Жак полюбовался плавным приземлением бумажного самолетика и небрежно бросил:

— Да фигня все это, не переживай. Хочешь, переезжай, поживи у меня. А в твоей квартире посидят ребята Флавиуса, и если туда кто-то сунется, этому кому-то придется плохо. А долго и целенаправленно за тобой никто охотиться не будет. Можно подумать, на твоем Диего свет клином сошелся, и вся мистралийская разведка только тем и занимается, что одного его ловит. Потеряют несколько человек и плюнут на это дело, у них других хватает. А охраняют наши безопасники действительно качественно и ненавязчиво. Меня после того банкета две недели охраняли, а я даже не заметил. Так и не знал бы, если бы мне король не сказал.

Что-то не по делу он сегодня веселый и легкомысленный, заметила Ольга. Все ему фигня, ни о чем переживать не надо, а сам хихикает-хихикает, да и моргнет как-то странно, глаза опустит, вроде задумается на секунду, а потом тут же давай хихикать опять, еще пуще прежнего. Даже излишне весело и беззаботно как-то. То ли сам боится, да пытается страх весельем заглушить?

— Жак! — укоризненно сказала Тереза, отрываясь от учебника. — Как ты можешь так говорить! Ольге грозит серьезная опасность, а тебе «фигня»! Если бы это грозило тебе, ты бы уже трясся, как…

— Так то же я, — перебил ее Жак, выбираясь из-за стола, чтобы подобрать самолетик. — Я трус, я всегда всего боюсь. А Ольга — смелая. Не подобает отважным победителям драконов бояться каких-то презренных похитителей. Тем более, ее охранять будут.

Ольга вздохнула и мимоходом полюбовалась на знаменитый портрет короля, спрятанный от посторонних глаз в кабинете Жака. Они сидели в этом самом кабинете, набитом всяческим барахлом, поскольку Жак возжелал уюта и тесной компании, а гостиная была слишком большим помещением, чтобы компанию из трех человек можно было воспринимать как тесную. Да и самолетики бы разлетались. Также он заявил, что ему непременно нужно продегустировать новый самогон, прежде чем предлагать королю, и мнение Ольги для него чрезвычайно важно, как мнение специалиста. Поэтому он одновременно с исследованием аэродинамических свойств самолетиков усердно занимался дегустацией и спаиванием Ольги под неодобрительные комментарии Терезы. А также изо всех сил пытался развеселить гостью, что было очень явственно заметно.

— Ольга, — продолжал доставать ее Жак. — Вот скажи, ты серьезно боишься, что тебя украдут?

Это его «украдут» неизменно вызывало у Ольги ассоциацию с «Кавказской пленницей», и она всякий раз представляла себе этакого мистралийского абрека на лихом коне, который перебросит ее через седло и увезет в горы.

— Гораздо больше я боюсь совсем другого, — вздохнула она. — Мне кажется, с Диего что-то случилось. И король знает, но мне говорить побоялся.

— Да с чего ты взяла?

— Вчера его величество затеял со мной еще одну беседу о том, что к смерти надо относиться философски, что все мы смертны и что у моего возлюбленного такой род занятий, что он может за не фиг делать сложить голову где-нибудь… Ну, ты помнишь, вы все со мной такие беседы проводили?..

— Всего-то? — улыбнулся Жак, оторвавшись от разглаживания самолетика. — Да это у нашего величества просто загрузка тормознула. Он, наверное, с самой голубой луны собирался с тобой об этом поговорить, но либо некогда было, либо все не решался, как обычно. А когда, наконец, разогнался, оказалось, что это уже давно морально устаревшая тема, и его просто не поняли. И с чего бы это из такой мелочи делать такие страшные выводы? Вот приедет твой ненаглядный, и у тебя сразу все это пройдет.

— Жак, он не приезжал уже почти луну! С ним точно что-то случилось!

— Да что с ним могло такого случиться на базе? Тем более, его перевели в личную охрану самого Пассионарио, и теперь уж точно никуда не пошлют. Единственное, что могло случиться — он потерял возможность пользоваться телепортом. Если ты помнишь, он именно таким образом к тебе являлся. А с его приятелем-магом могло стрястись что угодно. Он мог заболеть, погибнуть на задании, даже потерять Силу, что, впрочем, маловероятно. А еще его могли перевести в другую группу, или куда-то отослать по делам… Но, на мой взгляд, самая простая и вероятная причина — их застукало начальство, вставило обоим по самые гланды и запретило покидать базу. Сам Кантор, конечно, нахал и лихач, ему на начальство плевать, а вот его друг мог оказаться более дисциплинированным и послушным. В общем, как бы то ни было, теперь ты его будешь ждать аж до самой победы очередной мистралийской революции. Или наоборот, как получится. Так что я бы тебе не советовал так переживать по этому поводу. — Жак натужно улыбнулся, запустил самолетик под самый потолок и стал следить, задрав голову, как он описывает круг под потолком и плавно опускается на шкаф. — Если он действительно больше не появится, восприми это, как будто вы с ним просто расстались, и посмотри по сторонам ищущим взором, как это делает большинство женщин. Уверен, ты сразу присмотришь себе кого-то ничуть не хуже, а даже наоборот, поскольку этот кто-то будет все время рядом и не будет доставлять тебе неприятностей. А если тебе все еще кажется, что ты никому не нравишься, посмотри по сторонам внимательнее, и сразу поймешь, что ты к себе несправедлива. Так же, как его величество в свое время.

— Жак, что за гадости ты говоришь! — возмутилась Тереза. — Ольга, не слушай его! Этот распутник тебе еще не того насоветует! Сейчас он тебе еще своего приятеля Лавриса сосватает, они же теперь друзья и соратники, вместе по злачным местам трое суток шлялись…

— Ну вот, нашла, что вспомнить… — с досадой отозвался Жак, скривившись, словно раскусил что-то необычайно кислое. — Дался тебе этот Лаврис… Ольга, ну не кисни. Хочешь, я у короля потихоньку спрошу? Мне он скажет, а я тебе скажу по секрету. Если он правда что-то знает. А если не знает, попрошу, чтобы узнал, у него же везде агентура имеется… А скажи, ты очень расстроишься, если кабальеро тебя просто бросит? Ну, там, прошла любовь, завяли помидоры, все такое? А то любовь от высокой цели отвлекает, а у него там великая битва за свободу… Воины, они вообще такими вещами страдают.

— Вот еще! — Ольга тут же ощетинилась, с ужасом представив себе нечто подобное. — Это будет просто лишнее подтверждение того, что мужики — сволочи, и от них, как выражается ее величество, одни моральные убытки.

— Ну не все же, — обиделся Жак. — А мы? Я, Элмар, король, наконец? Мы тоже?

— Может и нет, бывают исключения, но моральных убытков я от тебя имела выше крыши, — проворчала Ольга. — И никакого желания смотреть по сторонам ищущим взором у меня как-то нет. Могу поспорить, что первым делом наткнусь на Лавриса или на что-то похожее. Но ты, правда, спроси у короля. А то Диего мне обещал, что если с ним что случится, мне товарищи передадут, а насчет всего остального ничего не обещал. Вот его нет и нет, никакие передающие товарищи вроде не появлялись, а куда он делся и почему не приходит — думай, что хочешь. То ли правда у него телепорт обломался, то ли любовь прошла, то ли что-то все-таки случилось, а товарищи просто забыли или мой адрес потеряли.

— Хорошо, спрошу, — пообещал Жак. — Только не сегодня и не завтра. Чуть позже. Потерпишь? А то завтра у его величества будет продолжение свадьбы, ты, кстати, приходи. Милая неофициальная пьянка будет. Официальная у него сегодня, с коллегами, а завтра — с нами. А после банкета они с Кирой уезжают где-то недели на три.

— Куда? — растерялась Ольга, которая не представляла себе, как это король может куда-то уехать и оставить все свои дела на Элмара.

— Куда, куда! В отпуск. У него, между прочим, медовый месяц. А если его не спровадить куда-нибудь подальше от его любимых государственных дел, то он этого так и не прочувствует. Ты же его знаешь. Да и в его апартаментах и ближайших помещениях надо делать капитальный ремонт, перепланировку комнат, все такое. Там же теперь будет жить семья, а не одинокий холостяк. Королеве надо свою комнату, а то она уже начала потихоньку расставлять в его спальне вешалки для доспехов и подставки для мечей, а его это слегка нервирует, он не привык жить вдвоем. Потом еще дети пойдут… В общем, ремонт нужен, он и сам это понимает, только заклинал всех, чтобы его кабинет не трогали. А уезжать не желал ни в какую, кричал, что Элмар тут без него за казной не уследит, Факстону концессий надает, договор с мистралийцами подпишет, корону пропьет, и тому подобное. Элмар разобиделся так, что теперь наверняка справится… В общем, как король ни сопротивлялся, мэтр его все же пинками выгнал в отпуск, и завтра их величества отбывают в Эгину. Александр его давно приглашал в свою летнюю резиденцию на побережье. Там как раз самые курортные места. Я сам не был, но Элмар говорил, здорово. Завидую его величеству. Море, солнце, красота кругом, полноценное питание и много здорового секса… Просто рай.

— Рай для бездельников вроде тебя, — заметила Тереза. — А его величество заскучает через два дня. Не думаешь же ты, что он целыми сутками только тем и будет заниматься, что супружеский долг исполнять!

— Нет, конечно, кролик он тебе, что ли! Но все равно, скучать ему не дадут. Он будет читать книжки, беседовать с королевой о возвышенном и обучать ее игре в шахматы. А еще все будут его навещать, чтобы уж точно не скучал. Кстати, Ольга, ты поедешь в гости к его величеству? А то мы тут расписание составляем, чтобы по очереди.

— Обязательно поеду. Только не одна, мне неудобно как-то одной. Может, с Эльвирой?

— Нет-нет, — спохватился Жак. — Эльвира уже занята. Я сам найду, с кем тебе поехать. Да, и еще, кстати. Тут у нас опять ставки делают, когда у короля наследник появится. Не желаешь поставить? Только не тяни, а то когда официально объявят, я принимать перестану.

— В первый день весны, — ляпнула Ольга первое, что пришло в голову. — А сколько надо ставить?

— А сколько хочешь.

— Тогда я посмотрю, сколько у меня есть… А что, король будет на полном серьезе ходить на пляж и купаться? Не верю.

— Я тоже не верю, что кому-либо удастся заставить его раздеться. Разве что силком. Я даже не верю, что он удосужится сменить свой вечный черный камзол на что-нибудь полегче, типа эгинской туники и сандалий…

Ольга немедленно представила себе короля в коротенькой тунике и сандалиях, и слегка повеселела.

— Что хихикаешь? — улыбнулся Жак. На этот раз более естественно. — Опять, наверное, представляешь его бедное величество в каком-нибудь неподобающем виде?

— Жак, — хихикнула Ольга. — А какой длины у них эти туники?

— А кто как хочет. У воинов, например, и у молодежи, кому есть что показать, так едва хозяйство прикрывают. А у более почтенных людей — хоть до полу.

— А что, штанов они не носят?

— Зимой, когда холодно. А летом там такая жара, что надо раздеваться.

— А в Мистралии тоже летом без штанов ходят?

— В штанах. Просторненьких таких. — Жак развел руки, показывая размах мистралийских летних штанов. — Хотя это все зависит от класса, социального положения и личного вкуса. Есть оригиналы, которые в шортах щеголяют, а есть и такие, что все лето парятся в сапогах, дабы не уронить достоинство. Вот к таким, кстати, и относится наш король. Могу поспорить на что угодно, что он так и проходит весь отпуск одетым.

— Ну, поспорь, — согласилась Ольга, которая как раз представляла себе Диего в шортах и отмечала про себя, что ему бы пошло. — Только не со мной. Я тоже так думаю.

— В том-то и беда, — вздохнул Жак. — Все так думают, и мне поспорить не с кем. Может, мэтра спросить? Только если он думает иначе, я все-таки сменю свое мнение, и с ним спорить не буду. Один уже поспорил…

— Кстати! — вдруг вспомнила Тереза. — Жак, ты знаком с мэтром Альберто?

— Лично — нет, но в лицо знаю, — ответил Жак, как-то вдруг напрягшись. — А что?

— Он о тебе спрашивал. Говорил, что хотел бы с тобой познакомиться, слышал, ты тоже алхимией увлекаешься, и что ты механик толковый. У него там какой-то ценный прибор сломался, так он очень просил, чтобы ты зашел и посмотрел, может, разберешься. Зайдешь? Ты не бойся, что он мистралиец, он очень интеллигентный и порядочный человек.

— Я надеюсь, — проворчал Жак. — Схожу, конечно. Раз уж так просит…

— Мэтр Альберто — это такой пожилой дяденька, который иногда по клинике мелькает? — наморщила лоб Ольга, припоминая, о ком же идет речь. — Он еще в подвальчике за моргом обитает, да? Тереза, а правду болтают, что они с мэтрессой…

— Поменьше слушай сплетни! — вознегодовала Тереза. — А то ты не знаешь, как люди любят приврать, чтобы обгадить ближнего! Тебе было приятно, когда про тебя и его величество сплетни ходили? Или сейчас, нравится тебе, когда люди рассказывают, как вы с Диего занимаетесь сексом на весь подъезд?

— Неудобно немного, — вздохнула Ольга, — но это правда, так что обижаться не следует. Ну а что делать, если там стенки — одно название! Пусть слушают, не умрут. Я же слушаю, как мои соседи друг дружку матюками обкладывают, и ничего. Так что, неправда? Я просто так спросила, мне по приколу было.

От этих воспоминаний у Ольги снова испортилось настроение, и она решила заканчивать эти полуночные посиделки и идти домой, пока не поздно. А то охрана охраной, а искать себе приключений на задницу, болтаясь по улицам среди ночи, тоже как-то не хотелось.

— Пойду я, пожалуй, домой, — сказала она, доставая последнюю сигарету на дорожку. — А то уже поздно.

— Зачем? — стала уговаривать ее Тереза. — Оставайся у нас. Действительно уже поздно, зачем тебе куда-то идти, если ты все равно собираешься к нам переехать? А завтра за вещами сходишь. Жак тебе поможет перевезти все, что нужно.

— Вот еще! — проворчал Жак. — Лошадь нашли! Лучше Элмара попросить.

— А Элмар что, лошадь? — обиделась Тереза.

— У Элмара есть слуги, — пояснил свою мысль Жак. — И до хрена притом. И что ты пристала к человеку, захочет — останется, нет — завтра придет. Ольга, останешься или завтра придешь?

— Завтра приду, — решила Ольга, которая терпеть не могла незапланированных ночевок в чужих домах, за исключением тех случаев, когда это случалось после классной гулянки, когда всем было весело и ночевка в гостях казалась увлекательным приключением, а идти домой не было сил. Сегодня ей ничуть не было весело, так что оставаться не хотелось ни капельки.

— Приходи, — как-то очень быстро согласился Жак. — Только утром, чтобы я показал тебе дом, прежде чем уйду во дворец. А то еще пойдешь сама исследовать, вляпаешься во что-нибудь.

— Во что? — не поняла Ольга. — У тебя что, сортир течет?

— Шуточки у тебя! Нет, у меня просто по дому полно всяких занориков, некоторые даже опасны для жизни, так что я тебе их покажу. Только по секрету, а то вдруг они мне еще пригодятся, а если о них весь город будет знать, какой с них толк?

— Каких занориков? — не поняла Ольга.

— Хитрых ловушек для Слонопотамов.

— Ловушек? — Ольга немедленно представила себе, что под столом в гостиной у Жака вырыта огромная яма, прикрытая ковриком. — А зачем?

— Вообще-то они от прежних хозяев остались, но я их не демонтировал, потому что тоже одно время боялся, что меня украдут. Да и до сих пор боюсь, в общем-то, так что пусть будут.

— А как ты про них узнал? Или тебе прежние хозяева, когда дом продавали, объяснили?

— Да я его не покупал, что ты! Даже если б у меня хватило денег, я бы все равно что-то попроще присмотрел. Это мне король подарил, он же и показал все, что тут есть. Это дом его двоюродной прабабушки, принцессы Джессики. Никогда не слышала? Пронзительная была старушка, должен сказать. Она сама из королевского дома Лондры, была замужем за ортанским принцем, который приходился нашему королю… э-э… младшим братом прадеда, вот. К тому же этот принц был слепой, его в какой-то битве навернули булавой по кумполу, отчего он еще совсем молодым потерял зрение. Так что принцессе повезло, я видел ее портрет в молодости, только слепой и мог на такой жениться. Представляю, какой она стала к старости, наверное боялись хуже, чем Флавиуса.

— Жак, ну что ты говоришь! — укоризненно перебила его Ольга. — Флавиуса боятся потому, что у него должность такая, а сам он очень симпатичный мужчина. Мне, во всяком случае, нравится. Он на одного японского актера похож, забыла, как его зовут…

— Железный Феликс, — подсказал Жак. — Между прочим, он просил у тебя узнать, кто это такой и почему ты его так прозвала. Ты уж как-то Флавиуса бы пощадила со своими вечными меткими прозвищами. А то оно к нему прилипло, а он не знает, обижаться, или радоваться. Что самое смешное, никто не знает, что такое Железный Феликс, но всем очень понравилось и все единодушно решили, что Флавиусу идет.

— Он знает? — ужаснулась Ольга. — Вот уж, при дворе его величества фиг что скроешь! Но ты же ему объяснил, что тут нет ничего обидного?

— А я откуда знаю? Я вот у тебя и спрашиваю. А то мне что-то не верится, что японца могли так звать.

— Как — не знаешь? Так Дзержинского называли.

— А кто это?

— Ты не знаешь, кто такой Дзержинский? Ты что, совсем историю в школе не учил?

— Учил, но что-то такого не припоминаю. А что, он был на Флавиуса похож?

— Да нет, у него должность была аналогичная. А Железным звали потому, что был несгибаемый большевик.

— А, так это вот какие времена… Знаешь, их в школе так кратко проходят, что все несгибаемые большевики в учебник не поместились… Ладно, я же тебе о чем-то другом рассказывал…

— О страшной принцессе, которую боялись хуже, чем Флавиуса, — подсказала Ольга.

— Ах, да. И ты меня перебила. Я не потому вспомнил Флавиуса, что его боятся, а потому, что эта бабушка тоже была главой этого самого департамента. Вплоть до самой своей кончины, до восьмидесяти восьми лет. Наш король еще был ее заместителем.

— Которым? — уточнила Ольга. — По порядку или по безопасности?

— И одним был, и другим тоже. О же прошел всю служебную лестницу с самого низа, от рядового полицейского до главы департамента. Ну, так положено, программа обучения такая. Бабушка Джессика его очень любила, то ли за его выдающиеся способности, то ли родную лондрийскую кровь в нем чувствовала, не знаю, но этот дом она ему в наследство оставила, поскольку своих детей у нее не было. А поскольку сам он в нем не жил, подарил мне. И сказал, что это очень полезное жилище для человека, которому может грозить опасность. Тут на всех замках сигнализация на взлом стоит такая, что мертвого поднимет, и еще током шарахнет. Это уже я переделал, а то раньше там такое заклинание стояло, что от бедного взломщика одна кучка пепла бы осталась. Не дай бог, кто-то бы по ошибке пострадал. А еще в гостиной есть такие симпатичные окошечки, которые плюются огненными стрелами, только они настроены на голос хозяина, так что тебе не пригодятся. А в перилах лестниц есть выдвигающиеся лезвия на случай, если за тобой кто-то гонится, я тебе завтра покажу, на какую шишечку нажимать. И потайных дверей по дому полно… В общем, все покажу, но завтра.

— А что, старушка сама их ставила? — заинтересовалась Ольга. История о бабушке, которая раньше была заместо Флавиуса, ей очень понравилась.

— Вряд ли, это должен делать специалист. Но проектировала, возможно, сама. Король говорил, бабушка была знатная воровка, почище Флавиуса и даже Элвиса.

— Воровка? — не поняла Ольга.

— Это не в смысле профессии, а в смысле класса. Название класса вообще вещь условная. Название просто исторически так сложилось, а на самом деле к классу воров относятся не обязательно преступники, а, например, еще и те, кто их ловит. А ты, кстати, раньше не слышала, что купцы тоже по классу относятся к ворам? Сами они, правда, страшно не любят, когда им об этом напоминают, и уже двести лет бьются, чтобы их отделили от воров и выделили в отдельный класс. А ничего у них из этого не выходит. Во-первых, от природы никуда не денешься, Тень-то одна, что у купца, что у вора, что у нашего Флавиуса, что у лондрийского короля. А во-вторых, никто не хочет менять традиции. Даже наш король считает такой раздел на классы правильным и логически обоснованным, потому как больших воров, чем торгаши, еще поискать. Так вот, старушка принцесса была воровка, как большинство лондрийских королей. Это у них семейное, хотя они тоже не любят об этом говорить. Равно как и о том, что у них в роду непонятно каким образом затесался гном. Оттого они такие красивые, особенно дамы. И оттого, кстати, наш король такой ненормально здоровый. Это тоже гномья наследственность, только она редко проявляется таким образом.

— У нашего короля в роду были гномы? — изумилась Ольга. — Так скажи кому, обхохочется…

— Я сам обхохотался, когда он мне сказал, и решил, что он шутит. А потом он мне своего кузена Элвиса показал, и я поверил. Ты же его видела на свадьбе? Четыре локтя в шляпе с плюмажем. И вся их родня такая, это только наш в ортанскую породу пошел. Он тебе, наверное, говорил, что у них в семье все мужчины по пять локтей ростом? Я сам не застал его покойного дядюшку и кузенов, но мэтр мне рассказывал, что когда эта семейка усаживалась обедать в полном составе, начиная с дедушки и заканчивая Элмаром, зрелище было потрясающее.

— А у них каких-нибудь великанов в роду не было?

— Не знаю. Король говорит, что это анатомически невозможно, но мало ли, вдруг какой-то карликовый великан попался…

— Жак, а не хватит ли тебе пить? — подала голос Тереза. — А то ты и не до того договоришься. «Карликовый великан»! Хватило же фантазии!

— А почему бы и нет? У многих людей где-то далеко в роду затесались существа других видов. Те же эльфы, к примеру. И если у Мафея это видно с первого взгляда, то уже у Диего, к примеру, не видно, пока не разденется. А у Этель так и вовсе не видно. А еще пара поколений — и само присутствие эльфийской крови в семье забудется, и потом никто не поймет, отчего да почему дети рождаются то безволосые, то с серебристыми волосами, то глазастые не по-людски… Ты прикинь, ведь подавляющее большинство ныне живущих людей живого эльфа никогда не видели. А пройдет еще лет сто…

— Ладно, пойду я, — поднялась Ольга, у которой при упоминании о Диего снова испортилось настроение и рассуждения Жака о нечеловеческой наследственности стали как-то и неинтересны. — А то правда поздно уже…

Тереза попробовала еще раз уговорить ее остаться, но Жак тоже встал и сказал, что проводит, из чего Ольга сделала вывод, что он, видимо, затеял на сегодня грандиозную ночь любви, и посторонний человек в доме ему на фиг не нужен, а Тереза никак не может этого сообразить. Так что правильно она решила сегодня не оставаться.

Проводив Ольгу и закрыв за ней дверь, Жак вернулся в кабинет уже не улыбаясь и не скрывая раздражения. Не говоря ни слова, он налил себе стакан самогона, посмотрел на него, отставил и достал сигареты. Тереза отложила книгу и внимательно на него посмотрела.

— В чем дело? Мне показалось, ты не хотел, чтобы Ольга осталась, и очень невежливо ее спровадил. Советы ей давал совершенно безнравственные… И вообще какой-то ты нервный сегодня. Что-то случилось?

— Кто тебя за язык тянул, когда я эти советы давал? — в сердцах бросил Жак и все-таки выпил налитый стакан. — Кто тебя просил лезть со своим высоконравственным мнением и мешать мне работать? И между прочим, чтоб ты знала, мэтр Альберто дерет твою мэтрессу на столе в ее кабинете, так, что вся клиника ходором ходит, одна ты не знаешь… А раз я что-то Ольге говорю, значит, так надо, и нечего меня перебивать и все мне портить… — Он выругался и добавил: — И вообще, имел я такие деликатные поручения в рот, в нос, в ухо и в самый сокет! Опять он меня подставил, друг называется! Что за манера! Поручил бы Элмару, у него лучше получается, Ольга сама говорила…

— Перестань напиваться и не сквернословь! Так это тебе король поручил такие провокационные разговоры вести? Зачем? С Диего действительно что-то случилось, и король знает? Но если бы так, зачем тогда охрана? Или просто боится, что у Ольги будут проблемы от такого любовника, и хочет, чтобы она с ним рассталась? Или что-то еще ему в нем не нравится? Они, помнится, вроде поссорились… Но как бы то ни было, Жак, разве так можно? Исподволь, намеками, давать понять девушке, что ее отношения с любимым человеком закончились, что пора искать другого… А если он приедет, что он о тебе подумает? Ты что, не мог отказаться?

Жак отвернулся, неуверенно помолчал, моргнул несколько раз, и все-таки не выдержал.

— Ничего он не подумает. И не приедет. Никогда не приедет. Совсем.

— Господи! — тихо ахнула Тереза. — Он погиб?

— Да.

— И король не смог сам сказать, тебе поручил?

— Нет, он мне поручил ее осторожно подготовить. Сказать поручили кое-кому еще, придет один товарищ… Он… в общем, он эмпат, он ее сможет как-то магически утешить. Только он сейчас сам весь в соплях по этому поводу, его бы самого кто утешил… Ну как, как я ее должен подготовить, как тут можно беседы вести, когда самому плакать хочется? Я вот это сижу, за клипсу дергаю бедную девчонку, а у самого перед глазами его ухмылка…

Тереза тихо всхлипнула и полезла в карман за платочком.

— Жак, а почему тогда охрану не сняли?

— Король не велел. Сказал, что есть вероятность ошибки, хоть и небольшая, и он хочет застраховаться от случайностей. Что, дескать, опознавать тело по украшениям — дело неверное, можно и ошибиться… только непонятно, если это был не он, куда же тогда он делся?.. Ты Ольге хоть не говори, ладно?

— Ладно, — кивнула Тереза. — Шел бы ты спать, бедный мой.

— А ты пойдешь?

— Я чуть позже приду. Посижу немножко одна.

— Молиться будешь? — вздохнул Жак, поднимаясь. — За упокой души?

— За вероятность ошибки, — серьезно ответила Тереза. — И я не понимаю твоей иронии. Как бы ты ни был расстроен, это некрасиво… и просто невежливо. Нельзя быть таким дремучим атеистом.

— Можно, — возразил Жак, с трудом выбираясь из-за стола. — Я же есть, значит можно.

Он остановился, нежно посмотрел на девушку и вдруг спросил:

— А почему тогда ты меня любишь, такого дремучего атеиста?

— Потому, — с обычной своей серьезностью ответила Тереза, — что ты в сто раз больше христианин, чем большинство верующих.

— Понятно, — вздохнул Жак, которому, впрочем, не очень-то было понятно. — Молись. Я разве против? На здоровье. Только приходи потом.

И нетвердой походкой побрел в спальню, думая при этом, что не стоило столько пить. Самогон все равно не помогал. Перед его взором по-прежнему стоял усмехающийся Кантор и спрашивал: «Ну как, ты все еще боишься мистралийцев?»

И слышать это было почему-то больно.

* * *

Примерно в это же время принц-бастард Элмар сидел в своей библиотеке, запершись на ключ, и мрачно смотрел на стоявший перед ним кувшин вина, к которому так до сих пор и не притронулся. Он боялся идти в спальню, зная, как легко улавливает несравненная Азиль малейшее изменение его настроения. Если она спросит, что с ним, что ей ответить? Ведь предупреждай, не предупреждай, завтра же все Ольге расскажет. Поэтому он сидел и ждал, пока Азиль уснет, чтобы она не заметила и не начала расспрашивать. Не обманывать же ее, если спросит. Недостойно.

Выпить хотелось зверски, и не просто выпить, а напиться до умопомрачения, но пить он тоже боялся, зная, как легко у него развязывается язык от вина, и опасаясь не удержаться и сболтнуть лишнее.

Поэтому он просто сидел и смотрел на кувшин. А перед его глазами стоял усмехающийся мистралиец и говорил: «Только ты постарайся, как в прошлый раз, напасть сзади и без предупреждения».

И Элмару тоже почему-то было больно.

В королевском кабинете сидел, зажав в зубах погасшую трубку, его величество Шеллар III, который пытался перед отъездом хоть немного привести в порядок дела, основательно подзапущенные за последние дни. Однако, как ни старался он вникнуть в смысл лежавшего перед ними рапорта от Флавиуса, смысл этот каким-то образом ускользал от его понимания. Возможно, просто потому, что он только что пришел с официального приема, где слегка выпил. А может быть потому, что вместо изучаемого документа перед его взором стояла наглая ухмыляющаяся физиономия и ехидно вопрошала: «А королям подобает ныть?»

И королю тоже было больно.

В лаборатории мэтра Истрана у большого зеркала выбивался из сил принц Мафей, пытаясь нащупать хоть небольшой просвет в сплошной черноте, окружавшей дворец. Почему-то проклятое зеркало у него работало только в пределах дворца и с настройкой на помещение, хотя он своими глазами видел, как мэтр делает это на любом расстоянии и с настройкой на конкретного человека, значит, это возможно, просто у него почему-то не получается. Он видел, как это делается, и даже понял принцип, но практически ничего не мог сделать, хоть сядь да плачь. И Мафей сидел и плакал, и все равно снова и снова пытался нащупать ту нематериальную нить, которая, как он видел, должна связывать мага с объектом его поиска. Пытался, и не мог. Может быть, потому, что всякий раз, когда он наблюдал за действиями наставника, тот искал либо ученика, либо воспитанника, и нить у него была ровная, широкая и белая. А у Мафея получалась синяя, тонкая, и обрывалась, едва достигнув непробиваемой черноты за стенами дворца. И невозможно было понять, что это значит. То ли, что ученик мага просто замахнулся на что-то недоступное ему по уровню, то ли, что у него нет достаточной связи с объектом поиска, то ли, что этого объекта и в самом деле нет в живых.

И думать об этом было больно.

В спальне Эльвиры, уткнувшись лицом в плечо хозяйки, тихо плакал принц Орландо, он же товарищ Пассионарио, он же и так далее. Он так и не решился до сих пор показаться на базе, так ему было стыдно появиться на глаза Амарго. А еще ему было больно. Как и всем. И может, даже больнее, потому что, как говорят, эльфы чувствительнее, чем люди. И, как и у всех, у него тоже все время стоял перед глазами Кантор. Только не такой, как сейчас, а прежний, знаменитый маэстро, его наставник. Он яростно кричал что-то о презренных плагиаторах и с размаху опускал на спину нерадивого ученика подставку от пюпитра. Но по сравнению со всем остальным это как раз было совсем не больно.

В это же время Ольга неторопливо топала по темной улице и размышляла о высказанных Жаком предположениях. И чем больше она размышляла, тем меньше ей все это нравилось. Как ни горько было это сознавать, в них была изрядная доля правды. Очень даже могло такое случиться, что Диего действительно остался без телепорта, и теперь добраться к ней не сможет никак. То есть, совсем никак. Ведь в Голдиану его больше не пошлют, да и вообще никуда не пошлют, и вполне вероятно, что она его не увидит, как обещал Жак, до самой победы очередной революции. А то и вовсе никогда. Ведь победа эта предполагаемая не завтра и не через луну, если вообще когда-то будет. Вон, тянется у них все это безобразие двадцать лет, и еще столько же протянется, так что, он ее будет все эти годы помнить и ее одну любить и ждать? Смешно. Погрустит и забудет, дело житейское. Если еще не забыл. Мало их у него было? А вот она, сможет ли она его забыть так же легко? Его глаза, то устало печальные под полуопущенными черными ресницами, то азартно-веселые, с такой же лихой чертовщинкой, как у барда с портрета, то пронзительно-мудрые, то безумные от страсти… Его улыбку, то мягко светящуюся тихой лаской, то искрящуюся отчаянным разудалым весельем, то невеселую, перекошенную на одну сторону… Его безграничное понимание абсолютно всего и детский восторг перед чуждым и непривычным… Его манеру стебаться с серьезной миной, трахаться в неподобающих местах и давать парадоксальные советы… И просто, как с ним было здорово, с этим безбашенным мистралийцем… Разве можно это забыть?

«А если с ним все-таки что-то случилось?» — пробилась сквозь сладкие воспоминания болезненная мысль, сверлившая Ольгу уже который день. А если вот как раз и сбылось предсказание? И они все знают, а ей боятся сказать? Если его все-таки замучили до смерти, и он сейчас где-то валяется, как вон та дохлая кошка под забором…

Она попробовала себе представить его мертвым, и в памяти тут же всплыло изувеченное лицо ее «мертвого супруга» из кошмарного сна, отчего Ольгу пробрала дрожь. Нет, не надо, отчаянно заметались испуганные мысли, взвившись стаей всполошенных птиц. Пусть лучше он ее забудет, пусть бросит, но пусть он будет жив!

Она шла, слушая сзади легкие шаги своих ненавязчивых охранников, молча глотала слезы и изо всех сил пыталась унять разыгравшееся воображение, живо рисовавшее ей любимого человека, измятой тряпкой лежащего в мусорной куче, как та самая дохлая кошка, мимо которой она прошла минуту назад.

Стоит ли говорить, что ей тоже было больно.

Сам Кантор в этот самый момент лежал, обессилено припав лицом к влажной от росы траве, и в который раз ругался с внутренним голосом. Голос утверждал, что если он попытается снова встать, то умрет на месте. А Кантор, матерясь и проклиная все на свете, доказывал, что как раз наоборот, если он не встанет, и не сядет на эту проклятую тупую скотину, на которой и с седлом-то невозможно ехать, не то что без оного, и не поедет сию же минуту дальше, то вот тогда он точно умрет. Потому что его догонят и поймают.

Кантору тоже было больно. Но, разумеется, по совсем другой, более простой причине.

* * *

Жак прекрасно понимал, зачем он вдруг понадобился мэтру Альберто и о каком таком ценном приборе идет речь. Но все же идти было слегка боязно. Он все утро колебался и уговаривал себя, что ничего страшного не случится, что не убьют его за этот сейф, тем более причина была уважительная, и что мэтр Альберто, он же дон Рауль, он же товарищ Амарго, не злодей какой, а нормальный мужик. Просто не может теперь сейф закрыть без посторонней помощи, да хочет, наверное, убедиться, что информация не поползла по миру. Но все равно было боязно. И, когда Жак переступал порог лаборатории, колени у него слегка дрожали.

— Ну что ты трясешься, как припадочный? — устало вздохнул мэтр Альберто, он же дон Рауль и так далее. — Не убью я тебя, не бойся. Заходи.

Он выглядел очень старым и несчастным, и сейчас действительно был больше похож на мирного алхимика, чем на отважного командира повстанцев, и тем более, полевого агента секретной спецслужбы.

— Здравствуйте, — неуверенно поздоровался Жак. Он тут же перестал бояться и, напротив, проникся сочувствием к этому бедному агенту, которому и так приходится в трех местах вертеться, а ему еще поручили воспитывать товарища принца, от которого надо наркотики в сейф прятать. Может, конечно, с этим почтенный мэтр и перебарщивает, как все наставники, но все равно, делать из эльфа политика — задача такая, что умом можно тронуться.

— Если уж ты что-то ломаешь, — так же устало и обреченно продолжал несчастный агент, — так хотя бы прибирал за собой, когда уходишь! Три дня сейф нараспашку и замки на дверях взломаны! А если бы сюда кто-то зашел?

— Извините, — покаялся Жак. — Мы очень торопились.

— А потом нельзя было прийти, когда перестали торопиться? Или просто струсил?

— Давайте, я посмотрю, — покорно сказал Жак, которому нечего было возразить. — Я думал, вы сами сможете… э-э… а как мне вас называть?

— Здесь я мэтр Альберто, — ворчливо отозвался мистралиец. Он тяжело поднялся, дотянулся до разворошенной аптечки, которая теперь стояла на столе, и бросил в рот пару таблеток. Затем как-то безнадежно и чуть ли не жалобно спросил. — Этот раздолбай у вас не появлялся? Он опять пропал, паршивец! Я с ума схожу, не знаю, что с ним теперь. Еще и напился где-то, а он же пьяный — полный идиот, во что угодно мог встрять.

— Появлялся, — утешил его Жак. — Не беспокойтесь.

— Ты его видел? — с надеждой вскинулся мэтр Альберто. — Он у вас?

— Я не видел, мне король говорил. Я спрошу, если хотите, может он до сих пор у нас. Вы, правда, не переживайте. С ним ничего не случилось, когда он пьяный отправился на подвиги, мэтр Истран его отловил и обезвредил. Он, наверное, или у него, или у Эльвиры сидит. А может, и вернулся, просто вы не знаете. Вы давно у себя не были?

— Тогда подожди, я на базу смотаюсь, — вздохнул мистралиец и принялся стаскивать мантию. — Займись пока замком, а потом запрешь дверь и посмотришь контролку. Ты там что-то такое наворотил, что я теперь в систему войти не могу. Вот уж, пусти ломовика к технике…

— Да что вы! — засмеялся Жак, недоумевая, как же он сам не догадался. — Я вам просто шлем отключил! Там есть такая маленькая опция — «вид нейроконтакта», я ее переключил на штекер, и теперь ваша машина вас в шлеме не признает. Вы что, сами не могли посмотреть?

Мэтр Альберто опустил уже задранный подол мантии и подошел поближе.

— Откуда я знал? Я эту опцию никогда не открывал. Назад переключить не мог? Переключи, да я сейф закрою.

— Вы с вашими мистралийскими стрелками уже забыли, как с техникой обращаться, — подколол его Жак. — Или просто забыли, что на свете люди с имплантами бывают?

— Да я и раньше про эту опцию понятия не имел! Что я, по твоему, специалист по вашей этой технике? Если хочешь знать, я ее вообще попервах боялся.

Жак остановился со шлемом в руках и с тихим ужасом посмотрел на собеседника.

— «Вашей технике»? — повторил он, не вполне веря услышанному и надеясь, что мэтр Альберто просто оговорился, слишком вжившись в образ. — А разве вы не…

— А что тебя так удивило? Я местный. Настоящий мистралиец, и между прочим, настоящий алхимик. Или ты думаешь, мы настолько тупы и примитивны, что техника нам вообще недоступна?

— Нет, почему же, — смутился Жак. — Я думаю, что король бы вполне потянул… Просто я не знал, что такое вообще практикуется — вербовать агентов из местных, посвящать их во все подробности…

— Зато сам короля посвятил, во что только можно, — тут же перебил его мэтр Альберто. — Кто тебя за язык тянул?

— Я нечаянно, — вздохнул Жак. — Кто же знал, что он такой внимательный окажется и раскрутит меня так запросто… Вы бы сами попробовали что-нибудь соврать его величеству, я бы на вас посмотрел…

— Раз уж об этом зашла речь, — мистралиец тоже вздохнул и взял с полки спички и алхимическую горелку. — Давай поговорим серьезно. Ты займись пока замком, а я сварю кофе. На базу потом смотаюсь, если честно, мне как-то даже страшновато с ним встречаться. Я ему такого наговорил сгоряча…

— Король мне рассказывал. Как же вы так? Вы что, не знаете, какой он впечатлительный? А если бы он пошел да сдуру руки на себя наложил? Они же ненормальные, эти эльфы. Разве он так уж был виноват, как вы ему расписали?

— Частично, — поморщился алхимик. — Но все равно… Сорвался я тогда, не выдержал. Как увидел, что от Кантора осталось…

— А ошибиться вы не могли? — с надеждой спросил Жак, ковыряясь в замке. — Какой код тут был изначально?

— Три — восемнадцать — сорок два… Я теперь уже и не знаю. Поначалу все были уверены, что это он, а теперь возникли сомнения… Пришел один… э-э… в общем, у него родственники есть, и один из них — маг. Так он пришел и решительно заявил, что это — не Кантор. Объяснить он свою уверенность не смог, поди пойми, то ли как-то магически распознал, то ли просто с горя, знаешь, как бывает, до последнего не верят… Обещал проверить и точно сказать. И если он научным путем убедится, что это все-таки не Кантор, то я не знаю, где же тогда его искать?.. Про Кантора тебе тоже король рассказал? А ему — понятно, кто… Да еще пьяный, страшно подумать, чего он мог наболтать… Я вот о чем хотел поговорить. О вашем любимом короле. Как много он знает? Что вы с этим балбесом успели ему порассказать?

— Мы? — обиделся Жак. — Да практически ничего. Он сам до всего додумался. Я ему рассказал только о том, что видел в Кастель Милагро, и о том, что мне рассказали вы. Но вы же и не запрещали об этом рассказывать. А он сделал вывод, что вы — человек из нашего мира. Из мира Альфа, я имею в виду. И захотел с вами познакомиться, потому что объем информации, полученной от меня, счел недостаточным.

— А как он узнал, что Амарго — это я?

— А помните… Кантор вам рассказывал, что Мафей видел о нем вещий сон? Вот там ваше имя и всплыло. В том сне Кантора спрашивали именно о вас. А Мафей свои сны обязательно рассказывает королю. Вот так король и услышал имя Амарго. И заинтересовался, кто это такой и зачем это он голдианцам. А потом по каким-то своим каналам и вас нашел. И кто такой Кантор, он тоже вычислил сам. Мне бы и в голову не пришло как-то связывать его с тем парнем, которого я видел в Кастель Милагро. А король додумался. Вот и все, готов ваш замок.

— До чего еще додумался ваш король? — печально вздохнул мэтр Альберто, расставляя на столе чашки и сахарницу. — Продолжай, я уже ничему не удивляюсь. Ты кофе с сахаром пьешь, как и прочие переселенцы?

— Да, с сахаром… А еще король сам вычислил, что отец Кантора, мэтр Максимильяно дель Кастельмарра, тоже был агентом из нашего мира. Теперь король и с ним хочет познакомиться. Вернее, повидаться, они уже были знакомы когда-то…

— А это не Орландо ему сказал?

— А он что, знает?

— Знает. Мы были вынуждены посвятить его во все, иначе нам бы пришлось слишком много врать, а он эмпат. Почувствовал бы, заподозрил, перестал бы доверять. Так что, это его работа? Проболтался где-то?

— Нет. Это почтенный мэтр сам прокололся. Когда двадцать три года назад воспользовался универсальным антидотом и забыл пустую нашлепку забрать. Он вам рассказывал?

— Кажется, нет. А ну-ка напомни подробнее.

— Вы знаете историю о том, как умер отец нашего короля?

— Да, это шеф мне рассказывал. Не официальную версию, а как оно было на самом деле. Но о том, что это он спас Шеллара, нарушив при этом инструкции, умолчал. А я-то все не мог понять, откуда у Кантора такое непочтение к правилам и инструкциям… Наследственное это у них. Хотя я могу понять шефа, я бы и сам наплевал на инструкции, если бы видел, что умирает ребенок и что я могу его спасти. Значит, он оставил пластинку от дермопласта? И ее нашли? А на днях вы с Пассионарио, как я догадываюсь, учинили то же самое. Утащили из моей аптечки тот же универсальный антидот, чтобы опять спасти вашего общего друга, которому опять перепала смертельная доза отравы. И, само собой, показали ему дермопласт и пояснили, что это такое?

— Ну… да, — кивнул Жак, решив не впутывать в эту историю еще и придворного мага. — А что, мэтр Максимильяно, или как его на самом деле, ваш шеф?

— Он региональный координатор. Только помалкивай. Об этой лаборатории король знает?

— Что вы! Если бы он знал, он бы еще позавчера был у вас в гостях. Я ему не сказал. Просто отказался от объяснений.

— А чего он вообще от нас хочет? У него какой-то конкретный интерес, или просто из любопытства?

— В основном он хочет заручиться вашей поддержкой на случай, если не сможет самостоятельно справиться с возможной агрессией Мистралии.

— Додумался, поздравляю! Над нами с шефом еще сорок пять начальников, и решать этот вопрос будем не мы, даже, если придется. Так что пусть успокоится и даст нам спокойно работать. Лично я в стороне не останусь, чем смогу помогу, даже если начальство решит не вмешиваться. А то ведь очень даже может решить, они, гады, нам даже запрещают трогать этого сучьего советника. Хотят увидеть, что же из всего этого выйдет, исследователи, мать их. Шеф тоже в стороне не останется, уж слишком он любит этот мир, чтобы дать ему погибнуть. А большего обещать не могу. И скажи ты своему любопытному королю, чтобы не пытался выходить на кого-то выше, а то ведь умрет от любопытства. Это шеф считает, что Шеллара надо всячески беречь и хранить, как уникальное явление природы, а наше начальство может думать и иначе.

— Я ему уже сто раз объяснял, — вздохнул Жак. — Может, вы ему сами объясните? Или ваш шеф? Может, он бы утешился хоть немножко да перестал так рваться к контакту? Он ведь все равно никому не проболтается, в отличие от Орландо и Кантора, он инструкции уважает и чтит.

— Шеф не велел, — покачал головой мэтр Альберто. — Ты передай королю, что мы в курсе его стремлений и чаяний, и, когда будет надо, сами войдем с ним в контакт. У шефа даже есть идея завербовать его. Сейчас в мире Дельта есть два полевых агента из местных, я и одна очень мудрая дама на соседнем континенте. Может, ваш король будет третьим, если, конечно, любопытство у него окажется сильнее дворянского гонора. А то ведь полевой агент — должность ма-аленькая. Самая малюсенькая. А выше местного и не продвинут. Чтобы вдруг не начал в своих интересах… ну, ты понимаешь.

— А вас как завербовали? — не удержал любопытство Жак.

— Меня?

— Ну да, вас. Как-то же вы вошли в контакт? Тоже как-то вычислили наших, или они вас сами присмотрели по каким-то параметрам?

— Вот шеф меня и присмотрел, — как-то не очень охотно ответил мистралиец. — Я согласился.

— Вы добровольно согласились? Из любопытства, или вас на чем-то прижали?

— Скорее, не прижали, а соблазнили, но и из любопытства тоже.

— А чем вас таким соблазнили? — не унимался Жак. — Возможностями?

— Возможностями, — невесело кивнул алхимик. — Возможностью быть живым и здоровым. То, что от меня осталось после Кастель Милагро, хотело жить, как и все люди. А мне предложили сказочную возможность… Как бы то ни было, я не считаю, что меня прижали, и не жалею. Мне интересно. Надо быть алхимиком, чтобы это понять… Если бы мне еще не повесили на шею этих двух… — он резко замолчал и опустил глаза, видимо, вспомнив, что их уже не два.

— Может, вы все-таки ошиблись? — с надеждой спросил Жак. — Может, это был все-таки не он? Король говорит, это не дело — опознавать по украшениям. И родственник этот… Это ваш шеф, как я понял? Он тело на экспертизу забрал? А долго это будет? Как бы мне у вас узнать результат?

— Да не долго, — вздохнул мэтр Альберто. — Анализ крови быстро делается. Только у нас с шефом контакт ограничен, сам понимаешь.

— Он что, по одному анализу крови собирается определять?..

— В данном случае, этого хватит. Не думаю, что в этом мире есть еще куча народу с положительным фактором Шермана.

Жак захлебнулся кофе.

— Кантор — шархи?

— На четверть. Шеф — наполовину. А как бы он иначе смог работать двадцать лет в качестве мага? Он настоящий маг. Неклассический, по своей, шархийской магии, но настоящий. Липовых тут мигом разоблачают, а нашему начальству нужен был свой человек именно в среде магов, а то они думали, там какие-то свои внутриклассовые тайны. Вот и привлекли настоящего мага-шархи. Как оказалось, особых классовых тайн у магов нет, тайны у них по школам разбиты, так что постороннему магу чужой школы их тоже никто не откроет, а магия шархи, как оказалось, несовместима с эльфийской, или классической, как ее называют здесь. Причем несовместима до такой степени, что попытка совмещения может оказаться смертельной для мага… Но что-то я тебе много лишнего рассказываю, ты не находишь?

— Вы сами, я вас не заставлял. Если считаете, что это лишнее — не рассказывайте. Только дайте все-таки знать, что же даст экспертиза.

— Обязательно.

— И еще… Мэтр Альберто, вы не знаете, можно как-то удалить капсулу безопасности? Кантору ее удалили?

— Понятия не имею. Могу спросить у шефа. А что тебя так волнует? Детонаторы-то у тебя?

— Потерял я детонаторы, — вздохнул Жак. — Еще тогда, в горах.

— И промолчал? Вот придурок! — рассердился мэтр Альберто. — Что угодно могло случиться за эти пять лет!

— Да я забыл про них…

— Недотепа несчастный! Спрошу у шефа, что можно сделать. Если эта гадская техника не очень громоздкая и ее можно перетащить сюда, попробую помочь. И если она еще сохранилась в вашем мире, ее ведь уже лет сто с лишним не выпускают.

— Пожалуйста, — умоляюще вздохнул Жак. — Вы не представляете, как это… страшно.

— Не представляю, — согласился мэтр Альберто. — Я не трус, мне этого не понять. Что ж, будем считать, что на этом договорились?

Однако по его голосу было слышно, что он слегка шутит. Прекрасно он все понимал. И не обязательно для этого надо быть трусом. Жак молча кивнул и, вдруг набравшись смелости, попросил:

— А можно мне… Ну хоть разок… Хоть в шлеме… — он вожделенно покосился на компьютер и безнадежно добавил: — Ну, пожалуйста! Я больше ничего не сломаю!

— Ностальгия замучила? — посочувствовал алхимик, повторно приступая к переодеванию. — Ладно, дверь только не вздумай открывать. И взламывать ничего не вздумай, базу данных агентства «Дельта», например. И уж тем более не вздумай пугать своих бывших друзей, которые исправно носят тебе цветы на кладбище. Я через час вернусь. Часа тебе хватит?

— Спасибо, — с тихим восторгом в голосе прошептал Жак и метнулся к машине, волоча за собой стул. — Хватит, конечно хватит… Мне только чуть-чуть… Только нырнуть… Почувствовать…

Мэтр Альберто достал из ящика стола ремень и шляпу, посмотрел на чуть не плачущего от счастья шута, и покачал головой.

— Если мне еще и за тобой прикажут присматривать, — вздохнул он, — я точно застрелюсь.