кто нас посетил! Жак, ты что, действительно принимал ставки на исход вчерашней беседы Ольги с Кантором?

— Хорошо же вы обо мне думаете! — вознегодовал шут. — Я лично для себя хотел проверить и убедиться, что все в порядке. А вас по какому поводу целая делегация?

— Лучше объясни, кто тебя телепортировал и кого нам еще стоит ожидать в ближайшие минуты? — перебил Шеллар.

— Ваше величество, я обещал не раскрывать…

— Тогда понятно. Мельди.

— Ну откуда вы знаете?

— Кроме Мафея и мэтра Истрана ориентиры этой квартиры давали только одному придворному магу, на всякий случай. Если мне не изменяет память, именно Мельди. Более того, я даже знаю, что с тех пор, как Ольга отсюда съехала, оболтус пользовался этой квартирой для уединенных свиданий.

— Так скажите ему, что здесь уже живут, — проворчал Кантор. — Не хватало, чтоб он с дамой сюда вломился.

— Я уже сказал, — успокоил его Жак. — В первый же день. А что там у вас вчера с Ольгой случилось, что она пришла вся в соплях и заявила своему суслику, дескать, он во всем был прав, а ты обманщик, и она о тебе больше слышать не желает?

Кантор скрипнул зубами и, не стесняясь присутствия королевы, высказал, что думает о папеньке с его непостижимой мудростью, о его величестве, который специально притащил Ольгу в Мистралию, а теперь сочувствующим прикидывается, и в особенности об Ольгином суслике.

Жак выслушал сию речь с ностальгической улыбкой, которая всегда снисходила на его лицо в таких ситуациях, даже когда Кантор материл его самого, и попросил:

— А теперь можно сначала и по порядку?

— Мне некогда, — огрызнулся Кантор. — У меня репетиция.

Стук в дверь вызвал у всех собравшихся одновременную и поразительно единодушную реакцию. Рассмеялся даже Шеллар. Раздраженный и обиженный Кантор и тот выдал несколько истерических смешков. А Жак немедленно предложил:

— Делайте ставки, господа. Кто это?

— Домовладелец, — злорадно ухмыльнулась Кира.

— Ольга, — предположил наивный Орландо, привыкший мириться с невестой, не успев как следует поссориться.

— Скорее Элмар, — возразил Мафей. — Только его еще не хватает для комплекта.

— Гарри, — проворчал Кантор.

Король вынул изо рта трубку и коротко изрек:

— Зинь.

— Ну иди, хозяин, открывай, — хихикнул Жак. — Я поддерживаю его величество. Кстати, какова будет ставка?

— Моральное удовлетворение от выигрыша, — перебил король. — И не смей возражать, корыстный ты подхалим.

Стук повторился, уже громче и тревожнее.

— Иду! — рявкнул Кантор.

После скрежета замка и неразборчивого тарахтенья («Все-таки Зинь!» — простодушно подивился Орландо) на весь подъезд разнесся сердитый рев:

— Да все со мной в порядке! Живой я и здоровый! Почти! И в дом я тебя не впущу, потому что там у меня толпа народу и все неглиже! Потому что здесь всю ночь шла пьянка и свальный секс! Так можешь и доложить Ольге!

Дверь с треском захлопнулась, и все еще кипящий мистралиец чуть тише добавил:

— Как вы меня залюбили все! В обоих смыслах!

— Надо сваливать, — сделал вывод Жак.

— Разумеется, — спокойно согласился король. — Кантору пора на репетицию, да и у меня еще достаточно дел. А коллега Орландо, как я подозреваю, опять тайком исчез из кабинета, никого не предупредив. Да, кстати… Кантор! Иди сюда!

— Ну чего еще? — хмуро поинтересовался кабальеро, на ходу попадая в рукава камзола.

— Ты просил меня узнать кое-что. Держи. Это адрес.

Кантор развернул протянутый листок, быстро пробежал глазами и чуть заметно улыбнулся.

— А я думал, вы забыли… Спасибо.

— Не стоит, право, мне это было несложно. Что ж, до свидания. Успехов тебе. — Его величество покинул кресло, раскладываясь в полный рост, и кивнул кузену. — Пойдем домой.

— Флавиус, я не узнаю ни тебя, ни твою службу. — В голосе его величества трудно было уловить недовольство или упрек, но верный министр тем не менее расстроился настолько, что даже заметно шевельнул бровями.

— Сотрудник будет соответственно наказан, — пообещал глава департамента, не сводя глаз со злосчастного рапорта, в который увлеченно вчитывался Шеллар III.

Обладай господин Флавиус хоть малой толикой магической силы, сей унизительного содержания документ давно загорелся бы.

— Наказывать или нет — решай сам, но сначала разберись как следует, почему твой сотрудник потерял объект посреди пустынной улицы. Это квартал Пляшущих Огней, сам понимаешь, какого рода население там обитает. Причина могла быть более серьезная, чем обычная невнимательность агента. Поскольку мы уже имеем обоснованные подозрения, что наш объект пользуется услугами мага, артефактами или зельями, вариант с отведением глаз может оказаться правдивым объяснением. Но я говорил не об этом конкретном случае, а по всей совокупности. Чем занимаются твои люди, командированные в провинцию? Какие могли возникнуть сложности при розыске обычного человека, который ни от кого специально не скрывался? Какие проблемы с установлением личности мага? Неужели их там больше одного-двух на весь городишко?

— Проблема в том, что в исходные данные вкралась дезинформация, — с достоинством доложил Флавиус. — Означенная особа не исчезла загадочным образом, а покинула город самым естественным путем — в рейсовой междугородной карете. Из показаний домовладельца следует, что маэстро уехал на гастроли, с коих не вернулся. Никаких документов на квартире не оставил, да и вещи почти все увез с собой. Скорее всего, он и не собирался возвращаться, так как задолжал различным лицам некоторые суммы.

— А точнее? — чуть оживился король. — Сколько он всего назанимал?

— Исходя из называемых сумм — от трех до двадцати золотых, — не так уж много. В пределах сотни, скорее всего. Выяснить точную сумму?

— Не надо. — Его величество сразу утратил интерес к столь мизерным долгам маэстро. — Лучше определи как можно точнее место, где твой агент потерял объект, и потряси дядюшку Цыня. Пусть подробно распишет, кто обитает в указанном квадрате и чем занимается. Возможно, мы выйдем на искомого мага, а возможно… Я тут на днях порылся в архивах и выяснил любопытные факты о нашем маэстро. Его матушка, оказывается, ведьма! В прежние времена, будучи супругой министра и светской дамой, она, разумеется, не практиковала, но после переворота, оставшись без средств к существованию, по логике вещей должна была заняться единственным, что умела толком. Эликсиры и заговоры. Так что, если она еще жива и обитает в столице, мы сразу же обнаружим источник снабжения нашего красавца магическими услугами и мудрыми советами.

— Будет исполнено, ваше величество. — Флавиус быстро сделал несколько пометок в своей вечной папке.

— Своему командированному в провинции поручи выяснить, куда именно уехал на гастроли наш злостный должник. Возможно, он кому-то об этом сказал.

— Будет сделано.

— Что выяснили по Долгоносику?

— Доподлинно выяснили, что имел место несчастный случай. Будучи застигнут стражей при попытке взломать окно второго этажа, преступник попытался скрыться, сорвался с крыши и разбился насмерть. Даже если допустить, что его кто-то подтолкнул, это мог быть только стражник, поленившийся скакать по крышам и таскать воришку по городу, но никак не мстительный маг.

— Все равно мне кажется подозрительным такое совпадение… Ладно, о последних лунах жизни Долгоносика я спрошу Костаса, его ребята лучше осведомлены о слухах в уголовной среде. Ты же, будь добр, внимательно следи за сообщениями из Мистралии. Особенно пусть присмотрятся к донье Хосефине. Как-то слабо мне верится, что Артуро совсем не поддерживает отношений с политически активной тетушкой. Скорее всего, он прекрасно помнит о старушке и знает, где ее найти, но обращается, только когда ему что-то нужно. В данном случае, когда ему нужно натравить на Кантора потенциального кровника, удобнее всего будет действовать через тетушку. По возможности пусть попробуют узнать, каким путем информация достигнет Мистралии. Если не получится — хотя бы сколько для этого понадобится времени. Пара недель, пока дойдет письмо, или же день-два, что будет означать… сам понимаешь, что это будет означать.

— Телепорт?

— Именно. Поскольку денег на дальние телепортации у Артуро нет, подобная скорость будет означать, что маэстро поддерживает контакт с искомым магом, которого периодически шантажирует.

— Или что он взял денег у Ольги.

— Возможно, хотя и маловероятно. В последнем докладе Ха Танг было упомянуто, что Ольга не дает своему кавалеру на руки наличных, кроме как под конкретную покупку. Если бы он попросил, наверняка дала бы, но он пока не опустился до того, чтобы откровенно клянчить деньги. Он хоть и глуп, но не настолько же, чтобы не понимать: такие просьбы — самый верный способ уронить себя в глазах дамы. Кстати о дамах. Есть возможность как-то выудить информацию у красотки Роситы?

— Пробовали. С незнакомыми людьми она не станет говорить о бывшем муже.

— Хм… Есть одна идея… А если не просто с чужим человеком, а с человеком, которого представит член королевской семьи? Агнессе несложно будет оказать мне столь незначительную любезность. А если она не сможет лично присутствовать на балу, сойдет и любая из принцесс…

— Не уверен, ваше величество. Насколько мне докладывали, бывшая жена ненавидит Артуро и не желает о нем говорить с кем бы то ни было.

— А если к ней заявится новая невеста ненавистного супруга и, наивно хлопая глазками, попросит копию свидетельства о разводе, дабы они могли подобающим образом заключить брак? Не пожелает ли мадам Росита в качестве маленькой мести раскрыть глаза несчастной дурочке и объяснить, куда бедняжка лезет?

Флавиус довольно прижмурился, как кошка, которую почесали за ухом.

— Вы как всегда непревзойденны, ваше величество. Не могу предсказать точно, возьмет ли мстительность верх над осторожностью в этом случае. Но попробовать можно. Мне заняться?..

— Нет-нет, я попрошу Орландо или его придворного мага. И Ольге эту идею сам подброшу. А ты займись всем остальным. И очень тебя прошу, позаботься, чтобы с Мендосой не вышло такого же прокола, как с Артуро.

— Уверяю вас, больше подобного не повторится, — заверил глава департамента и захлопнул папку.

— Вот… — Кантор с некоторым смущением развел руками, словно не знал, куда их девать. — Так и вышло… Прости, что не сказал сразу. Я боялся, что ты станешь как-то выделять меня среди других актеров… Проявлять ненужное снисхождение, делать всяческие поблажки, спотыкаться на каждом слове, опасаясь обидеть… А больше всего я боялся, что ты выдашь меня Ольге.

— А… теперь? — так же неловко спросил Карлос. Зажженная спичка дрожала в его пальцах, огонек судорожно плясал, не в силах попасть на кончик сигареты.

— А теперь Ольга сама догадалась. Что же до всего остального… Пусть все будет, как было, прошу тебя. Не надо смотреть на меня с такой скорбью и раскаянием, ты ни в чем передо мной не виноват. Не надо бояться причинить мне боль неосторожным словом. За эти годы я отрастил такую броню на сердце, что прошибить ее словом не легче, чем пробить стрелой чешую дракона. Да, меня легко разозлить, но чтобы обидеть — надо очень постараться. Пожалуй, это только у Ольги получается. Ты ведь не выдашь меня, а, Карлос?

Маэстро неровно, прерывисто затянулся и несколько раз быстро кивнул.

— Спасибо, — нервно улыбнулся Кантор, и в разговоре повисла тяжелая, как стена, пауза.

«Эх, — подумал Кантор, — здесь явно не хватает бутылки, да пары стаканов, да блюдца с солеными орехами и маринованными улитками… Сразу бы легче пошло, проще, непринужденнее. А мы сидим и мнемся, два вынужденных трезвенника. Я еще ладно, мне теоретически можно, а вот Карлос если хоть лизнет — может опять запить. Так и будем сидеть, мямлить, глаза прятать…»

— Как тебе Тарьен? — вдруг спросил Карлос, не отрывая глаз от изорванной обертки, из которой пытался по обыкновению свернуть кулечек.

— Он замечательный, — искренне отозвался Кантор. Возможно, это прозвучало излишне пылко, но он так обрадовался подходящей теме для разговора, что поспешил как можно скорее свою радость высказать. — Тарьен — то, что надо, честно. У него потрясающий голос, ослепительный Огонь, а главное — парень не избалован и приучен работать. Из него выйдет толк, я это чувствую. Ты молодец, что его нашел. Я так боялся, что ты за неимением лучшего все-таки возьмешь Артуро…

— Да если бы даже я ничего лучшего не нашел, я бы скорее отказался от постановки, чем взял на главную роль Артуро Сан-Барреду! У меня тоже есть какие-то принципы, в конце концов!

— О да… конечно… А как тебе Ольга?

— Она хорошая девушка. А как ученица… Честно скажу — не знаю. Вроде уже не одну луну знакомы, а я, веришь ли, до сих пор не могу определить, годится ли она на что-нибудь. Слишком она чужда нашему миру, все у нее не так… С одной стороны, хорошо, когда у человека мозги не замусорены стереотипами, а с другой — откуда мне знать, может, очень даже и замусорены, только совсем другими, чуждыми и непривычными, и то, что кажется нам свежим и оригинальным, на самом деле давно заезжено в ее родном мире… Очень мне мешает ее необычное происхождение.

— Мне не мешает.

— Тебе, может, и нет. Тебе всегда такие нравились, я помню. Еще тогда не мог понять, как тебя угораздило связаться с этой Патрицией…

— Так же, как Ольгу с Артуро, — помрачнел Кантор. — Карлос, тебе не кажется, что он ее чем-то приворожил?

— А он умеет?

— Не знаю. Мне вот кажется, и я не могу понять — это чутье работает или мозги потихоньку набекрень сползают?..

— Мне попадались в жизни и более несуразные мезальянсы, в которых никакой магией даже не пахло. Ты бы лучше специалиста спросил.

— Спрошу. Обязательно. Кстати, как раз сегодня собираюсь зайти к одному… специалисту.

— Ты не торопишься? Я тебя не задерживаю? — тут же всполошился маэстро.

— Ну что ты, я же сам к тебе пришел. И я еще не слышал твою историю. Я, конечно, не настаиваю, да и вряд ли она хоть немного веселее моей, судя по тому, что я видел в твоем сне…

— А знаешь, — задумчиво произнес Карлос, продолжая сосредоточенно лепить кулечек из обрывков бумаги, — ведь после того случая я перестал видеть подобные сны. Ты каким-то образом прогнал мой вечный страх, освободил от гнета прошлого и дал новую жизнь.

— Просто послав на хрен какого-то тошнотного чиновника? — искренне изумился Кантор.

Маэстро вздохнул.

— Я еще тогда говорил, что ты сам не сознаешь своей истинной силы. И дело тут вовсе не в предках-магах, это сила твоего Огня. Сила, которая заставляет плакать, восторгаться, верить, смеяться, любить и ненавидеть. Сила, которая дана нам, бардам. Она не может разжечь костер или переносить на огромные расстояния, но в сфере нематериальных воздействий, по влиянию на человеческие умы и чувства, мы почти равны магам. А в чем-то, возможно, даже сильнее. Потому и перестал мне сниться господин министр изящных искусств…

— А, так это был он! — Кантор едва удержался, чтобы не рассмеяться. — Я его не узнал, слишком он зловеще выглядел. Знаешь, Карлос, твои прекрасные слова о могуществе бардов, конечно, красиво звучат, но я за последние годы изучил еще кое-какие силы и уверяю тебя, один хороший арбалетный болт прищемил язык господину министру куда надежнее, чем пара матерных слов, сказанных во сне. Мы ведь с тобой не специалисты по сновидению, кто знает, может, как раз это и дало мне такую власть над персонажем твоего сна? И кто знает, если бы я за два года до этого не убил его в реальной жизни, пошел бы он так охотно, куда его послали, или стал бы возражать? Я не могу ничего утверждать наверняка. А ты?

— А мне все равно, — грустно улыбнулся Карлос и отбросил наконец свою бумажку, убедившись, что кулечек из нее никак не получится. — Главное, что он больше не вернулся. А если тебе хочется анализировать связь между снами и реальностью — попробуй на собственных. Ольга говорила, тебе тоже часто снятся кошмары.

— Ольгу вечно как будто за язык кто-то тянет! — досадливо поморщился Кантор. — Не снятся они мне больше. Вернее, пытаются, но своими собственными снами я научился худо-бедно управлять. И то, что дает мне власть над ними, — это точно не сила Огня, а самая обычная магия.

— Приснился бы пару раз этому Артуро да напугал как следует, чтобы не сбивал мне ученицу с пути!

— Хорошо бы, но он ведь сразу Ольге пожалуется, и она поймет, что я нарочно. Она и так мне не очень-то верит.

— Да, это плохо… И почему она так наивно верит Артуро, тоже непонятно…

— И ты заметил? Подозрительно, правда?

— С одной стороны — да, а с другой — молодые влюбленные девицы и не такие глупости делают… Послушай, ну его к демонам, этого Артуро, и моя история подождет, ты лучше расскажи про господина министра. Ты его правда сам, лично убил?

— Да правда, чего бы мне врать. Его тогда уже перевели в министры пропаганды, и он что-то уж больно эффективно стал работать, ну и… партия приняла решение.

Карлос не глядя потушил окурок в пепельнице и, весь подавшись вперед от возбуждения, азартно выдохнул:

— Расскажи подробнее! Я хочу увидеть, хотя бы в своем воображении, как эта сволочь сдохла!!!

Кантор понимающе улыбнулся.

— На расстоянии выстрела подробности не очень видны, но если хочешь — слушай…

С самого начала идея его величества вызвала у Ольги подозрение. Изложено все было так, что не подкопаешься, вроде все верно. Раз пропавшие вещи и документы Артуро так и не нашли, восстановление свидетельства о разводе будет стоить ему уйму денег и хлопот, да и времени займет немало. Пусть Ольга пока не собирается замуж, но мало ли что стрельнет ей в голову через неделю — вдруг назло Кантору пожелает свить семейное гнездышко, дабы окончательно избавить его от глупых иллюзий и бесплодных надежд. Документ может понадобиться в любой момент. Даже если упомянутый момент наступит через год или два, зачем так напрягать бедного барда, если можно сделать все проще. Ведь у бывшей жены наверняка есть второй экземпляр, и снять с него копию — дело двух минут. Может, донна… вернее, уже мадам Росита действительно питает такую неприязнь к бывшему мужу, что не станет с ним даже разговаривать, но Ольгу-то она не знает и ненавидеть ее никаких причин не имеет. Почему бы Ольге не помочь возлюбленному в такой сложной ситуации? Почему бы не съездить и не поговорить с этой дамой? Кстати, как раз в субботу королевская семья приглашена в Галлант на традиционный осенний бал, и Кира с радостью взяла бы Ольгу в свою свиту. Да-да, конечно, его величество помнит, что Ольга не танцует, и это как раз то, что нужно. Кира тоже стесняется танцевать, боится показаться нескладной и неповоротливой, и ей нужна как раз такая подруга, которая не ускачет прочь при первых же звуках музыки. Нет, на этот раз Ольга может не опасаться — Кантора они с собой не берут.

Как бы складно ни было это изложено, у Ольги все же осталось смутное чувство грандиозного подвоха. Во-первых, король уже один раз «посочувствовал» Артуро, и все помнят, чем это кончилось. Во-вторых, общеизвестно: хочешь узнать о человеке все что только можно плохого — поговори с его бывшей женой. В-третьих, сам Артуро отнесся к идее без энтузиазма, даже, напротив, настоятельно советовал Ольге «не связываться с этой стервой», так как единственное, чего от нее стоит ожидать, — это очередной ушат помоев на голову бывшего супруга. Видит небо, они целый год прекрасно жили вместе, и красавица Росита ни на что не жаловалась, но как только муж остался без денег, как только кончились платья, шикарные кареты и светская жизнь, его без сожаления отшвырнули, как изношенную тряпку. Освободившись от ненужного супруга, практичная девушка быстро соблазнила и окрутила какого-то богатенького галлантца и опять зажила припеваючи. Казалось бы, живи да радуйся — но она и на этом не успокоилась. Видимо, захотелось и денег получить, и репутацию не потерять. Неприятно было признавать себя расчетливой хищницей. И вскоре поползли слухи, что не из-за денег бросила Росита первого мужа, а потому, что он подлец и негодяй, с каким жить невозможно. Будто все время, что они были женаты, Артуро ей изменял, обижал ее и даже бил. Да и замуж-то ее отдали против воли. А наивные галлантцы верят, отчего бы им сомневаться: «О да, это же Мистралия! Они же там тираны и деспоты! Там женщин держат под замком и насильно обряжают в уродские платки!» Как будто они хоть раз были в Мистралии и своими глазами видели эти платки и злобных деспотов!

Разумеется, Артуро оказался прав. Ничего хорошего из королевской затеи не получилось. Только испорченное настроение да горькое разочарование в людях. Ну не любишь ты мужчину и не хочешь с ним жить. Ладно, бросила и нашла себе побогаче. Но зачем же еще и с грязью мешать? Откуда это мелочное злорадство, что он тебе сделал? Почему не оставить человека в покое, раз он тебе больше не нужен? Это обязательно — пнуть напоследок, потоптаться и ноги вытереть? Да еще и заявить нагло, в глаза: «Никаких бумаг я тебе не дам. У тебя дури хватит действительно за него замуж выйти, а я потом виноватой окажусь. Когда ты сама рассмотришь, что это за чудовище, спасибо мне скажешь». Ну не стерва ли?

Так и сказала Ольга, вернувшись домой и застав беднягу Артуро в полнейшем унынии и расстройстве.

— Я же говорил… — грустно вздохнул маэстро и глаза его подозрительно блеснули. — Не стоило и заводить этот разговор, все равно она не дала бы. И не потому, что ей для меня бумажки жаль, а из вредности, только бы насолить, уязвить, проблемы создать. Да не огорчайся так, демоны с ней и ее бумагами, все равно замуж ты пока не хочешь, а со временем я это свидетельство и сам восстановлю. Это и не проблема вовсе, так, житейские мелочи.

— Что еще случилось? — встревожилась Ольга. Последние слова возлюбленного явственно намекали на то, что кроме сегодняшних огорчений существуют и некие «истинные» проблемы.

— Нет-нет, ничего не случилось… Вернее, случилось, но очень давно, просто кое-что мне пришлось вспомнить, а еще кое-что я только сегодня обнаружил.

— Артуро, миленький, давай по порядку и толком, — как можно ласковее попросила Ольга и села к зеркалу, чтобы освободиться от шпилек, корсета и ставшей уже непривычной юбки, на которую она сегодня два раза наступила без всяких танцев.

— Сегодня я ходил искал работу и случайно встретился с Гарри. Ты в курсе, что он уезжает?

— Куда? — удивилась Ольга. — Нет, я не слышала.

— В Голдиану.

— На гастроли или насовсем?

— Похоже, насовсем. Ему предложили выгодный контракт на две дюжины концертов в Новом Капитолии и Лютеции, с хорошей перспективой…

— Так разве это плохая новость? — Ольга действительно не видела ничего плохого в успехе крашеного переселенца и искренне недоумевала, почему эта новость попала у Артуро в разряд печальных. Не завидует же он, в самом деле!

— Нет, само по себе это хорошо. Но знаешь, кто ему подсказал адресок и подбросил рекомендацию?

— Король? — предположила Ольга, догадываясь, что на Гарри положил глаз не кто иной, как господин Пуриш, неравнодушный к экзотической музыке иных миров.

Диего, для того чтобы давать рекомендации, пришлось бы раскрыться, а он предпочитает хранить тайну. Значит, король. Ведь логично?

— Нет, — с горькой иронией отозвался Артуро. — Не король. А наш ненаглядный и всячески обожаемый дон Диего, чтоб его лживый язык раздвоился! Ты еще не верила, что это он подбил Гарри отказаться от идеи сделать общую программу со мной!

— Постой, но разве это одно и то же — помочь найти работу и заставить бросить товарища? Зачем ему это? Если бы он на твое место напросился и сам вместе с Гарри стал выступать, тогда понятно, но…

— А зачем Росите понадобилось так держаться за эту несчастную бумажку? Просто чтобы мне напакостить. Сама же знаешь, как твой бывший меня ненавидит. Да, я же не сказал тебе главного! Как ты думаешь, кому твой красавец сосватал Гарри?

— Да я вообще не представляю, кого из этой тусовки он может знать, да еще в Голдиане! Я сама одного Пуриша знаю…

— Вот именно. Помнишь, ты сама как-то говорила, что Пуриш не стал бы со мной работать? Вот это самое и было сказано Гарри. Дескать, могу порекомендовать хорошего продюсера, но сразу предупрежу: Артуро Сан-Барреду он на дух не переносит. Так что или то, или другое. Гарри, как я уже успел заметить, человек практичный. В Голдиане не пропадет.

— Да разве ему так уж подперло, что никакого другого выбора не оставалось? Ты ведь тоже предлагал ему найти продюсера. Какая ему разница? Что с тобой, что без тебя, а продюсер ему все равно будет. Так что вряд ли.

— Думаешь, наш новоиспеченный маэстро постеснялся нашептать новому приятелю на ушко, что одному ему будет лучше, что я для него — бесполезный довесок, а то и хуже…

— Извини, милый, однако если подумать, то до этой некрасивой, но правильной мысли Гарри мог дойти и сам, если он такой практичный, как ты говоришь. Любой напарник был бы для него бесполезным довеском, с которым придется делиться гонораром, потому он и решил работать сольно. И чего ты так убиваешься? Разве тебе было бы интересно таким вот пришей-пристебаем заделаться?

— Неправда! — обиделся Артуро. — Почему это я был бы бесполезным? Я мог бы исполнять песни с твоих кристаллов, они тоже иномирские, но совсем в другом стиле…

— Так почему тогда ты этим до сих пор не занялся, если, как ты говоришь, у тебя был на примете продюсер?

— Да потому, что ему требовался настоящий переселенец под это дело, для пущей экзотики! Без Гарри я ему не нужен, тем более что половина твоих кристаллов уже в записи ходит…

— И опять мы вернулись к тому, что Гарри был нужен тебе больше, чем ты ему. А теперь сам подумай: зачем? Оно тебе надо, так унижаться? Ты ведь прекрасно можешь сам, ты такой талантливый, у тебя такой голос, неужели ремейки чужих песен — это все, что ты умеешь? Ведь неправда же! Ты прекрасные вещи писал, значит, можешь! Плюнь на все и сделай свое, собственное, чтобы все, кто говорил о тебе плохо, рыдали от зависти и кусали локти.

Артуро тихонько вздохнул и низко склонил голову, так что его шикарные кудри упали на лицо, почти полностью скрыв глаза.

— Я больше не могу писать музыку, — тихим, дрожащим голосом признался он. — Уже десять лет. С тех самых пор. Сначала думал, это из-за пережитого потрясения. Творческий кризис. С кем не бывает. Думал, пройдет. Потом решил сходить к целителю, вдруг это какая-то нервная болезнь, которая лечится. Тот к магам отправил. А маг сказал, что это вовсе не болезнь и не обычный творческий кризис, а Огонь ослабел. Огонь — материя хрупкая, на эмоциональные переживания тонко реагирует. Может заполыхать сверх меры, а может и вовсе погаснуть, сохрани меня небо от такого ужаса… У меня, к счастью, не погас, но какую-то частицу своего Огня я потерял вместе с семьей и домом. Теперь я могу только петь, а сложить что-то свое не получается. Уж десять лет пробую. Когда я вернулся к жизни и встретил тебя, такая буря радостных чувств поднялась в моем сердце, что мне показалось — Огонь разгорелся с прежней силой, чудилось, будто стоит лишь попробовать — и все получится, все вернется… Увы, я ошибся. Это были всего лишь эмоции. Счастье, восторг, любовь… Они прекрасны сами по себе, но возродить силу угасшего Огня не способны. Я понял это, едва лишь попытался выразить в звуке всю красоту своей любви к тебе. Попытался — и не смог. Нет таких звуков. Вернее, они есть, конечно, но я их не слышу. Все, что приходит в голову, — это чужие, кем-то уже написанные строки… Ты сама бард, наверное, понимаешь, что это такое… И как с этим жить…

Одинокая слезинка сиротливо капнула из-под спутанной массы волос, бесшумно расплывшись на кружевной манжете.

— Милый мой, да ты что… — Ольга сорвалась со стула, как была, наполовину расчесанная и в распахнутом халате, обхватила обеими руками, словно птенца крыльями заслоняя от опасности. — Да стоит ли оно того? Ну с кем не бывает, я тоже не могу музыку сочинять, ну и что? Да успокойся, мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем, ну подумаешь — Огонь, не умирают же от этого…

Несчастный бард тихонько всхлипывал у нее на груди, трогательно и беззащитно. А она беспомощно гладила его волосы, нашептывая какие-то утешительные глупости, и помимо воли думала в это время совсем о другом человеке. О другом барде, к которому это их небо оказалось не столь снисходительно, не сохранило «от такого ужаса». Который потерял Огонь полностью и жил долгие годы с пустым очагом в сердце. И все же ему помогли счастье, радость и любовь, хотя это всего лишь эмоции…

Может, он все-таки говорил правду? Может, она была к нему несправедлива? Может, он все-таки до сих пор ее любит, просто это любовь у него такая, с финтами и вывертами?

За окном гулко ухнуло, затрещало, и в стеклах высоких окон гостиной заблестели пестрые отсветы праздничного фейерверка.

Шеллар нахмурился, обвел взглядом всех сидящих в комнате, чуть дольше задержавшись на непривычно серьезной рожице своего шута. Затем молча встал и сам задернул шторы.

— Извините, господа, у меня нет желания любоваться на бессмысленную растрату казенных средств. Кто желает — милости прошу на балкон.

— Ну вот, — укоризненно проворчал Элмар. — На этот раз не я смету подписывал, ты сам. И все равно чем-то недоволен.

— Будь моя воля, я бы давно с радостью отменил некоторые глупые традиции. Вроде обязательного фейерверка в каждую годовщину коронации.

— Ну знаешь… — протянул Орландо, сдвинув тонкие красивые брови. — Если ты еще и введешь вместо этого обязательное бдение на кладбище, народ тебя не поймет.

— Не говори глупостей. Это мое личное дело, и я никогда не приглашал никого разделить его со мной.

— А Мафея кто сегодня потащил?

— Никто его не тащил, он сам попросился.

Мафей шустро развернулся на спинке кресла, ловко перебросив ноги через сидящего в этом кресле Жака, и вклинился в разговор:

— Шеллар, а можно поинтересоваться, почему ты раньше меня никогда не брал, а в этом году разрешил?

— Потому что ты дорос, — кратко сообщил король, возвращаясь на диван, где к его плечу немедленно прислонилась любимая жена.

Уточнений никому не потребовалось.

— А почему бы не попробовать как-то разделить эти две даты? — предложил мэтр Максимильяно, бдительно поглядывая при этом на своего короля. — Насколько я помню, между ними прошло несколько дней. Почему не отмечать их соответственно? День коронации проводить как подобает, а могилы родственников посещать за несколько дней до этого, тоже как подобает.

— Я знаю, — терпеливо кивнул Шеллар. — Но позвольте мне самому решать, в какой день куда ходить. Разве я кому-то мешаю? Разве я лишил подданных их законного фейерверка?

— Намереваетесь, — наставительно заметил придворный маг.

— Господа, можем ли мы поговорить о чем-нибудь другом?

— Пошутить вам про что-нибудь? — без особого вдохновения отозвался из глубины кресла шут.

— Нет, спасибо. Лучше расскажи, как поживает Кантор. Мэтр Максимильяно, как всегда, считает недостойным публично проявлять отцовские чувства, но ему, несомненно, интересно. И мне, кстати, тоже.

— О-о… — слегка оживился Жак, — Кантор… Господа, можете забыть про Кантора, боюсь, мы его навсегда потеряли. После той ночи, когда он подверг свою хату дизайнерским экспериментам, его понесло. Такое впечатление, что у товарища блюдце полностью посыпалось, построилось клином и улетело в теплые края. Он круглыми сутками чего-то творит, прерываясь только на приступы и репетиции. Не жрет, не пьет, не спит, не… ой, вру, трахается он исправно, просто совмещает это дело с репетициями. Жилище свое довел до такого потрясного вида, что Ольга может расслабиться, ей этот уровень не осилить. Словом, если кому понадобится кого убить, к Кантору можно больше не обращаться. Он окончательно переквалифицировался в композиторы. Что с людьми несчастная любовь делает! Мне вот интересно, мэтр, вы этого и добивались, когда его Ольге заложили?

— Нет, — кратко отозвался Максимильяно, не вдаваясь в подробные разъяснения.

— Извольте отстать от коллеги, — вмешался мэтр Истран. — Он поступил совершенно правильно. Не думаю, что дон Диего испытывал удовольствие от необходимости обманывать любимую женщину, а признаться он так и не решился бы. Что же касается внезапного приступа вдохновения, то причины подобных явлений понятны и подвластны лишь Бессмертному Барду.

— Я слышал ваше мнение по вопросу, — с легким недовольством высказался Шеллар. — Определенная логика в нем присутствует, но меня интересует схема последующего развития. Вот уважаемый мэтр просветил Ольгу, они с Кантором впервые объяснились без умолчаний и иносказаний, закономерно поссорились. И? Далее? Должно быть какое-то продолжение. Раз вашей целью не было их поссорить, следует предпринять какие-то дальнейшие действия, дабы достигнуть истинной цели. Какие?

— Для начала — дать им время все осмыслить, — уверенно изложил мэтр Истран.

— Они все равно сойдутся, предпримем мы что-то для этого или нет, — добавил мэтр Максимильяно.

— В самом деле? Позвольте немного развеять ваши иллюзии, высокоученые мэтры. — В голосе его величества прорезался знакомый холодок. — Кантор, может быть, что-то и осмыслит, если отвлечется хоть на часок от всепоглощающего процесса творчества. А вот Ольга — демона рогатого. Она уже не в состоянии что-либо осмысливать. Она полностью утратила способность критически оценивать действительность. Вчера я намеренно свел Ольгу с первой женой Артуро и понаблюдал со стороны за их беседой. Сами понимаете, бедной женщине было что сказать, и она это с удовольствием сказала. Лично я нашел ее рассказ логически непротиворечивым, а впоследствии сверил с некоторыми известными фактами и не нашел оснований упрекнуть мадам в неискренности. Ольга же не поверила ни единому ее слову. Понимаете, не усомнилась, не попыталась что-то проверить, просто осталась в святой уверенности, что злобная корыстная стерва цинично клевещет на бывшего мужа исключительно из желания доставить оному неприятности. Господа, вы понимаете, что происходит? Мерзавец полностью подчиняет себе все помыслы нашей общей подруги, а мы даже не можем разобраться как! Почтенные мэтры, вы бы хоть раз взглянули на девушку попристальнее, вместо того чтобы делать ей непристойные предложения! А уже потом бы начинали борьбу за откровенность и взаимопонимание!

— Я смотрел, — возразил Макс. — Очень внимательно, тремя разными способами. Нет на ней ничего.

— Поддерживаю, — эхом откликнулся коллега. — Я тоже ничего не обнаружил.

— Тогда в чем дело? Неужели Ольга настолько отупела? Мне показалось, наоборот…

— Дело в том, что искомое магическое «нечто» находится не на ней, а на самом маэстро, — объяснил мэтр Истран. — Вы намеревались показать его мне, вот и извольте поскорее изыскать для этого повод. Могли бы, кстати, как раз сегодня пригласить их вместе во дворец. Праздник — замечательный повод…

— Нет-нет, — быстро возразил Шеллар, — не надо, чтобы Артуро видел мэтра Максимильяно. Они с Кантором слишком похожи, чтобы не вызывать подозрений. Мой день рождения тоже не подойдет, до него еще целая луна… Надо сообразить какой-нибудь тесный семейный праздник, чтобы на нем не присутствовали официальные лица… Господа, напрягите ваши умственные способности, вы лучше меня разбираетесь в праздниках. Что можно придумать в ближайшую неделю?

— Да чего тут думать… — проворчал Элмар. — Двадцать шестой день, чем вам не праздник? Так я и знал, что вы мне его испортите…

— Прости, чем именно? — с легким недоумением вопросил кузен.

Других вопросов у него не возникло, из чего следовало заключить, что хоть он один понял, о каком празднике речь.

— Да тем, что ввалитесь всей толпой, — раздосадованно махнул рукой принц-бастард. — Еще и суслика этого ко мне в дом притащите, я его уже бояться стал после всего, что ты только что нарассказывал. Я хотел отметить этот день вдвоем с Ольгой или втроем, если Азиль никуда не уйдет. А получится куча гостей и почти официальный прием…

— Ага, хитрый ты какой. — Суть предстоящего праздника наконец дошла и до Жака. — А почему это ты решил один, без нас? Мы что, уже так, побоку?

— А что, кто-то из вас вспомнил?

— Я все время помнил, но мне не приходило в голову устраивать по этому поводу праздник, — пожал плечами Шеллар. — Не вижу проблем, мы соберемся ненадолго и быстро разойдемся, а ты можешь с Ольгой хоть всю ночь потом читать стихи и вспоминать былое.

— А ее прелесть ненаглядную куда девать прикажешь?

— Элементарно, когда соберутся уходить, пригласишь Ольгу остаться — одну! — и испросишь его на то разрешения. Он не посмеет тебе отказать.

— А Ольга?

— А Ольга не устоит перед соблазном. Она ведь любит эти дружеские ночные посиделки с тобой, невзирая на твою склонность упиваться до состояния зомби.

— Тогда придется пригласить и Кантора, — напомнил Мафей, который после долгих размышлений тоже вычислил причину праздника. — Он обидится, если не позовем. А если их свести вместе, они подраться могут.

— Глупости, — отмахнулся Шеллар. — Надо всего лишь не оставлять их наедине и не давать возможности обмениваться репликами неслышно для свидетелей. Если Артуро будет знать, что его слышат, он не посмеет дразнить Кантора. А если Кантора не дразнить, он и не полезет драться.

— Кантор сам кого хочешь задразнит, и ему плевать, слышат его или нет, — заметил Мафей.

Его величество нехорошо усмехнулся:

— Господа, кто-то из вас очень расстроится, если Кантор скажет сопернику пару обидных, но, несомненно, правдивых слов? А если серьезно, его можно предупредить. И раз уж зашла об этом речь… Настоятельно прошу вас всех: ни в коем случае не заводите с Ольгой просветительских бесед, не пытайтесь открыть ей глаза на истинный облик ее нынешнего кавалера и не высказывайте прямым текстом, что Кантор — святой, а Артуро — подлец. Никакой пользы это не принесет, а вы будете заподозрены в клевете и всемирном заговоре. Также нежелательно демонстрировать ваше негативное отношение к маэстро, ибо всяческие посягательства на дорогих ей людей вызывают у Ольги только желание спасти и защитить.

— Ну это у нее без всякой магии присутствует, — невесело усмехнулся Элмар. — Давно заметил. Договорились. Двадцать шестого, у меня.