Пролог

Жил-был, как и полагается в приличной сказке, король. Его величество Шеллар III. И решил он, как во всякой сказке, жениться. Долго он с этим вопросом тянул, морочил головы и подданным, и наставнику, но в конце концов нашел себе невесту. Куда уж деваться — слово дал, жениться надо, а тут и любовь с нареченной, как по заказу, да похоже, на сей раз наконец счастливая… И все бы хорошо, только зловещее пророчество омрачало столь радостное событие: предсказали его величеству, что в день свадьбы потеряет он любимую невесту — и не переживет этой утраты. Но упрямый король не отступил, решил все же переспорить злодейку-судьбу, и это у него почти получилось…

Давно королевский замок в Даэн-Риссе, столице славного Ортана, не видел такого количества рыдающих коронованных особ одновременно. Если бы умирающий король мог сейчас подняться и взглянуть на своих родных и друзей, он был бы приятно удивлен, ибо даже не предполагал, как сильно его любили.

Не стыдясь своих слез, утирала единственный глаз молодая жена, отважная воительница Кира. Девушка, которая не побоялась сразиться с драконом, но очень долго сомневалась, стоит ли ей выходить замуж и нужна ли она кому-то по-настоящему после полученного увечья.

Громко сопел и шмыгал носом любимый кузен Шеллара, принц-бастард Элмар, украдкой смахивая слезу, ибо не пристало воину плакать. Неуместно и нелепо выглядит плачущий мужчина пяти с половиной локтей ростом, особенно если он первый паладин короны и великий герой, воспетый в балладах и поэмах. Но даже он не мог сдержать слез.

Чего уж ожидать от королевского шута, от природы наделенного чувствительностью и способностью к состраданию сверх положенной мужчине меры… Бедняга Жак поначалу едва чувств не лишился, ибо решил, что его друг и повелитель уже мертв, а при виде покойников шут имел свойство падать в обморок подобно даме. Возможно, в его родном мире это и считалось нормальным и, возможно, если бы чуть побольше народу об этом знало, к нему относились бы снисходительно, но тайну своего происхождения Жак упорно скрывал. Лишь избранным было известно, что этот веселый юноша вовсе не поморский эмигрант, а переселенец из другого мира.

Переселенцы были здесь обычным явлением — время от времени они появлялись ниоткуда рядом с телом умершего мага. Или же возникали в руках неопытного ученика вместо какой-нибудь полезной вещи, за которой тот пытался магическим путем дотянуться, но промахнулся. Если люди оказывались живыми (что было не так часто), они становились новыми подданными Ортана, поскольку назад вернуться было невозможно. Ведь перемещались только те, кто мгновение назад умер в своем мире. Невезучий хакер Жак погиб при попытке добраться до чужой информации, слишком серьезно защищенной от взлома, и по иронии судьбы попал в мир, где его таланты и умения мало кому могли пригодиться — компьютеры, как и многие другие привычные Жаку, да любому жителю XXII века, чудеса техники в этом мире изобретены еще не были. Неунывающий компьютерный гений немного погрустил и… подался в шуты.

Причины скрывать свое истинное происхождение у Жака были очень даже серьезные. До своего появления в Ортане он успел побывать в Мистралии, и его до сих пор разыскивала мистралийская разведка. В тайном исследовательском центре остро требовались переселенцы с техническим образованием. Кроме того, бывший хакер, убегая из тюрьмы Кастель Милагро, перепортил кучу уникальной аппаратуры, в этом мире непроизводимой, и прихватил с собой государственного преступника, что ни в каком мире не остается безнаказанным. Под защитой короля Жаку нечего было бояться — Шеллар III, бывший руководитель службы безопасности, знал свое дело и ухитрился спрятать переселенца на самом видном месте — при дворе. Собственно, бояться было нечего и теперь, но вот так по-глупому потерять друга… Кто бы мог подумать, что все так получится? И чем не угодил бедный король старшей из хинских императриц?

Последним вопросом задавался и господин Флавиус, глава Департамента Порядка и Безопасности. В отличие от прочих близких друзей его величества, этот господин не имел возможности в полной мере выразить переполнявшую его скорбь, так как был чрезвычайно занят. Первым делом следовало вырвать злоумышленницу из рук младшей хинской императрицы и королевы Галланта, которые могли невзначай нанести коллеге несовместимые с жизнью повреждения и лишить главу департамента возможности ее допросить. Затем организовать надежную охрану для препровождения преступницы в подобающее место и лично провести предварительный допрос. Попутно постараться максимально быстро и категорично отвязаться от императора, независимо от того, пожелает ли его величество защитить супругу или собственноручно свернуть ей шею. А также проследить, чтобы собственные сотрудники невзначай не помяли преступницу сильнее, чем следует… Словом, на ближайшие несколько дней глава департамента был обеспечен срочной работой. А уж потом, после коронации нового правителя, можно будет и своими делами заняться. Оплатить все счета, заверить завещание, сходить в баню, достать из ларца ритуальные ножи и обратиться к его величеству за высочайшим позволением на единственно возможный вариант отставки.

Не было времени на слезы и у придворного мага, даже когда почтенный мэтр Истран убедился, что медицина в данном случае бессильна. Поскольку короля в бессознательном состоянии унесли в его покои, а от потрясенного первого наследника бесполезно было бы требовать каких-либо разумных действий, кто-то должен был навести хоть видимость порядка в охваченном паникой зале. Выставить всех лишних гостей, в особенности близкого к обмороку Жака и ревущую в три ручья Ольгу, которая так и не успела добраться до королевской ложи и добавить коварной императрице пару пинков от себя лично. Наложить успокоительное заклинание на юного принца Мафея, ибо чувствительный полуэльф под действием стресса мог опять выпустить из-под контроля Силу и что-нибудь разнести, как в детстве. Объяснить, кому куда бежать и что делать. И желательно поскорее, чтобы успеть еще проститься с любимым воспитанником в подобающе торжественной обстановке… А также вразумить принца-бастарда Элмара, потолковать с придворным мистиком, сказать хоть несколько слов утешения несчастной королеве и еще раз проверить состояние принца Мафея…

Сам принц Мафей тихонько плакал в укромном углу, не обращая внимания на всеобщую панику. То ли заклинание наставника подействовало благотворно, то ли у парнишки просто не было уже сил на бурные истерики, то ли он просто был морально готов к случившемуся. Ведь он знал все с самого начала. Юный ученик мага обладал способностью к предвидению — ему снились иногда вещие сны, которые всегда предрекали опасности и неприятности близким людям и просто знакомым. И печальный финал свадьбы любимого кузена Мафей тоже видел, хотя и немного не так, как получилось на самом деле. Правда, до сих пор все, что ему снилось, сбывалось без таких трагических последствий! Братец Элмар потерял соратников в битве с драконом, получил серьезную травму, но остался жив. Жак отделался испугом и обмороком. Кузен Шеллар был ранен, но нетяжело, и через пару дней уже носился по дворцу, наводя cвои порядки везде, куда мог дотянуться. От предсказанных Мафеем несчастий до сих пор никто не умер, и Шеллар так надеялся на эту странную закономерность… И вдруг вот так… Может, и не следовало ему ничего рассказывать? Может, если бы Шеллар позволил событиям идти своим чередом, все и на этот раз обошлось бы? Ведь в своем стремлении поспорить с судьбой король сам подставился под отравленный дротик, который предназначался вовсе не ему… Если бы Мафей не послушался и сохранил свой сон в тайне… И если бы его приятель Орландо не попытался проверить предсказание своим способом, и если бы он не узнал, что причиной несчастья будет покушение на королеву, и если бы не сказали об этом Шеллару… Может, все было бы по-другому?…

Мафей проводил взглядом друзей, покидавших зал. Жака вела за руку его невеста Тереза, тоже переселенка, но, в отличие от королевского шута, очень сдержанная и скромная. Возможно, верующие люди иначе воспринимают несчастья и вера помогает им противостоять горестям. А может, просто разница в воспитании и темпераменте. Несравненная Азиль, подруга Элмара, ненавязчиво тащила за рукав Ольгу, которая самым неподобающим образом утирала нос рукавом бального платья, норовила закурить прямо на ходу и вслух ругала хинскую злодейку словами, за которые сам принц получил бы от наставника лекцию о правилах поведения часа на полтора. Вообще сама идея наряжать Ольгу в приличное платье заранее была обречена на провал. Почему было не разрешить ей присутствовать на королевской свадьбе в мужском костюме? Победителям драконов можно простить некоторые слабости. Тем более переселенцам.

Ольга, как и Жак, появилась в этом мире недавно, но уже успела прославиться на все королевство. Мафей, вспоминая переселенцев, которыми ему случилось пополнить население страны, всегда втайне гордился тем, что именно он выдернул из лап неведомого маньяка эту во всех отношениях замечательную девицу. Не будь ее, неизвестно, как бы сложилась судьба королевской семьи да и всех подданных его кузена Шеллара. Именно под идейным руководством Ольги и благодаря ее уникальным способностям игнорировать иллюзии девушки, предназначенные в жертву дракону, смогли победить эту злобную, но очень разумную рептилию. Дракон-маг, который десять лет терроризировал две страны и которого безуспешно пытались извести множество героев (включая настоящего героя — Элмара), пал от рук тех, кто должен был стать его собственными жертвами, и этому невероятному событию до сих пор не уставали радоваться все граждане королевства Ортан. После столь знаменательных событий светское общество перестали раздражать экстравагантные наряды и не особо изысканные манеры этой странной девушки, а кое-что даже стало писком моды для многочисленных придворных.

Юный принц Мафей прислушался к затихающему в коридоре монологу Ольги, мимоходом запомнил новое слово и вернулся к невеселым размышлениям о судьбе, которую невозможно обмануть. Бедная Ольга еще не знает, почему на сегодняшнем торжестве не присутствует ее возлюбленный, думает, что просто не смог приехать или не пригласили… Да нет, пригласили бы, если бы не все те же проклятые предсказания, имеющие свойство сбываться. Но мистралийский повстанец Кантор имел несчастье тоже стать главным персонажем вещего сна. И, судя по тому, что товарищи который день не могут его найти, скорей всего, действительно попал в руки палача, хотя и был своевременно предупрежден. Правильно сказал тогда Элмар — если воина посылают на задание, отказаться он не может, даже если точно будет знать, чем все закончится. Таков путь воина. Такова Судьба. Такова Жизнь.

Тем временем в опустевшем зале остались только безутешные родственники короля и сотрудники Департамента Порядка и Безопасности, занятые сбором вещественных доказательств и составлением рапорта. Мэтр Истран что-то тихонько сказал Элмару и Кире, затем поискал глазами ученика и кивком пригласил его следовать за собой. Мафей послушно покинул укромный угол и направился к выходу, продолжая мучительно гадать, правильно ли он поступает, рассказывая о своих снах, и не его ли болтливость всему виной.

«Если Шеллар умрет, а Кантор все-таки выкрутится, — мысленно пообещал он сам себе, — я больше никогда и никому ничего не скажу. Если окажется, что принять судьбу безопаснее, чем сопротивляться, лучше ничего людям не знать и не делать себе же хуже».

 

Глава 1

Сначала Кантор увидел все те же сверкающие сапоги. Это начинало уже раздражать. Затем он повел глазами в сторону и наткнулся на дамские туфельки. Изящные туфельки на высоком каблуке, из светло-серого бархата, украшенные по бокам скромными такими камушками тысяч по шесть каждый. Из туфелек уходили куда-то вверх две стройные женские ножки в шелковых чулках. Кантор приподнял голову, по привычке исследуя эти ножки взглядом снизу вверх, и отметил про себя, что такие короткие платья позволяют себе только волшебницы. Ну, еще Ольга, но она не в счет. Если уж она уверяла, что в их мире можно спокойно выйти на улицу в том ее черном платье, едва прикрывающем самое сокровенное…

Едва он вспомнил об Ольге, сердце тут же мучительно заныло. Ведь и о ней они узнают, вот что ужаснее всего. Ребят они не найдут, Кантор и в самом деле не знал, где они сейчас, куда делись или как смылись. Амарго… где он сейчас, Кантор тоже не очень представлял себе, но ведь он знает об этом человеке столько, что по этим сведениям его легко будет найти… и вообще много лишнего. А еще он очень хорошо знает, где живет Ольга, которая ему очень дорога, и которую умный человек не преминет использовать для давления на несговорчивого товарища Кантора… хотя, впрочем, что это он ерунду городит, на кой сдалась им Ольга, сейчас эта волшебница в туфельках с брюликами просканирует его до самых печенок, доложит боссу все, что он хотел знать, а потом его просто убьют за ненадобностью… Надо же было так облажаться с этим палачом! Ведь в самом деле специалист, мать его разэтак… Наверное, всяких объектов за свою жизнь навидался, всех возможных степеней шустрости, и точно знает, что с ними делать. Табуреткой в спину запустил, сволочь, и рука не дрогнула!

— Это он? — брезгливо произнес где-то над ним низкий женский голос. — Его что, умыть не могли? Мне к нему, между прочим, руками прикасаться!

— Простите, мэтресса Джоана, — уже не властно, а как бы извиняясь, произнес голос, принадлежавший сверкающим сапогам. — Это он уже умытый так выглядит. Видите ли, до вас с ним работали другие специалисты…

— Плюшевый Тедди? — презрительно произнесла волшебница. — Оно и видно. Могли бы сразу меня пригласить.

— Нет, что вы, Тедди работает аккуратно, и на лице его работа не видна. Это ребята помяли, когда брали.

— Ладно, это не столь важно, давайте приступим. Ты, ущербное создание, прекращай пялиться на мои ноги и вставай. Не даром говорят, что все мистралийцы сексуально озабоченные. Чуть жив, а на дамские ножки вытаращился. Небось уже и в эротические фантазии ударился?

Кантор, хотя и знал, что его наглый язык никогда не доводил его до добра, все же не удержался и ответил:

— С тобой? Да иди ты! Ты, поди, еще моему прадедушке давала в позе «крестьянка на морковной грядке»…

К счастью, мэтресса Джоана оказалась дамой не очень вспыльчивой, и ему не пришлось уворачиваться от бархатной туфельки. А сапоги почему-то поленились вступиться за честь дамы, тоже к счастью.

— А Тедди он что-то подобное говорил? — с интересом вопросила волшебница.

— О, — ответил господин Крош. — Тедди он крыл таким матом, что стыдно процитировать.

— Ну что ж, — усмехнулась дама. — Тогда приступим. Приподнимите его немного… и уберите с висков эти грязные лохмы.

Кантор подумал, что надо как-то попробовать сопротивляться, и стал падать.

Вокруг него был серый с синим отливом туман, густой, как сметана, и в этом тумане, беспорядочно мигая, вспыхивали и гасли оранжевые огоньки. Волшебница стояла рядом, сквозь туман был смутно виден ее силуэт, лица не было видно вообще, но зато протянутые к потенциальной жертве руки были видны очень отчетливо. Особенно непомерно длинные пальцы с иглами в четверть локтя вместо ногтей, которые красотка как раз норовила вонзить Кантору в голову, мило при этом улыбаясь и ласково приговаривая:

— Ну же, дружок, не упрямься, покажи тете, где спрятались твои друзья…

— Хрен тебе! — отчаянно рванулся Кантор, пытаясь как-то увернуться от этих игл, которые, казалось, окружили его со всех сторон. Он почему-то вспомнил, как в этих случаях выражалась Ольга, и добавил: — Моржовый.

И, поскольку увернуться было очень и очень сложно, наотмашь ударил по протянутой руке ребром ладони. Джоана коротко ойкнула и поджала ушибленную лапку.

— Ты что, маг? — удивленно спросила она. — А они меня не предупредили… Это им обойдется в дополнительную сумму, и изрядную. Одно дело сканировать простого смертного, и совсем другое мага, который сопротивляется. Но ты не особо заносись, магов я тоже сканировала.

Она снова очаровательно улыбнулась и сменила инструмент, так сказать. Правая рука осталась прежней, только иглы немного удлинились, а левая стала превращаться в петлю из толстой прочной веревки. Кантор, слегка ошарашенный новым для него фактом, что он, оказывается, маг, который сопротивляется, не стал особо надеяться на свою загадочную и непредсказуемую Силу, а решил попробовать просто дать деру и как-то укрыться в этом тумане. Благо, здесь он не чувствовал своей материальной сущности и ему никоим образом не мешали обожженная спина, искалеченная рука и отбитые прочие части тела. Он рванулся в сторону и бросился бежать, с трудом преодолевая сопротивление туманообразной субстанции, замедлявшей движение, словно он двигался под водой. Сила Силой, но кто его знает, поможет ли она против руки-удавки. Убежать — оно вернее будет. Скрыться в этом тумане, и пусть ищет его хоть до второго пришествия эльфов… если, конечно, у нее нет специального заклинания для выманивания объекта из укрытия.

— Ты куда это? — возмущенно воскликнула волшебница и бросилась за ним.

Правда, она двигалась в тумане так же медленно, как и он, так что догнать его было не так-то просто. Как, впрочем, и ему скрыться. Как ни старался Кантор прибавить скорости, серый туман гасил все его усилия и расстояние между ним и Джоаной не увеличивалось, а даже постепенно сокращалось. Очень медленно, но все же… То ли он просто был слабее, то ли она лучше знала это место, но было ясно, что рано или поздно она все же его догонит. Скорее поздно, но какое это имеет значение? Может, лучше не тратить силы на бесполезную беготню, а попробовать встретить угрозу лицом к лицу и сразиться, как подобает воину? А если не получится? Что тогда? Но с другой стороны, выбора нет, все равно ведь догонит и сражаться придется. Только вот знать бы, как это делается…

Кантор остановился и все-таки повернулся лицом к противнику, выставив перед собой руки, так как подсознательно чувствовал, что главное — не подставить голову, а в остальном можно попробовать отбиться. Первая атака волшебницы была отражена успешно — он успел перехватить руку с петлей за запястье и самым обычным образом вывернуть, бросив при этом красотку через бедро и отступив на шаг. Она быстро подхватилась на ноги и удивленно протянула:

— Вот ты какой! Даже так? Давненько мне такие не попадались…И как это ты ухитрился так облапошить Кроша, что на тебя не надели полиарг? Даже интересно, что из этого всего может получиться…

Видно было, что она нисколько не напугана и даже не обескуражена, а напротив, испытывает к происходящему профессиональный интерес. Специалист за работой, мимоходом подумал Кантор, которому это живо напомнило Стеллу. Точно с таким же выражением лица почтенная мэтресса ковырялась в своих распластанных пополам пациентах. И сходство это ему очень не понравилось. А насчет полиарга… Будь ситуация менее опасной, он бы посмеялся. Одной из удивительных особенностей его Силы было именно то, что полиарг на нее никоим образом не влиял.

Вторая атака оказалась более удачной. Удавку, норовившую обвить его за шею, Кантор снова успел перехватить, но броска на этот раз не получилось. Петля прочно охватила его запястье, а когти-иглы второй почти одновременно попытались снова добраться до головы. Кантор едва успел отмахнуться, поскольку отвлекся, соображая, опасно ли для него то, что его поймали за руку, или это еще ничего. На этот раз перехватить атакующую конечность в каком-нибудь безопасном месте у него не вышло, и пять длинных, острых, как кинжалы, игл вонзились ему в ладонь, пробив ее насквозь. Кантор вскрикнул от боли и попытался отдернуть руку, но иглы непонятным образом изогнулись наподобие крючков, зацепив его намертво, единственное, что смог сделать — это выдать серию самых изощренных ругательств, какие знал.

— Вот ты и попался, — удовлетворенно сказала волшебница. — А теперь давай посмотрим…

Кантор стиснул зубы и отчаянно рванулся из последних сил, пытаясь вырваться из ее когтей любой ценой, даже если придется остаться без руки. Вырваться он не смог, однако вместе с новой вспышкой боли в нем вспыхнуло что-то еще. Он не сразу понял, что это, он так и не научился до сих пор сразу определять свою неуправляемую Силу. Тем более, она всегда проявлялась непредсказуемо, и эти ее проявления крайне редко повторялись. На этот раз странная отцовская магия приобрела вид совершенно невообразимый. Видела бы Ольга, сказала бы «полный сюр!». В двух шагах от себя Кантор увидел открытую дверь. И ладно бы просто дверь! По краям дверного проема бежали, мигая, разноцветные огоньки, на распахнутых створках горела надпись «добро пожаловать», а над дверью висела яркая вывеска, составленная из огромных рун, тоже мигающих, как испорченный осветительный шар: «Тебе сюда!». И жирная стрелка, указующая вниз.

Не раздумывая, что бы это значило, и не обращая внимания на боль, он снова рванулся и бросился в эту дверь. Надоедливую волшебницу пришлось тащить с собой, так как вырваться от нее возможности не было. В глаза ударила черная мгла, и Кантор чуть не рассмеялся вслух, почувствовав знакомое пронзительное головокружение и понимая, что на этот раз спасен. В Лабиринте его не достанет никакой маг, вне зависимости от могущества и квалификации. Не для них это место, плохо им здесь, классическим магам, и Сила их здесь ничего не стоит. Не тягаться им в этом месте с человеком Лабиринта, и последней дурой будет эта навязчивая барышня, если попытается.

— Это еще что за фигня? Ты куда меня приволок? — возмущенно воскликнула мэтресса Джоана, озадаченно уставившись на свои руки, которые вдруг утратили все свои грозные приспособления и стали обычными человеческими руками. Впрочем, не совсем — теперь их туго обвивали кожаные ремни для кулачного боя, которые смотрелись просто уморительно в сочетании с изысканным маникюром. Да и сама волшебница выглядела не менее потешно в традиционном одеянии эгинских кулачных бойцов — коротенькой набедренной повязке и неком подобии намордника, предохраняющем зубы от травм. Какой-либо верх традицией предусмотрен не был, поскольку кулачный бой являлся исключительно мужским видом спорта, и оголенный бюст волшебницы вызывающе колыхался, открытый для всеобщего обозрения. Впрочем, обозревать все эти прелести было некому, а самому Кантору было не до того. Он только подивился в очередной раз изобретательности Лабиринта и подумал, что это место, наверное, наделено каким-то собственным сознанием… и незаурядным чувством юмора. Сам он был одет точно так же, и стояли они на утрамбованной площадке, огражденной натянутыми веревками, а вокруг простирался огромный и совершенно пустой стадион, поразительно напоминавший Большую Королевскую Арену в Эгине.

— Это не фигня, — все-таки засмеялся Кантор, подпрыгивая на месте и делая несколько пробных ударов по воздуху. Разумеется, обе его руки были теперь свободны и совершенно целы, что несказанно радовало. — Это Лабиринт, детка. И сейчас моя очередь делать тебе больно.

— Лабиринта не существует! — возмущенно топнула ножкой мэтресса Джоана. — Его выдумал бесстыжий шарлатан Максимильяно, чтобы морочить людям головы!

— Вот твоей головой я сейчас и займусь, — злорадно сообщил Кантор, слегка задетый таким неуважением к светлому имени любимого родителя, и коротко, без размаха, ударил правой. Волшебница отлетела шагов на пять и упала на спину, живописно задрав ноги.

— Сво-олочь! — взвыла она, вскочила и встала в стойку, как-то странно встрепывая головой и корча зверские рожи. Видно, колдовать пыталась, сердешная, а не получалось.

— Что, без когтей ты не так и крута? — язвительно заметил Кантор и, легко уклонившись от атаки разъяренной дамы, ударил снова. Это было легко, совершенно безопасно, и даже как-то неинтересно — избивать женщину, которая не могла оказать серьезного сопротивления. Даже где-то противно. Когда же после очередного удара она не смогла подняться, у Кантора и вовсе опустились руки. Очень мило, и что с ней теперь делать? Отпустить просто так — нельзя, вдруг найдет выход, вернется в реальность, и снова попробует его просканировать, на этот раз приняв необходимые меры безопасности. А ему может и не повезти так повторно. Добить было бы вернее, вот только как? Ну, свернет он ей шею, секундное дело, а толку с этого? Это ведь Лабиринт, здесь все не реально… Может, стоит отнести ее к туннелю и попытаться забросить туда?

От этих конструктивных размышлений его отвлек чей-то укоризненный и слегка насмешливый голос:

— Мальчик, за что ты так истязаешь бедную старушку? Тебе няня не говорила, что это нехорошо? Или это и есть твоя няня?

Кантор удивленно поднял голову и посмотрел вокруг. На перилах королевской ложи сидел мальчишка-подросток, одетый во все черное, и, чуть наклонив голову, с интересом наблюдал за происходящим.

— Это я мальчик? — переспросил Кантор, стаскивая намордник, чтобы не мешал разговаривать. — А ты тогда кто?

Мальчишка засмеялся, легко спрыгнул с перил и направился к нему.

— Ну уж, извини, — сказал он. — Я тебя не знаю, а выглядишь ты на данный момент, как трех-четырехлетний ребенок. Так в чем проблема? За что ты ее так? Так же можно на самом деле убить.

— Правда? — с надеждой переспросил Кантор. — Очень хорошо, а то я сомневался. Я именно это и намереваюсь сделать, а ты иди своей дорогой и не вмешивайся в чужие разборки, а то огребешь за компанию.

Мальчишка остановился у самой веревки, облокотившись о столбик, и серьезно посмотрел на него.

— Неужели ты думаешь, что я просто так пройду мимо, когда кого-то убивают? Или ты рассчитываешь, что и в самом деле сможешь обойтись со мной так же, как с этой несчастной старухой? Так ты глубоко ошибаешься. Сам ведь знаешь, что в Лабиринте внешний вид обманчив и иллюзорен. И перед тобой не мальчик, как тебе кажется, а взрослый шаман, такой же человек Лабиринта, как и ты, только старше и опытнее. Так что лезть в драку не советую.

— Я все же попробую, — уперся Кантор. Этот недомерок что, всерьез думает его напугать?

— Ты и ведешь себя, как сопливый ученик, — так же серьезно и совершенно беззлобно прокомментировал мальчишка. — К тому же, ученик плохонький, раз меня не видишь. Сколько тебе лет на самом деле? Понятно, не три и не четыре, а сколько? Десять, двенадцать?

— Тридцать один! — огрызнулся Кантор, и растерянно остановился, чувствуя неладное. Он собирался сказать «триста семьдесят», не для того, чтобы выпендриться, а просто из вредности, но правда вырвалась у него помимо воли. Навязчивый собеседник удивленно взметнул подвижные тонкие брови и уточнил, скорее утвердительно, чем вопросительно:

— Ты не шаман.

— Нет, я не шаман, — раздраженно отозвался Кантор. — Ты не мог бы отвязаться от меня, а?

— Ты здесь случайно, — так же уверенно констатировал странный мальчик.

— И не по своей воле, — проворчал Кантор.

— В таком случае, оставь старушку в покое, и уходи отсюда. Я могу показать тебе дорогу, если сам не можешь найти.

— Да нет уж, спасибо! Чтобы она опять за меня взялась, все сначала? Лучше уж я тут останусь. Тут мне, по крайней мере, никто иголки в голову совать не станет.

— Я вижу, у вас тут серьезный конфликт… — мальчишка покачал головой и уселся прямо на песок, поджав ноги. — Но все равно, убить — это не лучший способ улаживать дела. Давай лучше спокойно обсудим проблему и поищем другое, более гуманное решение.

Кантор заколебался. С одной стороны, не хотелось рисковать и бросать недобитую волшебницу без присмотра, того гляди, очнется и сбежит, с другой, было очень соблазнительно пообщаться с другим человеком Лабиринта и, возможно, узнать что-то новенькое. А с третьей, можно ли ему доверять, этому невесть откуда взявшемуся нахалу? Он остановился и задумался, между делом изучая пришельца. Вблизи «взрослый шаман» выглядел лет на четырнадцать, не более, а то и моложе. Он был невысок ростом, тонок в кости и гибок, как эльф. Длинные волосы были уложены в странную прическу, причем посреди общей черной массы сияла ярко-рыжая прядь. Скуластое лицо с чуть раскосыми глазами предполагало наличие где-то в роду выходцев из Хины, но где-то очень далеко, поскольку хинского в нем было меньше даже, чем в господине Флавиусе. А одежда больше всего напоминала Ольгину — такие же джинсы, только не голубые, а черные, и обувь, сильно смахивавшая на ее кроссовки, только без шнурков. И еще два тонких серебряных браслета на запястье. Колоритный мальчик, ничего не скажешь. И еще у Кантора возникло смутное чувство, что эту рыжую прядь и эти браслеты он уже где-то видел.

— А если она сбежит, пока мы будем обсуждать? — наконец сказал он.

— А мы никуда не уйдем, — заверил его мальчишка. — Мы сядем прямо здесь и будем за ней присматривать. А почему тебе так важно, чтобы она никуда не сбежала? Нет, впрочем, давай сначала и по порядку. Кто вы такие и что не поделили?

— Она пытается меня просканировать, — кратко пояснил Кантор.

— Как именно? — удивленно поднял бровь мальчишка.

— Магически, как же еще! — рассердился Кантор. — Тоже мне маг, не знаешь как это делается?

— Постой, — уточнил собеседник. — А из какого ты мира вообще?

— То есть как — из какого?

— Вот так, из какого именно. А то тут из пяти разных миров народ шляется, сразу и не поймешь, с кем имеешь дело. Я почему-то решил, что ты шархи, как и я, но что-то ты странные вещи говоришь. Так из какого ты мира?

— Откуда я знаю, как он называется в четырех других? — растерялся Кантор.

— Ну да, конечно… А сами вы, как и все, называете его просто землей… Ну давай тогда так: из какой ты страны?

— Из Мистралии.

— Вот и все понятно. Значит, ты из мира Дельта. Это чтоб ты знал, если кто спросит. Только что-то я не слышал, чтобы в вашем мире водились люди Лабиринта… Ах, извини, я отвлекся. Итак, эта невезучая бабулька — волшебница, и пытается тебя просканировать? На предмет чего? Ты преступник?

— Это они преступники! — оскорбился Кантор. — Мало того, что они нас кинули, так еще и убить хотели! Ребята сбежали, а я попался. И теперь вот эта зараза пытается от меня узнать, где все остальные. Понимаешь, что будет, если она меня просканирует? Я столько знаю, что может пострадать куча народу. Если уж ты такой дремучий гуманист, прикинь с этой стороны. Что будет… гуманнее. Или ты, может, думаешь, что я вру?

— Нет, — серьезно ответил мальчишка, пристально его изучая, как это обычно делают видящие маги. — Врать ты мне не можешь. Здесь Лабиринт. Просто всякое утверждение субъективно и поддается толкованиям… А покажи-ка ты мне свое настоящее лицо, а то как-то даже неловко говорить о серьезных вещах с таким малышом…

Он резко вскинул руки, сложив их перед собой, а затем так же резко рванул в стороны, словно разрывая пространство или, если проще, раздвигая занавески.

— Больно, ты, засранец! — вскрикнул Кантор, поскольку ощущение было такое, будто он на миг вернулся в свое многострадальное тело. Зато теперь было уж предельно ясно, что перед ним действительно взрослый маг, знающий о Лабиринте несоизмеримо больше, чем он.

— Не ругайся, — виновато попросил маг, всматриваясь в него и сочувственно заламывая бровь. — Я не знал, что это будет для тебя так болезненно. Зато теперь я прекрасно вижу причину твоей ненормальной агрессивности. Кто же это тебя так? Тоже она?

— Нет, — проворчал Кантор. — Это другой… специалист. По своей методике, чтоб ему с его методикой… Слушай, парень, а ты мне покажешь свое настоящее лицо? А то ведь по идее мне следует обращаться к тебе «почтенный мэтр», но выглядишь ты так, что язык не поворачивается.

— Смотри, — пожал плечами мальчишка. — Мне это будет не больно, так что можешь открыть.

— А как?

— А ты не умеешь? Ну, тогда извини. Чтобы ты мог увидеть меня, ты должен сам открыть. А чтоб тебе не было так уж обидно, могу тебя утешить: это и есть мое настоящее лицо. Так я выглядел тридцать лет назад. Так что сделай поправку на возраст и представь себе. Да, и этот рыжий вихор я, разумеется, больше не ношу, вышел из того возраста.

— А что он означает? — полюбопытствовал Кантор, привыкший к мистралийским обычаям, согласно которым всякая прическа что-то означала.

— Так было модно во времена моей юности, — засмеялся мальчишка. — Я был ярым фанатом Кангрема, а тот был рыжим, поэтому все его поклонники красили себе одну-две пряди в рыжий цвет. Краситься полностью считалось признаком непомерной гордыни. Да зачем они тебе, эти детские дела, давай лучше подумаем, что же с этой незадачливой старушкой делать, не убивать же ее в самом деле…

— А почему ты ее называешь старушкой? — не удержался Кантор. — Ты ее так видишь?

— Да, именно так. Древней старухой. Знаешь, как вы жутко смотрелись — маленький ребенок, избивающий старушку… А знаешь что? Ты ее свяжи. Чем-нибудь из того, что на ней есть, тогда это будет для нее реально, и она будет сидеть тут, пока не освободится, а освобождение займет у нее уйму времени. Да и выход из Лабиринта она будет искать долго и нудно. Только вряд ли это тебе особо поможет в твоем положении. Либо тебя вернут к тому специалисту, который тебя так разукрасил, либо найдут другого мага.

Кантор вздохнул. Предположение было очень резонным.

— А ты хорошо ориентируешься в Лабиринте? — спросил он.

— Как у себя дома. А ты хотел куда-то попасть? Или сам не найдешь выход, и тебя проводить?

— Да зачем мне искать выход, сейчас на меня там выльют ведро воды, и вынесет, как миленького. Ты мне покажи, где тоннель.

— Тоннель… — понимающе кивнул мальчишка. — Оригинальный способ самоубийства, но у тебя ничего не выйдет. Туннель не примет тебя. Ты не настолько плох, чтобы умереть. Если я могу тебе помочь как-то иначе, говори, а нет, так я пойду. Я же тут по делу, а не на прогулке.

— А по какому делу? — поинтересовался Кантор, между делом разматывая один из ремней.

— Пациента ищу, — пояснил собеседник.

— Так ты врач?

— Да. А что, не похож?

— Ни капельки, — честно ответил Кантор и принялся старательно связывать руки волшебнице. Убить бы, конечно, было надежнее, но ведь этот малолетний гуманист не даст. Впрочем, привязать — тоже неплохая идея. Может, она действительно застрянет здесь надолго. И есть небольшая надежда на то, что другие маги поостерегутся с ним связываться, зная, что случилось с бедной мэтрессой Джоаной. — Кого-то ты мне напоминаешь, но не врача, это уж точно.

— Да? Странно, твоя побитая физиономия мне тоже кажется смутно знакомой. Хотя видеться мы с тобой нигде не могли, разве что здесь, в Лабиринте. Тебя как зовут, между прочим? А то мы так и не познакомились.

— Диего, — ответил Кантор, поскольку из всех его имен это было самое простое и распространенное, и опознать его по нему было сложнее всего. Однако на собеседника оно почему-то произвело ненормально сильное впечатление. Он замер, уставившись на Кантора изумленным взглядом человека, до которого с трудом доходит нечто непостижимое, и переспросил:

— Диего дель Кастельмарра? Это ты и есть? У тебя еще раньше была цветная татуировка на плече?

— Ну… да, — неуверенно ответил Кантор, сомневаясь, стоило ли признаваться, и недоумевая, откуда его так хорошо знают в других мирах.

— Ну, у тебя талант — попадать в неприятности! — воскликнул мальчишка, вскакивая с земли. — Объясни, где тебя держат, я попробую кое-кому свистнуть.

— Но как?.. — растерялся Кантор. — Ты же в другом мире!

— Это моя проблема, ты объясни… Так, чтобы это было доступно для человека из твоего мира, а я передам.

— Да объяснить-то несложно, я видел, куда меня везут. Большое уродливое здание на Четвертой улице, с вывеской «филиал оружейного магазина» или что-то в этом роде. Все это в Новом Капитолии, в Голдиане. И в здании полно вооруженной охраны, разумеется.

— Хорошо, — кивнул лохматой головой мальчишка. — Постарайся не выходить из Лабиринта как можно дольше, но к тоннелю не торопись. Я уже побежал.

Он развернулся и припустил через стадион, только кроссовки замелькали. Кантор проследил, как он промчался сквозь королевскую ложу, как будто она была совершенно нематериальна, и вспомнил, что так и не спросил почтенного мэтра, как же его зовут. Поскольку кричать ему вслед было как-то поздновато, Кантор в последний раз проверил прочность ремней и узлов, поднялся и неторопливо побрел прочь, размышляя, где он, в самом деле, мог раньше встречаться с этим странным парнишкой? Ведь он Кантора вспомнил, значит, все-таки встречались. Что это с его памятью, в самом деле? Последние мозги отшибли, что ли? Не вспоминается, хоть ты сдохни. Или это было тогда же, когда и все остальное, что не вспоминается? Или все это просто шуточки Лабиринта, и никакого мальчика на самом деле не было, а он тут развесил уши и ждет помощи неизвестно откуда?

* * *

— Зачем? — тихо всхлипнул Мафей. — Кому это понадобилось? Она что, ненормальная? Или ее заколдовали?

— Кто знает, ваше высочество, кто знает… — горестно вздохнул мэтр Истран. — Разумеется, господин Флавиус со временем все выяснит, но какое это будет иметь значение…

Шеллар оглянулся и приподнялся. Это оказалось совсем легко, словно его тело ничего не весило. И, как ни странно, никто этого не заметил, никто не бросился с радостным криком обниматься, и вообще, казалось, все присутствующие смотрели сквозь него. Он огляделся еще раз и понял причину странной легкости и неадекватной реакции окружающих. Он действительно ничего не весил и его никто не видел. Поскольку вся его весомая и видимая часть продолжала неподвижно покоиться на кровати, и, похоже, даже не дышала.

— Это месть, — тихо сказал Чен, задумчиво вертя в пальцах отравленную иглу. — Месть по-хински. Особо изощренная и жестокая. Как совершенно верно заметил уважаемый мэтр, от маффа не существует противоядия, поэтому его обычно используют, чтобы заставить жертву умирать долго и мучительно.

— Но она же целилась в меня? — растерянно сказала Кира. — Я-то что ей сделала?

— Да, конечно, — грустно кивнул мистик. — В том и состояла особая изощренность мести. Возможно, вам, как и другим вашим соотечественникам, непонятны наши традиции, и вы считаете эти традиции вздорными и извращенными, но все же возьму на себя смелость объяснить. Хинская мудрость гласит, что смерть не является самым страшным наказанием за что бы то ни было. Есть много людей, которые смерти не боятся, и есть множество вещей, которые страшнее смерти. Поэтому такой незатейливый способ мести, как убийство, столь популярный в Мистралии, в Хине считается примитивным и не делает чести мстителю. Убийство допустимо лишь в том случае, если объект мести трус и больше всего на свете боится именно умереть. В остальных случаях высокое искусство возмездия состоит в том, чтобы найти или же придумать такой способ, который заставит жертву страдать сильнее всего. Я осмелюсь предположить, ваше величество, что вашему супругу было бы гораздо больнее видеть, как умираете вы, чем умирать самому.

— Вы совершенно верно предполагаете, — вздохнул мэтр. — Ваше высочество, прекратите ломать мебель.

Элмар, сидевший верхом на стуле, отпустил спинку, которая уже потрескивала в его могучих руках, и безнадежно спросил:

— И что, совсем ничего нельзя сделать?

— К сожалению, — развел руками мэтр Истран. — Он умрет в течение суток, если я не ошибаюсь. Я все-таки не специалист по экзотическим ядам.

— Не ошибаетесь, — сказал Чен. — Не скромничайте, мэтр.

«То есть, я еще не умер? — с некоторым недоумением подумал Шеллар, взлетая над кроватью и делая круг вокруг люстры. — А почему тогда я тут летаю вместо того, чтобы там лежать? Спросить бы мэтра, но меня ведь и не услышат…»

Элмар глухо застонал и уткнулся лбом в спинку многострадального стула, снова стиснув ее так, что она затрещала. Мафей, притихший в углу, несмело подал голос.

— Ему больно?

— Сейчас — нет, — ответил мистик, мельком взглянув на распростертое тело короля. — Он временами будет приходить в сознание, тогда у него будут приступы судорог… Тогда будет больно. И выглядит это тоже… не очень приятно, так что я бы рекомендовал всем неспециалистам удалиться.

«Ничего себе, хорошенькая перспектива!» — подумал Шеллар, сразу почувствовав себя как-то неуютно. Ему совсем не хотелось умирать долго и мучительно и портить себе прекрасное настроение. Как ни странно, у него действительно было прекрасное настроение. То ли оттого, что он все-таки провел злодейку-судьбу, хотя и с сомнительным результатом, то ли у призраков всегда так… Он еще раз посмотрел на свое тело, которое всегда не любил, и подумал, что совершенно зря все так убиваются. Так ему нравилось гораздо больше.

— Ваше высочество, — сказал мэтр, обращаясь к безутешному Элмару. — Перестаньте ломать стул и приступайте к своим обязанностям. Я понимаю, до коронации еще далеко, но кто-то же должен этим всем заниматься, поскольку его величество с этой кровати уже не встанет. Во-первых, в зале заседаний сидят все короли и ждут каких-либо официальных сообщений. Во-вторых, как мне кажется, господин Флавиус до сих пор спорит с императором Лао прямо посреди коридора, и этим неподобающим зрелищем наслаждается вся стража и прислуга. Пресеките это безобразие. И, в-третьих, неплохо было бы начать расследование прямо сейчас. Возможно, вам это покажется неподобающим и несвоевременным, но работа отвлекает от скорби и не позволяет окончательно впасть в отчаяние. Займитесь хоть чем-нибудь. Может, это не самый лучший способ, но, во всяком случае, вашему кузену пять лет назад именно он помог не сойти с ума. А вы, ваше высочество, — обернулся он к Мафею. — Извольте отправляться в вашу комнату и посмотреть, как там Жак. Возможно, он плохо себя чувствует.

Мафей покорно поплелся к двери, а Элмар поднялся и растерянно посмотрел на мэтра, затем на Киру.

— А… Разве я наследую трон? Ведь Шеллар успел жениться, разве не королева должна…

— Ваше невежество просто поразительно! — вскричал придворный маг, вскакивая со стула. — Чем вы изволили заниматься, когда мэтр Метанди объяснял вам принципы престолонаследования? Смотрели в окно? Мечтали о девицах? Играли в карты под партой с принцессой Ноной? — Он подскочил к Элмару и, взмыв на локоть над полом (иначе просто не дотянулся бы), ухватил принца-бастарда за ухо. — Разве вам не известно, что наследование осуществляется не по родству, а по списку? И вам непонятно, что раз его величество не успел изменить список наследников, вы по-прежнему первый, и вы наследуете трон? Или вы просто надеетесь как-нибудь спихнуть с себя долг перед королевством и свалить все на бедную девушку? Так это очень просто. Коронуетесь, вносите ее в список и отрекаетесь от престола. И живете затем с вечной славой труса и бездельника. Стыдитесь, ваше высочество!

Элмар стыдился. Очень заметно стыдился. И очень забавно. Хотя тут его величество, конечно, дал маху. Он так увлекся, пытаясь защитить невесту, что совершенно забыл о себе. И, разумеется, не потрудился изменить список наследников. Ну что стоило об этом подумать заранее! Впрочем, возможно так даже лучше. Кире тяжело придется одной, а Элмар как-нибудь справится. Лишь бы мэтра слушался. В конце концов, покойный дядюшка был не намного умнее. Если подумать, так даже наоборот. Просто плохо то, что дядюшка с детства готовился, чтобы занять престол, и к моменту коронации имел соответствующий опыт, а кузен Элмар всячески увиливал от обязанностей первого наследника, надеясь, что ему не придется править. А его умственные способности, к сожалению, носят слишком гуманитарный характер. Ему ведь не лекции о классической поэзии читать придется… И еще плохо то, что он будет практически один. У дядюшки был Деимар, наследник и помощник. У него были казначеи, которые ничего не воровали — сначала принц Шеллар-старший, затем принц Интар. У него был принц Шеллар-младший, глава департамента… Впрочем, Флавиус не хуже, просто Элмара он не будет так уважать и ценить… Да, бедный кузен Элмар, тяжело тебе придется. Намного тяжелее, чем твоему предшественнику. Единственное, что хорошо — тебя народ любит. Любит и знает. И ни у кого не возникнет вопроса, кто ты такой и как попал в короли. А вот жениться на Азиль тебе не позволят. Был бы жив Шеллар, он бы позволил, а так… Придется тебе жениться на ком-то другом, и поскорее, а то ведь, не ровен час, отравят бедную нимфу, чтобы не мешала… В государственных интересах. Тот же Флавиус и организует, не побрезгует, если надо будет. Так что, дорогой кузен, если у тебя хватит на это ума, тебе надо срочно объявить, что ты намерен жениться на ком-то другом, чтобы никто не воспринимал Азиль как угрозу государственным интересам. Переживешь как-нибудь. Ей ведь не столь важен официальный статус супруги, ей важно только, чтобы ты ее любил. А ты все равно будешь ее любить. Наличие же фаворитки для короля — нормальное явление. И лучше всего было бы, если бы ты женился на любимой вдове покойного кузена, раз твой брак все равно будет формальным. Только вряд ли ты до этого додумаешься, да и вряд ли она согласится… А жаль. Тебе бы не помешала толковая королева. Потому как сам ты, дорогой кузен…

Элмар вылетел из комнаты, на ходу пряча под волосы пострадавшее ухо, а мэтр обратился к Кире.

— Я сожалею, ваше величество… Так получилось. Если честно, я бы предпочел видеть на престоле вас, чем принца-бастарда Элмара, но…

— Вы что, думаете, мне нужен этот ваш престол? — Кира устремила на придворного мага свой единственный глаз, полный слез. — Да на кой он мне сдался? Особенно теперь… — она перевела взгляд на бездыханного супруга и осторожно погладила его руку, лежащую поверх одеяла. — Мне нужен был он. Не корона, не генеральские эполеты, не золото и не что другое. Только он. А теперь… мне вообще ничего не нужно. И когда все это закончится, я подам прошение о переводе в действующую армию. На южные границы. Или на западные… — Она всхлипнула и добавила как-то не к месту: — Лучше бы меня дракон хвостом пришиб! Лучше бы Шеллар женился на какой-нибудь дуре, которую ему было бы не жалко и которую он бы не стал прикрывать собой! Ну зачем я согласилась!

— Если бы… — вздохнул мэтр Истран. — Когда что-то случается, мы часто повторяем это слово. Не торопитесь, ваше величество. Я имею в виду, с действующей армией. Войны все равно никакой нет, а вы будете нужны здесь. Хотите вы того, или нет, пока у Элмара нет детей, вы его первая наследница. И если с ним что случится… Сами понимаете. Надеюсь, вам это более доступно, чем Элмару?

— Я? Но почему я? Разве у него нет других наследников? Кто, в таком случае, был вторым?

— Какая разница? Все они столь дальние родственники, что их и не стоит принимать во внимание.

— Но я вообще не член семьи и не получила королевского воспитания.

— Не Мафея же на трон сажать. А кроме него и Элмара такого воспитания не имеет больше никто. Так что придется сделать исключение. И кто вам сказал, что вы не член семьи? Юридически вы замужем. Вы супруга короля. Еще живого короля.

Кира тихо заплакала, и у Шеллара возникло непреодолимое желание подойти и обнять ее, утешить, сказать, что он здесь, рядом, просто его не видно… И он подумал, что все не так уж хорошо, как ему казалось вначале.

— Ну что, насмотрелся? — сказал вдруг посторонний голос где-то в стороне. — Хватит любоваться, иди сюда.

Поскольку на этот голос никто не отреагировал, король сделал вывод, что он принадлежит кому-то столь же бесплотному, как и он сам. Это было куда интереснее, чем созерцание безутешных родных и близких, поэтому он тут же откликнулся:

— Ты кто?

— Заходи в кабинет, увидишь.

Шеллар приземлился на пол, хотя это было довольно условно, поскольку пола он все равно не касался. Просто передвигаться по полу было привычнее, чем летать под потолком. Он по привычке двинулся к двери, но потом его посетила мысль, что теперь он, наверное, сможет пройти и сквозь стену. Он немедленно подошел к стене, разделявшей спальню и кабинет, чтобы это проверить, и попробовал погрузить в стену руку. Рука вошла в камень, совершенно не ощущая препятствия, словно это не он, а стена была бесплотной, сделанной из тумана. Еще более заинтересованный таким доселе не виданным явлением, он тут же сунул в стену голову и убедился, что стена действительно состоит из тумана, цветом и формой напоминающего камень.

— Хватит тебе баловаться, — сердито проворчал голос. — Как маленький! Игрушку нашел! Я его жду, а он развлекается!

— А что, это так срочно? — поинтересовался Шеллар, входя в кабинет.

За его столом в его кресле сидело странное существо, такое же бесплотное, как и он сам, в темном плаще или мантии с капюшоном. Лица под капюшоном не было, в сгустке сплошной тьмы видны были только глаза — длинные и узкие, совершенно белые, без радужки и без зрачка. Наверное, это существо было чем-то страшным, просто обязано было быть, с такой-то физиономией… вернее, отсутствием таковой. Но чтобы напугать его величество Шеллара III, этого было явно недостаточно. Единственное, что ощутил король при виде этого существа, было обычное жгучее любопытство.

— Ты кто? — снова спросил он. — Смерть?

— Нет, — засмеялся гость. — Что за странная у вас, людей, манера — персонифицировать смерть? Нет, я просто пришел проводить тебя… куда следует.

— Куда? — заинтересовался король и сделал попытку сесть в кресло. С первой попытки он благополучно провалился сквозь это кресло и даже сквозь пол, затем догадался, что достаточно просто зависнуть над креслом в позе сидящего человека.

— Куда следует, — с нажимом повторило существо, явно недовольное столь подробными расспросами. — Там увидишь.

— Это если я еще пойду, — заявил король, задетый такой самоуверенностью, и с трудом сдержал смех, вспомнив, что означало «куда следует» в понимании Ольги.

— Конечно, пойдешь, — удивилось существо. — Все идут.

— А если я не захочу? — не унимался любопытный король.

— А кто тебя спрашивать будет?

— А ты и будешь, — нахально заявил Шеллар. Это был почти блеф, так как мелькнувшая в голосе собеседника нотка неуверенности еще не означала, что он тоже блефует, но прием сработал.

— А почему, собственно, ты так против? — уже более миролюбиво поинтересовался безликий проводник.

— Разве я сказал, что я против? Мне просто интересен сам принцип. Что будет, если я с тобой не пойду?

— Ну не думаешь же ты, что это способ обрести бессмертие? Ты просто останешься здесь в таком виде, как сейчас.

— То есть, я стану призраком? — уточнил король. — Так вот откуда берутся призраки!

— Ладно, я объяснил тебе, что будет, а теперь пойдем. Мне некогда. По дороге договорим, если у тебя еще есть вопросы.

— А к чему такая спешка? — поинтересовался Шеллар. — Разве я уже умер? Почтенные мэтры утверждают, что мне еще сутки можно никуда не спешить. Так что, если тебе так некогда, приходи, когда умру. А я пока тут поболтаюсь, посмотрю и подумаю, идти с тобой или остаться призраком.

— Остаться призраком? Ты хоть знаешь, что это одна из самых страшных кар, какие только существуют для мертвых! А ты еще раздумываешь, не согласиться ли на это добровольно?

— А что именно в этом страшного? Можешь рассказать подробно?

— Не собираюсь я тебе ничего рассказывать! Нашел тоже сказителя! Я не нанимался тешить твое любопытство. Это просто неуважение, в конце концов!

Шеллар улыбнулся.

— Неуважение? На мой взгляд, неуважение — являться за человеком, когда он еще даже не умер, и торопить его под всякими вздорными предлогами. Из нашего содержательного разговора я делаю следующий вывод. Тебе нужно, чтобы я с тобой пошел, добровольно и поскорее. Раз ты меня уговариваешь, значит утащить меня против моей воли ты не в силах. И раз так торопишься, что даже не дождался, пока я умру, значит, либо у тебя имеются конкуренты, либо ты очень не хочешь, чтобы я остался призраком, либо у меня все-таки есть шанс выжить, до которого никто пока не додумался.

— Размечтался! — проворчало существо. — Выжить! Как же!

— Значит, конкуренты? Знаешь, что? Никуда я с тобой не пойду, во всяком случае, сейчас. Лучше я проведу последние отпущенные мне сутки с максимальной пользой для своей будущей загробной жизни. Попробую на себе, что такое быть призраком, и подожду твоих конкурентов, если таковые имеются. Вдруг они окажутся посимпатичнее. А то не нравишься ты мне что-то. Нехороший ты какой-то. Злой. Да еще и в мое кресло без спросу залез. Что скажешь?

— Одно скажу точно, — проворчал проводник. — Никто посимпатичнее за тобой не придет. За вами, проклятыми, другие не приходят. Придут еще двое таких же, как я.

— Вот, значит, как, — протянул король. — Я всегда подозревал, что я проклят. А почему вас трое? И кто вы на самом деле такие?

— Нас трое, потому, что ты трижды проклят. А я… что-то вроде стража проклятия. Я слежу за тем, чтобы оно исполнялось.

— Трижды? Поразительно! Ты мне расскажешь, в чем заключаются эти проклятия? Или это не в твоих интересах? А то смотри, вдруг мне не понравится быть призраком, а твои конкуренты окажутся общительнее…

— Мрак и преисподняя! — ругнулся страж, бешено сверкнув глазами из-под капюшона. — Второе поколение проклятых я провожаю из этого дома, но с такой наглостью сталкиваюсь впервые!

— О-о! — усмехнулся король. — Это ты еще с Кантором не знаком. Жаль, и не познакомишься, он не из нашей семьи и ни разу не проклят, что удивительно. Ну так как, расскажешь, или подождем твоих… коллег?

— Давай тогда договариваться, — проворчал страж. — Я тебе рассказываю, а ты даешь слово, что идешь со мной. Когда умрешь. Если тебе так уж хочется умирать долго и больно.

— Вот еще! И не подумаю. Я сначала выслушаю все три версии, а потом посмотрю, кто из вас меньше всех врал. А будешь ломаться, торговаться и угрожать, я вообще попрошу преподобного Чена произнести какой-нибудь заковыристый экзорцизм и прогнать тебя на фиг отсюда. Как только приду в сознание.

— Сомневаюсь, что ты сможешь говорить… впрочем, с такого здорового лося, как ты, может и статься. Только я же не демон какой, чтобы меня можно было пугать экзорцизмами.

— Ну, как хочешь, — засмеялся король, и поднялся с кресла. — Я пошел, погуляю пока.

Возвращаться в спальню он не захотел, так как при виде плачущей Киры и расстроенного мэтра ему становилось тоскливо и как-то даже… больно, что ли… Поэтому он направился на поиски неизвестного коридора, где спорили Флавиус и Лао Чжэнь. Очень было интересно, о чем это они так спорят.

Нашел он их на втором этаже, возле зала заседаний. Они действительно стояли в коридоре у окна и спорили касательно того, кто должен заниматься расследованием и допросом плененной императрицы.

— Да будь она хоть сто раз ваша супруга и коронованная особа, — заявлял Флавиус, слегка порастерявший свою невозмутимость. — Она арестована на территории нашей страны за преступление, совершенное на нашей же территории.

— Вы что, не понимаете! — кипятился юный император. Куда только подевалось его хинское воспитание! Обычный девятнадцатилетний мальчишка, такой же горячий и бестолковый, какими были в этом возрасте все кузены Шеллара. — Она моя подданная и моя жена! Я должен сам разобраться с этим делом! Неужели вы думаете, что я каким-то образом попытаюсь ее защищать? Да я ее на куски разорву за то, что она опозорила меня перед мировой общественностью!

— Я понимаю ваше похвальное стремление, — не уступал Флавиус. — Но оно наглядно демонстрирует ваше предвзятое отношение. Вы можете излишне погорячиться… и испортить все дело. У нас же ею займутся квалифицированные специалисты.

— Если уж говорить об этом, — возмутился Лао Чжэнь. — То хинские палачи славятся на весь мир, и вашим с ними не тягаться!

— Не беспокойтесь, — заверил его Флавиус. — Наши ничуть не хуже, хотя и не славятся. Кроме того, нам это будет удобнее, поскольку вы можете приобрести проблемы с семьей Нинь-гун…

— Это семья Нинь-гун приобретет проблемы! — грозно потряс сломанным веером император. — Если вы намекаете на то, что они влиятельны и знатны, и имеют реальные шансы создать мне проблемы, то завтра они не будут ни знатны, ни влиятельны, и даже вряд ли живы! Все!

— Вы опять излишне горячитесь, — поджал губы глава департамента. — Для начала я бы рекомендовал вам взять себя в руки и одуматься, затем навести порядок во внутренних делах собственной империи, а уж затем о чем-то со мной спорить.

— Вы не имеете права! — бедный юноша начал срываться на визг, ай-яй-яй, видел бы наставник, почтенный придворный маг Вэнь, как ведет себя его император… Нашел с кем заводиться, ребенок — с Флавиусом!

— Имею, — холодным ровным голосом возразил глава департамента. — Помимо того, как я уже говорил…

И бесконечный спор начался сначала. Шеллар чуть улыбнулся, так как это живо напомнило ему спор маленьких Тины и Ноны, кто должен первым кататься на качелях, и прошел сквозь стену в зал заседаний.

Их величества в угрюмом молчании восседали вокруг стола, стараясь не глядеть друг на друга. Заплаканная Агнесса стирала платочком с лица остатки макияжа. Шеллар впервые видел ее без слоя косметики и поразился, насколько старо она выглядит. Что тут скажешь, жизнь с пьяницей не красит даже королев…

Императрица Лао Суон любовалась в зеркало на свой подбитый глаз и пыталась как-то помочь делу, прикладывая к поврежденному месту различные металлические украшения, которых на ней хватало. Где это она так пострадать ухитрилась? Неужели ребята Флавиуса и ее заодно приложили? А это уже и международным скандалом пахнет…

Элвис поглядывал на часы и недовольно морщился. Видимо, находил неподобающим то, что их так долго заставляют ждать, но равно находил неподобающим высказывать свое возмущение в такой ситуации. Интересно, подумал вдруг Шеллар, будет Элвис плакать на похоронах? Или сохранит свою обычную невозмутимость, как подобает истинному джентльмену? В том, что сегодня вечером Элвис запрется в спальне, выставит дуру Нону и обрыдается в полном одиночестве, Шеллар даже не сомневался. А вот уронит ли кузен хоть слезинку на похоронах, было чрезвычайно любопытно.

Зиновий угрюмо смотрел в стол, и на его лице явственно читалось раздражение. Легко было представить, о чем он сейчас думает. «А чего еще можно было ожидать? Когда это у Шеллара хоть что-то было, как у людей? Даже из свадьбы умудрился похороны сделать!» Впрочем, вполне справедливо. Очень некрасиво получилось…

Необычно трезвый и смирный Луи вертелся, ерзал и вообще чувствовал себя очень неуютно. Видимо, Агнесса с утра удерживала его трезвым исключительно угрозами натравить мистралийских принцев, и ему страшно хотелось выпить, но пребывание в этом дворце слишком живо напоминало о реальности угрозы.

Александр нервно мерил шагами зал, что-то ворча себе под нос на родном языке. Скорей всего, ругательства, поскольку Костас обычно говорил то же самое, когда у него случались какие-нибудь неприятности, и всегда отказывался переводить сказанное.

— Да долго они там будут возиться?! — наконец, не выдержал Александр. — О чем можно так долго спорить? И когда нам хоть что-нибудь скажут точно? Что там все-таки с Шелларом?

— Скажут, когда точно будет известно, — подал голос Элвис. — Не мечись по комнате, сядь. А если тебе интересно, о чем так долго спорят император с главой департамента, так я могу тебе и так сказать. Они решают, кто будет заниматься расследованием и допрашивать пленницу. Каждый хотел бы заняться этим лично. У его величества задета национальная гордость и вообще честь империи. А у Флавиуса задета гордость профессионала. Можете себе представить, при таких мерах безопасности у него на глазах убивают короля. Я не удивлюсь, если он покончит с собой после этого. Это, кажется, принято среди ваших соотечественников, ваше величество?

— Да, — кивнула императрица. — Не просто принято, он даже обязан это сделать… по нашим законам. Я не знаю, как здесь, в Ортане…

— Да что тут не знать, — пожал плечами Элвис. — Он уже неоднократно пытался это сделать. После каждого провала в работе. Но он всегда извещал об этом Шеллара, как это положено, и Шеллар ему все время запрещал. Все равно никого лучше и вернее Флавиуса ему не найти. Не знаю, будет ли он спрашивать разрешения у Элмара…

— А Элмар тут причем? — Александр остановился и перестал ходить по залу.

— То есть, как — причем? Элмар наследует трон, если Шеллар умрет. Не думаю, что кузен успел изменить список наследников. Он ожидал, что будет покушение на невесту, и никак не рассчитывал умереть сам.

«Ты, как всегда, умница, Элвис, — подумал Шеллар. — Единственный из присутствующих, у кого в голове достаточно мозгов, чтобы все понять правильно. Ты сегодня даже не такой зануда, как обычно. Но все-таки интересно, будешь ли ты плакать? Я никогда не видел, как ты плачешь, хотя ты и нормальный человек, в отличие от меня. Было бы интересно увидеть…»

Агнесса между тем закончила утираться и обратилась к юной императрице.

— Суон, деточка, может, ты нам хоть что-то можешь сказать? Все равно ты наверняка знаешь больше, чем твой муж.

— Я тоже знаю немного, — вздохнула Суон. — Только догадываюсь. Юй всегда была су…масшедшей слегка. А также непорядочной и недостойной женщиной. И я всегда подозревала, что она рано или поздно встрянет в какое-нибудь де…ло нехорошее. Осмелюсь предположить, что она тайно состояла в секте Небесных всадников, и именно она провела их во дворец. И то, что она сделала сегодня — это их месть. Но точных сведений у меня нет. Это просто я так думаю.

— Послушай, девочка, — неодобрительно поморщился Зиновий. — Мы все здесь свои. Можешь говорить, как тебе нравится, и не оглядываться на каждом слове на лицемера Элвиса. Думаешь, он сам таких слов не знает?

— Зиновий, ты ведешь себя неподобающе, — холодно заметил Элвис. — Достаточно того, что Александр позволяет себе подобные непотребные выражения в присутствии дам, а ты еще желаешь, чтобы и дамы последовали его примеру. К тому же ты безосновательно обозвал меня лицемером, что является оскорблением в любом обществе.

— Заткнись, — зло бросил Александр, останавливаясь, наконец, посреди комнаты. — Хоть сегодня ты можешь на один вечер перестать быть таким занудой? Пусть лучше императрица объяснит, как их семейка докатилась до такого…

Последнее слово было сказано по-эгински без перевода, но все странным образом поняли.

— Да сволочь она, сволочь! — по-детски всхлипнула юная императрица, бросив об стол увесистую серьгу, которой только что пользовалась в лечебных целях. — И всегда была сволочью! И весь род их такой! Всю жизнь чуть не лопались от сознания собственной знатности! Если они — Нинь-гун, то все остальные — грязь и прах, и в ноги им должны кланяться!..

А вы, Цуй, не кланялись никогда и никому, про себя продолжил Шеллар недосказанную мысль императрицы Суон. Потому что у бедных — собственная гордость, особенно, если они — семья Мастеров. Эх, что тут говорить, и так понятно, что ты расскажешь. Я слишком хорошо знаю Алису Монкар, чтобы не понять мелочную душонку Нинь-гун Юй. Ну-ка, рассказывай, послушаем, угадал ли я. Девицу с детства избаловали до неподобающего, верно? Абсолютно, иначе и не могло быть. Самая лучшая, самая умная, самая красивая, самая знатная и богатая, достойный жених для такой — не меньше, чем сам император… первый наследник? Почти то же самое, только моложе. И вот ведь обида — не достался ей первый наследник! Взял обеих жен раньше, чем она выросла! И второй не достался, по той же причине, и опять обида. А третьему настолько была противна заносчивая гордячка, что парень больным прикинулся, чтобы вообще не жениться. Достался бедняжке четвертый наследник Чжэнь, достаточно растяпистый, чтобы не суметь избежать такого сомнительного подарка судьбы. Ведь я верно догадываюсь, он тоже не пылал желанием быть мужем прекрасной Юй? Несомненно. Просто уклониться не сумел. Эх, господа, что вам сказать… Жаль мне вашего третьего наследника, мне кажется, мы бы с ним очень подружились, общие интересы нашли бы… Итак, женился несчастный Чжэнь на капризной вредине, поскольку так повелел дядя-император, и почти сразу же взял и вторую жену, на этот раз по любви. И что, этот наивный мальчик надеялся получить дружную и веселую семью из трех человек, которую Ольга называет почему-то шведской? Что ж, все ясно… Говоришь, обижала тебя, перед мужем оклеветать пыталась, свекру на ушко нашептывала, даже убийц подсылала, пока не лопнуло у тебя терпение. А потом ты переступила через свою детскую гордость и пожаловалась братьям. Умница, маленькая Суон, я сразу догадался, у кого в вашей семье больше мозгов. Правильно. Не мужу, не свекру-императору, а братьям Цуй, с которыми никакие Нинь-гун не рискнут связываться при всей своей знатности. Вот такая получилась семейная жизнь у старшей супруги. Муж не любит, не балует, даже супружеским долгом пренебрегает, младшая жена строптива и непочтительна, да еще и сделать ей ничего нет возможности, с такими-то братьями… И при дворе почему-то никто в прах не рассыпается перед самой лучшей и самой прекрасной… Обидели бедняжку Юй, не оценили по достоинству, и стала она искать тех, кто оценил бы. И быстро нашла. Сектанты таких нюхом чуют — обиженных, неустроенных, имеющих проблемы в жизни. Таких вербовать очень просто, на край света пойдут за любым, кто скажет то, что им хочется услышать. А с такими, как Юй, вдвойне просто — только хвалить, льстить и восторгаться. И чего им так важно, чтобы ими восторгались?.. Так и попала принцесса Лао Юй, первая жена четвертого наследника Чжэня, в тайный орден Небесных Всадников… Сначала просто с понимающим собеседником пообщаться, потом проповеди послушать, а там — промывка мозгов, обряды-ритуалы, и нет пути назад. Ритуалы у этих господ качественные, после инициации человек пропал навсегда. Только у меня тринадцать агентов пропало, при всей их спецподготовке, при том, что четверо из них были магами… Правильно ты догадывалась, Суон, отчего ты столь неуверенна в своих догадках? Все правильно, все логично и все прекрасно сходится. Одно плохо — тебе следовало поделиться своими догадками раньше. И не с мужем твоим бестолковым, а со мной. Уж я бы не решил, что ты оговариваешь соперницу из ревности. Кстати, вот забавно, если вы обе — жены одного мужчины, кем вы официально приходитесь друг другу? А еще мне интересно, чем занимается ваш Департамент Безопасности, или как эта служба у вас называется? Медитируют на продвижение по службе да ловят мух в тушечницах? Флавиуса на них нет…

— И как бедного парня угораздило жениться на этой стерве? — вздохнула Агнесса, выслушав рассказ младшей жены и уверения в том, что император ни о чем не догадывался.

— Его не спрашивали, когда женили в первый раз, — столь же печально вздохнула в ответ императрица. — Он ни в чем не виноват. Честное слово, господа, он не знал. Если бы знал, он бы не допустил подобного несчастья. Мне очень жаль, правда, невероятно жаль. Я мало знала его величество Шеллара, но наша семья в неоплатном долгу перед ним… да и просто он мне был очень симпатичен.

— Ты так говоришь, будто он уже умер, — с упреком произнесла Агнесса.

— Он умрет, — печально сказала Лао Суон, вытирая крошечный носик и глазки-щелки широченным рукавом парадного облачения. — Если он не умер сразу, значит, это маффа. А от него нет противоядия. И умирают все.

— А не может так оказаться, что доза будет ему маловата? — с надеждой спросил Элвис. — Все-таки, рассчитывали на девушку, а не на такого огромного мужчину, к тому же, отличающегося отменным здоровьем.

— Нет, это не имеет значения, — вздохнула Суон. — Разве что, это был какой-то другой яд. Но я сомневаюсь. Маффа — это классика, и…

Видимо, императрица собиралась повторить лекцию преподобного Чена о принципах мести по-хински, но разговор был прерван неожиданно донесшимся из коридора ревом:

— Заткнитесь! Оба! Я не желаю этого больше слушать! Вы что, дети малые? Господин Флавиус, вы старше, будьте же умнее! Повторяю, не желаю слышать! Разберусь после коронации, не раньше! А пока пусть все будет, как есть. Разойдитесь! Нашли место выяснять отношения!

— Умно, — заметил Элвис. — До коронации Флавиус выжмет из этой дамы все, что захочет.

— Сомневаюсь, — проворчал Зиновий. — Ты, наверное, никогда не имел дела с религиозными фанатиками.

— Ничего, у Флавиуса есть и маги, если палачи не справятся.

Дверь отворилась, и в зал вошел Элмар, подталкивая впереди себя растрепанного императора, который все еще продолжал доказывать, что его лишают единственной возможности смыть с себя позор, коим его покрыла первая жена.

— Ну, наконец-то! — почти хором произнесли нетерпеливый Александр и исстрадавшийся Луи. — Ну, что?

Элмар несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться и не разрыдаться принародно, и сообщил:

— Шеллар умирает. Кто хочет попрощаться, прошу за мной. На похороны всех пригласят отдельно.

Их величества немедленно зашевелились, закопошились и стали подниматься. Измученный воздержанием Луи намылился было домой, скорее залить горящую душу, но Агнесса дернула его за рукав, прошипела что-то на ухо и потащила вместе со всеми. Спустя минуту в зале остался один Зиновий, терзаемый сомнениями, правильно ли он поступил, позволив упрямству и гордости возобладать над человечностью. Шеллар не удержался, подошел поближе и сказал вслух, не очень рассчитывая, что его услышат:

— И не стыдно тебе, Зиновий? Самому ведь жить осталось всего ничего, а все кочевряжишься!

Старик поднял голову и обеспокоено огляделся. Затем проворчал себе под нос:

— Совсем старый становлюсь… Голоса чудятся… Пора, наверное, Пафнутию посох передавать, хотя и рано ему еще, не дорос…

И, вздохнув напоследок, поднялся и отправился вслед за остальными. Видимо, ему все-таки стало стыдно. Шеллар посмотрел ему вслед и сам себя спросил:

— Интересно, когда же, по мнению Зиновия, Пафнутий «дорастет»? Ему сорок скоро, а батюшка все сомневается… Что ж, раз все ушли, куда бы мне еще сходить? К Мафею? Или, может, к придворным дамам? Или просто пошляться, поискать других призраков?

— В банкетный зал заглянуть не хотите? — сказал откуда-то из-под пола знакомый голос.

— А что там? — поинтересовался король, не торопясь, впрочем, спускаться.

— Вы же хотели поискать других призраков.

— Тогда поднимайтесь сюда, — решил король. — Здесь никого нет, а там, наверное, слуги топчутся… Прибирают столы, потому как свадебный пир отменяется, а для поминок еще рано, скиснет все к демонам до послезавтра.

— У вас на удивление веселое настроение для умирающего, — заметил призрак, появляясь из-под пола. — Впрочем, вы всегда были человеком парадоксальным.

— Господин Хаббард! — изумился король, увидев собеседника. — Как вас угораздило стать призраком? А что, ваши коллеги тоже где-то здесь разгуливают?

— Да нет, — ответил господин Хаббард, зависая над ближайшим креслом. — Черт возьми, ведь прекрасно знаю, что мне не нужно это кресло, а никак не могу избавиться от привычки…

— Я тоже, — кивнул король. — Так что же случилось с вами? Вы сами так захотели, или вас как-то неправильно похоронили?

— Конечно, неправильно, — ответил господин Хаббард. — Я же христианин, а вы меня похоронили по вашим варварским обычаям. Да еще и голову куда-то утащили. Нехорошо, ваше величество. Где моя голова?

— Вот оно что! — рассмеялся Шеллар. — А я еще потешался над рассказами о том, что по дворцу разгуливает ваш призрак и пристает ко всем с расспросами, где его голова! Бедный мой кузен говорил мне истинную правду, а я ему меньше пить посоветовал, в чем теперь раскаиваюсь. Вы бы меня спросили, если уж вам действительно так важно было найти голову.

— Я пробовал, — развел руками господин Хаббард. — Вы меня решительно не слышали. Это один из недостатков моего нынешнего состояния. Нас не все слышат, и почти никто не видит. А являться надо как-то уметь. Я не умею. Так куда же вы мою голову дели?

— Я вашу голову вообще не трогал. Флавиус отнес ее в камеру графине Монкар, наивно полагая, что упомянутую даму хоть немного расстроит наглядное доказательство вашей смерти. А вот куда она делась потом…

— Это-то я знаю… Я слышал ваш разговор с кузеном, когда вы ему рассказывали, как Алиса обошлась с моей головой. Стерва! Сто раз вы были правы, когда не советовали с ней связываться… Мне хотелось бы знать, куда ее дели потом, мою голову?

— Боюсь, я это вряд ли смогу выяснить, — развел руками король. — Мне уже не доведется общаться с людьми. А вам не нравится быть призраком?

Покойный юрист пожал плечами.

— Не знаю. Приятного мало, но в противном случае опять налетят эти морды в капюшонах и начнут меня делить…

— А вы тоже прокляты? Впрочем, чему я удивляюсь, вас, наверное, каждый отбор кто-то проклинал. И что, их много, этих морд?

— Десятка два. Так что, может, призраком быть и лучше. А то еще, может статься, если меня отпоют по-христиански, за мной что-нибудь похуже явится, и потащит в наш христианский ад, а там, уверяю вас, приятного мало. Я, правда, сам не видел, но проверять достоверность нашей мифологии у меня нет никакого желания. Лучше уж так… Скучно, правда, но спокойно. А теперь еще спокойнее будет. Раньше мне все время было ужасно досадно видеть, что вы счастливы и довольны жизнью, разделавшись со мной. А теперь полюбуюсь, как вы умрете, и мне будет легче.

— Ну, любуйтесь, — чуть усмехнулся король. — Если вам от этого действительно станет легче. Мэтр сказал, что я буду умирать долго и мучительно, так что вы должны быть просто в восторге.

— Что-то вы действительно слишком жизнерадостны для умирающего, — заметил господин Хаббард. — Вам что, ни капельки не обидно, или это ваше пресловутое самообладание?

— Не то, чтобы совсем не обидно… Но я все же победил, поэтому у меня такое хорошее настроение.

— Странные у вас представления о победе. Вы умираете, в чем же ваша победа?

— А Кира жива, — серьезно ответил король, не очень, впрочем, надеясь, что его поймут.

— Ах, вот в чем дело… Все-таки женщины — ваше самое слабое место. Впрочем, вам повезло больше чем мне. Ваша вдова оплакивает вас совершенно искренне, и уж ни в коем разе не будет пинать ногами вашу голову.

— Господин Хаббард, — сказал Шеллар, уходя от неприятной темы о плачущих вдовах. — А другие призраки здесь есть?

— А что, — усмехнулся бывший глава Комиссии, — я вам уже надоел?

— У нас впереди вечность, и надоесть вы мне еще успеете. Собственно, вы ведь сами знаете, что надоели мне еще при жизни, и не просто надоели, а остопаскудели, извините за выражение, и общаюсь я с вами только из любопытства — насколько вы изменились после смерти. А насчет призраков — мне просто интересно. Их должно быть множество в этом дворце, как мне кажется.

— Вечность, говорите? Вы что, тоже собираетесь стать призраком? И как вы думаете, это у вас получится? Вас ведь похоронят по всем правилам, пышно и по-королевски, так что шансов остаться у вас не будет.

— А от этого что-то зависит?

— Разумеется, зависит.

— Я подумаю над этим. Но все-таки, как насчет других призраков? Если у меня так мало времени, я тем более хотел бы с ними успеть познакомиться.

— Есть здесь другие призраки, — как-то печально сообщил господин Хаббард, — только они решительно не желают со мной общаться. Видимо, они ваши предки, и в обиде на меня за то, что я хотел утащить у вас корону. И к слову о короне, ловко же вы меня провели! Кто бы мог подумать! Милый симпатяга Жак, который боится крови, оказывается, одержимый! А убийца-мистралиец, который валял передо мной дурачка, был просто отвлекающим фактором! Как я и предполагал, ваша клятва была потрясающе обтекаемой. Никто не обещал, что мы дойдем до кабинета. Равно как и никто не обещал, что мы оттуда выйдем, если все же войдем. Об этом варианте я узнал позже, когда уже был призраком. Я пришел в вашу комнату, чтобы хоть полюбоваться на ваши страдания, раз уж отомстить не получалось, и слышал, как вы рассказывали все вашему придворному магу.

— Да вы поистине находка для шпиона, господин Хаббард! — нахмурился король. — Надо с вами что-то делать. А то ведь научитесь являться, не приведите боги, познакомитесь с каким-нибудь шпионом, и будете ему информацию поставлять. В качестве маленькой мести.

— Хорошая мысль, — засмеялся юрист. — Только это скорее от скуки, чем в качестве мести. Еще один из недостатков моего нынешнего состояния — это то, что мне ничего не нужно. А месть… от нее тоже никакой практической пользы. Может, ваши китайцы что-то в этом находят, но я этого не понимаю.

— Что ж, приятно было побеседовать, господин Хаббард. А где, если не секрет, тусуются эти призраки, которые не желают с вами общаться?

— Да нигде, просто болтаются по дворцу, как и я. Слово-то какое — тусуются! От Ольги нахватались?

— Разумеется, — улыбнулся король. — И за что вы ее так не любили? Очень, очень славная девушка. До свидания, может, еще увидимся.

Он поднялся с кресла, подумывая, куда бы еще сходить, но вдруг неведомая сила рванула его вверх, в глазах потемнело и стало больно. Очень больно.

— Начинается, — сказал где-то рядом голос придворного мистика. — Ваше величество, вам лучше тоже уйти. Это… не слишком подходящее зрелище для женщины.

— Преподобный Чен, — отозвалась Кира. — Я вам не Жак. Я была на войне и видела зрелища похуже. Никуда я не уйду. Я буду с ним до конца. Пусть лучше мэтр Истран уйдет, у него сердце больное.

Шеллар хотел что-то сказать, просто чтобы попробовать, сможет ли он говорить, если понадобится, и понял, что его общение с миром живых отныне закончилось. Сведенные судорогой челюсти не разжимались, язык не ворочался, и единственные звуки, которые он смог издать, не тянули даже на крик. Получалось только невнятное мычание и хрипение.

 

Глава 2

Увидев, что Эльвира рыдает, уткнувшись лицом в подушку, Пассионарио сразу понял, что ничего толкового из затеи Шеллара не вышло. Спорить с судьбой — что плевать против ветра. И теперь Эльвира оплакивает подругу, а сам он… Понятное дело, застрелиться ему теперь не дадут, но кто поручится за его рассудок… и вообще, как он будет жить дальше? Люди ломаются и не на таком… даже такие, как Шеллар.

— Эльвира, — тихо позвал он, присаживаясь рядом с ней. Эльвира встрепенулась, подняла голову и подскочила на кровати.

— Карлсон! — вскрикнула она, бросаясь ему на шею. — Где ты был столько времени? Бедный, на что ты похож! Ты что, болел?

— Да нет, — уклончиво ответил Пассионарио, вспомнив, что действительно выглядит не лучшим образом. — Просто поколдовал неудачно. Ничего страшного, не обращай внимания.

— Неудачно поколдовал? — ужаснулась Эльвира. — Карлсон, милый, я тебя умоляю, будь осторожнее. Я… я не переживу, если с тобой что-нибудь случится. Это так ужасно… так ужасно…

— Не плачь, — тихо сказал он, прижимая ее к себе и осторожно пробуя успокоить. — Это судьба. С ней не очень-то поспоришь. Даже если знать заранее.

— А он что, знал заранее? — Эльвира отстранилась и заглянула ему в глаза. — Ты что, и ему тоже всякую ерунду предсказывал?

— Это не ерунда, а чистая правда, — вздохнул Пассионарио. — Ему предсказывал Мафей, потом и я тоже… А он все же решил попробовать… как он выразился, сказать судьбе «нет». А что судьбе его «нет»?

— Так вот почему в зале была такая охрана! — догадалась Эльвира. — Потому, что он знал заранее! Мафей его предупреждал!

— И что ему это дало? — вздохнул Пассионарио. — Не представляю, как он теперь будет жить…

— Жить?.. — как-то растеряно переспросила Эльвира. — А разве он выживет?

— А что с ним случилось?

— Ты разве сам не знаешь? Ты же предсказывал.

— Постой, — Пассионарио тоже слегка растерялся, смутно понимая, что в чем-то где-то ошибся. — Я предсказывал, что на свадьбе убьют невесту, твою подругу. А Мафей предсказывал, что Шеллар после этого пойдет и застрелится. Так что случилось на самом деле? Он все-таки что-то смог изменить? Или так и вышло, только немного иначе?

— Совсем иначе, — покачала головой Эльвира. — Он спас ее… заслонил собой. Я никогда не могла подумать, что он на такое способен… что он так ее любит…

— И что теперь?

— Он умирает, — всхлипнула Эльвира и снова разрыдалась, уткнувшись в его плечо.

Он снова обнял ее, и все же не удержался, чтобы не сказать:

— А думала ли ты когда-нибудь, что будешь так по нему убиваться?

— Да никогда, — прорыдала Эльвира. — Я вообще всегда считала… что мужики сволочи… Что они не способны… а он…

— Ну не плачь ты так, может, он выживет. Он ведь вон какой здоровый. Чем в него попали?

— Отравленной иглой. Какой-то очень хитрый яд, от которого не бывает противоядия. Ты лучше у Мафея спроси, он разбирается.

Всего лишь? Пассионарио чуть не рассмеялся вслух. Всего лишь какой-то несчастный яд? Шеллар, дружище, и не думай, что ты умрешь просто так!

— Эльвира, — сказал он, быстро подхватываясь, — мне надо срочно сбегать к себе. Я потом вернусь. Не плачь, он еще не умер, может, что-то сделаем.

И, оставив бедную Эльвиру в полной растерянности, телепортировался в свою хижину. Там он бросился к кровати, достал из сундучка аптечку и стал рыться в ней. Он точно помнил, что несколько лун назад Амарго ему давал две дозы антидота. Одну он использовал в конце зимы, когда какой-то доброжелатель напоил его кофе с мышьяком, а второй еще должен где-то быть… Да где же он, не мог же потеряться!

Уже начиная нервничать, он вывалил все содержимое аптечки на одеяло и принялся разгребать, проклиная себя за разгильдяйство и беспорядочность во всем. Тут же попробуй что-то найди в этой аптечке! О небо, даже фанга есть, откуда она взялась… А антидота нет как нет! Не сперли же его, в самом деле, кому он мог понадобиться, никто же не знает, что это вообще такое! Может, тоже употребил и потом забыл? Так вроде с тех пор его больше не травили… Ай-яй-яй! Вот ведь, башка пустопорожняя! А скорпион? Конечно, в таком обкуренном состоянии разве упомнишь… Вот куда она делась, вторая доза! На прошлой неделе, когда он на скале сидел, его скорпион тяпнул! И ведь совершенно из головы вылетело! Надо же было попросить у Амарго еще, а он забыл! И что теперь? Амарго в Голдиане, пока он вернется, Шеллар сто раз умереть успеет. И Стеллы дома нет, уехала с ребенком куда-то отдыхать… Если только залезть поискать в лаборатории у Амарго, может там есть. Должно быть, у него там просто склад в этой лаборатории. Только бы не в сейфе, а то ведь в этот сейф демона рогатого залезешь…

Бросив раскиданную аптечку валяться на кровати, товарищ Пассионарио телепортировался в лабораторию и принялся торопливо осматривать шкафы и ящики в поисках медикаментов или чего-то похожего.

* * *

Когда блаженное забытье снова сменилось невесомостью, Шеллар не стал взлетать к потолку, а тихо и скромно прошел сквозь кровать. В углу стоял призрак господина Хаббарда, который, впрочем, особо счастливым не выглядел.

— Вам понравилось? — с язвительной заботой спросил король.

— Был бы я живым, меня бы стошнило, — признался глава Комиссии. — Пойду я отсюда. Ничего приятного в агонии не нахожу, даже если это агония врага. Вам, может, и понравилось бы. Я помню, как вы нашими трупами любовались.

— Да идите вы, — отмахнулся Шеллар, едва удержавшись, чтобы не показать этому горе-эстету тот самый средний палец, которым его когда-то дразнила Ольга.

И, не дожидаясь, пока ему ответят, направился в кабинет, проверить, не появились ли там новые гости. Как он и ожидал, стражей было уже двое. Они сидели в креслах и ожесточенно спорили, снова живо напомнив его величеству великую битву Тины и Ноны за качели. Заметив его, оба тут же замолкли, а сам Шеллар попытался как-то различить, кто же из них кто, поскольку оба были одинаково безлики.

— Очень хорошо, что ты пришел, — сказал один из стражей. — Я как раз хотел тебя предупредить.

— Ты бессовестный обманщик! — возмущенно закричал второй.

— Это ты обманщик, — возразил первый. — Ты прекрасно знал, что твое проклятие уже не имеет силы, и поэтому явился раньше всех, чтобы обманом и мошенничеством увести то, что тебе более не принадлежит.

— Мое проклятие имеет силу! — упрямо возразил второй, который, собственно, на самом деле был первым.

— Господа, — попросил король. — Вы могли бы как-то назваться, чтобы я мог вас различать? Мне сложно с вами общаться, вы такие одинаковые… У вас есть имена?

— У нас нет имен, — серьезно сказал тот, что пришел вторым. — Но, если тебе так хочется, можешь называть нас именами тех, кто наложил наши проклятия. Его, — он кивнул на обиженного коллегу, — Адалия. А меня — Морис.

— А вашего третьего товарища, который еще не пришел? — поинтересовался Шеллар.

— С ним тебе общаться не придется, — пожал плечами Морис. — Но, если тебе интересно — Алиса.

— Вот стерва! — не удержался король. — Так я и знал, что она не успокоится!

— Да тебе-то что? — засмеялся Морис. — Тем более, проклятие было неправильное, неполное, и просто странно, что оно сработало. Видимо, уж очень от души было сказано. Или случайно пересеклось с моим. Проклятия, знаешь ли, часто пересекаются и либо помогают друг другу, либо мешают. Вот наши с Адалией как-то раз пересеклись… Но это не столь важно.

— А кто такая Адалия? — поинтересовался король. — Я что-то не припоминаю дамы с таким именем… И чем я ее так обидел?

— Ты ее и не знал, она умерла прежде, чем ты родился, и ты ничем перед ней не виноват. Эту даму очень обидел твой великий дедушка, Кендар Завоеватель. Дамы, знаешь ли, очень не любят, когда их бросают любовники, и всегда на такие вещи обижаются. Вот и прелестная Адалия обиделась, и прокляла твоего дедушку от всей души. Посулила ему, что родится у него бездушный бесчувственный выродок, и займет он его трон, и будет править этой страной. И династия подобных ему выродков будет продолжаться, пока один из них не полюбит больше жизни и не станет человеком. Это, если ты не знаешь, ограничивающее условие. У проклятия обязательно должно быть ограничивающее условие, и оно должно быть теоретически выполнимо, а то проклятие не сбудется. Вот и в данном случае, условие было теоретически выполнимо, а практически… сам понимаешь, с какой это стати бездушный выродок вдруг полюбит кого-то так сильно. Мы с Адалией спорим об этом проклятии уже почти пятнадцать лет. Я считаю, что оно не действительно еще с тех пор, как покончил с собой твой отец, чтобы оградить от проклятия брата и его семью. Сам же понимаешь, для того, чтобы он смог занять трон, сначала они должны были куда-то деться. Адалия же доказывает, что любовь тут ни при чем, а бедняга просто рехнулся. Даже теперь, когда все уже предельно ясно и двух толкований быть не может, он все равно продолжает настаивать.

— Глупо, — пожал плечами Шеллар. — Адалия, как ты полагаешь, от чего я умираю?

Страж, которому совершенно не шло его женское имя, мрачно промолчал.

— И сказать нечего, — позлорадствовал Морис. — Не стыдно обманывать? Ведь покойного Шеллара-старшего ты обманул. Уж слишком он был исполнительный, сказали ему «пошли», он и пошел. А этого просто так не надуешь. Вот ты и остался с носом. А теперь вали отсюда, бездельник, отрапортуй, кому следует, что твое проклятие снято, и пусть тебе новое поручат. А то я сам отрапортую, хуже будет.

— Стукач, — проворчал Адалия и исчез.

— Так я и предполагал, — вздохнул король, перебираясь в свое кресло, которое так кстати освободилось. — Не зря все столь упорно поговаривали, что я проклят. Только почему это так и не всплыло? Мне кажется, если мой придворный маг и не мог разглядеть проклятия сам, он мог бы попросить свою коллегу, мэтрессу Морриган. Хотя она и скрывает свою осведомленность в тайных искусствах, для такого случая сделала бы исключение.

— Видишь ли, любопытный мой подопечный, проклятия бывают разные. Бывают профессиональные, которые налагают путем соответствующих ритуалов, и такое проклятие специалист по темным искусствам непременно распознал бы. В том и состоит их недостаток — всегда можно обнаружить и снять. Твои же проклятия были иными. Любой человек, желающий зла другому, может проклясть таким образом. Вспомни, сколько раз ты сам в сердцах бросал что-нибудь вроде «чтоб ты сдох», или тому подобное.

— Даже сбывалось, — согласился король, вспомнив печальную участь Алоиза Браско. — Но, помнится, никаких ограничивающих условий я не ставил.

— Разумеется, ты об этом и не знал. У тебя получилось случайно, как и у твоей Алисы. По всей видимости, пересеклось с другим, ибо тот неприятный господин, которому ты столь успешно пожелал сдохнуть, наверняка успел за свою жизнь заработать и других проклятий. Но вот некоторые люди, более сведущие, чем ты, знают, что ограничивающее условие необходимо для верности. К примеру, Адалия была ведьмой, и, несомненно, об этом знала, а Морису, должно быть, кто-то посоветовал. Для того чтобы наложить такое проклятие, не обязательно обладать Силой.

— А как же они сбываются? Почему?

— Обычно их произносят в стрессовой ситуации, и чувства произносящего, если они достаточно сильны, резонируют с потоками астрала… Впрочем, узкоспециальные подробности тебе не нужны, все равно не поймешь. Итак, о чем я говорил? Ах, да. Проклятия такого рода не имеют отношения к некромантии, поэтому специалист в области темных искусств не может их разглядеть. В этом их коварство.

— А кто может? Кто-то же сказал моему отцу о проклятии? Или как он узнал?

— Сказал, — кивнул Морис. — Нашелся один неклассический маг, которому было доступно иное видение… Но это не столь важно.

— Может и не важно, но мне интересно. Почему я не умер? Как это вышло?

— Если тебе так интересно… Этот самый маг, который просветил твоего отца касательно проклятия, вовремя вас нашел и спас тебя каким-то образом. То ли у него было противоядие, то ли еще что. Любопытный ты, Шеллар, просто на удивление. Не все ли тебе равно? Все равно ведь скоро умрешь, что ты будешь делать со своими новыми познаниями?

— А о своем проклятии ты мне расскажешь? — продолжал расспрашивать король. — Или оно тоже не действительно, и придется третьего дождаться?

— Почему? Действительно. Если тебе уж так любопытно, это проклятие наложили опять-таки на твоего знаменитого дедушку. Его побежденный враг перед смертью. И заключалось оно в том, что ваша династия будет вымирать, пока не вымрет, или пока кто-то из семьи трижды не обманет смерть. Пока что и ты, и твой кузен успели обмануть смерть по два раза. Он — после той битвы с драконом и после золотой паутины. Ты — когда тебя отравил твой отец и когда ты не пошел на церемонию пять лет назад.

— А на банкете, когда меня чуть не убили?

— Нет, тогда ты и не должен был умереть. Вот разве что на этот раз выживешь, это и будет третий. Только это у тебя не получится. Так что полетай пока, посмотри в последний раз на всех, а к завтрашнему вечеру как раз умрешь, да и пойдем.

— А если я и с тобой не пойду?

— А куда ты денешься? Не пойдешь завтра, пойдешь послезавтра, когда тебя похоронят. Это Адалия тебя уговаривал, чтобы ты сам согласился с ним пойти, а мне твое согласие не требуется, ты и так мой по праву.

— Именно твой?

— Да, потому что Алиса опоздал. Я пришел раньше, так что ты мой. И ничего ты не можешь сделать.

— А если меня не похоронят?

— Как это не похоронят? Еще как похоронят. С почестями. Со всеми полагающимися обрядами. Так что о своих планах стать призраком можешь смело забыть. Ладно, заболтался я тут с тобой, у меня еще несколько проклятий имеется под надзором, слетаю, проверю, а завтра вернусь.

— Постой, — спохватился Шеллар. — А Алиса-то как меня прокляла?

— Алиса? Как я уже говорил, неправильно. Без ограничивающего условия, так что, странно, что ее проклятие вообще сбылось. Алиса тебе пожелала умереть в день свадьбы, что, собственно, и случилось. А теперь до свидания, а то у тебя вопросов — бездонный мешок, а мне некогда.

И второй страж тоже исчез. А его величество Шеллар III глубоко задумался — как уговорить родных, чтобы его не хоронили. Потому как уж очень не хотелось ему кому-то принадлежать, да еще и по праву. И вывод у него получался единственный. Раз во время судорожных припадков говорить он не мог никоим образом, надо было как-то заставить их увидеть или хотя бы услышать его в его нынешнем призрачном состоянии. Господин Хаббард что-то там говорил, являться надо уметь. Вот и прекрасно. Значит, нужно найти кого-то из местных призраков и попросить, чтобы научил являться. Цель ясна, задача определена. Осталось только найти этого самого потенциального наставника. И поскорее.

Шеллар взлетел над креслом и направился на первый этаж, чтобы оттуда уже начать методично прочесывать дворец.

* * *

Жак уронил столбик сигаретного пепла в стакан и скорбно покосился на рыдающую взахлеб Ольгу.

— Ольга, — негромко позвал он. — Ну не надо… выпей лучше, оно попустит…

— Оставь ее, — сказала Тереза. — Пусть. Она сама успокоится. Выплачется и успокоится. Плохо все-таки, когда люди в бога не верят…

Азиль упорно молчала, съежившись на диване и глядя перед собой.

— Это не всем дано, — сказал Мафей, нервно затягиваясь. — У тебя получается находить утешение в молитве, у других — нет.

— Ну что же делать, что делать… — застонал Жак, бросая окурок и запуская пальцы в волосы. — Не может же быть, чтобы совсем ничего нельзя было сделать…

— Может, — печально вздохнул Мафей. — Знаешь, когда умерла мама, мне тоже долго казалось, что это не на самом деле, что так не может быть, что все можно как-то изменить… Что завтра я проснусь, и мама войдет в мою комнату и обнимет меня, а маленький Аллеар выпрыгнет из кроватки, залезет мне на руки и начнет хватать за уши… Он почему-то ужасно любил хватать меня за уши, нравились они ему, что ли… Только на похоронах, когда гробы опустили в могилы, до меня вдруг дошло, что это — навсегда. Что так бывает, чтобы ничего нельзя было сделать… — он всхлипнул и снова судорожно затянулся.

— Окурок брось, — хмуро посоветовал Жак. — Ты уже чистую бумагу тянешь. Лучше поищи у мэтра в лаборатории какой-нибудь успокоительный эликсир, да Ольгу напоим.

— Оставьте вы Ольгу в покое, — подала голос Тереза.

— А ты помолчи, — огрызнулся Жак. — Займись чем-нибудь и помолчи. Я думаю. А вы с Ольгой меня отвлекаете. Вот Азиль молчит, и вы помолчали бы.

— О чем ты таком важном думаешь? Пытаешься что-то придумать? Жак, перестань. Нам всем больно, и всем его жалко, но тут действительно ничего не сделать. Если уж мэтр Истран сказал, что ничего нельзя сделать, что ты можешь придумать? Остается только уповать на милость божью. — Тереза вздохнула и, чтобы не расстраивать Жака, потянулась к папке с рисунками Мафея. — Мафей, можно, я посмотрю? Раз уж я так мешаю Жаку, я посижу в уголке и молча посмотрю твои рисунки.

— Можно, — вздохнул Мафей и попытался добыть огонек, как его учил Орландо, но у него не получилось, и пришлось воспользоваться банальными спичками. — А в лаборатории у мэтра все закрыто. И чего я не спросил Хоулиана, как успокаивать и усыплять? Он же умеет… Балда я, сразу пить начал и о всякой ерунде трепаться, нет, чтобы чего полезного спросить…

— А его никак нельзя найти или позвать? — не унимался Жак. — Не надеяться же, в самом деле, на милость того, чего нет!

— Кого найти?

— Ну, эльфа твоего. Может, он бы мог помочь.

— Да ну, скажешь… Яды вообще магией почти никогда не лечатся. А противоядия не существует. Если бы эльфы его знали, то знали бы и люди.

— А может, как-то иначе можно? Как-то же маги спасают умирающих, догоняют там, возвращают, все такое…

— Это не тот случай, — всхлипнул Мафей. — Не получится. Мэтр это умеет, он бы сделал, если бы можно было.

— Да что ты со своим мэтром… Может он ошибаться?

— Может, но не в этом случае. Как тебе объяснить… Такой способ годится, если… ну, в общем, для нас он не подходит.

— Почему? Ты сам можешь объяснить?

— Я понимаю, но как тебе объяснить… Скажем, если бы он умирал от какой-то болезни, которая проходит, то можно было бы. А так… тело все равно непригодно для жизни, поэтому возвращать в него душу не имеет смысла. Не получается у меня понятно объяснять…

— А можно как-то продержать его, пока яд полностью не выведется?

— А он не выводится, наверное. Иначе этот способ уже давно бы открыли. Давай я в справочнике посмотрю…

Мафей спрыгнул со спинки стула и полез на полку за справочником. На некоторое время наступила тишина, только всхлипывала Ольга, шуршала бумагой Тереза, и Мафей сосредоточенно сопел, склонившись над справочником. Жак напряженно думал.

— Мафей, — вдруг подала голос Тереза. — А зачем ты мэтру Альберто такую шляпу нарисовал?

— Кому? — переспросил Мафей, отрываясь от справочника.

— Мэтру Альберто, — повторила Тереза, показывая ему рисунок. Мафей тихо обомлел, вспомнив, что забыл убрать из папки и спрятать портрет Амарго, который он набросал вчера вечером, равно, как и портрет Орландо, лежавший там уже вторую луну. А затем вспомнил, кого же ему так напоминал сердитый конспиратор с Зеленых гор. Действительно, мэтра Альберто. Очень похоже…

— Твою мать… — тихо ахнул Жак, тоже воззрившись на злосчастный портрет. — Это же он! Подумать только, как меняет человека головной убор!

— А ты что, сразу не узнал мэтра Альберто? — удивилась Тереза.

Жак, не отвечая, подхватился с кресла.

— Мафей, — решительно заявил он. — Пойдем ко мне.

— К тебе? — не понял Мафей. — Зачем?

— Пойдем, я тебе там все объясню.

— А дам здесь оставим?

— Не пропадут наши дамы. И не сломают тебе ничего. Разве что сигареты твои все выкурят. Пойдем скорее, у меня появилась идея.

— Опять, наверное, какой-нибудь антинаучный вздор, — проворчал Мафей, неохотно отрываясь от справочника.

— Научнее не бывает, — заверил его внезапно повеселевший Жак. — Давай скорее. Если у нас все получится так, как я рассчитываю… нет, помолчу, чтоб не сглазить.

— К тебе? — покорно уточнил Мафей.

— Ко мне. Мне надо забежать к себе в кабинет, кое-что взять, вдруг понадобится.

Оказавшись в своей гостиной, Жак бегом взлетел по ступенькам и торопливо защелкал кнопками замка.

— Ты этого мужика где видел? — спросил он, открывая дверь и жестом приглашая Мафея заходить. — У Карлсона в Зеленых горах?

— Жак! — жалобно простонал Мафей. — Я же поклялся молчать! Ну что вы с Шелларом за люди, вечно все знаете, даже если я вам ничего не говорю!

— Да я его сам там видел, — отмахнулся Жак. — А ты бы портретов не рисовал, если уж поклялся. Хотя, ты же не обещал ему не рисовать, так что твоя совесть чиста. Я это к чему. У этого мужика обязательно должен быть универсальный антидот. Это такая удивительная хренотень, которая нейтрализует любые яды. То есть абсолютно любые, понимаешь?

— Это что-то из твоего мира? — уточнил Мафей.

— Да. Такая штука обязательно входит в стандартный набор первой помощи всяких там космонавтов, химиков, разведчиков на других планетах, агентов спецслужб и прочих экстремальных профессий… в общем, короче говоря, у него она должна быть. Или я полный дурак. — Жак схватил со стола какой-то мешок и начал рыться в шкафчике. — Так вот, сейчас мы с тобой пойдем к нему. К мэтру Альберто. И будем как-то добывать у него этот универсальный антидот. Любыми способами. Как получится. Если он дома — будем просить, слезно умолять, падать на колени, угрожать, грабить, по обстановке. Если его нет дома, украдем. Мне как-то все равно, подобает это или нет. Когда мой друг умирает, я, пожалуй, даже убить бы смог…

— Это не понадобится, — вздохнул Мафей. — Его нет дома. Он в Голдиане, ищет Диего. Но я очень рад, что ты на все готов. Потому что лаборатория мэтра Альберто находится в нижнем этаже, за моргом, и чтобы в нее попасть, надо пройти через этот самый морг.

— Фиг с ним, — решительно заявил Жак, бросая в мешок какие-то вещи непонятного назначения. — Пройдем. Ну, подумаешь, станет мне хреново, переживу. В крайнем случае, если в обморок хлопнусь, дотащишь. Все, я готов. Заготовь на всякий случай обездвиживающее заклинание, вдруг нам кто-то попробует мешать или он дома окажется… Давай, заготавливай и пошли.

* * *

В очередной раз покинув свое многострадальное тело, Шеллар заглянул в кабинет, удостоверился, что там пусто, и попытался вспомнить, на чем он остановился в своих поисках. Кажется, он успел дойти до второго этажа… И где же они прячутся, эти призраки предков? Или с ним они тоже не желают общаться, с проклятым выродком? Нет, дорогие предки, придется. Все равно найду, подумал он. И двинулся на дальнейшие поиски.

Как оказалось, во дворце можно увидеть массу интересного, когда ты призрак, и никто не подозревает о твоем присутствии. Несомненно, если бы не сегодняшняя трагедия, можно было бы увидеть еще больше, поскольку в этот вечер все вели себя непривычно тихо и вообще были какие-то пришибленные. Многие плакали. Придворные дамы и вовсе обливались слезами, как ни странно. Правда, при этом они все разбрелись по своим комнатам, чтобы не демонстрировать подругам красные глаза и распухшие носы, и ревели каждая в одиночестве. Только Акрилла спала, тихо всхлипывая во сне, да Эльвира нервно ходила по комнате, комкая в руках мокрый платочек в разводах косметики. На столе, как и каждый вечер, стояла нетронутая вазочка с апельсиновым вареньем. Ждет, подумал Шеллар. Ждет каждый вечер, точно как в сказке, а вдруг он прилетит, наш дорогой Карлсон. Только что же он не летит? Хоть бы посмотреть на него, что ли. А то так и умру, не увидев.

В общем, третий этаж не дал ничего нового. Здесь призраков тоже не было. Зато в комнате Мафея король наткнулся на весьма занимательное зрелище. За Мафеевым столом, подперев голову огромным кулаком, сидел кузен Элмар, разумеется, пьяный вдрызг, а как же иначе. Он же клялся бросить пить когда займет престол, а до коронации еще дня три, так что грех не набраться с горя, тем более, повод-то какой выдающийся… Рядом притулилась Азиль, сочувственно гладя его по плечу. Чуть в сторонке сидела Тереза и задумчиво вертела в руках бокал, к которому еще, похоже, и не притронулась. В соседнем кресле плакала Ольга, горько и безнадежно, как несправедливо обиженный ребенок. А на подлокотнике ее кресла, элегантно облокотившись о спинку, сидел эльф и как раз подносил даме кубок, предлагая выпить и успокоиться. Живой взрослый эльф, ослепительно красивый, со знакомой скромной улыбкой Орландо. Видимо, тот самый, его отец, с которым давеча пьянствовал Мафей. Самого Мафея нигде не было видно, как впрочем, и Жака.

— Так мне и надо, кретину! — возглашал Элмар в перерывах между всхлипами. — Это мне кара богов за мою трусость, за мою лень, и за все мое прочее свинство! Я — король! Слышишь, эльф? Ты представляешь, какой из меня будет король? Всемирное посмешище! И это после Шеллара… Знаешь, какой он был! Умница, каких просто не бывает, и душевнейший человек! Да после него меня просто никто не будет воспринимать всерьез! Я же балбес полнейший! Я же ни хрена не понимаю ни в политике, ни в финансах, ни вообще в чем-то полезном!

— Ничего, научишься, — философски заметил эльф, мимоходом проводя пальцами по лицу Ольги, отчего та сразу замолчала и послушно взяла кубок из его рук. — И не надо себя с ним сравнивать, а то вечно будешь считать себя хуже, чем ты есть. Ты не хуже, ты просто другой.

«Правильно, — мысленно одобрил Шеллар. — Эльфы действительно как-то мудрее нас…»

— И на кой мне так надо было его женить! — продолжал стенать Элмар I. — Не зря же он так не хотел! Как чувствовал, что это для него добром не кончится! Надо же мне было так доставать его с этой женитьбой, с этими наследниками, с этими бабами проклятыми! Добился, идиот! Женил на свою голову! Бедный, бедный Шеллар! И бедный я. Что мне теперь со всем этим дерьмом делать? Что ж я раньше думал, придурок, тоже, первый наследник! Сижу, как лопух последний, и не знаю, что делать! О чем, о чем я думал, пока он был жив! Теперь и спросить не у кого! Эх, как был я безмозглым варваром, так и остался, и никакое королевское воспитание…

— Элмар! — окликнул король.

Элмар резко замолчал и повел глазами вокруг.

— Элмар, я здесь, — безнадежно повторил Шеллар, понимая, что сейчас Элмар подумает, что ему спьяну послышалось. — Азиль, хоть кто-нибудь! Я здесь, у книжной полки! Эльф, может, хоть ты меня слышишь?

— Допился… — горестно простонал Элмар и в очередной раз схватился за голову. — Говорил же мне Шеллар, что если не брошу пить, буду, как Луи… таки допился до белой горячки.

— Ты насчет голоса? — переспросил эльф. — Да нет, я тоже слышал. Ну-ка постой…

Он пристально посмотрел на Шеллара и улыбнулся.

— Да вот же он, как и было сказано, у книжной полки.

— Кто? — встрепенулся Элмар. — Так мне не почудилось?

— Очень высокий и худой человек с дурацкой прической, — описал эльф. — Это и есть твой кузен?

— И вовсе не дурацкая у него прическа, — возразил Элмар, — а очень даже ему идет.

Он уставился на книжную полку, видимо, надеясь тоже что-то увидеть, но, разумеется, безуспешно.

— Шеллар, — жалобно сказал он. — Ну как же ты так… Как же я без тебя?

— Элмар, — перебил его король. — Потом поплачешь. Слушай внимательно. Ты меня слышишь?

— Очень плохо, — пожаловался Элмар.

— Я хорошо слышу, — сказал эльф. — Говори, я ему передам.

— Скажи ему, чтобы меня не хоронили, — сказал король. — Ни в коем случае.

— Как не хоронили?! — встрепенулся Элмар. — Мне не послышалось? Он так и сказал?

— Да, он так и сказал. Чтобы его ни в коем случае не хоронили.

— Почему? — Элмар был так потрясен, что даже, похоже, протрезвел. — Как же так? Шеллар, ты иногда что-то как скажешь… А что же с тобой сделать?

— Да что хотите, — рассердился Шеллар. — Бросьте на свалку, скормите собакам, сожгите, или лучше всего отдайте доктору Кинг в анатомический музей. Так хоть какая-то польза будет. Но ни в коем случае не хороните и не проводите никаких обрядов. Иначе меня утащит какой-то безликий гад с белыми глазами. А так я стану призраком и останусь с вами. Буду тебе, балбесу, советовать.

Эльф добросовестно повторил его речь слово в слово, после чего возразил:

— Ты не прав, Элмар вовсе не балбес. Он очень милый мальчик, и вовсе не глупый. И очень тебя любит.

— Я его тоже очень люблю, — грустно сказал король. — Потому и хочу остаться.

— Шеллар, но как же я объясню это всем? — снова застонал Элмар. — Если я скажу, что мне являлся твой призрак, меня же безумным объявят! Или просто не поверят, скажут, меньше надо было пить! Кстати, я помню, что я тебе обещал, и после коронации брошу.

— А Мафей меня не увидит? — с надеждой спросил Шеллар, понимая, что Элмару действительно посоветуют меньше пить и не поверят. — Или мэтр? Или еще кто-нибудь?

— Мафей должен бы видеть, — предположил эльф. — Только они с Жаком куда-то убежали.

— Они к Жаку ушли, — сказала Тереза. — Жак что-то там придумал, и потащил с собой Мафея.

— Нашел время! Когда он мне так нужен…

— Да они еще вернутся, — утешил его эльф. — Ты наведывайся сюда, может, застанешь. И попробуй поговорить с его наставником, может, он тоже тебя увидит.

— А ты не знаешь, как я могу являться людям?

— О, этого я не знаю. Это надо спросить у призраков, которые являются. У вас во дворце есть такие, которые являются всем, а не только людям, способным видеть?

— Надо подумать… — оживился Шеллар, но подумать он не успел. Мир в очередной раз померк, и он снова ощутил вес своего тела, боль и сильные ладони Киры, сжимавшие его руку.

* * *

— Ну, как? Лучше? — поинтересовался Мафей, и откровенным любопытством рассматривая Жака. — Может, тебе водички?

— Издеваешься? — измученно простонал тот и попробовал отлепиться от стенки.

— Вовсе нет. Я серьезно. Если надо, я могу тебе воды наколдовать.

— Да не надо… Что ты так смотришь?

— Про оливковых эльфов я слышал, — серьезно сказал Мафей. — Но чтобы люди были зеленого цвета…

— Все-таки издеваешься, — вздохнул Жак. — Ну и ладно. Издевайся. Я только что совершил величайший подвиг, но этого все равно никто не оценит. Где эта дверь?

— Кажется, это, — указал Мафей. Жак осторожно потрогал замок и хмыкнул.

— Само собой, без всякой магии. Придется воспользоваться вульгарным первобытным способом, то есть, вот этой железякой.

— А ты умеешь?

— Да что тут уметь? Как любит говорить наш король, теоретически знаю, значит, должно получиться.

Мафей с любопытством понаблюдал, как Жак ковыряется в замке, и заметил:

— Никогда не видел вора за работой. Интересно.

— Да кто тебе сказал, что я вор? — проворчал Жак. — И Кантор тоже почему-то так решил… Ну, понимаю, почему меня принимают за мага, но вором-то зачем объявлять?

— Потому, что у тебя Тень, — пояснил Мафей. — Потому Диего и подумал, что ты вор. Он видеть умеет. А вообще, как, по-твоему, иначе называть человека, который взламывает замок с целью что-то украсть?

— Преданный друг, — серьезно ответил Жак и открыл дверь. — Вот и готово. Пошли.

Они пересекли лабораторию и остановились перед другой дверью, скрытой за пестрой занавеской.

— О, тут уже посерьезнее, — заинтересовался Жак, разглядывая замок. — Давай-ка мешок.

Мафей снова с большим интересом понаблюдал вора за работой, потом, не удержавшись, спросил:

— А что это?

— Это? — Жак кивнул на коробочку, которую он пристраивал к замку. — Отмычка.

— Шутишь?

— Серьезно. Отмычка. А какая она, по-твоему, должна быть для электронных замков? Помолчи минутку, не мешай.

Мафей послушно замолк и вдруг отчетливо услышал какие-то сдавленные звуки, напоминающие плач.

— Жак, ты слышишь?

— Нет, — недовольно отозвался Жак. — Не мешай.

— Там внутри кто-то плачет.

— Да не слышу, говорю тебе. Я не эльф, у меня уши маленькие. Ты что, думаешь, он там кого-то взаперти держит?

— Не знаю, но там точно кто-то есть.

— Мафей, если ты заткнешься и не будешь мне мешать, через пару минут мы это сами увидим.

Мафей снова замолчал, продолжая прислушиваться к звукам за дверью. Плач стих, затем послышался шорох и торопливые шаги.

— Амарго, это ты? — со слабой надеждой спросил из-за двери знакомый голос.

— Это я, Мафей. Что ты там делаешь? Тебя что, заперли?

— Нет, конечно, что за ерунда. А кто с тобой? И как ты сюда попал?

— Пешком, — проворчал Жак. — Через морг, чтоб он провалился. Открой, чтобы я замок не ломал.

— Ломай, — всхлипнули за дверью. — Я не знаю, как он открывается.

— А как же ты сам туда попал, страдалец?

— Телепортом.

— Понятно, — вздохнул Жак и обернулся к Мафею. — Это Карлсон?

Мафей молча кивнул.

Спустя пару минут они действительно имели честь лицезреть зареванную физиономию Карлсона, он же принц Орландо, он же товарищ Пассионарио, любимый вождь и идеолог.

— Если ты сам сюда пришел и никто тебя не запирал, — поинтересовался Жак, рассматривая его. — То какого черта ты сидишь и плачешь?

— А какого черта плачет весь дворец? — проворчал мистралиец, утираясь рукавом. — Как вы сюда попали? Как вы вообще нашли это место?

— Да я его всегда знал, — нахально соврал Жак. — Только не знал, что дон Рауль, он же мэтр Альберто, еще и Амарго к тому же. Я его узнал, просто молчал до сих пор. А сегодня он мне понадобился. Вернее, кое-что из его вещей. Если ты тоже в курсе, может, дашь, чтобы мы тут не шарили и ничего не трогали?

— Универсальный антидот? За этим вы пришли?

— Ты поразительно догадливый парень, Карлсон.

— Еще бы, — проворчал тот. — Я и сам за ним пришел.

— Ну, а с нами поделишься, или грабить?

— Грабьте, — всхлипнул Орландо, кивая на тяжелую бронированную дверь. — Если сумеете. Я тут уже все обшарил, ничего нет. Наверно, этот старый жлоб запер медикаменты в сейф, чтобы я наркотики не таскал. А сам уехал, и где его искать, я не знаю… И как сейф этот открывать, тоже не знаю. Может, ты знаешь? Ты ведь Жак, я правильно понял? Это ты открыл замок на моем браслете?

— А, так это был твой браслет? — усмехнулся Жак, осматривая комнату. — Ладно, с браслетом потом. Где контролка?

— Контролка — это что?

— Раз тут такой сейф, т-кабина и прочие родные и милые сердцу вещички, значит и комп где-то должен быть. Где? Или я ошибаюсь и этот сейф антикварный?

— Не понимаю.

— Объясняю для особо одаренных. Замки у этого сейфа открываются вручную или через контрольное устройство? Как его открывает хозяин, ты хоть раз видел?

— А-а, понял. Второй шкаф слева.

Жак ткнулся в указанный шкаф и обрадовано вскричал:

— Вот она, родимая! А я уж боялся, что он антикварный… сейчас мы посмотрим, что тут у нас где…

— Жак, — осторожно спросил Мафей. — А ты умеешь открывать сейфы?

— Такие — умею.

— А ты пробовал, или… как любит говорить Шеллар?

— Один раз пробовал. Успешно. Правда, этот посовременнее, но все равно… Надеюсь, тут не стоит бетонка, и мне не придется полдня фугас кропать… Помолчи и не мешай.

Жак нахлобучил на голову некое подобие шлема, сунул руку в перчатку и остановился у раскрытого шкафа, возбужденно приговаривая:

— И где у нас тут контроль сейфа? Ну-ка, показывай. Связь нам на фиг не нужна, разве что Вирусу привет с того света послать… Параметры т-кабины… Списки какие-то… Пошел на фиг со своим паролем, имел я тебя в виду… А вот так не хочешь? Никак? А отсюда?.. Ага, значит, только через трубу… Е-мое… Да он что, больной?

Орландо легонько толкнул Мафея в бок и шепнул:

— Понял?

— Что понял?

— Почему называется «школа Шлема и Перчатки»?

— Действительно… Орландо, а что он делает?

— Он же сказал — сейф открывает.

— А разве так открывают сейфы?

— Ну, он специалист, ему виднее… Он агент или просто переселенец?.. Впрочем, что за дурацкие вопросы я задаю. Это же он, наверное, и есть тот самый парень, который нашуршал в Кастель Милагро и вытащил оттуда Кантора. Там он и открывал сейф в первый раз…

Мафей хотел было спросить, откуда ему это известно и расспросить подробнее, но Жак сорвал с головы шлем и обернулся к ним.

— Он что, ненормальный, ваш Амарго? У него мания преследования или как? На кой хрен здесь такая колючка? От кого тут так городиться? Кто сюда залезет? Тоже от тебя, чтобы наркоту в сейфе не нашел?

— Что такое колючка? — устало уточнил Орландо, которому, видно, уже надоело переспрашивать на каждом слове.

— Нейроимпульсная защита, если тебе так понятнее.

— А, защита… Так ведь он сетевой, через него идет связь с параллельным миром и с центральной базой данных агентства. Это от ваших ребят защита стоит, чтобы оттуда кто-то в базу не влез.

— И под эту защиту он запихал контроль своего несчастного сейфа с наркотой? Что, не мог снаружи оставить? И что теперь делать? — Жак вытащил руку из перчатки и сел на ближайший ящик, горестно уставившись в пол.

— А такую ты не можешь? — жалобно спросил Мафей, прекрасно понимая, что вопрос неуместен.

— Могу. Только не так быстро.

— А насколько быстро?

— Суток трое-четверо, если вообще не спать. Или… нет, я не смогу. Я уже один раз полез через колючку, мне хватило… Да не смотрите на меня так! Это же рехнуться можно, когда на тебя смотрят умоляющими глазами два эльфа сразу!

Мафей поспешно опустил глаза, Орландо напротив, присмотрелся внимательнее.

— Это реальная опасность, — осторожно уточнил он. — Или фобия, как насчет мистралийцев?

— Реальная, — вздохнул Жак и полез в мешок. — Ладно, попробую. Может, на этот раз повезет. Исперы же как-то лазят, значит можно…

— Подожди, — Орландо подошел, сел рядом и тронул его за плечо. — Не торопись. Объясни, в чем здесь дело, почему ты так боишься, и чем мы можем тебе помочь.

— Да ничем вы не можете помочь, толку вам объяснять… — Жак посмотрел на приспособление, которое достал из мешка, положил его рядом на пол и достал сигарету. — Сейчас, соберусь с духом и пойду. Все равно больше ничего не сделаешь… А если он умрет, я себе потом никогда не прощу, что струсил и даже не попробовал.

Орландо поднес ему волшебный огонек и продолжил расспросы.

— Чем реально опасна эта защита?

— Да убивает она насмерть, — проворчал Жак. — Ты думаешь, как я сюда переместился? Вот так же полез, и на колючку сел. Потому и боюсь… больше, чем следует.

— Мы можем как-то тебя подстраховать или пойти с тобой?

— Не хватало мне переться через колючку с двумя нулевичками на шее! Тут одному бы пролезть как-нибудь. А что вы можете сделать… Да ничего. Стоять рядом и смотреть. Попробуйте, если я все-таки сяду, выдернуть штекер, может, это что-то даст. Сомневаюсь, но попробуйте. Если я закричу, выдирайте на фиг штекер и тащите скорее к мэтру, может он что-то сможет сделать. Но если не сможет, уж будьте людьми, добейте. И не хватайся ты за меня руками, что я, ребенок маленький.

— Хорошо, — пообещал Орландо, не торопясь, впрочем, убирать руку. — Я не затем хватаюсь, чтобы тебя утешать… вернее, затем, но не так, как тебе кажется. Сейчас немного вот так посиди, и тебе будет не так страшно. Ты будешь чувствовать себя спокойно и уверенно. Мне кажется, это будет как раз то, что нужно. Спокойствие и уверенность. Уж потерпи, при физическом контакте у меня лучше получается.

— Ну, спасибо, — вздохнул Жак. — Тоже хоть что-то полезное… Ты эмпат, как Кантор?

— Лучше. Я управляемый.

— А Эльвира знает? — чуть оживился Жак.

— Не помню, говорил я ей или нет… Ты что, думаешь, я на нее как-то воздействую? Вовсе нет, она меня любит просто так. Да и нельзя заставить человека любить таким образом. Воздействие быстро проходит, оно не постоянное. Если честно, я воздействовал на нее только один раз. Когда впервые увидел. Я ей внушил, чтобы она меня не боялась… и чтобы ей стало меня жалко. А то бы выгнала на фиг, и меня бы стража в коридоре повязала. А больше ни разу. И нечего меня подозревать в недостойном и неподобающем.

Жак чуть усмехнулся.

— Понятно, почему ваша партия не испытывает недостатка в финансах. Тебя посылают выпрашивать?

— Ну, не Кантора же посылать. Ты как, лучше?

— Нормально. — Жак бросил окурок и поднялся. — Сейчас, штекер прилажу и пойду.

— Может, давай все-таки я с тобой? — предложил Орландо, наблюдая, как он приспосабливает свою странную штуковину со шнуром.

— Каким образом? В шлеме, что ли? У тебя что, блюдце от рождения с трещиной? Не вздумай, на таких оборотах туда вообще соваться нельзя. Шлем для этого не годится, такие вещи только на штекере делать можно.

— А второго у тебя нет?

— И куда ты его вставишь? В задницу?

— А, для этого надо иметь импланты? А у тебя что, есть?

— Конечно, есть. Один, правда, но больше мне и не надо.

— Ну, тогда я просто встану рядом и буду тебя все время слушать. Штекер — вот этот шнур? И его надо будет выдернуть, если что не так? Не бойся, я успею. Все будет хорошо. Мафей, перестань реветь, иди сюда. Ты держать умеешь?

— Умею, — всхлипнул Мафей, подходя поближе. — А зачем?

— Вдруг понадобится. Стой здесь, рядом.

— Жаль, надо было Терезу взять… — вздохнул Жак. — Пусть бы хоть благословила, что ли… У нее получается. Ну, с богом.

Он приподнял волосы и вставил штекер в обнажившийся сокет.

— Разучился, — пожаловался он спустя несколько секунд. — Долго не практиковался. Принесите какой-нибудь стул, а то еще грохнусь.

— Тебе плохо? — всполошился Мафей, бросаясь к ближайшему стулу.

— Нет, просто здесь пространство устроено по-другому. Это нормально, просто я уже отвык. Спасибо. Ты не бойся, все нормально. Только постарайтесь не болтать, пока я не отойду подальше, а то я буду отвлекаться.

Оба эльфа замолчали, стоя по обе стороны от Жака и устремив на него две пары нечеловеческих темных глаз. Один — с напряженным вниманием, другой — со страхом и надеждой.

— Как ты думаешь, — шепнул Мафей через несколько минут. — Он уже далеко… ушел? Ничего, если мы будем говорить? Мне страшно так, все время молчать…

— Ничего, — ответил Орландо. — Только ты меня будешь отвлекать, я же слушаю.

— Тогда ты не молчи, а слушай и говори, что слышишь.

— А тут нечего рассказывать. У него все в порядке. Я его немного успокоил, ему теперь не страшно. А то ведь, знаешь, когда человек трясется от страха, он обязательно ошибется где-нибудь.

— Если бы это у него навсегда осталось, — вздохнул Мафей. — А то ведь он всего боится.

— Я заметил. Он просто очень восприимчив к таким вещам. Раз испугался — и фобия. Колючка, на которой он умер, мистралийцы, которые его напугали в Кастель Милагро, кровь… а отчего он крови боится?

— Когда он был маленький, с ним произошел несчастный случай, — пояснил Мафей. — Автобус сорвался с моста и упал… Автобус, это такая большая карета, которая…

— Я знаю. Это он сам тебе рассказывал?

— Да. Там было очень высоко, почти все, кто был в карете, погибли. Он очнулся среди кучи обломков и изувеченных трупов… И с тех пор боится крови и покойников… Я тебя не отвлекаю?

— Нет, не очень. Я слушаю. Все в порядке. Нервничает немного. Надо будет спросить у папы, эти фобии как-то лечатся, или это бесполезно для таких впечатлительных людей, как он. Надо же… Странно, у меня ничего подобного не бывало. Я не боюсь ни крови, ни замкнутых пространств, ни высоты… А крыс вообще обожаю.

— Крыс?

— Ну да. Я три года просидел в каменном мешке пять локтей в длину и три в ширину. И там было полно крыс. Как ни странно, я не приобрел ни клаустрофобии, ни патологической ненависти к крысам. Я с ними играл, приручать пробовал, тренировал на них свои эмпатические способности. Полиарг на эти способности не действует, так что можно было… Правда, на людях у меня еще долго потом не получалось… В общем, это я к тому, какие люди разные.

— Орландо, а ты чего-нибудь боишься? Вот так, чтобы всерьез?

— Конечно. Я панически боюсь снова потерять Силу. И еще постоянно боюсь сделать что-то не так, ошибиться… и навредить другим. И именно это у меня и получается. Ведь правильно Амарго меня ругал, это из-за меня Кантора послали в Голдиану. Был бы я на месте, никто бы его без моего разрешения никуда не послал. Если его там убьют или покалечат, я не знаю, как я это переживу… И с антидотом этим, чтоб ему… Тоже ведь я виноват. Если бы я не таскал у Амарго наркотики, он бы не запрятал медикаменты в сейф…

— Ты не отвлекайся, ты слушай.

— Я слушаю. Только забыл спросить, а как же мы узнаем, когда он закончит?

— Наверное, сам скажет. Вынет свой штекер и скажет. Как он там?

— Нормально. Пока нормально. Хоть бы у него получилось… Амарго меня, конечно, с дерьмом смешает за взломанный сейф и нарушение конспирации, но пошел он… Если бы не его идиотская конспирация, я бы уже давно столковался с Шелларом, и, может, он бы мне что-нибудь полезное посоветовал.

— А… если все получится… ты к нему придешь?

— Приду. Пошлю Амарго… куда-нибудь, и приду.

— Приходи. Я тебя с мэтром Истраном познакомлю. Он сказал, что возьмет тебя в ученики.

— Он тебя все-таки прижал?

— Нет, он меня зеркалом отследил. И слышал весь наш разговор на скале.

— Я же тебе говорил, что он тебя найдет. А что он тебе сказал?

— Что ты был прав.

— В чем?

— Да во всем. Насчет Шеллара, и насчет эльфов, и вообще, ты ему понравился. А твой папа не появлялся?

— Нет. Это он теперь пару лун вообще не появится. Как поживает ваша дама, которая в обмороки падает?

— Отлично. Она действительно осталась довольна, и в обмороки падать перестала. А прочие ей завидуют. Камилла, та меня по три раза на дню достает вопросами, когда же этот эльф снова придет… А ты у Эльвиры был?

— Был. Это она мне и рассказала, что там случилось. Никогда не думал, что она так будет рыдать и убиваться, она же всегда Шеллара недолюбливала…

— Ты слушаешь? А то мы болтаем…

— Слушаю. Что-то он запсиховал, помолчи немного, я его успокою…

Мафей замолчал, всматриваясь в Жака и пытаясь по его лицу определить, что с ним сейчас происходит, но ничего, кроме напряженного внимания, не заметил. «И почему я не эмпат… — позавидовал он, не решаясь заговорить, чтобы не помешать. — Я бы тоже слушал… И не стоял бы без толку, как мебель…»

Он так и не решился больше начинать разговоры и отвлекать Орландо, и они так и простояли в тишине целую вечность. И когда в этой тишине вдруг раздался голос Жака, Мафей даже вздрогнул от неожиданности.

— Все, — сказал Жак. — Я прошел. Сейчас открою.

Мистралиец чуть улыбнулся, легонько похлопал его по плечу и отошел.

— Хвала небу, — тихо сказал он и опустился на ящик. — Хоть с этим все обошлось… Мафей, да хоть теперь-то не реви. Все же в порядке. Сейчас мы откроем этот растакой сейф, возьмем этот трижды перетакой антидот, пойдем к Шеллару… и никто не умрет. Давно мне уже так не везло. Вечно все умирают…

Что-то щелкнуло, лязгнуло и тихонько запищало.

— А ну заткнись, — сказал Жак, и писк прекратился. — Все, открывайте.

Он вынул штекер, встряхнул головой и тут же, охнув, вцепился в дверцы шкафа, чтобы не упасть.

— Жак, что с тобой? — испугался Мафей, бросаясь к нему.

— Да ничего, голова кружится… Говорю же, отвык. Сейчас пройдет. Вы пока лезьте в сейф, а я чуток посижу… Не бойся, ничего со мной уже не случится. И не так все страшно, как мне казалось. Наверное, в прошлый раз я сел на колючку исключительно с перепугу. Там очень даже просто можно пройти.

Орландо с трудом откатил тяжелую дверь и вошел в сейф, больше напоминавший средних размеров кладовку.

— Мама родная, чего тут только нет… — протянул он. — Целый арсенал. А где же медикаменты?

Мафей, не удержавшись, тоже сунул голову внутрь.

— Ух ты! А это что? Гитара? Она-то зачем в сейфе?

— Наверно, для пущей сохранности, — предположил Орландо и тоже, заинтересовавшись, потянул с полки тяжелый футляр.

— А он что, каждый раз за ней в сейф лазит?

— Да он вообще играть не умеет. И не его это гитара. Я подозреваю… — он щелкнул замками и откинул крышку футляра. — Ну, точно. Она. И где он ее выцарапал, ее же, наверное, конфисковали вместе с остальными вещами…

— А чья это? — полюбопытствовал Мафей, рассматривая инструмент.

— Кантора, — вздохнул Орландо, погладил полированную деку и захлопнул крышку. — Вот ведь, достал где-то, спрятал, и хранит. Надеется, что когда-нибудь Кантор о ней вспомнит… могу поспорить, Кантор и не знает. Ладно, ставь на место, а я поищу… а вот они, и искать не пришлось.

— Нашли? — спросил Жак, подходя поближе и заглядывая через плечо Мафея. — Ой, правда, чего тут только нет… Понятно, откуда у людей неожиданно появляются обоймы посреди гостиной… А это что за ларец?

Орландо оторвался от копания в ящике и мельком бросил взгляд на полку.

— Это? А, там корона дядюшки Ринальдо.

— Твоя корона, — негромко поправил его Жак. — Теперь — твоя.

— Может, когда-нибудь будет моя, — пожал плечами мистралиец, между делом запихивая что-то в карман.

— Опять наркоту тибришь? — возмутился Жак. — Мы что, за этим сюда пришли?

— Это не наркота, — возразил Орландо. — Просто глюкоза. Я ее люблю, она сладкая.

— Как ребенок, ей-богу! Ты давай антидот ищи.

— Ищу, ищу. Он должен быть с такой ярко-зеленой полоской поперек…

— А он у него какой? Лялька, пчелка, или нашлепка?

— Ты можешь говорить по-людски? Нашлепка — это дермопласт?

— Ну да. Я имею в виду, ампула, шприц-тюбик, или дермопласт?

— Да какая разница, что найдем, лишь бы было…

— Просто, если ампула, он выпить не сможет.

— Мне Амарго шприц-тюбик давал, значит должен быть…

— Вон он, ты пропустил. Нашлепки с зеленой полоской.

— Я не пропустил, я еще там не смотрел. Ну, все, пошли. Этот сейф как-то можно опять закрыть?

— Просто захлопни, не полезу же я опять через колючку, чтобы его закрыть. А ты умеешь с нашлепкой обращаться?

— А ты что, не умеешь?

— Я? Умею.

— Вот ты и будешь с ней обращаться. Я же туда не пойду, при дворе мелькать. На, три штуки на всякий случай. Останутся лишние, пусть припрячет, вдруг его еще раз отравят.

— А что мы скажем, если нас спросят, где взяли? — вспомнил Мафей.

— Скажем, Карлсон дал, — предложил Жак, сматывая шнур от штекера и запихивая в мешок. — А про мэтра Альберто королю ни слова, а то немедленно помчится с визитом. Он и так уже всех достал своими устремлениями к контакту. Даже Кантора пригрузил устроить ему встречу с Амарго.

— А откуда он о нем знает? — приостановился Орландо.

— Вычислил. Ладно, потом поговорим. Мафей, пошли. А ты с нами не пойдешь? Тут останешься, или куда-то сдернешь?

— Я… — мистралиец замялся, затем виновато посмотрел на Мафея. — Мафей, тебе не трудно будет отправить меня… к Эльвире?

— Да нет, пожалуйста. А ты что, сам не можешь?

— Боюсь, не получится, — вздохнул Орландо. — Слишком устал. Могу промахнуться.

— Так почему тогда не домой?

— Дома может припереться Амарго и будет скандал. А у нее я отдохну, и тогда уже домой отправлюсь. Только Шеллару не говори, что я во дворце, а то ведь встанет и побежит приветствовать.

— Думаешь, он прямо так сразу и встанет?

— Почти. Ну, может полчаса полежит, а потом все будет в порядке.

— Ну да, — усмехнулся Жак. — Да еще его неугомонное величество… он и эти полчасика не пролежит спокойно.

— Вы ему скажите, пусть не вскакивает и не начинает бегать по дворцу и продолжать свадьбу. Пусть поспит хоть немного, так лучше будет. По себе знаю.

— А ты что, пользовался?

— Да меня регулярно травят, — вздохнул Орландо. — В среднем, каждые две-три луны. А еще у меня есть дурацкая манера в задумчивости наступать на змей и скорпионов… Бегите, ребята. Передавайте Шеллару привет.

— Обязательно, — счастливо улыбнулся Мафей и обвел вокруг него невидимый полукруг.

 

Глава 3

Поразмыслив, стоит ли пытаться говорить с мэтром Истраном в присутствии Киры, король все же решил оставить это на крайний случай. Бедняжка и так извелась, не хватало ей только с призраком пообщаться… Да еще вполне можно предположить, что она ему скажет первым делом. Лучше уж подождать Мафея и поискать пока дорогих покойных предков, куда они все попрятались… И нашел же мальчишка время по гостям бегать, не мог на месте посидеть. Этот Жак со своими безумными идеями… Эти призраки неуловимые… нарочно прячутся, что ли? Даже принцесса Тирелла, которая вечно шляется по дворцу и достает всех жалобами на несчастную любовь, сегодня куда-то смылась. Выходной у них, что ли? Или у них так принято, прятаться и не показываться, когда кто-то новенький умирает?

Король оглядел гостиную, и ему вдруг стало до боли тоскливо. Почему-то вспомнилась ночь перед коронацией, розовые слоники и соратники кузена Элмара. Интересно, бродит ли сейчас по пещере дракона призрак прекрасной лучницы, или все же она ушла туда, куда уходят все?

В спальне в очередной раз всхлипнула Кира, и что-то негромко сказал мэтр Истран. Ведь он здесь уже больше ста лет, вдруг подумал Шеллар. Четыре поколения королей он принял на руки при рождении и проводил в последний путь. Каково это — видеть, как на твоих глазах старится и умирает вчерашний мальчишка, которого ты воспитывал с младенчества? Неужели к этому можно привыкнуть? Ведь Мафея он уверяет, что можно, а вот что он чувствует сам… Вот и я ухожу из его жизни, когда-то уйдет и Элмар… Вырастут дети Элмара, и тоже состарятся и уйдут… А он будет встречать и провожать каждое поколение еще лет сто, не меньше. Во всяком случае, пока не вырастет Мафей. Мэтр еще крепкий старик, и при его могуществе проживет неограниченное время. Он только выглядит стариком, говорят, маги выглядят на столько, на сколько они себя ощущают в душе. Вон Этель, к примеру, все свои восемьдесят лет чувствует себя шкодливым подростком, такой она и выглядит. Шанкар выглядел ровесником Элмара, а на самом деле он был чуть ли не ровесник мэтра Истрана… Кира, милая, да что ж ты так плачешь, разве подобает воину плакать? Неужели ты действительно так меня любишь? Я думал, ты выходишь за меня замуж только из уважения… из чувства долга перед государством… или потому, что я единственный мог спокойно смотреть на твое лицо… или просто постеснялась отказать. Я так и не поверил, что ты не льстишь мне насчет божественных поцелуев и всего прочего, что ты мне тогда наговорила. Пойми вас, женщин… Эльфов и то проще понять.

Он снова почувствовал непреодолимое желание подойти и обнять ее, и невозможность осуществить это желание делала его только сильнее. Как-то некстати даже подумалось, что он был вопиюще несправедлив к своему бедному телу. Не самое лучшее, конечно, не самое красивое, но по крайней мере живое и способное двигаться, мыслить и разговаривать. Теперь он был бы рад и такому, и похуже, и увечному, и больному, лишь бы можно было дышать, осязать, протянуть руку и прикоснуться к ее плечу… нет, что это он, в самом деле, сопли распустил. Не подобает. И недостойно. Ваше величество, вам просто-напросто хочется жить, вот вы и ноете не по делу. Всем хочется жить. Но раз уж не получается, извольте умереть достойно, без нытья, жалоб и мечтаний о несбыточном. И вообще, нечего торчать посреди гостиной, займитесь делом. А то пока вы будете тут стоять… то есть, висеть… и страдать, вас похоронят, и плакали ваши планы давать советы бестолковому кузену. А это просто необходимо, а то наворотит чего-нибудь похлеще, чем его батюшка устроил с этой Комиссией… Он ведь документы читать вообще не умеет, разве что их в стихах составлять.

У дверей спальни возникло серое облачко, и из него вышли Жак и Мафей, странно просветленные и явно чем-то очень довольные.

— Мафей! — окликнул король. — Где тебя носило? Я тебя жду, а тебя нет…

Мальчишка оглянулся, встревожено пробежал глазами по комнате и безошибочно остановил взгляд на нем.

— Жак, ты иди… — неуверенно сказал он. — Я сейчас… одну минутку.

— А что случилось? — не понял Жак. Он, разумеется, ничего не видел и не слышал. Куда ему видеть призраков, если он даже иллюзий не видит. — Что-то не так?

— Нет, иди. Скорее. Сейчас приду. Жак, ну давай быстрее, не жди.

— Ну ладно… — пожал плечами так ничего и не понявший шут и скрылся за дверью. А Мафей сделал несколько неуверенных шагов вперед и тихонько сказал:

— Шеллар, это ты? Здесь, у стола?

— Я, малыш, — улыбнулся король. — Ты меня видишь и слышишь? Это замечательно. Послушай, скажи…

— Шеллар, — чуть не плача, вскрикнул принц. — Ты… призрак? Значит, ты уже умер? Мы опоздали? Ведь мэтр сказал…

— Да нет, я еще не умер, но собираюсь. А куда вы так торопились и боялись опоздать? Что там опять придумал Жак?

Мафей подошел ближе и попытался дотронуться до него рукой.

— А как у тебя так получается? — спросил он. — Это все так — становятся призраками? Или только особенные?

Король заметил, что мальчишка опять уходит от ответа, но настаивать не стал.

— Мафей, ты выслушай, пожалуйста, что я тебе скажу. И передай всем. Когда я умру, не хороните меня, как подобает, и не проводите никаких обрядов. Иначе я не смогу стать призраком и остаться с вами, а я этого очень хочу. Ты понял?

— Понял, — кивнул Мафей. — Только ты и мэтру тоже скажи, а то мне еще не поверят. Скажут, ребенок от горя рассудком подвинулся или еще чего. А как же… как это все…

— Как это объяснить общественности, ты имеешь в виду? Да что ты, как маленький, не знаешь, как это делается? Никому ничего не надо объяснять, просто подменить тело, и вся тебе премудрость. Как ты думаешь, Мафей, мэтр Истран нормально воспримет, если я… покажусь ему на глаза в таком виде? Или он меня просто не увидит?

— Не знаю… Я спрошу… А вообще, ты так не переживай, может, ты еще и не умрешь. Жак как раз пошел тебя спасать, так что…

— Спасать? — король оглянулся на дверь, за которой скрылся Жак, и печально усмехнулся, не позволяя безумной надежде завладеть им и ослабить его решимость. — Каким образом? Ты же знаешь, что это невозможно.

— А Жак сказал, что… Шеллар, что с тобой? Ты таешь!

— Я знаю, — отозвался король, понимая, что закончить этот разговор уже не успеет. Во всяком случае, сейчас.

* * *

Карлсона не было так долго, что Эльвира уже решила — ждать бесполезно. Наверное, он и не придет. Она долго пыталась понять, почему он так быстро убежал, ничего не объясняя, и в конце концов решила, что он просто постеснялся плакать при ней. Эти мистралийцы со своими дурацкими представлениями о том, что подобает мужчине а что нет… Что ему стоило остаться, поплакали бы вместе. А теперь он, конечно, и не явится. Своей зареванной мордашки постесняется. Вот уж, мужики…

Но он все же вернулся. Как она и предполагала, с покрасневшими и припухшими глазами, явственно говорившими о том, что совсем недавно он горько плакал. Он устало улыбнулся и протянул к ней руки.

— Вот и все, — сказал он. — Все будет хорошо.

Эльвира без возражений позволила себя обнять, не преминув при этом уточнить:

— Что именно будет хорошо? И где ты был? Ты так внезапно исчез…

— Извини, я просто торопился. А хорошо будет все. Шеллар не умрет, никто не будет плакать, я к нему приду, как он просил, и нам с тобой не надо будет больше прятаться… В общем, все. Может, даже конца света не будет.

— Какого конца света?

— Никакого не будет. Я тебе потом как-нибудь расскажу. Не сейчас. Я устал и хочу спать.

— Подожди, к демонам конец света, ты сказал — король не умрет? Это правда? Ты смог что-то сделать?

— Правда, правда. Честное слово.

— Но… как?

— Видишь ли, противоядие все-таки существует, просто об этом никто не знает. Не расспрашивай меня, пожалуйста, это тайна… одной малоизвестной магической школы.

Поняв это так, что ей опять начинают совать фиалки за уши, Эльвира вздохнула и оставила эту тему. В конце концов, разве так важно, каким образом Карлсон ухитрился спасти короля? Главное, ему это все-таки удалось, и все действительно будет хорошо. Будто и не было этих кошмарных часов, когда она рыдала, разрываясь от горя, проклинала несправедливую судьбу и с ужасом представляла, каким будет этот мир без него, и что будет с бедной Кирой… Милый врунишка Карлсон, как бы ты это ни сделал, пусть это будет твоей тайной, если ты так хочешь, достаточно того, что ты это все-таки сделал…

— Так что, — улыбнулась она, — ты так хочешь спать, что мы даже не выпьем за здоровье молодоженов?

— Ну… — он заколебался, посмотрел на стол и, видимо, заметив варенье, не устоял. — Немножко можно. Все-таки, свадьба… если это можно так назвать…

Эльвира засмеялась и полезла в шкафчик, где у нее была заначена бутылка вина на какой-нибудь особенный случай, когда захочется выпить, а звать прислугу будет неуместно.

— Действительно, когда это у его величества хоть что-то было, как у всех людей? Разве у него могла состояться нормальная человеческая свадьба?

— О-о! — засмеялся и Карлсон. — А можешь себе представить, когда он и в самом деле умрет, какие у него будут похороны? По логике вещей, это должны будут быть самые веселые похороны в истории.

— Не представляю я себе веселые похороны, ну никоим образом, — помрачнела Эльвира. — И я тебя прошу, не надо о похоронах и тому подобном. Хватит с меня на сегодня похорон.

— Извини, — улыбнулся Карлсон. — Не буду. Давай бутылку, я открою. А как ты думаешь, Эльвира, почему твоя подруга все-таки согласилась выйти за него замуж? Он-то понятно, он ее любит без памяти, это любому теперь понятно. А она? Как он ее уломал?

— Видишь ли… Кира, она немного странная, как все женщины-воительницы. Когда за ней ухаживали, как за нормальной женщиной, это в ней не пробуждало никаких чувств. А стоило ей один раз попасть в неприятности в компании его величества, как она тут же прониклась к нему неким восторженным обожанием, какого я за ней прежде вообще не замечала. Она мне три вечера подряд рассказывала, какой он бесстрашный и какой он мужественный и как бы она с ним хоть в битву, хоть в разведку, хоть на подвиги…

— Хоть замуж, — добавил Карлсон, разливая вино по бокалам. — А что с ними случилось?

— А на них напали анкрусы, и они полдня просидели на дереве.

— На дереве? Умора! Ты представляешь себе Шеллара на дереве? А как же он туда залез, он же не умеет?

— Откуда я знаю? Как-то залез. Ты сначала тоже летать не умел.

— В общем, тоже верно… И что он такого героического сделал, сидя на дереве?

— Да ничего. Просто не испугался, вот ей и понравилось… Я сама не могу понять, если честно. Он вообще не умеет бояться, это нормальное для него состояние, что тут особенного? А, и еще на этом самом дереве он ей и предложение сделал.

— Вполне в его духе, — засмеялся Карлсон. — Здоровая практичность. Если есть свободное время, то чего оно должно пропадать? Надо его с пользой употребить. Мне вот только интересно, какая у них все-таки получится семья.

— Не представляю, — призналась Эльвира. — Я вполне представляю Киру королевой, главнокомандующим, кем угодно, но беременная Кира… это что-то из области сказок.

— Ничего, привыкнешь. Ты же ее первая дама. Еще и принцев нянчить будешь. Ты детей любишь?

— Не знаю, я никогда не имела с ними дела.

— Вот и узнаешь. А то я их очень люблю, и хочу иметь штук пять, не меньше.

— Это твои проблемы, — злорадно заявила Эльвира, вспомнив вдруг, как он обещал жениться на ней, как только завоюет себе королевство. А она еще приняла это за шутку. — По мне, так и одного хватит. А то тебе хочется, а я должна себе фигуру портить.

— Ладно, потом разберемся, — поспешил уйти от конфликтной темы любитель детей. — Нет, не наливай мне больше, мне хватит. А то напьюсь, и как начну чудить…

— Вроде, как твой папа? — уточнила Эльвира. — Который приперся к нам в гости и чуть не снял штаны в присутствии семи дам? Ты тоже так делаешь? Это у тебя наследственное?

— Нет, — засмеялся Карлсон. — Я творю такое, что мой папа со своими штанами может отдыхать. Мафей говорил, он тут имел бешеный успех?

— Не то слово! Наши кобылицы чуть не убили друг дружку. Это надо было видеть, это словами не описать. Одного пьяного Мафея было уже достаточно, чтобы в обморок рухнуть. А тут еще твой папа… сколько ему лет? Он же не мальчишка, так себя вести! Или он настолько пьян был?..

— Папе сто семнадцать. И судя по тому, сколько они с Мафеем выпили, он был вообще почти трезвый, ну, может слегка навеселе, просто дурака валял. Он любит дурака повалять перед дамами.

— Это у вас тоже наследственное, — заметила Эльвира.

— Ты о чем? Когда это я перед тобой дурака валял?

— Все время, что мы знакомы. Карлсон, скажи-ка, Мафей знает, кто ты такой на самом деле?

Карлсон закраснелся и потупился.

— Мафей — маг, — пробормотал он. — Перед ним дурака не поваляешь.

— А передо мной, значит, можно? Можно морочить мне голову и врать всякую чушь, когда ненароком сболтнешь о себе лишнее? Получается, все знают — твой друг Диего, Мафей, король, и тот знает, хотя ему никто не говорил. А я должна развешивать уши и слушать сказки, пока не придет однажды его хитроумное величество и не намекнет. Тебе не стыдно?

Карлсон тяжко вздохнул и приналег на варенье.

— Я же не нарочно, — сказал он. — У нас же конспирация… Мне нельзя… А как Шеллар узнал? Вычислил? Да что я спрашиваю… Конечно, вычислил. Послушал, что Луи наутро рассказал, и все понял… А что он тебе сказал?

— Просил тебе передать, что нехорошо забывать старых друзей и прятаться от них. А еще напомнил ненавязчиво о твоем пророчестве… А я-то, дура, думала, что ты шутил насчет завоевания королевства.

— Ну, тогда действительно шутил. Я же не знал тогда, что у нас так замечательно все сложится. А вот сейчас серьезно говорю. Выходи за меня замуж. Сейчас. Ну, побудешь пока принцессой в изгнании, разве для тебя так уж важно обязательно быть королевой? Или тебе хочется непременно пышную свадьбу?

— Хочется, — честно ответила Эльвира. — Хочется нормальную торжественную свадьбу, гостей, свадебное платье и грандиозное гульбище по этому поводу. Хотя я сомневаюсь, что это получится. У вас с его величеством есть что-то общее, и я боюсь, что у тебя тоже свадьба получится какая-нибудь особенная. Да еще пятерых детей тебе вынь да положь… Давай лучше подождем немного. Я посмотрю на твое поведение. А для начала ты мне честно расскажешь все то, о чем ты мне до этих пор вдохновенно врал. И будешь врать мне впредь, вообще не выйду за тебя замуж.

Карлсон тяжело вздохнул и отставил пустую вазочку.

— Плохо быть бездомным принцем. Даже любимую женщину замуж уговорить проблема. Затащить тебя на какое-нибудь дерево, что ли? Я здорово по деревьям лазаю, лучше любой белки.

— Не сомневаюсь, — согласилась Эльвира. — Но меня этим не убедишь. Тем более, по моим предположениям, на этом дереве мы и останемся жить, поскольку другого жилища у тебя нет.

— Почему, есть. У меня есть отдельная хижина… ну, почти отдельная. В одной комнате живу я, а в другой — моя охрана. Если уж говорить честно, то их всего девять человек.

— Ничего себе! Скромный пропагандист…

— А разве я не скромный? Очень даже скромный. И действительно пропагандист. Хочешь, я тебе речь скажу? Послушаешь, и сразу же побежишь записываться в мою партию.

— В твою партию?

— Ну да, раз я считаюсь главой, значит она моя… Знаешь, если уж ты настроена на долгий и откровенный разговор, давай ляжем в постель и продолжим там. Я действительно устал и ужасно хочу скорей куда-нибудь лечь. Хоть на пол, если ты на меня так обижена, что в постель не пустишь.

— А ты не уснешь?

— Постараюсь. А если усну, продолжим завтра.

Эльвира посмотрела в его жалобные и виноватые глаза и поняла, что вряд ли когда-либо научится всерьез на него обижаться.

* * *

Это было неправильно, невероятно и столь восхитительно, что король поначалу не решился поверить, что он действительно ощущает свое тело, и это ощущение не сопровождается очередным мучительным приступом. Он даже сделал контрольную попытку взлететь и убедился, что на этот раз действительно пребывает в весомом состоянии. Что он ощущает кожей ткань простыни, чувствует боль в мышцах, дышит и отчетливо слышит стук собственного сердца, и при этом действительно может спокойно расслабиться и не биться в судорогах. Шеллар открыл глаза и увидел, что все присутствующие в комнате — Кира, Жак, Мафей и почтенные мэтры — сидят вокруг него на кровати и всматриваются в его лицо со страхом и затаенной надеждой, словно в ожидании некого невозможного чуда.

— Мэтр, он открыл глаза! — вскрикнул Мафей.

Кира всхлипнула и порывисто схватила короля за руку.

— Шеллар! Скажи что-нибудь!

Король осторожно попробовал, в состоянии ли он снова пользоваться речью, для начала без звука.

— Тише, господа, — сказал мэтр Истран и положил ему руку на грудь. Ладонь была горячая, как обычно при медосмотре. — Не кричите и не ахайте. И не задавайте вопросы наперебой. Ваше величество, вы можете говорить?

— Не знаю… — хрипло выговорил король.

На лицах близких сначала появилось выражение крайней озадаченности, затем Кира снова заплакала, Жак и Мафей радостно завизжали и бросились обнимать друг дружку, а мэтр с улыбкой сказал, пристально глядя его величеству в глаза:

— Что ж, теперь знаете. Как вы себя чувствуете?

— Живым, — серьезно ответил Шеллар и поспешил уточнить, все еще не веря в чудеса: — Мэтр, скажите честно, я умру или нет?

— Разумеется, умрете, — улыбнулся маг. — Все мы не бессмертны. Лет через сорок, если, конечно, больше не будете подставляться под различные метательные орудия. А то и позже, если вы еще и бросите курить.

Король едва удержался, чтобы не расхохотаться вслух от переполнившей его безумной радости. Жить! Дышать, двигаться, говорить и обнимать любимую женщину! Что может быть прекраснее, чего можно еще желать и что еще нужно человеку, чтобы быть счастливым!

Видимо, при попытке сдержать смех его лицо как-то ненормально перекосило, потому что все тут же настороженно притихли, а Чен поинтересовался:

— Простите, мэтр, вы точно уверены, что его величество в состоянии оценить ваш тонкий юмор?

Король все-таки не выдержал и рассмеялся.

— Не дождетесь! — решительно заявил он. — Не брошу! Курил и буду курить!

— Изволите видеть, — развел руками мэтр Истран. — Его величество в полном душевном здравии и вполне способен не только понимать шутки, но и отвечать на них.

— И совершенно счастлив! — добавил король. Затем полюбовался на своих близких, которые по-прежнему сидели вокруг и смотрели на него с восторгом и обожанием, улыбаясь сквозь слезы, и чуть не прослезился сам от внезапно нахлынувшей нежности ко всем этим людям, которые так его любят, так боятся его потерять и способны творить чудеса ради его спасения. — Господа, — сказал он, продолжая счастливо улыбаться. — Я вам никогда не говорил, как я вас всех люблю?

— Кажется, нет, — ответил мэтр, пряча улыбку, но не в силах спрятать веселые искорки, заплясавшие в его глазах. — Но мы как-то и сами догадывались. И смею вас уверить, мы не менее счастливы. Однако, несмотря на это, я бы рекомендовал всем отложить проявления восторга хотя бы до завтра и покинуть комнату. А вам, ваше величество, как следует отдохнуть.

— Отдыхать? — король поспешно попытался привстать. — Но, мэтр, все не так плохо, я…

— И думать не смейте вставать! — нахмурился придворный маг. — Ложитесь спать.

— Спать? Но я не хочу спать! У меня сегодня свадьба, а вы меня спать укладываете!

— О вашей, с позволения сказать, свадьбе поговорим завтра, — строго сказал мэтр Истран. — Извольте немедленно лечь, или я вас сам усыплю.

— Не надо, — спохватился король, поняв, что со старика вполне станется действительно его усыпить. — Хорошо, вы специалист, вы лучше знаете, как скажете. Только дайте мне сначала закурить.

— Может вам еще и выпить дать? — возмутился мэтр. — А может, и Камиллу позвать?

— Мэтр! — обиделся король. — Я женатый человек, зачем мне Камилла? А вот выкурить трубку и выпить рюмочку коньяка было бы неплохо… на сон грядущий.

Мафей захихикал и хитро покосился на мистика, который почему-то вдруг странно посерьезнел и опечалился. А Жак с умилением посмотрел на короля.

— Потерпите, — сказал он. — Пока нельзя. Хотя бы до завтра потерпите. Все равно никотин на вас не подействует, так что и смысла нет курить. И алкоголь не подействует. Это ведь тоже яды…И не вставайте хотя бы полчаса. А еще лучше поспать, как мэтр сказал.

— Жак, — растроганно произнес Шеллар и запнулся, не находя слов, которые могли бы в полной мере выразить его благодарность. — Я… Как ты смог…

— Завтра, все разговоры завтра, — перебил его мэтр Истран. — Завтра утром будете задавать вопросы, благодарить и… делиться впечатлениями. — Он подобрал валявшуюся на постели пластинку с ярко-зеленой полосой, задумчиво подбросил на ладони и улыбнулся. — А если будете себя хорошо вести, утром я вам расскажу кое-что невероятно занимательное.

— Хорошо, — согласился король. — Завтра так завтра. Только не уходите пока. Хоть пять минут. Я понимаю, обнять вас всех мне не позволят, так дайте я хоть на вас посмотрю. И все-таки скажу спасибо, поскольку у меня все равно нет слов, чтобы выразить мою благодарность, и вряд ли они вообще существуют…

— Да на здоровье, — засмеялся Жак. — Пошутить вам про что-нибудь?

— Пошути, — улыбнулся король, чувствуя, что жизнь снова становится нормальной и привычной.

Жак немедленно повернулся к мистику и объявил:

— Преподобный Чен, вы мне проспорили десять щелбанов. А также пять мэтру Истрану. Извольте расплатиться.

Чен уныло снял шапочку и подставил королевскому шуту свой широкий гладко выбритый лоб.

— Прошу, — вежливо сказал он. — Мое невежество заслуживает достойного наказания.

— Жак, ты неисправим! — засмеялся король. — Тебя хлебом не корми, дай с кем-то поспорить. Даже почтенных мэтров втянул в неподобающее! Что вы не поделили?

— Вас, — пояснил Жак, старательно отмеривая хинскому мистику его проигрыш. — Один. Я сказал, что поможет… два… а он уперся — не существует противоядия, и все тут! Три. Вот я его и научил, как на щелбаны спорить. Четыре. А когда уже стало ясно, что я был прав, они с мэтром Истраном… пять… завели научный спор на медицинскую тему. Шесть. Преподобный Чен утверждал, что вы еще пару недель будете поправляться… семь… а мэтр Истран сказал, что вы с минуты на минуту придете в сознание, и первым делом попытаетесь встать… восемь… а затем немедленно попросите закурить. Девять. Так оно и вышло. Десять. Прошу вас, мэтр.

— Как это вас угораздило поддаться на провокацию? — посочувствовал король, давясь от смеха при виде сокрушенной физиономии придворного мистика. — Да еще спорить с мэтром Истраном! Он же меня знает, как облупленного, и практически не ошибается в таких случаях. Ну что же, мэтр? Приступайте, я очень хочу посмотреть, как вы будете лепить щелбаны вашему коллеге.

— Я всегда замечал за вами нездоровый интерес ко всяческим неподобающим зрелищам, — проворчал старый волшебник. — Нет уж, увольте. Я не считаю себя вправе требовать с преподобного Чена его проигрыш, поскольку я действительно знаю вас с момента рождения и имел перед противником слишком явное преимущество, на которое не указал ему своевременно. Следовательно, наш спор был нечестным и должен быть аннулирован.

— Я ценю ваше великодушие, — возразил Чен. — Но я должен был догадаться обо всем сам и не спорить с вами. Моя самонадеянность была неподобающей и неуместной, и также заслуживает наказания. Прошу вас.

— Не здесь, — окончательно смутился мэтр. — Не в присутствии его величества и… э-э… молодежи.

— Почему? — возразил король. — Я очень хочу посмотреть. И молодежь тоже.

— У вас есть шут, вот пусть он вас и развлекает, — проворчал мэтр Истран. — А то я вижу, мы с ним окончательно поменялись ролями. Он лечит, а я служу развлечением. Должен вас всех разочаровать, свой проигрыш преподобный Чен уплатит в моей лаборатории без присутствия свидетелей. И вообще, господа, давайте удалимся и дадим его величеству возможность спокойно отдохнуть.

— Постойте, — спохватился его величество. — Не уходите. Я не успел сказать кое-что важное…

— Ваше величество, — серьезно и необычно ласково сказал старый маг, словно обращался к больному ребенку. — Вы уже не умираете. Все, что вы хотите сказать, вы успеете сказать завтра.

— Нет-нет, это срочно… Во-первых, скажите Элмару, что со мной все в порядке и пусть успокоится. А то он с горя уже напился, как студент. Он у Мафея в учебной комнате, сидит в непотребном состоянии, предается самобичеванию и откровенничает с малознакомым эльфом. А завтра, как всегда, проспится, и ему опять будет стыдно. И девочкам скажите, а то на них смотреть страшно, Ольга вообще в истерике… Да, и обязательно найдите Флавиуса, объясните ему, что я не умру, и передайте, что я строго-настрого ему запрещаю всяческие бредовые идеи касательно ритуальных самоубийств. Пусть не страдает ерундой, а занимается делом.

— Хорошо, — кивнул мэтр Истран. — Вы совершенно правы, это действительно срочно, а то господин Флавиус и в самом деле с горя может натворить непоправимого. Я его сам найду и лично обо всем позабочусь. А что вы там изволили говорить об эльфах?

— Там сидит какой-то эльф, — пояснил король. — Наверное, к Мафею в гости пришел.

— Ваше величество, — ахнул Жак. — Откуда вы знаете, что делается в комнате у Мафея?

— Потому, что я там был, — начал король, но наставник его тут же перебил.

— Нет-нет, вы опять затеяли долгий разговор. Пойдемте, господа, а то его величество так и не угомонится. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — улыбнулся король и поймал за руку супругу, которая тоже вознамерилась встать и удалиться. — Ваше величество, могу я вас попросить остаться со мной?

Кира растерянно посмотрела на него, затем вопросительно на мэтра Истрана. Жак и Мафей вдруг захохотали, а Чен с видом человека, полностью покорного судьбе, развел руками.

— Что ж, уважаемый мэтр, я полностью признаю свою некомпетентность. С меня еще пять щелбанов.

Сам же мэтр сделал строгое лицо, по-прежнему не в силах скрыть искорки смеха в глазах, и сообщил:

— Ваше величество, если вы замахнулись на супружеский долг, то уверяю вас, что вы себя переоцениваете. Извольте спать, а то и в самом деле усыплю. И примите во внимание, что ее величество тоже нуждается в отдыхе после всего, что ей сегодня пришлось пережить.

— Разумеется, — согласился король. — Только я не понимаю, зачем ей для этого нужно куда-то уходить. Возможно, вы еще просто не привыкли к этому, но Кира — моя супруга. Это ее спальня, а это ее кровать, в которой ей и надлежит отдыхать. Если, конечно, ее не тяготит мое общество.

— Шеллар! — укоризненно ахнула Кира. — Как ты можешь такое говорить!

— Да, — вздохнул придворный маг. — Как я уже говорил, вам иногда удается находить приемлемые возражения… И чем старше вы становитесь, тем чаще. В этом отношении вы напоминаете мне вашего покойного дедушку. Тот годам к шестидесяти вообще достиг небывалого мастерства. Пойдемте, господа.

— Только скажите Эльвире, — попросила королева. — Она ведь тоже переживает, а я к ней, наверное, так и не зайду сегодня…

— И нечего вам туда ходить, — усмехнулся Жак. — Вряд ли там будут очень рады, если к ним кто-то вломится. А сказать ей уже сказали. Было кому.

— Он здесь? — загорелся король, в очередной раз подхватываясь со своего ложа. — Вы его видели?

— Здесь, — сказал Мафей. — Лежи ты спокойно. Он передавал тебе привет и обещал обязательно зайти, как ты и просил. Но не сегодня же.

— Вот именно, не сегодня, — подхватил мэтр Истран, подталкивая к выходу разговорчивую молодежь. — Ваше величество, прислать к вам кого-то из ваших придворных дам, чтобы помогли вам снять платье?

— Мне только придворных дам не хватало здесь в день моей свадьбы! — окрысился король. — Сами разберемся. Спокойной ночи вам, господа. Хотя я сомневаюсь, что у вас она будет спокойной.

— Разумеется, — хитро прищурился Жак. — Этой ночью мы будем изо всех сил веселиться и пить за ваше здоровье. Кстати, помнится, Ольга вам обещала кричать «горько!» на свадебном пиру?

— Что это значит? — не поняла Кира.

— Это обычай ее родины, — с улыбкой пояснил король. — Гости кричат, что им горько, чтобы жених с невестой поцеловались… и стало сладко. Только, к сожалению, свадебный пир не состоялся, да и Ольги здесь нет.

— Здесь есть я, — подмигнул Жак и, увернувшись от подзатыльника, которым его попытался наградить мэтр Истран, весело завопил: — Горько!

Его величество все-таки приподнялся и дотянулся до супруги, которая, осознав важность момента, тоже поспешила к нему наклониться.

И уж неизвестно, каково было гостям, а ему точно стало сладко. Так сладко, что у мэтра просто не поднялась рука все-таки усыпить своего неугомонного короля.

* * *

Не плачь, любимая. Зачем? Все ведь хорошо, все просто прекрасно. Иди ко мне, дай мне тебя обнять. Я весь вечер только об этом и мечтал. Это было ужасно — стоять рядом и не иметь возможности поговорить с тобой, прикоснуться к тебе… В этом, наверное, и состоит все неудобство призрачного состояния… Да что я все о плохом, жизнь прекрасна, и не стоит плакать, право же, не стоит. Все хорошо, мы живы и будем жить… жить долго и счастливо, как и положено в порядочной сказке. Как это замечательно — быть живым, чувствовать тепло твоего тела, запах твоих волос, соленый вкус твоей кожи… Не плачь, Кира, все будет хорошо. Я тебе обещаю. С нами больше ничего не случится. У нас будут дети, славные, здоровые и нормальные, не такие, как я, не тронутые никаким дедушкиным проклятием… Я тебе потом расскажу, просто поверь мне, что все будет хорошо. Нет, что ты, мне не больно. Почти совсем. И не плохо. Мне хорошо. Замечательно. Восхитительно. Я счастлив. Это невозможно описать, как я счастлив. Надо сначала умереть, чтобы понять, как прекрасна жизнь. Надо провести полдня, то корчась в судорогах, то слоняясь по дворцу в виде призрака, чтобы в полной мере познать всю прелесть собственного существования и научиться радоваться каждой мелочи, всему, что казалось незаметным и незначительным до сих пор… Научиться ценить просто саму жизнь, мир, который тебя окружает, людей, которым ты дорог… Не плачь, Кира, я люблю тебя, моя одноглазая королева, моя лучшая в мире женщина. Я никогда не говорил тебе об этом, потому что… ну, не привык я говорить такие слова. Я никому этого не говорил… Что значит — зачем? Как это — зачем? Да что ты такое говоришь, Кира, не смей такого говорить! Я бы не пережил, если бы это случилось с тобой. Ничего бы не стряслось с этой страной, она видала королей и похуже, чем Элмар. А по-твоему, безумец на троне был бы лучше? Не говори больше об этом, забудь и не вспоминай. И сними ты это платье, тебе же в нем неудобно. Сними и ложись в постель, тебе действительно надо отдохнуть после такой свадьбы. Как — не умеешь, а как же ты в таком случае его надела? Что ж, звать теперь Эльвиру, чтобы расшнуровала, будет несколько неуместно… повернись, я тебе помогу. Смешная ты девушка, королева моя, отчего же я должен не уметь? Мне тридцать три года, и, хвала богам, я не впервые в жизни раздеваю женщину… возможно это звучит нескромно, но такова уж простая и житейская правда. Ну, может, так и бывает, я не спорю. Вполне допустимо, что попадаются такие лопухи, которые за всю жизнь не могут научиться. А я… может, тебе это покажется смешным, а может, ты подумаешь, что я ненормальный, но могу рассказать. В конце концов, это и в самом деле немного смешно, а то, что я ненормальный, ни для кого не секрет… Вот и все, вынимай руки… Рассказать? Когда я, будучи примерно в таком же возрасте, как Мафей, попытался впервые в жизни раздеть даму, я запутался так, что потом шнуровку пришлось разрезать, чтобы бедняжка хоть как-то смогла выбраться из платья. Разумеется, мое первое свидание с дамой закончилось весьма печально. Пока я возился с ее платьем, а потом выслушивал все, что она нашла нужным мне сказать по поводу моих умственных, а заодно и репродуктивных способностей, у меня пропало всякое стремление к любовным подвигам. У дамы оно пропало еще раньше, и она удалилась в ярости, высказав мне на прощанье все, о чем я уже упомянул. Опозорившись один раз таким образом, я взял в библиотеке пособие по кройке и шитью, изучил в теории все виды и способы застежек, а потом отработал все это на практике. На манекенах в мастерской придворного портного и на платьях кузины Ноны. Так что, когда несколько лет спустя мне опять выпала возможность раздеть даму, я был уже полностью подготовлен к сражению с ее платьем… ну, вот, ты уже и не плачешь. Хочешь, я тебе еще что-нибудь смешное расскажу? Да ты раздевайся, что ты остановилась, неужели тебе будет удобно спать в корсете и чулках? И зачем он тебе вообще сдался, этот корсет, у тебя и так прекрасная фигура… Что ты, вовсе не обязательно он прилагается к платью. Да в общем, какая разница, ты ведь все равно не будешь носить платья, разве что на церемонии. Вот только мне придется на старости лет заново изучать пособие по кройке и шитью… Как зачем, я ведь изучил только женские платья, разве я мог представить в те времена, что мне когда-либо придется иметь дело с мундиром лейтенанта гвардии. Правда? Точно так же, как мой камзол? В таком случае, можешь считать, что ты меня утешила… Ах, Кира, ты прекрасна, ты восхитительна, ты в сто раз красивее моих… то есть, твоих придворных дам, которых почему-то считают первыми красавицами королевства. Иди же ко мне, залезай под одеяло. Ну что ты, конечно нет, мэтр был совершенно прав насчет супружеского долга, и я ни в коей мере не склонен себя переоценивать. Но это же не повод расползтись по разным концам кровати и переговариваться издали. Для меня будет счастьем просто обнять тебя, прижаться к тебе, зарыться лицом в твои волосы и уснуть в твоих объятиях… Да нет же, почему мне должно быть больно? Мне хорошо. Я счастлив. Кира, любовь моя, королева моя, жизнь моя… Да, обними меня, крепче, изо всех сил. Не бойся, не сломаюсь, это только обманчивое зрительное впечатление. Хм… раз тебе кажется, что не только зрительное, может, так оно и есть, но все равно обманчивое. Если хочешь знать, я надевал полное боевое облачение паладина, и как-то не сломался под его весом. Даже вполне мог в нем ходить. А ты разве не знала? Ведь обычно первым паладином считается король, и я им был, пока Элмар сначала геройствовал, а затем сидел в инвалидном кресле. Это уже потом я передал должность первого паладина ему, чтобы самому не позориться и чтобы у него было какое-то занятие. Себе я забрал должность верховного судьи, хоть это и противоречит традициям, а первым паладином сделал Элмара. Ему это как-то больше идет. А я в доспехах выгляжу, как вешалка для этих самых доспехов… А что я такого сказал? Это правда, и ничего тут не поделаешь. Кира, ты издеваешься, или тебе действительно кажется, что я самый прекрасный мужчина из всех, что ты встречала? Это как понимать — у тебя такой своеобразный вкус, или ты встречала одних уродов? О, прости, пожалуйста… Я должен был сам понять, что ты мне на это ответишь. Я люблю тебя, поэтому ты для меня прекраснее всех. Просто я как-то не подумал, что это… взаимно. Я действительно не знал. Ты ведь тоже никогда не говорила мне, что любишь… Ты совершенно права, я должен был сказать первым. Что ж, вот такой я недотепа. Зато теперь все ясно, а также хорошо и замечательно. Но почему ты опять плачешь? Да что ты, зачем же от счастья плакать? От счастья надо смеяться. А то я тебя целую, а ты вся соленая, такое впечатление, что целую морскую русалку. Даже губы соленые. Ой, Кира, не надо мне доказывать, что ты не русалка, я и сам прекрасно чувствую, что у тебя не хвост, а две прекрасные ножки… и все остальное. Я просто пошутил. Нет-нет, все прекрасно, не надо отстраняться и прятать руки, продолжай, мне это тоже нравится… О, Кира… нет, что ты, напротив… почему тебе все время кажется, что мне должно быть больно? А как, по-твоему, должен вести себя мужчина в объятиях прекрасной женщины? Я как-то не настолько уж болен, чтобы совсем ничего не чувствовать… Некоторые в таких случаях даже кричат. Ты бы слышала, что Ольга со своим мистралийцем творят, все окрестные коты смиренно затыкаются. О, откуда я это знаю — это отдельная история. Рассказать? Однажды я отправился в гости к Ольге… ты, наверное, знаешь, мы с ней часто виделись. Она прекрасный собутыльник и собеседник, я очень люблю посидеть с ней, выпить и поболтать… Да что я тебе рассказываю, ты сама это любишь. Я не знал, что она не одна, и, оказавшись в ее комнате, попал в совершенно идиотское положение. Мне еще повезло, что они занимались этим на кухне, а не в комнате, а то я бы вообще ввалился в самый разгар веселья. Поскольку отправился я телепортом и один, уйти у меня возможности не было. А чтобы уйти пешком, надо было выйти в коридор и опять-таки показаться им на глаза, и, соответственно, увидеть их. Так что мне пришлось тихонько сидеть в комнате, пока они не закончат, и слушать их кошачий концерт… Кстати, моя… то есть, наша спальня звукоизолирована. А чем тебе не понравились мои намеки? У нас впереди еще много дней и ночей, всякое может быть… Да разве это плохо? Что здесь плохого? Мне было просто завидно, если честно. Я сидел и предавался неподобающим мыслям. К примеру, почему я не такой красавец, как он, и почему у меня нет такой дамы, и вообще, почему в моем королевстве делают такие низкие столы… Ну что ж, значит я извращенец. Ты меня теперь разлюбишь? О боги, Кира, что ты говоришь! Не настолько же! Это неправда! Честное слово, неправда! Не веришь, у Жака спроси. Клянусь тебе, все, что я делал неподобающего, я делал только с женщинами! Ты правда мне веришь? Хочешь, поклянусь по всем правилам? Ну, спасибо. А то я уже испугался… Узнать бы, кто это придумал и распустил при дворе… Ты действительно не думаешь… ничего себе — ты пошутила! Я чуть и в самом деле не умер, как представил себе, что ты… Кира, ну перестань, это у тебя уже истерическое… Я больше не буду так говорить, только не плачь. Хочешь, я тебе еще что-нибудь расскажу? Тише, тише, милая, ну все же хорошо. Я люблю тебя, я всегда буду с тобой, и никуда не денусь. Я ведь твой муж, хоть и ненормальный… Ну, может быть, тебе виднее. Жак тоже говорит, что нормальный. А Ольга говорит, что ненормальный, и это правильно, потому что с нормальными скучно. А ты как считаешь? Должен заметить, королева моя, что это был не ответ, а неумелый уход от ответа, но не буду настаивать, раз ты не хочешь отвечать или не знаешь, что ответить. Я сам иногда не знаю, что сказать на Ольгины рассуждения. Итак, ты просишь рассказать тебе что-нибудь еще… а что бы тебе рассказать… мне почему-то только непристойные какие-то истории в голову лезут… Где я взял такого шута? Нашел. Я тебе потом расскажу, только не сегодня. Это грустная история, и ты опять будешь плакать. Давай лучше я тебе расскажу, как твои придворные дамы вчера эльфа делили. Тебе Эльвира еще не рассказывала? Вот ведь, вперед короля успела. Жаль. А что ж тогда… Не рассказывать же тебе, как я однажды до обморока перепугал Акриллу… Что, она и это тебе рассказала? Спасибо, Эльвира. Не могла промолчать… Кто сейчас у Эльвиры? А она с тобой не делилась? Надо же, даже тебе не сказала… У Эльвиры сейчас мой давний друг, которого я не видел двадцать лет, и очень хотел бы увидеть, а он что-то с этим не торопится. Я тебя с ним как-нибудь познакомлю, когда он появится. Почему он не появляется? Да есть у него на то причины… нет, мы не ссорились, просто… да сама потом узнаешь. Успеешь еще узнать. Он тебе сам расскажет. У нас ведь вся жизнь впереди. Может, еще будешь ездить в гости к королеве Эльвире, если все хорошо сложится. Как куда, в Мистралию, конечно. Может, ему повезет в конце концов… Будем дружить семьями, как когда-то наши родители, и навещать друг друга, как в старые добрые времена. Подумать только, я все-таки женился! И это совсем не страшно, а очень приятно и замечательно. Ну и демоны с ней, с этой свадьбой, что мы, не посидим и не выпьем с друзьями в другой день? Зато нам не пришлось танцевать первый танец на глазах кучи народу, и я не могу выразить, как меня это радует, потому что этого момента я ожидал с ужасом. И ничего страшного, что в нашу первую брачную ночь мы лежим и болтаем о всяких пустяках, в этом есть своя прелесть. Ты согласна? Вот и хорошо. Не будешь больше плакать? А то у меня уже вся рубашка мокрая. Нет, не надо, зачем ее снимать? Так высохнет… Ты хочешь?.. Тебе это действительно будет приятно? Ну хорошо, если ты так хочешь… Ах, Кира, любимая моя… это же невозможно, лежать рядом с тобой просто так… Я начинаю сомневаться в компетентности своего придворного мага. Да, частично шучу, конечно, но все же… Нет, что ты, это прекрасно. Мне кажется, еще немного, и я взлечу, точно как Мафей. Почему? С чего это у меня центр тяжести в другом месте? А в каком? Кира, ты как пошутишь иногда… Ты же дама! Ах, прости, я и забыл. Я ведь женился на лейтенанте гвардии. Только все равно не надо так шутить. Так обычно шутит Камилла, и мне это не нравится. О, а вот это нравится, и даже очень. Не удивительно, что мне все время лезут в голову одни непристойности. О чем же еще можно думать… Рассказать? Знаешь, Кира, я как-то не очень уверен, что у меня получится рассказывать тебе такие вещи… да что ты, это же совсем другое. Вот взять, к примеру, Ольгу. Я никогда не испытывал к ней никакого сексуального влечения, даже когда видел ее в одном белье или совсем без ничего. Мы всегда были не более чем друзьями. А вот говорить с ней я могу свободно о чем угодно, и совершенно не смущаясь. А с тобой получается наоборот. Что ж, раз ты считаешь, что это неправильно, попробую преодолеть этот прискорбный недостаток. Вот тебе непристойная история. Однажды Ольга познакомилась с Камиллой. Дело было в кафе, где дамы изволили кушать пирожные… тебе никто еще не рассказывал? Ольга, к примеру. Элмар бы не осмелился. Нет? Тогда слушай дальше. Ты, кстати, никогда не видела, как Камилла ест? Эльвира рассказывала? В таком случае, тебе должно быть понятно. Вот таким образом пообщавшись с Камиллой и понаблюдав, как она кушает несчастное пирожное, Ольга с Элмаром отправились куда-то на очередную экскурсию по городу, и по дороге он поинтересовался ее впечатлениями от знакомства с дамами. Ольга, как ты знаешь, девушка не особо сдержанная на язык, вполне под стать своему возлюбленному… не потому, что она такая уж порочная или плохо воспитана, просто у них так принято. И вот она заявляет моему первому паладину, что Дориана, дескать, полная дура, а вот Камилла… Кира, это ты смеешься или?.. Да просто я подумал, что у тебя истерика. Да, это Ольга ее так прозвала. Что было с Элмаром? А ты у него спроси. Я затрудняюсь представить. Наверно, тоже истерика. Кстати, Камилла знает, и вовсе не обижается, а даже гордится. Ну что, достаточно неприличная история? Или тебе хотелось бы чего-нибудь покруче? Ммм… ну ты спросила… Тебе честно сказать? Да. Ну вот, теперь и ты поняла, что я ненормальный. Есть у меня такое противоречащее всем законам приличия убеждение, что на ложе любви не бывает ничего неподобающего. И я его по возможности придерживаюсь. Нет, не абсолютно, конечно… Есть кое-что, чего я так и не решился сделать ни разу, хотя очень хотелось попробовать. Не скажу. Может, решусь когда-нибудь, тогда и скажу. И давай отложим этот разговор до более подходящего случая, поскольку слов здесь будет недостаточно, а что-то большее вряд ли получится. Давай просто помолчим. А то я что-то разговорился сверх меры, точно как кузен Элмар. А вроде и не пил… Тебе так удобно? Правда? Нет, просто мне всегда казалось, что должно быть жестко… Ну хорошо, не буду, не буду. Может, ты спать хочешь, а я тут языком болтаю?.. Я? ммм… не знаю, стоит ли… Ты не будешь плакать, если я скажу? Я очень хочу спать, но мне страшно. Что ты, бояться я давно научился. Вовсе нет, это не Жак меня научил. Сказать честно? Ты. Не удивляйся, в этом нет ничего странного. Я знаю, что ты сама отважная из женщин, и вовсе не имею в виду, что ты вдохновила меня личным примером. Просто первый настоящий страх, который я испытал в жизни, был страх потерять тебя. А Жак… он научил меня плакать. О том, как Элмар научил меня смеяться, я тебе уже рассказывал. А любить… хорошо, я скажу тебе по секрету. Любить меня научил один наш общий знакомый, которого ты называешь не иначе, как бесстыжим. Как? Разве ты не знаешь, что он эмпат? Вот так. Путем стихийной эманации. И что самое смешное, он и сам об этом не знает. О, нет, это было очень давно. Я бы тебе рассказал, но… нет, не в том дело. Сейчас такой момент, когда я способен на любую откровенность, и мог бы рассказать тебе что угодно… о себе. Но не о других. А это его тайна, не моя. Кира, нехорошо ловить людей на слове. Неужели тебе действительно так хочется слушать мой рассказ о женщинах, которых я любил раньше? Ты находишь это уместным в первую брачную ночь — заставлять меня рассказывать тебе о трех мертвых женщинах? О, ты опять плачешь… не надо мне было уточнять, что они умерли… Давай, я тебе как-нибудь потом расскажу, если ты так уж хочешь знать обо мне все. А сейчас успокойся, и давай все-таки попробуем уснуть. Ты устала, у тебя был ужасный день, тебе надо хоть немного поспать. Да не переживай обо мне, что со мной может случиться? Сейчас соберу все остатки своего былого мужества и попытаюсь убедить себя, что ничего страшного, и что утром я проснусь, как всегда. Не плачь, любимая. Все будет хорошо…

 

Глава 4

Когда Кира поскреблась в дверь к подруге, внутри произошла небольшая паника, затем голос Эльвиры испуганно отозвался:

— Кто там?

— Это я, — ответила королева, оглядываясь по сторонам. — Открой скорей.

— Кира… — с ужасом и смущением откликнулась Эльвира. — Я… я не одна… У меня тут мужчина… и он без штанов…

— Открывай скорее! — рассердилась Кира. — Можно подумать, я мужчин без штанов не видела! У тебя под дверью стоит королева в неподобающем виде, а ты о чем попало переживаешь!

— Да открывай, — посоветовал Эльвире мужчина без штанов. — Ничего страшного. Женщин-воительниц действительно не принято стесняться. Могу поспорить, что ее товарищи по оружию не стесняются даже отливать в ее присутствии.

— И не только, — проворчала Кира. — Скорее, пока меня никто не увидел.

Щелкнула задвижка, и смущенная Эльвира открыла дверь, пропуская подругу в комнату. В следующую секунду смущение на ее лице сменилось улыбкой и она тихо хихикнула, увидев, в каком виде пребывает ее величество.

— Ты что, так по дворцу шла? — спросила она.

— А что я должна была, в одних трусах разгуливать? — проворчала Кира, захлопывая дверь за собой и созерцая обещанного мужчину без штанов. Мелкий черноголовый мистралиец сидел на корточках и раскладывал на коврике свои штаны, явно намереваясь их погладить. Правда, непонятно, чем. — Что нашла, то и надела. Свадебное платье без посторонней помощи не застегнуть, а штаны любимого супруга мне в бедрах не сходятся. Пришлось в его халате переться через весь дворец. Хорошо еще, что никого, кроме стражи, в коридорах пока нет.

— Я одолжу тебе свое платье, — пообещала Эльвира. — Как же ты не догадалась какую-то одежду перенести сюда? Ты же все равно должна была остаться во дворце, даже если бы свадьба прошла, как положено. Вот, знакомься. Это… это Орландо. А это Кира.

— Я ее помню, — улыбнулся мистралиец и поднял голову. — А вы меня помните, ваше величество?

— Еще бы… — потрясенно выговорила Кира, опускаясь в кресло. — Только что-то ты не особенно повзрослел за столько лет.

— Вот такие мы, потомки эльфов, — развел руками Орландо и снова одарил ее неотразимой улыбкой. — Медленно взрослеем. Раздаем предсказания, не заботясь о последствиях. Зато имеем возможность видеть, как они сбываются. Вы, наверное, хотели с Эльвирой пошушукаться о своем, о женском? Я вас сейчас оставлю, только штаны поглажу.

— Ты же не завтракал, — сочувственно посмотрела на него Эльвира.

— Дома позавтракаю, — отмахнулся потомок эльфов и зачем-то вытянул перед собой правую руку. — Как там Шеллар?

— Спит, — чуть улыбнулась Кира. — А ты откуда знаешь?..

— Конечно, знаю. — Мистралиец побрызгал водой на разложенные штаны и осторожно провел по ним ладонью. Влажная ткань зашипела, и над ней взвилось облачко пара. — Мы с Жаком и Мафеем вместе совершили кражу со взломом, чтобы добыть этот антидот, так что я все знаю.

— Кира, — засмеялась Эльвира. — Ты что, никогда не видела, как маги гладят штаны?

— Где бы я, по-твоему, это видела? — резонно заметила Кира и снова обратилась к мистралийцу. — Так ты еще и маг?

— Немного, — согласился тот, приступая ко второй штанине. — Я сейчас, еще минутку.

— А зачем ты так торопишься? Не уходи. Давайте в самом деле позавтракаем вместе и поговорим. О женском мы с Эльвирой еще успеем… Эльвира, ты мне обещала платье. Что, мне так и придется завтракать в мужнином халате? Слуги обхохочутся.

— Знаете, дамы, — сказал Орландо, натягивая штаны. — Я вас все-таки оставлю на время. Королеве надо одеться, мне надо сбегать к себе и проверить обстановку, опять же, сейчас сюда явятся слуги с завтраком, и мне все равно придется прятаться. Лучше я вернусь через полчасика, позавтракаю с вами… и, наверное, схожу все-таки поздравлю Шеллара, если он к тому времени проснется.

— Решил сегодня? — улыбнулась Эльвира.

— Да я так подумал, раз мне все равно попадет за сейф, за общение с Жаком, за нарушение дюжины всяких дурацких правил, так пусть уж мое появление при дворе Шеллара пойдет в общей куче со всем остальным, чем потом мне за него отдельно вставят, — пояснил он, улыбнулся дамам и исчез в сером облачке. Эльвира улыбнулась ему вслед и сразу же повернулась к Кире. В глазах ее горела неутолимая жажда знаний.

— Ну? — спросила она, вся подавшись вперед и сверля подругу пытливым взором. — Как?

— Выспалась, — ответила Кира. — А ты вообще о чем?

— Да, собственно, о чем это я… — разочарованно вздохнула Эльвира. — Какой уж секс после такой свадьбы…

— Вот именно, — вздохнула и Кира. — Озабоченная ты какая-то, моя первая дама. Давай уж платье.

— Выбирай, — щедро предложила Эльвира, распахивая шкаф. — Ну, а вообще как он?

— Вообще — это в смысле как он себя чувствует или как он мне понравился?

— Второй вопрос снимается как дурацкий. А то я не знаю, что он тебе и раньше нравился, а теперь уж…

— Нет, почему же, — возразила королева, перебирая платья и выискивая что-нибудь попроще. — Вчера вечером я узнала о своем супруге много нового, так что вопрос не дурацкий. Мы с ним пообщались немного перед сном. Какой он все-таки чудной… я не имею в виду, что это плохо, но я поняла, почему Ольга всегда на него смотрит с таким умилением. Сегодня утром я поймала себя на том, что и сама смотрю на него точно так же. Вот это можно?

— Конечно, — кивнула Эльвира. — Давай, я тебе помогу надеть. Ну-ну, и что дальше? Или лучше по порядку расскажи.

— По порядку? У меня после вчерашнего полная каша в голове, никакого порядка, одни впечатления.

— Хоть скажи для начала, как он там. Говоришь, вы пообщались, значит, он был в состоянии общаться?

— Вполне. Он чуть ли не до полуночи меня всячески утешал и развлекал. Он и так не особо молчалив, а вчера его вообще понесло. Такое впечатление было, будто он немножко… не совсем трезв. То ли от счастья, то ли от потрясения, то ли все вместе…

— И что он тебе говорил? — полюбопытствовала Эльвира.

— Объяснялся в любви и обещал, что все будет хорошо. Я очень надеюсь, что это он всерьез, и что он больше не будет, как выразился мэтр, подставляться под различные метательные орудия.

— А что ты узнала о нем нового? Все, можешь садиться, готово. Надо же, как на тебя сшито. Неужели мы с тобой такие одинаковые?

— Вовсе нет, я немного выше. — Кира опустилась в кресло, помянув при этом недобрым словом идиотские подолы, и потянулась к шкатулке с сигаретами. — А узнала… О том, что мой супруг невероятно застенчив, я знала и раньше, но никогда не думала, что он настолько себя не любит! Будь моя воля, я бы разогнала к демонам всех твоих подружек-подчиненных. Причем пинками. Это они, кобылы породистые, причина тому, что бедный король всерьез уверен, будто он смешон и безобразен. Ну это же неправда, Эльвира, согласись.

— Частично, — уклончиво пожала плечами Эльвира. — Только какой смысл разгонять придворных дам? За время его правления они тут уже четырежды полностью сменились. Да и я, если честно, тоже не особо его…

— Не знаю, — нахмурилась Кира. — Мне кажется, ты просто как-то неправильно себя повела, и он на тебя за что-то обиделся. Этель была совершенно права. Он такой… такой… бережный, ласковый… А по нему и не скажешь…

— Все к лучшему, — философски заметила Эльвира. — Если бы его любили другие, он бы не достался тебе, так что все к лучшему, и это тоже. А платье он сам с тебя снимал?

— А что?

— Просто я всегда поражалась, как он шустро с ними управляется.

— А он тебе не рассказывал? — засмеялась Кира.

— Нет. С чего бы он со мной откровенничал на такие темы? А что, это какая-то интересная история?

— Я тебе в другой раз расскажу. Лучше прикажи подавать завтрак, а то вернется твой мужчина без штанов, а тут еще ничего не готово.

— Он уже в штанах, — возразила Эльвира и отправилась распоряжаться насчет завтрака. По возвращении она хотела было продолжить расспросы касательно впечатлений ее величества о своем замужестве, но та перебила ее на полуслове.

— Я тебе еще успею рассказать. Лучше ты мне расскажи о своем прекрасном принце, пока он не пришел. Я ведь правильно поняла, это и есть тот самый Орландо, последний из королевской семьи Мистралии?

— Правильно, — вздохнула Эльвира. — Тот самый. Правда, он мне признался только сегодня, да и то после того, как я его прижала. А ты что, сразу его узнала?

— Конечно, узнала. Я его очень хорошо запомнила. А ты что, нет? У тебя зрительная память никуда не годится. Или просто он тогда произвел на меня незабываемое впечатление? Не знаю… Но кто бы мог подумать, что мы с тобой подавали милостыню особе королевской крови?

— И что когда-нибудь он явится, чтобы лично позаботиться о своем предсказании, — добавила Эльвира.

— А как он объявился? Где ты его встретила?

— Вот здесь, в этой комнате. Он учился телепортации и все время попадал не туда, куда собирался. Однажды попал сюда.

— И очаровал тебя с первого взгляда.

— Скажешь тоже! — захохотала Эльвира, вспомнив обстоятельства знакомства с господином Карлсоном. — С первого взгляда мне стало его жалко. Он был оборванный, чумазый и очень несчастный. Да еще и голодный к тому же. А очаровал он меня уже потом, когда умылся, слопал мой ужин и начал улыбаться и разговаривать. Ты же видела, как он улыбается.

— Да, я помню еще с тех пор. Очень обаятельный парнишка… Хотя какой он парнишка, если он старше нас лет на десять…

— На двенадцать, если точно. Он просто так выглядит. Он полуэльф, как Мафей.

— Это он сам тебе сказал?

— Не только. Я даже имела честь лично общаться с его батюшкой. Помнишь, я тебе рассказывала…

— Про пьяных эльфов? Как же, помню, — хихикнула королева. — Ну и какие у вас планы на будущее? Он уже обещал тебе руку и сердце, как вернет себе корону?

— Почему обещал? Он звал меня замуж уже сейчас. Вчера, если точнее. Наверное, вашим примером вдохновился.

— И что ты?..

— Я подожду.

— Подождешь? — удивилась Кира. — А если тебе еще лет десять ждать придется? Тебе ведь уже не семнадцать, чтобы ждать. Что тебя смущает? Или тебе подавай обязательно полноценного короля?

— Да не обязательно, но я бы все же хотела нормальную свадьбу, как у людей, а не тайный обряд, и хоть какое-то жилище, чтобы растить детей, которых этот нахал желает иметь пять штук.

— Эльвира, — вздохнула королева, сразу как-то погрустнев. — Разве это так важно?

— Может, тебе это кажется неважным, потому что у тебя это все есть. А для меня важно.

— Ты не права, — серьезно сказала Кира. — Это действительно не так уж важно. И не потому, что у меня это все есть. Я поняла это вчера. И если когда-нибудь, не доведите боги, тебе придется пережить то же самое, ты тоже поймешь, что все это мелко и незначительно — величие дворцов, сияние короны, вкус власти и прочие житейские прелести. А единственное, что действительно важно — это человек, который умирает у тебя на руках. И ты отдала бы все, лишь бы он жил.

— Типун тебе на язык! — испуганно перебила ее Эльвира, видимо, представив себе описанную ситуацию.

— Ну ладно, не буду… А что касается пятерых детей… Это, конечно, чересчур, но его же тоже можно понять. Он последний и единственный, случись с ним что — и у него даже нет наследников.

— А сама ты хотела бы иметь пятерых? — коварно поинтересовалась Эльвира.

— Ни в коем случае. Я очень надеюсь, что мальчик получится сразу. Хотя, и девочку можно воспитать соответственно…

— Это если она пойдет в тебя или в отца, — засмеялась Эльвира. — А если получится, как принцесса Нона? Жак как-то говорил, что на детях гениев природа отдыхает…

— Это тебе типун на язык! — рассердилась королева. — Не может такого быть! У этой придурочной принцессы, про которую я уже наслышана, что-то было не в порядке по материнской линии. К нашим детям это не имеет отношения.

— Да ты свою сестру Элизу вспомни! У тебя родители тоже не дураки, а получилась же.

— А ты маму свою вспомни, — злорадно напомнила Кира.

— Да уж, — усмехнулась Эльвира. — У меня была чокнутая мама и отец-картежник. У Орландо мама была гулящая, а папа и вовсе эльф… представляешь, какие у нас будут дети? Тут не то что пятеро, десяток придется склепать, пока хоть один нормальный попадется…

— Кстати, — усмехнулась Кира, — по какой линии он наследует трон? По матери или по отцу, который его отцом не является?

— По матери, — ответила Эльвира. — Принцесса Габриэль была сестрой короля Ринальдо. А ты что, уесть меня хотела таким образом?

— Да нет, просто похихикать над судьбой. А он тебе ничего больше не предсказывал?

— Нет. Он сказал, что сейчас вообще ничего не предсказывает. У него не получается. Да он сам тебе о себе расскажет, если не сейчас, то потом, когда будет королю рассказывать. Лучше ты попробуй привести мысли в порядок и расскажи, как там вчера… Не сначала, а потом, когда уже все стало хорошо.

Кира расстроено махнула рукой.

— Придурочные подданные у моего мужа, все, что я могу сказать. Как тебе нравится — два раздолбая у ложа умирающего спорят на десять щелбанов, поможет лекарство или нет! Убила бы!

— А кто это усомнился? — подивилась Эльвира.

— Этот великий целитель, императорский подарок.

— А, не обращай внимания, что ты хочешь, экзотичные обычаи Востока… Да и вообще, врачи, они на этот счет все немного циники. Ты доктора Кинг вспомни. Так что, на десять щелбанов? Это Жак его научил?

— А кто же! Что самое интересное, Жак это рассказал Шеллару, и в его присутствии настучал преподобному Чену по лбу. И представляешь, Шеллар ничуть не возмутился, что его жизнь оценили в десять щелбанов, а напротив, обхохотался.

— О, это на него похоже, — хихикнула Эльвира. — Ты бы слышала, как он веселился, когда ему заранее сделали гроб…

— Когда это?

— А помнишь, когда его ранили… Ну, тогда, в первый день весны? Кто-то что-то недопонял, кому-то не так доложили, где-то бюрократическая машина не сработала, в общем, сделали его величеству гроб. А когда оказалось, что излишне поторопились, нашего распорядителя церемоний чуть Кондратий не хватил. Бедняга так суетился, пытаясь скрыть этот досадный конфуз с гробом, но, оказалось, напрасно. Жак моментально королю все рассказал, а король ужасно развеселился и даже похвалил беднягу за расторопность. А гроб велел где-то спрятать.

Тут разговор пришлось прервать, поскольку явились слуги с завтраком, а вместе с ними в дверь протиснулась перепуганная хинская невольница.

— Доброе утро, госпожа Эльвира, — старательно выговорила она. — Доброе утро, госпожа ваше величество. Можно спросить вопрос?

Эльвира со вздохом поправила:

— Не спросить вопрос, а задать вопрос. Или просто спросить. И не «госпожа ваше величество», а просто «ваше величество». Или госпожа и дальше по имени.

— Извините, можно просто спросить?

— Что ты хотела?

— Госпожа Анна сказать, есть такой обычай хоронить всех невольников когда господин умереть. Это есть так? Когда господин умереть, Сюань хоронить вместе?

— Сиськи оторвать госпоже Анне за такие шуточки! — рассердилась Эльвира. — Неправда, Сюань, не слушай ее. Нет у нас такого обычая, и вообще не может быть, потому что у нас не принято иметь невольников. Не бойся и не переживай. К тому же, его величество жив и вовсе не собирается умирать.

— Кто эта госпожа Анна с таким чудным чувством юмора? — поинтересовалась Кира.

— Герцогиня Дварри, — пояснила Эльвира.

— Эта дура в перьях? — возмутилась госпожа ее величество. — И ты ее слушаешь? Сюань, иди сейчас к этой шутнице и скажи, что она удалена от двора, потому как королева не желает ее видеть. Чтобы до завтра ее здесь не было.

— Слушаюсь, госпожа, — поклонилась Сюань и быстренько протиснулась в дверь.

— Кира, ты серьезно? — ахнула Эльвира.

— Серьезно. Я вот еще до Камиллы доберусь.

— Не трогай ты Камиллу. При дворе кроме короля мужиков хватает, и они все будут безутешны. Да и… как ты думаешь, он не обидится, если ты будешь выгонять всех без его согласия?

— Если он будет против, скажу, что пошутила, — проворчала Кира. — Пусть эта горе-варварка на своей шкуре почувствует, что такое хорошая шутка. Но вообще-то, хоть одну бы надо выгнать, чтобы другие осознали.

— Госпожа Анна! — донесся из коридора жизнерадостный голосок Сюань. — Госпожа ее величество сказать, вы дура в перьях, и она оторвать вам сиськи и отставить от двора, потому как не желает вас видеть!

Затем что-то глухо бумкнуло и в коридоре засуетились. Королева и ее первая дама переглянулись и дружно расхохотались, представив себе, как герцогиня Дварри рухнула в обморок посреди коридора.

За этим занятием и застал их принц Орландо, вернувшись, как и обещал, прямо к завтраку.

— А что у вас веселенького? — поинтересовался он.

Дамы объяснили причину веселья, отчего он тоже рассмеялся и сказал:

— Вы ей передайте, что в обмороки падать вредно. Одна уже упала не в то время и не в том месте…

— Так уж и не в том, — возразила Эльвира. — Очень даже в том. Ты бы знал, как ей завидуют! Если им на это намекнуть, они начнут на каждом углу падать!

— Дверь запри, — посоветовал мистралиец, усаживаясь за стол. — А то она еще сюда припрется. Я собирался только к Шеллару зайти, а не рисоваться перед всем двором. А ваши дамы пусть не переживают, если уж папа сюда повадился, то не успокоится, пока всех не переберет. Сегодня, к примеру, он был у Камиллы.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась Эльвира и заперла все-таки дверь.

— Я его только что видел. Он зашел посмотреть, как у меня дела, и рассказать, чем все кончилось. Он же не знал, что я был здесь и все знаю. — Принц полюбовался на манный пудинг, поданный на завтрак, щедро полил вареньем и с восторгом запустил в него ложку. — Кстати, Элмар — это кто? Такой огромный верзила с трех Шелларов в обхвате, к которому на балу все дамы липли? Надо будет с ним тоже познакомиться. Интересно, что же это за роковой красавец такой разбил сердце моему бедному папочке…

— Это ты о чем? — не поняла королева.

— О папе, разумеется. Он мне только что жаловался на свою несчастную любовь. С этими эльфами общаться, рехнуться можно. Мой бедный папа втрескался по уши в вашего первого паладина, разумеется, без всякого намека на взаимность, и теперь сидит и страдает.

— Он у тебя что, ненормальный? — ужаснулась Эльвира.

— Ну, это с какой стороны посмотреть… У эльфов это считается нормальным. Да не смотри на меня так! — засмеялся Орландо, затем подумал и посыпал свой завтрак сверху сахаром. — Я этим не страдаю, я воспитывался среди людей. Да еще и в Мистралии.

— Ты всегда так много сладкого ешь? — улыбнулась Кира, вспомнив, в какой ужас пришел ее супруг при упоминании о давней ходячей сплетне насчет его романа с шутом, и спеша перевести разговор на другую тему.

— Не всегда, — ответил мистралиец. — Только, когда есть возможность.

— Так вот почему у Эльвиры вечно конфеты на столе! — засмеялась королева. — А я-то думала, она их сама ест!

— Ну, сама тоже… Но в основном их ем я. Я вообще сладкое люблю. С детства. Знаешь, как я был потрясен в свое время, когда узнал, что Шеллар сладкого не любит! Это было по моим понятиям ненормально и чем-то сродни тяжелой болезни.

— И тебе было его жалко? — засмеялась Эльвира.

— И жалко тоже. Но в основном… хотите, я открою вам великую тайну? Этого никто не знает. За что я так полюбил Шеллара. Однажды, когда они были у нас в гостях, я что-то напроказил, и меня лишили сладкого на два дня. Представляете, какая это была трагедия для меня, да еще в возрасте восьми лет! Сидим мы за столом, вся королевская детвора, нас трое и их пятеро, всем подают десерт, а мне нет. Обидно до слез — все трескают торт, причем по огромному куску, а я сижу и смотрю! Я не выдержал и разревелся. Ринальдо и Коррадо стали дразниться, Тина давай меня уговаривать «не плачь, ничего страшного», а Шеллар с величайшим недоумением поинтересовался, а что такого случилось и отчего я так расстроился. Тут всем стало смешно, меня оставили в покое и переключились на него. Стали ему объяснять, отчего я реву, подробно и доходчиво, потому как все знали, что если он чего-то спросил, надо непременно это исчерпывающе объяснить, иначе либо будет доставать, либо пойдет у старших спросит. Ринальдо один раз попался таким образом, выругался при нем нехорошим словом, а что это значит, не объяснил, так он пошел у наставника спросил. Со всеми последствиями. Поэтому Шеллару подробно объяснили причину моего неподобающего рева, отчего он ужасно удивился и для верности переспросил, действительно ли я это ТАК люблю. А когда я подтвердил, что да, действительно, Шеллар отдал мне свой кусок торта. Я был в шоке. Я не представлял, как можно расстаться с таким огромным куском сладкого и отдать его кому-то другому. Это для меня было не менее, как подвиг. Хоть он и говорил, что он не любит, я в такое не мог поверить, у меня в голове не укладывалось, как можно не любить сладости. Вот с тех пор я и проникся к нему столь глубоким чувством.

— А сам Шеллар знает? — засмеялась королева.

— Я ему не говорил, — улыбнулся Орландо. — Хотя Шеллар мог и сам догадаться. Не знаю.

— А ему за это не попало? — поинтересовалась Эльвира. — Никто не настучал?

— Нет. Коррадо хотел настучать, но, разумеется, он не побежал втихую — как же, не подобает! — а заявил, что все расскажет. Шеллар посмотрел на него этак спокойно и говорит: «Я прикинусь, что чего-то не понял, и мне за это ничего не будет. А вот что будет тебе, когда я расскажу, что ты Ноне под юбку лазил…» Последовала немая сцена, после чего Деимар и Интар чуть ли не хором стали просить не связываться с Шелларом, а то неприятности будут у всех. Сами понимаете, они с ним постоянно общались и хорошо знали, чего от него можно ожидать.

— Я как-то не представляю его ребенком, — призналась Кира. — Пытаюсь изо всех сил, и все равно представляю взрослым. То ли он так рассказывает о своем детстве, то ли он просто всегда был взрослым в душе… Не знаю.

— Ну что ты, — засмеялся Орландо. — Вовсе не был он взрослым в душе. Просто умен был не по годам и никогда не улыбался. Зато любопытства у него было на десятерых. Я, например, до сих пор не представляю его взрослым, хотя и наслышан, и даже видел один раз.

— Это когда?

— А на балу, когда ты с ним под пальмами сидела. Я так до сих пор и не могу поверить, что этот здоровенный улыбающийся мужик — мой друг Шеллар. Я его видел в последний раз, когда ему было двенадцать лет, и он под большим секретом признался мне, что начал курить. А я ему под большим секретом признался, что на днях впервые познал женщину. Вот так мы обменялись секретами и расстались на двадцать лет… — он попытался намазать варенье на булку, затем передумал, придвинул к себе вазочку и запустил в нее ложку. — Я как-то даже волнуюсь… Как он меня встретит, что скажет… Вдруг обиделся, что я к нему не приходил…

— Да перестань, — одернула его Эльвира. — Он будет очень рад. Только как бы нам узнать, когда он встанет?

— А давайте мы после завтрака переберемся в гостиную, и будем ждать там, — предложила Кира.

— Ну да! — хихикнула Эльвира. — А вдруг он по привычке в неподпоясанном халате выползет?

— Хорошо, тогда я прикажу кому-нибудь доложить. Когда закончим завтрак. А мы пока поболтаем. Мне ужасно интересно, что вы еще интересного вытворяли в детстве.

— Хитрые какие, — улыбнулся Орландо. — А вы?

Подруги переглянулись и чуть ли не хором заявили:

— У нас были свои женские тайны!

— Я же вам открыл свои мужские тайны, — укоризненно сказал мистралийский принц и внимательно посмотрел на обоих по очереди. — Разве вам не хочется быть хоть немного откровеннее?

И подруги с удивлением почувствовали, что действительно хочется…

* * *

Когда его величество выглянул в коридор и спросил, где ее величество, у стражников на входе сразу что-то невообразимое случилось с лицами.

— Челюсти подберите, — строго сказал король, с трудом сдержав смех. — Вам что, еще не сказали?

— Нет, — хором ответили все четверо. Затем один добавил: — Мы только что заступили. А ее величество направилась на третий этаж.

— Понятно, — кивнул король. — Надеюсь, вам тоже все понятно, или я лично должен вам объяснить?

— Никак нет, ваше величество, — вразнобой ответили стражники и суеверный ужас на их лицах моментально сменился радостными улыбками.

«Надо же, и они, меня, оказывается, любят!» — подивился король и, прикрыв за собой дверь, направился в кабинет. Кабинет оказался открыт, и у него мелькнула даже шальная мысль, что это вчерашние стражи проклятий тут нашкодили, но все оказалось намного проще и материальнее. На диване в кабинете спал Жак, свернувшись калачиком, точно, как в памятный вечер перед коронацией. А за столом, уткнувшись лицом в какие-то документы, храпел его несостоявшееся величество Элмар I. И сейф, разумеется, был открыт настежь, а как же иначе!

— Паршивцы! — вслух сказал король, понимая, что искать в сейфе коньяк будет бесполезно, раз тут побывал кузен Элмар.

Жак зашевелился, приподнял голову и пробормотал:

— А что, уже утро?.. Ой, ваше величество! Вы уже встали?

— Нет, я сплю, и мы друг другу снимся, — усмехнулся король, усаживаясь в свободное кресло и приступая к священному ритуалу набивания трубки. — Это у тебя привычка — как напьешься, приходить спать в мой кабинет? Или это ты, чтобы меня насмешить? В таком случае следовало хотя бы пощадить мой сейф, а то мне как-то не смешно при сознании того факта, что мою заначку выпили. Неужели больше нечего было пить?

— Ничего мы не выпили, — возразил Жак, приподнимаясь и протирая глаза. — Хотя погуляли вчера знатно… И вообще, это не я открыл ваш кабинет, это Элмар. Ему передали ваш амулет с ключом, как новому королю. Он вчера допился до того, что ему приспичило срочно заняться какими-нибудь государственными делами, потому как он первый наследник и ему необходимо учиться. Поэтому он поперся в кабинет, открыл сейф, достал оттуда все, что нашел, и сел изучать. Вон, до сих пор изучает. А коньяк ваш на месте.

— Это радует, — улыбнулся король, сунулся в сейф и добыл оттуда уцелевшую бутылку. — Выпьешь со мной? Или в тебя уже не лезет?

— Лезет, — кивнул Жак. — Выпью. Обязательно. Мы ведь с вами так и не выпили за вашу свадьбу.

Король посерьезнел и опустил глаза.

— Жак… — негромко и как-то неловко сказал он. — Я не знаю, как тебя благодарить. Просто не существует ни слов, ни поступков, эквивалентных тому…

— Да бросьте, — улыбнулся Жак. — Наливайте. Какие могут быть эквиваленты между друзьями? Только об одном вас прошу — не спрашивайте, где я взял эти нашлепки. И Мафея не спрашивайте, бедный пацан совсем запутается, что можно говорить, а что нельзя. Кроме того, он половину не понял.

— Я что-то подобное и предполагал, — вздохнул король, не поднимая глаз. — Ты все-таки имеешь контакт со своим миром и решительно не желаешь допускать к нему меня. Что ж, я не смею настаивать. Я не буду тебя спрашивать и не буду спрашивать Мафея. Скажи мне только одно — в случае какой-либо катастрофы я могу рассчитывать на вашу помощь?

— Ну вот, — горестно заломил брови Жак. — Теперь вы будете думать, что я вас все время обманывал, и скрывать обиду исключительно из благодарности. Я вас не обманывал, честное слово. Ни тогда, с обоймой, ни сейчас. Я догадался только вчера, и совершенно случайно, так что вам просто сказочно повезло. Поверьте мне, клянусь, я ничего не знал до вчерашнего вечера. Теперь знаю, и в случае чего обязательно вам скажу. Но только если это будет нужно. А пока умоляю вас, ваше величество, перестаньте приставать к людям. А то ведь добьетесь, что они вместо контакта… Сами понимаете, это секретная спецслужба, у них… прагматичный подход к этике.

— Это они тебе сказали? — быстро спросил король и заинтересованно поднял глаза.

— Нет, я с ними не общался, их не было дома. Просто я за вас боюсь до чертиков. После того, что тут вчера было… Не могу, меня до сих пор трясет, как вспомню. И всякие мысли нехорошие в голову лезут.

— Не бойся, — успокоил его король. — Я думал об этом, и такую возможность тоже просчитал. Вероятность очень невелика. А кто же тебе дал эти… как ты их назвал, нашлепки?.. если никого дома не было?

— Я их украл, — пояснил Жак. — Надеюсь, меня простят, принимая во внимание ситуацию.

— Да ты еще и воришка к тому же, — улыбнулся Шеллар III, одарив своего шута нежным взглядом. — А Мафея ты тоже втянул в процесс хищения, или он на стреме стоял?

— Сдается мне, ваше величество, что вы просто пытаетесь вытянуть из меня хоть какую-то информацию, — улыбнулся Жак. — Не надо. Давайте о чем-нибудь другом. И наливайте, наконец, а то вы так и стоите с бутылкой в руках.

— Хорошо, — согласился король и, перегнувшись через спящего кузена, достал из стола стаканчики. — Тогда расскажи хоть, как вы вчера повеселились, а то меня мэтр уложил спать и я все пропустил. Обидно, я так хотел живьем с эльфом пообщаться, кое о чем его спросить…

— Вы неисправимы! — засмеялся Жак. — А откуда вы знали про эльфа? Они что, меня не разыгрывали, и вы действительно являлись им в виде призрака?

— Я не являлся, — вздохнул король. — Меня видел только эльф. Тоже, кстати, обидно, во дворце полно призраков, а когда я хотел с ними пообщаться, они все куда-то попрятались…

— Неудивительно, — снова засмеялся шут. — Они же, наверное, отлично знают, какой вы любопытный, и опасались, что вы замучите их расспросами.

— Об этом я как-то не подумал… А ты эльфа застал?

— Застал, — кивнул Жак. — Классный эльф. Свойский такой мужик, только уж больно красивый… и бесстыжий.

— Даже так? — засмеялся король. — Что же он должен был такого отмочить, чтобы ты счел его бесстыжим? Предлагал тебе секс?

— Нет, не мне. Да и не предлагал, в общем, просто рассуждал, какие люди странные. Выглядеть так, как ваше величество, им не стыдно, а вот однополая любовь почему-то считается стыдной. Предлагать не стал, сам понял, что ему на это ответят.

— А как я выгляжу? — не понял король.

— Сами знаете. Вы постоянно на это жалуетесь. А у эльфов все неэстетичное считается стыдным и позорным. Сами-то они все красавцы, а если что не так — можно подправить магией или просто косметикой.

— Понятно… — помрачнел король. — А что, ему приглянулся Мафей? На мой взгляд, это пошло. Я был об эльфах лучшего мнения. А теперь он мне почему-то живо напомнил коллегу Луи.

— Не огорчайтесь, — утешил его Жак. — Вы же не эльф, чего вам переживать. И сравнивать красавца Хоулиана с его величеством Луи тоже нечего. Вовсе не Мафей ему приглянулся, а ваш необъятный кузен. Он сказал, что это его любимый тип мужчин, а среди эльфов они практически не попадаются.

— Какая жалость! — расхохотался король. — В кои-то веки бедный эльф встретил мужчину своей мечты, а тот оказался не настолько пьян!

— Ну что вы, Элмар никогда, наверное, до такого не допьется. Зато наш упившийся герой в подробностях поведал нам, как они с графом Орри на пару имели Камиллу, и как это было замечательно.

— При дамах? — уточнил король.

— Именно. Бедная Тереза заткнула уши, а Ольга махнула рукой и сказала, что она это уже три раза слышала.

— Элмар рассказывает Ольге такие вещи? — поразился король. — По пьяни, или как?

— На охоте, — пояснил Жак.

— А, тогда понятно. — Король сразу успокоился насчет ненормальной общительности кузена и продолжил расспросы. — А мэтр к вам заходил?

— Зашел на пять минут, отчитал эльфа, как мальчика, за то, что ребенка спаивает, и убежал искать Флавиуса.

— Вот так вот запросто? Потрясающий старик. Ну представь себе, вот вы все увидели живого эльфа… Да и сам я, в общем, был очень удивлен, потрясен, и ощутил только любопытство и восхищение. А мэтр первым делом его отчитал, невзирая на его уникальность, и убежал!

— Это еще что! — хихикнул Жак. — Вы бы слышали, как это выглядело! Бедняга еще попытался возражать, что он, дескать, не маленький, чтобы выслушивать от людей нотации, как-никак за сто уж перевалило…

— Не знал, с кем связался! — рассмеялся король.

— Именно. Мэтр на него как прикрикнул: «Извольте слушать и не перебивать, когда с вами говорит человек, вчетверо старший вас!» Бедный эльф тут же заткнулся, не иначе, от удивления, смиренно все выслушал и даже пообещал, что больше не будет. А как только за мэтром закрылась дверь, мигом налил Мафею вина и пообещал как-нибудь на досуге научить его траву курить.

— И что, опять напоил мальчишку?

— Нет, на этот раз не напоил. Но зато поволок с собой к Камилле, потому как его вдохновил рассказ Элмара.

— Значит, Мафей все-таки напился, — сделал вывод король.

— И вовсе я не напился, — раздалось из-за двери, и в кабинет протиснулся принц Мафей. — Доброе утро, Шеллар.

— Доброе утро, — улыбнулся король, наблюдая, как юный эльф борется с желанием броситься ему на шею и крепко обнять. В конце концов, стремление казаться взрослым и мужественным потерпело сокрушительное поражение, и он все-таки бросился к кузену и обнял его, привычно уткнувшись носом в его камзол.

— Шеллар, я так рад… так счастлив…

— Я тебя тоже люблю, малыш, — улыбнулся король и потрепал его по макушке. — Хотя ты и в самом деле уже взрослый, и пахнешь табаком, спиртным и дамскими духами. Так значит, твой друг сегодня осчастливил Камиллу? — он полюбовался на кузена и уточнил: — Вернее, вы оба осчастливили.

Мафей вспрыгнул на подлокотник соседнего кресла и поинтересовался:

— А как ты это так точно определил? По духам?

— По помаде, — серьезно ответил король, с трудом сдерживая смех.

— Перестань так шутить! — обиделся Мафей. — Я умывался!

— Умывался? — король не выдержал, и расхохотался вслух. — Штаны иди переодень, герой-любовник! Пока тебя наставник не видел! А то он меня сгноит. Он уже говорил, что я подаю тебе неподобающий пример… И на будущее заставляй Камиллу стирать помаду заранее.

Мафей закраснелся и принялся оттирать помаду со штанов, а разбуженный хохотом Элмар приподнял голову и простонал:

— Ну на кой же было так напиваться…

— Меня это тоже очень интересует, — заметил король. — И еще мне интересно, дорогой кузен, хватило бы у тебя сил сдержать клятву, если бы все-таки пришлось, или нет?

— Шеллар? — обрадовался дорогой кузен, с трудом выпрямляясь в кресле. — Ты уже встал? Так ты не будешь неделю валяться в постели, как в прошлый раз? А я уже собрался сегодня вместо тебя на Международный Совет…

— Так съезди, — улыбнулся король. — Если ты в состоянии.

— Да Мафей меня полечит, и буду в состоянии… только зачем, раз ты уже здоров?

— Ложись на пол, — улыбнулся Мафей, оставляя безнадежную битву с особо устойчивой помадой Камиллы.

— А что, съезди, — посоветовал король, наблюдая, как похмельный герой выбирается из-за стола. — Сделаем вид, что мне все еще плохо, и съездишь сам. Могу я хоть раз в жизни отдохнуть? Тем более, в такой день. Заодно сообщишь моим коллегам, что я жив, и умирать не собираюсь. А то представляешь, что там будет, если я просто ввалюсь без предупреждения? Все-таки, Зиновий человек пожилой, и здоровье у него уже не то, что в былые времена, когда он эльфа посохом по дворцу гонял. Да и Агнесса еще, чего доброго, в обморок упадет. Она вообще-то не склонна к обморокам, но по такому случаю может.

— Точно, — засмеялся Жак. — Агнессе переживания противопоказаны, ее теперь вообще нужно беречь и лелеять.

— Почему? — не понял король.

— Агнесса беременна, — пояснил Элмар, растягиваясь на ковре. — Нам Азиль сказала. Она же такие вещи видит.

— Надумала на старости лет… — проворчал король с неодобрением. — Как это ее угораздило? Что, начала считать себя старухой и перестала предохраняться?

— Ну какая тебе разница? И вообще, что в этом плохого? Может, наконец мальчик получится, а то ведь у этого болвана до сих пор наследника нет.

— Да плохо то, что она не в том возрасте, чтобы так запросто рожать. Бабе тридцать шесть лет, не девочка уже. Вдруг с ней что случится, представляешь, какой бардак начнется в Галланте? А кто отец, Азиль не сказала?

— Шеллар, ты слишком много хочешь от бедной нимфы… Ой! Мафей, осторожнее…

— Все, все, — отозвался Мафей. — Ну что ты ойкаешь, сам же знаешь, что это больно. Можешь вставать.

— Спасибо…

— А сам-то ты как? — поинтересовался Жак.

— Да нормально, — пожал плечами Мафей. — Я же сказал, что не напивался. С меня прошлого раза хватило.

— А чего ж тебя к Камилле понесло? — спросил король.

— Сам не знаю, — вздохнул принц. — Хоулиан — он такой заразительный мужик, на любое безобразие может подбить как бы мимоходом…

— Да уж… — проворчал Элмар. — Ты не знаешь, преподобный Чен давал обет целомудрия?

— Он что, и его к дамам поволок? — захихикал король.

— Нет, но тоже подбил на безобразия. Наш придворный мистик понравился Азиль, и она ему предложила уединиться, а он начал стесняться. Так эльф его в десять минут уболтал. И я вот теперь думаю, не нарушил ли бедняга каких-нибудь обетов, а то у них там обычаи есть дурацкие, вспомнить хотя бы Флавиуса… он ведь родился в Ортане, где только нахватался?

— От матушки, — пожал плечами король. — Он воспитывался в семье матери, а там придерживались хинских обычаев.

— А кто его мать? — поинтересовался Элмар, вспомнив, что в прошлый раз этого не выяснил, будучи потрясен фактом родства главы департамента с начальником службы Порядка.

— Змея Шэ. А, тебе же это ничего не говорит, ты с этой средой не сталкивался. Его матушка держала бордель, а дедушка — курильню опиума. Дядюшка был довольно известный убийца, оба кузена профессиональные воры, сестра невероятно талантливая и умная мошенница. В общем, семейка еще та. Потому его Костас и пристроил в разведшколу, чтобы он мог как-то реализовать свою непомерную Тень, не становясь на путь преступления, а с пользой для общества. Только это, разумеется, между нами.

— Да-да, конечно, — поспешно согласились присутствующие.

— А что касается обетов… Я точно не знаю, но, по-моему, с тех пор, как преподобный Чен покинул монастырь, он не обязан чего-то конкретного придерживаться.

— Он мяса не ест, — подал голос Мафей. — Им нельзя. А насчет женщин я тоже не знаю.

— Угораздило же беднягу попасть в императорские подарки, — вздохнул король. — Тут его всему научат. Вино пить, на щелбаны спорить, с нимфами спать… А там и до мяса дело дойдет.

— Жак, а ты ставки будешь принимать? — поинтересовался Мафей.

— На что? — откликнулся Жак.

— На отцовство будущего галлантского принца… или принцессы.

— А ты что, уже хочешь поставить? — оживился королевский шут. — И на кого? У тебя есть соображения?

— Есть, — усмехнулся Мафей. — Только сначала я уточню сроки, чтобы эти соображения проверить.

Элмар тихо ахнул и изменился в лице.

— Обязательно уточни, — сказал он. — Если что, я тоже поставлю.

— Как меня это радует! — умилился король. — Мои кузены начинают мыслить и делать выводы! Я тоже сразу об этом подумал, просто я не азартен, и ставок делать не собираюсь.

— Мало того, что ты своих подданных в карты обираешь, — отозвался Элмар. — Так не хватало, чтобы ты еще ставки делал!

— Если я начну делать ставки, станет неинтересно, — улыбнулся король. — Поскольку все начнут ставить на то же, на что и я.

— А я никому не скажу, — пообещал Жак.

— Да нет уж, пусть Мафей развлекается, а мне неинтересно. Подумать только, какой у меня взрослый кузен! Элмар, ты заметил, как вырос твой братишка?

— Как-то слишком быстро, — вздохнул Элмар. — Вроде еще недавно был ребенок, не успел оглянуться — уже мужчина. Пьет, курит, ходит по дамам, участвует в поединках…

— А жаль, — улыбнулся король. — Такой был славный ребенок. Я по нему буду скучать.

— Своих вам пора иметь, ваше величество, — наставительно сказал Жак. — Это в вас говорит инстинкт продолжения рода. Вот вы детей любите?

— Не знаю, — пожал плечами король. — Мафея, к примеру, всегда любил. А совсем маленьких… не знаю, я их как-то побаиваюсь, если честно.

— Вот он, великий момент! — весело возгласил Элмар. — Наконец-то мы знаем, чего боится мой бесстрашный кузен! Маленьких детей!

— Да ну вас… — засмущался бесстрашный кузен. — И вообще, давайте расходиться. Мне сегодня мэтр Истран обещал рассказать что-то занимательное, и мне не терпится.

— Зайдите к Мафею, — посоветовал Жак. — Там Ольга в кресле спит, она будет очень рада вас видеть.

— Да-да, — оживился Элмар. — Зайди. И если Азиль там, скажи, что я ее жду у тебя в гостиной, чтобы мы вместе пошли домой.

— Обязательно зайду, — пообещал король. — А то они вчера так расстроилась… Никогда бы не подумал, что Ольга будет переживать столь бурно, она всегда казалась мне более уравновешенной… Что ты так вздыхаешь, Мафей? Все ведь хорошо, ничего не случилось.

— Ты не знаешь, — снова вздохнул Мафей. — Я тебе не говорил, чтобы не расстраивать перед свадьбой. Диего пропал. Поехал в Голдиану и пропал. Его третьи сутки не могут найти.

— Она еще не знает?

— Нет. Я никому не говорил.

— И не говори. Может еще найдется. А нет, потом скажешь, когда она успокоится немного. А то ведь она… сам знаешь. Если она по друзьям так убивается, то что будет, если… — он печально покачал головой и спрятал в карман трубку. — Довольно сидеть, господа, займитесь делом. Элмар, приведи себя в порядок и готовься к заседанию. Мафей, иди переодень штаны, наконец, а то и в самом деле мэтр увидит, и можешь себе представить, что он тебе скажет. Жак… кстати, Жак, ты мне так и не сказал главную утреннюю хохму. Гроб-то мне сделали, или нет?

— Я не знаю, — повинился Жак. — Еще не узнавал.

— Так узнай и доложи. По моим подсчетам, должны были сделать. Если еще не доделали, пусть доделывают, я его заберу в свою коллекцию.

— Шеллар, ты что, коллекционируешь гробы? — потрясенно переспросил Элмар.

— Мой тесть коллекционирует трубки, и мне стало завидно. Я тоже хочу иметь свою коллекцию. Буду собирать гробы, которые для меня столь предусмотрительно делают. Два у меня уже есть.

— Некромантский какой-то у тебя юмор, — проворчал принц-бастард.

— О, хорошо, что ты мне напомнил, надо будет навестить старого Наргина.

— Зачем? Поделиться вашим уникальным хобби? — улыбнулся Жак.

— Или что-то уточнить насчет Ольги? — предположил Элмар.

— Да нет, хочу поинтересоваться подробнее о призраках и прочей ерунде такого рода. Я вам еще не говорил? По дворцу шляется призрак господина Хаббарда.

— А я тебе что говорил! А ты мне — «меньше пить надо»! И что ему нужно?

— Я так и не понял, то ли он хочет, чтобы нашли его голову, то ли не хочет… Да и вообще мне интересно, не может ли он быть как-то опасен для нас… Но я опять отвлекся, а мне надо идти. Выходите, я закрою кабинет.

— Сразу видно, что король на месте! — засмеялся Жак. — Подданные построены и озадачены, приказы отданы, распорядок дня составлен и выполняется, и все при деле.

— Не сметь хихикать над моим трудолюбивым величеством! — нахмурился король и сделал грозное лицо. — А то разгневаюсь! Нет, лучше пожалуюсь королеве, и она вам всем покажет, что такое долг, честь и верность короне.

Жак и Мафей, продолжая хихикать, разбежались по своим делам — переодевать штаны и выяснять насчет гроба. Король запер кабинет и тоже умчался, как и собирался, повидать Ольгу. А Элмар уселся в кресло в гостиной и в ожидании Азиль занялся истреблением каких-то фруктов, которые так кстати обнаружились на столике. Попутно он размышлял о своей полной несостоятельности, как правителя, и одновременно ломал голову, как скрыть от однополчан историю о влюбленном эльфе. Ведь опять засмеют, еще хуже, чем обычно. И что самое противное, на этот раз его манера напиваться до безобразного состояния тут совершенно ни при чем. Можно подумать, если бы он был трезв, так этот эльф бы его не заметил!

От печальных размышлений его отвлек господин Флавиус, появившийся столь внезапно и бесшумно, что первый паладин даже вздрогнул от неожиданности, услышав его голос.

— Могу я видеть его величество?

Принц-бастард подскочил в кресле и обернулся.

— Господин Флавиус! Вы что, подкрадывались?

— Вероятно, ваше высочество, вы просто задумались, — вежливо предположил Флавиус, продолжая торчать посреди гостиной, как изваяние. — Так могу я видеть его величество?

— Его сейчас нет, — пояснил Элмар. — Он вышел. А вам срочно?

— Не срочно, но необходимо, — терпеливо пояснил глава департамента. — Где я могу его найти?

— Посмотрите у Мафея, — посоветовал Элмар. — Он туда собирался.

— Благодарю вас, — так же вежливо ответил Флавиус, затем, поколебавшись, решился спросить: — А с ним действительно все в порядке? Настолько, что он в состоянии куда-либо ходить?

— В полнейшем порядке, — заверил его Элмар. — Его величество совершенно здоров и уже начал работать, как мне кажется. Не переживайте вы так, господин Флавиус.

— Благодарю вас, — снова повторил глава департамента и бесшумным шагом направился к выходу. А принц-бастард Элмар снова задумался, что же можно сделать, чтобы эта история о бесстыжем эльфе и его неразделенной любви не расползлась по столице. А то ведь страшно подумать, какими подробностями и дополнениями она обрастет, переходя из уст в уста…

 

Глава 5

В учебной комнате Мафея уже никто не спал. Ольга приводила в порядок прическу, Тереза поправляла перед зеркалом воротничок, а несравненная Азиль, вернувшаяся со своих ночных похождений, восседала в кресле мэтра и, как обычно, улыбалась. Они выглядели так уютно и по-домашнему, что король просто умилился.

— Ой! Ваше величество! — радостно взвизгнула Ольга, как она обычно это делала, и, бросив расческу, рванула обниматься. Тоже, как обычно.

— Доброе утро, ваше величество, — склонила головку Тереза, приседая согласно этикету. Как обычно.

— Доброе утро, Шеллар, — сказала Азиль, продолжая улыбаться. — Поздравляю. А где же Кира?

— К Эльвире убежала, — отозвался король, тоже не в силах удержать улыбку. — А я вот зашел к вам пожелать вам доброго утра и заверить, что я действительно жив, здоров и счастлив. А вы как себя чувствуете?

— Великолепно, — качнула локонами Азиль.

— Слава богу, ничего, — отозвалась Тереза.

— И черти его принесли, этого эльфа! — вздохнула Ольга, покидая королевские объятия и приземляясь в кресло. О том, что у нее одна косичка заплетена, а вторая так болтается, она уже забыла. — Я глазом моргнуть не успела, как он меня накачал до поросячьего визга. Я и повеселиться не смогла, отрубилась в момент. Кстати, он что, правда голубой, или мне спьяну показалось?

— Исключительно спьяну, — засмеялся король. — У него черные волосы, белая кожа и темно-зеленый костюм, ни одной голубой детали.

— Ах, да я не о том! Ну что вы, я не дальтоник, чтобы зеленое с голубым путать! Я имела в виду, он правда Элмару в любви объяснялся?

— Правда, — захихикала Азиль. — Бедный Элмар, если бы он не был так пьян, его бы, наверное, Кондратий хватил!

— А причем тут голубой цвет? — не понял король.

— Да это не цвет, это у нас так выражаются… Вот уж не думала, что эльфы голубые бывают!

— А в каком смысле у вас так выражаются? — уточнил его величество, присаживаясь в ближайшее кресло.

— В том смысле, что мужчины друг с другом. Вы смотрите, он вам еще Мафея соблазнит.

— Пока что он его соблазняет пить вино и развлекаться с Камиллой, — вздохнул король. — А в остальном, я надеюсь, у Мафея есть голова на плечах.

— А, так этот эльф с женщинами тоже? — уточнила Ольга. — Тогда еще ладно. Это я еще могу понять. А вот Тереза осталась глубоко разочарована. Она считала эльфов как-то… нравственнее.

— Жаль, конечно, когда красивая сказка не выдерживает испытания действительностью, — улыбнулся король. — Но эльфы такие и есть, милая Тереза, и принципы христианской нравственности им чужды так же, как и их понятия — тебе. Так что не стоит на него обижаться. Элмара только жалко, засмеют ведь господа паладины. И за Мафея действительно немного боязно, этот непутевый старший товарищ еще и его всяким непотребствам научит. Пьянство и групповой секс с Камиллой они уже изучили, дальше что? Наркотики и групповой секс с мужчинами? И ведь запрещать как-то неловко, не поймет.

— Не переживай, — звонко рассмеялась Азиль. — У Мафея действительно своя голова имеется. Вчера он, например, заявил, что не находит ничего интересного в однополой любви.

— А его наставник глубокомысленно повел своими дивными очами, — хихикнула Ольга. — И тоном старого мудреца прорек: «Это сейчас тебе так кажется. А пройдет лет семьдесят, и ты поймешь, что в женщинах уже все изучено вдоль и поперек, и тебе захочется какого-то разнообразия в жизни. Ах, где теперь мои шестнадцать лет, когда мир казался огромным и интересным!»

— Надеюсь, я до этого не доживу, — сам себя утешил король. — Люди столько не живут. Азиль, милая, что ты на меня так смотришь?

— Ты знаешь, — серьезно сказала нимфа, остановив на его величестве неподвижный взгляд. — Твоя матовая сфера куда-то подевалась. И я теперь вижу в тебе столько интересного…

— Я тебя прошу, — поспешно перебил ее король, вспомнив, чем обернулась болтливость прелестной нимфы для Кантора. — Не надо никому говорить о том, что ты во мне видишь. Я не хочу, чтобы об этом знала вся столица. Это вообще государственная тайна.

— А-а, — понимающе кивнула Азиль. — Хорошо, я никому не скажу. А если Элмар спросит?

— Элмару я расскажу сам.

— Но ты же не знаешь.

— А ты мне как-нибудь расскажешь. Наедине, чтобы нас никто не слышал.

— Даже Элмар?

— Даже Элмар.

— Ну, если это так для тебя важно… — вздохнула нимфа. — Тогда ладно. Я за тебя очень рада, Шеллар. За то, что ты любишь, за то, что ты счастлив, и за то, что ты смог разбить свою сферу сам, без посторонней помощи, как и собирался. Но знаешь, мне все равно очень хочется заняться с тобой любовью. Не для того, чтобы тебе помочь, а просто так. Со сферой или без, ты все равно очень особенный человек.

— Опять за плюта восемь медяков! — обреченно вздохнул король. — Даже не думай, я почтенный женатый человек, и не собираюсь изменять любимой супруге даже с самой прекрасной нимфой на свете.

— Я знала, что ты так скажешь, — улыбнулась Азиль. А Ольга тихонько хихикнула, видимо, как обычно, вспомнив что-то веселенькое по поводу.

— Надеюсь, ты это как-нибудь переживешь, — шутливо отозвался его величество и поспешил сменить тему. — Ты лучше скажи, зачем ты преподобного Чена, святого человека, с пути истинного сбила? А вдруг он обет целомудрия сломал из-за тебя? А у них в Хине обычаи есть дурацкие…

Азиль расхохоталась, зазвенев всеми своими украшениями.

— Да что ты, Шеллар! Нашел, о чем переживать! Ничего с ним не случится, прочтет лишних двести раз молитву, и всего-то. Преподобный Чен нормальный здравомыслящий человек, весьма терпимый к человеческим слабостям. Особенно к собственным. Он, между прочим, половину твоих придворных дам перепробовал. Это он мне сам признался.

— И, разумеется, забыл тебя предупредить, чтобы ты не болтала об этом направо и налево. Ох, Азиль, когда ты уже повзрослеешь… Там в моей гостиной сидит Элмар и ждет тебя, чтобы проводить домой, так что ты не засиживайся.

— Правда? — спохватилась Азиль. — А я думала, он еще спит! Тогда я побежала.

— А где в таком случае Жак? — тут же поинтересовалась Тереза.

— Пошел выяснять, сделали ли мне гроб, — пояснил король и, увидев, как резко изменились в лице все присутствующие дамы, укоризненно проворчал: — Ну, вот, еще вы мне скажите, что у меня некромантский юмор… Люди иногда коллекционируют такие вещи, что уму непостижимо, почему я не могу собирать гробы?

— А, так вы их коллекционируете? — захихикала Ольга. — А что, это круто. И прикольно.

Тереза тактично промолчала.

— Действительно, некромантский юмор, — покачала головой Азиль. — Впрочем, ты всегда был не такой, как все люди. За это я тебя и люблю. Счастья тебе, Шеллар.

— Спасибо, — вздохнул король, проводил ее взглядом и снова обратился к Ольге. — Не откажешь ли ты мне в любезности прогуляться со мной по парку?

— А королева не возревнует? — хитро поинтересовалась Ольга. — А то она такая, она уже грозилась сделать Камилле рот от уха до уха, если поймает.

— И ведь сделает, — вздохнул король. — Ее величество — дама серьезная. Но ты можешь не опасаться. Мне нужно переговорить с тобой об одном деле. Только прическу закончи все-таки.

— Ой! — спохватилась Ольга. — Это я тут сижу перед вами, как лахудра, и все молчат!

— А все как-то уже привыкли, — заметила Тереза. — Только зачем вам ходить в парк? Оставайтесь тут и беседуйте. А я пойду домой. Не бегать же мне по дворцу в поисках Жака. Да и на работе он… вроде как.

— Вроде как, — согласился его величество. — А кстати, когда мой верный шут намерен жениться? А то меня он женил столь усердно, что я не знал, куда деваться, а сам что-то не торопится. Вот теперь уж я на нем отыграюсь…

— Ах, ваше величество… — вздохнула Тереза, в очередной раз без надобности поправляя воротничок. — Это больной вопрос. Я просто не знаю, что с этим делать. Ведь получается, что мы живем в греховной связи, а обвенчать нас, как положено, здесь некому.

— Не усложняй себе жизнь, — посоветовал король. — Любой из наших общепринятых свадебных обрядов, которые ты столь забавно именуешь «языческими», с таким же успехом сделает вас законными супругами.

— Перед обществом, — мягко поправила его Тереза, — но не перед богом.

— А тебе так важно, чтобы именно перед богом, причем конкретным? Тереза, милая, да разве дело в обрядах? Бог ведь и так все видит. К тому же, помнится, он у вас до безобразия милосерден и всех прощает. Так что уж в твое бедственное положение как-нибудь войдет… Нет-нет, не возражай, может я в чем-то и не прав, я не настаиваю, но мне просто не хочется ввязываться в теологические дискуссии. Сам я в богов не верю, и в теологии не силен, я просто высказал, что думаю. Если ты все-таки соберешься домой, не дожидаясь Жака, не ходи пешком, пусть тебя лучше Мафей телепортирует. Он сейчас переоденет штаны и явится, герой-любовник. Ну как, Ольга, ты готова?

— Ага… — неуверенно ответила Ольга, пытаясь разгладить на себе помятое платье. — Только может все-таки не надо в парк? А то я в этом платье поспала, теперь оно как коровой жеванное, опять ваши придворные смеяться будут.

— Не будут, — утешил ее король. — С тобой же буду я.

— Можно подумать, они вас так уж боятся! Все равно будут.

Его величество засмеялся.

— Подавляющее большинство моих придворных еще не знает о том, что я жив, и увидев меня, будут так удивлены, что твое помятое платье даже не заметят. А разговор у меня к тебе такой, что беседовать надо именно в парке, причем не среди деревьев, а на Центральной поляне. То есть, посреди большого открытого пространства, где нет стен, имеющих уши, и укрытий, за которыми может спрятаться посторонний.

— Это правда что-то серьезное? — с подозрением спросила Ольга. — Или вы просто Киру хотите разыграть? Вы смотрите, она может не понять…

— Нет, это правда серьезно. И очень. Раз ты готова, пойдем. Тереза, если к тебе кто-то заглянет и будет искать меня, скажи, что я вернусь через полчасика. Сначала зайду к мэтру Истрану, а затем, наверное, вернусь к себе… или проведаю свою королеву, если окажется, что она слишком долго засиделась у Эльвиры. Пойдем, Ольга.

— До свидания, ваше величество, — серьезно сказала Тереза и присела к столу, на котором до сих пор валялась папка с рисунками Мафея, недосмотренными вчера. Рисунки эти девушка видела не в первый раз, но всегда с удовольствием рассматривала снова. К тому же Мафей не имел привычки как-то упорядочивать свои работы, и они всегда валялись вместе в одной папке — и старые, и новые, так что для того, чтобы посмотреть новые, все равно приходилось перебирать всю папку.

Мафей никогда специально не учился рисовать. Он просто однажды увидел, как работает маэстро Ферро, и ему «тоже захотелось», как он сам это объяснил. Его работы всегда были исключительно черно-белыми, углем или карандашом, часто грубоваты, набросочны и схематичны. Но было в них нечто особенное, не оставлявшее сомнения в том, что это рисовал маг. Портреты часто были совершенно непохожи на оригинал, но тем не менее всегда узнаваемы. Если же кто-то указывал Мафею на внешнее несходство, он просто пояснял: «А я так вижу». К примеру, король на его рисунках всегда выглядел намного симпатичнее, чем в жизни, и изображался непременно с очень добрыми и грустными глазами. Элмар всегда был то полуголый, то в каком-то варварском наряде, хотя Мафей его в таком наряде никогда не видел и видеть не мог. Жак всегда получался разным. То улыбающимся очень-очень хитро, то невероятно печальным, а однажды Мафей и вовсе изобразил его в странном шлеме без забрала, с каким-то оружием в руках, похожим на автомат, с жестоким холодным лицом и совершенно пустыми глазами. Этот рисунок был спрятан у Жака в кабинете и показал он его Терезе только недавно, после того, как рассказал о себе. «Мафей нарисовал это год назад, — сказал он тогда. — Как он увидел? Уму непостижимо. Я ведь ему ничего не рассказывал…» Сама Тереза на рисунках юного эльфа всегда была похожа то на мадонну, то на строгую учительницу. Ольге он вечно пририсовывал невообразимые прически, отчего она ахала и говорила, что-нибудь вроде: «Ну что ты выдумываешь, сроду я под панка не стриглась!». А также дикий макияж и странные украшения. Впрочем, Ольге шло. Вот и мэтра Альберто он почему-то изобразил в шляпе… Только двух людей Мафей никогда не изображал, или просто никому не показывал. Своего наставника и несравненную Азиль.

Тереза не спеша пролистывала папку, останавливаясь на новых работах, чтобы рассмотреть их получше. Вот он мэтр Альберто, который почему-то так заинтересовал Жака. Тоже не совсем похож на себя. У него кроткие добрые глаза, а у этого взгляд твердый, жесткий. Воинский. Да еще эта шляпа… А вот он Диего, как же мог Мафей обойти такую достопримечательность. А вот этот как раз очень похож… вернее, для чужого человека, может, тоже показался бы непохожим, но Тереза-то видела его в качестве мага, и ей было ничуть не удивительно видеть его таким — с отстраненным взглядом, устремленным в неведомое, и с маленькими эльфами, танцующими на его раскрытой ладони. Вот наш вчерашний знакомец, бесстыжий Хоулиан, точно такой, как в жизни, без малейших искажений. А это кто? Неужели у Мафея есть еще один знакомый эльф? Впрочем, у этого вполне человеческое лицо, так что это может быть и человек, которого юный художник просто «так видит». С эльфийскими глазами и ушами. Хотя узнать его Тереза все же не смогла, как ни старалась. Увлеченная размышлениями о странном портрете, она, так же, как и Элмар, не заметила приближения господина Флавиуса.

— Доброе утро, — неожиданно услышала она у себя за спиной. — Могу я видеть его величество?

— Доброе утро, господин Флавиус, — охотно откликнулась девушка, оборачиваясь. — Вы всегда так тихо подходите, испугаться можно. Его величество вышел в парк, поговорить с Ольгой о чем-то важном и секретном. Сказал, что через полчасика вернется и пойдет к мэтру Истрану, а затем — либо к себе, либо к Эльвире, если ее величество до тех пор не вернется.

— Благодарю вас, — вежливо ответил Флавиус и мельком заглянул в раскрытую папку. — Знакомое лицо. Кто это?

— Не знаю, — пожала плечами Тереза. — Мне оно не кажется знакомым. А у вас что, есть знакомые эльфы?

— Вовсе нет, видимо, я где-то видел похожего человека… А его величество действительно здесь был?

— Конечно, — слегка удивилась Тереза, не понимая его сомнений, и снова вернулась к портрету. — Кто же это такой? Должен быть кто-то знакомый, раз вы его видели… Хотя я все равно не припоминаю…

Глава департамента подошел ближе, присмотрелся пристальнее, затем протянул руку и прикрыл ладонью ухо загадочного эльфа.

— А, — небрежно сказал он, — вспомнил. На небезызвестного господина Пассионарио смахивает. Вот почему он мне показался знакомым, а вам нет.

— А вы что, с ним знакомы? — удивилась девушка.

— Лично — нет. Но на портрете видел.

— А с него уже портреты пишут?

Флавиус терпеливо пояснил:

— Для этого в моем департаменте имеется специальный отдел художников. Жаль, что у нас нет фотографии, о которой так часто упоминают переселенцы, как проще бы все было… Так с его величеством действительно все в порядке?

— В полнейшем, — заверила его Тереза. — Он совершенно здоров и в хорошем настроении… и, как всегда, говорит такие вещи, что не знаешь, как на это реагировать.

— Например?

— Например, он сказал, что собирает коллекцию гробов. Собственных. Как вам такое невинное хобби?

— Да, — как-то невпопад ответил Флавиус и попрощался.

* * *

Ольга оглянулась на окна дворца и с усмешкой сказала:

— Представляете, как на нас сейчас будут пялиться? Мы тут с вами торчим посреди поляны, как…

— Пусть себе пялятся, — пожал плечами король, усаживаясь на скамейку. — Лишь бы не слышали.

— Так ведь моментально пойдут трепать, будто вы с первого же дня неверны вашей королеве.

— А, пусть. Пережил же я как-то, когда трепали о нашей страстной любви с Жаком. Не бойся, неужели ты думаешь, что Кира настолько глупа, что поверит?

— Нет, что вы, Кира умница. У меня мало было таких подруг. Обычно, выйдя замуж за моих друзей, они начинали страшно нервничать, когда я общалась с их мужьями. Я очень надеюсь, что Кира этим не страдает. Хотя все равно как-то грустно, когда твои друзья женятся. Они после этого отдаляются, уходят в семью, а потом начинаются дети… И у них просто не остается времени. Даже Васька с Люськой, когда поженились, стали не такими, как до того. Я все равно была у них вроде фамильного привидения и постоянно торчала у них в гостях, но все же заметно было, что я там лишняя.

— Оставь эти глупые мысли, — утешил ее король. — Ты никогда не будешь лишней для нас. Хотя бы потому, что короли не тратят столько времени на семью, детей и заботы о том, где взять средства для содержания этой семьи и как прокормить этих детей.

— Да ведь дело не в том… — вздохнула Ольга. — Да ладно, не обращайте внимания, это я просто, как говорит Диего, ною и жалуюсь. Что вы мне хотели сказать?

— Во-первых… — король слегка призадумался, формулируя мысль. — Видел я вчера, что с тобой творилось, и пришел в ужас от этого зрелища.

— А вы все это помните? — тут же перебила его Ольга. — Что с вами было, когда вы были призраком?

— Помню. Не перебивай, пожалуйста. Видишь ли, Ольга… Все мы смертны. И зачастую смертны намного раньше срока, поскольку живем в жестоком мире. И это следует принимать, как закон природы, и воспринимать… проще, что ли. Более философски. Разве можно так убиваться, пусть даже мы очень и очень хорошие друзья? Мне страшно подумать, что с тобой будет, если твой возлюбленный однажды сложит голову где-нибудь в битве или на виселице, что весьма вероятно при его роде занятий.

— С ним что-то случилось? — тут же встревожено перебила его Ольга, сразу вспомнив три памятные беседы о бренности жизни и опасном пути воина, а также последовавшее за этим признание о невеселом пророчестве Мафея. — Поэтому он так долго не появляется? Вы что-то знаете? Скажите хоть, он жив, или?..

— Я ничего не знаю, — беззастенчиво соврал король. — Я просто предполагаю. Теоретически. Отчего ты решила, что с ним должно что-то случиться именно сейчас?

— Тогда не предполагайте. И не надо вообще об этом говорить. А то мне вы рассказываете, что к смерти близких надо относиться философски, а сами-то что вчера сделали? И нечего мне лапшу вешать.

— Хорошо, не буду, — согласился король, понимая, что сказать-то, собственно, больше нечего. — И во-вторых, у меня для тебя очень неприятная новость. Ты знаешь, конечно, что твои отношения с Кантором уже давно являются всеобщим достоянием, и это есть информация, доступная практически любому. Так вот, я получил сведения, что эта информация уже просочилась за границу. В том числе в Мистралию, хотя страна, в общем, значения не имеет. Надеюсь, тебе понятно, что это значит?

— Мне что-то грозит? — испуганно предположила Ольга.

— Тебе грозит не что-то, а совершенно конкретная опасность. Похищение. Поскольку ты очень подходящая приманка для тех, кто пожелает добраться до твоего возлюбленного. А твой дом — самое подходящее место, где на него можно устроить засаду. Ну, и, разумеется, ты должна понимать, что если уж тебя похитят, то что бы он ни сделал, тебя все равно дешевле будет потом убить, чем отпускать. Так что будь осторожнее.

— Это как? — растерялась Ольга.

— Я объясню тебе подробно. Во-первых, смени квартиру и старым соседям не давай нового адреса. А перед новыми постарайся не слишком мелькать. Я понимаю, просить тебя отказаться от твоей экстравагантной манеры одеваться будет жестоко, но все же придется. Ты слишком заметна.

— Постойте, как — сменить квартиру и не оставлять адреса? А если Диего приедет?

— Ольга, ты как дитя малое. Неужели он тебя не найдет? Ну подумай. Вот приходит он к тебе и видит, что в твоей квартире новые жильцы. Что он сделает первым делом? Верно, спросит у соседей адрес. А не узнав адреса у соседей, что он сделает? Неужели растеряется, как ты? Вовсе нет, просто пойдет к Элмару и спросит, в чем дело. Итак, с квартирой разобрались. Во-вторых, я попрошу Флавиуса приставить к тебе пару сотрудников, чтобы заботились о твоей безопасности. Не бойся, надоедать тебе они не будут. Они ребята ненавязчивые, и наблюдать будут издали. А ты, в свою очередь, постарайся не усложнять им задачу. То есть: не теряться в толпе, не ходить по злачным местам, не сворачивать резко за углы и не кидаться неожиданно посреди улицы ловить экипаж. Также весьма нежелательно заводить новые знакомства и вводить в круг своих приятелей новых людей. Очень желательно поменьше выходить из дому и гулять по городу. В частности, сейчас из дворца никуда не уходи. Погуляй с Жаком и Мафеем, пока я не поговорю с Флавиусом, и его люди не проверят твою квартиру. Кроме того…

Ольга слушала долгий перечень инструкций, который излагал его величество, и не могла отделаться от мысли, что неспроста все это. Все-таки, что-то случилось.

* * *

— Вот, пожалуйста, — равнодушно сказал палач, отставляя пустое ведро. — Вот он вам в полном сознании. Ничего особо сложного, чего все так забегали? А ты вставай, и не прикидывайся.

«Ну где ты взялся на мою задницу, такой умный!» — мысленно ругнулся Кантор и открыл глаза. Разумеется, прямо перед его носом сияли все те же начищенные до зеркального блеска сапоги.

— Ты что, еще не знаешь? — как-то даже взволновано ответил господин Крош. — Этот мерзавец что-то сделал с Джоаной, и мы до сих пор не можем привести ее в чувство. Мистики только руками разводят и отсылают к магам, а маги точно так же разводят руками и говорят, что туда у них никак не получается пройти и им непонятно, как она туда попала. Куда — «туда», объяснить толком не могут. Босс ужасно разгневан и грозится всех сгноить, если с почтенной мэтрессой что случится. Меня в первую очередь. Потому как боится испортить отношения с господином Факстоном, а тот наверняка обидится…

— А она что, его любовница или родственница? — поинтересовался палач.

— Не имею понятия, и, честно говоря, мне совершенно неважно, кто она ему, знаю только, что он в ней души не чает. Я понимаю, Тедди, ты ее терпеть не можешь и несказанно рад, что она вляпалась в неприятности, но если ее не удастся достать из этого загадочного «туда», босс нас точно сгноит. Он не верит, что такие вещи можно творить в полиарговых наручниках, и считает, что мы с тобой где-то слажали. Либо наручники были простые, либо полиарг некачественный, но, в общем, мы виноваты. Я-то отлично знаю, что полиарг был самый качественный, какой только бывает, но босса убедить невозможно, когда он настолько рассержен. Так что бери этого красавца, подвешивай на место, и будем его убедительно просить, чтобы сам сходил в это траханое «туда», в которое нормальные маги не могут пролезть, и вернул мэтрессу ее любящему… кем он там ей приходится. Провались эти мистралийцы, и этот их Амарго, и все прочее, главное сейчас — эту стерву откачать. Я буду просить, а ты — убеждать. Как можно интенсивнее. Без всякой твоей системы.

— Господин Крош, — так же флегматично отозвался палач, на которого рассказ о разгневанном боссе, видимо, не произвел никакого впечатления. — Вы становитесь поразительно похожи на Фернана. Если вы мне тоже начнете советовать, что я должен объекту отрезать, я к демонам подам в отставку. Так нельзя работать. Можно подумать, я не знаю, как лучше. Я специалист или двойка на побегушках?

— Специалист… — тяжко вздохнул Крош и его сапоги нервно затопали по камере. — Но ты позволяешь себе этакую философскую неторопливость в работе с объектами, а дело срочное.

— Хорошо, я попробую побыстрее. Но все же… А, ладно. Кстати, а вылить на вашу бесценную мэтрессу ведро воды вы не пробовали?

— Обижаешь! Мы чего только не пробовали. В том числе и ведро воды, представляю, что мэтресса устроит, когда проснется… за испорченную прическу и размытый макияж… Ну, поднимай, время же идет, а босс все больше злится.

Кантор почувствовал, как его рванули за скованные руки и поставили вертикально. Ну, не совсем. Частично. На колени, если точнее.

— Ну что, поговорим? — спросил палач, добродушно улыбаясь. — Или подвешивать?

— Поговорим, — согласился Кантор. Возвращаться в кошмар из-за какой-то задрипанной бабы у него не было никакого желания. Какая кому на хрен разница — есть она или ее нет. Можно и сходить. Только ведь, едва он закончит с ней, как господа тут же вспомнят свои предыдущие вопросы, которые сейчас для них временно померкли перед гневом босса. Значит, надо как-то исхитриться и походить подольше, что ли… Или попробовать поторговаться?

— Приятно слышать, — неприязненно отозвался господин Крош, прекращая беготню по помещению и приземляясь на стул. Кантор, наконец, смог увидеть его целиком. Здоровый мужик, крепкий, это вам не Фернан, этого просто так на жаровню не посадишь… — Что ты с ней сделал, скотина?

— Скажите спасибо, что не убил, — проворчал Кантор, и подумал, что мальчишка попался тогда очень вовремя. Если бы не он, ведь и убил бы. И сейчас бы эти милые ребята, получив генеральный нагоняй от своего босса, либо с удвоенной силой задавали бы прежние вопросы, либо убивали бы очень больно и медленно.

— Пасть заткни, герой! Спасибо ему! Еще раз такое вякнешь, таки подвесим! Отвечай, дерьма кусок, куда ты ее запроторил?

— Туда, — ничуть не вежливее ответил Кантор и, не удержавшись, добавил: — Маги вам все правильно сказали.

— Куда — туда?

— В одно место, которое только я знаю.

— Ты себе цену не набивай, урод, а чтобы через пять минут она была в полном порядке.

— И через шесть минут я опять буду висеть и вы меня будете спрашивать, где остальные? Нашли дурака.

— Ты будешь висеть прямо сейчас, козел, ты понял?

— А если вы меня подвесите сейчас, я ее убью. Мне так или иначе терять нечего, а нагадить вам напоследок будет приятно. Босс, поди, рассердится еще больше.

— Нет, ты посмотри на него! — взъярился господин Крош. — Этот подлец торговаться вздумал!

— А что ему еще остается? — пожал плечами палач. — И вы бы на его месте торговались. Так что, подвешивать, или доложите боссу?

Кантор молчал, наблюдая за тяжкой работой мысли на челе господина в блестящих сапогах. Разумеется, господину невыносимо хотелось подвесить наглого мистралийца немедленно и дать волю своей злости, но как-то и боязно было — вдруг и правда убьет, босс и в самом деле придет в ярость. Кто его знает, блефует он или в самом деле может? Ведь может же колдовать в полиарге… «Станут опять пытать — точно убью, — подумал Кантор. — Как только потеряю сознание и попаду в Лабиринт, найду и придушу. Чтоб знали. А потом, может, им какую-нибудь лажу можно будет втюхать, поверят… Если не убьют на месте».

Разгневанный взор господина Кроша вдруг остановился, словно наткнувшись на что-то интересное.

— Тедди, — окликнул он. — А ну-ка поверни эту рожу другой стороной… А теперь обратно… Ах, сволочь, так это он и есть!

— Кто? — равнодушно поинтересовался палач, отпуская подбородок Кантора.

— Это Кантор! Любимчик Амарго! Чтоб он сдох, зараза! Босс зачем-то очень его хотел. Пойду все-таки, доложу. Подвесить успеем. Кстати, где этот придурок Фернан?

— Да где, задницу свою припаленную лелеет, — усмехнулся Тедди. — А что?

— Босс велел его уволить. Я же говорил, он сегодня рассержен. Так что займись.

— А если он успокоится и передумает?

— А если он спросит, выполнен ли приказ, я скажу, что мы ждем, не передумает ли он? Не дури, Тедди. Этого пока пусть отведут, а ты займись Фернаном. Это же быстро.

— Да трудно мне, что ли? Сейчас займусь. Босс что-то конкретное говорил, или все равно, как?

— Все равно.

— Ну и ладненько. Тогда действительно быстро.

Кантор представил себе, как душка Тедди сейчас с милой улыбочкой пришьет бедолагу Фернана, который ему мешал работать, и едва сдержал усмешку. Ему почему-то было приятно это представлять. И от этого разорванное ухо почти переставало болеть.

* * *

— Мэтр? Вы не спите?

— Ваше величество! — засмеялся старый волшебник. — Разве я когда-либо спал в такое время? Входите, не стойте в дверях. Я же вижу, что вы умираете от любопытства.

— Вы сами мне обещали кое-что рассказать, — ответил король, закрывая за собой дверь. — Надеюсь, всерьез, а не для того, чтобы уложить меня спать?

— Ну что вы, так я даже с детьми не поступаю. Но, может быть, вы все-таки уважите мой возраст и сначала сами расскажете, что происходило с вами в те моменты, когда вы покидали свое тело и куда-то уходили? А также, куда девалась ваша знаменитая матовая сфера, о которой так переживала несравненная Азиль?

Король покорно опустился в кресло и приступил к рассказу, поскольку делиться раскрытыми тайнами любил не меньше, чем узнавать что-то новое. Изложив историю своего общения со стражами проклятий, он напоследок не удержался и спросил:

— Мэтр, ну признайтесь, вы все-таки знали об этом. Знали и помалкивали, чтобы я, не доведите боги, не сделал чего с собой, как мой папа. Ведь не может быть, чтобы ваш коллега, который все это добро разглядел, не сказал ничего вам, а сразу выложил все моему отцу. Ведь вы знали? Ну уж признайтесь, дело прошлое. Я понимаю, раньше у вас были серьезные причины молчать, но теперь-то можно?

Старый маг тихо вздохнул. Он устал, невероятно устал лгать воспитаннику на протяжении более двадцати лет. Но признаться теперь…

* * *

Сцена получилась совершенно безобразная, хорошо еще, что никто не видел. Хотя что с них взять — с горячего молодого мистралийца и старого короля, известного своим крутым нравом. Не удивительно, что они сцепились, ведь каждый в душе считал себя виноватым и стремился хоть на кого-то выплеснуть обвинения, чтобы не было так стыдно и больно.

— Если бы я знал, — почти кричал юный маг, яростно сверкая глазами, — что у вас хватит совести попытаться совладать с проклятием таким зверским образом, я бы лучше промолчал! Пусть бы все было, как есть! Все равно ведь…

— Да как ты смеешь, щенок! — грохнул кулаком по столу старый Кендар Завоеватель. — Как у тебя язык повернулся предположить, что я убил своего сына и поднял руку на внука! Да, я всегда не любил Шеллара, но не до такой же степени! Какой он ни ублюдок чокнутый, он же мой сын! А его мальчишку я, напротив, всегда любил, и никогда бы не сделал ему ничего плохого. Хоть он и чокнутый малость, как и его папаша, он единственный из моих потомков, который унаследовал хоть чуть-чуть мозгов. Это сделал Шеллар. Сам. Я его не убивал!

— Да, — ядовито отозвался молодой маг. — Вы ему просто приказали, и он это сделал сам. Он же у вас послушный и исполнительный до абсурда… был.

— Да я тебя за такие гнусные намеки… Мэтр, ну скажите же ему! Вы же знаете, что я этого не делал! И спокойно слушаете, как этот сопляк оскорбляет меня подобными подозрениями! Вот и молчал бы, раз такой умный, никто за язык не тянул! А то сам порассказал всяких ужасов, а теперь виноватых ищет!

— Господа, прошу вас, — негромко произнес старый маг, слушавший этот скандал молча, скорбно заломив седые брови. — Ведите себя достойно. Нам всем больно, и каждому есть о чем сожалеть, но не следует пытаться успокоить собственную совесть, обмениваясь оскорблениями. Ваше величество, вы старше, будьте же умнее. А вы, коллега, имейте уважение к возрасту вашего собеседника, если уж к его титулу вы не испытываете никакого почтения.

— Мэтр, я задолбался вам напоминать, — проворчал старик, — что я уже полгода, как не король. Угораздило же меня… если бы я не передал корону Деимару, я бы просто лишил Шеллара права наследования, да и все. И ничего бы не случилось.

— А что случилось на самом деле? Ведь не без причины же принц Шеллар покончил с собой и чуть не убил сына. Что вы ему сказали?

— Я объяснил ему все, как есть, и потребовал, чтобы он сам отказался от права наследования. Мэтр, ну разве я мог сказать это все Деимару? У меня просто язык бы не повернулся!

— Зато он у вас прекрасно повернулся сказать человеку с неустойчивой психикой, что ему суждено стать причиной гибели брата и его семьи. И чего вы ожидали?

— Откуда я знал, что он от этого окончательно рехнется! Он же всю жизнь был бессердечным эгоистом и плевать хотел на окружающих и их проблемы! Он даже слезинки не уронил, когда умерла родная мать, не говоря уж о жене! Он ребенка своего лунами не замечал! А тут вдруг…

— Я всех предупреждал, что это рано или поздно случится, — вздохнул мэтр. — Но никто меня не слушал. Коллега, я попросил бы вас все же извиниться перед его величеством. Ваши подозрения были действительно несправедливы и оскорбительны.

— Прошу меня простить, — опустил голову молодой маг. — Я сожалею… И я сам во всем виноват. Мне следовало действительно промолчать. Тем более, что я ошибся.

— Ошибся? — прорычал Кендар, приподнимаясь в кресле. — То есть, проклятия нет, и только из-за твоей ошибки…

— Их два, — продолжил мистралиец, не обращая внимания на реплику.

— Два проклятия? — уточнил мэтр Истран. Коллега молча кивнул, не поднимая головы и продолжая удрученно теребить кончик смоляной косы. — Ваше величество, я вас попрошу тоже извиниться перед молодым человеком. Как ни возмутили вас его предположения, это не причина для того, чтобы обзывать собеседника непотребными словами. И извольте обращаться к юному мэтру подобающим образом, перед вами не прислуга, а мой коллега, к тому же иностранный гость, и как бы молод он ни был, невежливо говорить ему «ты».

— Извините меня, мэтр Максимильяно, — послушно повинился старый король. — Я… вспылил и вел себя неподобающе. И во всем виноват именно я в первую очередь. Ведь это я нахватался проклятий, что кошка блох, а мои потомки теперь расплачиваются… А что второе?

— Простое и незатейливое, — вздохнул маг. — Вымирание династии. Так что вовсе не обязательно покойный принц Шеллар должен был силой отбирать у брата трон, как вы предположили. Если бы проклятия пересеклись положительно, он бы освободился и без его участия. Естественным путем.

— А если отрицательно?

— А отрицательно и вышло. Он умер сам. И теперь орудием проклятия стал его сын, Шеллар-младший. Теперь можете передохнуть некоторое время, пока он вырастет. И еще… я хотел вам сказать, но вы меня перебили. Смерть вашего сына не избавит семью от проклятия. И даже смерть вашего внука не избавила бы. Родился бы новый потомок, новое орудие.

— И что теперь? — мрачно поинтересовался Кендар.

— Остается ждать, как пересекутся проклятия в следующий раз. Станет этот мальчик королем, или умрет, не дожив до великого момента. И если станет, то что случится с королем нынешним и его двумя наследниками.

— Двумя? — фыркнул великий завоеватель. — Хорошо, если двумя обойдется! Этот раздолбай Деимар, наверное, в каждой деревне по бастарду оставил! Вот цирк начнется, когда они подрастут и примутся сползаться в столицу! И если он начнет их всех признавать, тут от наследников тесно станет!

— Значит, пусть не признает, — мрачно порекомендовал мистралиец, продолжая терзать кончик косы. — Не хватало вам только, чтобы эти бастарды начали власть делить.

— Что ж, — вздохнул мэтр Истран. — Совет резонный. Я сам поговорю с Деимаром и попробую его убедить. А что касается Шеллара… Он хороший мальчик. Намного лучше, чем его покойный отец. И, возможно, не такой уж плохой король из него получится. Надо только воспитать его соответственно, но это уже моя задача.

— Полагаете, — вскинул глаза молодой маг, — вы сможете научить его любить?

— Любить? Это вы об ограничивающем условии? Что вы, не стоит ставить перед ребенком сверхзадач. Достаточно будет, если он вырастет просто порядочным человеком. Это уже сведет на нет возможный эффект проклятия. А уж чему он научится — это вопрос второй. В любом случае, таким бессердечным, как его отец, он не будет. Вы обратили внимание, какой невероятной силы Луч достался ему от природы? Вы понимаете, господа, что из этого следует?

— Понимаю, — серьезно кивнул мистралиец. — Луч алхимика дает человеку стремление к неведомому, жажду познания, страсть к исследованию. Так вы полагаете, что его ненормальное любопытство…

— Именно, коллега, именно. Из этого самого любопытства он рано или поздно сам пожелает испытать недоступные ему человеческие чувства. И его приторможенная эмоциональность начнет развиваться. Никто не может сказать, как далеко он зайдет, но знаете… я бы полжизни отдал, чтобы увидеть его улыбку. Хоть когда-нибудь.

* * *

— Нет, ваше величество, уверяю вас, я ничего об этом не знал, — печально покачал головой придворный маг. — Видимо, этот мой коллега, увидев, к чему привели его откровения, решил молчать, чтобы не случилось чего похуже. И мне ничего не сказал. Да и стыдно ему было, наверное.

— Не знали? Но разве не об этом вы хотели мне рассказать?

— Нет, не об этом.

— Тогда о чем же? Рассказывайте, раз уж обещали.

— Если бы я знал, сколько лишнего наговорили вам эти болтливые стражи, я бы лучше промолчал. Но, раз уж обещал… Видите ли, все эти годы мне не давал покоя один невыясненный вопрос. Как все-таки вышло, что вы остались в живых после того печального случая. Это противоречило всем законам природы, и у меня были даже очень нехорошие подозрения, что проклятие действительно существует, и именно оно обеспечивает вам некую волшебную неуязвимость, чтобы вы могли исполнить его, как положено, раз уж вы являетесь его орудием. Поскольку никакой особой устойчивости к ядам я в вас не находил, как ни исследовал. И вот, наконец, я понял, в чем заключалась разгадка этой тайны.

— Еще одна маленькая пластинка с зеленой полоской? — азартно предположил король, весь подавшись вперед от переполняющего его любопытства. — Я угадал?

— Как всегда, ваше величество, как всегда. Именно об этом и идет речь. Я нашел ее на следующий день в вашей одежде и унес к себе в лабораторию, намереваясь исследовать, однако она загадочным образом исчезла оттуда. Но я ее хорошо запомнил. Эта яркая полоска очень заметна и ее нетрудно запомнить.

— Видимо, для того, чтобы в случае экстренной необходимости лекарство можно было быстро найти среди других, — тут же ударился в гипотезы его величество. — Вот оно что! Вот какие у вас, оказывается, коллеги попадаются… И кто же это был, если не секрет?

— Позвольте мне умолчать об этом, — опустил глаза наставник.

— Ну и пожалуйста, — рассмеялся король. — Я сейчас напрягу память, и сам вспомню.

— В самом деле?

— А то вы не знаете, что на память мне грех жаловаться… — его величество задумался на пару минут, и улыбнулся. — Ну как же я сразу не догадался! Совершенно верно, кто же это еще мог быть! Так вот в чем все дело… А я-то удивлялся, как он туда попал…

— Кто именно? — уточнил мэтр. — И куда?

— Нет, это я совсем о другом. Так, просто к слову пришлось. А коллегу вашего я, разумеется, вспомнил. Именно в те дни у нас гостил наставник Орландо, мэтр Максимильяно дель Кастельмарра. И вы даже не представляете, сколько выводов можно сделать из этого факта…

— Представляю, — вздохнул мэтр Истран. — И вы еще жалуетесь, что вам не досталось магических способностей! Да если бы вы еще и колдовать умели, этот мир бы не устоял. Что ж, поделитесь со стариком вашими выводами.

— Во-первых, я хотел бы немного освежить в памяти, что я помню об этом человеке, а вы меня поправьте, если я что-то забыл. Максимильяно дель Кастельмарра, младший сын знатного кабальеро, которому не светило никакого наследства, четырнадцати лет оставил отчий дом и отправился в очередное кругосветное путешествие, которое затеял очередной мистралийский авантюрист… не помню, который именно. Они там регулярно снаряжали экспедиции, и ни одна не вернулась. Десять лет спустя он объявился в родном замке и рассказал, что потерпел кораблекрушение и провел все эти годы на неком острове в океане, среди местных жителей, которые научили его магии… как вы говорили, очень странной природы. Некоторое время ходили упорные слухи, что он никакой не Максимильяно, а самозванец, но слухи прекратились после того, как он завел роман с принцессой Габриэль и был официально признан при дворе. В Мистралии он прожил почти двадцать лет, после чего загадочно исчез, оставив после себя добрую память и знаменитого сына. Так вот, я могу вам совершено точно заявить, что сей достойный человек действительно был самозванцем. А также могу сказать, куда он девался.

— И куда же? — поинтересовался придворный маг, уже догадываясь, что услышит в ответ.

— Он вернулся домой. В свой родной мир, из которого и пришел, — торжествующе заявил король и радостно заулыбался, как всегда, когда ему удавалось раскрыть какую-либо тайну.

— Знаете, — улыбнулся в ответ мэтр Истран. — Я как-то уже и не удивляюсь. В последнее время вы потрясаете меня столь часто, что я начинаю к этому привыкать. А когда я пытаюсь вас чем-то удивить, вы, оказывается, уже сами догадались. Разве что… Вы знаете, где сейчас ваш друг детства Орландо?

— Дайте-ка подумать… Поскольку у Эльвиры сейчас находится Кира, он либо вернулся к себе в Зеленые горы, либо прячется в ванной. Я угадал?

— Почти, — развел руками наставник. — Я имею в виду, он действительно был у Эльвиры. А сейчас он сидит у вас в кабинете в обществе ее величества и ожидает, когда вы изволите его принять.

— И вы до сих пор молчали! — спохватился король. — Тогда я побежал…

— Ваше величество, ну зачем же бегать? Сейчас я отправлю вас телепортом. Пообщайтесь, поговорите о своем. А чуть попозже я к вам присоединюсь. Я тоже очень хотел бы видеть этого славного мальчика. Он мне всегда нравился, несмотря на множество недостатков, коими он страдает с детства. К тому же он просил меня быть его наставником, и нам надо обсудить этот вопрос.

— А вы возьметесь? — улыбнулся король. — Не тяжело вам будет с двумя эльфами сразу?

Мэтр снова вздохнул.

* * *

Пять лет спустя все в той же комнате, где когда-то произошла безобразная сцена, сидели все те же трое и смотрели на двух подростков, топтавшихся на пороге.

— Поздоровайтесь с нашим гостем, — сказал мэтр Истран, строго рассматривая младшего. — Позволено ли мне будет спросить, ваше высочество, где вы умудрились разорвать штаны?

— Я с дерева упал, — жизнерадостно пояснил тот и одарил гостя ослепительной улыбкой. — Здрасте.

— Приветствую вас, уважаемый мэтр, — вежливо и серьезно произнес старший.

— А теперь вы извольте идти в свои покои и переодеться к ужину, и не забудьте вымыть руки и вести себя, как подобает принцу. А вас, ваше высочество, я попрошу остаться.

— Да, мэтр, — почти хором ответили оба принца, после чего младший так же жизнерадостно улыбнулся, тряхнул белесым чубом и, крутнувшись волчком, исчез за дверью. А старший сделал пару шагов вперед и почтительно замер, уставившись на гостя любопытными светлыми глазами.

— Вы, конечно, помните мэтра Максимильяно? — сказал наставник.

— Да, мэтр. Помню. Можно мне задать вопрос?

— Только прошу вас, ваше высочество, вопрос, а не кучу вопросов.

— Это правда, что Орландо жив и его освободили? — тут же спросил его высочество.

— Правда, — кивнул мистралиец, изучая собеседника. — А вы его еще помните?

— Конечно! — просиял юный принц. И улыбнулся. — А он приедет к нам?

— Не знаю, — уклончиво ответил гость. — Видите ли, я больше не являюсь его наставником. И даже не имею возможности с ним общаться. Я не допущен ко двору, и последние три года провел безвылазно в замке Муэрреске, радуясь, что хоть жив остался. Возможно, если Орландо коронуют, как о том поговаривают в столице, что-то изменится. Но сейчас…Впрочем, не буду утомлять вас политическими деталями.

— Я понял, — серьезно ответил принц Шеллар, и улыбка сползла с его лица, сменившись жесткими складками в уголках рта. — Если вы вдруг увидите его, передайте ему… Если ему понадобится убежище, я всегда буду рад принять его.

— Даже так? — хмыкнул Кендар. — А у дяди разрешения не спросишь?

— Разумеется, я поинтересуюсь его мнением. Но даже если он будет против, я могу выступать как частное лицо. Нет закона, запрещающего подданным его величества принимать у себя друзей.

— А если он разгневается и прогонит тебя на фиг со двора вместе с твоим другом? — продолжал ухмыляться дедушка.

— В таком случае, — совершенно серьезно ответствовал принц, — я попрошу господина Костаса взять меня на постоянную работу. Если даже он сочтет меня недостаточно квалифицированным либо недостаточно взрослым для должности следователя, жалование оперативника позволяет при нынешних ценах на жилье…

— Нет-нет, — перебил его мэтр Истран, — не нужно излагать нам подробный расклад вашего предполагаемого семейного бюджета. Дедушка просто пошутил.

— Извините, — снова улыбнулся принц Шеллар. — Я не понял. Элмар всегда шутит понятно, а дедушка это иногда делает с таким серьезным лицом, что сложно определить. Но я научусь.

— Не сомневаюсь, ваше высочество, — чуть улыбнулся гость. — Разумеется, если я увижу Орландо, я передам ему привет от вас. А сейчас не могли бы вы рассказать немного о себе? О вашей учебе, работе, друзьях. И… мэтр Истран, вы не возражаете, если его высочество присядет? Мне не очень удобно все время задирать голову, да и ему, наверное, не очень удобно стоять…

— Ох, простите… конечно. Извольте сесть, ваше высочество, и расскажите мэтру о вашей работе и вообще о себе. Только без излишних подробностей. Его интересуют в основном ваши личные впечатления, а вовсе не полный список вещдоков по делу об ограблении ювелирной лавки, который вы не преминете привести… То же касается и ваших друзей. Расскажите просто о ваших отношениях, а полная родословная принца Элвиса будет явным излишеством.

Когда его высочество, безукоризненно раскланявшись, удалился, взрослые еще минут пять дружно молчали. Затем мэтр Истран подал голос.

— Ну, как вам?

— У меня остались противоречивые впечатления, — признался мистралиец, по привычке теребя кончик косы.

— А именно?

— Мне понравилось, как он улыбается. И то, что он помнит старых друзей и готов помочь им… вернее, ему, даже если это будет сопряжено с проблемами. В целом, удивительный и очень своеобразный молодой человек. И весьма колоритный. Сколько в нем росту сейчас, в его пятнадцать?

— Без четверти пять локтей. И он еще вырастет. Да это неудивительно, у них в семье все такие. А в чем вы узрели противоречие? Вам что-то не понравилось?

— А вы сами не обратили внимания, как беззастенчиво ваш воспитанник умеет врать?

— Это что же он такого сказал, что вы решили… — тут же закипятился дедушка.

Мэтр Истран жестом остановил его и согласно кивнул.

— Разумеется, заметил. Его заявление, что он не находит ничего интересного в общении с дамами, было чистейшей ложью. Но что вы хотели? Чтобы принц честно изложил вам столь унизительный для себя факт, что дамы им пренебрегают? Извините, у него есть достоинство, которое он, как и любой человек, не хотел бы терять.

— А вот это тоже очень плохо. Я имею в виду не достоинство, а дам. Ну, не вышло из него красавца, понятное дело, не всем же быть такими, как принц Интар, но это же не конец света. Посоветуйте ему хоть прическу сменить, что ли, она же его еще сильнее уродует. И уделите какое-то внимание этому вопросу, как бы это ни казалось вам безнравственным. Я ведь уверен, что половым воспитанием их высочеств не занимается никто, поскольку вы слишком уж упираете на нравственность. А против природы не попрешь, принцы тоже мужчины.

— Попрошу вас воздержаться от критики моих принципов воспитания, — поджал губы придворный маг. — У меня свое мнение на этот счет.

— Пожалуйста, я не настаиваю. Но все же позвольте заметить, что нет ничего хуже, чем правитель с уязвленным самолюбием. Именно из таких подростков и вырастают самые страшные тираны. Его хоть кузены не обижают?

— Вы как скажете! — фыркнул Кендар. — Его обидишь! Они сызмальства боятся с ним связываться. А сейчас и вовсе выросли и понимают, что им вместе жить и работать. А с младшеньким они и вовсе не разлей вода, дружки закадычные.

— А откуда он взялся, этот младшенький? Как вы и предполагали, бастарды потянулись в столицу? И его величество, щедрая душа, начал их признавать, не послушав ваших уговоров?

— Да нет, — вздохнул мэтр. — Тут случай особый…

— Накладка с ним вышла, — пояснил старый экс-король. — Когда он ломился в ворота, туда как раз случайно подошел Шеллар. А он же дотошный, как я не знаю что, мимо не пройдет, обязательно нос сунет. Выяснил все и стал требовать, чтобы его впустили. Он на своих законах повернутый слегка, и раз, по его мнению, все законно, то нечего и препятствия чинить. Заговорил бедных стражников до полусмерти и потащил Элмара к его величеству. То, что дорогой кузен на чучело похож, его не остановило. А Деимар, верно вы сказали, душа широкая, вспомнил синеокую варварку Тарну, слезу пустил от умиления, да и признал сыночка. Тем более, у парнишки больше никого на свете не осталось, не выгонять же сироту на улицу.

— Элмар хороший мальчик, — сказал мэтр Истран. — Его только воспитать правильно…

— Вас послушаешь, — улыбнулся мистралиец, — так все такие хорошие. Ни одного плохого. Непонятно только, откуда же сволочи берутся.

— Из неправильно воспитанных хороших мальчиков, — уверенно ответил маг.

— Что ж, дерзайте, — снова улыбнулся гость. — Будем надеяться, что вы окажетесь правы, и эти милые мальчики не начнут через десяток лет делить власть…

— Какая там власть, — махнул рукой Кендар Завоеватель. — Бедный Элмар до сих пор пребывает в состоянии перманентного обалдения от того, что он принц. Пока что единственная выгода, которую он в этом усмотрел, это возможность приобрести, как он выразился, «взаправдашний меч и справные доспехи», чтобы во всеоружии отправиться на подвиги. И где он подцепил эту дурацкую идею стать героем?

— Вы находите идею дурацкой?

— На мой взгляд, все эти герои — самоубийцы. Разве что к ним маг толковый прибьется, тогда еще у них есть шанс. А иначе… кто-нибудь когда-нибудь считал, сколько бесславно погибших кандидатов в герои приходится на одного, которому удалось выжить и прославиться?

— Принц Шеллар считал, — с готовностью отозвался мэтр Истран. — Даже называл точную цифру, только я не помню. Его, знаете ли, тоже беспокоит мечта принца-бастарда Элмара. Но приведенная цифра, насколько я знаю, не охладила пыл нашего героя. Он неисправимый романтик.

— Баллады надо меньше слушать, — проворчал дед будущего героя. — Жалко будет, если он из-за своей романтики где-нибудь шею свернет. Хороший он мальчишка. Правильный. Отличный воин будет. Если поумерит свою романтику. А то он уж и сам начал баллады слагать.

— И как? — живо заинтересовался гость.

— Ох, не спрашивайте… — вздохнул наставник. — Поэт из него еще тот. Особенно, если учесть, что он в слове «еще» три ошибки делает… Впрочем, что мы все о наших. Расскажите хоть вкратце, что у вас сейчас происходит? Орландо действительно собираются короновать?

Мистралиец тяжело вздохнул.

— Ходят такие разговоры. Наше новое правительство пытается всех уверить, что они люди порядочные и желают стране только добра и порядка, для чего намерены реставрировать монархию. А на самом деле… Сами ведь понимаете, не мне вам объяснять. Если мальчишка согласится, будет он не более чем красивой декорацией, а править страной будет далеко не он. А если откажется, его просто убьют. И я даже не знаю, что хуже. Жаль его. Тоже, как вы говорите, хороший мальчик…

— Мэтр Максимильяно, — спросил вдруг Кендар. — А простите за нескромный вопрос, правду болтают, что Орландо — ваш сын?

— Нет, — чуть качнул головой молодой маг и опустил глаза.

— А почему тогда его покойная матушка так настаивала, чтобы вы были его воспитателем?

— Потому, что я знал, кто его отец на самом деле, и… что из этого может следовать. Что хорошего и что плохого он мог унаследовать. Как его надо воспитывать. Что нужно развивать, с чем бороться, а также, с чем бесполезно бороться… — Он снова вздохнул. — Я так радовался, что он только третий наследник и ему не придется править… И на тебе. Может, и лучше, что за него будут править другие? Не знаю…

— Вы полагаете, он будет плохим правителем? — поинтересовался мэтр Истран. — Почему?

— А вы сами не помните, что он за человек? Могу себе представить его правление. Первым делом он сменяет своему другу Шеллару кусок побережья за банку варенья, а потом сядет на диван и будет бренчать на гитаре, мечтательно глядя в потолок.

— Эльф? — кратко переспросил мэтр. Коллега печально кивнул.

— Именно. А ваш щедрый король, между прочим, намерен в будущем дать юному бастарду право наследования?

— Что вы, — вздохнул наставник. — Какое там наследование. Пусть для начала научится толком читать и не копаться руками в тарелке. Должен сказать, везет мне последнее время на воспитанников… Одного Шеллара было достаточно, чтобы заболеть от переутомления. А ведь есть еще принцесса Нона, тоже, скажу вам, не подарок. Хоть и нехорошо так говорить о своих воспитанниках, мне иногда кажется, что она умственно отсталая. А теперь вот — этот милый варвар, из которого нужно сделать принца.

Мистралиец чуть улыбнулся.

— Благодарите небо, что вам не приходится иметь дело с эльфами.

Сглазил, наверное. Не зря же поговаривали, что у Максимильяно от природы дурной глаз… Во всяком случае, когда еще пять лет спустя мэтру Истрану привели нового воспитанника, робко прятавшего под шапочку свои заостренные ушки, мэтр именно так и подумал. Как есть сглазил.

* * *

— Может, и тяжело, — ответил он с печальной улыбкой. — Но жаль, если такой дар будет пропадать зря. И еще более будет жаль, если столь талантливый молодой человек однажды станет жертвой своих попыток самостоятельно освоить магию. Что ж, отправляйтесь, ваше величество. Да, чуть не забыл вас поздравить с бракосочетанием.

Не прошло и трех минут после того, как король исчез в телепорте, как в лабораторию почти вбежал глава департамента Порядка и Безопасности. Он выглядел слегка взволнованным, что было совершенно неслыханно.

— Здесь его величества тоже нет? — уточнил он, быстро окинув глазами комнату. — Впрочем, я не удивлен.

— Его величество только что направился к себе, — пояснил придворный маг, неохотно отвлекаясь от раздумий о новом ученике. — У него важная и очень тайная встреча, так что сейчас к нему нельзя.

— Нельзя? — нахмурился Флавиус. — Мне?

— Вам в том числе. Через час-полтора он освободится, придите позже. Или у вас что-то срочное?

— Не знаю… Просто я все утро не могу его поймать. Куда ни зайду, он только что вышел. Я уже был в его апартаментах, в учебной комнате Мафея, в парке, у придворных дам, и нигде не смог его застать. Кстати, только что я встретил госпожу Ольгу, и она сказала, что его величество хотел меня видеть. Это правда?

— Ах, не знаю… — отозвался мэтр, снова возвращаясь к своим мыслям. — Он мне ничего об этом не говорил. А что еще сказала Ольга? Она вам не объяснила, зачем он хотел вас видеть?

— Сказала, что он обещал ей какую-то охрану, не понимаю, зачем. Кстати, вы не знаете, за что эта нахалка меня прозвала «железным Феликсом» и что это значит?

— У нее бы и спросили.

— Как-то неловко. Еще перепугается… — Он поколебался и все же спросил: — Мэтр, а вы меня вчера не обманули, случайно? Его величество действительно жив?

— Стыдитесь, господин Флавиус! — вознегодовал старик. — По-вашему, все тут только и делают, что пытаются вас обмануть?

— Извините, — кратко отозвался глава департамента и покинул лабораторию. Однако, вопреки предупреждениям мэтра, он не стал ожидать полтора часа, а направился в королевские апартаменты, чтобы окончательно выяснить мучивший его вопрос и либо развеять, либо подтвердить свои ужасные подозрения. Стража у входа пыталась его остановить, заявляя, что к его величеству нельзя, но Флавиус посмотрел на них так, что господа стражники тут же заткнулись и отвели глаза. Глава департамента быстрым шагом пересек гостиную, мимоходом скользнув по ней взглядом и сделав вывод, что король сегодня в этой гостиной не курил и вообще ничего не делал. Постучав в дверь кабинета и не получив никакого ответа, он решительно рванул эту дверь, не очень, впрочем, надеясь, что она открыта. Вопреки его ожиданиям, дверь была не заперта. Она легко распахнулась, явив взору господина Флавиуса совершенно пустое помещение.

— Так я и знал! — тихо сказал глава департамента и с силой бросил об пол папку. — Разумеется, они все сговорились меня обмануть!

 

Глава 6

В кабинете господина Дорса стоял семиэтажный мат. Прямо неловко было слушать. Не потому, что господин Дорс и его «начальник охраны», как уклончиво именовалась должность господина Кроша, не переносили неизящных высказываний, а просто как-то не вязалась эта отборная площадная брань с обликом очаровательной дамы, извергавшей сии словесные перлы на головы упомянутых господ.

— Вы кого подставить хотели,…! Ну,…, попросите у меня еще чего-нибудь… вы у меня получите! Я вот еще Факстону расскажу, тогда вам вообще… и полный… настанет!

— Прошу вас, мэтресса, — просительно произнес господин Крош, выбрав паузу в монологе. — Успокойтесь… позвольте вам объяснить… Произошло фатальное недоразумение…

— Недоразумение? Козлы…!.. я вас в… с вашими… недоразумениями, кретины…! Кого вы мне подсунули,… вас… в…! Я из-за вас,…, почти сутки, как… ремень зубами грызла, чтоб вам… так… грызли!

— Ужасно, — поддакнул господин Дорс, перебивая своего начальника охраны, который как раз снова собрался что-то сказать. — Просто ужасно. Что же сделал с вами этот злодей? Как ему это удалось?

— Он меня в Лабиринт затащил, этот…! В место, которого не существует! Из-за вашего…ства он меня там чуть не у…! И при… ремнями к столбу, так что я еле отвязалась!

— Какой кошмар! Как я вам сочувствую! — в голосе почтенного магната звучало настолько искренне сострадание, что люди, плохо его знавшие, непременно бы поверили. — После такого потрясения вам непременно нужно что-нибудь выпить. Не желаете коньячку?

— Хорошо, хоть предложить догадались… — проворчала пострадавшая дама и, не удержавшись, все-таки добавила еще пару слов касательно испорченной прически. Коньяк, как и предполагал хитрый господин Дорс, тут же оказал на разгневанную волшебницу благотворное действие, и она на некоторое время заткнулась, занявшись опустошением бокала и дав, наконец, возможность высказаться собеседникам.

— Мы тебя слушаем, Крош, — кивнул босс. — Можешь начинать объяснять.

Начальник охраны повел квадратными плечами и решительно произнес:

— Вы, конечно, можете мне не верить, но клянусь чем угодно, босс, с наручниками все было в порядке. Я их лично проверял и до того, и после того, и магам давал проверять. Чистый высококачественный полиарг без малейших дефектов. Как он ухитрился в них колдовать, ни один специалист не объяснил толком. Было только высказано предположение, что неклассические маги иногда отличаются такой способностью. К примеру, общеизвестен факт, что знаменитый Казак телепортировался в ошейнике. Специалист, к которому я обращался, называл еще пару имен, если желаете, можно уточнить. Но суть в том, что полиарг действует не на все виды Силы, и в этом я вижу единственное приемлемое объяснение. Если этот паскудник действительно неклассический…

— Мэтресса Джоана, — снова перебил его босс. — Вы, как специалист, можете как-то прокомментировать эти объяснения? Так бывает?

— Бывает, — недовольно поморщилась волшебница. — Только если он маг, пусть даже неклассический,… его в…, как он от вас до сих пор не… в таком случае?

— Может, потому, что Тедди ему руку покалечил, — охотно предположил господин Крош. — А может, он не умеет ничего подходящего. А может, он только телепортироваться не умеет, а в остальном колдовал вовсю, только мы не знали. Он ведь так и не сказал ничего, да еще Фернана на жаровню усадил…

— Крош, помолчи, — в очередной раз перебил его босс. — А как на ваш взгляд, мэтресса, он действительно неклассический, или в классической магии такие фокусы известны? Раньше вы с таким когда-нибудь сталкивались?

— Еще бы вам классический маг такую… творил…! С этим Лабиринтом…, из которого нет выхода! Если бы я не наткнулась на какого-то прохожего, который меня вывел, я бы там до сих пор…!

— Прохожего? — живо заинтересовался господин Дорс, цепляясь за тему, чтобы сменить атмосферу разговора с ругательно-оправдательной на деловую. — А там бывают прохожие? Что это вообще за место? Вы о нем что-то знаете?

— А вам интересно? — проворчала мэтресса. — Знаю. Но всякая информация стоит денег. Равно как и всякий моральный и физический ущерб,… я хотела, нарочно это или по недоразумению.

— Несомненно, мэтресса Джоана, несомненно, — не моргнув глазом, заверил ее босс. — За такие невероятные страдания, какие вам довелось претерпеть, вы вправе требовать соответствующую компенсацию, независимо от причины, как вы верно выразились. Размер мы обсудим отдельно, и он ни в коем разе не будет зависеть от того, случайно ли все произошло или по небрежности моих сотрудников. Но лично мне, понимаете ли, необходимо выяснить это достоверно и точно, так как я не люблю, когда мои сотрудники позволяют себе небрежность в работе… однако, так же я не люблю наказывать сотрудников… незаслуженно. Поэтому хотелось бы все-таки разобраться, что произошло на самом деле. Итак, вы говорили, это место называется Лабиринт? Вы знакомы с этой школой? Она действительно неклассическая?

— Знакома, — неохотно призналась волшебница. — Только я всегда считала Макси шарлатаном и не верила, что Лабиринт существует. Он и маг-то был… не ахти какой, и уж точно неклассический,… его… с его… Лабиринтом, с его… школой и всей его… родней!

— А кто это — Макси? — продолжал допытываться господин Дорс.

— Один на всю голову… мистралиец, который был полнейшее ничтожество, как маг, но добился большого успеха, пихая свой… во все…, какие мог найти. В придворные маги даже выбился, исключительно этим самым путем. Охоч был до баб, и умел с ними управляться, паршивец… Как и всякий мистралиец, впрочем. Этот…, с которым я работала, тоже не исключение. Чуть глаза продрал — и тут же на мои ноги уставился, даром, что едва жив после задушевных бесед с Тедди… Кстати, кто он такой? Что вы о нем знаете?

— Некий господин… вернее, — усмехнулся глава синдиката, — товарищ Кантор. И знаем мы о нем крайне мало, а сам он рассказать не желает. А что?

— Да ничего, просто похож он на Макси, как две капли воды.

— Вы имеете в виду того самого кабальеро Муэрреске, который имел честь быть отцом великого барда? — уточнил господин Дорс. — И этот… Лабиринт принадлежит его школе?

— Именно, — уже почти успокоившись, кивнула волшебница. — Только по-моему, что бы там ни говорили, никакой он на самом деле не кабальеро, а самый обыкновенный самозванец, и если бы он не… принцессу,… бы он отсудил свой замок у племянниц. Макси как-то при мне говорил, что его способности передаются по наследству. В частности, я слышала, что его сын унаследовал способности к магии, и если бы не стал бардом, то пошел бы по стопам отца… А между прочим, в роду Муэрреске отродясь не водилось никаких магов и вообще людей с магическими способностями, даже с минимальными, из этого я и предполагаю, что паршивец Макси был самозванцем. Но это к делу не относится. В общем, вполне возможно, что ваши сотрудники виноваты только в том, что проглядели неклассического мага и понадеялись на полиарг.

— А что можно использовать вместо полиарга в таких случаях? — осторожно поинтересовался господин Крош, оглядываясь на босса — не рявкнет ли сейчас, что перебил. — Чтобы мы могли, так сказать, принять меры… на будущее?

— Не знаю, не знаю, что вы можете сделать по этому поводу… Макси как-то высмеял меня, когда я пыталась поинтересоваться у него этим вопросом. Он сказал, что его Силу гасит простое серебро, но для этого серебро необходимо заколдовать особым образом, известным только в его школе. Может, пошутил, а может, правда, кто его знает… Так что, обговорим компенсацию?

— Как скажете, мэтресса, как скажете… Если желаете, можно сейчас, если же вы устали, можно и в другой раз, а если желаете, чтобы господин Факстон лично обсудил со мной это вопрос, я…

— Пожалуй, тогда я вас покину, а для обсуждения пришлю господина Факстона, — заключила дама и стала подниматься.

— Один вопрос, мэтресса Джоана, — остановил ее глава синдиката. — Если вас не затруднит… Вы упомянули некую родню… а много у него было этой самой родни?

— У Макси? Не знаю точно, сколько их там было, но на тот момент, когда мы с ним были знакомы, были только те две несчастные племянницы, которых он поимел на разделе наследства… Потом они вышли замуж, он даже милостиво выделил им приданое, и они, представьте себе, взяли.

— А что тут странного? — удивился господин Дорс, который, как и всякий деловой человек, вполне мог понять, что если что-то дают, отказываться грех, и в данной ситуации скорее не понимал щедрого дядюшку, чем его корыстных племянниц.

— Да не по-мистралийски это, — пожала плечами мэтресса. — Они же там все гордые и злопамятные, что мужики, что бабы… Так я о чем?.. а, о родне. Поскольку я до сих пор уверена, что Макси — наглый самозванец, племянницы со своим потомством вряд ли могут считаться ему родней. Ну, а куда делся его единственный признанный сын, до сих пор никто не знает. Могу только с уверенностью поручиться за два факта. Первый факт — он не умер. Одна моя знакомая, которой этот татуированный красавчик очень нравился, проверяла. Когда он пропал, она всех некромантов по соседству обегала, и все, как один, заявили, что он жив. А второй факт — у вас в подвале сидит не он. Я видела маэстро неоднократно и внешность хорошо помню. От отца он взял разве что глаза и еще кое-что, которое он точно так же пихал куда только можно, а лицом был похож на матушку, несравненную Алламу Фуэнтес. А что касается вашего… товарища, то это, видимо, просто совпадение.

— Что ж, не смею вас задерживать… — господин Дорс поднялся из-за стола, раскланялся перед дамой и лично проводил ее до дверей. Когда в коридоре затих стук ее каблучков, он, вопреки ожиданиям своего начальника охраны, не укрыл все теми же неизящными словами стервозную волшебницу вместе с ее высокопоставленным родственником, а только хмыкнул себе под нос: — Дура… неужто сама не догадалась?

— О чем? — несмело подал голос господин Крош.

— Да есть тут у меня одна мыслишка занятная… Если это правда, мы озолотимся. Только надо действовать аккуратно, не торопясь и очень-очень тихо… Хорошо, Крош, ты иди, а я потолкую с Ганзи. Это больше по его части.

— А с этим мистралийцем что делать? — напомнил начальник охраны. — Поспрашивать еще, или?..

— Нет-нет, — спохватился босс. — Ни в коем случае или! В каком он состоянии на настоящий момент?

— В удовлетворительном.

— Тогда сейчас съезди за город на виллу «Марианна», пусть там охрана подготовит комнату для дорогих заложников, и ночью перевезешь его туда. Там его и будем держать, пока точно не выясним, то ли он, что я думаю. В филиале его держать нет смысла, да и дружки могут нагрянуть, была такая информация, что его кто-то интенсивно ищет. Организуй там охрану получше, вдруг и в самом деле найдут и попытаются отбить, тут мы их и повяжем. Может на этот раз кто-то поразговорчивей попадется.

Когда начальник охраны удалился, донельзя раздосадованный невозможностью сделать с наглым мистралийцем все, что так живописно обещал, его место занял невзрачный маленький человечек, вернее даже не человечек, а полугном. Его должность тоже носила довольно расплывчатое название «помощник по информации», и, несмотря на его невзрачность, господина Ганзи побаивались все сотрудники.

— Что у тебя новенького по мистралийскому вопросу? — первым делом поинтересовался босс. — Что-нибудь выяснил?

Зам по информации недовольно поморщился.

— Мало что. Снова поступила информация, что некто очень настойчиво ищет пропавшего мистралийца, причем в своих поисках не жалеет средств.

— Вот как? Действительно, странная настойчивость. Что, они каждого своего боевика вот так ищут до последнего, не жалея средств?

— Отнюдь. Из ряда вон выходящий случай. Мы поработали над этим, подняли прежнюю информацию. Теперь, когда мы знаем, кто он такой, стало немного проще.

— И что нового узнали?

— Ничего нового, информация старая, но теперь ее можно по-новому рассмотреть. Это еще от Сорди в свое время получили. Кантор ходил у Амарго в любимчиках, тот его всячески опекал, прикрывал по возможности и всегда бросался спасать, если подопечный во что-либо влипал. Есть возможность заманить Амарго в засаду, заняться?

— Займись. Твои люди пусть заманят, а Крош организует засаду. И попробуй спросить Сорди подробнее, что он знает о причинах такого странного отношения командира к рядовому боевику, пусть он хоть сто раз хороший убийца. Если Сорди имеет такое влияние на Пассионарио, как он расписывает, пусть у него поинтересуется. Уж товарищ вождь должен бы знать, он с ними обоими близко общался.

— К сожалению, невозможно. — Ганзи тихо вздохнул. — Сорди каким-то образом разоблачили. Сегодня вам прислали его голову в подарочной коробке с ленточкой.

— Мне?

— Да, коробка была адресована лично вам, но ее, разумеется, открыли ребята Кроша. Обычная коробка, каких полно в любой лавке, и на ней черно-красная ленточка. Внутри голова. Мне очень жаль, босс. Сорди был нам еще нужен?

— Не помешал бы… — потер подбородок господин Дорс. — А мы ему заплатили за последнее?

— Не успели.

— И то хорошо. Что-то еще есть?

— Пока ничего. А что именно вас интересует? Мы займемся.

— Что именно… Давай-ка, Ганзи, вместе подумаем, что именно нам нужно выяснить. Я только что получил такую информацию, что если я правильно догадался… Это будет нечто невероятное. Амарго с его мифической телепортацией без магии, которую нам так расписывал Сорди, просто меркнет.

— Я весь внимание, босс.

— Ты помнишь, как Сорди высказывал смутные подозрения, что этот самый Кантор и есть законный наследник престола Мистралии?

— Помню, конечно. И если вы имеете в виду, что такие упорные поиски этот факт косвенно подтверждают…

— Поиски мы с тобой уже обсуждали, тут намного интереснее сведения поступили. Только что мэтресса Джоана заявила, что товарищ Кантор поразительно похож на Максимильяно дель Кастельмарра, и обладает той же магической Силой, что и упомянутый мэтр. Причем Сила эта передается по наследству, что дает основания сделать предположение об их прямом родстве. А поскольку мэтресса всячески поносила коллегу, в основном за его слабость к прекрасному полу, она упомянула также о его связи с принцессой Габриэль. И тут уж надо было быть совсем болваном, чтобы не связать эти несколько фактов. Ведь весь континент знает, что отцом третьего наследника Мистралии был вовсе не супруг его гулящей матушки, а любовник, ставший впоследствии его воспитателем. И если исключить случайное совпадение, ты представляешь себе, что попало нам в руки и какую огромную пользу из этого можно извлечь?

— Нам заняться исключением? — чуть улыбнулся господин Ганзи.

— Именно. Попробуй выяснить что-нибудь по этому вопросу. Что угодно, могущее окончательно подтвердить или опровергнуть версию покойного Сорди. Два факта я тебе уже изложил: портретное сходство и наследственные способности — раз, особое отношение со стороны командира — два. Еще есть сведения, что Кантора видели при дворе Шеллара III, и что между ними есть какие-то деловые отношения, но это нуждается в проверке. Ищи, Ганзи. Очевидцы, описания, магические исследования, что сможешь найти. Если желаешь, поговори с самим Кантором, но это вряд ли что-то даст. Во-первых, он, судя по отзывам, достаточно крепкий и упрямый тип, чтобы послать нас всех куда подальше с нашими вопросами. Во-вторых, достаточно наглый, чтобы назваться хоть принцем, хоть королем, хоть богом, лишь бы это помогло ему выкрутиться. И, Ганзи… поосторожнее расспрашивай людей, чтобы никто не догадался, а то ведь либо украдут, либо в долю придется брать.

— Понимаю, — серьезно кивнул пом. по информации.

— И параллельно с этим, на случай, если я все-таки прав, начинай искать что-нибудь на Кантора. Что-то, чем его можно прижать, чтобы склонить к сотрудничеству. Компромат, заложники, что найдешь. У всякого человека есть какая-то слабость, и у этого тоже должна быть. Родных у него, понятное дело, не осталось, но могут быть, к примеру, друзья, женщины, дети… Ну, ты понимаешь. Первым делом поинтересуйся в Ортане. У него там какие-то странные дела. Помнишь, тебе Ромеро говорил, что именно в Ортане Кантор постоянно удирал по вечерам на всю ночь и утром опаздывал… Кстати, что с Ромеро?

— Еще вчера нашли труп на помойке. Мистралийцы ребята горячие, и с предателями не церемонятся. А что за дела у этого Кантора с ортанской короной вы уже узнали?

— Еще нет, я попросил Факстона поинтересоваться на своем уровне, буду знать вечером. Сразу скажу тебе. А пока — занимайся.

* * *

В королевских покоях было непривычно тихо и темно. К вечеру все страсти вокруг вчерашней свадьбы улеглись, все неотложные дела и неизбежные официальные вопросы были закончены, все посторонние лица, наконец, освободили помещение, и их величества смогли вздохнуть свободно. Они сидели в кабинете, удобно устроившись в креслах, и дружно дымили, внимательно слушая доклад Элмара о сегодняшнем заседании Международного Совета.

— Что тебе сказать, Шеллар… — со вздохом начал Элмар, задумчиво покачивая бокалом. — За дурака меня считают, дорогой кузен. Может, я и не особого ума человек, но все же, смею надеяться, умнее Ноны. А то, что сегодня отмочил Гондрелло, было рассчитано именно на полного придурка.

— А он-то что забыл на совете? — приподнял бровь король. — Решил, что если меня не будет, так к нему станут лучше относиться?

— Вроде того. Мистралия в очередной раз подала прошение о вступлении в Международный Совет, и его в очередной же раз благополучно провалили большинством голосов при одном воздержавшемся.

— Воздержался, разумеется, Зиновий?

— Нет, воздержался Луи, видимо просто потому, что не вполне понял суть вопроса. А Зиновий, как все, проголосовал «против».

— Вот ведь противный старикашка! — покачал головой его величество. — Значит, до сих пор он воздерживался только потому, что я голосовал «против». А что еще интересного отмочил Гондрелло?

— Еще он мне предложил два договора, о ненападении и о разоружении. Я их тебе привез, почитай, обхохочешься.

— Охотно верю, — улыбнулся король и занялся погасшей трубкой. — Если уж ты обхохотался…

— Я? Обхохотался? Да я обиделся, если хочешь знать! Серьезно обиделся! Шеллар, скажи, неужели я произвожу впечатление полного идиота, что мне такие договора предлагают?

— Ничуть. Особенно, если учесть, что сообщение о моем воскресении ты приберег на самый конец и все заседание морочил господам головы, чтобы выяснить, как повлияет моя смерть на международную политику. А Гондрелло… Что с него взять, он и сам небольшого ума человек, а тут, наверное, на радостях забыл с советником посоветоваться. Ничего, он сегодня советнику все расскажет, и советник ему объяснит, какой он болван. А ты можешь собой гордиться. Они так ничего и не поняли, пока ты не сказал?

— Ничего.

— Даже Элвис?

— Элвис к тому времени уже все знал, просто помалкивал, чтобы не портить мне игру.

— Вот пройдоха! — с досадой поморщился король. — Все-то он знает! Опять он меня обошел!

— Кстати, он просил тебе напомнить о каком-то обмене. Вы что, до сих пор с ним меняетесь?

— А что?

— Да нет, просто я помню, вы вечно чем-то менялись. Сначала шариками и солдатиками, потом книжками и картинками с обнаженными девицами, а теперь чем?

— Теперь мы выросли, — улыбнулся его величество. — И меняемся агентами. Ну, ты же знаешь как это делается? Я его шпиона поймал, он моего. И потом мы ими меняемся.

— Дети малые! — проворчал Элмар. Королева молча улыбнулась, с нежностью взглянула на супруга и на ее лице появилось какое-то мечтательное выражение.

— Что еще интересного тебе предлагали мои коллеги? — продолжал расспросы король.

— Факстон о каких-то концессиях толковал, только я так и не понял, что это такое. Луи интересовался, не желает ли твой шут перейти к нему, у него при дворе как раз есть вакансия… — Королевская чета дружно захихикала, а Элмар серьезно добавил: — Между прочим, очень полезное и своевременное заявление. Если Жак кому-нибудь ляпнет об этом эльфе-извращенце, я всем расскажу про Луи и его предложение.

— Если он еще не ляпнул, — усмехнулась Кира.

— Да Жак мог и промолчать, — вздохнул король. — Но раз там была Азиль, удержать в тайне историю о влюбленном эльфе не удастся, как ни старайся. А что, сегодня присутствовал Луи? И как, трезвый?

— Я на глаз определить не смог, поскольку он и трезвый разговаривает не совсем внятно, а спрашивать было как-то невежливо. Тем более, Луи сегодня скандалил с Зиновием, и лезть в этот их милый разговор у меня не было никакого желания.

— Опять за Биранские высоты?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Они каждый раз за них скандалят. Это у них спорная территория, и они ее делят уже лет триста. Вроде как у нас с голдианцами Келси. Мы тоже лет сто пятьдесят за эту провинцию ругались, судились, рядились, пока не пришел дедушка и не решил этот вопрос просто и примитивно. Дал всем в глаз и нагло аннексировал Келси. Кстати, именно в той войне было впервые испытано огнестрельное оружие, если ты не знаешь.

— Тогда? — изумился Элмар. — Нет, я не знал. Кира, а ты знала?

— Знала, конечно, — кивнула Кира. — Именно с тех пор от него отказались, признав его неэффективным. Голдианцы тогда выпустили пробную партию мушкетов под руководством какого-то переселенца и попробовали ими воевать, и оказалось, что они никуда не годятся.

— Хотя, если рассмотреть вопрос подробнее, — добавил король, — дело было вовсе не в мушкетах, а в полководцах. Хотя, конечно, оружие неудобное, громоздкое, заряжать долго, стреляет редко, не то, что новые мистралийские винтовки. Но все же, если бы дедушка тогда не разбил голдианцев, прижились бы и мушкеты. Просто он оказался умнее и сообразительнее. Он пустил на центр, где стояли стрелки, тяжелую кавалерию, королевских паладинов. Нагрудная броня тяжелых доспехов и у коня, и у всадника такая мощная, что ее очень сложно пробить пулей. А если взять еще щит, то голдианцы со своими мушкетами им и вовсе не страшны. Паладины растоптали их в лепешку, бедняги только два раза и успели выстрелить. Конечно, если бы генерал Гетц был умнее и прикрыл своих стрелков, скажем, копейщиками или хотя бы той же кавалерией, их бы не разбили так просто, и, возможно, судьба огнестрельного оружия в нашем мире сложилась бы по-другому.

— А он их что, вообще не прикрыл? — ужаснулась Кира. — Выставил стрелков на передовую позицию? Он что, полный недоумок? Кто ж его в генералы произвел? Или за взятку, как это всегда делается в Голдиане?

Король пожал плечами.

— Не знаю. Я как-то не подумал спросить об этом, когда мне дедушка рассказывал. А насчет взяток, это ты совершенно права. Если бы не дремучая коррупция, Голдиана бы давно выбилась в мировые лидеры во всех областях. А так они вечно на чем-нибудь споткнутся, что бы ни затеяли, и потом оказывается, что виноват либо какой-то некомпетентный дурак, который получил должность за взятку, либо конфликт деловых интересов, вследствие которого конкуренты друг другу подгадили… И должен сказать, шпионить в Голдиане очень просто, только дорого. Кстати, раз мы заговорили о голдианцах…

— Да-да, — подхватил Элмар. — Я как раз хотел тебе сказать. Факстон меня спрашивал про Кантора.

— Прямо так и сказал? Назвал его по имени? — Король даже приподнялся в своем кресле. — А он-то тут при чем? Откуда он знает?

— Он по имени не называл, просто спрашивал, какие дела у короны с неким мистралийцем, и далее подробное внешнее описание, по которому Кантора трудно не узнать.

— И что ты ему сказал?

— Обещал выяснить, если смогу. Я подумал, может ты этим как-то воспользуешься… что-то придумаешь, что ему такого сказать, чтобы как-то помочь парню… Может, его можно выкупить, раз голдианцы такие жадные до денег… Подумай, Шеллар.

— Обязательно подумаю, только причем тут Факстон? У него-то какой интерес? Ах, ну как же я сразу не понял! Ведь Дорс тоже член Совета Магнатов, и наверняка у них с Факстоном какие-то общие делишки имеются. И эту информацию он искал для Дорса. С одной стороны это хорошо, раз интересуются, значит, еще не убили. С другой стороны, плохо. Если бы они просто хотели получить за его голову какие-то деньги, выкупить было бы проще простого. А раз они хотят знать о наших с ним делах, вполне может быть, что у Дорса другие, более крупные интересы. И какие? Надо будет с Флавиусом посоветоваться…

— Шеллар, — тут же спросил Элмар. — А что ты сегодня Ольге такого наговорил, что она опять вся в слезах и спрашивает, что случилось с Диего и почему ей никто ничего не говорит? Ты что, намекнул?

— Да и не думал я намекать! Тут дело вот в чем. Если эти голдианские бандиты хотят от него что-то узнать, а пытка не даст желаемого результата, они могут броситься искать другие пути давления, и очень легко их найдут. Про него и Ольгу весь город знает, и любой на нее укажет. А я не хотел бы, чтобы она из-за этого пострадала, поэтому попросил Флавиуса выделить ей охрану, а ее попросил быть осторожнее. Но, разумеется, я ей ничего не сказал, придумал некую несуществующую угрозу из Мистралии. Якобы его хотят поймать через нее, все такое. Не понимаю, из чего она сделала вывод, будто с ним что-то случилось? Она ведь не знала о пророчестве?

— Знала.

— Как так знала? Кто это ей додумался сказать? Опять тебя, как лопуха раскололи, точно как тогда с Жаком?

— Вовсе нет, — обиделся Элмар. — Просто так вышло, что она сама догадалась. Видишь ли, мы все забеспокоились, и каждый сам себе подумал — а что же будет с ней, если она его потеряет? Не додумается ли наша подруга опять впасть в депрессию и на этот раз воспользоваться чем-то повернее? Подумать подумали, решили, что надо провести с ней беседу на эту тему, а обсудить это между собой не догадались. Вот и вышло, что в один день с ней провели сразу три беседы. Сначала я, потом Жак, а потом и сам Диего.

— Три лопуха! — простонал король. — Мне-то почему не сказали? Я ведь тоже сегодня затеял с ней такую же беседу! Неудивительно, что она заподозрила неладное!

— Мы думали, ты знаешь… — растерялся Элмар.

— Откуда?

— А вот об этом мы не подумали… Ты всегда все знаешь, вот мы и решили, что это ты знаешь тоже…

— Господа, — подала голос королева. — О чем идет речь? О каком пророчестве, и я не вполне поняла, что случилось с Ольгиным возлюбленным? Вы не могли бы мне объяснить?

— Вот, Элмар тебе объяснит, — кивнул король. — Сейчас мы закончим, он мне расскажет, чем там все кончилось, и что еще было интересного, да я сбегаю, навещу господина Факстона, а Элмар тем временем объяснит тебе, в чем дело. Чтобы ты без меня не скучала. А пока, дорогой кузен объясни мне быстренько, что там еще было на заседании? Агнессу видел? Она заявлений не делала?

— Видел. Она все время молчала, тихая такая была, задумчивая. А что еще…

— Александр извинился перед Чжэнем за свое недостойное поведение?

— Чжэня не было. Бедняга так расстроился, что даже заболел от огорчения, и вместо него приезжала Суон.

— Надо будет его навестить, — посочувствовал король. — Да как-то официально заявить, что у нас нет к нему претензий, что ли. Жалко парня, так опозориться на весь свет… Вот что значит — жениться, на ком дядюшка скажет… Так бы и я в свое время дядюшку послушал, неизвестно что бы было…

— А тебя что, женить хотели? — удивился Элмар.

— А ты что, не помнишь? Или ты тогда уже уехал на подвиги? Это мне было девятнадцать и была сиреневая луна, как сейчас… Да, точно, ты уже уехал. В голубую луну тебе исполнилось семнадцать, и ты сразу уехал. Хотел меня дядя женить, было дело. Еле отвертелся.

— А на ком?

— На твоей сестре.

— На которой? — с ужасом переспросил Элмар, видимо представив себе такую милую пару, как гениальный кузен Шеллар и тупая сестрица Нона.

— Нона к тому времени была уже замужем, — улыбнулся король.

— А почему тогда ты не женился на Тине? Вы же с ней прекрасно ладили и всегда дружили.

— Именно потому, что я не хотел потерять ее дружбу ради сомнительного права обладать ею, как супругой. Да и у меня уже тогда не было никакого желания вообще жениться.

— Это на тебя похоже! — возмутился Элмар. — Так и скажи, что тебе жениться не хотелось. И из-за тебя Тину отдали замуж за принца Ставроса, дядюшку Александра. Ты его видел хоть раз? Нос перебит, через все лицо шрам от меча, хромой и ко всему старше нее на двадцать лет.

— Элмар, — печально улыбнулся король. — Разве ты не знаешь, что Тина вышла замуж по любви? Она сама тебе не говорила?

— Да у меня не хватило духу спрашивать! Что, правда?

— Чистая правда. Она любила его, хромого, увечного, и вдвое старшего. И до сих пор любит. Он прекрасный человек, и они счастливы вместе. Так что моя совесть чиста.

— А как вам с Тиной удалось отвертеться? — поинтересовался Элмар, успокоившись насчет семейного счастья сестры.

— Я заявил дядюшке официально, что не намерен жениться ни на ком и никогда. Что, дескать, с такой наследственностью, как у меня, заводить детей не следует. А мэтр меня в этом поддержал.

— Он тоже так считал, или ты с ним договорился?

— Мы с Тиной вместе с ним договорились. Кстати, теперь я знаю, как мэтр уговорил дядюшку отдать Тину замуж за Ставроса. А то он был категорически против, приглядел ей какого-то жениха в Голдиане, а потом, как по волшебству, резко изменил свое мнение…

— Мэтр Истран тебе сам сказал, как он батюшку уговорил?

— Нет, просто я вчера видел, как наш любимый придворный маг поступает с королями, которые неподобающе себя ведут. А у дядюшки после разговора с наставником ухо выглядело точно, как твое… Но мы отвлеклись. Я еще что-то хотел спросить… А, кто императрице глаз подбил?

— Вторая императрица. Они успели подраться, прежде чем эту мерзавку схватили. Ты бы видел, как ее императорское величество сигает через стулья и машет ногами!

— Не видел, — улыбнулся король. — Но могу представить. Если ты еще не слышал, Суон внучка мастера Цуй Вэя, великого знатока рукопашного боя, и владеет секретами этого искусства, которые передаются в ее семье из поколения в поколение. А о битве императорских жен мне Флавиус рассказал. Кстати, ты знаешь, что вы бедного Флавиуса чуть с ума не свели? Надо же как-то внимательнее быть к человеку! Он все утро ходил меня искал, и везде ему говорили, что я только что ушел, и спешили спровадить. Бедняга всерьез решил, что его обманывают, что я на самом деле умер, а все сговорились и пытаются скрыть это от него. Когда мэтр отослал его, сказав, что я у себя, но его не приму, это была последняя капля. Флавиус вломился ко мне в кабинет, чтобы убедиться, а меня там не оказалось. Мы подумали, что кабинет — не самое надежное место, и спрятались в тир.

— И правильно сделали, — вставила Кира. — Флавиус в конце концов тебя нашел и опомнился, ничего с ним не случится. А вот если бы он вломился и увидел нашего гостя…

— Шеллар, а кто это был у тебя в гостях? — удивился Элмар. — Кого это нельзя показывать даже Флавиусу? Или это такая государственная тайна, что и мне знать не положено?

— Тебе можно, — утешил его кузен. — Он и сам хотел с тобой познакомиться, но тебя не было. Только это и в самом деле государственная тайна, никому не проболтайся. Знаем мы с Кирой, Жак, Мафей, мэтр Истран и Эльвира. И больше никому. Особенно Азиль.

— Что я, трепло какое?

— Трепло не трепло, а Ольга из тебя государственные тайны выбивает за раз плюнуть. Смотри, помалкивай. Ко мне приходил принц Орландо.

— Тот самый, которого ты искал? Он нашелся?

— Для меня — нашелся. Для мировой общественности — пока нет. Так что смотри. У тебя есть, что еще рассказать? А то мне надо к Факстону, а на ночь глядя с визитом не попрешься.

— Так, по мелочи. Вот, к примеру, Кира, что у вас там вышло с герцогиней Дварри?

— Что, жаловаться приходила? — недобро прищурилась королева. — А почему к тебе?

— А она еще не знала, что надо идти к Шеллару. Пришла, распустила нюни, жаловалась, что ты ее ни за что выгоняешь, патетически вопрошала, кто здесь король, я или ты, ненавязчиво при этом делая вид, будто платье у нее с плечика само сползает. Они что, действительно меня за дурака держат? Или думают, что я плечиков женских не видел?

— Не переживай, — отозвался король. — Анна просто дура, и ее прелести — единственный аргумент в разговоре, какой она знает. Кира, а за что ты ее выгоняешь? Она что-то натворила, или просто попалась тебе под горячую руку?

Кира неохотно объяснила, предчувствуя, что сейчас его величество, известный своей снисходительностью, начнет заступаться за эту дуру. И начала уже подбирать аргументы для предстоящего спора с любимым супругом, которого, как она слышала, переспорить крайне сложно.

— Вот уж, корова… — вздохнул король, выслушав объяснение. — Что сама она, что шуточки у нее… Только видишь ли, Кира… — он еще раз вздохнул и очень серьезно продолжил: — Ты имеешь полное право выгонять своих придворных дам, если они в чем-то провинятся. Однако я бы тебя очень попросил не начинать это делать с первого дня. Они, конечно, как не стерва, так дура, но это будет выглядеть… не совсем порядочно с моей стороны. Прямо-таки черная неблагодарность получается. Пока у меня не было жены, я ими пользовался, как хотел, а как только они стали мне не нужны — пинком под зад и вон со двора. Некрасиво как-то, ты не находишь? Если для тебя это не принципиально важно, я бы тебя попросил не разгонять придворных дам. Даже если они тебе не нравятся, подожди немного. Они все равно сменятся естественным путем. Дамы имеют свойство выходить замуж и оставлять двор. А на их место найдешь других, на свой вкус. Я, конечно, не настаиваю, но, на мой взгляд, Анне достаточно и того, что она сегодня пережила. И если завтра ей сказать, что ты пошутила, дабы преподать ей примерный урок, это будет очень к месту. Но решай сама, это твои дамы, можешь их хоть всех заменить. Даже Камиллу, только она все равно никуда не денется. Я ей придумаю какую-нибудь дурацкую должность, и она все останется при дворе в другом качестве. Она здесь что-то вроде достопримечательности. Вон, даже эльфы к ней наведываются… — король хитро покосился на кузена, который в ответ возмутился:

— Что ты смотришь, что ты усмехаешься! Тебе б такие проблемы! Представляешь, что меня ждет, когда эта романтическая история про эльфа расползется по столице! Лаврис будет просто счастлив!

— Ты своему Лаврису скажи, пусть научится сначала считать до тринадцати, — посоветовал король. — А еще скажи, что эльф у тебя очень интересовался, нет ли у тебя друзей, похожих на тебя внешне, но не столь обремененных предрассудками. И пообещай, что если Лаврис раскроет рот на эту тему, то он и окажется этим самым другом без предрассудков. И пусть потом с этим эльфом как хочет объясняется, а ты будешь смеяться.

— Спасибо, — повеселел Элмар. — Скажу. Только насчет тринадцати ты не прав. Лаврис до тринадцати считать умеет, и всегда прекрасно помнит, в какой день у него заканчивается действие противозачаточных заклинаний. Просто тогда у него как раз не было денег сходить к магу и заклинание обновить. Это нам с тобой просто, к мэтру сбегал — и на год свободен. А твои подданные, если ты не знаешь, за это платят.

— Вот паршивец, — покачал головой король. — Ведь сам прекрасно знал, что заклинание закончилось, но отказаться от соблазна не смог. Вот и жалуй дворянство таким охламонам…

— Еще бы! Шеллар, как он мог отказаться, если он закадрил королеву! Он этого момента пять лет ждал! Они с Орри поспорили, что Лаврис когда-нибудь трахнет королеву, и тут такой случай!

— А они не уточняли, какую королеву? — повеселел его величество. — Так зачем Лаврис ждал пять лет, съездил бы к Дане, она на этот счет без предрассудков. И последствий бы таких не было.

— Ты же знаешь, что ее королевство официально не признано, так что этот номер не прошел бы. Да ладно тебе переживать, зато какой принц получится! Красавец! В Галланте таких отродясь не было. И Агнессе на старость утешение.

— Ладно уж, — проворчал король. — О старости Агнессы он заботится! Если у тебя все, то я пошел, а ты, пока меня не будет, расскажи Кире про эту историю с пророчеством и как вы, три лопуха, Ольге проболтались. А другу своему Лаврису передай, что еще один такой фокус, и я его женю. На ком-нибудь, на свое усмотрение. Под угрозой лишения дворянства и увольнения из полка. Совсем обнаглел, жеребец… А если бы ему не подвернулась Агнесса, он бы теперь за моей королевой ухлестывал?

— Что ты, — утешил его Элмар. — Кира однажды сказала ему пару слов, и он с тех пор к ней не приближается.

— И каких же? — поинтересовался его величество, с улыбкой покосившись на королеву.

— А то ты Лавриса не знаешь! Он нам, как обычно, изложил ее слова где-то так: «Баронесса тонко мне намекнула, что кавалер со столь сомнительной репутацией, как я, вряд ли может быть интересен для нее в качестве возможного партнера, и вообще, то низменное и неподобающее времяпровождение, которое я осмелился ей предложить, она находит для себя недостойным и унизительным…». В общем, мы единодушно решили, что нашего Лавриса просто послали, и даже ставок не делали по этому поводу. Зато сам Лаврис после этой познавательной беседы выгреб всю свою наличность и все поставил на то, что вы поймете друг друга и поженитесь. Кучу золота выиграл.

Кузены дружно расхохотались, а королева удивленно подняла брови.

— А почему он так решил?

— Вот Элмар тебе расскажет, — пообещал король, кивая на потенциального рассказчика. — А я, если еще минут пять с вами задержусь, не впишусь ни какие правила приличия.

* * *

— Твоего змея я блокирую двумя серыми орлами, змей и один орел уходят в отбой… этот на место. А по этой лесной чаморочи бьем шаровой молнией… сколько тут у меня есть?.. раз, два, три… четыре есть. Значит четыре, и отбой. А теперь я атакую, и ты проиграл. И проиграл-то по-дурацки. Зачем тебе понадобилось атаковать? Ты всегда так плохо играешь?

Кантор устало вздохнул и бросил карты на табурет.

— Слушай, Тедди, а чего ты от меня хотел? Я и так-то не лучший игрок в этом мире, а при таком самочувствии, как сейчас, вообще ничего не соображаю. Да и неудобно мне одной рукой и карты держать, и ходить. Сыграй лучше со своим шефом, если тебе так нужен достойный противник.

— Эхе-хе… — вздохнул палач, собирая карты. — И сыграть-то не с кем. Господин Крош вообще не играет, если ты о нем. Вот босс, говорят, чемпион Нового Капитолия, но не пойду же я к боссу с такими глупостями. Налить тебе еще?

— Если не жалко, — кивнул Кантор. — А босс твой, чемпион… Ему, наверное, просто поддаются, потому что боятся, или чтобы подлизаться.

— Может быть, может быть… — рассеянно покивал Тедди, любовно укладывая карты в ларчик. — Это верно, босса все боятся. И господина Кроша все боятся. Это только ты тут хамишь всем подряд. Он на тебя очень обиделся, и был просто вне себя оттого, что босс не велел тебя больше трогать.

— А с чего это ваш босс так раздобрился? Если ему ничего от меня больше не нужно, почему я до сих пор жив? Или это — он кивнул на табурет, на котором располагались оловянные стаканы и нехитрая закуска, — мой последний ужин, так сказать? Поэтому ты и затеял эту совершенно безумную пьянку?

— Что же в ней безумного? — искренне удивился Тедди. — Почему бы и не выпить с объектом, когда больше не с кем? Тем более, если такой объект стоящий. А убивать тебя босс тоже пока не велел, если ты об этом, и господин Крош от этого в полном отчаянии. Уж очень он на тебя зол за то, что ты ему нахамил и нагло с ним торговался.

— И часто ты так вот пьешь с объектами? — поинтересовался Кантор, который весь вечер тихо балдел, представляя себе, как безумно выглядят со стороны мирно выпивающие вместе палач и его «объект», и в который раз убеждался, что он все-таки точно ненормальный. В первый момент, когда в дверях камеры появился палач с бутылкой и спросил, не желает ли Кантор выпить, бедный объект чуть сознания не лишился. А потом, убедившись, что Тедди не шутит и не издевается, философски рассудил, что так, наверное, и должно быть. Если товарищ Кантор полностью больной на голову, что ни для кого не является секретом, то вполне естественно, что к нему обращаются с подобными безумными предложениями. И отказываться от дармовой выпивки только потому, что ее предлагает палач — это уже непозволительные капризы. Даже если он туда яду насыпал, какая разница — от чего… Да и любопытно стало пообщаться с таким же сумасшедшим, как и сам. Ведь Тедди должен быть не менее чокнутым, чтобы устраивать вот такие посиделки с человеком, которого только вчера истязал и которого, возможно, завтра должен будет прикончить.

— Как получится, — флегматично пожал плечами палач. — Мало кто соглашается. Только придурки, которые надеются извлечь из этого какую-то пользу, и такие вот оригиналы вроде тебя.

— А как ты нас различаешь? — Кантор поморщился, пытаясь как-то сменить позу. Сидеть, ни обо что не опираясь, было тяжело, а опираться спиной — больно. Приходилось опираться плечом, а оно быстро уставало. Переменить же плечо не было возможности, так как он был прикован за руку к стене. К счастью, за правую, а то бы и стакан нечем было взять.

— Придурков и оригиналов? А чего тут различать… Мы сидим вот так уже час, и ты до сих пор ничего у меня не попросил, и ничего не предложил. А еще это обычно по лицам видно. Вот ты, например, когда я тебе предложил выпить, что подумал?

— «Ни хрена себе!», — честно ответил Кантор.

— А потом — что я, наверное, полный псих.

— А потом я вспомнил, что я тоже полный псих, и решил, что это будет в самый раз. И чего отказываться, если наливают. Тем более, я очень надеялся, что, если выпью, мне полегчает.

— А что, не полегчало?

— Не очень. Тедди, а тебе от начальства не попадет? Явится, например, твой шеф, а у тебя объект лыка не вяжет…

— А ты разве лыка не вяжешь? Не похоже. До такого состояния я и сам не пью, и других не угощаю. Даже если есть такой повод.

— Какой повод?

— Замечательный повод. Эту сучку Джоану, наконец, поимели.

— А ты ее за что-то не любишь?

— Она меня тоже. Конкуренция, сам понимаешь.

— И кто лидирует?

— Когда как. Она вернее, я дешевле. А если честно, то босс с ней связался исключительно потому, что ему господин президент порекомендовал. А теперь не знает, как отвязаться, чтобы господин президент на него не обиделся. Эта зараза то ли его родственница, то ли он с ней спит, но любит ее наш президент безумно и самозабвенно, и обидится, если босс откажется от ее услуг. А она за свои услуги ломит несусветные цены, да и стерва она такая, что с ней общаться невозможно. Может, именно поэтому босс и не велел тебя убивать. К примеру, хочет исследовать, как ты сопротивляешься сканированию, и научить своих людей. Полезнейшее умение… Если оно распространится в мире, господа маги не выдержат конкуренции, и моя работа будет цениться выше.

Кантор не удержался, чтобы не заметить с некоторой иронией:

— Любишь ты свою работу, как я погляжу.

— Работа как работа. Не хуже, чем твоя. Только твои объекты не имеют возможности высказать тебе свои претензии, как ты мне сейчас пытаешься.

— Ну, положим, Фернан тебе тоже претензии не выскажет, — криво усмехнулся Кантор и, отчаявшись хоть как-нибудь пристроиться сидя, лег на живот. — И должен заметить, мои… объекты ходят на свободе, а не сидят, прикованные к стенке, под охраной нескольких здоровых мордоворотов.

— И знать не знают о том, что они объекты, — добродушно хохотнул Тедди, и его круглая толстая физиономия расплылась в улыбке. — Тебе не кажется, что наша беседа начинает и в самом деле походить на беседу двух ненормальных? Обхохочешься! Палач и убийца сидят и спорят, чья профессия этичнее.

— А как тебя вообще угораздило выбрать такую профессию? При нормальном общении ты производишь впечатление совершенно беззлобного человека.

— А с чего ты решил, что палач должен быть злобным? Я ремесленник, я делаю свою работу. Хороший палач и не должен ненавидеть свой объект, так же, как и не должен ему сочувствовать. Или ты уже имел дело с палачом, и тебе просто попался плохой специалист, поэтому ты так о нас думаешь?

— Не вижу особой разницы, — проворчал Кантор. — Разве что плохой специалист не предлагал мне выпить и поиграть в карты. А в остальном — так же больно.

— Что ж, терпи теперь, — развел руками Тедди. — У тебя был выбор… Хотя, если подумать, в чем-то ты прав… Когда я работал на правосудие, было как-то проще, а здесь мне не особенно нравится. Все куда-то торопятся, всем надо срочно… советы дают безграмотные… Я так не могу. Мой наставник, старый хин-эмигрант, долго прививал мне эту самую неторопливость, которая так всех раздражает, и избавиться от нее не так-то просто. Да и не думаю, что следует… Ты там не спишь?

— Нет, — отозвался Кантор, не понимая головы. — Мне просто так удобнее, а уснуть я все равно не смогу. Продолжай, я слушаю. Так это у тебя хинская школа?

— Да. Она предусматривает определенную систему, определенный порядок действий… и совсем не предусматривает, что объект надо изувечить в первые же сутки. Между прочим, уморить объект раньше времени считается непростительным промахом в работе и полной халтурой. А этот Фернан со своими яйцами… тоже мне, знаток мистралийской психологии! Озабоченный какой-то. Он сам-то не мистралиец часом?

— А я что, произвожу впечатление озабоченного? — обиделся Кантор.

— Не знаю, но видно было, как ты переживал за свои яйца каждый раз, когда Фернан советовал за них взяться, — засмеялся Тедди, заглянул в пустую бутылку и убрал ее с табурета. — А что ты ничего не ешь?

— Не могу. Тедди, а если ты видел, что я так уж переживаю, почему не попробовал?

— Потому, что… как бы тебе объяснить… Ты не просто боялся с ними расстаться, ты мысленно с ними уже расставался. То есть, был готов пожертвовать самым ценным и все равно ничего не сказать. Это обычно видно по лицу, по глазам… и вообще, хороший палач такие вещи чувствует. И если вероятность, что объект окочурится, значительно перевешивает вероятность, что он расколется, то какой смысл тогда в таком бесполезном действии? Лучше не торопиться, а работать методично и по порядку. Возможно, суток через семь мне бы удалось тебя расколоть… Убери свои два пальца, хвастун. Впрочем, особо стойкие объекты, которые не раскалывались ни при каких обстоятельствах, мне тоже попадались… Насчет тебя не уверен, честно, не уверен. А проверить уже не получится.

— Тогда положись на мое слово, потому что я уверен.

— А почему ты так уверен?

— Потому что… до тебя проверяли. А в твоей системе что-то есть такое… правильное что-то в ней есть.

— Да? — рассмеялся палач. — Как радостно это слышать! Если вдруг так случится, что тебя все-таки не убьют, могу взять в ученики.

— Да нет, спасибо. Староват я новую профессию осваивать.

— Ну, как хочешь. Что-то ты совсем опечалился, неужели все так плохо? Могло быть и хуже, между прочим. Или просто вспомнил, как «проверяли»? Нет, явно тебе в прошлый раз никудышный специалист попался, стоит на твою физиономию посмотреть, сразу видно. Чем бы тебя отвлечь… может, анекдот рассказать?

— Расскажи лучше, что в мире делается, — попросил Кантор, которому было не до анекдотов.

— В мире? А вот, к примеру, в Ортане короля убили. Прямо на свадьбе, говорят. Женился на свою голову…

— Короля? — переспросил Кантор, не поднимая лица, чтобы сообразительный Тедди не увидел его выражения. — Как? Кто убил? Какая-то ревнивая дама?

— Не поверишь — жена хинского императора.

— А ей-то зачем?

— А демоны их знают, этих хинов, они все немного с приветом… Даже мой наставник, мир его праху, очень странный был человек. Вот помню как-то…

Кантор старательно сделал вид, что ему очень интересны рассуждения о покойном наставнике и ненормальных хинах, хотя на самом деле его мысли были совсем о другом. Почему-то вспомнилась последняя встреча с его величеством на кухне у Ольги, как его бесило то, что она вечно с таким умилением встречает короля, а он ее обнимает. Ну с чего было беситься, пусть бы себе обнимал… А потом мысли сами собой перескочили на Ольгу. «Бедная девчонка, бывают же такие невезучие! Вчера король, завтра я… чуть ли не в один день. То ли и в самом деле проклятие? Может, я — это вовсе не я, а настоящий я давно умер и теперь вот… живых соперников разгоняю?»

Ты что, опять умом тронулся, возмутился внутренний голос. С чего бы это я сам себя отгонял от своей девушки? Не выдумывай ерунды, не думал я умирать, и, кажется, я тебе уже говорил, что я — это ты. А раз уж речь зашла о девушке, причем тут король? Ты что, до сих пор ревнуешь, дурак набитый?

Сам дурак, не остался в долгу Кантор. Не ревную я, а просто… Она же его любит. Пусть не так, как меня, но все равно убиваться будет, как по родному. А я еще додумался попросить Амарго, чтобы ей передали, если меня убьют. Вот будет кстати, завтра только с похорон короля придет, а ей тут еще одна приятная новость…

Но ты же еще жив, не унимался внутренний голос.

Вопрос времени, устало отмахнулся Кантор.

Ты это брось, продолжал возмущаться голос. Ты что девушке обещал? Обещал выжить и вернуться. Изволь держать слово, а не распускать сопли. Хотя короля, конечно, жалко.

Жалко, согласился Кантор. Как же это они так облажались, предсказатели наши? Говорили «застрелится»… вот и верь им на слово!

А разве не правда, печально напомнил голос. Мафей тебе предсказывал? Сбылось?

Еще как, проворчал Кантор. Только вот, помнится, еще один великий ясновидец мне тоже предсказывал… Мальчик и девочка у меня, видите ли, будут! Оракул хренов, мать его… Или просто соврал, утешить хотел? Как он хоть там, не навернулся ли со своей скалы по укурке…

А чего ты, собственно, ноешь, рассердился внутренний голос. Будешь сидеть и ждать, что тебя кто-то спасет, так и в самом деле досидишься… до совсем противоположного. С каких это пор ты стал надеяться на постороннюю помощь? Наверное, и в самом деле вредно слушать предсказателей. Расслабляешься.

Тебе бы так расслабляться, рассердился и Кантор. Заткнись, язва ты ехидная! Без тебя тошно! И спина болит.

У меня тоже болит, отозвался голос. Это, между прочим, и моя спина. Но дело-то не в том! Давай что-то делать, не сиди так! Я жить хочу, в конце концов!

Заткнись, сказал, повторил Кантор. Все хотят жить. И я тоже. Только хотеть надо в меру, а ты, я гляжу, хочешь жить больше, чем следует. Вот и начинаешь дергаться, паниковать и подбивать меня на безнадежные авантюры. Я лучше знаю, когда надо действовать, а когда не надо. Вот сейчас как раз не надо. Тедди не дурак, все мои возможные выходки у него предусмотрены, и позориться в очередной раз мне никак не хочется. Вспомни табуретку. И не лезь. Ты мне мешаешь.

— Эй, ты там не заснул? — окликнул его Тедди. — Что-то ты притих.

— Просто задумался, — отозвался Кантор, приподнимая голову. — Я не сплю. И что особенно противно, в полном сознании.

— Что, так плохо?

— А то хорошо! Ты как спросишь… Ты свою систему на себе никогда не пробовал?

— Как сказать… — усмехнулся палач. — Мой наставник считал, что хороший палач должен в полной мере осознавать, что чувствует его объект… я же говорил, хины все слегка ненормальные.

— Почему только хины?

— Это верно, мистралийцы тоже! — довольно расхохотался толстяк Тедди. — Ладно, я вижу, тебе и в самом деле не до бесед, так что я пойду домой, а ты попробуй все же поспать. Может, завтра опять встретимся на прежнем месте.

— Очень может быть… — согласился Кантор и, набравшись наглости, все же спросил: — А у тебя тут ничего нет такого, чтобы укрыться? Холодно. Или это часть твоей системы?

— Не холодно здесь, — возразил Тедди, — это тебя просто знобит. Температура у тебя. Ожоги, знаешь ли, дело такое… Есть у меня, чем укрыться, но тебе лучше так потерпеть. Во-первых, эти тряпки грязные, еще заражение крови подхватишь, а во-вторых, ожоги лучше держать открытыми. Так что потерпи.

— Да брось, — устало отозвался Кантор, закрывая глаза. — Мне без разницы, как твои художества будут заживать. Все равно не думаю, что доживу до результата. И можно подумать, та табуретка, которой ты меня приложил, была стерильная…

* * *

Первое, что увидел господин Факстон, войдя в свои апартаменты, была мэтресса Джоана, восседавшая на диване с неизменным бокалом коньяка и длинной папиросой.

— Зюси, малыш, где ты был так долго? — укоризненно спросила она, едва завидев его.

— Бабушка! — обрадовано вскричал президент Совета Магнатов, бросаясь к ней с распростертыми объятиями. — Бабушка, милая, с тобой все в порядке? Я чуть не прибил этого недоумка Багги…

— Все нормально, малыш, все обошлось, — улыбнулась бабушка, ласково потрепав «малыша» по лысине. — Можно сказать, я даже не пострадала, хотя компенсацию за моральный ущерб из твоего дружка Багги все-таки выдавила. Будет время, сходи, обговори с ним сумму. Кстати, твой Багги полный кретин, так что можешь ломить сколько захочешь, даст.

— Я обязательно зайду к нему, — заверил мэтрессу любимый внучек и присел напротив. — А что же там все-таки случилось?

— Обычная накладка, какие в моей профессии случаются, к сожалению. Мне попался неклассический маг, который очень успешно сопротивлялся. Уж не знаю, из каких соображений он оставил меня в живых, но я даже чувствую к нему нечто вроде благодарности. Разумеется, господину Дорсу я не сказала, что такие накладки случаются нередко и что именно от этого гибнет большинство сканирующих магов. Наоборот, я на него набросилась с обвинениями в злом умысле и не отстала, пока он не пообещал компенсацию.

— Ах, бабушка! — умильно заулыбался господин Факстон. — Теперь я понимаю, от кого я унаследовал деловую хватку и прочие ценные качества, необходимые в бизнесе и политике. Ты, как всегда…

— Это еще не все, — довольно усмехнулась мэтресса. — Еще я его так изящно кинула на информацию, что ты просто умилишься, как услышишь. Ты помнишь моего коллегу из Мистралии, с которым мы постоянно цапались? Макси его звали.

— С трудом, — признался господин Факстон. — Ты не очень посвящала меня в свою личную жизнь…

— Так вот, говоря кратко, тот парень, которого я сканировала, его точная копия, и пользуется той же неклассической магией, о которой Макси как-то говорил, что способности к ней передаются по наследству. Вот обо всем этом я сказала Багги. Об этом и еще вскользь о том, что Макси имел роман с принцессой, что, в общем, есть общеизвестный факт. Ни слова не приврала, заметь! Одну только чистую правду! И что ты думаешь? Этот придурок тут же сделал из всего этого выводы и раскатал губу на всю Мистралию! Ты бы видел, как он засуетился, как вертел передо мной хвостом, чтобы вытянуть еще какую-нибудь информацию, и как спешил меня спровадить, пока я сама не додумалась до того же, что и он, и не потребовала долю в прибылях! — бабушка весело засмеялась и, заглянув в пустой бокал, потянулась к столику, где стояла бутылка.

— Но… бабушка, — вдруг побледнел господин Факстон. — Ты разве не понимаешь?.. Ведь весь континент знает, что именно этот твой Макси был настоящим отцом принца Орландо, того самого, которого ищет вся Мистралия и даже другие государства. А если еще добавить сюда тот факт, что мистралиец, сидящий сейчас в подвале у Багги, имел какие-то очень тайные и очень личные дела с Шелларом…

— А эта информация откуда? — улыбнулась мэтресса Джоана, наливая себе коньяка.

— Багги просил меня разузнать об этом. Бабушка, ведь и в самом деле может быть, что этот мистралиец и есть пропавший принц! И ты просто так, даром, отдала эту информацию Багги?

— Зюси, мальчик, — улыбнулась волшебница. — Неужели ты первый день знаешь свою бабушку? Когда это я кому-то отдавала информацию просто так? Повторяю, я его просто очень красиво кинула. Он тоже уцепился за это фамильное сходство, неклассическую магию, личные дела с покойным ортанским королем…

— Кстати, он вовсе не покойный, — вставил господин Факстон. — Этот хитрец и тут как-то умудрился выкрутиться.

— О, это на него похоже. Но я не об этом. Так вот, Багги пришел к тем же выводам, что и ты, поскольку выводы сами напрашивались. Он купился на пару внешних совпадений и поверил расхожей сплетне, и эта доверчивость влетит ему в крупную денежку, чтоб я так жила. Могу даже с уверенностью предположить, что этот мистралиец с радостью признается, что он принц, потому что для него это единственный способ выжить, и будет изо всех сил морочить голову Багги, чтобы ему верили как можно дольше. А Багги теперь бросит все свои усилия на эту авантюру в надежде завести себе карманного короля и прибрать к рукам всю экономику Мистралии. Он вбухает в эту авантюру уйму денег и внимания, и на время выпустит из виду некоторые другие дела, если ты понимаешь, о чем я. Если у вас с ним имеется конкуренция в каких-либо областях, сейчас как раз удобный случай вытеснить его оттуда, пока он занят своим грандиозным мистралийским проектом.

— Бабушка, но откуда ты знаешь, что он ошибается, да еще так точно? Почему ты так уверена?

— Потому, мой маленький Зюси, что не все то, о чем знает весь континент, обязательно является правдой. Макси не был отцом Орландо. Я в свое время из чистого любопытства сделала генетический анализ, так что это абсолютно точно. Просто Багги я об этом не сказала. Если у тебя остались сомнения, могу еще добавить, что Орландо ничуть не был похож на своего наставника, и маг он был совершенно классический. Так что, как бы он ни изменился с возрастом, в подвале у Багги сидит точно не он.

— А кто же? — поинтересовался внук, успокоившись насчет принца и уже просто из любопытства.

— Да кто угодно. Макси был ужасный бабник, и одним богам ведомо, сколько детей он успел настрогать за свою не особо долгую жизнь. Если тебе интересно, попробуй узнать, но вряд ли ты найдешь концы. Кстати, а ты узнал, что за дела у него были с королем Ортана? Эта информация может быть как-то полезна для тебя, или наоборот? Я имею в виду, если, к примеру, она противоречит версии Багги, ее лучше придержать.

— Да ничего я не выяснил, — вздохнул господин президент. — Я спросил у Элмара, но он либо сам не знает, либо не такой простак, как кажется. Он невинно похлопал глазами и пообещал выяснить. Перспективное обещание, ничего не скажешь! Разумеется, он тут же пойдет к Шеллару и спросит, а уж Шеллар найдет, что сказать…

Едва он успел это произнести, как в дверь постучали и почтительный молодой секретарь сообщил, что господина президента желает видеть король Ортана его величество Шеллар III. По очень конфиденциальному вопросу.

— Пригласите его в кабинет, — приказал президент, поднимаясь. И, когда секретарь исчез за дверью, добавил: — Легок на помине…Интересно, что это ему понадобилось на ночь глядя? Неужели об этом мистралийце потолковать? Или просто пришел высказать мне свое возмущение по поводу моей неудачной попытки раскрутить Элмара на концессию?

— Какую? — уточнила бабушка.

— Да я сегодня так опростоволосился, прямо самому стыдно. Я, как и ты, не знал, что сообщение о смерти Шеллара было недостоверным и преждевременным, и затеял разговор с Элмаром, надеясь получить концессию на разработку нефтяных месторождений в Келси. Это было бы безумное выгодно, сейчас на международном рынке резко возрос спрос на нефть, Мистралия ее закупает в несусветных количествах… Шеллар мне обычно на такие предложения отвечал общепринятым жестом и заявлением, что без нас разработают, а Элмара можно было бы и раскрутить. Я к нему подкатился с этим предложением, а он пообещал подумать. Можешь себе представить, как он «подумал». Тут же побежал к образованному кузену и спросил, что такое концессия. А затем объяснил, где таких умных слов нахватался. Вот мне Шеллар сейчас и выскажет… — Факстон вздохнул и посмотрел на бабушку. — А ты не можешь просканировать человека незаметно?

— Зюси! Что ты такое говоришь! Просканировать человека на расстоянии, без прямого контакта, да еще так, чтобы он сам этого не заметил? И при том короля, который наверняка весь увешан амулетами, как праздничная яблонька? Зюси, ты в своем уме? Что за безумные мысли приходят тебе в голову? Я тебе всю твою жизнь говорю: не лезь в авантюры, а то кончишь, как твой дружок Багги.

— Да ведь с ним все в порядке! — попытался возразить внук. — И он даже процветает!

— Рано или поздно, — менторским тоном заявила бабушка, — он плохо кончит. И поменьше бы ты с ним водился. А то начал уже и мыслить, как он — короля ему просканировать незаметно!

— Жаль, — вздохнул господин Факстон. — А как было бы здорово, если бы было можно. Представляешь, сколько интересной и полезной информации хранится в этой стриженой башке?

Когда он скрылся за дверью, мэтресса печально посмотрела ему вслед и вздохнула.

— Эх, Зюси… Такую башку, как у Шеллара, надо иметь свою, а не мечтать заглянуть в чужие. Уж он-то, я уверена, правит своим королевством без всякой бабушки.

Она вздохнула еще раз, достала небольшое карманное зеркальце, поправила прическу, освежила макияж, после чего глубоко о чем-то задумалась. Дожидаться возвращения любимого внука пришлось недолго. Видимо, его величество был, как всегда, краток и конкретен. И даже более чем всегда, поскольку его дома ждала молодая жена.

— Что интересного сказал тебе Шеллар? — поинтересовалась мэтресса, созерцая, как вернувшийся внучек утирает кружевным платочком взмокшую лысину.

— Бабушка, — подозрительно ответил тот. — А ты точно уверена, что этот мистралиец не то, что думает Багги?

— Абсолютно, детка.

— А ты не ошиблась с анализом? Ты хорошо умеешь их делать?

— Я их вообще не умею делать, я ходила к специалисту. А что заставило тебя усомниться в словах твоей дорогой бабушки?

— Только что Шеллар живо интересовался этим человеком. Намекнул, что он оказал бесценную услугу короне и лично Шеллару, и просил со своей стороны выяснить, что Багги собирается с этим мистралийцем делать и зачем он ему вообще. Не бесплатно, разумеется. Также намекнул, что если господин Дорс намеревается извлечь какую-то материальную выгоду из своего пленника, то корона заинтересована в нем и готова заплатить куда больше, чем мистралийское правительство может предложить и за него, и за его друзей вместе взятых. А также как бы между прочим порассуждал о репутации и ее роли в бизнесе и в политике, и, в частности, привел господина Дорса в качестве примера. Репутация у него, дескать, и так не самая чистая, а он еще имел неосторожность кинуть клиентов, и будет очень печально, если эта информация всплывет, подкрепленная доказательствами… и тому подобное. Перевести тебе это все с дипломатического языка на нормальный?

— Не трудись, — усмехнулась бабушка. — И так понятно. «Передай своему дружку Багги, что его мистралиец мне нужен, и я за него заплачу. А добром не отдаст, репутацию подпорчу так, что из Совета Магнатов вылетит со свистом.» Он тебе обещал комиссионные за посредничество?

— А как же! Разумеется, обещал. Только вряд ли я их увижу, если Багги так решительно настроен, он лучше репутацией пожертвует… тем более она у него и так не самая лучшая. Бабушка, а ты точно уверена? Твой специалист не мог ошибиться? Если этот мистралиец никто, почему Шеллар так настойчиво желает его заполучить? Или ты думаешь, он тоже его логически вычислил, как он это называет, и ошибся? Не верю я, что Шеллар в таких вещих ошибся…

— Зюси, ты несносный мальчишка! — возмутилась бабушка. — Разумеется, Шеллар не мог ошибиться, как ты или Багги! Он лично знал Орландо, и довольно близко, и не узнать его в лицо он бы не мог. Равно, как и принять за него постороннего человека с совершенно другим, кстати, типом лица. А дела у них могут быть какие угодно. Начиная с того, что этот человек — его агент, и кончая тем, что у них любовь. Это я шучу, разумеется, просто чтобы нагляднее проиллюстрировать тебе, насколько велик простор для фантазии по этому вопросу. И оставь ты дурацкую мысль о том, что твоя бедная бабушка ошиблась, я абсолютно права. Лучше давай подумаем, что нам с тобой выгоднее — комиссионные от Шеллара или подпорченная репутация Багги.

 

Глава 7

Где-то часам к двум Кантор, наконец, уснул. Без особого труда, поскольку за пять часов, прошедших с момента ухода Тедди, измотался так, что усталость все же взяла верх над болью. Все это время он был занят очень полезным и адски трудным делом — выковыривал из своих нар гвоздь. Этот весьма перспективный предмет он заметил еще, когда препирался со «специалистом» по поводу одеяла. Один из гвоздей, которыми были сколочены нары, расшатался и не особенно крепко сидел в дереве. Даже шляпка немного неплотно прилегала к поверхности. И когда заботливый палач удалился, так и не дав никакой тряпки и заявив, что Кантор, дескать, еще благодарить его за это будет, узник принялся за работу.

Сначала работать приходилось зубами, то и дело обдирая губы о неструганные доски, матерясь и одновременно благодаря небо, что эти самые зубы ему не выбили. Долго и старательно, по щепочке, как бобер какой, он выгрызал дерево вокруг гвоздя, чтобы получше его расшатать и чтобы иметь возможность уцепить его пальцами или хотя бы теми же зубами. Затем так же долго, упорно и осторожно, стараясь не шуметь, чтобы никто не обратил внимания на подозрительную возню в камере, расшатывал и тащил неподатливый гвоздь, никак не желавший вылезать из своей норки. Попеременно, то уцелевшей левой рукой, то зубами, он расшатывал и тащил, расшатывал и тащил, выбиваясь из сил, но ни на минуту не оставляя свой тяжкий труд. Ему позарез нужен был этот гвоздь, и он не собирался отступать, пока не получит его. В его положении, когда он был бы рад даже маленькому кусочку проволоки, гвоздь был просто роскошным подарком судьбы. Им можно было не только отомкнуть наручники но и много чего еще сделать. А делать как раз что-то надо было, и срочно. Два момента из сегодняшней застольной… вернее, затабуреточной беседы не давали Кантору покоя.

Во-первых, то, что босс не велел его убивать, но и продолжать пытать тоже не велел. Во-вторых — известие о смерти короля Шеллара.

Если сразу отбросить предположение, что господин Дорс психически болен и страдает тяжелыми припадками гуманизма, вывод из первого момента следовал единственный. Кантор им все еще для чего-то нужен, но метод обработки будут искать другой. Поскольку угрозы, пытки и сканирование уже попробовали, оставались шантаж и заложники. Шантажировать его нечем, перед своими он чист, и даже если попробуют подставить, Амарго ему поверит в любом случае и пропасть не даст. А вот если они начнут искать, нет ли где на свете людей, дорогих товарищу Кантору до такой степени, что для него будет большим несчастьем их потерять, то могут и найти. Нет, маму они, конечно, не найдут, никому и в голову не придет предположить, кто он такой на самом деле. На это только у короля Шеллара могло хватить фантазии, да и то потому, что у него есть очень интересный шут… так что за маму можно не беспокоиться, как не беспокоился все последние пять лет. А вот Ольга найдется немедленно. Если они попробуют искать в Ортане, то первый же городской сплетник охотно расскажет про ненормальную переселенку, которая дружит с королями, сражается с драконами и трахается с мистралийскими убийцами, да так, что у всех соседей в двух ближайших подъездах случается коллективный оргазм. Вот ведь придурок, как же у него ума хватило не предупредить ее, чтобы помалкивала об их отношениях… Да еще шлялся по городу в ее обществе, по балам таскал… Совсем голову потерял от счастья, кретин влюбленный! Ведь она же совершенно беззащитна, проще простого ее где-нибудь посреди улицы схватить за руки и впихнуть в карету, она даже свое дежурное «ой!» сказать не успеет, не то что пистолет выхватить. Если бы она хотя бы знала, что ей грозит, и поостереглась! Но ведь предупредить ее совершенно некому. Даже, если этот полоумный медитатор товарищ Пассионарио уже слез со своего насеста и пожаловался Мафею, толку от этого никакого. Был бы жив Шеллар, он бы мигом сообразил, что из чего следует, предупредил бы, охранял бы, присматривал. А Элмару и в голову не придет в день похорон любимого кузена задумываться о судьбах всяких там посторонних мистралийцев да еще делать логические выводы, а не может ли это быть как-то связано с Ольгой. Да и потом не до того ему будет, стоит только вспомнить памятный рассказ Мафея, как приходилось надрываться бедному Шеллару в первые месяцы после коронации, чтобы въехать во все вопросы управления государством. Так ведь Шеллар был мужик сообразительный, трудолюбивый и с юридическим образованием, а что со всем этим будет делать Элмар, вообще подумать страшно. Да и все прочие на известие о печальной судьбе товарища Кантора отреагируют просто и естественно — огорчатся, расстроятся и договорятся ничего не рассказывать Ольге. А о том, что ей может грозить опасность, ни один не додумается. Разве что Элмар случайно обмолвится своему проницательному Флавиусу, может, тот догадается и поделится догадками. Но на это рассчитывать не стоит, уж слишком маловероятно. Значит, надо что-то делать самому, и срочно. Что можно сделать в его положении, Кантор с трудом себе представлял, и пока сосредоточился на низменном физическом труде, решив отложить труд умственный на тот момент, когда добудет себе хотя бы какое-то орудие.

После пятичасового каторжного труда он получил в свое распоряжение замечательный стальной гвоздь в три пальца длиной, крепкий и почти острый. Затем оторвал лоскут от рубашки и, зажав свою добычу между пальцами правой руки, насколько смог аккуратно соорудил некое подобие повязки. Затем снова лег, успел еще подумать, что вот теперь самое время начать строить планы на будущее, и неожиданно отключился.

Ему приснился коротенький кошмар. Якобы он — жаркое, и его готовят на вертеле. Он висит над очагом, и огонь обжигает ему спину. А рядом стоят Тедди и советник Блай, оба в несуразно огромных поварских колпаках, и препираются. Советник будто бы говорит, что жаркое надо поворачивать и равномерно перчить со всех сторон. А Тедди, возмущенно указуя толстым пальцем на очаг, отвечает: «Перчить — это халтура! Что за дилетантство! Кто здесь специалист, я или вы? Зачем такой сильный огонь, подгорит ведь в первые же сутки!» «Ну, раз перчить не надо, — решает советник, — тогда я посолю». И начинает на полном серьезе переворачивать вертел и солить со всех сторон. Равномерно. В том числе спину. И даже в основном спину, поскольку вертел что-то заело. Ощущение было настолько реальное, что Кантор не выдержал, закричал и проснулся. И что ужаснее всего, обнаружил, что эта адская боль ему не приснилась.

— Опять притворяешься? — грубо спросили рядом. Не Тедди, кто-то другой. Тот всегда точно определял, когда он притворяется, а когда нет. И говорил всегда спокойно, где-то даже добродушно…

Кантор открыл глаза, с трудом вырываясь из бредовой мути сна, и, разумеется, тут же увидел успевшие ему надоесть сапоги господина Кроша.

— Да сплю я, мать твою… — простонал он, догадываясь, что злопамятный начальник охраны не нашел ничего лучше, как разбудить его размашистым ударом по спине.

— Вставай, — так же грубо произнес господин Крош и добавил, для пущей убедительности еще раз огрев Кантора по спине: — А услышу от тебя еще одно непочтительное слово, получишь еще. За каждое слово отдельно. Понял?

Кантор усилием воли сдержал свой дерзкий язык, который уже порывался обложить господина начальника матом и продолжать обкладывать все время, пока его будут бить, чтобы господин начальник не думал, что его тут боятся и уважают. На этот раз это было бы не к месту и не вовремя. Вдруг представится возможность бежать, а он будет тут валяться без сознания из-за своего проклятого языка.

Поэтому он только молча кивнул и стал сползать с нар. Два охранника отомкнули браслет, которым он был прикован к стене, завели ему руки за спину и надели наручники, попутно обыскав. Гвоздя они, разумеется, не нашли, хотя могли бы, если бы искали потщательнее или если бы знали, что именно надо искать. Затем толкнули в спину — хорошо хоть, не в больное место, а выше — и кратко скомандовали идти. С чего бы это, удивился Кантор. И куда, интересно? В подвал? Так ведь Тедди домой ушел. Или обиженный господин Крош решил начхать на указания босса и позабавиться как следует? Или босс все-таки передумал? Или, что еще вероятнее, просто велел от него избавиться, а Тедди соврал, не желая портить себе нервы с безутешным собутыльником? Но в таком случае все равно в подвал. Не стоит надеяться, что ему дадут умереть легко и быстро… Нет, поворот прошли. Куда же в таком случае? Еще раз налево… Не может быть! Это же на выход! У них что, принято вывозить будущих покойников за город? Ерунда полная, труп ведь проще вывезти. Или просто перевозят в другое место? Впрочем, это вопрос не принципиальный, куда бы его ни везли, добраться до места назначения он не должен. А должен, во-первых, возблагодарить небо за такой редкий шанс, а во-вторых, быстро сориентироваться и сообразить, что делать.

Его втолкнули в закрытый фургон без окон и с замком на двери и посадили на пол в углу. Два охранника заперли дверцу и сели на скамейку у стенки. Сам господин начальник, видимо, ехать с ними не собирался. Счел ниже своего достоинства ездить в вонючей будке или на козлах вместе с возницей. Ну и ладно. Чем меньше их, тем лучше.

Кантор привалился к стене и закрыл глаза, делая вид, что собирается спать, а на самом деле изо всех сил стал стараться сосредоточиться. Должно было получиться. Обязательно. Жизнь, конечно, дерьмо, но не настолько же…

* * *

О том, что его величество никогда не спит подолгу, знал весь двор. Придворные дамы неоднократно жаловались, что если он укладывался раньше полуночи, то в четыре утра немилосердно будил официальную фаворитку и выставлял из своих покоев, ссылаясь на необходимость работать. А если нет, то возился с бумажками в своем кабинете часов до двух, а бедная дама сидела и ждала в полной боевой готовности, как дура. Так что никто никогда не удивлялся, встретив его величество куда-то спешащим среди ночи. А Мафей и вовсе одно время полагал, что его трудолюбивый кузен вообще не спит, пока мэтр не прочел ему краткую лекцию о физиологии сна.

В эту ночь его величество действительно не смог уснуть. То ли от переполнявшего его счастья, то ли просто прошлой ночью поспал лишнего. Сначала он долго лежал, не шевелясь, чтобы не разбудить королеву, и любовался ею с безмолвным обожанием. Затем лежать стало неудобно и захотелось повернуться, а заодно и еще кое-куда захотелось, и он решил, что нечего валяться и ворочаться, если не хочется спать, надо встать и чем-нибудь заняться. Что он и сделал.

Поскольку в том блаженном состоянии, в каком он пребывал, всякие мысли о работе казались кощунством, король набросил халат, вышел на балкон и стал просто любоваться окрестностями. Ночь выдалась теплая и тихая, как всегда в это время года, и удивительно красивая. Луна, вступившая в последнюю четверть, сияла ясно с безоблачного неба, заливая волшебным серебристым светом благоухающие кусты сирени, мощеные дорожки и мраморные скамейки дворцового парка. Свежесть и красота этой весенней ночи полностью гармонировали с возвышенно-лирическим настроением его величества, который до сих пор еще не мог привыкнуть к своему счастью и от этого переполнялся восторгом по поводу и без повода. Побывав всего сутки назад между жизнью и смертью и познав на столь наглядном примере хрупкую красоту бытия, он с тех самых пор не уставал восхищаться окружающим миром, так, как будто столкнулся с ним впервые. Он восторженно любовался лунным светом, удивляясь, как можно было не замечать этой прелести до сих пор, с удовольствием подставлял лицо прохладному ветерку… Да что там ветерок — обычным воздухом его величество наслаждался, как хорошим старым вином, ибо еще не забыл, какое это блаженство — просто дышать. Помимо всех упомянутых радостей Шеллар III со сладким замиранием вспоминал некоторые особо прекрасные моменты своей супружеской жизни, которая состоялась не далее как полчаса тому назад и, вопреки его опасениям, оказалась действительно счастливой.

Все это было так замечательно и так восхитительно, что королю не верилось в реальность происходящего, и время от времени даже закрадывалась непрошеная мысль, будто ему снится сон, и он вот-вот проснется у себя в спальне, совершенно один и совершенно неженатый. Он спешил отогнать эту мысль, и ее тут же сменяла другая, не менее вредная. Что все слишком уж хорошо и замечательно, и непременно должна случиться какая-нибудь пакость, чтобы его величество не расслаблялся. И как ни старался король отогнать и эту мысль, пакость все же случилась, испортив ему все его радужное настроение. Совершенно неожиданно сверху что-то зашелестело, зашуршало и захлюпало, затем мелькнула черная тень, и не успел король запоздало напомнить себе, что счастье счастьем, а вот оставлять пистолет в спальне не следовало, как на балкон приземлился рыдающий в три ручья принц Орландо.

— Что случилось? — встревожился король, поспешно оглядываясь по сторонам, нет ли поблизости кого-то, кто мог бы заметить его странного гостя. И, поскольку Орландо так и не смог совладать с рыданиями и выговорить хоть слово, его величество поспешно обнял друга за плечо и подтолкнул к двери, пока его и в самом деле не заметили. — Пойдем ко мне в кабинет. Только тихо, не разбуди Киру.

Орландо судорожно всхлипнул, кивнул, вцепился в рукав королевского халата и послушно последовал за ним. Это было поразительно похоже на то, как обычно вел себя Мафей, пребывая в особо расстроенных чувствах, из чего король мимоходом сделал вывод, что такая склонность к проливанию слез является некой наследственной эльфийской особенностью.

Помня, что стража у входа в его покои не является гарантией того, что сюда не вломится какая-нибудь придворная дама, король запер дверь кабинета изнутри и усадил рыдающего принца в кресло.

— Успокойся хоть немного и объясни, в чем дело. Твои соратники и наставники были недовольны тем, что ты вошел со мной в контакт и чем-то тебя обидели? Или с Эльвирой поссорился? Или еще что-то случилось? Может, выпьешь что-нибудь?

Получив в ответ очередной безмолвный кивок, его величество добыл из сейфа заначку, а из стола — стаканчики, налил до краев и протянул безутешному другу.

— Вот, возьми, выпей и успокойся. Пей, пей. А то я так и не добьюсь от тебя ни одного вразумительного слова.

Орландо послушно выпил, утерся рукавом («Не видит тебя наставник!» — мимоходом подумал король) и поднял, наконец, глаза, полные боли и отчаяния.

— Шеллар, они его убили!

— Кого?

— Кантора, — сдавленно всхлипнул принц и снова разрыдался, уткнувшись лбом в край стола.

— Вот оно что… — король печально покачал головой и достал из ящика второй стаканчик. — Тогда конечно… Поплачь, потом расскажешь.

И подумал, что охрана Ольге теперь не нужна. Вернее, нужна, но не такая. Может, все-таки не говорить ей пока? Как же так, ведь до сих пор Мафеевы сны не заканчивались столь фатально, даже последний, который вроде бы не оставлял сомнений. Не могли ли они ошибиться? Хотя вряд ли, если бы какая-то надежда оставалась, неисправимый оптимист Орландо не впал бы в такое отчаяние. Но все же надо расспросить. Жалко Кантора, хороший был парень, хотя и наглый не в меру. Надо же мне было с ним заводиться, так его обижать и унижать, вдруг с раскаянием подумал король, вспомнив памятную сцену в гостях у Ольги. Можно было как-то иначе… Ведь я у него в долгу со всех сторон, начиная с того, что он научил меня любить, и заканчивая тем, что он спас мне жизнь, когда я истекал кровью в своей гостиной. А когда он попал в беду, я так ничем и не сумел ему помочь.

Он дождался, пока безутешный товарищ перестанет хотя бы рыдать в голос, затем снова наполнил стаканчики и осторожно обратился к нему:

— Орландо, успокойся, пожалуйста. Хоть ненадолго. Вот, выпей еще, возьми себя в руки и объясни, как это случилось. Это точно? Ошибка исключена?

Орландо так же, не глядя, осушил второй стаканчик и, все еще всхлипывая, принялся рассказывать.

Когда он вернулся домой после радостной встречи с дорогим Шелларом и беседы с новым наставником, его там ожидал некий друг и соратник, разгневанный донельзя, и накинулся на него с криками, что он шляется, неведомо где, а он тут позарез нужен. Без его указания Гаэтано нипочем не даст людей для операции по спасению Кантора, которого наконец нашли, а своих людей у товарища мало. Совершенно непонятно, с чего он так взбеленился, ведь был еще светлый день и до ночи эту операцию все равно бы никто не начал.

В два часа ночи группу захвата переправили телепортом в Новый Капитолий. В три они вернулись, и все тот же разгневанный соратник, чуть не плача от отчаяния, бросил на стол перед товарищем руководителем серебряную сережку в пятнах засохшей крови и сообщил, что это все, что осталось от Кантора. После чего сказал совсем ужасную вещь. Что виноват во всем только Орландо. Из-за того, что он развешивал уши перед Сорди, началась вся эта кутерьма с голдианцами. Из-за того, что он поперся курить траву на своей скале, бросив войско без присмотра, Кантора послали на верную смерть. И, наконец, из-за того, что он где-то шлялся по бабам почти сутки, Кантора не успели спасти. И теперь пусть живет с этим, как хочет. Может, это его хоть чему-то научит, что, впрочем, сомнительно. Родным без него скажут, а вот девушке Кантора пусть дорогой вождь и идеолог сам сообщит, что ее возлюбленный погиб из-за его беспечности и разгильдяйства. Девушка у Кантора с приветом, суицидные наклонности за ней замечены, так пусть товарищ эмпат потрудится ее успокоить и утешить. Если не хочет, чтобы на его совести была еще одна загубленная жизнь.

— Это жестоко, — тихо сказал король, выслушав сбивчивый рассказ друга. — Даже если он так уж любил Кантора, надо же хоть немного думать, что говоришь! Горячие мистралийские парни, вечно они все делают сначала сердцем, а потом уж головой… Орландо, я очень тебя прошу, не воспринимай все сказанное настолько буквально, ибо все это было сказано просто от горя. Когда мы в отчаянии, когда судьба отнимает у нас близких и мы видим, что бессильны что-либо сделать, мы обижаемся на весь белый свет и часто ведем себя излишне резко, зло… и жестоко. Пройдет немного времени, твой друг успокоится и сам поймет, что был не прав, опомнится, раскается и попросит у тебя прощения.

— Но ведь это правда! — протяжно всхлипнул Орландо. — Вот что самое ужасное! Он совершенно прав! Это я во всем виноват! Я действительно развешивал уши, бросил войско и где-то шлялся… Не где-то, а у тебя. Мы болтали, смеялись, радовались встрече… А в это время Кантора убивали. Мне жутко об этом думать. А тебе? Шеллар, тебе не жутко?

Король молча набил трубку и закурил, не торопясь отвечать, что ему как-то совсем не жутко. Может, немного не по себе, не более. Хоть он и научился бояться, но не настолько же.

— Он не ошибся? — спросил, наконец, он, решив на вопрос вовсе не отвечать и наливая еще по стаканчику. — Его точно убили? Тело хоть нашли, или одну сережку?

— Нашли, — кивнул Орландо. — По этой сережке только и узнали.

— Так изувечили?

— Нет, плюты объели. Почти до костей. Я… знаешь, я не смог пойти посмотреть. Просто не смог, хотя мне любезно предложили.

— Какие плюты? — удивился король.

— Там на заднем дворе была здоровая загородка с плютами, в ней и нашли. Сволочная голдианская практичность — чтобы мясо зря не пропадало, трупы туда скидывали. А плюты — они же всеядные.

— Так может, это был не он? Разве можно опознавать по сережке! Ты полагаешь, у голдианских бандитов не принято грабить пленных?

— Так что, они кого-то из своих убили?

— Почему бы нет, если он в чем-то провинился.

— Может быть, — всхлипнул Орландо. — Но тогда бы ребята нашли Кантора где-то в другом помещении. Живым или мертвым, но нашли бы. А они его не нашли.

— Так может, его там и не было?

— Он там был. Это абсолютно достоверная информация, магического характера. Как маг тебе говорю, достоверная. Он был там.

Скверно, подумал король. Значит, ошибка исключена. Если он там был, и раз группа захвата не нашла ничего, более похожего на него, чем объеденный плютами труп с сережкой… Бедная Ольга. Все-таки, проклятие есть проклятие, и ничего хорошего из этого не могло выйти. Надо будет спросить у Наргина, что же теперь, когда ее живой «супруг» стал действительно мертвым, как он будет себя вести? Хотя вряд ли он скажет что-то вразумительное. Наверное, сам понятия не имеет. А мэтресса Морриган, как обычно, заявит, что она подобными делами не занимается уже триста лет… Неудивительно, что Элвис такой лицемер, было у кого научиться…

— Знаешь, Орландо, — сказал Шеллар, снова протягивая руку к бутылке. — Не говори пока Ольге ничего. Пусть она хоть немного успокоится после этой свадьбы. Ты бы видел, как она рыдала, точно как ты сейчас. Это по мне, а если ей сказать о нем… Я вообще не знаю, что с ней будет. Вот в этом твой соратник был прав, тебе придется с ней поколдовать, чтобы она успокоилась. И, боюсь, не один раз. А для этого тебе сначала самому надо успокоиться и прийти в себя. Пей.

Орландо взял протянутый стаканчик и, наконец, обратил на него внимание.

— А что это я пью? — опомнился он.

— Коньяк, — утешил его король. — Очень хороший, не беспокойся.

— И сколько я уже выпил? — спохватился товарищ идеолог.

— Я не имею привычки считать, сколько пьют мои гости, — пожал плечами король. — В твоем состоянии сколько ни выпей, много не будет.

— Мне же нельзя много пить… — как-то неуверенно произнес гость, посмотрел на налитый стаканчик, поколебался и махнул рукой. — А, впрочем, это не много…

И выпил.

— И еще, — продолжал между тем король, — все-таки нелишне было бы точно удостовериться, что вы не ошиблись. Есть для этого очень простой и недорогой способ, наверное, давно позабытый в Мистралии. Так поступают многие родные и близкие пропавших без вести людей. Я сам давно не имел дела с уголовной средой, но я попробую поговорить с Костасом, может он мне подскажет, где у нас можно найти толкового некроманта. Потом дам тебе адрес и сходишь. Пусть проверят, точно ли Кантор мертв, или произошло недоразумение.

— Схожу, — кивнул Орландо, как-то сразу воспрянув духом. — Обязательно схожу. Спасибо, Шеллар. Как хорошо, что я к тебе зашел. А то я просто не знал, что делать. К даме как-то даже стыдно вваливаться в таком состоянии, ребенка будить в половине четвертого ночи тоже как-то… Я сел на зубцы Центральной башни, и вдруг вижу — ты на балконе стоишь, как привидение в своем халате… А королевы нигде не видно. Я и подумал, что, может, я тебе не помешаю… Шеллар, налей мне еще, если можно.

— Да, конечно, — король налил и продолжил, удивляясь такой разительной перемене в настроении собеседника: — А эта скотина Дорс попомнит у меня, как кидать клиентов и убивать небезразличных мне людей. Я этого гада уничтожу. Не пройдет и недели, как вся Голдиана будет знать, чем эта сволочь кормит своих плютов. Ты мне только пару свидетелей потолковее предоставь, а остальное я сам сделаю. Его сограждане-конкуренты с дерьмом съедят.

Орландо лихо опрокинул последний стаканчик и вдруг широко улыбнулся.

— У меня есть мысль получше.

— А именно? — уточнил король, начиная подозревать что-то неладное. Странно, что происходит с парнем? Только что плакал, и вдруг заулыбался… и глаза блестят как-то не совсем нормально… не повредился ли бедняга рассудком с горя? Или он просто пьян? Да с чего, с несчастной четверти кварты?

— Сейчас увидишь! — мистралиец подхватился с кресла, вдел в ухо сережку Кантора, которую до сих пор сжимал в кулаке, и лихо прищелкнул пальцами. — Пойдешь со мной?

— Куда? — всполошился его величество, все больше склоняясь к мысли, что с другом точно что-то не в порядке. Просто пьяные люди так себя не ведут. Даже кузен Элмар сохраняет немного рассудка, как бы ни напился. А с этим что-то невообразимое творится. Глаза совершенно безумные, идиотский зловещий смех, ненормальная лихорадочная какая-тот подвижность… и идеи бредовые.

— Посмотришь, как я сам разберусь с этим ублюдком. Я сам разберусь, а ты постоишь и посмотришь. Что это я, в самом деле, сижу и плачу! Я мужчина или нет? У меня убили друга, а я сижу и плачу! А ты меня в этом поощряешь, нет, чтоб сказать: «Орландо, будь мужчиной! Мужчины не плачут, мужчины мстят».

— Это у вас в Мистралии так говорят? — поинтересовался король, судорожно соображая, как бы остановить этого безумного мстителя, пока он не сбежал отсюда и не влип в неприятности.

— А у вас в Ортане, значит, этого не разделяют? — вдруг обиделся Орландо. — Ну и сиди. И без тебя справлюсь.

И, прежде чем король успел выбраться из-за стола, рванул на себя оконную раму, распахнул окно и вылетел прочь.

— Так я и знал, что какая-нибудь пакость обязательно случится! — огорченно вздохнул Шеллар III. — Но не думал, что целых две!

И направился в спальню за штанами. Надо было срочно рассказать все мэтру и посоветоваться, что делать. Как можно найти и изловить сумасшедшего мага, пока он не наворотил никаких стихийных бедствий и не вляпался в неприятности. Что же это с ним такое, ведь был совершенно нормальный и вдруг… Не сходят же с ума так быстро! Или он все-таки просто пьян? Может, пьяные люди так себя и не ведут, а маги как раз вот такими и делаются? Вспомнить хотя бы Мафея с его другом-эльфом… Да нет, Мафей, судя по рассказам придворных дам, вел себя как нормальный пьяный, а эльф, как впоследствии признался Орландо, и вовсе прикидывался пьянее, чем был на самом деле… Может, забежать к Мафею спросить? Да нет, лучше уж сразу к мэтру, он лучше знает.

Поспешно натянув штаны и рубашку, король бросился к своему придворному магу. Неудобно было, конечно, будить старика, если он еще спит, но ситуация не оставляла выбора. Безумного принца следовало срочно изловить и спрятать, пока он не натворил ничего непоправимого.

Мэтр открыл почти сразу, хотя по наспех надетой мантии было понятно, что он все-таки спал.

— Что случилось, ваше величество? — встревожено спросил он, увидев взъерошенного полуодетого короля.

— У нас проблема, — начал король. — Я сам не понял, как это получилось… Может, я что-то не так сделал или сказал…

— Ваше величество, — ужаснулся придворный маг. — Простите, вы «что-то не так сделали» с вашей супругой, или речь идет о другом?

— Да что вы такое говорите! — рассердился король. — Причем тут моя супруга, она спокойно спит себе. Только что от меня улетел Орландо в совершенно невменяемом состоянии, и я боюсь, что он попадет в беду.

— Как это могло случиться? Входите… впрочем, нет, пойдемте в лабораторию, я попробую его отследить, а вы мне объясните в чем дело.

— Да я сам не знаю, в чем дело. Это произошло так быстро…

Едва они вышли в коридор и направились в сторону лаборатории, как на них налетел такой же взъерошенный и полуодетый принц Мафей.

— Мэтр, — вскричал он, — Орландо…

— Я уже сказал, — перебил его король. — Пойдем в лабораторию, может, мэтру поможешь.

— Не перебивайте, ваше величество, — строго сказал мэтр Истран. — Итак, ваше высочество, что вы хотели сказать? К вам тоже залетал невменяемый принц Орландо?

— Он звал меня с собой кому-то мстить, я не вполне понял, кому именно, вроде бы всем подряд. Я увидел, что он не в себе и хотел его остановить, но он телепортировался. Где он так набрался, он же знает, что ему нельзя…

— Набрался? — возмутился король. — Да он выпил всего ничего!

— Так это вы его напоили? — возмутился в свою очередь мэтр Истран, отпирая дверь. — Как вы могли! Неудивительно, что он пришел в такое состояние! Я ведь неоднократно вам говорил…

— Да разве это называется «напоил»? Мы распили полуквартовую бутылку вдвоем, что такое четверть кварты для взрослого мужчины?

— Шеллар! — в ужасе воскликнул Мафей. — Ты что, не знаешь, что ему нельзя пить?

— Откуда я мог это знать! А ему нельзя? Вообще? Почему?

— Ты же сам видишь, почему.

— Патологическое опьянение, — кратко пояснил мэтр, сбрасывая покрывало с большого зеркала. — Весьма распространенный недуг среди магов, особенно мужчин. Даже если вы не знали, что ваш друг им страдает, вам следовало предполагать такую возможность.

— Я понятия не имел, что такой недуг, как вы выразились, вообще существует! Я не врач, не маг и не мистик, чтобы разбираться в таких тонкостях! Кстати, мэтр, а сами вы никогда не пьете спиртного тоже по этой причине?

— Ваше любопытство неуместно и невежливо! Лучше объясните, почему ваш друг не отказался пить? Он ведь прекрасно знает, каковы могут быть последствия.

— Он был слишком расстроен, чтобы соображать, что именно пьет.

— А отчего он так расстроился?

Король покосился на Мафея, представил себе, что через пару секунд ему опять придется иметь дело с рыдающим эльфом, и сказал:

— Я вам потом объясню.

За окном начинался рассвет. От прекрасной ночи остались одни воспоминания.

* * *

Где-то часов около шести господин Дорс, покинув дом своей любовницы, где провел не менее прекрасную ночь, чем его величество, прибыл в свой офис и был слегка удивлен всеобщим переполохом, царившим там.

— Босс! Вы живы! — вскричал измученный господин Крош, правда, непонятно было, рад он этому или наоборот.

— А с чего бы я не должен быть жив? — удивился господин Дорс, который еще не видел утренних газет. Да, впрочем, даже если бы и видел, информация была настолько свежа, что в утренний выпуск не успевала. — На меня покушались? Или вы просто не могли меня найти? Так спросили бы Ганзи.

Полугном пошевелил длинным носом и пожал плечами.

— Я им говорил, что вы не ночевали дома, но все почему-то сомневались. Есть новости, босс. Одна хорошая и много плохих. С чего начнем?

— С завтрака, — проворчал босс. — А потом в обычном порядке. Крош доложит свои новости, ты свои, а бухгалтер и юрист — свои…

— Босс, новости очень важные, — многозначительно повел глазами Ганзи. — Я имею в виду, те, которые плохие. Кстати, у вас нет больше бухгалтера. Он так некстати зашел в гости к вашей экономке… Впрочем, позвольте по порядку?

— Пошли в кабинет, — скомандовал босс, еще раз окинув взором перепуганных служащих и сообразив, что раз даже толстокожий Крош так распсиховался, значит, причина должна быть уважительная.

В кабинете пом. по информации снова пошевелил носом, поерзал и вдруг спросил:

— Босс, у вас со здоровьем последнее время все в порядке?

— Не тяни! — рассердился господин Дорс. — Начинай!

— С какой начинать, с хорошей или с плохих?

— Давай с плохих, только начинай с минимальной.

— Хорошо, — согласился Ганзи. — Самая невинная плохая новость состоит в том, что ваша внучка третий час достает всех вопросом, что такое «ублюдочный мудак»…

— Кто-то из охраны распустил язык?

— Нет. Вторая новость: час назад сгорел ваш особняк. Погибли все охранники и ваш бухгалтер, который слишком крепко спал после упражнений с вашей экономкой. Из ваших родных никто не пострадал, ваша невестка вовремя проснулась и выбежала вместе с детьми на улицу.

— Отчего возник пожар? — успокоившись насчет родных, босс тут же заинтересовался финансовой стороной вопроса. — Каков материальный ущерб?

— Сгорело все. Огонь был магический, и погасить его не удалось. А устроил пожар некий безумный маг, ко всему еще и пьяный в стельку, как утверждают очевидцы. Он неожиданно возник посреди улицы, спросил какого-то прохожего, здесь ли живет господин Дорс, после чего принялся метать в здание огненные шары. Когда на шум выбежала охрана, этот негодяй перебил всех парой многолучевых молний, и больше никто не решился к нему приближаться. Кроме вашей маленькой внучки. Она улизнула от матушки, подбежала к нему и со свойственной ее возрасту непосредственностью спросила, зачем дяденька ломает дом ее дедушки, там же остались ее куклы. На что добрый дяденька ответил, что ее дедушка — ублюдочный мудак, а кукол он ей новых купит, награбит еще денег, и купит. После чего телепортировался с места событий.

— Найти мерзавца, — распорядился босс, начиная закипать. — Изловить, заковать в полиарг и доставить в филиал на Четвертой улице, а потом пусть Тедди с ним побеседует. На этот раз его никто торопить не будет, пусть хоть месяц забавляется…

— Третья новость, — вздохнул Ганзи. — Тедди уволился.

— В каком смысле?

— В прямом. Сказал, что увольняется, собрал свои инструменты и ушел. Даже о расчете не заикнулся. И заодно четвертая новость: филиал на Четвертой улице тоже сгорел.

— Там тоже побывал этот чокнутый маг?

— Да. Но до него там побывали мистралийцы. Перебили всю охрану, обыскали здание, унесли все оружие, что там хранилось, и зачем-то забрали из загородки с плютами труп Фернана. А уж где-то через час после того появился маг и подпалил все, что там осталось.

— Труп Фернана? — оторопел босс. — Он-то им зачем?

— Тедди предположил, что они ошиблись и приняли его за своего товарища, за которым, собственно, и приходили. Когда Кантора брали, Фернан выдрал у него сережку из уха и нацепил на себя. А поскольку труп объели до неузнаваемости… В общем, Тедди очень смеялся. Но все-таки уволился.

— Постой, а где, в таком случае, был настоящий Кантор? Его к тому времени уже увезли на виллу «Марианна», как я распоряжался?

— Да, все произошло где-то минут через двадцать после того, как фургон отъехал.

— Хоть одна приятная новость. Значит, теперь они считают его мертвым, и больше искать не будут. Ты с ним не говорил? Как он себя ведет?

— К сожалению, — вздохнул пом. по информации, — этого теперь никто не знает. Пятая новость: Кантор сбежал.

— Сбежал? — взвыл господин Дорс. — Как — сбежал? А куда смотрел этот бездельник Крош?

— По дороге за город он каким-то образом освободился от наручников и напал на охрану. Трупы и фургон нашли рано утром на дороге. Все три застрелены, кроме того, у одного в глазу торчит гвоздь. Исчезли лошади, оружие, деньги и кое-что из одежды. Прикажете искать?

— Попробуйте. Если он еще не добрался до границы, может быть, найдете. А по тому вопросу… что-то выяснили?

— Пока нет. Но есть одна хорошая новость.

— Если плохие вы уже все изложили, давайте хорошую.

— У Кантора есть женщина в Ортане. Мы еще не выяснили адрес и род занятий, но она точно существует. Заниматься дальше?

— Обязательно. Найдите, проследите, вдруг он явится к ней, и там возьмете обоих. А по поводу этого наглого мага, который спалил мой особняк, есть какие-то ниточки?

— Никаких. Он появился телепортом неизвестно откуда, никто из очевидцев не видел его раньше, и, что совсем уж не оставляет надежды его найти, он мистралиец.

— Ганзи, мистралийцев-магов не так уж много, попробуй что-то выяснить. Даже если он живет за границей, достаньте его. Я хочу увидеть, как этот мерзавец будет умирать.

— Мы попробуем. Но достать его будет трудновато. У нас не осталось людей в Зеленых горах. А судя по некоторым его высказываниям, которые приводили очевидцы, он приходил мстить за своего друга и наставника Кантора, следовательно, он тоже оттуда.

— Наставника? Он так и говорил?

— Я цитирую свидетелей, босс. Сам я этого не слышал. А это имеет значение?

— А как ты думаешь? Если у этого типа такие ученики, что же может он сам? Подумать страшно. Только одно непонятно — почему он в таком случае не сбежал раньше? Слишком уж много странностей в этой истории, надо разобраться… Хорошо, Ганзи, ты иди, занимайся, а Крош пусть идет сюда. Я с него шкуру спущу, с придурка, за то, что упустил! И пусть найдут нашего доблестного мага, я хотел бы слышать, чем он занимался и где был, когда какой-то чокнутый пьяница разносил мой дом и мой оружейный склад.

* * *

— Это я еще помню, — Пассионарио сделал попытку кивнуть, застонал и закрыл глаза. Кивать было больно. Равно как и вообще шевелить головой. Вспоминать свои похождения было страшно. Да и вряд ли возможно, поэтому он не стал и напрягаться, а просто попросил мэтра Истрана рассказать ему, что они наблюдали в магическом зеркале. Пылающий особняк господина Дорса и девочку, которая спрашивала, что такое ублюдочный мудак, он действительно еще помнил, хотя и с трудом. Дальше в памяти зиял провал, который и спешил восполнить его новый наставник, выгнав предварительно его величество, чтобы не смущать страдающего ученика. — А дальше?

— Далее вы переместились в некое помещение, которого я не узнал. Там сидел пожилой господин, видимо, ваш товарищ, вы называли его Амарго…

— Шеллар видел Амарго? — в ужасе подскочил на своем ложе Пассионарио, представив себе все последствия этого факта.

— К счастью, нет. Как раз после того, как вы обучили девочку новым словам, явно не подобающим принцу, я отослал его величество привести себя в порядок… а его высочество Мафей, как я понял, с господином Амарго уже знаком. Попрошу вас не перебивать меня. Итак, увидев вас, этот господин обрадовался и разгневался одновременно и спросил, где вы были и что с вами, поскольку ваше неадекватное состояние было заметно даже неспециалисту. В ответ вы в непозволительно грубой форме ответили, что это не его дело, что вы не обязаны перед ним отчитываться, и что вы… э-э… имели и его самого, и его нравоучения и его дурацкие правила. Так же вы весьма дерзким тоном поставили его в известность, что появлялись при дворе его величества и имели с ним беседу, что вы нашли себе наставника в магии, а также, что вы взломали его сейф и пусть он пойдет его закроет, а то он настежь стоит до сих пор.

Пассионарио снова застонал и схватился за голову, представив себе реакцию Амарго.

— Он меня убьет…

— Не преувеличивайте, ваше высочество, не похоже, чтобы он питал к вам настолько враждебные чувства. Возможно выскажет свое возмущение, но не более. Услышав все сказанное, ваш старший товарищ присмотрелся к вам внимательнее и с ужасом в голосе спросил, как вы могли так напиться, на что вы ответили дерзким смехом и неприемлемым в порядочном обществе жестом, прибавив несколько нецензурных слов. Должен вам заметить, что обращаться в подобном тоне к человеку старше вас…

— Мэтр, не надо… — простонал несчастный вождь. — В обычном состоянии я к нему обращаюсь с должным уважением… И что потом?

— Потом вы возмутились, как он посмел обвинять вас в смерти вашего друга, если и сам виноват не меньше, поскольку тоже отсутствовал в какой-то важный момент. Тут Мафей расплакался, поняв, о ком идет речь, и мне пришлось немного отвлечься, чтобы его успокоить, а вы тем временем телепортировались в Кастель Коронадо.

— Я был в Кастель Коронадо? — ужаснулся Пассионарио.

— Недолго, ваше высочество. Я даже не успел туда вслед за вами, поскольку, как я уже сказал, немного отвлекся, а вы очень быстро ушли. Там вы всего лишь перепугали господина президента Гондрелло и его дам, убили двух стражников, высказали господину президенту какие-то невнятные претензии, что он живет в вашем замке и спит в вашей комнате на кровати вашей матушки, что вряд ли может быть правдой, поскольку мебель с тех пор не раз менялась. Затем вы запустили на президентскую кровать с десяток гигантских пауков около локтя в диаметре и пустили вокруг кровати огненную дорожку, чтобы они не разбежались, как вы пояснили. Кто они — пауки или президент со своими дамами — вы не уточнили. Кстати, могу я полюбопытствовать, откуда у вас такие познания в школе Змеиного Глаза?

— Был у меня один наставник… — вздохнул Пассионарио. — У меня их было человек семь, и все из разных школ. Не приживались они у нас, каждого обязательно ловили с мамой, и дядя их выгонял, пока папа не узнал. И из школы Змеиного Глаза тоже был. Только я сколько себя помню, у меня никогда не получалось призвание тварей. Никаких. Сам не знаю, как я этих пауков слепил… Спьяну, что ли?

— Возможно, — согласился наставник. — Этим ваше пребывание в Кастель Коронадо закончилось, поскольку прибежала стража и вы благоразумно удалились, пока они воевали с пауками.

— Что я за идиот? — сам себя вопросил Пассионарио. — Что трезвый, что пьяный. Нет, чтоб прибить эту скотину Гондрелло… И чего мне пришло в голову, что он живет в моем замке? Если бы мне вспомнилось что-то другое, например, что он Кантора обидел тогда с этим гимном и прочей фигней, то я б его убил… Может, его хоть один паук тяпнул все-таки?

— Могу я продолжать, ваше высочество?

— Извините, мэтр… — покорно вздохнул его высочество. — Прошу вас. Что я еще интересного натворил?

— Затем вы посетили какое-то государственное учреждение на вашей родине, похожее на полицейский участок или пограничный пост, и заявили, что вам необходимо видеть сержанта Фандорио или как-то так…

— Да, именно так. И как, он нашелся? — Пассионарио чуть оживился, вспомнив эту скотину с совершенно бычьей мордой без малейших признаков интеллекта. Еще он помнил здоровенные кулаки и очень тяжелые сапоги, обитые железом на носках. Ну и связанные с этим ощущения, разумеется…

— Представьте себе, нашелся, только в более высокой должности. Вы тут же поинтересовались, знает ли он, что чувствовали люди, которых он бил ногами, и пообещали ему это показать. Затем, обездвижив предварительно всех, находившихся в комнате, вы сотворили два гигантских сапога в человеческий рост из неизвестного материала, тяжелого, как металл, но упругого, и пустили их произвольно летать по помещению, пиная присутствующих там людей и чаще всего объект вашей мести.

— И чем все кончилось?

— Не знаю, вы покинули это помещение, а сапоги все еще летали. Полагаю, господин, который бил людей ногами, полностью осознал, что они при этом чувствовали. Затем вы наведались в какой-то трактир, как я понял в одной из южных провинций Ортана, но точно определить место я не смог. Вы напомнили хозяину, как пятнадцать лет назад он не заплатил вам за две луны, которые вы на него работали, и выгнал, спустив на вас собак. Должен ли я упоминать, что это здание тоже сгорело дотла?

— А потом?

— Затем вы почтили своим присутствием какой-то портовый кабак в Эгине, где потребовали немедленно подать вам сюда двух грузчиков, которые десять лет назад набили вам… лицо в этом самом кабаке. Вы всегда столь злопамятны, ваше высочество?

— Нет, только когда пьян, — вздохнул Пассионарио, пытаясь вспомнить, когда это и где ему набили морду в Эгине. Впрочем, это с ним случалось регулярно. — Надеюсь, они не нашлись? Или этот несчастный кабак я тоже спалил?

— Как ни удивительно, эти господа нашлись, и даже пожелали повторить свой подвиг. Сейчас вся местная полиция думает, как снять их с вершины прибрежной скалы, на которую вы их затащили, поскольку скала отвесная со всех сторон, примерно, как ваша любимая в горах, только обрывается в море. На этом вы закончили ваши личные счеты и подались в Белокамень…

— О небо… — ужаснулся Пассионарио. — Только не говорите, что я изувечил кого-то из королевской семьи…

— Вы намеревались найти принца Кондратия и надрать ему уши точно так же, как он в детстве Мафею. К счастью, вы его не успели найти. А то наказание получилось бы неадекватным, поскольку вы собирались браться за уши его высочества не просто руками…

— Я их раскалил?

— Именно. Но ничего не случилось, королевский замок в Белокамне — как раз такое место, которое хорошо знаем и я, и Мафей, мы тут же явились за вами и забрали вас оттуда. Это все.

— Спасибо… — совершенно искренне поблагодарил наставника товарищ идеолог. И добавил: — Простите меня, мэтр… Я… так случилось… нечаянно… Не выгоняйте меня, пожалуйста.

— Успокойтесь, ваше высочество, я и не думал вас выгонять. Хотя должен заметить, что вы были непростительно легкомысленны. Как бы вы ни были расстроены, вам следовало следить за собой и обращать все-таки внимание, что и сколько вы пьете. И раз уж об этом зашла речь, попрошу вас впредь также воздерживаться от приема наркотиков… без моего ведома. Если это будет необходимо в каких-либо магических целях, я сам вам порекомендую и прослежу, чтобы все было правильно. А если вы просто расстроитесь, лучше приходите ко мне, и я помогу вам справиться с вашими проблемами другим способом. А то у его величества один универсальный метод на все случаи жизни — напоить гостя, и вот что из этого получается. Как вы себя чувствуете?

— Ужасно, — честно признался Пассионарио. — Несмотря на то, что вы меня лечили…

— Это не похмелье, ваше высочество. Это переутомление. Вы слишком много колдовали сегодня. Так что сейчас вам следует отдохнуть, прежде чем вы сможете куда-то телепортироваться. Конечно, ваши друзья и соратники будут волноваться, но пусть немного потерпят. Главное — все обошлось и ничего не случилось.

— Не случилось? А если меня кто-то узнал? Я не знаю, как мне теперь показаться на глаза Амарго. Я просто боюсь туда возвращаться…

— Придется, ваше высочество. Ведь вас там любят и за вас переживают. Да и просто это ваш долг, о котором, надеюсь, я не должен вам напоминать. А что касается вашего друга, господина Амарго… Объясните ему, что произошло, и извинитесь за все то, что вы ему наговорили. Он ведь наверняка знает о вашем недуге, и поймет, что вы были… не совсем в своем уме. Кстати, вы знаете, что его величество настойчиво ищет с ним встречи?

— Да. Но Амарго не пойдет на контакт. Он и сам не хочет, и… не имеет права.

— Что ж, его можно понять… Впрочем, не стоит сейчас утомлять вас вопросами, поговорим об этом в другой раз. А теперь, с вашего позволения, я вас усыплю, поскольку сами вы вряд ли сможете уснуть, а это вам необходимо.

 

Глава 8

Жак полюбовался плавным приземлением бумажного самолетика и небрежно бросил:

— Да фигня все это, не переживай. Хочешь, переезжай, поживи у меня. А в твоей квартире посидят ребята Флавиуса, и если туда кто-то сунется, этому кому-то придется плохо. А долго и целенаправленно за тобой никто охотиться не будет. Можно подумать, на твоем Диего свет клином сошелся, и вся мистралийская разведка только тем и занимается, что одного его ловит. Потеряют несколько человек и плюнут на это дело, у них других хватает. А охраняют наши безопасники действительно качественно и ненавязчиво. Меня после того банкета две недели охраняли, а я даже не заметил. Так и не знал бы, если бы мне король не сказал.

Что-то не по делу он сегодня веселый и легкомысленный, заметила Ольга. Все ему фигня, ни о чем переживать не надо, а сам хихикает-хихикает, да и моргнет как-то странно, глаза опустит, вроде задумается на секунду, а потом тут же давай хихикать опять, еще пуще прежнего. Даже излишне весело и беззаботно как-то. То ли сам боится, да пытается страх весельем заглушить?

— Жак! — укоризненно сказала Тереза, отрываясь от учебника. — Как ты можешь так говорить! Ольге грозит серьезная опасность, а тебе «фигня»! Если бы это грозило тебе, ты бы уже трясся, как…

— Так то же я, — перебил ее Жак, выбираясь из-за стола, чтобы подобрать самолетик. — Я трус, я всегда всего боюсь. А Ольга — смелая. Не подобает отважным победителям драконов бояться каких-то презренных похитителей. Тем более, ее охранять будут.

Ольга вздохнула и мимоходом полюбовалась на знаменитый портрет короля, спрятанный от посторонних глаз в кабинете Жака. Они сидели в этом самом кабинете, набитом всяческим барахлом, поскольку Жак возжелал уюта и тесной компании, а гостиная была слишком большим помещением, чтобы компанию из трех человек можно было воспринимать как тесную. Да и самолетики бы разлетались. Также он заявил, что ему непременно нужно продегустировать новый самогон, прежде чем предлагать королю, и мнение Ольги для него чрезвычайно важно, как мнение специалиста. Поэтому он одновременно с исследованием аэродинамических свойств самолетиков усердно занимался дегустацией и спаиванием Ольги под неодобрительные комментарии Терезы. А также изо всех сил пытался развеселить гостью, что было очень явственно заметно.

— Ольга, — продолжал доставать ее Жак. — Вот скажи, ты серьезно боишься, что тебя украдут?

Это его «украдут» неизменно вызывало у Ольги ассоциацию с «Кавказской пленницей», и она всякий раз представляла себе этакого мистралийского абрека на лихом коне, который перебросит ее через седло и увезет в горы.

— Гораздо больше я боюсь совсем другого, — вздохнула она. — Мне кажется, с Диего что-то случилось. И король знает, но мне говорить побоялся.

— Да с чего ты взяла?

— Вчера его величество затеял со мной еще одну беседу о том, что к смерти надо относиться философски, что все мы смертны и что у моего возлюбленного такой род занятий, что он может за не фиг делать сложить голову где-нибудь… Ну, ты помнишь, вы все со мной такие беседы проводили?..

— Всего-то? — улыбнулся Жак, оторвавшись от разглаживания самолетика. — Да это у нашего величества просто загрузка тормознула. Он, наверное, с самой голубой луны собирался с тобой об этом поговорить, но либо некогда было, либо все не решался, как обычно. А когда, наконец, разогнался, оказалось, что это уже давно морально устаревшая тема, и его просто не поняли. И с чего бы это из такой мелочи делать такие страшные выводы? Вот приедет твой ненаглядный, и у тебя сразу все это пройдет.

— Жак, он не приезжал уже почти луну! С ним точно что-то случилось!

— Да что с ним могло такого случиться на базе? Тем более, его перевели в личную охрану самого Пассионарио, и теперь уж точно никуда не пошлют. Единственное, что могло случиться — он потерял возможность пользоваться телепортом. Если ты помнишь, он именно таким образом к тебе являлся. А с его приятелем-магом могло стрястись что угодно. Он мог заболеть, погибнуть на задании, даже потерять Силу, что, впрочем, маловероятно. А еще его могли перевести в другую группу, или куда-то отослать по делам… Но, на мой взгляд, самая простая и вероятная причина — их застукало начальство, вставило обоим по самые гланды и запретило покидать базу. Сам Кантор, конечно, нахал и лихач, ему на начальство плевать, а вот его друг мог оказаться более дисциплинированным и послушным. В общем, как бы то ни было, теперь ты его будешь ждать аж до самой победы очередной мистралийской революции. Или наоборот, как получится. Так что я бы тебе не советовал так переживать по этому поводу. — Жак натужно улыбнулся, запустил самолетик под самый потолок и стал следить, задрав голову, как он описывает круг под потолком и плавно опускается на шкаф. — Если он действительно больше не появится, восприми это, как будто вы с ним просто расстались, и посмотри по сторонам ищущим взором, как это делает большинство женщин. Уверен, ты сразу присмотришь себе кого-то ничуть не хуже, а даже наоборот, поскольку этот кто-то будет все время рядом и не будет доставлять тебе неприятностей. А если тебе все еще кажется, что ты никому не нравишься, посмотри по сторонам внимательнее, и сразу поймешь, что ты к себе несправедлива. Так же, как его величество в свое время.

— Жак, что за гадости ты говоришь! — возмутилась Тереза. — Ольга, не слушай его! Этот распутник тебе еще не того насоветует! Сейчас он тебе еще своего приятеля Лавриса сосватает, они же теперь друзья и соратники, вместе по злачным местам трое суток шлялись…

— Ну вот, нашла, что вспомнить… — с досадой отозвался Жак, скривившись, словно раскусил что-то необычайно кислое. — Дался тебе этот Лаврис… Ольга, ну не кисни. Хочешь, я у короля потихоньку спрошу? Мне он скажет, а я тебе скажу по секрету. Если он правда что-то знает. А если не знает, попрошу, чтобы узнал, у него же везде агентура имеется… А скажи, ты очень расстроишься, если кабальеро тебя просто бросит? Ну, там, прошла любовь, завяли помидоры, все такое? А то любовь от высокой цели отвлекает, а у него там великая битва за свободу… Воины, они вообще такими вещами страдают.

— Вот еще! — Ольга тут же ощетинилась, с ужасом представив себе нечто подобное. — Это будет просто лишнее подтверждение того, что мужики — сволочи, и от них, как выражается ее величество, одни моральные убытки.

— Ну не все же, — обиделся Жак. — А мы? Я, Элмар, король, наконец? Мы тоже?

— Может и нет, бывают исключения, но моральных убытков я от тебя имела выше крыши, — проворчала Ольга. — И никакого желания смотреть по сторонам ищущим взором у меня как-то нет. Могу поспорить, что первым делом наткнусь на Лавриса или на что-то похожее. Но ты, правда, спроси у короля. А то Диего мне обещал, что если с ним что случится, мне товарищи передадут, а насчет всего остального ничего не обещал. Вот его нет и нет, никакие передающие товарищи вроде не появлялись, а куда он делся и почему не приходит — думай, что хочешь. То ли правда у него телепорт обломался, то ли любовь прошла, то ли что-то все-таки случилось, а товарищи просто забыли или мой адрес потеряли.

— Хорошо, спрошу, — пообещал Жак. — Только не сегодня и не завтра. Чуть позже. Потерпишь? А то завтра у его величества будет продолжение свадьбы, ты, кстати, приходи. Милая неофициальная пьянка будет. Официальная у него сегодня, с коллегами, а завтра — с нами. А после банкета они с Кирой уезжают где-то недели на три.

— Куда? — растерялась Ольга, которая не представляла себе, как это король может куда-то уехать и оставить все свои дела на Элмара.

— Куда, куда! В отпуск. У него, между прочим, медовый месяц. А если его не спровадить куда-нибудь подальше от его любимых государственных дел, то он этого так и не прочувствует. Ты же его знаешь. Да и в его апартаментах и ближайших помещениях надо делать капитальный ремонт, перепланировку комнат, все такое. Там же теперь будет жить семья, а не одинокий холостяк. Королеве надо свою комнату, а то она уже начала потихоньку расставлять в его спальне вешалки для доспехов и подставки для мечей, а его это слегка нервирует, он не привык жить вдвоем. Потом еще дети пойдут… В общем, ремонт нужен, он и сам это понимает, только заклинал всех, чтобы его кабинет не трогали. А уезжать не желал ни в какую, кричал, что Элмар тут без него за казной не уследит, Факстону концессий надает, договор с мистралийцами подпишет, корону пропьет, и тому подобное. Элмар разобиделся так, что теперь наверняка справится… В общем, как король ни сопротивлялся, мэтр его все же пинками выгнал в отпуск, и завтра их величества отбывают в Эгину. Александр его давно приглашал в свою летнюю резиденцию на побережье. Там как раз самые курортные места. Я сам не был, но Элмар говорил, здорово. Завидую его величеству. Море, солнце, красота кругом, полноценное питание и много здорового секса… Просто рай.

— Рай для бездельников вроде тебя, — заметила Тереза. — А его величество заскучает через два дня. Не думаешь же ты, что он целыми сутками только тем и будет заниматься, что супружеский долг исполнять!

— Нет, конечно, кролик он тебе, что ли! Но все равно, скучать ему не дадут. Он будет читать книжки, беседовать с королевой о возвышенном и обучать ее игре в шахматы. А еще все будут его навещать, чтобы уж точно не скучал. Кстати, Ольга, ты поедешь в гости к его величеству? А то мы тут расписание составляем, чтобы по очереди.

— Обязательно поеду. Только не одна, мне неудобно как-то одной. Может, с Эльвирой?

— Нет-нет, — спохватился Жак. — Эльвира уже занята. Я сам найду, с кем тебе поехать. Да, и еще, кстати. Тут у нас опять ставки делают, когда у короля наследник появится. Не желаешь поставить? Только не тяни, а то когда официально объявят, я принимать перестану.

— В первый день весны, — ляпнула Ольга первое, что пришло в голову. — А сколько надо ставить?

— А сколько хочешь.

— Тогда я посмотрю, сколько у меня есть… А что, король будет на полном серьезе ходить на пляж и купаться? Не верю.

— Я тоже не верю, что кому-либо удастся заставить его раздеться. Разве что силком. Я даже не верю, что он удосужится сменить свой вечный черный камзол на что-нибудь полегче, типа эгинской туники и сандалий…

Ольга немедленно представила себе короля в коротенькой тунике и сандалиях, и слегка повеселела.

— Что хихикаешь? — улыбнулся Жак. На этот раз более естественно. — Опять, наверное, представляешь его бедное величество в каком-нибудь неподобающем виде?

— Жак, — хихикнула Ольга. — А какой длины у них эти туники?

— А кто как хочет. У воинов, например, и у молодежи, кому есть что показать, так едва хозяйство прикрывают. А у более почтенных людей — хоть до полу.

— А что, штанов они не носят?

— Зимой, когда холодно. А летом там такая жара, что надо раздеваться.

— А в Мистралии тоже летом без штанов ходят?

— В штанах. Просторненьких таких. — Жак развел руки, показывая размах мистралийских летних штанов. — Хотя это все зависит от класса, социального положения и личного вкуса. Есть оригиналы, которые в шортах щеголяют, а есть и такие, что все лето парятся в сапогах, дабы не уронить достоинство. Вот к таким, кстати, и относится наш король. Могу поспорить на что угодно, что он так и проходит весь отпуск одетым.

— Ну, поспорь, — согласилась Ольга, которая как раз представляла себе Диего в шортах и отмечала про себя, что ему бы пошло. — Только не со мной. Я тоже так думаю.

— В том-то и беда, — вздохнул Жак. — Все так думают, и мне поспорить не с кем. Может, мэтра спросить? Только если он думает иначе, я все-таки сменю свое мнение, и с ним спорить не буду. Один уже поспорил…

— Кстати! — вдруг вспомнила Тереза. — Жак, ты знаком с мэтром Альберто?

— Лично — нет, но в лицо знаю, — ответил Жак, как-то вдруг напрягшись. — А что?

— Он о тебе спрашивал. Говорил, что хотел бы с тобой познакомиться, слышал, ты тоже алхимией увлекаешься, и что ты механик толковый. У него там какой-то ценный прибор сломался, так он очень просил, чтобы ты зашел и посмотрел, может, разберешься. Зайдешь? Ты не бойся, что он мистралиец, он очень интеллигентный и порядочный человек.

— Я надеюсь, — проворчал Жак. — Схожу, конечно. Раз уж так просит…

— Мэтр Альберто — это такой пожилой дяденька, который иногда по клинике мелькает? — наморщила лоб Ольга, припоминая, о ком же идет речь. — Он еще в подвальчике за моргом обитает, да? Тереза, а правду болтают, что они с мэтрессой…

— Поменьше слушай сплетни! — вознегодовала Тереза. — А то ты не знаешь, как люди любят приврать, чтобы обгадить ближнего! Тебе было приятно, когда про тебя и его величество сплетни ходили? Или сейчас, нравится тебе, когда люди рассказывают, как вы с Диего занимаетесь сексом на весь подъезд?

— Неудобно немного, — вздохнула Ольга, — но это правда, так что обижаться не следует. Ну а что делать, если там стенки — одно название! Пусть слушают, не умрут. Я же слушаю, как мои соседи друг дружку матюками обкладывают, и ничего. Так что, неправда? Я просто так спросила, мне по приколу было.

От этих воспоминаний у Ольги снова испортилось настроение, и она решила заканчивать эти полуночные посиделки и идти домой, пока не поздно. А то охрана охраной, а искать себе приключений на задницу, болтаясь по улицам среди ночи, тоже как-то не хотелось.

— Пойду я, пожалуй, домой, — сказала она, доставая последнюю сигарету на дорожку. — А то уже поздно.

— Зачем? — стала уговаривать ее Тереза. — Оставайся у нас. Действительно уже поздно, зачем тебе куда-то идти, если ты все равно собираешься к нам переехать? А завтра за вещами сходишь. Жак тебе поможет перевезти все, что нужно.

— Вот еще! — проворчал Жак. — Лошадь нашли! Лучше Элмара попросить.

— А Элмар что, лошадь? — обиделась Тереза.

— У Элмара есть слуги, — пояснил свою мысль Жак. — И до хрена притом. И что ты пристала к человеку, захочет — останется, нет — завтра придет. Ольга, останешься или завтра придешь?

— Завтра приду, — решила Ольга, которая терпеть не могла незапланированных ночевок в чужих домах, за исключением тех случаев, когда это случалось после классной гулянки, когда всем было весело и ночевка в гостях казалась увлекательным приключением, а идти домой не было сил. Сегодня ей ничуть не было весело, так что оставаться не хотелось ни капельки.

— Приходи, — как-то очень быстро согласился Жак. — Только утром, чтобы я показал тебе дом, прежде чем уйду во дворец. А то еще пойдешь сама исследовать, вляпаешься во что-нибудь.

— Во что? — не поняла Ольга. — У тебя что, сортир течет?

— Шуточки у тебя! Нет, у меня просто по дому полно всяких занориков, некоторые даже опасны для жизни, так что я тебе их покажу. Только по секрету, а то вдруг они мне еще пригодятся, а если о них весь город будет знать, какой с них толк?

— Каких занориков? — не поняла Ольга.

— Хитрых ловушек для Слонопотамов.

— Ловушек? — Ольга немедленно представила себе, что под столом в гостиной у Жака вырыта огромная яма, прикрытая ковриком. — А зачем?

— Вообще-то они от прежних хозяев остались, но я их не демонтировал, потому что тоже одно время боялся, что меня украдут. Да и до сих пор боюсь, в общем-то, так что пусть будут.

— А как ты про них узнал? Или тебе прежние хозяева, когда дом продавали, объяснили?

— Да я его не покупал, что ты! Даже если б у меня хватило денег, я бы все равно что-то попроще присмотрел. Это мне король подарил, он же и показал все, что тут есть. Это дом его двоюродной прабабушки, принцессы Джессики. Никогда не слышала? Пронзительная была старушка, должен сказать. Она сама из королевского дома Лондры, была замужем за ортанским принцем, который приходился нашему королю… э-э… младшим братом прадеда, вот. К тому же этот принц был слепой, его в какой-то битве навернули булавой по кумполу, отчего он еще совсем молодым потерял зрение. Так что принцессе повезло, я видел ее портрет в молодости, только слепой и мог на такой жениться. Представляю, какой она стала к старости, наверное боялись хуже, чем Флавиуса.

— Жак, ну что ты говоришь! — укоризненно перебила его Ольга. — Флавиуса боятся потому, что у него должность такая, а сам он очень симпатичный мужчина. Мне, во всяком случае, нравится. Он на одного японского актера похож, забыла, как его зовут…

— Железный Феликс, — подсказал Жак. — Между прочим, он просил у тебя узнать, кто это такой и почему ты его так прозвала. Ты уж как-то Флавиуса бы пощадила со своими вечными меткими прозвищами. А то оно к нему прилипло, а он не знает, обижаться, или радоваться. Что самое смешное, никто не знает, что такое Железный Феликс, но всем очень понравилось и все единодушно решили, что Флавиусу идет.

— Он знает? — ужаснулась Ольга. — Вот уж, при дворе его величества фиг что скроешь! Но ты же ему объяснил, что тут нет ничего обидного?

— А я откуда знаю? Я вот у тебя и спрашиваю. А то мне что-то не верится, что японца могли так звать.

— Как — не знаешь? Так Дзержинского называли.

— А кто это?

— Ты не знаешь, кто такой Дзержинский? Ты что, совсем историю в школе не учил?

— Учил, но что-то такого не припоминаю. А что, он был на Флавиуса похож?

— Да нет, у него должность была аналогичная. А Железным звали потому, что был несгибаемый большевик.

— А, так это вот какие времена… Знаешь, их в школе так кратко проходят, что все несгибаемые большевики в учебник не поместились… Ладно, я же тебе о чем-то другом рассказывал…

— О страшной принцессе, которую боялись хуже, чем Флавиуса, — подсказала Ольга.

— Ах, да. И ты меня перебила. Я не потому вспомнил Флавиуса, что его боятся, а потому, что эта бабушка тоже была главой этого самого департамента. Вплоть до самой своей кончины, до восьмидесяти восьми лет. Наш король еще был ее заместителем.

— Которым? — уточнила Ольга. — По порядку или по безопасности?

— И одним был, и другим тоже. О же прошел всю служебную лестницу с самого низа, от рядового полицейского до главы департамента. Ну, так положено, программа обучения такая. Бабушка Джессика его очень любила, то ли за его выдающиеся способности, то ли родную лондрийскую кровь в нем чувствовала, не знаю, но этот дом она ему в наследство оставила, поскольку своих детей у нее не было. А поскольку сам он в нем не жил, подарил мне. И сказал, что это очень полезное жилище для человека, которому может грозить опасность. Тут на всех замках сигнализация на взлом стоит такая, что мертвого поднимет, и еще током шарахнет. Это уже я переделал, а то раньше там такое заклинание стояло, что от бедного взломщика одна кучка пепла бы осталась. Не дай бог, кто-то бы по ошибке пострадал. А еще в гостиной есть такие симпатичные окошечки, которые плюются огненными стрелами, только они настроены на голос хозяина, так что тебе не пригодятся. А в перилах лестниц есть выдвигающиеся лезвия на случай, если за тобой кто-то гонится, я тебе завтра покажу, на какую шишечку нажимать. И потайных дверей по дому полно… В общем, все покажу, но завтра.

— А что, старушка сама их ставила? — заинтересовалась Ольга. История о бабушке, которая раньше была заместо Флавиуса, ей очень понравилась.

— Вряд ли, это должен делать специалист. Но проектировала, возможно, сама. Король говорил, бабушка была знатная воровка, почище Флавиуса и даже Элвиса.

— Воровка? — не поняла Ольга.

— Это не в смысле профессии, а в смысле класса. Название класса вообще вещь условная. Название просто исторически так сложилось, а на самом деле к классу воров относятся не обязательно преступники, а, например, еще и те, кто их ловит. А ты, кстати, раньше не слышала, что купцы тоже по классу относятся к ворам? Сами они, правда, страшно не любят, когда им об этом напоминают, и уже двести лет бьются, чтобы их отделили от воров и выделили в отдельный класс. А ничего у них из этого не выходит. Во-первых, от природы никуда не денешься, Тень-то одна, что у купца, что у вора, что у нашего Флавиуса, что у лондрийского короля. А во-вторых, никто не хочет менять традиции. Даже наш король считает такой раздел на классы правильным и логически обоснованным, потому как больших воров, чем торгаши, еще поискать. Так вот, старушка принцесса была воровка, как большинство лондрийских королей. Это у них семейное, хотя они тоже не любят об этом говорить. Равно как и о том, что у них в роду непонятно каким образом затесался гном. Оттого они такие красивые, особенно дамы. И оттого, кстати, наш король такой ненормально здоровый. Это тоже гномья наследственность, только она редко проявляется таким образом.

— У нашего короля в роду были гномы? — изумилась Ольга. — Так скажи кому, обхохочется…

— Я сам обхохотался, когда он мне сказал, и решил, что он шутит. А потом он мне своего кузена Элвиса показал, и я поверил. Ты же его видела на свадьбе? Четыре локтя в шляпе с плюмажем. И вся их родня такая, это только наш в ортанскую породу пошел. Он тебе, наверное, говорил, что у них в семье все мужчины по пять локтей ростом? Я сам не застал его покойного дядюшку и кузенов, но мэтр мне рассказывал, что когда эта семейка усаживалась обедать в полном составе, начиная с дедушки и заканчивая Элмаром, зрелище было потрясающее.

— А у них каких-нибудь великанов в роду не было?

— Не знаю. Король говорит, что это анатомически невозможно, но мало ли, вдруг какой-то карликовый великан попался…

— Жак, а не хватит ли тебе пить? — подала голос Тереза. — А то ты и не до того договоришься. «Карликовый великан»! Хватило же фантазии!

— А почему бы и нет? У многих людей где-то далеко в роду затесались существа других видов. Те же эльфы, к примеру. И если у Мафея это видно с первого взгляда, то уже у Диего, к примеру, не видно, пока не разденется. А у Этель так и вовсе не видно. А еще пара поколений — и само присутствие эльфийской крови в семье забудется, и потом никто не поймет, отчего да почему дети рождаются то безволосые, то с серебристыми волосами, то глазастые не по-людски… Ты прикинь, ведь подавляющее большинство ныне живущих людей живого эльфа никогда не видели. А пройдет еще лет сто…

— Ладно, пойду я, — поднялась Ольга, у которой при упоминании о Диего снова испортилось настроение и рассуждения Жака о нечеловеческой наследственности стали как-то и неинтересны. — А то правда поздно уже…

Тереза попробовала еще раз уговорить ее остаться, но Жак тоже встал и сказал, что проводит, из чего Ольга сделала вывод, что он, видимо, затеял на сегодня грандиозную ночь любви, и посторонний человек в доме ему на фиг не нужен, а Тереза никак не может этого сообразить. Так что правильно она решила сегодня не оставаться.

Проводив Ольгу и закрыв за ней дверь, Жак вернулся в кабинет уже не улыбаясь и не скрывая раздражения. Не говоря ни слова, он налил себе стакан самогона, посмотрел на него, отставил и достал сигареты. Тереза отложила книгу и внимательно на него посмотрела.

— В чем дело? Мне показалось, ты не хотел, чтобы Ольга осталась, и очень невежливо ее спровадил. Советы ей давал совершенно безнравственные… И вообще какой-то ты нервный сегодня. Что-то случилось?

— Кто тебя за язык тянул, когда я эти советы давал? — в сердцах бросил Жак и все-таки выпил налитый стакан. — Кто тебя просил лезть со своим высоконравственным мнением и мешать мне работать? И между прочим, чтоб ты знала, мэтр Альберто дерет твою мэтрессу на столе в ее кабинете, так, что вся клиника ходором ходит, одна ты не знаешь… А раз я что-то Ольге говорю, значит, так надо, и нечего меня перебивать и все мне портить… — Он выругался и добавил: — И вообще, имел я такие деликатные поручения в рот, в нос, в ухо и в самый сокет! Опять он меня подставил, друг называется! Что за манера! Поручил бы Элмару, у него лучше получается, Ольга сама говорила…

— Перестань напиваться и не сквернословь! Так это тебе король поручил такие провокационные разговоры вести? Зачем? С Диего действительно что-то случилось, и король знает? Но если бы так, зачем тогда охрана? Или просто боится, что у Ольги будут проблемы от такого любовника, и хочет, чтобы она с ним рассталась? Или что-то еще ему в нем не нравится? Они, помнится, вроде поссорились… Но как бы то ни было, Жак, разве так можно? Исподволь, намеками, давать понять девушке, что ее отношения с любимым человеком закончились, что пора искать другого… А если он приедет, что он о тебе подумает? Ты что, не мог отказаться?

Жак отвернулся, неуверенно помолчал, моргнул несколько раз, и все-таки не выдержал.

— Ничего он не подумает. И не приедет. Никогда не приедет. Совсем.

— Господи! — тихо ахнула Тереза. — Он погиб?

— Да.

— И король не смог сам сказать, тебе поручил?

— Нет, он мне поручил ее осторожно подготовить. Сказать поручили кое-кому еще, придет один товарищ… Он… в общем, он эмпат, он ее сможет как-то магически утешить. Только он сейчас сам весь в соплях по этому поводу, его бы самого кто утешил… Ну как, как я ее должен подготовить, как тут можно беседы вести, когда самому плакать хочется? Я вот это сижу, за клипсу дергаю бедную девчонку, а у самого перед глазами его ухмылка…

Тереза тихо всхлипнула и полезла в карман за платочком.

— Жак, а почему тогда охрану не сняли?

— Король не велел. Сказал, что есть вероятность ошибки, хоть и небольшая, и он хочет застраховаться от случайностей. Что, дескать, опознавать тело по украшениям — дело неверное, можно и ошибиться… только непонятно, если это был не он, куда же тогда он делся?.. Ты Ольге хоть не говори, ладно?

— Ладно, — кивнула Тереза. — Шел бы ты спать, бедный мой.

— А ты пойдешь?

— Я чуть позже приду. Посижу немножко одна.

— Молиться будешь? — вздохнул Жак, поднимаясь. — За упокой души?

— За вероятность ошибки, — серьезно ответила Тереза. — И я не понимаю твоей иронии. Как бы ты ни был расстроен, это некрасиво… и просто невежливо. Нельзя быть таким дремучим атеистом.

— Можно, — возразил Жак, с трудом выбираясь из-за стола. — Я же есть, значит можно.

Он остановился, нежно посмотрел на девушку и вдруг спросил:

— А почему тогда ты меня любишь, такого дремучего атеиста?

— Потому, — с обычной своей серьезностью ответила Тереза, — что ты в сто раз больше христианин, чем большинство верующих.

— Понятно, — вздохнул Жак, которому, впрочем, не очень-то было понятно. — Молись. Я разве против? На здоровье. Только приходи потом.

И нетвердой походкой побрел в спальню, думая при этом, что не стоило столько пить. Самогон все равно не помогал. Перед его взором по-прежнему стоял усмехающийся Кантор и спрашивал: «Ну как, ты все еще боишься мистралийцев?»

И слышать это было почему-то больно.

* * *

Примерно в это же время принц-бастард Элмар сидел в своей библиотеке, запершись на ключ, и мрачно смотрел на стоявший перед ним кувшин вина, к которому так до сих пор и не притронулся. Он боялся идти в спальню, зная, как легко улавливает несравненная Азиль малейшее изменение его настроения. Если она спросит, что с ним, что ей ответить? Ведь предупреждай, не предупреждай, завтра же все Ольге расскажет. Поэтому он сидел и ждал, пока Азиль уснет, чтобы она не заметила и не начала расспрашивать. Не обманывать же ее, если спросит. Недостойно.

Выпить хотелось зверски, и не просто выпить, а напиться до умопомрачения, но пить он тоже боялся, зная, как легко у него развязывается язык от вина, и опасаясь не удержаться и сболтнуть лишнее.

Поэтому он просто сидел и смотрел на кувшин. А перед его глазами стоял усмехающийся мистралиец и говорил: «Только ты постарайся, как в прошлый раз, напасть сзади и без предупреждения».

И Элмару тоже почему-то было больно.

В королевском кабинете сидел, зажав в зубах погасшую трубку, его величество Шеллар III, который пытался перед отъездом хоть немного привести в порядок дела, основательно подзапущенные за последние дни. Однако, как ни старался он вникнуть в смысл лежавшего перед ними рапорта от Флавиуса, смысл этот каким-то образом ускользал от его понимания. Возможно, просто потому, что он только что пришел с официального приема, где слегка выпил. А может быть потому, что вместо изучаемого документа перед его взором стояла наглая ухмыляющаяся физиономия и ехидно вопрошала: «А королям подобает ныть?»

И королю тоже было больно.

В лаборатории мэтра Истрана у большого зеркала выбивался из сил принц Мафей, пытаясь нащупать хоть небольшой просвет в сплошной черноте, окружавшей дворец. Почему-то проклятое зеркало у него работало только в пределах дворца и с настройкой на помещение, хотя он своими глазами видел, как мэтр делает это на любом расстоянии и с настройкой на конкретного человека, значит, это возможно, просто у него почему-то не получается. Он видел, как это делается, и даже понял принцип, но практически ничего не мог сделать, хоть сядь да плачь. И Мафей сидел и плакал, и все равно снова и снова пытался нащупать ту нематериальную нить, которая, как он видел, должна связывать мага с объектом его поиска. Пытался, и не мог. Может быть, потому, что всякий раз, когда он наблюдал за действиями наставника, тот искал либо ученика, либо воспитанника, и нить у него была ровная, широкая и белая. А у Мафея получалась синяя, тонкая, и обрывалась, едва достигнув непробиваемой черноты за стенами дворца. И невозможно было понять, что это значит. То ли, что ученик мага просто замахнулся на что-то недоступное ему по уровню, то ли, что у него нет достаточной связи с объектом поиска, то ли, что этого объекта и в самом деле нет в живых.

И думать об этом было больно.

В спальне Эльвиры, уткнувшись лицом в плечо хозяйки, тихо плакал принц Орландо, он же товарищ Пассионарио, он же и так далее. Он так и не решился до сих пор показаться на базе, так ему было стыдно появиться на глаза Амарго. А еще ему было больно. Как и всем. И может, даже больнее, потому что, как говорят, эльфы чувствительнее, чем люди. И, как и у всех, у него тоже все время стоял перед глазами Кантор. Только не такой, как сейчас, а прежний, знаменитый маэстро, его наставник. Он яростно кричал что-то о презренных плагиаторах и с размаху опускал на спину нерадивого ученика подставку от пюпитра. Но по сравнению со всем остальным это как раз было совсем не больно.

В это же время Ольга неторопливо топала по темной улице и размышляла о высказанных Жаком предположениях. И чем больше она размышляла, тем меньше ей все это нравилось. Как ни горько было это сознавать, в них была изрядная доля правды. Очень даже могло такое случиться, что Диего действительно остался без телепорта, и теперь добраться к ней не сможет никак. То есть, совсем никак. Ведь в Голдиану его больше не пошлют, да и вообще никуда не пошлют, и вполне вероятно, что она его не увидит, как обещал Жак, до самой победы очередной революции. А то и вовсе никогда. Ведь победа эта предполагаемая не завтра и не через луну, если вообще когда-то будет. Вон, тянется у них все это безобразие двадцать лет, и еще столько же протянется, так что, он ее будет все эти годы помнить и ее одну любить и ждать? Смешно. Погрустит и забудет, дело житейское. Если еще не забыл. Мало их у него было? А вот она, сможет ли она его забыть так же легко? Его глаза, то устало печальные под полуопущенными черными ресницами, то азартно-веселые, с такой же лихой чертовщинкой, как у барда с портрета, то пронзительно-мудрые, то безумные от страсти… Его улыбку, то мягко светящуюся тихой лаской, то искрящуюся отчаянным разудалым весельем, то невеселую, перекошенную на одну сторону… Его безграничное понимание абсолютно всего и детский восторг перед чуждым и непривычным… Его манеру стебаться с серьезной миной, трахаться в неподобающих местах и давать парадоксальные советы… И просто, как с ним было здорово, с этим безбашенным мистралийцем… Разве можно это забыть?

«А если с ним все-таки что-то случилось?» — пробилась сквозь сладкие воспоминания болезненная мысль, сверлившая Ольгу уже который день. А если вот как раз и сбылось предсказание? И они все знают, а ей боятся сказать? Если его все-таки замучили до смерти, и он сейчас где-то валяется, как вон та дохлая кошка под забором…

Она попробовала себе представить его мертвым, и в памяти тут же всплыло изувеченное лицо ее «мертвого супруга» из кошмарного сна, отчего Ольгу пробрала дрожь. Нет, не надо, отчаянно заметались испуганные мысли, взвившись стаей всполошенных птиц. Пусть лучше он ее забудет, пусть бросит, но пусть он будет жив!

Она шла, слушая сзади легкие шаги своих ненавязчивых охранников, молча глотала слезы и изо всех сил пыталась унять разыгравшееся воображение, живо рисовавшее ей любимого человека, измятой тряпкой лежащего в мусорной куче, как та самая дохлая кошка, мимо которой она прошла минуту назад.

Стоит ли говорить, что ей тоже было больно.

Сам Кантор в этот самый момент лежал, обессилено припав лицом к влажной от росы траве, и в который раз ругался с внутренним голосом. Голос утверждал, что если он попытается снова встать, то умрет на месте. А Кантор, матерясь и проклиная все на свете, доказывал, что как раз наоборот, если он не встанет, и не сядет на эту проклятую тупую скотину, на которой и с седлом-то невозможно ехать, не то что без оного, и не поедет сию же минуту дальше, то вот тогда он точно умрет. Потому что его догонят и поймают.

Кантору тоже было больно. Но, разумеется, по совсем другой, более простой причине.

* * *

Жак прекрасно понимал, зачем он вдруг понадобился мэтру Альберто и о каком таком ценном приборе идет речь. Но все же идти было слегка боязно. Он все утро колебался и уговаривал себя, что ничего страшного не случится, что не убьют его за этот сейф, тем более причина была уважительная, и что мэтр Альберто, он же дон Рауль, он же товарищ Амарго, не злодей какой, а нормальный мужик. Просто не может теперь сейф закрыть без посторонней помощи, да хочет, наверное, убедиться, что информация не поползла по миру. Но все равно было боязно. И, когда Жак переступал порог лаборатории, колени у него слегка дрожали.

— Ну что ты трясешься, как припадочный? — устало вздохнул мэтр Альберто, он же дон Рауль и так далее. — Не убью я тебя, не бойся. Заходи.

Он выглядел очень старым и несчастным, и сейчас действительно был больше похож на мирного алхимика, чем на отважного командира повстанцев, и тем более, полевого агента секретной спецслужбы.

— Здравствуйте, — неуверенно поздоровался Жак. Он тут же перестал бояться и, напротив, проникся сочувствием к этому бедному агенту, которому и так приходится в трех местах вертеться, а ему еще поручили воспитывать товарища принца, от которого надо наркотики в сейф прятать. Может, конечно, с этим почтенный мэтр и перебарщивает, как все наставники, но все равно, делать из эльфа политика — задача такая, что умом можно тронуться.

— Если уж ты что-то ломаешь, — так же устало и обреченно продолжал несчастный агент, — так хотя бы прибирал за собой, когда уходишь! Три дня сейф нараспашку и замки на дверях взломаны! А если бы сюда кто-то зашел?

— Извините, — покаялся Жак. — Мы очень торопились.

— А потом нельзя было прийти, когда перестали торопиться? Или просто струсил?

— Давайте, я посмотрю, — покорно сказал Жак, которому нечего было возразить. — Я думал, вы сами сможете… э-э… а как мне вас называть?

— Здесь я мэтр Альберто, — ворчливо отозвался мистралиец. Он тяжело поднялся, дотянулся до разворошенной аптечки, которая теперь стояла на столе, и бросил в рот пару таблеток. Затем как-то безнадежно и чуть ли не жалобно спросил. — Этот раздолбай у вас не появлялся? Он опять пропал, паршивец! Я с ума схожу, не знаю, что с ним теперь. Еще и напился где-то, а он же пьяный — полный идиот, во что угодно мог встрять.

— Появлялся, — утешил его Жак. — Не беспокойтесь.

— Ты его видел? — с надеждой вскинулся мэтр Альберто. — Он у вас?

— Я не видел, мне король говорил. Я спрошу, если хотите, может он до сих пор у нас. Вы, правда, не переживайте. С ним ничего не случилось, когда он пьяный отправился на подвиги, мэтр Истран его отловил и обезвредил. Он, наверное, или у него, или у Эльвиры сидит. А может, и вернулся, просто вы не знаете. Вы давно у себя не были?

— Тогда подожди, я на базу смотаюсь, — вздохнул мистралиец и принялся стаскивать мантию. — Займись пока замком, а потом запрешь дверь и посмотришь контролку. Ты там что-то такое наворотил, что я теперь в систему войти не могу. Вот уж, пусти ломовика к технике…

— Да что вы! — засмеялся Жак, недоумевая, как же он сам не догадался. — Я вам просто шлем отключил! Там есть такая маленькая опция — «вид нейроконтакта», я ее переключил на штекер, и теперь ваша машина вас в шлеме не признает. Вы что, сами не могли посмотреть?

Мэтр Альберто опустил уже задранный подол мантии и подошел поближе.

— Откуда я знал? Я эту опцию никогда не открывал. Назад переключить не мог? Переключи, да я сейф закрою.

— Вы с вашими мистралийскими стрелками уже забыли, как с техникой обращаться, — подколол его Жак. — Или просто забыли, что на свете люди с имплантами бывают?

— Да я и раньше про эту опцию понятия не имел! Что я, по твоему, специалист по вашей этой технике? Если хочешь знать, я ее вообще попервах боялся.

Жак остановился со шлемом в руках и с тихим ужасом посмотрел на собеседника.

— «Вашей технике»? — повторил он, не вполне веря услышанному и надеясь, что мэтр Альберто просто оговорился, слишком вжившись в образ. — А разве вы не…

— А что тебя так удивило? Я местный. Настоящий мистралиец, и между прочим, настоящий алхимик. Или ты думаешь, мы настолько тупы и примитивны, что техника нам вообще недоступна?

— Нет, почему же, — смутился Жак. — Я думаю, что король бы вполне потянул… Просто я не знал, что такое вообще практикуется — вербовать агентов из местных, посвящать их во все подробности…

— Зато сам короля посвятил, во что только можно, — тут же перебил его мэтр Альберто. — Кто тебя за язык тянул?

— Я нечаянно, — вздохнул Жак. — Кто же знал, что он такой внимательный окажется и раскрутит меня так запросто… Вы бы сами попробовали что-нибудь соврать его величеству, я бы на вас посмотрел…

— Раз уж об этом зашла речь, — мистралиец тоже вздохнул и взял с полки спички и алхимическую горелку. — Давай поговорим серьезно. Ты займись пока замком, а я сварю кофе. На базу потом смотаюсь, если честно, мне как-то даже страшновато с ним встречаться. Я ему такого наговорил сгоряча…

— Король мне рассказывал. Как же вы так? Вы что, не знаете, какой он впечатлительный? А если бы он пошел да сдуру руки на себя наложил? Они же ненормальные, эти эльфы. Разве он так уж был виноват, как вы ему расписали?

— Частично, — поморщился алхимик. — Но все равно… Сорвался я тогда, не выдержал. Как увидел, что от Кантора осталось…

— А ошибиться вы не могли? — с надеждой спросил Жак, ковыряясь в замке. — Какой код тут был изначально?

— Три — восемнадцать — сорок два… Я теперь уже и не знаю. Поначалу все были уверены, что это он, а теперь возникли сомнения… Пришел один… э-э… в общем, у него родственники есть, и один из них — маг. Так он пришел и решительно заявил, что это — не Кантор. Объяснить он свою уверенность не смог, поди пойми, то ли как-то магически распознал, то ли просто с горя, знаешь, как бывает, до последнего не верят… Обещал проверить и точно сказать. И если он научным путем убедится, что это все-таки не Кантор, то я не знаю, где же тогда его искать?.. Про Кантора тебе тоже король рассказал? А ему — понятно, кто… Да еще пьяный, страшно подумать, чего он мог наболтать… Я вот о чем хотел поговорить. О вашем любимом короле. Как много он знает? Что вы с этим балбесом успели ему порассказать?

— Мы? — обиделся Жак. — Да практически ничего. Он сам до всего додумался. Я ему рассказал только о том, что видел в Кастель Милагро, и о том, что мне рассказали вы. Но вы же и не запрещали об этом рассказывать. А он сделал вывод, что вы — человек из нашего мира. Из мира Альфа, я имею в виду. И захотел с вами познакомиться, потому что объем информации, полученной от меня, счел недостаточным.

— А как он узнал, что Амарго — это я?

— А помните… Кантор вам рассказывал, что Мафей видел о нем вещий сон? Вот там ваше имя и всплыло. В том сне Кантора спрашивали именно о вас. А Мафей свои сны обязательно рассказывает королю. Вот так король и услышал имя Амарго. И заинтересовался, кто это такой и зачем это он голдианцам. А потом по каким-то своим каналам и вас нашел. И кто такой Кантор, он тоже вычислил сам. Мне бы и в голову не пришло как-то связывать его с тем парнем, которого я видел в Кастель Милагро. А король додумался. Вот и все, готов ваш замок.

— До чего еще додумался ваш король? — печально вздохнул мэтр Альберто, расставляя на столе чашки и сахарницу. — Продолжай, я уже ничему не удивляюсь. Ты кофе с сахаром пьешь, как и прочие переселенцы?

— Да, с сахаром… А еще король сам вычислил, что отец Кантора, мэтр Максимильяно дель Кастельмарра, тоже был агентом из нашего мира. Теперь король и с ним хочет познакомиться. Вернее, повидаться, они уже были знакомы когда-то…

— А это не Орландо ему сказал?

— А он что, знает?

— Знает. Мы были вынуждены посвятить его во все, иначе нам бы пришлось слишком много врать, а он эмпат. Почувствовал бы, заподозрил, перестал бы доверять. Так что, это его работа? Проболтался где-то?

— Нет. Это почтенный мэтр сам прокололся. Когда двадцать три года назад воспользовался универсальным антидотом и забыл пустую нашлепку забрать. Он вам рассказывал?

— Кажется, нет. А ну-ка напомни подробнее.

— Вы знаете историю о том, как умер отец нашего короля?

— Да, это шеф мне рассказывал. Не официальную версию, а как оно было на самом деле. Но о том, что это он спас Шеллара, нарушив при этом инструкции, умолчал. А я-то все не мог понять, откуда у Кантора такое непочтение к правилам и инструкциям… Наследственное это у них. Хотя я могу понять шефа, я бы и сам наплевал на инструкции, если бы видел, что умирает ребенок и что я могу его спасти. Значит, он оставил пластинку от дермопласта? И ее нашли? А на днях вы с Пассионарио, как я догадываюсь, учинили то же самое. Утащили из моей аптечки тот же универсальный антидот, чтобы опять спасти вашего общего друга, которому опять перепала смертельная доза отравы. И, само собой, показали ему дермопласт и пояснили, что это такое?

— Ну… да, — кивнул Жак, решив не впутывать в эту историю еще и придворного мага. — А что, мэтр Максимильяно, или как его на самом деле, ваш шеф?

— Он региональный координатор. Только помалкивай. Об этой лаборатории король знает?

— Что вы! Если бы он знал, он бы еще позавчера был у вас в гостях. Я ему не сказал. Просто отказался от объяснений.

— А чего он вообще от нас хочет? У него какой-то конкретный интерес, или просто из любопытства?

— В основном он хочет заручиться вашей поддержкой на случай, если не сможет самостоятельно справиться с возможной агрессией Мистралии.

— Додумался, поздравляю! Над нами с шефом еще сорок пять начальников, и решать этот вопрос будем не мы, даже, если придется. Так что пусть успокоится и даст нам спокойно работать. Лично я в стороне не останусь, чем смогу помогу, даже если начальство решит не вмешиваться. А то ведь очень даже может решить, они, гады, нам даже запрещают трогать этого сучьего советника. Хотят увидеть, что же из всего этого выйдет, исследователи, мать их. Шеф тоже в стороне не останется, уж слишком он любит этот мир, чтобы дать ему погибнуть. А большего обещать не могу. И скажи ты своему любопытному королю, чтобы не пытался выходить на кого-то выше, а то ведь умрет от любопытства. Это шеф считает, что Шеллара надо всячески беречь и хранить, как уникальное явление природы, а наше начальство может думать и иначе.

— Я ему уже сто раз объяснял, — вздохнул Жак. — Может, вы ему сами объясните? Или ваш шеф? Может, он бы утешился хоть немножко да перестал так рваться к контакту? Он ведь все равно никому не проболтается, в отличие от Орландо и Кантора, он инструкции уважает и чтит.

— Шеф не велел, — покачал головой мэтр Альберто. — Ты передай королю, что мы в курсе его стремлений и чаяний, и, когда будет надо, сами войдем с ним в контакт. У шефа даже есть идея завербовать его. Сейчас в мире Дельта есть два полевых агента из местных, я и одна очень мудрая дама на соседнем континенте. Может, ваш король будет третьим, если, конечно, любопытство у него окажется сильнее дворянского гонора. А то ведь полевой агент — должность ма-аленькая. Самая малюсенькая. А выше местного и не продвинут. Чтобы вдруг не начал в своих интересах… ну, ты понимаешь.

— А вас как завербовали? — не удержал любопытство Жак.

— Меня?

— Ну да, вас. Как-то же вы вошли в контакт? Тоже как-то вычислили наших, или они вас сами присмотрели по каким-то параметрам?

— Вот шеф меня и присмотрел, — как-то не очень охотно ответил мистралиец. — Я согласился.

— Вы добровольно согласились? Из любопытства, или вас на чем-то прижали?

— Скорее, не прижали, а соблазнили, но и из любопытства тоже.

— А чем вас таким соблазнили? — не унимался Жак. — Возможностями?

— Возможностями, — невесело кивнул алхимик. — Возможностью быть живым и здоровым. То, что от меня осталось после Кастель Милагро, хотело жить, как и все люди. А мне предложили сказочную возможность… Как бы то ни было, я не считаю, что меня прижали, и не жалею. Мне интересно. Надо быть алхимиком, чтобы это понять… Если бы мне еще не повесили на шею этих двух… — он резко замолчал и опустил глаза, видимо, вспомнив, что их уже не два.

— Может, вы все-таки ошиблись? — с надеждой спросил Жак. — Может, это был все-таки не он? Король говорит, это не дело — опознавать по украшениям. И родственник этот… Это ваш шеф, как я понял? Он тело на экспертизу забрал? А долго это будет? Как бы мне у вас узнать результат?

— Да не долго, — вздохнул мэтр Альберто. — Анализ крови быстро делается. Только у нас с шефом контакт ограничен, сам понимаешь.

— Он что, по одному анализу крови собирается определять?..

— В данном случае, этого хватит. Не думаю, что в этом мире есть еще куча народу с положительным фактором Шермана.

Жак захлебнулся кофе.

— Кантор — шархи?

— На четверть. Шеф — наполовину. А как бы он иначе смог работать двадцать лет в качестве мага? Он настоящий маг. Неклассический, по своей, шархийской магии, но настоящий. Липовых тут мигом разоблачают, а нашему начальству нужен был свой человек именно в среде магов, а то они думали, там какие-то свои внутриклассовые тайны. Вот и привлекли настоящего мага-шархи. Как оказалось, особых классовых тайн у магов нет, тайны у них по школам разбиты, так что постороннему магу чужой школы их тоже никто не откроет, а магия шархи, как оказалось, несовместима с эльфийской, или классической, как ее называют здесь. Причем несовместима до такой степени, что попытка совмещения может оказаться смертельной для мага… Но что-то я тебе много лишнего рассказываю, ты не находишь?

— Вы сами, я вас не заставлял. Если считаете, что это лишнее — не рассказывайте. Только дайте все-таки знать, что же даст экспертиза.

— Обязательно.

— И еще… Мэтр Альберто, вы не знаете, можно как-то удалить капсулу безопасности? Кантору ее удалили?

— Понятия не имею. Могу спросить у шефа. А что тебя так волнует? Детонаторы-то у тебя?

— Потерял я детонаторы, — вздохнул Жак. — Еще тогда, в горах.

— И промолчал? Вот придурок! — рассердился мэтр Альберто. — Что угодно могло случиться за эти пять лет!

— Да я забыл про них…

— Недотепа несчастный! Спрошу у шефа, что можно сделать. Если эта гадская техника не очень громоздкая и ее можно перетащить сюда, попробую помочь. И если она еще сохранилась в вашем мире, ее ведь уже лет сто с лишним не выпускают.

— Пожалуйста, — умоляюще вздохнул Жак. — Вы не представляете, как это… страшно.

— Не представляю, — согласился мэтр Альберто. — Я не трус, мне этого не понять. Что ж, будем считать, что на этом договорились?

Однако по его голосу было слышно, что он слегка шутит. Прекрасно он все понимал. И не обязательно для этого надо быть трусом. Жак молча кивнул и, вдруг набравшись смелости, попросил:

— А можно мне… Ну хоть разок… Хоть в шлеме… — он вожделенно покосился на компьютер и безнадежно добавил: — Ну, пожалуйста! Я больше ничего не сломаю!

— Ностальгия замучила? — посочувствовал алхимик, повторно приступая к переодеванию. — Ладно, дверь только не вздумай открывать. И взламывать ничего не вздумай, базу данных агентства «Дельта», например. И уж тем более не вздумай пугать своих бывших друзей, которые исправно носят тебе цветы на кладбище. Я через час вернусь. Часа тебе хватит?

— Спасибо, — с тихим восторгом в голосе прошептал Жак и метнулся к машине, волоча за собой стул. — Хватит, конечно хватит… Мне только чуть-чуть… Только нырнуть… Почувствовать…

Мэтр Альберто достал из ящика стола ремень и шляпу, посмотрел на чуть не плачущего от счастья шута, и покачал головой.

— Если мне еще и за тобой прикажут присматривать, — вздохнул он, — я точно застрелюсь.

 

Глава 9

— Гениально, Ганзи, — одобрительно улыбнулся господин Дорс, выслушав доклад. — Ты, как всегда, не разочаровал меня. Как тебе удалось всего за сутки с небольшим?..

Зам по информации чуть пожал щуплыми плечиками и усмехнулся, отчего его длинный нос смешно зашевелился.

— Хотя весь мир почему-то упрекает голдианцев в корыстности и продажности, тем не менее в любой стране континента информация точно так же покупается и продается. Это стоило денег, конечно, но это не было сложно. В Ортане тоже существуют такие специальные господа, которые покупают и продают информацию и с того живут. И я их знаю. Какие будут распоряжения? Брать девицу, ждать Кантора, или дальше это уже не мое дело и заниматься практической частью будет Крош?

— Нет, заниматься будете вместе. У вас хорошо получается. Он подберет людей, ты их проинструктируешь, а план операции составите вдвоем. К тому же, надо будет нанять пару местных, а у Кроша нет связей в Ортане.

— Я предпочел бы не нанимать посторонних, — заметил Ганзи. — Информация может просочиться. А ее ведь будут искать, я вам докладывал…

— Да-да, я помню, — перебил его босс. — Девица пользуется особым расположением королевской семьи, королева ее подружка, король ее трахал, и первый наследник ее трахал, просто непонятно, как это товарищ Кантор затесался в такую титулованную компанию… Прекрасно я понимаю, что ее будут искать. Именно поэтому и нужно нанять посторонних, чтобы не светить своих людей. Причем нанять либо мистралийских эмигрантов, либо людей, похожих на мистралийцев хотя бы внешне. Пусть думают, что товарищем Кантором заинтересовалось его родное правительство и ищут, сколько влезет, но не у нас. А после операции этих господ тихо ликвидируем, чтобы информация не просочилась, как ты выразился.

— Совсем не светить своих не получится, — задумчиво произнес зам по информации, выслушав идею босса. — Во-первых, наемниками кто-то должен руководить, а то наломают дров. Во-вторых, нам понадобится маг, хотя бы для телепортации. Не таскать же девицу в карете через границу. В-третьих, в деле уже задействован наш человек, он сейчас находится в Ортане и ведет наблюдение.

— А почему только один?

— Видите ли, как оказалось, за этой девицей наблюдаем не только мы. За ней постоянно таскаются еще какие-то люди, мы не смогли выяснить, кто именно. Может быть, охрана, а может и конкуренты. Поэтому обычную слежку пришлось свернуть, чтобы не засветиться, а то ведь, если мы их заметили, то могли и они нас засечь. Вместо обычных сотрудников я поставил на эту работу хорошего вора, одного, но высокого класса. Фантик его зовут, может слышали. Очень талантливый парень.

— Не слышал, но, раз ты говоришь, то верю. Мага, разумеется, тоже возьмете, этого бездельника Зукиса. А руководить… Пусть Крош сам подберет. Кто там у него сейчас вместо Фернана?

— Хукер. Подойдет.

— А кто это? Незнакомая фамилия. Новенький?

— Нет, он у нас давно, но до сих пор был на вспомогательных работах. Сейчас Крош его продвинул, и парень весь преисполнен служебным рвением и честолюбивыми мечтами о дальнейшей карьере. Но работник добросовестный, упорный, целеустремленный… к тому же сойдет за мистралийца при минимуме грима.

— Хорошо, пусть Крош сам решит, поручать ли ему такое серьезное дело, или подобрать кого-то поопытнее. Когда спланируете и подберете людей, соберемся и согласуем. Только поторопитесь. План должен быть готов завтра.

— Будет готов, босс. А что с Кантором? Ждать его или не надо?

— Не надо. Если у нас действительно есть конкуренты, лучше не терять времени. А его потом достанем как-нибудь иначе. Когда у нас будет его девушка, он уже никуда не денется. И сам придет, и ученика своего придурочного приведет. Тем более, у нас нет никаких гарантий, что он вообще направился в Ортан. Он мог и в свои Зеленые горы рвануть. А даже если и в Ортан, то не обязательно к ней. У него там могут быть другие знакомые, соратники к примеру… Он может пойти к этим соратникам, к своему другу Шеллару, просто к врачу, в конце концов, да мало ли куда. А мы будем сидеть и ждать. Не стоит, уж лучше поторопиться. Кстати, об этом мерзавце что-то удалось выяснить?

— Вы имеете в виду ученика, который сжег ваш дом? К сожалению, босс, никто о таком не слышал. Как я уже говорил, магов-мистралийцев в мире крайне мало, и их можно пересчитать по пальцам. А этого парня никто не знает, так что, скорее всего, он действительно еще ученик и действительно обитает в Зеленых горах. Судя по описанию, которое удалось собрать из разрозненных свидетельств очевидцев, этот маг очень молод.

— Ганзи, — укоризненно заметил господин Дорс. — Где ты видел мага, который бы выглядел на свой возраст?

— Возможно, он действительно только выглядит молодым. Но, тем не менее, факт остается фактом. Коллеги о нем ничего не знают. Мы его, разумеется, найдем рано или поздно, но не так скоро, как вам хотелось бы. Сначала нам надо внедрить нового человека в партию товарища Пассионарио, поскольку, как я понял, какая-нибудь мистралийская партия нам все равно понадобится, если мы собираемся устроить там собственный переворот. Эта подходит как нельзя более. А уж потом можно будет прощупать, кто же это из них так лихо магией балуется. Может, Кантор подскажет. В общем, найдем мы его, не волнуйтесь, обязательно найдем. Но не так скоро. Это дело долгое, надо запастись терпением. Кстати, что выяснил по вашей просьбе господин Факстон? Насчет загадочных дел Кантора с королем Ортана? Мы работаем и в этом направлении, как вы поручили, и любая новая информация…

— Ничего этот лопух не выяснил. Но при попытке всплыли несколько занятных фактов, которые тебе должны показаться интересными. Товарищ Кантор настолько дорог его величеству Шеллару, что тот не поленился лично явиться к Факстону на ночь глядя и через его посредничество предлагал мне солидный выкуп за упомянутого товарища, и даже позволил себе какие-то угрожающие намеки в мой адрес. Как тебе такой поворот?

— Интересно… Но само по себе это еще ничего не доказывает, у него могут быть и другие мотивы. К примеру, все та же девица, их общая любовница, могла его попросить об одолжении.

— А больше ты ничего интересного не заметил?

— Больше? — Ганзи на минуту задумался, затем понимающе кивнул. — Действительно. Откуда его величество знал, да еще так точно, что Кантор именно у нас? Факстон проговорился?

— Факстон сам этого не знал. Может быть, конечно, короля проинформировали товарищи с Зеленых гор, но мне как-то не дает покоя вероятность, что утечка информации произошла у нас. И, когда у нас окажется вышеупомянутая девица, которую его величество тоже будет интенсивно искать, эта утечка может повториться… и тогда, боюсь, его угрозы могут оказаться очень и очень реальными.

— Я лично проверю всех, кто знал о нем. Если утечка произошла у нас, через пару суток я буду это знать. Но не думаю. Скорей всего, его все же проинформировали товарищи, и это убедительно доказывает, что он все-таки имеет с ними какие-то дела. Кстати, эту информацию можно выгодно продать. Не желаете?

— Не сейчас, Ганзи. Если в наши дела влезет еще и мистралийская разведка, это может создать дополнительные трудности, а их и так хватает. Ты выяснил что-нибудь, подтверждающее либо противоречащее моей гипотезе? Не напрасно ли мы все это затеваем?

— К сожалению, босс, ничего нового узнать не удалось. Из старых придворных, лично знавших принца Орландо, никто не дожил до наших дней. Все-таки, двадцать лет прошло, да еще пять переворотов. Если кто-то и сохранился каким-то чудом, то находится в ведении мистралийского правительства и бережется, как зеница ока. Правительство, как вы сами знаете, тоже очень хотело бы найти этого таинственного принца и очень не хотело бы, чтобы его нашел кто-то другой. Из людей, лично знавших мэтра Максимильяно, тоже мало кто дожил до наших дней, по той же причине. Собственно, из этих людей остались только его зарубежные коллеги, с которыми он водил знакомство. Та же мэтресса Джоана, к примеру, но ее же мы не можем расспрашивать подробнее, а то ведь догадается. Или ортанский придворный маг, которого тоже очень опасно расспрашивать на эту тему. Сейчас мы отрабатываем некоторые варианты… скажем так, нескольких дам, с которыми пропавший без вести мэтр имел связи, но результатов пока нет. Если будут, я доложу. А касательно принца… боюсь, тут мы никого не найдем. Есть, конечно, один человек, который отлично знал обоих и здравствует до сих пор, но я бы не рисковал с ним вообще входить в контакт. Даже, если нам удастся его найти, а то ведь он ведет откровенно бродячий образ жизни.

— Ты имеешь в виду Казака?

— Именно. Вы же понимаете, этот господин, несмотря на его забавный вид, очень опасен. Стоит ему что-нибудь заподозрить, и пропало дело. Это вам не ученик, который кидается огненными шарами на глазах у всей улицы. Мы и глазом моргнуть не успеем, как он уведет нашего ценного пленника, и нам останется только радоваться, что он не надумал мстить. Единственные возможные источники информации по этому поводу — королевские семьи, но кто же рискнет соваться к королям с такими вопросами. Если уж даже Факстон ничего не смог выяснить…

— Вот тут ты не прав, — возразил господин Дорс. — Не все же короли такие хитроумные, как Шеллар. Есть, к примеру, один монарх, если его можно так назвать, который запросто будет откровенничать со всяким, кто ему наливает… или кто подставляет ему задницу. И с ним вполне можно поработать. Еще можно попробовать поговорить с лондрийской королевой, она такая дура, что из нее можно вытянуть что угодно. Но это опасно, у нее слишком умный муж, который может этот разговор засечь. Так что лучше попробовать вызвать на откровенность его величество Луи. Чем будете приманивать, вином или мальчиками, решайте сами, лишь бы какой-то результат был.

— Хорошо, займемся, — кивнул Ганзи. — Как только закончим с девицей.

— Занимайтесь параллельно, — проворчал босс. — Мне нужно подтверждение как можно скорее. И завтра в это же время вместе с Крошем придете и доложите мне свои соображения по поводу плана операции. Чтобы до послезавтра все подготовить, продумать, и осуществить. Чисто и гладко, строго по плану.

— Сделаем, босс, — спокойно согласился Ганзи, которому было не привыкать к подобным задачам.

* * *

Дом Жака показался Ольге похожим на кусок торта. Вернее, на два куска от разных тортов, которые положили на одну тарелку и слепили вместе. Потому что в левом крыле было два этажа, а в правом — три, но тем не менее, полы нижних и потолки верхних находились на одном уровне. На первом этаже левого крыла помещались прихожая и гостиная, а в правом — кухня, коридор из кухни к черному ходу, чулан и комната для переселенцев. У дальней стены гостиной находилась парадная лестница, состоящая из двух пролетов. Первый вел на второй этаж правого крыла, то есть, в кабинет, второй — на второй этаж левого крыла, то есть в спальню и прилегающие к ней санузел и кладовку. Из коридора на втором левом этаже можно было попасть на третий правый, но там никто не жил, комнаты стояли пустые и дверь была всегда заперта, да и не было там ничего интересного, разве что аккумулятор, который Жак спрятал в дальней комнате и завалил всяким ненужным хламом — старой мебелью и прочим барахлом. А еще, как оказалось, в доме действительно полно потайных дверей, соединявших практически все помещения. К примеру, из кабинета выходов было несколько: в спальню, в чулан и в еще одну потайную комнату за кабинетом, в которую иным путем вообще нельзя было попасть. В этой комнате у Жака хранился хлам нужный и особо секретный. Еще в полу спальни был люк, ведущий в прихожую, через который можно было смыться на улицу через парадный вход. А в нарядной белой панели, которой было зашито пространство под лестницей в гостиной, было вообще некое волшебное место, сквозь которое можно было пройти. Принцип действия этой сверхъестественной стенки Ольга так и не поняла, да и сам Жак объяснить не смог, пожал плечами и сказал: «Ну, волшебная она, что тут непонятного?» А из-под лестницы уже можно было через еще одну потайную дверь попасть в коридор прямо у дверей черного хода, через которые опять-таки можно было смыться на улицу. В общем, интересное было здание, что и говорить. Только один недостаток был в его конструкции — все это добро было рассчитано на хозяина. То есть, на человека, постоянно живущего в спальне, гостиной и кабинете. А комната для переселенцев и кухня были обычными помещениями, рассчитанными на прислугу, для которой, разумеется, никто никаких потайных ходов не делал, и смыться оттуда можно было исключительно естественным путем. А поскольку Ольга была человеком особо невезучим — вернее, считала себя таковой — то, разумеется, в критический момент оказалась именно на кухне. Тереза как раз только пришла с работы и они собирались попить чаю и приступать к приготовлению ужина, чтобы к тому времени, когда вернется Жак, все было уже готово. Так что Ольга оставила Терезу в гостиной и направилась на кухню приготовить чай, даже не подозревая, что ее ждет через минуту.

* * *

Предстоящая операция должна была стать звездным часом Маки Хукера. Во всяком случае, он на это искренне надеялся. В последние дни судьба была к нему благосклонна, а если уж пошла полоса везения, то не могла же она закончиться за каких-то два дня. Подумать только, его наконец заметили и поручили ему настоящее дело! Сам господин Крош беседовал с ним и объяснял, насколько это дело настоящее и серьезное, и намекал, что в случае успеха он может рассчитывать и на большее. А в успехе Хукер был уверен. Уж он-то не облажается так, как его предшественник, недотепа Фернан. Уж он-то сделает все, как надо, не растеряется и не дрогнет. Тем более операция была спланирована столь четко и подробно, и инструкции были столь просты и понятны, что провалить ее было практически невозможно. И ребят ему дали толковых, один Фантик чего стоит. Аугусто и Педро тоже парни не промах, тертые и бывалые, сделают все, как надо. Правда, потом их надо будет пристрелить, но это уже по возвращении. То есть, дома, среди своих, так что риска практически никакого. Мэтр Зукис, хоть и маг, но тоже мужик толковый. Особенно после последнего разноса, который ему учинил босс после пожара. Если подумать, Зукис в этом и не виноват, не обязан он охранять имущество босса, это дело охранников, а у мага другие дела имеются. Но когда босс в гневе, оправдываться себе дороже выйдет. Так что Зукис после того до сих пор перепуган и так и рвется на подвиги на благо работодателя. И делов-то всего — войти в дом, схватить девицу, усыпить и телепортироваться спокойненько домой. Единственные возможные накладки — может прийти хозяин дома, господин королевский шут. Это, конечно, серьезнее. Он, по слухам, крутой маг, однажды пятерых магистров по мостовой размазал при большом скоплении народа, но при этом ужасный трус, так что непременно растеряется и у них будет время его пристрелить, пока не начал колдовать. Еще могут забрести какие-нибудь гости хозяина, но это вообще смешно. Какие-то задрипанные господа придворные, которые не знают, с какой стороны у ножа лезвие — это не противники.

Сначала все шло строго по плану. Ключи от дома бесценный Фантик заблаговременно украл у служанки, которая приходила убираться. Двух конкурентов — или же охранников, кто они, так и не выяснили — Зукис аккуратно и незаметно усыпил магическим способом. Сначала того, что торчал у парадного входа, затем того, что у черного. А потом Хукер лично отпер ключом заднюю дверь, и они спокойно вошли в дом, оставив Фантика на шухере. В доме находились только две девушки — объект их поисков и хозяйка дома. «Не спутаете, — заверил их Фантик. — Хозяйка меньше ростом и симпатичная, а наша… и что они все в ней нашли?»

Первая накладка случилась, как только они вошли на кухню. Непонятно, какого хрена понадобилось особе, приближенной к королю, самой готовить себе чай, но она именно этим и занималась. И находилась не в гостиной вместе с подругой, а на кухне. И что еще хуже, успела поднять визг, отчего ее подруга немедленно поняла, что происходит, и бросилась бежать. Поэтому Хукер сам занялся первой, а мистралийцев послал ловить вторую, пока не сбежала через какое-нибудь окно. Скрутить девицу оказалось не так-то легко, даже будучи обезоружена, она вырывалась, брыкалась и даже кусалась, и Хукер едва уберег самое ценное для мужчины место от нескольких опасных пинков, но все же ему удалось обуздать это кусачее чудовище, и они вместе с Зукисом поволокли ее в гостиную, чтобы там в спокойной обстановке усыпить и заодно посмотреть, как успехи у остальных. То, что они там увидел, повергло их в легкий шок. Аугусто стоял столбом посреди комнаты, растерянно взирая на залитую кровью лестницу, а его напарник валялся на нижних ступеньках с распоротым животом. И второй девицы, разумеется, нигде не было.

— Что здесь случилось, вы, два кретина! — разозлился Хукер, понимая, что идеально разработанный план катится к свиньям собачьим. — Вы что, упустили ее? Два здоровых лба не справились с одной девчонкой? Чем она его так?

— Не знаю, — все еще слегка растеряно ответил Аугусто. — Она убежала вон в ту дверь…

— Ловушка на лестнице, — пояснил Зукис, подойдя ближе. — Я о таких вещах слышал, но видеть пока не приходилось. Лезвие выдвигается прямо из перил… Мда, бедный Педро. Не повезло.

— Смотреть надо было, — проворчал Хукер. Его сейчас меньше всего волновала судьба бедного Педро, которого все равно надо было пристрелить после операции. Гораздо больше его беспокоила вторая девушка, которая скрылась за очень внушительной на вид дверью. — И что теперь делать будем? Кто-то может определить, кого именно мы поймали? Ту, за которой пришли, или хозяйку дома?

— Не знаю, — проворчал Аугусто, понемногу отходя от потрясения. — Дурацкая у Фантика манера баб различать. Та симпатичная, а эта нет… На мой вкус, так они обе симпатичные.

— Для мистралийцев все блондинки симпатичные, независимо от остальных внешних данных, — усмехнулся маг. — Не беспокойтесь, мы поймали именно ту, что нам нужна. Достаточно на нее внимательно посмотреть.

Хукер присмотрелся к добыче, которая перестала брыкаться, (видимо, поняла, что теперь это бесполезно), но продолжала мычать, пытаясь что-то сказать. Наверное, выдать очередную порцию ругательств, совсем не подобающих порядочной девушке. Интересно, она и при короле так же выражается? Действительно, мэтр Зукис совершенно прав. Только мистралиец и мог позариться на такое убожество, не зря же говорят, что они одним местом думают. Смотрят, наверное, тоже тем же местом. Что ж, тогда все в порядке. А то обидно было бы, таких трудов стоило ее поймать, и оказалось бы, что не та.

— Ты прав, — кивнул он. — Давай, усыпляй, и отправляемся. Кстати, почему ты ее сразу не усыпил? Она меня чуть не покалечила, а ты стоял и смотрел.

— Я не стоял, — обиделся Зукис. — Я помогал в меру сил. Но это не так просто, как тебе кажется. Должен заметить, и усыпить ее будет не легче, чем связать. У нее, похоже, пониженная внушаемость…

— Ты мне тут умные слова не развози, а работай.

— А ее обязательно усыплять? Все равно ведь отбываем телепортом.

— Шеф сказал, надо, значит обязательно. Он на нее посмотрит, чтобы проверить, не ошиблись ли мы.

— А шеф откуда ее знает?

— Не шеф, а господин… Тьфу ты, прекрати болтать и работай, я из-за тебя чуть не начал имена называть. Не твое дело. Приказано было — усыпить.

— Да ладно, я что, я ничего… — тут же стушевался бездельник Зукис и принялся за работу.

Аугусто между тем еще раз оглянулся на лестницу и спросил:

— А ту, что за дверью спряталась, не будем доставать?

— Нет необходимости, — неохотно отозвался Хукер. — Она нам не нужна. А лезть ломать эту дверь, так можно и еще кому-то на ловушку напороться. Хочешь попробовать?

— Мда?.. — разочарованно вздохнул наемник и перевел взгляд на кусачую девицу, которая, вопреки стараниям Зукиса, никак не засыпала, сидела, вылупив глаза, и вертелась. То ли освободиться надеялась, то ли просто неудобно было. — А когда эта заснет, можно будет ее…

— Тебе что, других баб мало! — взбеленился Хукер. — Шеф ясно сказал — в целости и сохранности!

— А что ей сделается? Она и останется в целости и сохранности. Даже не пожалуется, потому что спать будет.

— Так по твоему, я из-за твоих идиотских извращенских идей должен обманывать шефа? Да пошел ты! Перебьешься. Что ты в ней нашел, не понимаю.

— Ты и не поймешь, — презрительно задрал подбородок Аугусто. — Вы ни хрена не смыслите в бабах.

— А вы смыслите! Можно подумать! Если по-твоему драть все, что шевелится — это значит смыслить…

— Придержи язык! — оскорбленно сверкнул глазами Аугусто, и его рука непроизвольно дернулась за ножом. Прибабахнутые эти мистралийцы со своей сексуальной озабоченностью, горячим темпераментом и вечно уязвленной национальной гордостью!

— Не кричите! — раздраженно попросил Зукис. — И так ничего не получается, а тут еще вы орете! Уснешь тут, как же!

— Хорошо, хорошо, — на полтона ниже согласился Хукер. — Но все-таки, Аугусто, чем тебе так интересна эта уродливая девица? Ведь глянуть не на что. Или для вас действительно имеет такое большое значение цвет волос? Да не кипятись ты, я серьезно спрашиваю, а не насмехаюсь.

— Ну, цвет волос тоже, — не очень охотно пояснил наемник. — Но это не главное. Мне просто подумалось, что девица, которая сумела раскрутить Кантора насчет потрахаться, должна быть насчет этого какая-то особенная. Ты разве о нем не слышал?

— Я слышал, что он хороший убийца, что он здорово стреляет, а его личной жизнью как-то не интересовался. А что?

— Да знаешь, поговаривали, что он насчет баб…

— Никому не двигаться, — вдруг прозвучало от двери. Совершенно посторонний голос, тихий и чуть хрипловатый. — Оружие на пол. Руки вверх. И без фокусов. Насчет баб не знаю, а стреляю я правда здорово. С левой тоже.

На пороге, опершись плечом о косяк, стоял Кантор. Собственной побитой персоной. И пистолет, который он действительно держал в левой руке, был нацелен точно в голову Хукера. Непонятно, каким образом Кантор определил среди них старшего, но надеяться, что убийца постесняется выстрелить, не приходилось. Равно как и надеяться, что один из лучших стрелков континента промахнется.

— Сними с нее наручники, — так же негромко продолжил Кантор, обращаясь персонально к Хукеру. — А остальные пусть отойдут в угол. Туда, где труп валяется. И не пытайся прикрыться девушкой, ее не хватит, чтобы прикрыть такого здорового облома, все равно попаду.

Хукер неохотно повиновался, скрипя зубами от злости. Куда ж смотрел этот разгильдяй Фантик, чтоб его! Или он зря на него грешит, и бедняга уже валяется у черного хода с лишней дыркой в голове? А как же никто выстрела не услышал?

Аугусто и Зукис покорно отошли в угол и остановились там с поднятыми руками, но краем глаза Хукер заметил, что маг опустил глаза и сосредоточился. Молодец, Зукис, правильно. Сейчас, пока мы тут будем возиться, кастуй на этого нахала что-нибудь снотворное. Он и так еле на ногах держится, так сопротивляться, как эта девица, не сможет… А девица, разумеется, как только над ней перестали колдовать, мгновенно проснулась, и освободившись от наручников, тут же самостоятельно выдернула кляп изо рта и принялась распутывать веревку на ногах, с восторгом пялясь на своего спасителя. Да и не спала она, в общем-то, так, слегка притихла, только и всего.

— Ольга, — позвал Кантор, не сводя взгляда с потенциальных мишеней и кивая Хукеру, чтобы шел в угол к остальным. — Ты в порядке?

— Да, — радостно отозвалась та. — Диего, откуда ты?

— Потом, — перебил ее мистралиец. — Иди сюда. Под стенкой, чтобы не перекрывать мне цели.

И вдруг без всякой видимой причины чуть повел стволом в сторону и выстрелил. Самоотверженный Зукис без звука рухнул на пол, а Кантор кратко пояснил:

— Я просил без фокусов. Думали, я не замечу, что на меня кастуют? Ольга, скорее. Уходим.

— А Тереза? — вспомнила Ольга, остановившись на полдороге. Как назло, она спокойно и послушно двигалась под стенкой, как ее просили. Хукер так надеялся, что она все-таки перекроет ему линию огня, или завизжит и кинется на шею, или плакать начнет, или еще что-нибудь отмочит из их женского репертуара, чтобы его отвлечь, но надо же, ничего подобного не произошло. Что ж теперь делать? Надеяться, что сам свалится?

— Тереза здесь? — кратко уточнил Кантор.

— Она в кабинете.

— Пусть выходит. Больше никого нет?

— Никого. Жак еще не вернулся из дворца… А если вернется, а тут?..

— Тут никого уже не будет. Эти ребята смоются, как только мы уйдем. Потому что мы пойдем не куда попало, а прямо к господину Флавиусу. Тут всего два квартала до департамента. — Он многозначительно посмотрел на Хукера, как бы давая понять, что намек был для него, и позвал: — Тереза! Выходи!

Дверь кабинета осторожно приоткрылась, и вторая девушка выглянула из своего убежища.

— Господи! — испуганно вскрикнула она. — Диего, что с тобой? Как ты себя чувствуешь?

— Нашла время! — досадливо поморщился Кантор. — Выходи оттуда, спускайся… Только не по лестнице, не мимо них. Перелезь через перила, пусть Ольга снизу поможет.

Хукер, чуть не плача от злости, наблюдал, как рушатся его честолюбивые мечты и в отчаянии уже подумывал, что пуля в башке ничуть не страшнее, чем гнев босса, как вдруг Кантор с коротким стоном рухнул на пол, а на его месте возник Фантик, со своей обычной улыбочкой и коротенькой дубинкой.

— Я вовремя? — весело спросил он. Тереза, которая как раз примеривалась, как бы это перекинуть ногу через перила, не мелькая нижним бельем перед посторонними мужчинами, взвизгнула и стремительно скрылась за дверью.

— Ты поздно, кретин! — взвыл Хукер, бросаясь ловить Ольгу, которая так удачно оказалась зажата в углу между стеной и лестницей. — Этот гад застрелил Зукиса! Аугусто, не стой столбом, помоги!

— Да иду, иду, — отозвался Аугусто. — Куда она денется?

Как бы в издевку над его последним замечанием, девушка ударилась плечом о белую панель под лестницей, и исчезла.

— Волшебная стенка! — восхитился Фантик. — Вот это да! Я про такие слышал, но видеть ни разу не довелось!

— А как сквозь нее пройти?

— А никак, мы и не пройдем, она как-то узнает своих… Вон, слышите, она в коридор вышла. Бежим, там поймаем.

— А черный ход? — спохватился Хукер.

— Я запер, — утешил его Фантик. — Не выйдет. В коридоре поймаем.

— Тогда ловите, а я этого героя свяжу. Веревкой, как следует, чтобы гвоздем не открыл, гад такой…

Он присел около неподвижного Кантора, тщательно связал и быстро обыскал, прислушиваясь к визгу в коридоре. Ничего особенного, нож, разряженный пистолет, какой-то флакон, с лекарством, наверное…

Затем поднял второй пистолет, который Кантор выронил, падая, проверил, и чуть не взвыл с досады. Этот подлец провел их, как лохов последних! В пистолете не было ни единого патрона. Вернее, сначала один был. Первый и единственный, который получил в свою многомудрую башку геройский мэтр Зукис, попытавшись поколдовать над противником. Проклятье, не мог он Аугусто застрелить, что ли? Что теперь делать без мага с двумя пленниками? На себе волочь через весь город? Нет, запасной вариант, конечно, был, напротив черного хода на всякий случай стояла нанятая коляска, в городе было помещение, где можно было перекантоваться до суток, да и мага можно было нанять для одной телепортации, но сколько ж это проблем! И все из-за одного наглого ублюдка! Что себе думал Фантик?

Упомянутый Фантик как раз показался в дверях и сообщил, что проклятая девица и на этот раз оказалась проворнее. Правда, ума у нее не хватило ни на что большее, как спрятаться в чулане, и сейчас они ее оттуда выковыряют. Без проблем. Надо только дверь сломать.

— Без проблем! — передразнил его Хукер. — Идиот! У нас теперь проблем — завались, и все по твоей милости! Что мы без мага делать будем? Куда ты смотрел, когда этот гад входил в дом?

— Я что, по-твоему, разорваться должен? Я как раз за парадным входом смотрел, а он через черный вошел. Хорошо, что я услышал выстрел и догадался проверить, что там за пальба, а то бы они так и ушли. Надо было двоих поставить, раз такой умный.

— А чего тебя понесло к парадному входу?

— А с чего я должен был стоять у черного? Через него ходит только прислуга и мы. Служанка сегодня уже приходила, значит больше не придет. А прийти может кто? Хозяин или же гости хозяина. А благородные господа придворные ходят через парадный ход. Вот за ним я и следил. И нечего на меня орать. А ты что, хотел чтобы все прошло по плану? Оно и видно, что это твое первое серьезное дело. Чтоб ты знал, по плану никогда не бывает. Всегда случаются накладки. Никто не учел, что в самый интересный момент сюда может впереться Кантор, а он взял и вперся.

— Но откуда он узнал, что она здесь? Она же не здесь живет, он не знал, что она переехала!

— Да точно, как и мы, спросил соседей. Не переживай, Хукер. Все будет в порядке. Нас еще и похвалят, когда обоих привезем.

— Ты иди, занимайся дверью, — проворчал Хукер. — А то еще хозяин припрется, а на входе теперь никого нет.

— Да, в общем, это не столь важно, — вздохнул Фантик. — Дело в том, что если хозяин во дворце, то вернется он телепортом. Так что ты имей в виду и не пугайся, если он вдруг неожиданно появится посреди гостиной или высунется из спальни.

— Час от часу не легче!

— Да ничего страшного, телепорт ведь виден еще до того, как в нем появится человек, так что, выстрелить успеешь. Ты здесь останешься?

— Конечно. Эту сволочь попробуй, оставь без присмотра, опять сбежит. Ты слышал, как он в тот раз сбежал?

— Слышал, — без особого восторга пожал плечами Фантик. — Открыл наручники гвоздем. Тоже мне, премудрость. Я и сам так умею.

— А одним ударом всадить человеку гвоздь точно в глаз ты тоже умеешь?

— Ну, это кто на что учился, — ничуть не смутился Фантик. — Я вор, а не убийца. Хотя, если припечет…

— Если мы ее не достанем, — прервал его рассуждения Хукер, — то босс нам точно припечет. Иди, работай. А то она и оттуда смоется.

— Не смоется, — заверил его Фантик. — Там Аугусто под дверью стоит.

И проклятая девица опять словно поиздевалась над его словами. Когда дверь в чулан взломали, он оказался совершенно пуст.

* * *

Кантор бежал по выжженной солнцем пустыне, задыхаясь от жары и время от времени смахивая пот со лба, чтобы не заливал глаза. Сухая земля звенела под ногами, яркое солнце обжигало спину, мокрые волосы противно прилипали к плечам и постоянно падали на лицо. Во всех направлениях до самого горизонта простиралась бесконечная равнина без единой неровности и без всякого намека на растительность. Даже засохшей былинки нигде не виднелось, только голая, окаменевшая от зноя, утрамбованная как камень земля. Кантору недосуг было задумываться, связан ли как-то этот палящий пейзаж с его нынешним состоянием, или же это издевательские шуточки Лабиринта. Он просто бежал вперед, упорно и отчаянно, в надежде, что эта равнина на самом деле не бесконечна, и он сможет все-таки найти выход. Выход был сейчас единственной по-настоящему важной вещью на свете. Пока он тут валяется без сознания, что угодно может случиться. Он, правда, не совсем себе представлял, что будет делать, когда выберется, и что он вообще может сделать один против трех вооруженных людей, но попытаться все же нужно было. Пока их с Ольгой никуда не переправили. Хоть что-нибудь сделать, чтобы хотя бы ей дать возможность вырваться. Иначе…

Что будет иначе он боялся даже представить. И вообще старался ничего не представлять и ни о чем не думать, просто бежать вперед, из последних сил, как можно скорее, чтобы хоть что-нибудь успеть сделать.

Сосредоточившись на своей цели, он не сразу услышал, как его окликнули по имени. Только с третьего раза до него дошло, что это зовут его, и он торопливо оглянулся на бегу. Его догонял знакомый мальчишка с рыжим вихром с двумя браслетами. Причем он не бежал, а просто шел размашистым шагом, но при этом почему-то передвигался быстрее, чем Кантор бегом.

— Куда ты так несешься? — поинтересовался мальчишка, догоняя его. — Как на пожар, честное слово. Остановись хоть на минутку.

Кантор резко притормозил и порывисто схватил его за плечо, поняв вдруг, что должен от всей души возблагодарить небо за эту встречу. Кажется, этот парнишка говорил, что знает Лабиринт, как собственный дом, значит, он непременно должен знать дорогу наверх.

— Мне нужно на выход, — торопливо выдохнул он, понимая, что это звучит не совсем вежливо, но все же не вдаваясь в объяснения. — Очень срочно. Пожалуйста, покажи мне, где выход. Я потом как-нибудь объясню, сейчас некогда.

— Пойдем, — легко согласился мальчишка, указывая направление небрежным кивком. — Провожу. А по пути объяснишь. И не надо так бежать, все равно это не имеет никакого значения для скорости, с которой ты будешь двигаться к выходу. Иди спокойно.

— А что имеет значение? — спросил Кантор, переходя на шаг и пытаясь отдышаться. Он никогда ни о чем подобном не слышал и был свято уверен, что чем быстрее будет бежать, тем быстрее, соответственно, добежит.

— Физическое состояние твоего тела, — пояснил спутник. — Это, конечно, в твоем случае. Само собой, если человек физически здоров, а дух его потерялся в Лабиринте, то бег имеет смысл. Но ты, как я понимаю, пребываешь без сознания по вполне материальной причине.

— По-моему, меня огрели чем-то по голове, — не совсем уверенно предположил Кантор.

— Вот и не торопись. Все равно раньше времени не выйдешь. Где ты сейчас?

— Посреди пустыни, — кратко ответил Кантор. — А ты видишь это иначе?

— Я вижу это так же, как и ты, потому что это твое место, а я в него пришел. И здесь чертовски жарко, должен заметить. У тебя что, температура? Не хватало, чтобы ты заражение крови подхватил…

— А что, это как-то связано? Я имею в виду, это место и… состояние моего тела?

— Когда как. Но я не о том спрашивал. Я имел в виду, где это самое твое несчастное тело находится. Почему его не нашли там, где ты сказал?

— Меня оттуда увезли.

— Куда?

— Никуда, я убежал по дороге.

— И где ты сейчас?

— Сейчас меня, похоже, опять поймали, и если я не выйду наверх в ближайшие минуты, опять куда-то увезут. Не знаю, куда. И не узнаю, если буду валяться без сознания во время перевозки. Быстрее никак нельзя?

— Никак нельзя, успокойся и не дергайся. Может, увидимся потом, объяснишь, куда тебя перевезут. Я опять передам, и за тобой опять придут. Только никуда больше не сбегай, а то опять разминетесь. Там все с ума сходят…

— Послушай, — спохватился Кантор. — А как ты все это передаешь, если ты в другом мире?

— Я же маг, — засмеялся мальчишка. — Много способов есть. Тебе оно не нужно.

— А как ты здесь оказался? Опять пациента ищешь? Того самого, или уже другого?

— Тебя ищу. Делать мне больше нечего, бродить ночами по Лабиринту и разыскивать всяких потерпевших, но уж очень просили…

— Кто?

Мальчишка пару секунд помедлил и ответил:

— Один родственник. Не уточняй, все равно не отвечу. Ведь я не могу тебе врать так же, как и ты мне. Остается молчать.

— Значит, мне этого знать не положено?

— Совершенно верно.

Кантор дисциплинированно заткнулся, понимая, что к конспирации следует отнестись с должным уважением и не расспрашивать, если тебе намекают, что спрашиваешь лишнее. Тем более, если его опять начнут допрашивать, лишнего лучше вообще не знать. Он помолчал немного, вертя головой по сторонам в надежде обнаружить хоть какие-то ориентиры, по которым можно было найти дорогу, но ничего выделяющегося на голой равнине не заметил. Тем не менее, его провожатый двигался легко и уверенно, как будто точно знал, куда идти.

— А как ты находишь дорогу? — не удержался Кантор. — Или это тоже?..

— Я чувствую направление, — пояснил мальчишка. — Ты тоже можешь, просто у тебя практики мало.

— Я не так часто здесь бываю.

— Что за ерунда! Ты что, не спишь по ночам?

— Но когда я сплю, я сюда не попадаю.

— А тебе что, лень спуститься на дюжину ступенек ниже?

— Каких ступенек? Я не спускаюсь по ступеням, когда засыпаю. Я просто сплю, как все люди.

— Ты просто не контролируешь свой сон, потому тебе и кажется, что не спускаешься. Это тоже дело практики. Когда ты засыпаешь, спускаешься по ступеням, но не до самого низа, а до половины дороги. Ты не осознаешь пребывания в верхнем Лабиринте, потому что слишком связан с реальностью. Занимайся, и научишься.

— Знаю я одного придурка, который самостоятельно магией занимался, — проворчал Кантор, вспомнив дорогого вождя и идеолога. — Он устраивал пожары и терялся между мирами. Я что, тоже на такого придурка похож?

Мальчишка засмеялся, весело тряхнув своим рыжим вихром.

— В Верхнем Лабиринте не потеряешься. Как только тебя кто-то тронет за плечо, чтобы разбудить, тебя тут же вынесет. Хотя, конечно, более серьезными вещами самостоятельно заниматься опасно.

Кантор тут же уцепился за последние слова и быстро спросил:

— А ты не мог бы меня учить? Хоть иногда, когда мы видимся в Лабиринте?

— Я не имею права брать учеников, — кратко ответил потенциальный наставник, сразу как-то резко посерьезнев. — Так что пара полезных советов — это все, чем я могу тебе помочь.

— А потихоньку? — со слабой надеждой вопросил Кантор.

— Какое может быть потихоньку, когда имеешь дело с высшими посвященными? Ты пробовал что-нибудь делать потихоньку от могущественного мага?

Кантор сам не пробовал, но помнил рассказ Ольги о короле и его придворном маге, так что намек понял.

— Жаль, — вздохнул он. — Моя Сила, наверное, полезная штука, но никто мне не может объяснить, что с ней делать.

— Не переживай, — усмехнулся несостоявшийся наставник. — Тебе что, мало быть бардом и воином? Хочешь быть еще и магом? Ведь жизни не хватит.

— Ты издеваешься или просто не умеешь видеть? — ощетинился Кантор.

— Не умею видеть. Я что-то не то сказал?

— Полную фигню, — проворчал Кантор, не желая подробно освещать эту болезненную тему.

— Извини. Я не хотел тебя обидеть. — Мальчишка чуть виновато улыбнулся и вытянул руку, звякнув браслетами. — Вон он выход, видишь?

Среди голой равнины словно по волшебству возникла полоса дороги, в конце которой возвышались заветные ступени, уходящие в никуда. Кантор мог бы поклясться, что только что их там не было. Что ни говори, а Лабиринт все же шутник изрядный…

— Да ничего, — сказал он. — Я не обиделся. Спасибо. Сам бы я еще полгода искал.

— Не преувеличивай, — засмеялся спутник и протянул ему узкую, почти детскую ладонь. — Удачи тебе. Беги.

Кантор пожал протянутую руку и вдруг вспомнил, что опять забыл спросить почтенного мэтра, как же его зовут. Но было поздно — странный маг снова исчез, пройдя сквозь невидимую щель в иллюзорной реальности Лабиринта.

— Как так нет? — рявкнул Хукер, переводя взгляд с одного подручного на другого. — Куда она могла деться из запертого чулана?

— Там есть потайной люк наверх, — пояснил Фантик. — Я его нашел, судя по всему, он ведет все в ту же комнату, что и эта дверь. Открыть его не получится, они его какой-то тяжелой мебелью задвинули. Мы вдвоем пробовали приподнять, даже не шелохнулся. Можешь еще сам попробовать.

— Значит, надо ломать дверь, — решительно заявил Хукер. — Фантик, ты специалист, вот и займись.

Вор задумчиво поскреб затылок и посмотрел на дверь.

— Я, конечно, специалист, — протянул он. — Но честно тебе скажу, такой замок вижу впервые. В замке должна быть либо скважина для ключа, либо магия, а тут ни того, ни другого. Ты что-нибудь слышал о таких замках?

— Посмотри ближе, разберись.

— Я уже смотрел. И еще раз тебе говорю, я понятия не имею, что с ним делать. Не бывает таких замков.

— Значит, ищите какой-нибудь подходящий инструмент и выламывайте. Как-то же эту стервозную девицу надо оттуда достать.

— Уходить надо, — вздохнул Фантик. — Иначе вляпаемся. Мы здесь слишком долго, могут засечь. А нам еще этого тащить.

Он кивнул на Кантора, лежавшего на полу.

— Без девчонки нам нечего и возвращаться, — уперся Хукер. — Нас за ней посылали, значит, мы должны ее привезти.

— Засыплемся мы на этом, как ты не понимаешь. Уходить надо, чую, добром это не кончится. Привезем пока его, а за ней в другой раз придем. Нового мага пригласим. И все пройдет нормально.

— В другой раз? Охренел? Ее после этого раза так спрячут, что мы к ней не подберемся! Раз пришли, надо дело довести до конца. Ломайте дверь.

— Эту дверь? Посмотрю я, как ты ее ломать будешь! По ней тараном можно лупить, устоит, — подал голос Аугусто, до сих пор слушавший спор с мрачной миной.

— Тише! — вскрикнул Фантик, прислушиваясь к чему-то. — По-моему, я слышал мужской голос…

Хукер замолк и тоже прислушался. В запертой комнате негромко шушукались, и один из голосов точно был мужской.

— Так я и знал! — горестно воскликнул Фантик. — Хозяин вернулся! Телепортом и прямо в ту комнату!

— Давай сматываться, — нахмурился мистралиец. — Фантик дело говорит. Я за какие-то сто золотых с магами воевать не собираюсь. Не хотите — я сам уйду.

— Подожди, — спохватился Хукер, понимая, что вдвоем они точно не справятся. Да еще вдруг Фантик вдохновится примером этого придурка и тоже сбежит… — Аугусто, не уходи. Я тебе обещаю, если мы ее достанем, я тебе разрешу то, что ты так хотел. И боссу не скажу. Честное слово. Усыпим каким-нибудь зельем, купим в любой аптеке и усыпим, она никому не пожалуется, сделаешь с ней, что захочешь. Только сначала надо ее достать.

Тот задумался. Очень, видно, хотелось. Ох уж эти мистралийцы!

— Ладно, — Аугусто достал пистолет, взвел курок и подошел к пленнику. — Попробуем иначе. Эй, девочки! — воззвал он. — И все прочие, кто там есть в этой комнате! Вы меня слышите? Знаю, что слышите. Немедленно откройте дверь и выходите по одному. Я считаю до пяти. Если никто не выйдет, я этому красавцу отстрелю что-нибудь нужное.

В комнате испуганно взвизгнули — значит, слышали. Потом дрожащий от страха мужской голос отозвался:

— А если мы выйдем, ты отстрелишь что-то нужное нам? Не пойдет. Ольгу вы заберете, она вам нужна, а нас с Терезой пристрелите. Знаешь, я не представляю, что у него может быть такого нужного, что было бы для меня дороже жизни.

— Хорошо, пусть выйдет только Ольга, — крикнул Хукер. — Или ей тоже все равно?

— Нет, подождите! — испуганно вскрикнул женский голос. — Я выйду.

Защелкал мудреный замок на двери, вроде бы все пошло, как надо. И тут Кантор, до сих пор смирно лежавший и не создававший проблем, вдруг заорал, как недорезанный:

— Ольга, не вздумай! Они блефуют! Ничего они мне не сделают!

— Заткнись, ты, сволочь! — заорал в ответ Хукер, с трудом подавляя в себе желание прибить на месте этого гада, который опять испортил им все, что только можно. Что касается Аугусто, то горячий мистралийский парень удержаться не смог, или просто палец дрогнул на спусковом крючке от внезапного крика. Этот идиот все-таки выстрелил! Хорошо еще, что Кантор как раз в этот момент рванулся, пытаясь встать, и вместо обещанного «чего-нибудь нужного» пострадала всего лишь нога чуть выше колена, что было не страшно и не смертельно, а даже полезно — не будет таким шустрым. Но свое черное дело он, разумеется сделал — сейчас перепуганная девица опять спрячется, и никакими угрозами ее оттуда не вытянешь. Разве что действительно попробовать сделать этому паскуднику что-нибудь очень болезненное, тогда ее проймет… Да и то вряд ли, у нее там до отвращения практичный советчик под боком, не пустит…

Дверь, вопреки его ожиданиям, все же распахнулась, рывком, словно от пинка, и на лестницу вылетела вожделенная девица с истошным воплем:

— Руки вверх, не двигаться! Оружие на пол!

Хукер растерянно застыл, пытаясь сообразить, насколько опасна несуразная труба с двумя ручками, которой она пытается им угрожать, и не следует ли просто бежать и хватать эту нахалку, пока не опомнилась. Сзади мягко шлепнулся на ковер пистолет Фантика, и непонятно было, то ли вор что-то знал об этой трубе, то ли просто струсил. Аугусто свое оружие не бросил, тоже заколебавшись и недоверчиво изучая диковинное приспособление, которое девица с трудом удерживала на весу. Затем решительно сказал:

— Эта штука не стреляет. И если даже стреляет, в человека ты все равно не выстрелишь.

И опять навел пистолет на Кантора, который тихо стонал и матерился вполголоса, так же, как и все, с недоумением рассматривая черную трубу.

— Брось эту штуку и спускайся, — продолжал Аугусто. — А то на этот раз я не промахнусь.

— Я тоже, — зло процедила сквозь зубы упрямая девица. — Брось пушку.

— Не выстрелишь, — усмехнулся Аугусто. Видимо, желание получить обещанное добавило ему отваги. Сверх меры. — Убить человека, детка, не каждый может. Не сможешь. Духу не хватит.

Черная труба содрогнулась, выплюнув что-то вроде огненного шара, и беднягу просто снесло и размазало по стенке. В буквальном смысле. Дорассуждался, философ…

— Дракон тоже так думал, — злорадно заявила девица, с отвращением рассматривая обугленный скелет, вплавленный в белый кафель. — Брось пистолет и отойди к стене.

Хукер медленно разжал пальцы, не в силах отвести глаз от влепленных в стену останков и с ужасом осознавая разрушительную мощь этого орудия, столь обманчиво неуклюжего. И вдруг его осенило. Оружие слишком мощное, чтобы стрелять прицельно, и если сейчас прыгнуть вправо, неожиданно и быстро, она не сможет уже в него стрелять. Побоится задеть Кантора. Рискованно, но завалить дело и рассердить босса куда как рискованней… И он прыгнул. Прокатился по ковру, ожидая, что сейчас над его головой пронесется еще один комок огня, вцепился в Кантора, и покатился дальше, увлекая его с собой. Выстрела не последовало. Он рассчитал верно.

Хукер поспешно поднял голову и успел увидеть, как захлопнулась дверь.

— Вот стерва! — горестно взвыл где-то рядом Фантик. — У нее тоже был один патрон!

— Ты видел? — переспросил Хукер, поднимаясь. Кантор остался лежать без движения — видимо, опять потерял сознание. Пусть. Меньше проблем.

— Видел! — горячо заверил его Фантик. — Она дергала-дергала своей трубой, а она не стреляет. Она и спряталась обратно. А что ты с ним сделал? Смотри, что-то он не шевелится…

— Да ничего я с ним не сделал, — проворчал Хукер, сердито пиная пленника. — Наверное, спиной к полу прижал, вот он и не выдержал. У него же вся спина — сплошное больное место. Да какая разница, не сдохнет. Как мы теперь эту мерзавку доставать будем, вот вопрос.

— Уходить надо, — в который раз повторил Фантик, оглядываясь по сторонам. — А то если сюда явится еще кто-то с одним патроном…

И как накаркал. Посреди гостиной возникло серое облачко телепорта.

— Стой, — крикнул Хукер, останавливая подручного, который уже намылился удрать. — Все в порядке. Сейчас мы схватим того, кто появится, и опять попробуем выманить.

И решительно нацелил на облачко пистолет. Он не собирался отступать. Будь что будет, но девицу эту он достанет. Любым способом. Потому что провала босс не простит, а другого такого случая ему не представится.

 

Глава 10

На этот раз зловредный Лабиринт подсунул Кантору кое-что похуже, чем окаменевшая пустыня. Тропическое болото со всеми его прелестями — душной влажной жарой, вонью, жидкой грязью почти по пояс и множеством злобных кусачих насекомых, которые немедленно облепили свежий источник пищи. Кантор выругался, шлепнул себя пару раз по лицу и, убедившись, что это бесполезно, побрел вперед. Ничего, выберемся. Все равно эти насекомые не настоящие, просто иллюзия Лабиринта. Да и не так уж это больно по сравнению с незабываемым ощущением, когда тебя с размаху бросают обожженной спиной об пол или пинают по простреленной ноге… Проклятье, неужели они все-таки схватили Ольгу? Да нет, не должны были, она стояла совсем рядом с дверью и должна была успеть спрятаться. Если только не выманят каким-либо образом. Например, опять пригрозят что-нибудь ему отстрелить. Единственное, что радовало — это то, что кто-то из ребят успел смыться, пока в гостиной происходила пальба и суматоха. Голдианцы, похоже, не слышали, но Кантор слышал очень отчетливо, как кто-то спрыгнул сверху на пол в прихожей, и как закрылась дверь парадного входа. Скорей всего, выбежал Жак. До департамента Порядка и безопасности всего пара кварталов, только бы ничего не случилось, пока он будет бегать. Только бы они не придумали способа выкурить девчонок из их убежища… Надо торопиться, вдруг он там понадобится. Должен быть край у этого болота, и он его найдет. Или, как тогда, на равнине, наткнется на ступени, уходящие в небо. Только бы не пройти мимо. Где это, интересно, его добрый гений со своими советами? Не бывает, конечно, чтобы так повезло два раза подряд, но он бы сейчас ох, как пригодился…

Стоило ему только подумать, как за его спиной раздался знакомый голос:

— Опять ты здесь? Ну, с тобой не соскучишься! Как ты умудряешься все время попадать в такие неблагоприятные для жизни места?

Кантор стремительно обернулся и тут же увидел своего знакомого. Он стоял на разлапистом листе какого-то водного растения и с любопытством рассматривал пейзаж и Кантора на фоне пейзажа.

— Не знаю, — поспешно мотнул головой Кантор. — Так получается. Где выход?

— Опять тебе по башке дали? — посочувствовал мальчишка. — Или еще чего?

— Еще чего, — вздохнул Кантор, представив себе, как больно будет возвращаться в реальность. — Поможешь?

— Хочешь снова попробовать? Похвальное упорство. Давай руку, залезай сюда, на листья. Тебе же неудобно по дну брести.

Кантор с недоверием присмотрелся к растительности, покрывавшей поверхность болота. Обычные листья на обычной воде, которые по всем законам природы должны были бы провалиться под весом человека. Но здесь ведь Лабиринт… Он вцепился в протянутую ему руку и сделал попытку вскарабкаться на эту непрочную поверхность, однако безуспешно. Зеленый ковер растительности провалился под ним, как и должно было быть.

— Плохо, — заметил мальчишка. — Значит, придется идти так.

— Но почему? — с недоумением спросил Кантор, обиженный такой несправедливостью. — Почему тебя выдерживает, а я проваливаюсь?

— Потому, что я сплю здоровым сном в своей постели, — серьезно предположил собеседник. — А ты лежишь без сознания, и в довольно тяжелом состоянии, как я полагаю. Поэтому тебе так трудно идти к выходу.

— Пойдем, — попросил Кантор. — Мне нужно скорее…

— Что ж, пойдем. Только… попробуй-ка сам. Не вечно же я буду водить тебя по Лабиринту, я как-то и просыпаюсь иногда. Ты же можешь сам определить направление, тебе только потренироваться надо. Вот и попробуй. Не получится, я тебе покажу. Но должно получиться. Ты человек Лабиринта, и у тебя должен быть инстинкт. Просто походи туда-сюда и попробуй почувствовать, в какую сторону тебя потянет.

— А можно не сейчас? — взмолился Кантор. — Времени же нет!

— Это не займет много времени. Зато, когда ты идешь самостоятельно, то идешь быстрее, чем когда тебя ведут. Давай, не ленись.

Кантор не стал спорить и послушно сделал несколько шагов вперед. Затем повернул направо, тщетно стараясь что-то почувствовать.

— Успокойся, — посоветовал наставник. — Ты рыщешь, как собака, потерявшая след, а надо спокойно расслабиться и позволить твоему мудрому инстинкту думать вместо тебя. Выход сам тебя позовет, надо только впустить в себя его зов и услышать его.

Кантор закрыл глаза и попытался последовать совету. Он уже медленнее побрел по болотной жиже, стараясь не торопиться и не напрягаться, и снова прислушался к своим ощущениям. Сделав с десяток шагов он повернул налево и вдруг почувствовал, что идти стало легче, будто что-то его подталкивало, как ветер в спину.

— Вот! — обрадовано воскликнул он. — Я нашел! Сюда, верно?

Его наставник изменился в лице и пристально посмотрел в том направлении, которое указал Кантор.

— Тебя тянет туда? — как-то встревожено уточнил он.

— Не то, чтобы тянет, скорее, подталкивает. А что, я лажанулся? Может, у меня и нет этого инстинкта?

— Есть, — вздохнул мальчишка и вдруг почему-то спрыгнул со своих ненормально плавучих листов, провалившись по пояс в болото. — Можешь считать, что определять направление ты научился. Только идти надо в противоположную сторону. Дай руку.

— Зачем? — не понял Кантор. — И почему в другую сторону? У меня что, этот инстинкт навыворот работает?

— Все у тебя работает правильно, — мрачно сообщал спутник и, вцепившись в его руку, потащил в противоположную сторону. — Только в той стороне — туннель. Крепче держись за мою руку.

— Но за руку зачем? — растеряно спросил Кантор, пытаясь унять нехорошие предчувствия.

— Чтобы я мог тебя удержать, если тебя понесет.

— К туннелю? Думаешь, может понести? Но почему? Ничего же смертельного со мной не случилось. Ну, подумаешь, ногу прострелили… Больно, конечно, но не умирают же от этого. Или эти придурки не догадались меня перевязать?

— Не знаю, — вздохнул мальчишка. — Если бы я на тебя посмотрел, сказал бы точнее, но это будет еще больнее, чем в прошлый раз, так что не стоит. Помочь я тебе все равно не смогу, а оттого, что ты будешь знать причину, легче тебе не станет. Причин может быть сколько угодно. Шок, кровопотеря, сепсис, что хочешь. Ты четвертые сутки где-то болтаешься без всякой медицинской помощи с ожогами третьей степени и, возможно, со сломанными ребрами. О пальцах я вообще молчу, это мелочи по сравнению с остальным. А еще… никакой гарантии, что у тебя нет каких-нибудь внутренних повреждений вроде отбитых органов, а это чревато внутренними кровотечениями и серьезными воспалительными процессами. Еще и ногу тебе прострелили ко всему, и если задета кость, возможен травматический шок… А может, просто слишком сильно ударили по голове. Но ты не бойся, если не случилось ничего необратимого, я тебя удержу.

— Просто за руку? — недоверчиво поинтересовался Кантор.

— За обе, — серьезно ответил мальчишка, продолжая тащить его вперед. — Я умею. Мне удавалось таким образом вытаскивать даже самых тяжелых пациентов.

— Спасибо, — невесело усмехнулся Кантор. На этом разговор как-то угас, то ли тема была неприятная, то ли просто трудно было разговаривать, бредя по пояс в болоте, и до выхода они дошлепали в молчании. Как и в прошлый раз, уходящие в небо ступени появились из ниоткуда совершено неожиданно.

— Иди, — сказал мальчишка, кивая на выход. — Если что… то есть, если опять упадешь сюда, зови меня. Я пока тут побуду. Что-то мне подсказывает, что ты очень скоро сюда вернешься, и тебе понадобится кто-нибудь, кто придержал бы тебя. Так что зови, не стесняйся.

— Спасибо, — снова сказал Кантор и вдруг понял, что если бы ему не напомнили, опять бы забыл спросить. — А как тебя звать? В смысле, как тебя зовут? Мы ведь так и не познакомились.

— Зови меня просто Доктор, — чуть поколебавшись, ответил его спутник. — Этого будет достаточно. Удачи тебе. Беги.

Уже поднимаясь по ступеням, Кантор не удержался и оглянулся. Почтенный мэтр неторопливо шагал прочь, легко ступая по поверхности болота, и под его черными кроссовками болото на глазах превращалось в ровную дорогу из сплошного серого камня.

Когда закончился короткий головокружительный момент перехода, Кантор увидел перед глазами знакомый рисунок ковра и с облегчением отметил, что находится все в той же комнате, значит, Ольгу не схватили. Иначе они бы уже давно покинули это место. Он несколько раз глубоко вдохнул, стараясь не стонать и не привлекать к себе внимания, и прислушался.

— Надень на него наручники, — сказал немного нервный голос одного из бандитов. Кантор видел его еще на той хате, где его повязали, и даже имя запомнил. Хукер, кажется, или как-то так. Только там он был простой двойкой, а тут, гляди, в начальство выбился. Кантор и сам не знал, почему ему запомнился этот самый Хукер или как там его. То ли потому, что на мистралийца похож, то ли потому, что по почкам садит метко и увесисто… Да какая, впрочем, разница. А на кого же это они собрались надеть наручники?

Он осторожно приподнял голову, чтобы оглядеться и оценить обстановку, и тихо обомлел, не зная, к добру ли было то, что он увидел, или наоборот. На лестнице стоял с поднятыми руками его величество Элмар, какой он там по счету, и гневно сверкал глазами. Можно представить себе его возмущение — приходит какое-то никчемное ничтожество, наставляет на него ствол и начинает указывать, что делать! Так и напрашивается любимый вопрос покойного короля — король он здесь или хрен собачий, только задавать его желательно самому себе и мысленно, потому как, если спросить вслух, понятно, каков будет ответ… Чуть поодаль валялся меч Элмара, над которым стоял Хукер, держа его величество под прицелом, а его дружок-вор, поднявшись на лестницу, как раз защелкивал наручники на запястьях пленника, пропустив цепочку между столбиками перил. Два идиота, они хоть понимают, что делают?

Закончив свое дело, вор поспешно отодвинулся от Элмара подальше и с опаской спросил:

— Думаешь, выдержат?

Все-таки, не такой уж и дурак. Или просто воровской нюх подсказывает, что связались немного не с тем человеком…

— Ты что, спятил? — возмутился Хукер. — Это же металл, как он может не выдержать? Ты что, Фантик, трусишь?

Нет, придурок, подумал Кантор, он просто умнее тебя. И это плохо. Лучше бы он тоже был придурком, тогда было бы проще… Он снова тихо лег щекой на ковер, потому что держать голову было почему-то демонски тяжело, и она от этого еще и кружиться начинала.

— Уж больно здоровый, — с сомнением произнес Фантик. — Ты на всякий случай не подходи к нему близко.

— Господа, — с ледяной вежливостью подал голос Элмар. — Вы вполне понимаете, что делаете?

— Свою работу, — неприязненно отозвался Хукер. — Заткнись.

Намека он явно не понял, вернее, понял, но неправильно. Впрочем, похоже, Элмар и не стремился, чтобы его намек поняли правильно. Хотя это он зря. Возможно, если бы он прямо сказал, кто он такой, эти два болвана поостереглись бы его трогать. Уж, наверное, даже у Хукера хватило бы ума понять, что с ними сделают, когда поймают. А что поймают, в этом можно не сомневаться, достаточно вспомнить неподвижные змеиные глаза господина Флавиуса…

— Вы имеете представление, кто перед вами? — тем же тоном продолжил Элмар.

— Да хоть сам король! — распсиховался Хукер. — Приходит тут какая-то разнаряженная толстая задница и думает всех напугать своими титулами! Сейчас всажу тебе пулю в башку, сразу поймешь, чего они стоят!

— Осторожнее, — уже с откровенным испугом в голосе повторил Фантик. — Не своди него ствола ни на секунду! Это, наверное, кто-то из королевских паладинов, он может быть опасен. Ты глянь, какой громила, на нем браслеты едва сошлись, не ровен час, все-таки не выдержат…

— Королевские паладины бывают опасны, когда они верхом и в доспехах, — с издевкой пояснил Хукер. — А сейчас он не опаснее, чем любой простой смертный. Хочешь, я сейчас подойду и пинка ему дам?

— Не надо! — испугался Фантик. — Не подходи!

Идиот, с надеждой подумал Кантор. Как хорошо, что ты такой идиот, Хукер! Подойди, дорогой, ненаглядный, подойди к нему вплотную и дай ему пинка. И мы все спасены. Потому, что ты дурак и не понимаешь, как действительно опасен этот милый и покладистый человек, и какая стремительность кроется за его внешней громоздкой неповоротливостью. И не поймешь никогда, потому что не успеешь понять. И пистолет тебе не поможет. Без доспехов и оружия Элмар ничуть не менее страшен, чем с мечом, и его самое страшное и разрушительное оружие всегда при нем. Просто тебе не доводилось схлопотать в ухо от этого господина, и как он кольчуги рвет, тоже видеть не доводилось, вот до тебя и не доходит, что ему никакое оружие не нужно, чтобы сделать из тебя грязь. А что такое твои несчастные наручники для героя, который однажды — документальный факт! — голыми руками сломал хребет дикому троллю? Один хороший рывок, и нет твоих наручников. Если бы еще твой умный Фантик не лез с вредными советами… Ну подойди же, придурок, не слушай Фантика, подойди и пни своего высокопоставленного пленника, как собирался!

— Да не кричи ты, — с усмешкой ответил на предостережение Фантика его величество Элмар. — Он все равно не подойдет. Это он так, бахвалится, а на самом деле он даже сейчас меня боится, когда я безоружен и прикован к перилам. Это у него, наверное, наследственное. Наверное, его дед воевал в Келси, и потом пугал своих внуков рассказами о страшных паладинах…

Дразнится, понял Кантор. Тоже хочет, чтобы он поближе подошел. Только зря это он, ведь так можно и нарваться. Ведь прежде, чем ударить, нужно все-таки пару секунд на то, чтобы разорвать наручники, а за эти пару секунд он твои действия заметит и успеет выстрелить. Надо, чтобы он отвлекся. Хоть на эту самую пару секунд… Ну что, подойдет или нет?

Хукер подошел. Видно, все-таки задело его за живое. Подошел, дубина, вплотную подошел, дал пинка, как и обещал, после чего грубо ткнул первого паладина стволом в подбородок и злобно воззвал:

— Вы там, внутри! Выходите немедленно, или я сейчас этого надутого осла начну по частям расстреливать! Считаю до трех!

— Не надо! — испуганно вскрикнула Ольга. — Мы сейчас выйдем! Только у нас Жак в обмороке, он сам выйти не сможет, его как — выносить, или подождете, пока мы его в чувство приведем?

Пытается время потянуть, понял Кантор. Ждет, что вот-вот помощь подоспеет. И что тогда будет? Ведь если в дом начнет ломиться полиция, этот кретин может и выстрелить с перепугу… Нет, не надо дожидаться такой сомнительной помощи. Надо просто чем-нибудь отвлечь придурка Хукера, чтобы он хоть на несколько секунд отвел глаза от пленника.

Собрав последние остатки сил, он начал приподниматься, громко при этом матерясь, проклиная неких безымянных сволочей и угрожая до них еще добраться. Разумеется, оба тут же обернулись на внезапный резкий звук, и Хукер раздраженно воскликнул:

— Да когда же ты, падла, успокоишься! Фантик, дай ему еще разок по башке!

Что было дальше, Кантор уже не смог увидеть, потому что у него в глазах сначала потемнело, а потом поплыли желто-зеленые ослепительные пятна. Но, уже падая, он услышал смачный хруст, который ни с чем нельзя было спутать, выстрел, звон стекла и душераздирающий крик, который тут же резко оборвался.

Оглядевшись, он первым делом отпустил несколько нелестных слов в адрес Лабиринта, который уже достал его своими садистскими шуточками, затем попытался хоть как-то закутаться в легкую куртку, которая на нем оказалась. Это помогло мало — на морозе от такой одежки не было никакого толку. Кантор поежился, снова оглядел обледеневший склон, на котором находился, и утешился тем, что мороз не настоящий, и ни замерзнуть, ни простудиться он все равно не сможет. А что холодно, так это можно и потерпеть. Гораздо хуже было то, что этот фрагмент горного пейзажа заканчивался недалеко внизу ясно видимым обрывом, с которого можно было очень запросто сорваться, если пытаться куда-то двигаться. Лед под ногами был скользким и гладким, как на поморском катке, а склон достаточно крутым, чтобы один раз упав, тут же съехать вниз. Разумеется, упасть и разбиться здесь тоже было нельзя, но что было внизу, под обрывом, Кантор чувствовал очень ясно. И то, что путь к туннелю был столь легким и близким, а к выходу, напротив, нужно было карабкаться вверх на скользкую ледяную гору, ему очень не нравилось. Может, пора Доктора звать? Но чем он может помочь в данной ситуации, кроме как свалиться с обрыва вместе с пациентом? Может, конечно, его туннель «не примет», как он однажды выразился, но мало ли что. Лучше попробовать как-то самому… Например, осторожно лечь для большей устойчивости и попытаться удержаться. Просто удержаться, никуда не лезть, лежать тихо и ждать, пока эта опасная ситуация как-то изменится. Если у Элмара получилось, то бояться больше нечего. Сейчас его величество поднимет на уши всех своих придворных магов и всех окрестных целителей, и в каком бы состоянии ни пребывал бедный товарищ Кантор, умереть ему не дадут, это уж точно. И даже если не получилось, с минуты на минуту в дом ворвется группа захвата из департамента господина Флавиуса, и опять таки…

От этих размышлений его отвлек жалобный писк, раздавшийся прямо у него под ногами. Кантор опустил глаза и увидел маленький копошащийся на льду пушистый комочек. Он осторожно присел, как и собирался, уперся руками, затем коленями, и медленно, стараясь не делать резких движений, лег на живот. Теперь он мог не опасаться потерять равновесие и упасть, а также мог поближе рассмотреть своего собрата по несчастью. Прямо около его лица топтался на разъезжающихся лапках крошечный цыпленок, еще неоперившийся, покрытый желтым мягким пухом.

— Ты здесь откуда взялся? — сочувственно спросил Кантор, протягивая руку и бережно сгребая птенца в горсть. — Неужто цыплята тоже проходят Лабиринт, когда их съедает лиса?

Вопросы, скорее всего, предназначались самому себе, и получить на них ответ он никак не ожидал, поэтому, когда цыпленок вдруг заговорил человеческим голосом, вздрогнул, чуть не стряхнув его с ладони и заодно съехав на пару локтей вниз.

— Диего! Это ты? — испуганно произнес говорящий птенец. — Ты не похож на себя, я тебя не узнал…

— На себя бы посмотрел! — с тихим ужасом отозвался Кантор, который, конечно же, узнал этот голос и даже примерно понял, что приключилось с его обладателем. — Как ты здесь оказался?

— Я тебя искал, — жалобно пискнул цыпленок. — Все говорили, что ты умер, но я все равно искал… И все-таки нашел. Диего, где мы? Ты что, в самом деле умер, и мы в царстве мертвых? Здесь так холодно…

— Ты совсем охренел! — ругнулся Кантор, представив себе возможные последствия этих «поисков». — Мало я тебе уши драл! Надо было еще и выпороть! Ты наставника спросил, прежде чем лезть неизвестно куда? А если бы все не ошибались, и ты в самом деле искал мертвого, что бы было?

— Так ты жив! — обрадовался Мафей. — Но где мы? И почему так холодно? И вообще, почему я оказался рядом с тобой вместо того, чтобы видеть тебя в зеркале, как положено?

— Это ты у наставника спросишь, если выберешься, недоучка несчастный! Залезай ко мне за пазуху, погрейся, сейчас я позову кое-кого, чтобы тебя отсюда вынесли. Вот ведь придурок!

— Не надо меня звать, — донеслось откуда-то сверху далекий голос, похожий на горное эхо. — Я уже иду. Подожди пару минут.

— Кто это? — испуганно пискнул цыпленок.

— Сам не знаю, — честно признался Кантор. — Но очень полезный человек. Залезай, не топчись на льду, еще в самом деле замерзнешь, хрен его знает, как Лабиринт действует на классических магов, вдруг для тебя это реально…

— А может, мне попробовать огня добыть? — неуверенно предположил Мафей, приподнимая свои куцые крылышки и с любопытством их рассматривая. — А это и есть Лабиринт? Он всегда такой холодный?

— В зависимости от того, куда попадешь. А огня ты добыть не сможешь, здесь ты теряешь свою Силу.

— Насовсем? — ужаснулся Мафей, испуганно трепыхнул крылышками и забился Кантору в рукав. — Я потерял Силу и теперь навсегда останусь цыпленком?

— Да нет, не паникуй. Если выберешься, все будет нормально.

— А что значит — «куда попадешь»? Здесь есть разные места? А сейчас куда я попал?

Кантор вздохнул.

— Если совсем точно и совсем честно — в бред умирающего. Нравится?

Мафей осторожно высунул клювик из рукава и испуганно пропищал:

— Может, я как-то могу тебе помочь? Где ты на самом деле?

— У Жака, — проворчал Кантор. — Только вряд ли ты как-то сможешь туда попасть, раз ты здесь, со мной.

Клювик снова спрятался, и после непродолжительной паузы из недр рукава донесся дрожащий голосок:

— Значит, я тоже умру вместе с тобой?

— А когда ты лез своим любопытным носом в свое траханое зеркало, ты об этом подумал? Вот уж вы с Пассионарио, два сапога — пара! Сначала влез в неприятности, а теперь тебе страшно и ты хнычешь!

— Мне не страшно, — всхлипнул цыплячий голосок в рукаве. — Мне просто холодно. Диего, а когда мы умрем, я увижу маму?

— Вот когда мы упадем с этого обрыва вниз, — проворчал Кантор. — Тогда и узнаем.

— Тогда мы умрем?

— Не раньше.

— А если мы не упадем?

— Тогда мы не умрем. На этот раз. Да ты не хнычь, не упадем мы. Ты, во всяком случае, точно. Сейчас придет один мой хороший знакомый, посадит тебя в карман и вынесет к выходу.

— Ты точно уверен? — раздался сверху уже знакомый чуть ироничный голос, на этот раз более близкий и не похожий на эхо. — Вот именно так все и будет? Я буду таскать к выходу всякую мелкую живность, а ты в это время будешь потихоньку сползать вниз, и тебя совершенно некому будет придержать?

Доктор спускался по склону, медленно переставляя ноги, но все же не скользя. Присмотревшись, Кантор заметил, что на этот раз вместо кроссовок на нем обуты высокие ботинки с шипами на подошвах. Вонзаясь в лед при каждом шаге, эти шипы не давали ему поскользнуться и съехать вниз, но выдержат ли они двоих?..

— Ты не понимаешь, — торопливо перебил его Кантор. — Как только он выйдет, он позовет кого-нибудь, чтобы мне помогли… там. А до тех пор я как-нибудь продержусь. Забери его отсюда, не приведи небо, замерзнет.

— Нет-нет, — пискнул цыпленок. — Лучше держи его. Я не замерзну.

— Ты уж молчи, недоразумение, — досадливо поморщился Доктор. — Как вы мне надоели! Не поверишь, — снова обратился он к Кантору, продолжая свой неторопливый спуск. — Эту мелюзгу можно выловить где угодно, даже в таких местах, где ее по всем законам природы не должно бы быть. А в Лабиринт они лезут, будто им там медом помазано, хотя считается, что им нет сюда пути. А их раздолбаи-родители сначала не смотрят за детьми, а потом обращаются к нам — дескать, ребенок где-то завис, поищите в третьей, седьмой и двенадцатой субреальностях, а то сами мы туда попасть не можем… Будь моя воля, я бы этих гавриков до сорока лет в полиарге держал…

Мафей, слушавший эту речь с разинутым клювом, опасливо прижался поближе к Кантору и тихонько спросил:

— Это он о цыплятах?

— Это я об эльфятах, — сердито отозвался мальчишка. — Не прикидывайся дурачком. Можно подумать, ты сам не знаешь. Говорящих цыплят не бывает, а если ты встретил такового в Лабиринте, то это непременно окажется какой-нибудь сопливый эльфик, которого раззява-маманя потеряла между мирами, или такой же ушастик-подросток, который возомнил себя большим и самостоятельным и…

Хотя последнее было, как ни крути, чистой правдой, Кантор все же поспешил возразить.

— Не обижай парня, — сказал он, высаживая «ушастика-подростка» на ладонь и гладя пальцем но спинке. — Он не из праздного любопытства сюда попал, он меня искал, спасти хотел. Возьми его. Хоть в карман посади, чтобы он у меня в рукаве не сидел, а то ведь вместе со мной упадет… Ой, мать твою…

Склон неожиданно резко задрался вверх, в мгновение ока став чуть ли не вдвое круче, и Кантор, который как раз протягивал собеседнику цыпленка на ладони и, соответственно, ни за что не держался и не опирался, тут же полетел вниз, выронив несчастного птенца. Правда, далеко он не улетел — Доктор, который как раз только сделал предпоследний шаг, успел дотянуться и одной рукой схватить Кантор за запястье, а другой поймать на лету цыпленка. Как бы между делом сунув измельчавшего принца в карман, он оценил на глаз крутизну поверхности и покачал головой.

— Теперь мне точно никуда нельзя идти. Сам ты не удержишься.

Кантор перевел дух, поднял глаза и кратко поинтересовался:

— И что теперь?

— А ничего, — беззаботно отозвался его спаситель, протягивая вторую руку. — Будем стоять и держаться. Не бойся, бывает и хуже.

— Я боюсь? — оскорбился Кантор. — Ты хорошо подумал, прежде чем сказать?

— А мне некогда думать, — усмехнулся Доктор. — У меня пациент средней тяжести и реанимация в перспективе, короче говоря, занят по уши. И еще куренок в кармане ко всему прочему. А как это вышло, что он тебя искал, вы что, знакомы?

— Даже более чем, — вздохнул Кантор. — Мы, можно сказать, приятели…

— У тебя есть приятели среди эльфов? Они до сих пор вас навещают, или он к вам попал так же случайно?

— Это Мафей, — пояснил Кантор. — Он у нас родился и живет.

— Полукровка?

— Да. А какое это имеет значение?

— Чисто познавательное. До сих пор пытаюсь понять, и никак до меня не доходит, как этот ушастый молодняк ухитряется попадать в Лабиринт. То ли им законы природы не писаны, то ли мы просто мало о них знаем… А, малыш? Что скажешь?

— Я не малыш! — обиделся Мафей.

— Зеркало дать? — деловито предложил Доктор. — А то, видимо, того факта, что ты сидишь у меня в кармане, тебе недостаточно, чтобы избавиться от мании величия.

— Я на самом деле вовсе не цыпленок, — пропищал Мафей. — И даже не ребенок. Мне уже почти шестнадцать, так что я даже старше тебя.

Почтенный мэтр рассмеялся, тряхнув своим крашеным чубом.

— Дружок, ты несешь полнейшую ерунду. В Лабиринте все выглядит не так, как есть. И если ты на самом деле не цыпленок, я точно так же не мальчишка. Впрочем, можешь утешиться тем, что ты самую малость старше моей младшей дочери. А теперь, чтобы нам не было скучно стоять, и чтобы не молчать, что навевает грустные мысли, расскажи-ка мне подробнее, кто ты такой и как ты все-таки здесь оказался.

* * *

…Однажды Ольге довелось наблюдать занимательную сцену из жизни животных. Она пришла в гости к однокласснице, а у той родители купли канарейку. Ольга с Галкой были еще детьми, рассматривать новую птичку им было страшно интересно, поскольку до сих пор они видели только попугайчиков. Так что они поставили клетку на стол, сели вокруг и стали любоваться, как канарейка топчется по жердочке. И вместе с ними любовался пушистый красавец Барсик, который возлежал высоко на шкафу и лениво посматривал на клетку с высокомерным презрением аристократа, вскормленного на рыбке и сметанке. Барсик вообще относился к той категории котов, которых можно тискать, таскать на руках, гладить в любое время и не опасаться, что коту это не понравится и он тебя цапнет. Мирный и ленивый был Барсик, одним словом, и Ольга неоднократно стебалась, что если бы у Галки были мыши, то они бы по нему пешком ходили, а он бы и внимания не обратил. Равнодушие Барсика к канарейке тоже никого не удивило, и подружки, развеселившись, стали в который раз вслух представлять себе традиционных мышей, разгуливающих по этому мохнатому лодырю, заодно прикидывая, какое место среди этих мышей займет птичка. И вдруг кот, не привставая и не примериваясь, совершенно неожиданно сиганул со шкафа, и не успели Ольга с Галкой и рты свои раскрытые захлопнуть, как все было кончено. В одну секунду, одним молниеносным и почти неуловимым для человеческого глаза движением Барсик успел перемахнуть на стол и прямо сквозь прутья клетки схватить когтями канарейку. Бедная пташка и не пискнула. Галка, опомнившись, начала реветь, а Ольга так и осталась сидеть с открытым ртом, вытаращившись на злодея Барсика. Больше всего ее потрясла тогда не трагическая кончина бедной канарейки, а чудовищное преображение милого котика в кровожадного зверя с глазами хищника — круглыми, горящими каким-то диким зеленым светом и охотничьим азартом.

Именно Галкиного Барсика Ольга почему-то вспомнила, когда, выбежав в гостиную, поймала взгляд Элмара. Принц-бастард быстрым, как выпад, рывком отвернулся от окна, в которое только что, высадив собою стекло вместе с рамой, сиганул перепуганный Фантик. Не просто обернулся герой — повернулся всем корпусом, мягко качнувшись на полусогнутых ногах и чуть приподняв руки, готовый броситься в любую секунду. Острым клинком взгляда полоснул по открывшейся двери кабинета, и тут же расслабился. Синее пламя «высокого вдохновения» в глазах его высочества стало гаснуть, однако Ольга успела его заметить. И тут же всплыл в памяти маленький хищник Барсик с дохлой канарейкой в зубах. Впрочем, у Элмара тоже была своя… «канарейка». Она валялась у него под ногами, повернув голову под таким углом, что… словом, живой так не повернет, как бы ни старался.

— У вас все в порядке? — быстро и деловито спросил Элмар, предваряя возможные вопросы с ее стороны. — Если не считать Жака в обмороке?

— Жак не в обмороке… — пролепетала Ольга. — Он за подмогой побежал… Элмар, а Диего…

— Терезу позови, — перебил ее Элмар, склоняясь над мистралийцем и одним аккуратным рывком раздирая пропитанную кровью штанину. — И не реви, ничего опасного для жизни с ним не случилось. Через неделю бегать будет. Ты лучше выйди на улицу и встреть там Жака с его подмогой, а то они сейчас начнут дом штурмовать, перепутают нас с кем-нибудь, с них станется…

— С ума сошел! — испуганно воскликнула Тереза, сбегая с лестницы. — А если ее на улице кто-нибудь схватит?

— Кто? Тот несчастный трус, который вылетел в окно, не потрудившись его открыть? — раздраженно проворчал Элмар, мимоходом вытирая руки об штаны. — Он сейчас уже забежал за дальнюю окраину, куда ему кого-то хватать! Иди, займись раненым, а на улицу я сам выйду. Ольга, помоги ей. Тханкварра… Где эта хваленая охрана, которую обещал Флавиус? Чем занимались эти бездельники? Спали? Или обедать ходили? Убью раздолбаев!

— Не надо! — попросила Тереза.

— Что — не надо?

— Убивать не надо. Грех это большой.

— А вон там под лестницей чья работа валяется? — не удержавшись поддела ее Ольга, которую эти религиозные заезды слегка раздражали. Тереза мельком бросила взгляд на побоище в комнате, затем на бедного пациента, и на ее лице появилось какое-то новое, жесткое выражение.

— Фашистов — не грех, — уверенно ответила она. — Ольга, принеси-ка мне из кухни чистых глаженых полотенец. А ты, Элмар, не забудь сказать, чтобы Жак сюда не входил, а то у нас будет еще один потерпевший.

— Ладно, — буркнул Элмар и направился к двери. Он едва успел ее открыть, как его чуть не сшибли с ног два бравых сотрудника службы Безопасности, на которых рассерженный принц-бастард и обрушил свое негодование.

— Чего вы ломитесь, чего ломитесь! — зарычал он. — Что, выспались, наконец? Без вас управились! Вы бы еще дольше где-то прошлялись, бездельники!.. Мотайте лучше за врачом! За мистиком! И бегом!

Затем в доме начался форменный дурдом. Гостиная немедленно наполнилась незнакомыми людьми, Ольгу как-то невзначай оттерли в сторонку, кто-то взял у нее из рук полотенца и бросился помогать Терезе, еще двое отвели к камину и чуть ли не силком усадили в кресло, спрашивая, не пострадала ли она и не надо ли ей какой-либо помощи. Причем голоса у обоих слегка дрожали и в них явственно слышались панические нотки. Наверное, представляли, бедняги, что с ними сделает начальник, если Ольга все-таки пострадала. Услышав, что с ней все в порядке, сотрудники тут же повеселели и предложили — один принести воды, другой успокоительного. Ольга глубоко вдохнула, стараясь не опозориться перед бравыми ребятами своим малодушным ревом, и потребовала сигарету и водки. Оба сотрудника посмотрели на нее с уважительным интересом и одновременно рванули из карманов портсигары.

— Минутку, пропустите, — донеслось из-за двери, и дурдом в помещении сразу же прекратился. Все затихли, когда в гостиную шагнул лично господин Флавиус, изрядно взволнованный и слегка настороженный. Окинув взором комнату и, видимо, убедившись, что никто из охраняемых не пострадал, он мгновенно успокоился и с обычной своей неторопливостью произнес:

— Господин Жак, я бы вам очень не рекомендовал сюда вхо…

— Поздно, господин Флавиус! — проворчал Элмар, подхватывая на руки Жака, который на середине фразы как раз вошел и увидел стену у камина. — Нельзя было просто сказать «не входи»? Потому вы и опаздываете везде. А если бы это был не я? Если бы к Жаку пришел Мафей? Или, что тоже вполне возможно, его величество?

Глава департамента слегка изменился в лице и опустил глаза.

— Уверяю вас, ваше высочество, причины столь непростительного провала будут расследованы с максимальной тщательностью и виновные понесут адекватное наказание. Я займусь этим лично.

— Наказанием или расследованием? — поинтересовался его высочество, передавая Жака сотрудникам.

— И тем, и другим, — заверил его Флавиус, не мигнув глазом. Затем еще раз обвел взглядом комнату, откровенно полюбовался живописным барельефом у камина, одобрительно качнул головой и поинтересовался:

— Это работа господина Жака?

— Это работа госпожи Ольги, — отозвалась Тереза, не поднимая головы. — За мистиком послали или нет?

Флавиус повел глазами в сторону сотрудников, и сразу трое хором отрапортовали, не дожидаясь вопроса:

— Так точно, господин начальник, уже побежали. Сейчас доставят.

Глава департамента коротко кивнул и продолжил осмотр места преступления. Полюбовался на остальных потерпевших, похвалил «работу» его высочества и профессиональный выстрел господина Кантора, затем полюбовался на самого стрелка и позволил себе заметить, что причиной столь тяжелого состояния упомянутого господина вряд ли может являться пустяковое ранение мягких тканей. Так что, обращаясь к своему многолетнему опыту, он все же взял бы на себя смелость порекомендовать госпоже Терезе раздеть пациента и осмотреть… э-э… в первую очередь спину. А госпоже Ольге он бы настоятельно советовал напротив, не смотреть на вышеупомянутую процедуру, а удалиться из комнаты… к примеру, на кухню, помочь привести в чувство господина Жака. После чего, не давая Ольге и слова вставить, сообщил, в очередной раз залюбовавшись черной кляксой на стенке, что этот шедевр ни в коем случае нельзя соскребать, пока на него не посмотрит его величество. Он просто уверен, что его величеству понравится. И что его величество очень огорчится, если его лишат возможности увидеть столь уникальное творение рук человеческих. Ведь, если он правильно понял, эта прелесть сделана абсолютно без магии?

В общем, Ольга так и не успела высказать какой-либо протест. И увидеть, что же там все-таки с Диего тоже не смогла. Подошел Элмар, загородив своей необъятной спиной место действия, и как-то очень ласково и душевно попросил ее пойти все-таки на кухню и немного утешить беднягу Жака. И не смотреть, как и советовал господин Флавиус. Он ни в коем случае не сомневается, что Ольгу не испугать подобными зрелищами, но когда речь идет о близком человеке… все воспринимается совершенно иначе.

Уже выходя, Ольга услышала, как Тереза самым непрофессиональным образом ахнула:

— Ай-яй-яй! Бедненький… — и добавила с несвойственной ей и полностью противоречащей принципам христианства ненавистью: — Я же говорила — фашисты!

* * *

— Перестань трястись, — хмуро бросил Доктор куда-то в пространство. Не будешь же каждый раз соваться в карман, когда собеседник сидит там. — Лишняя вибрация мне мешает.

— Извините, — виновато пискнули из кармана. — Я не нарочно… это само получается.

— Что, страшно? Или холодно?

— Нет, не холодно, просто как-то… нехорошо.

— Терпи. Не будешь в другой раз лезть куда не надо. Ты попал в очень неблагоприятное для тебя место, поэтому тебе здесь плохо. Но это не смертельно и для здоровья практически не опасно, так что успокойся и перестань дрожать. Ничего с тобой не случится. Разве что простудишься немного.

— Кто это? — перебил его Кантор, который услышал посторонний звук и вскинул глаза, стараясь при этом не дергать головой и вообще не шевелиться. Кто-то спускался по склону, быстро и уверенно скользя, словно на коньках.

— Где? — Доктор обернулся и весело хмыкнул. — А, это Татьяна. Наверное, настало утро, а я не проснулся. Мои домашние попытались меня разбудить, а поскольку я слишком далеко, у них ничего не вышло, вот и послали Татьяну узнать, не стряслось ли чего. Сейчас получу по первое число. Она не любит, когда ее неожиданно выдергивают из дому и куда-то посылают. Зато, наконец, избавимся от лишней вибрации в моем кармане.

— Это ваша наставница? — уточнил Мафей, услышав о предстоящем почтенному мэтру нагоняе и тут же проникаясь к нему некой ученической солидарностью.

— Наставница? — Доктор звонко, по-мальчишески рассмеялся, покрепче перехватил запястье Кантора и ободряюще кивнул: — Держись, уже недолго. Сейчас я сдам ей твоего пушистого приятеля, она его вынесет, а он позовет кого-нибудь тебе на помощь, и все будет лучше, чем в кино.

— А как она наверх заберется? — подозрительно поинтересовался Кантор, наблюдая, как петляющая по склону фигурка постепенно превращается в статную полногрудую даму средних лет с длинной русой косой в руку толщиной. И действительно на коньках.

— Легко и быстро, — утешил его мальчишка. — Она чемпионка Европы по горным конькам.

Этот странный титул ничего не говорил Кантору, но от дальнейших вопросов он воздержался, экономя силы, и стал молча наблюдать, что будет дальше.

— Я так и знала! — возмущенно воскликнула дама, приблизившись на расстояние, с которого ее можно было разглядеть подробнее. Кантор мимоходом подумал, что все мужское население Поморья дружно лишилось бы чувств от восторга, узрев такую даму где-нибудь на публичном катке. Во-первых из-за ее внешности, полностью отвечающей поморскому идеалу красоты, а во-вторых из-за ее коньков. Знатоки и ценители этого вида развлечения, бедные поморцы просто сдохли бы от зависти. Таких коньков Кантор отродясь не видел, хотя прожил в Поморье целых две зимы и даже сам научился кататься на этих неустойчивых железяках. Но коньки мэтрессы Татьяны вряд ли можно было назвать «неустойчивыми железяками». Во-первых, они имели три пары полозьев — одно ровное, другое зубчиками, третье с зазубринами спереди назад. Высота этих полозьев постоянно менялась, как по волшебству, в зависимости от того, нужно ли было хозяйке разгоняться, тормозить или просто держаться на склоне. Во-вторых, на этих конструкциях была еще куча всяческих приспособлений, в которых бы и великий алхимик Амарго, пожалуй, не разобрался бы. И в-третьих, они были не железные. Уж неизвестно, из какого метала они были выкованы, но уж точно не из железа. Железо так не сверкает, как его ни полируй, да и цвет у него другой.

— Татьяна, не шуми, — попросил Доктор, недовольно поморщившись.

— Я так и знала, — продолжала та, — что ты опять встретил какого-то потерпевшего, и торчишь тут, держишь его. А дома все с ума сходят!

— А если ты знала, сказала бы им, чтобы с ума не сходили, — неохотно проворчал почтенный мэтр, явно не желая ввязываться в скандал.

— Ты что, маму не знаешь? Она все равно отправила меня проверить.

— И ничего в этом страшного нет, тебе лишняя практика не помешает. И незачем так разоряться.

— Разумеется, ничего страшного! Кроме того, что мне надо на работу, где меня ждет пациент, а я тут с тобой прохлаждаюсь!

— А ты не прохлаждайся, проверила — и дуй к своим пациентам. Только захвати с собой птенца, вот тут, в кармане. Возьми сама, у меня руки заняты.

— Он еще и птенцов насобирал! — проворчала чемпионка по горным конькам и подъехала поближе. — Может, давай лучше я тебе помогу? Вдвоем мы его, пожалуй, сможем втащить наверх. А один ты так будешь стоять до самого отнюдь не победного конца.

— Ерунда, — перебил ее Доктор. — Я знаю, что делаю. Бери птенца и бегом к выходу. Я тебе потом все объясню.

Грозная дама слегка смягчилась, видимо решив, что раз птенца надо нести бегом, то его положение намного хуже, чем у «потерпевшего».

— Ладно, давай, — она подкатила поближе и протянула руку к карману. — Он совсем крошка, или уже соображает?

— Он вполне взрослый, можешь с ним даже пообщаться. Только не распускай язык, парень не с Эпсилона, а с Дельты.

— С Дельты? А они там водятся? — удивилась дама. — Ну, иди сюда, маленький, не бойся.

— Я не маленький, и не боюсь! — как всегда, не удержался Мафей и перебрался в подставленную ладонь, смешно балансируя крылышками.

— О, конечно, — согласилась Татьяна, причем без малейшей иронии. — Такие большие мальчики ничего не боятся. А судя по тому, с каким интересом ты взираешь на мой бюст, ты действительно уже не маленький.

Мафей засмущался и поспешно перевел взгляд на что-то другое. На Кантора.

— Я быстро, — пискнул он. — Я сейчас же позову мэтра Истрана, и он тебе поможет.

— Ты только не говори ему, как ты меня нашел, — посоветовал Кантор, понимая, что сам Мафей с перепугу не додумается скрыть свои похождения в Лабиринте. — Скажи, что ты к Жаку заглянул. И ни в коем случае не телепортируйтесь в гостиную, вдруг там еще какие-то налетчики остались. Одного Элмар, кажется, приголубил, но мало ли что…

— Хорошо, — кивнул цыпленок и проворно шмыгнул в подставленный карман. — Держись. Я скоро.

— Ах, вот почему ты меня так торопишь с этим птенцом, — понимающе кивнула Татьяна. — Что ж, удачи вам. Постараюсь поскорее.

Она взяла в руки два странных приспособления, которые во время разговора болтались, пришитые к перчаткам, что-то нажала, отчего коньки в очередной раз поменяли полозья, и шустрыми короткими шажками заскользила прочь. Вверх и вправо, потом вверх и влево, все теми же плавными зигзагами.

— Наставница! — снова повторил Доктор и усмехнулся каким-то своим мыслям. — Подумать только! Неужели похоже?

— Вполне, — отозвался Кантор. У него почему-то появилось смутное подозрение, что он сходит с ума. И уже давненько. Слишком уж много всяческих несуразностей с ним происходило в последнее время. Сначала кулачный бой с мэтрессой Джоаной, потом этот крашеный мальчишка, посиделки с палачом, Мафей, превратившийся в цыпленка, а теперь еще эта дама на коньках… Действительно, полный сюр. Наверное, он все-таки повредился рассудком в том подвале. Как в прошлый раз. — Но больше похоже на то, что она твоя родственница. Не мать, потому что ее она упоминала в третьем лице. И не жена, такие вещи я чувствую. Тетушка или сестра?

— Не угадал, — вздохнул мальчишка. — И никто не угадывает. Даже коллеги, пока не откроют ее настоящий облик. Довольно странное явление, обычно так не бывает, чтобы человек выглядел в Лабиринте старше своего реального возраста, а она почему-то является именно так. Это моя дочь. Старшая.

— Тоже врач? — поинтересовался Кантор, в основном для поддержания разговора. Молчать было как-то жутковато, от этого ощущение, что он сходит с ума, только усиливалось.

— Вроде того. Она психоаналитик.

— Красивая, — отметил Кантор. Опять же, чтобы не молчать. И с гордостью отметил, что он не деревня какая, и слово «психоаналитик» для него не загадка, в отличие от «чемпионки Европы по горным конькам» — Даже в этом возрасте.

— Ты заметил? — усмехнулся Доктор. — По-моему, в отличие от твоего малолетнего приятеля ты больше интересовался ее коньками, чем бюстом.

— Мало я в своей жизни бюстов видел? А вот коньков таких не видел ни разу.

— Интересный психологический нюанс, — согласно кивнул собеседник. — Надо будет одному коллеге идейку подкинуть, он как раз пишет диссертацию о возрастных особенностях восприятия. Кстати, такой бюст и такую косу она сможет отрастить дай бог годам к сорока, так что малыш любовался чистой иллюзией.

— С ним точно ничего не случится?

— Абсолютно. Разве что Татьяна утомит разговорами, да и то, пожалуй, не успеет. Язык у нее, должен заметить, что помело. В кого только такая? В двоюродную бабушку, что ли? Или в моего папу?.. Знаешь что, давай помолчим. А то меня все время тянет что-нибудь лишнее ляпнуть.

Кантор молча кивнул. Меньше всего ему хотелось молчать и думать о всяких гадостях, которые так и лезли в голову, но он прекрасно понимал, почему его новый приятель так стремится помолчать. Не потому, что боится сказать лишнее, нет. Он просто устал, и разговоры ему мешают. Мешают стоять и держать за обе руки одного невезучего «потерпевшего», как обозвала его Татьяна. Очень, кстати, правильно обозвала… Что ж, помолчим. Да и, в конце концов, чего он так боится сойти с ума? Он и так чокнутый, и это все знают, а второй раз с ума не сходят, во всяком случае, пока не вылечатся после первого. Так что бояться нечего.

* * *

Мэтресса Татьяна действительно оказалась невероятно разговорчивой дамой, и, когда они добрались до высокой каменной лестницы, Мафей был даже рад с ней расстаться. Не то, чтобы он не любил пообщаться с новыми людьми, напротив, дама на коньках рассказала много интересного, но просто в данный момент ему было как-то не до того. Его не оставляла мысль о несчастном мистралийце, который умирает в гостиной у Жака, и о схватке Элмара с двумя вооруженными бандитами, которая еще неизвестно, чем закончилась. И еще он терзался мучительным вопросом, что будет лучше: искать мэтра Истрана, или не терять времени и поскорее мчаться на место событий самому? С одной стороны, так будет быстрее, но с другой, вдруг он не справится сам?

Как оказалось, мучительный вопрос был бесполезным и совершенно лишним, поскольку первое, что он увидел, придя в себя, было склонившееся над ним лицо наставника. Так что искать его не придется. Но скрыть от него факт подпольных упражнений с зеркалом тоже не удастся, и это уже хуже. Попался, можно сказать, с поличным…

— Хвала богам, все обошлось! — с облегчением вздохнул мэтр и тут же строго нахмурился. — Ваше высочество, ведь я неоднократно…

— Мэтр, пожалуйста! — умоляюще воскликнул Мафей, подхватываясь с дивана, на который, его, видимо, уложили, найдя без сознания на полу. — Потом меня отругаете! Бежим скорее к Жаку! Там беда! На них напали! И Элмар там…

— Успокойтесь и объясните толком… Впрочем, нет, не надо, я сам посмотрю…

Мэтр пристально уставился на зеркало, и Мафей в очередной раз безуспешно попытался рассмотреть, как же это делается, но смог только с сожалением отметить, что мэтр и в этот раз искал не дом, а лично Элмара, и опять у него получилась ровная белая нить.

Элмара Мафей увидел сразу. Его всегда было видно сразу, он возвышался над окружающими даже, когда все сидели. В данном случае, стояли на коленях, сгрудившись вокруг лежащего на полу человека. Элмар, Тереза, Флавиус, какой-то незнакомый молодой мистик и пожилой доктор.

— Да сделайте же что-нибудь! — психовал Элмар. — Вы хоть что-нибудь умеете толком?

— Я пытаюсь, — нервно отозвался молодой мистик. — Я не могу его подхватить…

— Что, много грешили накануне? — заметил Флавиус.

— Господа, не время для шуток, — перебила его Тереза. — Пульс падает…

— Я не могу, потому что его держит кто-то еще, — обиженно пояснил мистик. — И он мне мешает.

— Тереза, ты? — тут же спросил Элмар.

— Нет, не я. Если бы я умела…

— Мэтр, — снова попросил Мафей, — ну пойдемте же! Он же умрет!

— Сию минуту, — согласился мэтр и погасил зеркало. — Но пойду я, а вы, ваше высочество, извольте…

— Со мной все в порядке, — поспешил заверить его Мафей, опасаясь, что его сейчас отправят в постель. — Я мог бы вам помочь…

— Нет необходимости, — оборвал его наставник. — Я сам. А раз уж вы настолько хорошо себя чувствуете, извольте занять чем-либо вашего гостя, которого вы, должен заметить, здорово напугали.

— Гостя? — растерялся Мафей, который такого оборота не ожидал. Он уже приготовился доказывать, что мэтр напрасно беспокоиться о его здоровье и что он вполне в состоянии тоже отправиться с ним, но никак не ожидал, что его оставят дома под таким вздорным предлогом, как гости. — У меня?

— Именно, ваше высочество, лично у вас. Так что общайтесь, а я, с вашего позволения, вас оставлю.

— Вы нас даже не представите? — удивился Мафей, заметив, наконец, упомянутого гостя — крепкого румяного детинушку в поморском кафтане, который неловко топтался в сторонке, явно не зная, куда деть руки. Обычно мэтр не позволял себе пренебрегать этикетом даже в таких экстремальных случаях, тем более дело-то было минутное.

— Смею вас заверить, ваше высочество, вы уже знакомы, — чуть усмехнулся мэтр Истран и исчез из комнаты, оставив принца и его гостя в полной растерянности.

— Вот так всегда! — чуть не плача от обиды, проворчал его высочество и покорно занялся гостем. — Прошу вас, присаживайтесь, сударь. Извините, но не могу припомнить, при каких обстоятельствах мы знакомились…

— Не узнаешь? — Похоже, гость был ничуть не меньше растерян оттого, что их не представили и бросили наедине. Он аккуратно опустился в предложенное кресло, неловко поерзал и смущенно пробормотал: — Ну конечно, мы же десять с лишним лет не виделись… Кондратий я.

— Кондратий? — изумился Мафей, до которого с запозданием дошло, что кузен Кондратий старше его на три года, и, разумеется, уже давно не тот вредный мальчишка, который дергал его за уши и сочинял обидные дразнилки, а взрослый мужик. С усами даже. — Нипочем бы не узнал.

— Да я сам-то тебя узнал только по ушам, — признался гость. — Ну, горазд ты людей пугать, скажу тебе! Это все маги такие?

— А что? — не понял Мафей, пытаясь сообразить, что делать дальше. Принесло же гостя на его голову! И в такой момент!

— Сам бы посмотрел! Приезжаешь ты к человеку в гости, проводят тебя в его покои, заходишь и видишь такую картину: висит хозяин этих самых покоев, влипнувши мордой в зеркало, что приклеенный. Я и оторопел. Вот, думаю, ни хрена себе, в гости сходил! Сейчас еще войдут, меня увидят, вспомнят наше с тобой детство и подумают, что это я виноват…

Мафей покосился на зеркало, борясь с искушением попробовать еще разок и поглядеть все-таки, что же происходит сейчас в гостиной у Жака. Повторно пугать гостя он все же не рискнул, и просто поинтересовался:

— А как это тебя ко мне в гости занесло? Десять лет не вспоминал, а тут вдруг пробило? За собственные уши испугался?

— Ну что ты сразу… — страдальчески поморщился Кондратий. — Почему именно испугался? Я как-то не совсем дурак и могу сложить два и два. Если ты десять лет не думал о мести, с чего бы вдруг на одиннадцатый начал? Такое только пьяному мистралийцу могло в башку стукнуть. Если тебе так уж интересно, я тебя до сих пор ни разу не навестил по одной простой причине. Так же, как и батя, и Василий. Дед нам строго-настрого запретил здесь появляться. Они с Шелларом рассорились вдребезги, а дед, он же, растудыть его, мужик горячий… Зарекся впредь и сам сюда показываться, и нам всем запретил, а то, сказал, прокляну. Вот и не показывались, чтобы деда не гневить. Хотя желание такое имели, и я, и Василий. А вот чего ты ни разу домой не наведался, это уже другой вопрос. Тебе ж, вроде, никто не запрещал?

— А что я там забыл? — холодно пожал плечами Мафей. — Мой дом здесь. Дом — это там, где тебе хорошо. Где тебя любят. Где у тебя есть друзья. А место, где на тебя даже слуги смотрят сверху вниз только потому, что ты байстрюк, сложно назвать домом. Уж по тебе и вредным дочкам тетки Лисаветы я меньше всего скучал.

Кондратий опустил глаза и вздохнул.

— Правильно батя говорил. Все до последнего слова. И в тот раз, и в этот. Он говорит-то раз в два года, но если уж скажет, то точно в яблочко…

— Это ты о чем? — не понял Мафей.

— О тебе. И о нас. Я попробую по порядку как-нибудь, а то, я вижу, тебе так и непонятно, почему я приперся и что мне от тебя надо…

— А кстати, — заметил Мафей, — как это вышло, что дед вдруг передумал?

— Ничего он не передумал, не знаешь ты деда, что ли? Я тайком от него попросил Силантия проводить меня сюда, потихоньку, чтобы дед не знал. У Силантия было какое-то срочное дело к Шеллару, что-то по поводу драконов, вот я с ним и увязался. А тут оказалось, что его дома нет, Силантий показал мне, где тебя найти и тут же помчался в Эгину… А с тобой вот такое получилось… В общем, вышло, что меня полдворца видело, и остается только надеяться, что до деда это не дойдет, а то ведь правда проклянет, старый скандалист… Так вот, о чем я хотел… с мысли сбился…

Мафей в очередной раз покосился на зеркало, понимая, что поморский кузен затеял разговор основательно и надолго, и вырваться посмотреть, как же там дела, не получится. И тут его осенило.

— Ты не торопись, соберись с мыслями, — посоветовал он. — А я сейчас быстренько сбегаю в одно место, принесу нам выпить. Ты когда-нибудь пробовал шестидесятиградусный самогон, настоянный на апельсиновых корках?

— Это что, мистралийский рецепт?

— Да нет, — засмеялся Мафей. — Это наш шут такую делает. Алхимичит немного на досуге. Я сейчас к нему сбегаю, а ты подожди…

И поскорей, пока Кондратий не успел возразить, рванул в кабинет к Жаку. Там действительно хранились запасы самогона, и еще там было потайное окошко, через которое можно было заглянуть в гостиную без всякой магии и посмотреть, что происходит. К окошку-то он первым делом и метнулся, подумав, что самогон и так никуда не убежит.

Мизансцена в комнате слегка поменялась — теперь молодой мистик, посрамленный, стоял под стеночкой, Элмар и Флавиус тихо переговаривались чуть поодаль, а над пациентом колдовал мэтр, одновременно умудряясь читать нравоучения всем окружающим.

— Ваша беда, молодой человек, состоит в том, что вы самонадеянно полагаете, будто ваша школа является единственно верной и достойной внимания, — вещал он. — Именно из-за этого, сталкиваясь с незнакомой вам магией, вы начинаете пытаться перебить ее, взять инициативу в свои руки и делать так, как вас учили. А это есть неправильно. Незнакомую магию нужно почувствовать, понять и постараться под нее подстроиться, если уж вы не знаете, что это такое и даже где находится тот неведомый помощник, который вам так мешал. А в идеале, конечно, другие школы следует знать хотя бы поверхностно, чтобы по крайней мере узнавать, когда вы с ними сталкиваетесь. Сегодня ваше невежество едва не стоило жизни пациенту. А вам, ваше высочество, следовало сразу послать за мной.

— Я послал, — начал оправдываться Элмар. — Простите, а разве вас не позвали? Как вы, в таком случае, догадались сюда наведаться?

— Потом объясню, это не столь важно. Господин Флавиус, а вы почему здесь топчетесь вместо того, чтобы делом заняться?

— Во-первых, — невозмутимо ответствовал глава департамента, — я жду, когда вы освободитесь, поскольку мне необходима ваша консультация как специалиста. Дело в том, что два моих сотрудника, которые должны были охранять дом, найдены спящими в кустах, и разбудить их до сих пор не удалось, хотелось бы услышать ваше мнение по этому поводу. А во-вторых, я ожидаю, чем все закончится, чтобы иметь возможность предоставить его величеству полный и исчерпывающий доклад по вопросу.

— В таком случае, можете смело докладывать, что жизнь этого молодого человека вне опасности… Кстати, доктор, можете работать. Я еще немного поколдую, для верности, но мне кажется, все уже нормализовалось, и, если я правильно определил школу магии, так мешавшей кое-кому, то с минуты на минуту пациент придет в сознание.

— А вы обезболили? — спохватилась Тереза.

— Разумеется, юная дама, как я мог об этом забыть? А позвольте поинтересоваться, вы чувствовали эту постороннюю магию, или вы не чувствуете таких вещей?

— Обычно нет, но сейчас чувствовала и даже узнала. Я… я с ней сталкивалась…

— Совершенно верно, вы с ней сталкивались… Что ж, моя помощь здесь более не нужна. Если не требуется приводить в чувство Жака, то я к вашим услугам, господин Флавиус. Где ваши сонные сотрудники?

Завидев, что мэтр поднимается, Мафей поспешно отпрыгнул от окна и чуть было не смылся из кабинета, от греха подальше, но вовремя вспомнил про самогон.

— Вообще-то, в чувство его уже привели, — донеслось между тем из гостиной. — Но неплохо было бы его немного успокоить, а то он весь трясется. Он, знаете ли, вошел сюда и увидел эти художества у камина…

— А также вас, ваше высочество, — проворчал мэтр. — Извольте посмотреть на себя. Когда вы отучитесь вытирать руки о собственную одежду? Уж скоро двадцать лет исполнится, как я вам об этом напоминаю, и все без толку. Стоит вам хоть немного выйти из равновесия, и ваши варварские манеры так и лезут из вас! Осмелюсь вам напомнить, что ваша прачка тоже человек, и ее труд следует уважать!..

Мафей тут же живо вообразил героя Элмара, смущенно ковыряющего паркет громадным сапогом, и зажал себе рот ладонью, чтобы не захихикать. Затем осторожно и почти бесшумно открыл дверцы тумбочки, где Жак хранил запасы готовой продукции, выбрал бутылку покрасивее и поторопился покинуть помещение, пока его не засекли.

 

Глава 11

Все закончилось как-то резко и неожиданно. Крутизна склона в очередной раз изменилась, словно кто-то невидимый рывком наклонил доску-качели, и вместо горы под ногами оказалась почти ровная поверхность. От резкого толчка Кантор не удержался на ногах и плюхнулся плашмя прямо на лед. Вернее, в лужу, поскольку лед растаял так же стремительно, как и выровнялась поверхность земли. Его спаситель, тоже не сумев удержать равновесие, с размаху сел на пятую точку и с облегчением рассмеялся.

— Вот и все. Пойдем, я тебя провожу. Мне тоже на выход, а то ведь действительно на работу опоздаю.

— Что это было? — поинтересовался Кантор, пытаясь утереть с лица жидкую грязь. Безуспешно, так как руки были в грязи по самые локти.

— То, что и требовалось, — беззаботно пояснил Доктор, огляделся, обо что бы вытереть руки и вытер их о собственные штаны. — Кто-то тебя держит. И кто-то очень крутой, судя по тому, как резко изменилась реальность. Так что я тебе больше не нужен, и могу спокойно вернуться к своим пациентам, к моим родным коматозникам, психам и умирающим. А ты можешь ради практики сам нащупать направление и проводить меня на выход. Можешь даже сам подняться, но я бы тебе не советовал. Больно будет.

Кантор, чуть не свернув себе шею, с грехом пополам утерся плечом и кивнул.

— Пойдем. Только я, наверное, все-таки поднимусь. Интересно, чем же все кончилось.

— Как хочешь, — пожал плечами мальчишка. — Ну, куда?

— Туда, — уверенно махнул рукой Кантор.

— Верно, — коротко кивнул Доктор. — Пошли.

Некоторое время они молча шагали бок о бок по раскисшему талому льду пополам с грязью. Потом Кантору надоела тишина, которую оживляло только противное хлюпанье и чавканье под ногами. От этого мерного чавканья в тишине ему опять начало казаться, что он сходит с ума. Хотя, если подумать, в Лабиринте это невозможно. Вернее, в Лабиринте невозможно было быть нормальным. Или, еще вернее, чувствовать ту неясную черту, что разделяет рассудок и безумие. Как бы то ни было, молчать было тягостно, и Кантор спросил первое, что пришло в голову:

— Доктор, а как ты видишь меня сейчас? Или я все время кажусь тебе ребенком?

— Нет, — охотно ответил тот. — Ты каждый раз другой. То старше, то моложе, то с татуировкой, то без. Даже лицо меняется, не говоря уж о прическе и одежде. К примеру, сейчас ты налысо пострижен и на тебе крутые байкерские покрышки. А в пустыне ты был совсем голый, но очень лохматый. А что?

— Да ничего, просто интересно. А что такое «байкерские покрышки»?

— Это такой специальный костюм… Вряд ли я могу тебе доступно объяснить.

— Да ладно, неважно. Это я так, чтобы не молчать.

— Нервничаешь? — удивленно приподнял брови Доктор.

— Не то, чтобы…

— А что?

— Мне кажется, что я с ума схожу, — честно признался Кантор, поскольку молчать не было сил, а врать в Лабиринте он не мог.

— Это тебе только кажется, — утешил его Доктор. — Ты, наверное, просто никогда не бывал в Лабиринте подолгу. За исключением того случая, когда ты завис здесь пять лет назад. Ты не привык к этим сдвигам реальности, вот тебе и кажется, будто ты сходишь с ума. А на самом деле у тебя на удивление прочная психика. Гибкая, и потому прочная. Улавливаешь?

Да уж, гибче некуда, подумал Кантор, снова вспомнив задушевную беседу с толстяком Тедди. И усмехнулся в ответ.

— Откуда ты знаешь?

— Сделал вывод из общения с тобой, — охотно пояснил мальчишка. — У тебя есть очень интересная особенность — отсутствие четкой границы между нормальным и ненормальным, а также страха перед чуждым и необычным. Ты охотно приемлешь то, что выходит за рамки обычного миропорядка, оно тебя не пугает, а даже напротив, кажется интересным и привлекательным. Так что, приятель, чтобы свести тебя с ума, надо изрядно потрудиться.

— Однажды у меня это получилось, — помрачнел Кантор.

— Так ведь ты сам захотел, — пожал плечами Доктор, — потому и получилось. Видно, реальность достала тебя так, что ты по собственной воле от нее ушел и застрял в Лабиринте, не желая отсюда выходить.

— Откуда ты знаешь?

— Давай лучше о другом, — ушел от ответа Доктор, и Кантор понял, что опять спросил лишнее.

— А о чем?

— Например, анекдот расскажи. Только не политический, а то непонятно будет.

— Ладно, — Кантор пожал плечами и послушно принялся рассказывать первое, что пришло в голову. — Одна дама, путешествуя по Галланту, решила остановиться на ночь в провинциальной гостинице. А там не оказалось свободных номеров. Время было позднее, погода паскудная, и дама стала настаивать, чтобы ей нашли хоть какое-то помещение, обещая хорошо заплатить. Хозяин помялся, потом говорит: «Есть у нас один номер, но он не совсем свободен и вряд ли вы захотите там ночевать…» Однако дама все же продолжала настаивать, и согласилась на то, что ей предложили. Наутро она спустилась веселая и счастливая, долго благодарила хозяина и расплатилась с неслыханной щедростью. Потрясенный хозяин не выдержал и поинтересовался: «Простите, мадам, но вас ничего не смутило в этом номере?» «Да ничего, — беззаботно ответила дама. — Я провела прекрасную ночь». «Но мадам! — в ужасе вскричал хозяин. — Разве вы не заметили, что в том номере лежал мертвый мистралийский кабальеро?» «Правда? — искренне изумилась дама. — А я подумала, что это живой лондрийский джентльмен…»

Доктор засмеялся и заметил:

— Я давно обратил внимание, что анекдоты разных миров очень похожи. Что-то у тебя настроение испортилось, как я вижу. Не надо было рассказывать о мертвых мистралийцах, если тебе это неприятно.

— Да я об этом и не подумал… — неохотно отозвался Кантор. — Просто ты попросил политических не рассказывать… и я вспомнил одного знакомого. Он, наоборот, вечно приставал к переселенцам с требованием рассказать политический анекдот, и чем непонятнее, тем ему было интереснее.

— А смысл?

— А ему нравилось самому догадываться, в чем состоит юмор. Он любил загадки, над которыми надо подумать. Необычный был человек. И погиб как-то… ненормально.

— Потому ты и расстроился? Может, хочешь об этом поговорить?

— Нет, — качнул головой Кантор. — Не хочу. Только сильней расстроюсь.

— Ну и хорошо, что не хочешь. А то мы уже пришли.

— Уже? Так быстро?

— А что ты хотел? Странно, что тебя вообще не вынесло. Вот он выход, видишь?

— Да вижу… — вздохнул Кантор. — Ну что, будем прощаться?

— Само собой, — согласился Доктор.

— Мы еще увидимся?

— Не думаю… хотя, кто знает. У тебя редкостная способность попадать в неприятности, так что, может и встретимся. Но на всякий случай, прощай.

— До свидания, — возразил Кантор, и они так же бок о бок стали подниматься по бесконечным ступеням. Через несколько шагов его спутник загадочно исчез, а еще через пару десятков ступенек исчезла и лестница. Осталось головокружение и темнота. Потом осталась только темнота, и Кантор с трудом сообразил, что у него просто закрыты глаза. Затем вернулись ощущения и звуки. В комнате галдели и говорили одновременно.

— Нет уж, хватит! Никаких больниц, квартир и прочих небезопасных помещений! Ко мне домой, всех, прямо сейчас! Там уж точно никто до них не доберется! — это Элмар. Вполне жив, здоров, и крепко сердит. Хвала небу, с ним ничего не случилось…

— Возможно, вы правы, но немного позже. Сначала ему все-таки надо в больницу, а потом, когда все раны обработают надлежащим образом, можно и к вам. — Это придворный маг. Да, Доктор не ошибся, его действительно держал кто-то очень крутой. Круче некуда. Элементалисты единственные маги, которые умеют лечить, но делают они это не хуже мистиков. Особенно те, кто специализируется на пятой стихии. И особенно господа такого уровня…

— Уволю. Под трибунал отдам. Бездарные лопухи, раззявы, недотепы вислоухие. Вас усыпили, как лохов последних, а вы и не заметили. Вы у меня будете до конца жизни работать уборщиками пыточных камер. — Это господин Флавиус. Тихим бесцветным голосом отчитывает каких-то подчиненных, которые громко сопят и не решаются оправдываться. Двое, судя по сопению.

— Нет, ну надо же было, чтобы все это случилось именно в моей гостиной! — это Жак истерически всхлипывает на кухне. И там же на кухне плачет Ольга, горько и безнадежно, тихонько подвывая и совершенно не обращая внимания на проблемы Жака, которому столь живописно разукрасили гостиную.

— Не расстраивайся, ничего страшного, здесь все равно пора делать ремонт. Заодно и в спальне наведем порядок, и выбросим эту ужасную кровать… — это Тереза. Несгибаемая девушка, ничем ее не прошибешь. Ни налетами, ни побоищами, ни черными кляксами над камином.

— Уважаемый мэтр совершенно прав, пациенту необходима помощь хирурга, — это незнакомый голос, наверное, какой-то врач. Стеллы нет в городе, значит, позвали просто ближайшего… Еще какие-то голоса, тоже незнакомые, переговариваются полушепотом, боясь перебить господина Флавиуса и не приведи небо, привлечь к себе его внимание…

И ощущения. Жесткий пол под ребрами. Щекотный ворс ковра на щеке. Холодно. Кто-то — наверное, тот самый врач — ковыряется в ране. И не больно. Совершенно не больно. Впервые за последние шесть дней. Или семь, сбился со счета… О небо, какое это счастье — когда ничего нигде не болит! Пусть холодно, пусть кружится голова и нет сил даже пошевелиться, но наконец успокоилась проклятая спина, которая так его доставала. Теперь все будет хорошо. Теперь можно будет поспать. Спокойно расслабиться, закрыть глаза… нет, просто не открывать… Проклятье, да скажите же кто-нибудь Ольге, чтобы успокоилась, объясните, что с ним ничего не случилось… Как будто ей короля было мало…

Открывать глаза и вообще лишний раз шевелиться Кантор не стал, чтобы не вызывать еще большей суматохи и не отвечать на вопросы, как он себя чувствует и тому подобное. Он просто расслабился и решил, что лучше всего будет действительно поспать. А то ведь обезболивающее заклинание — оно не вечное, может скоро закончиться, и тогда фиг поспишь…

Уже засыпая, он услышал, как на кухне Тереза неожиданно вскрикнула:

— Ой, я совершенно забыла! Жак, я сегодня видела мэтра Альберто, и он просил тебе передать, что та гипотеза, которую вы с ним обсуждали, при экспериментальной проверке оказалась ошибочной. Не знаю, что он имел в виду, но…

— Спасибо, — с каким-то странным сарказмом в голосе отозвался Жак. — Он бы еще позже это передал…

Кантор никогда не слышал, чтобы в одной простой фразе было столько яду.

* * *

Появившись в своей комнате с бутылкой, Мафей с некоторым злорадством отметил, что кузен Кондратий в его отсутствие здорово понервничал. То ли боялся, что его тут увидят и дедушке настучат, то ли опасался какого-нибудь подвоха, то ли просто неловко было торчать в чужой комнате одному. Как бы то ни было, возвращению Мафея он искренне обрадовался.

— Ну, наконец-то! А то я уж не знал, что делать, если вдруг войдет кто! Что ты так долго?

— Не сразу нашел, — пояснил Мафей и вдруг вспомнил, что действо в гостиной Жака уже закончилось, и с минуты на минуту все начнут расползаться по своим делам. То есть, в любой момент может вернуться наставник и застать их за распитием краденого самогона. Поэтому он предложил, стараясь, чтобы это не выглядело слишком поспешным:

— А давай пойдем куда-нибудь в другое место, где нам никто не будет мешать. А то тебя правда кто-то увидит и настучит деду, что ты здесь был.

— И твоему наставнику, что ты со мной пил, — подхватил Кондратий, который так и не избавился окончательно от своей детской вредности. Мафей сделал вид, что не заметил, но тут же поспешил уесть кузена, небрежным жестом достав из воздуха две серебряные рюмки на тонких ножках, с недавних пор хранившиеся в дальнем ящичке нового стола. Честно говоря, проще было сделать два шага и выдвинуть ящик, но юный эльф не удержался от искушения лишний раз продемонстрировать вредному Кондратию свои магические умения.

— Ух ты, здорово! — восхитился Кондратий с таким простодушным восторгом, что Мафей немедленно устыдился своего детского выпендрежа. — Ты так что угодно можешь достать?

— Если прицельно, то только то, что мне принадлежит, и то, что я сам положил на место, — честно пояснил Мафей. — А если просто тянуть, что попало, то что попало и попадается. Вот мне, к примеру, чаще всего люди попадаются. Ольгу, например, я достал.

— Это та переселенка, которая с драконом воевала? — вспомнил Кондратий. — А правда, что у них с Шелларом был бурный роман и…

— Кондратий, не повторяй всякую чушь, — поморщился Мафей. — Особенно за теткой Лисаветой. Ничего у них не было. Ты что, приехал сплетни собирать?

— Приехал я не за этим, просто к слову пришлось. Интересно же знать, сколько люди приврали. А куда пойдем?

— Куда ты хочешь? Хочешь, к тебе пойдем? Я еще помню ориентиры маминой старой комнаты в вашем дворце…

— Давай лучше куда-нибудь на природу, — попросил Кондратий. — Не люблю я в четырех стенах сидеть.

— Хорошо, — согласился Мафей. Спустя несколько секунд растерянный Кондратий оглядывался по сторонам, пытаясь узнать местность.

— Не узнаешь? — усмехнулся Мафей, усаживаясь на покосившуюся ограду. — Это задворки вашей загородной резиденции. Помнишь, как ты меня с этой самой ограды когда-то толкнул прямо в лужу?

— Помнишь ведь, — покачал головой Кондратий и тоже присел, но не на ограду, а прямо в траву. — А я уже и забыл. Однако мне очень приятно, что ты снова мостишься на ту же ограду. Значит, не думаешь, что я опять буду толкаться.

Мафею стало смешно.

— Толкайся, сколько влезет, я больше не упаду. Я летать умею.

— Летать? — потрясенно переспросил Кондратий. — Честно? Ты умеешь летать?

Мафей коротко кивнул, хотя ему до смерти хотелось взлететь прямо тут же и развеять все сомнения. После возвращения из Лабиринта ему все время хотелось колдовать хоть что-нибудь, просто чтобы ощутить присутствие Силы и лишний раз убедиться, что она никуда не делась. А это начинало смахивать на манию, значит с этим желанием следовало бороться. Кондратий, видимо, хотел попросить его полетать, но тоже решил бороться с мелкими слабостями. Он неуверенно оглядел ограду и поинтересовался:

— А тебе там удобно?

— Удобно, — улыбнулся Мафей. — Хоулиан сказал, что эльфы природой приспособлены для жизни на деревьях, отсюда у нас стремление залезть на что-нибудь высокое и неустойчивое. На деревьях эльфы не живут с тех пор, как вышли из первобытного состояния, а инстинкт остался.

— Хоулиан — это кто? — уточнил Кондратий.

— Один мой знакомый эльф.

— У тебя есть знакомые эльфы? Откуда? Или твой батя нашелся?

— Да нет, я с ним случайно познакомился… Совсем по другому поводу. Ты наливай, не стесняйся. Тебе удобнее. И объясни, наконец, что такого особенного сказал дядя Пафнутий, что ты примчался, сломя голову и наплевав на гнев дедушки? Не испугался же ты за свои уши, в самом деле.

— Да нет, конечно… — Кондратий нахмурился, словно сосредоточенно что-то обдумывал, и замолк. То ли не знал, что сказать, то ли как начать. Мафей не стал его торопить. Сам пришел, сам пусть и говорит. Так в молчании они выпили, ограничившись кивком в качестве тоста, почти синхронно сжевали по конфете и закурили. Каждый свои. И только тогда дорогой родственничек, наконец, сформулировал свои мысли.

— Собственно, с чего все началось… После того происшествия с твоим приятелем я сначала не мог понять… А впрочем нет, все началось гораздо раньше… Наверное, с того, что дети по сути своей бестолковые создания и всегда стремятся подражать взрослым, даже если взрослые говорят и делают полную фигню. Нам казалось, что так и надо, что это очень весело и занятно — доводить тебя до слез. Мы сами себе казались могучими храбрыми, потому что мы были сильнее и ты нас боялся. Знаешь, в животном мире есть такое понятие — «доминирующий самец». Вот мы такими «доминирующими» и были, и это нам нравилось. Потом дети, разумеется, вырастают, и понимают, что к чему, если они не полные придурки и сволочи, и если это животное желание доминировать не застилает им все остальное. Обычно, если человек нормальный, такого не случается, и рано или поздно приходит понимание и… раскаяние, если хочешь. Но скорее, просто осознание того, что ты был не прав. Так вот, что я был не прав, я начал чувствовать еще на свадьбе твоей матери. Помнишь, когда Элмар со мной доходчиво побеседовал о байстрюках и их обидчивости…

— Помню, — усмехнулся Мафей. — Ты тогда, случайно, в штаны не наклал?

— До этого не дошло, хвала солнцу, но перепугался я тогда крепко. А еще меня потряс неизвестный мне ранее факт, что великий герой Элмар, оказывается, тоже незаконнорожденный. До тех пор я думал, что все они вроде тебя, плаксы и трусишки. В общем, мое устоявшееся мировоззрение начало крепко шататься, и я даже задумался, а не прав ли был батя, когда гонял нас с Василием за наши художества, и не дураки ли мы на самом деле. Оно, знаешь, с перепугу люди иногда так резко умнеют…

— Я сам тогда перепугался, — признался Мафей, вспомнив обстоятельства знакомства с братьями. — Представляешь, подводят меня к трем здоровенным дядькам и говорят, что это мои новые братья. А четвертый, чуть поменьше — кузен. Я тут же и с белым светом простился. В моем детском понимании братья и кузены должны непременно дергать за уши и раздавать подзатыльники, а подзатыльник от Элмара… можешь себе представить. А чем тогда все кончилось? Не ударил же он тебя, раз ты до сих пор жив.

— А ты что, не помнишь?

— Да я просто не знаю. Я так перепугался, что убежал к маме.

— Вот уж, мамин сынок! Такой цирк пропустил! Ну, если тебе интересно, могу рассказать. Я помню. Незабываемое впечатление детства. Дальше было вообще весело. Тетка Лисавета увидела, к чему идет, и поспешила это дело пресечь. Подошла и напустилась на бедного Элмара, что, дескать, с детьми воевать все герои, что как варвара ни воспитывай, он варваром и останется, и еще что-то про его матушку, я по малолетству не вполне понял, а упомнить дословно не получилось. Герой аж позеленел, кубок золотой в кулаке смял в лепешку, стоит, рот раскрывает, не знает что сказать. Языком он не настолько силен, чтобы с теткой Лисаветой тягаться, а стукнуть нельзя — дама все же. И тут подходит твой новый кузен с этакой милой улыбочкой и что-то тетке на ушко шепчет. Я не расслышал, что именно, но тут уж тетка позеленела и рот раскрыла. А он кивает и улыбается, светски так, вежливо. Мне даже жутко стало. Потому я, наверно, и запомнил. Он улыбается, а глаза холодные, жестокие… Волкодавы так улыбаются.

— Кондратий! — укоризненно перебил его воспоминания Мафей. — Разве собаки улыбаются?

— Конечно, улыбаются! — убежденно заверил его кузен. — Я тебя как-нибудь свожу на псарню, покажу. И улыбаются, и плачут, как люди. Ты просто мало знаешь о собаках.

— Ну хорошо, а потом? — напомнил Мафей, помня, что Кондратий с детства обожал собак и говорить о них мог бесконечно долго.

— А потом тетка закрыла свой болтливый рот и извинилась перед Элмаром за каждое слово. Я был потрясен еще больше. Она же всегда славилась способностью говорить людям гадости, мило при этом улыбаясь. Просто так скандалить она тоже умеет, сам знаешь, но это любая торговка с базара умеет, а вот обгадить человека с улыбочкой, якобы сказав ему комплимент — это уже искусство, и тетку в этом никто не мог переплюнуть. А кузен твой смог. Так он и остался в моей памяти, как единственный человек, который парой слов заткнул пасть тетке Лисавете. И до сих пор мне не дает покоя, что же он ей такого сказал.

— Это как раз проще простого, — пожал плечами Мафей. — Каким-нибудь скандалом пригрозил. У него на каждого ведро компромата имеется, а тетка, я уверен, только прикидывалась такой уж порядочной. Вся ее порядочность заключалась в том, что она была замужем и детей родила в законном браке. И все. Потому она и обижала маму, всячески подчеркивая ее единственный грех, чтобы выгоднее оттенить свою якобы порядочность.

— А это ты откуда знаешь?

— Это мне как-то Шеллар объяснил. Давно, я еще сопляком был. Я как-то спросил его, почему меня при дворе дедушки так обижали, и он мне это объяснил подробно и научно с точки зрения психологии. В том числе о доминирующих самцах. То бишь о вас с Василием.

— Так ты все знал?

— Знал.

— Так чего сразу не сказал?

— Хотел послушать, что ты скажешь. Только я так и не понял, какое это имеет отношение к твоему визиту и к дяде Пафнутию.

— Тогда я буду дальше и по порядку, а то запутаюсь. Тебе вот все объяснили тихо и спокойно с точки зрения психологии. А мы узнали при таких обстоятельствах, что до сих пор вспоминать страшно и… стыдно. Дело было, когда наши старшие с похорон твоей матери вернулись. Дед, батя и тетка. Нас, детей, туда не взяли, и мы так толком не поняли, что там вышло у деда с Шелларом… Дед вроде как хотел тебя домой забрать, а ты не захотел… В общем, дед распсиховался, разобиделся, вещами швыряться начал, как это у него водится. Он у нас вообще такой, характером в прабабку Гортензию пошел. Его матушка, наша прабабка, была мистралийская принцесса, а они же припадочные… да ты сам знаешь, взять хотя бы этого твоего приятеля, мстителя непризнанного. Вот и дед такой психованный. В общем, начал он буянить, а тетку дернуло за язык посочувствовать. А что, говорит, от него можно было ожидать — это от тебя, в смысле. Байстрюк, говорит, неблагодарный. И тут вдруг батя взял и заговорил. Ты ж батю моего знаешь, он вечно молчит, как камень, слова из него не вытянешь, а тут вдруг заговорил. От одного этого можно было офигеть на месте, а как мы услышали, что именно он говорил, то офигели окончательно. «Неблагодарный, говоришь? А за что он тебе должен быть благодарен, стерва старая? За то, что отравляла жизнь ему и его матери? Ты же всю жизнь ее ненавидела, потому что завидовала черной завистью. Ты всегда всем завидовала, кому только можно. Мне, потому что я наследую посох, а ты нет. Моей жене, потому что она родила мне мальчишек, а у тебя одни девчонки, которые тоже ничего не наследуют. Отцу, потому что его уважают, а тебя нет. А уж сестре ты завидовала больше, чем остальным. Потому, что красивая, потому, что ее люди любили, потому, что за ней вечно парни увивались, а тебя стороной обходили. Потому, что три мистралийских принца чуть не передрались из-за нее, а тебя с грехом пополам выдали замуж за старого князя Галицкого. Вспомни, когда в Мистралии произошел переворот, ты ходила довольная, как обожравшаяся кошка. Тебе было наплевать, что у людей горе, ты радовалась, что сестра без жениха осталась. А когда она с эльфом попалась, ты вообще чуть от счастья не лопнула. Ты и раньше-то вечно старалась ее как-нибудь обгадить, чтобы самой себе лучше казаться, а тут уж развернулась во всю ширь. Поливала ее как могла, выставляла девкой гулящей, чтобы вся страна знала, какая ты добропорядочная мать и честная жена. А когда она вышла все-таки замуж и стала королевой Ортана, ты на дерьмо изошла от зависти. Представляю, как ты теперь счастлива. Радуйся. Или тебе для полного счастья не хватало заполучить под свою опеку ее ребенка, чтобы опять над ним издеваться? Только я бы на твоем месте молил солнце денно и нощно, чтобы этот малыш никогда с тобой не встречался и не знал, какая ты сволочь. Потому что из этого крохи медленно, но верно вырастает могущественный маг, и если он когда-нибудь надумает тебе отомстить, я тебе не завидую…» Редко батя говорит, это верно, но уж если скажет… Тетка опомнилась, визжать начала, дед молчит, в посох вцепился, а мы с Василием стоим, рты разинули, и медленно приходим к пониманию того, что мы лопухи. Мы ничего этого не знали, и даже не приходило нам в головы посмотреть с такой стороны. Да и батя, тоже, молчал столько лет… Тогда-то до нас все и дошло. Мы ведь уже взрослые были, соображали, откуда дети берутся. А когда стали старше, еще лучше поняли. Оно, знаешь, когда свои байстрюки по двору бегать начинают, очень пониманию способствует…

— Это у тебя? — заинтересовался Мафей. — Или у Василия?

— У меня, — вздохнул Кондратий. — Василий аккуратнее в таких делах, а меня как-то угораздило… обсчитался. Теперь у меня двое славных близнецов, и дед нипочем не позволяет мне их признавать. А вот они вырастут, соображать начнут, и какие-нибудь поганцы, вроде нас с Василием, станут их обижать…

— А ты меня позови, — посоветовал Мафей. — Я им, как Элмар тебе, доходчиво объясню, что байстрюки ребята обидчивые и от огорчения могут огненным шаром запустить. Только я так и не понял, зачем ты мне все это рассказываешь? Сдались мне вы с вашей теткой, мстить вам. Делать мне больше нечего.

— Это я знаю, — Кондратий снова вздохнул и разлил по рюмкам остатки самогона. — Дело совсем не в этом. Это все было как бы предисловие, чтобы тебе понятнее было, почему я все-таки явился. После того случая с пьяным мистралийцем, я не понял одну вещь. С чего вдруг он так обо мне думает? Понятно, ты рассказал, но почему ты рассказал обо мне именно так? Я как-то полагал, что если я вырос и поумнел, то и ты должен был. И спросил я об этом у бати. А он возьми да и объясни, с чего-то его опять поговорить пробило. Ты, говорит, за десять лет в самом деле вырос и поумнел. Но ведь эти десять лет вы практически не общались. Откуда же Мафею знать, какой ты теперь? Он тебя таким и помнит, каким знал. Врагом. И всю жизнь будет помнить, а она у него намного длиннее твоей. Ты состаришься, умрешь, и кости твои сгниют, а он будет помнить, что был у него когда-то в детстве кузен Кондратий, большая сволочь. Маленьких обижал, за уши дергал. Вот эта мысль меня и доконала. Как же так, говорю, бать, это что же получается, из-за того, что я в детстве чего-то недопонимал по глупости своей, меня теперь до конца дней будут за сволочь считать? А батя пожал плечами и как бы просто так, как бы без всякой связи с моим вопросом рассказал одну историю. Про Шеллара и кошку. Ты ее знаешь?

— Знаю, — кивнул Мафей. — Шеллар мне про эту кошку рассказывал. А причем тут дядя Пафнутий?

— А при том, что Шеллар, будучи маленьким и еще недостаточно образованным, не мог понять, отчего же кошка сдохла, и спросил у бати, почитая его за великого специалиста по кошкам. Так батя после того десять лет от него шарахался, как от чудовища какого. Пока они однажды поговорили откровенно, и Шеллар его убедил, что больше кошек не обижает, да и людей-то только по службе. То есть, понимаешь, этой историей батя мне как бы тонко намекнул, что я должен пойти и с тобой поговорить. Вот я и пришел.

— Теперь понятно, — Мафей засмеялся и торжественно объявил: — Кондратий, я верю, что ты не сволочь. Ты доволен?

— Смеешься? — огорчился поморский кузен. — А я ведь серьезно…

— Да нет, я тоже серьезно. Просто ты такой смешной со своими проблемами… Спи спокойно, никто не придет таскать тебя за уши и никто не будет поминать тебя недобрым словом. Мне оно и раньше как-то все равно было… тьфу ты, какая у тебя речь заразительная… В общем, не сержусь я на тебя. Я ведь тоже вырос, хотя и не так сильно. Мы с Шелларом даже собирались к вам в гости приехать, помириться, когда он вернется.

— Вот и приезжайте, — утешился Кондратий. — Давно пора. Заодно, может, Шеллар еще что-нибудь хорошего тетке скажет. Да и вообще ему не лишне было бы ко всем дворам показаться, а то уже начали болтать, что он и не он вовсе, что он на самом деле умер, а его то ли подменили, то ли оживили какой-то некромантией.

— Опять теткина работа? — нахмурился Мафей.

— Да нет, не теткина. Она, конечно, плещет об этом на каждом углу, но не она сама это придумала. Это откуда-то по каналам разведки пришло. Мистралийцы, наверно, гадят. Это же неправда, я надеюсь?

— Конечно, неправда. Никто его не подменил, он просто влюбился.

— Это хорошо, — одобрил Кондратий. — Так вы приезжайте. Я покажу тебе, как улыбаются собаки. И приятеля своего привози ненормального. Он собак любит?

— Не знаю. Вот крыс он любит, это точно.

— Ну, раз он крыс любит, то собак тем более должен любить. А кстати, кто он?

— В каком смысле? — осторожно переспросил Мафей, надеясь, что ему удалось скрыть волнение. Неужели именно из-за этого Кондратий и затеял весь разговор? Да не может быть, он простой, как табуретка, у него бы просто не вышло…

— В прямом. Просто дед его узнал. И батя узнал. Вот мне и интересно, откуда они его могут знать? Что, грехи батиной молодости всплыли, или что? Тетка, та просто сама не своя, как это так, при дворе новости, а она не знает. А они молчат.

— А откуда ты знаешь, что они его узнали? Тебя же там даже не было.

— Дед сам сказал, когда мне рассказывали про весь этот переполох. Он так искоса на батю посмотрел и спросил: «Пафнутий, а ты его не узнал?» Батя кивнул молча, и на том все. Узнали, и никому не говорят.

— Ну и пусть дальше молчат, — посоветовал Мафей. — Он никогда не говорил, кто он такой. Под чужим именем в ученики поступил. Мэтр, конечно, знает, но он не скажет. Да и зачем? Если человек скрывает, значит есть причина. Я и не спрашиваю. И тебе оно не нужно.

— Да я понимаю, что не нужно, — вздохнул Кондратий. — Любопытно просто.

— Кстати, он у вас больше не появлялся? — без особой надежды вопросил Мафей.

— А что, он у вас регулярно такое чудит? И нам можно опять ожидать его в гости?

— Нет, просто он пропал. Я думал, может он к вам заходил. Извиниться там, или что-то подобное.

— Не заходил. А как это он пропал?

— Да так, пропал, и все. С магами такое случается.

— Вроде как у тебя с зеркалом? Как ты вообще ухитрился так на нем повиснуть?

— Сам не знаю, — признался Мафей, подумав, что рассказывать Кондратию про Кантора, цыплят, загадочного парня с крашеными волосами и даму на коньках будет явным излишеством. — Бывает. Ох, и попадет мне за это зеркало…

— А ты что, его сломал как-то?

— Нет, не за само зеркало, а за то, что полез без спросу в опасное место.

— А там что, опасно? Чего ж ты туда полез?

— А откуда я знал…

На этом их разговор был неожиданно прерван голосом, раздавшимся, как показалось Мафею, прямо с ближайшего дерева:

— Ваше высочество, где вы находитесь?

— В Поморье, — отозвался Мафей. — С Кондратием.

— Что вы там делаете?

— Общаемся.

— Попрошу вас извиниться перед вашим собеседником и перенести ваше дальнейшее общение на другое время. Вы мне нужны, я вас жду в гостиной господина Жака. Он просит закрыть его кабинет, поскольку сам не в состоянии пересечь гостиную и дойти до двери. Здесь… э-э… кое-что произошло, и помещение выглядит не лучшим образом.

— Я понял, мэтр, — печально ответствовал Мафей. — Сию минуту. Только попрощаюсь и провожу кузена домой.

* * *

Небо было черное, как кровь дракона, и в нем медленно покачивался тонкий серпик умирающей луны. Ее скудного света едва хватало на слабенькую дорожку, мерцавшую на спокойной глади моря и уходившую в неведомую даль. Волны с тихим плеском накатывались на берег, лениво облизывая песок, и неторопливо отступали, увлекая с собой некоторое количество этого самого песка и так и норовя плеснуть этой водно-песчаной взвесью прямо в лицо.

— Я точно сошел с ума, — сообщил король, выплевывая песок. — Как я согласился на это безобразие?

— Это безобразие тебе не понравилось? — невинно поинтересовалась Кира, и он вдруг подумал, что минуту назад ему было совершенно наплевать на этот песок. Более того, ему было наплевать, где он находится, как он выглядит и видит ли его кто-нибудь в этот момент. Это все были незначительные, не заслуживающие внимания мелочи. Теперь, постепенно приходя в себя, он, наконец, осознал, что песок во рту — это хоть и мелочь, но весьма неприятная. Однако то, как он выглядит, валяясь в чем мать родила посреди пляжа, его по-прежнему совершенно не волновало.

— Мне понравилось, — согласился он, продолжая отплевываться. — Только теперь у меня полон рот песка. А у тебя, наверное, не только рот. Вот посмотрим, если ты родишь мне маленьких песчаных крабиков…

— Значит, они присутствовали в твоей родословной, — засмеялась королева и, наклонившись, ласково обтерла ладонью его мокрое лицо. — И ты просто ищешь повода…

— Неправда, — возразил король. — Никакой живности мельче гнома в моей родословной не было. Да и насчет гнома — это только гипотеза, до сих пор не доказанная. И перестань по мне топтаться.

— Почему?

— Во-первых, ты можешь нечаянно наступить на что-нибудь очень нужное…

— Ах, какие мы осторожные! Лучше признайся, скольким несчастным женщинам ты переломал ребра в момент оргазма?

— Ты первая.

— Мои-то как раз выдержали, но дамы более хрупкие должны были непременно сломаться. Теперь я верю, что ты носил доспехи. А во-вторых?

— А во-вторых, если ты будешь продолжать меня соблазнять, мы опять наедимся песка.

— Прямо сейчас? Не успев выплюнуть предыдущий?

— Именно.

— Тогда не хватай меня за грудь, не хватай! А то ты сам меня соблазняешь, а потом на меня же сваливаешь!

— Я? — засмеялся король, вытягиваясь во весь рост и снова устремляя взор в небо. Луна, наконец, перестала качаться и прочно застыла на одном месте. — Это я тебя пинками выволок из дому на ночь глядя и потащил в воду?

— А разве я тебя силком тащила в воду? Сидел ты на берегу, застегнутый доверху, вот и сидел бы дальше. Я тебя не трогала.

— Как это не трогала? А кто разделся донага и плескался тут в соблазнительных позах? Я, знаешь ли, не деревянный.

— Так и скажи, что тебе захотелось любви и ты сам полез валяться в песке. И нечего выдумывать, будто тебя кто-то тащил.

Король снова засмеялся и, приподнявшись на локте, оглянулся в сторону летней резиденции.

— Представляю, как развлеклись все, кто на нас смотрел. И стража, и прислуга…

— Тебя это смущает?

— Может быть, это прозвучит безнравственно, но нет. Мне только любопытно, смешно им было или завидно.

— Уверяю тебя, им было завидно.

— Прелестно, — мечтательно улыбнулся его величество и снова растянулся на песке. — Приятно сознавать, что, наконец, и мне кто-то позавидовал. А то до сих пор бывало наоборот.

— Я и не знала, что ты так завистлив, — поддела его супруга.

— Вот такой я мелочный, завистливый, и бесстыжий. И ломаю дамам ребра. Я действительно настолько сильно тебя обнял?

— Это у тебя называется обнял? Ты меня стиснул так, что я чуть не задохнулась.

— Странно, а как же я и в самом деле до сих пор ни одну даму не сломал? Ну, Камиллу, положим, не сломаешь, ее можно смело под кентавра класть… а остальные?

— Ты теперь намерен до утра размышлять об этой проблеме? Она тебя так беспокоит?

— Нет, меня беспокоит совсем другое.

— Что?

— Ужасная проблема. Хочется курить, но лень вставать. Кира, это не смешно. Это действительно проблема.

— Вставай, лентяй, и пойдем лучше искупаемся. Здесь глубоко?

— Глубоко. Мне до подбородка, а тебе с головой будет. Так что ничего хорошего из нашего предполагаемого купания не выйдет.

— Почему? Я умею плавать. А ты что, не умеешь?

— Плавать я умею. Но дело не в этом.

— А в чем?

— Объясняю доступно. Сейчас ты встанешь, нагая и прекрасная, и медленно пойдешь в морские волны, как живое воплощение светлоликой Мааль-Бли, богини любви. А я не удержусь и пойду за тобой. Но когда я тебя догоню, мы будем уже на глубине, а там очень неудобно заниматься любовью. Так что лучше остаться здесь.

— Тогда я поползу на четвереньках, чтобы не быть похожей на богиню любви.

— Кира, не делай этого, а то я за себя не ручаюсь. Представляешь, в какой неподобающей позе ты будешь исполнять супружеский долг, если я тебя поймаю на четвереньках?

— Извращенец! Мы сюда купаться пришли, или любовью заниматься?

— Как лицемерны женщины! — с притворным трагизмом вздохнул король. — Ты сама-то веришь, что мы пришли сюда купаться?

— Но одно другому не мешает.

— Здесь имеет место логическое противоречие. Если одно другому не мешает, не следовало употреблять между одним и другим союз «или», который означает именно взаимоисключаемость…

— Шеллар, только не надо логики! — испуганно воскликнула королева. — Только не здесь и не сейчас!

— Ты права. Это я по привычке, не обращай внимания. Так о чем мы говорили?

— О том, что здесь глубоко. А откуда ты знаешь? Ты здесь уже купался раньше?

— Нет, но видел, как купаются другие.

— Так ты здесь уже бывал?

— Конечно. Я не в первый раз в гостях у Александра. Кстати, надо будет пригласить его на летнюю охоту…

— И что, ты не купался? Сидел на берегу, застегнув камзол на все пуговицы, и наблюдал, как купаются другие? Вот это уже извращение похуже всяких неподобающих поз.

— Просто я никогда не любил публично раздеваться.

— Глупость какая!

— Может быть… не знаю.

— А как же ты тогда научился плавать? Или ты только теоретически умеешь, а на самом деле никогда не пробовал?

— Отчего же, был у меня случай и попробовать.

— Это отдельная история? Как и все прочие истории о том, как ты чему-то научился?

— Можно сказать и так… — король тихо засмеялся и начал, копируя интонации профессиональных сказителей: — Какой бы невероятной ни показалась эта история, она, несомненно, правдива и истинна. Плавать меня научили мои придворные дамы, и я им даже в некоторой степени благодарен за то, что мне удалось постигнуть эту науку на практике, не раздеваясь при этом. Если бы они еще не выбрали для своих уроков сезон потеплее, а не середину серой луны…

Кира не выдержала и захихикала.

— Любимая, — укоризненно сказал король. — По-твоему, упасть в воду зимой — это смешно?

— Я представила себе, как твои дамы раскачивают тебя за руки и за ноги и бросают с моста, — продолжая хихикать, пояснила Кира, отчего короля тоже разобрал смех.

— Это ты от Ольги нахваталась, — заявил он. — Она тоже вечно себе всякие несуразности представляет. Никто меня не бросал с моста, они его просто продырявили, надеясь утопить Ольгу, и закамуфлировали дыру иллюзией.

— Так ведь Ольга не видит иллюзий!

— Совершенно верно. Ольга не видит иллюзий, а я вижу. Поэтому в дыру провалился я. И что смешнее всего, Ольга умеет плавать, а мне пришлось срочно научиться. А паршивец Жак сказал, что надо было притвориться, будто я тону, чтобы Ольга меня спасла. Представляешь себе эту картину — Ольга на руках выносит мое пострадавшее величество из смертоносной пучины…

— А там глубоко было? — уточнила королева.

— К сожалению, я не догадался померить, но этот водоем я тебе потом покажу. Он имеет не более сотни локтей в ширину.

— Фигня, — заявила королева. — Ольга бы тебя просто не подняла.

— Поэтому я и научился плавать, чтобы не позориться.

— И это тебе удалось?

— Вполне. Я успешно выплыл и самостоятельно выбрался на берег.

— Нет, не плавать. Не позориться у тебя получилось?

— Не знаю. Но переполох в тот день среди моих придворных произошел грандиознейший.

Некоторое время они вместе хихикали, прижавшись друг к другу, затем очередная волна опять плеснула в его величество песком, и он опять принялся отплевываться.

— Лучше бы здесь был галечный пляж, — проворчал он и поднялся. — Пойду я все-таки найду свою трубку…

— А купаться? — возмутилась королева, поймала его за руку и потянула назад.

— Потом искупаемся.

— Ага, так я тебе и поверила! Ты сейчас покуришь, а потом опять меня соблазнишь!

— Опять? Да разве я тебя соблазнял?

— Еще скажи, что я тебя соблазняла!

— Именно так и было, — уверенно заявил король и все-таки поднялся на ноги, таща за собой супругу, которая так и не отпустила его руку.

— Бессовестная клевета! — возмутилась Кира и ловким рывком с подножкой повалила «клеветника» обратно на песок.

— Покушение на короля! — радостно вскричал тот, бросаясь в битву. Некоторое время они весело барахтались в воде, поддразнивая друг друга и стараясь занять позицию сверху, но в конце концов победа осталась за главой семьи.

— Как у тебя это получилось? — поинтересовалась Кира, обнаружив себя прижатой к песку с завернутой за спину рукой. Причем завернутой таким образом, что невозможно было пошевелиться. — Тьфу, ты был прав насчет галечного пляжа…

— Это очень хитрый прием для обезвреживания особо опасных преступников, — пояснил король. — Сдаешься?

— Сдаюсь, — засмеялась Кира. Супруг отпустил ее руку и покрепче прижал своим телом к мокрому песку. — Это тебя в полиции научили?

— Это меня двоюродная прабабушка научила.

— Нет, серьезно?

— А я серьезно. Всем хитрым вывертам, которые я знаю, меня научила покойная принцесса Джессика, которая действительно приходится мне двоюродной прабабушкой. Так что, дорогая, ты арестована. Жаль, у меня наручников с собой нет, было бы еще интереснее…

— За что? — поинтересовалась Кира, подставляя плечо под поцелуи.

— За покушение на короля… оскорбление короны… безнравственное поведение в публичных местах… нанесение легких телесных повреждений… приставание к мужчинам… нападение на полицейского при исполнении… Ох, Кира, да ну его, этот песок, это действительно такая мелочь…

— И что мне за это будет?

— О, не спрашивай. За такую совокупность статей уголовный кодекс предполагает столь непристойное наказание, что даже говорить неловко. Но этого можно избежать, если дать взятку полицейскому. Натурой, разумеется.

Королева засмеялась и чуть прогнулась, чтобы ему было удобнее ее ласкать.

— Шеллар, ну и что бы ты стал делать, если бы я не согласилась на взятку?

— О, я бы придумал что-нибудь очень-очень непристойное и неподобающее.

— Тогда придумывай.

— Может, лучше обойдемся взяткой?

— Обойдемся, конечно, но я хочу послушать. Так мне будет интереснее давать тебе взятку. Или у тебя фантазии не хватит?

— Фантазии у меня хватит на что угодно. Но ты очень рискуешь. А если я увлекусь и на самом деле сделаю то, что придумаю? И тебе это не понравится?

— Пока что мне нравится. Рассказывай, не пытайся отвертеться. А то и взятку не дам, и из-под ареста сбегу.

— А за попытку побега я тебя… нет, лучше…

Он понизил голос и, наклонившись к самому ушку королевы стал тихо нашептывать ей, что бы он сделал дальше. Подробно и в деталях. Но, к сожалению, слишком тихо, так что полный текст до сих пор никому неизвестен и в историю, разумеется, не попал. Однако, ее величеству, судя по всему, понравилось. Настолько, что через некоторое время она перестала обращать внимание на песок во рту и вообще отвлекаться на все постороннее. И король, разумеется, тоже. Так что они даже не заметили, как высоко в небе прямо над ними появились два дракона и, мягко планируя, приземлились на дальнем конце пляжа. Сложив крылья и оглянувшись по сторонам, один из них, крупный золотистый красавец, заметил людей и обеспокоено фыркнул.

— Взгляни, мудрейший Гаррон, мы, кажется, все-таки напугали каких-то людей. Они упали и, похоже, пытаются убежать, но не могут подняться. Может быть, ты подойдешь и объяснишь им, что нас не надо бояться?

Второй, невзрачный пожилой дракон серовато-болотного цвета, присмотрелся, чуть наклонив голову набок, и пояснил:

— Не беспокойся, вождь Урр. Они нас не заметили. Сейчас я замаскирую нас, и они нас вообще не увидят.

— А что они, в таком случае, делают? — полюбопытствовал золотистый.

— Насколько я могу разглядеть с такого расстояния, они спариваются.

— У них сейчас сезон брачных игр?

— Люди не придерживаются сезонности при размножении. Брачные игры у них происходят круглый год, когда кому вздумается. Постарайся сидеть смирно и не шевелиться, я сделаю из нас два больших дерева, чтобы они нас не увидели. Иначе они и в самом деле испугаются, да еще и обидятся.

— Почему обидятся? — не унимался любопытный молодой дракон.

— Видишь ли, вождь, у людей принято во время брачных игр уединяться от посторонних глаз. Спаривание является делом особо интимным, и демонстрировать кому-либо этот процесс, равно как и наблюдать за ним, считается постыдным и неподобающим, чуть ли не извращением.

— Р-рау! — огорченно взрявкнул Урр. — А я не знал! Я еще понять не мог, почему тот человек так растерялся, когда Сиарран полезла со своими дурацкими вопросами о детях и о подруге… Врр, как неудобно… Что он о нас подумать мог?

— Тише, а то услышат! Не стоит так беспокоиться, вы ведь общались через переводчика, а он прекрасно знает и их обычаи, и наши, так что наверняка все ему объяснил. А тебе следовало взять с собой меня, а не Сиарран.

— Я бы с радостью, но она прицепилась — «хочу на людей посмотреть!» и все тут. А отказывать подругам, когда они сидят на яйцах — это нарваться на семейный скандал. Пришлось взять, хотя мне было очень неудобно перед этим человеком. Нам самим неприятно, когда люди приходят просто поглазеть на нас, как на диковинных зверей, и людям, я полагаю, это неприятно точно так же.

— Не беспокойся, он должен был понять тебя правильно. Их женщины тоже становятся капризными, когда вынашивают детенышей.

— А как они их вынашивают? — заинтересовался Урр. — Я слышал, что люди не откладывают яйца, но так и не знаю, как же они в таком случае размножаются.

— Ты всегда больше внимания уделял воинским упражнениям, чем постижению естественных наук! — упрекнул вождя старый мудрец. — Иначе ты бы знал, что люди живородящие млекопитающие. Как горные козы, на которых мы иногда охотимся.

— Полетели дальше? — тут же предложил вождь, видимо, испугавшись, что сейчас ему придется выслушать подробную и исчерпывающую лекцию по естественным наукам, которые он, действительно, не особенно любил. — Хотелось бы добраться до Ортана, пока не рассвело, а то представляешь, что будет, если мы среди бела дня пролетим над человеческими городами?

— Подожди, — со вздохом пошевелил крыльями старый Гаррон. — Мне надо немного отдохнуть. Я уже не так молод, чтобы совершать долгие перелеты. И помолчи немного, люди поднимаются и выходят из воды. До сих пор они не замечали нас, потому что были увлечены своими брачными играми, а теперь могут и заметить.

Урр замолчал, понаблюдал, как люди идут по песку, усаживаются на расстеленную подстилку и вытирают свои мокрые тела лоскутами ткани. Затем молчать ему надоело и он спросил:

— Как ты думаешь, мудрейший, он поймет, что мне от него нужно и почему я его об этом прошу?

— Несомненно, поймет, — негромко ответил Гаррон. — У людей, как и у нас, существуют понятия дружбы, любви и кровного родства, и привязанность между родственниками не менее сильна. Он поймет и непременно поможет тебе и твоему брату, если, конечно, сможет.

— Он вожак своей стаи, значит он наделен достаточной властью, чтобы… Постой, да это же он!

— Ты о чем?

— Этот человек, которого мы видим, это он! Человек Шеллар, к которому мы летели! Я его сразу не узнал, а теперь он оделся и закурил свою трубку, и я узнал. Это он.

— Вождь, люди очень похожи друг на друга, и ты легко мог ошибиться. Уверяю тебя, твой знакомый нипочем бы не узнал тебя среди десятка таких же золотистых драконов.

— Нет, это он. Он крупнее других людей, он носит такую одежду, и он курит трубку.

— Во-первых, крупных людей на свете много. Во-вторых, они одеваются почти одинаково. И в-третьих, очень многие курят трубки. К тому же, твой знакомый обитает не здесь, а намного севернее.

— Может быть, он приезжает сюда, чтобы уединяться для брачных игр…

— Тише, они на нас смотрят! Я же просил тебя помолчать. Ну вот, они встали и идут сюда. Что теперь делать? Разве что снять иллюзию, они испугаются и убегут…

— Поговори с ним, — возразил Урр. — Если это Шеллар, мы здесь и договоримся, и тебе не придется лететь так далеко.

— Это не может быть он! Мудрейший Силантий обещал предупредить его о нашем прилете, значит он должен ждать нас у себя дома.

Между тем люди подошли почти вплотную, и оба дракона четко услышали, как человек сказал:

— Говорю тебе, этих деревьев здесь не было. Да и не растут деревья на песке.

— Не подходи близко, — предостерегла его женщина. — Это может быть опасно. И не трогай их руками!

— Это он, — уверенно заявил Урр. — Я его точно узнал. И его подругу тоже. У нее нет одного глаза.

— Хорошо, не буду, — согласился между тем человек. Затем наклонился, подобрал с песка камешек и запустил в загадочное дерево, которое росло там, где не положено.

— Дракон! — вскрикнула его подруга и как-то странно дернула рукой. Человек же совершенно спокойно присмотрелся к дракону внимательнее и засмеялся.

— Не пугайся, это наш знакомый, Урр, к которому мы ездили в гости. Не узнаешь?

— А как ты его узнал? Разве дракона можно узнать в лицо… или как это у него называется?

— Надо просто быть наблюдательнее. Только как же мы с ним пообщаемся без переводчика? Хотелось бы знать, что он здесь делает и как сюда попал…

Гаррон удивленно пошевелил крыльями.

— Как ни странно, это действительно твой знакомый, вождь. Он тоже тебя узнал. Что ж, сейчас я с ним поговорю…

Старый дракон прикрыл глаза и встопорщил гребень, вытянув перед собой лапы и как-то непонятно шевеля когтями. Вернее, для людей непонятно, поскольку его золотистый спутник прекрасно знал, что делает его советник, мудрейший Гаррон, лучший маг в стае.

— Что он делает? — настороженно поинтересовалась женщина. — Ты знаешь?

— Нет. Похоже, он что-то создает, смотри, между лапами проявляется как бы серый туман… А, это фантом или что-то вроде того. Наверное, он хочет что-то нам показать. Ведь сказать он не может, даже если знает язык людей.

— Почему не может?

— Потому, что у них иначе устроен речевой аппарат. Мы можем воспроизводить их рычание и фырканье, а они нашу речь — нет.

Фантом, который создавал дракон, между тем обрел очертания человеческой фигуры в просторной бесформенной мантии и без лица. Несколько секунд на этом пустом месте мелькали, быстро сменяя друг друга, разные и порой совершенно несочетаемые черты, затем мудрейший, видимо, остановился на знакомом ему лице Силантия, только без бороды. Сформировавшийся фантом сделал несколько шагов вперед и неожиданно произнес:

— Приветствую вас, люди.

— Он говорит! — изумилась женщина.

— Да, я говорю, — согласился фантом и подошел еще ближе. — Поскольку мы действительно не можем сами воспроизводить человеческую речь, мы пользуемся для этого говорящими фантомами.

— Потрясающе! — восхитился король. — А как вы заставляете его говорить?

В отличие от его спутницы он безошибочно устремил свой взгляд не на говорящий фантом, а на Гаррона, который, собственно, и был настоящим собеседником.

— Магией, — кратко ответил мудрейший, давая понять, что не собирается раскрывать свои профессиональные тайны.

— Ох, простите, — спохватился король, тоже, видимо, сообразив, что не то сказал. — Я понимаю. И я ведь вас даже не поприветствовал подобающим образом… Приветствую вас, господа. Что привело вас сюда… в такой поздний час? Вы хотели меня видеть или просто пролетали мимо по делам?

— Мы хотели видеть вас, — согласился старый дракон. — И в данный момент направлялись на север, в места вашего обитания. Однако я вижу, мудрейший Силантий не успел предупредить вас о нашем визите.

— Наверное, он ждет меня во дворце, — предположил Шеллар, оглянувшись в сторону большого строения, какие обычно служили людям жилищем. — А я так не вовремя решил… э-э… прогуляться по берегу…

— Хотя наша встреча и оказалась почти случайной, я бы назвал этот случай счастливым, — продолжал дракон. — Мы можем спокойно поговорить здесь, не летая над землями людей и не производя массовой паники. Вождь Урр очень хотел видеть вас, так как полагает, что вы могли бы помочь ему с огромной проблемой, которая свалилась на него после последнего сезона брачных игр…

Урр не удержался, тихонько толкнул советника хвостом и спросил:

— А отчего люди меняют цвет шкуры?

— Это зависит от эмоционального фона. Не перебивай меня.

— Очень грустно слышать, что у вождя драконов тоже бывают проблемы, — ответствовал между тем Шеллар. — Я буду рад помочь, если это будет в моих силах.

— Тогда примите удобную для вас позу и выслушайте эту печальную историю.

«Удобная поза» людей всегда казалась Урру невероятно забавной, каковой и должна была бы показаться любому существу, наделенному хвостом. Он в который раз мысленно усмехнулся, понаблюдав, как люди усаживаются на то место, откуда должен расти хвост, и подивился, как они могут находить это удобным.

— Вам, наверное, покажется странным и даже диким тот факт, что молодые самцы в сезон брачных игр становятся неуправляемыми и ненормально агрессивными. В своем стремлении добиться расположения потенциальной подруги они забывают о приличиях и законах, и часто случается, что юноши, схватившись насмерть из-за прекрасной дамы, калечат друг друга. Смертельные случаи происходят редко, поскольку обычно успевают вмешаться старшие, но и такое иногда случается. Как ни прискорбно это признавать, мы не настолько далеко ушли от диких ящеров, чтобы вполне научиться контролировать первобытные инстинкты…

— Я вас очень хорошо понимаю, — сочувственно заверил его король, в очередной раз почему-то поменяв цвет лица. Урр очень хотел спросить, какие же именно эмоции это должно означать, но, поскольку это не относилось к делу, не решился в очередной раз перебивать мудрейшего. Тому и так приходилось достаточно напряженно работать — говорить самому, управлять фантомом и еще переводить для вождя реплики собеседника-человека.

— В последний сезон в нашей стае произошло ужасное несчастье, — продолжал между тем Гаррон. — Юный Хрисс, младший брат вождя, в погоне за прекрасной Аррау улетел слишком далеко, и в его поединок с соперником никто не успел вмешаться. Никто даже не видел, как это случилось, но факт не подлежит сомнению — Хрисс растерзал своего соперника в схватке за право на любовь прекрасной дамы. Он признался в этом сам, осознав свою вину и раскаявшись, но закон одинаково суров ко всем. И теперь Урр должен осудить брата на изгнание. А вы ведь, наверное, не хуже нас понимаете, что изгнание для молодого дракона — это верная смерть. Его не примет ни одна другая стая, если он изгнан за убийство. Обитать в уединении на родном континенте он тоже не сможет, потому что не позднее, как в следующий сезон брачных игр, он не выдержит одиночества и бросится назад к сородичам, где его и убьют за незаконное возвращение. Кроме того, территории, пригодные для обитания и охоты, поделены между стаями, и ему будет сложно найти место, где он мог бы жить, никому не мешая. Остается только улететь далеко, на соседний континент, к людям. А как живется драконам-изгнанникам среди людей, вы знаете намного лучше, чем мы. Обычно их поведение зависит от склада характера. Одни, оказавшись среди более слабых существ, начинают мнить себя всемогущими и пытаться повелевать при помощи силы. Другие не принимают людей во внимание и просто берут все, что им хочется. Третьи стараются поселиться подальше от людей и вообще не привлекать к себе их внимания. Но исход для всех один — приходит человек, который оказывается сильнее, и наступает закономерный финал. И такого финала не избежать, даже если дракон ведет себя прилично и никого не трогает. Всегда найдется какой-нибудь герой, который жаждет славы и готов добыть ее любым способом. А также я слышал, что останки дракона имеют очень большую материальную ценность для людей, и несчастный изгнанник может стать жертвой элементарной жадности. Как бы то ни было, никто никогда не слышал, чтобы какой-нибудь дракон нормально ужился с людьми и спокойно прожил свой век в изгнании.

— А договориться как-нибудь никто не пробовал? — поинтересовался король.

— Драконы не знают языка людей. Человековедение — очень узкоспециальная наука, которой владеют только маги, так как только они способны общаться с людьми при помощи говорящих фантомов. История знает несколько случаев, когда драконы договаривались с магами-людьми, но я не назвал бы их судьбы счастливыми. Рабство у мага немногим лучше смерти. К тому же, получив в собственность дракона, маги почему-то исполнялись гордыни, и в результате плохо кончали и дракон, и его хозяин. Вот о таких печальных вещах размышлял наш вождь, готовясь проститься с братом, и вдруг вспомнил о вас.

— И решил попробовать договориться со мной?

— Именно так. Он просит вас принять под свое покровительство дракона-изгнанника и позаботиться о нем.

— Что ж, — улыбнулся король. — Я польщен оказанным мне доверием. Вы расскажете мне подробнее о новом гражданине моего королевства? Когда он прилетит, чем его кормить, что он из себя представляет, как личность, каков он в общении…

Выслушав перевод его слов, Урр потрясенно переспросил:

— Так он согласился? Сразу, без условий, и не раздумывая?

Гаррон чуть шевельнул крыльями.

— Ты же сам слышал. А что тебя удивляет? Ты ведь на это и рассчитывал.

— Если честно, я не очень на это рассчитывал. Я думал, нам придется долго его просить и уговаривать.

— Я ведь тебе говорил, что он поймет. У нас намного больше общего с людьми, чем кажется на первый взгляд. А теперь давай расскажем, как он просит, подробнее. Рассказывай ты, ведь Хрисс твой брат, ты лучше его знаешь.

— Хорошо, — согласился Урр. — Только скажи сначала, отчего все-таки люди краснеют?

— Тебе не дает покоя этот вопрос? От стыда, от смущения, от неловкости… — советник осекся и тихонько рыкнул, покосившись на людей. — Врр, какой же я невежа! Он ведь прекрасно понял, что мы за ними наблюдали… а я ему через слово о брачных играх! Какая бестактность! А еще мудрейший!

— Поистине, великодушие этого человека не знает границ, — качнул головой вождь. — Он даже не обиделся.

— Приступай к рассказу, — перебил его Гаррон. — А то общаться между собой, не переводя сказанного, тоже, насколько я знаю, невежливо и бестактно.

— А ему будет понятно?

— Не переживай, я буду переводить и попутно объяснять все, что будет непонятным.

 

Глава 12

Ольга приоткрыла дверь в библиотеку и тихонько позвала:

— Элмар, можно?

— Как будто я мог сказать «нельзя», — невесело отозвался принц-бастард, не оборачиваясь. — Заходи. Не спится?

— Ты же знаешь, мне всегда не спится после таких приключений. Я тебе не помешаю? В смысле, если ты хотел побыть один, я в гостиной посижу…

— Заходи, заходи, — вздохнул Элмар и, дотянувшись до ближайшей полки, достал второй кубок. — Посидим, выпьем. Я вовсе не собирался уединяться, а спать всех разогнал просто потому, что компания была слишком большая. Вот двое — в самый раз, а четверо — это уже много. Тем более Жак сегодня вел себя безобразно и в своей язвительности превзошел всякие границы.

— Не обижайся, — посочувствовала Ольга. — Это у него нервное. Он просто слишком перепугался.

— Не понимаю я этого, — Элмар нахмурился, заглянул в кувшин и налил в кубки вина. — Надо же хоть немного быть мужчиной, раз уж ты с яйцами родился. Хотя бы в обморок не падать от всякой ерунды.

— А ерунда получилась впечатляющая… — вздохнула Ольга, устраиваясь в кресле. Том самом, в котором она сидела в памятную ночь их знакомства. И Элмар сидел там же, где и тогда. Впрочем, он там сидел всегда, это было его любимое кресло. — Я и не ожидала, что такое получится.

— Если ты из этой штуки разнесла дракону хвост, разве ты не могла представить, что будет с человеком?

— Вот мне больше не о чем было думать! Я вообще рассчитывала, что мне не придется стрелять. Я хотела только забрать Диего и придержать их, пока Жак выбирался наружу.

— А почему выстрелила? Рука дрогнула?

— Пришлось выстрелить, а то они не верили.

— Не верили, что выстрелишь?

— Даже не верили, что эта штука вообще стреляет.

Элмар тихо и как-то грустно засмеялся. Ольга отметила про себя, что он весь какой-то грустный и тихий не по делу. Час назад он чуть не стукнул Жака за его ехидные замечания о моральном конфликте могучего героя Элмара и «великого уравнителя» Кольта, психовал, ругался почем зря. А сейчас притих, успокоился и откровенно приуныл. Сидит, нахохлился, в глазах этакая философская печаль. Хайратник свой где-то потерял, лохмы на лицо упали, и стал великий герой похож на очень печального бассета.

— Великолепная иллюстрация к конфликту магии и технологии… Ольга, ты пей, а то так и не успокоишься.

— Да сколько же можно пить, — развела руками Ольга. — Я и так весь вечер пью, голова уже заболела, а успокоиться так и не могу.

— Это у тебя уже похмелье начинается, — определил Элмар. — Значит, надо выпить еще.

— Тогда это уже называется запой.

Элмар снова засмеялся, чуточку веселее.

— Не бойся, не сопьешься. Зато, может быть, уснешь. Если ты все-таки хочешь досидеться до того момента, когда проснется Диего, и зайти к нему, то я бы тебе не советовал. Мэтр знает, что говорит, и если он сказал «не надо», значит не надо. Завтра зайдешь. И не переживай так. Радоваться надо, что все так хорошо обошлось. Все живы, враг повержен, и ничего страшного не случилось. Диего поправится, Жак отремонтирует свою гостиную, из-за которой он так переживал, а ты, наконец, перестанешь трястись из-за того сна, о котором мы тебе так неосторожно проболтались. Насколько я понял, он уже сбылся.

— Это верно, — согласилась Ольга и все-таки отпила из кубка, хотя в нее уже действительно не лезло. — Только мне кажется, ремонт у Жака растянется на неопределенный срок, как он того и опасается. Он совершенно точно предположил, что в его гостиную скоро начнут водить экскурсии. Король будет только началом, потом Флавиус и сотрудников притащит… Он на полном серьезе назвал эту жуткую кляксу «прелестью»? Ему правда так понравилось?

— С чего бы он притворялся? Конечно, правда.

— И королю тоже понравится?

— Насколько я его знаю, должно понравится. Мэтр неоднократно с неодобрением отзывался о его «нездоровом интересе ко всяческим неподобающим зрелищам». Но интерес его величества — это мелочи по сравнению с тем, что сотворит мэтресса Стелла, если до ее приезда эту стенку не почистят. А ведь она должна со дня на день приехать, и любимая ученица ей непременно скажет, зная ее интерес к человеческим потрохам. Начнется с того, что она придет посмотреть, потом она пожелает собрать образцы тканей для анализа, потом притащит коллег, и закончится тем, что она потребует вырезать «эту прелесть» вместе с куском стены и отдать ей в анатомический музей.

— Так не проще ли сразу этот кусок вырезать и отдать ей?

— Хорошая мысль, — согласился Элмар совершенно серьезно. — Завтра посоветуй это Жаку, на мой взгляд ты придумала очень удобное решение его проблемы. И мэтресса будет счастлива, и все желающие смогут посмотреть на ее «прелесть», не мешая при этом Жаку. Может он успокоится и перестанет ехидничать. В любом случае, ремонт не затянется из-за любопытных посетителей и мне не придется долго терпеть его присутствие в моем доме.

— Элмар, разве ты так его не любишь?

— Вообще — люблю, но когда он вот так себя ведет, терпеть не могу. Я понимаю, у него неприятности, но это не повод говорить гадости друзьям и портить им настроение… которое, впрочем, и так было испорчено. Не у него одного неприятности, но почему-то никто больше так себя не ведет.

— Почему никто? — Может, не следовало этого говорить, но в Ольге взыграло стремление к справедливости. — А ты сам? Весь вечер ворчал и ругался непонятно из-за чего. Неужели тебя на самом деле так обидел тот паразит? Или это тебе еще во дворце настроение испортили? Из-за того вы с Жаком и сцепились. Если бы ты не психовал, он бы не стал выдвигать свои дурацкие предположения, будто ты так злишься из-за того, что тебе сказали правду.

— А они действительно были дурацкие? — все так же серьезно уточнил принц-бастард.

— Неужели это можно принимать всерьез? Ты вовсе не толстый, просто в одежде кажешься громоздким. И уж конечно не титулами собирался кого-то пугать, слава богу, и так есть чем. И все это знают, Жак в том числе. Никак это не было правдой, и даже не похоже. Ты действительно именно из-за этого так расстроился?

Элмар вздохнул и повертел в руках кубок.

— Ольга, скажи мне честно, ты точно уверена, что это не похоже на правду, или же ты просто пытаешься меня утешить? Я ведь действительно так разозлился именно из-за этого. Ужасно разозлился, наорал на всех, хотя необходимости не было, Флавиусу нахамил, хотя он ни в чем не виноват, с Жаком поцапался… Впрочем, Жак сам нарвался на скандал. А еще… Этого пока никто не знает, но завтра все равно узнают, и ох как мне от Шеллара влетит за нарушение дипломатического этикета… Когда я на пять минут вернулся во дворец, занести в кабинет печати перед тем как отправляться домой, я за эти пять минут успел еще и международный скандал учинить. Принесли демоны этого Факстона как раз в такой момент! И ведь видел же, негодяй, в каком я виде и как я сердит, не мог отложить свои шкурные дела до завтра! Непременно ему надо было начать мне вкручивать, как глубоко не прав мой кузен в своих попытках дискредитировать уважаемого магната господина Дорса, может у него и не самая кристальная репутация, но нам крайне невыгодно с экономической точки зрения лишаться единственного источника поставок современного оружия… Я ему чуть морду не набил, а уж наговорил такого, что вспомнить стыдно. Любой уважающий себя король после такого обращения начал бы войну, хорошо еще, что голдианские магнаты немного по другому устроены, они только из-за финансовых интересов могут до такого дойти. Но от Шеллара мне теперь попадет, это как яблоко разрубить. А от мэтра и того хуже…Теперь вот пытаюсь спокойно осмыслить истинные причины своего гнева, и начинаю сомневаться… Ольга, мы ведь с тобой друзья, я не обижусь, если ты честно скажешь, как думаешь. Я точно знаю, что ты ни в коем случае не хочешь меня обидеть или подразнить, как Жак.

— Да я никак не думаю… — Ольга слегка растерялась от такого вопроса. Она действительно не задумывалась над тем, каков может быть процент правды в оскорблениях, так рассердивших Элмара. Они ее просто возмутили, как вообще любые оскорбления, и всего лишь. — Если хочешь, давай подумаю. Крепко, как король выражается. Кстати, почему бы тебе его не спросить? Или мэтра?

— Их я тоже спрошу, но только если без них не разберусь. А то они очень любят давать мне советы, к тому же поразительно однообразные. Почему-то мой дорогой кузен полагает, что стоит мне бросить пить, и все мои проблемы решены. Он хоть сам-то в это верит?.. Так вот, советы мне как раз не требуются. Я просто хочу понять. И зачем тебе долго думать? У тебя есть женская интуиция, ты должна просто чувствовать.

— Да я-то чувствую, только надо подумать, как это можно словами сказать… Жак, конечно, полную фигню спорол, никакая это не правда, а что-то такое… что-то в тебе самом. Понимаешь?.. А то я так непонятно объясняю… Объективно это неправда, а субъективно ты что-то в этом нашел такое, только для тебя понятное, что тебе очень не понравилось. Что-то подсознательное… Вот, примерно так можно сказать: ты в глубине души боишься, что это может быть правдой. Или стать, когда-нибудь. Ты подумай сам, я не знаю, тебе виднее. Может, ты патологически боишься когда-нибудь растолстеть, или что… ты же лучше знаешь.

Печальное лицо первого паладина болезненно передернулось и тут же разгладилось, снова приобретя прежнее задумчивое выражение. Он заглянул в кубок и тут же отставил его, хотя кубок был еще полон.

— Да, — глухо повторил он. — Я лучше знаю. Но мне почему-то нужно было, чтобы кто-то мне об этом сказал, потому что сам я боюсь себе признаваться… Извини, что я затеял весь этот дурацкий разговор, и давай больше об этом не будем.

— Если ты не хочешь, давай не будем… — еще сильнее растерялась Ольга. — Но ты что, действительно из-за такой ерунды?..

— Нет, конечно… — Элмар помолчал, снова повертел в руке кубок и снова поставил на место, ни разу не пригубив. — Да что это я, в самом деле, как барышня на первом свидании ломаюсь. Я действительно в глубине души боюсь, но, конечно, не такой ерунды, как растолстеть, а кое-чего более реального… и более страшного, для чего не нахожу достаточно точного названия.

— Перестать быть героем? — тихо предположила Ольга, вспомнив вдруг мрачноватое застолье в большой купальне и такую же, как сегодня, болезненную грусть в глазах отставного героя.

— Можно сказать и так… — пожал плечами Элмар. — А можно и иначе. Но по сути ты права. Я боюсь, что в один прекрасный день кто-то с полным на то правом скажет мне то же самое, и мне нечего будет возразить, потому что все, что у меня останется — это былая слава и воспоминания. Ну, еще титул и куча денег, но это сомнительное достоинство, не стоящее упоминания. А быть героем я перестал уже давно, только это пока не очень заметно. Надо просто иметь мужество сознаться в этом хотя бы самому себе.

— Неправда! — возмутилась Ольга, которую пионерское стремление к справедливости так и не попустило. — Что ты выдумываешь! Вечно ты как только что-то сделаешь такое, за что потом стыдно, так и начинаешь предаваться самобичеванию. Сегодня ты спас нас всех, а теперь рассказываешь, что перестал быть героем. Не бери дурного в голову, оттого, что ты перестал специально искать на задницу приключений, ты не стал ни слабее, ни трусливее, ни глупее. И сноровку не потерял, это даже мне видно. Я, правда, не знаю, каким ты был раньше, но вряд ли вообще возможно, чтобы ты был лучше, чем сейчас. Ты просто тоскуешь.

Элмар грустно улыбнулся и посмотрел на нее, как на ребенка.

— Да ведь дело не в том, что я все еще могу одним рывком разорвать не очень прочную цепочку и свернуть не особенно крепкую шею. Не сила делает человека героем, а то бы все крестьяне в героях ходили. И не смелость. Даже не умение и не опыт. А что-то большее, для чего я опять-таки не в силах найти названия. И объяснить это довольно сложно… но, раз уж я об этом заговорил, попробую. Когда я был таким вот мальчишкой, как Мафей, я бредил подвигами и мечтал только вырасти скорее, пока всех чудовищ не истребили без меня. Это очень распространенная подростковая болезнь — мечта стать героем. Какой нормальный мальчишка может мечтать стать сапожником или писарем? Нет уж, если магической Силы не досталось от рождения — то только героем. А если ты к тому же самый младший принц, и тебя не привлекает «блестящая» возможность стать в будущем министром чего-нибудь неинтересного и непонятного, а о том, что барда из тебя не выйдет, тебе недвусмысленно и честно заявил твой достойный доверия наставник… Ну кем же еще можно быть, как не героем? Не болтаться же при дворе без дела, предаваясь роскоши и праздности. Это только ленивый простолюдин может мечтать о таком сомнительном счастье. А я же принц, хоть и варвар. И силой и храбростью меня боги не обделили, и искусство владения оружием мне давалось легко, в отличие от моего умного кузена. Вот и вступил я на путь воина без колебаний, переполненный радужными мечтами и наивными романтическими бреднями, коих нахватался из баллад. Сейчас я понимаю, как мне невероятно повезло, что я встретил такого мага и такого мистика. Без них все мои подвиги не продлились бы и двух недель. Мне до сих пор иногда кажется, что я встретил их не случайно, и что мэтр специально снарядил Этель сопровождать меня в моих странствиях, хотя он с негодованием отвергает такие предположения и уверяет, что нашел бы более достойного коллегу для такого дела. Однажды, когда мы все были в стельку пьяны, я спросил ребят, почему они все-таки пошли со мной. Валента пожала плечами и сказала, что я ей просто первым попался. Этель кокетливо улыбнулась и заявила, что я ей очень понравился и она искала повода со мной переспать, а увязаться со мной в поход было как раз самым подходящим поводом. А Шанкар развел руками и объяснил, что посмотрел на нас и подумал: «Как будет жаль, если завтра эти симпатичные ребята погибнут без присмотра…» Смешно, правда? Ведь если бы он так не подумал, мы бы действительно сложили головы на первом же подвиге… А так — сплошные тебе славные дела, геройские деяния, блестящие победы и прочие эпитеты из репертуара бардов. Только вот с годами романтика моя вся куда-то повыветрилась. Пообтерлась о жесткие грани реальности, прополоскалась в крови, хлебнула дерьма… ничего, что я так выражаюсь?.. Наивный романтик превратился в умудренного житейским опытом циника. Где-то годам к двадцати пяти я с ужасом понял, что подвиги мне уже поперек горла встали, что от славы меня уже тошнит и что при всей насыщенности моей жизни событиями и приключениями мне скучно. Я не бросил все только по двум причинам. Потому, что не мог просто так бросить ребят после всего, что мы пережили вместе, и потому, что мне больше нечем было заняться. Я стал похож на того железного героя Терминатора, о котором ты нам рассказывала. Делал то, что было предписано программой, что должен был делать, и чего все от меня ожидали, но никакого желания это делать уже не испытывал. Чем все закончилось, ты сама знаешь, и, наверное, знаешь подробнее, чем рассказывал я. Я не догадался попросить Азиль помалкивать, и она, конечно же, посвятила тебя во все подробности печального финала моей геройской карьеры. За те полгода, что я провел прикованным к постели, я понял, что напрасно роптал на свою судьбу, потому что бывает и хуже. Однако, вернувшись к жизни, все же не ощутил желания снова отправляться на подвиги. Они мне просто надоели. Да и не мог я себе представить на месте моих погибших друзей каких-то новых соратников. Слишком уж я к ним привык. Опять же, оставить Азиль и куда-то уехать казалось мне чуть ли не преступлением. И кроме всего прочего, что уж тут скрывать, на память о последнем подвиге осталось мне хроническое воспаление какого-то долбаного нерва с заковыристым названием, и он периодически дает о себе знать. Вот и остался отставной герой жить в столице, рядом с семьей и любимой женщиной, в тишине и спокойствии. Если бы мой мудрый кузен, который видит все за два хода вперед, не догадался обременить меня хотя бы должностью первого паладина, я бы точно стал воплощением мечты бездельника. А так иногда выпадает возможность размяться, освежить в памяти боевые навыки и ощутить высокое вдохновение битвы. И мне этого вполне хватает. Ты говоришь, я тоскую. Есть немного, но это не совсем то, что ты думаешь. Не по подвигам и приключениям я тоскую, а по друзьям и своей наивной юности. В этом нет ничего особенного, людям свойственно вспоминать молодость и жалеть, что ее не вернуть. Но быть героем я перестал задолго до того, как получил хвостом по башке… и всему остальному. Так-то, подруга. Все очень просто. А теперь давай выпьем и поговорим о чем-нибудь другом, а то я, вижу, заразил тебя своим унынием.

— Нет, я просто задумалась, — спохватилась Ольга.

— О судьбах героев? Не стоит, я не для того тебе это рассказал, а так, для общего развития. И, надеюсь, тебе не нужно, как Азиль, объяснять, что этот разговор должен остаться между нами.

— Понятное дело, — согласилась Ольга и, не удержавшись, спросила: — А король знает?

— С ним я никогда об этом не говорил, так что трудно сказать. Но возможно, знает, и, небось, полагает, что именно от этого я так много пью. — Элмар вздохнул и одним духом осушил свой кубок. — Как бы то ни было, я опять, как всегда, наломал дров, и мне, как всегда, придется завтра извиняться. Перед Жаком, потому что он был все-таки прав, хотя и дразнился. И, разумеется, перед Факстоном, а то правда международный скандал… Помнится, я точно так же взбесился, когда мне предложили написать мемуары, и, вероятно, по той же причине.

— Ну, это они хватили, — засмеялась Ольга, представив себе этот процесс. — Ты еще слишком молодой, чтобы писать мемуары. Они через десяток лет морально устареют, даже при такой жизни, какой ты живешь сейчас. Ты вот вроде и перестал искать приключений, но ведь обрати внимание — они сами тебя находят. Как говорится, в жизни всегда есть место подвигу.

— Интересная фраза, — улыбнулся Элмар. Высказав свой монолог о судьбах героев, он действительно успокоился и даже повеселел. — Надо будет запомнить. А может, у меня просто судьба такая? Даже не знаю… Ольга, если ты собралась курить, подожди, я окно открою…

— Не открывай! — всполошилась Ольга, которая уже выглядывала в окно не далее, как полчаса назад и прекрасно знала, что увидит там бедный принц-бастард Элмар. Нечто такое, что его окончательно доконает.

— Почему? — удивился тот, остановившись на полпути и вопросительно воззрившись на Ольгу. — Тебе холодно? Так ведь лето на дворе. Или ты просто после сегодняшнего происшествия боишься всего на свете, как Жак?

— Нет-нет, — поспешно уверила его Ольга и подорвалась с кресла. — Я сама открою. Ты только к окну не подходи, а то он тебя увидит…

Элмар тихо выругался и опустился в кресло.

— Открой, — согласился он с горестным вздохом, — а то если он меня увидит, то еще заговорить додумается…

Распахнув тяжелые створки окна, Ольга не удержалась и все-таки выглянула, надеясь, что незваный гость уже ушел и что это хоть немного утешит Элмара. Но на ограде, как и полчаса назад, сидел печальный эльф, по-девичьи подперев щеку ладонью и с тоской вглядываясь в освещенные окна библиотеки.

* * *

За те десять лет, что Мафей провел в учениках у мэтра Истрана, он уже привык к таким процедурам. После каждого магического недоразумения наставник уводил его в свой кабинет, усаживал в кресло и предлагал объяснить, как он мог натворить то, что натворил. Сегодня он точно так же, как и последние десять лет, пристыженный, ерзал на краешке кресла и излагал историю своих приключений в Лабиринте. Однако мэтр вел себя совершенно не так, как обычно. На протяжении всего рассказа Мафей не услышал от него ни одного нравоучения, исключительно вопросы. Наставника интересовало абсолютно все: вид окружающего мира глазами цыпленка, ощущения Мафея при невозможности пользоваться Силой, реальность холода и льда, внешний вид Кантора, коньки мэтрессы Татьяны, разрез глаз Доктора и даже руны на его браслетах. Ни слова упрека за свою рискованную авантюру Мафей не услышал, однако дотошностью расспросов мэтр сегодня настолько напоминал Шеллара, что Мафею стало казаться, что закончится вся эта беседа каким-нибудь парадоксальным выводом, не вполне понятным простому смертному. Как он и ожидал, вывод из его рассказа был сделан совершенно неожиданный, хотя, следовало признать, вполне понятный и логичный. Мэтр печально посмотрел на ученика и с искренней скорбью в голосе вопросил:

— Позвольте спросить, ваше высочество, как давно вы начали принимать наркотики?

Совершенно обалдевшее от такого заявления высочество чуть не рухнуло с кресла, потому как по привычке сидело на самом краешке.

— Мэтр, я никогда!.. — перепугано вскричал Мафей, немедленно вспомнив жалобы Орландо на то, как его ругают за наркотики, и представив себе, что его это тоже ждет. — Я даже не пробовал!

— Ай-яй-яй, как прискорбно видеть, что вы опускаетесь до столь недостойной лжи…

— Мэтр! — чуть не плача от обиды, взмолился нашкодивший принц. — Неужели вы думаете, что это мне все пригрезилось? Это правда, вы сами должны были видеть, я там был! Да спросите Диего, он ведь все видел!

— Дело не в том, — все так же печально сказал мэтр. — Я охотно верю, что вы действительно были в Лабиринте и видели там то, о чем мне поведали. Я сам там был, и знаком с невероятными трансформациями, которыми там подвергается реальность. Но, чтобы вы знали, классический маг не может туда попасть просто так. Мой коллега, который пригласил меня в это познавательное путешествие, смог провести меня только с четвертой попытки, и для этого понадобилась убойная доза экстракта релиса дикорастущего. Позволено ли мне будет уточнить, чем воспользовались вы? Не думаю, что простым алкоголем, насколько я понял, пили вы уже позже, в компании вашего кузена Кондратия…

— Мэтр, клянусь вам, ничем! — всхлипнул Мафей, до глубины души обиженный такими подозрениями и недоверием со стороны любимого наставника. — Вы же меня, наверное, обследовали, когда нашли, неужели вы сами не видели, что я ничего подобного не принимал? Ну, обследуйте снова, убедитесь, что я вас не обманываю! Не знаю, как я туда попал без наркотиков, может, это природное свойство эльфов. Доктор упоминал, что постоянно находит в Лабиринте таких цыплят, и удивлялся, как они туда попадают вопреки законам природы.

Мэтр покачал головой.

— Я слышал об этом только с ваших слов, поэтому не сочтите мое недоверие оскорбительным, но я все же позволю себе действительно обследовать ваше высочество, чтобы убедиться, что ошибаюсь.

— Да, пожалуйста! — встрепенулся Мафей, подхватываясь с кресла и подбегая к наставнику. — Вы сами увидите…

— Прошу вас постоять минутку и не шевелиться… — Мэтр Истран пристально всмотрелся в глаза ученика, сжав горячими ладонями его виски, затем провел пальцем по носу, ощупал шею и кисть правой руки. Затем все так же печально кивнул на кресло. — Садитесь, ваше высочество. Кажется, я должен принести вам свои извинения за необоснованные подозрения. Оказывается, и я не настолько всеведущ, как вам до сих пор казалось. Я вас обидел, мой мальчик. Простите меня. И не вздумайте плакать, мне кажется, вы именно это намереваетесь сделать. Когда вы вот так начинаете всхлипывать, мне все время хочется погладить вас по голове и утереть вам нос, что в вашем возрасте уже может показаться вам неподобающим. Утрите ваш нос сами и давайте продолжим наш разговор. О Лабиринте я лучше действительно расспрошу дона Диего, он, как мне кажется, лучше знает это место, чем вы. А теперь, если у вас нет вопросов по теме, перейдем к вашему свиданию с принцем Кондратием…

— У меня есть вопрос, — Мафей шмыгнул носом, достал платочек и продолжил, послушно утираясь: — Как же я все-таки туда попал? Даже если я неправильно что-то сделал с зеркалом, я бы просто ничего не увидел, как это было до сих пор… Как я попал в Лабиринт?

— К сожалению, ваше высочество, единственный человек, который мог бы вам это объяснить, пропал без вести пятнадцать лет назад…

— Это тот самый? — уточнил Мафей, вспомнив разговор у зеркала в памятный вечер первого дня весны. — Ваш коллега из школы Пламени Духа? Это он вас водил в Лабиринт?

— Именно. А касательно зеркала, если вы еще сами не поняли, все очень просто. Я неоднократно вам говорил, что вам не следует применять Силу в тех областях, где вы еще не научились ее контролировать. Вы способны манипулировать со зрительными отражениями только в пределах дворца, и смиритесь с этим до тех пор, пока не достигнете уровня бакалавра шестой ступени. Иначе результат ваших попыток может оказаться куда страшнее, чем сегодня, когда вы чуть не погибли, попав в бред умирающего. Дон Диего действительно очень правильно определил свое положение… и ваше тоже.

— Мэтр, а что с ним случилось? И как он сейчас? Он не умрет?

— Нет, не беспокойтесь. Он не умрет. Ничего смертельного с ним не случилось, просто есть предел возможностям человеческого организма, и если выжимать себя до последнего, как это сделал дон Диего, все может окончиться очень и очень печально. Но вы меня перебили. Я говорил о ваших постоянных попытках забежать вперед в изучении магии. Мне уже надоело, честно говоря, повторять вам, что для всего есть свое время и свой уровень, и что, пытаясь пользоваться Силой в еще неизученных вами областях, вы каждый раз смертельно рискуете. И мне кажется, вы уже не воспринимаете мои замечания на эту тему. Позвольте спросить, Орландо вам никогда не рассказывал, при каких обстоятельствах он потерял Силу?

— Рассказывал. Он наткнулся на пограничный патруль, и попытался отбиться магией…

— Совершенно верно. Он сделал то же самое, что постоянно делаете вы. Бросил свою Силу в такую область, в которой не смог с ней справиться. От патруля он отбился, хотя заклинание у него сорвалось, он смел своих противников волной чистой Силы, как это когда-то сделали вы с Северной башней. Но Силу после этого потерял, что вполне закономерно. И я бы попросил вас помнить об этом всякий раз, как вы пытаетесь взяться за магию недоступного вам уровня. Вы, как и ваш друг, наделены незаурядным могуществом, но одного этого мало, чтобы быть магом. Силой необходимо уметь управлять, иначе последствия могут быть роковыми. Поэтому, когда вас одолевает искушение попробовать свои силы в чем-то новом, то, каким бы привлекательным и доступным оно вам не казалось, помните, чем вы рискуете.

— Да, мэтр, — послушно согласился Мафей, чтобы поскорее покончить с неприятной частью разговора. — А Орландо не нашелся?

— Это понятие относительное, — пожал плечами мэтр Истран. — Для меня он и не терялся, я периодически наблюдаю за ним, чтобы убедиться, что с ним ничего не случилось. Однако поговорить с ним и позвать его вернуться я не могу, так как он слишком далеко.

— Слишком далеко? — удивился Мафей. — Для вас?

— Я, кажется, уже упоминал, что не всемогущ.

— А где он?

— Насколько я могу судить, вообще не в нашем мире.

— А что он там делает?

— То же, что делал бы здесь. Переживает, плачет, и каждый вечер накачивается наркотиками до невменяемости в компании каких-то аборигенов, которые, видимо, подобрали его из сочувствия. Сегодня я показал это место Жаку, и он с уверенностью заявил, что это его родной мир, и что его высочество, цитирую, «прибился к тусовке слегка прихиппованных зеленых торчков» и ему ничего не грозит, поскольку, опять цитирую, «эти ребята повернутые на возвращении к природе и в города не потыкаются, а сами постоянно под кайфом, так что его магические фокусы никто не заметит. И трава у них своя, натуральная, не отравится. Да и вообще они совершенно безобидные, даже когда обдолбятся, и таких вот потерпевших всегда принимают и жалеют». Правда, должен заметить, их сочувствие всегда принимает одну и ту же форму — угостить огорченного гостя своей «натуральной травой» и уверить, что с ними ему будет хорошо. Надеюсь, рано или поздно его высочество все же одумается и вернется, поскольку я не могу сделать ничего кроме наблюдения.

— Он ведь еще не знает, что Диего жив, — вспомнил Мафей. — А передать ему никак нельзя?

— К сожалению, я не знаю такого способа. Перемещение между мирами мне недоступно, собственно, даже сам Орландо попадает в другие миры только при сбоях в телепортации. Дозваться до него я тоже не могу…

— Как такое может быть? Для него доступно, а для вас — нет?

— Причину этому я вижу в том, что я, как ни удивительно, чистокровный человек, а он наполовину эльф.

— Значит, мне тоже должно быть доступно?

— Должно. Но не пытайтесь попробовать самостоятельно, если вам уж так хочется, пусть вам покажет господин Хоулиан. Вы видитесь с ним?

— Нет. Он больше не появлялся с тех пор, как… с того самого вечера, когда…

— Понимаю. Если вы так уж по нему соскучитесь, сходите к Элмару и поищите вашего приятеля где-нибудь поблизости. Он наверняка околачивается там. И, кстати, если вы его встретите, попросите его найти Орландо и передать его высочеству, что он напрасно так убивается. А также, что его здесь ждут и ищут. И, насколько я понимаю, не только здесь. Вы знакомы с господином по имени Амарго?

— Я… э-э… я…

— Вы обещали никому об этом не говорить? Я вас и не заставляю, я и так осведомлен о вашем знакомстве. Просто навестите его как-нибудь и передайте, что Орландо жив и здоров.

— Но я поклялся никогда больше там не появляться…

— Очень жаль. Он, наверное, тоже переживает. Однако мне приятно слышать, что вы умеете хранить верность клятве. Может быть, мне стоит заставить вас поклясться никогда больше не экспериментировать с… определенными видами магии?

— Не надо, мэтр, пожалуйста… — тяжело вздохнул Мафей. — Я не смогу поклясться в том, в чем я не уверен. А хитрить при этом, как Шеллар, я не умею. А как он поживает? Скоро мы его навестим?

— Могу вас заверить, что ваш кузен совершенно счастлив. А также, что завтра утром он сам нас навестит. К нему должны прибыть гости с официальным визитом, а также он не преминет полюбоваться на ту мерзость в гостиной у Жака, которая вызвала такой восторг у господина Флавиуса. Как я уже упоминал, его величество питает нездоровый интерес ко всяческим неподобающим зрелищам…

Мафей невольно улыбнулся, вспомнив, при каких обстоятельствах мэтр об этом упоминал, и осмелился спросить:

— Мэтр, а вы все-таки нащелкали преподобного Чена по лбу, или так и замяли это дело?

— А вы не пробовали спросить его самого?

— Пробовал, но он ответил так туманно и уклончиво, что я ничего не понял.

— А как вы думаете, ваше высочество, умею ли я отвечать так же туманно и уклончиво?

— Не сомневаюсь.

— Так можете быть уверены, из моего ответа вы опять ничего не поймете. Так что давайте вернемся к нашему разговору. Если у вас нет больше вопросов касательно сегодняшнего происшествия, то могу ли я поинтересоваться, как прошла ваша беседа с его высочеством Кондратием? Тот факт, что вы вместе напились, позволяет предполагать, что вы достигли взаимопонимания?

— Да, — кивнул Мафей. — А вы знали, зачем он пожаловал?

— Мэтр Силантий мне сказал. Он полагал, что мне следует присутствовать при вашей беседе, но я решил, что наедине вам будет проще найти контакт. Я не ошибся?

— Как всегда, мэтр, — улыбнулся Мафей. — Хотя мне до сих пор с трудом верится, что это тот самый Кондратий.

— Каковы ваши впечатления?

— Не знаю. Так странно, что он взрослый, что у него усы и двое детей… Но собак он, похоже, любит точно так же как в детстве… Ой, я чуть не забыл! Он мне сказал, что дедушка и дядя Пафнутий узнали Орландо. Они никому ничего не сказали, но они знают.

— Это плохо… — нахмурился придворный маг. — Если они сказали, что узнали, значит, действительно узнали, вряд ли у них были похожие знакомые. Принц Пафнутий человек надежный, он способен сохранить любую тайну, а вот его величество Зиновий… Не то, чтобы он был болтлив, но он вообще человек несдержанный, и сгоряча может сделать или сказать что угодно… Во всяком случае, ваше высочество, я рад, что у вас хватило терпения и великодушия выслушать вашего кузена Кондратия, понять его и простить. А теперь извольте отправляться спать. Мне было бы приятно побеседовать с вами еще, но время к полуночи, и мне нужно навестить пациента.

— А мне нельзя с вами? — без особой надежды попросился Мафей. Наставник чуть улыбнулся и выбрался из кресла.

— Ваше высочество, вы вполне можете навестить его завтра, когда ему станет немного лучше. А сегодня посетители в таком количестве будут слишком утомительны для него. Да и вам следует отдохнуть. Спокойной ночи.

* * *

Как и предполагал его величество, в гостиной его ожидал мэтр Силантий. Но вместе с ним, вопреки всяческим предположениям, чинно восседал Флавиус, аккуратно положив на колени папку и поставив на эту папку чашку с кофе. При этом чашка стояла вполне надежно и даже при появлении короля не шелохнулась.

— О, наконец-то! — воскликнул истомившийся маг, которого Флавиус, видимо, уже замучил либо светской беседой, либо каменным молчанием. — Ваше величество, у меня к вам очень важное дело…

— У меня тоже, — серьезно напомнил о своем присутствии Флавиус. — Соблаговолит ли ваше величество выслушать доклад и дать дальнейшие указания по делу…

— Нет-нет, — поспешно перебил его Силантий. — Ваше дело никуда не денется, а…

— Ваше тоже, — холодно заметил Флавиус.

— А мое денется, и к тому же переполошит всю столицу!

— Господа, успокойтесь, — засмеялся король. — Мэтр Силантий, я только что поговорил с ними.

— С кем? — растерялся маг.

— С нашими крылатыми друзьями. Они пролетали мимо и приземлились отдохнуть на пляже, где мы как раз… купались. Так что в столицу они не прилетят. Они уже улетели домой. Мы практически обо всем договорились, а детали обсудим по прибытии нашего изгнанника. Я полагаю, первое время он как-нибудь переночует в пещере Скорма, а потом мы подберем ему более приличное жилье.

— Так вы согласились? — уточнил «ведущий драконист».

— Почему нет? Я согласен, это большая ответственность, но знаете, иметь возможность постоянно общаться с живым драконом… Кто бы отказался?

— Мой король отказался, — с готовностью привел пример мэтр Силантий. — Чем привел в отчаяние принца Василия…

— Ваше величество, — подал голос Флавиус. — Ваши дела с почтенным мэтром займут много времени? Мне стоит ждать, или лучше отложить доклад на утро?

— Нет-нет, Флавиус, подожди, — остановил его король. — Много времени это не займет. Твой доклад конфиденциален, или королева тоже может послушать?

Флавиус на мгновение задумался, чем немедленно воспользовался почтенный мэтр.

— Если уж так получилось, что мое дело утратило срочность, то я, с вашего позволения, откланяюсь, — сказал он. — И навещу вас, скажем, завтра?

— Завтра вечером, — предложил король. — Только не так поздно, а, допустим, в шесть?

— Очень хорошо, — согласился маг и исчез, едва успев попрощаться.

Флавиус, между тем, полюбовался на королевскую чету, так и стоявшую на пороге в обнимку, и изрек:

— Я полагаю, ваше величество, вам следует самому решить, насколько глубоко вы собираетесь посвящать ее величество в государственные дела.

— Кира, послушаешь? — тут же обратился к супруге его величество. — Или ты устала и хочешь спать?

— А о чем? — уточнила королева, с трудом сдерживая зевоту.

— Сегодня вечером была предпринята попытка похищения госпожи Ольги, как вы и предполагали.

С ее величества мигом слетела сонливость, и она тут же опустилась на диван, приготовившись внимать.

— А результат? — встревожено уточнил король, присаживаясь рядом. — Скажи сразу.

— Все в порядке. Попытка не удалась. Могу я приступить к подробному докладу?

— Я тебя внимательно слушаю.

— Сегодня в семнадцать сорок пять четверо злоумышленников проникли в дом господина Жака, где в настоящее время проживала госпожа Ольга, оставив пятого на стреме у парадного входа. Следствием уже установлено, что это были трое людей магната Дорса и двое наемников мистралийского происхождения, вероятно, привлеченных для того, чтобы потом можно было повесить дело на мистралийскую разведку.

— А твои люди? Они куда смотрели?

— Как оказалось, их засекли несколько дней назад и перед операцией обезвредили, усыпив магическим способом. Я виноват, ваше величество. Мне следовало снабдить их соответствующими амулетами, но кто мог заранее знать, какие именно амулеты понадобятся…

— Так что, в группе был маг?

— Да, но я, к сожалению, не имел возможности его допросить. Итак, когда они проникли в дом, госпожа Ольга находилась на кухне и, несмотря на оказанное сопротивление, была схвачена и связана. Госпожа Тереза, которая находилась в гостиной, успела укрыться в кабинете, предварительно активировав одну из ловушек в перилах и устранив одного из нападающих. Затем злоумышленники проследовали в гостиную, где провели некоторое время, выясняя личность своей добычи и обсуждая возможность проникновения в кабинет. В это время с черного хода в дом вошел господин Кантор…

— Живой, морда бесстыжая! — совершенно искренне обрадовался король. — Я так и знал, что он живой!

— Простите, ваше величество, вы получали какие-либо сведения о противоположном?

— Да, но недостаточно проверенные и сомнительные, поэтому я тебе о них не говорил… Продолжай, Флавиус. Извини, что перебил. Итак, он вошел, перестрелял всех злоумышленников и исправил досадную оплошность твоих сотрудников?

— К сожалению, ваше величество, такой возможности у него не оказалось из-за недостатка боеприпасов. Свой единственный патрон господин Кантор израсходовал, чтобы пресечь попытку магического воздействия со стороны противников, после чего все же был обезврежен и связан. Но госпожа Ольга, воспользовавшись замешательством, успела скрыться и спрятаться в том же кабинете. Примерно в то же время вернулся домой господин Жак, к счастью, его отправлял Мафей, поэтому он прибыл прямо в кабинет. Пока дамы объясняли ему ситуацию, преступники стали требовать, чтобы они вышли из своего укрытия, угрожая в противном случае покалечить пленника. Тот же, придя в сознание, стал решительно возражать, уверяя, что ничего они ему не сделают. В подтверждение своих угроз один из преступников выстрелил в него и нанес легкое ранение верхней трети бедра…

— Вот сволочи… — не удержалась от комментария королева. — В связанного стрелять!..

— Кира, прошу тебя, не перебивай. И что дальше?

— Как оказалось, в кабинете господина Жака, среди прочего хлама, валялась та самая плазменная винтовка, которая была использована в битве с драконом. Вооружившись этим разрушительным приспособлением, госпожа Ольга вышла из кабинета, намереваясь под его угрозой загнать преступников в угол и держать там, пока не подоспеет помощь или хотя бы, пока потерпевший не переберется в кабинет. В это время господин Жак выбрался через потайную дверь из кабинета в спальню, а оттуда через люк в прихожую, и покинул дом, направившись в департамент Порядка и Безопасности. Однако план госпожи Ольги потерпел неудачу. Злоумышленники не поверили в то, что девушка держит в руках действительно оружие и что она сможет из него выстрелить, поэтому ей пришлось это доказать, уничтожив еще одного из преступников. Если вы соблаговолите завтра утром посетить столицу, я вам покажу, что от него осталось. Вы будете потрясены.

— Могу себе представить, — согласился король.

— А я тем более, — согласилась и королева, которая уже видела упомянутое орудие в действии. — А потом?

— Как оказалось, заряд был последний, и в конце концов госпоже Ольге снова пришлось укрыться в кабинете, а господин Кантор остался в гостиной без сознания. И в этот момент на месте событий появился его высочество принц-бастард Элмар. Не буду утомлять вас подробностями…

— Нет уж, Флавиус, утомляй, — возразил король. — Даже если его высочеству это будет очень неприятно, рассказывай все.

— Как пожелаете. Под дулом пистолета его высочество был обезоружен и прикован наручниками к перилам. По всей видимости, его тоже собирались использовать в качестве заложника. Однако один из преступников, а именно, тот, что держал его под прицелом неосмотрительно подошел слишком близко к его высочеству, намереваясь его ударить.

— Он что, больной? — оторопел король. — Ударить Элмара?

— Вы правы, преступник не понял, с кем имеет дело. Как только он подошел вплотную, его высочество разорвал цепочку наручников, схватил его за руку с пистолетом и вывернул ее, сломав при этом в двух местах, а затем ударил один раз чуть ниже уха, отчего преступник скончался на месте. Протокол вскрытия еще не готов, но предварительно могу и так констатировать перелом основания черепа и шейных позвонков. Второй преступник попытался скрыться через окно, но на улице был арестован моими сотрудниками. Уже допрошен, дал показания, протокол я вам привез, если желаете ознакомиться, но должен предупредить, это черновик, переписать не успели.

— Оставь, потом почитаю. Скажи лучше, что с Кантором?

— Сейчас он, как и все остальные, находится дома у его высочества. Специалисты утверждают, что повреждения, полученные им в плену, не представляют угрозы для его жизни и здоровья. Госпожа Ольга не пострадала, если не считать нервного потрясения. Господин Жак пережил несколько неприятных минут, увидев свою гостиную…

Кира тихонько хихикнула.

— Любимая, это не смешно, — вздохнул король. — Для Жака это действительно было страшно… Флавиус, в каком состоянии сейчас Кантор? Ты с ним говорил?

— К сожалению, у меня не было возможности побеседовать с ним.

— Все так плохо? Он до сих пор без сознания?

— Нет, он пришел в сознание, но как только на него кастовали обезболивающее заклинание, уснул мертвым сном. Мэтр Истран не велел его беспокоить, но если вам нужны какие-то сведения, я его расспрошу, только распорядитесь, чтобы ваш придворный маг этому не препятствовал.

— Нет, не надо, пусть спит, завтра я сам с ним поговорю. Итак, все вроде бы хорошо. Ольга плачет, Кантор спит, Элмар в бешенстве, Жак в истерике… дай-ка мне протокол, посмотрю, что интересного рассказал тебе твой задержанный…

— Прошу вас, — Флавиус аккуратно переставил чашку на столик, открыл папку и подал его величеству несколько слегка помятых листов бумаги.

Королева тоже заглянула через плечо супруга и поинтересовалась:

— Его что, прямо об этот протокол мордой били?

— Нет, это он его пытался порвать, когда подписывал свои показания, — пояснил Флавиус. — Опомнился и испугался, что босс ему этих показаний не простит.

— Долго кололи? — хмыкнул король, быстро пробегая глазами первый лист.

— Семь с половиной минут. На момент ареста он уже был настолько перепуган, что даже в подвал водить не пришлось.

— Правильно. Пусть радуется, что Элмар не потрудился за ним гоняться… Ну, пока ничего нового для себя я здесь не вижу… — его величество перевернул лист и чуть усмехнулся. — Ай да Кантор…

— Специалист, — уважительно кивнул Флавиус. — И что самое странное, ведь ни капельки не вор, чистый воин… может быть, самую малость маг, но такую малость, что о ней и упоминать не стоит… А какой блестящий побег! Ваше величество, его точно никак нельзя перевербовать? Сыграть на его нежных чувствах к госпоже Ольге, скажем…

— Флавиус, не делай этого, — отозвался король, не отрываясь от чтения, — а то он на твоей голове сыграет. И мне будет очень жаль.

— Вы преувеличиваете, — чуть улыбнулся глава департамента.

— Ничуть. Ты ему не нравишься, поэтому с тобой он работать не будет, на чем ни играй. Так что потрудись не делать ему предложений по собственной инициативе.

— А вы нравитесь?

— Флавиус, тебе что, людей не хватает? Оставь его в покое. Не такой уж он ценный сотрудник, как тебе кажется. Вспыльчивый, обидчивый, наглый без меры, плохо срабатывается с коллегами, хамит начальству и постоянно нарушает инструкции. Ты его сам уволишь через неделю, поверь мне… Мда, бедный Кантор… Досталось ему, конечно, по первое число… Флавиус, а тебе ничего не кажется странным в этой истории?

Глава департамента сосредоточенно нахмурился, озабоченно постукивая пальцами по подлокотнику кресла.

— Действительно, занятно, — сообщил он, после минутного размышления. — С чего вдруг господин Дорс отдал такой странный приказ? Прекратить допрашивать Кантора и перевезти его в более комфортное и более тайное место? Зачем? Вероятность того, что Кантор раскололся и заключил с ним какое-то соглашение, я отбрасываю сразу. Даже вариант, при котором Кантор хитро обманул старого лиса Дорса, выторговав себе жизнь за чистую дезу и какие-нибудь липовые обещания, не выдерживает критики.

— Совершенно верно, — согласился король. — Такой вариант просто не прошел бы, его сведения проверили бы трижды, прежде чем выполнять соглашение. А в то, что он раскололся, я тоже не верю. В этом случае его бы просто убили, а не прятали с такой тщательностью. И уж, конечно, оставили бы в покое Ольгу. Следовательно, Кантор по-прежнему был им нужен. Почему? Ведь гоблину понятно, что за то время, что его пытались расколоть, все его друзья успели скрыться, и даже если бы он сказал, где их искать, их бы там уже не нашли. Да на это не больше суток понадобилось бы. Но нет, его упорно о чем-то спрашивают, не добившись результата, пытаются сканировать. Потерпев неудачу и здесь, его все же оставляют в живых, пытаются надежно спрятать и развертывают солидную операцию для похищения его девушки. Напрашивается вопрос: что им от него надо?

— Им нужна от него не информация, — немедленно сделал вывод Флавиус. — Иначе его бы просто продолжали пытать. Им нужно, чтобы он что-то сделал. Что-то такое, для чего его пришлось бы выпустить.

— Не обязательно. Они могли просто понять, что таким образом его не расколоть, и начать искать другие способы воздействия. Следовательно, либо информация была настолько ценной, что Дорс пошел на такие хлопоты, как похищение девицы, находящейся под нашей охраной, либо в какой-то момент интересы изменились.

— Вариантов может быть много. Не лучше ли спросить Кантора, может быть, вам он скажет?

— Я спрошу, разумеется. Но сомневаюсь, что он скажет… Ладно, с этим подождем до завтра. А больше тебя ничего не заинтересовало?

— Меня очень заинтересовало, как он ухитрился отвертеться от сканирования. Просто невероятно заинтересовало. Очень хотелось бы его и об этом расспросить. Кстати, вполне может быть, что господину Дорсу хотелось того же.

— Может, отчего же нет. А еще?

— Что-то еще?

— Ты не пробовал прикинуть, во что ему обошлась вся эта авантюра?

— Вы имеете в виду финансовые затраты?

— В основном. Подсчитай, мистралийцы разнесли его оружейный склад, неизвестный мститель спалил особняк, лично я угрожал еще более серьезными проблемами, и что же? Он не останавливается, а напротив, продолжает нарываться на откровенный конфликт со мной, хотя знает, что это может обойтись ему дорого, и главное, вкладывать в дело деньги. Если он так рисково играет, то какова же должна быть ставка? Что такое знает или может Кантор, что старый скряга Дорс не останавливается ни перед чем, чтобы это получить? Как ты думаешь, Флавиус? Где здесь сундук с золотом зарыт? По моему разумению, искомая причина должна представлять собой именно некую финансовую выгоду, ни на что другое Дорса не соблазнишь.

— Почему вы отвергаете возможность политической подоплеки вопроса? — заинтересованно шевельнул бровью Флавиус. — Может быть, дело не в золоте, а во власти?

— Милый Флавиус, я не отвергаю политический вариант, а просто включаю в материальный. Власть — это тоже золото. Вернее, способ его добычи. Отвергаю я такие варианты, как любовь, месть, чистое любопытство и тому подобные абстрактные понятия. А власть может быть нужна господину Дорсу только для одного — чтобы получить новые возможности для наполнения своего бездонного кошелька. Власть ради власти может интересовать только маньяка, каковым почтенный магнат, разумеется, не является. Подумай как-нибудь на досуге, что же могло так заинтересовать Дорса в скромной персоне товарища Кантора. И я подумаю. А пока поведай нам, как поживает ее величество императрица Лао Юй?

— Императрица показала, что покушение на жизнь королевы было предпринято ею в качестве личной мести вам, по собственной инициативе. Что никто ей этого не поручал, так как после неудачной попытки переворота она потеряла связь с братьями и сестрами. А также, что в скором времени мы все очень пожалеем, что не понимали величия и могущества Небесных Всадников, ибо недалек тот день, когда они спустятся с небес.

— Хотелось бы посмотреть, — пробормотал король.

— Больше она не сказала ничего, — продолжал Флавиус. — Хотя работали с ней лучшие профессионалы, умеющие сочетать эффективность и аккуратность. Подсадка тоже не сработала, с соседкой по камере императрица не пожелала общаться и вообще вела себя высокомерно. Поверхностное сканирование дало мало, а глубокое специалист не рискнул применять, опасаясь наткнуться на блок с программой самоуничтожения. Во всяком случае, было подтверждено, что ее величество действительно совершила преступление по личной инициативе, без чьего-либо участия.

— Для этого и сканировать не надо было, — проворчал король. — И так понятно, что никто бы ей такого не поручил. Соратница с таким высоким положением слишком ценна, чтобы поручать ей задание для смертника. Ты лучше скажи, она не пыталась проповедовать, рассказывать о своем учении?

— Временами, но крайне кратко. В основном это высказывалось в виде угроз. А вы хотите подробно? У меня есть все протоколы, желаете посмотреть?

— Оставь, я почитаю в спокойной обстановке, не торопясь и не отвлекаясь. И попробуй все-таки спровоцировать эту неразговорчивую даму на небольшую проповедь. Мне нужно знать, что из себя представляет учение этого ордена. Во что они верят, чем руководствуются. Я хочу понять, что же им в конечном счете нужно. А то у меня возникло впечатление, что они не просто пытаются захватить власть, а планомерно создают беспорядок и трудности по всему континенту. И если это подтвердится, то, боюсь, они намного опаснее, чем нам кажется.

— Еще опаснее? — недоверчиво переспросил Флавиус.

— Да, еще опаснее. Подумай сам, ты же профессионал. Зачем в стране создавать беспорядки и трудности?

— Чтобы потом легче ее завоевать, — не раздумывая, ответил глава департамента.

— А во всем мире?

— Вы полагаете, это реально?

— В наши времена можно уже допустить что угодно. И если мои опасения имеют под собой реальную почву, то следующим будет Поморье или Эгина. В Галланте и так порядка нет, Голдиана — страна особенная, ее и завоевывать не обязательно, купить можно. Лондра и Ортан — слишком крепкие орешки для всяких диверсантов, их оставят напоследок. А вот за Поморье и Эгину я опасаюсь. И чтобы определить точнее, кто же будет следующим, мне нужна информация. Попробуй, Флавиус.

— Как скажете, ваше величество. — Глава департамента почтительно склонил голову и, поколебавшись, добавил: — Могу я поговорить с вами еще об одном деле… конфиденциально? Это дело несколько… личного плана.

Королева, не дожидаясь, пока ее попросят удалиться, поднялась и пожелала господам спокойной ночи.

— Я скоро приду, — пообещал король, одарив ее счастливой улыбкой и проводил влюбленным взглядом до самых дверей спальни. Когда же ее величество скрылась из виду, улыбка мгновенно сбежала с его лица, сменившись напряженным ожиданием. — Что, Флавиус? Что-то не так?

— Нет-нет, — поспешил заверить его глава департамента. — С ее величеством все в порядке. Дело касается лично меня.

— Прошу тебя, — вздохнул король, сразу расслабившись. — Не утомляй меня на ночь глядя всякой ерундой касательно отставок и торжественных самоубийств. Не разрешаю.

— Это серьезно, — нахмурился Флавиус. — И я все-таки попрошу вас меня выслушать. Я убедительно прошу вас позволить мне оставить должность главы департамента и ограничиться исключительно службой безопасности. Я не веду речь об отставке, как верный подданный, я не могу оставить вас в такое тяжелое время, но покорнейше умоляю избавить меня от каких бы то ни было полномочий в службе порядка.

— Могу я узнать, почему?

— А вы не догадываетесь?

— Проблемы с семьей?

— Вы, как всегда, проницательны. Мне всегда было неловко быть начальником над собственным отцом, но это мелочи по сравнению с тем, в каком положении я оказываюсь всякий раз, как мои родственники обращаются ко мне за содействием. С одной стороны, я официальное лицо, государственный служащий, а с другой — брат, племянник, сын в конце концов… А матушка бессовестно пользуется тем, что я не могу ей отказать. Вот если я не буду иметь никакого влияния ни на какие дела уголовной полиции, я перестану представлять ценность для родственников и они оставят меня в покое.

— И давно они тебя достают таким образом?

— Да, хотя и редко.

— А что на этот раз?

— Сестра, — вздохнул глава департамента. — И с большим скандалом. Она придумала гениальный способ сравнительно честного отъема денег у доверчивых граждан, но, как оказалось, этот метод давно известен в соседних мирах и стараниями госпожи Ольги вся столица узнала, что новая игра «веер» — чистое надувательство. А поскольку многие сотрудники службы порядка успели вложить туда свои сбережения…

— Понятно, — усмехнулся король. — Трудновато тебе будет отмазать сестрицу на этот раз. Даже если отмажешь, побьют возмущенные клиенты.

— Именно. На мой взгляд, небольшой срок пойдет ей только на пользу. А матушка почему-то считает иначе.

— Что ж, Флавиус, я подумаю над твоей проблемой, но это будет не так быстро, как тебе хотелось бы. А пока скажи своей матушке, что дело под моим личным контролем и поэтому ты не имеешь возможности ничего сделать.

— А с какой стати обычное дело о мошенничестве оказалось под личным контролем вашего величества?

— Вали все на Ольгу. Якобы это она мне настучала, а я проникся негодованием. Я надеюсь, твое семейство не настолько кровожадно, чтобы попытаться мстить?

— Когда как, но в данном случае наживать врага в вашем лице только из-за провала обычной аферы не станут.

— А из-за чего бы стали? — тут же полюбопытствовал король.

— Только если бы была задета честь семьи. А в данном случае речь идет об обычных издержках профессии. Так что вам не стоит беспокоиться. И, если ваше величество позволит, я хотел бы прояснить еще одно обстоятельство. Что за эльф околачивается по вечерам в вашем дворце и у дома его высочества? Я слышал о нем разнообразные слухи, но, полагаю, вы осведомлены об этом лучше.

— Пусть околачивается, — вздохнул король. — Он ведь законов не нарушает.

— А откуда он взялся?

— Откуда берутся эльфы? Забрел из своего мира. Побродит и назад уйдет. Если хочешь с ним пообщаться, можешь попробовать, но я не вижу смысла. Лучше скажи, как работает наша программа борьбы с вражеской пропагандой?

— Пока отлично. Попытки провокации межрасовых конфликтов успешно пресечены, следует благодарить гномов…

— Не прибедняйся, Флавиус. Благодарить следует твоих спецагентов, которые вывезли из Мистралии практически всех гномов и расселили в наших общинах. Эффект был потрясающий, не говоря уже о том, что оборонная промышленность Мистралии была основательно подорвана. Как поживает цвет нашего дворянства?

— Пока тихо. Они все еще отходят от шока после вашей женитьбы.

— Что же их так шокировало? — засмеялся король. — Если у них были какие-то возражения против выбранной мною кандидатуры, почему же они не высказали их вовремя?

— Вы отлично знаете, ваше величество. Кандидатуру вы выбрали так тонко, что не подкопаешься. Древний и уважаемый род, хотя и бедный, достойное воспитание, выдающиеся заслуги перед короной… А единственный спорный пункт, то есть, внешность, является вопросом вашего личного вкуса. Помимо этого, ваш самоотверженный поступок на свадебной церемонии вдохновил всех бардов королевства, и, пожалуй, только самые ленивые не отразили сей эпизод в своем творчестве. Все эти факты в совокупности и потрясли потенциальных кандидатов на вашу корону. Они все еще не оправились от мысли, что им больше не о чем мечтать. Графиня Монкар по прежнему находится в замке своей тетушки и в каких-либо связях с другими заинтересованными семействами не замечена. Однако в последние дни появился новый нюанс, о котором вам следует знать. Весьма толковый ход, должен заметить. В качестве попытки дискредитировать лично вас усиленно распространяются слухи, что вы — не настоящий король. Что некие не внушающие доверия политические силы скрыли вашу кончину, заменив вас двойником. Существует также вариант, что вы не являетесь более живым человеком, а были возвращены к жизни стараниями неких могущественных некромантов, которые теперь стоят за вами и управляют каждым вашим шагом. Существует даже третий вариант, что вы с самого рождения не были живым. Причем все эти слухи курсируют не только у нас, но и за рубежом, где я не в состоянии с ними продуктивно бороться.

— Что за ерунда? Это же несерьезно. Опять Гондрелло с советником не посоветовался? Это же все проверяемо и легко опровергаемо. Любой маг тебе на глаз скажет, живой человек или нет… Хотя впрочем, это вполне естественно…

— Что именно?

— Почему советник Блай иногда советует своему президенту полную чушь. Он переселенец, и в магии разбирается примерно так же, как мой кузен в экономике.

— Возможно. Но все-таки эти нелепые слухи стоит пресечь как можно раньше, пока они не укоренились в умах. Да и сами знаете, ваше величество, главное — пустить слух, а там уж, сколько ни опровергай, все равно полностью не отмоешься.

— Об этом я тоже подумаю, — пообещал король. — А пока постараюсь почаще мелькать перед магами… Пусть смотрят и естественным путем, без официальных мероприятий, опровергают. В частности, Хирон меня уже навестил. Наверное, лично решил проверить, не пригласил ли его король к себе в гости какого-нибудь зомби… Интересно, Силантий тоже присматривался, или он кроме своих любимых драконов больше ни о чем не думает?

— Не знаю, ваше величество, — вежливо отозвался Флавиус. — Мне кажется, что официальное мероприятие будет надежнее.

— Ты же знаешь, — поморщился король, — как я не люблю оправдываться и доказывать, что я не верблюд!

— Охотно верю, но в данном случае я хотел бы получить законные основания преследовать лиц, распространяющих подобные измышления. Абсолютно законные, если вы понимаете, о чем я.

Его величество понимающе вздохнул.

— Разумеется, Флавиус, как же не понять. А что, кто-то был замечен?

— Герцог Гирранди поднимал вопрос о том, чтобы проверить вас на подлинность по требованию дворянского собрания. Вопрос прозвучал пока только в неофициальном кругу, но он имеет все шансы на одобрение…

— Сброд дармоедов! — ругнулся король. — Поистине этим заевшимся господам нечем заняться! Будь моя воля, разогнал бы я к демонам это собрание! Никакой практической пользы, одни помехи в управлении государством! Только и мыслей, как бы урвать себе побольше привилегий и полномочий, а работать ни один бездельник не желает! Хорошо, Флавиус, я поговорю с мэтром Истраном и попрошу официально собрать всех придворных магов, чтобы они засвидетельствовали все, в чем так радостно сомневается дворянское собрание. Пусть инициатива исходит от меня, а не от Гирранди и Монкаров. Действительно, это будет авторитетное заключение за подписями самых уважаемых магов континента — Хирон, Морриган, и все прочие… И будет тебе законное основание преследовать за клевету всех, кого найдешь нужным, невзирая на титулы. Но не сейчас же, а недельки через две, когда все подготовим. И еще…

— Минуточку… — Флавиус вдруг встревожился и жестом остановил его величество. Затем быстро подхватился с места, бесшумно подбежал к двери и резко ее распахнул. За дверью никого не оказалось. — Странно, у меня было ощущение, что нас подслушивают. Показалось, наверное. Но до сих пор нюх меня не обманывал.

— Действительно, странно, — согласился король. — У меня тоже было такое ощущение. Может, мы просто устали?

— Да нет, — чуть улыбнулся глава департамента. — Скорее всего, у вас, наконец, прорезался нюх. Не могло же нам обоим показаться одно и то же одновременно.

Нюх всегда был больным вопросом для его величества. Не тот, который называют обонянием, нет, с этим у Шеллара III все было в порядке, а то особое свойство, которым наделяет своего обладателя Тень вора. Маги называли это «шестым чувством», умники-алхимики — интуицией, а сами воры — просто нюхом. И вот с этим у короля всегда были проблемы, приводившие в отчаяние бабушку Джессику. Его величество, со своей склонностью все на свете анализировать и доверять только холодной логике, нюхом пользоваться не умел. Иногда это у него получалось подсознательно, но крайне редко. Обычно, если ему что-то казалось, король тут же начинал размышлять — а почему ему так кажется, а какие для этого есть основания, а как это можно логически объяснить… и тут же его нюх терялся.

— Завтра я свяжусь с Элвисом, — пообещал он, подозрительно оглядываясь по сторонам. — И спрошу, не его ли ребята подслушивали наш разговор. Если нет, попрошу Александра усилить охрану. Не хватало, чтобы кто-то действительно подслушивал мои беседы с тобой…

— Я бы вам порекомендовал еще установить в здании сигнализацию на невидимость, — посоветовал Флавиус, продолжая оглядываться. — Я так никого и не увидел, а оконная рама пошевелилась. Даже если мне показалось, лучше перестраховаться.

— Обязательно, — пообещал король.

— Есть ли у вас еще какие-либо вопросы или указания?

— Нет, спасибо. Оставь мне все документы по Небесным Всадникам, и можешь быть свободен. И, Флавиус… не наказывай слишком строго своих агентов, которые проспали. Они не так уж виноваты.

— Как скажете, ваше величество. Могу я откланяться?

— Конечно. Сейчас я распоряжусь, чтобы тебя отправили домой.

— Спасибо, не стоит. Дежурный телепортист ждет меня на террасе. Спокойной ночи, ваше величество.

— Спокойной ночи, — улыбнулся король и мельком покосился на дверь, за которой несколько минут назад скрылась его королева. Когда же Флавиус удалился, его величество заглянул в опочивальню и убедился, что супруга крепко спит и, следовательно, не заметит, в котором часу он вернулся. Значит, можно спокойно сесть, набить трубочку, и заняться изучением документов, которые оставил Флавиус…

 

Глава 13

Где-то к следующему вечеру Кантор окончательно утвердился в мысли, что его рассудок здорово пострадал в последней переделке, в которую он попал. Как будто раздвоения личности ему было мало… Впрочем, в том состоянии полубреда, в котором он пребывал эти сутки, внутренний голос помалкивал и ничем о себе не напоминал. Зато с окружающей реальностью творилось что-то невообразимое. Временные провалы в Лабиринт были еще понятны и терпимы, хотя местечки ему попадались одно другого страшнее. Гораздо больше Кантора тревожили странные вещи, происходившие прямо в комнате, где он лежал. То ли Лабиринт принимал вид реального помещения, то ли проваливался он не до конца, но в комнате то и дело начинались какие-то ненормальные явления. Появлялись разные люди, живые и не совсем, ходили, что-то делали, иногда вовсе непонятное, разговаривали с Кантором, который отвечал, но так и не мог понять, с настоящими людьми он общается, или просто бредит. Также по комнате шлялись разнообразные животные, как то: говорящие цыплята, маленькие дракончики размером с плюта, большая рыжая кошка, стая разноцветных не то птиц, не то бабочек, и прочие, менее симпатичные твари. Помимо всего этого, в окне изредка появлялась подсвеченная красным физиономия советника Блая, неизменного персонажа кошмарных снов Кантора, а мебель постоянно меняла очертания — то изгибалась, словно была сделана из чего-то мягкого, то начинала таять и растекаться, как восковая свечка в жару, то становилась прозрачной, так что один раз Кантор даже четко разглядел мышь под кроватью. Впрочем, вполне возможно, что мышь была того же происхождения, что и дракончики с цыплятами, этого никто не мог сказать наверняка. Да это и не особо волновало Кантора. Гораздо больше его занимали люди, с которыми он общался и не мог понять, действительно ли эти люди присутствуют в комнате и разговаривают с ним, или это ему только кажется.

В первую ночь приходил придворный маг в обществе незнакомого Кантору господина в хинском костюме. Господа вели заумную медицинскую беседу, из которой Кантор ничего не понял, затем, увидев, что пациент не спит, тут же спросили, как он себя чувствует. Более идиотского вопроса они не могли придумать, понятное дело. Как можно себя чувствовать, когда обезболивающее заклинание заканчивается? Кантор не нахамил в ответ только оттого, что у него на это не было сил, и ограничился коротким стоном:

— Холодно…

— Я попрошу затопить камин, — пообещал мэтр Истран, дотрагиваясь горячей ладонью до его затылка. — Полежите минутку спокойно, сейчас станет немного полегче. Собью температуру и попробую приглушить воспалительный процесс. А с обезболиванием придется подождать до завтра, состояние вашей нервной системы вызывает беспокойство. Вы принимали какие-либо снадобья вчера и позавчера?

— Да… — ответил Кантор, утыкаясь лицом в подушку.

— Какие именно?

— Не помню… Купил в аптеке, что было…

— Магические или из чистых трав?

— Кажется, магические… не помню…

— Это плохо. Боюсь, вы допустили передозировку.

— Так не помогало же…

— Что ж, теперь терпите. У меня есть опасения, что еще одно заклинание может вам повредить. Как вам кажется, преподобный Чен? — обратился он к коллеге.

Хин согласно кивнул головой.

— Совершенно с вами согласен, мэтр Истран. Но это вовсе не повод заставлять пациента страдать, в данном случае лишние шесть часов боли тоже могут оказать весьма пагубное влияние на его нервную систему, не говоря уже о возможности развития шока. Я бы порекомендовал практически безвредное средство, содержащее исключительно растительные компоненты…

— А я бы не рекомендовал пациенту в таком состоянии принимать наркотические вещества, даже растительного происхождения.

— Поверьте моему практическому опыту, — настойчиво возразил преподобный Чен и протянул пациенту какую-то пилюльку, которую Кантор немедленно ухватил и сунул в рот, пока мэтр Истран не успел еще чего-нибудь порекомендовать. На вкус это была смесь опиума с какой-то незнакомой травой. Старик неодобрительно что-то проворчал, но протестовать не стал. Молча закончил свое противовоспалительное колдовство и вежливо спровадил коллегу под предлогом того, что ему надо еще спуститься в библиотеку, переговорить с его высочеством и отдать распоряжения прислуге. Когда же сострадательный хин исчез в телепорте, мэтр вовсе не поспешил сразу же вниз, а присел на стул около кровати и поинтересовался:

— Вас не затруднит ответить на пару вопросов, которые очень меня интересуют? Это недолго.

— Спрашивайте, — отозвался Кантор, не поднимая головы и прислушиваясь к своим ощущениям.

— Скажите честно, маэстро, вы так ни разу и не виделись с вашим отцом с тех пор, как он пропал?

— Нет, — не задумываясь, ответил Кантор и только спустя несколько секунд, опомнившись, спросил: — А откуда вы знаете, кто я? Король сказал?

— Что вы, я узнал вас почти сразу же, как только увидел. Вы слишком похожи на отца, чтобы я мог этого не заметить. А заметив, я, разумеется, присмотрелся к вам достаточно внимательно, чтобы разглядеть вашу истинную сущность. Для хорошего мага это не проблема. Так, значит, вы не знаете, где его можно найти?

— Не знаю, — тихо вздохнул Кантор. — А вы точно знаете, что он жив?

— Абсолютно.

— Вы что, к некроманту ходили?

Из темноты донесся тихий смешок.

— Если я не практикую некромантию, это не значит, что я не знаком с упомянутой магической школой. И мне совершенно не нужна посторонняя помощь, чтобы узнать, жив человек или мертв, особенно, если речь идет о моем достаточно близком друге и к тому же коллеге. Кстати, должен заметить, что ваш батюшка тоже был весьма толковым некромантом, хотя Сила у него была весьма, весьма своеобразная. И я хотел бы уточнить, вы уверены, что сегодня в Лабиринте с вами был не он?

— Уверен, — не сомневаясь, ответил Кантор. — Отец водил меня в Лабиринт, и я знаю, как он там выглядит. Это был не он. Я узнал бы его. Почувствовал бы… В общем… это точно. А откуда вы знаете? Мафей рассказал?

— Разумеется. Надеюсь, в этом нет ничего страшного? Его ведь никто не просил сохранять в тайне то, что он видел.

— Ну да… Сам он не мог догадаться… Но все-таки… Не надо…

— Как пожелаете. Я и не имел намерения распространять полученные от него сведения. Что ж, не буду вас больше утомлять, тем более что снадобье, которым столь нахально угостил вас преподобный Чен, кажется, начало действовать. Зря вы, конечно, так за него схватились, но что уж теперь… Спокойной ночи.

— Спасибо… — пробормотал Кантор, чувствуя, как липкий, тяжелый дурман медленно заволакивает окружающую его темноту. — Спокойной ночи.

И почти сразу провалился в незнакомое место, где было полно странных маленьких машинок с вертящимися сверху лопастями. Такие он видел на картинке в одном из Ольгиных журналов, она называла их «вертолетами». Огромная стая этих вертолетиков вихрем носилась вокруг него, и от их мелькания у него до тошноты кружилась голова, но ни отвернуться, ни вообще пошевелиться он не мог, а попытка закрыть глаза ничего не дала — даже сквозь сомкнутые веки он продолжал видеть эти скотские вертолетики, и они все так же кружились, все быстрее и быстрее. Веселый шутник Лабиринт, мать его…

Ближе к утру, когда вертолетики кончились, и Кантор проснулся с беспощадной головной болью и такой дикой жаждой, словно он пересек пешком Белую Пустыню, в комнате появился Мафей. Повел вокруг глазами и шепотом спросил, спит ли Кантор и один ли он. Тоже гениальный вопрос, сил нет. «Двое меня», — раздраженно проворчал Кантор и добавил еще пару слов, очень ярко выразивших его отношение к этому миру. Ответ вполне удовлетворил юного эльфа, и он тут же исчез в телепорте, прежде чем Кантор успел попросить воды. Правда, оглядевшись, он обнаружил, что налитая кружка стоит рядом, достаточно лишь руку протянуть. Кантор немедленно дотянулся до кружки и в два глотка расправился с одной из своих проблем, после чего рухнул лицом в подушку и подумал, что все не так плохо. Хотя все, что могло болеть, болело зверски, все же это можно было пережить. А вот если бы пришлось предстать… или предлечь?.. в таком плачевном и беспомощном виде перед посторонним человеком… или, что еще ужаснее, перед дамой… Какое счастье, что у кого-то хватило ума не пускать сюда Ольгу и вообще не сажать никаких сиделок! Отвратительней всего, когда в такой момент, когда плохо, и больно, и вообще хочется выть и рвать зубами подушку, над душой еще сидит женщина. Либо позорься, либо выпендривайся… Только бы Мафей не притащил сюда Ольгу, с него станется, сердобольного…

Спустя несколько минут Мафей вернулся. Ольгу он не притащил. Он притащил Амарго, что вполне тянуло на очередной бред, не хуже вертолетиков.

— Оставь нас минут на десять, — шепотом попросил Амарго. Мальчишка кивнул и снова исчез, а командир осторожно присел на край кровати и еще тише спросил: — Ты не спишь?

— Сплю, — проворчал Кантор. — Чего тебе?

— Не шевелись пару минут, — приказал Амарго и стал что-то раскладывать на одеяле. — И не смотри.

— Почему?

— Потому. Это приказ. Отвернись.

— Иди на… — огрызнулся Кантор и все-таки отвернулся. Амарго зажег свечу, переставил на стул и продолжил:

— Как тебя угораздило туда пойти? Ты же знал, ты все наперед знал, что из этого выйдет, потому и Рико оставил снаружи. Зачем? Неужели иначе нельзя было?

— Я решил, что так будет лучше, — неохотно отозвался Кантор, пытаясь сообразить, для чего товарищ Амарго колет его иголками, как будто ему мало того, что уже есть. — Что ты делаешь?

— Лечу тебя, болвана. Потерпи, так надо. Потом станет легче. С чего ты решил, что сунуться в ловушку будет лучше?

— Потому, что если тебе предсказали какую-то дрянь, лучше не прятаться до конца жизни, а пережить все сразу, раз уж ничего не изменить. Чтобы все скорей закончилось.

— Фаталист хренов! Ты хоть представляешь, чем это все могло закончиться? Поверни голову.

Что-то плоское и цепкое прилипло на шею, пластырь, что ли? На кой он там нужен?.. Потом еще раз, чуть выше.

— Нормально закончилось, — ответил Кантор, послушно не оборачиваясь и пытаясь понять смысл этого странного лечения. — Отстань. Лучше скажи, как там ребята.

— С ребятами все в порядке, что с ними случится. А когда я им скажу, что ты жив, они вообще от радости рехнутся. Мы ведь тебя уже похоронить успели. Все так расстроились, понапивались с горя, как засранцы…

— Прям-таки, — фыркнул Кантор. — Скорее, на радостях. Можно подумать, так уж меня все любят.

— А ты думал! Рико вообще рыдал, как девчонка. И Эспада ужасно расстроился. Торо такую проповедь толкнул, что даже Гаэтано прослезился. Дон Аквилио каялся, что тебя отпустил… А что творилось с Пассионарио, можешь себе представить.

— Ну, этому поплакать, что отлить сбегать… Не зря его в нашем ансамбле Плаксой прозвали. Небось, опять ведро травы скурил и начудил чего-нибудь.

— Если бы! Он напился в хлам, и я боюсь даже представить, чего он мог начудить! А потом пропал! И поверь после этого, что вы не братья, если вы даже пропадаете одновременно! Что у тебя с рукой? Кости не переломаны? Кто тебя латал?

— Не знаю, кто. Не видел. Не переживай, кости целы, обычные иголки. В прошлый раз было хуже… Долго мне так лежать? Неудобно.

На самом деле, ничего особенно неудобного не было, просто лежать неподвижно, когда что-то болит — сущее мучение…

— Сейчас, потерпи еще минутку, — как-то виновато попросил Амарго. — Совсем немного осталось. Полежи спокойно. Хочешь, я тебе что-нибудь расскажу?

— Хочу, — злорадно заявил Кантор. — Расскажи, что все-таки вышло с моей рукой? Хоть сейчас скажи честно. Может, тебе будет стыдно мне врать, когда мне так плохо.

— Ох, как ты меня достал… — вздохнул Амарго. — Не могу я тебе рассказать, хотел бы, но не могу. Я поклялся молчать. Смирись с этим, наконец. Правда это, правда, раз уж ты сам докопался, не буду скрывать. Но что и как, рассказать не могу. И не проси меня больше. Утешься тем, что у тебя снова две руки, и успокойся.

— Хорошо, — вздохнул Кантор. — Скажи только, она настоящая?

— Настоящая, живая, такая же, как была, и совершенно здоровая. Если ты когда-нибудь снова захочешь играть на гитаре, пусть рука тебя не смущает. И давай больше к этому не возвращаться. Договорились?

— Хорошо, — вздохнул Кантор, решив не слишком давить на Амарго. И так товарищ наставник сказал больше, чем обычно. — Долго мне так лежать?

— Подожди немного. Еще минут пять. И объясни мне, во имя неба, почему ты сразу не пришел ко мне? За каким тебя понесло девчонку искать? Это у тебя что, мания или просто традиция — сбежав из плена, первым делом являться к женщине?

— Не твое дело.

— Очень даже мое! Я твой командир!

— Ты мой глюк, — проворчал Кантор, осторожно встряхивая головой. Болеть голова перестала, но с окружающим миром стало твориться что-то не то. Стул у окна начал оплывать, как огарок свечи, а занавески затеяли причудливый танец… — Ты видение.

Амарго тихо вздохнул и не стал настаивать. Только пробормотал себе под нос:

— И у этого тоже видения… А он уверяет, что эти поганцы — не братья…

Занавески продолжали плясать, соблазнительно изгибаясь, как хитанские танцовщицы в пестрых широких юбках, Кантору даже показалось, что под тканью видны очертания стройных женских тел… «Я все-таки озабоченный, — обреченно подумал он, прикрывая глаза, чтобы отогнать навязчивое видение. — Даже тут мне бабы чудятся… И хорошенькие притом… Неужели эта хинская пилюля так долго действует? Или Амарго тоже угостил меня чем-то подобным?»

— Можешь поворачиваться, — сказал Амарго. — Через час-два тебе станет лучше.

— Что ты со мной сделал? — спросил Кантор, не открывая глаз, чтобы не увидеть опять танцующие занавески.

— Ты все равно не поймешь. Просто постарайся уснуть и не думай ни о чем плохом, а то приснится.

— Хороший совет… О чем я, по твоему, могу думать? О прекрасных дамах? О говорящих цыплятах? О концерте для рояля с оркестром?

— Говорящие цыплята? — удивленно переспросил Амарго. — Надо же додуматься… Видно, зря я тебе все-таки двойную дозу вкатил… Чем я думал? Ослабленный организм, не привыкший к химии… Не хватало, чтобы у тебя и в самом деле начались галлюцинации! Давай-ка лучше спи.

— Поздно, — хмыкнул Кантор. — Уже начались. Вот я с тобой разговариваю. А тебя же на самом деле нет. Как бы ты сюда попал?

— Верно, — согласился Амарго. — Меня нет. Я тебе привиделся.

— Сам знаю, — почему-то развеселился Кантор. Он все-таки открыл глаза, и тут же обнаружил, что кровать стала прозрачной и под ней сидит мышь. Сидит и умывает мордочку лапками, вредная зверюшка. Пока он пялился на эту мышь, Амарго куда-то делся, а вместо него появился говорящий цыпленок размером со стул, на спинке которого он каким-то чудом ухитрился примоститься. Потоптался, неуверенно перебирая лапками на своем неустойчивом насесте, и голосом Мафея спросил:

— Ты спишь?

— Не знаю, — рассудил Кантор. — Если ты мне снишься, то сплю. А если ты глюк, то, наверное, нет…

— Нет, я правда здесь. Я настоящий, — уверил его птенец и, снова потоптавшись на спинке стула, спросил: — Тебе больно?

— Уже не очень. А здесь в самом деле был Амарго, или мне показалось?

— В самом деле.

— Чем он меня напичкал? И как?

— Я точно не знаю… Какое-то сильное обезболивающее, антибиотики и минеральный комплекс… Я не знаю, что это такое, но он сказал, что у тебя могут быть сильные побочные эффекты… Ты только мэтру не говори, а то рассердится. И вообще, он же не знает, что я знаком с Амарго…

— А откуда ты знаешь Амарго? — поинтересовался Кантор, какой-то частицей сознания утверждаясь в мысли, что это точно бред.

— Я тебе потом расскажу, — пообещал цыпленок. — Это долгая история.

Чем закончился этот разговор, Кантор потом так и не смог вспомнить. Скорее всего, он просто провалился на полуслове. Снилась ему, как и предсказывал Амарго, всякая гадость. К счастью, ничего из своих кошмаров он не запомнил, кроме последнего, да и то потому, что его разбудили. Кажется, ему за что-то отрубили голову, и эта голова почему-то осталась живой, она все понимала, только не могла ничего сказать, потому что язык вырвали еще раньше. Она долго валялась, никому не нужная, в липкой луже остывающей крови, потом пришла Ольга, горько рыдая, подняла и унесла домой. А дома поставила на стол и стала целовать и гладить, почему-то уговаривая успокоиться и уверяя, что теперь все будет хорошо. Проснувшись, он обнаружил, что голова по-прежнему при нем, что лежит он вовсе не в луже крови, а на мокрой и липкой от пота подушке, и рядом действительно сидит Ольга и гладит его по щеке, шепча что-то ласковое и успокаивающее. Наверное, кричал во сне, перепугал девчонку…

Было уже утро. Хотя шторы на окнах были плотно задвинуты, Кантор определил это на слух. Дом был полон обычных утренних звуков — на кухне гремит посудой кухарка, рядом за стеной шебуршатся Жак и Тереза, уговаривая друг друга, что надо вставать, внизу в гостиной шуршит веником служанка, по коридору громко топает его величество Элмар, вопрошая, где его голубой камзол, и возглашая, что если он опоздает во дворец, уволит всех к демонам. Так и не переехал до сих пор, дома живет… И в целом, все было не так плохо, как ночью. Можно сказать, даже хорошо, смотря с чем сравнивать. По крайней мере, хоть не так больно. То ли Амарго был на самом деле и действительно давал ему какие-то лекарства, то ли это у него настолько помутился рассудок, то ощущение боли притупилось. Во всяком случае, можно расслабиться, не позорясь и не выпендриваясь…

— Бедненький мой, — тихо шепнула Ольга и убрала руку, видимо, решив, что раз бедненький затих и успокоился, не надо его больше трогать, пусть спит дальше. Это было вопиюще неправильно и даже несправедливо, поэтому Кантор открыл глаза и поймал ее за руку.

— Я не сплю, — сказал он, прижимая к лицу ее ладонь. — Не убирай, так хорошо.

— Больно? — посочувствовала Ольга. — Может, тебе таблетку принести? У меня дома где-то анальгин завалялся с лучших времен, хочешь, я сбегаю?

— Не надо, — тут же отказался Кантор, ужаснувшись при мысли, что она куда-то пойдет одна по городу. Тем более что ее завалящее снадобье было не так уж необходимо. — Все в порядке. Не больно. Не ходи никуда. Побудь со мной. Я так давно тебя не видел.

— Конечно, конечно, — поспешила заверить его Ольга, осторожно пытаясь пригладить растрепанные волосы. — Я посижу с тобой. Может, ты кушать хочешь?

— Нет. Только пить. Есть что-нибудь?

— Сейчас… — Она потянулась к столику, на котором стоял кувшин, пытаясь одной рукой налить воды в кружку, не вставая с кровати. «Разольет», — мимоходом подумал Кантор, и она действительно тут же разлила, не удержав тяжелый кувшин под нужным углом и перелив через край. Ойкнула, как обычно, заметалась, не в силах решить, что срочнее — поить страждущего или бежать за тряпкой. Третьего варианта — позвать служанку — она так до сих пор и не усвоила.

— Фиг с ним, — посоветовал Кантор, приподнимаясь, чтобы напиться. — Пусть.

Вернув пустую кружку, он переполз на сухой край подушки, осмотрелся по сторонам и отметил, что на этот раз, похоже, все реально и на своих местах.

— Может, ты еще что-нибудь хочешь? — продолжала допытываться Ольга.

— О, я много чего хочу, — вздохнул Кантор. — Например, демонски хочу лечь на спину. И еще хочу, чтобы ты пересела вот сюда.

— А зачем? — спросила Ольга, послушно пересаживаясь на указанное место. Он тут же подполз ближе и положил голову ей на колени.

— Вот за этим.

— Бедный мой зайчик… — сочувственно вздохнула девушка, снова принимаясь гладить его по голове. — Досталось же тебе… Очень больно? Мэтр обещал зайти в полдень, уже недолго осталось, всего полтора часа или даже меньше.

— Ничего, — негромко отозвался Кантор. — Могло быть хуже. Можно сказать, мне очень повезло. Мало кому так везет. Да не плачь, я же сказал — не больно.

— Я не плачу… Я так… Не обращай внимания. Хочешь, я музыку включу? Или будешь спать?

— Лучше расскажи что-нибудь.

— Что?

Кантору очень хотелось спросить про короля, но он так и не решился. Ольга и без того вот-вот разревется, не хватало только его дурацкого вопроса. Нет, лучше потом Элмара спросить, когда придет.

— Расскажи сказку, — попросил он. — Только не грустную и со счастливым концом. И ради всего святого, не страшную.

— Веселую? — уточнила Ольга и надолго замолчала, напряженно задумавшись. Нашел ведь, чего спросить, с некоторым опозданием спохватился Кантор. Она теперь долго будет вспоминать такую сказку. Особенно сейчас, когда ей совсем не весело и, может быть, даже до сих пор страшно. Ладно, пусть. Полежим, помолчим. По крайней мере, она некоторое время не будет думать ни о чем плохом, занятая поисками подходящей сказки. Будет молчать, перебирая в памяти смешные истории, и задумчиво гладить его по голове, а это так приятно. И никаких говорящих цыплят и прочих мышей, и почти не больно, и самое радостное — больше никуда не надо спешить. Не надо стискивать зубы и заставлять себя подниматься, забираться на лошадь, нестись, сломя голову, боясь в любую минуту потерять сознание и свернуть себе шею, свалившись на ходу. Не надо мчаться и трястись при мысли, что ты можешь не успеть, опоздать, приехать слишком поздно. Все, приехал. Вовремя. Успел. Теперь лежи, товарищ Кантор, отдыхай. Не можешь встать — не надо. Не можешь идти — так никто не заставляет. Даже не особенно и больно, так, спина немного ноет и голова гудит, как с похмелья, сущие мелочи, можно сказать. Тебя гладят по головке и называют бедненьким зайчиком, вот бы ребята обхохотались, если бы услышали… тебя жалеют, целуют, подносят тебе водичку и рассказывают сказки… тебя любят, в конце концов. Расслабься и наслаждайся жизнью. И какие бы кошмары тебе ни снились, радуйся, что ты жив и, что удивительно, практически цел. И яйца на месте, и пальцы тоже, ты так боялся, что их придется ампутировать… И даже если ты все-таки свихнулся, как и подозревал, тебя и таким будут любить, потому что с дамой сердца тебе повезло в особенности. Она сама настолько ненормальная, что твоего безумия даже не заметит и примет, как должное.

Ольга все-таки вспомнила какую-то веселую сказку с хорошим концом, не грустную и не страшную, про трех придурковатых воров, которые подрядились украсть девушку для местного градоначальника, и про наивного студента, который в нее влюбился и, по идее, должен был спасти, но до этого момента Кантор не дослушал. Задремал где-то в середине, когда девушку уже украли, а до лопуха-героя до сих пор не дошло, что его кинули, как последнего идиота. На этот раз кошмары ему не снились, хотя все равно снилась полная чушь. Король верхом на драконе, Элмар с лютней в руках, исполняющий баллады собственного сочинения, а под конец полный бред — Ольга занимается любовью с кавалером Лаврисом в позе стоя у стенки. Проснувшись, он даже порадовался, что она ушла, а то прямо неловко было за такой бесстыжий сон.

Кантор перевернул горячую подушку на другую сторону и прижался пылающим лицом к прохладной ткани наволочки. Правда, этой прохлады хватило ненадолго, но тут уж ничего нельзя было поделать. Боль исчезла совсем, видимо, приходил придворный маг и кастовал обезболивающее, но зато на этот раз то ли не стал сбивать температуру, то ли не смог. Кантор почти физически чувствовал жар, исходивший от его тела, и ему казалось, что этим жаром пропитан даже воздух. Воздух дрожал призрачным маревом, как в пустыне, и в этом мареве предметы меняли очертания и начинали то мерцать, как мираж, то растекаться, словно восковые. «Опять бред начинается», — подумал Кантор, поморгал, пытаясь сфокусировать взгляд и вернуть окружающему миру материальную сущность. Вместо этого по комнате полетели маленькие дракончики, которые бессовестно пыхали огнем куда ни попадя и только усиливали и без того нестерпимый жар. «Ну что за дерьмо, — обессилено вздохнул Кантор. — Нет, чтоб как у людей, слоны там розовые или еще что-то безобидное…» Откуда он взял этих розовых слонов, он и сам не понял, и долго пытался вспомнить, где он про них слышал. А потом вспомнил, что про этих слонов ему рассказывала Ольга, и тут же пожалел, что вспомнил. Не зря же говорят: не следует без дела вспоминать мертвых. Вот, пожалуйста, вспомнил про короля, он и явился. Правда, дракончики разлетелись, и то ладно…

В первый момент, увидев входящего в комнату Шеллара III, Кантор слегка растерялся, не в силах понять, зачем это к нему пожаловал покойный король. Потом вспомнил памятную встречу с мистиком в Лабиринте и для верности спросил:

— Какой сегодня день?

— Пятница, — сочувственно сообщил король и уселся на стул, как обычно сложившись при этом. — Ты уж и счет дням потерял, бедняга?

— А, пятница… — успокоился Кантор. Ну да, все правильно. Пятница. День покойников. Они обожают навещать бедного полоумного товарища Кантора именно по пятницам. Ничего удивительного. Хотелось бы только знать — это просто галлюцинация или настоящий призрак? Или опять фокусы Лабиринта, который хитро притворяется настоящей комнатой?

— Я полагаю, спрашивать, как ты себя чувствуешь, будет верхом идиотизма, — предположил король, устраиваясь на стуле поудобнее. — Однако хотелось бы знать, в состоянии ли ты немного поговорить о деле?

— Не знаю… — честно ответил Кантор, рассматривая гостя. Заметно изменился его величество, при жизни он таким не был. Улыбается как-то особенно. И очень странно выглядит в эгинской тунике поверх штанов.

— Что ты так смотришь? — чуть приподнял бровь король, поймав его взгляд. — Не ожидал моего визита? Или я как-то не так выгляжу?

— Отлично выглядите, — вздохнул Кантор и осторожно поинтересовался: — А как вы… там?

— Замечательно! — улыбнулся король. — Лучше всех. Я совершенно счастлив, чего желаю и всем остальным, тебе в том числе. Но речь не обо мне, об этом можно будет поговорить позже, а сейчас, если ты в состоянии, у меня есть к тебе пара вопросов, которые не дают мне покоя.

— Спрашивайте, — с готовностью согласился Кантор. Отказывать мертвецу, который ищет покоя — себе дороже.

— Чего они от тебя хотели?

— Что ж тут непонятного? Хотели, чтобы я навел их на остальных ребят. Если бы ребята вернулись и рассказали, что нас снарядили прямо в ловушку, тот, кто их снаряжал, тут же попался бы. А еще они хотели Амарго. Лично.

— Не знаешь, зачем?

— Откуда? Вам лучше знать. Может, затем же, зачем его хотели вы.

— Странно. Если они знают то же, что и я, интересно, откуда они это могли узнать? Тебе не помешает, если я закурю?

— Пожалуйста, — окончательно растерялся Кантор. То ли общеизвестный факт, что мертвые не курят, полное вранье, то ли король и после смерти остался ненормальным. Все не курят, а он вот курит.

— Спасибо, — король достал трубку и продолжил, методично набивая ее табаком, точно так же, как делал при жизни. — Еще одно. Ты можешь объяснить, почему тебя прекратили допрашивать, повезли в другое, более надежное место и снарядили своих людей за Ольгой? Ведь к тому времени твои друзья успели скрыться, да и Амарго наверняка предупредили. Что такого нашел в тебе господин Дорс, что ему срочно понадобилась для тебя надежная уздечка? Он что-то от тебя требовал?

— Нет. Я сам не понял, почему меня повезли в другое место, вместо того, чтобы просто убить. Возможно, собирались сказать потом, но не успели. Я ушел. А почему вы спрашиваете? Вы же должны лучше знать.

— Я не всеведущ, к сожалению. А для каких-либо умозаключений у меня недостаточно информации. — Король на некоторое время задумался, ожесточенно пыхая трубкой, прямо как живой. Потом решительно сказал: — Послушай, Кантор, я понимаю, что это бессовестно жестоко с моей стороны, но… могу я тебя попросить рассказать подробно, что происходило с того момента, как тебя схватили, и до твоего блестящего побега? Что такого ты мог сделать или сказать, чтобы вызвать столь странную реакцию со стороны этого старого жлоба? Хватит у тебя сил рассказать об этом… сейчас? Если нет, я подожду, хотя все же не хотелось бы. Вдруг за этим всем кроется что-нибудь серьезное. Как ты? Сможешь?

— Хорошо, — согласился Кантор, которому совсем не хотелось рассказывать кому бы то ни было о том, что ему пришлось пережить. Ни сейчас, ни потом. Но еще больше ему не хотелось, чтобы его всю жизнь преследовал мертвый король со своими неразрешенными вопросами. Поэтому он все-таки собрался с силами и рассказал, подробно, как его и просили, все, что помнил. Про любителя чужих сережек Фернана и не в меру умного палача Тедди, метателя табуреток. Про стервозную мэтрессу Джоану и загадочного мальчика с рыжим вихром, который спас ей жизнь. Про зловредного господина Кроша и свою задушевную беседу с палачом за бутылкой и картами. Он уж хотел по ходу дела упомянуть, что именно во время этой беседы узнал о смерти короля и к слову поинтересоваться у него самого, что же с ним все-таки случилось, чтобы лишний раз не травмировать его близких, но как раз на этом месте король его перебил.

— Спасибо, дальше не надо. То, что нам нужно произошло раньше. Вот чтоб я сдох, тут все завязано на Джоане. Надо над этим крепко подумать. Может, Факстона немного покрутить, выведать у него что-нибудь интересное о любимой бабушке? Или как-то через Этель попробовать, они вроде как подружки…Хотя и не хотелось бы, с ней свяжешься — обязательно поимеешь неприятностей… Ладно, разберемся. Ты мне лучше вот что скажи, кстати. Этот мальчик с крашеными волосами, он точно мальчик? В Лабиринте не меняется пол?

— С чего вдруг? — совершенно опешил Кантор. Уж что его величество всегда умел, так это ошарашить собеседника неожиданным предположением. Что живой, что мертвый. — Если это для вас так уж важно, на самом деле он мужчина лет сорока пяти, но никак не женщина. Как вы вообще до такого додумались?

— Это всего лишь предположение, если оно неверно, ничего страшного. Просто Мафей мне рассказал очередной сон, который меня озадачил не меньше, чем его самого. Ему снилась девочка с таким же рыжим вихром, вот я и подумал…

— Девочка? Маленькая?

— Он, как всегда, плохо разглядел. Не маленькая, подросток. В коротких штанишках и кожаной куртке, с жуткими глазами сиреневого цвета, которые светились в темноте. В общем, полный бред. Собственно, я уцепился за эту рыжую прядь и подумал, что, возможно, именно так выглядит на самом деле твой знакомый. Значит, ошибся.

— Он говорил, что таким образом красили волосы поклонники какого-то рыжего барда, — вспомнил Кантор. — Так что этих крашеных подростков может быть очень много. Но с каких пор Мафею начали сниться незнакомые люди из чужого мира?

— С сегодняшней ночи, — серьезно ответил король. — Правда, кроме упомянутой тобой странности, в его снах больше не появилось ничего нового. Эта девочка тоже попала в беду, как и все остальные, кто имел несчастье ему присниться. Насколько я понял, в каком-то притоне, где развлекается молодежь, началась драка со стрельбой и поножовщиной, и девочку настигла шальная пуля. Так и непонятно, насмерть или нет, у Мафея всегда как-то непонятно получается. Красочная картинка с потоками крови, и никаких конкретных фактов… Но ты, если увидишь снова своего знакомого, расскажи ему. Может, ему это будет понятнее. Все-таки, Мафей увидел этот сон после знакомства с ним. А кстати, ты уверен, что это не был твой отец?

— Меня уже спрашивал ваш придворный маг. Уверен. Отца бы я узнал. Что он вам всем дался?

— Есть у меня к нему одно дело, — нимало не смущаясь, пояснил король. — Если он объявится, передай, что мне необходимо с ним поговорить. И еще кстати, ты передал Амарго мою просьбу?

— Он отказался, — ответил Кантор. — Да и зачем вам теперь все это? По привычке?

— Не понял? — удивился король. — Почему ты считаешь, что меня больше не интересуют столь занятные дела?

Ну да, подумал Кантор, что это я… Можно подумать, такой мелочи, как смерть, достаточно, чтобы укротить любопытство его величества.

— Да нет… это я так… — вздохнул он и, пока его величество снова не задал какой-нибудь неожиданный вопрос, осторожно спросил: — А Мафей по-прежнему рассказывает вам свои сны? Вы и к нему тоже приходите?

— Я? Это он ко мне примчался с утра прямо в халате, чтобы поскорей рассказать. Хоть мэтр и не велел меня беспокоить, все по-прежнему бегут ко мне со всеми вопросами. Флавиус вчера вообще среди ночи явился. Твой непутевый ученик товарищ Пассионарио тоже на днях приперся среди ночи со своими проблемами… Кстати, это правда, что Хоулиан — твой прадед?

— А его вы откуда знаете? — растерялся Кантор. Нет, этого ненормального короля никакая могила не исправит. Он своими вопросами кого хочешь достанет.

— Имел честь познакомиться. Правда, я на тот момент был не совсем живым, но, надеюсь, еще увидимся. Похоже он надолго застрял в этом мире. Любовь у него здесь. Тебе Элмар еще не жаловался?

— Я еще не виделся с Элмаром. А что?

— Не буду сплетни разносить, пусть сам пожалуется. — Король вздохнул и внимательно посмотрел на Кантора. — Так говоришь, ты с палачом выпивал? Очаровательно. Приятно иметь дело с еще большим чудаком, чем я сам. Ладно, пойду, пожалуй, а то я, похоже, утомил тебя своими разговорами. Отдыхай. А мне еще надо к Жаку сходить, посмотреть на его гостиную. Флавиус уверяет, это нечто незабываемое. И с Ольгой хотел переговорить…

— А где Ольга? — спросил Кантор, которому уже давно хотелось пить, но просить об этом нематериального короля было бы по меньшей мере глупо.

— Внизу с Кирой, шепчутся о своем, о женском. Ну, там, о штанах, о пистолетах и о нас с тобой. — Король усмехнулся и поднялся, пряча трубку в карман. — Выздоравливай, герой, и приезжайте с Ольгой к нам в гости. Посидим, поговорим о чем-нибудь приятном, выпьем хорошего коньяку… держись, не раскисай, а то я вижу, у тебя глаза как-то подозрительно блестят. Извини, если я тебя расстроил, и не обижайся. До свидания.

— До свидания, — тихо сказал Кантор, провожая взглядом нескладную, немного сутулую фигуру короля, пока тот шел к двери. А когда дверь закрылась, вытер предательскую слезу, все-таки прорвавшуюся на волю, и подумал, что бы значило странное приглашение в гости, и каким образом все ходят к его величеству среди ночи. На кладбище бегают, что ли? Или его по-крупному надули, и король на самом деле жив, а он уши развесил и сопли распустил? Да нет, он же сказал, что когда знакомился с эльфом, не был живым… Хотя дверь только что открыл вполне обычным человеческим образом… Тьфу ты, да что происходит вокруг? То мебель течет, то дракончики, то король, теперь вот бабочки какие-то мельтешат… Хорошо хоть, не вертолетики… Нет, он точно сошел с ума…

С этой мыслью Кантор снова уснул и добросовестно просмотрел очередной кошмар с участием душки Тедди и палача-садиста из Кастель Милагро. Господа специалисты вели между собой идейный спор, который закончился тем, что Тедди плюнул, послал безграмотного коллегу куда следовало, бросил об пол щипцы и ушел. Победитель обрадовано подхватил инструмент и подступил поближе к Кантору, обещая показать ему, что такое высший кайф, но тут одна стена с грохотом обвалилась и в камеру шагнул железный герой Терминатор с огромной винтовкой в одной руке и здоровенным двуручником в другой. У него была монументальная фигура Элмара и лицо Жака и пустыми белыми глазами. «Что, суки, не ждали?» — злорадно заявил он и стал быстро и часто стрелять из своего орудия куда попало. Кантор почти физически почувствовал, как его снесло вместо со столом и размазало по стенке. Он успел еще увидеть, как пришелец крошит мечом палача, называя эту процедуру странным словом «демонтаж», и на этом проснулся. Над ним стоял Элмар, одной рукой встряхивая его за плечо, а другой обняв Ольгу.

— Не плачь, это нормально, — пояснял он. — Что ему еще может сниться в таком состоянии? Это пройдет, не переживай. Лучше покорми его и пусть спит дальше. Завтра ему станет получше.

— Плечо… — простонал Кантор, пытаясь вывернуться из стальной хватки первого паладина, который так и не научился умерять свою силушку, хватая людей за что-либо.

— Ох, извини… — спохватился Элмар. — Больно? Я не хотел…

— Больно, — согласился Кантор, чувствуя, что на этот раз он точно проснулся. Все было на месте — и люди, и мебель, а также и спина, и пальцы, и нога, и голова, которая разламывалась от боли.

— На, таблеточку скушай, — жалобно шмыгнула носом Ольга и протянула ему что-то маленькое и белое на раскрытой ладони. — Мэтр только в полночь придет, а еще только девять…

Кантор заколебался, помня, что всяческие лекарства, которыми его угощали до сих пор, приводили к созерцанию говорящих цыплят и прочих вертолетиков.

— Кушай, кушай, — посоветовал Элмар. — Бери, пока дают. А потом тебя Ольга покормит и спи дальше. Ольга, перестань хлюпать носом и подрывать моральный дух раненого воина. Сходи лучше на кухню и принеси тарелку супа.

— Я не хочу… — простонал Кантор, которого при упоминании о еде чуть не стошнило.

— Надо, — непререкаемым королевским тоном заявил Элмар. — Хочешь, не хочешь, а поесть что-нибудь надо обязательно. Приду, у Ольги спрошу, и если окажется, что ты капризничал, сам силком накормлю. И лекарство не мни в руке, ешь давай.

Просто и по-мужски. Без соплей.

— Специально буду капризничать, — проворчал Кантор, послушно бросая в рот упомянутое лекарство. — Чтобы ты меня сам покормил. Меня еще никогда не кормили столь титулованные особы.

— Вот это другой разговор, — засмеялся Элмар. — Это на тебя похоже. А то просто не узнать, такой тихий, несчастный… Пить хочешь?

Кантор молча кивнул и протер глаза, чтобы немного прийти в себя после сна. Ольга ушла, и как раз выпал случай спросить Элмара, что же там все-таки с королем, тем более что у Элмара, похоже, вполне хватало мужества не предаваться отчаянию и не тонуть в слезах по этому поводу. Кантор даже успел сформулировать вопрос, пока его величество наливал питье из кувшина, но буквально через несколько секунд понял, что этот вопрос будет лишним. Когда заметил кольцо с королевской печатью на пальце первого паладина. А при более внимательном исследовании — голубой камень на золотой цепи, который раньше все время болтался на шее прежнего короля. Все знаки власти налицо, только короны не хватает для полного комплекта. Значит, правда. Нечего и спрашивать. Король умер, да здравствует король… Так, кажется, говорили в Ольгином мире.

— Ладно, не ворчи, — примирительно прогудел Элмар, опускаясь на стул. — Вот, пей. Не буду я тебя кормить, мне некогда. Уж прояви сознательность, не капризничай. Знаю, что не хочется, когда все болит, оно и жить не хочется, но надо. Когда ты ел в последний раз?

Кантор пожал плечами. У него не было никакого желания напрягать память ради такой ерунды.

— Вот видишь, — наставительно сказал Элмар. — А ты еще отказываешься.

— Элмар, я не капризничаю. Меня тошнит.

— Это от голода тебя и тошнит. Сейчас съешь тепленького супчика, и перестанет.

Поняв, что спорить с убежденным человеком бесполезно, Кантор вздохнул и уткнулся носом в подушку.

— Ладно, — сказал он. — Лучше расскажи, как у тебя дела.

— Да паскудно, — поморщился Элмар. — Достало все. Эти государственные дела, чтоб им пусто было… А эта пресса проклятая… убил бы!

— За что?

— Да ну их… ты бы видел, что они понаписали в столичных газетах! Я, оказывается, в одиночку геройски раскидал двенадцать разбойников и спас трех девиц… Третьей, наверное, был ты, или как это понимать?.. А недостающими разбойниками — сотрудники Флавиуса? Ненавижу! И так всегда, стоит мне влезть в какую-нибудь заваруху, как из меня по привычке начинают опять делать героя, не стесняясь в гиперболах… и если бардам это еще так-сяк можно простить, то журналистов поубивал бы!

— Это они по привычке, — чуть повеселел Кантор.

— Имел я такие вредные привычки!.. И так всегда было! Почему-то всегда большая часть славы доставалась мне, хотя подвиги мы совершали вчетвером. А о девицах я вообще молчу.

— О каких девицах?

— О тех, которые влипают в неприятности и их потом приходится спасать. Как я ненавидел спасать девиц, если б ты только знал! От них потом отделаться трудней, чем спасать! И что противно, почему-то все обязательно липли именно ко мне.

— А что ты хотел? — посочувствовал Кантор. — Чтобы они к подругам липли? А Шанкар их, наверное, распугивал своей прической.

— Да ну их… — махнул рукой Элмар. — Ты-то как?

— Полный…, — вздохнул Кантор. — Вижу то, чего нет, снится всякая дрянь… Вчера вертолетики, сегодня король приходил…

— Что, замучил расспросами? Вот ведь настырный, не мог пару дней подождать.

— А к тебе он приходит?

— А как же! Сегодня я от него таких комплиментов наслушался, до сих пор стыдно. Хорошо, что ты напомнил, мне еще в Голдиану надо, перед Факстоном извиниться. Так что выздоравливай, я а побежал. И обязательно поешь. Я, может, позже еще забегу.

Элмар тяжело поднялся, махнул рукой и удалился, тяжко вздыхая и ворча себе под нос варварские ругательства, а его место заняла Ольга с тарелкой супа, который она всерьез намеревалась запихнуть в несчастного больного. Кантор все же попытался отвертеться от принудительного кормления, ссылаясь на то, что ему плохо, но Ольга добросовестно следовала указаниям Элмара, и в конце концов несчастный больной сдался, решив, что дешевле будет согласиться. Тем более, спорить дальше сил не было. Он покорно позволил ей кормить себя с ложки, поскольку правой рукой удержать ложку не смог, а левой не умел. Как ни странно, после ужина ему действительно немного полегчало. То ли от Ольгиных таблеток, то ли Элмар был прав, но вечер прошел вполне терпимо. Ольга снова сидела рядом и гладила его по голове, рассказывая очередную нестрашную сказку о том, как один парнишка переместился во времени и сам себе наделал хлопот, всунувшись между собственными родителями в тот момент, когда они должны были познакомиться. Кантор так и не понял половину из услышанного, потому что в сказке было слишком много непонятных слов, но ему все равно понравилось. Потом забежал Жак, посочувствовал, стараясь не смотреть на Кантора, рассказал анекдот и быстро убежал. Заглянула Тереза, сообщила, что приехала мэтресса Стелла, пришла в восторг от стенки в гостиной Жака и обещала завтра же зайти к Кантору. Еще приходила несравненная Азиль, тоже посочувствовала, ласково погладила по щеке и посоветовала Ольге не уходить на ночь, а разделить постель с больным возлюбленным. Странный совет, как впрочем, все советы прекрасной нимфы, но Кантору он показался соблазнительным. К сожалению, Ольга наотрез отказалась, заявив, что она вертится и пинается во сне, и очень боится сделать больно бедному Диего или еще чем-нибудь навредить. Сам Кантор был бы не против, но настаивать постеснялся. Еще подумают что-то не то…

Присутствие трех прекрасных дам произвело на него такое благотворное воздействие, что он сам не заметил, как начал улыбаться и думать о вещах, совсем не подобающих несчастным больным. Он задремал под их щебет, и ему приснился странный сон. Впрочем, по сравнению с остальными снами последних дней он был напротив, очень прост и незатейлив, а странно было отсутствие в нем всяких ужасов и бредовых видений. Кантору просто приснился отец, таким, каким он был в Лабиринте — серьезный юноша лет восемнадцати в какой-то варварской одежде. Он выглядел очень расстроенным и встревоженным.

— Папа, — неуверенно позвал Кантор, подходя на пару шагов и не очень надеясь услышать ответ. — Это ты? Где ты? Куда ты пропал? Все говорят, что ты жив, но никто не может понять, куда же ты в таком случае подевался. Может, тебе нужна помощь?

— Ну что ты, малыш, — печально улыбнулся юный маг. — Я просто уехал. Очень далеко. Так сложились обстоятельства, что я не успел никого предупредить, поэтому и решили, что я пропал. А где ты? Ты жив?

— Со мной все в порядке, — успокоил его Кантор. — А куда ты уехал? Вернулся на те волшебные острова?

— Да, сынок, — вздохнул отец. — На острова.

— Ты вернешься когда-нибудь?

— Не думаю. Разве что, случится что-нибудь особенное. Очень особенное. Расскажи лучше, как ты? Где ты сейчас?

Кантор принялся торопливо перебирать в памяти последние пятнадцать лет своей жизни, чтобы успеть рассказать все самое главное, пока сон не прервался, но все-таки не успел. Его разбудили посторонние голоса в комнате.

— Вы же не крестьянин безграмотный, — гневным шепотом отчитывал кого-то придворный маг. — Вы серьезный ученый, вы должны были понимать, чем чревато для пациента такое, с позволения сказать, лечение! Если несколько целителей одновременно и независимо друг от друга будут поить больного одним и тем же лекарством, этот больной вскорости покинет наш мир, и не от болезни, а от избытка лекарств. Вы что, не знали, что тут и без вас хватает целителей? Или вы не доверяете мне и нашему придворному мистику? Тем более, насколько я помню, вы вообще не врач.

— А вы откуда знаете? — недовольно проворчал голос Амарго. Кантор приоткрыл глаза, и в полумраке комнаты перед ним предстала очередная серия бредовых картинок. У его кровати, неподвижно застыв в очень неудобной позе, стоял его командир и наставник, доблестный товарищ Амарго, а почтенный мэтр расхаживал по комнате, воздевая руки, как обычно, когда сердился.

— Абсолютно точно знаю, — сказал маг, останавливаясь и устремляя на провинившегося целителя слегка ироничный взгляд. — Может быть, обычные люди вас уже не узнают, внешне вы изменились с возрастом, но я отлично помню, что двадцать пять лет назад я лично вручал вам премию Королевского университета за выдающиеся достижения в области химии. А теперь позвольте спросить, как вы сюда попали?

— Раз вы меня изловили, вы сами знаете, — рассержено отозвался Амарго. — Или хотите прикрыть вашего любимого ученика, чтобы я не догадался, что это он меня сдал?

— Ах, это был Мафей? Вы не правы, уважаемый мэтр, он вас не сдавал. Я просто оставил в комнате небольшую магическую вещицу, дающую сигнал, что сюда вошел посторонний. А Мафею следует, наверное, хоть раз надрать уши за все его художества.

— Хорошо, — раздраженно ответил Амарго. — Отпустите меня, наконец, если я вам больше не нужен. Я тут стою, как полный идиот, согнувшись пополам… Не приведи небо, Кантор проснется и все увидит!

— Постойте еще минутку, — без малейшего сочувствия ответил старый волшебник. — Сейчас я немного поработаю с пациентом, а потом мы с вами переместимся в более приемлемое место и продолжим нашу беседу. У меня к вам есть еще несколько вопросов.

— А с чего вы взяли, что я на них отвечу?

— А куда вы денетесь. — Мэтр подошел поближе к кровати и наклонился. Кантор поспешно закрыл глаза, но такие наивные попытки обмануть старика, настоящий он там или нет, разумеется, ничем помочь не могли. — А что это вы не спите, молодой человек? Спать немедленно.

И Кантор мгновенно провалился в сон. На этот раз без всяких сновидений. Во всяком случае, проснувшись утром он так и не смог вспомнить ни одного. Да как-то и не было у него желания напрягаться и вспоминать.

Гораздо насущнее были другие желания. Например, выбраться из пропитанной потом постели, открыть окно, сходить в туалет, вымыться и обязательно хоть чего-нибудь съесть.

 

Глава 14

Примерно в это же время где-то очень далеко, так далеко, что трудно даже представить, где, товарищ Пассионарио мучился совершенно противоположной проблемой. Он как раз безуспешно пытался вспомнить, как попал туда, где находится. Нет, не подумайте чего, он ни капли не пил перед этим, но травы вчера было так много, что трудно было прямо сразу, проснувшись, сообразить, почему он не в лесу, как было все последние дни, а в помещении, и перед глазами не стеганое одеяло, а голубая обивка дивана в огромных белых ромашках. Это надо же было додуматься таким диван обить…

Первым делом он протер глаза и потряс головой, надеясь, что это просто последствия злоупотребления травой и от его нехитрых действий все встанет на место. Незнакомая комната оказалась вполне реальной, однако немного прояснилась память и неохотно подсказала, что вчера он куда-то летел, причем не своим ходом, а в маленькой летающей карете, только вот с кем и куда… Наверное, решил он, надо встать, умыться, выпить кофе, а там все само вспомнится. Когда голова немного перестанет болеть и заработает в нормальном режиме.

Пассионарио сполз с дивана и огляделся по сторонам. Первым делом он обнаружил пару кресел той же жуткой расцветки, что и диван — голубые в белых ромашках. Потом небольшой низкий столик из гладкого полупрозрачного материала, заваленный пустыми жестяными банками и яркими фантиками. Столик был теплого оливкового цвета и имел невообразимую форму кляксы с дыркой посередине. Вождь и идеолог грешным делом даже засомневался, а не сотворил ли он сам это чудо мебельного производства вчера по укурке. Потом, прикинув свои возможности, решил все же, что не осилил бы, и стал рыться в куче фантиков, надеясь найти что-то съедобное, поскольку память смутно напомнила, что в этих фантиках содержалось что-то сладкое, а в банках — что-то жидкое. Банки оказались пусты, однако он отыскал несколько непочатых пакетиков и погребенную под фантиками чашку с остывшим кофе, которую вчера явно путали с пепельницей. Развернув пакетик, неисправимый сластена Пассионарио радостно вгрызся в его содержимое, отхлебнул холодный кофе и продолжил осмотр помещения, надеясь еще что-нибудь вспомнить. Лежащая в одном из кресел гитара слегка расширила круг воспоминаний. Помимо кофе, травы и конфет вчера здесь имел место небольшой самодеятельный концерт. Во всяком случае, сам он точно исполнял баллады наставника и революционные песни собственного сочинения, а его собеседник, в свою очередь… А с кем он, собственно, здесь заседал?

Скользнув глазом дальше, Пассионарио обнаружил загадочный предмет мебели с темным стеклянным окном посередине и яркую картинку на стене над ним, изображавшую, несомненно, группу бардов. Ни одному нормальному человеку не пришло бы в голову так одеться. Особенно так, как второй слева, толстощекий лохматый блондин в трех рубашках разных цветов одна поверх другой…

Круглая физиономия блондина в трех рубашках показалась вождю чем-то знакомой, и, поднапрягшись, он окончательно вспомнил, как он сюда попал и что тут делал. Это же тот самый милый старичок, что прилетал в гости к лесным жителям. Точно, он, только молодой. Петь песни они начали еще в лесу, как только ребята немного выпили, а потом старичку понравилось творчество молодого барда, и он затащил его к себе домой. Вот и все понятно. Это с ним они тут вчера развлекались в две гитары и тянули косяк за косяком, пока не попадали. Только где же он сам? Пошел спать в другую комнату или полетел куда-то дальше веселиться?

Ладно, разберемся… А вот этот ящик он вчера каким-то образом включал, и в нем можно было видеть, как в магическом зеркале, даже лучше, не только сквозь пространство, но и сквозь время. Да, вчера это стекло светилось, и на нем играли эти пятеро молодых ребят. Рыжий певец, гитарист в трех рубашках, хин-барабанщик, парень с черным лицом и изогнутой трубой, и еще один, непонятно на чем он там играл… Занятно, наверное, хранить в волшебном ящике воспоминания о своей веселой молодости. Захотел — посмотрел… Это, наверное, и есть тот самый монитор, о котором мэтр Максимильяно рассказывал.

При воспоминании о наставнике настроение у Пассионарио вдруг резко испортилось. Хорош предводитель, нечего сказать! Бросил все на произвол судьбы, удрал неизвестно куда, жрет тут конфеты, курит траву и развлекается музыкой, а там, наверное, опять Амарго с ума сходит, Стелла его таблетками кормит, охрана во главе с доном Аквилио потихоньку плачет по углам, наставники гневаются, а деятельный принц Мафей торчит у зеркала, пытаясь отыскать пропавшего приятеля и рискуя вляпаться в какие-нибудь неприятности… Вот позорище! Сколько же он тут болтается? Дня три, не меньше. И кто он после этого? Слов не находится. Был бы жив Кантор, уж он бы слова нашел, самые что ни на есть правильные, выдающиеся способности к художественной матерщине — это все, что осталось в нем от барда.

Вспомнив про Кантора, вождь и идеолог пришел в полное уныние и задумался, как же ему теперь отсюда выбираться. Надо же как-то домой возвращаться, он же обещал… Только как же теперь вернуться? Если это мир Альфа, значит он опять где-то напутал при телепортации и попал не туда, куда намеревался. И чтобы вернуться домой, надо опять скакать между мирами, пока не попадешь в свой. А так можно скакать неограниченно долгое время. Объявиться официально и попросить отослать его домой через т-кабину? Так ведь либо несведущие граждане за психа примут, либо с наставника его начальство три шкуры спустит. Может, в эльфийское посольство сходить? Мэтр Максимильяно говорил, что на Альфе есть эльфийское посольство… А где его искать? Разве что подождать, пока проснется гостеприимный хозяин и попробовать у него спросить? Правда, дедуля по-мистралийски ни в зуб ногой, но как-то же они до сих пор общались…

Его размышления были прерваны звонким щелчком дверного замка и шагами в коридоре. И не успел Пассионарио подумать, куда же это уходил развеселый старый бард, как в комнату, кого-то по пути окликая, шагнуло довольно забавное существо, которое на глаз можно было определить, как особо неудавшегося полуэльфа. Может, для людей он был и ничего, если не считать ушей и оливкового цвета кожи, но по эльфийским канонам красоты парень тянул на неизлечимого урода. Слишком много в нем было человеческого, и как раз такого, что у эльфов не приветствуется. Круглая физиономия с пухлыми щеками, курносый нос и тяжеловесное человеческое телосложение с явной склонностью к полноте вряд ли могли считаться эстетичными по их понятиям. А уж уши были вовсе венцом творения — огромные лопухи, по-эльфийски заостренные и по-человечески оттопыренные, они нахально торчали из-под рыжевато-золотистых лохматых волос.

— Привет… — растерянно произнес лопоухий пришелец на чистом эльфийском. — Ты кто?

— Я здесь… в гостях, — медленно подбирая слова, пояснил Пассионарио, недоумевая, с чего вдруг к нему обращаются на этом языке. Потом сообразил, что если парень полуэльф, то он, разумеется, непременно хоть немного маг и разглядеть собрата может с первого взгляда.

— Охренеть! — восхитился гость, продолжая его изучать. — У тебя круглые уши, или мне с бодуна мерещится?

— Круглые, — утешил его Пассионарио. — А что?

— Батя всегда тащит в дом разных прикольных типов, особенно если по укурке, — жизнерадостно пояснил гость, плюхаясь в кресло. — Но эльфа с круглыми ушами я еще не видел. Где он тебя выкопал? У тебя тоже тут родня? А почему я тебя до сих пор не знаю? Как тебя зовут?

— Ребята в лесу звали меня Бэтмэн, — вспомнил Пассионарио. — Сойдет?

— Нормально! — хохотнул веселый полуэльф и зашуршал фантиками на столе. — А меня папа зовет Толиком. Мама, разумеется, иначе, но Толик мне больше нравится. Короче и прикольнее.

— Этот дедуля — твой отец? — уточнил Пассионарио, хотя уточнения не требовались. Уж слишком явно было портретное сходство между этим Толиком и портретом хозяина в молодости, если опять же не считать ушей.

— А что, не видно? — все так же жизнерадостно отозвался Толик, продолжая копаться. — Ну, вы даете, вдвоем столько шоколада сожрать! Вас не обсыпет? А с чего тебя зеленые Бэтмэном прозвали?

— Кажется, потому, что я летаю, — предположил Пассионарио. — Но я не уверен.

— Ты еще и летаешь? А не боишься, что поймают?

— Кто?

— Да кто угодно. Хоть самые обычные менты.

— За что?

— Странный ты какой-то. Ты что, с Луны свалился? В первый раз на Альфе? Не знаешь, что здесь запрещено колдовать?

— Почему?

— Не понял, ты отсталый какой-то или дурака валяешь? Кто бы тебя пустил на Альфу без подписки, что ты будешь соблюдать договор Раэла?

— В жизни про такой не слышал, — честно признался Пассионарио. — А на Альфу я попал нечаянно, телепортировался неудачно. И теперь не знаю, как домой попасть. Ты сам местный или с Эпсилона?

— Да как тебе сказать… Я и там, и там болтаюсь. Здесь колдовать нельзя, а без этого становится скучно. А с эльфами я подолгу не могу, жуткие снобы, раздражают своим эстетством. А люди — жлобы несусветные, и тоже очень скоро меня достают. Вот и живу понемногу то там, то тут, поскольку и от одних, и от других быстро устаю. А ты?

— А я с Дельты, — вздохнул Пассионарио.

— Ну ни фига себе! Это же закрытый мир, как тебя угораздило?

— Родился я там. И живу.

— А, так ты вроде меня, — понимающе кивнул Толик, выкапывая из-под груды мятых бумажек банку. — О, пиво нашел… Ну, хоть что-то… А на Дельте еще бывают эльфы?

— Бывают, но редко. Нас таких всего двое во всем мире. Я и один мой приятель.

— Да? А кто из вас бедный сыночек Хоулиана, ты или твой приятель?

— А ты знаешь папу? — обрадовался Пассионарио. — Он тебе даже обо мне рассказывал?

— Понятное дело, он вообще любитель потрепаться в постели о чем-нибудь сентиментальном.

— А вы с ним… — осторожно уточнил Пассионарио, надеясь, что его не слишком явно перекосило от такого откровенного заявления.

— Дело прошлое, — охотно пояснил Толик. — Был у нас с ним бурный роман, который закончился не менее бурной сценой ревности, когда мы не поделили одну веселую девчонку. Теперь вспомнить стыдно, из-за чего было заводиться? Прекрасно могли бы и втроем… Но он ничего, мне понравился. В отличие от остальных эльфов, находил меня симпатичным. У него вообще своеобразный вкус.

— Я в курсе, — согласился Пассионарио, немедленно вспомнив папину последнюю безответную любовь. Нет, с этими эльфами точно рехнуться можно…

— А ты с ним видишься? Как у него дела?

— В порядке. Влюбился по уши в здоровенного мужика, а тот пришел в ужас от одной мысли о чем-то подобном. Теперь папа вдохновенно страдает и с горя утешается со всеми близлежащими дамами, а объект его любви психует и переживает, что о нем люди подумают.

— Значит, точно в порядке, — засмеялся Толик. — Увидишь папу, передавай от меня привет. А я, наверное, пойду в подвальчик, кофе выпью, с народом потусуюсь, а то мой драгоценный предок теперь до полудня будет дрыхнуть. Он и без всякой травы не дурак поспать, а после такой ночки тем более… Нет, господа, люблю я своего папу! Вот так приходишь к нему в гости, к почтенному дедушке пенсионного возраста, и что там застаешь? В доме бардак, по диванам валяются какие-то левые гости, а сам почтенный дедушка спит обкуренный… А еще говорят, будто эльфы несерьезные и безответственные! Ты как, Бэтмэн, несерьезный и безответственный?

— Ужасно, — признался Пассионарио. — Но это же не только про эльфов говорят. Про бардов тоже. А твой папа… Такие даже среди бардов редко встречаются, мало кому удается полностью сохранить Огонь в таком почтенном возрасте.

— Ну, если говорить о людях, то конечно, — согласился Толик и полюбовался на картинку на стене. — Но, должен сказать, папа правильный человек. Никогда ни о чем не переживал, потому и дожил до своих лет, и Огонь сохранил, и еще долго проживет, если не свернет себе шею как-нибудь по пьяни или по укурке. Эти-то ребята, — он кивнул на картинку. — Ведь никого уже в живых нет. Даже сам Кангрем к старости совсем сдал. А какие замечательные ребята были… А, ты же, наверное, никогда не слышал о них, ты же из закрытого мира…

— Слышал… — ахнул потрясенный идеолог, мгновенно забыв о всякой конспирации. — Так что, твой папа — тот самый? Соло-гитарист из «Вредных ископаемых»?

— А что, ваш мир вовсе не такой закрытый, как говорят, или откуда ты это знаешь?

— Переселенцы говорили, — спохватился Пассионарио, поняв, что ляпнул лишнее.

— Какие переселенцы? К вам что, массово переселяются?

— Не массово, но бывают единичные случаи… Происходит некий магический обмен, суть которого до сих пор никто не смог объяснить. Когда умирает маг, он каким-то образом не совсем умирает, а перемещается в иной мир. А взамен, соответственно, из того мира перемещается кто-то еще. Для равновесия. Назад они вернуться не могут, вот и остаются у нас, живут себе, рассказывают всякие интересные вещи.

— А, я думал они обычным путем переселяются. Ну, вроде как эльфы путешествуют между мирами.

— А ты умеешь?

— Что? Перемещаться между мирами? Само собой. А ты что, сам не умеешь, что такие дурацкие вопросы задаешь?

— В том-то и дело, — вздохнул Пассионарио. — Не умею. Я сюда нечаянно залетел, а теперь не знаю, как мне домой вернуться. Ты ничего не посоветуешь?

— А что я могу посоветовать? Я тебя отправить не смогу, я никогда не был на Дельте. Разве что своих эльфийских родственников поспрашивать, но не хочется. Они меня не особенно любят, даже мама до сих пор ужасается, как это она могла произвести на свет такого урода.

— А как ее угораздило? — полюбопытствовал Пассионарио, которому действительно было интересно, как это эльфийка могла позариться на пухленького барда. — Или ей нравились полные мужчины?

— О, это отдельная история, — рассмеялся Толик. — Она поспорила с подругой, что переспит с Кангремом, приперлась на концерт, а после концерта поехала с ребятами кутить. Они обычно поклонниц с собой не таскали, но для эльфийки сделали исключение. Весь вечер она к Кангрему клеилась-клеилась, а тот человек серьезный, семейный, не соблазнился даже из чистого интереса. Поморочил маме голову, и смылся домой, к жене. А мама к тому моменту допилась уже до того, что ей и папа ничего показался. А потом прошло некоторое время, родился я, и мама, как это любят делать эльфийки, подкинула меня папе, рассудив, что раз люди так привязаны к своим детям, то пусть папа меня и растит. А папе такой подарочек был куда как кстати, у него то гастроли, то репетиции, то всяческие мероприятия, ну, как у всякого музыканта. Так что меня нянчили бескорыстные поклонницы, а он только временами забегал потетешкать. А потом, когда я подрос и пошел Силой баловаться, случился международный скандал, маму мигом отыскали и обязали заниматься моим воспитанием. С тех пор я и болтаюсь между двумя мирами. Но сегодня у меня что-то нет никакого настроения общаться с эльфами, тем более просить об одолжениях. Давай лучше знаешь как сделаем? Ты попробуй добраться домой сам, а я с тобой пойду, если что будет не так, всегда сможем вернуться сюда, в папину квартиру и начать сначала.

— Прямо сейчас? — растерялся Пассионарио.

— А ты что, хочешь, чтобы тебя тут изловили все-таки за твои полеты и прочие магические художества? Странно еще, что до сих пор никто не обратил внимания. Я бы, конечно, не против пообщаться с тобой и поближе познакомиться, но как-то не хочется попасть в соучастники. Ты, как случайный гость из закрытого мира, может, и отвертишься, а я-то подписку давал, и отвечать мне придется. Так что давай убираться отсюда, а познакомиться можно и потом.

— Хорошо, только неудобно как-то… Я даже не попрощался с твоим папой и не поблагодарил его за гостеприимство…

— Я ему передам твои прощания и благодарности. Ты же все равно ни одного местного языка не знаешь. Как вы с ним до сих пор общались?

— Не знаю. Как-то общались. После пары косяков языковой барьер исчезает.

— Понятно. Вот тебе шоколадка и фирменная кепочка на память, и пошли.

— Она же мне велика… — растерялся Пассионарио, примеряя красную шапочку с огромным козырьком.

— Деревня! Она безразмерная, там сзади можно подтянуть. Надевай, она к твоей раздолбайке как раз подойдет.

— А что на ней написано?

— Радио «Прикол». Я там работаю, на радио. Передачу веду. Ты не отвлекайся, а то опять промахнешься.

Пассионарио надел подаренный головной убор и сосредоточился на ориентирах учебной комнаты Мафея. Лучше бы, конечно, было наведаться сначала на базу и успокоить своих безутешных телохранителей, но тащить туда жизнерадостного Толика было бы как-то неуместно. Лучше уж к Мафею, там хоть поймут правильно.

Первая попытка оказалась неудачной. Вместо предполагаемой комнаты они оказались на пустынной равнине среди каких-то древних руин.

— Драпаем отсюда, — мгновенно всполошился Толик. — Не фиг нам делать на Каппе, набегут местные — будет драка, а на кой оно нам надо?

— А они агрессивны? — уточнил Пассионарио, стараясь сосредоточиться получше.

— Ну, ты спросил! Постъядерная цивилизация, какие они еще должны быть? За пару ботинок башку открутят.

— А, я здесь был, — вспомнил непутевый маг. — Еле ноги унес.

— Вот и давай уносить, пока нас никто не увидел.

Следующий пейзаж был приятнее — редкий лиственный лес, над верхушками которого возвышались тонкие башни то ли дворца, то ли храма. Легкий ветерок доносил мелодичный звон множества колокольчиков и негромкое пение на несколько голосов. Однако Толик снова потребовал убираться поскорее, так как «шархи вообще-то ребята хорошие, но очень не любят, когда к ним вламываются без спросу, и могут обидеться». Пассионарио очень хотелось взглянуть на историческую родину мэтра Максимильяно, но заработать очередных неприятностей желания не было, поэтому он незамедлительно последовал совету.

Оглядевшись в очередной раз, он обрадованно заметил:

— О, здесь я уже был! Я помню эту свалку!

— Да что тебя так и тянет на Каппу! — недовольно проворчал Толик. — Давай убираться, не хватало только на граков напороться. Говорят, они на таких свалках любят селиться.

— А кто это такие? — уточнил Пассионарио, в очередной раз пытаясь вспомнить проклятые ориентиры, которые почему-то никак не срабатывали.

— Очень гадостные мутировавшие твари. Здоровые, зубастые, и что противно, их ни магия не берет, ни лазер, ни плазма, ни обычный огонь. А пули просто насквозь проходят, как сквозь кисель, и никакого вреда не причиняют.

— Действительно, гадостные, — согласился Пассионарио, вспомнив, как драпал с этой свалки в прошлый раз, и сразу перестав радоваться знакомым местам. — Хуже троллей. Тех хоть огонь берет хорошо. А при известной сноровке можно и мечом управиться. Кстати, тот парень, по которому безнадежно сохнет мой влюбленный папа, однажды свернул шею троллю голыми руками.

— Верю, — охотно согласился Толик. — Хоулиану всегда такие нравились. Но все-таки давай убираться из этого нехорошего места, а то у нас с тобой так не получится, как у этого замечательного парня, и если нападут граки…

С четвертого раза вождю и идеологу все-таки удалось попасть в цель. Почти точно. Ну, вместо учебной комнаты вломились в спальню, подумаешь, мелочи. Все равно Мафея не было ни там, ни там. Наверное, или развлекается где-то, или наставник увел на полевые занятия.

— Попал, — сообщил он, пропуская нового знакомого в дверь. — Вот здесь и живет мой приятель. Можешь взять ориентиры и заходить в гости. Скажешь, что ты меня ищешь, и познакомишься сам, я вижу, ты парень общительный. Только постарайся не попадаться на глаза королю, а если попадешься, прикинься нормальным эльфом с Эпсилона, а об Альфе даже не упоминай, а то он так и старается завязать знакомства в других мирах, а это может не понравиться службе «Дельта».

— Ты не слишком много знаешь для парня из закрытого мира, который в первый раз на Альфе? — хитро прищурился Толик. — Ну да ладно, делишки службы «Дельта» меня не касаются. Будет время, загляну. А ты, если опять потеряешься, приходи сразу к папе. Он будет рад тебя видеть, а я, если что, помогу домой добраться. Хоулиану привет передавай.

— Хорошо, — кивнул Пассионарио. — Спасибо.

— На здоровье, — засмеялся Толик и исчез почти мгновенно.

А блудный принц переместился на верхушку башни, чтобы вдруг не попасться кому-нибудь на глаза, и принялся вспоминать ориентиры памятной лестничной площадки с заветной дверью, в которую он неоднократно стучал по утрам. Как ни печально это все, как ни тяжело, он же обещал Амарго, что сам сходит к безутешной подруге Кантора. Обещал, значит надо сходить. Вот он немного посидит… наберется мужества… соберется с духом… и все-таки наведается. Хоть бы ее дома не было, что ли…

Мужества неустрашимый вождь набирался часа четыре, так что, когда он все-таки постучал в знакомую дверь, был уже вечер. На стук долго никто не отвечал, и товарищ Пассионарио уж решил было, что судьба смилостивилась над ним и дала возможность отложить тягостный разговор на неопределенное время. Но тут отворилась дверь напротив и на площадку выглянула соседка.

— Вы Ольгу ищете? — поинтересовалась она, с интересом рассматривая его костюм.

— Да, — ответил Пассионарио, с запозданием вспомнив, во что он одет, и понимая, что деваться уже некуда. Когда и как он умудрился сменить свой камзол на эту «раздолбайку», а штаны — на джинсы, он помнил плохо. Кажется, штаны порвались и ему кто-то дал свои, а камзол… а, вспомнил, поменялись с одним парнем на память. Хоть бы переоделся, балбес…

— А Ольга здесь сейчас не живет, — охотно просветила его соседка. — Господин Жак пригласил ее пожить некоторое время у него. А вы кто, бард? А где ваша гитара? Или вы художник?

— Я поэт, — вдохновенно начал врать Пассионарио, одновременно изыскивая повод поскорей смыться, поскольку явственно чувствовал излишний интерес к своей особе со стороны любопытной девицы. — Хотел познакомиться с творчеством выдающихся бардов других миров, до меня дошли слухи, что проживающая здесь дама обладает уникальными образцами этого самого творчества… А где мне найти этого гостеприимного господина Жака?

— Поэт?! — восторженно захлопала глазами соседка и кокетливо улыбнулась. — Подумать только! А вы не…

— Прошу вас, — напомнил вождь и идеолог, все сильнее ощущая, что интерес юной дамы к незнакомому поэту начинает переходить всякие рамки подобающего порядочным девицам. — Вы отвлеклись. Вы как раз собирались объяснить мне, где живет господин Жак.

— Недалеко… — очень медленно начала объяснять девица, не сводя с него глаз. — Всего пять кварталов, если идти по левой стороне улицы по направлению к центру, а у фонтана свернуть направо и там будет видно очень высокий железный забор… Его там все знают, спросите, где дом старой Джессики, вам покажут. Но их все равно в это время дома нет, может вы зайдете, подождете…

«Ага, посидите, выпьете чаю, почитаете стихи, а там, может, и перепихнемся между делом…» — недовольно подумал Пассионарио, у которого не было никакого настроения флиртовать со всякими посторонними соседками, и кратко ответил:

— Большое спасибо. Прощайте.

Когда он спускался по лестнице, в подъезде витало невыразимое разочарование.

Дом Жака он нашел почти сразу, хотя до него пришлось добираться пешком по улице, привлекая внимание прохожих своим неуместным нарядом и красной шапочкой. Где-то на середине пути к нему попыталась привязаться группа местной шпаны, начав издалека отпускать замечания касательно его костюма, так что пришлось остановиться и внушительно посмотреть на них в упор, ненавязчиво поигрывая огненным шариком. Геройских ребят тут же как ветром сдуло. Все-таки это вам не Мистралия, господа, здесь не находится дураков связываться с магом на предмет кто кому начистит чайник…

Как и предрекала разговорчивая соседка, ни Ольги, ни Жака дома не оказалось. На стук выглянул какой-то небритый ремесленник в заляпанном известью рабочем халате и разъяснил, что в доме ремонт, потому как на днях в гостиной имела место небольшая битва магов. А все жильцы переехали временно погостить к его высочеству Элмару. Это было уже легче, в библиотеке Элмара Пассионарио как-то бывал. Его водил туда Мафей, разумеется, без ведома хозяина, показать одно редкое издание, «Боевые песни западных варваров в обработке маэстро Айре», из которого вождь и идеолог намеревался почерпнуть новые мотивы для своей революционной поэзии. Правда, такая повальная эпидемия переездов и странные битвы магов в гостиных показались товарищу Пассионарио подозрительными, однако он не стал над этим задумываться, а поспешил телепортироваться в библиотеку, радуясь, что по крайней мере не надо больше ходить по улицам и пугать своим видом прохожих. Задумался он, только оказавшись на месте. Ну, вот он пришел, явился, вестник хренов, приперся, наконец. И что дальше? Что этой бедной ненормальной переселенке сказать? «Здрасте, а Кантор больше не приедет, потому как его плютам скормили»? Нельзя же так… Надо же как-то постепенно… издали… Проклятье, великий оратор, куда же твое хваленое красноречие подевалось? Пропил-прокурил, раздолбай? Стоишь, пень пнем… Нет, надо спокойно сесть и подумать, что сказать и с чего начать. Здравствуйте, я… а кто я, собственно? Как ей представиться? Вот влип…

Пока великий оратор ломал голову, с чего начать и как объяснить, кто он такой, не нарушая конспирации, сработал вечный и неизменный закон подлости. В библиотеку вошла худенькая девушка с соломенными косичками и застыла на пороге, воззрившись на незваного гостя с удивлением и некоторой опаской.

— Вы кто? — спросила она, и Пассионарио с ужасом осознал, что так и не придумал, как представиться.

— Я… э-э… — растеряно начал он, понимая, что обычное «назовите меня как-нибудь» здесь не пройдет, ведь именно так с ней знакомился Кантор.

— Вы новый переселенец? — предположила девушка, отступая на шаг. — Тогда почему вы один, без Жака?

— Нет, — поторопился ответить Пассионарио, видя, что собеседница отступила еще на шаг и завела руку за спину. Кантор всегда так делал, у него была дурацкая манера носить пистолет без всякого чехла, просто заткнув за пояс на спине. — Я, собственно, к вам…

— Я так и поняла, — с неожиданной враждебностью отозвалась девица и все-таки рванула из-за пояса пистолет. — Не шевелиться. Отвечай быстро и без запинки, кто ты такой и кто тебя послал?

— Не надо… пожалуйста, — как можно тише и жалобнее попросил Пассионарио, пытаясь на расстоянии хоть немного унять страх и агрессивность, исходившие от этой ненормальной девчонки. Не зря на нее Кантор так запал, вот уж родственная душа… Что же ей сказать, как объяснить, кто он такой, чтобы не пальнула ненароком? А то если она и на спуск нажимает с такой же легкостью, как Кантор… — Вы меня не узнали?

— Я тебя впервые вижу, — не поддалась на провокацию злобная девочка.

— Верно. Вам не следовало меня видеть, — не стал возражать Пассионарио. И тут его осенило. Видимо, правильные слова имеют свойство приходить на ум только в экстремальной ситуации. — Но слышали неоднократно, так что мы, можно сказать, почти знакомы. Я — голос по утрам за дверью. Помните?

— А, точно! — обрадовано тряхнула головой Ольга и с облегчением опустила оружие. — А я думаю, что за голос знакомый! Вы ищете Диего?

— Ну… — промямлил великий оратор, не в силах сказать прямо. — Не то, чтобы… Не совсем… По правде говоря, я…

— Ольга, кто там? — прозвенел в гостиной волшебный голосок и в дверь просунулась головка очаровательной нимфы. И не успел вождь и идеолог осознать, что он окончательно и бесповоротно пропал, как несравненная Азиль с восторженным визгом повисла у него на шее.

— Плакса! Милый! Откуда ты здесь взялся?

— Ах, Азиль… — Пассионарио не удержался и растрогано вздохнул. — Узнала все-таки… Неужели ты помнишь каждого?

— Не каждого, — защебетала Азиль. — Но вас с маэстро трудно забыть… Ну вот, опять ты плачешь! Ничуть не изменился! Даже старше не стал! Ты уже познакомился с Ольгой?

— Ну… почти…

— А с каких пор ты стал таким застенчивым? Ты, наверное, какой-то совершенно особенный. Я еще не видела мужчину, который бы так стеснялся Ольги. Даже благовоспитанный Шеллар не стесняется обмениваться с ней непристойными анекдотами, а ты познакомиться постеснялся! Тогда знакомься. Это моя подруга Ольга. А это Плакса, любимый ученик маэстро Эль Драко.

— Да не то, чтобы любимый… — скромно поправил болтливую нимфу товарищ Пассионарио. — Просто единственный…

— А что, он не брал учеников? — полюбопытствовала Ольга.

— Маэстро был еще слишком молод, чтобы брать учеников, — засмеялась Азиль. — Но этот был исключением. Так что же мы стоим? Пойдемте в гостиную. Кстати, Ольга, а зачем тебе пистолет?

— Да так… На всякий случай… — пробормотала Ольга, возвращая оружие на место и одаряя любимого ученика маэстро извиняющимся взглядом. — У вас же на лбу не написано, кто вы и к кому… Так вы, значит, бард? Можно было догадаться. Кто ж еще в такой ночнушке по улицам ходит…

— Ой, и правда… — подхватила Азиль. — Плакса, а что это на тебе надето? Какая рубашечка милая… Она точно не ночная?

— Это раздолбайка, — пояснил Пассионарио, стремясь поддержать разговор о своем дурацком наряде, чтобы не заострять внимание на вопросе, кто он и к кому. — Мне ее подарили… давайте лучше действительно пойдем в гостиную, спокойно сядем и я вам все объясню…

Спокойно объяснить, ему, разумеется, не удалось. Несравненная Азиль тоже ничуть не изменилась за семь лет, во всяком случае ее манера задавать десяток вопросов одновременно, не оставляя времени на них ответить. Прекрасную нимфу интересовало абсолютно все — где он был (семь лет, ни много ни мало, по дням ей расписать, или как?), что делал, где он сейчас, выучился ли на мага, как хотел, не встречал ли кого из ребят, в частности самого маэстро… Правда, такая беседа была удобна тем, что от скользких вопросов можно было легко уйти, выбирая из непрерывного потока только самые безобидные. Так он делал, пока не вмешалась Ольга, которая ничего не понимала, и не попросила объяснить все сначала и по порядку. И хоть минуту не тарахтеть. И не плакать.

Азиль послушно замолчала, а Пассионарио смахнул предательскую слезу, невольно выступившую при упоминании о маэстро, и пояснил:

— Мы с Азиль встречались когда-то… очень давно. Когда я учился музыке и композиции у маэстро Эль Драко, а она танцевала в его труппе. Если честно, наше знакомство было очень кратким, хотя и перевернуло всю мою жизнь. Случилось так, что после прекрасной ночи, которую подарила мне несравненная Азиль, я обрел Силу.

— Я помню, — засмеялась Азиль. — Как ты разбудил меня своими воплями. Представь себе, Ольга, каково — утром проснуться от диких криков и обнаружить, что твой мужчина сидит на спинке кровати, в чем мать родила, таращится обалдевшими глазами на свои руки и вопит, что есть мочи: «Сила! Сила вернулась!» Я думала, бедняга с ума сошел. А оказалось, что когда-то он был учеником мага и однажды по собственной неосторожности потерял Силу. А в то утро она к нему вернулась. После того Плакса решил оставить музыку и вернуться на путь мага. И как, Плакса, получилось?

— Почти, — грустно улыбнулся Пассионарио. — Собственно, мой странный костюм и есть результат моих магических экспериментов. Я ошибся при телепортации и попал в совершенно другой мир, а там, если я верно помню, сменял свой камзол на вот эту чудную рубашечку, сам не знаю, зачем. А штаны у меня порвались, и мне добрые люди дали вот эти…

— Если верно помнишь? — хихикнула Азиль. — Ты что там, пил беспробудно все это время?

— Нет, что ты, я теперь вообще не пью, — заверил ее Пассионарио, почти веря в то, что сказал. — Пришлось бросить, а то моя Сила, как оказалось, не переносит больших доз алкоголя. Зато трава в том мире неплохая. И люди хорошие. Вот, шапочку подарили. И еще… вот, угощайтесь… я и забыл про нее…

Он вытащил из кармана пакетик, который всучил ему на прощанье веселый оливковый Толик, и, оторвав от сердца, выложил на стол. Я же кабальеро, напомнил он сам себе в утешение. Не подобает же прятать от дам сладости и трескать в одиночку тайком. Тем более, если уже целую кучу стрескал.

— Ой! Шоколадка! — ахнула Ольга, умиленно всплеснув руками. — Ой, спасибо! Настоящая шоколадка! И какая большая! Я их уже почти год не видела, и думала, больше никогда не увижу! Надо ее поделить, чтобы и ребятам хватило… Спасибо… э-э… а мне так вас и называть — Плакса?

— И можно на «ты»…

— Ну тогда и меня можно. Где ты умудрился выцепить эту шоколадку?

— А ты знаешь, что это такое? — я надеждой ухватился за тему Пассионарио. — Может, тебе известен рецепт этой удивительной… э-э… субстанции?

С бедной дамой тут же случился приступ истерического смеха, который она, отсмеявшись, объяснила тем, что в таком растаявшем состоянии это действительно не шоколадка, а субстанция, и что неплохо было бы ее сначала подержать в холодном месте, чтобы она хоть намного застыла. А затем объяснила, что основным компонентом этой… хи-хи… субстанции является порошок из плодов… или зерен?.. некоего растения, которое здесь не растет. Какао называется. А еще там, кажется, молоко, сахар… Да надо фантик почитать, там должно быть написано… А что, он действительно был в ее родном мире? И как там? Хоть какое там сейчас время?

— Не знаю… — виновато развел руками вождь и идеолог, с сожалением отвлекшись от грандиозных планов разведения чудесного растения в Мистралии, когда станет королем. А что, всего делов-то — попросить папу привезти семян, и разводи на здоровье… — Я мало что понял из того, что видел. Познакомился с очень странными ребятами, выдающимся бардом и его непутевым сынулей-полуэльфом… Уникальный экземпляр. Скажи, Азиль, ты когда-нибудь видела толстого эльфа?

— Нет, — засмеялась Азиль. — Но я их не так много вообще видела. А что, так бывает?

— Как сказал бы мой папа, от этих людей чего угодно можно набраться.

— Ты же говорил, что ты сирота, — упрекнула его Азиль. — Врал? Или сейчас выдумываешь?

— Да не врал я, просто не знал. Мама мне как-то не отчитывалась, когда и с кем, и я искренне полагал, что человек, которого я звал папой, действительно был моим отцом. Оказалось, все не так просто. Так что можешь меня поздравить, теперь я не сирота. У меня есть отличный папа, парень приятный во всех отношениях, за исключением некоторых невинных слабостей, присущих эльфам…

— Например, влюбляться в здоровенных героев и отравлять им жизнь, сидя по вечерам на заборе и печально пялясь на окна… — хихикнула Ольга. — Это, кстати, не твой папа, случайно?

— Ну а кто же еще…

— Серьезно? Хоулиан — твой папа? — обрадовалась девушка. — А ты не мог бы как-нибудь с ним поговорить и попросить не доставать Элмара своим безмолвным обожанием? А то мне его аж жалко…

— Кого? — хитро уточнила Азиль.

— Да обоих, в общем-то, но Элмара сильнее.

— Можно и поговорить, — вздохнул Пассионарио, — но это бесполезно. Да вы скажите Элмару, пусть не переживает так, папа через неделю-две сам угомонится. Он на редкость непостоянен.

— А ты? — улыбнулась Азиль. — Ты совсем забросил музыку, или до сих пор пытаешься освоить основы композиции?

— Конечно, всерьез я музыкой теперь не занимаюсь, — скромно опустил глаза Пассионарио. — Но не забросил, и даже достиг некоторых успехов. Я даже сочиняю песни на собственные стихи.

— Жаль, гитары нет, — посетовала Азиль. — Я бы с удовольствием послушала. Хотя маэстро и ругался, что таким непутевым учеником его наказали боги за какие-то грехи, ты все же, помнится, неплохо играл.

Пассионарио не удержался от желания порисоваться перед дамами и заверил их, что гитару сейчас достанет. Он вышел в библиотеку и тихонько переместился в свою хижину на базе, совершенно забыв о том, что рискует нарваться на Амарго и получить двухчасовую порцию нравоучений. К счастью, в комнате никого не оказалось и его прихода никто не заметил. Однако, снимая с гвоздика гитару, он немедленно вспомнил, зачем, собственно, явился к девушке, и едва удержался, чтобы в очередной раз не расплакаться. А как можно было взять в руки гитару и не вспомнить при этом Кантора, когда-то — строгого, но любимого наставника, затем — верного друга и телохранителя. А вспомнив, как не заплакать? Нет, только не сейчас, напомнил он сам себе. Не ровен час, кто-то войдет, и выслушивай тогда…

Он поспешно протер рукавом глаза, заглянул в зеркало, поправил челку, вздохнул несколько раз и вернулся в гостиную Элмара, где дамы терпеливо ожидали великого момента приобщения к прекрасному. Присел на диван, привычно пристроив инструмент на колене, тронул струны, подтянул четвертую. Вечно она сбивается со строя, наверное, колок разболтался… Кантор как-то сказал, что таким инструментом только гвозди забивать, и вообще это не гитара, а дрова.

Исполнять свои бодрые революционные песни у расстроенного вождя и идеолога не было никакого вдохновения, особенно из-за того, что сам процесс исполнения постоянно напоминал о покойном наставнике, безжалостно и больно. Зато сама как-то пришла на ум одна мелодия, которую он услышал в гостях у старого барда, пронзительно печальная, полная надрывной беспросветности и как раз соответствующая его нынешнему настроению. Слов он, к сожалению, разобрать не смог, но мелодия запала в сердце так прочно, будто он не слышал ее всего два раза, а знал всю жизнь. Он играл вдохновенно и самозабвенно, вкладывая в музыку весь свой Огонь, которого у него, надо сказать, хватало. Иногда сбивался с тональности, иногда явственно фальшивил, спутав ноту или просто не попав по струне, но не обращал на это внимания. Он играл и видел, как влажнеют и грустнеют глаза слушательниц, и вдруг понял, что не сможет сделать того, зачем сюда явился. Не сможет сказать этой славной доверчивой девчонке, что ее любимый Кантор больше никогда не приедет, потому что его больше нет. Ни сегодня, ни завтра, никогда не сможет. Даже если спросит, он соврет что-нибудь, например, что его перебросили в южные джунгли… надолго… на очень долго… А как сказать, если язык не поворачивается? Вот она сидит, смотрит на него восторженными глазами, благоговея от общения со столь выдающимся бардом, хлопает своими светленькими ресничками, ничего не подозревая, а он возьмет и как скажет… Нет, никогда. Пусть Амарго сам говорит, если считает, что так надо. В конце концов, Кантор его об этом и просил, так нечего перевешивать на других свои обещания. Или пусть Шеллар скажет, он психолог, у него получится…

— Как здорово! — восхитилась Ольга, когда музыка смолкла. — Я еще ни от кого в этом мире такого не слышала! Крутой медляк, немного на блюз смахивает, но не блюз, а что-то среднее… Ты сам сочинил?

И нет бы ему вовремя вспомнить, что честность и скромность есть добродетели вечные и неизменно ценные… или как там говорилось в книге «Наставление отрокам», которой его в свое время задолбал мэтр Максимильяно… Нет же, понадобилось за каким-то хреном выпендриться перед девушками!

— Да, — не удержавшись от соблазна вкусить хоть немного аплодисментов от благодарной публики, соврал Пассионарио и скромно опустил глаза. — Я написал эту пьесу, когда узнал о смерти маэстро. Только слов вот так до сих пор и не смог подобрать.

— Послушай, Плакса, — перебила его Азиль. — А ты точно уверен, что маэстро умер? Мы тут на днях узнали, что он, оказывается, жив, но где-то скрывается. Может, ты его встречал, но просто не узнал? Нам сказали, что он потерял руку, да и лицо очень пострадало…

— Ну что ты, — вздохнул ученик маэстро, откладывая гитару. — Я бы все равно узнал. Если не в лицо, то почувствовал бы, увидел иначе, как видят маги… Нет, Азиль, маэстро умер.

— Диего тоже так говорил, — кивнула локонами нимфа. — Но я все равно сомневаюсь. Если бы он был мертв, сон-проклятие сложился бы иначе, с этим все соглашаются. И ты, как маг, тоже должен бы это понимать… Ах, ты же, наверное, не знаешь…

— Знаю, — снова вздохнул Пассионарио.

— Тебе Диего рассказал? — тут же догадалась Ольга. — Вы же с ним друзья, он тебе, наверное, все рассказывал… А это у тебя его сережка, или они у вас просто одинаковые?

— Он подарил мне ее… На память… — заметался изобличенный вестник, проклиная себя за забывчивость. Снять не мог, недоумок! — Он… его послали в… другое место… и мы расстались… вот… Он подарил мне сережку на память, и попросил сказать тебе… и вообще… навещать, развлекать там, помочь, если чего…

Наверху что-то глухо стукнуло, вроде открылась дверь, и не успел товарищ Пассионарио обернуться, как что-то твердое и тяжелое, просвистев в воздухе, больно и увесисто огрело его по спине чуть выше поясницы, и дрожащий от негодования голос прокричал:

— Ах ты, конспиратор задрипанный! Ах ты, в ухо трахнутый плагиатор! Хрен тебе моржовый в задницу, бессовестный брехливый мерзавец… — и далее более полудюжины эпитетов, неприемлемых в порядочном обществе. Уличенный в плагиате вождь и идеолог застыл в ужасе, не решаясь обернуться и ожидая нового удара по спине. Перепуганное воображение моментально нарисовало ему призрак наставника, который отныне будет преследовать его всю жизнь и дубасить подставкой от пюпитра при каждой попытке присвоить себе авторство чужих произведений.

— Подарил я ему, наглый бесстыжий сукин сын! — продолжал разоряться за спиной возмущенный голос Кантора, чуть менее громкий и чуть более хриплый, чем обычно. — Не успел я умереть, как он уже напялил мою сережку и охмуряет мою девушку, засратый обкуренный козел, драный в задницу плешивым гоблином!

— Диего, что ты делаешь! — испуганно вскрикнула Ольга, подхватываясь с места и устремляясь к лестнице. — Зачем ты встал?

— А я должен был лежать? — продолжал разоряться Кантор. — Когда это позорное убожество корчит из себя великого барда, думая, что если воровать темы в других мирах, то этого никто не заметит?

Обалдевший Пассионарио медленно обернулся и тихо ахнул, увидев, как совершенно живой и весь перебинтованный Кантор виснет на перилах, пытаясь самостоятельно спуститься по лестнице.

— Любимый, ну зачем же из-за этого так психовать, — попыталась урезонить его Ольга, подбегая и подставляя плечо, чтобы он смог опереться. — Да фиг с ним, какая тебе разница, сам он написал, или нет? Стоило из-за этого так надрываться? Ты же мог упасть! Успокойся, пожалуйста. Пойдем, я отведу тебя в кровать.

— К хренам собачьим кровати! — проворчал Кантор, видимо, из последних сил. — Ты, засранец, подай мне палку! И помоги спуститься! Сидишь, хлебальник разинул, не видишь, даме тяжело?

— Кантор! — судорожно выдохнул Пассионарио, осознав, наконец, что перед ним действительно живой Кантор и что минуту назад его самым реальным образом перетянули по спине увесистой тростью. Он подхватил эту трость, без которой его воскресший соратник теперь не мог стоять и вис на перилах, и бросился вверх по ступенькам. — Кантор, ты жив! О, небо, какое счастье, ты жив!

— Спина! Мудак! — взвыл Кантор, вырываясь из его объятий. — Больно же, придурок! Уйди! Что ты ко мне целоваться лезешь, мать твою, извращенец, папин сын! Тьфу на тебя! Убери от меня на фиг свои слюни и сопли!

Любимый вождь поспешно отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от очередного удара трости, которую разгневанный Кантор, едва получив обратно, тут же поспешил пустить в дело. Промахнувшись по цели, бедняга чуть не загремел с лестницы, поскольку его по инерции занесло вперед, и едва устоял на ногах, успев вцепиться в Ольгу.

— Прекрати скандалить! — потребовала та. — И успокойся, наконец! Тебе же нельзя еще вставать!

— Можно, — упрямо возразил Кантор, — просто у меня не получается… Помоги мне дойти до дивана, я с вами немного посижу… Или полежу… Ты зачем зарисовался перед девушками, придурок? Хочешь, чтобы с тебя шкуру спустили за нарушение конспирации? И на кой хрен ты напялил мою сережку и врешь тут напропалую что попало?

— Кантор, не сердись, — попросил Пассионарио, вытирая слезы умиления. — Я ничего не нарушал, меня послали… мне поручили…

— Наверное, тебе поручили повидаться со мной, а не распускать тут хвост перед дамами! Ты что, не знал, что здесь живет Азиль, и что она тебя непременно узнает? Не мог потихоньку, ночью или там…

— Да нет же! Мне поручили вовсе не с тобой повидаться, все же думали, что тебя убили… Мне велено было навестить твою девушку и… ну, ты же сам просил…

— Я, помнится, вовсе не тебя просил, — ворчливо отозвался Кантор, располагаясь на диване спиной кверху.

— Я знаю. А вот он поручил это мне.

— А ты, вместо того, чтобы сделать то, что тебе поручили…

— Я не смог. Я подумал, так будет лучше…

— Подумал он! Я вот твоей… даме расскажу, как ты тут перед другими рисуешься! И что это ты на себя напялил?

— Расскажу, если перестанешь ругаться. В конце концов, я твой начальник, поимей хоть немного уважения и не позорь меня перед дамами.

— Уважения? А ты его заслужил, товарищ начальник? Мало тебя наставник пи… — Кантор оглянулся на дам и поспешно поправился: — бил в молодости за нездоровую склонность к плагиату, позор всего отдела пропаганды! Не способен сам приличную музыку писать, покупай, как порядочные поэты делают, а воровать нечего.

— А ты откуда знаешь? — недовольно отозвался товарищ начальник.

— А вот знаю, — проворчал Кантор и замолк, уложив голову на диванную подушечку. Видимо, он, наконец, выдохся и сил ругаться дальше у него не осталось. — Сережку отдай, бард недоделанный.

— Да пожалуйста… Вот, бери. Я же не знал… Я ее на память взял… Только не надевай сразу, хоть водкой прополощи, у тебя же ухо разорвано, еще инфекцию занесешь…

— Давай мне, я сама прополощу, — протянула ладошку Ольга. — И все-таки, не худо было бы объяснить, в чем дело. На этот раз честно. Кто кому чего поручил и кого о чем просил.

— Видишь ли, — вздохнул Пассионарио, опуская сережку в протянутую ладонь. — Кантор просил своего друга и наставника сообщить тебе, если с ним что-то случится. Вот с ним и случилось… Наверное, сама знаешь, раз он здесь. А поскольку мы считали его погибшим, то этот самый друг и наставник послал меня, чтобы я тебе сообщил… Но я не смог. Подумал, что лучше будет солгать… прости, пожалуйста. Я больше не буду обманывать и присваивать чужие произведения. Я действительно услышал эту пьесу в другом мире, и она мне понравилась. А теперь, если желаете, могу исполнить что-нибудь действительно свое, Кантор не даст соврать.

— Постой, — приподнял голову Кантор. — Когда это ты бывал в другом мире? Когда потерялся в начале весны?

— Нет, вот только что. Дело в том, что я опять… потерялся. Но на этот раз попал в цивилизованное место, где живут люди.

— И долго ты там был?

— Да дня три…

— А кто-нибудь уже знает, что ты нашелся?

— Еще нет. Я… видишь ли… я опять крупно поругался с… ну, все с тем же человеком, что и в прошлый раз… Только на этот раз я действительно со всех сторон виноват, и мне стыдно и боязно показываться ему на глаза. Я напился и так с ним поскандалил…

— Идиот, кончай выжевываться перед дамами и скорей мотай на базу. Он же там с ума сходит, и опять, наверное, сам себе сочиняет сказку о том, что мы братья. Меня убили, ты потерялся… и бедняга совершенно не имеет понятия, что я жив, а ты нашелся. Совесть у тебя есть? В другой раз споешь, никуда твои слушательницы не денутся.

Как ни печально было это сознавать, Кантор был полностью прав. И как ни печально было уходить до того, как общество приступит к дележу шоколадки, уходить все же надо было. Поэтому товарищ Пассионарио не стал спорить, а подхватил гитару и поднялся, намереваясь распрощаться с дамами и все-таки набраться мужества для предстоящей встречи с Амарго.

— Ты еще придешь? — с надеждой спросила Ольга, мимоходом поглаживая Кантора по плечу.

— Обязательно, — заверил ее Пассионарио. — По крайней мере, пока Кантор здесь, буду забегать иногда.

— Я тебе забегу! — отозвался Кантор. — Ты что, еще и с Элмаром хочешь познакомиться?

— Отчего же нет? Я давно собирался… Ах, да ты же еще не знаешь, наверное… я тут уже со многими познакомился, пожалуй, только с Элмаром еще не успел…

— Считай, что успел, — горестно простонал Кантор. — Удирай отсюда, скорей, прямо сейчас, в библиотеке кто-то есть… Да что ты стоишь, забыл, как телепорт кастуют?

— Перестань психовать, тебе нельзя нервничать. Подумаешь, в библиотеке кто-то есть… что с того? Это, наверное, Мафей…

— Я его убью! — донесся из библиотеки рев его высочества, полный отчаяния и бессильного гнева. — Тханкварра! Своими руками убью! Без суда и прочих разбирательств! Оторву мерзавцу башку, насажу на кол и поставлю в кабинете в назидание его преемнику!

— Элмар, брось теперь разоряться, — не в тон весело ответствовал голос Жака. — Не фиг было подписывать что попало.

— Ну вот, опять… — развела руками Ольга. — Что он, интересно, на этот раз подписал?

Дверь библиотеки рывком распахнулась и предмет папиного нежного томления вломился в гостиную, на ходу взревывая куда-то в направлении кухни:

— Ужинать! Немедленно! И водки! Бездельники!

Вслед за ним в дверь проскользнул Жак и резко остановился, заметив гостя.

— Опаньки… — ошалело произнес он. — А ты что здесь делаешь?

— Я… в гости пришел… — растеряно произнес вождь и идеолог, слегка испуганный таким поведением хозяина. — Я сейчас объясню… Я, вообще-то, уже ухожу…

Элмар, заметив, наконец, что в комнате находится посторонний, немедленно прекратил орать и внимательно оглядел гостя с ног до головы.

— Прошу прощения… — на полтона ниже проворчал он. — Этот казначей меня окончательно достал… С кем имею честь?

— Это… — Начала Азиль, но Жак торопливо ее перебил.

— Постой, не надо, я сам скажу. Ладно? Элмар, я тебе потом тихонько на ушко скажу. А ты иди сюда, — он быстро подмигнул и скрылся в библиотеке, поманив с собой невезучего товарища Пассионарио.

— Извините, — развел руками так ничего и не понявший вождь и последовал за ним, на прощанье одарив присутствующих своей очаровательной улыбкой и не удержавшись от скромной попытки хоть на расстоянии немного успокоить разгневанного Элмара. Жак тут же закрыл за ним дверь и, ухватив за рукав, поволок в самый дальний угол.

— Ты что здесь делаешь? — сердитым шепотом вопросил он. — Как ты здесь оказался? Опять ошибся?

— Я к Ольге пришел, — в который раз пояснил Пассионарио. — Амарго мне велел ей сообщить, что Кантора убили… А в чем дело? Что-то не так?

— Что-то не так? — издевательски повторил королевский шут. — Во-первых, кто, по-твоему, лежит на диване?

— Так я же не знал! Я думал, его правда убили!

— Вот недотепа хренов, Амарго с четверга знает, а ты еще нет! Ты что, только сегодня в родной мир добрался? Все это время с зелеными торчками траву курил? Фу, да от тебя до сих пор этой травой штыняет!

— Да, только сегодня. А что, Амарго уже знает? Так мне можно не торопиться…

— Балда, он же не знает, что ты уже дома! Сейчас же пойди покажись ему, на него смотреть страшно! Не бойся, он ругаться не будет.

— Ну ладно, сейчас найду его… Только скажи, как же вы нашли Кантора? И что у тебя в доме случилось?

— Он сам нашелся. Он вообще парень самостоятельный до охренения… Я тебе потом все подробно расскажу, что у меня в доме случилось, и про Кантора тоже, и как поживает король, а то ты сейчас и про это спросишь. Найдешь меня через Мафея, где-нибудь спокойно сядем и поговорим. А сейчас поторопись… только сначала знаешь что… продай покрышки.

— Какие покрышки?

— Одежку вот эту продай.

— Тебе?

— Папе римскому. Мне, конечно. Зачем они тебе, тебе все равно эту раздолбайку надеть некуда, соратники засмеют.

— А тебя?

— Я же шут, мне положено одеваться прикольно, чтобы все смеялись. Ну продай, жалко, что ли?

— Прямо сейчас?

— А ты что, хочешь поносить? Твоя охрана коллективно уписается, как тебя увидит.

— А что я, в исподнем отсюда пойду?

— Тогда давай меняться.

— Да ты в мои штаны не влезешь.

— Влезу.

— Не влезешь. У тебя задница шире.

— Спорим на пять щелбанов, что влезу.

— А кто разобьет?

— Элмар! — воззвал Жак. — Зайди на минутку! — и, обернувшись к Пассионарио, деловито кивнул: — Раздевайся.

— Ну какого тебе надо! — ворчливо рыкнул с порога Элмар и застыл в дверях, уставившись на двух господ без штанов. — Вы что делаете, извращенцы?

— Штаны меряем, — пояснил Жак. — Закрой дверь, там же дамы.

— А я тут причем? Ширинки вам застегивать?

— Да перестань ворчать! Мы тут поспорили, и разбить некому.

— Дети малые! — сердито буркнул принц-бастард, подходя ближе. — Ну, давайте.

— Спорим, что я влезу в твои штаны, — немедленно объявил Жак. — На пять щелбанов.

— Спорим, не влезешь, — азартно возразил Пассионарио, сцепляя руки, как полагалось при споре. Элмар молча разбил, затем напомнил, наблюдая, как Жак втискивается в упомянутые штаны: — Ты, помнится, обещал нас представить.

— А, я уже забыл… Я не хотел при девчонках государственные тайны разглашать. Знакомься, это Орландо.

— Это?.. — потрясенно переспросил принц-бастард, повторно окидывая взором наследника престола Мистралии. Наследник представил себе, на что он похож в этой раздолбайке, без штанов, непричесанный, с опухшей мордой, и подумал, что Жаку за такие представления неплохо было бы по шее надавать. Да еще этот папа со своей несчастной любовью… Да еще Кантор сейчас еще полчаса будет возмущаться и опять обзывать его вруном и плагиатором… Угадайте с трех раз, что Шелларов кузен о нем подумает? Вот позорище…

— Я счастлив с вами познакомиться, — нашел в себе силы улыбнуться он. — Прошу простить мой неуместный наряд… я только что вернулся из другого мира, а там одеваются именно таким несуразным образом…

Элмар, видимо, спохватившись и вспомнив о манерах, опустил глаза и протянул новому знакомому свою огромную лапу.

— Я тоже очень рад, — затем повернулся к Жаку и ворчливо поинтересовался: — Ты что, затеял все это безобразие со штанами ради интереса влепить щелбана принцу? Так я тебе и на глаз скажу, что ты в них не влезешь.

— Влезу, — упрямо заявил Жак. — И вовсе не за этим, я просто хочу купить эти штаны, раздолбайку и кепочку. Меня замучила ностальгия.

— Да? — заинтересовался Элмар. — Это в твоем мире так по-идиотски одеваются? И ты тоже такое носил?

— И буду носить, — ответил Жак, все еще пытаясь как-то стянуть на талии штаны, которые совершенно явственно не сходились пальца на два. — И мне приятно, и люди будут видеть, что я шут, а не кто попало…

— Это и так видно, — засмеялся Пассионарио. — Снимай штаны и подставляй лоб.

— Может, не сейчас… — начал было Жак, но честный Элмар, привыкший свято блюсти правила поединка и долги чести, пресек его жалкие попытки уйти от расплаты.

— Да нет, сейчас. И скорее, пока никто не вошел и не увидел, какими глупостями вы здесь занимаетесь…

— Увидеть может и не увидят, — заметил Пассионарио, с некоторым злорадством приступая к процедуре расплаты, поскольку Жак за свои художества вполне заслужил не только пять щелбанов. — Но могу вас… раз… на сто процентов заверить… два… что Кантор все это слышит… три… и, наверное, загибается со смеху… четыре… надеюсь только, что это… пять… пойдет ему на пользу.

Жак со скорбным видом потер лоб и жалобно вопросил:

— Ну хоть раздолбайку и кепочку меняешь? Они-то безразмерные…

— Кепочка — это подарок, — возразил Пассионарио. — А раздолбайку — так и быть. Снимай камзол.

 

Глава 15

Знакомство с «любимым учеником маэстро» оставило у Ольги впечатление тихого дурдома. Этим впечатлением она немедленно поделилась со всеми, как только Элмар и Жак вернулись в гостиную, а гость отбыл из библиотеки.

— Абсолютно точно, — согласился Диего, любуясь на обновку Жака. — Пока он не обкурится, дурдом действительно тихий.

— Мы ужинать сегодня будем? — прервал обсуждение Элмар. — Я устал, как загнанная лошадь, я хочу есть и срочно выпить, иначе у меня сейчас мансарду сорвет…

— Крышу, — поправила Ольга, сочувственно хихикнув. — А что у тебя там случилось, что ты с такими зверскими воплями сегодня вломился?

— Не спрашивай! — простонал несчастный герой, падая в кресло. — Ненавижу рассказывать о том, как из меня сделали дурака! Лучше давайте спокойно поужинаем, выпьем и поговорим о чем-нибудь приятном. Жак, ты будешь что-нибудь пить?

— Не буду, — отказался Жак, тоже усаживаясь за стол. — У меня свидание, а Тереза не любит, когда я напиваюсь.

— А я буду, — заявил Диего, приподнимая голову.

— А ты сможешь сесть к столу? — засуетилась Ольга, прикидывая, как бы его получше усадить, чтобы не упал, и чтобы удобно, и чтобы до стола достал…

— Я буду лежать здесь, — пояснил Диего. — Пить вместе с вами, общаться и жевать что-нибудь такое, для чего не нужна вилка.

— На мой взгляд, она вообще ни для чего не нужна, — сердито буркнул Элмар. — Что вы все улыбаетесь, первые двенадцать лет своей жизни я прожил без всяких вилок, и ничуть не страдал от этого. Ложка нужна для похлебки, а все остальное можно есть и руками. Так что не стесняйся, приятель.

Ольга скользнула взглядом по большому блюду с жарким и тут же представила себе, как Элмар загребает все это добро своей огромной горстью и запихивает в рот, попутно вытирая руки о волосы. Едва сдержавшись, чтобы не захихикать, она спросила:

— Диего, что тебе положить? Хочешь попробовать варварский стиль, или все-таки что-нибудь из закусок?

— Кусок мяса. И побольше.

— Правильно, — одобрил Элмар. — Я вижу, ты сегодня совсем молодцом?

— Мне лучше, — серьезно кивнул Диего. — И я хочу посидеть с вами, а не валяться в постели, как паралитик какой. Хоть послушаю что в мире делается.

— О, в мире делается уйма всего интересного, — объявил Жак. — Между прочим, меня сегодня чуть не загрызли. Мафею его поморские родичи подарили кутенка, маленького такого, ну совсем крошечного… — Жак показал руками размеры «кутенка», примерно со взрослого боксера. — Это Кондратий, наверное, удружил, кто-то мне говорил, что он неисправимый фанатичный собачник. А Мафей эту крошечку не подумал на псарню определить, а приволок в свои покои, выделил ему там коврик и миску и играется, как в детстве с кроликом. А псинка-то, ни много ни мало, поморский волкодав.

— А они большие растут? — поинтересовалась Ольга.

— Не просто большие, — пояснил Элмар. — Эти собаки не только обычных волков давят, но даже оборотней. А ты что, Жак, собак тоже боишься?

— Да нет, собак я не боюсь, я их люблю, как и всю прочую мохнатую живность, но когда на тебя с порога неожиданно прыгает такой вот радостный щеночек, валит на пол и начинает восторженно облизывать… Мафей обхохотался.

— Вот и давайте выпьем за здоровье песика, — усмехнулся принц-бастард, поднимая бокал. — Ольга, ты выпьешь?

— Нет, я, пожалуй, не буду… — с некоторым сожалением отказалась Ольга. А то наклюкается, потом спать захочется, а кто же будет бедному Диего на ночь сказку нестрашную рассказывать? Азиль тоже отказалась, зато Диего храбро тяпнул сразу грамм сто пятьдесят, после чего на глазах окосел. Забыл, наверное, что он еще не настолько здоров, чтобы пить так, как он привык, не рассчитал силы, бедненький…

— А давно здесь околачивается этот красавчик в кепочке? — поинтересовался Жак. — Я имею в виду, тихий дурдом с гитарой?

— Не очень, — засмеялась Азиль. — Зато тут только что было так весело… Диего, а можно я спрошу у тебя одну вещь?

— М-м? — не очень внятно отозвался Диего, отрываясь от бутерброда и с трудом фокусируя взгляд.

— Почему ты так на него накинулся за эту пьесу, которую он пытался выдать за свою? Я понимаю, барды всегда очень болезненно относятся к таким вещам, но тебе-то что?

— Да не знаю… — Диего попытался пожать плечами, отчего чуть не ткнулся носом в тарелку. — Просто настроение было плохое… и почему-то такое зло взяло… фиг его знает… Я слышал про ту историю, как его наставник за это дело подставкой от пюпитра охаживал, да и у нас с ним пару раз подобное случалось… а он еще начал Ольге всякий бред нести, будто меня на Юг послали, будто я ему сережку подарил… Если честно, дело вовсе не в той пьесе, я просто приревновал.

— Это вы о чем? — заинтересовался Жак.

Пришлось изобразить ему в лицах, как любимый ученик маэстро рисовался перед дамами и чем это все закончилось. А пока Ольга все это излагала, ее несчастный возлюбленный, не выдержав неравного поединка с выпитым бокалом, тихо и незаметно заснул, улегшись щекой на недоеденный бутерброд и чему-то улыбаясь во сне. Жак, заметив это, тихонько хихикнул и подтолкнул локтем Элмара.

— Смотри, наш Терминатор готов. Может, пусть его отнесут наверх?

— Пусть спит, — махнул рукой Элмар. — Ему что-то хорошее снится, так не надо его тревожить. Просто говорите потише, он не проснется. Пусть нормально поспит, пока получается, а то ему каждую ночь всякая дрянь снится… Ну, сам понимаешь, после такого…

— Понимаю… — как-то погрустнев, кивнул Жак. — Конечно, раз так… Только я почему-то не думал, что он будет так тяжело и так долго переживать…

— Да что он, по-твоему, железный? Мне тоже, помнится, очень долго снились кошмары про драконов…

— Кстати, о драконах! — оживился Жак, ухватившись за повод уйти от неприятной темы. — Ты знаешь, что у его величества вскорости должен появиться новый подданный?

— Ой, ты же сегодня был у короля! — вспомнила Ольга. — Расскажи, что он там?

— Вот и рассказываю, свежайшая новость. К королю прилетала делегация от его приятелей-драконов, просили принять на ПМЖ одного их сородича, которого изгнали из стаи…

— За что? — с подозрением уточнил Элмар.

— Говоря доступным тебе языком, он пришил другого сородича в честном поединке из-за дамы. Так вот, его величество в полном восторге и с нетерпением ждет великого момента. Можете себе представить? У нас будет жить дракон. Как полноправный гражданин королевства.

— Что ж, — пожал плечами Элмар. — Если он не будет кушать других полноправных граждан и воровать у них скот, на здоровье. Мне самому интересно, какие из себя нормальные драконы. До сих пор я имел дело только с отбросами их драконьего общества. А как там вообще мой дорогой кузен поживает? Не в плане новостей, а просто, как у него дела, как настроение, как королева?

— Если коротко, то с королевой у них все зашибись, а подробно он мне не объяснял по причине плохого самочувствия.

— Что с ним? — хором встревожились все присутствующие. — Неужели заболел?

— Сгорел наш король, — пояснил Жак. — И здорово притом. Помнишь, Ольга, мы с тобой рассуждали, что никакая сила не заставит его величество вылезть из его любимого черного камзола? Так вот, полные недотепы мы с тобой и ни хрена не смыслим в загадочной королевской душе. Сегодня Кира уговорила короля, что ему очень пойдет здоровый бронзовый загар, а он наивно поверил, что у него это получится и честно провалялся полдня на пляже, причем не переворачиваясь, а то ему неудобно было читать, лежа на спине, а просто так, без книги, он спокойно лежать не смог.

— Ну как же он так! — посочувствовала Ольга, представив себе последствия этих попыток приобрести «бронзовый загар». Да еще король, с его бледной кожей… — И никто не предупредил?

— А некому было. Вечером наведались мы с мэтром Истраном, он прочитал его величеству краткую лекцию о том, что ему загорать вообще бесполезно, но было уже поздно. Так что сейчас бедный король лежит весь красный, как рак, и обмазанный целебными мазями, а королева вокруг него бегает и переживает, что это она во всем виновата. Идиллия.

— Тебе б такую идиллию! — обиделась Ольга. — Ему же больно!

— Добрая женщина, — съехидничал Жак. — Образец милосердия. А знаешь, как больно было тому бедному придурку, которого так и не отскребли от стенки в моей гостиной?

— А по шее? — подал голос Элмар, отрываясь от поросячьего окорочка, которым как раз занимался. — Тут действительно ничего смешного нет.

— Для короля это, разумеется, ничуть не смешно, особенно если учесть, что у него еще и температура поднялась. Но видели бы вы ее величество Киру! Вы просто представить себе не можете, как отважная воительница бегает вокруг ложа и кудахчет, что квочка… не видел ее в этот момент Александр.

— А причем тут Александр? — проворчал Элмар, возвращаясь к окорочку.

— Да он как познакомился с Кирой, так до сих пор и пребывает в тихом охренении и недоумевает, как это коллегу Шеллара угораздило жениться на воительнице.

— Это ерунда, — фыркнул Элмар. — Ты бы видел, как недоумевал сам Шеллар, когда Элвис женился на Ноне… У каждого есть свои только ему понятные соображения в таких вопросах, и нечему тут удивляться. Александр хотел себе безупречную мать и хозяйку, чтобы растила детей и занималась двором, он такую и нашел. Шеллар хотел независимую умную женщину, на которую можно было бы к тому же повесить заботы об армии, и опять же что хотел, то и получил. А Элвис хотел жену красивую и достаточно глупую, чтобы не лезла ни в какие интриги и чтобы ее можно было легко контролировать. Что ты опять хихикаешь?

— Да ты вот начал перебирать королей, и я вспомнил его величество Луи…

— А что тут смешного? — помрачнел Элмар. — Если тебе так интересно, Луи женили силком. Будь его воля, он бы вообще на парне женился. За каким демоном ты его вспомнил? — он повел глазами в сторону окна и негромко спросил: — Этот… опять на заборе сидит?

— Сидит, — вздохнула Ольга. — Послушай, Элмар, может тебе стоит с ним поговорить и попросить его по-хорошему не позорить ни тебя, ни себя перед всей столицей? Он же тебя любит, может, послушает?

Элмар побледнел и чуть не подавился очередным куском. А Жак укоризненно посмотрел на Ольгу, как на умственно отсталую.

— Что ты придумала! Да если кто-то увидит, как Элмар с этим эльфом разговаривает, завтра вся столица будет говорить, что их видели за совсем другим делом.

— Ну, сам сходи, — не унималась Ольга. — Ну в самом деле! Нельзя же так!

— Не пойду, — решительно отказался Жак. — Хотя я и не в его вкусе, всем окружающим этого не докажешь. Не хватало мне зарисоваться с этим голубым эльфом, чтобы давняя история о нашей пылкой любви с королем получила веселенькое продолжение. А хочешь почитать эльфу мораль, сходи и сама попробуй. Как раз, пока твой приятель спит и не нуждается в уходе…

— Жак! — перебил его Элмар. — Вот невежа! Дай человеку поесть!

Ольга промолчала, но мысленно со всей решимостью пообещала себе, что сразу же после ужина обязательно выйдет в сад и попробует как-нибудь поговорить с этим бедным эльфом по-хорошему. Хоть кто-то же должен ему сказать, что он ведет себя как полный придурок, а то сам он, похоже, этого не осознает.

* * *

«И за что мне такое наказание?» — со вздохом подумал региональный координатор Макс Рельмо, тоскливо слушая неприятный писк сигнала «тревога-пять». Впервые за прошедшую неделю он намеревался спокойно поспать, и на тебе… Что могло случиться у Мануэля такого, что требовало бы личного присутствия шефа? Неужели с мальчишкой что-то?..

Региональный координатор нажал «сброс» и направился в транспортный блок.

Его настоящее имя действительно совпадало с вымышленным — бывают такие совпадения, редко, но бывают. В свое время мама с папой назвали его Максом, не предполагая, что через четверть века их сыну предстоит принять такое же имя, только чужое, и жить с ним более двадцати лет.

Он действительно принадлежал к семье Рельмо, знаменитой в обоих мирах и в обоих смыслах — как в лучшем, так и в худшем.

Он действительно был магом. Все дети и внуки Дарро Изгнанника были магами в той или иной степени. Степень, как и область применения, зависела от бабушки. Так уж получилось, любил покойный дедушка десяток разных бабушек, вот и народились детки — двух одинаковых не сыскать. И то, что среди прочих бабушек затесалась жрица Эрулы, совершенно естественно — эти дамы всегда в такие компании затесываются, и детей им дает богиня не от кого попало, а от великих людей. За служение. И для дальнейшего служения. Вот только дети у дедушки получались странные и по шархийским меркам, и по человеческим. В частности, дорогой папа, пусть пошлют ему боги здоровья… не то, чтобы отрекся от служения, но, скажем так, путь избрал уж очень нестандартный. Понесли его зачем-то демоны на Альфу, непонятно из каких соображений. И результат — потомок-полукровка, которому достались от отца — благословение Эрулы, а от матери — Тень. Так вышло, что профессией он сделал второе. А первое стало просто приятным добавлением к Силе. Часто бывало полезным. Иногда выходило боком, как, например, в случае с несравненной Алламой… Кто мог знать, что так получится, считалось, что эльфы и шархи принципиально не могут иметь потомства… оказалось, нечистокровных это не касается. Наука пополнилась новым фактом, а семья Рельмо — новым потомком, которому не суждено было даже узнать о ее существовании. И тридцать с лишним лет безуспешно пытался понять Макс Рельмо, благословением или проклятием считать этого неожиданного ребенка. Боги иногда бывают так невразумительны…

«В самом деле, за что мне такое наказание? — повторно подумал региональный координатор, созерцая живописную картину, открывшуюся его усталому взору при выходе из Т-кабины. — Или я пренебрегал заветами, или спутал лики богов, или солнцеглазая Эрула на меня обиделась за то, что предпочел авантюры и путешествия служению жреца?.. Впрочем, нет, она бы наказала попроще, так, как она обычно наказывает… Уж во всяком случае, не взвалила бы на меня заботы об этом ходячем недоразумении, которое — смешно подумать! — половина континента всерьез считает моим сыном…»

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — медленно произнес он, пытаясь по ходу дела сам догадаться, почему его лучший полевой агент стоит у своего лабораторного стола явно под действием парализующего заклинания и, отчаянно скрипя зубами, продолжает безуспешные попытки до этого стола дотянуться. А также, почему их общий подопечный, маг этот недоделанный, сидит рядом на спинке стула, курит и трясется. И почему у этих деятелей потайная дверь настежь. — Орландо, кто тебе разрешил брать чужой телефон и посылать мне на базу сигнал «тревога пять»?

— Да тут все десять! — судя по голосу, драгоценный воспитанник был близок к истерике. — Амарго рехнулся! Он застрелиться хотел!

В первый момент шеф чуть было не поверил в истинность этого заявления. Отчего ж было не поверить, что Мануэль сошел с ума и собрался застрелиться, если он давно и неоднократно это обещал. Может, действительно не следовало взваливать на него столько, может, он и в самом деле не в состоянии был справляться с двумя ненормальными подопечными одновременно, и следовало внимательнее прислушаться к его жалобам…

— Прикажите ему снять заклинание! Я вам все объясню.

Когда Мануэль, наконец, заговорил, версия о его невменяемости сильно пошатнулась. Вполне разумно и внятно он говорил, хмуро и горько, но без истерики… Для верности Рельмо наскоро прощупал общий фон и не обнаружил там никакой серьезной патологии. Кроме той, что была раньше, разумеется. Общее состояние подавленное, но не до такой степени, чтобы человеку требовался психиатр.

— Орландо! — требовательно произнес наставник, кивая на обездвиженного агента.

— Вы думаете, можно? — с опаской уточнил Орландо.

— Можно. Я проверил, его рассудок в полном порядке. А все остальное он нам, надеюсь, объяснит.

— Только пистолет заберите, от греха подальше.

Региональный координатор еще раз внимательно оглядел подчиненных и все-таки забрал лежавший на столе пистолет Амарго. Действительно, хоть и не похоже, чтобы бедняга упорствовал в своих намерениях, но от греха…

Освобожденный полевой агент тяжело опустился на стул и, уставившись в пол, принялся объяснять.

— Я не собирался стреляться. Я хотел аккуратно обставить все, как несчастный случай при неосторожном обращении с реактивами. Но этот благодетель не оставил мне времени!

— И это вместо «спасибо»! — вознегодовал благодетель, пришлось попросить его помолчать.

— Почему? — кратко спросил Рельмо, отгоняя навязчивую мысль, посещавшую его в течении последней недели и превратившую эту самую неделю в сплошной кошмар.

— Случилась ужасная вещь… Да нет, не то, что вы подумали, все в порядке с вашим драгоценным ребенком, хотя и случилось из-за него…

Так, спокойно… Придержать сердце, нечего так колотиться… глубокий вдох… медленный выдох… и косу, косу отпустить, что за привычка идиотская, чуть что — сразу себя за волосы драть… Ничего не случилось. С мальчишкой все в порядке. Почти все. А остальное как-нибудь переживем.

— Я провален, — тоскливо сообщил Мануэль, не поднимая головы. — Меня поймали и успешно допросили.

— Кто? — Час от часу не легче!

— Ваш приятель, придворный маг Шеллара. Он засек меня, когда я пришел навестить Кантора.

— Он не мог! — в ужасе воскликнул Орландо. Видимо, мальчик неверно представил себе упомянутый «успешный допрос». Эх, дети, дети… Неужели непонятно, КАК это делают маги уровня почтенного Истрана?..

— Как он тебя засек? — игнорируя невежественное замечание воспитанника, продолжил расспросы шеф. — Это не Мафей тебя сдал?

— Судя по тому, какой нагоняй он получил от наставника и как он при этом рыдал, скорей всего не он. Наверное, в комнате действительно была сигнализация, как мне и сказали. Старик заметил, что с пациентом возился кто-то посторонний, и решил проверить… И чего меня туда понесло, там и без меня целителей хватало… И вы мне даже не сказали, что я делаю глупость…

— Я сам не понял, — вздохнул Рельмо и принялся теребить кончик косы. Проклятая привычка… да демоны с ней, тут такое творится! — И много ты ему сказал?

— Все. Хоть вы и уверяли, что ваши блоки…

— Ах, ну что ты, Мануэль, какие там блоки… Разве он шарил в твоих мозгах, разве ломал мои блоки? Наверное, просто ввел в транс и заставил говорить.

Поникшие плечи Амарго резко вздрогнули, голова коротко склонилась в утвердительном кивке.

— Я рассказал ему всю свою жизнь… — тихо произнес он с болью в голосе, вполне понятной для шефа, который историю жизни своего агента знал уже давно. — Зачем? Он узнал меня в лицо, это пусть… Он знал, что я работаю на вас и о вас расспрашивал, это тоже понятно… Но это… зачем ему понадобилось знать, как я жил, где я был, и что довело меня до жизни такой?

— Мануэль, успокойся, — перебил его региональный координатор. — Все это очень плохо, но это не причина стреляться.

— А что, я должен был дождаться бригаду зачистки? Если вы не помните, у меня семья.

— Что за глупости, никто бы не тронул твою семью.

— Это если бы бригаду снаряжали лично вы. А если ваш начальник?

— Повторяю, успокойся. Он ничего не узнает. А тебе следовало доложить мне, а не принимать такие безумные решения самостоятельно. Я что, по-твоему, не человек?

— Вы — разведчик, — сумрачно ответил доверенный агент, по-прежнему не поднимая глаз. — И вор-маг к тому же. Знаете, как говорится…

— Знаю, знаю, — недовольно проворчал Рельмо. Знал он эту идиотскую поговорку, и очень ее не любил. — Мало ли что говорят… Может, воры-маги действительно самые страшные люди, но я прежде всего маг. Шархийский маг, посвященный четвертого круга, обязанный следовать определенному кодексу поведения. А потом уж вор, разведчик и все прочее. Это первое. Я не бросаю своих агентов под колеса неизвестно чьих интересов, это второе. И лично ты, Мануэль, для меня дороже и ценнее всего моего начальства вместе взятого, потому что ты МОЙ человек, и только тебе я могу доверять полностью. Это третье. Как ты мог подумать, что я — лично я! — пришлю к тебе бригаду зачистки, если узнаю о твоем провале!

— Почему нет? — Амарго едва заметно пожал плечами и поднял, наконец, глаза. — Так это вы серьезно? Вы сможете это как-то скрыть?

— Элементарно. Не беспокойся. — На самом деле это было не так просто, как он сейчас уверял беднягу, но действительно вполне возможно. Разговор не прослушивался, значит никто еще не знает. В том, что не прослушивался, Рельмо был полностью уверен, так как при всяком важном разговоре сам же всегда глушил возможные жучки. Не утруждая себя их поисками, независимо от того, были они или их не было, просто автоматически, по привычке глушил. Небольшое мысленное усилие, сущая мелочь для посвященного четвертого круга. А все остальное решалось еще проще. Но сначала надо кое-что выяснить…

— Мэтр Истран поделился своим уловом с его величеством? — осторожно уточнил он.

— Нет. Он обещал, что ничего не скажет королю, и более того, будет всеми силами удерживать его от контакта, к которому тот стремится. Ему можно верить?

— Можно. Старик как-то несовременно честен, и зря обещать не стал бы. Он еще что-то говорил?

— Да. Он просил вас о личной встрече. Через меня или Пассионарио в качестве посредников. Время и место — на ваш выбор. И еще просил передать на словах, что обещает морочить голову королю так долго, как только сможет, но если вдруг с его любимым воспитанником что-то случится по нашей милости, всей нашей конторе тут места мало станет.

— И это не пустая угроза, — невесело усмехнулся региональный координатор, продолжая издеваться над многострадальной косой. — Уж я-то знаю, я этого старого пройдоху видел сквозь все щиты… Только ему об этом не проговоритесь, а то еще припомнит при личной встрече.

— А как это у вас получается? — не удержался любопытный Орландо. — Сквозь щиты? Профессиональный интерес.

— А вот так и получается. Несовместимость наших школ дает иногда поразительные эффекты. Я тебе никогда не рассказывал, с чего началась наша дружба с покойным мэтром Хавьером? С поединка. Могу поспорить на что угодно, комичнее поединка не было в истории… А вспомнить нашу милую потасовку с мэтрессой Джоаной… Впрочем, все эти истории представляют интерес только для специалистов, так что, не будем перегружать товарища Амарго лишней и неуместной информацией. Сейчас мы его усыпим, а сами тем временем решим оставшиеся проблемы. Понял, Мануэль? К моменту твоего пробуждения тебе не о чем будет беспокоиться.

— Спасибо… — тихо произнес алхимик.

— Не за что, Мануэль, действительно не за что. Ты делаешь для меня больше. А теперь расслабься, закрой глаза, и ни о чем плохом не думай…

Очень хорошо, замечательно… Спи, дружище, глубоко и крепко… нет, нет, со стула падать не надо, держись пока… Обычно с алхимиками адски тяжело, но в таком состоянии, как ты сейчас, и алхимики становятся податливыми. Мы спустимся по ступеням вместе, а потом немного пройдемся, и я закрою несколько дверей. Это быстро, ты даже не поймешь, что с тобой случилось. Может, так и нехорошо поступать с человеком, который мне доверяет, но поверь, так будет лучше для тебя. Ты уже никому ничего не расскажешь, да и самому тебе так будет спокойнее… Вот и все. А теперь поднимись, иди в каморку, что служит спальней мэтру Альберто, и ложись на свою кушетку. Для этого тебе и просыпаться не надо. Спи спокойно и ни о чем не переживай, ведь переживать-то тебе уже не о чем…

Тихо стукнула дверь за спящим агентом, бредущим, как лунатик, в свою спаленку. И только тогда притихший Орландо решился подать голос.

— Мэтр Максимильяно, а как же?..

— Через двое суток он проснется, — пояснил Рельмо и поймал себя на том, что рука сама тянется цапнуть за косу. Ну что тут поделаешь, никакая магия не помогает. И ведь Диего эту привычку перенял, чуть что — точно так же серьгу теребит… — Он ничего не будет помнить, и позаботься о том, чтобы не сболтнуть ненароком лишнего.

— А как же мэтр? А Мафей? И Кантор мог его видеть…

— Кантору скажете, что ему привиделось, сойдет. Мало ли что могло привидеться, когда человек бредит. А наставнику своему объяснишь ситуацию. Если до кого-то из нашего начальства дойдет хоть слух, что агент Мануэль раскрыт, его убьют. Возможно, вместе с семьей и одним бестолковым учеником. Понял? Это чистая правда, и ты объяснишь это мэтру Истрану и Мафею. Я знаю этого старикана, он гуманист до мозга костей, его проймет. Никогда и ни за что он не посмеет так подставлять невинных людей, и оставит Мануэля в покое. А я… видимо, все-таки придется мне с ним действительно встретиться. Надо кое-что обсудить. Скажешь ему, что я согласен. Но не сейчас. Чуть позже. Когда настанет время. Понял?

— Понял, мэтр, — с готовностью согласился Орландо. Даже повеселел, заулыбался… Рано радуешься, паршивец, сейчас я тебе радужное настроение подпорчу… — Что-нибудь еще?

— Много чего. — Нет, ведь этот негодник свято уверен, что тема исчерпана и сейчас его отпустят, как есть, даже не напомнив, чего он наворотил и с какими последствиями! — Нам надо побеседовать. Я давно собирался с тобой поговорить, а то к бедному Мануэлю ты уже потерял всякое уважение. Тебе что, телепортация голову вскружила? Возомнил себя повелителем стихий и вершителем судеб? Осознание собственного могущества еще не причина так по-хамски обращаться с наставником! Ты его доводишь до нервных срывов своими выходками!

— Кантор его доводит точно так же! — попытался возражать непочтительный ученик. И хватает же наглости! Впрочем, на самом деле это вовсе не наглость, вдруг поймал себя на мысли региональный координатор. Это детская непосредственность. И никаким воспитанием невозможно заставить этого тридцатишестилетнего ребенка отвечать за свои поступки и думать об их последствиях заранее. Пока не вырастет. Занесла же нелегкая Хоулиана в спальню принцессы!

— Кантор хоть в какой-то степени управляем! — перебил наставник неудачные попытки товарища принца оправдаться. — Он взрослый человек, он понимает слово «нельзя», не теряет разум от двух рюмок… И телепортироваться не умеет! Нечего переводить разговор на других, речь сейчас идет конкретно о тебе!

— Я больше не буду! — тут же с готовностью откликнулся непутевый вождь, сообразив, видимо, что не спорить и со всем соглашаться обойдется дешевле.

— Что — не будешь?

— Пить не буду, телепортироваться куда попало не буду, — охотно принялся перечислять вождь и идеолог сто раз уже повторенные и на память заученные обещания. — Траву курить не буду, медитировать без вас не буду, наркотики из сейфа брать не буду, в комнате приберусь…

Неисправим. Что ему еще сказать, как ему еще объяснять… Ох, и король будет в бедной многострадальной Мистралии… Впрочем, если подумать, править страной будет вовсе не он, а, так сказать, группа товарищей. Старый наставник, которому не видать пенсии в ближайшие двадцать лет, несколько верных агентов старого наставника, король соседней страны, по совместительству… и придворный маг доброго соседа, тоже наставник. Эх, как ни крути, все-таки придется со стариком встретиться. Раз уж он так правильно понимает ситуацию, надо с ним поговорить и как-то скоординировать действия. Пока любопытный Шеллар не натворил ничего непоправимого. Двуликие боги, кто бы мог подумать, что из того самого нескладного ребенка, о котором они столько спорили, вырастет такая угроза межмировому равновесию! Хотя, с другой стороны, может, он просто был необходим именно в это время и в этом месте, потому Судьба и потрудилась такого умника создать. Если вдуматься, оно и к лучшему оказалось, что принц Шеллар так вовремя сменил на престоле своего недалекого дядюшку. Еще неизвестно, как отреагировал бы на предостережение Жака повеса Деимар, который даже на пороге старости больше думал о турнирах и о бабах, чем о политике. А вот Шеллар среагировал правильно. Диверсии, саботаж, массовый вывоз гномов — и развитие оборонной промышленности в Мистралии резко снизило темпы. Государственная программа отбора и обучения одаренных детей из тех слоев общества, для которых путь к образованию всегда был закрыт — и Ортан имеет целое войско боевых магов, пусть еще молодых, но уже чему-то обученных и впервые в истории подлежащих призыву на военную службу. Только король-юрист мог до такого додуматься — заключать с будущими магами договор, согласно которому те всю жизнь будут расплачиваться за свое очень дорогое образование… Словом, милый мой недотепа Орландо, если вдруг ты влипнешь в неприятности и твой друг Шеллар окажет тебе военную помощь, то можешь не сомневаться, у тебя не будет никаких проблем. Кроме одной. Во что тебе эта помощь обойдется. Шеллар, конечно, не Факстон, и обдирать друга на предмет денежных компенсаций не станет, но вот с некоторым количеством территории тебе наверняка придется расстаться. Ортан не имеет выхода к морю, и вся его военная история — это история попыток туда пробиться. К счастью, Кендар Завоеватель приблизился к морю почти вплотную, и парой провинций дело обойдется. Либо Шелар просто попросит тебя по-приятельски об ответной услуге, либо поступит в своем стиле, то есть, как юрист. Стремительно оккупирует и аннексирует нужную ему территорию точно в тот промежуток времени, когда прежнее правительство уже свергнуто, а ты еще не коронован. Юридически она будет в это время считаться ничейной. Ты обидишься, конечно, но не надолго. Дружище Шеллар извинится, что-нибудь взамен подарит, и тем дело кончится. А вот если все-таки попросит, лучшим выходом будет подарить ему Золотую подкову. Местечко как раз пограничное, тебе оно только хлопоты будет доставлять, очень уж я сомневаюсь, что ты сможешь навести там порядок, а Шеллару и такое сойдет. В течение года-двух этот пиратский рай придет в упадок и запустение, господа пираты перережут друг друга в междоусобных разборках, некоторые быстро присягнут на верность короне, а оставшихся без труда вырежут королевские паладины и выжгут боевые маги. И настанет в Золотой Подкове благоденствие и процветание, и никто никогда не узнает, что междоусобная резня была аккуратно спровоцирована агентами короны. Я, конечно, не предсказатель, но я точно знаю, что этот прием Шеллар уже успешно отработал на разбойниках Маковой Пустоши. А тебе следовало бы не хлестать с ним коньяк, которого тебе вообще в рот брать нельзя, а брать уроки практического управления государством. Поскольку я, к сожалению, могу рассказать только теорию, а Мануэль… Бедный наш товарищ Амарго может дать тебе два практических урока, которые ему обошлись очень дорого, а тебе могут и не пригодиться. Первый — «Как захватить власть», а второй — «Как ее потерять в тот же день из-за предательства лучшего друга и соратника»…

— Мэтр, — робко вклинился в невеселые размышления наставника голос принца Орландо, исчерпавшего список деяний, которых он «больше не будет». — А теперь можно мне идти?

— Идти? — встрепенулся мэтр Максимильяно, возвращаясь в реальность. Надо же, чуть не уплыл, давно не медитировал, наверное, вот и получается непроизвольно… — Постой, я тебе еще не все сказал. Расскажи-ка мне, Мануэль что, вошел в контакт с Жаком? Я хотел его самого спросить, но сейчас это было бы не к месту, а мне нужно знать.

— Разве вы сомневались? Вы что, полагаете, его доклад о королевской свадьбе — продукт личных наблюдений? Жак очень полезен в этом плане, Он по дружбе, так сказать, сообщает Амарго много интересного…

— Это я понимаю, но зачем, во имя двуликих богов, он пускает его к машине? Ты знаешь, что по Альфе уже ходят слухи, будто в мегасети завелся призрак Жака? Что, якобы, в момент смерти его личность скопировалась на какую-то долбаную матрицу и он остался жить в виде некоего бестелесного разума?

— Не знаю, — хихикнул товарищ Пассионарио. — А что, это чем-то опасно?

— Это, возможно, и нет, но паршивец пытался взломать мои личные файлы! Я вот еще сам его поймаю, и скажу все, что по этому поводу думаю! А ты позаботься о том, чтобы больше этого ворюгу к компьютеру не подпускали! Это добром не кончится ни для нас, ни для него самого.

Не хватало только, чтобы его милые шалости вылились в масштабный контакт… Вот будет потеха — контакт с магической цивилизацией через мегасеть!

— Знаете, мэтр, — улыбнулся легкомысленный ученик, — я думаю, дальше сплетен о загадочной матрице дело не пойдет. Уж очень похоже, что сам Жак ее и пустил. Наверное, встретил кого-то из знакомых, и придумал правдоподобное объяснение своему появлению. Я его предупрежу, чтобы никуда не лазил и ничего не ломал. А перестанет Амарго пускать его к компьютеру, он перестанет ходить к Амарго в гости и поставлять информацию…

— Вы с ним дружите, вот пусть тебе и поставляет, — решительно заявил наставник. Последовала долгая пауза, в течение которой он пытался бороться с недостойной слабостью, не замечая, что опять принялся теребить косу. Затем все-таки не выдержал. — Говоришь, ты видел Диего?

— Да, — охотно и с живейшим сочувствием отозвался Орландо. — Видел. Сегодня. Он неплохо выглядит и вполне бодро себя чувствует. Не беспокойтесь, мэтр Максимильяно, с ним уже ничего плохого не случится. Он полностью в своем уме, если вы переживаете именно об этом, никаких признаков расстройств. Разве что некоторая раздражительность, но он вообще не особенно жизнерадостный парень.

— А он… — мэтр приостановился, словно пытаясь получше сформулировать вопрос. — Ты не заметил, он не изменился как-либо с тех пор, как… перестал шарахаться от женщин?

— Как вам сказать… Уже то, что он перестал от них шарахаться, само по себе означает, что он изменился. А в целом… Немного. Стал спокойнее, терпимее… мягче как-то… и еще… я только сегодня заметил, и не знаю, стоит ли ему об этом говорить… У него скачет искра.

— Что это значит? Ты можешь найти более понятный термин?

— Я не знаю, как это правильно называется. Понимаете, это не совсем Огонь… а как бы маленькая искорка, она то вспыхивает, то гаснет… Я боюсь ему сказать, боюсь дать напрасную надежду…

— Не говори, — посоветовал региональный координатор. — Подожди чего-нибудь более… устойчивого.

— Пообщались бы вы с ним сами, мэтр, — со слабой надеждой попросил Пассионарио. — Как у вас только хватает сил столько лет не видеться с сыном из-за каких-то дурацких служебных ограничений…

— Не твое дело, — оборвал назревающую нотацию наставник. Может, мальчишка в чем-то и прав, может, так действительно нельзя, и возможно, ему доведется увидеть собственного ребенка только когда его опять позовут на опознание тела… но все же… правильно — не его высочества сопливого дело, и не хватало, чтобы региональный координатор Рельмо выслушивал нотации от инфантильного полуэльфа! — Лучше посоветуйтесь с Мануэлем и вот над чем подумайте. Может, кстати, его это хоть немого утешит, а то он вечно жалуется, что не в состоянии уследить за вами обоими. Я избавлю его от необходимости присматривать за Диего, если вы сможете устроить так, чтобы этот сорванец остался там, где он сейчас находится. При дворе Шеллара, или просто в объятиях своей переселенки, словом, там, где за ним не надо будет присматривать… Чего ты улыбаешься, паршивец!

— Вы полагаете, — еще шире улыбнулся паршивец, — такое место на земле вообще существует?

— Будут у тебя когда-нибудь свои дети, посмотрю я на тебя. Это серьезно, пойми. Если к нему действительно вернется Огонь… Ты же сам знаешь, что такое бард на поле боя. Жертвенная курица. Лучшее, что он может — это красиво умереть, вдохновив товарищей своим примером. Я этого не хочу. Он у меня один.

— Да разве этого кто-нибудь когда-нибудь хочет? — Пассионарио мгновенно помрачнел, наглядно демонстрируя скорость, с какой у эльфов может меняться настроение. — А почему-то всегда именно так и получается… Я что-нибудь придумаю, мэтр. Лишь бы только сам Кантор не догадался, иначе сами знаете, назло всем пойдет и торжественно сложит голову за свободу родной Мистралии, просто из духа противоречия.

— Знаю, конечно, поэтому придумывай аккуратно и с умом. Можешь с Шелларом посоветоваться, в этом вопросе разрешаю.

— Обязательно. Кстати, о советах. Как вы смотрите на… э-э… в общем, я хочу жениться.

— Опять?

— На этот раз все серьезно!

— Надеюсь, объект твоего пылкого обожания не поменялся с прошлой недели, и им по-прежнему является придворная дама, а не какая-нибудь…

— Мэтр, на надо смеяться, все действительно серьезно. Шеллар, кстати, не смеялся! И посоветовал мне жениться как можно скорее.

Региональный координатор едва сдержал смех. Советчик нашелся, на себя бы посмотрел! Пять с половиной лет тянул резину и морочил головы всему королевству, а другим полезные советы раздает!

— Что ж, если все так серьезно, как ты говоришь, женись. Только, во-первых, тайно, а во-вторых, чтобы Шеллар впоследствии мог засвидетельствовать законность твоих наследников, если с тобой что случится.

— Он тоже так сказал, — заулыбался жених. — Без проблем, конечно, так и сделаем. Лишь бы невеста согласилась.

— Так ты еще даже не получил ее согласия? Ох уж, эти восторженные эльфы! Разберись сначала сам в своих сердечных делах, прежде чем спрашивать моего благословения на брак. И, кстати, будешь у Шеллара, спроси его… как-нибудь, между прочим… не чувствует ли он чего-то такого…

— Какого?

— Опасного. Меня в последнее время преследует ощущение, будто вокруг что-то происходит. Что-то такое, чего я не знаю, и очень нехорошее. Шеллар тоже вор, он должен чувствовать, если это правда, и если это не одного меня касается. Пусть посоветуется с Элвисом, с Флавиусом, с принцессой Элизабет, с другими собратьями по классу, чье мнение считает авторитетным. Не кажется ли им, как и мне, что мир пребывает на пороге грандиозного шухера?

— Я спрошу, — послушно кивнул Орландо. — А теперь мне можно идти?

— Можно, — со вздохом кивнул наставник, сознавая, что воспитательная беседа так и не состоялась.

— Тогда до свидания…

— Стой! Куда! Никаких больше телепортов, через кабину иди! Не хватало, чтобы ты опять потерялся! Я и так всю родню поднял на уши, чтобы тебя вернуть!

Его высочество растерянно опустил уже поднятые руки и изумленно переспросил:

— Так что, этот Толик…

— А ты думал, — перебил его Рельмо, дабы не углубляться в подробности насчет Толика, — тебе тут на каждом шагу подарки судьбы с неба падают? В кабину немедленно! И кепочку свою идиотскую сними, ничего этому Толику нельзя поручить, из чего угодно цирк сотворит, шут гороховый!..

— Нет, в самом деле, — всерьез заинтересовался воспитанник. — Толик — тоже ваш родственник? И его отец тоже?

— Меньше будешь знать — дольше проживешь, — невежливо пресек расспросы наставник. Если вдуматься, сводный брат жены кузена тоже считается родственником, но не объяснять же такие подробности легкомысленному полуэльфу. Интересно, насколько хватит его обещаний «больше никогда…»?

И все-таки, почему старого мага-вора Макса Рельмо так настойчиво посещает чувство, что мир находится на грани каких-то глобальных потрясений?

 

Эпилог

В королевских апартаментах царили разруха и хаос, неизменно сопутствующие всяческим ремонтным работам. Мэтру Истрану этот разгром почему-то напоминал о мятеже Небесных Всадников, и это было крайне неприятно. Королю, по-видимому, тоже. Или же его величество просто переживал за свой любимый кабинет, опасаясь, что трудолюбивые подданные забудут о просьбе не трогать это помещение.

Просмотрев план будущего своего жилища и эскизы интерьера, Шеллар III заинтересованно уставился на авторов этих шедевров и поинтересовался:

— Позвольте спросить, откуда вы берете подобные оригинальные идеи?

Архитектор и декоратор смущенно переглянулись, видимо, оценивая возможность солгать в присутствии друг друга, затем художник признался, что некоторые идеи ему подсказал господин королевский шут. Король рассмеялся, довольный тем, что опять угадал правильно, и украсил оба проекта своей подписью.

— Позвольте спросить, ваше величество, — поинтересовался придворный маг, когда окрыленные творцы покинули кабинет. — Вам действительно понравился столь экстравагантный проект, или же вы настолько доверяете вкусам вашего шута?

— Действительно, — подтвердил король, продолжая улыбаться. — Мне будет чрезвычайно приятно сознавать уникальность моих новых апартаментов и их отличие от общепринятого стандарта. А вам разве что-то не понравилось?

Мэтр мысленно отметил, что если бы воспитанника всерьез интересовало его мнение, то спросить следовало до утверждения, а не после. Но вслух останавливаться на этом моменте не стал и перевел разговор на другую тему.

— Нет-нет, ваше величество, это я исключительно из любопытства. Лучше ответьте мне, что вы намерены делать с драконом, которого с таким энтузиазмом решили включить в число своих подданных?

Как и предполагал почтенный мэтр, прежде всего любопытный Шеллар намеревался с бедным драконом ОБЩАТЬСЯ. Несчастному новому подданному можно было только посочувствовать — вынести ежедневные многочасовые расспросы его величества далеко не каждому под силу. А вот к коллеге Силантию, которому все это предстояло переводить, мэтр не испытывал ни малейшего сочувствия. Сам создал проблему, сам пусть и расхлебывает.

— А кроме того, — продолжал неугомонный король, — я подумываю о том, чтобы призвать господина Хрисса на военную службу. Давно мечтал создать собственные военно-воздушные силы…

— Из одного дракона?

— Пока из одного, а в будущем, может быть, и еще подберем. Это не последний дракон-изгнанник, и не всегда они злодеи и преступники, так что…

Мэтр тут же представил себе целую общину драконов и перепуганное население королевства и напомнил себе обсудить этот вопрос с коллегой Силантием. Спорить с его величеством — занятие утомительное и неблагодарное, лучше решить проблему тихо и без его участия. Одного дракона волне хватит.

— Кстати, о злодеях, — спохватился король. — Мэтр Истран, мне необходима квалифицированная консультация некроманта. Вы не могли бы…

— Ваше величество, — страдальчески заломил брови старый волшебник. — Вы же знаете, как мэтресса Морриган относится к подобным просьбам! Почему бы вам не обратиться опять к мэтру Наргину? Хотя он действительно ограничивается только теоретическими консультациями и составлением мемуаров, все же…

— В том то и дело, — вздохнул король. — Мне необходима не чисто теоретическая консультация. Специалисты из службы Безопасности обработали все здание дворца, установив защиту на помещениях, в которых можно подслушать важные разговоры. Но мне хотелось бы, чтобы кто-то проверил надежность их стараний. Крайне неприятно сознавать, что в любой момент меня может подслушать призрак господина Хаббарда и передать кому-нибудь информацию, которую я предпочел бы сохранить в тайне. А упокоить его вряд ли удастся, если он сам так этому сопротивляется. Я ведь не прошу чего-то неподобающего, всего лишь проверить защиту и в случае надобности ее подправить. Что-то мне в последнее время не по себе, как будто я что-то упустил и это упущение чревато серьезными неприятностями.

— Посмотрим, что можно сделать, — уклончиво пообещал придворный маг. Уговаривать Морриган бесполезно, придется тряхнуть стариной и самому все проверить… — Не переживайте, ваше величество, если мэтресса откажется, у меня есть другие знакомые коллеги. И оставьте эти разговоры о делах, извольте отдыхать. Полагаю, королева уже заждалась вас.

Несмотря на то, что его величество тоже успел соскучиться по супруге, которую оставил всего пару часов назад, выпроводить его стоило большого труда. Раз пять он поднимался, чтобы уйти, и каждый раз вспоминал о каких-то неотложных делах, которые не мог доверить Элмару. Мэтр Истран заверял его, что лично пересмотрит подписанные принцем-бастардом документы, торжественно клялся не подпускать его высочество к иностранным делегациям даже трезвым, обещал каждые два дня подвергать казначея допросу с магическим воздействием и обязательно выслушивать все, что найдет нужным сообщить господин Флавиус, особенно касательно голдианского вопроса…

Когда король все-таки изволил отбыть, старик вздохнул с облегчением. Его величество как был неугомонным, так и остался, и по-прежнему норовит во все сунуть нос лично. Даже в те дела, которые и без его участия прекрасно идут своим ходом. Неужели Флавиус не сумеет создать проблемы господину Дорсу без того, чтобы король лично контролировал каждый его шаг? Можно подумать, это первое подобное дело, которым занимается почтенный глава департамента! Все получится как было задумано и пройдет по плану, и не напрасно мэтресса Джоана не устает повторять любимому внуку, что его дружок плохо кончит. Кстати, надо будет еще раз напомнить уважаемой коллеге, что надо хоть немного сортировать клиентов и не связываться с подобными типами, как бы хорошо они ни платили.

А в остальном, кажется, все идет неплохо. По крайней мере, его наконец-то удалось его величество женить, и династия благополучно продолжится. Да и принц-бастард Элмар сможет с чистой совестью жениться на своей нимфе. Когда она уже наконец станет взрослой? Хотелось бы посмотреть на взрослую нимфу и проверить одну гипотезу о сущности этих волшебных существ, за которую почтенного мэтра три с половиной века назад высмеяли высокоученые старшие коллеги… а ему до сих пор кажется, что гипотеза была очень даже правдоподобная…

Наметился некоторый прогресс в решении мистралийской проблемы — теперь, когда Орландо нашелся, уже можно строить какие-то конкретные планы. А если он все-таки уговорит Эльвиру на законный брак, то будет просто замечательно. Хотелось бы, чтобы у него тоже появились наследники. Также хотелось бы все-таки найти контакт со старым приятелем, мэтром Максимильяно, который до сих пор руководит мистралийским принцем. Раз уж вышло, что почтенные мэтры оба стали его наставниками, желательно свои действия согласовывать. Мистралийский коллега в очередной раз передал привет и обещание навестить, однако с визитом не торопится. И с мэтром Альберто теперь нельзя посоветоваться, жаль, что с ним так получилось… Разве что, попытаться еще раз разговорить дона Диего? Но вряд ли этот молодой человек знает что-либо о пропавшем родителе, он уже как-то упоминал об этом и наверняка не лгал. А навестить сына мэтр Максимильяно себе не позволит, знает ведь, что там его могут поджидать. Хотелось бы, конечно, чтобы Диего больше не исчезал. Сам он пока не сознает, что с каждым днем, медленно, но вполне заметно превращается обратно в барда. И чем дальше, тем меньше остается воином. Будет очень печально, если этот милый юноша станет очередным подтверждением нежизнеспособности мультикласса «бард-воин». Остался бы здесь, и Ольге было бы спокойнее, да и полезно ей было бы общение с бардами, а то никак бедная девушка не найдет себя в жизни. Вместе они бы… да что загадывать, все равно не угадаешь, а ясновидением мэтр Истран никогда не блистал.

Мафей возобновил контакт со своей поморской родней, и хотя из-за его частых отлучек может пострадать учеба, это все же к лучшему. Если обстоятельства сложатся удачно, возможно, в ближайшее время Шеллар все-таки помирится с Зиновием. Даже то, что дамой сердца юного эльфа стала простая деревенская девчонка, тоже к лучшему. Влюбленные подростки могут предаваться счастью в свое удовольствие, не опасаясь, что в их отношения вмешаются заинтересованные родители девицы. А там видно будет. Как сложится, так и сложится. Жениться этому оболтусу еще рано, а пока придет пора, бедная девочка и состарится, но и это не трагедия. Зачем молодой ведьме заводить семью и рожать детей, рискуя лишиться способностей?

Словом, все складывается хорошо, и совершенно непонятно, почему его величеству «не по себе»? Отдыхать мальчик не умеет, вот в чем причина всех его тревог и сомнений. Но этот пробел в воспитании исправлять уже поздно. Не об этом нужно заботиться, уважаемый мэтр. Теперь ваша главная задача — новый наследник, новый воспитанник, который скоро появится на свет. Ведь будущее всегда превыше, ради него мы, собственно, и живем.