Пролог

Ольга печально оглядела свое жилище. Единственная комната выглядела так, словно в ней неделю кутило целое племя варваров, но наводить порядок у хозяйки не было ни сил, ни желания, как и весь прошедший месяц… Пардон, луну. Пора привыкать к местному календарю, нравится или нет, но это на всю жизнь. Не январь, а Серебряная луна. И что в ней серебряного? Ветер, слякоть, а снег если и соберется два раза за всю зиму, то непременно тает, не долетев до земли.

И грустно на это все смотреть, тоскливо и тошно. То ли из-за погоды, то ли с переселенцами всегда так?.. Стресс там, ностальгия, все такое?..

Три месяца… вернее, три луны назад, когда Ольга попала в этот сказочный мир, все выглядело совсем не так. Прежняя жизнь, которую при всем желании нельзя было назвать удачно сложившейся, осталась где-то далеко за пределами пространства и времени, и возможность начать все заново казалась заманчивой. Некоторое время.

А потом все вдруг стало быстро и беспощадно возвращаться на свои места. Об этом следовало бы догадаться сразу — если уж человеку не везет ни в труде, ни в личной жизни, то тут мало что зависит от мира, в котором человек живет.

Справедливости ради надо сказать, что финансовое положение Ольги по сравнению с прежним значительно улучшилось, но это ее мало радовало. Жалованье в Королевской библиотеке надо было зарабатывать, пусть не переноской тяжестей, но испорченными нервами и постоянными стрессами. Специально, что ли, в эту библиотеку такой коллективчик подобрали? Как подумаешь, что завтра опять туда идти и с ними общаться, так и жить не хочется… такие вот успехи в труде.

Что же касается личной жизни, то всяческие иллюзии касательно прогресса в этой области рассеялись с первых же дней пребывания в новом мире. Все повторялось с удручающим постоянством. А как же могло быть иначе! Если раньше всегда оказывалось, что парень, который ей нравится, непременно влюблен в ее подругу, то почему теперь что-то должно было измениться? Понятное дело, если бы она при перемещении вдруг преобразилась волшебным образом в писаную красавицу, может быть, что-то бы и повернулось иначе… А может, и нет. Но все равно было бы легче.

Симпатяга Жак, личный шут и задушевный приятель его величества, специалист по адаптации переселенцев, пользовался большим успехом у противоположного пола, и, следует признать, у Ольги не было шансов при такой конкуренции. Даже если бы она была красавицей. Ведь сколько бы красавиц ни украсили собой расписание свиданий любвеобильного шута, его сердце принадлежало и будет принадлежать одной-единственной девушке. Ученице лекаря Терезе, которая до сих пор не позволила ему ничего больше братского поцелуя в щечку. Странная они пара, Жак и Тереза, до сих пор большинство знакомых с удивлением гадают, что их может связывать. Он — легкомысленный, острый на язык, с крайне смутными представлениями о том, что такое скромность. Она — серьезная, ответственная, и всегда очень сдержанная в суждениях. Тереза — человек глубоко и искренне верующий, а Жак — воинствующий атеист. Он безалаберный, она аккуратная. Он не пропустит ни одной хорошенькой девчонки, она может взирать на мужское тело без отвращения только на операционном столе. Она учится на хирурга, он падает в обморок при виде крови… Перечисление противоположностей можно продолжать бесконечно, но эти двое каким-то образом умудряются любить друг друга. Может, дело в том, что они оба переселенцы? Только Жак почему-то тщательно скрывает этот факт и чего-то очень опасается. Ольге он так и не сказал, чего именно, только намекнул, но был при этом настолько серьезен, что Ольга и настаивать не стала. Он и так всего на свете боится, зачем беднягу лишний раз травмировать.

С Жаком они остались друзьями. Так с ней обычно бывало и прежде — из несостоявшейся любви, если ее не афишировать и вообще поменьше проявлять, может получиться хорошая дружба. Кстати, друзья — это, пожалуй, единственное, в чем ей более-менее везло в обоих мирах. Вот, Жак с Терезой, например. Или Элмар с Азиль, у которых она жила первое время. Тоже странная пара, но какие ребята замечательные!

Принц-бастард Элмар, первый паладин короны, герой в отставке, великий воин и плохой поэт, огромный, надежный и безгранично великодушный — это друг, о котором можно только мечтать. Если бы он еще хоть чуточку поменьше пил… Нет, Ольга ничуть не хуже к нему относилась из-за этого, но вот сам он имел бы гораздо меньше неприятностей и поводов для раскаяния, если бы всегда соображал и помнил, что делает и говорит.

Несравненная Азиль, его возлюбленная и вроде как невеста, до сих пор оставалась для Ольги загадкой. Как, впрочем, и для большинства местных жителей. Нимфы встречаются редко, и люди знают о них очень мало. Вроде бы на первый взгляд нормальная девушка, только красивая очень. Но иногда вдруг как посмотрит… а потом как скажет… И сиди полдня, догадывайся, что она имела в виду. Или выйдешь с этой подружкой по городу прогуляться, а она вдруг на полпути вцепится в незнакомого мужика с вечным своим предложением насчет навестить ночью. Хорошо хоть не прямо сразу! И смотрит потом невинным детским взглядом и объясняет, что так, дескать, нужно и правильно. Что ж, ей виднее, как нужно и правильно, Что-то она такое видит, что даже маги не всегда могут разобраться, а уж простым смертным такие тонкости и вовсе недоступны. Ольга, к сожалению, относилась к простым смертным. Ее неспособность к магии была настолько дремуча, что некоторые виды заклинаний на переселенку даже не действовали. В частности, иллюзии оставались где-то за гранью ее восприятия, и, возможно, не только они, но проверять ни у кого не нашлось времени.

С некоторой натяжкой к друзьям можно было отнести и принца Мафея, но этот славный мальчишка с заостренными ушками бывал у Ольги очень редко и только в сопровождении Элмара или Жака. Сам парнишка наверняка бы хотел бывать в обществе старших почаще, но наставник был строг, и отлынивать от уроков магии ради сомнительных похождений по гостям юному принцу не позволялось. Принц со всем соглашался, а стоило наставнику хоть на пару минут отвернуться, тут же отлынивал от занятий ради каких-нибудь магических шалостей. Как, например, пошарить шкодливыми ручонками где-то между мирами и притащить в свою спальню что-нибудь невиданное. Таким вот образом попала сюда и сама Ольга, попав в руки юному искателю приключений и чудом избежав верной смерти. Как оказалось, только для того, чтобы тут же напороться на новые неприятности.

Причиной неприятностей послужил еще один друг. Или теперь стоит говорить «бывший друг»? Или о коронованных особах вообще так говорить не положено? Словом, он был. И был он почти целую луну. Его королевское величество Шеллар III. К чести его величества, не короля он был совсем не похож. Настолько, что Ольга при первом знакомстве приняла его за обычного полицейского. Да и впоследствии у нее с трудом укладывалось в голове, что она общается с главой государства. Скорее его величество воспринимался как любимый преподаватель в институте. Видишь, что человек замечательный, но чувствуешь, что между вами лежит огромная пропасть знаний и опыта, а также солидная разница в возрасте. Хоть и оказалось впоследствии, что не такая уж и солидная, но все же его величество относился к тому типу людей, которых непроизвольно называешь по имени-отчеству, даже если они на этом не настаивают.

Помимо упомянутых достоинств была у короля одна черта, которую сложно было отнести однозначно к достоинствам или недостаткам. Неуемное любопытство, которое он удовлетворял, общаясь с переселенцами. Само по себе частое общение Ольгу не напрягало, поговорить с умным и интересным человеком всегда приятно, будь он хоть сто раз король, но вот один стратегический момент она по наивности упустила. Его величество Шеллар III был холост, из-за чего постоянно пребывал под неусыпным наблюдением потенциальных невест. Из-за этого все и случилось. Бдительные придворные дамы заподозрили своего повелителя в серьезных намерениях, а соперниц при дворе не жаловали. Справедливо рассудив, что в случае примитивного убийства отмазаться им не удастся, дамы привлекли подпольного некроманта, дабы извести нахальную переселенку более тонким способом. Маг им попался неопытный, просмотрел чего-то в своих заклинаниях, и в результате сам поплатился жизнью, а незадачливая Ольга (ну, когда ж у нее хоть что-то было как у людей!) получила такое недоделанное проклятие, что ни один специалист не смог объяснить, чего ей теперь ожидать. А король… как ни прискорбно это сознавать, его величество после этого случая тихо и незаметно исчез из ее жизни. Даже не попрощался. Сначала Ольга считала, что это временно, даже спросила пару раз у друзей, отчего это его величество не появляется. Элмар предположил, что кузен, наверное, сильно занят государственными делами. Жак уклончиво сообщил, что у короля сейчас большие проблемы. И больше Ольга не стала спрашивать. Что тут непонятного? Кончилась сказка. Сиди, дорогая подруга, и жди, когда к тебе явится твой «мертвый супруг», который к проклятию прилагается. Можешь даже радоваться, что он на самом деле оказался не мертвый, а вполне живой, спасибо недотепе-некроманту. Ну, а то что он однорукий калека, что у него физиономия страшней атомной войны, что он еще может быть и психически болен — это мелочи. Зато живой. А когда-то еще и красивый был, можешь на портрет полюбоваться… И что с ним делать, если он в самом деле явится? Азиль утверждает, что люди, связанные магией, обязательно должны встретиться. И сама прилагает все усилия, чтобы этой встрече поспособствовать. Даже какого-то полузнакомого мистралийского повстанца озадачила просьбой поискать среди своих соратников пропавшего без вести барда Эль Драко. Как будто этому бедному мистралийцу делать больше нечего… Своих проблем, поди, хватает. Но с другой стороны, когда Азиль о чем-то просит, мало какой мужчина находит в себе силы отказать. Вот и этот господин, что бы там ни говорили о его патологической неприязни к женщинам, все же не устоял перед просительным взглядом очаровательной нимфы и пообещал поискать. Одно только непонятно — чем его так заинтересовала сама Ольга, что ему вдруг стукнуло в голову искать с ней знакомства? Виделись-то всего один раз и мельком, даже не разговаривали… Может, Азиль что-то ему наплела? Она ведь такая болтушка, даже то, о чем ее просят помалкивать, растрепывает направо и налево. А тут даже не просил никто. Правда, сама она утверждает, что мистралийца заинтересовала музыка другого мира, но звучит это как-то неубедительно.

Сама же Ольга знала об этом человеке слишком мало, чтобы делать какие-либо предположения. Только то, что вспомнил король из неполного и коротенького досье. Да еще то, что увидела Азиль, магическим образом в него заглянув.

Звали этого господина… как же его звали… кажется, Кантор. В лицо Ольга его вообще не запомнила, слишком мало видела. Заметила только, что интересный мужчина. Высокий, смуглый, длинноволосый… Глаза черные, горячие… Усы еще были, но король сказал, что фальшивые. И все. Со зрительной памятью у Ольги всегда были проблемы, увидь она этого мистралийца еще раз, не узнала бы. Особенно если без усов и среди других таких же чернявых.

Профессия у господина Кантора была более чем экзотическая, и, хотя его величество пояснил, что мистралиец убивает людей не за деньги, а в процессе борьбы за свободу, все равно было немного страшновато. Нет, ту конкретную ведьму, за которой охотился Кантор в момент их встречи, Ольге не было жалко ни капельки — эта зараза чуть не погубила бедного Элмара, а за Элмара Ольга и сама бы любой злодейке голову открутила. Но ведь были и до того… и после… Словом, все равно жутковато. А вот Азиль, похоже, не видела ничего особо страшного в общении с убийцей и чирикала с ним мило и ласково, как со старым приятелем. Даже пожалела, хотя по виду этого кабальеро трудно было предположить, что он нуждается в чьем-либо сочувствии… Да ладно, бог с ним, с этим поклонником нетрадиционного искусства, не псих же он какой, не убьет незнакомую переселенку, если ему этого не приказывали. Вот только что делать, если он все-таки найдет и притащит ей пропавшего барда? Послушаться короля и срочно выходить замуж? Или рискнуть и проверить, сумеет ли графиня Монкар добиться, чтобы ненавистную соперницу, ставшую причиной ее удаления от двора, все-таки снарядили в жертву дракону?

Ольга вздохнула и печально поплелась на кухню. Что делать с этим бардом, можно будет подумать потом, если он и в самом деле появится. А сейчас есть задачи более насущные. Например, растопить эту вечно коптящую печку, отыскать распроклятый допотопный утюг и погладить идиотское платье со шнуровкой…

 

Глава 1

— Что вы тут делаете? — поинтересовался Шеллар III, входя в учебную комнату принца. Мафей невинно похлопал глазами и ответил:

— Беседуем. Жак мне разные вещи рассказывает. Как тебе. А еще он тебе книгу принес, которую Ольга переписала, и я в нее позаглядывал немножко. Можно, я ее дочитаю, а потом тебе отдам?

— Посмотрим, — уклончиво ответил король и обратился к Жаку: — Жак, ты когда-нибудь видел живого дракона?

— Откуда?

— А хочешь посмотреть?

— А это не опасно?

— Вот уж трусишка! Не знаю, но вряд ли. Пойдешь со мной?

— Куда?

— Я собираюсь в Драконьи горы, побеседовать с драконами. Нашелся, наконец, человек, который там бывал и может меня туда телепортировать и быть переводчиком при разговоре. Вернее, нашелся он давно, но я его долго уговаривал. Ну, как, пойдешь?

— А они нас не съедят?

— Не съедят. Да не хочешь — не надо, это не обязательно.

— Пойду, — решился Жак. — Когда еще мне выпадет случай посмотреть живого дракона, да еще чтобы меня не съели при этом…

— Я так и думал, — засмеялся король, — что любопытство у тебя еще сильнее, чем страх. Тогда поскорее надень что-нибудь теплое, и пойдем.

— Прямо сейчас?

— И поскорее, пока почтенный мэтр не передумал.

— А мне можно? — попросил Мафей, умоляюще уставив на кузена свои огромные темные глазищи. — Шеллар, пожалуйста! Я тоже хочу посмотреть на живого дракона! Возьми меня! Я не боюсь! А если что, я вас назад телепортирую.

— Нет, малыш, извини, мне разрешили взять только одного сопровождающего.

— А почему Жака?

— А кого? Элмара нельзя брать ни в коем случае, он четырех драконов убил, вдруг у них к нему претензии. Мэтр мне тут же запретит рисковать моим бесценным здоровьем. Тебя я взять не рискну, я не знаю, как драконы отреагируют на эльфа, вдруг им это не понравится. А больше я никого взять не могу, потому что это очень секретное дело. Так что, мы отправимся с Жаком, а ты не переживай. У тебя впереди еще, по меньшей мере, триста лет полноценной и интересной жизни, и драконов ты еще увидишь. А вот Жак — вряд ли.

Мафей огорченно понурился.

— А где же я одежду возьму? — заметался Жак. — У меня все дома. А там очень холодно?

— Там мороз и ветер.

— А что, драконам не холодно?

— Не знаю. Мафей, смотайтесь быстро к Жаку домой и назад, пусть он оденется. И не дуйся.

Когда они оказались в гостиной Жака, Мафей испуганно спросил:

— Как ты думаешь, он нас не вычислил?

— Не знаю, — пожал плечами Жак. — Да мы ничего такого не делали. Ну, подумаешь, испортили пару кристаллов, что тут страшного? Он же все равно не поймет, для чего. Он в магии не смыслит. А мэтр тоже не поймет, он такую идею не воспримет, даже если ему прямым текстом сказать.

Они поднялись в спальню, где Жак принялся копаться в шкафу, добывая оттуда теплые вещи, а Мафей уселся на тумбочку с ногами и снова спросил:

— А может, такие кристаллы просто не годятся? Может, нужен принципиально новый вид кристалла?

— Я же в этом не разбираюсь, — вздохнул Жак. — Попробуй. Ты имеешь представление, как это можно сделать практически?

— Не очень. Я еще не проходил структуры кристаллов.

— А что ты сейчас проходишь?

— Сейчас мэтр что-то активно взялся за медицину. Не знаешь почему?

— Наверное, чтобы ты мог в случае чего ему помогать. Ты же знаешь, что король принципиально не желает иметь дела с придворным мистиком, потому что не доверяет ему. Бедный мэтр еще и медицинскими вопросами должен заниматься, как будто у него других дел мало. Хорошо еще, что наш король мужик здоровый и ничем страшнее соплей пока не болел, но всяко же бывает. Вдруг заболеет.

— Но он мне ничего не рассказывает о болезнях.

— А о чем он тебе рассказывает?

— Учит оказывать первую помощь, останавливать кровь, лечить раны, реанимировать… И еще очень подробно углубился в токсикологию. Распознавание ядов в различных средах, симптомы, дозировка, различные противоядия, первая помощь, где она еще возможна. Жак, мне страшно. Он мне чуть было не показал «стазис», заклинание для магистра! И это при том, что он вечно меня учит не забегать вперед и не хвататься за недоступное! Я видел эти мучительные раздумья на его лице, вот еще бы чуть-чуть — и он бы решился…

Жак вздохнул.

— И в кого ты такой умный? Я и то догадался, только когда ты сказал, что тебе страшно. Мафей, ты не бойся, это он на всякий случай. Это не значит, что кого-то непременно хотят отравить. А при чем тут «стазис», я вообще не понял.

— Когда яд быстродействующий, — тихо пояснил эльф, не поднимая глаз, — единственный способ попытаться спасти пострадавшего — бросить в стазис. Остановить время. Иначе не успеешь ничего сделать.

— Если бы все было так серьезно, — сделал вывод Жак, — Он тебе этот самый «стазис» все-таки показал бы. Так что, не бери дурного в голову, и тащи нас назад, а то король ждет.

Мафей спрыгнул с тумбочки и подошел к нему.

— Не знаю… мэтр ничего просто так не делает, раз он меня так интенсивно учит, значит, у него есть основания опасаться, что кого-то могут попытаться убить. Либо его самого, либо Шеллара.

— Давай поговорим об этом потом, ладно? А то его проницательное величество что-нибудь заподозрит.

Король, вопреки опасениям Мафея, не затруднял себя вычислениями и подозрениями, а сидел в кресле, увлеченный толстым томом рукописи.

— Я готов! — объявил Жак. Его величество отложил рукопись и пожаловался:

— Ох, и почерк у Ольги! Глаза сломаешь! Неужели руны так сложны для написания?

— На родном языке она пишет еще хуже, — засмеялся Жак. — У нее просто такой почерк. С чего вам вздумалось подряжать ее на переписку книг?

— А кого еще я мог привлечь для переписки книг из иного мира? Тебя? Ты, как мне кажется, вообще писать не умеешь и до сих пор пытаешься нащупать виртуальную таблицу символов, когда тебе суют в руки перо. Да и хотелось как-то дать Ольге возможность подзаработать, раз я больше ничем не могу ей помочь. Кстати, давно хотел тебя спросить. Куда она деньги девает, что у нее их постоянно нет?

— Да кто вам сказал, что у нее их нет? — удивился Жак. — Элмар? Вы его побольше слушайте. Ваш кузен привык, что ему деньги девать некуда, и не понимает, как они могут кончаться. А писать я, между прочим, умею.

— По моим подсчетам, Ольге все же должно хватать, — возразил король.

— А вы в ваших подсчетах учли, что она снимает квартиру с ванной и водопроводом? Для человека, выросшего в конце двадцатого века это не роскошь, а необходимость. А у нас такая квартира сами знаете, сколько стоит. И увлечения у нее не из дешевых. Книги, музыкальные кристаллы, боеприпасы для любимой игрушки…

— Я понял, — перебил его король. — Не рассиживайся, вставай, и пойдем в кабинет. Нас уже ждут.

— А что это за фигня такая, будто вы ей ничем не можете помочь? — поинтересовался Жак, когда они вышли в коридор. — Так-таки и ничем?

— А чем еще? Если у тебя есть какая-то дельная мысль, поделись.

— Да нет, она вовсе не дельная, а просто по-человечески… Чего вы с ней перестали общаться? Мы с ней часто видимся, и я, и Элмар с Азиль, и Тереза, даже Мафей иногда заглядывает, а вы запрятались в своем дворце и носа не кажете. Что, так стесняетесь, или решили, что раз уж возможный роман накрылся некромантским проклятием, то в чисто дружеских целях не подобает его величеству водиться с особой низкого происхождения?

— Жак, прекрати нести чушь, — поморщился король. — Неужели ты действительно так обо мне думаешь?

— А что тогда? Разобиделись, ваше королевское достоинство не перенесло отказа? Так от предложения в такой свинской форме и я бы отказался, и обижаться у вас нет никакого морального права. А она, между прочим, по вас скучает. Она-то никогда не рассматривала вас как возможного кавалера, а так вот резко обрывать отношения из-за дурацкого проклятия для… э-э… просто друга — как-то странно. Гулять больше не водите, познавательных бесед за бутылкой не устраиваете, по охотам не таскаете, даже этот заказ на переписку книг через меня передали. Некрасиво получается, ваше величество. Ухаживали-ухаживали, а как попала дама в неприятности — сразу бросили. Кого-то мне это до боли напоминает… Ах, да, вспомнил, была такая девица по имени Альбиона, о которой вы отзывались с величайшим презрением и крайней обидой, когда она разорвала помолвку с вашим кузеном…

— Давай об этом потом поговорим, — перебил его король. — Мне надо сосредоточиться и подумать кое о чем другом.

— Хорошо, — согласился Жак. — Будете должны.

— Что я тебе буду должен?

— Разговор.

— Как скажешь. Хотя я и не хотел бы это с кем-либо обсуждать, но ты же все равно не отцепишься… Познакомься, это мэтр Силантий.

Жак уважительно пожал руку пожилого поморца и представился. Хотя мэтр Силантий был особой известной и занимал почетную должность придворного мага у себя на родине, лично Жак с ним не был знаком. Отчасти из-за натянутых отношений между королями, а отчасти из-за того, что по официальной версии сам Жак происходил из Поморья, из-за чего Шеллар III всячески ограничивал его контакты с «соотечественниками». Во избежание.

Мэтр Силантий величественно качнул косматой седой гривой, поправил широкий кушак, за который была засунута шапка, и приказал:

— Шапку сними, юноша. Драконы не любят.

— А почему? — полюбопытствовал король и тоже сунул шапку за пояс, так и не успев надеть.

— А не знаю. Не любят, и все. Ты, юноша, когда его величество будет говорить, постоишь в сторонке молча, чтоб не мешал. Ни в коем случае не орать, не визжать, не шарахаться и не падать в обморок. А вы, ваше величество, постарайтесь не упоминать в разговоре вашего кузена-героя, как будто его у вас вообще нет.

— Чего еще не любят драконы? — поинтересовался король. — Чтобы мы их нечаянно чем-нибудь не обидели.

— Не переносят малейшей непочтительности со стороны людей. Не любят, когда людей много, когда шумят, когда говорят глупости, когда пугаются… оружия очень не любят.

Король молча достал пистолет и положил на стол.

— Мы готовы, мэтр Силантий. Если что-то будет не так, предупреждайте, советуйте. Если я что-то не то скажу, поправьте при переводе.

— Обязательно, — пообещал маг и стал открывать телепорт. Жак поспешно вцепился в рукав короля, чтобы не потеряться. «Ну на кой мне это надо? — успел подумать он. — Зачем я согласился? Вот проклятое любопытство, вечно меня на подвиги тянет…». В следующий миг порыв ветра чуть не сбил его с ног, и он с трудом удержался за королевский рукав.

Они находились на огромном заснеженном плато, продуваемом ветром со всех сторон, и вокруг, насколько можно было окинуть взглядом, простирались только горы и снег. Справа белоснежные пики вонзались в ослепительно-синее небо, на котором не было ни единой тучки, ни единого облачка, только синее и белое, а слева в ясно-синем небе висело золотое солнце. Далеко впереди плато упиралось в отвесную скалу, а немного позади обрывалось в глубокое ущелье.

— Отойдите от края, — посоветовал маг. — Упадете еще. Подальше, чтоб ему было где приземлиться, а то придавит или сдует. И стойте покрепче, они как приземляются, сильный ветер поднимают.

Они отошли от края, как посоветовал мэтр Силантий, после чего король остановился в указанном ему месте, а Жак отошел еще метров на двадцать.

— А как они узнают, что мы их ждем? — спросил король, осматриваясь по сторонам.

— Нас хорошо видно на снегу, — пояснил маг. — Сейчас прилетит кто-нибудь. Мы с ними договаривались примерно на это время.

Жак тоже завертел головой, осматриваясь, чтобы не пропустить момент, когда появится дракон, но все-таки пропустил. Огромная золотистая туша легко взмыла над краем обрыва и, тормозя крыльями, стала садиться на плато почти рядом с людьми. Поднятый крыльями ветер швырнул Жака назад, и он, не удержавшись на ногах, мягко шлепнулся задницей в снег. Король все-таки удержался, только чуть попятился, прикрывая от ветра лицо. Скала гулко содрогнулась, дракон приземлился на задние лапы, оперся на хвост, как кенгуру, и сложил крылья. Жак, который только успел встать на ноги, невольно сделал пару шагов назад и снова приземлился на пятую точку. Больше он решил не вставать, тем более, что ноги его не слушались. Он с тихим ужасом наблюдал, как дракон встал на четыре лапы, вытянул шею так, что почти уперся мордой в короля, и что-то профыркал.

— Это Урр, предводитель стаи. Он вас приветствует, — пояснил Силантий.

— Я тоже его приветствую, — жизнерадостно откликнулся король. — Я что-то должен сделать для этого?

— Нет, я просто скажу.

Дракон выслушал ответное фырканье, качнул головой, приоткрыл пасть и высунул язык.

— Не бойтесь, он хочет вас потрогать, — предупредил маг. Король спокойно кивнул. Жак, оцепенев от ужаса, смотрел, как длинный раздвоенный язык дракона обвивает человеческую фигурку, совсем крошечную рядом с массивной золотой тушей, и боролся с желанием зарыться в снег с головой. Король с любопытством оглядел драконий язык и спросил:

— А мне его можно потрогать? Или это будет неуважительно с моей стороны?

— Можно, — ответил Силантий. — Они любят, когда их трогают. Только не за язык.

Король протянул руку и осторожно погладил золотистую чешую на морде. Дракон снова коротко фыркнул и втянул язык. Потом поднял голову повыше и громко что-то рявкнул.

— Он говорит, ваш спутник его боится, а вы нет. Почему?

— Наверное, потому, что все люди разные, — предположил король. — Он поймет, если выразиться так?

Маг пожал плечами и зафыркал по-драконьи. Дракон повертел мордой, снова рявкнул несколько раз и опустил голову почти до земли.

— Он понял. Он сказал, что к ним часто обращаются маги, иногда — герои, но человеческих королей он еще никогда не видел. Ему интересно. Излагайте свой вопрос, он слушает.

— Спросите его… скажите примерно так: мы знаем, что драконы мудрые волшебные существа, они живут вдали от людей и стараются не иметь с ними дела. Но почему-то иногда некоторые драконы прилетают к людям, нападают на них, и вообще ведут себя агрессивно. Почему?

— Он говорит, потому, что драконы тоже разные.

— А чем эти отличаются от других? Они не хотят жить со своими сородичами, или просто за что-то ненавидят людей, или они просто агрессивны от природы и им все равно, на кого нападать?

— Он сказал, ни один дракон не станет по доброй воле жить среди людей, кроме ненормальных извращенцев. Или изгнанников, которых отвергла стая и которым негде больше жить.

— А к какой категории относится тот, которому мы платим дань? Он себя называет Скорм Непобедимый и живет в Зеленых горах на границе Ортана и Мистралии.

Дракон заревел, зарычал, захлопал крыльями и несколько раз лупанул хвостом о снег, так, что скала содрогнулась. Жак представил себе, что сейчас он еще и огнем плюнет для полного комплекта, и ему стало нехорошо.

— Он обиделся? — спросил король. — Я что-то не то сказал?

— Нет, он просто терпеть не может этого Скорма. Если опустить нецензурные выражения, он говорит, что Скорм всегда был наглым самоуверенным мерзавцем и самым гнусным извращенцем, какого видел свет. Они пятьдесят лет не могли от него отделаться, и, когда он покинул стаю, это был всеобщий праздник. Урр не возражает, если люди убьют Скорма.

— Я благодарен ему за разрешение, но, может, он еще посоветует, как это сделать? Почему ни один герой до сих пор не мог его победить? В чем его сила, что даже его сородичи не могли с ним справиться?

Дракон снова помахал хвостом, на этот раз вполне мирно, хотя Жак успел себе живо представить две кровавые лепешки на белом снегу. Потом опять опустил голову на уровень лица короля и зафыркал.

— Он говорит, Скорм — мастер марайи, он побеждает хитростью. Что такое марайя я вам объяснить не могу, мне самому не объяснили, хотя я спрашивал когда-то. Урр тоже не объяснит, это понятие из области магии, а он воин, так что, можете его не спрашивать.

— Тогда спросите его, как с этой самой марайей можно бороться. Не обязательно знать что это такое, но может, он даст практический совет?

Дракон мурлыкнул, как кошка, и выпустил из ноздрей две струйки серого дыма.

— Он говорит, марайя действует не на всех, некоторые люди к ней устойчивы и их не удается обмануть. Если вы найдете таких людей, они смогут победить Скорма.

— Что ж, поблагодарите его. Все-таки, какую-то информацию он мне подкинул, над ней можно будет поразмыслить… Сяду, закурю трубку, и подумаю. Может, до чего-то и додумаюсь.

Маг и дракон в очередной раз обменялись серией фыркающих звуков, после чего переводчик обратился к королю с улыбкой:

— Он спрашивает, что такое закурить трубку.

— Он никогда не видел, как люди курят? — удивился король.

— Разумеется. Он не видел людей в их естественной среде обитания, а при общении с драконом никто не наглеет настолько, чтобы курить в его присутствии.

— Ему показать? Или объяснить принцип?

— Показать. Принцип я ему объяснил, он хочет посмотреть.

— С удовольствием, — засмеялся король и достал из кармана трубку и кисет. — Я как раз думал о том, что неплохо бы закурить, только вдруг дракону это не понравится.

— Они иногда ведут себя совершенно непредсказуемо. Видимо, он находит вас странным, и ему просто любопытно.

Король набил трубку и зашарил по карманам в поисках спичек. Дракон наблюдал, опустив голову и чуть склонив ее набок, словно присматриваясь.

— Если ему еще что-то интересно, пусть спрашивает, — предложил король. — Я охотно покажу и расскажу.

Первая спичка погасла немедленно, едва успев вспыхнуть. Король сложил ладони коробочкой и попробовал еще несколько раз, но ветер все равно задувал спички, едва они успевали загореться. Последовал очередной обмен фырканьем, и мэтр Силантий сказал:

— Если у вас не получается добыть огонь, он вам предлагает помочь.

— А не будет ли это слишком жарко? — поинтересовался король.

— Ну что вы, он же понимает, насколько мелкие и хрупкие создания люди. Он пустит самую тонкую струю чуть в сторону от вас.

— Спасибо, давайте, попробуем.

«У него что, совсем мульки выбило? — в ужасе подумал Жак, представив себе, что останется от его величества после такого экзотического способа прикурить. — Экстремал хренов! А потом я притащу домой горстку угольков и буду объяснять Мафею, что мэтр Истран был прав насчет вреда курения?» Он даже попытался встать, но не успел.

Дракон повернул голову чуть в сторону и выпустил из полуоткрытой пасти струю огня. Король быстро протянул к ней руку и поджег весь коробок, от которого и раскурил свою любимую трубку. Затянувшись несколько раз, он посмотрел на дракона, задрав голову, и подражая ему, выпустил дым через ноздри. Дракон сел на хвост, вытянул шею почти вертикально вверх, устремив морду к небесам, и протяжно взвыл.

— Он в восторге, — перевел Силантий. — Вы ему необыкновенно понравились. Поздравляю, ваше величество.

— Он мне тоже, — ответил король. — Он… красивый. Поразительно красивый. И величественный. Я тоже в восторге от такого знакомства.

— Он будет рад вас видеть, если вы еще пожелаете его навестить. Просто, как гость. Они любят, когда люди не боятся.

— Я буду счастлив как-нибудь воспользоваться его приглашением. Вы согласитесь сопровождать меня, если я соберусь в гости?

— Непременно, ваше величество. С вами легко и приятно работать. Вы не представляете, какие клиенты мне иногда попадались… — мэтр Силантий снова повернулся к дракону и порычал. Тот порычал в ответ.

— Он прощается.

— Постойте! — спохватился король. — Я забыл его спросить! Зачем же все-таки Скорму девушки?

Дракон выслушал вопрос, взревел, в очередной раз ударил хвостом и сделал пару шагов к краю. Затем мягко кувыркнулся с обрыва и спустя несколько секунд взмыл вверх и сделал круг в воздухе над головами людей.

— Он сказал — извращенец, он и есть извращенец, — перевел маг. Король помахал дракону рукой и крикнул:

— До свидания! Спасибо!

Дракон что-то рявкнул в ответ, сделал еще пару кругов, взмыл еще выше и направился в сторону снежных пиков, сверкая золотой чешуей на солнце.

— Жак! — позвал король. — Иди сюда! Задницу еще не отморозил?

Жак поднялся и побрел к ним, уговаривая себя, что бояться уже нечего и пытаясь унять бешеный стук сердца, которое колотилось, как горошина в погремушке.

— Неужели так страшно? — засмеялся король, взглянув на него. У его величества было счастливое лицо мальчишки, прикоснувшегося к заветной тайне.

— Ваше величество, — спросил маг, провожая взглядом удаляющегося дракона. — Скажите честно, вам действительно совсем не было страшно, или вы так превосходно владеете собой?

— Действительно, — пожал плечами король. — Я вообще не умею бояться. Тем более, он не представлял никакой угрозы. Большой, только и всего. А в остальном — приветливое и дружелюбное существо. И удивительно красивое. Жак, неужели он тебе показался таким страшным?

— Очень, — признался Жак. — Но и красивым тоже, это верно. А это все правда так секретно?

— В высшей степени.

— Навсегда?

— Нет, только пока не разберемся с нашим Непобедимым. И еще кое с кем, если ты понимаешь, о чем я.

— А потом можно будет рассказывать?

— А тебе хочется?

— Еще бы! Особенно о том, как он давал вам прикурить.

— Не вздумай! Мэтр Истран мне, как в детстве, штаны снимет и задницу надерет за такие вещи… Мэтр Силантий, а вы не могли бы узнать у кого-нибудь из ваших коллег, что же все-таки такое «марайя»? Это будет оплачено дополнительно.

— Я спрошу, но вряд ли. И, ваше величество… вы дадите мне знать, когда с этого дела будет снята секретность? Мне тоже очень хотелось бы поделиться с коллегами своими впечатлениями о нашем путешествии.

— Если вы так желаете, то обязательно. Возвращаемся?

В кабинете Жак немедленно бросился к камину и присел в кресло, вытянув руки к огню. Он с трудом дождался, пока король закончит расчет и обмен любезностями с поморским магом и пока последний исчезнет в сером облачке.

— Ну что, выпьешь? — спросил король, с усмешкой глядя на своего перепуганного шута.

— А как же! — отозвался Жак, который, собственно, именно этого и ждал с таким нетерпением. — Мне непременно надо что-то выпить. Вы же знаете, какой я нервный и впечатлительный. А вы подвергаете мою хрупкую психику таким испытаниям.

Король засмеялся и достал из сейфа бутылку, а из ящика стола — серебряный стаканчик.

— Ты хоть разденься. Бери, наливай. Ну что там такого страшного было, объясни мне?

— Как вам объяснить? Вы же этого не понимаете, потому и бояться не умеете. Я вам уже много раз пробовал объяснить… Вам наливать?

— Мне не надо. Я и так себя чувствую, как будто слегка навеселе. Подумать только, я собственными руками прикасался к живому дракону! Жак, ты полжизни потерял, сидя на своей заднице в снегу. Это надо видеть вблизи, рядом, чтобы прочувствовать полностью… А ты перепугался.

— Я и на расстоянии так прочувствовал, что чуть дуба не врезал. Но ничего, все-таки я на него посмотрел. Любопытство удовлетворил. И больше вы меня туда не заманите.

— Ну и ладно, — согласился король. — В следующий раз возьму Мафея… Нет, я же забыл спросить, как они относятся к эльфам…

— Ольгу надо было взять, — сказал Жак. — она бы не испугалась. Еще бы и проехалась насчет того, какую блатную зажигалку вы себе заимели.

— Блатную — это что значит?

— Вот у нее и спросите. Она так выражается. Как увидитесь, так и спросите.

— Ты опять о том же? — нахмурился король.

— А вы мне остались должны разговор. Так что, не пытайтесь уклониться. А то дождетесь, что придет Элмар и со свойственной ему варварской прямотой скажет вам, что он о вас думает. На чем мы остановились? Ах да, на девице Альбионе, которую вы тогда так лихо презирали. А между прочим, у нее было гораздо больше оснований прервать отношения с вашим кузеном, чем у вас в данной ситуации. Что ж так, ваше величество? Правда обиделись? Так вы же сами хотели, чтобы вам отказали. Или я не прав?

— Прав, — неохотно согласился король. — Я не хотел, чтобы она согласилась. И совершенно не обиделся, откуда у тебя такие мысли? Мне просто перед ней стыдно до глубины души. Я более чем уверен, что она простила мне мою ошибку, которая ей так дорого обошлась, и от этого мне еще более стыдно. Если честно, я просто не нахожу в себе сил прийти к ней и общаться, как прежде. Даже если она по-прежнему этого хочет.

— Поищите, ваше величество. Я имею в виду, силы поищите. Вам не приходило в голову, как ваше внезапное исчезновение выглядит со стороны?

— Не имеешь же ты в виду, что она думает, будто я не желаю с ней общаться из-за ее бедности и низкого происхождения? Ты же знаешь, что я не страдаю сословными предрассудками.

— А она страдает, представьте себе. Вы разве забыли, как она не любит больших начальников? Так что, если не хотите, чтобы вашу стеснительность принимали за снобизм и высокомерие, берите бутылку, идите к ней в гости и миритесь.

— Но мы не ссорились.

— Тем более. Должен, кстати, высказать вам свое «фи!» по поводу того, как вы с вашим кузеном провели адаптацию. Вы ее поставили в совершенно дурацкое положение. Ее соседи падают в обморок каждый раз, как Элмар приходит к ней в гости, и все поголовно считают, что он ее любовник. И я тоже. Поскольку столь приближенные ко двору лица не могут посещать безродную горожанку по какой-либо иной причине. Так что, соседи относятся к ней, как к содержанке, имеющей двух любовников одновременно. Мужики не дают проходу, причем никого не пугает ее проклятие, они как зальют глаза с утра, так им никакое проклятие не страшно. Тетки ревнуют мужей и запрещают своим порядочным дочкам с ней общаться, а порядочные дочки тайком от матушек достают ее просьбами сосватать им такого же любовника, как Элмар, или хотя бы как я.

— Ну вот, — недовольно проворчал король. — Представляешь, что случится с ее соседями, если в один прекрасный вечер в ее скромное жилище заявится лично мое величество и проторчит там, как обычно, до утра? Она уже имела из-за этого достаточно неприятностей.

— Давайте, Мафей вас телепортирует. Он там был. И никто не узнает. Хотя… у нее там вечно бардак такой, что даже я пугаюсь, давайте лучше у меня. У меня бардак только в кабинете, а в доме у меня какая-то тетенька прибирается.

— Хорошо, давай у тебя. Только…

— Никаких «только», ваше величество, а то вы прямо как русская интеллигенция, то туда, то сюда. Неужели предыдущая история вас не научила, что колебания до добра не доводят? Прикурить у дракона вам, видите ли, не страшно, а пообщаться с девушкой вы никак не решаетесь. Называйте время.

— Жак, ты кого хочешь достанешь. Завтра тебя устроит? Кстати, а почему это ей мужики проходу не дают? И Элмара не боятся?

— Так ведь она ни за что не пожалуется. Я сам случайно заметил.

— И что ты сделал?

— Я с ним поговорил. Примерно, как вы с Лаврисом. Пригрозил настучать Элмару. Но толку с того…

— Угрозы следует выполнять, тогда из них бывает толк.

— Так что, сказать?

— А скажи. Ну, свернет Элмар башку одному-двум, заплатит семье компенсацию, не разорится… Да и несчастная вдова, наверное, будет только рада избавиться от козла-супруга и не поиметь с этого финансовых проблем. Зато будут бояться. А вообще, Жак… Как она там?

— Вот у нее и спросите.

— Нет, меня интересует объективная информация. Она ведь и мне не пожалуется, если что не так.

— Объективная… Не сказал бы, чтобы ей там нравилось. У нее постоянные депрессии. Ей одиноко, она скучает по дому, у нее вечно полно каких-то мелких неприятностей… И друзей в своей среде она так и не завела. Пишет какие-то стихи, которые всем стесняется показывать. Курит по две дюжины сигарет в день и, на мой взгляд, многовато пьет. Мне кажется, вы с Элмаром сделали большую глупость, что все ей рассказали. Хотя она утверждает, что это ее нормальное состояние и что в своем мире она такая и была. А здесь ей поперву казалось, что она попала в сказку, вот она и вела себя иначе. А теперь освоилась, привыкла, окунулась в обыденную жизнь, и, как она сама выразилась, «сказка кончилась». Оказалось, здесь так же паскудно, как и дома, только немножко хуже, потому что там у нее были родные, друзья, и какое-никакое образование, а здесь средние века, чепчики и переднички, утюги на углях и печка с дровами… А с мужиками ей не везет как там, так и здесь. Так что она опять вернулась в свое дежурное состояние. Не знаю, может быть и такое, но сомневаюсь. А еще она носится с идеей пристроить куда-нибудь свою белую занавесь. Ее жаба давит умереть девственницей, как она выразилась. Но все никак не найдет себе кавалера по вкусу. Придурочные пьяные соседи ее не привлекают. А я сказал, что проклятия боюсь. А Элмар — что это с его стороны недостойно. Может, хоть вы не откажетесь?

— Откажусь.

— Смотрите. А то ведь если она дотянет до самого отбора, то в качестве последней просьбы попросит у вас ночь любви. Будете знать.

— Это она тебе так сказала?

— Нет, это я ей посоветовал.

— Спасибо тебе, дорогой друг! Я ей со своей стороны то же самое посоветую, и могу поспорить, мой совет ей понравится больше.

— Не надо, ваше величество!

— Очень даже надо. А то ты совсем обнаглел. А еще я ей посоветую напоить Элмара до требуемого состояния и отыметь его на свое усмотрение, чтобы не выпендривался со своим «недостойно» и «не подобает», охотничек хренов…

— Ваше величество! — ужаснулся Жак. — Вы представляете, что учинит наутро Элмар, если с ним так поступить? Вам что, не дорог ваш кузен?

— Не преувеличивай, ничего выдающегося он не учинит. Покричит, как он мог и как это недостойно, пострадает пару недель, и на том все кончится. — король посмотрел на часы, поднялся и убрал в сейф бутылку. — Допивай и выметайся, в четыре у меня деловая встреча.

— С Камиллой? — поинтересовался Жак.

— Нет, с Флавиусом. А с Камиллой у меня встреча в десять, если тебе так интересно. И тоже деловая. Я ей в очередной раз расскажу, что я о ней думаю и буду, наверное, искать себе новую фаворитку. Не выдерживаю я ее подолгу, хотя профессионалка она первоклассная.

— Лучше бы вы себе жену искали, — проворчал Жак и тоже поднялся. — Не забудьте, завтра на закате.

— Амарго, у меня к тебе будет очень личная просьба. — Предводитель повстанцев поправил красный бантик на нагрудном кармане и внимательно посмотрел на собеседника. Товарищ Амарго недовольно поморщился.

— Догадываюсь. Сорди пожаловался тебе на моих ребят, и ты хочешь, чтобы я их заменил. Не больно ли много чести его торговому агенту? Чем ему не угодили мои ребята? Недостаточно сильно зады на поворотах заносили? Они и не будут воздавать ему почести. Их дело охранять. А его дело — вести переговоры и не приставать к местным в каждом кабаке.

— Я понимаю… — Товарищ Пассионарио виновато вздохнул и одарил Амарго очередным просительным взглядом. — Этот Ромеро и мне не особенно нравится. Но он нам нужен, и Сорди очень просил. У них там вышел конфликт… Я не прошу заменить всех, Торо и Эспада — спокойные интеллигентные люди, к ним трудно предъявить претензии, хотя Сорди и пытался. Но Рико замени, я тебя очень прошу. Он со своим языком кого хочешь доведет до истерики. Они чуть не подрались там, Торо и Эспада их растаскивали. Да и охранник он… не ахти какой. Вор, одним словом. Дай лучше еще одного воина, желательно стрелка. И не такого языкатого, как Рико.

— Хорошо, — недобро прищурился Амарго. — Я заменю Рико. Я дам тебе воина. Отличного стрелка. Молчаливого, как скала, если его не трогать. Не менее интеллигентного, чем Торо и Эспада, и столь же спокойного, опять-таки если его не раздражать специально. И если у Сорди опять будут претензии, пошли его подальше. И напомни, что у его бесценного Ромеро тоже вместо языка хвост собачий. По мне, так Рико там был в самый раз, они бы с ним регулярно устраивали поединки на языках и обоим было бы весело. А человек посерьезнее этого болтуна пришибет. Чтоб не строил из себя большого начальника. Тоже мне, специалист непревзойденный! Сегодня этот торгаш нам нужен, а завтра нет. Я сомневаюсь, что он вообще нужен. И сама затея договариваться с голдианцами мне не нравится. Я бы лучше попробовал ткнуться в Ортан. Там можно спокойно договориться с короной и не опасаться, что тебя кинут.

— В Ортане нестабильно, — чуть качнул головой его молодой собеседник. — Там сейчас идет такая война интриг, что соваться страшно. Король с Комиссией друг другу всяческие козни строят, и встрять сейчас между ними — все равно, что попасть в жернова. Голдианцы, конечно, могут и кинуть, но в Ортане еще опаснее. К тому же его величество проявляет излишний интерес к нашей партии. Он-то человек хороший, но ты сам говорил, что ему не следует знать лишнего. Впрочем, если ты передумал, я схожу к нему лично, мне это будет даже приятно…

— И думать забудь. — Амарго достал из кармана сигару и откусил кончик. — Дай прикурить. Не разучился еще?

— Нет, — чуть улыбнулся Пассионарио, поднес руку к сигаре и прищелкнул пальцами, из которых моментально взвился небольшой огонек. — А кого ты дашь?

Амарго затянулся, хитро прищурился и сообщил:

— Кантора. — И довольно улыбнулся при виде резко вытянувшегося лица собеседника. — А больше некого. Ты же сам просил стрелка. Чем тебя Кантор не устраивает?

— У тебя что, для него другой работы нет? Такого специалиста в охрану — это все равно, что колоть орехи магическим кристаллом.

— Нет, — качнул головой Амарго. — Дело в том, что Кантор… Я его перевожу на другую работу. В полевой отряд жалко, это действительно будет, как ты сказал, орехи кристаллом, пусть побудет в охране. Тем более, он языки знает.

— Переводишь? А почему? Он в чем-то провинился или… сорвался?

— Можно сказать, почти сорвался.

— Почти — это как?

— Это так, что если человек перестал владеть собой в обычной обстановке, то рано или поздно он сорвется и на работе. Кантор неглупый парень, и сам это чувствует. Поэтому он пришел ко мне, рассказал все, как есть и попросил перевести его в полевой отряд. Убийца, у которого не в порядке нервы, это не убийца, а смертник.

— Нервы? А когда они у него были в порядке? И в чем это выражается? Он хоть на наркотики не присел?

— Я не замечал. А проблемы у него начались после той памятной охоты на ведьму. Что-то там произошло, о чем они с Саэтой умолчали. Хотел бы я знать, что именно, но Кантор же не скажет, а у Саэты теперь не спросишь…

— А что с ней случилось? Я как-то видел Гаэтано, и почувствовал, что он прямо сам не свой, что-то у него стряслось, горе какое-то, но спросить постеснялся. Ты же знаешь Гаэтано, он и так меня не любит, а если я ему начну в душу лезть…

— Что случилось… То же, что со всеми рано или поздно случается. То ли где-то ошиблась, то ли разведка подвела, но наткнулась на охрану. Первым же выстрелом — наповал. Ты бы видел, что творилось с Кантором, когда он узнал! Ребята перепугались до такой степени, что не рискнули сами к нему подходить и позвали меня.

— А что именно с ним творилось? — осторожно поинтересовался предводитель. — И почему я не знаю? Где я был?

— Ты… — лицо товарища Амарго приобрело выражение беспредельной досады с некоторым оттенком брезгливости. — Как раз в это время в этой самой комнате, наевшись фанги в количестве, достаточном чтобы нормальному человеку отравиться насмерть, ловил фиолетовых гоблинов при помощи огненных дорожек. Вы с Кантором точно не братья? Почему у вас всяческие безобразия происходят одновременно, и мне приходится между вами разрываться?

— Да демоны с ними, с фиолетовыми гоблинами! — отмахнулся позитивно мыслящий товарищ. — Зато я все-таки научился делать огненные дорожки!

— Путем передозировки наркотиков, — ядовито добавил наставник, — в полностью деревянном помещении. Самое время и место баловаться с огнем! Потом вся твоя охрана носилась с ведрами…

— Амарго, ну не начинай все сначала! — жалобно задрал брови предводитель. — Мы про Кантора начали. Что делал я уже выяснили, а он чего такого натворил?

— Ты когда-нибудь видел, чтобы Кантор плакал?

— Да ты что? — огромные темные глаза товарища Пассионарио загорелись нездоровым интересом, граничащим с восторгом. — В самом деле? Каменное сердце нашего дорогого Кантора дрогнуло, и из этого комка холодной злости удалось выдавить слезу?

— Ты еще балладу напиши! — в сердцах плюнул Амарго. — Романтик ты наш поэтичный! Сердце, видите ли, дрогнуло! Дрогнула вся хижина, и не один раз, и хорошо, что вовсе не рухнула, потому как Кантор приложил к этому все усилия! Слезу выдавить! Да он устроил форменную истерику с битьем головой о стену и криками, что это он во всем виноват!

— Он был трезв? — уточнил вождь.

— Абсолютно. Да будь он даже пьян в стельку, он так себя никогда не вел. В чем он виноват, он так и смог объяснить толком. Я всерьез боялся, что он опять рехнется, но вроде обошлось. Пришлось ему, правда, успокоительного вкатить, а то он ни говорить толком не мог, ни слушать. Проспался, пришел в себя, вроде все нормально, но после того стал как-то странно себя вести…

— Странно? По-твоему, до сих пор он вел себя нормально? Амарго, он же все эти годы…

— Что б ты в этом понимал!

— Как раз я в этом понимаю, и получше чем ты! Ты бы в него хоть раз заглянул, как я, так тебе бы обычная видимая истерика тоже показалась переменой к лучшему!

— Я не умею заглядывать, — устало вздохнул Амарго. — Будем считать, что я тебе поверил, хотя специалист из тебя, мягко говоря, посредственный. Но это же еще не все. Пару дней он пошатался в тоске и в печали по хижине, а потом явился ко мне сдаваться. Что-то сломалось, говорит, что-то не так, чувствую, а словами сказать не получается. В общем, не подумайте чего дурного, но переведите в полевой отряд, потому как работать больше не смогу. В полевой отряд я его не отпустил, там таким тоже не место, пусть пока в охране побудет, а там посмотрим. Может, придет в себя немного. А нет — так я ему найду работу.

— Он даже тебе ничего не рассказал?

— Почему «даже»? Он мне просто не рассказал. Ты что, думаешь я у него вместо жилетки для слез? Он ко мне приходит, только когда ему нужен совет. А плакаться он ни к кому не ходит. Даже к священнику.

— Он что, такой рьяный атеист или так не любит плакаться?

— Он просто узнал по голосу, кто у нас священник, и поэтому к нему не ходит. Одно дело изливать душу какому-то абстрактному священнику, и совсем другое — своему товарищу по группе, которому потом придется смотреть в глаза. Так что, никто ничего не знает. И ты не узнаешь, потому что он себе где-то за границей приобрел экранирующий амулет.

— Он вообще слишком замкнутый какой-то стал, — сказал товарищ Пассионарио, доставая сигарету и прикуривая все тем же способом. — Я его мало видел с тех пор, как познакомился… заново, но у меня сложилось именно такое впечатление. Замкнутый, холодный… и опасный. Как пистолет.

— Ну, ты и вправду поэт! — усмехнулся Амарго. — Осталось только сесть и балладу написать — «Товарищ Кантор — человек-пистолет». Ты у нас любитель революционные стихи сочинять. Ты, помнится, и его собирался к этому полезному делу пристроить.

— Так ведь я хотел, как лучше. Я ведь знал его другим… Если честно, я не подозревал, что он таким станет. Когда он отказался работать в пропаганде, а попросился в боевики, я думал это у него временное следствие тяжелого потрясения. Чего-чего, а злым он никогда не был…

— А я знал, что он не станет работать в пропаганде. Правда, я надеялся, что он просто пошлет нас куда подальше и уйдет в неизвестном направлении, а что он попросится в боевики, я тоже не ожидал… Ну что ж, я пошел, сообщу Кантору, что для него есть работа, и пусть приступает?

— Пусть. Может, этот Ромеро хоть теперь поумнеет и научится уважать товарищей.

— Непременно, — согласился Амарго. — Кантор большой любитель плевать на инструкции, и если Ромеро скажет ему что-то вроде того, что он сказал Рико, то и драки, как таковой, не будет. Не забудь предупредить об этом Сорди.

— А ты предупреди Кантора, чтобы не вздумал убивать. А то с него станется, а Ромеро нам все-таки нужен.

— Да прям-таки, невелика потеря, — Амарго недовольно поморщился и перевел разговор на другую тему. — Как твое ухо?

— Да ничего, все в порядке. Ты же знаешь, я умею регенерировать, так что у меня все быстро заживает. Даже следов не останется, вот увидишь.

— Да я-то знаю, но ты все-таки будь как-то поаккуратнее. Как можно было так обжечь ухо? Опять самостоятельно учиться пытался?

— Да нет, я просто гладил рубашку, а в это время меня москит за ухо укусил…

— Пассионарио, ты как маленький, честное слово! Вечно с тобой что-то приключается. Представляю себе, что бы от тебя осталось годам к сорока, если бы ты не умел регенерировать. Ты что, не мог утюгом гладить, как все нормальные люди?

— Но я же умею. Даже если бы это бедное ухо сгорело полностью, выросло бы новое.

— И на что бы ты был похож? Ты уж хотя бы уши как-то побереги.

— А ведь верно! — молодой человек звонко расхохотался. — Я и забыл, ведь новое бы выросло такое, каким оно должно быть от природы… Хорош бы я был, с разными ушами… Да ладно, не переживай. Ничего со мной не случится.

— Хотелось бы надеяться… — вздохнул Амарго и потянулся за шляпой.

 

Глава 2

— Ой! — испуганно сказала Ольга и остановилась на пороге. Меньше всего она ожидала увидеть здесь его, да еще одного, поскольку Жака видно не было.

Его величество сидел за столом, точно, как в первый день их знакомства, и задумчиво что-то чертил на листе бумаги. Увидев ее, он отложил карандаш, скомкал лист и сказал:

— Ну вот, опять «ой»! Жак что, не сказал, что я здесь? Вот уж, любитель сюрпризы устраивать!

Странный какой-то был у него тон, не то обиженный, не то недовольный. Ольга попыталась вспомнить, как же следует приседать перед королем согласно этикету, но, будучи в замешательстве, никак не могла собрать мысли в кучу, поэтому просто отступила на шаг, упершись спиной в дверь, и сказала с легким приседанием:

— Приветствую вас, ваше величество!

Его величество резко изменился в лице и встал из-за стола. Ольге показалось даже, что он пошел красными пятнами, но при таком освещении сложно было разглядеть.

— Ольга, ты это от неожиданности или в качестве маленькой мести? — уже откровенно обиженно спросил он. — Не хватало, чтобы ты еще тут реверансы развела. Позволь, я помогу тебе снять плащ.

— Извините… — пробормотала Ольга, не зная, что и думать. — Я… просто не ожидала вас встретить… и…

— И не знаешь, как себя вести, — закончил за нее король, подходя и помогая ей выпутаться из плаща. — Проходи, садись к камину, и давай поговорим. Чтобы между нами не было недоразумений.

Окончательно озадаченная Ольга послушно присела в предложенное кресло и тут же представила себе, как она выглядит в своем идиотском чепчике и платье с передничком.

— Можно, я сниму этот кретинский чепчик? — жалобно спросила она.

— Конечно, можно, — удивленно приподнял брови король. — А зачем ты его носишь, если он тебе так не нравится?

— Потому, что так положено! — проворчала Ольга, содрала ненавистный чепчик и злорадно швырнула через всю комнату. — Как он меня достал, этот дебильный чепчик! Я в нем на Золушку похожа! На умственно отсталую Золушку!

Король опустился в кресло напротив и внимательно посмотрел на нее. Как обычно.

— Причина твоего гнева — действительно этот несчастный головной убор, или тебя раздражает мое присутствие?

— А я думала, вы спросите, кто такая Золушка… — грустно ответила Ольга, стараясь говорить помягче, чтобы не вызывать у его величества подозрений, будто его присутствие ее раздражает.

— Я знаю эту сказку, просто Жак не уточнял, что эта бедная девушка носила чепчик. Так все-таки? Если ты до сих пор на меня сердишься, я пойму и не стану тебе надоедать.

— Да нет же, — поспешила уверить его Ольга, пока он действительно не надумал удрать. — С чего вы взяли, что я на вас сержусь? Меня правда достал этот чепчик, чтоб он провалился! Что за идиотская традиция — ходить в чепчике, нравится тебе это или нет!

— Честное слово, это не я придумал, — вздохнул король, сразу как-то повеселев. — Я тебя прекрасно понимаю, наши традиции кого хочешь достанут. Ты бы видела, как я выгляжу в своей короне. Как умственно отсталый грабитель могил. Так мало того, она еще и уши натирает.

Ольга немедленно вспомнила бессмертные строки «Только сдвинь корону набок, чтоб не висла на ушах.» и невольно улыбнулась. Какие, оказывается, житейские проблемы бывают у королей!

— А как вы здесь оказались? — спросила она. — И где Жак? Он попросил меня прийти к нему, а сам смылся…

— Жак сейчас развлекается с Мафеем какими-то игрушками, и ночевать останется во дворце. А я пришел сюда специально, чтобы повидать тебя. Кто же знал, что Жак додумается сделать тебе сюрприз и не сказать, что я тебя жду.

«Странно, — подумала Ольга, — с чего это его величество вдруг обо мне вспомнил? Чего-то спросить нужно? Так ведь спросить и у Жака можно. Или сообщить что-то хочет? И с чего такая конспирация? Стесняется появляться в моем обществе с некоторых пор, или действительно какое-то секретное дело? Только бы не начал опять замуж звать, не дай бог…»

— А зачем я вам понадобилась? — осторожно спросила она. — У вас ко мне какое-то дело?

Король снова помрачнел.

— Дело? — медленно переспросил он, опуская глаза. — Ты полагаешь, это единственная возможная причина? Ну что ж, можно сказать, что это в некотором роде дело…

Он замолчал, сгорбившись в своем кресле и напряженно сцепив руки, и сидел так некоторое время, словно обдумывал что-то важное. Потом поднял глаза и посмотрел на нее в упор, как всегда.

— Прости меня, дурака, — неожиданно сказал он. — Я должен был сделать это сразу, но не мог собраться с духом. Может быть, теперь уже поздно, но все же я должен это сказать. Прости мне мою беспечность, мою нерешительность, мой дремучий эгоизм и мое предложение, сделанное в столь свинской форме. Прости мою трусость и не думай, будто я избегаю твоего общества из страха перед проклятием или из-за… разницы в социальном положении. Мне просто было стыдно показываться тебе на глаза. Если можешь, прости мне все это и пусть все будет как раньше. Я, конечно, сам виноват, но все же мне больно видеть, как ты делаешь передо мной реверансы и полагаешь, что я могу видеться с тобой только по делу.

Ольга едва сдержалась, чтобы не броситься ему на шею от радости.

— Да что вы! — воскликнула она. — Да зачем же вы… Я же не знала, что вы такой стеснительный, оказывается. Я думала, вы просто заняты или потеряли ко мне интерес…

— Ни в коем случае, — перебил ее король. — У меня не так много друзей, чтобы не находить для них времени или терять к ним интерес. Я смею надеяться, что мы по-прежнему друзья?

Он протянул ей свою огромную ладонь, и Ольга радостно по ней хлопнула.

— Ваше величество, ну конечно! Я так по вас соскучилась! Только почему такая конспирация?

— А что, надо было прийти к тебе домой? Чтобы твоих соседей Кондратий хватил?

Ольга засмеялась и щелкнула портсигаром.

— А про Кондратия — это вы от Жака подцепили?

— Да нет, это исконно наше выражение. Лет триста назад был в Поморье такой король, Кондратий Грозный, очень любил своих придворных посохом по головам лупить. А у вас оно тоже есть? Откуда?

— Не знаю… — Ольга лихо чиркнула спичкой, прикурила и продолжила: — Бывают же совпадения! А кстати, сейчас вам еще про одно совпадение расскажу. Азиль мне говорила, что к ней как-то заходил тот мистралиец, помните, который ведьму искал?

— Да-да, — оживился король, — А он к ней заходил? Она мне почему-то не сказала. Забыла, наверное. Ну что, нашел он ведьму?

— Нашел и убил, еще вам спасибо передавал, но я не о том. Я о совпадениях. Помните песню «Красное на черном»? Я вам еще рассказывала, что у этого барда такое сочетание цветов не только в этой песне встречается?

— Да, конечно, — засмеялся король. — Это же цвета королевского дома Мистралии. Полагаю, товарищ Кантор слегка обалдел, услышав это. А что он еще говорил интересного? Или Азиль тебе не рассказывала?

— Она в основном восторгалась, что он подарил ей ромашки среди зимы, и еще сказала, что он очень хочет со мной познакомиться.

Его величество заинтересованно приподнял брови.

— Кантор хочет с тобой познакомиться? Зачем?

— Музыка ему понравилась, — пояснила Ольга. — Или вы с ним намереваетесь поступить, как с бедным Лаврисом?

— Ну что ты, Кантор — не тот человек, которого можно напугать двумя словами, он вообще реагирует на угрозы очень агрессивно, независимо от того, кто перед ним. Да и никаких сексуальных домогательств ты от него не дождешься, он в этом отношении такой… такой, что про него даже сплетни ходят, о которых я уже упоминал в тот вечер. Зато он может одним взглядом и двумя словами насмерть перепугать твоих любвеобильных соседей, что было бы очень полезно для тебя.

— А откуда вы знаете про соседей? — помрачнела Ольга. — Жак рассказал?

— А кто же еще. Почему молчала? Надо было сразу Элмару сказать, он бы посмотрел внушительно, поиграл бицепсами, и проблемы бы не стало.

— Да ну, вы как скажете… Не буду же я всю жизнь перевешивать свои проблемы на Элмара… И ну их вообще, эти проблемы, что мы все о проблемах. Расскажите лучше, как вы живете?

— Если опустить проблемы, то вообще никак. Как ты насчет немного выпить?

— Положительно, — засмеялась Ольга. К ней стремительно возвращалось хорошее настроение и ощущение, что все действительно возвращается на свои места — милые посиделки с его любопытным величеством, беседы о чем попало и его ироничная улыбка, все, чего ей так не хватало. — А что у вас за проблемы? Пожалуйтесь.

— Это государственная тайна, — отозвался король, выбираясь из кресла. — Так что, о моих проблемах говорить тоже не будем. Давай вести себя, как Жак. Будто никаких проблем нет.

— А расскажите тогда про вашу знаменитую Комиссию, — попросила Ольга. — А то кого ни спрошу, все только матюкаются. Даже Тереза. Честное слово! «Мать-перемать, прости Господи!»

— Договаривались же — о проблемах не говорить! — поморщился король, доставая из шкафа бутылку и два широких бокала. — Придется все-таки жаловаться, хотя мне тоже больше всего хотелось бы ограничиться парой непечатных выражений. Но раз уж больше некому тебя просветить… Держи, это тебе… А это мне. Что ж, слушай печальную и поучительную историю о том, что бывает из-за небрежного отношения к документам.

Ольга с умилением полюбовалась, как он усаживается в кресло — сначала складываясь, как плотницкий метр, а затем расправляясь и откидываясь на спинку — и приготовилась слушать.

— Испокон веков жертвы для дракона, буде таковой заведется, отбирались по жребию. Так было и в этот раз, пока не появился на нашу голову господин Хаббард. Его притащил не Мафей, он тогда этого еще не умел. По-моему, как раз в то время скончался один из магистров ордена Десницы Господней, вот с ним-то и произошел обмен. Должен сказать, обмен был равноценный, что магистр был негодник, каких поискать, что переселенец на его место прибыл, ничуть не лучше. Насколько я понял, он примерно твой современник, из какой-то страны, которая то ли воевала с вашей, то ли собиралась, но русских не любит со страшной силой. Что у вас там произошло, кстати? А то Жак, как обычно, ссылается на плохое знание истории.

— Да ничего, — ответила Ольга. — В мое время мы с ними уже помирились и дружим. А о наших странах долго рассказывать, давайте, вы закончите, а я потом расскажу, если вам интересно. Только учтите, это все политика, а я в политике, как Жак в истории.

— Ну что ж, тогда продолжим. Этот господин у себя на родине был преуспевающим юристом и был необычайно искусен во всяческом крючкотворстве. Таким образом он и обманул моего доверчивого дядюшку, пусть он спит спокойно, хоть и подложил мне свинью напоследок… Дядюшка Деимар был человек простой и правильный, вроде кузена Элмара, и никакого подвоха не ожидал. Как ты сама понимаешь, интерес к переселенцам во все времена был велик, тем более, тогда их не так много попадалось, как теперь, когда Мафей их таскает чуть ли не по два в год. Господин Хаббард воспользовался возникшим к нему интересом очень практично, в отличие от тебя. Он прибился ко двору, втерся в доверие к дядюшке и принялся давать ему всяческие советы. Этот господин Хаббард был… хотя, почему был, он и есть такой… Весьма неглупый и обходительный человек с прекрасными манерами, умеющий очень убедительно говорить. Все его обожали, в рот ему заглядывали, а он раздавал советы направо и налево. Только я его невзлюбил сразу. Я, как ты знаешь, сам юрист, и для меня он был понятнее, чем для остальных придворных. И мэтр Истран его тоже терпеть не мог, но у магов эти вещи интуитивны. Мафей вообще его до смерти боялся и даже конфеты из его рук не рисковал есть. По-моему, он его до сих пор боится, хотя с ним господин Хаббард всегда неизменно ласков и обходителен, даже пробовал как-то привлечь его на свою сторону. Недавно, когда малыш был уже достаточно взрослым. Занятная была интрига, господин попытался сыграть на обычных подростковых проблемах, ну, знаешь, как это делается? «Ах, твой наставник тебе запрещает? Ах, как же он не прав! Ты самый-самый, тебя просто не понимают и не ценят! Ах, твой кузен распорядился не пускать тебя туда-то и туда-то? Да он не понимает, никто тебя не понимает, только я понимаю!» Вот в таком духе. Он в некоторых вопросах до сих пор полный невежда, этот господин Хаббард. Разве можно столь нагло врать перепуганному эльфу? Они же все чувствуют. Мы потом с мэтром вместе утешали малыша и проводили с ним взрослую беседу о господине Хаббарде… На чем я остановился? Так вот, дядя Деимар этого господина очень уважал и прислушивался к его советам, давать которые тот был большой любитель. Не сказать, чтобы все они были плохи, некоторые вполне толковые, но некоторые просто неприемлемые для нашего общества. Вот этот-то господин Хаббард и предложил производить отбор не по жребию, а по каким-то критериям, которые сам вызвался определить. Он разработал законопроект и предложил дядюшке посмотреть и внести поправки. Момент он выбрал очень удачный, я в то время как раз только вступил в должность главы департамента и при дворе даже не появлялся, так как почти не вылезал из кабинета, заваленный работой. А дядя не додумался позвать меня и посоветоваться, просмотрел этот закон и подписал. В Законе об Отборе были оговорены критерии отбора, порядок церемоний, права и обязанности жертв и тому подобное. Все вроде по делу. Но критериев этих было столько, и все были такие расплывчатые, что под них можно было подогнать практически любую девушку, если она физически здорова, не замужем и не член королевской семьи. Я растолковал дяде, какую он сделал глупость и посоветовал больше не связываться с Хаббардом и его законопроектами. Но он меня не послушал, и, опять-таки по предложению господина Хаббарда, принял еще один закон — Закон о Комиссии, тоже состряпанный этим господином. Идея состояла в том, чтобы создать специальный орган, который бы занимался отбором и следил за соблюдением закона. А фактически получилось, что Комиссия получила право отбирать жертвы на свое усмотрение, поскольку, как я уже говорил, критерии можно было толковать в любую сторону. Кроме этого, господин Хаббард высказал опасение, что члены Комиссии будут подвергаться гонениям, преследованиям и попыткам отомстить со стороны безутешных родственников, так как даже при самом справедливом отборе все равно будут недовольные. И законом была оговорена пожизненная неприкосновенность членов Комиссии. А еще там был такой невинный, чисто формальный пункт: все вопросы о созыве, роспуске или изменении состава Комиссии решаются самой Комиссией. В результате оказалось, что король тут вообще ни при чем, и его участие сводится к тому, чтобы формально подписать список и выслушать последние просьбы. Ну, и обеспечить охрану для перевозки. И все. После этого я вдребезги разругался с дядей и хотел вообще покинуть его двор и уехать к родственникам матери в Лондру. Но тут как раз приехал Элмар, я отложил отъезд, чтобы с ним повидаться, мы с ним усердно видались три дня, обойдя за это время все городские кабаки и бордели, а дядюшка в это время совершил свою третью и последнюю глупость. Ты, наверное, никогда не слышала о магической поддержке законов? Разумеется, не слышала. Это крайне редкое явление, и такое делают только мистики с уставами своих орденов, да и то не всегда. Суть состоит в том, что после обработки закон становится нерушимым. В светской жизни такого не делают, потому что законы пишутся не для того, чтобы их соблюдать, а для того, чтобы в основном их соблюдали, но в случае необходимости можно было и нарушить. К примеру, если магическим способом запретить некромантию, она станет просто недоступна для магов. А иногда услуги некроманта действительно бывают нужны. Или тот же уголовный кодекс. Где мой друг Флавиус будет набирать шпионов, если все мои подданные будут не способны украсть? И где мои генералы будут брать солдат в случае войны, если ни один человек в стране не сможет убивать? Так что законы почти никогда не обрабатываются магически. А господин Хаббард сумел уговорить дядю на такое безумие. Поразительно, как можно без всякой магии так околдовать человека? Он и его собрат по комиссии, иерарх Хлафиус, высказали такую идею: вместо того, чтобы бедных девушек сразу после оглашения хватать и заточать за решетку, портить им последние дни жизни, охранять, чтобы не разбежались, и все такое, надо сделать так, чтобы они сами никуда не делись. Заколдовать Закон об Отборе, и они просто не смогут не явиться на отправку или разбежаться по дороге. Мой доверчивый дядюшка воспринял эту идею именно так, как это было преподнесено, и дал согласие. Группа мистиков ордена Десницы Господней поколдовала над Законом об Отборе, превратив его в нерушимый. А после церемонии оказалось, что хитрожопый господин Хаббард аккуратно подсунул под скрепочку и Закон о Комиссии, обеспечив себе и своим коллегам действительно полную неприкосновенность. Теперь ни один мой подданный или любой законопослушный гражданин любой страны, пребывающий в моем королевстве, не может причинить этим мерзавцам никакого вреда. Равно как и нанять для этого кого бы то ни было, и даже вознаградить добровольца, пожелавшего оказать короне услугу по личной инициативе. А я не могу отдать их под суд, хотя уже давно есть за что… Что касается дядюшки, то он, обнаружив подлог, загадочным образом прозрел, разгневался и прогнал господина Хаббарда со двора, поскольку больше ничего с ним поделать не смог. А потом долго и громогласно передо мной извинялся и каялся… Ну, ты видела, как это делает Элмар? Его папа делал это точно так же. Мы помирились, и с тех пор уже восемь лет я изо всех сил ворочаю мозгами, пытаясь найти решение проблемы: как бороться с организацией, которая никому не подчиняется, практически неуязвима и имеет безотказные рычаги для давления на нужных людей. Сейчас они еще и разбогатели на взятках до такой степени, что им уже и давить не обязательно, могут себе позволить подкупать. — Король допил коньяк и поднял на Ольгу свои спокойные светлые глаза. — На данный момент дела обстоят так, что если я ничего не придумаю до осени, то где-то в конце Золотой — начале Желтой луны меня свергнут с престола.

Ольга, которая как раз тоже собралась допить свой бокал, чуть не захлебнулась.

— То есть, как — свергнут? — ужаснулась она.

— Как это обычно делается. Скорей всего, предложат добровольно отречься в пользу кого-нибудь… кого скажут, в общем, — его величество печально исследовал дно своего бокала и потянулся за бутылкой. — Не думаю, что меня станут убивать, от таких вещей бывают всякие недоразумения и с подданными, и на международной арене. Кроме того, если убивать меня, то придется убивать и Элмара, а это еще больше проблем… Так что, скорей всего меня просто выкинут хорошим пинком под зад и вежливо попросят больше не показываться в этой стране.

Он разлил коньяк, потом отставил свой бокал и бутылку и принялся набивать трубку.

— И ничего нельзя поделать? Совсем-совсем ничего?

— Я думаю над этим, — пожал плечами король. — Не первый год думаю. Может, до осени что-то придумаю. Но обсуждать эту проблему с тобой мне бы не хотелось, да и вообще говорить о ней вслух. Ну, а теперь, раз уж я тебе пожаловался на свои проблемы, пожалуйся и ты мне. Какие у тебя еще есть проблемы, кроме чепчика, соседей и тех, что ты имеешь по моей милости?

— Да ну, что у меня за проблемы? — отмахнулась Ольга, осознав масштабы проблем его величества. — Во всяком случае, это мелочи, которые не идут ни в какое сравнение с вашими. Давайте, я вам лучше что-нибудь расскажу.

— Что ж, если ты так не хочешь говорить о своих проблемах… — король снова ссутулился в кресле и уставился на огонь, зажав трубку в зубах. — Расскажи. А о чем?

— Еще не придумала. — Ольга в очередной раз полюбовалась профилем его величества и вспомнила первый вечер их знакомства.

— А вот сейчас чему ты улыбаешься?

— Вы так живописно выглядите с трубкой у камина… Вам никто не рассказывал о Шерлоке Холмсе?

— Нет. А кто это?

Ольга вдохнула поглубже и приступила.

Далеко заполночь, когда запас рассказов, которые она помнила, иссяк, его величество Шеллар III потянулся, выпроставшись во все свои пять локтей с хвостиком, и сказал с мечтательной улыбкой:

— Когда меня свергнут, я уеду в Лондру к кузену Элвису и займусь частным сыском. Это, наверное, необычайно интересно и совсем несложно. Я буду сидеть с трубкой у камина и размышлять. А Элмар будет моим доктором Ватсоном.

— А по Камилле не будете скучать? — засмеялась Ольга.

— Да ну ее! Что я себе, другую не найду? В Лондре я сойду за красавца, все местные дамы будут мои. Правда они там все страшны, как похмелье Элмара… Ты никогда не видела кузена Элвиса? Даже на портретах?

— Не помню. А это кто?

— Король Лондры, мой кузен по матери. Он славный парень, но на вид еще страшнее меня и на локоть ниже ростом.

— Вы не страшный, вы милый, — возразила Ольга. — Жак верно говорит, с вашими красавицами вы заработаете комплекс неполноценности.

— Трепло твой Жак, — беззлобно откликнулся король. — Психолог тоже нашелся! Рассуждать рассуждает, а объяснить толком, что это такое не может. Может ты можешь?

— Попробую… — Ольга развела руками и попробовала.

— Путано как-то ты излагаешь… — вздохнул король, выслушав ее объяснение. — Хотя и понятнее, чем Жак. Я над этим обязательно подумаю, может в его словах и есть какое-то зерно истины. Но вряд ли это что-то изменит. Мне почему-то всегда нравились красивые женщины. То ли это случай притяжения противоположностей, то ли следствие комплексов, о которых ты рассказываешь. Если я правильно все понял, то они у меня появились еще в юношеском возрасте, и мои придворные дамы тут ни при чем. А как у тебя обстоит дело с этим вопросом?

— Как и у вас, — невесело усмехнулась Ольга. — Жак надо мной как-то посмеялся, что мне нравятся красивые мужчины. Это, конечно, неправда, мне и вы нравитесь. Может, и мой увечный супруг мне понравится, я как-то уже свыклась с мыслью, что он хороший парень и все такое… Только где же он шляется до сих пор? Небось, не успел опомниться, как тут же по бабам помчался. Азиль говорила, что он до этого дела был большой любитель.

— Вряд ли, — задумчиво заметил король. — Скорей, он увидел себя в зеркале и до сих пор не может отойти от потрясения. А ты его уже не боишься?

— Уже нет. Привыкла.

— Он тебе снился после того?

— Нет, ни разу. Это хорошо или плохо?

— Не могу сказать. Наверное, хорошо. Может, все-таки Кантор имеет какое-то отношение к этой истории? Может, он и есть то звено, которое тебя приведет к нему? Кто знает… И времени осталось всего ничего, вот что огорчает… До весны меньше двух лун, минус неделя на оглашение и церемонии, минус еще неделя перед оглашением, когда запрещено играть свадьбы… Остается луна с небольшим. Где он шляется, действительно? Единственное, на что я надеюсь, это на то, что Алисе не удастся вертеть Хаббардом так, как она хочет. Это вполне вероятно, Хаббард не тот человек, которым можно так просто вертеть. Да и вообще… есть у меня кое-какие мысли на этот счет. Так что, не отчаивайся, может все обойдется. Не позволяй страху убивать себя раньше времени.

Ольга поправила передничек, заглянула в бокал и вдруг спросила:

— А вам не страшно?

— Мне? Почему?

— А вдруг вас все-таки убьют? Не станут с вами договариваться, а возьмут и устроят несчастный случай, как мне.

— Я, такой умный, и не выкручусь? — усмехнулся король и уже серьезно добавил: — Я не боюсь умереть. Смерть страшна, когда она отнимает близких, а свою собственную не успеваешь даже осознать. Ты был — и тебя нет. Ты не знакома с доктором Кинг, наставницей Терезы? Познакомься. Она тебе об этом расскажет еще проще, с тем особым очаровательным цинизмом, который присущ только хирургам и палачам.

— Интересная мысль… — Ольга задумчиво потрясла пустой портсигар и спрятала в карман. — Только это если умереть быстро. А вы так и не узнали, зачем дракону девушки?

— Я спрашивал, — вздохнул король. — У одного… специалиста по драконам. Кстати, ты не знаешь случайно, что такое «марайя»? Нет? Впрочем, я и не ожидал, что знаешь, я на всякий случай спросил… Так вот, он дал мне не очень внятный ответ насчет того, что извращенец, дескать, и есть извращенец. А подробнее расспросить я не имел возможности.

— А как же это… анатомически возможно? — поразилась Ольга.

Король невесело усмехнулся.

— Люди — самые сексуально озабоченные существа в этом мире. Все мысли в одну сторону. У меня первая мысль была тоже об этом. А на самом деле, откуда мы знаем, что понимают под этим драконы? Может, есть человечину по их понятиям тоже извращение? А может, этот паразит из девушек украшения для своей пещеры мастерит? Или приглашает кучу мужиков и обхохатывается, глядя, как смешно люди это делают… Да что угодно.

— Да уж, умеете вы обнадежить… — грустно заметила Ольга.

— Извини, — спохватился его величество. — Это я теоретически. А ты действительно настолько боишься?

— Я не боюсь умереть, — проговорила она, опуская глаза. — Я боюсь умереть… больно.

— Если проблема только в этом, не бойся. Я дам тебе с собой на прощанье хорошего яду. И не переживай. Кстати, большинство девушек так поступает. Только почему-то дракон до сих пор не отравился, что позволяет предположить — жертвы свои он все-таки не ест.

Ольга подняла глаза и посмотрела на него с некой одобрительной озадаченностью, как обычно, когда он выдавал какие-нибудь неожиданные выводы. И задала вопрос, который вдруг почему-то пришел ей в голову:

— А что бы вы сделали на моем месте? Если бы вас отправили… в жертву?

— Я? — теперь озадачен оказался его величество. Он даже подумал некоторое время, прежде, чем ответить. — Я… Ну, знаешь, я же все-таки мужчина. Пожалуй, я бы одолжил у Элмара его штурмовое копье, которое все равно ржавеет без дела, и постарался подороже продать свою жизнь. Я, в отличие от тебя, не боюсь умереть больно.

— А это разрешено? В смысле, брать с собой оружие?

— Насколько я знаю, это не запрещено, значит можно. В любом случае, последняя просьба — это один из тех вопросов, в которых мое мнение хоть что-то значит, и если кто-нибудь догадается об этом попросить, я непременно разрешу. Только ты же не поднимешь штурмовое копье. Я и то его с трудом удерживаю в равновесии.

— А как же вы с ним управляетесь?

— А никак. Я с ним вообще не умею управляться. С холодным оружием у меня те же проблемы, что и у тебя. Я удивительно бездарен в этом отношении. Меня много лет честно пытались чему-то научить, всех принцев обязательно учат хотя бы классическому фехтованию, и мои наставники приходили в отчаяние. И кузен Элмар тоже. Он не понимал, как можно не уметь владеть мечом. А что, тебе понравилась моя идея? Или все-таки предпочтешь порцию яда?

— А какая разница? — дрогнувшим голосом отозвалась Ольга и снова сунулась в пустой портсигар.

— А чего только не бывает на свете? Вдруг победишь? Вдруг этот извращенец не в состоянии сражаться с девушками или еще там чего? Вернешься домой и заживешь, как прежде.

Это «как прежде» доконало ее окончательно, и она просто не выдержала.

— А зачем? На кой оно мне надо? Опять возвращаться в эту квартиру с придурочными соседями, на эту работу с козлом-начальником, таскать этот конченый чепчик и передничек… Оно меня достало все! — она протяжно шмыгнула носом и продолжила срывающимся от слез голосом: — Меня достала эта вонючая печка, которую надо топить дровами и которая все время коптит! И эти сволочные соседи и их «порядочные» бабы, которых мне иногда пострелять хочется! И этот козел мой начальник, который так и норовит полапать! И мои ненаглядные сотрудницы, которые надо мной смеются! И ваши дурацкие традиции, по которым я не могу ни одеться, как мне нравится, ни пойти, куда мне хочется, ни закурить, когда мне надо! И это платье, в котором я путаюсь, и этот траханый чепчик, будь он проклят! Ну почему я не воительница, не волшебница, не бард в конце концов! Им хоть одеваться можно, как им хочется! Все то же самое дерьмо, что и дома, только еще хуже! Пусть меня лучше съедят или вернут домой, к моему дорогому маньяку, чем жить в этих ваших средних веках!

Голос отказался повиноваться окончательно, и она просто разревелась, спрятав лицо в ладони.

— Ну, вот так бы и давно, — сказал король. Он подошел, присел на подлокотник ее кресла и обнял за плечи. — С этого и надо было начинать, а не рассказывать мне увлекательные сказки о господине Холмсе. Поплачь, как следует, от души. Вот так. Могу даже подставить тебе плечо, если желаешь, только подвинься чуть-чуть. Мы с тобой ребята не толстые, отлично уместимся в одном кресле. Я, конечно, не такой мягкий и удобный, как Элмар, но в мои кости тоже вполне можно уткнуться носом и поплакать.

Ольга послушно подвинулась, уткнулась в королевский камзол и разревелась еще сильнее. Его величество терпеливо дождался, пока она притихнет, и протянул ей носовой платок, точно так же, как тогда, во дворе у Элмара.

— Не вытирай нос рукавом, — полушутя сказал он. — Что это у тебя вечно нет носового платка? Точно, как у Жака. Вы с ним не родственники часом? Должен сказать, мне давно не приходилось утешать плачущих женщин. Последний раз я утирал нос рыдающей даме лет пятнадцать назад, или даже больше, когда учился вести допрос потерпевших. Ты вытирайся, а я схожу в кабинет к Жаку, принесу тебе сигарет и заодно отолью у него самогона, а то коньяк у нас кончился. Ты будешь самогон? Я так и думал. А потом сядем и спокойно обсудим твои проблемы.

Он выбрался из кресла и направился к кабинету, легко перешагивая через две ступеньки. Ольга, старательно вытирая кружевным платочком зареванные глаза и распухший нос, следила, как он набирает код замка и скрывается за дверью. И думала о том, что ведет себя позорно и недостойно, развесив тут сопли в три ручья; что придворные дамы — круглые дуры, раз не могут по достоинству оценить этого удивительного мужика, своего короля; и о том, где бы себе взять хоть немножко такого же мужества и самообладания, как у его величества Шеллара III, с улыбкой ожидающего свержения в конце Золотой луны.

Король вернулся в свое кресло, протянул ей сигареты, наполнил бокалы и в очередной раз одарил внимательным взглядом.

— А теперь давай обсудим твои проблемы.

— Да не надо… — попробовала возразить Ольга. — Ну их на фиг, до весны дотерплю, а там и проблем не станет.

— Нет, надо, — настоял король. — А то и до весны не дотерпишь. Начнем по порядку. С печки. Это самое простое. Надо вызвать специалиста и разобраться, отчего она коптит. Может трубу надо прочистить, или еще что-то в этом роде. Это не проблема вовсе. Далее, перейдем к соседям. Эта проблема тоже решаема, об этом я уже говорил. Пусть с ними потолкует Элмар, и они тут же поймут, как подобает и как достойно вести себя порядочным горожанам. И нечего стесняться, для этого и существуют мужчины, будь они отцы, мужья, братья, любовники или просто друзья. Что касается смотрителя королевской библиотеки, он всех сотрудниц лапает, поскольку ни на что большее уже не способен. Разрешаю тебе наплевать на то, что он твой начальник, и огреть его каким-нибудь фолиантом поувесистее. А потом объяснишь, что это разрешил тебе лично я, передашь ему от меня привет. Он поймет, у нас с ним уже неоднократно были разговоры на эту тему, поскольку на него уже жаловались. Теперь о твоих коллегах по работе. Из-за чего они над тобой смеются?

— Из-за всего, — вздохнула Ольга.

— То есть, они тебя просто не любят, и поэтому находят повод посмеяться? А за что они тебя не любят? У вас были откровенные конфликты?

— Не было.

— А в глаза смеются или за спиной?

— За спиной.

— Тогда есть два варианта. Лучше всего — просто наплюй на них и не обращай внимания. Люди склонны смеяться над тем, что недоступно их убогому пониманию. Надо мной тоже всю жизнь смеются. Ты же анекдоты про меня слышала? Так что, из-за такой ерунды всю жизнь страдать? А если тебе хочется как-то отомстить, попробуй ответить тем же. Понятно, их много, а ты одна, посмеяться над ними в одиночку у тебя не получится. Договорись с Жаком, пусть он придет к тебе на работу и как бы невзначай заведет разговор о твоих коллегах. Вместе вы их высмеете так, что им стыдно будет на люди показаться. Жак это умеет, что-что, а свою профессию он освоил в совершенстве. Да и у тебя с чувством юмора все в порядке. А касательно одежды… Действительно, потерпи до весны. А потом, если все обойдется, я тебе королевским указом за какие-нибудь особые заслуги дарую право одеваться, как тебе нравится. Я придумаю, за какие. Если бы мы подумали об этом с самого начала, можно было сделать это луну назад за геройское спасение Эльвиры, а сейчас это уже дело прошлое, не годится. Ну вот, твои проблемы и решены. Если есть еще какие-то, излагай. Мы и с ними разберемся.

Ольга нервно дернула сигаретой и молча покачала головой.

— Ну что ж, — задумчиво протянул король, попыхивая трубкой. — А теперь позволь сказать тебе самое главное. Все твои проблемы доводят тебя до слез не из-за своей сложности, а из-за того, что ты их принимаешь так близко к сердцу. А поскольку ты так из-за них переживаешь и при этом не делаешь никаких попыток как-то их решить, я делаю вывод, что у тебя просто депрессия. Поэтому тебя так раздражают и угнетают такие мелочи, как чепчик и коптящая печка. Причин же твоей депрессии я вижу две. Первая состоит в том, что ты приготовилась умереть в первый день весны, потеряв всякую надежду и не пытаясь сопротивляться или искать выход. А вторая — в том, что ты одинока. И поэтому тебе плохо. Как бы пошло и банально это ни звучало, тебе нужен мужчина. Не друг, не товарищ, как мы с Элмаром или Жак, а мужчина. Любовник. И это тоже не такая уж проблема. Как я уже говорил, на свете полно отчаянных ребят, которые не боятся никаких проклятий. Если не рассчитывать на серьезные отношения, а насколько я тебя знаю, замуж ты не стремишься, такого мужчину можно легко найти. Ты девушка молодая, симпатичная, без предрассудков, у тебя не должно быть с этим проблем.

— У меня они есть, — вздохнула Ольга.

— Какие же?

— Как вам сказать… Я не могу просто так упасть в постель с совершенно чужим человеком. Мне надо либо почувствовать его близким, либо набраться до чертиков, как на охоте. Да и не нравятся мне ваши мужчины, если честно. И давайте об этом не будем.

— Что ж, если не хочешь… давай не будем. В конце концов, я сам терпеть не могу, когда кто-то лезет в мою личную жизнь, а еще берусь давать тебе советы. Однако должен заметить, что мужчины не нравятся тебе только когда ты трезвая. А стоит тебе выпить больше, чем следует, тебе и Лаврис нравится начинает. И напоследок все же посоветую решить в первую очередь эту проблему и ты увидишь, как все остальные сразу померкнут.

— Еще бы! — фыркнула Ольга. — Если я залечу или подцеплю какой-нибудь местный триппер, остальные проблемы точно померкнут.

— В нашем мире нет венерических болезней. Хотя до сих пор удивительно, как их не завезли переселенцы.

— А откуда вы про них знаете? Жак рассказывал?

— И очень живописно.

— Из собственного опыта?

— Именно. Должен отметить, у него была веселая юность.

— Ну и хорошо.

— Что именно?

— Что он вам рассказал. А то пришлось бы рассказывать мне, а это очень невкусная тема. Да и знаю я об этом мало.

— Что ты, я бы никогда не попросил даму об этом рассказывать. А в изложении Жака все выглядело очень смешно и совсем не страшно. Кстати, какие у вас сейчас отношения с Жаком?

— Как и прежде — ровные дружеские. А что?

— Ничего. Я просто спросил. Подумал, что в этом может заключаться причина того, что тебе не нравятся другие мужчины.

— Нет, не в этом. Мы с ним чудесно дружим, он у меня как подружка. С ним можно обо всем потрепаться, не заботясь о приличиях. И с ним весело и легко.

— Да, это верно, — призадумался король. — С ним весело и легко. А еще он очень любит людей разыгрывать. Одна из моих дам как-то обратилась к нему за советом, как меня половчее очаровать. Так он ей посоветовал нарядиться варваркой, разрисовать лицо, насовать перьев в волосы и в таком виде прийти меня соблазнять. И еще завывать, как кошка… Смеешься? А зря. Я это тебе говорю всерьез, чтобы ты поосторожнее относилась к его советам. Особенно в том, что касается меня. Меня он тоже любит разыгрывать.

— Это тонкий намек на последнюю просьбу? — догадалась Ольга. — А в чем прикол?

— В том, чтобы поставить нас обоих в дурацкое положение. Я тебе настоятельно рекомендую этого не делать. И даже прошу. Пожалуйста. Пообещай мне, что ты этого не сделаешь.

— Не буду, — улыбнулась Ольга. — Но и обещать не буду. Доживем до весны, там посмотрим. Тем более, я так и не поняла, в чем прикол, а вы меня только заинтриговали.

— Ольга, я на тебя обижусь.

— Обещаю, — засмеялась она. — Не просить у вас ночь любви, если придумаю что-то другое.

— А если не придумаешь?

— Да не переживайте, может и просить-то не понадобится. Сами же говорили, вовсе не обязательно меня снарядят в жертву. А почему вы так боитесь, что я у вас попрошу?.. Вам это чем-то неприятно, или что?

— Или что, — вздохнул король. — Ладно, вернемся к этому вопросу после оглашения, что это я, действительно… А правда, что ты пишешь стихи?

Ольга вспыхнула и поспешно схватилась за шкатулку с сигаретами.

— Ну, не стесняйся. Это мне Жак сказал, так что не отпирайся. А почему ты их никому не показываешь? Стесняешься? Зря. Почитай мне что-нибудь.

— Вам? — Ольга совсем смешалась и долго не могла зажечь спичку, чтобы прикурить. — Но… зачем? Не надо…

— Я хочу послушать. Можешь не стесняться, я не умею отличать хорошие стихи от плохих, как мой поэтичный кузен. Мне просто интересно, о чем они. Как ты выражаешь себя, что у тебя в душе. Если, конечно, ты считаешь меня вправе этим интересоваться.

Ольга вздохнула, отпила для храбрости и опять приступила. В конце концов, ей давно хотелось хоть кому-нибудь прочесть сомнительные плоды своих бессонных ночей.

 

Глава 3

Кантор отозвал в сторонку Торо и тихо спросил:

— Послушай, можно я схожу по своим делам? Я вам не очень нужен ночью? Вы же все равно будете спать? А к утру я вернусь.

— А куда ты собрался? — добродушно поинтересовался Торо.

— По бабам, — серьезно ответил Кантор. — Нет, правда, отпустишь? Не ограбят же вас за ночь.

— Не знаю… — Торо задумчиво почесал затылок. — Ночью — может быть, но не сейчас. Наш бесценный подопечный наверняка соберется поужинать в трактире, а ты же знаешь, что его нельзя оставлять без присмотра.

— А ты не можешь ему запретить?

— Не могу. Настолько мои полномочия не простираются. Вот после ужина посмотрим, ладно? Я-то не против, но только когда дон Ромеро угомонится и ляжет спать.

Кантор досадливо передернулся, представив себе, как будет выглядеть его визит к даме среди ночи, и вздохнул, смиряясь с неизбежным. Что ж, на этот раз навестить Азиль и познакомиться с ее подругой не удастся. А жаль.

— О чем вы там шушукаетесь? — поинтересовался Эспада, занятый у зеркала своей прической.

— Да вот, Кантор по бабам собрался, и просит разрешения отлучиться, — пояснил Торо.

— Ну, если это секрет, то пожалуйста, — пожал плечами Эспада.

Кантор снова вздохнул и полез в мешок за расческой. Торо оглянулся на дверь ванной, где как раз плескался подопечный, и проворчал:

— Долго он там будет сидеть? Почему я всегда последний должен мыться?

— Потому, что у тебя самые короткие волосы, — спокойно пояснил Эспада, разделяя пряди на виске. — А у Кантора самые длинные, и долго сохнут. Поэтому он моется первым, я — вторым, и так далее. Чтобы, пока вы с Ромеро домоетесь, мы с Кантором уже высохли. Принцип понятен?

— Понятен. Но мне надоело. Я вас с Кантором как-нибудь ночью тихонько постригу, пока вы будете спать. — добродушно проворчал Торо. Эспада засмеялся и принялся заплетать косичку на правом виске, а Кантор серьезно сказал:

— Шутки шутками, но не вздумай и вправду такое сделать.

— А что? — улыбнулся Торо. — Я, конечно, шучу, но если серьезно, зачем тебе такие лохмы? Неудобно же. И мешают, и сохнут долго, и мыла на них идет много.

— Мне нравится, — отрезал Кантор. Торо внимательно посмотрел на него и спросил:

— Это из-за того, что в лагере тебя остригли наголо? Или тебе всегда так нравилось?

— Не твое дело. — огрызнулся Кантор. За Торо водилась дурацкая манера задавать вопросы о том, о чем не следует, и если бы Кантор не знал ее истоков, давно бы уже крепко обиделся и набил товарищу морду, невзирая на разницу в весовых категориях. Но зная причины нездорового любопытства товарища Торо, он все же понимал, что тот вовсе не намеревается кого-то обидеть, а просто в прежней своей жизни привык задавать людям подобные вопросы и более того, получать на них честные ответы.

— Отстань ты от него, — посоветовал Эспада, закрепил косичку и занялся левым виском. — Меня, например, тоже в свое время взбесило, когда меня остригли наголо.

— Тебе своих косичек было жалко?

— Жалко? Да это самое страшное оскорбление для профессионального фехтовальщика, когда с него состригают классовые знаки различия. Если тебе это понятно. Ты же у нас неизвестно, кто.

— Уж конечно, не фехтовальщик, — проворчал Торо. — Я правда не знал, что твои косички что-то означают. Я думал, это для красоты. Знаешь, в нашей деревне воинов не водилось и в их прическах я не разбираюсь. Кантор, а твой хвост тоже что-то означает?

— Означает, — серьезно кивнул Кантор. — Иди, я тебе на ухо скажу.

Торо заинтересованно подставил ухо, выслушал и с хохотом ткнул товарища кулаком под ребра.

— Ну тебя с твоими шуточками! Ты как скажешь!

— А мне это слышать нельзя? — поинтересовался Эспада, разделяя пряди на затылке.

— Можно, — ответил Кантор. — Но зачем? Ты же не достаешь меня дурацкими вопросами.

— Понял, — улыбнулся фехтовальщик. — Кстати, Кантор, ты случайно не толкуешь сны?

— Не особенно, — признался Кантор. — А почему ты решил?

— Ну, у тебя же есть всякие магические способности, я подумал, может, ты и это умеешь.

— Торо умеет, — посоветовал Кантор, кивая на указанного товарища.

— А откуда ты знаешь? — удивился Торо.

— Иди, на ухо скажу.

— Сам иди! Спасибо, я уже наслушался. Ну, умею, верно. Расскажешь сейчас или наедине?

— Потом расскажу, — решил Эспада и уложил последнюю косичку, пристегнув специальной шпилькой. А Кантор, поколебавшись, сказал:

— А кстати, о снах. Торо, растолкуй, что бы это могло значить. Мне регулярно по пятницам снится один и тот же человек и толкует о чем-то непонятном. Во всяком случае, я не понимаю, к чему это.

— Кто именно? — уточнил Торо. — Знакомый или нет, живой или мертвый?

— Знакомый, — объяснил Кантор. — Правда, едва-едва. Я видел его один раз в жизни на какой-то пьянке, помню только, что нас знакомили. Но что мертвый — это точно.

— А кто он такой?

— Совершенно точно помню, что мистик. Герой. А ближе я его не знал.

— Скорее всего он просто хочет что-то передать в мир живых, не обязательно тебе. А может и тебе. Что он тебе говорит?

— Сначала он говорил, что я обязательно должен приехать в Ортан и кого-то там найти, не помню кого. А в последний раз толковал про какую-то марайю, и просил что-то передать… Не запомнил, кому. У меня после этих снов, как провалы в памяти, я их плохо помню.

— Совладай как-то со своей дырявой памятью, — посоветовал Торо. — Если ты правда не помнишь, а не просто не хочешь мне говорить. Он точно хочет что-то кому-то передать. Поройся в памяти и вспомни, что он тебе толковал и кому это надо передать. Или ты и так все помнишь, и именно для этого хотел отлучиться?

— Да нет, не для этого… — Кантор задумчиво подергал себя за серьгу. — И я действительно не помню. А что такое «марайя»?

— Понятия не имею. А он тебе что, не объяснил?

— В том-то и дело, что он объяснял, а я не помню. Он что, не мог кому-то другому присниться? Почему мне? Я же его едва знал. У него были более близкие люди.

— Возможно, дело в твоих способностях. А может, между вами есть какая-то связь. Он не при тебе умер?

— Нет. Может, мы виделись в Лабиринте?

— Кантор, — вздохнул Торо. — Со всем, что касается Лабиринта, разбирайся сам. Тут тебе никто ничего не посоветует. Откуда ты вообще взял это понятие?

— Мне объяснял… э-э… один неклассический маг. Не понимаю, почему никто больше не видит Лабиринта.

— Не знаю. Попробуй магов спросить. Неклассических.

— Или мистиков, — посоветовал Эспада. Кантор чуть усмехнулся, но ничего не сказал.

Из ванны выбрался, наконец, Ромеро, и Торо поспешил занять его место.

— Что делаем вечером? — поинтересовался Эспада.

— Как — что? — жизнерадостно отозвался Ромеро. — Пойдем куда-нибудь, поужинаем. Может, с девушками познакомимся. Ты как насчет девушек?

— Мне все равно, — пожал плечами фехтовальщик. — Есть — хорошо, нет — и ладно. А отчего у тебя это такой больной вопрос? Проблемы какие-то, что ли?

— У меня? — обиделся Ромеро. — По-твоему, если мужчина хочет пообщаться с девушками — это у него проблемы? Проблемы — это когда наоборот. Это у Кантора проблемы. И у Торо тоже. А у меня как раз с этим проблем нет.

— Сейчас будут, если не заткнешься, — подал голос Кантор.

— Перестаньте, — спохватился Эспада. — Не хватало только скандала из-за такой ерунды.

— Ладно, ладно, обидчивые все какие…

— Куда пойдем?

— А прямо тут, в «Лунном Драконе» и посидим. Я узнал, что сегодня тут будет просто цветник. Юбилей королевской библиотеки. Будет куча симпатичных библиотекарш.

— С кавалерами, — угрюмо заметил Кантор.

— Ну прямо-таки все с кавалерами! Хоть кто-то да без кавалера придет. А тут и мы, все из себя красавцы.

— Это ты о себе? — ехидно поинтересовался Кантор.

— Нет, я обо всех. Что ты к каждому слову придираешься! Мы все ребята хоть куда, даже Торо еще не такой уж старый. Кстати, а почему он так избегает противоположного пола?

— Это его дело, тебе не кажется? — С некоторой угрозой в голосе произнес Кантор, надеясь, что болван, наконец, заткнется. Дался ему этот Торо со своими странностями… А если так уж интересно, пораскинул бы мозгами да свел воедино эти самые странности, как например склонность лезть товарищам в душу со своими вопросами, или неизменное отвращение к холодному оружию, вместо которого используется тяжелая палка, обитая мягким войлоком на концах, да и сделал бы из этого выводы. И тут же понял бы, что отсутствие интереса к противоположному полу становится с этими странностями в один ряд и является вполне логичным и объяснимым, и перестал бы доставать всех…

— Да что у тебя, чего ни спроси — не мое дело? Хоть что-то можно объяснить? Тебе самому-то не интересно, почему Торо никогда не интересуется девушками? Может, у вас одинаковые проблемы и вы бы могли это обсуждать друг с другом.

— Мне не интересно. Я это знаю. И проблемы у нас совершенно разные, если это вообще можно назвать проблемами. А теперь я тебя в последний раз прошу заткнуться, озабоченный ты засранец, потому что если ты еще что-то подобное скажешь, получишь в глаз без предупреждения.

Ромеро обиженно засопел и умолк.

Ольга чувствовала себя ужасно неуютно и неловко в платье с кружавчиками и рюшиками и парадно-выходном чепчике. Платье на ней сидело, как на вешалке и путалось в ногах, а чепчик с торчащей из-под него челкой делал ее похожей уже на Красную Шапочку. Тоже умственно отсталую и в синей шапочке. Почему-то на остальных девушках все это смотрелось нормально, и это угнетало ее еще больше. Если бы вечеринка в «Лунном Драконе» не была формальным мероприятием, Ольга бы и не пошла на нее, чтобы не позориться, но идти все же пришлось. По счастью, теперь у нее наладились более-менее сносные отношения с частью коллектива благодаря советам его величества. После того, как она действительно огрела шефа увесистым фолиантом на глазах изумленных сотрудниц и передала привет, коллектив библиотеки резко раскололся на две фракции. Часть девушек по-прежнему над ней хихикала, а часть прониклась небывалым уважением. Господин смотритель достал всех своей старческой любвеобильностью и то, что он получил сдачи хоть раз, весьма потешило его сотрудниц. Кроме того, народу стало любопытно, каким образом его величество передает через Ольгу приветы, и несколько особо любопытных постарались это выяснить. Слово за слово, завязался нормальный человеческий контакт, перешедший вскоре во вполне приятельские отношения. Теперь по крайней мере с Кларой и Лаурой можно было поговорить, не опасаясь нарваться на ехидную ухмылочку. Клара была девушка серьезная, вдумчивая и влюбленная в науку, работу в библиотеке она расценивала как возможность бесплатно пользоваться книгами и проводила с ними почти все свое время. Ей страшно нравились Ольгины рассказы о мудрости и образованности его величества и она носилась с идеей лично с ним познакомиться. Лаура же была неисправимо романтична и просто млела от таких понятий, как «любовь», «проклятие» и «судьба». Пока что Ольга познакомила Клару и Лауру только с Жаком, и тем дело закончилось, поскольку Жак немедленно очаровал Клару и она очень быстро заняла одно из ведущих мест в его расписании, напрочь забыв о знакомстве с его величеством, которое отложилось на неопределенный срок.

— А почему вы без кавалеров? — спросила Лаура после первого же тоста, как только участники вечеринки занялись своими тарелками.

— Да у меня его нет, — пожала плечами Ольга. — А что, это обязательно?

— Не обязательно, — утешила ее Клара. — А Жак почему-то наотрез отказался идти. Не знаешь, почему?

— Не знаю, — ответила Ольга. — А как у вас с ним?

— Ничего особенного, роман как роман. Этот Жак такой легкомысленный, просто ужас! Вчера я у него в гостиной нос к носу столкнулась с какой-то шикарной дамой. Судя по тому, как он перепугался, у него и с ней тоже роман. Просто невероятно легкомысленный кавалер. Я бы его сразу бросила, но он столько всего знает… Попозже брошу, когда он мне все расскажет.

Лаура влюбленно посмотрела на своего кавалера и улыбнулась.

— Это, наверное, Эльвира, — догадалась Ольга. — Как он ухитряется крутить несколько романов одновременно, просто поражаюсь.

— Это просто надо уметь, — пожала плечами Клара. — Ольга, а познакомь нас сегодня с твоей подругой-нимфой. Это можно?

— Если она захочет, — пообещала Ольга. — А зачем тебе? И почему сегодня?

— Мне интересно, какие они, нимфы. А сегодня — потому, что она сегодня танцует здесь. Ты разве не знала?

— Не знала. Я даже не видела до сих пор, как она танцует. Я ее спрошу. Только ты не боишься, что она в тебя заглянет и все о тебе узнает?

— А во мне нет ничего такого, чтобы скрывать, — пожала плечами Клара и оглядела зал. — Ну вот, только этого не хватало! Ведь вроде бы такое приличное заведение…

— Чего именно? — Ольга проследила за ее взглядом и увидела четырех весьма живописных мужчин, только что вошедших в зал.

— Как — чего? Мистралийцы пожаловали. Они же все сексуально озабоченные, эти горячие мистралийские парни. Сейчас немного выпьют, и хоть под стол прячься. Ты что, не знала?

— Не знала, — удивилась Ольга. — Что, действительно настолько?

— Бывают исключения, но редко. У них это считается основным достоинством мужчины — приставать к каждой даме, какую увидит.

— Да? — заинтересовалась Ольга, рассматривая вошедших. — Что, так-таки все поголовно?

Первым бросался в глаза подтянутый седоватый мужчина лет сорока, из-за своей странной прически. Потом — пожилой усатый дядька примерно таких же габаритов, как принц Элмар, только потолще в области талии. Третий показался Ольге знакомым. Не тот ли это самый Кантор, что приходил тогда к Азиль? Только тогда он был с усами, а теперь без. А может, и не тот. Может, похож. Не запомнила толком, а они все такие черные, смуглые, поди отличи… А четвертый… Ничего, симпатичный, но ничего выдающегося. Третий лучше. И первый ничего, но третий моложе.

— А что они тут делают? — спросила Ольга, проводив мистралийцев взглядом. — И почему их сюда пустили, если они такие невоспитанные, что пристают к дамам?

— А под каким предлогом их можно не пустить, если они подходят под категорию приличной публики? — пояснила Клара. — Этот, который богаче других одет, видимо, состоятельный купец, а такие господа желанные клиенты в любом заведении. Остальные — его охрана, и без них он, разумеется, никуда. А в случае, если они что-то неподобающее учинят, платить будет он, так что, по идее, он за ними должен присматривать и пресекать попытки любых безобразий. Ну, а практически, глянь на его рожу, сам же первый и начнет. Остается только надеяться, что у него хватит ума различить, где порядочные девицы, а где местные блудницы, которые только и ждут таких клиентов. Купцы обычно бывают здесь проездом, и завтра двинут на восток, в Голдиану. А может, у них тут, в столице какие-то дела, тогда здесь несколько дней проведут и уедут. Но за эти несколько дней всю столицу перевернут вверх дном, если каждый вечер будут так по трактирам ходить. Ты с ними осторожнее, не вздумай улыбаться, а то решат, что ты на все готова.

— Ничего, — невесело усмехнулась Ольга. — Если додумаются пристать, я им о проклятии расскажу, сразу отстанут.

— Купец, может, и побоится. А охранники — это лихие парни, головорезы, они со смертью на «ты», им твое проклятие до… не страшно, в общем. Так что, не надейся их напугать.

— Что ты, Клара! — отозвалась сидевшая напротив Зиана. — Она наоборот, надеется, что на нее хоть мистралиец позарится.

— Каждый понимает в меру своей испорченности, — немедленно отозвалась Ольга, жалея, что рядом нет Жака. Уж он бы сказал что-нибудь не столь банальное. Впрочем, этого хватило. Зиана фыркнула и зашептала что-то на ухо своему кавалеру, после чего оба противно захихикали. Ольга гордо сделала вид, что это ее не касается и снова принялась исследовать зал. Ее внимание привлек несколько шумноватый разговор в углу, где играли в карты. Она повернулась туда и сначала решила, что ей показалось. Потом — что она все-таки упустила что-то в этнографических лекциях Элмара. А потом — что перед ней просто еще один переселенец.

— Крупье мухлюет! — возмущенно возглашал он, хватая упомянутого крупье за отвороты ливреи.

— Полиция! — вопил крупье.

— Дик! — кричал хозяин. — Сюда! Ребята! Остановите его!

От дверей уже бежал рыжий вышибала Дик, из подсобки появились еще какие-то слуги, в зале вот-вот должна была начаться драка и самые осмотрительные уже начали нырять под столы, а Ольга, застыв от изумления, смотрела на невысокого мужичка в вышитой рубашке и алых шароварах шириною, как сказал классик, в Черное море. А еще у него были роскошные усы, серьга в ухе и настоящий казацкий чуб. Как в кино.

Драки не получилось. Откуда-то выскочила Азиль и закричала:

— Не смейте его трогать! Вы с ума посходили! Вы знаете, кто это?

— Ладно, ладно, — сердито откликнулся мужичок. — Хай вам сто чертей, я уйду, подавитесь. Но ваш задрипанный кабак меня попомнит.

Он бросил об пол шапку и сказал несколько слов.

— Казак, не надо! — испуганно вскрикнула Азиль.

— Надо, деточка, а как же! — возразил мужичок, притопнул ногой и исчез вместе с шапкой.

— Вы что, ненормальные? — снова повторила Азиль. — Вы что, не видели, с кем связались?

— Да кто ж знал, что он маг… — развел руками хозяин. — Выглядел, как воин. А что он сделал?

— Не знаю, — нахмурилась нимфа. — Не заметила. Но ничего хорошего. Он на вас обиделся. Скажите спасибо, что он не начал саблей махать.

— Чем-чем?

— Саблей. Это его кривой меч так называется. Вы что, никогда про Казака не слышали? Если бы ему пришло в голову подраться, а не поколдовать, он бы из вас всех тут лапши нарубил.

— Ой-ой… — тихо сказал хозяин. — Ребята, по местам. Продолжаем спокойно работать. Не закрываться же теперь. Может обойдется. Дверь закрыть, больше посетителей не пускать, закроемся, как только эти уйдут.

— Дело ваше, — пожала плечами Азиль. — Я бы на твоем месте закрылась сразу.

— Азиль, — жалобно протянул хозяин. — Но ты же не уйдешь прямо так сразу? Ты же станцуешь хоть немного?

— Ну ладно, — вздохнула Азиль. — Зови музыкантов.

А Ольга вдруг подумала, что она никому ничего не обязана, и плевать она хотела на их традиции, и вообще!

Она сняла свой чепчик и сунула в сумочку.

— Ребята, надо уходить отсюда, — сказал Кантор, нервно вертясь на стуле. — Будет тут какая-то лажа, вот поверьте.

— Да с чего вдруг? — приподнял бровь Эспада. — Думаешь, этот коротышка вернется?

— Нет, — Кантор досадливо прищелкнул пальцами. — Он что-то наколдовал. На посетителей. Я всегда чувствую чужую магию. Когда на меня без спросу налагают заклинания из области классической магии, появляется такое особенное ощущение… очень противное. Так вот, сейчас оно у меня есть, а раз лично я ничем этого господина не обидел, значит он просто заколдовал всех без разбору. Скоро тут что-то начнется. Либо массовая паника, либо массовое побоище, либо массовый перетрах.

— Тогда лучше остаться, — заметил Эспада. — Или ты предпочитаешь, чтобы это случилось в нашей комнате? Мы ведь уже все заколдованы, уходи — не уходи.

— Тоже верно, — вздохнул Кантор и огляделся. — Ну где этот официант, неужели мы что-то особо сложное заказали?

— Пытается вникнуть в суть твоего заказа, — засмеялся Торо. — Это надо же так поужинать — бутылка водки, две порции соленых орехов и пять порций мороженого! Ты видел морду этого официанта, когда ты ему это изложил?

— Не понимаю, я что, заказал что-то несъедобное? Между прочим, все это есть в меню.

— Кантор, — сказал Эспада, чтобы перевести разговор на другую тему. — А ты знаешь этого мага?

— А ты не знаешь? — удивился Кантор. — Ты бы, кажется, должен знать. Это же Казак.

— Это он и был? — поразился Эспада. — Я о нем слышал, но представлял его себе как-то… покрупнее, что ли.

— А я не знаю, — сказал Ромеро. — А кто это?

— Не знаешь? Ну, ты даешь. Знаменитый Казак, один из самых известных мультиклассов в мире. Воин, бард, мистик и маг. Причем именно в таком порядке. Уникальное явление природы. Ему порядка шестисот лет и, что поразительно, он чистокровный человек. И переселенец к тому же. Он живет в нашем мире уже очень давно, и объездил его вдоль и поперек. Одно время жил в Мистралии, еще до первого переворота. Он служил в личной охране короля и, кроме того, немного учил магии принца Орландо. Совсем немного, в классической магии он и сам не особенно… У него какая-то своя, необычная Сила. К примеру, вы вот видели, как он телепортируется? Моментально, за одну секунду. Но зато таким образом он может телепортироваться только один, никого другого взять с собой не может. А еще ходят легенды, что он нечувствителен к полиаргу. Говорили, что во время первого переворота он попал в плен и телепортировался прямо из камеры вместе с ошейником, который на него так предусмотрительно надели. Также говорят, что это именно он помог принцу бежать после второго переворота, хотя сам он этого не признает.

— Почему? — удивился Торо. — Может, это и в самом деле только легенда?

— Вполне возможно. Судя по тому, что он одно время искал пропавшего принца, это может быть и легенда. А может, он вовсе не искал, а только тщательно делал вид, чтобы никто не догадался, что принц у него, и не нашел его там. И еще он действительно толковый бард, хорошо рисует и поет.

— Я слышал, — кивнул Эспада. — Он даже одно время прибился к труппе Эль Драко и выступал в качестве певца. И я ничуть не был удивлен, когда это услышал. Гораздо более странным мне показался тот факт, что он каким-то образом попал ко двору. Насколько я знаю, этот господин больше всего на свете любит свободу и терпеть не может аристократов и коронованных особ…

— Ну, — усмехнулся Кантор, — Сам он по этому поводу выразился примерно так: «Ох, до чего только не доводят мужчин эти шальные красотки…»

— А ты что, лично с ним общался по этому поводу? — уточнил Торо.

— Разве я сказал, что слышал это лично?

— Так может, это тоже легенда?

— Нет, не думаю. Человек, который сказал мне это, был в курсе дела и вполне достоин доверия. И в данном случае я охотно верю и ничуть не удивлен. Принцесса Габриэль не могла обойти своим щедрым вниманием такое чудо природы, как Казак… Ой, надо же, Азиль все-таки собралась танцевать. И не боится… Или она видела, что именно он сделал, и ей это не страшно? Надо будет ее спросить.

— Что, так вот подойдешь и спросишь? — поддел его Ромеро. — А не пошлет она тебя куда подальше?

— Тебя бы послала, — огрызнулся Кантор. — А меня она знает.

— Познакомь, — попросил Ромеро. — Она мне нравится.

— Если ты ей понравишься, она сама к тебе подойдет.

— Этак я буду ждать до конца жизни, пока она подойдет. Ты что, всегда так за девушками ухаживал — ждал, пока подойдет? И что, хоть одна подошла?

— Нет! Не надо! — вскричал Торо, вскакивая. Одной рукой он толкнул в грудь Кантора, который начал вставать со стула, а другой отвесил Ромеро отеческий подзатыльник. — Не смейте драться в общественном месте!

Кантор посмотрел на недосягаемого противника, недобро прищурившись, и сказал:

— Всегда подходили. Если я захочу, подойдут и сейчас. А тебе приходится за ними бегать, отсюда твоя озабоченность. Все-таки, это у тебя проблемы, а не у меня. И не смей приставать к Азиль, или я тебе сделаю очень больно. Ты знаешь, что обидеть нимфу — большой грех?

— А она нимфа? — заинтересовался Торо. — А откуда ты ее знаешь?

— Встречались, — неохотно ответил Кантор. — Но это было по делам, притом по особо секретным, так что не расскажу.

— Я не собираюсь ее обижать! — все не успокаивался Ромеро. — Я вежливо предложу.

— Тупой ты ублюдок, тебе ясно сказано, если ты ей понравишься, она сама к тебе подойдет. А если нет, никакого смысла предлагать. Нимфы сами выбирают мужчин. На свое усмотрение. И твое желание для нее ничего не значит.

— А что мне сделать, чтобы ей понравиться? Кантор, ты же ее знаешь, скажи, что она любит?

— Ничего ты не сделаешь. Она заглядывает в людей и видит что-то внутри нас. Отвяжись.

Кантор развернулся на стуле, чтобы видеть зал, и стал наблюдать за танцем.

«…Ах, несравненная Азиль, ты действительно ничуть не изменилась за эти годы. Тебе не было еще пятнадцати, когда мы с тобой познакомились, а сейчас тебе почти двадцать два. Люди взрослеют за это время, а ты совершенно не изменилась. У тебя все те же детские глаза и ты все так же божественно танцуешь, как умеют только нимфы. Ты по-прежнему любишь ходить босиком и носить яркие хитанские юбки. А танцуешь ты только босиком и никак иначе. Ты кружишься, легкая и яркая, как бабочка, в своей алой с золотом юбке, мелькают твои босые ножки, и вместе с тобой танцуют твои черные локоны, твои браслеты и ожерелья, и маленький бубен в твоих руках… И ты по-прежнему обожаешь ромашки. Ну почему у меня сейчас нет с собой ромашек? Я осыпал бы тебя белыми цветами, а ты бы радовалась и прыгала, как маленькая девочка, и хлопала в ладошки. Ты всегда радовалась, как ребенок, ты и сейчас делаешь это точно так же… Ах, Азиль, волшебное создание, как же так вышло, что я встретил тебя снова? Как же мне хочется согласиться на твое щедрое предложение, так соблазнительно верить, что за одну ночь ты сумеешь вернуть мне все, чего мне так не хватает. Так легко верить в чудо, любуясь тобой. Но таких чудес не бывает. Единственное, что может случиться — ты меня узнаешь. Так что не надо, милая. Лучше я просто на тебя посмотрю. Ты не просто прекрасна, ты совершенна. На тебя радостно смотреть…»

Он почувствовал, что его трясут за плечо, и обернулся.

— Вы чего, ребята? — недоуменно спросил он, оглядев их перепуганные лица. — Что-то не так?

— Слышали? — обратился к ребятам Торо. — «Что-то не так?»

— Все так, — усмехнулся Эспада. — Может, ему зеркало дать, чтобы увидел свою блаженную улыбку до ушей и понял, чего это мы?

Кантор рассмеялся.

— Ребята, вы что же, думали, что я вообще не умею улыбаться?

— Мы просто никогда не видели тебя в таком хорошем настроении, и это как-то вызывало сомнения, что оно тебе вообще доступно. Что это с тобой? Ты еще и не пил, вроде?

— Действительно! — Кантор потянулся к столу. — Наконец-то мне принесли водку и мороженое… Да чего вы на меня так уставились? Давайте выпьем. Здесь так весело, и вообще…

Он огляделся, осматривая зал, и с удивлением заметил, что помимо воли останавливает взгляд на хорошеньких девушках. Да что это с ним, в самом деле? Ведь действительно, даже не пил еще… А вот эта ничего… И эта, в зеленом, тоже… А эта, с косичками… вроде ничего выдающегося, но сразу обращает на себя внимание, потому что одна среди всех с непокрытыми волосами. И еще в ней есть что-то экзотическое и чуждое… Ах, ну конечно, как же он мог забыть, это же та самая переселенка, которую он видел у Азиль. Вот и прекрасно, тут-то мы и познакомимся, и ходить никуда не надо, вот ведь как повезло… Не надо бы напиваться перед знакомством с дамой, но… а, одну рюмку можно.

Он выпил, бросил в рот соленый орех и принялся за мороженое.

— Кантор, — спросил Торо, с любопытством наблюдая за ним. — А если не секрет, почему ты так любишь мороженое? Стоит тебе попасть в цивилизацию, и ты его лопаешь в огромных количествах.

— Да просто люблю я его, — ответил Кантор, приканчивая первую вазочку и поглядывая на вторую — У меня было тяжелое детство и мне не давали мороженого. А мне хотелось. А потом у меня была тяжелая юность. Я очень болел, и мне опять не давали есть мороженое, пить и курить.

— И с девушками водиться не давали, — засмеялся Ромеро.

— Глупый ты, — как-то совершенно беззлобно откликнулся Кантор. — Если бы мне не давали водиться с девушками, я бы сейчас с ними водился так же, как ем мороженое. И в таких же количествах.

— Не хочешь говорить — не надо, — пожал плечами Эспада. — Но зачем же так шутить? У тебя такие правдоподобные шутки получаются, что вот Ромеро, например, может вполне принять за правду.

Кантор засмеялся и потянулся за второй вазочкой.

— А что, я произвожу впечатление тяжело больного человека?

— Иногда, — серьезно сказал Торо. Он хотел еще что-то добавить, но Эспада вдруг резко вскочил, чуть не опрокинув стул, поймал стул на лету и пододвинул к столу.

— Прошу вас, — сказал он. Кантор оглянулся. Азиль, как всегда, подошла совершенно бесшумно. Даже он не услышал.

— Спасибо, — сказала она и села, с откровенным любопытством разглядывая мистралийцев. Эспада оглянулся и утащил стул от соседнего стола. Господа за соседним столом неодобрительно проследили за уходящим стулом, затем остановили взоры на прическе Эспады и дружно уткнулись в тарелки, сделав вид, что ничего не заметили.

— Здравствуй, Азиль. — Кантор снова улыбнулся и поставил мороженое на стол. — Как поживаешь?

— Неплохо, — ответила она. — А ты? Еще не надумал?

— Почти, — кивнул Кантор. — Но не сегодня. Ты познакомишь меня со своей подругой? Я ее только что видел здесь, в зале.

— Здесь? — Азиль завертела головкой, разыскивая подругу. — Точно, вон она. Да здесь вся библиотека… Надо ей сказать, чтобы домой уходила.

— Почему? — удивился Кантор. — Что-то не так?

— Ты же видел Казака? Ты его знаешь?

— Немного. А ты видела, что он сделал?

— Видела. Есть у него такое милое заклинание собственного сочинения. «Стань собой».

— Ой-ой… — тихо сказал Кантор. — представляю, что начнется в кабаке, когда все станут собой… Это пока трезвые еще ничего, а как выпьют… А ты что же не уходишь?

— Мне это не страшно, я всегда остаюсь собой. А вот Ольгу надо спровадить, а то будет скандал. Я вижу, чепчик она уже сняла, значит, началось.

— А при чем тут чепчик?

— Она его не любит, — улыбнулась Азиль. — Носит, потому что положено, и ругается все время по этому поводу. А она по сути своей — бунтарская душа, и, став собой, она начнет бунтовать против всего, что ей не нравится. И будет скандал.

— Постой, — попросил Кантор. — Познакомь меня с ней, и мы вместе уйдем. У нас еще есть время?

— Есть. — Азиль снова оглядела его товарищей. Внимательно и пристально.

— Выбираешь? — спросил Кантор. — Или просто так заглядываешь? Нравится кто-то?

— Выбери меня! — не удержался Ромеро. — Я очень хочу!

— Хоти в тряпочку! — осадил его Кантор. А нимфа, с улыбкой посмотрев на него, сказала:

— Нет, ты мне не нужен. — Потом перевела взгляд на Торо и сказала: — А тебе не нужна я.

И остановила взгляд на фехтовальщике.

— Ты мне нравишься. Хочешь, я приду к тебе сегодня?

Эспада слегка оторопел и вопросительно посмотрел на Кантора.

— Что ты мнешься? — улыбнулся Кантор. — Соглашайся.

— А где?

— Ради такого случая сними отдельную комнату. У тебя деньги есть или тебе дать?

— Есть, конечно… А что я еще должен делать?

— То же, что и обычно. Что ты, как маленький.

— Просто я никогда не встречался с нимфой.

— Не бойся. Я подойду к тебе чуть позже, — засмеялась Азиль и повернулась к Кантору. — Ты умеешь танцевать фламмо?

Кантор прислушался к музыке и в очередной раз одарил присутствующих ослепительной улыбкой.

— Какой же мистралиец не умеет танцевать фламмо?

— Потанцуешь со мной?

— Ну, конечно!

Они одновременно подхватились со стульев и вприпрыжку направились в центр зала. Эспада проводил их взглядом и спросил:

— Ну что, вы уйдете или останетесь?

— Мне-то все равно, — пожал плечами Торо. — Не думаю, что я настолько двуличен, чтобы бояться этого заклинания. И мне до смерти интересно, что же еще кроме танцев отмочит Кантор, став собой.

— Не знаю, — вздохнул Эспада. — Не знаю, что отмочит Кантор, а вот мне надо уходить поскорее, потому, что меня начинает одолевать сильное желание вызвать кого-нибудь на поединок.

— И чего я сюда пришла? — ворчала Клара — Что интересного в том, чтобы поесть, выпить и поплясать? Я вообще плясать не люблю. Лучше бы я почитала книжку дома. Или пошла в гости к Жаку. Он такое рассказывает… Он стольким интересным вещам научился от переселенцев, с которыми он работает. Я тоже хочу работать с переселенцами. Это интересно.

— А я хочу замуж, — вздохнула Лаура. Ее кавалер тоже обреченно вздохнул.

— А я не знаю, чего хочу, — сказала Ольга. — Зато точно знаю, чего не хочу. Не хочу ходить в этом траханом чепчике и в этом платье. И не хочу, чтобы каждая засранка, которой бог ума недодал, хихикала тут непонятно над чем. И вообще думаю, не надрать ли ей задницу.

— Ты имеешь в виду Зиану? — уточнила Клара. — Она, конечно, вредная, но драться некрасиво. И ругаться такими словами тоже. Пусть себе пляшет со своим младшим писарем. А ты не хочешь потанцевать?

— Я не умею, — вздохнула Ольга. — Я ваших танцев не знаю. А Зиана, кстати, танцует, как корова. Я бы на ее месте и не выходила позориться. Ты посмотри на Азиль.

— Ну, нашла с чем сравнить. По сравнению с ней мы все коровы. А посмотри, какой у нее кавалер!

— Да, он красивый, — согласилась Ольга.

— Не сказала бы, чтобы он уж такой был красивый, но танцует здорово. И как Азиль не боится с мистралийцами связываться?

— А ей-то чего бояться? Она же, наверное, затем и подошла к ним, чтобы найти себе мужчину на ночь. Да и в любом случае, кто же обидит нимфу?

— Всякие бывают люди, — наставительно заметила Клара.

Музыка сменилась, и пары стали возвращаться на места. Азиль со своим кавалером направилась почему-то к их столу, издали махая рукой.

— Ольга! — крикнула она, приблизившись. — Подойди сюда.

«Значит, это все-таки он, — подумала Ольга, выбираясь из-за стола. — И она хочет нас познакомить».

— Привет, — сказала она, кивая подружке.

— Здравствуй, — улыбнулась нимфа. — Вот, познакомьтесь. Это Ольга. А это Кантор.

Ольга решительно протянула руку для рукопожатия, расположив ладонь так, чтобы у нового знакомого не возникло сомнений и он не попытался поцеловать даме ручку. Мистралиец спокойно пожал ей руку, не высказав никаких сомнений, и улыбнулся.

— Я очень рад. Только не зовите меня так. Это имя… для узкого круга.

— А как вас звать? — спросила Ольга.

— Как хотите.

Ольга еще раз посмотрела на нового знакомого, перебирая в уме красивые испанские имена. Почему-то ей показалось, что его нужно непременно назвать испанским именем, то ли потому, что для нее мистралийцы говорили по-испански, то ли из-за его экзотической внешности. Смуглый, черноглазый, с прямыми и длинными волосами, тоже жгуче-черными, Кантор чем-то напоминал выходца из Латинской Америки. А его мистралийский национальный прикид делал его похожим на персонаж из какого-то костюмного фильма. Кантор был облачен в узкие черные штаны с очень широким поясом, украшенным бляхами, короткую черную же куртку нараспашку и такую же черную рубашку с распахнутым воротом. Дополняли образ черный же шейный платок и длинная висячая сережка в ухе.

— Я буду звать вас Диего, — сказала Ольга.

— Почему? — вдруг спросил он, и в его голосе промелькнули удивление и замешательство.

— А вы на Зорро похожи, — пояснила Ольга.

— А-а, — успокоился свеженареченный Диего, даже не поинтересовавшись кто такой Зорро и чем он на него похож.

— Вы общайтесь, — сказала Азиль, — А я пойду. Твоему другу пора убираться из зала, а то ему, похоже, хочется подраться. Так что я пойду уведу его, хотя еще и рановато… И вы уходите.

— Мы скоро, — кивнул мистралиец. — А тебе правда так понравился Эспада? Или в нем что-то есть такое… что нуждается в твоей помощи?

— И то, и другое. Мне понравились его косички. И он хороший человек. А еще у него два рубца на сердце, которые до сих пор болят.

— Два? Если это то, что я думаю, то должно быть три.

— Два. Или ты не то думаешь, или не все знаешь.

— Ребята, о чем вы? — подала голос Ольга.

— Извините, — спохватился Диего. — Вам это… непонятно. Я немного разбираюсь в том, что видит Азиль, об этом мы и говорили.

— До встречи, — сказала Азиль, чмокнула его в щеку и смылась. Тут-то Ольга и поняла, что капитально влипла, поскольку совершенно не знает, что теперь делать со своим новым знакомым. Как-то надо продолжать знакомство, поговорить о чем-нибудь… Советовал же король с ним закорешиться… В гости его пригласить, что ли? Он вроде музыкой интересовался… Так ведь в квартире такое, что хоть не заходи, как туда мужчину приглашать? Говорила же Тереза, опомнись, Ольга, и прибери этот хлев, вдруг кто чужой в гости зайдет. А она еще расфыркалась, кто это к ней чужой в гости может зайти… Вот и красней теперь, неряха несчастная! Мало того, что сама как идиотка в этом белом передничке, так еще и в доме… не то что хлев, а полнейший свинарник.

— Мы прямо сейчас пойдем? — спросила она, чтобы что-то сказать.

— Да, пожалуй, не стоит прямо сейчас. Давайте еще немного посидим, я доем свое мороженое, вы тоже… А куда бы вы хотели пойти?

— Еще не знаю, может домой… — неуверенно предположила Ольга, надеясь, что он откажется. Ну, хотя бы из вежливости поломается. — А сейчас… разойдемся по своим столам?

— Зачем же? Давайте посидим вместе. Прошу к нашему столу.

Когда они подошли, Азиль и ее избранник с экзотической прической как раз только что удалились. Диего познакомил ее со своими товарищами, усадил около себя и занялся мороженым.

— Не хотите что-нибудь выпить? — предложил он. — У нас тут только водка, но можно заказать что-то еще.

— Спасибо, пусть будет водка, — согласилась Ольга и подумала: «Для храбрости и непринужденности в общении. А также для облегчения грядущей стыдобищи, когда он увидит мою квартиру.» Диего спокойно, не удивляясь, налил ей и себе и обратился к товарищам на родном языке, поскольку они, видимо, другого не знали:

— Вам наливать?

— Давай, — отозвался большущий дяденька с усами, которого звали Торо. — А что это ты даму водкой поишь?

— Она сама согласилась. А тебе?

— Наливай, — оживился молодой франтоватый парень, которого Клара приняла за купца. — Слушай, Кантор, а что ты с ней будешь делать?

— Тебе какое дело?

— Ну ты же все равно с девушками не трахаешься, зачем она тебе? Дай я за ней поухаживаю.

— Сейчас я тебя выведу за дверь, — сказал Диего все тем же спокойным тоном, по которому невозможно было бы догадаться о содержании разговора, если бы она не знала языка. — И так за тобой поухаживаю, что костей не соберешь. Если тебе нужна дама, иди по залу и знакомься.

— Тебе что, жалко? Ну попроси, чтобы она меня с подругами познакомила. Или пусть хоть посоветует, к которой можно подкатиться.

— Иди сам и знакомься, если тебе надо. Тоже, сводню нашел. — Диего повернулся к Ольге и перешел на ортанский. — Давайте выпьем за знакомство и перейдем на «ты», если не возражаете. Мне так удобнее. А вам?

— Пожалуйста, — согласилась Ольга и утащила с тарелки соленый орех.

— Смотри-ка, у вас даже вкусы одинаковые, — засмеялся дяденька Торо. — Кантор, это дама для тебя, как по заказу. Если она еще и мороженое так же ест, можешь сразу жениться, не прогадаешь.

— А водку она хлещет лихо, — заметил Ромеро. — А может, если я просто предложу ей два золотых, она и ломаться не будет? Не думаю, что ей кто-то предложит больше.

— А может, я тебе предложу засунуть их себе в задницу и получить от этого удовольствие? — не выдержала Ольга. Последовала немая сцена секунд на пять, после чего дяденька немедленно принялся извиняться, а Диего тихо захихикал, прячась за вазочкой с мороженым.

— Ты что, предупредить не мог? — обиделся Ромеро.

— Да я не знал, — засмеялся Диего. — Мы же только познакомились. Так тебе и надо, чтобы не ляпал языком. И хоть бы извинился, свинья.

— Это я свинья? — разобиделся Ромеро и тут же обернулся к Ольге. — Послушай, я, конечно, был не прав насчет двух золотых, но Кантор у нас парень совершенно бесполезный для дам, а я очень даже ничего.

— Ромеро, заткнись! — быстро крикнул Торо. — Кантор, сядь!

— Диего, — спросила Ольга, не столь для информации, сколько для того, чтобы отвлечь Кантора от его кровожадных намерений. — А этот парень он у вас что, дурак?

— Полнейший, — поспешно ответил Торо. — Потому мы за ним втроем и присматриваем.

— Мало того, что меня свиньей обозвали, так я еще и дурак? — оскорбился Ромеро. — Сама ты дура, не знаешь, с кем связалась! Кантор ненормальный псих и полный импотент, и водиться с ним могла разве что его зашитая наглухо подружка, такая же психованная…

На этот раз Торо не успел. Диего одним движением перепрыгнул через стол, на лету свалив разговорчивого товарища ударом ноги в переносицу, затем подхватил его и несколько раз ударил лицом о стену, прежде чем Торо добрался до места событий и прекратил мордобой.

— Я знал, что этим кончится! — жалобно возгласил он. — Надо было его сразу увести! Чуяло мое сердце, что он сегодня договорится-таки! Кантор, сядь и успокойся. Ты перепугал свою даму.

Диего медленно разжал кулаки и вернулся на свое место. Молча взял со стола бутылку, отпил из горлышка и достал из кармана сигару.

— Сволочь, — сказал он, нервно чиркая спичками. — Скотина. Падла. Ублюдок. Да как у него повернулся его поганый язык… как он вообще смел даже вспоминать про Саэту!

Подошел Дик, осмотрел место побоища и хмуро спросил, что здесь происходит.

— Все нормально, — сказала Ольга. — Дик, ничего не случилось.

— Тут только что дрались.

— Уже все. Ну, один другому съездил по роже, так было за что, уж ты мне поверь.

— Горячие мистралийские парни… — проворчал Дик. — Чтоб больше этого не было. Что за вечер собачий, по всему залу какие-то события, за каждым столом… Уже бегать задолбался. И что самое противное, самому подраться хочется. Надо было сразу закрыться, как Азиль советовала. Ладно, тихонько унесите пострадавшего и… ушла бы ты отсюда, в самом деле. Не нравится мне все это. И тарелку из подола убери, а то встанешь и разобьешь.

— Где? Ой… — Ольга подняла с колен тарелку, упавшую со стола и обнаружила, что в этом платье можно действительно только бежать домой, и притом бегом, по темным улочкам, тщательно прикрываясь плащом.

— Вот тебе и ой. Жаку привет передавай. Что это он не заходит? — все так же хмуро бросил Дик и бегом направился в другой конец зала, откуда уже слышался характерный звон бьющейся посуды.

— Посмотри, что ты наделал! — укоризненно сказал Торо. — То, что ты расквасил физиономию товарищу, я вполне могу понять, но ты напугал девушку и испортил ей платье, а это уже свинство с твоей стороны. Извиняйся теперь, как хочешь, а я отнесу Ромеро в комнату.

— Торо, — спросил вдруг Диего — А тебе самому никогда не хотелось ему морду набить? Он ведь тебя достает не меньше, чем меня.

— У меня ко всему этому устойчивый иммунитет, — усмехнулся в усы Торо. — Поживешь с мое, и у тебя выработается. Ушли бы вы, действительно, из этого заведения. Только подождите меня.

— Плащ мне принеси, пожалуйста. И шляпу.

— Ладно… — проворчал Торо, взвалил на плечо потерпевшего и потопал на выход. Диего виновато посмотрел на Ольгу.

— Извини, пожалуйста, — покаялся он. — Я действительно так тебя напугал?

— Я вообще-то не самая пугливая девушка в столице, — пожала плечами Ольга. — Но это было несколько… неожиданно.

— Я не хотел. Но этот козел меня достал. Ты же слышала, что он сказал.

— Я догадываюсь, — улыбнулась Ольга, — что страшнее оскорбления для мистралийца не существует в природе. Только я не поняла насчет подружки.

— У меня была подруга, — вздохнул Диего и печально потянулся за вазочкой с мороженым. — Это долгая история, и очень грустная, не буду тебе рассказывать. Но за это я мог бы его и убить.

Ольга вспомнила, что говорил о нем король, и подумала: «Скажи мне кто-нибудь полгода назад, что я свяжусь с киллером и буду этак запросто с ним тусоваться, не поверила бы… Да и не похож он на киллера. И вообще, он симпатичный. Интересно, он действительно такой членопорядочный, как говорил король? Или он просто нормальный мужик, а у мистралийцев считается подозрительным, когда человек не бегает за каждой юбкой?»

Диего запустил ложку в вазочку, зачерпнув чуть ли не половину ее содержимого, и снова виновато посмотрел на Ольгу.

— Не сердись. Хочешь, я тебе новое платье куплю?

— Да не надо, — поспешно отказалась она, представив себе, как пошло будет выглядеть эта совместная покупка платья. — Я их вообще не люблю, эти платья. Они мне не идут. И зачем я их, собственно ношу? Да ну их на фиг, эти переднички и чепчики! Подумаешь, положено! Не буду я их больше носить, и все! И что мне сделают? Будут пальцами показывать? И плевать на всех! Я никому не обязана! Захочу, и буду ходить в штанах. А захочу, и закурю. А что я смешного сказала?

— Азиль верно говорила насчет твоей бунтарской сущности, — повеселел Диего. — Надо скорее уходить, а то и ты с кем-нибудь подерешься.

— А что говорила Азиль? — не поняла Ольга, действительно доставая сигареты и спички. Чего это она, в самом деле, должна стесняться! А если кто попробует пристать, у нее тут под рукой имеется полезный кавалер, который очень быстро и качественно умеет бить невоспитанных собеседников мордой об стенку.

— Видишь ли, — пояснил мистралиец, приканчивая мороженое. — Мы все в этом зале заколдованы. Маг, которого обжулили за карточным столом, в качестве маленькой мести хозяину, заколдовал всех, кто был в зале, одним редким заклинанием. Оно высвобождает внутреннюю сущность человека, и человек начинает вести себя так, как ему хочется, ни с чем не считаясь. А о тебе Азиль сказала, что ты от такого заклинания начнешь восставать против всего, что тебе не нравится. И оказалась права. Ты действительно предпочитаешь ходить в штанах?

— Да, — подтвердила Ольга. — Но мне объяснили, что в штанах ходят только воительницы… ну, и некоторые волшебницы и барды, если хотят. А порядочные горожанки должны носить платье и чепчик этот идиотский, чтобы никто не усомнился в их порядочности. Да пусть сомневаются, я не нанималась каждому доказывать, какая я порядочная. Может, я вовсе и не хочу быть порядочной. В любом случае, шлюхи в штанах не ходят. Только вот Элмар все боится, что меня будут принимать за воительницу и на каждом углу вызывать на поединки.

— Это просто, — усмехнулся Диего и потянулся за следующей порцией мороженого. — Повесь на спину какой-нибудь музыкальный инструмент, и тебя будут принимать за барда.

— Я же на них играть не умею.

— А что ты умеешь?

— Да ничего. У меня ни к чему таланта нет.

— С таким Огнем — и ни к чему нет таланта? — поразился мистралиец. — Да такого быть не может! Как ты в таком случае дожила до своих лет? Огонь, если его не использовать по назначению, сжигает человека.

— Это как? — заинтересовалась Ольга. Мало ей было предстоящего дракона и непонятного проклятия, та еще и милая перспектива сгореть в Огне барда, о котором ей как-то вскользь рассказывал Жак.

— Обычно страдает психика. Депрессии, психозы, алкоголизм и прочие прелести.

«Вот это оно и есть, — обреченно подумала Ольга. — Я-то думала, какого рожна мне не хватает. А это вон что, оказывается…»

— А что же мне делать? — спросила она. — Пока до психозов не дошло?

— Займись чем-нибудь. Если ты настолько не способна к музыке, пиши стихи, или прозу, или рисуй, как умеешь, пытайся выразиться. Даже если у тебя совсем ничего не получится, по крайней мере не сгоришь. Неужели тебе до сих пор этого никто не сказал? Разве Азиль не видела?

— Она говорила, что у меня есть Огонь. Но ничего не говорила о том, что он сжигает.

— Не знает она, что ли? А может, и не знает… А может, ей просто в голову не пришло. У нее совершенно особенная логика, непонятная для людей. Вот например, ты не знаешь, для чего ей понадобился Эль Драко, да еще так срочно? О нем пять лет не было ни слуху ни духу, все уже привыкли, что он умер, и вдруг Азиль мне заявляет, что он жив и что он ей срочно нужен. Вынь да положь.

— Это она для меня, — вздохнула Ольга. — Да нет, в общем-то это не столь срочно и необходимо… Дело в том, что меня прокляли… Давай, расскажу, если хочешь. Я все равно обязана каждому кавалеру об этом рассказывать.

— Расскажи, — очень живо заинтересовался Диего. Даже про мороженое забыл.

— Тебе кратко или подробно? — снова вздохнула Ольга, которая уже раз сорок пересказывала эту историю и успела приобрести к ней чуть ли не аллергию.

— Подробно, — попросил он. — Может, я что-то тебе посоветую. Я не специалист, но у меня есть врожденные способности, вроде как у Азиль. Вдруг меня осенит.

Пришлось изложить ему печальную историю недотепы-некроманта и увечного не то живого, не то мертвого супруга. Мистралиец слушал внимательно, не сводя с нее глаз, и видно было, что эта история производит на него сильнейшее впечатление.

— Вот Азиль и хочет, чтобы я с ним встретилась живьем, — заключила Ольга, решив умолчать о драконе, чтобы лишний раз не расстраивать впечатлительного слушателя. — Она считает, что теперь мне действительно можно всерьез иметь дело только с ним. И ему со мной, наверное, не знаю. И никто не знает.

— Вот как… — задумчиво протянул Диего, теребя сережку. — Значит, таким ты его видела — весь изувеченный и без руки? Странно…

— Что странно?

— Что он выглядел так. Если он действительно жив, сейчас он не должен так выглядеть, за столько лет все бы давно зажило. Понятное дело, лицо в шрамах, но в старых шрамах, а не в свежих ранах. И рука тоже… Значит, ты его вывела из Лабиринта, и больше он тебе не снился?

— Из какого Лабиринта?

— Ну, может в классической магии это место называется как-то по-другому, не знаю. И больше ничего не было? Он тебе не снился, и тот мистик тоже не снился?

— Нет, ни разу. Тебе что-нибудь понятно?

— Не совсем, но, если хочешь узнать мое мнение… ерунда все это. Живи спокойно, встречайся, с кем хочешь, хоть замуж выходи. Ничего не случится ни с тобой, ни с твоим мужчиной. Твой так называемый супруг никогда в жизни никого не ревновал и признавал только свободные союзы между мужчиной и женщиной. А слово «жениться» вызывало у него отвращение.

— Совсем, как у его величества! — засмеялась Ольга. — Вот уж, братья по разуму!

— А что, он тоже?.. — улыбнулся Диего. — Славный он у вас. Пообщавшись с ним, начинаешь тосковать по монархии.

— А как вы у себя в Мистралии жили при короле?

— Плохо помню, я был еще маленький.

— А сколько тебе лет?

— Какая разница? — вздохнул он. — Все равно не помню. Наверное, хорошо жили. Как здесь. Повезло же этой стране, что попался вот такой Шеллар, который сумел пригвоздить этих траханых Всадников Небесных и сохранить королевство… А то было бы здесь то же, что и у нас. Всадников бы через пару лет поперли пинками, никого из законных наследников не осталось бы в живых, и пошла бы битва за власть, гражданская война и прочее…

Ольга вспомнила беседу с его величеством и его спокойные рассуждения о том, что он будет делать, когда его свергнут, и у нее резко испортилось настроение. У нее даже мелькнула было идея попробовать уговорить этого симпатичного киллера поработать немного для короны, но как только она открыла рот, чтобы об этом сказать, у нее попросту отнялся язык. Напрочь, как после анестезии у стоматолога, только еще сильнее. Осознав в полной мере, как действует магически обработанный Закон, Ольга оставила безнадежную идею и спросила:

— А что это твой товарищ так долго не идет?

— Наверное, пытается оказать первую помощь пострадавшему, — предположил Диего. — Я же его так добросовестно отделал, что помощь ему точно понадобится.

— Так ему и надо. Чтобы не был такой свинюкой. Он у вас всегда такой или это от колдовства?

— Такой, — кивнул мистралиец. — Но в меньшей степени. Он никогда бы не сказал мне такого в глаза в нормальном состоянии. Подумал бы, но сказать бы побоялся. А тут вот… — Он вздохнул, печально исследовал последнюю вазочку из-под мороженого и, убедившись, что она пуста, поставил на стол. — Действительно, что-то долго они там. Неужели реанимировать пришлось?

— Вот он, — обрадовалась Ольга, увидев, как знакомый громоздкий дяденька протискивается в дверь. — Пришел.

Диего обернулся.

— Что ты так долго? — спросил он.

— Да ну вас, — махнул рукой Торо. — Одни проблемы с вами. Этого дурня еле откачал, и сомневаюсь, что он завтра сможет сесть в седло. И Эспада все-таки подрался. Какие-то уголовные элементы собрались пристать к его даме на лестнице. Дураки они совсем? Или косички не разглядели, или не поняли, что они означают? Или думали, что раз их трое, то справятся? В общем, Эспада их там же, на лестнице, в рядочек положил и пошел себе со своей дамой дальше, а мне пришлось со всем этим разбираться. Уходи хоть ты, пока больше ничего не натворил.

— Сейчас пойдем, — согласился Диего, взял свои плащ и шляпу и обратился к Ольге:

— Где твоя одежда?

— На моем стуле. У нашего стола.

— Тогда давай заберем и пойдем.

 

Глава 4

Она была странная, это верно. Чудная и непонятная, неправильная и ненормальная, как все, в ком есть Огонь. Смешная и нескладная в своем заляпанном соусом платье, которое действительно не шло к ее походке и жестам, ее манере двигаться и манере говорить. И в ней по-прежнему ощущалось что-то чужое и непонятное, а это было для него привлекательным и заманчивым во все времена. Да, она была далеко не красавица, нескладная и где-то даже неуклюжая, но она ему нравилась. Ее живые зеленые глаза, ее косички цвета спелой пшеницы и ее неуловимая чуждость. И еще — ее Огонь.

А еще ее манера драться. Правильная и тактически верная. Во всяком случае, с данной противницей. Отделалась испорченной прической и парой царапин, а противнице перепало неплохо. Так ей и надо. Будет думать, прежде чем говорить. Почему-то любой мужчина — если он мужчина, конечно, а не мешок с дерьмом — знает, что за каждое слово нужно отвечать, только тогда оно имеет вес. А у женщин все запросто — захотела, и ляпнула, и никакого ответа за свои слова держать не обязана. Потому и не уважают мужчины женскую болтовню и пустые сплетни. Если они мужчины, конечно. Но в данном конкретном случае все получилось очень славно. Ему даже понравилось. Если уж ты, цыпочка, считаешь, что твоя коллега — стиральная доска, на которую может позариться только изголодавшийся по бабам мистралиец, так уж будь добра, докажи, что имеешь право говорить это вслух. А если тебе сразу вдруг приспичило спрятаться за спину своего младшего писаря, так засунь язык себе в… туда, в общем, и не рассуждай, что у Ольги заскоки от хронического недотраху. А то ведь нечего делать — вытащить тебя из-за спины твоего перепуганного кавалера, который в глаза-то посмотреть боится, не то, что возражать, тоже, мужчина называется… Вытащить за шиворот и бросить в круг, как положено у порядочных людей, и доказывай, что твоя соперница под гоблина готова лечь, как ты утверждаешь. И еще пальнуть в потолок из пистолета, чтобы никто не подходил и не смел мешать. И давай, детка. А если тебя хватает только на то, чтобы вцепиться сопернице в волосы, а потом и те выпустить из рук и пускать сопли в три ручья, пока тебя месят кулаками, так опять же — засунь свой язык… и так далее. И скажи спасибо, что вышибала достаточно быстро освободился и подошел, а то бы тебе попало куда больше. Ольга рассвирепела не на шутку, а женщины в гневе бывают опасны…

— Да что же это за вечер сволочной выдался! — матерился вышибала, провожая взглядом зареванную девицу. — уже и бабы начали! Ольга, ты что, совсем охренела? Только вашего бабского бокса мне тут не хватало!

— Не ругайся, Дик, — примирительно попросила Ольга, довольная донельзя. — Мы уже уходим.

— Уходите поскорее! Я имел в одно место такую работу! Что за дела, мать твою!.. — закончить свою речь он не успел, так как ему опять пришлось бежать наводить порядок.

Кантор помог Ольге надеть плащ и они, наконец, покинули этот злосчастный трактир.

— Чего ты улыбаешься? — спросила девушка, на ходу расправляя пострадавшие косички и пряча их под капюшон.

— У тебя глаза горят, как у кошки, — еще шире улыбнулся Кантор. — Так любишь подраться?

— Элмар это называет «высокое вдохновение битвы», — тоже улыбнулась Ольга. — А король над ним смеется.

— Не знаю, может, у принца Элмара оно и высокое, — засмеялся Кантор, — Но ты бы видела, как вы выглядели со стороны. Обхохотаться можно.

— Я понимаю, у вас это происходит серьезнее, — согласилась Ольга. — Поэтому тебе и смешно.

— У нас это действительно серьезнее. Если бы мне сказал такое не заколдованный человек, побитой мордой он бы не отделался. У нас за слова принято отвечать. Если кому-то хочется обозвать товарища чем-нибудь оскорбительным, то он должен быть готов тут же выйти с ним в круг на ножах и доказать, что имеет право говорить то, что думает.

— Страсти какие! — уважительно, но без особого одобрения прокомментировала девушка. — А ты выходил?

— Разумеется. И неоднократно. Ни разу не колеблясь. Зато теперь мне никто не смеет говорить в глаза всякие гадости, вроде того, что сказал Ромеро. Кстати, чтобы тебя не мучило любопытство, это неправда.

— Я знаю, — просто ответила она. — Мне Азиль говорила. Вернее, не мне, а королю, но при мне.

— Королю? — Кантор слегка опешил. — По какому поводу?

— Он спросил, правда ли это, а она сказала, что нет.

«Ох, Азиль, дитя ты бестолковое, язык у тебя как был в семь локтей длиною, так и остался… Что ж ты еще наговорила про меня его величеству и всем присутствующим?»

— А что она еще говорила?

— Много чего. Она в тебя заглянула и рассказала, что она увидела.

— Понятно. Спасибо, Азиль, спасибо, милая… Ольга, ты уж не расспрашивай меня об этом и не проси истолковать. Это все… не для обсуждения. Лучше… расскажи что-нибудь о себе. Я бы сам рассказал, но мне нельзя.

— Ладно, — охотно согласилась девушка. — Давай, расскажу, как я сюда попала.

— Расскажи лучше сначала, — попросил он. — Как ты жила в своем мире.

Она рассказывала, а он слушал и думал о том, как мало отличаются люди друг от друга. Такую же историю могла рассказать любая студентка и этого мира — те же лекции, преподаватели, экзамены и развеселые студенческие попойки с песнями, танцами, беседами и последующим расползанием парочками. Ах, молодость, молодость, беззаботное время…

Они еще поговорили о лингвистическом феномене, который Ольга пыталась исследовать, но без особого успеха. А потом они пришли.

— Заходи, — сказала Ольга, отпирая дверь, — Только не пугайся, у меня тут беспорядок… У нас тут была вечеринка…

Кантор смело вошел и понял, что его представления о беспорядке скудны и лишены фантазии. Заставленный грязной посудой и заваленный объедками стол выглядел примерно так же, как и их собственный стол в их хижине наутро после того, как Рико где-то украл ведро свежайшего, еще теплого самогона. Но на этом сходство кончалось. Тем более что стол-то они утром прибрали, пока Амарго не увидел, хотя и чуть не подрались, решая, кому убирать, и Торо предложил бросить жребий. А на этом столике пили явно не вчера, поскольку кости и огрызки успели основательно усохнуть. Кроме маленького столика в комнате имелся еще большой письменный стол, заваленный книгами, окурками, чашками, бумагами и… кгм… женским бельем. К счастью, чистым, но от такой разновидности беспорядка Кантор давно успел отвыкнуть и тут же почувствовал себя… скажем так, не совсем уверенно.

Ольга переполошено метнулась к столу, сгребла белье в охапку, прихватив попутно несколько листов бумаги, и поспешно затолкала в шкаф.

— Садись, — сказал она, убирая с кресла утюг и несколько книг. — Я сейчас быстренько все приберу. Вот тебе тапочки.

Кантор переобулся в тапочки, которые были велики ему размера на четыре и принадлежали, видимо, его высочеству Элмару или еще кому-то таких же ненормальных размеров, и оглядел комнату подробнее. То, что он увидел, мгновенно заставило его забыть про живописный беспорядок. На стене висел «Танец огня» Ферро. Подлинник. Тот самый.

— Нравится? — спросила Ольга, быстро набрасывая покрывало на кровать и сгребая со стола посуду. — Король сказал, что это подлинник.

— Да, это подлинник, — согласился Кантор, вглядываясь в парня на портрете. — А где ты его взяла?

— Купила по случаю на рынке, — отозвалась Ольга уже из кухни. — За один золотой.

За один золотой… бывает же! Какими судьбами он оказался в Ортане? Карлос его продал? Или его украли? Или подарил кому-то еще? Или просто Карлоса тоже посадили, а картину конфисковали и выбросили, поскольку портрет государственного преступника все равно никуда не повесишь…

Кантор снова посмотрел на красавца барда, изображенного в полуобороте среди прозрачных языков пламени. Красивый ты был парень, Эль Драко… Симпатичная мордашка, безукоризненная фигура, дракон этот твой разноцветный… И было у тебя две руки, для которых равны были женщина и гитара. И был у тебя Огонь такой силы, что легко был виден любому — он всегда горел в твоих глазах. И был у тебя волшебный голос, который прославил тебя и сделал богатым… Славный ты был парень, Эль Драко, спору нет. Жаль, что ты все-таки умер, что бы там не говорили по этому поводу прекрасная Азиль, его величество Шеллар и эта смешная девочка с косичками. Очень жаль. Но ничего тут не поделаешь. Умер, и все тут. Иначе не явился бы ты на зов бестолкового некроманта в таком виде, что перепугал бедную девушку до полусмерти. Будь ты живой, ты и выглядел бы, как живой. Сказать ей об этом? Или не стоит? Да нет, пожалуй, и так было сказано достаточно…

Вернулась Ольга, вытерла столик и поставила на него шкатулку и коробку с кристаллами.

— Что тебе поставить?

— Что угодно, — сказал он, занимая кресло и доставая сигары. — Только, если тебе не трудно, пропой мне вслух слова. Своим голосом, чтобы я мог понять. Тексты мне тоже интересны.

— Но у меня слуха нет.

— Как сможешь.

На удивление безголосые барды были в Ольгином мире. Просто поразительно, насколько безголосые. Но песни у них были удивительные и зачастую совершенно непонятные. Приходилось вырываться из плена завораживающего ритма и задавать вопросы. И если назначение телефона было понятно с трех слов, то кто такой дьявол он не мог понять минут пятнадцать.

Спустя три часа его голова была переполнена обрывками мелодий, фразами из текстов, полезными сведениями о мифологии и системе общественного транспорта Ольгиного мира и названиями незнакомых музыкальных инструментов. И бедная его голова от этого шла кругом.

— Что тебе еще поставить? — спросила Ольга, копаясь в ящике с кристаллами. — Может, «Алису»? Где про красное на черном? Тебе должно понравиться.

— Подожди, — сдался Кантор. — Давай сделаем перерыв. У меня в голове уже все перемешалось.

— Хочешь чаю? — предложила Ольга.

— Да нет, пожалуй… Вот кофе я бы выпил, я его уже третий день хочу…

— Я его уже третий месяц хочу… — проворчала Ольга. — Ты бы еще велосипед попросил… — И вдруг вскричала так, что Кантор чуть не слетел с кресла от неожиданности. — А в этом мире есть кофе?!!

— Да что ж ты так кричишь… Есть. А ты что, не знала?

— Мне никто об этом не говорил! Я думала, эта трава, которую тут называют чаем, это и все, что есть!

— Это в Ортане пьют чай. А Мистралии есть кофе. Просто его больше нигде не любят и по этому поводу даже смеются. А ты любишь кофе? Здесь неподалеку есть милый ресторанчик с мистралийской кухней, можно сходить. Не знаю, как тебе, а мне после всего этого просто необходимо прийти в себя. А для этого надо во-первых, прогуляться, во-вторых, выпить кофе, и в-третьих, просто выпить. Могу я пригласить тебя на чашку кофе?

— Даже на несколько! — обрадовалась Ольга. — Только я переоденусь.

Она скрылась за дверцей шкафа, повозилась там, и появилась в совершенно невообразимой одежде. Ярко-голубые линялые штаны, серый свитер и черная кожаная куртка наподобие его собственной. А еще… ну… обувь, в общем. Как назвать эту обувь, Кантор не нашелся. Словарный запас не позволил. Помесь туфель с сапогами. По высоте вроде туфли, но со шнуровкой, как у голдианских сапог. Толстенная подошва. И белого цвета.

— Вот так я пойду, — заявила она, напяливая поверх всего этого плащ. — И пусть все удавятся!

Кантор подумал, что сам он удавится первым. От зависти. О небо, да что с ним такое? Да, лет десять назад он бы визжал от восторга, увидев такие штаны и… э-э… обувь. Он бы отдал за них любые деньги, натянул, умирая от восторга и потрясал бы друзей необычным одеянием. Но сейчас-то, что это с ним такое? Да, десять лет назад, увидев девушку, одетую подобным образом, он бы разбился в лепешку, чтобы добиться ее внимания, будь она хоть некрасива, хоть глупа, хоть с хвостом… Впрочем, будь она с хвостом, он бы старался еще сильней. Но сейчас-то почему? О небо, неужели это и есть его сущность? Неужели стать собой для него значит стать прежним?

Вот, сказал вдруг голос внутри него, ты хотел посмотреть, каков настоящий ты? Смотри. Это ты. Ты пялишься на эту вздорную девчонку в голубых штанах и белых… обуви и приходишь в восторг.

Ничего подобного, спохватился Кантор. Какой еще восторг? Просто я немного удивлен. Весь вечер.

Не морочь мне голову, сказал внутренний голос. И себе тоже. Тебе нравится эта экзотическая девушка с ее музыкой и ее обувью. И ты будешь последним лопухом, если упустишь эту ночь и не столкуешься с ней насчет переспать.

Заткнись, рассердился Кантор. Еще чего. Мальчика нашел.

— Что-то не так? — спросила Ольга, вытряхивая сумочку и перекладывая в карманы ее содержимое. — Ты сидишь, смотришь и молчишь.

— Нет, все нормально, — ошалело ответил Кантор, совершенно озадаченный этим диалогом с внутренним голосом. — А как называется твоя обувь?

— Кроссовки, — ответила она. — Могу я хоть раз по-людски одеться, пока я заколдована?

— Мне нравится, — одобрил Кантор и выбрался из кресла. — Пойдем. А по пути ты мне расскажешь, что у вас там все-таки вышло с Христом. Мне как-то рассказывали, но рассказывал человек глубоко верующий, а мне интересно объективное мнение.

Прямо с порога Ольга ощутила до боли знакомый и родной запах. Кофе! Свежесмолотый и свежесваренный кофе! Господи, счастье-то какое! И его прямо сейчас можно сесть и выпить! И закурить, разумеется. И наплевать, что на нее таращатся обезумевшими глазами все немногочисленные посетители ресторанчика. Пусть таращатся, лишь бы глазки не повыпадали. Она здесь не одна, так что подойти все равно никто не посмеет. Даже горячие мистралийские парни, которых здесь хватало — видимо, основными посетителями ресторана были эмигранты, скучающие по отечественному напитку и общению на родном языке. Они только пялятся на ее кроссовки, но сказать ничего не решаются. А стоит Диего на них посмотреть, они и пялиться перестают, отворачиваются и делают вид, что им совсем неинтересно. Как это у него получается? Ведь он даже оружие на виду не носит. Просто смотрит — и они отводят глаза.

Они сели за столик и заказали сразу две большие чашки кофе. Потом Диего взялся изучать меню, а Ольга стала с любопытством рассматривать зал. Интерьер был, видимо, выдержан в национальном стиле, так как это заведение отличалось от других, виденных ею в столице. Оно было маленькое, компактное и уютное. Вместо традиционных светящихся шаров — фонарики с цветными стеклами. Вместо светлых штор — пестрые яркие занавески. Композиции их сухих цветов на стенах и клетки с птичками. Днем они, наверное, поют, но сейчас птички уже спали, а в углу играл маленький оркестрик — две гитары и флейта.

— Что ты будешь? — Диего протянул ей меню.

— На твой вкус. Я не разбираюсь в мистралийской кухне.

— А ты собираешься есть или закусывать? — тут же уточнил он. — И что ты будешь пить? Опять водку?

— Не мешать же теперь. Я как-то раз смешала, так такое было… Лучше я буду пить водку и закусывать чем-нибудь таким… вроде тех соленых орехов.

— Хорошо, значит соленые орехи… А еще можно… копченую рыбу, например… или маринованных улиток. Улиток будешь или ты такого не ешь? А то я знаю, в Ортане их не едят.

— Не пробовала. Но могу попробовать.

— И еще рекомендую вельбу, квашеную с перцем. Это овощ такой.

Им принесли кофе, и Ольга зависла носом над чашкой, блаженно вдыхая аромат. Как мало надо человеку для счастья! Она высказала эту мысль вслух, и Диего с ней частично согласился.

— Знаешь, — сказал он, — это все относительно. Иногда для счастья надо несравненно больше, а иногда — намного меньше. Сейчас это для тебя — чашка кофе. Завтра может оказаться кружка рассола. Через неделю — новые сапоги. А я знал времена, когда пределом мечтаний был обычный кусок хлеба. Глоток воды. Или просто, чтобы не было больно…

Он замолчал, сразу вдруг погрустнев, и стал раскуривать сигару. Ольга тоже замолчала, не зная, что сказать. Не начинать же рассыпаться в сочувствиях, на фиг ему это надо, не для того же он это сказал… Он вообще уже, наверное, пожалел, что сказал.

— Да, ты прав, — согласилась она, наконец, чувствуя, что пауза затягивается. — Это относительно. Я с ужасом представляю, что бы я делала, оказавшись в мире, где не знают табака. Вот тогда бы пределом мечтаний стала сигарета… Помню, я так обрадовалась, когда в первый вечер знакомства Элмар упомянул, что король курит.

— Кстати, о короле, — чуть оживился Диего. — Зачем он так интересовался мной? Расспрашивал Азиль, и все такое? И откуда он меня знает?

— Он вообще вами интересуется, — пояснила Ольга. — Сведения собирает. Он хочет найти принца Орландо и думает, что он у вас, вот и пытается вычислить, кто это. Это не ты?

— Не я, — засмеялся Диего. — Принц немного старше, если он жив. А зачем вашему королю понадобился этот несчастный многострадальный принц Орландо? Что он-то с ним делать будет?

— Вряд ли он с ним будет что-то делать. Ему просто интересно. Он был с ним лично знаком, и они даже вроде как дружили. А еще он обожает тайны, и не может мимо них спокойно ходить. Вечно в них копается и носится с какими-то вопросами… Вот недавно спросил меня про какую-то марайю, слово-то какое нашел… спросил и забыл, а слово ко мне прицепилось, и я теперь себе мозги сушу.

— Постой, а какой сегодня день? — спохватился Диего. — Не пятница?

— Четверг.

— Ага… Это хорошо… А знаешь, что мне пришло в голову? Ни один мистик еще до этого не додумался. В нашей истории нет ни одного упоминания о детстве и юности Христа. Все его деяния начинаются с того, что он пришел в Ортан из Белой пустыни. Пешком и уже взрослый. Так вот, как тебе гипотеза: это один и тот же человек. Он переселенец. Переместился к нам, когда у вас его убили.

— Гениально! — восхитилась Ольга. — Надо будет королю рассказать. Ему понравится.

— Расскажи, — засмеялся Диего. — Он заинтересуется, поставит на уши всех мистиков, и будет их доставать, пока эту гипотезу не докажут или не опровергнут.

— Значит, он будет их доставать до конца жизни, — сделала вывод Ольга. — Лучше тогда не говорить.

— Мистиков жалко? — лукаво поинтересовался Диего.

— Нет, короля. Он же так и не узнает, и всю жизнь будет изнывать от любопытства.

— Быть слишком любопытным плохо, — наставительно сказал Диего. — Вредно и даже бывает опасно. А ты любопытна?

— Ужасно, — засмеялась Ольга. — Просто удивительно, как я до сих пор жива. А кстати, можно я спрошу?

— Конечно, можно. Только не обещаю, что я отвечу.

— Как у тебя получается так смотреть, что тебя сразу пугаются?

— Ну, ты нашла, что спросить. Как тебе объяснить… Надо смотреть на человека… впрочем, можно и на любое существо, так, чтобы в твоих глазах он видел свою смерть и ничего более. Но у тебя так не получится. У меня начало получаться где-то года через два.

— После чего?

— После того, как я стал убийцей, — пояснил он.

И Ольга подумала, что это, видимо, специфика его профессии и ей действительно так не научиться. Это, небось, приходит где-то после второй сотни покойничков.

— По-моему, ты начинаешь меня бояться, — спохватился Диего. — Не надо, моя работа не имеет никакого отношения к моей личной жизни. Тем более, я уже не работаю по этой специальности.

— А почему?

— По состоянию здоровья, — улыбнулся мистралиец. Это могло быть шуткой, а могло и правдой. Во всяком случае, Ольга поняла, что докапываться до истины не стоит и перевела разговор на другую тему.

— Расскажи мне хоть что-нибудь о себе, — попросила она. — То, что можно.

Он опустил глаза и уставился на пепельницу, в которой дымилась его недокуренная сигара.

— Видишь ли, — медленно сказал он. — Я сегодня немного не такой, как обычно, поэтому… Я боюсь рассказать что-то такое, о чем завтра пожалею.

— А какой ты обычно?

— Довольно мрачный тип, ворчливый, неулыбчивый и неразговорчивый. Правда, музыку все равно люблю. А ты какая обычно?

— Примерно такая же, как сейчас, но не настолько наглая. Я бы никогда не рискнула выйти в город в таком виде.

— Даже со мной?

— С тобой в особенности. Тебя бы я постеснялась в первую очередь.

— Почему?

— Потому, что мы только что познакомились, и я не знала бы, как ты это воспримешь.

— Сейчас ты мне очень нравишься, — откровенно сказал он и поднял на нее глаза. Огромные, выразительные, черные, как ночь, с веселой искоркой где-то в глубине. — А обычному мне было бы безразлично. Так что можешь не стесняться. А скажи, эти твои… кроссовки, для чего у них такая толстая подошва? И почему они белые?

Ольга начала объяснять, чувствуя, что свидание с красавцем кабальеро начинает медленно, но верно напоминать беседы с его величеством. И что после подробного разбора стилей одежды ее мира последует еще какой-нибудь милый вопрос типа «А кто же все-таки такой Зорро?»

Они поговорили о кроссовках, об удобстве и неудобстве одежды, об ортанских чепчиках и мистралийских платках. Диего рассказал, что означают косички Эспады, а также о том, что его собственная прическа и серьга ничего не означают, а просто ему так нравится. Ольга скромно умолчала о том, как это все нравится ей, и рассказала о хиппи и панках. Диего пришел в восторг и рассказал, что идея сексуальной революции имела место в жизни и творчестве Эль Драко, но не получила широкого распространения. Потом они вместе поржали, представив себе, как бы выглядели мистралийские хиппи и поморские панки. Потом Ольга рассказывала все, что знала интересного о рок-музыке в целом, а восхищенный киллер-меломан внимал каждому слову чуть ли не с благоговением.

Когда они опомнились, оказалось что уже больше часу ночи, и их просят покинуть заведение, поскольку оно закрывается.

Один из непреложных законов мироздания, действие которых Кантор часто испытывал на себе, гласил: если у тебя вдруг случится хорошее настроение, обязательно найдется кто-то, кто тебе его испортит. Как раз об этом он и подумал, когда им заступили дорогу на неосвещенной улочке и вежливо попросили господина уступить им кошелек, одежду и девушку. Кантор прикинул, что пистолет в ближнем бою, пожалуй, не пригодится, и придется драться врукопашную. Понятное дело, это было не страшно и где-то даже скучно, но просто никак не соответствовало его настроению и вызвало у него невыразимую досаду.

— Держи, — сказал он, сдергивая плащ и набрасывая на голову ближайшему любителю чужих кошельков и девушек. Ольга за его спиной быстро отскочила на несколько шагов. Правильно, чтобы не мешать. Соображает девчонка, не то, что некоторые бестолковые дамы, которые застывают столбом и начинают визжать и метаться, усложняя задачу своему кавалеру…

Он увернулся от дубинки, отшвырнул ногой еще одного и, быстро развернувшись, полоснул ножом по горлу третьего.

— Девчонку, девчонку держи! — крикнул тот, что выпутывался из плаща.

Кантор снова увернулся от дубинки, сделал выпад, промахнулся и быстро отскочил к стене. Грабитель с дубинкой и его товарищ с плащом рванулись за ним, а тот, которого он отбросил в сторону, кинулся к Ольге. Ладно, ничего он ей не успеет сделать, сейчас, только с этими разберемся…

Он отпрыгнул в сторону, так как противник попытался воспользоваться его же приемом и набросить ему плащ на голову, и, налетев на обладателя дубинки, ударил его ножом в живот. В стороне раздался выстрел, но смотреть было некогда, он едва успел уклониться и снова отпрыгнуть. Последний противник был вооружен чем-то наподобие небольшого топорика, но довольно увесистого, парировать будет сложно… Проще поднырнуть снизу и перехватить за запястье… Да и сломать его к хренам, чего уж там. А пока противник вскрикивает и теряет контроль, быстро его добить. И все.

Кантор повернулся посмотреть, как там дела у девушки, а то после выстрела что-то подозрительно тихо стало. И удивился в очередной раз, хотя удивляться, собственно, было нечему.

— Чего ты стоишь? — сказал он, поднимая свой плащ и подходя ближе. — Прячь оружие и пойдем дальше.

— Ага… — растерянно сказала она и сунула пистолет в карман. Прямо так. Ох уж, эти испуганные женщины… — Да, конечно, пойдем… С тобой все в порядке? У тебя рукав в крови.

— Все в порядке, просто запачкался. Достань оружие и посмотри, ничего ли ты не забыла, а то мне кажется, оно у тебя прямо в кармане выстрелит.

Он наклонился, вытер нож об одежду ближайшего грабителя и спрятал в ножны. Ольга по-прежнему стояла, не двигаясь с места и во все глаза пялилась на покойника.

— Что ты так смотришь? — спросил Кантор. — Он уже ничего никому не сделает. Кто тебя учил стрелять?

— Король… — деревянным голосом ответила девушка. — А я его насмерть убила?

Ах, вон оно что! Как до него сразу не дошло!

— Это что у тебя, первый? — уточнил он свою догадку. Она молча кивнула. Да, это серьезно… Хоть бы не разревелась… он обнял ее за плечи и повел прочь от места событий. — Пойдем, тут по пути есть одна поганенькая забегаловка, зайдем и купим что-нибудь выпить. Расслабься, ничего страшного не случилось.

— Знаешь, — обиженно отозвалась она, дрожа, как от озноба. — Может, для тебя это ничего страшного… Может, ты это делаешь каждый день… А я только что убила человека.

— Нашла о чем переживать! Знаешь, что бы он с тобой сделал, если бы ты его не убила?

— Догадываюсь.

— Вот то-то. Не переживай и не бери дурного в голову. Я тоже когда-то начинал. После первого десятка все это проходит.

— Спасибо, — с убийственным сарказмом ответила она. — Уж не полечиться ли мне прямо сейчас?

Кантор засмеялся и стиснул ее плечо. Ничего, нормально. Похоже, обойдется без истерики.

— Ты отличная девчонка, — сказал он. — С чувством юмора у тебя проблем нет.

Она вздохнула и прижалась к нему чуть крепче.

— Пойдем в твою забегаловку. Надеюсь, там к нам никто не прицепится?

— Да нам с тобой никто не страшен! — снова засмеялся он и вдруг поймал себя на странном желании остановиться и… Да нет, не может такого быть. Что это с ним, в самом деле!

Может-может, сказал внутренний голос. Не выпендривайся, остановись и немедленно обними девушку, как следует. И поцелуй. Хочешь ведь.

Не дождешься, огрызнулся Кантор.

— Почему ты замолчал? — спросила Ольга. — Не молчи, говори что-нибудь. А то мне становится страшно.

— Не бойся, — сказал он и остановился. Повернул ее лицом к себе и обнял. Она тут же прижалась к нему, уткнувшись лицом в его плечо. О, небо, что я делаю, подумал он, чувствуя, что реагирует на это так же, как любой нормальный мужчина, две луны не видевший женщин. Только не это, только не посреди улицы… Только не я! Этого не может быть! Ну, славная девушка, симпатичная, необычная, но это же не причина, чтобы вот так, ни с того ни с сего, после стольких лет, вдруг вспыхнуть таким желанием, что того гляди пуговицы со штанов поотлетают… Да скольких таких славных и симпатичных он даже не заметил, проходя мимо, сколько их ушли, несолоно хлебавши, после напрасных попыток с ним заигрывать, и вдруг… проснулся, спящий красавец! Нашел время! И что самое ужасное, она ведь это чувствует, просто не может не чувствовать, как раз в нужном месте прижалась… Чувствует, и продолжает прижиматься! Не понимает, что из этого может выйти? Или… хочет, чтобы так вышло?

— Диего, — сказала она, не поднимая лица. — А почему о тебе говорят… ну, то, что неправда? С чего они так решили? Ты за что-то не любишь женщин? Или ты считаешь, что это безнравственно? Или у вас в Мистралии считается патологией не приставать к каждой даме? Ты же совершенно нормальный. Или это потому, что ты заколдован?

— Нет, — ответил он, пытаясь стиснуть пальцы на ее плечах. Непослушные пальцы не согласились и, категорически отказавшись замереть, заскользили по ее волосам, ушкам и небольшому участку шеи, не скрытому свитером. — Я… не знаю… Не спрашивай… Ничего не спрашивай, я сам ничего не понимаю… Можно, я тебя поцелую?

Она молча подняла лицо и закрыла глаза.

Ну зачем она это сделала? Ну что ей стоило сказать «нет»? Ничего бы тогда не случилось. Перетоптался бы. Взял бы себя в руки и успокоился. А так…

В молодости это у него называлось «бросить вожжи». Тогда он делал это часто. Забыв обо всем на свете, с головой бросался в безудержный разгул, длившийся иногда по несколько суток. Отдавался веселью и наслаждениям, окунаясь в них, как в океанские волны, ни о чем не заботясь и не боясь утонуть. Пил вино, пел песни, любил женщин, носился галопом, танцевал и принимал наркотики, и все это в одном лихом порыве, на лету, в состоянии непрекращающегося восторга. И остановить его было практически невозможно, пока это состояние не проходило само при очередном пробуждении в незнакомом месте с незнакомой женщиной и с головной болью. И с непременными словами «Ну ни хрена себе я погулял…»

Где-то после первого поцелуя Кантор забыл кто он такой и что здесь делает, и «бросил вожжи».

Они целовались на темной улице, освещенной лишь полной луной и слабым светом из единственного освещенного окна где-то под самой крышей одного из домов. Он забылся настолько, что начал уже искать, где расстегиваются ее голубые штаны, но она схватила его за руку и сказала «Ну не здесь же!» То есть, в более подобающем месте она бы не возражала против продолжения, вдруг понял Кантор, слегка опомнившись, и впервые за много лет ему стало всерьез страшно.

Домой, придурок, вскричал внутренний голос. Скорее, пока стоит, бегом тащи ее домой и продолжай!

Пошел на…, возразил Кантор, скорее из чувства противоречия, чем из несогласия. Этого еще не хватало.

Дубина ты, она же хочет!

Да мало ли чего женщина хочет спьяну и с перепугу, снова возразил Кантор и вслух сказал:

— Извини, я немного… забылся… Мы, кажется, собирались пойти выпить.

Он всерьез полагал, что таким образом им удастся отвлечься и забыть о внезапном порыве, толкнувшем их в объятия друг друга прямо посреди улицы. Ошибся, товарищ Кантор. Катастрофически ошибся. Не надо было шляться по забегаловкам… Вернее, пить больше не надо было, вот из-за чего все случилось, но когда уже слегка пьян и когда уже бросил вожжи, разве придет в голову считать выпитые рюмки да еще и думать о возможных последствиях?

Они что-то пили в подозрительной забегаловке, закусывая дымом и традиционными солеными орехами, и где-то после третьей он забыл о своих робких намерениях вести себя, как подобает достойному кабальеро. Уже не смущаясь и не удивляясь себе, он вслух рассказывал ей, как она ему нравится и какая она необыкновенная и удивительная… Даже, кажется, о том, как безумно он ее хочет, но на этой стадии поручиться за точность своих воспоминаний он уже не мог. А она сказала, что ей с трудом верится в происходящее, поскольку все происходит, как в кино. Потом она объясняла ему, что такое кино, но он плохо понял, поскольку был уже слишком пьян, чтобы понимать всякие умные вещи. Потом он рассказывал ей мистралийские политические анекдоты — нашел же, что рассказывать даме! — и уже дошел до того, что начал исполнять в лицах фрагменты из запрещенной в Мистралии пьесы «Путь наверх». Правда, политика ему быстро надоела, видимо, потому, что дама понимала в ней ровно столько, сколько он в кино, и Кантор плавно перешел на любовную лирику. Начал, кажется, с классики, а потом, забывшись, декламировал вслух на все заведение любимые когда-то стихи на всех языках континента, в том числе, кажется, на хинском… Его понесло настолько, что он начал было даже петь, решив почему-то, что раз в Ольгином мире барды с такими голосами сходят за певцов, то почему бы и ему не попробовать. Неизвестно, до чего бы он еще дошел, но в краткий момент просветления вдруг заметил, что все наличные дамы почему-то собрались у их столика, а все мужчины начали на это неодобрительно посматривать. Провоцировать драку у него не было никакого настроения, поэтому он напомнил даме о том, который час и предложил проводить ее домой.

Они шли в обнимку по пустым улицам, распевая во весь голос:

Зажав в руке последний рубль,

Идем туда,

Где нам нальют стакан иллюзий

И бросят льда…

И по сравнению с безголосыми бардами Ольгиного мира он казался себе просто непревзойденным певцом.

Разумеется, вместо того, чтобы, как подобает порядочной девушке, попрощаться с ним у подъезда, она пригласила его зайти на чашку кофе. Учитывая, что никакого кофе у нее в доме не было, а особенно учитывая, как она при этом стеснялась, не понять истинной сути приглашения было сложно. И, разумеется, разгулявшийся товарищ Кантор, вместо того, чтобы отказаться, как подобает благородному кабальеро, и опять же попрощаться, с радостью согласился и чуть ли не бегом рванул вверх по лестнице.

Дома она поставила в шкатулку кристалл для него и исчезла из комнаты. Наверное, в ванную или на кухню. А он остался сидеть в своем кресле в состоянии, близком к падению в Лабиринт. Потому что от этой музыки вполне можно было сойти с ума. Наверное, у него что-то не то было с лицом, потому что Ольга, войдя в комнату, даже испугалась.

— Ты что? — спросила она. — Тебе плохо?

— Что это? — вместо ответа спросил он, кивая на шкатулку.

— Это? «Пинк Флойд». Нравится?

— Это сколько же фанги надо было сожрать, чтобы такое написать? — восхитился он, поскольку этот «Пинк Флойд» почему-то вызывал у него ассоциации именно с наркотиками. — Полную горсть, наверное.

— А что такое фанга? — тут же спросила она. И надо было ей спрашивать? Не могла так догадаться? И он тоже, не мог на словах объяснить? Непременно надо было достать, показать, еще и объяснить, как ее едят. Как будто они мало выпили… Как будто недостаточно было этой безумной музыки… Как будто он и без того не разрывался от желания…

— А это надо жевать или глотать? — спросила Ольга, катая по ладони шарик фанги и с любопытством его рассматривая. — Или их надо горстями употреблять?

— Да ты что! — спохватился он. — По одному. Тебе и половинки хватит, если хочешь. А от горсти можно навеки расстаться с этим миром. Не то что от горсти, а даже от пяти-шести штук.

— Хочу, — решительно сказала она, и они разделили пополам шарик, после чего последние несмелые проблески здравого смысла покинули Кантора, смытые волной сладкого забвения. Исчезли дурацкие сомнения, исчезло удивление и недоверие к реальности происходящего, и само происходящее стало казаться естественным и правильным. Последняя более-менее осознанная мысль, посетившая его, вообще ему, кажется, не принадлежала, а была очередным советом внутреннего голоса: «Не торопись! Только не торопись!»

Он посадил ее на колени и запустил руки под свитер, в мягкое гладкое тепло. Она не носила ни корсета, ни рубашки, и под свитером было только тело, тоненькое, изящное, живое. Оно отзывалось на ласку легко и естественно, чуть вздрагивая от каждого прикосновения… О небо, как же это восхитительно — упругое женское тело в объятиях, нежная теплая кожа под кончиками пальцев, эта сладкая дрожь желания… Он наклонил ее ближе к себе и нашел ее губы, одновременно скользя руками все выше, пока не наткнулся на маленькие упругие груди, совсем маленькие пологие холмики, легко умещавшиеся в ладонь. Девочка моя, да кто тебе сказал такую глупость? Как это — нет? Где же она плоская? Что бы они понимали в женских прелестях, ценители долбаные…

Ее руки, лежавшие у него на плечах, казалось жгли кожу сквозь ткань рубашки. А когда они зашевелились и скользнули за ворот, распахивая его и опускаясь на грудь, он не выдержал и застонал, весь напрягаясь, как струна.

— Сними, — задыхаясь, сказал он, дернув ее за свитер, и стал спешно сдирать с себя рубашку, чтобы прижаться к ней, слиться в объятиях, каждой клеточкой кожи ощутить живое прикосновение женского тела.

— Может, сразу переберемся на кровать? — предложила она, восхищенно любуясь его обнаженным торсом. — Все равно ведь придется.

— Да… — простонал он и, не в силах удержаться, припал губами к маленьким твердым соскам.

Ах, женщины… Как же я жил без вас эти пять лет? Как я не умер за это время? Разве можно жить без ваших ласковых рук, без ваших нежных губ, без ваших глаз, чуть тронутых безумием страсти, без вашей главной тайны, скрытой за грубой тканью голубых штанов…

Она развязала шнурок, которым были стянуты его волосы, и сказала, что так красиво. Может быть, но ведь мешать будут… На кой они ему, в самом деле, такие длинные? У нее и то короче… Расплети свои косички, пусть тоже будет красиво. Вот так, расплетай, а я буду целовать тебя везде, где смогу достать… Да, на кровать… конечно… Можно бы и в кресле, но раз дама желает… И зачем ты носишь эти косички, у тебя такие чудесные волосы… и тело… и вся ты… Кожа твоя нежнее хинского шелка, коснувшись ее губами, невозможно оторваться, как жаль, что у меня только одна пара губ… А как вздрагивают тугие вишенки твоих сосков, когда их касаешься языком, как легко поддаются твои колени, когда их разводишь в стороны… Твои руки, ласковые и зовущие… вот только почему они такие суматошные, словно не знают, что делать? Либо твои прежние мужчины были полные идиоты, либо их просто было слишком мало, чтобы успеть научиться… Но это не важно, правда, совершенно не важно… А уж что у тебя там, под этими штанами… стоит подумать, и становится невозможно сдержать стон…

Торопливо дергая ногами, он выбрался из штанов, спихнул их с кровати и вдруг остановился, застигнутый врасплох ее смехом, которого совершенно не ожидал и не представлял себе, что вообще могло быть смешного в настоящем моменте.

— Почему ты смеешься?

— Ничего… — захихикала она, протягивая к нему руки. — Это у тебя трусы?

— Что в них смешного?

— Я никогда не видела, какие у вас мужские трусы. А зачем они такие длинные?

— А у вас какие?

Она сказала, какие. Интересно… Возможно, это не лишено смысла, особенно летом… Да ну их, эти трусы, на кой они вообще нужны, когда тут…

— Ух ты! Можно потрогать?

— Что за вопрос? Нужно. Свет будем гасить?

— Не надо. Мне нравится на тебя смотреть. Ты красивый.

— Скажешь тоже! А у тебя какие?

— Что?

— Ну… трусы, наверное… панталоны же под такие штаны не влезут.

— Сними и посмотри.

Дразнится она, что ли? Верхняя пуговица есть, а остальные где? Металлическая полоска из мелких звеньев… Нет, это действительно издевательство — в такой момент заставлять умирающего от страсти мужчину думать о технологии пошива одежды и конструкции застежек в сопредельных мирах!

— Это что, застежка?

— Ну да. Расстегивай. Или ты не умеешь?

— Знаешь, мне все доводилось снимать с женщин — и платья, и штаны, и хинские драпировки, даже доспехи, но такой застежки еще не видел.

— Потяни вниз.

— Ух ты!

— Нравится?

От одного вида этих… того, что она громко обозвала «трусиками», можно было сойти с ума на месте. Даже, если ты не мистралиец. Две узкие полоски тонкой ткани и кружевной лоскуток, сквозь который все видно… И они черные!

— С ума сойти!

— Что ж, снимай.

— Жалко…

Тонкий скользкий шелк, прозрачное шершавое кружево, мягкие пушистые волосики, влажная горячая плоть…

Ах, женщины, что вы с нами делаете… Кружится голова, не хватает воздуха, сердце колотится бешеным галопом, гулко стучит кровь в висках. И темное небо за сжатыми веками взрывается ослепительными звездами, которые рассыпаются алмазными искорками и гаснут…

Когда угасла последняя искорка, он открыл глаза, все еще вздрагивая, и наткнулся на ее взгляд, изумленный и немного испуганный.

— Что с тобой? — встревоженно спросила она, убирая рассыпавшиеся волосы с его лица. — Ты плачешь?

И только тут он почувствовал, что по его щекам катятся слезы, и задыхается он уже не от страсти, а от подступивших к горлу рыданий. Он уткнулся лицом в ее волосы и разрыдался вслух, не в силах удержать все то, что пять лет носил в себе, в самом темном уголке души, на самом дне, и что прорвалось сейчас наружу горькими горячими слезами.

Утро началось с головной боли. В основном. Во всяком случае, перед ней меркли и жажда, и противное ощущение во рту, и легкая тошнота, и резь в глазах, и прочие неизбежные последствия сочетания водки с фангой.

Кантор с трудом оторвал голову от подушки и открыл глаза, пытаясь вспомнить, где находится. О небо, это же… Это все было на самом деле. Белые кроссовки, черные трусики… и он действительно… о, нет, только не это…

Головная боль тут же померкла перед охватившим его ужасом. Как же… что же… он же… она же… твою мать, герой-любовник выискался! Что теперь ей сказать?

— Что, хреново? — спросили у него за спиной. Он осторожно повернул голову, стараясь не наткнуться на ее взгляд. Он не находил в себе сил смотреть ей в глаза. Но она тоже сидела, опустив глаза и стараясь не встречаться с ним взглядом. Сидела в кресле, сжавшись в комочек и закутавшись в халат, грустная и поникшая. Выглядела она ужасно, оставалось только надеяться, что это отходняк от фанги, а не последствия его ночных подвигов.

— А тебе? — простонал он, чуть приподнимаясь.

— Есть немного. Будешь вставать или еще полежишь?

Ее голос тоже очень не понравился Кантору. Усталый, безучастный голос, ясно и беспощадно говоривший о ее впечатлениях от прошедшей ночи.

Пьяница несчастный, сказал вдруг внутренний голос. Стыд и срам. И это живая легенда континента!

Кантор, который искренне полагал, что наутро этот голос исчезнет, считая его одним побочных действий колдовства или же следствием выпитого, слегка ошалел. На мгновение его охватило желание подхватиться и бежать отсюда, в чем есть, и он тут же вспомнил, что именно это ему и надлежит сделать, только, разумеется, одевшись.

— Я же… — спохватился он. — Я должен уезжать!..

— Ну, попробуй, — безучастно сказала Ольга и чиркнула спичкой, прикуривая.

Он осторожно приподнялся и сел. Да нет, вроде все не так плохо. Могло быть хуже. Да и так уж было… Зачем, ну зачем надо было так напиваться? И какой демон его дернул еще и фангу в рот тянуть? И главное, как он мог дойти до того, чтобы вот так, бросив вожжи…

А что тут такого, сказал внутренний голос. По-моему, импотенцией ты никогда не страдал. И если бы ты не был таким дебилом, то не потерял бы зря пять лет своей жизни. И, кстати, не набрался бы такого позора, как сейчас.

Спорить с ним не было ни сил, ни желания.

— Ольга, — тихо сказал он, обхватив руками гудящую голову. — Прости… Я не должен был…

— Да за что? — так же безучастно пожала плечами она.

— Я не должен был… этого делать.

— Чего именно? Пить? Или музыку слушать?

— Не издевайся, прошу тебя…

— А ты не страдай. Никто тебя силком не тянул.

— Я должен уйти, — еще тише сказал он. Это слегка оживило ситуацию.

— А кто тебя держит? Можно подумать, тебя жениться заставляют. Уходи на здоровье. А то я не знала еще вчера, что сегодня ты уйдешь. А то я не понимаю, что тебя послали и ты едешь, и приказы не обсуждаются… Можно подумать, я встала крестом в дверях и не пускаю. Вцепилась в твои штаны и волочусь следом. Или ты страдаешь именно оттого, что я этого не делаю?

— Ты все-таки на меня обиделась, — вздохнул Кантор, сполз с кровати и стал собирать свою одежду, разбросанную по полу, по-прежнему не поднимая глаз. Уж понятное дело, вставать в дверях и волочиться следом за таким бесполезным любовником могла бы только полная дурочка. Небо, дай мне сил пережить это унижение… — Потому я и говорю, что не должен был этого делать. А ты не должна была мне позволять.

— Мы ничего друг другу не должны, — угрюмо ответила она, упорно глядя в пепельницу. — Мы свободные люди. И я, и ты. Захотели — потрахались. Расхотели — разошлись.

— Я не хотел бы разойтись с тобой… так. — с неожиданной для самого себя болью выговорил он. Да, небо свидетель, он не хотел бы! И не только так, а вообще разойтись. Особенно, учитывая тот непостижимый факт, что при каждом взгляде на ее неплотно запахнутый халат он чувствовал сладкую тянущую пустоту внутри и жаркую пульсацию в паху, а торопливо натянутые штаны с большим трудом застегивались.

Она промолчала, по-прежнему не глядя на него. Не надо было уходить, стоило бы остаться и поговорить по душам, объяснить… Но он действительно должен был идти, никого не интересуют его личные проблемы, голова там у него болит, или девушка на него обиделась. Времени почти полдень, Торо, наверно, уже ворчит, Эспада нервничает, Ромеро психует и ругается…

У дверей он остановился и сказал:

— Сейчас у меня нет времени, но мы обязательно должны поговорить. Я вернусь через несколько дней, и мы спокойно все обсудим. Я не хочу с тобой ссориться. Договорились?

Она молча кивнула.

Придурок, закричал внутренний голос, куда! Наплюй на все, останься, поговори с ней, объясни, утешь, обними хотя бы, дубина, если уж не можешь ничем другим исправить свое свинское поведение этой ночью!

— До встречи, — сказал он и толкнул дверь. Ну почему он не послушался этого проклятого голоса! На этот-то раз он был абсолютно прав! Нельзя было уходить так, оставляя позади разочарованную и обиженную женщину… И ничего бы не случилось.

Никуда ему не надо было спешить, никто его не ждал, не психовал и не нервничал. Ромеро до сих пор валялся в постели после вчерашнего урока хороших манер, Эспады не было, Торо вообще спал сном праведника, и разбудить его стоило большого труда. Кое-как продрав глаза, он сообщил, что Эспаду забрали в полицию разбираться с теми тремя идиотами, которых он вчера порубил на лестнице, и сегодня никто никуда не поедет, после чего снова заснул. И стоило так торопиться? Ведь можно же было остаться, поговорить по-человечески… Если бы он знал! Ничего бы и не случилось…

Трактир был закрыт, как гласила вывеска, на ремонт. Видимо вчера заколдованные клиенты все-таки разнесли его к концу вечера. Пришлось пройтись пешком, поискать, где можно похмелиться. Оказалось, в той самой забегаловке, где они вчера пили после драки в переулке. Кантор выпил кружку пива, выкурил сигару, посидел, подумал, и все-таки направился к Ольге. Как ни стыдно было туда возвращаться, он должен был с ней поговорить и разобраться. Тем более, он забыл у нее шляпу, фангу и… и пистолет, вояка хренов!..

Первое, что он увидел — это карету «скорой помощи» у подъезда. Второе — толпу любопытных соседей на лестнице. Третье, кажется, носилки… И растрепанные волосы цвета спелой пшеницы.

— Что случилось? — в отчаянии спросил он, проталкиваясь ближе, и успел еще заметить, что лицо у нее открыто, значит жива…

— Ах, это он? — сказал у него над ухом чей-то разгневанный голос. Хозяина голоса Кантор увидеть не успел. Он только обернулся, как вдруг его голова раскололась пополам.

 

Глава 5

— Кантор! Смотри сюда! На меня смотри! Сколько пальцев ты видишь?

Он попытался вглядеться в туманные круги перед глазами и простонал:

— Ни хрена не вижу… Где я?

— Где надо, — кратко ответил деловитый женский голос. — Давайте-ка еще раз.

Он почувствовал, как к его голове прикасаются чьи-то руки, и боль слегка ослабела.

— Смотри теперь, — снова обратился к нему голос. — Что ты видишь?

— Что-то белое, — с трудом выговорил Кантор, пытаясь вспомнить голос.

— А слышишь хорошо?

— Хорошо.

— Голова болит?

— Да.

— Тошнит?

— Еще как.

— Поверните его на бок, — скомандовал голос. — А то еще захлебнется. Не на этот, на другой.

Туман слегка прояснился, и он обнаружил, что лежит на чем-то вроде стола.

— Лежи спокойно, — скомандовал все тот же голос. — Буду шить.

Кантор, наконец, узнал этот резкий командирский голос и не допускающий возражений тон.

— Стелла?

— Очень хорошо, — одобрительно сказала Стелла, ковыряясь у него в волосах. — Узнал. Это радует. Красоту пришлось попортить, но ничего, волосы не голова, отрастут. Сейчас будет больно…

— Как я сюда попал? — спросил он и тут же стиснул зубы, так как Стелла, видимо, принялась шить.

— В карете «скорой помощи», — пояснила она. — Как голова?

— Лучше. А что со мной?

— Что ты помнишь?

Он напряг память и с трудом вспомнил, что с кем-то целовался на улице. Потом вспомнил драку и девушку с пистолетом.

— Ольгу помню, — сказал он. — И пистолет.

— А как она фанги нажралась, помнишь?

— Какой фанги?

— Твоей, засранец. Я все скажу Амарго, и пусть он тебе клизму трехведерную поставит за наркотики.

Кантор прикрыл глаза, пытаясь понять, что происходит. Причем тут наркотики? Ольга сама по себе, а фанга лежала себе в кармане и никого не трогала…

— Не помню, — сказал он.

— А кто ее трахал, тоже не помнишь?

— А ее кто-то трахал? — Кантор попытался подняться, но голова взорвалась новой волной боли, и его тут же стошнило.

— Понятно, — так же холодно и невозмутимо сказала Стелла и скомандовала: — Все, шов закончен, вытирайте стол, перевязывайте и можно дальше колдовать.

— На первый раз хватит, — отозвался другой женский голос, мягкий и певучий. — Теперь ему надо полежать, а еще лучше поспать.

— Послушайте, матушка Нивуль, в моем кабинете сидят несколько разгневанных людей, которые горят желанием его добить, а он не может ни слова сказать в свое оправдание. Что можно сделать?

— Ничего. Память восстановится сама за пару дней, а колдовством тут не поможешь. Спросите лучше у девушки. Как она себя чувствует?

— Еще не знаю. Ею занимается отец Флоренто и медсестры. Моя помощь там не требуется.

— Попробуйте расспросить ее, как только придет в сознание. У нее провалов в памяти не должно быть.

— Что случилось? — простонал Кантор. — Стелла, объясни. Что с Ольгой? И с моей головой?

Стелла обошла стол так, чтобы он мог ее видеть, и снова показала три пальца.

— Сколько пальцев?

— Три. Объясни, что случилось.

— Что случилось… — Стелла отошла в сторону и достала сигарету. — Сотрясение мозга с тобой случилось, наркоман-склеротик! Череп у тебя хороший, крепкий. Чего нельзя сказать о его содержимом. О мозгах то бишь. Я вообще сомневаюсь в их существовании. Что ты делал у Ольги?

— Музыку слушал… — вспомнил Кантор.

— Молодец, — одобрила Стелла. — А еще? Вспоминай. Кто ее трахал и каким образом она наелась фанги в таком количестве, что ее до сих пор откачивают?

— Не помню… Может, и я… А может, и нет…

— Ты? У тебя что, галлюцинации? Ты хоть помнишь, кто ты такой?

Скрипнула дверь, и девичий голосок спросил:

— Мэтресса Стелла, что у вас?

— Ничего, — отозвалась Стелла. — Сотрясение и амнезия. А что там Ольга?

— Еще работают. А что ребятам сказать?

— Пусть идут домой и не шляются по клинике. И пусть пока не говорят королю, не хватало, чтобы сюда еще король заявился и требовал объяснений. Сами-то они что говорят?

— Они до сих пор спорят. Элмар говорит, что он ее накачал наркотиками сверх меры, и сбежал, бросив на произвол судьбы. Жак говорит, что она пыталась покончить с собой, потому что он ее изнасиловал. А Азиль говорит, что это проклятие в действии и что ей не надо было связываться ни с кем, кроме своего «мертвого супруга». Вот, дескать, связалась, отдалась, и как результат — оба в больнице.

— Выгоняй этих философов и попробуй расспросить Ольгу, когда придет в себя. Ерунду какую-то городят…

Хлопнула дверь и простучали по коридору каблучки.

— Вспомнил еще что-нибудь? — спросила Стелла. — Гипотезы наших гениев тебе ничего не напомнили?

— Я ее не насиловал, — только и смог сказать Кантор.

— Вот в это охотно верю. Попробуй еще что-нибудь вспомнить.

Кантор закрыл глаза и перевернулся на спину.

— Меня что, били? — спросил он. — Или я сам упал?

— Не то, чтобы били… Но разок приложили.

— Чем?

— Кулаком, дружок. Голым кулаком. А затылок ты рассадил о ступеньки в подъезде, когда падал.

— Кто? За что?

— Ты же слышал, за что. Ребята считают, что ты виноват. А его высочество не любитель долгих разборок. Как тебя угораздило туда вернуться? Он тебя увидел и тут же, не говоря ни слова, приголубил по-геройски. А кулак у его высочества сам знаешь, какой. Радуйся, что череп не треснул. Попробуй вспомнить по порядку. Вот слушали вы музыку. Дальше что?

— Куда-то ходили… Не помню… Целовались на улице…

— Кто целовался на улице?

— Мы с Ольгой.

— Нет, у тебя точно психика пострадала. Что ты еще помнишь?

— «Пинк Флойд», — вспомнил Кантор. — И фангу. Один шарик на двоих.

— А сколько у тебя оставалось?

— Не помню… С десяток.

— А где набрались? От вас обоих перегар такой, что без закуски не вдохнешь.

— Не помню.

— А что помнишь?

— Кроссовки, — вспомнил он. — Белая обувь для занятий спортом… Трусики помню. Маленькие, совсем крошечные… кружевной лоскуток.

— Какие трусики? Опомнись! Не путай воспоминания с эротическими фантазиями, фетишист!

— Это не фантазии, — возразил Кантор. — Я вспомнил. У Ольги были такие трусики. Мне еще жалко было их снимать, и я их просто отодвинул… И застежку на штанах помню, я не знал как ее расстегнуть… Я еще тогда подумал, чего я только с женщин не снимал, даже доспехи, а такого ни разу не видел… Стелла, я действительно с ней… да, было… но я ее не насиловал. Это точно. Она сама сказала, как расстегнуть. И она смеялась…

— А еще что помнишь?

Кантор подумал и честно принялся излагать беспорядочно всплывающие в памяти слова:

— Трамвай… большой многоместный экипаж… Ангел… мифическое существо, доброе… Капрон… ткань из искусственного волокна… Марайя… методика создания иллюзорных фантомов… и маскировки… путем…

— Доктор Кинг, — сказал мягкий голос, — Вам не кажется, что пациент не совсем адекватен, мягко говоря? Пусть полежит и спокойно разберется в своих воспоминаниях. А еще лучше пусть поспит. Знаете, алкоголь, наркотики, а потом еще и сотрясение мозга… Вряд ли он скажет что-либо вразумительное.

Кантор снова закрыл глаза, ощупал повязку на голове и подумал: «Ну ни хрена себе я погулял…».

— Вы еще здесь? — рявкнула доктор Кинг, входя в свой кабинет. — Я сказала всем убираться домой!

— Нет уж, простите, — вежливо возразил Элмар, — мы не уйдем, пока не будем точно знать, что с Ольгой.

— С какой радости вы должны ждать результатов в моем кабинете? Может, это будет известно только завтра. Тереза придет и расскажет.

— А с Кантором что? — тихо спросила Азиль.

— А что с ним может быть, по-твоему? — проворчала мэтресса, пробираясь к своему креслу. — А то ты первый день знаешь своего милого Элмара? Сотрясение мозга и провалы в памяти. Вот тут помню а тут не помню. Он и до того-то был не совсем здоров на голову…

— Врет, — сказал Жак. — Все он помнит. Говорить не хочет.

— Вот именно, — поддакнул Элмар. — Жака я тоже когда-то бил, и ничего с ним не случилось. Никаких провалов.

— Он хоть что-нибудь сказал? — спросила Азиль.

— Всякий бред. Единственные осмысленные слова, которые я от него услышала, это то, что он ее не насиловал и что фанги они съели по пол-порции, не больше.

— А что вы хотели от него услышать? — возмутился Жак. — Что он прямо сразу и признается?

— Господа, — устало сказала доктор. — Шли бы вы отсюда, а? И не морочили мне голову бредовыми предположениями. Чтобы Кантор кого-то изнасиловал? Да над вами все Зеленые горы будут смеяться, если вы это где-то скажете. Я бы скорее поверила в обратное. Он вообще к женщинам и близко не подходит. Не тот человек. Скорее я бы подумала, что она ему предложила, а он ее жестоко обидел отказом. Вот это в его стиле.

— Нет, — сказала Азиль. — Почему вы так думаете? Они сразу понравились друг другу. Я видела. Вполне естественно, что они провели вместе вечер и потом занялись любовью. А потом что-то случилось. Уже утром. И я уверена, что это результат проклятия.

— Где это ты видела?

— Это я их познакомила вчера в «Лунном драконе».

— Опять «Лунный Дракон»! — горестно воскликнула доктор. — Да что у вас там произошло, что мне всю ночь оттуда клиентов возили?

— Люди стали собой, — вздохнула Азиль.

— А понятнее ты не можешь?

— Могу. Вчера в «Лунном драконе» был один маг, который обиделся на хозяина и заколдовал посетителей. Все стали собой… То есть, стали вести себя естественно и так, как им хочется. Ольга, например, сразу содрала чепчик, закурила и побила свою сотрудницу, которая над ней смеялась.

— Представляю, что творил Кантор… — фыркнула мэтресса. — Как этот несчастный кабак еще не сгорел.

— Он улыбался и вообще был очень милый. Мы с ним танцевали… Он так здорово танцует фламмо!

— Понятно… — вздохнула доктор Кинг. — Если Кантор улыбался и танцевал с Азиль, то почему бы ему и не потрахаться с Ольгой… Если они сразу друг другу понравились…

— А с чего же она тогда фангой закинулась так, что чуть не отпала? — возмутился Жак.

— А гангрена ее знает! Может он ее не удовлетворил или не захотел жениться. А может с похмелья дозу перепутала. Ну что хотите мне говорите, не поверю я, чтобы Кантор мог кого-то изнасиловать. В любом состоянии.

— Ваше высочество! — раздалось из-под потолка.

— Опять шуточки мэтра Истрана! — проворчала доктор. — Так пугать людей после ночного дежурства!

— Я слушаю, — мрачно отозвался Элмар.

— Его величество спрашивает, где Азиль.

— Здесь, со мной.

— А где вы находитесь?

— В кабинете доктора Кинг.

— Никуда не уходите.

Голос смолк.

— Нет, это уже наглость! — возмутилась мэтресса. — Я сегодня уйду, наконец, домой? Или мне здесь сутками сидеть? Кто-то спросил моего разрешения? Или мой кабинет — проходной двор? Сейчас сюда еще явится лично его величество, и тогда я вас вообще отсюда не выставлю до следующей ночи!

— Ничего, — проворчал Элмар. — Пусть является. Я попрошу его лично допросить этого забывчивого негодяя…

— Ну-ну, — презрительно фыркнула доктор Кинг. — Я бы посмотрела. Грозный взор его величества может напугать разве что тебя. Но не человека, который однажды трое суток провисел на дыбе и ничего не сказал.

В кабинет, как обычно, стремительным шагом ворвался король и, кратко бросив всем «добрый день», махнул рукой Элмару.

— Забирай Азиль и пойдем поговорим.

— И Жака забирайте, — сказала доктор. — Мне надо закрывать кабинет и идти домой.

— А почему, собственно, вы все тут сидите? — спросил король, оглядывая безрадостные лица кузена, шута и несравненной Азиль. — Кто-то заболел?

Все одновременно вздохнули и посмотрели друг на друга.

— Ольга отравилась, — сказала, наконец, Азиль. Король мгновенно забыл о спешном деле и сел на ближайший стул.

— Как это случилось?

— Вот это мы и пытаемся выяснить, — сказал Жак.

— Вы можете это выяснять в другом месте! — взмолилась доктор. — Или мне опять здесь ночевать!

— Постойте, подождите хоть пять минут. Что с Ольгой? Она жива?

— Да, с ней работают. Пусть эти господа вам расскажут. Пусть Терезу позовут, она там с ней, она вам расскажет. Только покиньте мой кабинет и дайте мне уйти домой! Я уже сыта по горло вашим кузеном, вашим шутом, и этим по голове ушибленным наркоманом, чтоб ему хронический понос!

— Это вы о ком? — заинтересовался король.

Дверь приоткрылась и заглянула Тереза.

— Можно? — спросила она, увидела короля и тут же смутилась. — Приветствую вас, ваше величество…

— Заходи, — сказала доктор. — Разбирайтесь, что хотите делайте, закроешь потом кабинет и принесешь мне ключи.

Она встала и решительно покинула кабинет, забыв попрощаться. Король немедленно пересел в ее кресло и обвел взглядом присутствующих.

— Рассказывайте. Что стряслось? Что с Ольгой?

— Будет жить, — сказала Тереза.

— Она что-то сказала? — поспешно спросил Жак.

— Ничего она не сказала. Не в том она состоянии, чтобы говорить. Ну, рассказывайте, его величество ждет.

— Я сегодня утром… Ну, не то, чтобы утром, где-то ближе к полудню, зашел к Ольге, — начал Жак. — И обнаружил ее едва живой. Послал за врачом, приехала карета «скорой помощи», потом откуда-то примчались Элмар и Азиль…

— Нам Тереза сказала, — вставил Элмар.

— Врач сказал, что Ольга отравилась фангой. Там же и коробочку нашли. А соседи сказали, что у нее всю ночь провел какой-то мистралиец. А Азиль сказала, что она знакомила Ольгу с Кантором. Потом… Потом у нас разделились мнения. Элмар решил, что он накормил ее наркотиками, чтобы легче соблазнить, превысил дозу, а потом бросил и смылся. Я подумал, что она все-таки сама их приняла. А почему… Вообще-то я подумал, что он ее изнасиловал, но Азиль и доктор мне убедительно доказывали, что я не прав… Азиль вот считает, что они столковались и мирно потрахались, а наутро сработало проклятие и их обоих в той же карете и привезли…

— А с ним что случилось?

— А его черти дернули вернуться. Наверно, вспомнил, что забыл коробку с фангой. Элмар его увидел и сразу же без разговоров в ухо — хрясь! Теперь он ничего не помнит. А вы что скажете?

— Мне нечего сказать, — нахмурился король. — Мало информации.

— Азиль, расскажи про мага в «Лунном драконе», — напомнил Элмар. Азиль послушно рассказала, подробно и детально, чтобы его величество не переспрашивал.

— Нет, — качнул головой король, выслушав. — Лучше все-таки дождаться, пока они сами расскажут. А вот насчет «Лунного дракона»… Я, собственно, из-за этого и пришел. Азиль, вчера, когда ты вышла со своим кавалером из зала и направилась в номера, на вас напали. Верно?

— Да, — кивнула Азиль. — А что?

— Сегодня ко мне приходил Костас и рассказывал об этом случае. С ним разбирались в полиции. И в нападавших опознали знаменитых «трех близнецов», если тебе это о чем-то говорит.

— Ни о чем не говорит.

— Довольно известные и достаточно дорогие убийцы. Они на самом деле не близнецы и даже не братья, просто одинаково одеваются, за это их так и прозвали. В розыске последние четыре года. Ты понимаешь, что это значит? Тебя кто-то хотел убить. Ты можешь хотя бы некоторое время посидеть дома и никуда не ходить? С тобой ничего не случится, если ты не будешь встречаться с мужчинами и танцевать в общественных местах?

— Не знаю… — растерялась Азиль. — Я не пробовала…

— Постарайся. И без Элмара никуда из дома не выходи. Вчера тебе невероятно повезло, что тебе попался такой кавалер. В другой раз может не повезти. Пережди некоторое время, пока с этим делом не разберутся.

— Азиль, ты мне ничего не рассказывала, — укоризненно сказал Элмар. — Я даже не знал, что на тебя кто-то напал.

— Я не хотела тебя огорчать. Тем более, ничего не случилось… Шеллар, а почему с ним разбирались в полиции? У Эспады не будет из-за этого неприятностей?

— Не будет, — пообещал король. — Наоборот, он получит награду, которая назначена за их головы. А устную благодарность от меня он уже имеет. Азиль, скажи, а чем ты руководствовалась, когда выбрала его? Мне интересно, это случайно или здесь замешано твое сверхчутье?

— Не знаю… — пожала плечами Азиль. — Я подошла поговорить с Кантором… Я хотела его, если честно, но он отказался и спросил, не нравится ли мне кто-то из его товарищей. Я посмотрела на них, и мне понравился этот. У него такие интересные косички…

— Косички? — переспросил Элмар. — Особым образом уложенные косички? Тогда понятно. Я-то думал, как это он один справился с тремя профессионалами… Тебе действительно повезло, что тебе как раз в тот вечер попался такой мастер, для которого разделать трех убийц — не проблема…

— Так мы договорились? — напомнил король, глядя на Азиль. — Посидишь дома?

— Хорошо, — послушно кивнула та.

— А теперь с Ольгой… Тереза, скажи, когда с ней можно будет поговорить?

— Завтра. Или, если все будет хорошо, сегодня вечером. Поздно вечером.

— А с Кантором?

— Не знаю. Он все равно ничего не помнит. И ему плохо.

— Значит, поздно вечером… — задумчиво произнес король. — Кто будет говорить?

Все переглянулись.

— Вы, — сказал Жак.

— Да нет, в таком случае, ты.

— Почему я?

— Потому, что… в общем, говорить будешь ты. С Ольгой. А с Кантором поговорит Элмар.

— Почему я?

— Потому, что по моим предположениям, тебе все равно придется перед ним извиниться. Вот и поговорите по душам. А потом расскажете мне. Если вдруг случится, что они будут противоречить друг другу. Но я думаю, что права Азиль. Это проклятие в действии. А ты, дорогой кузен, хоть бы спросил сперва, что случилось и что к чему, а то ни слова, ни полслова — сразу по голове. А если он и не виноват вовсе? Опять будешь кричать, как ты мог, и как тебя угораздило? Ты же его и убить мог одним ударом.

— Не понимаю, — сердито проворчал Элмар. — Почему же с Жаком тогда ничего подобного не было? Что, у него голова крепче? Или его лечили лучше?

— И то, и другое, — ответил король. — И вообще, скажи, как часто тебе доводилось бить людей кулаком?

— Да в общем, часто…

— И что обычно случалось?

— Всякое случалось… Ты к чему?

— Я к тому, что нельзя делать выводы на основе одного конкретного примера. Для выводов нужно иметь ряд примеров и статистически его анализировать. Насколько я помню, Жак был единственным, с кем ничего не случилось, то есть, не правилом, а исключением. А ты почему-то выбрал его в качестве примера. Тебе доступна логика моих рассуждений?

— Доступна, — проворчал Элмар. — Что ты вечно из меня дурака делаешь? И почему ты так уверен, что я был не прав и мне придется извиняться? Может, я еще буду иметь удовольствие его добить.

— Сомневаюсь, — покачал головой король. — Я, конечно, не уверен на сто процентов, с магией ни в чем нельзя быть уверенным, но самая вероятная гипотеза у меня следующая. Ольга… ты же помнишь охоту? Стоит ей достаточно растормозиться, у нее снимаются все ограничения. Понравился ей мужчина, она с ним и переспала. А утром проснулась — а все по-другому. Сказка кончилась, как она выражается. Осталось похмелье, разочарование и какой-то чужой мужик, который на самом деле совсем не такой, каким казался вчера, и совершенно непонятно, почему да отчего он вчера таким замечательным казался. Да к тому же еще собрался и ушел, доброго слова не сказав на прощанье.

— А это уже свинство с его стороны, — подал голос Жак.

— Не обязательно. Он просто мог настолько растеряться, что забыл. Он-то во все это встрял исключительно из-за колдовства, сам он в здравом уме к женщинам абсолютно холоден и целеустремленно их избегает, хотя и не знаю, почему. Можете себе представить, в каком шоке он проснулся. Если затрудняетесь, осмелюсь напомнить утро после охоты…

— Не надо! — предостерегающе прорычал принц-бастард.

— Хорошо, не надо. Надеюсь, и без этого всем понятно? И вот в таком состоянии он подхватывается, возглашая вслух — или про себя — «Как я мог! Я же на задании! Что же мне скажет командир!», поспешно хватает свои вещи и торопится убраться как можно скорее. А Ольга, разочарованная до слез, смотрит вокруг и натыкается на эту злосчастную коробочку. Хотя, впрочем, почему злосчастную, скорее наоборот. Если бы она наткнулась на пистолет, было бы хуже.

— Это самая вероятная версия, — упрямо возразил Элмар. — Но могло же все быть и по другому!

— Ты имеешь в виду, что под действием заклинания он мог превратиться в какого-то мерзавца? Не думаю. Азиль ведь общалась с ним в «Лунном Драконе», он был очень мил и симпатичен. И Ольге он понравился. Так что вряд ли ему бы пришлось до такой степени накачивать ее наркотиками. Тем более, если бы она приняла такую дозу вчера вечером, она бы умерла к утру. А что касается версии Жака… Черта с два я поверю, что Ольга так просто дала себя изнасиловать, а потом отравилась. Да если бы с ней так поступили, она бы обозлилась, как голодный анкрус, и наутро носилась бы по городу с пистолетом в руках, чтобы посчитаться с обидчиком, а не предавалась отчаянию столь прискорбным образом. — Король обвел взглядом собеседников и заключил: — Вижу, что я вас все-таки не убедил, так что давайте оставим эту тему и лучше подождем, пока Ольга сама расскажет, что произошло. А сейчас я должен вас покинуть, у меня дела. Жак, зайди ко мне вечером, как поговоришь с Ольгой.

— Сами бы с ней и поговорили.

— Нет, не стоит. Она расстроится. У нас с ней как-то был разговор на эту тему… не совсем на эту, но на близкую. О смерти и страхе, о надежде и безысходности… И ей будет очень неловко со мной общаться после этого. Всего хорошего, господа и дамы.

— Только не говори ничего насчет как я могла и тому подобное, — попросила Ольга, печально натягивая на себя одеяло. — И так стыдобища, хоть под кровать лезь…

— Не буду, — согласился Жак. — Раз тебе и так стыдно, значит больше пробовать не станешь. А с чего это у тебя так круто блюдце полетело, что ты решила этак, не прощаясь, нас покинуть?

— Не знаю. Ты же в курсе, у меня бывают депрессии.

— Ольга, ну не дергай мне клипсу, не настолько у тебя страшные депрессии, чтобы так лихо прощаться с этим очаровательным миром. Что у вас такого вышло с этим мистралийцем, что тебе и жить расхотелось? Он что, тебя трахнул? Или еще как обидел? Ты только скажи, мы с Элмаром его изловим и яйца пооторвем.

— Так я и поверила, — проворчала Ольга, — что ты способен кому-то что-то оторвать. Не примазывайся к его высочеству.

— Ладно, он у нас герой, а я так, погулять вышел. Так как?

— Да ничего он мне не сделал, дался вам этот бедный мистралиец. Потрахалась я с ним, если тебе это так интересно. Неплохо так потрахалась, утром еле встала. А еще говорят, что он импотент. Ага, всем бы такими импотентами быть.

— Что, такой уж половой гигант?

— Не знаю, но мне на первый раз хватило выше крыши. Я уж не знала, как его остановить и опасалась, что он мне мозоль натрет на самом интересном месте. С чего его так завело, можно подумать, я такая уж секс-бомба… От фанги, что ли? И на кой я его начала про эту фангу расспрашивать, может, он бы про нее и не вспомнил… Или от колдовства? Ума не приложу. Одно мне непонятно, какой кретин придумал, что он импотент?

— Какой-нибудь завистник, — предположил Жак. — А как тебе вообще твой первый сексуальный опыт? Ну, если не считать чрезмерности? Понравилось?

— Скорее да, чем нет, но… как бы тебе сказать… Никакого особого восторга не испытываю. Я где-то читала, что у многих женщин первый оргазм наступает только после родов…

— Понятно, — вздохнул Жак. — А что же тогда? Может, у вас утром что-то стряслось?

— Да ничего у нас не стряслось, все совершенно естественно. Он собрался и уехал. И на прощание мне устроил сцену покаяния в духе Элмара. Только не орал на весь дом «как я мог!», а тихо стенал «я не должен был…». Единственная разница.

— Ты что, так расстроилась из-за того, что он уехал?

— Я что, по-твоему, полная дура? Я с самого начала знала, что он уедет. Просто ночью… все было не так. Было здорово. Было красиво. И он был не такой… классный был, заводной… Нет, правда, он так завелся, что я сама вдруг поверила, что я самая красивая, самая сексапильная, что Камилла с Алисой в пыль не попадают, что я могу запросто довести мужика до такого экстаза… Хотя на самом деле он просто был пьяный, как жопа, а, как известно, не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки… А потом пришло утро, и все кончилось. Все стало по-другому. Как обычно. Ничего не изменилось. Впрочем, глупо было надеяться, что изменится…

— Сказка кончилась? — уточнил Жак, опустив глаза и вертя в руках берет.

— Именно. А откуда ты знаешь?

— Король сказал. Он так и думал. А он не так часто ошибается… Значит, все-таки придется Элмару извиняться. Он мне проспорил бутылку.

— За что? Вы что, поспорили, угадал ли король?

— Ага. А он угадал с точностью до мелочей… Совсем у тебя мульки выбило, что ли? Из-за того, что сказка кончилась вот такие пуськи лепить? Да завтра-послезавтра новая сказка начнется, чего жалеть? Или уж так он тебе понравился, этот знойный кабальеро, что не пережила разлуки?

— Да ну тебя на фиг! Брось морали читать. Депрессия у меня, и все. Кстати, я теперь знаю, отчего.

— А как тебя озарило?

— Меня не озарило, это Диего мне объяснил. Он сказал, что Огонь сжигает человека, если его не реализовать. От этого и бывают депрессии, психозы и прочий алкоголизм. И еще он сказал, что у меня Огонь сильный и непонятно, как я дожила до своих лет. Почему мне раньше никто не сказал?

— Я об этом и не знал толком. Вот у короля и спроси, как увидишь.

— А он придет? — испугалась Ольга.

— А ты что, не хочешь его видеть? Стоило перепихнуться с красавцем-мачо, пусть даже пьяным, как это самое, но особенно заводным, и наше величество тебе уже побоку?

— Жак, шутки у тебя бывают идиотские. Не называй его так, он очень даже классный мужик. А перед королем мне просто стыднее всего. У нас с ним был как-то разговор на эту тему…

— Опять он угадал! — засмеялся Жак. — Он так и сказал, когда я пробовал его снарядить с тобой пообщаться.

— А чего это ты его снаряжал? В падлу со мной общаться?

— Я просто думал, что это будет намного труднее. Что мне придется вести с тобой воспитательные беседы о вреде смерти и пользе жизни, утирать тебе нос и уговаривать, что жизнь не так плоха. А учитывая, что через неделю король утвердит список и состоится оглашение, мои уговоры вполне могли бы сойти за особо утонченное издевательство. Слушай, может, давай мы на него надавим, пусть он на тебе женится?

— Перестаньте издеваться над бедным королем! Не пойду я за него замуж, и оставьте его в покое.

— Я не про короля. Я про твоего мистралийца. Кстати, почему ты его зовешь Диего? Его вроде не так зовут.

— Он просил не называть его Кантором, это у него типа партийной клички, как я поняла… и разбежалась я за него замуж, сейчас! Тем более, он уехал.

— А почему нет? Он же тебе понравился.

— Так что, замуж ходить за каждого, кто мне нравится? Да я даже за тебя не пойду. Из принципа.

— Ольга, тебя с твоими принципами труднее выдать замуж, чем женить короля! Ну, как хочешь. А за что он тебе так понравился, если не секрет, что ты с ним даже переспать соизволила? Что у тебя могло быть общего с утюгом?

— Каким утюгом?

— Ну, как это в ваше время называлось?

— Что, утюг?

— Нет, убийца.

— А, ты вот о чем… Жак, вот скажи, тебе нравится «Пинк Флойд»?

— Я не любитель классического старья, но нормально. А что?

— А ты знаешь в этом мире кого-нибудь, кому бы нравился?

— А что, ему нравится?

— Он прибалдел. У него чуть крышу не сорвало. Этот чувак все хавает, понимаешь?

— Тогда ясно, — улыбнулся Жак. — А ты хотела бы его еще увидеть? Если честно?

— Если честно — да. Но знаешь… Я думаю, он уехал с концами. Он пообещал вернуться, в чем я очень сомневаюсь. Он ведь тоже, наверно, утром проснулся, посмотрел… И сказка кончилась. Вчера была царевна, а сегодня лягушка. И попробуй объясни этой самой лягушке, почему ты ее вчера трахал а сегодня не хочешь, да еще так, чтоб не обидеть. Я его, в общем, понимаю. Мне на его месте тоже хотелось бы избежать объяснений.

— Никуда он не уехал, — снова вздохнул Жак. — Более того, он вернулся почти сразу же. Видимо, все-таки собирался объясниться, или просто шляпу свою забрать, или так уж «Пинк Флойд» понравился… Не знаю. Чем черт не шутит, может он вовсе не спьяну так от тебя завелся, знаешь, говорят мистралийцы вообще балдеют от блондинок… Да что, в самом деле, ты не можешь мужчине понравиться? Вон соседи твои поголовно по тебе сохнут и, небось, по ночам во сне видят… В общем, он вернулся. Может, вам все-таки стоит поговорить? Ну, не сложится, так не сложится, не будете трахаться, будете дружить, как со мной. Если он правда такой уж классный мужик. Будете старье твое на пару слушать и восторгаться. Хочешь?

— А он хочет прийти? — осторожно уточнила Ольга. — Пусть приходит.

— Да нет, он вряд ли придет… Ты как, сама-то ходить в состоянии?

— Да нет, пока не очень. До завтра попустит, доктора обещают. А зачем?

— Как попустит, можешь спуститься на первый этаж, в травму, палата два.

— В травму? С ним что-то случилось? Жак, что с ним?

— Сотрясение мозга. Не очень сильное, правда, но до завтра навряд ли встанет. И память у него отшибло начисто, хотя тебя помнит.

— А как же он так? Упал где-то? И надо же было ему идти в таком состоянии, он же еле на ногах стоял.

— Ну, почти упал. Ты в следующий раз хоть записку оставляй, что ли… Мы с Элмаром невесть чего подумали, решили, что он тебя чем-то обидел… А тут он взял и приперся. Элмар его и стукнул разок сгоряча. Так что, если хочешь повидать, приходи. Сама приходи, он не в состоянии. Элмар к нему завтра зайдет, извиниться собирается, может, передать чего?

— Ничего не надо передавать, просто пусть узнает, хочет ли он сам, чтобы я пришла. Если не хочет, то я и не пойду, надо оно мне, к мужикам навязываться. Только пусть же не прямым текстом спрашивает, а то знаю я Элмара, что подумал, то и сказал… Надо же ему было так нарваться, бедненький… У Элмара что, языка нет?

— Что ты хочешь от варвара? — засмеялся Жак. — Он сначала стукнул, а думать начал, только когда король его стал убеждать, да и то до сих пор сомневается. А вот Азиль сразу все правильно поняла. Кстати, она говорит, что вы оба пострадали из-за проклятия. Ты как думаешь? Супруг не приходил, сцены ревности не устраивал?

— Да ну тебя! Нет, конечно. Диего вообще сказал, что проклятие ничем никому не грозит, потому как, дескать, этот самый супруг не ревнив и к браку относится примерно как его величество.

— Интересная гипотеза. Надо будет поинтересоваться, имеет ли личность супруга хоть какое-то к этому отношение… — Жак вдруг захихикал. — А может, он потому и задушил некроманта? За то, что его женили без спросу? Кровно обиделся и задушил. А еще мне интересно, сам этот теоретик не изменил своего мнения, получив по башке?

— Вот и спроси.

— Пусть Элмар спросит. Я к нему не пойду.

— Почему?

— Да боюсь я их, мистралийцев.

— Жак, ну сам подумай, что он тебе сделает? Он нормальный парень, очень доброжелательный и на удивление спокойный, учитывая все, что я слышала о нем и о мистралийцах вообще…

— Да не в том дело, — перебил ее Жак. — Я не его конкретно боюсь, а вообще мистралийцев… А, ну их, не хочу я в это вдаваться, раз все не так страшно, как казалось, тогда я пошел. Хочу еще к Терезе заглянуть. А ты поправляйся и больше такие мульки не лепи, а то даже король слегка растерялся.

— Угу, — печально кивнула Ольга и вдруг неожиданно, словно что-то вспомнив, весело хихикнула и окликнула Жака. Тот остановился у двери и обернулся, готовый с радостью ответить на любой вопрос, который мог так развеселить несостоявшуюся самоубийцу, но вопрос огорошил даже его.

— Жак, — спросила Ольга, с трудом удерживая смех — А скажи, тут что, все мужики такие репетузы носят? И ты тоже?

— Такие что? — не понял Жак.

— Ну, труханы по колено.

— Тьфу на тебя! — засмеялся Жак. — Что у тебя за нездоровый интерес к моему исподнему?

— Нет, ну ты скажи, тут правда такое носят? Когда этот кабальеро разделся и я увидела его подштанники по колено, да еще и в полосочку, я чуть со смеху не сдохла. А он не понял, что я нашла смешного и вообще назвал эти прикольные штанишки «трусами». Здесь что, правда такие трусы?

— Ой, Ольга, ты что, до сих пор не знала? Ты же дамские панталоны видела? Небось и носишь тоже? Вот и мужские такие же длинные, только узкие, в обтяг, чтобы в штаны влезали. И совершенно правильно твой кабальеро не понял твоего веселья. Как у него после этого еще что-то получилось? Я бы обломался, если бы мои трусы кто-то так обсмеял.

— А у тебя тоже в полосочку? — захихикала Ольга.

Жак воровато озирнулся, придержал дверь, чтобы никто не вломился, и чуть приспустил штаны, продемонстрировав краешек веселеньких подштанников в красненьких сердечках и желтеньких ромашечках на белом фоне, отчего Ольга откровенно расхохоталась.

— Что, неужели правда так смешно?

— Не знаю… — простонала Ольга. — Я просто представила себе короля…

— О, — засмеялся Жак. — Ты вечно его как-то неподобающе представляешь. Король у нас мужчина стильный, у него вообще глухо черные, как и штаны, ну, любит он этот цвет. Но смотрится он в них, конечно… Ладно, раз ты так веселишься, значит ты уже в порядке, и за тебя можно не бояться. И это замечательно. А если опять накатит депрессия, попроси короля, чтоб он тебе свои трусы показал, и хорошее настроение тебе гарантировано.

 

Глава 6

Соседом Кантора по палате оказался уже знакомый ему вышибала из «Лунного Дракона». Это он обнаружил на следующий день, когда достаточно пришел в себя, чтобы интересоваться окружающим миром. Рыжий Дик тоже не помнил, что с ним случилось, и они провели некоторое время, совместно пытаясь припомнить вечер в трактире. Эта познавательная беседа быстро утомила обоих, так что, поболтав минут двадцать, они дружно уснули и спали до самого обеда. Около полудня пришла та самая женщина-мистик с певучим голосом и разбудила их для процедуры. После сеанса лечения оба посмотрели на обед, с отвращением отвернулись и стали спать дальше.

К вечеру Кантор начал постепенно вспоминать примерную последовательность своих похождений с девушкой в белых… кроссовках. И заодно задумываться над тем, что ему скажет Амарго, когда Стелла настучит про фангу. А настучит обязательно. И оправдаться нечем. Чем тут можно оправдаться, когда у тебя находят коробку фанги, да еще оказывается, что из-за нее ты влип и засветился?.. И Амарго будет его опять материть, как неверную жену, а он будет стоять, ковырять пол сапогом и обещать, что больше не будет. Как ученик какой. И что самое противное, всего луну назад он это уже обещал, правда не про фангу, а про травку, но все равно… Что ж, пообещаем не кушать фангу и перейдем на хинский опиум? Или на галлантскую «пудру»? Или все-таки ну их на …, такие приключения?

На этом печальном этапе его размышлений в дверь просунулась сначала голова, а затем и вся остальная громадная персона принца-бастарда Элмара. Кантор невольно покосился на его руки и подумал: «Создает же природа таких вот…» Его высочество выглядел необычайно неловко и удрученно, и, похоже, махать кулаками больше на собирался. Это утешало. Кантор сомневался, что переживет еще один такой удар.

Принц огляделся, пододвинул поближе стул и осторожно присел на него, как бы пробуя на прочность. Потом сокрушенно взглянул на Кантора и протянул здоровенную ладонь.

— Элмар, — представился он. Без титулов.

— Диего, — ответил Кантор, пожимая эту лапищу, которая чуть не вышибла ему мозги.

— Ты уж прости, — снова вздохнул его высочество, скромно потупясь. — Я не знал. Мы там невесть что подумали…

— А почему? — спросил Кантор, не удержавшись, чтобы не выплеснуть хотя бы частично свою обиду на их незаслуженные подозрения. — Почему вы сразу же решили, что я сволочь и подонок, накачал девушку наркотиками и изнасиловал? Почему вам кажется, что от мистралийцев не стоит ждать ничего хорошего? Почему вам не пришло в голову что-нибудь более… человеческое? Например, что я ей действительно понравился, и… ну в самом деле, я что, не могу понравиться девушке?

— Даже не знаю, — развел руками Элмар. — Как поколдовал кто. Мы ведь все ее любим, вот и переполошились… У всех сразу же мозги перекосило, не можем понять из-за чего… А тут еще Азиль говорит, что она свою белую занавесь где-то потеряла… А соседи говорят, что ты приходил… Вот мы и подумали, что ты ее… обидел.

— Какую белую занавесь? — устало спросил Кантор, пытаясь разобраться в путаных объяснениях его высочества.

— Это Азиль так видит, — пояснил тот. — Девственность, проще говоря.

— А понятно… — Кантор прикрыл глаза, чтобы собеседник не видел их выражения.

Пенек же ты безголовый, сказал внутренний голос. Ты что, сам не мог почувствовать?

Сам ты пенек, обиделся Кантор. Нечего было меня на всякие непотребства толкать. Конечно, не мог. Я уже забыл, что это такое. И вообще, по ее поведению трудно было предположить…

Пить надо было меньше, не унимался голос. И наркотики не жрать. Скотина пьяная.

От скотины слышу, огрызнулся Кантор. Умный какой нашелся. А ты где был?

Голос заткнулся. Видимо, ему нечего было ответить.

— Как она там? — спросил Кантор, не открывая глаз.

— Лучше, чем ты, — кратко оценил ситуацию Элмар. — А ты как? Вспомнил что-нибудь?

— Кое-что. Она на меня обиделась?

— За что?

— Не знаю… было, в общем, за что. Например, за то, что ушел вот так…

— А чего же ты ушел «вот так»? Надо было не «вот так», а поговорить по-людски. И не стенать, что ты не должен был. Знаешь, как ее это задело! Ну, проспался ты утром, рассмотрел, что она не девушка твоей мечты, так хоть промолчал бы. Что за свинство — высказывать женщине, что ты жалеешь о проведенной с ней ночи. Уж какая бы она там ни была.

Кантор открыл глаза и недоуменно посмотрел на собеседника.

— Она за это обиделась? Я же не в том смысле. Вовсе она мне не разонравилась наутро, и ночь была… тоже… Я до сих пор вспоминаю, и у меня вставать начинает, несмотря на мое состояние. Я имел в виду совсем другое…

— Так поговори с ней и объясните друг другу, кто что имел в виду. А то вы так и разойдетесь в обидах и сожалениях. Встретьтесь и поговорите сами, чтобы мы с Жаком не бегали между вами, как почтовые голуби. Ты встать можешь? Я бы тебе помог дойти до второго этажа.

— Не могу, — признался Кантор. — Даже сижу с большим трудом, и сразу голова кружится. Душевный ты человек, Элмар. Щедрый. Уж одарил от души.

— Странно, — сокрушенно вздохнул Элмар, — Почему же все-таки с Жаком ничего подобного не было?

— А ты что, и его тоже бил? Тоже по ошибке, или это у тебя такая манера знакомиться?

— Да не то, чтобы по ошибке… Но в общем, потом тоже извинялся. Так что, сказать Ольге, чтобы к тебе пришла? Мне кажется, она встанет намного раньше.

— А она захочет?

— Она и так хочет. Просто стесняется.

— Пусть не стесняется. Я бы сам пришел, я хочу ее увидеть, мне нужно с ней поговорить… объяснить… но ты же видишь…

— Хорошо, я ей скажу. — Элмар внимательно посмотрел на Кантора и добавил: — Но если ты ее еще чем-нибудь обидишь, я тебе точно мозги вышибу.

Кантор улыбнулся.

— Только постарайся, как в прошлый раз, напасть сзади и без предупреждения. А то я увернусь, и у тебя будут большие проблемы.

Его высочество густо покраснел, будучи уличен в недостойном и неподобающем, и проворчал:

— Так уж и будут.

— Вполне могут быть. Без оружия я и с такими справлялся. Главное только — не подставиться, а в остальном мы вполне можем потягаться. Я тебе как-нибудь покажу, ты поймешь.

— Да? — сразу заинтересовался Элмар. — А в чем суть? В технике?

— И в технике тоже. Как-нибудь, может, встретимся, когда у меня будет свободное время, и я тебе покажу. Тебе понравится. Ты ведь еще интересуешься боевыми приемами? Или совсем воинское дело забросил?

— Как это можно забросить! — обиделся Элмар. — Ты представляешь себе, во что я превращусь, если заброшу тренировки?

— Не очень, — засмеялся Кантор. — Но я понял, что ты имеешь в виду.

— Тогда до встречи.

Они снова обменялись рукопожатием, Элмар поднялся и направился к выходу. Уже у двери он остановился и обернулся.

— А насчет фанги, так, между нам, воинами… — сказал он. — Бросай это гиблое дело, пока не поздно. А то представляешь, во что превратишься ты? И очень скоро.

— У меня это не всерьез, — опустил глаза Кантор. Не хватало, чтобы ему еще здесь морали читали! Как будто нагоняя от командира недостаточно!

— У всех поначалу не всерьез. А потом проходит год-полтора, и ты вдруг видишь, что ты уже не воин, а мешок с дерьмом, и сам не заметил, как это вышло.

Кантор заинтересованно поднял глаза.

— А у тебя так было?

— За кого ты меня принимаешь? Конечно, не было. Но видел я такого достаточно.

— Полагаешь, я не видел?

— Не знаю. Ты не маленький, учить тебя жить и читать тебе проповеди. Я сказал, что думаю. Твое дело.

— Спасибо, — устало кивнул Кантор. — Я понимаю.

И подумал, что ну их, действительно, такие приключения.

Утром пришла Стелла, сообщила, что Амарго зол, как голодный дракон, и грозится спустить с Кантора штаны и отходить ремнем за все хорошее. Это радовало. Если бы он грозился сделать что-то более реальное, было бы хуже. А так, возможно, дело ограничится устным разносом и очередным обещанием больше так не делать. Затем доктор посмотрела, как заживает шов на затылке, сменила повязку и напоследок проехалась насчет горячих мистралийских парней, которые суют свои органы размножения, куда ни попадя, а ей потом приходится возиться с их разбитыми головами, которые совершенно не соображают, что делают, и вообще с трудом верится, что в них есть мозги. Кантор с трудом удержался, чтобы не ответить что-нибудь. Доктор Кинг была невыносима в общении, особенно с мужчинами, и он часто удивлялся, как Амарго ее терпит. Впрочем, с Амарго она была вежливее, чем с другими.

Почти сразу после нее зашел Эспада, попрощаться. Он выглядел каким-то помолодевшим и более задумчивым, чем обычно. Видимо, ночь с нимфой пошла ему на пользу. Он сказал, что дальше поедут без него, ждать его времени нет, и спросил, что с ним все-таки случилось. Вдаваться в подробности или сочинять что-нибудь веселое у Кантора не было настроения и он сказал, что упал по пьяни на лестнице. В ответ он услышал краткую проповедь о вреде алкоголя, поразительно похожую на вчерашнюю о вреде наркотиков. Это уже начинало раздражать, и он опять с трудом промолчал.

До обеда он провалялся, размышляя о разных вещах. Во-первых, он восстановил в памяти полную картину событий исторической ночи. Во-вторых, прикинул, что сказать Амарго, а что не надо, и решил ничего не говорить вообще, свалив все на провалы в памяти. В-третьих, он опять имел продолжительный спор с вредным внутренним голосом, который самым жестоким и бессовестным образом издевался над его сексуальной несостоятельностью.

Ну и что тебе дали пять лет воздержания, ехидно говорил голос. Ничего хорошего. Потерял квалификацию. Совершенно разучился чувствовать женщину. Превратился в обычного тупого самца.

Неправда, обиделся Кантор. Я просто был пьян, потому и не почувствовал. А за тупого самца я кому-то и морду могу набить.

Себе, посоветовал голос. Или своему отражению в зеркале. Стыд и позор, отодрал бедную девушку, как хотел, и не удовлетворил ни разу. И что она после этого будет думать о мужчинах? А о сексе вообще?

Что это вещь долгая, утомительная и болезненная, со вздохом согласился Кантор.

Вот именно, сказал голос. И тебе не стыдно? Тоже мне, любовник… Так разочаровать партнершу! Да когда с тобой такое было?

Никогда, опять вздохнул Кантор. Даже в сопляческом возрасте такого не было.

И что ты намерен делать, не унимался зловредный голос. Извиняться? А исправить дело тебе не приходит в голову?

Ты что, охренел, оскорбился Кантор. Этого еще не хватало. С меня достаточно.

Что, боишься опять опозориться, съехидничал голос. И хочется, а боязно. Надо же, неустрашимый Кантор струсил!

Ничего подобного, возмутился Кантор. Но не сейчас же. У меня голова болит.

А может у тебя еще и месячные, расхохотался голос. Голова у него болит, надо же! Как бы там ни было, ты задолжал девушке четыре оргазма. Если не больше.

Пять, проворчал Кантор. Кто ты вообще такой? Какой-то сексуально озабоченный потусторонний голос еще будет мне указывать и считать, что я кому задолжал!

Я — это ты, ответил голос. Настоящий ты. А ты — это я, только обиженный, озлобленный и разочарованный.

На этом он успокоился, и Кантор подумал, что у него начинается раздвоение личности, и, наверное, это очень плохо. И что самое противное, все началось еще до того, как его стукнули по голове. Неужели правда от фанги? Так ведь не сказать, чтобы злоупотреблял…

В-четвертых, он вспомнил странный сон. Вернее, не сон, а скорее бред, потому что видел он все это пока лежал без сознания после удара по голове. А тогда как раз была пятница.

В этот раз Лабиринт имел вид густого южного леса с незнакомыми деревьями и цветами. Также здесь водились яркие птицы, змеи и насекомые устрашающего вида. А еще посреди леса стояла хижина, и на пороге сидел его старый знакомый, так настойчиво преследовавший его по пятницам.

— Ну, наконец-то, — сказал он, поднимаясь и кланяясь по своему восточному обычаю. — Я уже думал, ты сюда никогда не попадешь. Что ж ты так плохо помнишь сны?

— Я бы давно рехнулся, если бы хорошо их помнил, — проворчал Кантор, присаживаясь на траву.

— Тебе так часто снятся кошмары? — уточнил мистик, внимательно его изучая. — Так ведь их ты все равно помнишь.

— Не всегда, — возразил Кантор, тоже разглядывая собеседника. Он выглядел так же, как обычно — молодой, большеглазый, худощавый, только не в нормальной одежде, а в какой-то скудной набедренной повязке. — А где я сейчас?

— Сам знаешь. Ты здесь бываешь часто. Вернее, не совсем здесь, но поблизости. Когда спишь.

— А сейчас я что делаю?

— Сейчас ты лежишь без сознания. Не бойся, ничего страшного, поправишься. Просто тебя хорошенько ударили по голове. Когда ты очнешься, ты ничего не будешь помнить. А когда к тебе вернется память, вспомнишь и меня. И расскажешь, наконец, Шеллару, что такое марайя, а то ведь и сам изведется, и окружающих замучит.

— А как я его увижу?

— Не обязательно лично. Передай кому-нибудь. Элмару, Жаку, или своей девушке. Все равно. Они передадут. Только запомни как следует хоть на этот раз. Марайя — это методика создания фантомов и маскировки путем замены своего изображения иллюзорным изображением окружающей среды. Повтори.

Кантор послушно повторил три раза, запомнил, после чего не удержался и спросил:

— А зачем ты мне снился? И что ты тут делаешь?

— Давай по порядку, — улыбнулся Шанкар. — Сначала, что я тут делаю. Я тут зацепился, когда возвращался после общения с одним недоумковатым некромантом, о котором ты знаешь не хуже меня. Из чистого любопытства остался, интересно было посмотреть, что из всего этого выйдет. Да и надоело мне там, где я был. Скучно, противно, да еще и больно бывает… Все равно мне скоро на новое перерождение, вернуться всегда успею. Мне там недолго осталось. Вот я тут и сижу. А зачем я тебе снился… Просто хотел, чтобы ты передал Шеллару, что такое марайя. Может, он все-таки придумает, как извести этого дракона. У меня к нему должок имеется, если ты знаешь.

— К королю? — не понял Кантор.

— К дракону. Он ведь меня убил, этот подлец, и я на него до сих пор за это обижен. Ты разве не знал?

— Не знал. Я слышал, что соратники Элмара погибли, но не знал точно, как. Этель тоже?..

— Нет, Этель как раз не пострадала совсем, живет себе в своей башне, что-то исследует.

— И почему бы тебе было ей не присниться?

— Потому, что классические маги не попадают сюда. Странное место, я о таком не слышал, а таких вещей, о которых я не слышал, крайне мало в природе. Ты откуда о нем знаешь?

— О Лабиринте? Мне отец рассказал.

— Ах, вот оно что… Да, загадочный он был человек, твой отец…

— А ты не знаешь, куда он делся?

— Что я, по-твоему, бог?

— Нет, я просто подумал, что мертвые знают намного больше, чем живые, и…

— Ну что ты, мы знаем столько же, сколько и при жизни.

— А откуда же ты знаешь, что сейчас творится в мире живых?

— Так ведь я знаю только то, что произошло после моей смерти. А твой отец пропал уже давно. Еще что-то спросишь? Живые обожают задавать вопросы, я сам таким был.

— А скажи, — тут же спросил Кантор, — что там, после смерти? Там действительно что-то есть?

— Это у кого как, — пожал плечами Шанкар. — У меня есть. Я проведу положенный мне срок в царстве мертвых и потом смогу родиться снова. В других учениях все происходит иначе.

— И ты снова будешь мистиком?

— А вот это я не знаю. Вряд ли мне стоит рассчитывать вообще родиться человеком. В последней жизни я здорово отяготил свою карму убийствами, пока болтался по свету с Элмаром… А если ты хочешь узнать, что будет лично с тобой, когда ты умрешь, то этого тебе никто не скажет. Сам узнаешь.

— А будущее ты можешь видеть?

— Иногда. Но я тебе ничего не скажу.

— Скажи хоть, что с Ольгой случилось? Почему ее выносили на носилках?

— Вот придешь в себя, сам узнаешь.

— А что с ней будет?

— Это от тебя зависит.

— От меня? А что я должен делать? И что с этим проклятием недоделанным? Ты знаешь?

— Как ты любишь задавать по много вопросов сразу! Ничем оно никому не грозит, это проклятие, ты правильно понял. Просто… как бы тебе сказать… ей можно встречаться и выходить замуж за кого угодно, но с человеком, с которым она связана, ей будет лучше всего.

— Может, мне стоит на ней жениться? Или что?

— Не надо. Пока. А потом сами разберетесь. В первую очередь сам разберись в себе. Договорись как-то со своим внутренним голосом, который тебя так раздражает.

— А он что, теперь навсегда останется? — испугался Кантор. — Я что, с ума сошел, или что это значит?

— Нет, — засмеялся мистик. — Это означает, что ты становишься собой. А теперь тебе пора идти.

Кантор и сам почувствовал, что ему пора идти, и даже точно понял в какую сторону.

— Ты меня не проводишь? — спросил он, поднимаясь.

— Нет, — покачал головой Шанкар. — Мне нельзя в ту сторону. Иди.

И в-пятых, вспомнив этот разговор, Кантор подумал, что он полный болван. Спрашивал, что попало, а о том, что пять лет не давало ему покоя, так и не спросил. Что теперь, опять попытаться придавить Амарго? Как же, придавишь его теперь. Особенно, когда будешь получать по первое число за наркотики. Смотри, как бы самого не придавили.

Перед обедом проснулся Дик и радостно сообщил, что вспомнил, как было дело. Оказалось, под конец вечера его все так достало, что он рассвирепел и пошел бить морды всем подряд, пока его не остановили чем-то очень увесистым. Учитывая, что в своем родном мире этот парень был профессиональным кулачным бойцом, это «что-то» должно было быть особо увесистым, и Кантор невольно вспомнил неподъемную палку товарища Торо, которую языкатый Рико как-то окрестил «миротворцем», заметив склонность товарища применять ее для разнимания драк. Потом это имя к ней прилипло, поскольку всем показалось забавным дать палке имя, как рыцарскому мечу. Кстати, если Торо к тому моменту не ушел спать, то с него вполне могло статься навести в заведении порядок подобным образом… Сам Дик не видел, кто и чем его остановил, да в общем и не особенно этим интересовался, просто подсчитывал, на какую примерно сумму он наколотил посуды, гадал, уволят его или нет, и мечтал изловить крупье и переломать ему руки-ноги. Кантор даже позавидовал простоте и незатейливости его проблем.

Вечером рыжего вышибалу выписали, и он ушел долечиваться домой. А Кантора Стелла предупредила, что ночью за ним придут и заберут на базу. Так делалось всегда, и Кантор знал, как. Здесь он уже бывал пару раз, так как в клинике доктора Кинг имелось небольшое, скрытое от всех отделение, где лечились тяжелораненые мистралийские боевики. Их доставляли телепортом прямо с гор, причем в глубокой тайне даже от своих. Видимо, чтобы никто не догадался, кто из товарищей маг-телепортист. Точно так же доставляли обратно, с завязанными глазами. Значит, сегодня ночью за ним придет Амарго, отведет в морг, завяжет ему глаза, проведет по коридору в другое помещение, затем что-то пожужжит и пощелкает, и они окажутся на базе. Так было в прошлый раз. И в позапрошлый тоже. И вообще, все говорили, что за ними приходил сам Амарго. Интересно, почему. Амарго не маг, это совершенно точно, никакой Силы в нем нет. Наверно, только он один знает мага и никому больше не доверяет. И странная школа у этого мага, надо сказать. Зачем он так гудит и щелкает? Но уж пусть, хоть такой есть, и то хорошо. Нынче в Мистралии найти приличного мага проблема. Кто смог, разбежались, кто не смог — вечная память. В горах их почти нет, мало кто из магов, переживших охоту, решился остаться и сражаться дальше. Остались ведь кто? Недоученные ученики, вроде той же Харамы, которые не смогли пристроиться в других странах. Пара фанатиков, пылающих жаждой мести. Самоучки, вроде товарища Пассионарио. А настоящих боевых магов перебили всех. Даже телепортист, наверное, один на все Зеленые горы…

Потом Кантор вспомнил про Ольгу и забеспокоился, что так и не успеет с ней поговорить, но она все же пришла. Вошла, как привидение в своем больничном халате, бледная до зелени, ужасно смущенная. Молча присела на стул и одарила сочувственным взглядом. Святая женщина, честное слово! Это кто кому должен сочувствовать?

— Как ты? — неловко опустив глаза, спросила она.

— Уже хорошо, — ответил он и подвинулся. — Садись на кровать, поближе.

Она пересела на кровать и снова сочувственно на него посмотрела. Ничего больше не сказала, видно, не нашла, что сказать. Поправила халат, хотя это было и ненужно, и бесполезно. Во-первых, ничего предосудительнее ключиц из-под него не виднелось, а во-вторых Кантору хватило и этого. Он тут же невольно дорисовал себе все остальное и с тихим ужасом почувствовал, что никакое сотрясение мозга не состоянии победить его проклятую кобелиную сущность, которая так неожиданно пробудилась от многолетнего сна и, видимо, не собиралась его покидать, поскольку выспалась на много лет вперед. Небо, но не сейчас же! Хоть поговорить же сначала надо, как собирался! Объяснить, разобраться… не оставлять ее в обидах и сожалениях, как выразился поэтичный Элмар. Не торопиться, не гнать, тактично выяснить, может ли она вообще взирать на такого горе-любовника без отвращения. А уж потом, как советовал внутренний голос, попытаться что-нибудь исправить… если она позволит. Договориться о встрече, навестить ее… в более подходящем состоянии, чтобы не опозориться повторно… и убедить, что первое впечатление, которое она получила о мужчинах, не соответствует истине.

— Ты-то как? — спросил он. Она чуть улыбнулась.

— Лучше, чем ты. Не сердись на Элмара, такой уж он… вспыльчивый.

— А еще говорят, что мистралийцы — горячие парни… — тихо засмеялся Кантор и осторожно накрыл ладонью ее руку. Не убрала, может все не так плохо… — А ты не сердись на меня. И ради всего святого, больше так не делай. Ни один мужчина того не стоит.

— Вот еще! Ты тут вовсе ни при чем, так что не льсти себе.

— Не буду, — согласился Кантор. — А в чем тогда дело? Расскажи.

— Да не хочу я рассказывать. То Жак пристал, объясни, теперь ты, расскажи… Надоело всем объяснять и каждому жаловаться. Тем более, все равно это бесполезные разговоры.

— Вовсе не бесполезные, — возразил Кантор. — Тем более, мне не нужно пересказывать то, что ты рассказала Жаку. Мы оба знаем, как все было на самом деле. Вот и скажи, что я напился, как свинья, накормил тебя наркотиками, затащил в постель, оттрахал в свое удовольствие, даже не подумав, что причиняю тебе боль. И когда я сказал, что не должен был этого делать, ты обиделась? А кроме того, я еще и смылся, даже не сказав тебе «спасибо» за прекрасную ночь. Но это исключительно по причине похмелья.

— Ах, как же это недостойно! — тихо прыснула Ольга. Потом, спохватившись, пояснила: — Это Элмар всегда, как отмочит чего-то спьяну, вот так раскаивается. Надо же, как вы с ним похожи. Это потому, что вы оба воины, или ты все-таки тоже принц?

— Я тебя не обманывал. Никакой я не принц. И разве сейчас я неправду сказал?

— Ну, это зависит от восприятия. Напились мы с тобой вместе, наркотики ты в меня силком не запихивал, и фиг бы ты затащил меня в постель, если бы я сама не хотела. И вовсе это не так больно, как рассказывают, особенно под таким наркозом. А вот «спасибо» мог бы и сказать, это единственное, что действительно правда. Если тебе так понравилось, как ты говоришь.

— Спасибо, — серьезно сказал Кантор. — И все?

— На здоровье. А что еще?

— И больше ты на меня ни за что не обижаешься?

— Да нет, с чего ты взял?

— Да в общем, было за что… — он не стал договаривать, поняв, что она действительно не сообразила, в чем причина его раскаяния. Ну, откуда она могла знать, как это должно быть… как это бывает… иначе? Это он, старый опытный ходок по дамам, лежит теперь и страдает, не зная куда деться от стыда, что протаскал девушку всю ночь и не доставил ей никакого удовольствия. Это его уязвленное самолюбие напоминает ему ежеминутно, что он не прав, что он облажался, потерял квалификацию и все такое. А она даже не поняла, что именно было не так, решила, что так и должно быть… — Знаешь что, раз уж ты на меня больше не сердишься, ложись рядом, поболтаем лежа. Я так хочу тебя обнять, а вставать боюсь. Ты не против? Или после той ночи больше не желаешь иметь со мной дела? Если нет, скажи, я пойму.

Она молча скользнула под одеяло и пристроилась рядом. Кантор обрадовано обнял ее и легонько прижал к себе, стараясь не слишком резко вздрагивать, чтобы не пугать раньше времени.

— Ты сейчас… какой? — спросила она. — Обычный?

— Наверное. Не может же колдовство длиться так долго.

— Мрачный неразговорчивый тип?

— Он самый, — засмеялся Кантор. — А что, не похоже?

— Не очень. Ты меня разыграл?

— Нет. Я правда такой. Просто я очень рад тебя видеть… и в особенности ощущать. Страшно подумать, что я мог больше тебя никогда не увидеть. И как тебя угораздило… Если не из-за меня, тогда почему? Что случилось? Может, все-таки расскажешь? Может, я смогу чем-то помочь?

Она вздохнула и начала рассказывать. О беспросветности жизни, о вечной тоске, об одиночестве и бессмысленности существования. О том, как ее достало все на свете и как редко что-либо меняется. О том, что чужой мир, который поначалу казался сказкой, со временем стал до боли похож на ее родной. О том, как часто ей хочется плакать без причины, и о своих стихах. О том, как она однажды напилась сама с собой у зеркала. Как не раз сидела за столом с пистолетом в руках, но так и не решилась. И наконец, о том, как однажды случилось нечто совершенно безумное и волшебное — хоть раз в жизни мужчина, который ей понравился, оказался свободен и ответил ей взаимностью, от чего она почему-то решила, что в ее жизни что-то изменится, а наутро кончилась сказка и все вернулось на свои места… И как раз в тот момент, когда ей захотелось никогда больше не видеть ни этого мира, ни какого другого, под руку попалась коробочка с шариками, от которых можно умереть быстро и безболезненно, не заляпав всю комнату кровью и мозгами.

Она рассказывала, негромко и сбивчиво, не поднимая головы, но не плакала при этом. Она лежала щекой на его плече, и он бы сразу почувствовал ее мокрые глаза. Однако они были совершенно сухими.

Она рассказывала, а он слушал, по-прежнему обняв ее и прижав к себе, и вспоминал, как это было у него. Было ведь. Недолго, совсем недолго, но было. И не раз. В камере следственной тюрьмы, когда казалось, что жизнь кончена, и он ничего не сделал только по причине глубокой апатии. В лагере, когда ему показалось, что лучше умереть, чем жить в таком дерьме, и он всерьез подумывал о том, чтобы броситься под вагонетку… и не сделал этого, потому что его очень вовремя разозлили. Тогда, в горах, когда ему казалось, что после такого унижения жить вообще нельзя, но он был просто не в состоянии что-либо с собой сделать. И, наконец, в последний раз — здесь, в этой клинике, когда он понял, что с ним произошло и опять-таки подумал, что жить не стоит… и его опять вовремя разозлили…

— Так что, — почти злорадно закончил он, оглядывая вытянувшуюся физиономию Пассионарио и унылую ухмылку Амарго, — Я вам ничем не могу быть полезен. Мне очень жаль. И, прошу вас… больше не называйте меня так.

— Простите… — скорбно сказал Пассионарио и обратился к Амарго: — И что, действительно ничего нельзя сделать?

— Ты маг, — ответил тот. — Ты знаешь лучше меня. Можно что-то сделать?

— Сделать — нельзя, — вздохнул лидер повстанцев и добавил — Если только не восстановится само по себе.

— Что ж, — пожал плечами Амарго. — Поговорим в другой раз. Когда само восстановится. Если это когда-нибудь вообще произойдет. Я что-то не слышал о таких чудесах.

— Постой, — остановил его Пассионарио и снова обратился к Диего: — Но даже в такой ситуации… Вы все равно могли бы принести пользу, согласившись работать в отделе пропаганды. Даже в таком состоянии вы бесценный кадр для пропагандистской работы. Ваше имя, ваша репутация…

И тут он просто взбесился.

— Вот вам пропаганда, агитация, репутация, хренация… — он совершенно нагло показал товарищам лидерам два пальца, сложенные особым образом. — Это я ответил президенту, это отвечу и вам. Мученика за идею из меня решили сделать? Чтобы весь мир проливал слезы над моей печальной судьбой? И чтобы я это терпел? Я мужчина, по-вашему, или засранец какой? Не дождетесь! Нет у меня больше имени, раз и всего остального нет.

Амарго посмотрел на него, чуть усмехнулся, перевел взгляд на Пассионарио и сказал негромко:

— Вот, видел? И этот человек носит титул, кто бы мог подумать… Благородное воспитание так и прет… А ты, малыш, кое в чем все-таки не прав.

— В чем?

— Не надо хамить. Тебя никто не собирался нарочно обижать. И насильно тебя заставлять никто не будет. Не хочешь — не надо. Ты свободный человек и вправе сам решать, как тебе жить.

Диего помолчал, опустив голову, немного успокоился, и сказал, уже не так резко:

— Пожалуй, я был не прав. Я все-таки могу быть вам полезен. О пропаганде речи быть не может, но я отлично стреляю, неплохо дерусь и умею метать нож. — И добавил, сердито уставившись на Амарго: — И дайте мне, наконец, зеркало, за кого вы меня тут вообще держите?

Да, злость, конечно, хорошая вещь, от многого помогает… Но неизвестно, поможет ли это человеку, которого сжигает Огонь. Вот ведь, какие кренделя иногда крутит судьба… Что же с тобой делать, девочка, с тобой и твоим Огнем, который явно слишком силен для тебя? Поделилась бы со мной, что ли… Или со своим другом Элмаром, может, стихи бы стал писать поприличнее.

— Вот, собственно… — закончила она, чуть пожав плечами. — Может, это тебе покажется смешным и несерьезным, ты ведь через такое прошел, что мне и не снилось… ты подумаешь, что я дура, и скажешь, что я просто еще дерьма половником не хлебала, вот и выпендриваюсь… Но мне как-то и чайной ложечки хватает. Так что, зря ты думал, будто ты в чем-то виноват. Ты просто не мог ничего изменить.

Он вздохнул и погладил ее по спине.

— А ты что же, думала, что стоит с кем-нибудь переспать, и все изменится? Конечно, не изменится. Для этого нужно что-то большее. Тебе надо найти какой-то стержень, смысл в жизни. Какое-то подходящее занятие. Я не имею в виду мужчину. Мужчину, конечно, тоже можно, но это тебе не поможет. Не тот случай. Еще и любовь получится несчастная, раз у тебя и так все наперекосяк. А если тебя опять одолеет тоска и тебе захочется украсить комнату своими мозгами… Не уверен, что это лучший совет, но попробуй, хуже не будет. Надо встать в полный рост, показать всему миру два пальца и вслух сказать, что ты имела в виду все и всех. И делать то, что тебе хочется, наплевав на все, как в ту ночь, когда ты была заколдована. В худшем случае тебя убьют, так ты же и сама собиралась это сделать. А в лучшем… Может что-то и получится. Я сам так делал.

— Спасибо, — улыбнулась она, благодарно потершись щекой о его плечо. — Таких советов мне еще никто не давал. А два пальца — это как?

— А, ты, наверное не знаешь… Это чисто мистралийский оскорбительный жест, в Ортане показывают кулак. Вот так. А два пальца — вот так. — Он показал, и Ольга вдруг сдавленно захрюкала, давясь от смеха. — Что? У вас это тоже что-то означает, или для тебя это просто смешно выглядит?

— Нет, — простонала она, продолжая тихонько трястись. — У нас в этом случае показывают один палец, средний. А то, что показал ты, называется «рука акушера». Так складывают пальцы врачи-гинекологи для обследования пациенток.

Кантор тоже развеселился, и сказал, что значения, в общем-то, близкие. Они немного посмеялись, потом разговор оборвался сам собой и они притихли, прижавшись друг к другу.

— Что ты там нашла? — спросил, наконец, Кантор. Он прекрасно знал, что, спросил просто, чтобы о чем-то заговорить, потому что в тишине слишком хорошо было слышно его неровное дыхание.

— Это что, шрам? — откликнулась Ольга, поглаживая пальцами одно и то же место чуть в стороне от правого соска.

— Да, это в меня как-то попали… — неохотно ответил он, не уточняя, при каких обстоятельствах. Ее рука поползла ниже и остановилась у края ребер, и он объяснил, не дожидаясь вопроса: — А это я в молодости дрался на дуэли.

— В молодости тебя лечили качественнее, — заметила девушка. Он удивился.

— А ты в этом разбираешься?

— Мне Элмар объяснял. Ты его никогда не видел раздетым? Ой, что это я спрашиваю, с какой бы радости он перед тобой раздевался…

— А перед тобой? — поинтересовался Кантор.

— А он меня не стесняется. Он у себя во дворе всегда упражняется с оружием, раздевшись до пояса, даже зимой. Он мне показывал свои шрамы и объяснял, что их так плохо видно потому, что это Шанкар так хорошо лечил.

Кантор вспомнил встречу в Лабиринте и тут же перебил девушку, боясь, что снова забудет:

— А он мне снился на днях.

— Кто?

— Шанкар. Он просил передать королю, что такое марайя. Запомни, пожалуйста. Методика создания фантомов и маскировки путем замены собственного изображения иллюзорным изображением окружающей среды.

Она повторила правильно с первого раза и сказала, что не забудет. И опять принялась водить ладошкой по его груди, видно, разыскивая еще что-нибудь интересное.

— Там больше ничего нет, — сказал он. — У меня не такая богатая биография, как у Элмара.

— А почему? Разве он старше?

— Мы ровесники. Но он начал на десяток лет раньше. И у него немного не такая специальность. Он рыцарь, он встречает врага лицом к лицу, на длину меча. А я стрелок. Я издали. Арбалет, пистолет, метательные орудия… Ой! Там щекотно!

— А ты боишься щекотки? Такой герой и боится щекотки?

— Я не герой, — возразил Кантор. — Это Элмар герой. А я такими вещами никогда не занимался.

— А этим надо заниматься специально? Интересно… Что ты делаешь?

— Как — что? Ты сама не чувствуешь?

— Еще как чувствую!

— Так зачем спрашиваешь? Ты меня гладишь, и я тоже хочу. Что же ты остановилась? Мне было очень приятно.

— Тебе же щекотно.

— А ты гладь там, где не щекотно.

— Диего, а почему ты весь такой… гладенький? Ты специально бреешься, потому что так модно, или какие-то гормональные проблемы?

— Ты насчет волос?

— Ну да. У тебя их нигде нет — ни на груди, ни под мышками, даже на лобке, по-моему, если я правильно помню…

— Это вовсе не модно, и вообще, делать мне нечего — бриться целиком. Они просто не растут. Это наследственное. У меня прадед эльф.

— И это у всех так? А почему именно это, а не уши, например?

— А это у кого как получится. Вот у моего деда были уши и магические способности. У матери — глаза и способности… к искусству. А я получился просто гладенький, как ты говоришь. Если бы у меня могли быть дети, им могло достаться что-то еще — например, волосы странного цвета или те же глаза или уши… Хотя нет, уши бывают только в первом поколении, сейчас такие ушастики, как ваш принц, не рождаются вообще.

— Уши — это ужасно! — прокомментировала Ольга.

— Тебе не нравится? А по-моему, Мафей очень симпатичный мальчишка.

— Симпатичный. Только знаешь, сколько он натерпелся в детстве за эти уши? Его дразнили и постоянно за них дергали. Он до сих пор помнит и обижается. Тебя никогда не дразнили в детстве?

— Нет. Меня начали дразнить, когда я был уже взрослым мужчиной и… Да я тебе об этом уже рассказывал.

— Насчет ответа за слова? Рассказывал… Диего, а почему у тебя не может быть детей?

— А ты что, хочешь от меня ребенка?

— Боже упаси, мне только ребенка не хватало для полного счастья. Я так, из любопытства. Можешь не рассказывать, если это что-то слишком печальное или какая-то тайна.

— Да нет, просто я сам не очень знаю… Я тогда был совсем маленький, года три или четыре. Залез в лабораторию и поиграл с алхимическими реактивами… Не расспрашивай меня, пожалуйста, о моей прошлой жизни. Мне все время хочется тебе что-то рассказать, а нельзя ведь. Лучше расскажи мне сама что-нибудь.

— Что?

— Как ты подружилась с первыми лицами королевства. Это должно быть весело.

— Почему ты решил, что весело?

— Ваш король Шеллар такой смешной…

— Нечего над ним смеяться, — укоризненно перебила его Ольга. — Он хороший.

— Конечно хороший, кто же спорит. Но и смешной тоже, особенно когда садится в кресло… Ага, хихикаешь? Сама, наверно, замечала, как он складывается и раскладывается?

— Не смейся. Я не хочу. Может, тебе это непонятно… Над тобой когда-нибудь смеялись? Не за то, что ты сказал или сделал что-то смешное, а просто так — за длинный нос, за дурацкую прическу, за те же уши…

— Я понял, — усмехнулся Кантор, хотя такие проблемы ему всегда было трудно понять — уж что-то, а его внешность никакими недостатками не страдала. — Нет, конечно. Я всегда был симпатичным парнем и, чтобы найти какой-то недостаток, пришлось бы уж очень постараться. Правда, однажды надо мной пытались посмеяться по поводу того, что я незаконнорожденный. Я засмеялся в ответ и сказал: «Да, я ублюдок, и я себя обожаю. Мне нравится быть ублюдком. А вы можете идти на два пальца с вашими претензиями.»

— И показал им эти самые два пальца, — со смехом добавила Ольга.

— Ну да.

— Я смотрю, у тебя один универсальный метод на все случаи жизни. И они пошли?

— Нет, конечно. С тех пор у меня этот шрам. Я же говорил, что метод опасный.

— Диего! Ну что ты делаешь!

— Ласкаю твою грудь. Тебе это неприятно?

— Я же завожусь!

— Ну и прекрасно. Наконец-то.

— Я сейчас начну к тебе бесстыже приставать, и будешь знать!

— Так начинай скорей.

— Ты что, серьезно? А как же твоя голова?

— А причем тут голова? Главное, не отрывать ее от подушки, а так она не мешает. Опусти руку ниже. Еще.

— Ну ничего себе! Больной называется!

— Такие мы, горячие мистралийские парни.

— А как у тебя получается… в таком состоянии?

— Я по тебе с ума схожу. В любом состоянии. У тебя что, под халатом ничего нет?

— А что там должно быть?

— Восхитительно! Тут не то что больной, мертвый не устоит!

— Интересно, а как ты собираешься это делать, не отрывая голову от подушки? Я на тебя не полезу, у меня сил не хватит. На этаж-то еле поднялась.

Кантор тихо засмеялся.

— Это мелочи. Нужно только немного фантазии.

— Ну что с ним там? — спросила доктор Кинг, выжидающе глядя на Амарго.

— Да все в порядке, с чего ты так раскричалась? Я его довел до хижины, и он спокойно спит себе. И стоило учинять такой скандал?

Он повесил в шкаф куртку, сложил в ящик стола ремень и оружие, и стал натягивать потрепанную мантию.

— Конечно стоило! — возмутилась доктор. — Он что, полный идиот? У него могло быть кровоизлияние в мозг! Ты знаешь, как повышается давление при…

— Знаю, — перебил ее Амарго. — Может, он не знал. Он, вообще-то, человек далекий от науки. Но ничего же не случилось. Человек спокойно спал себе после приятно проведенного времени, и вдруг его будят пинками и воплями о том, что он идиот, придурок и сексуальный маньяк… Выходи, я закрою дверь… И девушку перепугала насмерть, она теперь все время будет переживать и думать, не случилось ли с ним чего. Ее-то зачем было будить? Я еле успел выскочить за дверь. А если бы она меня увидела?

— Ладно, пошли, — проворчала доктор, осматривая собеседника. В потрепанной мантии и шапочке грозный командир превратился в скромного алхимика, человека пожилого, небогатого и преданного науке. Его неплохо знали в городе, чудаковатого старичка мэтра Альберто, мистралийского эмигранта, которого доктор Кинг приютила в своем полуподвале из благотворительности и все той же преданности науке. Злые языки утверждали, что не только, но мало ли что расскажут об одинокой женщине, имеющей ребенка неизвестно от кого.

— К тебе или в кабинет? — уточнил Амарго.

— Как же, ко мне! Четыре утра. Тебя увидят, когда будешь выходить, и опять будет разговоров на неделю. В кабинет.

Амарго вздохнул и последовал за ней. Логики в ее рассуждениях он не нашел, но спорить не хотелось. Какая разница, откуда он будет выходить? Почему, если он выйдет из ее комнаты, все решат, что он ее любовник, а если из кабинета — в пять утра! — то не решат?

— Стелла, — начал он, — ну почему мы должны непременно прятаться? Пусть себе все знают, что мэтр Альберто — твой любовник и успокоятся на этом.

— Еще чего! — возмутилась доктор. — Не хватало! Ты помнишь, сколько лет мэтру Альберто? Посмотрись на себя в зеркало в этой мантии! Ты смотришься на шестьдесят, как минимум!

— Ну, положим, не на шестьдесят… Да мне и так, в общем-то, не двадцать. И даже не тридцать.

— И даже не сорок, — проворчала Стелла.

— А кроме возраста мэтра Альберто, что тебя смущает? Все равно ведь все знают.

— Отстань. И помолчи до кабинета. Услышит кто-нибудь.

Они в молчании прошагали по коридорам и скрылись за дверью кабинета главного врача. Стелла заперла дверь изнутри и села на край стола, подбрасывая на ладони ключи.

— Ну, что ты хотел спросить? — поинтересовалась она.

— Что все-таки произошло? Разобрались вы наконец? Вспомнил он хоть что-нибудь?

— Я с ним больше не разговаривала. Наверное, вспомнил, раз с Элмаром общался.

— Расскажи, что знаешь. Я попробую понять, что же с ним все-таки происходит. У меня до сих пор ум за разум заходит, если бы я сам не видел его с девушкой в одной постели, не поверил бы.

— Да я, в общем, все знаю. Началось все с того, что его заколдовали и он стал самим собой. Вот в таком состоянии он познакомился с Ольгой, погуляли они хорошенько, напились, наркотиков наелись, потрахались, а наутро магия рассеялась — и разбежались. После чего она срочно решила отравиться, а ее друзья решили, что из-за него, и дали ему по башке.

— Невероятно содержательный и подробный рассказ, — вздохнул Амарго. — Так что, выходит, он стал сам собой насовсем? Раз мы его опять обнаружили в такой компрометирующей ситуации? И теперь так и пойдет — пьянки, бабы, наркотики и прочее? Или он просто влюбился? Что она за девушка, эта Ольга? Ты ее знаешь?

— Немного. Ее Тереза знает. Местами ничего, правильная девчонка, а местами… То ли в их мире люди такие, то ли она просто чокнутая немного.

— А она переселенка? Ну, тогда понятно. Переселенка, да еще и чокнутая — это самая подходящая пара для Кантора. Они просто нашли друг друга.

— На здоровье, — проворчала Стелла. — Пусть эта чокнутая парочка делает, что хочет, только не в моей клинике. Ты все выяснил?

— У тебя разве выяснишь? — снова вздохнул Амарго. — Я лучше попробую с ним еще раз поговорить.

— Ну, раз у тебя все, тогда я у тебя кое-что спрошу. Ты чему ребенка учишь?

— Ты о чем?

— Я о том, что ты подарил ему нож и сказал, что если кто-то в школе посмеет его дразнить, этот нож можно пускать в ход. Ты что, совсем в старческий маразм впал? Тебе здесь не Мистралия. Здесь так нельзя.

— Нельзя? — рассердился Амарго. — А дразнить мальчика мистралийским байстрюком — можно? И ты спокойно на это смотришь!

— Ничего подобного, я сказала ему, что за такое надо бить в морду не глядя. Но не ножом же! Мануэль, ему десять лет! А если он кого-то убьет?

— Не выдумывай, этим ножом чтобы кого-то убить, надо иметь силы побольше, чем у десятилетнего мальчика. Зато будут бояться и дразнить не посмеют. И не учи мужчину воспитывать сына. Я лучше знаю, как.

— Ты лучше бы научил его чему-то полезному!

— Например?

— Да хотя бы алхимии, что ли.

— Для алхимии он еще маленький. И времени у меня нет. Я слишком мало его вижу. Вот и стараюсь прежде всего научить его тому, чему кроме меня никто больше не научит — быть мужчиной.

— По-мистралийски, — со злой иронией в голосе бросила Стелла.

— А как иначе? Он мистралиец, от этого никуда не денешься. Это даже его сверстники видят. И вообще, Стелла… знаешь, чем больше я на тебя смотрю, тем больше мне кажется, что у тебя ужасно низкое давление. Просто невероятно низкое. А что касается меня, то у меня вообще упало до такой степени, что я сейчас упаду в обморок, если его не повысить немедленно.

— А клизму тебе не поставить? Нет! Мануэль! Не здесь! Пусти немедленно! Не трогай пуговицы! Не смей меня целовать! Я кому говорю!.. Мануэль… Ох уж эти наглые мистралийские мужчины!

— Ох уж эти вредные голдианские женщины!

— Мануэль! Ну вот… Опять на столе!..

— А я тебе говорил — пойдем в комнату? Сама не захотела.

— Ты ужасный человек! Как я могла выйти за тебя замуж?

Элмар обнял Ольгу за плечо, как он это обычно делал, когда хотел куда-то повести, и сказал:

— Пойдем, я хочу тебе что-то показать.

Он был как-то напряженно серьезен, словно хотел сделать нечто очень важное. Ольга охотно кивнула и последовала за ним, хотя и подозревала, что разговор пойдет опять все о том же. С тех пор, как она вернулась из больницы, все считали своим долгом сказать ей хоть пару слов о том, что так нельзя и что она не права. Все это ей уже надоело так, что она с трудом удерживалась, чтобы не нахамить сочувствующим, тем более что она сама прекрасно знала, что так нельзя и что она не права. Оставались только его величество Шеллар III, с которым она пока не виделась, и Элмар. Вот как раз сейчас он, видимо, и собрался… Ну что ж, выслушаем и друга Элмара, раз уж выслушали всех остальных…

Он привел ее в какой-то сарай на задворках, где хранился всякий ненужный в хозяйстве хлам, и спросил, указывая на странную громоздкую конструкцию на двух огромных и двух маленьких колесах:

— Знаешь, что это?

— Похоже на ужасно огромное и уродливое инвалидное кресло, — сказала Ольга, присмотревшись внимательнее. И тут же поняла, что он собирается сказать. — Твое?

— Мое, — серьезно кивнул Элмар. — Жак смастерил. — Он огляделся по сторонам и подвинул Ольге какой-то сундук. — Садись.

Ольга послушно опустилась на сундук и достала сигареты, готовясь к долгому и поучительному разговору. Сам Элмар сел в свое кресло, задумчиво помолчал и вдруг сказал:

— Дай-ка мне сигарету.

— Ты же не куришь, — удивилась Ольга, протягивая ему раскрытый портсигар. Элмар взял сигарету и все так же серьезно сказал:

— Обычно — нет. Но одно время я начал было… — Он наклонился, чтобы прикурить, и чуть не подпалил себе волосы, но не заметил этого. — Знаешь, я долго думал, стоит ли вообще об этом говорить, тебе, наверное, и так все надоели своими разговорами… Но потом все-таки решил сказать. Может, мне просто самому нужно кому-то об этом сказать, вот я и нашел повод… Не знаю.

— Конечно, — согласилась Ольга, наблюдая, как неловко он держит сигарету и неумело затягивается.

— Это вечный вопрос, не имеющий решения, — сказал, наконец, он. — В чем истинное мужество — жить или умереть. На него нельзя ответить однозначно, можно спорить до бесконечности. Когда я сидел в этом кресле, я считал, что не должен жить. Воин не может так жить — в бессилии и унижении. Мне казалось, что смерть будет единственным достойным выходом, и настойчиво искал ее. Кузену Шеллару казалось иначе. Мы с ним ссорились и ругались по этому поводу так, что вспомнить стыдно. Он приказал моим слугам следить за мной день и ночь, не оставляя меня одного ни на минуту, и я страшно возмущался по этому поводу. Мало того, что я не имел возможности ничего с собой сделать, так ведь этот постоянный надзор мог и здорового человека довести до безумия. Я требовал, чтобы он это прекратил. А он требовал, чтобы я поклялся честью, что оставлю мысли о самоубийстве. Тебе, наверное, об этом рассказывали. И что было потом, тоже рассказывали. Пришла Азиль, и все закончилось. Я был счастлив снова стать человеком, я был безмерно благодарен моей нимфе за то, что вернула мне здоровье и радость жизни… Но только некоторое время спустя, когда я уже мог спокойно обдумать все происшедшее, я понял, что благодарить-то следует в первую очередь кузена Шеллара, без которого я бы просто не дожил до своего чудесного спасения. И тогда я понял для себя, что жизнь мало чем отличается от битвы. И в жизни, как и в битве, в какое бы безвыходное положение ты ни попал, нельзя сдаваться, надо драться до конца. — Он раздавил пальцами окурок и заключил: — Вот это я и хотел сказать.

— Все правильно, — вздохнула Ольга, поднялась с сундука и обняла его. — Элмар, милый, не расстраивайся. Я все поняла. Прости, пожалуйста.

— Да за что?

— За то, что я тебя заставила все это вспоминать.

— Ну брось ты, я это и так постоянно помню. — Элмар поднялся с кресла и снова опустил руку ей на плечо. — Пойдем? И не будем больше об этом говорить.

— Конечно, — кивнула Ольга. — Не будем. А насчет не сдаваться и драться до конца я запомню. Может, пригодится.

— Не хотелось бы… — вздохнул Элмар. — Но всяко бывает. А стихи у тебя, Ольга, очень даже неплохие. Почему никому не показываешь?

— Откуда ты знаешь? — обомлела Ольга, приходя в ужас при мысли, что друзья в ее отсутствие шарили в ее квартире. — Ты читал?

— А ты мне их давала читать? Так что ж ты такие вопросы задаешь? Мне Шеллар читал наизусть.

— А он откуда знает?

— Тебе виднее. Ты ему давала?

— Нет. Я только один раз читала ему вслух… тоже наизусть.

— Так чему ты удивляешься? Нашла, кому читать. Ты что, не знаешь, какая у него память? Он их тут же запомнил.

— И теперь он их знает наизусть, и будет читать всем, кому захочет?

— Ну что ты, Шеллар не трепло какое, он только мне рассказал, чтобы узнать мое мнение. А всем остальным читай-ка ты их сама. Почему бы тебе в самом деле не податься в барды?

— Я подумаю, — вздохнула Ольга. — Вот дождемся весны…

Элмар тоже вздохнул и легонько подтолкнул ее к выходу.

 

Глава 7

Король вышел из зала заседаний последним, как обычно. И по его виду Жак сразу понял, что дело плохо. В последний раз его величество выглядел так в тот памятный день, когда он научился плакать. Похоже было, что сегодня он собрался вспомнить, как это делается, поскольку мог уже и забыть. За последние пять лет Жак видел слезы на его глазах только один раз — три года назад, когда мэтр честно сказал ему, что шансов выжить у Элмара практически нет. «Значит, все-таки Ольга…» — грустно подумал Жак и направился навстречу королю, чтобы услышать это из его уст и быть уверенным, что надежды действительно нет. Ах, ваше величество, видели бы вы, на что вы похожи… А сами все дергали нас за клипсу, что она вам безразлична и у вас к ней чисто познавательный интерес… Сказать бы вам об этом, но сейчас это было бы просто жестоко…

— Ну что? — спросил он, подходя.

— Пойдем, — кратко ответил король, тяжело опуская руку ему на плечо. — К тебе.

— Почему ко мне? К вам же ближе.

— Кто-нибудь припрется.

— Что, пешком пойдем?

— Мафея попросим.

— Тогда так и говорите — к Мафею. А то я пешком собрался. Ну, что же вы молчите? Скажите что-нибудь.

— Подожди, — так же кратко попросил король. Жак понял, что ему просто трудно говорить, потому он и рубит краткими фразами, чтобы голос не успел сорваться. Ай-яй-яй, надо же, как все-таки серьезно у него это оказалось… Кто бы мог подумать… Или, может, еще что-то случилось? Может, его величество слегка ошибся в расчетах насчет осени и разговор как раз только что состоялся? Да нет, не стал бы он из-за этого… Возможно, распсиховался бы, разозлился, гневаться бы научился, но плакать бы не стал, уж точно.

Они свернули налево от лестницы, прошли по коридору, и король резко толкнул дверь в учебную комнату. Мафей сидел на столе в какой-то совершенно неудобной для нормального человека позе и с печальным видом изучал какой-то талмуд. Увидев их, он обрадовано бросил свое учебное пособие и спрыгнул со стола. Жак успел заметить название на обложке — «Практическая токсикология». Видно мэтр все-таки чего-то опасается всерьез…

— Отправь нас к Жаку, — кратко приказал король, даже не здороваясь. Мафей резко остановился и потрясенно уставился на него.

— Шеллар! — ужаснулся он. — Что случилось?

— Ничего.

— Мафей, — попросил Жак, понимая, что перепуганный пацан не отстанет и доведет-таки бедного короля до неподобающего. — Давай быстрей. Ничего не случилось, его величество только что утвердил список и теперь ужасно расстроен. Потом расскажу. Нам некогда.

— А зачем к тебе? — спросил Мафей, послушно приступая к созданию пушистого облачка. Жак коротко пояснил:

— Чтобы никто не видел. И чтобы самогона накатить, как я предполагаю. Ничего никому не говори и продолжай учиться, как ни в чем не бывало.

Несколько секунд серого тумана в глазах и щекотного покалывания в сокете, и они очутились в его гостиной.

— Здесь сядем или в кабинет? — спросил Жак.

— В кабинет, — ответил король и, уже не прячась, утер глаза.

Жак вздохнул и направился к лестнице.

— Что хоть случилось? Ольга? Или что-то еще?

— И Ольга тоже, — сказал король, следуя за ним. — Это само собой.

— А еще что?

Они закрыли за собой дверь и разместились у стола. Жак уступил королю свое кресло, пристроился рядом на стуле и поставил на стол бутылку.

— Ну, говорите, — сказал он. — Или выпьете сначала?

— Ты себе налей, — вздохнул король и поднял на него глаза, полные слез и тихого отчаяния. — Жак, я ничего не мог сделать.

— Я понимаю, — вздохнул в ответ Жак. — Все-таки вы к ней неравнодушны, ваше величество, что бы вы там ни говорили.

— Ты не понимаешь, — качнул головой его величество. — Дело не в ней. Вернее, не только в ней. Ты… ты выпей, а потом я тебе скажу.

Жак поспешно поставил бутылку, которую держал в руках.

— Что еще? Кто? — быстро спросил он, уже догадываясь, но все еще отказываясь верить в ужасную догадку.

— Тереза, — сказал король срывающимся голосом. — Эльвира. Клара. Диана. Все твои девушки. Ну и, конечно, Ольга. Сволочи, боги, какие же сволочи… Жак, за что они тебя, а? Они тебе что, предлагали что-то? Угрожали? Хотели от тебя чего-то? Что ты им сделал?

— Ничего, — всхлипнул Жак, падая на стол и утыкаясь лицом в согнутый локоть. — Что я им мог сделать? Ничего они мне не предлагали и не угрожали, они же знают, что я вас все рано не предам. И я бы вам сказал, если что.

— Значит, они просто бьют по тем, кто не сломался. По тебе. По Крассу…

— Что, и у него?

— У него три дочери, Жак. К счастью, закон не позволяет брать всех трех, но даже одной достаточно. Я не представляю, как я посмотрю ему в глаза… Сестра одного сотрудника службы безопасности, дочь другого… Это только те, кого я знаю. Хорошо, хоть Флавиус холостяк, его на этом не возьмешь, а с его хинской родней Комиссия связываться побоялась, так как эту семейку ни в коем разе нельзя назвать законопослушной, а являются ли они моими подданными, вопрос сомнительный… А у Костаса подрастает внучка, сейчас ей еще рано, но потом… не знаю, что будет. Алиса все-таки села Хаббарду на шею, раз Ольгу внесли в список. И Эльвиру тоже. Она бы и Камиллу снарядила, если бы той не стукнуло уже двадцать пять. Хотя Камиллу мне не так было бы жалко… И что самое ужасное, сегодня перед самым заседанием приходил Флавиус, весь в соплях, и в очередной раз торжественно попросил моего официального разрешения на ритуальное самоубийство по хинским традициям, поскольку он не имеет права дальше жить после такого грандиозного провала… Достал он меня этими просьбами, каждый раз, как что случится, он обязательно их торжественно излагает… Кто-то нас предал. Мы готовили основательную операцию по уничтожению Комиссии, и кто-то нас сдал. Кто-то из службы Безопасности, причем из высших чинов, из посвященных. Этой ночью всех наших исполнителей перебили. Я… я просто не знаю, что делать. Самому, что ли, на дракона сходить? Пойдешь со мной, если что? Ладно, плачь, друг, не слушай меня… Мне самому впору расплакаться. Что за жизнь, а? Может, я и правда проклят, как поговаривают? Может, мне не следовало вообще напяливать корону? За что мне все это дерьмо? Скажем девочкам или подождем оглашения? Что делать, Жак, что делать? Я просто теряюсь. Давай выпьем, что ли… Это же невозможно, управлять страной при таких раскладах… Впрочем, мне, наверное, недолго и осталось, раз они знают, что я планировал их убрать, они и до осени ждать не станут. Жак, уезжал бы ты отсюда, а? Нет, правда. Забирай Мафея и уматывай в Поморье. Убьют ведь. Меня может и нет, а тебя точно убьют. Молчишь? Ладно, молчи. Пей. Что нам еще остается? После этого отбора меня уже никто не поддержит в случае переворота или чего-то в этом роде. Ты бы видел, как они прошлись в этот раз по аристократии… Впрочем, ты все равно не знаешь никого из них, тебе это неинтересно, а я всех знаю и мне всем придется смотреть в глаза… Пятнадцать человек вместо десяти, и все знакомые. Только одно незнакомое имя из всех. Ты не знаешь, кто такая баронесса Кира Арманди? Не слышал? Что я спрашиваю, если я сам не знаю, откуда тебе знать… Плачь, Жак, плачь. Налить тебе еще? Что я еще могу сделать…

— Амарго… — Кантор неловко потоптался у входа, не зная, куда пристроить шляпу, и, в конце концов, бросил через всю комнату на койку. — К тебе можно?

— Заходи, — кивнул командир, не поднимаясь, и стал быстро прибирать со стола какие-то бумаги. — Садись. Поговорить пришел? Решился все-таки?

— Не совсем, — признался Кантор, присаживаясь к столу. — Но кое-что я тебе должен рассказать… Ты сам поймешь, почему.

— Чего я пока не могу понять, так это почему кое-что, а не все? — вздохнул Амарго, грустно посмотрев на него. — По-моему, мы с тобой достаточно близкие друзья, чтобы ты мог поделиться со мной своими проблемами, не скрывая ничего. С каких пор у тебя появились от меня тайны?

— В некоторых вещах я должен сначала сам разобраться, — нахмурился Кантор. — А потом, если окажется, что это действительно проблема, я тебе расскажу. Я просто не знаю, как рассказать, пока сам не понял.

— Хорошо, — снова вздохнул Амарго. — Рассказывай.

— Только пообещай не снимать меня с этого задания. Я… Для меня это важно.

Командир внимательно посмотрел на него и негромко спросил:

— Малыш, для тебя это важно потому, что ты хочешь снова попасть в Ортан?

— Не просто хочу, — согласился Кантор. — Мне это необходимо. Тебе, может, покажется, что я не в своем уме, когда я это расскажу, так вот, я в своем уме. Я совершенно нормальный. Никаких проблем со мной не будет. Обещаю, я больше не буду бить Ромеро, что бы он мне ни сказал. И наркотиков больше не будет. Никаких.

— Хорошо, — кивнул командир. — Поедешь. Я и не собирался тебя снимать, если честно. Я тебя слушаю.

Кантор чуть подумал, и начал.

— Я ничего никому не говорил по двум причинам. Во-первых, чтобы меня не считали совсем уж сумасшедшим, и во-вторых, чтобы не подставлять Саэту. Но теперь ее нет… а насчет моего душевного здоровья я тебе уже сказал.

— А что такого сделала Саэта? — спросил Амарго, подталкивая его к ответу, чтобы не замолчал и не задумался надолго.

— Нарушила инструкции. Она должна была меня убить. У нас вышла накладка… и я упал в Лабиринт. Не перебивай. Я проболтался там почти три дня. Бродил кругами и все время выходил к тоннелю. Сам понимаешь, что это означает. В конце концов, я устал бродить, сел около входа и решил подождать. Затянет — значит, так надо, нет — пойду дальше. И через некоторое время я увидел, как из тоннеля выходят люди. Я удивился — такого не бывает, чтобы шли оттуда, тоннель проходим только в одну сторону, это так же верно, как то, что мертвые не воскресают. Я увидел там знакомого… Ты его вряд ли знал, но, может, слышал такую фамилию, Сантьяго, он был очень талантливым бардом, я знал его лично и он умер в лагере на моих глазах. Я узнал его, вспомнил, что он мертв, понял, что вся эта толпа — мертвые, и мне стало интересно, почему это они идут в обратную сторону. Я заговорил с ним, и мы пошли дальше вместе…

Он рассказал, как вышел из Лабиринта. Затем пропустил кое-что и сразу перешел к памятным событиям в «Лунном Драконе», девушке с волосами цвета спелой пшеницы и ее странном проклятии. Собравшись с духом, рассказал и о зловредном внутреннем голосе, который постоянно толкал его на всяческие авантюры. И, наконец, о снах по пятницам и о встрече с мертвым мистиком в Лабиринте.

— Так вот к чему я тебе все это рассказываю, — подвел итог он. — Он мне опять приснился. Я просто не знаю… Может, пусть меня еще раз по голове стукнут, чтобы я нормально с ним поговорил? Я опять забыл половину. Запомнил только это дурацкое название, потому что он заставил меня повторить его раз десять. Амарго, ты знаешь, что такое «обойма для плазменной винтовки»?

— О, небо! — изумленно воззрился на него командир. — Где ты слов таких нахватался?

— Я же тебе сказал, где. Так знаешь?

— Понятия не имею. И что ты должен сделать с этим загадочным предметом?

— А это предмет?

— Поскольку винтовка — это точно предмет, то и это, видимо, тоже. Так что?

— Я должен сказать тебе… — Кантор в очередной раз вздохнул и попросил: — Только не думай, что я сошел с ума. Он действительно так сказал. Я должен сказать тебе, именно тебе, чтобы ты дал кому-то эту самую… обойму. Причем кому-то в Ортане. А вот кому — я забыл. Как ты думаешь, что теперь делать? Может, это полная ерунда, и мне не стоит и голову себе морочить, раз ты даже не знаешь, что это такое? У тебя нигде не валяется неопознанный артефакт, с которым ты не знаешь, что делать?

— Конечно, не стоит, — поспешно сказал Амарго. — Ничего у меня нигде не валяется. И я тебя попрошу больше никому об этом не говорить. Никому и никогда, а то тебя в самом деле сочтут сумасшедшим. И слово это забудь.

— Хорошо, — вздохнул Кантор. — Будем надеяться, что в следующую пятницу я буду спать спокойно. А если опять приснится?

— В следующую пятницу ты будешь уже где-то между Сорелло и Крамати. Так что со мной уже не увидишься.

— Правда? — обрадовался Кантор. — А когда мы будем в столице?

— Либо в субботу вечером, либо в воскресенье к полудню. А что?

— Ты не мог бы… Ты не будешь там?

— Буду. Что ты хотел?

— Предупреди, чтобы она была дома. Очень тебя прошу.

— Как это я ее предупрежу, не засветившись при этом?

— Давай я напишу записку, а ты просто сунешь под дверь. Так можно?

— Хорошо, — вздохнул Амарго. — А о ней ты мне не расскажешь подробнее?

— Не сегодня. Это как раз то, в чем мне надо самому разобраться. Я скажу тебе… потом. Амарго, ты не решил, что я свихнулся? Ты веришь, что я в своем уме?

— Верю, — вздохнул Амарго. — И причем более чем когда-либо. Не совсем, правда, в своем, но ты в него возвращаешься. Не знаю только, что будет, когда вернешься полностью… Но посмотрим. У тебя все?

— Почти. — Кантор задумчиво потеребил серьгу и все-таки спросил: — А ты мне ничего не хочешь сказать?

— А что именно?

— Я все о том же. Ты уверял, что во всем виновато расстройство психики. Что я умею считать до двух. Что я должен верить своим глазам, а не бредовым видениям. Но видишь ли, несмотря на то, что я умею считать до двух, у меня почему-то получается ужасное расхождение в количестве рук. И не в моих бредовых видениях, а в чужих. По-твоему, это совпадение?

— Конечно, совпадение. А что я еще могу тебе сказать?

Кира Арманди поправила ремень и перевязь с мечом и решительно приблизилась к страже у ворот королевского дворца.

— Приветствую вас, господа, — сказала она. — Я баронесса Арманди из Крамати. Как я могу найти госпожу Эльвиру Люменталь?

— Желаем здравствовать, благородная госпожа, — почтительно ответил начальник караула. — По какому делу вы желаете видеть госпожу Люменталь?

— Я ее школьная подруга, — объяснила Кира. — Приехала с ней увидеться. Не по делу, а просто по-дружески. Если я не могу входить на территорию дворца, пусть кого-то пошлют ей сообщить обо мне.

— Сейчас пошлем, — пообещал начальник. — Марк, сбегай-ка, свистни слугам…

— А она ушла, — откликнулся стражник. — Уже давненько, еще до обеда. К Жаку ушла, плакаться.

— Как скоро она собиралась вернуться? — попыталась уточнить Кира.

— Да вряд ли она до завтра вернется, она у него, наверно, на всю ночь останется, — сказал Марк.

— Это если к нему не сбегутся одновременно все четыре его бабы и еще Ольга впридачу, — заметил другой стражник.

— Так тогда они там все вместе засядут и всю ночь будут друг другу плакаться, — сделал вывод Марк.

— А что у них случилось? — поинтересовалась Кира.

— А что у всех случилось?.. — вздохнул начальник караула. — Отбор у них случился… Хотите — сходите туда, я вам дам адрес, или, если желаете, Марк вас проводит. А то можете и не увидеться, подругу-то вашу в жертву назначили, до отъезда три дня всего осталось.

— Как — в жертву? — потрясенно переспросила Кира. — Придворных дам тоже назначают?

— Как получится, госпожа, как получится… — снова вздохнул начальник. — Бывает и такое… Так дать вам адрес? Или пусть Марк проводит? Он Жака и его дам лично знает.

— Я буду очень благодарна, если меня проводят, — решила баронесса Арманди, рассудив, что если уж являться к незнакомым людям, то лучше в компании кого-то, кто их знает. А то еще не окажется Эльвиры у этого любвеобильного господина Жака… четыре, надо же!.. и где ее тогда искать? А так можно будет поинтересоваться, не опасаясь, что тебя невежливо попросят не мешать людям в столь скорбный момент их жизни.

Марк отставил алебарду и вышел на улицу, видимо, довольный выпавшей возможностью прогуляться.

— Ты действительно лично знаешь этого господина? — полюбопытствовала Кира, как только они отошли от ворот дворца. — У него правда целых четыре любовницы и еще пятая? Он что, настолько…

— Да нет, — засмеялся солдат. — Любовниц у него три. Эльвира, Клара и Диана. Четвертая — его невеста. Потому он и завел себе сразу трех любовниц, чтобы невеста не ревновала к какой-то конкретной. А пятая — просто подруга.

— Странный способ избежать ревности, — заметила Кира.

— А он вообще большой чудак… Очень смешной веселый парень. Вы сами увидите. Хотя, вряд ли, у него сейчас такое горе… Вы из провинции, наверное, не знаете, что тут в столице творится… Их ведь всех пятерых отправляют.

— Как — всех? — поразилась Кира.

— Всех. Невесту, всех трех любовниц, и подругу.

— Действительно, ужасно… — согласилась Кира, представив себе, в каком отчаянии должен пребывать этот веселый парень и большой чудак. — А что же так? Он чем-то помешал кому-то?

— Ох, не знаю. Может, и помешал. Знаете, госпожа, нашей Комиссии мешают все, кто верен короне. У нашего начальника стражи тоже дочь отправляют. За то, что отказался с ними сотрудничать. Такие вот дела. Грустно это все, конечно. Куда катится этот мир…

Как оказалось, дом господина Жака находился совсем недалеко от дворца. На стук вышла странного вида девица в голубых штанах и белых… тапочках, решила Кира.

— Вам кого? — спросила она крайне неприветливо и непочтительно.

— Привет, Ольга. Эльвира у Жака? — тут же спросил солдат Марк, улыбаясь ей, как старой знакомой.

— Эльвира? Тут она, куда ж ей, бедняжке, еще идти, — уже приветливее откликнулась странная девица. — Не к Камилле же. А что?

— Тут к ней приехала подруга из провинции, — пояснил Марк. — Баронесса Арманди из Крамати. Вот, познакомься.

— Ольга, — представилась девица и протянула руку, оглядывая Киру с явно выраженной завистью.

— Кира, — представилась баронесса, решив опустить титулы, чтобы не подчеркивать своего превосходства над простой горожанкой.

— Ну, заходи, Кира, — пригласила ее Ольга. — Мы тут все хором плачем и пьем, не особенно весело, но пообщаться вполне можно. Марк, ты зайдешь?

— Я на службе, — пояснил Марк. — В другой раз.

— А, ну ладно. До встречи.

— До встречи, — тоже попрощалась Кира.

— До встречи, госпожа, — вежливо ответил Марк и, развернувшись, побежал назад на пост.

— Знакомься, — сказала Ольга, обводя рукой просторную гостиную. — Это Тереза, это Жак. А вот и твоя подруга. Ребята, это Кира, подруга Эльвиры.

Эльвира оторвала от лица мокрый платочек и удивленно поднялась.

— Кира? Кира Арманди? Какими судьбами?

— Грустными, — кратко ответила Кира, пожимая руку заплаканному парню, восседавшему за столом в совершенно неподобающем и затрапезном виде. Помимо всего прочего, он еще, похоже, был изрядно пьян.

Эльвира подошла ближе, и они обнялись, как было принято между подружками в храмовой школе, где они когда-то вместе учились грамоте и хорошим манерам.

— А у тебя-то что случилось? — спросила она. — Про меня тебе уже рассказали?

— Рассказали, — кивнула Кира, сняла перевязь с мечом и села на свободный стул. К счастью, сегодня у Жака не собрались все пять его дам, хотя трех было вполне достаточно, чтобы создать впечатление, что здесь происходит собрание профессиональных плакальщиц. — А случилось у меня то же самое, что и у тебя. Так что, вместе и поедем.

— Не может быть! — ахнула Эльвира.

— Может, может… — криво усмехнулась Кира. — Особенно, когда у тебя родовая война с герцогами Браско с позапрошлого лета. А оборона замка только на тебе и держится. А герцог Браско — член Комиссии. Все понятно? А тебя-то как угораздило? Соперницы съели?

Эльвира попыталась что-то сказать, поднесла к глазам совершенно мокрый платок и разрыдалась. Вслед за ней разрыдалась миниатюрная девушка с копной пепельных кудряшек и заплаканный пьяный парень. Девица в штанах печально вздохнула, закурила сигарету и села на ручку кресла у камина.

— Кира, — сказала она. — Иди, садись сюда, я тебе сама расскажу. Эльвира со вчерашнего дня в истерике. А Жак с позавчерашнего. А пить он начал еще до оглашения, ему король все сказал, как только список утвердили. Так что, с ними каши не сваришь. Самогон будешь пить? А то вино все вылакали вчера, когда тут всем кворумом заседали.

— Спасибо, — сдержанно ответила Кира. — Я пока подожду. Может быть, мне еще куда-то идти придется. Так что вышло с Эльвирой? Не просто же так ее… Все-таки придворная дама, любовница самого короля.

— Ну, положим, любовницей короля она была в прошлом году, — заметила Ольга. — Но дело не в том. Это история давняя… — она отпила из глиняной кружки, затянулась и продолжила: — В общем, получилось все из-за меня. Вернее, из-за того, что наш король очень любопытный и любит общаться с переселенцами. Вот он и стал со мной общаться так часто, что его придворные дамы возревновали и решили меня извести. Что-то им показалось, будто у нас с ним что-то серьезное. Была там такая графиня Монкар, стерва редкостная, вот она и накрутила официальную фаворитку короля, чтобы та со мной как-то разобралась. А Эльвире эта затея не понравилась, и она от них откололась. Потом от них и Камилла откололась, но это к делу не относится… В конце концов вся эта интрига раскрылась, король прогнал графиню со двора, а она обиделась и решила всем отомстить. Она закрутила роман с мистером Хаббардом и добилась, чтобы нас с Эльвирой внесли в список на ближайший отбор. Камилле повезло — она уже вышла за возрастной ценз. А мы вот… — она развела руками с кружкой и дымящейся сигаретой. Судя по всему, это была та самая пятая, которая просто подруга. — А тебя, значит, герцог Браско сосватал? Я его видела на оглашении, ох и харя — во сне увидишь, не проснешься. А за что вы с ними воюете?

Кира вздохнула. Собеседница была явно не трезвее хозяина, и не плакала вместе со всеми только потому, что слезы ей заменял непрекращающийся поток слов.

— Герцог воюет со всеми соседями, — пояснила она. — Расширяет свои земли.

Она посмотрела на Эльвиру, которая вместе с кудрявой девушкой с двух сторон припали к Жаку и вместе рыдали, одна на правом плече, другая на левом, и подумала, что от Эльвиры действительно толку будет мало. Может, попробовать договориться с этой странной Ольгой? Она хоть и говорит много и нервно, и не совсем трезвая, но хоть при памяти и не в истерике. А с королем она, похоже, тоже знакома.

— А ты действительно переселенка? — спросила она для поддержания разговора.

— Да, — охотно откликнулась Ольга. — И Тереза тоже. Кстати, и Марк, который тебя привел. Нас в столице до фига развелось, вот мистер Хаббард и решил проредить… Падла.

— А что, король так любит с вами общаться?

— Ужасно. Ему все интересно, как мы живем, что у нас есть… Все такое. Вот Жак знает, он занимается адаптацией переселенцев… — она кивнула на Жака, который как раз чуть успокоился и зашарил по сосудам в поисках спиртного.

— И ты лично общалась с его величеством? — продолжала Кира.

— Да мы до сих пор общаемся, правда не так часто. Помню, как-то мы сидели в этих самых креслах, пили, курили и беседовали о… — она запнулась. — о драконе, об отборе, о Комиссии этой гадской… Король ведь еще две луны назад предполагал, что меня отправят, и мне сказал. Может, оно и к лучшему, я свое отплакала и теперь могу думать о другом… Так вот, мы болтали об этом, он меня уговаривал не бояться, и я его спросила… Так просто, пришло в голову, и спросила, что бы он сделал на моем месте. И он сказал, что взял бы с собой штурмовое копье и сразился бы с драконом, хотя он и не умеет этим самым копьем пользоваться. Мне его слова как-то так запали в голову… Я стала об этом думать, и пришла к выводу, что он был прав. Если уж помирать, так с музыкой. Не сидеть и не мешать слезы с соплями, а попробовать хоть что-то сделать.

— И что, ты собираешься сразиться с драконом? — изумилась Кира. — А ты хоть что-то умеешь?

— Есть у меня одна мысль… — деловито сказала Ольга и достала еще одну сигарету. — Не штурмовым копьем, конечно, а кое-чем более подходящим… Если найду, конечно.

— Ты имеешь в виду, магическое оружие? — заинтересовалась Кира.

— Вроде того. Есть одно такое место… Только это государственная тайна… — она заглянула в кружку и отставила ее. — А ты не хочешь составить мне компанию? Ты же воительница.

— У меня есть одна проблема, — сказала Кира, радуясь, что ее проблема так удачно вплелась в разговор. — Дело в том, что без меня старик отец не удержит замок. А сестры у меня… — она махнула рукой. — Обычные девчонки, в военном деле не смыслят совершенно. Я хотела попросить короля, чтобы их защитили каким-то образом. Попросить в частном порядке, не как жертва. Тогда я смогу использовать право последней просьбы на то, чтобы взять с собой оружие, поскольку я тоже именно об этом хотела бы попросить. А иначе мне придется израсходовать свою последнюю просьбу на то, чтобы спасти свой замок и свою семью. Об этом я и хотела попросить Эльвиру по старой дружбе — составить мне протекцию, чтобы я могла обратиться к королю со своей проблемой. Но я вижу, от Эльвиры действительно мало толку…

— Правильно видишь, — откликнулась Эльвира, всхлипывая и вытирая лицо уже просто ладонями, так как платок был мокрый насквозь. — Чтобы я у него еще что-то просила? Не дождется!

— Перестань, — сказал Жак. — Ваши с ним постельные недоразумения — ваше личное дело. Могла бы и помочь подруге.

— Ну, давай я попрошу, — предложила Ольга. — Или Жак пусть попросит. Жак, правда, приведи себя в порядок, и сходи. Перестань рыдать, ты мужик или что? Посмотри на короля, вот с кого пример брать надо. Да посмотри на Киру, в конце концов. Глянь, на что ты похож, на тебя смотреть тошно. Умойся, причешись, надень камзол и сходи к королю. Ну что мне, к Элмару бежать? Одну же меня не пустят во дворец.

— Сходи лучше к Элмару, — сказала Тереза. — Куда Жак такой пьяный к королю пойдет?

— Протрезвеет по дороге, — решительно заявила Ольга. — Я тоже такая же. А что делать? Церемония уже завтра.

— Значит, идите к Элмару, — настояла Тереза. — пусть хоть один трезвый будет.

— А если Элмар сегодня тоже квасит? Нет, Жак, вставай, одевайся, и хватит плакать. Пойдем, я тебе свою идею изложу.

— Оставьте меня в покое, — пробормотал Жак и дотянулся до еще одной бутылки с самогоном. — Я на ногах не стою. Пусть вас Элмар во дворец проведет. Даже если он пьян, это все равно в порядке вещей и никто не удивится.

— Ну и сиди, — обиделась Ольга. — Где моя куртка и плащ? Кира, забирай меч, пошли к Элмару. Я надеюсь, хоть он-то трезвый.

Баронесса Арманди послушно надела перевязь и плащ и последовала за странной переселенкой в белых тапочках. А что ей оставалось делать? Эльвира, похоже, еще и не в особой милости у короля, Жак лыка не вяжет, а делать что-то надо.

— Скажи, Ольга, — спросила она на улице, — А кто такой этот Жак? Он действительно имеет доступ во дворец?

— Он личный шут его величества, — пояснила Ольга. — И они большие друзья. Но ты же видишь, в каком он состоянии. Лучше мы пойдем попросим Элмара, он тоже мой друг и не откажется нам помочь.

— Ты говоришь о том же человеке, о котором я подумала? — осторожно уточнила Кира. — Принц-бастард Элмар, знаменитый герой, первый наследник престола? Он твой друг и ты его зовешь по имени?

— Он не просто мой друг, он мой самый близкий друг. Он и еще Жак. Ну, еще король, но он не так… Знаешь, король все-таки…

У Киры сразу создалось впечатление, что она имеет честь слышать откровенное хвастовство, но ссориться с пьяной провожатой не хотелось, и она решила перевести разговор на другую тему.

— А что это на тебе надето? — спросила она. — Ты бард, или что-то в этом роде?

— Не знаю… — задумчиво ответила Ольга. — Не успела разобраться. Вообще-то я работала в королевской библиотеке, но меня уволили после оглашения. И вообще-то я должна носить платье с передничком и этот уродский чепчик, чтоб ему… Но раз уж мне осталось жить меньше недели, какого хрена я должна над собой издеваться? Я достала из шкафа то, что мне нравится, и ношу. Это одежда моего мира. Джинсы и кроссовки.

— И что они означают? — спросила Кира, озадаченная до предела. Она могла предположить, что эта странная девушка — бард. Это было бы более-менее понятно. Ну, может быть воровка, бывают и такие. На самый худой конец — особо неудавшаяся воительница. Но простая горожанка без всякого класса… Видимо, эта переселенка так и не адаптировалась толком, в этом все и дело.

— Ничего. Ну, может быть, означают, что я одета не для официальной обстановки. Не более.

— А ты не опасаешься ходить по улицам в таком виде?

— А у меня пистолет есть, — Ольга похлопала себя по просторному карману куртки и, предваряя дальнейшие расспросы, добавила: — Я умею из него стрелять. И одного мудака уже пристрелила.

— Только одного?

— Больше не попадалось. Для тебя это, наверное, ерунда, ты же воительница… Диего тоже посмеялся и сказал, что после первого десятка пойдет легче… Шуточки у него, однако…

— Диего — это кто? — уточнила Кира, надеясь, что речь больше не пойдет о первых лицах королевства.

— Мой любовник, — без малейшего смущения пояснила Ольга. — Он мистралиец.

— Из эмигрантов?

— Нет, он убийца с Зеленых гор. Он просто иногда тут бывает.

— Послушай, — не выдержала Кира. — У тебя есть что-нибудь, что было бы, как у людей? Одеваешься ты непонятно во что, в кармане у тебя пистолет, друзья у тебя — король и его кузен, любовник — мистралийский убийца… Может, ты действительно бард? Профессиональная сказительница или шут, и развлекаешься, оттачивая на мне свое искусство?

— Нет, — засмеялась Ольга. — Я тебе чистую правду сказала. Просто у меня по жизни все, не как у людей. Это же еще не все, я еще пью и курю самым безнравственным образом, пишу стихи и обожаю кофе. А еще у меня есть подруга-нимфа, жуткий бардак в квартире и Огонь барда.

— А, тогда понятно, — успокоилась Кира. — Огонь — это такая вещь, которая все объясняет. Я так сразу и подумала, что ты бард. И что ты забыла в этой библиотеке?

— Я же не знала, что такое Огонь, — погрустнела Ольга. — Это мне всего неделю назад объяснили толком. Я даже не успела разобраться, к какому же виду искусства у меня есть способности. А то стихи у меня не особенно получаются, ни слуха ни голоса у меня нет, рисую я как курица лапой… Но теперь это все не столь важно, как ты думаешь?

«Верно, — подумала Кира, грустно кивая. — Какое значение теперь имеет твой Огонь, мое воинское мастерство, красота Эльвиры и прочие бесчисленные достоинства пятидесяти девушек, предназначенных в жертву? И какое значение имеет это несчастное копье, которое я так рвусь взять с собой? Умереть, как жертва, или умереть, как воин — разница невелика. Просто для меня важно в последние дни жизни чувствовать себя… достойно».

— А вот мы и пришли! — объявила Ольга, указывая на белую ажурную изгородь. — Вот тут живет Элмар. Хоть бы он был дома и хоть бы он был трезвый…

— А у него что, тоже что-то случилось? — уточнила Кира.

— Да нет, он просто любит это дело… В смысле, забухать. Вдруг к нему друзья пришли или еще чего…

Она толкнула калитку и приглашающе махнула рукой. — Заходи.

Они прошли через красивый ухоженный двор по дорожке, посыпанной белым песком, и по пути Ольга приветствовала всех, кто выглядывал на шум — привратника, садовника, служанку, кухарку, конюха и смотрителя оружейной. Видимо, ее здесь хорошо знали.

На крыльце их встретил сам принц-бастард Элмар, вероятно, тоже привлеченный голосами во дворе. Он был именно таким, каким Кира представляла его себе по многочисленным балладам и сказаниям — огромный сильный мужчина с благородным лицом и вдохновенными глазами поэта. Правда, на этот раз он был не в доспехах, а в домашней рубахе и в тапочках. Пушистых высоких тапочках из медвежьей шкуры, к которым были приделаны круглые медвежьи уши из того же меха, глаза из бусинок и вышитая красной шерстяной ниткой пасть.

— Привет! — радостно возгласила Ольга, издали махая ему рукой. — Познакомься, это Кира.

Видимо, понятия об этикете у нее были весьма расплывчатые.

— Баронесса Арманди из Крамати, — представилась Кира, кланяясь согласно этикету, как положено перед особами королевской крови. Принц ответил тем же, после чего улыбнулся и протянул руку в традиционном воинском приветствии.

— Здравствуй, подруга.

— Здравствуй, товарищ, — ответила Кира, сплетая с ним руки в особом классовом рукопожатии, как принято у воинов между своими.

— Элмар — воззвала Ольга, с любопытством за всем этим наблюдая. — Я забыла, как я должна приседать перед принцами?

Принц-бастард Элмар нахмурился и строго сказал:

— Не знаю, как насчет остальных принцев, но при виде меня ты должна немедленно завизжать с должным восторгом, повиснуть у меня на шее и дрыгать ногами, пока я тебя не поставлю на землю.

Кира понаблюдала, как она с должным восторгом дрыгает ногами, и поняла, что совершенно зря сомневалась в ее словах и принимала их за пустую похвальбу. Принц-бастард Элмар, видимо, такой человек, с которым можно запросто дружить любому — будь ты провинциальная баронесса или несостоявшийся бард. Человек простой и душевный, не признающий сословных ограничений. Ведь говорят же, что он всерьез намерен жениться на нимфе-танцовщице…

— Заходите, — радушно пригласил он, распахивая дверь в дом. — Посидим, выпьем, познакомимся поближе…

— Элмар, — попросила Ольга. — А не мог бы ты сначала нам помочь в одном деле, пока хоть Кира еще трезвая, а потом уж выпьем? Ей очень, ну просто позарез надо к королю. У нее к нему большая просьба жизненной важности. А ее некому проводить и представить. Эльвира в соплях и в трансе, Жак пьяный, как сантехник, а больше мне не к кому обратиться. Не Камиллу же под окнами высвистывать. Поможешь?

— Вот и заходите, — вздохнул принц-бастард. — Шеллар как раз сидит у меня в гостиной, как нечто среднее между Жаком и Эльвирой, и мы с Азиль его развлекаем.

— Ой, как он вовремя! — обрадовалась Ольга и дернула Киру за рукав. — Ну, пойдем же. Элмар, а что с ним такое? Он хоть еще не дошел до розовых слонов?

— Ну что ты, — укоризненно сказал Элмар. — Он практически трезвый. А что с ним такое… Из-за этого отбора, я полагаю. Из-за тебя, из-за Жака, из-за Красса и прочих верных ему людей, которые пострадали за свою верность и которым он ничем не может помочь. И еще у них с Флавиусом там какие-то накладки вышли по его ведомству… Давненько я не видел его величество в такой депрессии. Если честно, вообще никогда не видел. Давайте плащи, я сам повешу. Я вчера дворецкого уволил, нового пока не нашел…

— А за что?

— За дело, — проворчал его высочество, что означало отказ от объяснений. — Заходите. Может, Шеллар хоть тебе обрадуется.

— Как же, — погрустнела Ольга. — Только сильнее расстроится, наверно…

Король Шеллар III действительно сидел за столом в гостиной, уложив подбородок на кулаки и безучастно уставившись в пространство. Он был точно такой, каким Кира знала его по многочисленным описаниям — по-лондрийски некрасивый, коротко стриженый, с неизменной трубкой в зубах. Рядом сидела невероятно красивая девушка со странными глазами — видимо, та самая знаменитая нимфа Элмара.

— Шеллар! — возгласил принц-бастард, протискиваясь в дверь вслед за девушками. — Смотри, кто к нам пришел!

Король повернул голову, увидел Ольгу и безучастность в его взгляде тут же исчезла, сменившись болью.

— Здравствуйте, ваше величество! — сочувственно сказала Ольга, бессовестно пренебрегнув приседаниями и прочими тонкостями этикета. К счастью, ее нахальства не хватало на то, чтобы обращаться на «ты» к королю, а то этим бы она доконала Киру окончательно. — Вот, познакомьтесь, это Кира Арманди.

Король перевел взгляд на Киру, отложил трубку и медленно встал, не сводя с нее глаз, словно зацепился за что-то. Она поклонилась подобающим образом и почтительно остановилась в нескольких шагах от стола, а король все стоял, выпрямившись во весь свой немалый рост, и продолжал смотреть на нее со странным болезненным интересом. Потом вдруг спохватился, смутился, коротко поклонился в ответ, пробормотал, как он рад, и снова сел.

— А это Азиль, — сказала Ольга, дружески обнимаясь с нимфой. Азиль улыбнулась Кире, посмотрела на нее, странно задержав взгляд, и предложила сесть.

— Ты неплохо выглядишь, — сказал король, обращаясь к Ольге с почти отеческой теплотой в голосе. — Твой страх прошел или ты просто много выпила?

— Нет, — ответила та, нахально усаживаясь между его величеством и нимфой. — Просто у меня появилась одна дельная мысль.

— Дельная мысль? — приподнял брови король. — Поделишься? У меня уже третьи сутки ни одной дельной мысли нет, и я начинаю сомневаться в своих умственных способностях.

— Только не сейчас, — Ольга умоляюще посмотрела на короля. — Потерпите до завтра, ваше величество. До церемонии.

— Ольга, — встревожился король, — я надеюсь, ты не собралась надо мной жестоко подшутить и твоей «дельной мыслью» не является попросить у меня ночь любви?

— Увидите, — загадочно улыбнулась Ольга. — Вам понравится. Только не расспрашивайте меня до завтра. Лучше выслушайте, пожалуйста, Киру. У нее к вам дело. Помогите ей, если сможете.

Его величество обратил внимательный взгляд на Киру и серьезно сказал:

— Я вас слушаю, баронесса.

Кира слегка удивилась — она точно помнила, что ее титул не назывался, когда Ольга представляла ее королю.

— Что вас удивило? — тут же спросил он. Поразившись его способности мгновенно читать чувства людей по их лицам, Кира честно сказала:

— Я удивилась, откуда вы знаете мой титул.

— Не удивляйтесь, — грустно вздохнул король. — Список жертв я знаю на память, вместе с титулами, ближайшими родственниками и краткими биографиями. Излагайте ваше дело, я помогу вам… если действительно смогу.

Кира вкратце изложила свою проблему, надеясь, что его величество не сочтет за наглость ее попытку урвать сразу две просьбы вместо одной и все-таки сможет чем-то помочь. Он внимательно выслушал ее объяснение и коротко кивнул.

— Я пошлю в ваш замок корпус паладинов. Элмар, слышал? Собери ребят, завтра в поход.

— Верхом? — уныло уточнил принц-бастард.

— Я распоряжусь насчет магов. Этот замок и снесут, пока вы доедете, знаю я вас, в каждом кабаке будете привалы устраивать.

— Он шутит, — поспешно сказал Элмар, обращаясь к Кире. — Мы так не поступаем в походе. Шеллар, шлепни приказ прямо сейчас, а я пошлю Иласа в казармы, чтобы там начали ребят оповещать. А то завтра опять до полудня будем искать Лавриса. Да и Палмер третий день в запое.

— Дай мне бумагу, перо и чернила, — сказал король и добавил: — А Палмеру надо было жениться на Эльвире, чтобы теперь не пить с горя.

— Шеллар, — вздохнул принц, открывая дверцы шкафов в поисках указанных предметов. — У Палмера две незамужние сестры. Он три дня выбирал. На четвертый мы его поймали за руку, когда он пытался перерезать себе горло, и еще сутки его поили до беспамятства и вели с ним утешительные беседы. Он сделал свой выбор и мы все-таки уговорили его жить. Но с тех пор он начал пить запоями.

— Я не знал, — король горестно запустил пятерню в свои стриженые волосы и тяжко вздохнул. — Надо же быть такой злопамятной и целеустремленной сукой! За каким хреном я ее прогнал? Надо было не прогонять, а попросить Флавиуса организовать ей несчастный случай. Она ведь все-таки села Хаббарду на шею и ножки свесила. Ты видел список?

— Видел, — проворчал Элмар, подавая кузену письменные принадлежности. — На, пиши. Не отвлекайся.

Король проворно заскрипел пером по бумаге, и разговор прервался — все почтительно замолкли, чтобы не мешать его величеству работать. Кира следила, как на бумаге возникает мелкая цепочка рун, которые король чертал стремительно и почти не задумываясь, и поражалась, как просто все получается. Слишком как-то просто. Сначала эта простая, как табуретка, и в то же время чудная Ольга, потом простой и славный принц Элмар, теперь — такой же простой и ужасно печальный король, столь же просто прямо на ее глазах создающий государственный документ на залитой вином скатерти… Простота в таком количестве была уже удивительна.

Король завершил свой труд лихим росчерком подписи, придавил перстнем с печатью и подал документ Элмару, который немедленно направился куда-то на улицу. Затем его величество снова обратил свой печальный взор на Киру.

— Если я могу еще что-то для вас сделать, скажите. Вы… я восхищен вашим мужеством, баронесса, и я… сделаю для вас все, что в моих силах.

— Благодарю вас, ваше величество, — ответила Кира, не решаясь все же злоупотреблять внезапной королевской щедростью. — Мне больше ничего не нужно. Завтра на церемонии я попрошу разрешения взять с собой оружие… И это все.

— Что ж, — король как-то нервно и смущенно улыбнулся. — Тогда позвольте предложить вам вина. Или вы предпочитаете иные напитки?..

В результате Кира все-таки оказалась вовлечена в печальную попойку, хотя, конечно, не настолько печальную, как в доме королевского шута. Слезу пустил только принц-бастард, когда уже основательно набрался и стал горько жаловаться, как ему будет не хватать Ольги. Король, несмотря на свое удрученное настроение, оказался величайшим мастером спаивать присутствующих дам, так что Ольга в конце концов допилась до того, что порадовала общество чтением стихов, а Кира утратила почтительность к особам королевской крови и нагло обыграла его высочество в «башенки». Семь раз подряд. Принц-бастард сокрушенно почесал затылок и воззвал: «Шеллар! Вступись за честь короны!» Король вздохнул, сказал, что это скучно, и занял его место, после чего Кира, к своему изумлению, проиграла восемь партий из десяти. Король, в свою очередь, тоже изумился и сказал, что он, наверное, слишком много выпил, потому что до сих пор у него никто не выигрывал, а Ольга ехидно напомнила ему про какой-то покер на раздевание. Все это время прекрасная нимфа молча наблюдала за ними, переводя взгляд то на короля, то на Киру, и глаза у нее при этом были невероятно грустные.

 

Глава 8

Наглая Ольга явилась на церемонию все в тех же столь любимых ею джинсах и кроссовках и сером свитере, с флягой чего-то спиртного в руках и неизменной сигаретой в зубах. Ее Кира увидела сразу, такую особу трудно было бы не заметить. А рядом с ней она узнала и вчерашнюю компанию, рыдавшую в доме господина Жака — Эльвиру и Терезу. Ольга как раз о чем-то с ней горячо спорила.

— Ну как это ты не можешь? — как раз говорила она, когда Кира приблизилась к ним. — Тереза, ты же на войне была!

— Не была я на войне! — возразила Тереза. — Я работала в тыловом госпитале и оружия в руках не держала.

— А как же партизаны и все такое?

— И в партизанах я не была. Мы их просто в нашей больнице лечили потихоньку от немцев.

— Но ты хотя бы гранату бросить сумеешь?

— Не пробовала, — вздохнула Тереза. — Да и откуда здесь граната?

— Но ты хотя бы видела живьем огнестрельное оружие?

— Видела, конечно. Но что с того толку?

— Тереза, ну давай с нами, я тебе потом все объясню насчет толку. Тебе же все равно нечего просить. У тебя же никого больше нет, а для Жака король и так все сделает, что он сам попросит.

— О чем это вы? — спросила Кира, поприветствовав подруг.

— Ольга уговаривает Терезу присоединиться к вам в битве с драконом, — вздохнула Эльвира. — Делать ей нечего, вот и выдумывает, что попало. Зачем ей эта Тереза? Все равно ведь дракона вы не одолеете, двое вас там будет или трое…

— Не знаю, — сказала Кира.

— Кира, — обратилась к ней Ольга, — помоги мне уболтать Терезу. Ну ни на что не ведется!

— А почему это для тебя так важно? — спросила Кира, действительно недоумевая, зачем Ольге понадобились лишние бойцы, раз это все равно не играет никакой роли. — Какая разница, сколько нас будет? Мы все равно умрем, так или этак. Неужели ты думаешь, что нам повезет больше, чем всем героям, которые полегли в битве с драконом? Ты всерьез надеешься, что две-три девушки с мечами, из которых две этими мечами не владеют, смогут победить?

— О мечах никто не говорил, — нахмурилась Ольга. — И ты, когда будешь просить, не вздумай ляпнуть насчет меча. Вообще не оговаривай вид оружия. Я еще не знаю, что я найду.

— Постой, о чем речь? — остановила ее Кира. — Вчера ты говорила о каком-то месте и государственной тайне, но толком не объяснила. Может, теперь объяснишь?

— Прямо здесь? При таком скоплении народа? Я тебе потом объясню. Это же правда государственная тайна. И потом… Нет, не буду, вдруг кто подслушает и застучит. Просто положись на меня. Если не выйдет, меч взять всегда успеешь. У Элмара даже штурмовое копье есть, если хочешь. Он даст, оно ему все равно не нужно. Тереза, ну ты хоть понимаешь, на что я намекаю? Тебе Жак не говорил?

— Нет, — качнула головой Тереза. — Но я, кажется, понимаю, на что ты намекаешь. Намекни еще раз. По-другому.

— Пожалуйста. Помнишь, как мы, переселенцы, сюда попадаем?

— Поняла, — кивнула девушка. — Кажется, поняла.

— Поняла, почему я именно к тебе обращаюсь? Хоть ты и не умеешь, ты, по крайней мере, знаешь, что это такое.

— Хорошо. Ты меня уговорила. Я с вами. Может, ты и права… Может, это и выход… Да, я согласна.

— Вот и чудненько. — обрадовалась Ольга и достала новую сигарету.

— Я по-прежнему ничего не поняла, — вздохнула Кира. — Но так и быть, подожду.

Она оглядела толпу жертв, топтавшихся в приемной в ожидании момента, когда им пора будет пройти в тронный зал. Все были зареванные и перепуганные, и периодически кто-то падал в обморок. На этот случай поблизости околачивались несколько мистиков из ордена Десницы Господней, которые приводили бедняжку в чувство и усаживали на стульчик в сторонке.

В приемную вышел распорядитель церемоний и попросил уважаемых дам построиться парами и подровняться. Дамы построились и подровнялись, отчего Киру разобрал смех. Если раньше они напоминали разбредшееся по полю стадо коров, то теперь стали похожи на все то же стадо, которое пастух попытался выстроить в колонну по два. Она встала в пару с Эльвирой, позади них встали Ольга и Тереза.

— Заходить по четыре, — объяснил распорядитель. — Излагать просьбу четко и внятно. Невозможного не просить. Если окажется, что выполнить просьбу его величество не в состоянии, вы можете попросить что-либо другое. Если есть вопросы, прошу обращаться ко мне. Сударыня, погасите сигарету. Вы ведете себя неподобающе.

— Не погашу, — нагло ответила Ольга. — И что вы мне сделаете? Вы даже не выведете меня отсюда, потому что я имею право на просьбу. В дракона разве что превратитесь, тогда я, может, испугаюсь. Придумали тоже, неподобающе! Я в воскресенье умру, мне насрать на подобающее поведение и прочую фигню. И вообще, его величество разрешил мне курить везде, где мне хочется.

Распорядитель со вздохом отошел и скрылся за дверью тронного зала. Видимо, вращаясь при дворе, он привык и не к таким выходкам, и достать его чем-либо было сложно.

— Ольга, — тихонько сказала Кира. — Я все понимаю, но зачем же хамить всем подряд?

— А я сегодня собралась всех иметь в полный рост, — сообщила Ольга, нахально улыбаясь. — Особенно господина Хаббарда. Для него я припасла сюрприз. Главное, никто ничего не поймет, а он будет еще полчаса обтекать и ничего не скажет, а то ведь тогда все поймут.

— Ну хоть короля-то не надо, — попросила Тереза.

— Ну что ты, я же его обожаю, он душка, разве я его обижу? Только подшучу немного.

— Короля поимею я, — пообещала Эльвира. — Как ты выражаешься, в полный рост. Во все его пять локтей и четыре пальца.

— Это столько в нем росту? — уточнила Ольга. — То есть, где-то два ноль восемь… Ни фига ж себе… а сколько же тогда у Элмара? Два двадцать? Эльвира, а за что ты его так? Что у вас с ним вышло?

— Извини, — нахмурилась Эльвира, — Я не хочу распространяться об интимных подробностях.

На этом разговор сам по себе угас, и все стали молча ждать своей очереди, формулируя в уме последние просьбы.

Они попали в одну четверку и в зал вошли все вместе. В зале оказалась толпа народу, совершенно лишнего для церемонии — видимо, господам придворным было интересно само зрелище, или же они коллекционировали особо дурацкие просьбы. Ольга тихо хихикнула, увидев короля в официальном протокольном облачении и короне, которая смотрелась на нем смешно и нелепо. Кира с трудом подавила неподобающий смешок, ибо в этой короне его величество больше всего походил на расхитителя гробниц, напялившего на себя часть добычи.

— Выйдите на середину зала, — объявил распорядитель церемоний, — назовите свое имя и изложите свою просьбу.

Кира оказалась первой. Она расправила складки камзола и строевым шагом вышла на середину зала.

— Я баронесса Арманди из Крамати, — громко произнесла она. — Я прошу разрешения взять с собой оружие, чтобы сразиться с драконом и умереть, как подобает воину.

— Нельзя, — тут же послышалось из-за стола Комиссии. Это сказал председатель, тот самый печально известный господин Хаббард.

— Можно, — возразил король.

— Это не разрешено Законом, — закипятился председатель.

— Это не запрещено Законом. Значит разрешено. — Король отвечал скучающим тоном, развалясь на своем троне и всем своим видом давая понять, как его утомили эти бесконечные перебранки с Комиссией.

— Это запрещено! — уже не так уверено заявил господин Хаббард.

— Где? Процитируйте.

— Часть третья, глава пятая. Девушки должны явиться к месту отправки в нарядных платьях, элегантно причесанные и убранные цветами.

— Не платьях, а одежде, — поправил король. — Вечно вы перевираете. И где здесь что-то запрещено? Ничего не запрещено. Они могут взять с собой все, что считают нужным. Любимую куклу, таблетки от головной боли, три смены платьев, штурмовое копье, комнатную собачку, мешок дерьма, столовый сервиз — все, что в состоянии унести. Даже если вы считаете вопрос спорным, мое право решать и я разрешаю. — Он встал и поклонился Кире. — Позвольте выразить вам мое восхищение, отважная воительница. Ваше мужество будет воспето в балладах и сохранено в истории королевства.

Возможно, он просто из вежливости ее похвалил, но все равно было приятно. Кира повернулась, чтобы вернуться на место, но ее остановил ехидный голос из-за стола Комиссии.

— И куда вы прицепите свой меч, баронесса? К подолу вашего бального платья?

Ах ты сволочь, обиделась Кира. Еще и издеваешься? Она обернулась и посмотрела на герцога в упор, чтобы он хорошо видел ее глаза и не надеялся заметить там страх или отчаяние.

— Нарядная одежда воина — парадные доспехи, — твердо сказала она. — Элегантная прическа воина — парадный шлем. А бальное платье больше пойдет вам, ваша светлость, поскольку у меня есть сомнения в том, что вы мужчина.

В зале немедленно смолкли разговоры, и в наступившей тишине было отчетливо слышно, как его величество давится от смеха.

— Браво! — наконец, крикнул он и несколько раз хлопнул в ладоши. — Достойный ответ на дурацкий вопрос, вы не находите, господа?

Придворные послушно, но как-то вяло зааплодировали, с опаской оглядываясь на герцога Браско, и под эти неуверенные аплодисменты Кира вернулась на свое место.

— Круто! — восхищенно заявила Ольга. — Ты его поимела, как хотела! Он теперь до конца церемонии будет сидеть, как обосранный!

— Послушай, — не выдержала Кира, — Ты этой изящной словесности уже здесь нахваталась, или с собой привезла?

— А что, — съязвила Ольга. — Вас это шокирует? Ваши солдаты изъясняются классическими стихами?

— Солдаты есть солдаты, а ты-то где этого набралась? В королевской библиотеке?

— Да нет, — засмеялась Ольга. — Это я из дому привезла.

— А чем ты занималась дома?

— Изучала языки и литературу. Изящную словесность, в общем, — пояснила Ольга, наблюдая, как на середину зала величественной походкой выходит красавица Эльвира.

— Я Эльвира Люменталь, — с обычным своим отчужденным спокойствием произнесла она. — Я прошу, чтобы вы, ваше величество, принесли мне свои извинения. Сами знаете, за что, но если не догадываетесь, могу сказать.

Король медленно выпрямился и в наступившей тишине коротко и серьезно спросил:

— Публично?

— Да, здесь и сейчас.

— В какой форме?

— Как вам будет угодно.

— Должен ли я подробно указать, за что именно, невзирая на то, что здесь присутствуют дамы?

— Не обязательно.

— Должен ли я при этом преклонить колено перед вами?

— Нет, ваше величество, я хочу, чтобы вы смотрели мне в глаза.

Присутствующие, затаив дыхание, слушали этот странный обмен вежливыми репликами, которые и король, и его придворная дама произносили одинаково ровным и серьезным тоном, и с трепетом ожидали продолжения. Король с каменной вежливостью на лице спустился по ступеням, подошел к Эльвире вплотную и все тем же ровным серьезным тоном произнес, глядя ей в глаза:

— Госпожа Люменталь, я приношу вам свои извинения за то, как я обошелся с вами год тому назад. Я прошу у вас прощения за мое поведение, недостойное короля. Я прошу вас простить меня за то, что относился к вам без должного уважения, унижал вас, оскорблял и хамил. Я ничего не упустил?

— Благодарю вас, ваше величество, — точно так же ровно ответила Эльвира, и они, одновременно развернувшись, как часовые при смене караула, чинно разошлись по своим местам. Ольга, сунув руки в карманы, зашаркала своими белыми кроссовками на середину зала, спеша занять место Эльвиры.

— Это и все, чего ты хотела? — удивленно спросила Кира. — Вы что, так не могли разобраться в своих недоразумениях?

— Я не думала, что это будет… так, — вздохнула Эльвира. — Я ожидала, что он станет сопротивляться, а я буду настаивать… Что он разозлится, что ему будет стыдно, что он будет чувствовать себя униженным… А он даже не дрогнул. И даже не покраснел. И глаз не отвел. Словом, лишил меня единственного и последнего удовольствия. — она еще раз вздохнула и печально изрекла: — Козлы они все, мужики…

Тем временем Ольга, представившись, принялась излагать:

— Ваше величество, у меня к вам есть одна просьба, очень, как бы сказать… личного характера. Вы не возражаете, если я выскажу ее вам наедине, чтобы… э-э… ну, вы меня понимаете.

Король обхватил ладонью подбородок и скорбно заломил брови.

— Вы что, сговорились? — жалобно сказал он и повернулся к придворному магу. — Мэтр Истран, я вас очень попрошу… В мой кабинет. Ольга, подойди ближе.

— Так нельзя! — заявил председатель Комиссии. — Просьба должна быть высказана публично.

— Процитируйте, — небрежно откликнулся король. По-видимому, эта реплика у него уже была отработана до уровня рефлекса. Господин Хаббард засопел, но промолчал. Предполагаемой цитаты явно не существовало, а врать королю было бесполезно — оба злосчастных закона он, разумеется, знал наизусть. Ольга обернулась, очаровательно улыбнулась председателю и показала ему кулак с отставленным средним пальцем. Видимо, это что-то означало, поскольку господин Хаббард задохнулся от возмущения и пошел красными пятнами, однако не сказал ни слова. Эльвира тихо хихикнула и объяснила Кире, что этот жест аналогичен мистралийским двум пальцам или же родному ортанскому кулаку. Это ей как-то Жак рассказывал.

А тем временем Ольга со своим пальцем скрылась в сером тумане, оставив Киру в полном недоумении. Вот уж, никогда не знаешь, чего ждать от этих бардов…

В кабинете король сел на край стола, содрал с головы корону и с силой стукнул ею по стопке бумаг.

— Ну, давай, — сказал он. — Излагай, я уже ко всему готов. Мэтр Истран тебе не мешает, или попросить его покинуть кабинет?

— Ваше величество, — умильно улыбнулась Ольга. — Мэтр нам совершенно не мешает, вы ведь ему доверяете? Я хотела попросить вашего разрешения покопаться в секретном складе «бин» на предмет подходящего оружия против дракона. А вы что подумали?

— Что угодно, — вздохнул король. — Ты же непредсказуемый человек, с тебя сталось бы попросить, чтобы я публично сплясал на столе в голом виде, подал тебе чью-нибудь голову на блюде, или еще что-нибудь такое, что ночь любви показалась бы невинной шуткой. Кто тебе сказал про склад? Жак?

— А кто же. Так как?

— Да жалко мне, что ли… Почему сразу не сказала? Хотела, чтобы я понервничал?

— Не то, чтобы… Я просто боюсь, что если кто-то об этом узнает, нам могут учинить какое-нибудь западло, чтобы помешать. Нашей Комиссии дракон, наверное, дорог, как кормилец, и если они узнают, что ему угрожает что-то реальное… Вот я и подумала — пусть все думают, будто я и правда попросила у вас ночь любви, а я как раз в эту ночь и пошарю на складе. А можно я Кире все скажу? Мы ведь вместе будем. Я бы и для нее что-то взяла, и для Терезы.

— Так, подожди, — сказал король, встал со стола, перебрался в кресло и стал набивать трубку.

— Ваше величество, — подал голос мэтр Истран. — Осмелюсь напомнить вам, что вас ждут.

— Я быстро, — сказал король. — Помолчите пять минут, мне надо подумать.

Мэтр вздохнул и сел в ближайшее кресло. Ольга тоже забралась на диван и достала сигареты. Его величество попыхал трубкой минут пять, как и обещал, затем произнес:

— Сделаем так. Расскажи Кире минимум и так, чтобы вас не услышали. Пусть она сегодня заберет свои вещи из гостиницы и идет ночевать к тебе, к Жаку или к Элмару, откуда ее можно будет телепортировать сюда. Тереза пусть идет к Жаку. Жаку передай, что к десяти часам он мне будет нужен трезвый и готовый работать, я его попрошу тебе помочь. Когда вернемся из склада, мэтр, я вас попрошу собрать всех сюда и мы поговорим подробно. Также распорядитесь, пусть ваши мальчики вернут домой Элмара и пусть он сидит дома и ждет моих распоряжений. И лично вас попрошу пригласить Этель.

Мэтр Истран улыбнулся.

— Я вижу, ваше величество, вы за пять минут волшебным образом исцелились от депрессии, чему я несказанно рад.

— Какая может быть депрессия, если у меня появилась идея!.. Если бы мне еще кто-то сказал, что же за дерьмо эта трижды проклятая марайя, о которой никто ни хрена не знает, я был бы вообще счастлив.

— Ой! — вскрикнула Ольга. — Курица же я безголовая! Совсем про нее забыла! Сейчас вспомню… Это методика создания фантомов… и маскировки… ой, как же…

— Ты это о чем? — подозрительно поинтересовался король.

— Да о марайе этой вашей… Где вы только слово такое взяли… путем создания… нет, иллюзорной замены окружающей среды… нет, наоборот, себя окружающей средой…

— Стой, стой, — остановил ее король. — Не торопись, спокойно подумай и вспомни. Где ты это узнала?

— Мне Диего сказал. Ночью, когда мы в больнице трахались…

— Вы в таком состоянии еще и…

— Кгм, — негромко напомнил о себе мэтр Истран. — Ваше величество, прошу вас…

— Минуточку, мэтр… Так что он тебе сказал? Откуда он это знает?

— Ему приснился Шанкар и рассказал, что такое марайя. Я сейчас вспомню, как было точно…

— Не стоит, — сказал мэтр Истран. — Я понял. Это маскировка путем создания иллюзии, что тебя здесь нет. Например, вот вы смотрите на меня и видите меня. А если я создам иллюзию, что я — это не я, а кресло, то меня никто не увидит.

— Ошибаетесь, — возразил король, мгновенно просветлев лицом. — Я не увижу. А вот Ольга — увидит.

Он вскочил из-за стола, выбежал на середину кабинета и радостно обнял обоих — девушку и старого волшебника.

— Мы его сделаем! — счастливо воскликнул он. — Мы все продумаем, как следует, и прикончим, наконец, этого извращенца! Вы не умрете, вы вернетесь! Ольга, как это здорово, что все так сложилось! Он вас не обманет, не нападет на вас внезапно, ты его увидишь!

— Ваше величество, — напомнил мэтр Истран. — Вы не могли бы отложить ваши восторги до более подходящего времени? Мы отсутствуем уже более десяти минут. За это время можно не только выслушать просьбу, но и выполнить ее.

— Это мысль! — засмеялся король, расстегнул верхние крючки камзола и слегка перекосил ремень. Потом дернул Ольгу за свитер, заправив его сзади за пояс джинсов, и взлохматил ей прическу.

— Жаль, что у тебя губы не накрашены, — сказал он. — Вечером накрась обязательно. И оденься, как на … — он покосился на мэтра, — как Камилла. Мы готовы, мэтр.

— Корону не забудьте, — напомнил маг. Король спохватился, напялил корону набекрень и весело подмигнул Ольге.

Когда они оказались в зале, Ольга не спеша поправила свитер и прическу, а король тем временем поправил корону и сообщил, застегивая камзол и хитро улыбаясь:

— Для меня будет истинным удовольствием выполнить вашу просьбу. — Он повернулся к секретарю. — Сегодня вечером пошлите за госпожой карету и доставьте ее в мои апартаменты к десяти часам.

Толпа тихо ахнула, и в наступившей тишине совершенно отчетливо прозвучал громкий шепот герцогини Дварри:

— Она что, совсем рехнулась?

— Да нет, дамы… — промурлыкала в ответ Камилла, даже не понижая голос. — Они выглядят вполне счастливыми. Дело вкуса, знаете ли…

Король остановился у большого зеркала в гостиной и дернул Ольгу за рукав.

— Полюбуйся, как мы потешно смотримся.

— А на нас с вами что ни надень, мы будем так смотреться, — вздохнула она. Его величество был облачен в домашний прикид — длинные широченные штаны, просторную безрукавку, из-под которой выглядывали кружева рубашки, и тапочки. Сама Ольга принарядилась, как на съем — то есть, в свое единственное платье с исторической родины, которое даже Азиль признавала безнравственным. Облегающее платье из обычного трикотажа, с коротким рукавом, и вырезом «лодочкой», давно, кстати, вышедшим из моды, все бы ничего, если бы не длина выше колена. К платью Ольга надела местные ажурные чулки и туфельки на самых высоких каблуках, какие только нашла, и теперь боялась наклоняться, опасаясь, что платье при этом задерется выше чулок. А еще она сделала прическу… ну, честно попыталась, по крайней мере… и намазалась, как и не снилось ортанским шлюхам. Ни у одной местной шлюхи не было такой фиолетовой помады.

— Да я-то действительно всегда смотрюсь потешно, — засмеялся король. — А вот ты… Что это ты напялила?

— Вы же сами сказали, одеться как на панель. Я постаралась. Сколько бы вы за меня дали? — Ольга оттопырила губы и состроила его величеству глазки. Король оценивающе оглядел ее и тоном состоятельного клиента поинтересовался:

— А что ты делаешь?

— Все, что пожелаете, — подражая голосу Камиллы, промурлыкала Ольга, изогнув стан и выставив вперед ножку.

— Тогда тебе вообще цены нет, — расхохотался король и кивнул на диван. — Садись, подождем. Мэтр появится чуть позже. А что, ты действительно столь раскована в этом отношении?

— Теоретически, — рассмеялась Ольга. — Не забывайте, что практики у меня… ну совсем мало.

— И что, если бы твой кабальеро предложил тебе нечто вроде того, чем славится Камилла, ты бы согласилась?

Ольга задумалась.

— Можешь не отвечать, — поспешно сказал король. — Прошу прощения за дурацкий вопрос. Тем более, ответ ясен. Раз сомневаешься — значит, при желании тебя можно уговорить.

Ольга вспомнила один из классических анекдотов про поручика Ржевского и тихо прыснула в кулак.

— Ну-ка, ну-ка, — засмеялся король. — Что ты интересного вспомнила?

— Ужасно непристойный анекдот, — призналась Ольга. — Элмару я бы не рискнула рассказывать.

— Валяй, — махнул рукой король. — После этой церемонии мне уже ничего не страшно. Раз уж я пережил объяснение с Эльвирой, твой анекдот переживу.

— А что у вас вышло с Эльвирой? — полюбопытствовала Ольга. — За что она на вас так обижена до сих пор?

— А она тебе не сказала?

— Она сказала, что не хочет вдаваться в интимные подробности.

— Я тоже не хочу. Обидел я ее, вот она и обижена. Она немного не тот человек, с которым можно обращаться так, как я со своими дамами. А я этого не понял. Меня раздражала ее холодная отчужденность, как будто она мне одолжение делает. Мне казалось, что она ломается, цену себе набивает, и я все время старался ее как-то уязвить, на место поставить… А она уж не рада была, что со мной связалась, но не смела отказать королю. В конце концов Жак мне за это все мозги прочистил и потребовал оставить Эльвиру в покое… — Король вздохнул. — Я давно хотел перед ней извиниться, но все никак не мог собраться. Вот и дождался. Давай, рассказывай свой анекдот. Я же тебе рассказал про Эльвиру.

Ольга сдалась и приступила.

— К поручику Ржевскому подошел молодой корнет и спросил…

— Кто такой поручик Ржевский? — перебил ее король.

Ольга объяснила.

— Это анекдот, о котором я думаю? «Если у дамы есть рот…» и так далее?

— А вы его знаете?

— Разумеется. Это анекдот про Лавриса. Что тебя так развеселило?

— Да так… подумалось, насколько мало люди разных миров отличаются образом мыслей. Даже анекдоты одинаковые.

— Возможно. А возможно его просто рассказал Жак… Что-то мэтр задерживается… Знаешь что, давай-ка я пойду прикажу страже никого не впускать, а ты пока сотри немного свой демонский макияж, а то у старика сердечный приступ случится. Он так всегда переживает о нравственности современной молодежи… Во всяком случае, последние двадцать лет. Я до сих пор с ужасом вспоминаю, как однажды я наткнулся на него в коридоре и он мне сделал замечание: «Ваше величество, приведите себя в порядок. Где вы выпачкались в губную помаду?» Я этак независимо отвечаю: «Я от Камиллы.» И начинаю вытирать лицо. А он мне на это: «Я понимаю, общение с дамами необходимо, но почему у вас помада на штанах?» Смеешься? А мне не до смеха было. Я минуты две стоял и разевал рот, не зная, как объяснить старику, почему у меня помада на штанах.

— Объяснили? — развеселилась Ольга.

— К счастью, он не стал настаивать, и пошел своей дорогой, ворча что-то о современной молодежи.

Король привел свой костюм в некоторый беспорядок и взъерошил волосы.

— Ну что, — спросила Ольга. — Пачкать вас помадой?

— Только не штаны, — предостерег его величество.

— Тогда наклонитесь.

Король заколебался.

— Ваше величество! — весело сказала Ольга. — Вы еще не забыли, что всяческие колебания для вас всегда заканчиваются неприятностями?

Его величество вздохнул, закрыл глаза и подставил ей щеку, на которой она и запечатлела звонкий поцелуй. Затем хитро сказала:

— А что, пусть думают, что мы с вами по-братски в щечку целуемся?

— Ольга! — возмутился король. — Ты безнравственная современная молодежь! Я все расскажу твоему мистралийцу, как ты меня грязно домогалась! Если ты немедленно не прекратишь надо мной издеваться, я тебя так поцелую, что тебе мало не покажется!

— Ой! Хочу, хочу! — захлопала в ладоши безнравственная молодежь. — А то ведь я завтра вернусь от вас, а меня все спросят — «Ну как?». И что я им скажу?

— Ну, держись! — рассердился его величество и все-таки одарил ее продолжительным королевским поцелуем, опрокинув на диван и сжав при этом так, что Ольга чуть не задохнулась. — Ну что, может тебя еще и поиметь на этом же диване?

— Нет, это лучше в спальне, — хихикнула Ольга, увидев, что в комнату кто-то вошел. — А то тут люди ходят.

Король обернулся и вскочил.

— Анна! — сердито сказал он. — Какого хрена ты тут забыла? Я тебя звал?

— Простите, ваше величество, — присела герцогиня. — Маркиза Ванчир просила узнать, не нужна ли она вам сегодня.

— Она что, полная идиотка? — грубо ответил король. — А ты что, не видишь, что я занят?

Ольга спряталась за подлокотник дивана и крепко зажала себе рот, чтобы смех не вырвался и не испортил все дело.

— Прошу прощения, ваше величество, — снова присела Анна. — Я удаляюсь. Не смею вам мешать.

— Вот и удаляйся, — проворчал король, проводил ее до дверей и вышел вслед за ней. Вернулся он уже слегка повеселевший.

— Вы уже не сердитесь? — засмеялась Ольга. Король улыбнулся.

— Ты бы видела, какую там Селлия истерику закатила… Им же любопытно, моим дамам, а Селлии более, чем остальным, она у меня сейчас официальная фаворитка… Вот они и послали Анну, она из них всех самая глупая… Послали узнать, что тут и как. Очень удачно мы с тобой запечатлелись, ты не находишь? А теперь вставай, сотри, наконец, свою косметику и пойдем в спальню. Я велел никого не впускать в мои апартаменты, так что больше нам никто не должен бы помешать… Что, у тебя опять нет носового платка? Ну, пойдем, умоешься в моей ванной.

Королевская ванная Ольге понравилась. Она была почти как настоящая, там был кран горячей воды и действительно ванна, а не корыто какое. Причем ванна такого размера, что сама она могла бы там плавать. Видимо, сделано все было с учетом нестандартного роста его величества.

Покончив с умыванием, она села на королевскую кровать и сбросила туфельки. Король сел на пол, что при его росте было несущественно, и сказал:

— Что же это так задержало нашего придворного мага? Неужели Мафей опять кого-то притащил? Это было бы не вовремя… Расскажи мне еще какой-нибудь анекдот, если тебе не трудно. Только не про этого поморского поручика, а то опять окажется, что все это я уже слышал про Лавриса.

— Пожалуйста, — Ольга посмотрела на свои чулки и рассказала знаменитый «Не суетись под клиентом». Король долго смеялся, затем сказал, что завтра же расскажет этот анекдот своим придворным дамам. Чтобы не суетились.

— Что вам еще рассказать? — предложила Ольга. — Еще анекдот?

— Что-то мы с тобой перешли на исключительно непристойные анекдоты, тебе не кажется? Не увлеклись ли мы игрой? Давай о чем-нибудь другом. Вот скажи, к примеру… если тебе покажется нескромным мой вопрос, можешь не отвечать. Почему ты все-таки решилась переспать с Кантором? Он показался тебе близким или ты так напилась?

— Он показался мне близким, — не колеблясь, ответила Ольга.

— Почему?

— Не знаю… Сказать, что из-за общих музыкальных интересов — это будет как-то неполно… Он весь какой-то такой… Все, что я ему рассказываю, понимает, как вы. И вообще, он такой интересный…

— И красивый, — добавил король.

— Это не главное. Хотя действительно красивый и приятный на ощупь. Гладенький такой…

— В каком смысле? Просто хорошая кожа или как эльф — без волос?

— А вам-то что? Вот уж вы любопытный! Как эльф. Он говорил, что это наследственное.

Король весело хмыкнул.

— Надо же! И до сих пор никто не додумался!

— До чего?

— А вот какая странная вещь получается. Ты не замечала, что у него очень своеобразное лицо? С правой стороны растет щетина, как у человека, а с левой — не растет, как у эльфа. И все почему-то считают, что с левой стороной у него что-то не в порядке — то ли последствия ожога, то ли что-то еще. А на самом-то деле, как раз левая сторона и в порядке. Она такая от природы — эльфийская наследственность. Если у него нигде больше не растут волосы — а ведь нигде, верно я догадываюсь? — значит, и на лице не должны. Вот и выходит, что проблемы у него как раз с правой стороной лица. И очень загадочные проблемы. Поколдовал кто-то неловко, или что? Что могло с человеком случиться, чтобы у него вдруг стали расти волосы там, где их не было? Наоборот бывает, и запросто, но вот так? Интересная проблема, надо будет подумать, когда нечего будет делать.

— А может, это врожденное? Нигде нет, а там есть.

— Так не бывает. Или есть, или нет. Это же генетика. Вот представь себе, что у вас с ним родились дети. Теоретически. У него волосы черные, у тебя светлые. Какого цвета будут ваши дети?

— Черные, — ответила Ольга. — Черный будет доминировать.

— Не обязательно. Могут быть черные, светлые, как ты, русые, как твоя бабушка, или серебряные, как его предки-эльфы. Но ни в коем случае не будут они в пятнышках, как котята, тут черные, а там белые. Так же и с этим признаком. Эльфийский ген — волос нет вообще. Человеческий — есть везде, где надо. Может различаться по густоте, но располагаться пятнами — никак. Вот такая милая проблемка… А как он вообще? Я не в смысле подробностей, а в целом? Понравилось тебе с ним?

— Понравилось. И целуется он лучше, чем вы.

— Ну, положим, тебе тоже далеко до Камиллы… — усмехнулся король. — Что-то мы опять не о том заговорили… Если мэтр еще полчаса проболтается неизвестно где, я все-таки передумаю и подарю тебе… ну, не ночь любви, а полчаса секса.

— А я еще и не соглашусь.

— Так я и поверил. Из чистого любопытства согласишься.

— Ох, ваше величество, и трудно же вас обмануть! — притворно вздохнула Ольга. — Ну что ж, не смею отказывать…

— Я пошутил! — поспешно перебил ее король. — Хотя да, шуточки у меня… Да где же его носит!

— Может, он в кабинете ждет?

— Нет, мы договаривались в спальне. Ну, наконец-то!

У двери появилось сначала серое облачко, а затем и возмущенный мэтр Истран.

— Ваше величество! — негодующе произнес он. — Я знал, что ни к чему хорошему это не приведет! Я полагал, что вы достаточно взрослый человек и я не должен делать вам замечания на эту тему, но уж извините, раз дело дошло до подобного безобразия…

— Простите, — перебил его король, — О каком именно безобразии идет речь?

— Только что я имел весьма неприятную беседу с его высочеством…

— С которым? — снова перебил король.

— С его сопливым высочеством, которого я застал за столь безнравственным делом, что даже не нашелся поначалу, что сказать. Он настраивал зеркало на отображение вашей гостиной, где вы как раз валялись на диване с юной дамой.

— Мы не всерьез! — поспешно вставил король. — Просто как раз вошла Анна и мы ее разыграли.

— Дело не в том, насколько серьезно вы целовались на вашем диване. На мой вопрос, как это понимать, его высочество объяснил, что просто хотел посмотреть, чем переселенки отличаются от ваших придворных дам в отношении секса. Вам понятно, надеюсь, что это означает?

— Что материал для сравнения у него уже есть, — сделал вывод король, заливаясь краской и опуская глаза.

— Вот, изволите видеть, к чему приводит ваша беспорядочная половая жизнь и какое пагубное влияние вы оказываете на вашего юного кузена. Ребенок наблюдает ваш образ жизни, начинает интересоваться, и доходит до того, что удовлетворяет свое любопытство, подсматривая за вами в вашей спальне. А поскольку он вас любит и уважает, то считает образцом для подражания. Можете себе представить, какой пример вы ему подаете? Какое мнение у него сложится о… об интимных отношениях, если он будет и дальше принимать вас за образец? Я не удивлюсь, если в скором времени я встречу его как-нибудь в коридоре, и он, как и вы, не сможет мне объяснить, почему он выпачкан помадой Камиллы в столь неподобающем месте…

— Мэтр, — неловко попросил пылающий от смущения король. — Я вас умоляю, не отчитывайте меня при подданных. И в конце концов, моя личная жизнь — это мое личное дело, она не должна быть образцом для кого бы то ни было. Более того, это свинство — подсматривать, как люди… Мэтр, может, мальчику просто уже пора?..

— Это вам пора, ваше величество! — сурово ответил старый волшебник. — Вам пора прекратить таскать в свою спальню всех придворных дам по очереди, жениться наконец, дать династии наследника и вести себя, как подобает королю и просто порядочному человеку.

— Мы не могли бы поговорить об этом в другой раз и наедине? — попросил король, понурившись, как отпетый двоечник в кабинете завуча. — А сейчас я вас попрошу все-таки доставить сюда Жака и заняться делом. Отругаете меня потом, в более подходящее время. Как вам заблагорассудится.

Когда Мэтр Истран, продолжая ворчать, исчез в сером облачке телепорта, король прижал ладони к пылающим щекам и жалобно посмотрел на Ольгу.

— Ты это слышала? Нет, ты слышала? И вот так всегда. Как ты это называла?.. Опускают ниже плинтуса. При подданных. Демон меня раздери, я не мальчик в конце концов! Мне тридцать три года, я король, а этот старикан меня воспитывает наравне с Мафеем. Мне интересно, дядюшку он тоже так отчитывал? И дедушку? Дедушка дожил до семидесяти, хотел бы я знать, мэтр его все семьдесят лет учил жить? А Мафею я уши надеру, паршивец… Он тут любопытство удовлетворяет, а я остаюсь виноват…

В спальне снова появилось серое облачко, и его величество немедленно замолчал и поднялся с пола.

— Вот вам ваш Жак, — проворчал мэтр Истран, подталкивая в спину королевского шута. — Что дальше?

Король внимательно посмотрел на Жака и раздраженно сказал:

— Я, кажется, просил тебя быть трезвым.

— Я трезвый, — хмуро ответил Жак. — Просто с перепою. Зачем я вам понадобился трезвый, на ночь глядя? Пошутить вам про что-нибудь?

— Сходим в одно место, — сказал король. — Я тебе про него рассказывал. Поможешь Ольге подобрать оружие на дракона.

— Понятно, — чуть смягчился Жак. — Тогда пойдемте.

— Минуточку, — остановил их мэтр Истран. — Вы что, так и пойдете?

— А что? — король осмотрел присутствующих. — Что-то не так?

— В этом складе никто никогда не убирал, и хотя там остановлено время, пыль и грязь там такая, что зайти страшно.

— Ладно, — проворчал Жак, — потом постираюсь.

— Да нам-то ладно… — король посмотрел на Ольгу. — А вот даму надо во что-то переодеть. Ели она выйдет от меня утром вся в пыли и в грязи, подумают, что я ее под кровать запихивал, или еще в каких-нибудь извращениях заподозрят. Снимай-ка штаны.

— Почему я? — обиделся Жак.

— А что мне, почтенного мэтра раздеть? Мои слишком уж велики будут.

— Что, и рубашку отнимете? А я в одних трусах пойду?

— А она на тебе одна?

— А я вам что, капуста — по пять штук носить?

— Ладно, — вздохнул король и полез в шкаф. — Ольга, снимай платье.

— Господа, извольте хотя бы отвернуться! — возмутился мэтр Истран.

— Ничего, — утешила его Ольга, — Я же под платьем не голая.

— Да хоть голая, мне все равно, — ворчливо откликнулся король. — Держи. Рукава подвернешь, и сойдет.

— Ой, она же испачкается…

— Постирают. На кой я тогда держу ораву слуг? А вот во что тебя обуть…

Мэтр протянул руку и достал из воздуха сапожки Мафея.

— Одевайтесь, и пойдем. Мы и так много времени потеряли из-за этих негодных мальчишек.

— А почему во множественном числе? — улыбнулась Ольга, которая в общем-то поняла, почему, но уж очень хотела услышать, что на это ответит ворчливый волшебник.

— Потому, что их два, — ответил мэтр. — Может быть, вам в вашем столь юном возрасте его величество кажется старым и мудрым, а для меня он останется мальчишкой, даже если доживет до старости. Так же, как его дядя и его дедушка.

— Не понимаю, чего ты ноешь, — пожала плечами Камилла, копаясь в вазочке с фруктами, — Ну, потрахается он с ней сегодня, завтра она уйдет домой, а в воскресенье ее съест дракон. И всего-то. Жалко тебе? У его величества дубина крепкая, на всех хватит и еще останется.

— На что только он позарился? — всхлипнула Селлия. — Неужели Алиса все-таки была права?

— Вот и целуйся со своей Алисой, — зло бросила Эльвира. — Сука твоя Алиса. А прав был Жак, если уж на то пошло.

— А он тебе что-то говорил по этому поводу? — заинтересовалась Камилла.

— Говорил. Если тебе интересно. Он говорил, что этой девушке король действительно нравится, несмотря на его нелепую внешность. Что она в восторге от его ума, эрудиции, чувства юмора и прочих достоинств. И что он вполне мог бы оценить ее искреннюю к нему привязанность и ответить взаимностью. Вот так говорил Жак, и возможно, он был прав.

— Возможно, — пожала плечами Камилла. — Я подозревала, что она не такая дура, как кажется. Если бы мне довелось умирать через два дня, я бы тоже напоследок пожелала покататься на могучем скакуне его величества… Селлия, да не реви. Можно подумать, она его оторвет и заберет с собой.

Эльвира и Анна захихикали, а молоденькая Акрилла, недавно занявшая место Дорианы, покраснела и смущенно спряталась за любовным романом, который пыталась читать, одновременно слушая разговор.

— А если он после этого возьмет и меня отставит? — всхлипнула маркиза Ванчир. — Вдруг переселенки как-то особенно это делают? Чем она его соблазнила, когда они скрылись из зала и где-то болтались минут десять? Чем-то же она его завлекла, раз он тут же пришел в такое хорошее настроение и велел привезти ее на ночь. А потом он с ней проведет эту ночь, ему понравится, и он начнет искать новую даму, которая бы умела так же…

— Да что может быть такого особенного, о чем бы я не знала? — поморщилась Камилла. — Не говори ерунды. Акрилла, а ты что скажешь?

Юная Акрилла смутилась, отложила роман и высказалась:

— Может быть, она ему и не нравится вовсе. Он просто великодушно выполнил ее просьбу. Нельзя ведь отказать в последней просьбе умирающему, тем более, жертве.

— Надо же, у нашего короля прорезалось великодушие! — съязвила герцогиня Дварри. — Скорей, она действительно как-то по-особенному дает. Или в их мире так принято, или мистралиец научил.

— Или Жак все-таки раскололся, — добавила Камилла, ехидно посмотрев на Эльвиру. Та сделала вид, что не заметила, и небрежно бросила:

— Если тебе интересно, пойди и посмотри. А то сидишь, сопли развесила.

— Так меня же не пустят, — в очередной раз всхлипнула Селлия.

— Тоже мне, проблема! Спустись к дежурному телепортисту и попроси хорошенько, чтобы тебя телепортировали в королевские покои. Если это окажется Содилла, услуга тебе обойдется в сумму… словом, как сторгуетесь, а если Мельди — возьмет натурой. Конечно, если сегодня дежурит Коллис, то ничего не выйдет, а вот те двое — ребята недисциплинированные, и за упомянутое вознаграждение перенесут тебя хоть в гостиную, хоть прямо в спальню. Но в спальне тебя сразу увидят, лучше в гостиную. Подкрадешься к двери спальни, и подсмотришь, что там делается и как она по-особенному дает. И нечего рыдать.

Селлия задумалась. Акрилла, воспользовавшись паузой в разговоре, опять отложила книгу и обратилась к старшим подругам с вопросом, который, видимо давно не давал ей покоя:

— А это обязательно для всех придворных дам — делить ложе с его величеством?

— Не обязательно, — засмеялась Камилла. — Он выбирает, кого хочет. А тебе что, не хочется?

— Я его боюсь, — призналась Акрилла.

— Не бойся, ты такая тихая, что он тебя и не заметит.

— А если заметит? И велит…

— Ничего тебе никто не велит! — резко перебила ее Эльвира. — Ты тут что, рабыня? Если он тебя пригласит, а ты не захочешь, можешь смело в глаза говорить ему «нет». И не бойся, ничего он тебе не сделает. Он сам испугается и больше подходить не посмеет.

— Чему ты девочку учишь? — упрекнула ее Анна. — Вылетит ведь со двора за два часа, как Алиса.

— Не вылетит, — возразила Эльвира. — Его величество… Впрочем, с чего это я буду давать вам советы.

Маркиза Ванчир, наконец, пришла к какому-то выводу, вскочила и выбежала из комнаты.

— Ты смотри, — покачала головой Камилла. — Все-таки побежала. Эльвира, а ей ты зачем такой идиотский совет дала? С нее же станется вломиться в спальню к королю.

— И пусть, — усмехнулась Эльвира. — Вот будет потеха. Представляешь себе физиономию его величества?

— Я представляю, что он с ней потом сделает.

— А это будет еще веселее. Могу я потешиться напоследок?

— Как Ольга? — развеселилась Камилла. — А кстати, что-то Алиса носа не кажет. Сидит дома и на люди не высовывается, а ведь я ее знаю, она бы не упустила случая прийти над тобой поиздеваться.

— Ага, как же, — криво оскалилась Эльвира. — Будет она тебе рисковать своей бесценной задницей. Король, наверно, уже десяток убийц снарядил, только ее и ждут. Да и Ольга со своим пистолетом вполне может встретить ее где-нибудь и поздороваться… Вы знаете, что она недели две назад застрелила грабителя ночью в переулке?

— А что это она делала ночью в переулке? — удивилась Акрилла.

— Гуляла со своим мистралийцем, и на них напали четыре грабителя. Троих он покромсал ножом, а четвертого она застрелила.

— Чудная парочка, — мурлыкнула Камилла. — А кто тебе сказал?

— Кира.

— Это та, что на битву собралась? — фыркнула Анна.

— Еще раз фыркнешь, я тебе прическу испорчу, — окрысилась Эльвира. — Она моя подруга, и я за нее все твои волосенки повыдергаю, некуда будет и перья совать.

— А между прочим, — заметила Камилла. — Ты видела, как его величество на твою подругу смотрел? С бо-ольшим интересом. Если бы не вся эта хренотень с драконом, была бы у нас вскорости пятая подружка.

— А это ты видела? — Эльвира показала подруге традиционный кулак на согнутой руке. — Сейчас, разбежалась она тебе!

— Я видела и побольше, — флегматично ответила Камилла. — А что, думаешь, не согласилась бы?

— Кира? Напялить юбку и корсет и валяться в постели с его величеством? Да она спит со своим мечом и чихать хотела на всех мужиков. Это мы все пытаемся чего-то добиться в жизни, личиком красуясь, потому что ничего другого не умеем и ничего, кроме красивых глаз, нам природа не дала. А женщина, у которой есть класс…

Она резко замолчала.

— Что ж ты замолчала? — подтолкнула ее Камилла. — Договаривай.

— Да так, подумалось…

— Ну и договаривай, что тебе подумалось. А то я сама не поняла. Я помню тот разговор про загадочную даму в дешевых сережках, и про класс, который не получишь за красивые глаза. Вот оно что. Сначала загадочная воительница, которая поимела его величество и смылась, потом королева Дана, потом Ольга с ее пистолетом и любовью к голубым штанам, а теперь эта милашка Кира… Значит, наш король, оказывается, неравнодушен к воительницам, кто бы мог подумать. Хотя, впрочем, дело вкуса…

Материализовавшись посреди королевской гостиной, маркиза Ванчир тут же поняла, что попала в неприятности. И крупные. В гостиной вовсю горел свет, и за небольшим инкрустированным столиком восседала ненавистная соперница. Причем в таком виде, который начисто исключал всякие сомнения в неверности его величества. Из одежды на Ольге присутствовали только ажурные чулки и рубашка, судя по размеру — с королевского плеча. Ольга сидела, как у себя дома, нагло развалясь и закинув ногу на ногу, и нагло же курила, пользуясь личной королевской пепельницей. Рядом на столике стояла чашка, распространявшая по комнате вонь, в которой маркиза опознала жуткий запах мистралийского кофе.

— Ты тут какого хрена делаешь? — удивилась Ольга, увидев маркизу. — Король же велел никого не впускать.

— Мое положение позволяет мне находиться здесь, когда я сочту нужным! — высокомерно заявила маркиза, надеясь сбить соперницу с толку и при первой же возможности ретироваться через дверь, пока ее не увидел король. Ольга презрительно фыркнула.

— Что ты мне лапшу вешаешь, глиста в положении! Чего приперлась? Жаба задавила? Групповуху устроить захотелось?

Придумать достойный ответ на эти непонятные, но явно оскорбительные высказывания королевская фаворитка не успела. Из королевской спальни вышел Жак, хмурый, сердитый и без штанов. Не успела бедная Селлия переварить ужасный факт, что слухи о связи короля со его шутом не пустая сплетня, как шут остановился и сказал:

— Ну ни фига себе глюк! Ваше величество! Идите полюбуйтесь!

Маркиза Ванчир обомлела и стала потихоньку отступать к двери. Из спальни выглянул король, голый по пояс, с мокрой головой и с полотенцем в руках.

— Селлия! — озадаченно произнес он, увидев ее. — Это как понимать?

— Вы меня звали, ваше величество? — присела маркиза, поспешив прикинуться дурочкой, поскольку ничего более умного тут сделать было невозможно.

— Ты что, последних мозгов лишилась? — рассердился король. — Я не велел сюда никого впускать, как ты сюда попала?

— А Эльвира сказала, что вы меня звали, — захлопала глазами маркиза, надеясь, что если уж ей и придется пострадать, то пусть и Эльвира поплатится за свой дурацкий совет. О том, что для Эльвиры это уже не имеет никакого значения, она как-то с перепугу забыла.

— Что ты несешь! Я спросил, как ты сюда попала? Кто посмел нарушить мой приказ и пустить тебя?

— Да она не входила в дверь, — заметила Ольга, отхлебывая свой жутко воняющий напиток. — Она телепортировалась.

— Вот как? — угрожающе сдвинул брови король. — Телепортировалась? В мои покои? Без разрешения, и более того, вопреки запрету?

Селлия мигом представила себе, что ее сейчас вынесут на парадную лестницу и спустят по ней личным королевским пинком, как было в свое время обещано Алисе.

— Ступай вон, — сказал король, указывая на дверь. — Я с тобой завтра поговорю.

Селлия бросилась к двери, со слабой надеждой, что до завтра он успокоится и отойдет, но тут вмешался Жак.

— Стой! — крикнул он, бросаясь вслед за ней и закрывая дверь перед ее носом. — А ну назад! Ваше величество, — обратился он к королю, — Что вы делаете? Сейчас она отсюда выйдет и пойдет плескать языком. И завтра утром весь двор будет говорить, что у вас тут происходят оргии.

Ольга хихикнула. Король оглядел присутствующих, заметил, в каком он виде, и поспешно прикрыл свои ребра полотенцем, смущенно на нее покосившись.

— А что же делать? — уже не так уверенно спросил он. — Не оставлять же ее здесь. Она же еще больше увидит и услышит…

В спальне что-то с грохотом упало, и в гостиную вывалился принц-бастард Элмар, в расстегнутом камзоле и почему-то в одном наплечнике. Он немного пошатывался и распространял вокруг сильный запах алкоголя.

— Шеллар! — воззвал он, — Какого хрена!..

— Помолчи, — отмахнулся король. — Сядь и помолчи! Куда! А ну назад! — он поймал за подол перепуганную маркизу, которая попыталась все-таки удрать, воспользовавшись моментом. Резким рывком подтянул ближе, перехватил за руку, чуть не сломав ее, и грубо швырнул на диван. — Тут и сиди!

Маркиза жалобно пискнула и испуганно притихла, опасаясь, что с его величества станется и ударить даму, а уж мужик он размашистый, как ударит — мало не покажется…

Из спальни вышла Тереза, почему-то одетая в костюм Жака, и спросила, удивленно оглядевшись:

— Что здесь происходит?

— Оргия! — хором выкрикнули Ольга и Жак и зашлись истерическим хохотом. Король снова прикрылся полотенцем и, окончательно застеснявшись, бросился назад в спальню, видимо, чтобы одеться.

— Оргия? — заинтересованно поднял голову Элмар. — А где Камилла?

— Где ты так набрался? — засмеялась Ольга. — Ты же в поход отправился.

— Там и набрался, — пояснил Элмар, протирая глаза. — Мы там уже и повоевать успели, надрали задницы дружине герцога Браско… Ты бы видела, как они драпали! Любо-дорого посмотреть! А после битвы, само собой, присели расслабиться. Помню еще, как мы с Келдоном пели песни, и как старый барон силком отдирал от Лавриса свою дочку и пинками гнал в ее комнату, что-то там ей рассказывая о нравственности… Проснулся уже дома, в собственной гостиной на диване. Не успел проснуться, как мэтр меня поднимает и тащит сюда… Как я домой попал?

— Пойди умойся, что ли, — посочувствовала Ольга. — Ты еще пьяный или уже с бодуна?

— Что-то среднее, — определил Элмар и тяжело поднялся на ноги. — Пойду правда умоюсь…

Из спальни послышались голоса, а затем оттуда вышли уже одетый король, Эльвирина подруга Кира и мэтр Истран. Бедная маркиза чуть не хлопнулась в обморок, представив себе, что старый ворчун тоже участвует в оргиях, которые его величество учиняет в своих апартаментах.

— Все собрались? — спросил мэтр, осматривая присутствующих. — Этель опаздывает.

— Мэтр Истран, у нас проблема. — Король указал на маркизу, застывшую на диване. — Кто-то из ваших ребят телепортировал сюда Селлию, и я теперь не знаю, что с ней сделать, чтобы заткнуть ей рот. Вы ничего не посоветуете?

— А что тут думать? — пожала плечами Кира. — Убить ее, и вся проблема.

— Кого убить? — поинтересовался Элмар, появляясь из спальни с наплечником в руках и встрепывая мокрой головой. — Селлию? А как же оргия? Да и не подобает…

— Элмар, помолчи! — оборвал его король. — Мэтр, может с ней как-то поколдовать можно?

И тут маркизу осенило.

— Господа! — умоляюще обратилась она ко всем сразу, переводя взгляд с одного на другого. — Я вас умоляю… Я никому ничего не скажу. И чтобы убедить вас в этом, я прошу позволения к вам присоединиться. Уверяю, я не страдаю предрассудками и весьма искусна в любовных утехах.

Король и его придворный маг слегка оторопели, а Ольга и Жак снова истерически заржали.

— Ваше величество! — простонал шут, садясь в ближайшее кресло и складываясь пополам. — Вы слышали? Не желаете ли под это дело отодрать ее на столе в столовой втроем со мной и с Элмаром? Может, у нее заодно и память отшибет?

Маркизе стало дурно, но она стойко промолчала, надеясь, что если обойдется только этим, то она еще дешево отделалась. Ответить на заманчивое предложение его величество не успел. Посреди гостиной полыхнуло, и из клубов черного дыма появилась незнакомая маркизе дама в неподобающе коротком платьице, из-под которого виднелись кружева панталон, столь же неподобающе коротких.

— Привет всем! — радостно возгласила она. — А что это у вас тут, коллективные потрахушки? Как мило, что вы меня пригласили! А меня можно тоже втроем на столе?

Жак и Ольга протяжно застонали, не в силах уже смеяться, а король возмутился:

— Жак, оставь свои шуточки! Я совершенно серьезно! Мэтр, что вы можете посоветовать? Не убивать же ее в самом деле!

— Если ваше величество находит недостойным для себя или своего первого паладина убивать даму, — холодно сообщила Кира, — позвольте сделать это мне.

— Нет! — взвыла маркиза Ванчир, понимая, что номер не прошел, и что сейчас ее в лучшем случае превратят во что-либо, лишенное дара речи, а в худшем — действительно отдадут на растерзание кровожадной Эльвириной подруге. — Не надо! Ваше величество! За что?

— Молчи! — строго приказал король. — Не мешай.

— А в чем дело? — спросила девица в коротком платьице. — Она что, пришла и ломаться начала?

— Этель, помолчи, — сказал мэтр Истран. — Я тебе потом объясню.

— Может, ее куда-то запереть до понедельника? — предложил король.

— Действительно, — согласился мэтр. — Этель, сделай-ка вот что. Забери эту даму в свою башню и позаботься, чтобы она не покинула ее до понедельника. В понедельник вернешь. А сама возвращайся, только обойдись без этих дешевых дымовых эффектов, ты уже не маленькая. Заодно переоденься во что-то более приличное. И всех прочих попрошу привести себя в порядок. Мы все-таки собрались на военный совет, а не на… потрахушки.

— А, так это военный совет? — засмеялась Этель и подошла к креслу, в котором съежилась несчастная маркиза. — Ну ладно. Вставай, пошли.

Селлия послушно встала, волшебница обняла ее за плечи и очертила полукруг в воздухе. Королевская гостиная исчезла, и вскоре из серого тумана возникли очертания незнакомой комнаты.

— Ну вот, — удовлетворенно сказала Этель. — Тут и посидишь, а в понедельник вернешься домой. Что ты там натворила? Вперлась без спросу на их военный совет?

Маркиза испуганно кивнула, начиная понимать, что оказалась втянута в какой-то заговор, но все еще не в силах понять, что там в таком случае делает король.

— А чего ж тебя туда понесло?

— Я не знала, — всхлипнула маркиза, — я думала, там трахаются…

— А-а, — засмеялась волшебница, — ты тоже любишь потрахаться? Ну, не переживай, у меня в гостях ты от воздержания не помрешь. У меня есть ученица, очень веселая девочка, если вы с ней столкуетесь, то замечательно проведете время. Натаскаете из погреба вина, она натаскает телепортом мужиков, и устроите гульбище, не хуже чем у его величества. Пойду, предупрежу ее, чтобы за тобой присматривала. Только не вздумай в моей башне куда-то лазить без спросу, а то от тебя только маленькая кучка останется. — И веселая Этель вприпрыжку покинула комнату, окликая свою ученицу. Маркиза Ванчир, которая уже навеки закаялась куда-либо лазить без спросу, обессилено опустилась на край кровати и разрыдалась.

 

Глава 9

Они сидели за столом в королевской столовой и смотрели на него, ожидая, пока он начнет.

Ольга, смущенная от всеобщего внимания.

Жак, чуть повеселевший после поисков на складе.

Тереза, как всегда спокойная и серьезная.

Принц-бастард Элмар, слегка протрезвевший, но до сих пор ничего не понимающий.

Этель, которой тоже никто ничего не успел объяснить.

Мэтр Истран, немного утомленный после стольких телепортаций и понимающий все.

Баронесса Арманди, строгая, по-военному подтянутая и терпеливо ожидающая объяснений.

И все они смотрели на короля. А он смотрел на них.

— Я собрал вас сюда, господа, чтобы сообщить вам… — начал он и тут же остановился и укоризненно посмотрел на Ольгу, затем на Жака. — Что я сказал смешного?

— Простите, ваше величество, — покаялась Ольга. — Ничего. Я вам потом скажу. Продолжайте.

— Да нет уж, скажите сразу, чтобы потом больше не перебивали.

— Мы не будем, — сказал Жак. — Ничего особенного, просто этими словами начинается одна классическая комедия.

— А дальше как? — поинтересовался король.

— …Пренеприятнейшее известие — к нам едет ревизор, — охотно процитировала Ольга.

— Понятно. Так вот, приятнейшее известие — у нас есть шанс покончить, наконец, с драконом Скормом Непобедимым. Этель, у тебя есть желание посчитаться со старым знакомым?

Этель повернулась к Элмару и посмотрела на него с откровенным ужасом.

— Ты решил… опять? — спросила она, и по ее голосу было понятно, что если он скажет «да», то она пойдет с ним.

— Я ничего об этом не знаю, — ответил Элмар. — Но если Шеллар скажет, что так надо, я пойду.

И по его голосу было понятно, что для этого ему понадобилось напомнить себе, что он мужчина и воин.

— Нет, — сказал король. — Тебе туда нельзя. Ты немного не того пола. Да и воин у нас уже есть. Нам нужен маг. Маг женского пола.

— А в чем суть? — поинтересовалась Этель. — Вы что-то узнали о драконе? Он как-то боится женщин, или что? Что-то мне так не показалось, судя по тому, что осталось от Валенты.

Жак возмущенно посмотрел на нее, потом сочувственно на короля, но промолчал.

— Сейчас я объясню, — опустил глаза король. — Во-первых, нам удалось узнать, в чем заключается секрет Скорма. Он мастер иллюзий. Он обманывает противников, создавая фантомы и маскируясь под стены пещеры или что-то в этом роде. Вы помните, как все произошло у вас?

— Да, — сказал Элмар. — Мы увидели его впереди. Этель бросила ледяной шар, Валента выстрелила, я бросился вперед с копьем… И тут Шанкар закричал: «Он сзади!» и метнул чакру. Я развернулся, и увидел его. Он словно возник на пустом месте…

— Он стал виден, когда Шанкар в него попал, — добавила Этель.

— Да, наверное… Мы обычно строились стандартным образом — я впереди, Валента слева и чуть дальше, сзади меня Этель, сзади Валенты Шанкар. Мы стояли квадратом локтей за двадцать друг от друга, так всегда делается, чтобы не кучковаться и не делать из себя одну цель вместо четырех… Когда мы увидели его позади нас, оказалось, что маги к нему ближе, чем воины, и мы с Валентой бросились назад. Тут он плюнул огнем… — Элмар замолчал, и Этель продолжила:

— Когда я увидела, как она горит, я сразу взялась за телепорт, потому что тут оставалось только драпать. Без лучника, при такой расстановке мы бы там полегли все. Дракон заревел и ударил хвостом. Целился по мне, думал, я готовлю боевое заклинание. Ребята ничего не могли больше сделать, и бросились навстречу этому хвосту. Элмар в доспехах весит достаточно, чтобы столкнувшись, отбить удар. Хвост до меня не достал, ребята отлетели к стенке, около которой я стояла. Элмар упал прямо у моих ног, а до Шанкара я дотянулась и подтянула ближе. И мы телепортировались оттуда в последний момент, когда дракон уже готовился снова дохнуть огнем. Вот и вся битва. Значит, он маскировался под стенку а впереди выставлял фантом? Вот скотина… А как вы все это узнали?

— Я… — король покосился на мэтра Истрана и ответил. — Я консультировался с ведущими драконистами континента.

— С Силантием? — проворчал мэтр. — Можете на меня не коситься, я и так все знаю.

— Что именно? — король чуть зарумянился.

— Все. Как вы беседовали с Урром, и как вы прикуривали, тоже.

— Откуда?

— Оттуда. Вы думаете, только Мафей умеет настраивать зеркала? Я это умею лучше. И на любом расстоянии. Мне было совершенно ясно, куда это вы собрались втайне от меня, с Силантием и тепло одевшись. И я не отказал себе в удовольствии за этим понаблюдать. Вы были непозволительно неосторожны, ваше величество, но я вас не порицаю. Вы действительно произвели впечатление на Урра, и я бы советовал вам продолжить и развивать дружеские отношения с драконами. Продолжайте, я вас перебил.

— Что ж… Я консультировался с драконами, и они мне сказали об этом. Этель, ты умеешь рассеивать иллюзии?

— Умею, — отозвалась Этель. — Но мне надо сначала их разглядеть.

— Для этого у вас есть Ольга. Она не видит иллюзий. Она видит все, как есть. И дракона она увидит, как бы он не прятался.

— А фантомы она тоже видит?

— Это вам не помешает. Разберетесь. То, что вы видите все — это фантом, а то, что видит только она — настоящий дракон. Это несложно. Итак, с первым вопросом мы разобрались. Далее, во-вторых. Нам удалось добыть несколько образцов мощного оружия, которое, как утверждают специалисты, эффективнее бронебойных стрел и штурмового копья. Сейчас Ольга и Жак нам его продемонстрируют.

— Ваше величество, — подал голос Жак. — Осмелюсь напомнить, что среди нас присутствуют непосвященные.

Король посмотрел на баронессу Арманди и вздохнул.

— Придется расширить круг посвященных. Было бы некрасиво скрывать что-либо от соратников, раз уж мы все здесь собрались вместе и обсуждаем такую важную проблему. Разумеется, я предупреждаю баронессу: тот факт, что Жак является переселенцем — сведения особой секретности и государственная тайна. Полагаю, что вы, баронесса, это понимаете.

— Разумеется, — кратко ответила Кира, с нетерпением ожидая, когда же покажут это пресловутое оружие.

— Тогда начинай, Ольга.

Ольга встала, смущенно вертя в руках какую-то железку.

— Ну, вот… — начала она. — Это ручная граната. А вот это, — она подняла лежавшую на столе трубу, — гранатомет. Только в нем одна граната и больше нету. Вот еще какое-то ружье здоровенное, я в кино такое видела, на Терминатора нормально, а на дракона не знаю, попробовать надо. В нем даже патроны есть, только я не знаю, как их достать и посчитать. Ну и все, дальше пусть Жак рассказывает.

Она села, продолжая вертеть в руках гранату. Потом опомнилась и положила ее на стол.

— Ольга, — укоризненно сказал Жак, поднимаясь. — Ну какой из тебя к хренам бард выйдет, если ты так лаконично будешь изъясняться? Нельзя барду стесняться. Дополнительное пояснение: граната — это взрывающийся снаряд. Гранатомет — приспособление для метания этого самого снаряда. Ружье — очень-очень большой и мощный пистолет. Чтобы всем было понятно. А теперь самое лучшее, что нам удалось найти… — Он приподнял и показал всем странное сооружение с системой каких-то ремней. — Промышленный лазерный резак, облегченная модель для работы в открытом космосе. Это, в общем-то, не оружие, а инструмент, вроде пилы, но из того, что мы нашли, самое лучшее. И он полностью заряжен, что несказанно радует. Надевается на руку вот так, — он показал, — и закрепляется ремнями здесь, здесь и здесь. Придерживается и управляется другой рукой. Вот кнопка включения и колесико для регуляции мощности луча. Вы можете ставить на полную, не ошибетесь. Один минус — режет медленно. Если им рубануть, как мечом, нужного эффекта не будет, надо провести лучом по цели.

— А цель будет стоять и ждать, — съязвила Этель.

— Не думаю, что дракон так уж ловко будет уворачиваться и скакать по пещере, — возразил Элмар. — Не спорю, трудновато менять технику, но вещь стоящая. Я бы попробовал. А возьмет он дракона?

— Насколько я знаю, — пожал плечами Жак, — он режет все. Металл, камень, сверхтвердые пластики. Уж чешую наверняка должен взять. Но можно попробовать. У вас нигде не завалялась ненужная шкура дракона?

— Где это ты видел ненужную шкуру дракона? — проворчал король. — У тебя в хозяйстве бывает ненужный самогон? Если так уж надо, возьмем из музея. Только не в моей столовой. Мэтр, вы нас пустите на полигон?

— Куда же вас денешь, — проворчал в ответ мэтр Истран. — Пущу.

— А у вас и полигон есть? — восхитилась Ольга.

— Это Жак его так прозвал, — пояснил король. — Это особое заколдованное место, где мэтр Истран занимается со своими учениками боевой магией и… прочими видами магии, которые могут быть опасны для окружающих. Продолжай, Жак.

— Еще один минус этой полезной вещи — вес, — продолжил Жак. — Для Терезы он слишком тяжелый. Да и для Ольги сомнительно…

— Если вы не возражаете, — подала голос баронесса Арманди, — Этот волшебный меч… или пилу, все равно… Возьму я.

— Бери, — кивнул Элмар. — Так будет лучше. Ты сильнее, да и меч для тебя привычнее, чем все эти стреляющие приспособления.

— Вот, собственно, и все, — заключил Жак. — Еще мы, правда, нашли плазменную винтовку, но разряженную, так что использовать ее нет никакой возможности. Но нескольких выстрелов хватит и из того, что есть, а главная ударная сила — этот резак. Отрезать ему голову к такой матери, и все.

— Специалист… — презрительно проворчала Этель и обратилась к королю: — Что за авантюру вы тут затеяли? Зачем было набирать команду девчонок, которые ничего не знают и не умеют… Кира, я не о тебе, не смотри на меня зверем, хотя все равно Элмар был бы лучше… Почему не собрать нормальную команду героев, раз уж вы добыли какое-то особенное оружие? А вашу зоркую подружку поставить сзади, накрыть защитами в три слоя, и пусть смотрит и ни во что не лезет.

— Потому, что так вышло, — угрюмо пояснил король. — Это оружие мы достали час назад, и девочки его получат, потому, что такова была их последняя просьба. И сражаться они будут сами, потому что ждать, пока найдутся герои, им просто некогда. Зато, если тебе покажется, что битва проиграна, ты можешь телепортироваться оттуда без оглядки и смело оставлять их, не пытаясь спасти. Более того, ты должна оставить их в пещере и не имеешь права их оттуда забирать.

— Так они все — жертвы? — ужаснулась Этель. — И вы пытаетесь меня снарядить на битву с командой смертников?

— А чем тебе это не нравится? — серьезно перебил ее Элмар. — Девочки будут драться за свою жизнь, а это самый эффективный стимул, какой я знаю.

— Спасибо тебе большое! Эти девочки хоть на картинках дракона видели?

— Вот ты и покажешь, — сказал король. — На полигоне бросишь им фантом, объяснишь, где у него голова, а где хвост, и заодно они привыкнут к его виду. Ничего в них страшного нет, в этих драконах. Жак в обморок не упал, значит девочки тем более не должны.

— Этель, — сказал Элмар все так же серьезно, — Если бы мне предложили, я бы пошел не колеблясь. Почему тебя надо так долго уговаривать? Я тебя очень прошу. Пожалуйста. Не ломайся. Или ты просто что-то хочешь взамен?

— Сокровище пойдет в казну, — сказал король. — У нас большие финансовые трудности. Хотя, конечно, никто не будет выворачивать карманы спасителям королевства при выходе из пещеры. А насчет всего остального — проси.

— Сейчас она затребует себе тушу, — проворчал мэтр Истран.

— А ты что, дедуля, — откликнулась Этель, — сам на нее нацелился? Конечно, затребую. Как биться — так я, а как тушу — так тебе? Обязательно затребую, но это если соглашусь. Я еще не решила.

— Я тебя тоже очень прошу, — сказал Жак. — Может, тебе и от меня что-то надо?

— А тебе что, потрахаться захотелось? Ничего мне от тебя не надо, — Этель показала Жаку язык и посмотрела на короля. — А вы меня тоже очень просите?

— Очень, — серьезно ответил король. — Эти девочки мне дороги. Все три. Я не хочу, чтобы они умерли только из-за твоего вздорного характера. Или ты намекаешь на то, что тебе что-то нужно от меня лично?

— Намекаю, — согласилась Этель. — Я до сих пор не могу себе простить, что зазевалась тогда у вашей двери.

— Когда? — тяжело вздохнул его величество.

— В ночь перед коронацией. Мы с Валентой столкнулись тогда носами у вашей спальни, и я хотела проскользнуть у нее под локтем и быстро шмыгнуть в дверь. А в это время в конце коридора показался Шанкар и окликнул меня. Я разинула рот и обернулась, а Валента этак ненавязчиво оттерла меня плечом — и я осталась с носом… Жак, не толкайся!

— И если я откажусь, ты ни в какую не согласишься? — помрачнел король.

— Я на вас кровно обижусь и не буду иметь с вами никаких дел.

— Свинюка ты бессовестная! — возмутился Элмар. Этель хотела что-то ответить, но тут ей пришлось быстро вскочить и уклониться от прадедушкиного посоха, который тот достал прямо из воздуха и намеревался опустить ей на спину.

— Ваше величество, — сказала Кира, — а поприличнее знакомых у вас нет?

— Есть, — вздохнул король, — Но они все мужчины.

Тем временем почтенный мэтр подорвался с кресла и принялся гоняться по столовой за негодной правнучкой, размахивая посохом и обзывая ее дрянной девчонкой и наглой драной кошкой. Это внесло значительное оживление в ход военного совета. Ольга захохотала, Элмар засвистел, Жак закричал «Ату ее!».

— Может, мы без мага как-нибудь? — предложила Тереза, сочувственно глядя на короля, который сидел, схватившись за голову, и скорбно наблюдал за увлекательными догонялками.

— Без мага вы там все поляжете. Без вариантов. — Король тяжело вздохнул и попросил: — Мэтр, вернитесь, пожалуйста, на место. Мне только битвы магов не хватало в моей столовой. А посох тут вряд ли поможет. Это надо было делать восемьдесят лет назад. Этель, ты тоже сядь. Еще какие-нибудь условия будут или это последнее?

— Это все, — пообещала Этель.

— Только после битвы. При любом результате.

— Придумали! А если меня убьют?

— А ты не разевай рот повторно. До отправки у меня просто не будет времени.

— Договорились, — решительно кивнула Этель.

— Тогда продолжим. По общим вопросам мы определились, давайте займемся более конкретными. Во-первых, как мы подсунем нашу новую подругу в число жертв.

— Пусть присоединится к нам в Сорелло, — предложила Кира. — На церемонии добровольной замены. Вот хотя бы Эльвиру заменит.

— Нет, — качнул головой король. — Не Эльвиру. Мне ее, конечно, жалко, но жалко мне всех одинаково, а выбрать надо будет более рационально. Я сам выберу. Подумаю и выберу. Этель все равно никого не знает.

— А как я ее узнаю? — поинтересовалась Этель. Король достал из кармана помятый головной убор, больше всего похожий на небольшой берет, голубой, с дешевой грубой брошкой спереди.

— Вот по этой шапочке.

— Так вот зачем он вам понадобился! — засмеялась Ольга. — А я думала, вы в воздушно-десантные войска собрались! Или господина Хаббарда пугать.

— А он испугается? — поинтересовался его величество.

— Ну, не пугать, а дразнить. Вы же говорили, он русских не любит.

— Ладно, потом расскажешь. Не думаю, что он попрется в Сорелло на церемонию.

— Очень милая шапочка, — сказала Этель. — Можно, я потом оставлю ее себе? Она мне нравится.

— Да на здоровье. Я такую не надену даже ради удовольствия подразнить господина Хаббарда. А теперь, господа и дамы, разбирайте оружие и мэтр любезно проводит нас всех на полигон.

Стелла, я так больше не могу. Я с ними рехнусь когда-нибудь. Они меня достали, эти два паршивца. Как я мог согласиться присматривать за ними обоими? Мне иногда кажется, что шеф либо ошибается, либо врет, и они все-таки братья. Они вечно умудряются во что-нибудь влипнуть почти одновременно. Когда же это кончится? Да отстань ты со своей валерьянкой, не хочу. Что это у тебя там такое, что ты на него таращишься с таким умилением, словно меня здесь нет вообще? Ну, если ты говоришь, то конечно прелесть, я за тебя рад, а на самом деле что? Так ты теперь с этим здоровым и анатомически правильным гипофизом и спать будешь? Я не психую, они меня действительно уже достали. Я с ними десять лет мучаюсь, и края этому не видно. Пока я искал старшего в Мистралии, младший болтался по всему континенту и что хотел творил — пьянки, бабы, наркотики, что угодно. А когда я его навестил, чтобы хоть познакомиться, оказалось, что старший все это время болтался у него в учениках. И с теми же проблемами. Да еще ни с того, ни сего перед самым моим приездом к нему вдруг вернулась Сила, и оказалось, что он забыл, что с ней делать. Пока я старшего приводил в чувство и объяснял, что к чему, младшему приспичило вернуться на родину. А только я кинулся к нему, чтобы объяснить, как он не прав, и снова спровадить за границу, старший без спросу вылез из подполья, и его тут же посадили. А младший втюрился по уши и отказался уезжать. А пока я старшего вынимал из лагеря, посадили младшего. И пока я доставал из лагеря уже его, старшего поймали на границе, отбили ему все потроха и чуть не упекли в Кастель Милагро. Я едва успел его перехватить по пути, но на сутки выпустил из виду младшего, а он за это время ухитрился попасть в тот самый Кастель Милагро, до которого не доехал старший. Ну за каким хреном его понесло к этой стерве? Спокойно посидеть не мог? А шеф еще клянется, что они не братья… Пока я занимался тем, что осталось от младшего, у старшего начались депрессии и видения; потом он резко бросился в поэзию, а видения и психические расстройства начались у младшего. А потом и депрессия. А последние пять лет я вообще не знал, когда и с какой стороны ждать неприятностей. Старший, хвала небу, сидел на базе и никуда не девался, зато ему приспичило самостоятельно заниматься магией. Оно ему надо? Все равно ведь профессионального мага из него не будет, какого же демона так рисковать? А младший вообще додумался сменить класс и податься в воины. И присмотри за этаким отчаянным ребеночком, особенно когда у него еще и невыносимый характер. Не мог же я пристегнуть его к ремню и носить с собой! Приходилось посылать, как всех, и каждый раз за него трястись… Оно мне надо? Годы мои не те, так нервничать… Да, конечно, я согласен, он аккуратно работал и почти не попадался, но все равно… Стоило мне только отвлечься, когда старший опять потянулся за наркотиками, нашел, кретин, чем магические способности стимулировать… как младшего тут же снарядили охотиться на ведьму, где он чудом не сошел с ума… И только я успел вправить мозги старшему, как у младшего случается большое личное горе и с наркотиками ловлю уже его. Сговорились они, что ли? Да еще эта его внезапная любовь, ты можешь себе представить — он меня подрядил записки даме носить. Как тебе? Да он всегда был наглым, этим никого не удивишь. А старший в это время решил самостоятельно учиться телепортации, и теперь я третий день не знаю, где он. Тебе смешно, а я понятия не имею, где его теперь искать. И при всем этом считается, что он мой руководитель, а не я его наставник. Уж он бы наруководил, я чувствую… Кому пришла в голову идиотская идея доверить руководить людьми барду, да еще и полуэльфу? И чего он так вдруг стал прислушиваться к советам Сорди, хотел бы я знать?.. И вот это пока я думаю, где же мне искать старшего, у младшего в очередной раз начинаются видения. Как тебе нравится: ему снится какой-то мертвый мистик, который ему раздает советы и ценные указания, а именно: чтобы я кому-то в Ортане, а кому, он не помнит, дал обойму для плазменной винтовки. Только обойму, винтовку, хвала небу, не просит, и на том спасибо. Видно, винтовка у этого доброго горожанина уже есть. Откуда он слова-то такие знает? Им что, на том свете краткий курс молодого бойца читают? Ну и как тебе расклад? Да конечно есть, целый ящик, и мне не жалко, если бы знать, кому и зачем. Кто-то королевский дворец решил разнести? Или соседу замок? Или на дракона собрались? Шутишь? Кто? Стелла, я тебе серьезно жалуюсь на неприятности, а ты мне такие шуточки… Действительно серьезно? Да они что… а впрочем, что им терять… Думаешь, они? Да не хочу я валерьянки, пей ты ее сама, кот я тебе, что ли? Ну говори, не упаду. А кто это? Что, та самая? Да что за … Да как же тут не материться, тебе-то ничего, а я ему как скажу? Да, я, конечно, могу не говорить, пусть сам узнает, но мне же от этого не легче. Либо опять начнутся наркотики, либо он мне покажет два пальца и уйдет в полевой отряд, никого не спросясь… За что мне такое наказание? Неужели мне одного было бы мало? Пусть меня хоть прибьют, не верю я, что они не братья…

В пять утра совет, наконец, завершился. Все отбыли по домам тем же путем, которым пришли, остались только король, его придворный маг и Ольга, которая должна была покинуть дворец так же легально, как и пришла. Они сидели в королевской гостиной, придвинув кресла к камину, и пили чай, который мэтр принес из своей лаборатории. Ольга так замерзла на полигоне в своих чулках, что без всякого стеснения забилась в одно кресло с его величеством, притулившись у него под мышкой и замотавшись в один плед с ним. Ей уже было как-то все равно, подобает это или нет. Королю, видимо, тоже.

— Как вы полагаете, мэтр, — спросил он, раскуривая трубку. — Получится что-нибудь? Или я зря так надеюсь?..

— Не могу вам сказать точно, — признался старый волшебник. — Все детали учесть невозможно, вы сами знаете. Как этот инструмент режет шкуру вы видели, отлично режет… И тактику девочки разработали неплохую, должно сработать. А вот то, что у них нет опыта — уже плохо. И никто не может предвидеть, как они отреагируют на настоящего дракона, особенно, если он дохнет огнем… Фантом — одно дело, а живой огромный зверь, жаждущий твоей крови — совсем другое. Я не думаю, что они бросят оружие и побегут, но могут растеряться, а секундная задержка очень много значит в битве, которая длится от тридцати секунд до полутора минут максимум.

— Так мало? — изумилась Ольга.

— А больше там нечего делать. Я специально засекал.

— Вы тоже сражались с драконами? — заинтересовалась Ольга.

— О, чего я только не делал в молодости… И с драконами сражался, и путешествовал, и даже был влюблен, хотя теперь в это трудно поверить… В очаровательную полуэльфийку, от которой Этель и унаследовала свой ужасный характер. Уж лучше бы внешность унаследовала… Простите, ваше величество, мне так неловко перед вами за эту наглую шантажистку… Я постараюсь с ней поговорить и убедить отказаться от столь безнравственного и низкого требования и хоть раз в жизни проявить великодушие.

— Не надо, — вздохнул король. — Это будет выглядеть так, как будто я пытаюсь уклониться от своего обещания.

— Вы действительно заботитесь только о своей чести, или все-таки не хотите упустить возможность разнообразить круг ваших дам? — хитро поинтересовался мэтр Истран. Его величество чуть зарумянился и ответил:

— Вы же всегда видите меня насквозь, зачем задавать такие вопросы, да еще при даме? Дразнитесь? Если бы мне и захотелось как-то разнообразить круг моих дам, уж кого-кого, а Этель я бы постарался обойти как можно дальше.

— Не пытайтесь меня устыдить присутствием дамы, ваше величество, — усмехнулся придворный маг. — Ну-ка вспомните, о чем вы с ней беседовали до моего прихода? И какого рода вопросы ей задавали? И язык ведь не отсох.

Ольга тихо захихикала, уткнувшись носом в короля, который закраснелся еще сильнее.

— Простите, мэтр, но то, что допустимо между добрыми друзьями наедине, не всегда уместно в более широкой компании.

— Что ж, прошу прощения, — улыбнулся маг. — Иногда вам удается привести мне приемлемые возражения. Ваш дядя этому так и не научился за всю жизнь. А что касается возможного результата битвы… Это исключительно дело везения. Кто попадет, а кто промахнется. И наперед ничего сказать нельзя. Наберитесь терпения, ваше величество. Осталось меньше двух суток. Завтра вечером вы уже будете знать, чем все закончилось.

Король только вздохнул.

— Ваше величество, — сказала Ольга. — Если что… Отдайте Диего мои кристаллы с музыкой. Они все равно больше никому не нравятся. А книги возьмите себе.

— Спасибо, — грустно сказал король. — Раз уж ты начала раздавать имущество, подари кому-нибудь и свое белье. Может, оно войдет в моду среди столичных дам. И все мужчины будут вспоминать тебя с благодарностью.

— А что, вам понравилось? — засмеялась Ольга.

— Очень. Ты своему Диего тоже это показывала?

— А как же!

— Бедный темпераментный мистралиец! Как он с ума не сошел?

— А кто сказал, что не сошел?

— Действительно…

— Кстати, ваше величество, если вдруг ко мне пристанут с расспросами, как я провела ночь, что мне им ответить?

— Что хочешь, — пожал плечами король. — Сплетней больше, сплетней меньше… Как вы полагаете, мэтр, я прав?

— Я полагаю, что нет, — ответил маг. — Я бы посоветовал вообще промолчать, многозначительно улыбаясь. Если поблизости окажется кто-то из придворных дам, девушку немедленно уличат во лжи. А окажется обязательно, Камилла — та будет ждать прямо под дверью.

— Хорошо, промолчу, — согласилась Ольга.

— Одобрительно или наоборот? — поинтересовался король.

— Конечно, одобрительно, как вы могли сомневаться.

— А мало ли… — вздохнул его величество. — Раз уж у меня пошла такая полоса в жизни, что меня все, кому не лень макают носом в дерьмо…

— Ваше величество! — укоризненно заметил мэтр Истран. — Не выражайтесь при даме. И кстати, мы не закончили разговор о вашей личной жизни, если вы помните.

— Мэтр, я вас уже просил — не при подданных. Лучше придумайте, что делать с Мафеем, он ведь не прекратит, раз уж ему так понравилось играть с зеркалами. И не ограничится только спальней. Я вполне допускаю, что он наблюдал сегодня наш военный совет, раз уж ему не удалось сравнить Ольгу с придворными дамами.

— Не беспокойтесь, — улыбнулся маг. — У меня есть соответствующий амулет, создающий помехи при попытке магического наблюдения.

— А для меня у вас еще одного такого не найдется? А то у меня появилось сильное подозрение, что не один Мафей балуется с зеркалами. Насколько я знаю, мэтр Альви это тоже умеет.

— Возьмите мой, я себе еще сделаю. Только тихонько, ваша дама, похоже, уснула. Так что, теперь мы вполне можем побеседовать.

Король посмотрел на Ольгу, которая действительно прикорнула у него под мышкой, снова вздохнул и неуверенно предположил:

— А вдруг она проснется?

— Мне кажется, ваше величество, что вы пытаетесь уйти от разговора.

— Ну, если вам так кажется… — сдался король, в очередной раз тяжко вздыхая. — То давайте я унесу ее в спальню, чтобы вдруг не услышала чего, если проснется… и побеседуем.

Ольга даже не проснулась, когда он поднял ее на руки, отнес в свою спальню и положил на кровать. Только перевернулась на бок, уткнулась носом в уголок подушки и потянула на себя одеяло.

— Вот тебе и ночь любви, — грустно улыбнулся король и укрыл ее потеплее. Затем вернулся в гостиную, где ждал его наставник, забрался в свое кресло и сказал: — Я вас слушаю, мэтр.

— Ваше величество, — тут же начал мэтр. — Когда вы намерены жениться? Только не рассказывайте мне в очередной раз о трудностях с поисками невесты, за пять лет можно было найти что угодно, на самый взыскательный вкус. Разумеется, если искать, а не делать вид, и не морочить всем головы списком из шестнадцати параметров.

— У вас есть конкретная кандидатура? — тут же ответил его величество.

— Если вас интересует только это, я вам через неделю представлю полсотни конкретных кандидатур, и что вы тогда будете делать?

— Подробно их изучать, — немедленно ответил король.

— И настолько подробно, что этот процесс опять растянется на год, а то и больше? Знаете, что я вам скажу, с вашего позволения? Вы просто обманываете всех, ваше величество. Вы делаете вид, будто изо всех сил заботитесь о благе короны, подыскивая идеальную королеву, притворяетесь, будто лично вам совершенно безразлично, кто ею окажется, выражаете готовность жениться исключительно из чувства долга… А на самом деле вы просто тянете время, и ждете. Тянете, потому что вас приводит в ужас мысль о том, что в вашем дворце будет хозяйничать какая-то чужая женщина, перед которой вы будете иметь определенные обязательства. А ждете вы большой и счастливой любви, о которой мечтает каждый человек на земле и которая, как вы надеетесь, сделает ваш брак не таким невыносимым кошмаром, каким он кажется всем закоренелым холостякам вроде вас. А она все не приходит и не приходит. Что ж вы молчите, ваше величество? Я прав?

— Я слушаю, — тихо ответил король, не возражая, но и не высказывая согласия.

— И не хотите мне сказать, почему у вас ничего не получается?

— Полагаю, вы знаете лучше.

— А сами-то вы знаете?

— Я… сомневаюсь.

— Что ж, тогда я вам скажу. Ваши уверения, будто вы не способны любить, такой же обман, как и все остальное. Напротив, вы необычайно влюбчивы для человека, столь сдержанного во всем остальном. Возможно, никто кроме меня этого не знает, но мне-то известно, каким ударом для вас было известие, что прекрасная Мальвина — мистралийская шпионка, и ее интерес к вам продиктован исключительно корыстными побуждениями. И на виселицу вы ее отправили по большому счету не за шпионаж, а за ваши обманутые чувства. Также я прекрасно знаю, что за несколько лет до того вы долго и безмолвно были влюблены в вашу тетушку, королеву Роану, и этого опять-таки никто кроме меня не знал, даже она сама. Ну, о последней вашей любви я не буду упоминать подробно, поскольку это до сих пор причиняет вам боль. Так вот, несколько раз несчастливо влюбившись, вы стали бояться. И не получается у вас ничего потому, что вы сами не позволяете развиться зарождающемуся чувству. Стоит вам ощутить малейшее шевеление в душе, как вам становится страшно, и вы торопитесь погасить эту искру, пока она не разгорелась. Вот что вам мешает, ваше величество. Ваш страх, которого вы, по вашим уверениям, не ведаете. Я не прав?

— Скажите, мэтр, — отозвался король, не поднимая глаз. — Вы читаете мои мысли без спросу? Или откуда вы все знаете?

— Ваше величество, — грустно улыбнулся старый волшебник. — Я воспитывал вас с момента вашего появления на свет, и мне вовсе не нужно читать ваши мысли, чтобы понять, что вы чувствуете и о чем вы думаете. Когда у вас будут свои дети, вы сами это поймете… если, конечно, будете уделять им побольше внимания, чем уделял вам ваш покойный отец.

Король вздохнул и вдруг сказал:

— Мэтр, а вы верите, что он действительно сошел с ума?

— Я не имел возможности его обследовать, — пожал плечами мэтр Истран. — Но его поступок говорит сам за себя. А у вас есть сомнения?

— Не знаю… Но иногда мне кажется, что он сделал это не просто так. Что у него была какая-то причина. Вы знаете что-нибудь о проклятии, о котором ходят столь упорные слухи?

— Если бы я что-то знал, я бы не допустил, чтобы страной правил проклятый король.

— Но догадываетесь?

— Подозреваю. Но повторяю, я ничего об этом не знаю.

— Вы поделитесь со мной своими подозрениями?

— Они не настолько конкретны, чтобы их можно было вразумительно изложить… Но если хотите… Неладно что-то в нашей семье. Ваш отец и вы — оба родились с заметными отклонениями, причем если вы в конце концов научились смеяться и плакать, любить и страдать, то ваш отец так этому и не научился. Кроме того, если вы заметили, династия стала вымирать. Сначала умирали женщины — ваша бабушка, ваша мать, первая жена вашего дяди… две жены принца Деимара умерли от родов, причем оба ребенка не выжили. Потом ваш отец… дедушку можно пропустить, он был уже стар и вполне возможно, умер естественной смертью. А дети в семье не рождались. Вы, наверное, знаете, что Деимар отказался жениться в третий раз, причем отказался решительно и наотрез, непочтительно заявив отцу, что он задолбался хоронить жен и что если батюшке нужны еще наследники, пусть женится сам. Также вы, наверное, знаете, что Интар не мог иметь детей по причине хронического заболевания, да и с потенцией у него были большие проблемы. А когда он, наконец, вылечился и собрался жениться, произошел известный вам случай, чуть не уничтоживший династию одним махом. И заметьте, из всей семьи остались в живых только принц-бастард Элмар и вы. Мафея я не считаю, он не принадлежит к династии и его, как мне кажется, все это просто не касается. По моему разумению, только вы двое смогли сопротивляться проклятию — или судьбе, если на самом деле проклятия нет. Элмара хранит волшебная любовь нимфы, а что хранит вас… Я не знаю, но, видимо, что-то особо сильное, раз вы выжили, даже приняв такую дозу яда, которой угостил вас отец.

— Или я сам и являюсь носителем проклятия, — добавил король. — Я и мой отец. Потому он и хотел избавить семью от себя и от меня. Ведь не зря же после того переворота поползли слухи, что все произошедшее — моих рук дело, и что я таким образом освободил себе трон. Если бы орден не успел во всеуслышание объявить о захвате власти, если бы я вошел во дворец раньше них, я бы до сих пор не отмылся от этих вздорных обвинений. Но мне до сих пор кажется, что это произошло не просто так. Это было предрешено, я должен был получить корону не вопреки проклятию, а согласно ему. А Элмар выжил лишь потому, что стоял в списке позади меня.

— Это только ваши подозрения, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Так же как и само существование проклятия. На самом деле все может быть как раз наоборот.

— А можно это как-то узнать?

— Если бы это было можно, я бы узнал. Если вы сомневаетесь в своем праве на корону, то уверяю вас, даже с каким угодно проклятием вы несравненно лучший правитель, чем принц-бастард Элмар.

— У меня есть еще одно подозрение, — король, наконец, поднял глаза и посмотрел на своего придворного мага в упор. — Я действительно проклят, и вы это прекрасно знаете, но молчите именно потому, что я управляю страной лучше, чем это бы делал Элмар. Или же для избавления династии от проклятия меня надо убить, а это противоречит вашим моральным принципам. И просто по-человечески, вы любите всех своих воспитанников, какими бы они ни были.

— Нет, — покачал головой мэтр Истран. — Я ничего не знаю. Если бы я знал что-то подобное, я бы принял меры заранее, и вы бы просто не попали в список наследников, исчерпав этим всю проблему. Хотя, конечно, король Элмар первый был бы для нас с вами большой проблемой. Нам бы фактически пришлось править от его имени. Если бы он начал руководствоваться рыцарским кодексом чести в международной политике, он бы очень скоро остался без королевства. Но вы увели разговор в сторону, вам не кажется? Давайте оставим наши бесполезные теоретические рассуждения и вернемся к более насущному вопросу о вашей женитьбе.

— Я не нарочно, — снова опустил глаза его величество. — Просто к слову пришлось. А что же мне теперь делать?

— Перестать бояться. Даже если вам не ответят взаимностью, ничего страшного в этом нет. Хотя я не понимаю, почему вы так уверены, что именно так и случится. В мире достаточно женщин, способных оценить вас по достоинству. Смею напомнить, что доблестные соратницы Элмара чуть не подрались у дверей вашей спальни. А сейчас там находится еще одно живое подтверждение моих слов. И должен вам сказать, что эту девушку вы самым глупейшим образом прозевали.

— Прозевал, — согласился король. — Как последний лопух. Хотя, может это и к лучшему. Могу себе представить, какая бы из нее вышла королева.

— Согласен, вряд ли бы из этого вышло что-либо полезное для блага государства, но лично для вас — несомненно.

— Мне кто-то это уже говорил, — чуть улыбнулся король.

— Скорей всего, это вам говорил Жак.

— Действительно, именно он и говорил… А откуда вы знаете?

— Догадываюсь. С кем бы вы еще стали разговаривать на подобные темы? А ваш шкодливый шут… На мой взгляд, он заменяет вам честность, совесть и решимость, когда у вас не хватает собственных. Он говорит вам то, что вы сами себе не решаетесь сказать. За это вы его и любите, и поэтому в нем столь нуждаетесь.

— Не только за это, — снова улыбнулся король. — Он просто славный парень.

— И это тоже, — согласился мэтр. — Вы никогда не обращали внимания, что вас всегда тянуло именно к таким людям? Открытым, общительным, эмоциональным… и искренним, что самое главное.

— Из этого что-то следует? — поинтересовался король.

— Вы же сами неплохой психолог, вот и разберитесь, что из этого следует. Это не относится к вопросу, который мы с вами обсуждаем. Мы опять ушли от него в сторону.

— А вы еще что-то хотели мне посоветовать?

— Да, хотел. То же, что я вам уже говорил вечером. Оставьте в покое ваших придворных дам и возьмитесь за ум, вам уже не двадцать лет. Наведите порядок в своей личной жизни, а то Жаку вы это регулярно советуете, а сами с собой разобраться не можете. И при первой же возможности женитесь, наконец. Или это кончится тем, что я сам найду вам невесту, отберу у вас ваш любимый амулет, который предохраняет вас от любовных чар, и заколдую вас, как следует. И будет у вас счастливый и прочный брак.

— Знаете, что? — не выдержал король. — Будете на меня давить, женюсь на Камилле.

— Ваше величество, — засмеялся мэтр Истран. — По-моему, вы просто устали. Давайте на этом закончим наш разговор и вернемся к нему через пару лун, если не отпадет в этом необходимость. А я пойду спать. Да и вам не мешало бы немного вздремнуть, у вас был тяжелый день, да и завтра будет не лучше.

Они пожелали друг другу спокойной ночи, хотя было уже утро, и придворный маг исчез в сером облачке телепорта. А король, печально вздохнув в очередной раз, направился в спальню. Полюбовавшись на сладко спящую Ольгу, как любящая матушка на ребенка, он начал было раздеваться. Потом вспомнил, что через несколько часов им нужно будет вставать, и ему придется либо позорно прятаться под одеялом, либо красоваться перед дамой своим костлявым торсом. Поскольку ни то, ни другое его не привлекало, он завалился поверх одеяла, не раздеваясь, и почему-то подумал, как бы все сложилось, если бы пять лет назад Этель действительно не разинула рот у дверей его спальни, обернувшись на оклик, а проскользнула под локтем подруги, как и собиралась. «Спасибо, Шанкар, — подумал он затем. — Святой ты человек. Где бы ты ни был, пусть тебе там будет хорошо…»

 

Глава 10

Три часа спустя все еще полусонная Ольга покидала дворец, протирая глаза и зажав под мышкой туфли. Ее провожали, как выразился один из младших придворных магов, «волны нездорового интереса и черной зависти».

— Эк умаял ее наше величество, — заметила ей вслед герцогиня Дварри, которая специально не поленилась встать в шесть утра, чтобы не пропустить это зрелище. Камилла посмотрела на подругу, потом присмотрелась к Ольге и усмехнулась. Если у Анны не хватает ума обратить внимание на походку «умаявшейся» королевской подружки, то нечего и указывать ей на это. Вряд ли его величество будет доволен, если все узнают, что в эту ночь он занимался чем угодно, но не тем, чем все думали. Судя по тому, что бестолковая Селлия так и не вернулась со своей разведки, он будет, можно сказать, ужасно недоволен. Интересно, куда же она делась? Не прибил ли он ее сгоряча? Или она оказалась свидетельницей какой-то государственной тайны, и ее аккуратно передали Флавиусу? Тогда тем более, лучше помалкивать. С Флавиусом шутки плохи. Достаточно того, что он редкий обладатель одного из немногих членов королевства, которых Камилла еще не видела, и вряд ли увидит, а это что-то да значит…

Проводив даму до кареты и попрощавшись с ней со всей возможной галантностью и даже поцеловав ручку, отчего придворных чуть Кондратий не хватил, его величество направился в свой кабинет. За эти три часа он вполне выспался и был готов к трудовому дню, распорядок которого тут же принялся составлять, решив заменить завтрак парой трубок, чтобы не отвлекаться. До церемонии отправки оставалось часа четыре, и за это время нужно было срочно поговорить с Крассом, менее срочно — с Флавиусом, и, если останется время, взгреть казначея. А еще… нет, уши Мафею лучше надрать вечером, когда времени будет достаточно…

Как только секретарь, получив необходимые распоряжения, вышел из кабинета, в дверь, чуть не сбив его с ног, ворвался взъерошенный Жак.

— Вы прикиньте, какая пуська получается! — закричал он, не успев даже дверь закрыть и забыв поздороваться.

— Доброе утро, — сказал король. — Сядь. Что случилось?

Жак опомнился, поздоровался, закрыл дверь и достал из кармана некий металлический предмет, похожий на небольшой кирпичик с закругленными краями.

— Вот эту вещицу я сегодня утром нашел у себя в гостиной! — возгласил он, выкладывая предмет на стол перед королем. — И как вам?

— А что это? — полюбопытствовал король, вертя гладкую тяжелую вещицу в руках.

— Это точно такая же обойма, как в той плазменной винтовке, которую мы нашли на складе. Только немного не такая. Судя по всему, не пустая, а полная. А вот это… — Жак выложил на стол перед королем помятую бумажку, — инструкция. Как этим оружием пользоваться. На английском языке, и я, и Ольга прочесть сумеем. И как вы объясните появление сих полезных предметов на столе в моей гостиной?

— Кто-то из сидевших с нами за столом — ваш агент, — тут же сделал вывод король.

— Вы, что ли? — поинтересовался Жак. — Как же это мог быть кто-то из нашей вчерашней компании, если никто не отлучался, а вещь появилась как раз в мое отсутствие? Не мог же это быть кто-то из магов.

— Разумеется, — усмехнулся король. — У меня только одна кандидатура. Некто, спокойно доставший эту вещь из своего кабинета, и теперь рассказывающий мне сказки о Шерлоке Холмсе.

— Да ну вас! — обиделся Жак. — Если бы она у меня была, я бы просто никому не сказал, что винтовка разряжена и заменил бы обойму, а не сочинял бы для вас детективные истории и не создавал бы себе лишние хлопоты. Сами бы вы все равно не поняли, что к чему. А так я вам чистую правду говорю. У меня просто блюдце рассыпается. Может, это все-таки Этель? Может, у нее какой-нибудь любовник есть, который обоймы раздает? Или наш разговор кто-то слушал? А что, вполне может быть, что у вас стоит жучок где-нибудь, чтобы наши исследователи были в курсе государственных дел королевства. И среди них попался кто-то достаточно молодой и сочувствующий. Как вам такой вариант?

— Не знаю, — пожал плечами король. — Некогда мне этим заниматься. Откуда бы она ни взялась, это хорошо, а не плохо. Винтовка в тире, забери и отнеси девочкам. Сейчас я тебе открою дверь.

Он встал из-за стола и нажал на резное украшение панели позади своего кресла.

— И скорее, ко мне сейчас люди придут.

День потихоньку шел своим чередом — убежал Жак, унося под мышкой винтовку, завернутую в старый королевский плащ. Пришел начальник стражи и тоже ушел, прижимая к сердцу голубой берет и украдкой смахивая слезу. Пришел Флавиус…

И тут все пошло наперекосяк. Видимо, это действительно была полоса невезения, как и предполагал его величество. Одновременно с Флавиусом в кабинет нагло вперся господин Хаббард и заявил, что имеет к его величеству дело срочное, неотложное, и особой государственной важности. Шеллар III перевел печальный взгляд с одного на другого и обратно, подумал пять секунд и сказал:

— Извини, Флавиус. Зайди ко мне вечером, часов в шесть. А вы садитесь, господин Хаббард, раз уж пришли. Нашли же вы время, нечего сказать. Не могли до понедельника подождать?

Флавиус молча поклонился и вышел, бросив напоследок откровенно ненавидящий взгляд в спину господину Хаббарду, который, мило улыбаясь, присел к столу напротив короля.

— Я полагаю, чем раньше мы решим этот вопрос, тем лучше, — сказал он. Король откинулся на спинку кресла, вертя в руках карандаш, и кивнул.

— Я вас слушаю.

— Вы человек неглупый, ваше величество, — начал юрист, тоже разваливаясь в своем кресле, — и понимаете, о чем пойдет разговор?

— Конкретнее, пожалуйста, — снова кивнул король.

— Что ж, если совсем конкретно, нам кажется, что корона слишком тяжела для вас.

— А вы готовы ее принять? — поинтересовался король, не выражая ни возмущения, и иных признаков неодобрения.

— Мы полагали сделать это осенью, но вы немного ускорили процесс вашей попыткой с нами разделаться. Нам вовсе не хочется жить до осени в постоянном опасении, что вы придумаете что-то еще и на этот раз сумеете добиться своего. Так что, придется вам расстаться с короной немного раньше.

— Ваш вариант? — кратко и по-деловому спросил король.

— Наш вариант таков. Вы отрекаетесь от престола и передаете власть временному правительству, Ортан становится республикой, затем мы проводим законные выборы… Но это вас уже не касается. Взамен мы готовы забыть о ваших коварных планах покушения на нас и предоставить вам возможность беспрепятственно покинуть страну. В противном случае вам не стоит надеяться каким-либо образом уберечь вашу жизнь и жизни ваших близких.

— Покушение на Азиль было демонстрацией? — уточнил король. — Вы не смогли поставить ее в список жертв, поскольку это противоречит Закону, и теперь хотели ее просто убить? Чтобы меня напугать, или она вам чем-то мешает?

— Это было бы и демонстрацией, и одновременно вывело бы из строя вашего кузена на некоторое время. А еще… вдруг бы нам и его пришлось устранять, а ее вмешательство могло все испортить. Она его вечно спасает, хоть он того и не стоит.

— С вашими способностями к оценке вам бы в ломбарде работать, — хмыкнул король. — Допустим, я признаю, что у вас есть реальные шансы выполнить угрозу и соглашаюсь. Гарантии?

— Гарантии? А вам не кажется, что в вашем положении не совсем уместно что-то требовать?

— А вам не кажется, что при отсутствии гарантий сделка вообще теряет смысл? По большому счету, я меняю корону на жизнь. И хочу быть уверен, что я действительно меняю корону на жизнь, а не дарю вам за просто так и то, и другое.

— И каких гарантий вы желаете?

— Гарантии будут заключаться в условиях передачи. Вы приходите в мой кабинет все вместе, но без оружия. Вам это ничем не грозит, а мне будет спокойнее. Я передам вам дела и подпишу отречение, после чего покину кабинет, и вы меня больше не увидите.

— Кабинет? — недовольно поморщился господин Хаббард. — Я полагал, такие важные мероприятия следует проводить в тронном зале, в присутствии придворных, чтобы никто потом не сказал, будто мы вас силком заставили.

— Вы просто смешны в своем лицемерии, господин Хаббард. Да неужели вы думаете, что хоть кто-то усомнится в том, что вы меня именно заставили? Независимо от того, публично я передам вам власть, или наедине? Такую ерунду говорите. Или вам так хочется напоследок меня как следует носом в дерьмо макнуть? Обойдетесь. Никаких публичных выступлений не будет. На таких мероприятиях очень удобно и легко стрелять с галереи из арбалета, а потом валить убийство на своих политических противников, заявляя, что у вас не было мотивов, а у них были.

— Вы так делали? — живо поинтересовался глава Комиссии.

— Неоднократно, — усмехнулся в ответ король. — Если вы еще не забыли, кем я был до того, как надел корону, то вам бы и не следовало задавать глупых вопросов. И я отлично знаю, как это делается. Так что подставляться под стрелу ни за хрен собачий не собираюсь.

— Но нам тоже не резон рисковать, приходя в ваш кабинет без охраны и без оружия, не имея гарантии, что вы не припасли где-нибудь еще парочку стихийных оборотней или других каких невменяемых убийц.

— Моего честного слова вам достаточно? — кратко осведомился король. — Оно, в отличие от вашего, имеет вес.

— Вы что, смеетесь? — обиделся господин Хаббард. — Это пусть ваш первый паладин вам на слово верит. А я предпочел бы иметь более весомые гарантии. Например, заложника.

— Вы обнаглели, господин Хаббард, — холодно нахмурился король и встал с кресла. — Что вы о себе возомнили? Если я собираюсь с вами договориться по-человечески, это еще не значит, что вы меня напугали так, как вам хотелось бы. Вы что же, думаете, что стоит вам припугнуть меня, и вы можете диктовать условия? А вы знаете, что будет, если вы меня действительно убьете?

— Полагаю, у нас будет несколько больше проблем, чем если вы уступите нам власть добровольно. Но они недолговечны и вполне решаемы.

— Так вот, чтобы не оставлять вас и далее в неведении, я вам раскрою парочку государственных тайн. — Король выбрался из-за стола и прошелся по кабинету. — Если со мной что-то случится и вы возьмете власть в свои руки, вам предстоит война с Лондрой. Об этом у нас с кузеном Элвисом имеется соглашение, клятвенно заверенное. А если до вас еще не дошло, поясню сразу, что для вражеской армии все законы противоположной стороны, нерушимые они там или какие, значат не больше, чем песни пьяного барда в портовом кабаке. Надеюсь, вам понятен расклад? Война будет объявлена формально, общих границ с Лондрой у нас нет, и пока будут вестись трехсторонние переговоры с Галлантом, вся агентура Элвиса будет охотиться за вашими головами, а агентура Элвиса — это, я вам скажу… Моя хваленая разведка сравнения не выдерживает. Так вот, к чему я веду. Ни о каких заложниках не может быть и речи. А если вы попытаетесь хоть пальцем тронуть кого-то из близких мне людей, я отравлюсь в вашем присутствии, и доказывайте потом Элвису, что это не вы меня отравили. Не думаю, что он вам поверит. Напротив, он будет спрашивать вас об этом так настойчиво, что вы сами признаетесь в чем угодно, и на коленях будете умолять, чтобы вас скорее казнили. А если уж вам так хочется получить эту страну, давайте договариваться, как цивилизованные люди. Я предпочел бы решить дело по-хорошему, без крови, без войны, и оставшись в живых. А вы?

— А где гарантии, что вы не блефуете?

— Я могу устроить вам встречу с Элвисом, и он подтвердит мои слова. Но это, разумеется, потребует времени. Подождете или все-таки поверите на слово? На честное слово короля, получившего соответствующее воспитание и никогда в жизни не сломавшего своего слова? Можете проконсультироваться с любым из ваших соратников, и они вам скажут, чего стоит королевское слово чести. И решайтесь скорее, а то я сделаю еще более коварный ход. Тихонько смоюсь, инсценировав напоследок собственное убийство, и опять-таки, доказывайте, что это не вы меня убили. Элвис, конечно, на меня обидится, и корону мне назад не отдаст, а посадит здесь своего племянника, но на мой взгляд, лондрийский принц все же лучше, чем вы с вашим временным правительством. Уясните себе наконец, что не вы мне диктуете условия, а я с вами договариваюсь по-хорошему, и давайте что-то решать. Тем более, что все средства борьбы с вами я уже исчерпал, запасных убийц у меня нет, и мне остается только достойно проиграть, что я и намерен сделать. Итак?

— Это все очень интересно, но это все только слова.

— Напротив, это все проверяемо. Проверьте, если желаете. Я вас не тороплю. Приходите, когда проверите.

— Спасибо. А где гарантии, что я доживу до этого дня?

— Вот это уж зависит от скорости, с которой вы будете проверять. Во всяком случае, на этот счет честного слова я вам не дам. Мало ли что может случиться. Вдруг меня осенит какая-то идея.

— Вы постоянно сами себе противоречите, — заметил глава Комиссии, задумчиво потирая подбородок и уже не улыбаясь. — То ли вы собираетесь отрекаться, то ли нет. То ли вы хотите жить, то ли не особенно. То ли боитесь, что мы вас ликвидируем, то ли нет.

— Ничего противоречивого я вам не сказал. — Король пожал плечами и вернулся за стол. — Я вам просто изложил возможные варианты. Разумеется, я бы предпочел избавиться от вас и остаться на престоле, но такой возможности у меня нет. А в этом случае лучший вариант — уступить и уйти. Живым. Но если не получится, то позаботиться напоследок, чтобы и вы не могли порадоваться победе. Для этого я и договорился с Элвисом. А касательно моих угроз… Поймите одну вещь, господин Хаббард. Жизнь для меня дороже, чем корона. Но не дороже, чем безопасность моих родных и друзей. Так что не советую вам пытаться брать заложников. Все, кого я сочту нужным взять с собой в мое добровольное изгнание, отбудут ко двору Лондры до того, как мы с вами начнем передавать и принимать дела. А то вы мне пообещаете, что с заложниками ничего не случится, а вашей Алисе взбредет в голову, что неплохо бы мне напоследок еще какую пакость учинить. Она-то со мной не договаривалась, а на ваши обещания ей наплевать, уж можете мне поверить. Зря вы с ней вообще связались, не доведет она вас до добра. В общем, я изложил вам свой вариант. Что еще вас смущает?

— Все то же. Ваша настойчивость относительно кабинета.

— Хорошо, пусть будет другое помещение, тоже закрытое и небольшое, без галерей и отверстий в стенах. Хотя в кабинете все же будет удобнее, не придется таскать туда-сюда кучу бумаг.

— Наш конференц-зал, — предложил господин Хаббард.

— Ни в коем случае. Я не покину пределов дворца. Из вашей конторы я могу не успеть уйти.

— Неужели вы полагаете, что после ваших угроз мы станем так рисковать? Никто вам ничего не сделает, мы в общем-то и не собирались.

— Откуда мне знать? Может, вы вовсе и не собирались меня убивать. Может, вы меня просто посадите в какой-нибудь милый подвал и будете держать, как заложника, чтобы никто не попытался отвоевать у вас королевство. Вариантов масса. Так что, я все-таки предпочел бы кабинет. И не могу понять, чего вы боитесь. Это я должен бояться, что вы навалитесь на меня вшестером и… реализуете один из массы вариантов. А вы? Вы не хуже меня знаете, что других проектов у меня не было, и никаких убийц не осталось. Вы неуязвимы, и я ничего не могу вам сделать. И приказать другим тоже не могу. Так что же? Вам просто интересно, сумеете ли вы меня переспорить?

— Что ж, — сдался глава Комиссии. — Вы меня убедили. Давайте ваше пресловутое слово, и пусть будет кабинет. Но с одним условием. Оставьте в покое Алису. Дайте ей возможность покидать дом и спокойно передвигаться по городу. Отзовите ваших убийц. И пообещайте, что не станете пытаться ей отомстить и вообще не тронете ее.

— Она все-таки села вам на шею, — улыбнулся король. — Надо же, как вы слабы насчет прекрасных дам. Еще хуже, чем я. Договорились. Я даю вам слово чести, что не буду посылать убийц к вашей ненаглядной Алисе, и после отречения не буду пытаться ей мстить. Также даю вам слово, что в кабинете буду один, совершенно один, и действительно передам вам все дела и подпишу отречение. Итак, завтра вечером, после поминального банкета?

— Почему не сегодня?

— Я просто не успею сегодня. Да и хотелось бы дождаться, чем закончится эта эпопея с драконом.

— А у вас что, есть иллюзии, что она может закончится положительно?

— Это не иллюзии, это вполне реально. Не хочу вдаваться в подробности, но шанс есть. Вы же не будете слишком переживать, если ваш кормилец скончается? Когда вы будете править страной, он вам будет уже не нужен, более того, он вам даже станет мешать, потому что тогда уже не мне, а вам придется платить ему дань. А дань, смею напомнить, не ограничивается девушками. Этот паразит за последние десять лет разорил мою казну так, что мне нечего вам и передавать.

— Да пусть себе убивают, — пожал плечами Хаббард. — Он нам действительно больше не нужен. А что, этих геройских девиц вы тоже возьмете с собой?

— А что, оставлять их на растерзание Алисе? Разумеется, заберу.

— И женитесь на этой наглой комсомолке?

— Вы про Ольгу? Нет, я ее удочерю. А вам-то какое дело?

— Просто любопытно, как вы собираетесь кормить такую ораву родных и друзей. Или посадите всех на шею вашему доброму кузену?

Король усмехнулся и принялся набивать трубку.

— Вы полагаете, что это единственный вариант? Мы все вполне работоспособные взрослые люди, и в состоянии себя прокормить. Особенно я.

— И как у вас подрабатывают экс-короли?

— Это смотря какие. Что касается меня, если вам так уж любопытно… У меня огромный выбор возможностей. Если меня привлечет карьера, любая страна континента будет рада предложить мне высокую должность в полиции или разведке. Если я захочу стать богатым, я займусь торговлей или финансовыми операциями, и могу вас заверить, это у меня получится. Даже если я совсем рехнусь и захочу снова стать королем, я уже имею на этот счет конкретное предложение. А если я пожелаю свободы, я открою частное сыскное агентство. Поскольку я не жаден и не честолюбив, скорее всего я выберу именно этот вариант. Тем более, за пять лет правления я соскучился по свободе.

— Частный сыщик? — засмеялся господин Хаббард. — Откуда у вас такие идеи?

— Ольга мне как-то рассказала о Шерлоке Холмсе, — засмеялся в ответ король. — И мне понравилось. Это будет прекрасная жизнь — с интересной работой, в кругу семьи, без идиотских церемоний, без интриг и политики, и без ваших наглых морд, которые мне уже сниться начали. И знаете, что? Я буду счастлив.

— О песике Друпи вам тоже Ольга рассказывала? — поинтересовался юрист, поднимаясь и собираясь уходить. — Или это вы случайно?

— А кто такой песик Друпи? — тут же спросил король.

— Вот пусть она вам сама и расскажет, если вернется. А что касается наглых морд… давно ли вы в зеркало заглядывали? Всего хорошего, ваше величество.

Он аккуратно прикрыл за собой дверь и удалился, не дожидаясь ответа и не оглядываясь. А король долго молча смотрел на дверь, за которой скрылся его враг. И если бы господин Хаббард мог заглянуть в кабинет и увидеть его лицо, ему бы вряд ли понравились холодное удовлетворение в глазах его величества и его очень, очень нехорошая улыбка.

Посидев так немного и подумав о чем-то, король открыл ящик стола, подвигал его туда-сюда и, видимо, остался доволен результатом. Затем прошелся по кабинету, двигая стулья и кресла и что-то подсчитывая. На этот раз результат его не удовлетворил. Он вернулся за стол и дернул колокольчик. Секретарь появился через минуту, поклонился, как обычно и застыл, ожидая указаний. Указания не заставили себя ждать.

— Все на сегодня отменить, — распорядился его величество. — Сейчас ко мне немедленно принца Мафея. После церемонии я буду работать с документами, никого не пускать. Абсолютно никого, ясно? Далее. В шесть вечера придет Флавиус, его проводить ко мне немедленно. На половину седьмого пригласить его высочество принца-бастарда Элмара, после чего можешь быть свободен.

Через пять минут его сопливое высочество принц Мафей уныло ковырял сапожком ковер в кабинете, ожидая очередного нравоучения о том, что недостойно и не подобает подсматривать в зеркале, как его величество кузен имеет своих официальных фавориток.

— Мафей, — сказал кузен без особого упрека, но и не столь ласково, как обычно, как-то очень по-деловому. — Пойди сейчас в мой тир и сделай мне там полный макет моего кабинета, а также шесть фантомов-мишеней. Ты знаешь в лицо членов Комиссии?

Мафей невольно улыбнулся.

— Что, так достали?

— Не то слово, — согласился король. — Если не помнишь точно, сделай приблизительно, мне портретное сходство не обязательно, лишь бы их можно было отличить друг от друга. Только сделай качественно, чтобы могли двигаться, и чтобы места попадания были четко видны. Сможешь?

— Смогу, — снова улыбнулся Мафей и удалился, радуясь, что выволочка не состоится, и слегка недоумевая, зачем это кузену Шеллару понадобилось такое странное сооружение с набором фантомов. А сам кузен поразмыслил, затем покопался в шкафу и извлек на свет божий старую кольчугу, в которой пять лет назад штурмовал свой дворец. Тщательно оттерев ее от пыли, он снял камзол, надел кольчугу и снова оделся, застегнув камзол доверху.

— Ненавижу церемонии, — пробормотал он сам себе и направился в Хранилище за короной.

Сегодня он ненавидел церемонии еще больше, чем обычно. Традиционная речь, которую он должен был произносить, застревала в горле и давалась с трудом, хотя он произносил ее уже третий раз и знал наизусть. Погода была отвратительная — сырость, слякоть и холодный ветер, время от времени даже накрапывал дождь. Учитывая, что полезность короны, как головного убора, была сомнительна, ветер и дождь раздражали его величество, усугубляя его отвращение к церемониям. Он слушал вполуха остальные традиционные речи, и впервые за все десять лет, что они произносились, они показались ему издевательством над жертвами и их родными. Возможно, потому, что на этот раз он сам оказался кем-то вроде родных. Он смотрел, как группами по четыре-пять человек исчезают в телепортах молодые, хорошенькие, нарядные девушки, утирая заплаканные лица. Он видел, как нахальная Ольга поднявшись на цыпочки, послала ему воздушный поцелуй, и едва нашел в себе силы улыбнуться в ответ.

Они шли вчетвером, как и на вчерашней церемонии, и капли дождя блестели на прекрасном лице Эльвиры, пепельных кудряшках Терезы, черной коже Ольгиной куртки и стали доспехов Киры. Они уходили, обнявшись, без слез и жалоб, прижимая к себе свертки с оружием, не девушки в жертву — воины на битву. А король смотрел, как тают в сером тумане легкий парадный панцирь с гербом рода Арманди, тяжелый сверток с лазерным резаком и серьезные темные глаза под откинутым забралом крылатого шлема. Это все было до боли знакомо, все повторялось, как солнце днем и звезды ночью, как летнее тепло и осенний листопад, выражаясь словами поэтичного кузена. Таков путь воина… Высокое вдохновение, будь оно проклято…

С церемонии он вернулся совершенно разбитым, словно с похорон, и еще полчаса приходил в себя, запершись в кабинете. Пить он не решился, зато потребовал подать в кабинет и уничтожил почти кварту жуткого мистралийского напитка, пытаясь понять, что же в нем находит Ольга. Так и не понял.

Еще около часу он что-то обдумывал, писал и раскладывал свои записи по конвертам. Затем примерно столько же провел в тире, упражняясь в стрельбе по фантомам под сочувственные комментарии Мафея, который всерьез полагал, что кузен Шеллар таким образом пытается снять стресс.

В шесть пришел Флавиус, как всегда, сдержанно-непроницаемый, молча поклонился и застыл, ожидая указаний.

— Садись, — вздохнул король, перебирая запечатанные конверты. Глава департамента так же молча опустился на стул, положив перед собой папку. — Что скажешь?

— Мне очень жаль, ваше величество, — виновато сказал Флавиус. — Я выяснил, кто нас предал, но, как я догадываюсь, это уже не имеет значения?

— И кто? — тут же заинтересовался король.

— Наш доблестный начальник службы Безопасности, мой первый заместитель господин Фейн. — доложил Флавиус. — Причем сделал он это не под давлением, а добровольно, в надежде получить мое место после смены правительства. Будут какие-то указания по этому поводу или это уже… неважно?

— Не то, чтобы совсем неважно… Впрочем, если ты сможешь до завтра его устранить, было бы неплохо.

— Вы имеете в виду физическое устранение, или что-то другое? — уточнил Флавиус.

— Все равно, лишь бы он не мешался у тебя под ногами завтра.

Флавиус чуть двинул бровью, что должно было означать крайнюю степень удивления.

— У нас есть какие-то дела на завтра?

— А ты что, уже котомку собрал? — усмехнулся король. — И куда, если не секрет? В Хину?

— Кому я там нужен? — Флавиус слегка приподнял уголки рта, что означало улыбку. — Нет, уж лучше в Лондру. Там вы, по крайней мере, сможете составить мне протекцию. Я так понимаю, что у нас есть время до завтра? Так что, уничтожать архивы?

— Не торопись с архивами. Подготовь все, чтобы уничтожить можно было быстро, но не спеши. Вот возьми три конверта. Там инструкции и списки. Завтра по окончании поминального ужина ты должен быть во дворце. В любом месте, какое сочтешь подходящим. К этому времени все твои люди должны быть в полной готовности. Я дам тебе Мафея, он настроит для тебя зеркало, чтобы вы с ним вместе могли наблюдать за происходящим.

— Что именно будет происходить?

— Я буду передавать дела новому правительству, — невозмутимо пояснил король. — По окончании процедуры… Первый конверт откроешь по моему указанию. Если случится так, что я… скажем так, не смогу тебе что-либо указывать… Откроешь сначала второй, а затем первый. Если же увидишь, что осталось только уносить ноги, не медли. Мафей тебе поможет. В третьем конверте рекомендательное письмо к Элвису II, на случай, если я не смогу составить тебе протекцию лично.

— Я так понял, что сути комбинации мне знать не следует? — столь же невозмутимо уточнил глава департамента.

— Совершенно верно.

— Еще указания будут? — спросил Флавиус все так же спокойно, но в его раскосых глазах мелькнуло плохо скрытое восхищение.

— Да нет, пожалуй все. Работай.

— Всего хорошего, ваше величество.

Король проводил его взглядом и в очередной раз посмотрел на часы. Остался последний разговор на сегодня. Самый трудный и печальный. С дорогим кузеном Элмаром, хоть бы он не набрался с горя…

Элмар был трезв, как стеклышко, однако заметно нервничал. Правда, увидев новые мишени его величества, заметно повеселел и спросил, а нельзя ли их мечом рубануть. Мафей доступно объяснил, что не стоит и пробовать, похихикал, забрался на стол и принялся болтать ногами.

— А зачем ты меня сюда привел? — поинтересовался Элмар. — По делу, или просто соскучился? Или тебе срочно приспичило научить меня стрелять?

— Нет, — нахмурился король. — Нам надо серьезно поговорить. Мафей, оставь нас.

— Шеллар! — обиделся принц. — Ну почему? Как что-то поколдовать, так я тебе нужен, а как чего серьезное — так ты меня прогоняешь! Я уже не маленький! Мне скоро шестнадцать!

— Ладно, — вздохнул король. — В конце концов ты член семьи и имеешь право знать. Только два условия. Во-первых, слушать молча, без комментариев, междометий и всяческих соплей. А во-вторых, поклянись своей Силой, что никому не скажешь.

— Клянусь, — с готовностью откликнулся Мафей и приготовился слушать. Король, однако, не торопился начинать. Он осмотрел мишени, рассаженные вокруг стола, попросил Мафея поменять их расположение и начал заряжать пистолет. Элмар снова занервничал.

— Ну? Не тяни, — поторопил он задумчивого кузена. — Что-то случилось?

— Случилось, — вздохнул тот. — У нас большие неприятности.

Он быстро вскинул пистолет и сделал серию выстрелов по фантомам у стола.

— Шеллар, ты скажешь, наконец, в чем дело? — не выдержал Элмар. — Что-то с девочками?

— Нет, — снова вздохнул король, осматривая мишени. — С нами. Мафей, обнови и поменяй местами Браско и Хлафиуса. И вообще, обновляй каждый раз, чтобы я не напоминал, и меняй расположение на свое усмотрение.

— Шеллар, прекрати пальбу, сядь и объясни, — сердито одернул его Элмар. — Я так до завтра буду сидеть и переживать! Что стряслось?

Король положил пистолет, сел и в очередной раз вздохнул.

— Мне очень жаль, Элмар. Я не хотел этого, и сейчас не хочу, но выхода нет. Тебе придется занять престол.

— Что? — Элмар с ужасом воззрился на кузена. — Мне? Почему?

У него в голове немедленно пронеслось с десяток причин, одна другой ужаснее, и на первое место уверенно вырвалась одна: кузен Шеллар смертельно болен, и жить ему осталось всего ничего. И ни одна живая душа об этом не знает, потому что он, как это за ним водится, до сих пор никому не жаловался.

— Обстоятельства таковы, что… Да не смотри на меня с таким ужасом, не все так страшно.

— Шеллар! — взмолился принц-бастард. — Скажи толком! Ты не… не собираешься…

— Умереть? — уточнил король. — Да нет, ну что ты. Я никуда не денусь, сделаешь меня советником, и я тебе буду помогать по мере сил. В конце концов, даже женись ты на здоровье на своей нимфе, и пусть все хоть удавятся. А наследника где-нибудь на стороне сделаешь, не проблема.

— Тогда почему? — не унимался Элмар. — Не потому же, что тебе просто надоело?

— Само собой, — вздохнул король и снова принялся заряжать пистолет. — У нас с тобой возникла большая проблема. Сегодня я имел неприятную беседу с господином Хаббардом. Мы с ним обсуждали условия моего отречения.

— И что? Причем тут я? Или ты полагаешь, я соглашусь быть куклой на троне?

— Нет, ты не понял, — король осмотрел мишени и встал за макет своего стола. — Ни о чем подобном и речи быть не может. Завтра вечером они придут в мой кабинет. Как они думают, за властью. А на самом деле…

Он опять быстро вскинул пистолет и так же быстро расстрелял шесть фантомов, почти не прицеливаясь.

— И что будет на самом деле? — напомнил Элмар.

— А вот это и будет, — спокойно ответил король, перезаряжая пистолет. — Мафей, не зевай.

— Что — это? Ты хочешь сказать, что ты их убьешь? Но как?

— Ты же видел, как.

— Но это же невозможно! Их нельзя убить!

— Можно, — усмехнулся король. — Я уже собирался это сделать, правда, немного по-другому. Видишь ли, закон не абсолютен. В нем, как и в любом законе, можно найти лазейки. Одну я нашел уже давно, и готовил такую потрясающую операцию, что она бы вошла в историю. Дело в том, что убить их нельзя сознательно. Но можно ведь организовать все так, чтобы исполнитель не действовал сознательно. Мне это подсказал тот случай в позапрошлом году, когда на поминальном ужине одна женщина, помешавшаяся с горя, бросилась на Хлафиуса с вилкой. Я и подумал — раз она это может, значит, сможет и кто-то еще. И стал искать. Сначала я пробовал работать с безумцами, но ими оказалось невозможно управлять. Тогда я переключился на людей, способных к неконтролируемым трансформациям. Мы с Флавиусом насобирали пять человек стихийных оборотней и больше года с ними экспериментировали, пытаясь определить, как активировать трансформацию. Обычные цикличные тут не годились, потому что, сам понимаешь, невозможно собрать всю комиссию в одном месте именно среди ночи в полнолуние… А истреблять их необходимо именно в полном составе, иначе их количество тут же восстановится. Любой оставшийся как можно скорее подберет себе новых соратников.

— Постой, — перебил его Элмар. — Как же можно активировать трансформацию, если она стихийная?

— Да не бывает ничего полностью стихийного. Это так считается, что трансформация происходит ни с того, ни с сего. А на самом деле всегда присутствует активатор, который дает толчок к превращению. Предмет, звук, запах, цвет, настроение, а чаще — сочетание нескольких. И надо только их найти, и трансформацию можно спровоцировать в любой удобный момент. Мы подготовили эту группу — сами они все были уверены, что их готовят для секретных операций за рубежом — и собирались забросить их в конференц-зал Комиссии во время закрытого заседания перед оглашением. Самое сложное было — заставить мага открыть телепорт. Сам понимаешь, любой маг в здравом уме поймет, для чего он должен перебросить в помещение, где находятся неприкосновенные граждане, группу трансформирующихся оборотней. И не сможет этого сделать. Мне пришлось разыскать в одной из тайных темниц совершенно выжившего из ума старичка, который просидел там лет семьдесят… но не буду утомлять тебя техническими подробностями. В общем, операция была замечательная, но провалилась по самой пошлой и банальной причине — из-за утечки информации. Нашу группу исполнителей уничтожили перед самым заседанием. А что касается меня… В процессе подготовки этой операции я заметил странную закономерность. Все мои подчиненные, включая Флавиуса, не в состоянии отдавать приказы, если они точно знают, к чему приведет исполнение. А у меня подобных проблем не возникает. Я в который задумался над Законом и увидел, наконец, ту лазейку, которую искал. Я — король. Законы пишутся мною для моих подданных, сам же я стою выше законов. И если мне будет угодно своими руками истребить эту милую компанию, никакой закон мне не препятствие. Я должен был догадаться об этом раньше, но уж так устроены у меня мозги — результат эксперимента принимается за непреложную истину. А эксперимент имел место, я в свое время из любопытства проверил на себе, как действует магически обработанный закон. И я не смог ни вести переговоры о найме, ни съездить по физиономии Хаббарду. Но я не учел один небольшой нюанс: на тот момент я был подданным твоего отца, а сейчас я сам король. Первое, что я сделал — попытался нанять специалиста, скрыв свою особо узнаваемую персону за гримом и накладными плечами. Ты, наверное, помнишь тот несчастный случай с бароном Троммом. К сожалению, со специалистом не получилось. Бедняга не смог получить честно заработанное золото. Представляешь, я ему даю — а у него рука не поднимется взять! Незначительный на первый взгляд нюанс в формулировке — и такой вот эффект. Получается, убить он может, а вот деньги взять — нет. После пережитого шока специалист, разумеется, тут же отказался работать дальше. А место Тромма в тот же день занял барон Горт, и Комиссия опять оказалась в полном составе. Так что, у меня осталось три возможных варианта: сделать все самому, продолжать разрабатывать операцию с оборотнями или ждать, пока найдется идиот, который окажет мне услугу за бесплатно. Из-за технической сложности первого варианта, а также из-за возможных последствий, я оставил его на крайний случай. И такой случай как раз наступил.

— Да разве нельзя было сегодня, вместо того, чтобы упражняться в стрельбе, нанять себе несколько помощников? — встревожился Элмар. — Ну и пусть бы они не смогли взять свою плату, тебе-то что, твоей вины в этом нет! Отблагодарил бы как-то иначе! А вдруг после уничтожения Комиссии Закон бы и действовать перестал!

— Времени мало, — вздохнул король. — Или ты думаешь, такие специалисты на улице валяются? Или они все поголовно не знают, чем обернулась такая сделка для одного их коллеги? Его, разумеется, ликвидировали во избежание утечки информации, но это заняло некоторое время, и утечка все же могла иметь место. Да и слово я дал, что буду один, а то господин Хаббард ни в какую не соглашался прийти в мой кабинет. Я его еле туда заманил. А раз слово дал, придется действовать в одиночку и все сделать самому. Как ты знаешь, это лучший способ сделать все, как следует. Хвала богам, наши члены Комиссии не умнее меня и до сих пор не додумались, чего от меня можно ожидать. Надеюсь, господин Хаббард тоже помнит, как я не смог его ударить, и считает меня безопасным в этом отношении.

— А я тут причем? — спросил Элмар, внимательно выслушав все эти пояснения. — Или это на случай?..

— На какой случай? На случай — бери под мышку Азиль и сматывайся. А насчет короны, если ты не понял моего замечания о последствиях… Тебе, с твоими геройскими взглядами на жизнь, наверное, кажется, что я собираюсь совершить подвиг? Так вот, должен тебя разочаровать. В цивилизованном обществе это квалифицируется как умышленное убийство по политическим мотивам, статья четырнадцатая, пункт «ар». Для любого из моих подданных это… если учесть все обстоятельства, как смягчающие, так и отягчающие, в виде заведомого обмана… где-то пожизненная каторга в лучшем случае. Король, как ты сам знаешь, не подлежит суду и не обязан отвечать в обычном порядке. Но корону в ларчик положить придется. Причем добровольно и самостоятельно, чтобы не позорить ни себя, ни династию грызней с дворянским собранием и не выслушивать публично нотации мэтра Истрана. Вот такой расклад, дорогой мой кузен, ваше будущее величество Элмар I. Насколько я помню историю, королей с таким именем у нас еще не было. Не хотел я тебя так подставлять, но… что поделаешь.

Элмар помолчал, наблюдая за упражнениями кузена в скоростной стрельбе, потом серьезно сказал:

— Шеллар, ты здорово рискуешь.

— Вовсе не так здорово, как тебе кажется, — возразил король. — Риск, конечно, есть, но только в том случае, если они догадаются. Или если у меня пистолет заклинит, но это не столь страшно, я все равно возьму два. Да и в самом крайнем случае попробую смыться через тир. Дверь заколдована, никто, кроме меня ее не откроет. А Мафей меня сразу же оттуда заберет. Так что, риск минимальный. Да и выхода другого я не вижу.

— Точно никакого выхода? — почти в отчаянии вопросил Элмар. — Может, ты что-то пропустил?

— Ничего. Если тебя есть другие варианты, ранее не упомянутые, поделись.

Элмар беспомощно огляделся вокруг, как бы ища что-то.

— Варианты ищешь? — усмехнулся король. — Или чего бы выпить? В тире я спиртного не держу.

— Нет, ищу чего бы съесть, — проворчал Элмар.

— Ты не ужинал, или это нервное? — уточнил король.

— Разумеется, ужинал, — раздраженно откликнулся кузен. — И не раз. Я сегодня с утра расстроен… А ты сам знаешь, как я ем, когда расстраиваюсь. Зато ты, могу поспорить, сегодня не ел вообще и весь день курил натощак. Как расстраиваешься ты, я тоже знаю. Когда закончишь со своей стрельбой, пойдем ко мне, я тебя покормлю.

— Заодно и поужинаешь еще раз, — печально улыбнулся король. — А то и напьешься. Кстати, вчера мне было за тебя стыдно. Если не прекратишь так пить, я начну приглашать в гости Луи и заставлять тебя с ним общаться. Чтобы у тебя выработалось отвращение к алкоголю.

— Знаешь, что? — обиделся Элмар. — Я тогда выпрошу у доктора Кинг из ее анатомического музея легкие курильщика и подарю тебе на день рождения. А еще, когда ты…

— Элмар, — грустно перебил его король. — Тебе не кажется, что последний вопрос уже не является насущным?

Элмар застыл с открытым ртом, подавившись дежурным вопросом. Затем у него в глазах мелькнуло озарение и он, чуть оживившись, с подозрением уставился на кузена.

— Шеллар, а ну-ка поклянись, что ты не затеял всю эту кутерьму только затем, чтобы спихнуть с себя корону и отвертеться от необходимости жениться.

— Как ты мог такое подумать? — оскорбился кузен. — Если ты всерьез считаешь меня способным на подобную низость, то клянусь честью, что я не затеял это с такой корыстной целью. Более того, клянусь, что если мне удастся решить проблему как-то иначе, не потеряв при этом корону, я женюсь до наступления лета. И стыдись, дорогой кузен.

— Извини, конечно… Но как мило было с твоей стороны пообещать мне такую радость на заведомо невыполнимых условиях! И, кстати, чтобы мне было спокойнее, поклянись заодно, что если у тебя появится какой-то вариант, ты не скроешь его от меня и обязательно им воспользуешься. А то знаю я тебя, придумаешь и промолчишь, чтобы жениться не пришлось.

— Хорошо, клянусь, — раздраженно откликнулся король и в следующей серии два раза промазал. — Ты что же думаешь, мне жениться страшнее, чем доверить корону пьянице?

— Это я пьяница? — обиделся Элмар. — Мало того, что ты меня так подставил, так еще и оскорбляешь?

— Это не оскорбление, а констатация факта. Ты потихоньку спиваешься. Честно говоря, если бы не постоянное присутствие рядом с тобой нимфы, ты бы спился уже давно. И не пытайся в очередной раз ответить мне что-нибудь о вреде курения. Может, это и вредно, но на психику не влияет. А у тебя уже начинаются провалы в памяти, как например, на охоте…

— Не надо про охоту, — попросил Элмар.

— Хорошо, речь не об охоте. Речь идет о короне и о стране, которой ты будешь править. Я, конечно, буду по мере сил с тобой бороться и не позволю тебе пропить корону или превратиться в еще одного Луи. Но на случай, если со мной что случится… Поклянись, что в этом случае бросишь пить. Совсем. Ну?

Элмар воззрился на кузена с откровенным ужасом.

— Ну же, — настойчиво повторил тот. — Разве я прошу чего-то невозможного? Ты только что самым наглым образом взял с меня сразу три клятвы. Я прошу только одного. И не ради себя. Пообещай мне, что если ты займешь престол после моей смерти, бросишь пить. Не думаешь же ты, что я покончу с собой только ради того, чтобы отвратить тебя от твоей пагубной привычки?

— Клянусь, — пробормотал Элмар, заливаясь краской. — Ты доволен? Между прочим, не три, а две. Я тебя не просил обещать жениться до начала лета.

— Верно, — вздохнул король. — Это я не тебе обещал, а себе. Ну, знаешь, как у вас, паладинов, принято давать обеты?

— Понятно, — вздохнул в ответ и Элмар. — Я, помнится, перед последним подвигом тоже дал обет жениться, если все получится… Ты долго еще собираешься стрелять? Я бы тебе не советовал перед таким ответственным делом переутомлять руку.

— Сам знаю, — проворчал король и отложил пистолет. — Ладно, закончим на сегодня.

— Шеллар, — робко подал голос Мафей. — А мне уже можно говорить, или еще молчать?

— Говори, малыш. Ты хотел что-то по делу или просто посочувствовать?

— Возьми меня с собой, — попросил принц. — Может, я тебе чем-то помогу?

— Не могу. Я дал слово, что буду один. И у меня для тебя будет другое задание.

— Задание? — мальчишка оживился и еще размашистее заболтал ногами. — Что-то полезное?

— Очень полезное. Поможешь Флавиусу. Только мэтру не говори, а то еще вмешается и запретит.

— Не скажу, — пообещал Мафей и, помявшись, добавил: — Ты перед тем, как… ну… подойди ко мне, я на тебя пару-тройку хороших защит брошу. От пули и стрелы не поможет, но от магии прикроет.

— Спасибо, малыш. Обязательно подойду. — Король убрал в шкафчик пистолеты и патроны и открыл дверь в кабинет. — Выходите. И больше о деле ни слова.

— Ну что, ко мне? — сказал Элмар и вдруг хлопнул себя по лбу. — Тханкварра! Чуть не забыл! Мне же надо к Ольге!

— Ее нет дома, — осторожно напомнил король.

— Вот поэтому и надо! К ней должен приехать ее мистралиец, сегодня к ночи или завтра до обеда, и она просила меня посидеть у нее дома и его встретить. Объяснить ему, что к чему, и, если она не вернется, отдать ему музыкальные кристаллы. Хорошо, что я вспомнил, вот бы стыдно было… А ты еще говоришь, что у меня провалы в памяти от пьянства. Я от природы такой рассеянный.

— А с чего это она тебя попросила?

— А кого? Азиль не выходит из дому, как ты и приказал. Жак отказался наотрез, он его боится.

— Почему?

— Ты же знаешь, он всех мистралийцев боится. Не тебя же ей было просить. Шеллар, пойдем со мной, а? И мне не скучно будет, и ты, может, поговоришь с ним…

Король поморщился и покачал головой.

— Бесполезно. Но пойду, конечно, чтобы тебе не скучно было. Только кто-то тут собирался меня кормить, а теперь оказывается, что мы идем к Ольге. У нее есть дома какая-нибудь еда?

— Сомневаюсь. Давай лучше я схожу к тебе на кухню, велю сложить корзинку, и возьмем с собой.

— Хорошо, сходи. А потом Мафей нас отправит, а сам пойдет к себе.

— А меня вы с собой не возьмете? — огорчился Мафей.

— Нет, я и так тебя почти на целый день задержал, мэтр может что-то заподозрить. Если он спросит, где ты был, скажи, что я тебе читал долгую и продолжительную нотацию за зеркала. Кстати, действительно свинство так делать. Ты развлекаешься, а мне от мэтра попало… Когда наставник тебе резонно заметит, что выслушивать нотацию можно час, ну два от силы, но не целый день, ты сопротивляйся до последнего, а когда он тебя прижмет, признайся, что после церемонии мне стало плохо и ты меня лечил. И что я просил никому об этом не говорить. А уже после того были нотации, плавно перешедшие в задушевную беседу за чашкой кофе.

— А ты что, начал пить кофе? — удивился Мафей, обратив внимание на пустой кофейник на сейфе.

— Я попробовал, — признался король. — Пытался понять, что в нем находят некоторые люди.

— Понял? — полюбопытствовал Элмар.

— Нет. Удивительная гадость с горьким вкусом и неприятным запахом. Но обладает заметным тонизирующим эффектом. Может, это от него мистралийцы такие взвинченные? Кстати, Элмар, почему ты до сих пор здесь? Ты же на кухню собрался, вот и иди.

Элмар послушно покинул кабинет.

— А что с тобой как будто случилось? — уточнил Мафей. — Вдруг он спросит. Да он обязательно спросит, чтобы проверить, правильно ли я тебя лечил.

— Скажем так, у меня болела голова и… А что еще бывает у людей от сильных переживаний?

— Ладно, — вздохнул Мафей. — Сам придумаю. Какое-нибудь там нервное расстройство или что… Хотя может не поверить. С тобой же такого не бывает.

— Почему не бывает? Ты помнишь, как ты перепугался, когда увидел меня после оглашения?

— Тогда я испугался потому, что у тебя были слезы на глазах, и я подумал, что случилось что-то ужасное. Что кто-то умер, или еще что-то в этом роде. Шеллар, а на самом деле как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — пожал плечами король. — Ты же знаешь, что со здоровьем у меня никогда не было проблем. Что такое головная боль я помню с трудом, так как этого со мной не случалось уже лет пять. А что касается расстроенных чувств, так это не болезнь. Сейчас мы с Элмаром немного выпьем… Как бы это так исхитриться, чтобы самому выпить, а ему не наливать? Не получится, наверное… Ладно, как-нибудь. Потом поспим, и все будет нормально. — Он грустно улыбнулся. — Ольга в моей постели уже спала, теперь и я на ее кровати поваляюсь. Надеюсь, она у нее не очень короткая. Как они там сейчас, наши девочки…

— Не переживай, — сочувственно сказал Мафей. — Они победят.

— Ты знаешь? Видел сон?

— Нет, не видел. Потому мне так и кажется. Если бы с ними что-то должно было случиться, они бы мне приснились. Ты правда, не переживай об этом. Сосредоточься на одном. И, Шеллар… обязательно надень кольчугу.

— Я уже надел, — заверил его король. — Я как-то не глупее тебя.

— И не снимай, — умоляюще уставился на него Мафей. — Даже когда спать будешь. Не снимай, пока все не кончится.

Король внимательно посмотрел на кузена.

— Ты что-то предчувствуешь? Ну-ка, скажи. Сон или что-то еще?

— Я просто за тебя боюсь, — опустил глаза Мафей. — Очень боюсь. Шеллар, будь осторожен, пожалуйста.

— Не бойся. Все пройдет нормально, все у меня получится. Никуда я не денусь. Даже наоборот, у меня появится больше свободного времени, которое я смогу уделять тебе.

Эльф тяжело вздохнул и кивнул.

— Я понимаю. Просто мне страшно.

— Да почему? Это на тебя Жак дурно влияет, не иначе.

— Нет, это с тех пор… С тех пор, как умерла мама… и все остальные… Я все время за тебя боюсь, и ничего не могу с этим поделать. И за Элмара тоже. У меня только вы остались…

Он всхлипнул и замолчал. Король протянул руку и ласково потрепал серебристые волосы кузена.

— Не бойся, малыш, — повторил он. — Все будет хорошо.

Мафей порывисто обнял его, вцепившись в камзол и прижавшись к нему лицом.

— Шеллар, — прошептал он. — Будь осторожен, я тебя умоляю. Я тебя очень люблю. Почти как маму. Если и с тобой что-то случится…

— Не выдумывай, — сказал король и погладил его по голове, как маленького. — Что со мной может случиться, я же в кольчуге. И перестань плакать, ты могущественный маг, а не придворная дама. Ну же, Мафей! Что ты у нас такой плакса? Ты же мужчина. Неужели все эльфы такие? Не может такого быть. Перестань, а то сейчас придет Элмар и увидит. И будет стыдно. Перестань. А то сексом интересуешься, как большой, а ревешь, как младенец.

— Я больше никогда не буду за тобой подсматривать, — снова всхлипнул Мафей. — Клянусь, не буду. Только пусть с тобой ничего не случится.

— Вот и договорились. А теперь быстро утрись, пока не увидел Элмар, и сделай вид, что ничего не случилось. И не вздумай при наставнике слезу пустить, мигом догадается. Вон там в шкафу есть зеркало, приведи себя в порядок. Кстати, ты не сможешь настроить завтра зеркало, чтобы посмотреть на битву?

— Нет, — покачал головой Мафей, послушно подходя к зеркалу. — Но мэтр Истран, наверное, сможет. Попроси его, это же не тайна. Только ты не сможешь посмотреть. Ты будешь занят. Будешь присутствовать на банкете.

— Верно. Но пусть хоть сам мэтр посмотрит, а потом расскажет.

— Хорошо, — согласился принц, прячась за дверцей шкафа. — Я ему скажу.

В дверь протиснулся Элмар с корзиной таких размеров, что в нее вполне можно было вместить все наличные продукты с королевской кухни.

— Я готов, — возгласил он. — Можно идти. Только… должен тебя предупредить… ты там не пугайся, у Ольги в квартире вечно беспорядок.

— Да что я, беспорядка не видел? — удивился король. — С чего я должен пугаться?

— Такого — не видел. Ботинки на кухонном столе, тарелки на книжной полке, книги на кровати, белье на письменном столе, чернильница в кресле…

— Странно… Я понимаю, когда у человека депрессия, сил на уборку не остается, но сейчас почему? Неужели, уезжая на битву, возможно, на смерть, нельзя было прибраться в комнате?

— А у нее на этот счет своя логика. Она сказала, что если они победят, то на радостях устроят попойку и все равно опять насвинячат. А если погибнут — тем более, какой смысл надрываться, прибирая квартиру, которая все равно больше не нужна.

— Странная мысль, но определенная логика здесь все же присутствует, — согласился король. — Ну и демоны с ним, с этим беспорядком. Что я женского белья не видел? Даже Ольгино видел, когда она переодевалась у меня прошлой ночью… Да и вообще, на бардов грех обижаться.

— А что, у Ольги какое-то особенное белье? — поинтересовался Элмар.

Король укоризненно на него посмотрел.

— Нездоровое какое-то у тебя любопытство. Ну ладно, потом наедине расскажу, хотя это не особенно порядочно — обсуждать даму…

— Скажешь тоже! Можно подумать, дамы нас не обсуждают. Только этим и занимаются.

Дамы как раз готовились отойти ко сну и беседовали именно о том, что имел в виду Элмар. О вечном. То бишь, о мужчинах. Они сидели каждая на своей кровати в маленькой комнатке на четверых, в доме, где проводили последнюю ночь все жертвы. Этот дом был специально построен на окраине Сорелло, поближе к горам, чтобы девушки могли там переночевать перед отъездом к пещере дракона.

— А потом он ушел, — как раз завершала свой рассказ Ольга. — И больше я его не видела. Он должен приехать как раз сегодня или завтра, а меня, как назло, нет дома. Вечно мне не везет с мужиками.

— Ей не везет с мужиками! — усмехнулась Эльвира. — Это говорит женщина, которая отказала королю.

— Ничего ты не понимаешь, — обиделась Ольга. — Я вообще не хочу замуж. И король тут ни при чем. Если бы он мне что попроще предложил, я бы, может, еще подумала. А то сразу замуж…

— Привет всем! — возгласила Этель, протискиваясь в дверь. — Вы еще не спите? Я у вас посижу, а то мои соседки затеяли беседу, и я смылась, чтобы не пришлось сочинять, кто я такая.

— Понятно, — засмеялась Ольга. — А ты бы опять, как на церемонии, сделала морду кирпичом и скорбно провозгласила: «Мое имя покрыто позором, и я не хочу его называть…» Официальные лица чуть не прослезились.

— А что, очень даже весело получилось. — Этель повертелась перед зеркалом и спросила: — Ну, как, идет мне этот беретик?

— Он ужасен, — честно сказала Эльвира. — Но тебе, как ни странно, идет. А мне показалось, или вы с Ольгой знакомы?

— Мы все знакомы, — подала голос Кира. — Это Этель, она пойдет с нами на битву.

— На битву? — ужаснулась Эльвира. — Такая молоденькая? Сколько же тебе лет?

Этель уселась на Ольгину кровать и достала сигареты.

— Восемьдесят, — ответила она. — Хотя я и не люблю об этом говорить. Мужики почему-то сразу пугаются.

— Ты шутишь?

— Вовсе не шучу. Мне восемьдесят лет, и я боевой маг с тридцатилетним стажем. Десять из них проболталась по свету с Элмаром. Разве ты обо мне не слышала?

— Слышала, конечно. Просто я не поняла, что это ты и есть. Я как-то представляла тебя постарше на вид… и побольше.

— Уж какая выросла, — засмеялась Этель. — Хотя определенные неудобства в этом есть. Будь я покрупнее, фиг бы меня Валента так легко отодвинула.

— Оно тебе до сих пор покоя не дает? — упрекнула ее Ольга. — Ты лучше скажи, зачем ты бедного короля так по-свински обидела при подданных?

— Правда? — оживилась Эльвира. — Так ему и надо! А что ты ему сделала?

— Да ничего я ему не сделала! — искренне удивилась Этель. — И чего все на меня так взъелись за этого короля? Что ему, трудно разок со мной потрахаться?

— Знаешь, одно дело просто потрахаться, — возразила Ольга. — А вот в принудительном порядке расплачиваться натурой за услуги — это знаешь, как называется?

— Ты что, потребовала с него за свои магические услуги расплатиться натурой? — поразилась Эльвира. — Да ты что, ничего получше не могла попросить? Или ты думаешь, он в этом отношении какой-то особенный? Ты будешь очень неприятно разочарована. Он…

— Эльвира, — перебила ее Ольга. — Ну, перестань. Не верю я, что он со всеми такой, как ты говоришь. Вы с ним просто друг друга не поняли. Не похож он на грубого и наглого хама, хоть ты лопни.

— Ты просто не знаешь, — нахмурилась Эльвира.

— И я не верю, — объявила Этель. — Валента всегда вспоминала его с этакой трепетной грустью и говорила, что более нежного и мягкого человека не встречала в жизни. А она была очень критична и разборчива насчет мужиков. А уж если кто-то пробовал наглеть и хамить, вполне мог остаться без ушей. Или еще без чего-нибудь, в зависимости от степени своей наглости.

— Понятно, — горько усмехнулась Эльвира. — Значит, по-вашему, он так обошелся только со мной и исключительно по недоразумению?

— А как же! — согласилась Ольга. — Он, между прочим, ужасно стеснительный. А некоторые люди, когда стесняются, начинают хамить почем зря, чтобы это скрыть. Тебе такое не приходило в голову?

— Нет, — качнула головой Эльвира. — Впрочем, какой смысл спорить… Я только одного не понимаю — как ты намерена с него это получить?

— Он же мне слово дал. Думаешь, может обмануть?

— А, ну, если ты так настроена, что непременно вернешься, тогда конечно, — согласилась Эльвира. — Но все-таки, странные у тебя расценки за услуги. Он что, тебе нравится?

— С первого дня знакомства! Я так хотела с ним переспать, но не сложилось…

— А где вы познакомились?

— У вас в Ортане, пять лет назад, во время мятежа Небесных Всадников. Мы тогда были где-то в Эгине и новости узнали только на второй день. Бедный Элмар с горя чуть умом не тронулся и бросился скорей домой. Ну, вы же знаете Элмара: что отвоевать корону надо, он понимает, потому как кодекс чести, долг и все такое. А вот как это сделать — ни малейшего понятия. Если бы мы его не придержали, он бы просто носился по улицам и дрался с кем попало, и понятно, чем бы это вскоре кончилось. Тогда он начал жаловаться на свое скудоумие и ныть, что был бы жив кузен Шеллар, он бы что-то придумал. А кузен оказался вполне жив, здоров и легок на помине. Мы на него случайно наткнулись около штаб-квартиры паладинов. Там и познакомились. Что меня сразу поразило, так это то, что в отличие от моего доблестного соратника, он точно знал, кто и что должен делать. И все, надо сказать, очень четко и быстро сработало. К вечеру от мятежа уже ничего не осталось, если не считать того, что полдворца разнесли по камушку. Мы тогда остались ночевать в оставшейся половине, и я так потихоньку поинтересовалась у Элмара, а как его кузен насчет перепихнуться? Элмар возмутился и сказал, что кузен, конечно, мужик нормальный, но он две ночи не спал и надо же иметь совесть. А тут мне этот Жак подвернулся… Ну, я и оставила короля в покое, пусть спит спокойно. А на следующую ночь меня Валента обставила. Они же, воины, большие и размашистые. Плечиком повела — и готово. А я откуда знала, что ей он тоже понравился?..

— А она ему? — поинтересовалась Эльвира, пряча усмешку.

— Вот у него и спроси. Но по-моему, его величество втрескаться изволили по уши. И, видимо, серьезно. Он вообще мужик серьезный, несмотря на розовых слонов… А Валента ни за какие коврижки не пошла бы замуж.

— Кого-то мне это очень напоминает… — улыбнулась Тереза.

— Отстаньте! — обиделась Ольга. — Что за намеки! В меня-то он не влюблялся. Это только Эльвирины подружки полоумные могли такое придумать.

— Кстати, — вспомнила Эльвира. — Кто-нибудь знает, куда делась Селлия? Она задалась идиотской идеей, будто Ольга очаровала его величество некой экзотической разновидностью любовных утех, принятой в ином мире, и намеревалась подсмотреть, чтобы перенять опыт. И не вернулась после этого.

Девушки дружно расхохотались, и Ольга в лицах пересказала, как маркиза Ванчир напрашивалась на оргию к его величеству. Эльвира смеялась так, что даже забыла о предстоящем завтра мероприятии. Она и не ожидала, к каким блестящим результатам приведет ее дурацкий совет.

— Теперь он Селлию точно отставит, — сделала вывод она. — И так ей и надо. А уж как Камилла обрадуется…

— А почему? — поинтересовалась Кира. — Она ее не любит?

— Да мы все друг друга не очень… Но дело не в том. Просто она опять станет официальной фавориткой. Король, когда кого-то отставляет в расстроенных чувствах, всегда идет утешаться к Камилле. Она из нас единственная, кому хоть что-то в нем нравится.

Ольга хихикнула и спросила:

— А у него правда такой большой, как говорит Камилла?

— Не знаю, — пожала плечами Эльвира. — Это все очень относительно. Я не такой специалист в этом вопросе, как Камилла. Да и материала для сравнения у меня крайне мало. Вот пусть Этель посмотрит и сделает вывод. Уж она-то за восемьдесят лет насмотрелась столько, что Камилла перед ней соплячка.

— Вы меня заинтриговали, — заинтересовалась Этель. — Обязательно посмотрю. Хотя Валента ни о чем подобном не упоминала, так что, возможно, ваша Камилла преувеличивает. А почему ты говоришь, что он вам всем не нравится? Почему? Он такой славный…

— Дело вкуса, как говорит Камилла, — чуть улыбнулась Эльвира. — Мне не нравится, как он себя ведет. А Анна и Селлия считают, что он ужасно уродлив. Особенно, как разденется.

— Сами они уродины! — обиделась Ольга. — Такие трогательные косточки, обнять и плакать.

— Я же говорю — дело вкуса. Вот у тебя он вызывает умиление. У Анны — отвращение. У Акриллы — страх. У Этель — интерес. У ее подруги — трепетную нежность. Мы все разные, и по-разному смотрим на одно и тоже. А ты, Кира, что скажешь?

— Я вообще не понимаю, — строго сказала Кира, — как можно высказывать подобные суждения о короле.

— Это какие? — хитро прищурилась Этель.

— Как обо всех обычных мужчинах. Красивый он или нет, с кем он спит, как он выглядит раздетым, как ведет себя в постели, какого размера у него… ну, и тому подобное. Как вообще можно рассматривать его с этой стороны? Он наш король. А мы его подданные. И для нас он должен быть как-то выше всего этого.

— Нравы у вас в провинции! — фыркнула Эльвира. — Я с ним спала, как он может быть для меня выше этого? Да и я не просила тебя высказывать что-либо в духе Камиллы. Мне просто интересно, нравится он тебе или нет.

— Он достойный правитель и порядочный человек, — сдержанно ответила Кира. — А вопрос, нравится ли он мне, как мужчина, не должен даже возникать.

— И зря, — сказала Эльвира. — Вопрос может оказаться насущным. Камилла сказала, что ты ему нравишься.

— Ваша Камилла такой уж непререкаемый авторитет? — скривилась Кира. — Я допускаю, что ему понравилась моя идея сразиться с драконом, потому, что она совпала с его собственной. Но не более.

— Не скажи, — заметила Эльвира. — Такие вещи Камилла определенным местом чует. И до сих пор это чувствительное место ее не подводило.

— Тоже мне, премудрость! — фыркнула Этель. — Это любому прекрасно видно. Я тоже заметила, что королю нравится Кира. Но и Ольга тоже. При этом перед Кирой он ужасно робеет, а Ольгу не стесняется совершенно. А меня он побаивается. А Тереза боится его, а ему ее жалко. Чтобы все это заметить, никаких особых способностей не нужно, я это вижу без всякой магии. Еще могу добавить, что Ольге и Терезе нравится Жак, а Кире — нет. Ольга относится к Элмару, как к огромной плюшевой игрушке, а Тереза и его боится. Тереза, ты почему всех боишься?

— Неправда, — возразила Тереза. — Элмара я не боюсь, просто он в ту ночь был пьян. А король… это, наверное, подсознательное. Он на немца похож.

— А кто такие немцы? — заинтересовалась Этель. — Это какой-то подвид троллей?

— Нет, — засмеялась Ольга. — Это жители страны, которая… завоевала страну Терезы, говоря проще.

— Твою, кстати, тоже, — заметила Тереза.

— Так ведь ненадолго и не всю. Мы им потом так всыпали, что мало не показалось. И войну эту мы выиграли. Тебе разве Жак не говорил?

— А ты там была? — тут же заинтересовалась Кира.

— Там был мой дедушка. И второй дедушка тоже. А мои родители в то время только родились. Так что я эту войну видела только в кино.

— Что такое кино? — дружным хором спросили Кира и Этель.

И разговор сразу стал благопристойным и познавательным.

— Мда, — сказал король, обозрев живописный беспорядок в Ольгиной квартире. — Такого я действительно еще не видел. Впрочем, нет, видел. Лет семнадцать тому назад, когда Костас послал меня на арест содержателей притона. Тот притон примерно так и выглядел. И ты хотел, чтобы я на ней женился? Чтобы весь мой дворец выглядел так же?

— Прямо уж и так же! — хмыкнул Элмар. — Неужели такого количества слуг не хватило бы, чтобы прибраться за одной королевой, какая бы неряха она ни была?

— Я шучу, — король вынул из кресла традиционный утюг и одну белую кроссовку и передвинул кресло поближе к камину. — Интересно, а чистая посуда в этом доме есть?

— Не уверен, — признался Элмар, ища, куда бы поставить корзину.

— На стол поставь, — посоветовал король. — Только прибери с него сначала. И помой пару тарелок, чтобы нам было из чего есть. И хорошо бы затопить камин, а то здесь холодно, как в Драконьих горах.

— Дожили! — оскорбился Элмар, водружая корзину на кровать. — Первый паладин моет посуду и топит печку!

— Так ведь не для кого попало, а для своего короля, — отозвался его величество, доставая трубку и усаживаясь в кресло. — И других подданных у меня под рукой сейчас нет, разве что пойдем позовем Ольгиных соседей.

— Может, вам и комнатку подмести, ваше величество? — тоном профессионального лакея осведомился обиженный герой. — Тапочки принести? Постельку постелить? Водочки подать?

— О! — оживился король. — Подать. Только лучше коньячку. И рюмки тоже помой. А печку я уж, так и быть, затоплю сам. Я, правда, никогда не пробовал, но теоретически знаю. А потом сяду, покурю и подумаю, как нам использовать нашего друга из солнечной Мистралии.

— А что тут думать? — изумился Элмар.

— Потом объясню. Иди, трудись. Труд полезен. И тебе надо к нему привыкать. Через пару дней ты наденешь корону, и конец твоей лентяйской жизни.

Элмар начал прибирать со стола, ворча себе под нос варварские ругательства, а король принялся пихать дрова в камин, посмеиваясь над возмущенным кузеном. Затопив камин, он даже собственноручно пособирал Ольгину одежду, разбросанную по всей комнате, и спрятал в шкаф.

После первой рюмки Элмар успокоился и вплотную занялся жареной курицей.

— Ну, а теперь объясни, — сказал он, — о чем ты намерен так долго думать. По-моему, все просто. Вот тебе тот самый убийца, которого тебе так не хватает. Иностранец, вне закона, способный разделаться с нашими врагами, и имеющий веские причины сделать это бесплатно, просто из мести. В чем твоя проблема?

— В том, что нанять его будет затруднительно, — пояснил король. — Прежде всего, им запрещено работать на стороне. Но это не так важно, они не особенно соблюдают все эти запреты. А во-вторых, он пошлет нас в известное место и покажет какую-нибудь комбинацию из пальцев. Ты себе представляешь, что мы собираемся ему предложить? Убить шесть человек, разбросанных по городу, за крайне ограниченное время. То есть, без подготовки. А если он приедет только завтра — то и вовсе на королевском банкете в присутствии сотни свидетелей. Да ни один уважающий себя убийца на такое не согласится. В том и состоит профессионализм, чтобы убивать чисто, аккуратно, без свидетелей и улик. И не попадаться. Представь себе на минуту, что он согласился. И что дальше? Он начнет работать без подготовки, ничего не рассчитав, и обязательно попадется. И что тогда делать нам? Признаваться, что мы его наняли? Нет, конечно. Сделать вид, что возмущены и потрясены, отдать его под суд и повесить. Разменять, как пешку. Мне это не впервой, я так уже поступал. Разведка, как и политика, работа грязная и неэтичная. А ты, первый паладин, как полагаешь — это будет достойно и подобающе?

— Разумеется, нет! Но можно же потом потихоньку дать ему возможность бежать?

— И больше никогда не появляться в этой стране? Замечательно. Расскажи это Ольге… Но впрочем, я не о том. Все, что я тебе изложил, Кантор понимает не хуже меня, и, смею заверить, намного лучше тебя. И то, что у него нет шансов сработать чисто при такой нехватке времени, и то, что его потом разменяют, как пешку. И как, по-твоему, он согласится на это?

— Но, в конце концов, это его тоже касается! Эти сволочи отправили на смерть его девушку! А как же долг кровной мести, как у них там принято, и все такое?

— Кровная месть — это, конечно, хорошо. Но повторяю, он профессионал. Спокойный, хладнокровный, расчетливый убийца, а не полоумный герой-мститель, размахивающий оружием направо и налево. Он их, конечно, убьет, если пожелает. Но не так, с бухты-барахты, а как следует, без улик и свидетелей, никуда не торопясь. Это у нас нет времени, а ему спешить некуда. Я, конечно, могу ради твоего душевного спокойствия предложить ему… хотя мне и не хочется выставлять себя в его глазах таким идиотом. Но говорю тебе заранее: он откажется. Он не глупее нас с тобой, и это не тот человек, которого можно легко подставить. Поэтому я хочу подумать, как его использовать иначе. И сейчас я буду этим заниматься, а ты посиди и помолчи. У меня крутится какая-то мысль, и я никак не могу ее поймать.

Элмар послушно замолчал, а его величество раскурил трубку и крепко задумался. Что еще может загадочный красавец Кантор? Убивать — это понятно, это не годится. Соблазнять девушек, угощать их наркотиками и вдохновенно трахать. И еще давать безумные советы. Ладно, если без шуток? У него есть врожденные способности к магии, но колдовать он, понятное дело, не умеет. А жаль, будь он магом, все было бы проще… Так, оставим мечты о несбыточном, работаем с тем, что есть. Как говорила Азиль? Он стихийный эмпат и человек Лабиринта. И еще во сне беседует с малознакомыми покойниками, но это к делу не относится. А что такое «человек Лабиринта»? И что такое вообще этот самый Лабиринт? Азиль так и не смогла объяснить. Она сама толком не знает. Это ей объяснял когда-то ее любовник, незабвенный бард, который тоже, кстати, был стихийным эмпатом и слонялся по этому загадочному Лабиринту. Нет, пожалуй, Лабиринт нам тоже ничем не поможет. Что можно придумать полезного из эмпатических способностей? Что может сделать эмпат, кроме как свести с ума молодого принца Шеллара? Ох и ощущение было, вспомнить страшно… Хорошо, что мэтр сразу все понял и поставил защитный экран, а то ведь и впрямь можно было с ума сойти. Как раз тогда ему и объяснили, что «маэстро стихийный эмпат и всегда эманирует, когда поет». Хоть бы амулет носил, что ли… А ведь, между прочим, что именно он тогда пел? Правильно, «Любовь небесную». После того его высочество принц Шеллар и начал влюбляться. Для начала в тетушку, стыд и срам… Вот ведь, стоит задуматься об одном, а доходишь совсем до другого. Думал о деле, а узнал, что, оказывается, любить его научил пылкий мистралиец, разгильдяй-бард, с которым он даже не был лично знаком… И куда он, интересно, пропал, что до сих пор не появляется? Хотя Ольга, вроде, и с Кантором неплохо себя чувствует, да и он уверяет, что проклятие никому ничем не грозит… И все же, теперь уже просто любопытно, где этот увечный бард и почему прячется от людей? Все не может привыкнуть к своему новому виду? Или опять сошел с ума, посмотревшись в зеркало? Интересно, а как же с ним работали следователи в подвалах, с эмпатом? Жутко представить, какие эманации должен выдавать человек, которого пытают. Как они с ума не посходили? Или тоже экранировались? Так у них ведь приличного мага найти — проблема… Надо будет у Жака спросить, не чувствовал ли он… Стоп. Вот оно. Очень даже чувствовал, и не только…

Итак, как все было? Вот они, друг против друга — перепуганный переселенец, не способный и мухи обидеть, и замученный до полусмерти мистралиец, так и не сломленный окончательно. Судя по тому, что вопросы ему задавали до последнего, он на них так и не ответил. А кто бы мог подумать… Значит, он был еще в своем уме и все еще сопротивлялся. И тут с ним что делают? Какой-то маньяк-дегенерат ставит его в определенную позу и подвергает самому страшному унижению, какое только можно представить. Во всяком случае, для мистралийца. Серьезного физического сопротивления он оказать не в состоянии, и в бессильной ярости начинает эманировать. И славный парень Жак получает то, чего ему всю жизнь не хватало для трансформации. Ненависть. Своей у него никогда не было, не способен он толком ненавидеть и злиться. Вот он и получил чужую ярость, взрывное чувство темпераментного мистралийца, способное испепелить на месте, не то что трансформировать. Вот оно как. И что теперь с этим делать? Может получиться. Но ведь подлость получается. Откровенная подлость…

— Элмар, — окликнул он. — Ты не спишь?

— Почти, — отозвался Элмар, поднимая голову. — А что? Придумал?

— Придумал, — вздохнул король. — Но я тебя прошу… Освободи меня от обещания обязательно использовать то, что я придумаю. Это нельзя использовать. Это настолько безнравственно, что я потом сам себе не прощу, если что случится.

— Расскажи, — попросил Элмар. — А я решу.

— Не могу я тебе рассказать. Возможно, тебе придется участвовать, а если я тебе расскажу, у тебя будет отниматься язык. Поверь мне на слово. План шаткий, ненадежный, опасный и безнравственный. Мне придется подло подставить человека, который мне полностью доверяет, и которому я бы ни в коем случае не хотел причинить вред. Мне придется выпустить невменяемого убийцу в зале, полном народу, без гарантии, что он убьет того, кого надо, а не начнет бросаться на кого попало. И, в конце концов, все может просто не сработать и только насторожить наших противников. И разрушить прежний план, уже отработанный и надежный. Элмар, ты настаиваешь, чтобы я попробовал?

Элмар задумался.

— Скажи, Шеллар, — спросил он через некоторое время, — Это чем-нибудь грозит тебе лично? Кроме угрызений совести?

— Нет, — честно ответил король. — Не более чем всем гостям в зале.

— Тогда попробуй. Подумай, как можно добавить этому плану надежности. Наверняка можно. А что до остального… Я сам прослежу, чтобы никто из гостей не пострадал. Я буду закрывать их собой, если этот убийца бросится не на того, на кого надо. Я обезоружу его голыми руками, если он тебе так дорог, не причинив ему вреда, и буду держать, пока не опомнится. На это у меня сил хватит. Я же надеюсь, это не буду я сам?

— Нет, не ты, — вздохнул король.

— А насчет нравственности… Пусть я буду виноват. Ты дал мне слово, и я потребовал, чтобы ты его сдержал. Ты делаешь это не по своей воле. Я тебя заставляю. Пусть это все будет на моей совести.

— Ты требуешь?

— Да, требую.

— Что ж, — грустно вздохнул король. — Пусть будет так, как ты хочешь. Я не могу отказаться от слова. Но не думал я, что ты можешь быть таким…

— Не находишь слов? Могу. Я же сказал — я сделаю все, чтобы никто не пострадал, и все получилось. И всю ответственность возьму на себя. Моя честь уж как-нибудь это стерпит, у меня ее хватает.

— А мою совесть ты тоже возьмешь себе? Как я буду смотреть ему в глаза, даже если все получится? Эх, Элмар… Будь по твоему, но если что случится… я никогда не забуду, что ты потребовал этого только из страха надеть корону.

— А ты позаботься, чтобы не случилось.

— Это невозможно. Слишком много случайных факторов. Потому и получается, что план ненадежный. Знаешь что, Элмар, иди-ка ты домой и выспись, как следует. А я посижу здесь и подумаю, как можно все это… улучшить. Если Кантор придет вечером или ночью, я ему сам все объясню. А утром приходи сюда, уже одетый для банкета, возможно, тебе придется просидеть здесь до самого его начала. Если Кантор не придет ночью, утром меня сменишь и будешь его ждать. До последнего. Также возьми с собой меч, обязательно. Только не свой любимый, а покороче. Чтобы он был по руке человеку ростом примерно в четыре локтя с четвертью. Остальные инструкции я дам тебе утром. И прошу тебя, как человека — не пей. Это очень серьезно.

 

Глава 11

Когда Кантор увидел, кто открывает ему дверь, он быстро отскочил на пару шагов, от греха подальше.

— Ты чего? — удивился Элмар. — А, боишься, что опять стукну? Не бойся, заходи. Здравствуй.

— Здравствуй, — ответил Кантор, переступая порог. — А где Ольга?

Элмар печально вздохнул.

— Проходи, садись. Я тебе сейчас все объясню. Давай свой цветок, поищу, куда бы поставить. А то у Ольги ни одной вазы в хозяйстве нет. Ей никто цветов не дарил.

— А что ж вы так? — укоризненно заметил Кантор.

— Да сам не знаю… Цветы — вроде как знак внимания даме. А мы с ней просто друзья. Я знал, что она будет рада получить в подарок, например, музыкальный кристалл, книгу, коробку патронов… Такое и дарил. Да и Жак тоже. Нам и в голову не приходило дарить цветы. Ты заходи, садись, я сейчас…

Кантор прошел в комнату, слегка недоумевая, почему его встречает лично его высочество, а также, почему он так строго одет и так печально вздыхает, и тянет с ответом на простой и четкий вопрос. Уж не случилось ли чего? При этой мысли сердце у него испуганно трепыхнулось. Неужели она опять… Или, чего доброго, додумалась последовать его вздорным советам, и все закончилось закономерно печально? О, небо, только не это! Не может быть, он бы почувствовал…

Он скользнул взглядом по комнате, ища какие-нибудь свидетельства того, что его подозрения беспочвенны. Или наоборот. В комнате было немного меньше беспорядка, чем в прошлый раз, правда на маленьком столике опять что-то ели. И курили. Очень странно курили — в пепельнице полно пепла, но ни одного окурка, а рядом на блюдце куча распотрошенной папиросной бумаги. Кто-то из сигарет табак добывал. Кто? Ответ напрашивается сам по себе — единственный из Ольгиных приятелей, который курит трубку. Он-то что здесь делал? Да еще так долго, что у него табак кончился? Может, успокоившись насчет проклятия, его величество возобновил свои ухаживания, а Ольга, расставшись с белой занавесью, стала покладистее в этом отношении, и они все-таки сошлись? И теперь она просто стесняется сама об этом сказать? Или начиталась классической драмы и боится, что ревнивый мистралиец ее зарежет, как дон Тенорио прекрасную Льянту? Что за ерунда, да на здоровье, пусть, лишь бы не чего похуже… Но если бы они проводили время вместе, окурки бы все-таки были. Ольгины. Так что, король сидел здесь один? Или Ольга просто предоставляет ему свою квартиру для тайных свиданий с кем-то еще? Что за абсурд, неужели королю больше негде… Тогда в чем дело?

Вернулся Элмар, поставил бутылку с цветком на письменный стол и тяжело опустился в кресло напротив.

— Ну, так что случилось? — поторопил его Кантор, уже почти уверенный что что-то все-таки случилось. — Она хоть жива?

— Еще жива, — вздохнул Элмар и протянул ему квадратик плотной дорогой бумаги с королевским гербом и золотой каемкой по краю. — Вот, возьми. У нее ведь родственников нет, а ты вроде как любовник все-таки…

— Что значит — еще?! — вскричал Кантор, подхватываясь с места. — Ей что-то грозит? Я могу что-нибудь сделать!..

— Можешь, — кивнул Элмар. — Сесть и поплакать. Мы все это уже сделали.

Кантор опустился в кресло, взял протянутую бумагу и с трудом всмотрелся в расплывающиеся перед глазами руны. Это было стандартное приглашение в королевский дворец на поминальный ужин для родственников жертв. Имя жертвы было вписано, пробел для имени приглашенного оставался пустым. И вся тебе любовь. О, небо, как просто, как глупо и нелепо…

— Свое имя впишешь сам, — печально сказал Элмар. — Мы ведь толком и не знаем, как тебя зовут.

— Да оно там не уместится… — машинально ответил Кантор, имея в виду свое настоящее имя, которое, в общем-то, никто от него и не требовал. Он медленно положил приглашение на чистый конец стола. Ну почему? За что? Почему они все умирают? Если бы он знал заранее, можно же было что-то сделать… Почему ему никто раньше не сказал? Раз уж речь шла о жизни и смерти, он бы даже на все свои принципы наплевал и жениться бы не пожалел…

— Вы что, отмазать не могли? — дрогнувшим голосом спросил он. — Друзья тоже называется…

— Не могли, — качнул головой Элмар. — Даже король не мог.

— Так какой он тогда к хренам король?

— Да уже, практически, никакой… — вздохнул Элмар. — Давай, я тебе все по порядку объясню, как это получилось. Ты должен знать, что это была не случайность, а злой умысел.

— У вас и так бывает? — Кантор вытер ладонью предательскую слезу и попытался собраться и взять себя в руки.

— У нас только так и бывает… Выпьешь что-нибудь? Ты вообще знаешь, как у нас производится отбор?

— Я слышал, что у вас есть для этого какая-то специальная комиссия… Дело в ней?

— Да. — Элмар достал из-под стола начатую бутылку и нашел на полке чистый стакан. Ему даже не пришлось вставать, чтобы дотянуться до полки. — Вот, выпей, успокойся немного, и я тебе расскажу. А у вас как отбирают?

— У нас? Да без проблем. За луну-две до отправки пробегаются по женским лагерям, отбирают, кто поприличнее выглядит, потом немного подкармливают, умывают и отправляют. Нашему правительству как-то все равно… А себе что не наливаешь?

— Мне король пить запретил, — вздохнул Элмар. — Отчитал меня вчера, как сопляка, сказал, что я спиваюсь, и велел сегодня быть трезвым. Так что ты пей… а я буду рассказывать. Если хочешь поплакать, не стесняйся, тут все свои.

Хотелось, если честно. Но Кантор все же предпочел не расслабляться.

Он молча выслушал историю про доверчивого короля, который не послушал советов своего умного племянника, и про то, что из этого вышло. Затем, так же молча и стиснув зубы, выслушал историю отличной девчонки, которая поплатилась жизнью только за то, что имела несчастье вызвать интерес его величества. На всякий случай запомнил семь имен. Особенно одно женское. Может, пригодится. Затем выслушал ряд разоблачительных историй о злодеяниях ортанской Комиссии, которые были, конечно, возмутительны сами по себе, но ни к Ольге, ни к нему самому отношения не имели. Причем истории эти сыпались из его высочества, как из бездонного кувшина. То ли их действительно было так много, то ли он их специально припасал. Но зачем? К чему он все это рассказывает? Кому это нужно? Рассказывает, а сам все посматривает, будто какой-то реакции ждет. Уж и три пробило на городских часах, а он все говорит, всматривается напряженно в собеседника, и уже заметно нервничает. Почему? Действительно чего-то ждет? А чего вы от меня ждете, ваше высочество? Не иначе, вам что-то нужно? Так скажите прямо, не утруждая себя намеками. Вы же человек прямой и честный, да и не подобает воину так вертеть вокруг да около. Почему не сказать прямо?

— Элмар, — сказал Кантор, выбрав паузу между двумя историями, которые ему уже надоели. — А зачем ты мне все это рассказываешь?

Элмар запнулся, остановился и неуверенно ответил:

— Чтобы ты знал.

— Спасибо, я все давно понял. Как это получилось, кто виноват, и почему вы не могли ничего сделать. Но какое мне дело до вашего начальника стражи и родовых войн ваших баронов? Это ты зачем рассказываешь уже второй час? Тебе от меня что-то надо? Так скажи прямо.

Элмар приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, пару раз напряженно дернул челюстью и снова закрыл.

— Не можешь? — догадался Кантор. — Закон не позволяет? Вот оно что! Как я сразу не понял! Значит, говоришь, король уже практически никакой? И вы с твоим хитрым кузеном придумали сподвигнуть меня на полезное дело — избавить вас от вашей любимой Комиссии? Потому, что сами вы этого сделать не можете, а я могу. А сказать об этом прямо ты тоже не можешь — язык отнимается? Вот ты и рассказываешь мне, какие они сволочи, чтобы я сам захотел их убить? И что, по-твоему, я должен это сделать сегодня, за королевским столом, в присутствии сотни свидетелей? За этим меня туда и приглашают? Вы за кого меня держите, за полного идиота? Знаешь, я считал короля умнее. Или у него уже такое отчаянное положение, что не приходится выбирать? А, Элмар? Что, с твоего кузена уже нагло стаскивают корону? И ему нужно что-то делать очень срочно, а поделать-то ничего нельзя, разве что меня уговорить, вдруг я настолько одурею от горя, что соглашусь? А? Чего краснеешь и молчишь? Хоть что-нибудь скажи.

— Нет, — с трудом выдавил пылающий Элмар, стыдливо опуская глаза.

— Что — нет?

— Ты не должен этого делать сегодня. Да и вообще, наверное, не должен. Потому что стаскивать корону, как ты выразился, будут сегодня вечером. Значит, это будет сегодня, но ты не должен этого делать.

— Серьезно? — уже с откровенной издевкой поинтересовался Кантор. — Да что ты говоришь? А зачем тогда я вам нужен? Чтобы спихнуть на меня то, что сделает кто-то другой? Скажи хоть, где Ольга на самом деле.

— Ты что, решил, что я тебя обманываю? — принц-бастард Элмар оскорбленно выпрямился и сразу перестал смущаться. — Клянусь честью первого паладина, все, что я тебе сегодня сказал — чистая правда, от первого слова до последнего. И Ольга сейчас на пути в горы. Правда, я сказал тебе не все, но если уж ты взялся подозревать меня во лжи, скажу и это. Она подобрала себе трех соратниц, в том числе мага, нашла какое-то особенное оружие, и решила сражаться. Возможно, они вернутся. Возможно, нет. Но шанс есть.

— Шанс? У четырех девчонок — против дракона, который размазал в лепешку тебя во всех твоих доспехах? Ты издеваешься или как?

— Вовсе нет. Но это отдельная история, и, если можно, я расскажу тебе позже. А сейчас… Что тебе еще сказать честно? Раз уж ты все понял.

— Объясни, что вам от меня надо. Я вам зачем-то нужен, вот и скажи, зачем. Как сможешь, так и скажи, если у тебя язык не поворачивается сказать прямо. Если я смогу вам помочь, я помогу. Но использовать меня и подставлять… Знаешь, не дорос ты до таких задач.

— Я не знаю, что конкретно Шеллар от тебя хочет. Он мне не сказал. Сказал, что сути я знать не должен. Дал мне инструкции и велел сидеть здесь и ждать тебя.

— И какие инструкции? Сидеть здесь и полдня рассказывать мне сказки? Ну, извини, не сказки, чистую правду определенного содержания. Зачем?

— Чтобы тебя разозлить. Чтобы на банкет ты пришел злой и переполненный ненавистью. Но трогать ты никого не должен. Напротив, я должен сидеть рядом и следить, чтобы ты не потерял контроль над собой и не бросился на кого-нибудь. Само собой, с оружием тебя туда не пустят. Гостям не разрешено иметь при себе оружие.

— Вот так? Я должен сидеть и молча злиться? Зачем?

— Я не знаю.

— А еще какие инструкции он тебе дал?

— Взять меч покороче, чтобы им мог воспользоваться человек небольшого роста. Четыре с четвертью.

— Значит, не я, у меня четыре с половиной, — отметил Кантор. — Да и мечом я толком не владею. Что за ерунда получается? Я должен сидеть и молча злиться, а кто-то другой должен взять твой меч и пойти крошить врагов? А как он сможет?

— Он будет в невменяемом состоянии. В таком состоянии любой сможет. Шеллар как-то даже готовил специальную группу стихийных оборотней для покушения на комиссию, только кто-то его предал…

— Так вот оно что! — Кантор обрадовано прищелкнул пальцами. — Я понял! В зале будет сидеть какой-то псих, и я его должен активировать. Судя по тому, что мне следует молча злиться, его величество ожидает от меня эманации. И знаешь, что я тебе скажу, Элмар? Будете вы этой эманации ждать до второго пришествия эльфов. Во-первых, я не могу этого сделать по заказу, а во-вторых, я ношу амулет. Так что все твои душераздирающие истории ничего бы не дали, хоть ты разорвись.

— Так что, ничего не выйдет? — упавшим голосом спросил Элмар. — Ты не сможешь ничем помочь?

Кантор молча полез за ворот рубашки, снял с шеи амулет и протянул ему.

— Пусть у тебя побудет. Я попробую. Но это только ради нее. Потому, что вы ее друзья. Чтобы я мог с чистой совестью смотреть ей в глаза, если она вернется. И передай своему никакому королю, что легче всего я эманирую на музыку. А чтобы довести меня до белого каления, достаточно исполнить государственный гимн Мистралии.

— Спасибо, — растрогано произнес Элмар, пряча амулет в карман.

— Нет-нет, — остановил его Кантор. — Надень на себя.

— Зачем?

— Ты что, не понимаешь? Эманация пойдет на весь зал. Все взбесятся, как стая голодных анкрусов. Пусть хоть один человек в зале будет в своем уме. Вдруг что-то пойдет не так и потребуется вмешаться. Или отдай королю, а то опять в обморок хлопнется. А теперь пойдем.

— Но еще рано, — удивился Элмар, надевая амулет.

— Нам еще надо зайти ко мне в гостиницу. Ты же не думаешь, что я на такое опасное мероприятие пойду без кольчуги?

А про себя подумал, что подобное мероприятие — не самый лучший способ проверять надежность новой кольчуги. Надо же было товарищу Амарго всучить ему эту супер-новинку в последний момент! Будь у Кантора немного больше времени, он бы не поленился повесить сей хваленый шедевр отечественной промышленности на ближайшее дерево и расстрелять из пистолета, дабы удостовериться, что друг и наставник в своем уме и соображает, что говорит. Нет, действительно, господа, где вы видели кольчугу, которую якобы пули не берут? Они от стрел-то не особенно спасают, разве что избранные гномьи шедевры с накладками из шкуры дракона.

С одной стороны, Амарго, конечно, должен разбираться во всяческих передовых технологиях, но с другой… Какая-то она подозрительно легкая, да и пластинки эти накладные доверия не вызывают… А Амарго, если подумать, скорее теоретик, и его утверждения могут основываться всего лишь на каких-нибудь заумных расчетах. Сам же Кантор, смысливший в металлургии ровно столько, сколько гоблин в теории стихосложения, предпочитал определять надежность доспехов путем экспериментальной проверки. Просто и надежно.

К сожалению, демонстрировать новинку товарищам, а в особенности Ромеро, Амарго и вовсе запретил, так что, случая проверить хваленую кольчугу и по дороге не представилось, и прямо сейчас проверить тоже не получится. Элмар может заинтересоваться. Что ж, остается надеяться, что она не понадобится…

— Нам сюда, — Элмар указал на места во главе стола, рядом с королевским креслом.

— Ого! Я становлюсь важной персоной! — хмыкнул Кантор. — Не больно ли много мне чести?

— Король сказал — посадить тебя рядом со мной. А мое место по правую руку от него. Раз он сказал, значит, так надо. Иди садись, а я поищу его и скажу про гимн Мистралии, пусть распорядится.

Кантор занял свое место и огляделся. Банкетный зал королевского дворца был сегодня скромно украшен траурными ленточками и венками из сушеных полевых цветов. Венков было ровно пятьдесят штук. Высокие стрельчатые окна были занавешены тяжелыми темными шторами, и это еще больше усиливало похоронное настроение, царившее в зале. Кантор сразу уловил это настроение. То ли потому, что выпил, то ли его способности резко обострились из-за того, что он так долго носил амулет и не пользовался ими. То ли просто так совпало.

А еще он уловил ненависть. Родители и женихи, братья и сестры, подружки и любовники — все они источали плотные и тяжелые, как эти шторы на окнах, волны ненависти.

Столы стояли вдоль трех стен, а в центре зала, на небольшом возвышении, стоял отдельный стол, за которым сидели шесть членов Комиссии. Интересно, зачем это их так отдельно от всех отсадили? Чтобы гости морды не набили? Так ведь бедные граждане, наверное, и этого не могут. А может, просто никто не хочет сидеть рядом с такими засранцами? Вот их и посадили отдельно. Вон тот симпатяга, наверное, и есть тот самый Хаббард. А толстяк — иерарх Хлафиус. Воин с мечом — герцог Браско. В мантии мага — мэтр Альви. С золотой цепью на пузе — негоциант Ваир. И оставшийся — барон Горт. Запомним на всякий случай, как они выглядят, вдруг еще понадобится. Хотя интереснее было бы посмотреть на сволочную графиню, которая, собственно, и является главной виновницей.

На лестнице мелькнула голова Элмара, торчащая на локоть поверх других, и Кантор тут же обернулся, присматриваясь. Рядом с Элмаром он сразу заметил еще одну знакомую фигуру, все в том же традиционном черном камзоле. Носил бы что-нибудь посветлее, что ли, и так ведь худой и длинный, как жердь… Хотя сегодня вроде так не выглядит… Ну конечно, кольчугу надел. Что ж это он тут такое затеял, что без кольчуги и приходить не стоит? Интересно, кто из гостей должен будет взять меч Элмара? И что с этим кем-то должно произойти?

— Могу я посмотреть на ваше приглашение? — сказали у него за спиной. Кантор обернулся и с интересом уставился на господина Хаббарда, не вставая и не приветствуя.

— Можете, — сказал он. — И может быть, даже посмотрите, если я покажу. А зачем? И кто вы вообще такой?

— Я Глава Комиссии по отбору, — терпеливо пояснил Хаббард. — И я имею право проверять приглашения. Я вас что-то не припоминаю.

— Я вас тоже, — нагло усмехнулся Кантор, но приглашение все-таки показал. Глава Комиссии внимательно прочел имена и поинтересовался:

— Кем вы приходитесь жертве?

— Внебрачным сыном, — так же нагло усмехаясь, заявил Кантор. — Что, так непонятно, что родственников у переселенцев быть не может? Я ее любовник. И верните мне приглашение, вдруг еще кто-то захочет посмотреть.

— Дон Диего Тенорио — ваше настоящее имя?

— Конечно, — нахально соврал Кантор, который, чтобы не утруждать себя поисками фамилии вписал в приглашение имя того самого ревнивого мужа из классической драмы. — И я так же ревнив.

— Чем вы занимаетесь? — продолжал допытываться настырный господин.

— Частная охрана, — небрежно бросил Кантор. — А что, допрашивать гостей вы тоже имеете право? Я обязан вам отвечать? Или я могу послать вас куда подальше?

— У меня к вам есть разговор, — сказал господин Хаббард, не ответив на вопрос. — Деловой. Не желаете поговорить?

— Говорите.

— Пройдемте в сторонку.

— Да нет, говорите здесь, если вам так уж надо.

Глава Комиссии присел на соседний стул и тихонько доверительно спросил:

— Сколько вам платит король?

— Король мне не платит, — так же негромко и доверительно отозвался Кантор. — А я могу с него что-то потребовать? Мне какая-то компенсация положена, или что? Было бы неплохо, а то я на днях здорово проигрался…

— Вы меня отлично понимаете. Мы владеем информацией, что любовник Ольги — убийца. Поэтому я и спрашиваю: сколько вам заплатили, чтобы вы с нами разделались? Мы заплатим вчетверо, если вы разорвете этот контракт и поработаете на нас.

— Я не работаю, — отозвался Кантор. — Я на пенсии. И меня никто не нанимал. Сюда я пришел исключительно пожрать на халяву. Да и как, интересно, кто-то может нанять убийцу? Даже король?

— Значит, кровная месть по мистралийским обычаям? Или все можно как-то уладить?

— Можно, — согласился Кантор. — Если она вернется, я все забуду… скажем, за пять штук.

— А если нет?

— Я посоветуюсь с братьями. Такие вещи, как объявление кровной мести, нельзя решать в обход старших мужчин семьи. Но я сомневаюсь, что братья захотят поднимать задницы из-за моего мимолетного увлечения, так что, скорее всего, договориться будет реально. В любом случае, о нашем решении я вам сообщу. Или пришлю старшего брата, с ним и договаривайтесь.

— Так просто?

— А что вы хотели? Чтобы я вам тут танец с кинжалами исполнил? Или думаете, я вас прямо сейчас начну резать при сотне свидетелей? Так не делается у порядочных людей. Кровная месть объявляется публично, от имени всей семьи, чтобы объект мести мог как-то принять ответные меры и чтобы никто не сказал, что его убили подло и коварно. Это целый ритуал… да что я вам рассказываю, вы все равно не поймете. У вас все?

— Приятно было познакомиться, — мило улыбнулся господин Хаббард, возвращая Кантору приглашение, и направился к креслу, в которое как раз приземлялся его величество Шеллар III. Он наклонился к королю — хотя там особенно и не надо было наклоняться — и тихонько что-то сказал. Король недовольно посмотрел на него, встал и они вместе отошли в сторонку. Кантор с интересом прислушался.

— Что вам угодно, господин Хаббард? — недовольно спросил король. — Мы же обо всем договорились.

— Что здесь делает этот бандит? — напрямик спросил Хаббард.

— То же, что и все гости. А что вас смущает?

— Это вы его сюда позвали?

— Так же, как и всех прочих гостей. Почему его должны были обойти? У жертвы больше никого не было.

— И ради этого вы приволокли его аж из Мистралии? Так-то вы держите слово?

— Я держу слово, — оскорбленно задрал подбородок король. — Все будет так, как договорились. И никто его не тащил из Мистралии, у них с Ольгой было назначено свидание на сегодня у нее дома.

— Припоминаю, — издевательски произнес Хаббард. — Вы, кажется, обещали, что в кабинете вы будете один. Только сдается мне, что мы не дойдем до кабинета. Мастер же вы давать обтекаемые клятвы!

— Он вас не тронет, — резко оборвал его король. — Поклясться не могу, так как от меня это не зависит, но предполагаю. Он профессионал, он не полезет на рожон при толпе свидетелей. Если он пожелает вас убить — а это зависит только от его желания, ведь нанять или приказать ему никто не может — то он это сделает не сегодня и не сейчас, а в правильное время и в правильном месте, да так, что никто никогда и не узнает, отчего вы умерли. Экий вы трус, господин Хаббард! А когда вы ставили его девушку в список, вы разве не знали, что он убийца? Что ж вы тогда не боялись?

— Я вам не верю, — заявил Хаббард. — Ни единому слову. Вы его позвали с какой-то целью. Зачем?

— Не хотите — не верьте, — пожал плечами король. — Я не нанимался вам доказывать что бы то ни было. Прислушайтесь к собственному здравому смыслу. И он вам подскажет, что сегодня этот парень вам ничего не сделает. Он пришел без оружия, и вокруг полно свидетелей. А уж что будет через неделю, через луну и позже — это меня никоим образом не касается. Разбирайтесь сами.

— Полагаете, я поверю, что его случайно посадили рядом с Элмаром, который сегодня что-то подозрительно короткий меч нацепил?

— Господин Хаббард, — устало вздохнул король. — Должен сказать, что вы меня достали вашими беспочвенными подозрениями. Как вы будете править страной с такой манией преследования? Этот человек — стрелок, он вообще не владеет мечом. Но если вам уж так боязно, я его пересажу. А выгонять гостей из зала — дурной тон и полнейшее свинство. Раз пригласили — будет присутствовать. Вопрос исчерпан?

— Пересадите, — согласился глава Комиссии. — А с остальным мы, действительно, сами разберемся. И, если не секрет, как вам удалось заменить Ванду Красс? Эта девчушка, что ее заменила, действительно самоубийца или вы ее как-то иначе уговорили?

— Как-то иначе, — тяжко вздохнул король. — И мне это обойдется в такое… впрочем, это не ваше дело. Чего это я с вами откровенничаю, по привычке, наверное… Вернитесь на свое место, пора начинать.

Король куда-то отошел, зато вернулся Элмар, уселся на свое место и сообщил:

— Все в порядке, гимн будет. А о чем это с тобой Хаббард беседовал?

— О классической драматургии, — серьезно ответил Кантор. — Сам не понимаешь?

— Что, прощупывал, не собираешься ли ты ему что-нибудь сделать?

— А как же.

— И что ты ему сказал?

— Объяснил суть некоторых милых обычаев моей родины.

— В смысле кровной мести?

— Ну да. Сказал, что у меня есть старшие братья и мне надо спросить их разрешения, прежде чем объявлять кровную месть.

Элмар улыбнулся и поинтересовался:

— А на самом деле у тебя есть кто-нибудь?

— Братьев точно нет. А насчет всего остального… сам понимаешь.

— Понятно… — Элмар оглядел зал. — Что-то Жак запаздывает…

— Жак — это тоже Ольгин друг? А он тоже должен присутствовать?

— Он тоже приглашен. А, ты же не знаешь… Его девушки тоже попали в список. Все четыре.

— У него их четыре? — поразился Кантор. — Ай да парень…

— Да нет, ты не подумай, что он такой уж бабник… Просто у него так получается. Тереза — она немного… как бы тебе сказать… Не совсем нормальная. Над ней когда-то надругались, и с тех пор она не может… с мужчинами. Жак ее уже второй год обихаживает, но пока добился только того, что она его перестала бояться. А большего пока не получается. Совсем отказаться от естественной природной необходимости по силам, наверное, только ненормальным мистикам, но не молодому здоровому парню. А заводить постоянную любовницу — Тереза подумает, что он ее разлюбил. Вот он и крутит постоянно с несколькими, чтобы ни с кем не заводить серьезных отношений. А так он… да познакомишься, сам увидишь.

— Жак — это тот, что был тогда у тебя, когда я приходил к Азиль? — уточнил Кантор. — Лохматый такой парень с зелеными глазами? А Тереза — девушка, что сидела рядом с ним?

— Да, — кивнул Элмар. — А ты что, всех запомнил?

— Разумеется. Элмар, а почему он меня так испугался?

— А что, заметно было?

— Я почувствовал. Он что-то обо мне знает такое, чтобы бояться? Или просто потому, что я убийца?

— Нет, — засмеялся Элмар. — Просто потому, что ты мистралиец. Он вас почему-то боится.

— Почему?

— Не знаю, — сказал Элмар, и Кантор тут же почувствовал, что первый паладин откровенно врет. Уличить его в неподобающем поведении не удалось — подошел распорядитель церемоний и, рассыпаясь в извинениях, попросил Кантора пересесть на одно место дальше. А пока он пересаживался, подошел король и отозвал в сторонку Элмара. Кантор не удержался и снова прислушался. Разговор был предельно кратким.

— Когда начнутся речи, считай выступающих, — сказал король. — Первыми выступают дворяне, пятнадцать человек. Когда пятнадцатый закончит, быстро и незаметно передвинь меч на правую сторону. Все понятно?

— Понятно, — кивнул Элмар.

— Я распорядился, чтобы нам с тобой наливали из вон того графина. Так что, будь добр, не ори на весь зал, что тебе вместо вина компот налили, а сделай вид, что так и надо. И ничего другого не пей. Понятно?

— Понятно, — вздохнул Элмар.

— Когда начнется, проследи, чтобы в зале никто не пострадал, как ты обещал. А также, чтобы исполнителю никто не помешал. Стража мешать не будет, я предупредил Красса, но вдруг гости что-то не так поймут. Ты надел амулет?

— Надел. Шеллар, может, лучше ты сам его наденешь? Не доведите боги, с тобой что случится…

— У меня свой есть. Где Жак?

— Откуда я знаю?

— Иди на место.

Справа от Кантора тяжело скрипнул стул, и он обернулся на звук. Рядом с ним усаживался здоровенный, под стать Элмару, крепыш, распространявший вокруг себя отчетливый запах алкоголя. Судя по его неловким движениям, он был уже изрядно пьян, и, судя по состоянию его костюма и прически, не первый день. Он повернулся, удивленно посмотрел на Кантора, как бы не понимая, откуда он тут взялся, и печально представился:

— Барон Палмер, восемьдесят третий паладин.

— Дон Диего Тенорио, — ответил Кантор, чтобы не показаться невежливым. К счастью, продолжать разговор с пьяным восемьдесят третьим паладином не пришлось. Распорядитель церемоний объявил о начале и попросил гостей занять свои места. Все разговоры в зале прервались, гости засуетились, задвигали стульями и стали спешно рассаживаться. Рядом с Палмером разместилось небольшое семейство — пожилой мужчина с двумя девицами, напротив Кантора — две супружеские четы, богато одетые и явно заплаканные, чуть дальше — еще одно семейство… Ай-яй-яй, они что, сдурели — детей сюда притащить? Да еще таких мелких! Вот уж детки насмотрятся…

— Элмар, — донесся слева тихий испуганный шепот — Я что, должен с ним рядом сидеть?

— Садись и не паникуй, — недовольно отозвался Элмар. — Не съест он тебя.

Кантор подождал, пока Жак усядется, чтобы не показывать, что он слышал разговор, и только потом обернулся. Встретившись с ним взглядом, Жак испуганно опустил глаза и уставился в свою тарелку.

— Прошу тишины! — возгласил распорядитель церемоний. Король встал, и в зале наступила тишина. Поняв это так, что начинается традиционная тягомотина с речами и ритуалами, Кантор слегка заскучал и от нечего делать принялся напрягать память, пытаясь вспомнить, где же он видел этого Жака. Однако, вопреки ожиданиям, королевская речь оказалась короткой. Закончив с речью, его величество обратился к гостю, сидевшему слева от него, и предложил выступить. Гость утер слезу, сказал что-то непродолжительное о своей несчастной дочери, и добавил пару нелестных слов о Комиссии. И Кантор тут же снова поймал ненависть. Эх, если бы не закон! Эти несчастные отцы и любовники голыми руками разорвали бы шестерых паскудников за отдельным столом. Да, голыми руками… Почему он вдруг об этом подумал? К чему это?

После тоста в память несчастной девушки все занялись своими тарелками, и разговоры за столом возобновились. Кантор наклонился к Жаку и представился, чтобы как-то начать разговор. Тот испуганно поднял глаза и тоже представился. От него исходил страх. Он действительно боялся, и всерьез боялся. Чего? Что его, мистралийские мальчишки в детстве обижали? Или еще чего?

— Жак, — прямо спросил Кантор. — Почему ты меня боишься?

Жак нервно стиснул вилку, запнулся на пару секунд, и неловко ответил:

— Ты… не обращай внимания. Это у меня… что-то подсознательное. Фобия. Я не знаю, почему… Я вообще боюсь мистралийцев. Знаешь, как некоторые высоты боятся… или замкнутых помещений.

— Просто без причины? Так же не бывает. У фобии всегда есть какие-то корни.

— Не знаю. Может и есть причина, просто я ее не помню. А к мистикам лечиться я не ходил.

Он тоже врал. Он точно знал причину, но не хотел говорить. И не просто не хотел — панически боялся. Спросить его еще о чем-нибудь Кантор не успел. Король снова встал, снова смолкли разговоры и снова очередному гостю было предложено сказать несколько слов… Вспомнив, как король приказывал Элмару считать выступающих, Кантор с ужасом понял, что каждую жертву будут вспоминать поименно. И соответственно, за каждую пить. Потом он посмотрел, как король садится, и подумал, что если его величество вот так пятьдесят раз встанет и сядет, поминки рискуют превратиться в цирк. Уж слишком забавно он это делает.

— Жак, — спросил он, когда очередная речь закончилась. — Где я мог тебя видеть?

— У Азиль, — отозвался Жак, не поднимая глаз.

— Нет, раньше. Ты мне уже тогда показался знакомым. Ты никогда не был в Мистралии?

— Никогда, — ответил Жак, весь вздрогнув при этом. И тут уж даже не надо было быть эмпатом, чтобы понять, что он врет. Итак, в Мистралии он был.

— А в Галланте?

— Был, — сказал Жак, и снова соврал.

— А откуда ты сам?

— Из Поморья.

Опять соврал. Здоровы же вы врать, господин королевский шут…

— А давно в Ортане?

— Больше пяти лет.

Вот это была правда, и Кантор тут же прекратил расспросы. Тем более что король опять встал… и так далее.

«Если Жак здесь больше пяти лет, значит, виделись мы до того. И расспрашивать его дальше не стоит, чтобы не засветиться самому. Хотя меня, конечно, сложно узнать… но мы могли видеться в такой ситуации, что ни на кого другого не подумаешь… Как же они их ненавидят, этих шестерых… Принимаешь эту ненависть, и самому убить хочется. Причем все. Со всех сторон. Скорбь и ненависть. Горе и ярость. Даже от пьяного вдрызг восемьдесят третьего паладина… Надо будет спросить Элмара, они что, пронумерованы? А вот от Жака идет только страх. Надо же так бояться… Может, у парня действительно фобия? Разве нормальный человек может так бояться? Интересно, что чувствуют король и его кузен Элмар? Сидят в своих амулетах, и не прослушаешь их… И если по лицу Элмара можно легко понять, что он ждет и нервничает, то по непробиваемой физиономии его величества хрен догадаешься, что под ним шатается трон, что он без пяти минут безработный… а то и покойник, что он тоже чего-то наверняка напряженно ждет и нервничает не меньше, чем его кузен. Встает и садится, вызывает очередного гостя, лицо спокойно, и голос не дрогнет… Молодец, мужик. Достоин уважения. Если бы еще не пытался всех подставлять и использовать, цены б ему не было. Где же все-таки я мог видеть этого Жака? Или стоит попытаться вспомнить, где я мог его слышать? Может, так будет легче? И ведь зацепиться не за что… Ладно, сузим круг поисков…»

— Жак, а в Эгине ты был?

— Нет.

— А в Голдиане?

— Тоже нет.

— А в Лондре?

— Был.

Соврал. Итак, милый друг, нигде ты не был. Только в Мистралии. Значит, там я тебя и видел. И не до эмиграции, а после. Мне было семнадцать, когда я уехал, а ты еще моложе, значит ты в то время был совсем сопляком, а я тебя видел уже взрослым. Где?

Кантор глубоко и надолго задумался, перебирая в памяти последние полгода своей прежней жизни — с момента приезда на родину до ареста. Нет, не вспоминался ему этот перепуганный врун. И ведь видел он его именно таким — насмерть перепуганным, как сейчас. Вернее, сейчас он уже успокоился, а вот в начале… Может, в лагере? Да нет, не может быть, в лагере они все были стрижены наголо, а этого он помнит таким, как сейчас, лохматым. Не был же он охранником, в самом деле, какой из него охранник… Да и не было в лагере охранников-иностранцев, кто бы это иностранцу доверил… В группе беженцев? Может быть… Хотя все равно, ну никак не вспоминается…

Король в очередной раз поднялся, все опять почтительно замолчали, и в наступившей тишине Кантор вдруг услышал отчетливый металлический лязг. Он быстро стрельнул глазами по сторонам, убедился, что никто больше ничего не услышал, и, украдкой оглянувшись, встревоженно всмотрелся в темноту на галерее. Если кто-то неподалеку натянул только что тетиву арбалета, то этот кто-то может быть только там. Наверху. На темной галерее. Он бы и сам на месте этого кого-то засел именно там. Оттуда прекрасно простреливается весь зал, а стрелка не видно до тех пор, пока он не высунется за перила. Один или несколько? Для кого? Какие у них стрелы? Чего ждут?

Минуту спустя половина вопросов отпала. Кантор четко ощутил нацеленную в него стрелу. И не одну. Но выстрела не было — видимо, либо мешал восемьдесят третий паладин, либо стрелять собирались только в случае какого-нибудь безобразия. А ведь безобразие начнется, вдруг подумал он. И скоро. И что тогда? И тогда, кто бы это безобразие не начал, первую стрелу — вернее несколько — получит наш друг из солнечной Мистралии, бедный дон Диего Тенорио, которого так боится господин Хаббард… Вот уж влип, ну за каким хреном было соглашаться… Послал бы куда подальше этого Элмара вместе с его кузеном, пусть бы садился и сам эманировал, если такой хитрый… У них проблемы, а ты тут сиди, подставляйся! Что бы такого сделать… Проверять новую кольчугу как-то желания не возникает… Под стол нырнуть, что ли? Да, пожалуй, так будет лучше всего. Нырнуть под стол, а там пусть попробуют достать. Это проще, чем подавить эманацию. Да и полезнее для дела. Все-таки, кому на хрен нужен переворот в Ортане? Уж пусть лучше этот король будет, хоть он и чересчур хитрый, но все же не такая сволочь, как эти шесть господ. Опять же, в свое время помог как-то… Ради такого дела не так уж тяжело посидеть под столом.

Кантору стало смешно. Надо же, сидит тут, решает судьбу королевства! Смотри, товарищ Кантор, не возгордись! Интересно, король заметил арбалетчиков или нет? Вообще-то мог, но с другой стороны, они пока прячутся, и их не видно… сказать или не надо?

Пока он размышлял об этом и колебался, поднимать ли шум, он сбился со счета и не заметил, как прошло пятнадцать выступлений. Понял он это только когда король, поднявшись в очередной раз, дал слово своему шуту, неисправимому вруну и трусу господину Жаку. Жак неохотно встал, видно было, что говорить ему очень не хочется и вся эта церемония его раздражает. Да и трудно ему было говорить — голос не слушался и дрожал, и он явно собирался в ближайшее время расплакаться.

— Зачем? — срывающимся голосом выговорил он. — Зачем ее? Если я вам чем-то мешал, ну убили бы меня… Но ее зачем? — он замолчал, пытаясь восстановить дыхание, потом сказал: — Простите… я… не могу.

И сел. А Кантор подскочил на месте, словно его скорпион укусил. Он вспомнил. Этот дрожащий от слез голос, который когда-то повторял это самое «не могу» раз сто, наверное. Да, это он. Человек, которого не существует. Плод его больного воображения. Сукин ты сын, Амарго…

Он понял не только это, а также мгновенно сообразил, что будет дальше, для чего Элмар передвинул меч на правую сторону, кто этот меч возьмет и что с ним сделает… А также понял, что этот кто-то будет следующей мишенью для засевших на галерее стрелков. Он поспешно пощупал его за плечо и ощутил только ткань камзола.

Жак обернулся.

— Ты без кольчуги? — спросил Кантор, хотя вопрос был лишним.

— А зачем? — пожал плечами Жак, всхлипнул и отвернулся. Мда, действительно, в данном случае и кольчуга вряд ли помогла бы… Кантор перегнулся через Жака и, уже не заботясь о приличиях, дернул за рукав Элмара.

— Что тебе? — отозвался тот, наклоняясь навстречу.

— Скажи королю, что на галерее прячутся стрелки, — шепнул Кантор. — И скажи, что Жак без доспехов.

Элмар, не задавая лишних вопросов, тут же повернулся к королю, но было поздно. Король встал и произнес:

— Слово имеет наш гость из солнечной Мистралии дон Диего Тенорио.

Кантор поднялся, судорожно соображая, что сказать, и увидел, как Элмар наклонился к королю и что-то ему объясняет, как король резко меняется в лице и кратко что-то приказывает, торопливо расстегивая камзол… И тут откуда-то зазвучала музыка. Обещанный государственный гимн Мистралии, как бы в знак уважения к иностранному гостю… бездарное творение маэстро Морелли, старого засранца… на стихи, которые написал лично господин президент сам в свою честь… Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это государственный гимн, позорище!

Он почувствовал, что вот-вот начнется, и поспешно перевел взгляд на Комиссию за отдельным столом. Тоже сволочи, убил бы гадов, был бы с собой нож — покромсал бы на лохмотья… За Ольгу, за Терезу, за незнакомую подругу восемьдесят третьего паладина, за дочку вон той заплаканной женщины, за всех, кого эти шесть паскудников отобрали… Все, пошло… Ну, как говорил когда-то папа — держись за воздух…

Он уперся ногой в стул, чтобы успеть вскочить на стол раньше, чем арбалетчики догадаются, в кого надо стрелять на самом деле, и впился глазами в Жака, чтобы не пропустить момент. Гимн закончился, надо было что-то говорить, а в голову лезло что-то совершенно не то…

— Что за бардак вы тут развели в вашем Ортане? — сказал он, надеясь, что ему не придется долго импровизировать. — Что за идиотская система — отдать отбор жертв на усмотрение шести говнюков, которые из всего этого соорудили себе кормушку? Да еще и не тронь их никто! Вы тут что, вообще все умом подвинулись?

Жак вдруг выпрямился и поднял лицо, и по его остекленевшим глазам Кантор понял, что сейчас начнется.

— И до каких пор это будет продолжаться? — продолжил он свою речь. — Недолго, уверяю вас. У нас в Мистралии таких вещей не прощают.

Жак неуловимым движением выхватил из ножен меч Элмара и стремительно нырнул под стол. И в тот же миг Кантор оттолкнулся от стула, опрокинув его, и вскочил на стол. Две стрелы ударили ему в спину, сбросив на пол, одна свистнула мимо, и, падая, он услышал, как еще несколько вонзились в мебель. Твою мать, больно…

Почти одновременно завизжали женщины в зале, грянуло несколько выстрелов, Элмар взревел: «Всем лечь на пол!», а король скомандовал: «Стража — на галерею!». Затем загрохотал опрокинутый стол, и затопали стражники, бегом кинувшись исполнять приказ. А потом пронзительно завизжал мужчина. Именно завизжал, как поросенок под ножом мясника, в ужасе и панике, и спустя секунду визг резко оборвался.

Кантор резко вдохнул, расправляя ребра, и, превозмогая боль, вскочил на ноги. У него оставалась еще пара секунд, пока стрелки перезарядят арбалеты, и за это время ему надо было добраться до помоста, на котором Жак, отвернувшись от разрубленного пополам Хлафиуса, схватился с герцогом Браско. Проклятье, он же вооружен!..

Под ноги Кантору подкатилась голова Хаббарда, он перепрыгнул ее и бросился вперед. Сзади раздалось еще два выстрела, но оглядываться было некогда. Он едва успел вскочить на возвышение, загородив Жака со стороны галереи, как снова тренькнула стрела, вонзаясь в дерево, и еще несколько опять ударили в спину. Кантор врезался в стол, стол опрокинулся и слетел на пол, а сам Кантор, притормозившись об этот стол, упал на четвереньки, но на помосте удержался. Он быстро вскочил на ноги, не обращая внимания на боль, и огляделся. Чуть поодаль стоял маг и пытался произвести необходимые пассы для чего-то боевого, но руки у него дрожали от страха, а боевая магия, как известно, работа не для трусов.

Кантор немедленно подхватил упавшую со стола вилку и метнул, почти не целясь. Мэтр Альви с воем схватился за лицо, позабыв о незаконченном заклинании. Кантор обернулся и поспешно оценил обстановку. Стражники уже добрались до галереи, и сейчас там шла потасовка. В зале никто и не подумал ложиться на пол — гости стояли на своих местах и восторженно кричали, яростно потрясая кулаками: «Убей их! Убей!». Элмар носился по залу, пытаясь поймать какого-то озверевшего ребенка, который пинал ногами голову Хаббарда и поминал при этом любимую сестру Илару. Король стоял у своего кресла и поспешно перезаряжал пистолет, озабоченно поглядывая то на галерею, то на помост. Два арбалетчика висели на перилах галереи, и один лежал на полу. Однако умеете стрелять, ваше величество…

Бойцы уже спрыгнули с помоста, на котором было мало места, и продолжали поединок на полу. Жак белкой скакал вокруг противника, стремительно уворачиваясь от меча и иногда успевая наносить удары, которые здоровенный герцог парировал с большим трудом. Но преимущества обезумевшего шута ограничивались только невероятной силой и ловкостью, о фехтовании он не имел никакого представления, и видно было, что бой грозит затянуться. Кантор схватил стул, спрыгнул на пол и, подскочив поближе, с размаху приложил герцога Браско по затылку. Жак тут же закончил дело, одним ударом пропоров противника вместе с кольчугой, и бросился к магу, а Кантор бросил стул и рванул за ним, стараясь по-прежнему держаться между ним и стрелками. Но выстрелов больше не было. Жак деловито снес голову магу, затем нырнул под помост, вытащил оттуда воющего Ваира и всадил меч ему в живот почти по самую рукоять. Затем так же деловито провернул, вырвал, огляделся вокруг и устремил свой кровожадный взор на Кантора. Тот быстро отступил назад и снова подхватил брошенный стул в надежде как-нибудь прикрыться, но этого уже не понадобилось. Жак сделал пару шагов, затем остановился, удивленно моргнул несколько раз и его взгляд принял осмысленное выражение. Он с удивлением посмотрел на меч в своей руке, затем на помост, тихо сказал «Ой, мама…» и выронил меч.

Кантор едва успел подскочить и подхватить его под руки. Затем оглянулся и положил на ближайший стол.

— Дайте воды кто-нибудь! — крикнул он. Ему сунули в руки кувшин, он плеснул Жаку в лицо — как оказалось, вином — и пошлепал его по щекам. Господин королевский шут открыл глаза, испуганно посмотрел на Кантора, потом на зал. Он тут же наткнулся взглядом на голову, все еще валявшуюся на полу, тихо застонал, и его глаза опять закатились.

— Что с ним? — встревоженно крикнул король, в три прыжка преодолевая расстояние от своего кресла до места событий. Кантор махнул рукой.

— Ничего страшного. Обычный обморок. А с вами?

— Да что со мной может случиться? — отмахнулся король, склоняясь над своим шутом, возлежащим на столе, как некое экзотическое блюдо. — Он не ранен? С ним точно ничего не случилось?

— Шеллар! — воззвал Элмар, дергая короля за камзол. — Да ты сам ранен! Я тебе уже третий раз говорю!

— А я тебе третий раз говорю, что я в кольчуге! — раздраженно откликнулся король, и только тут Кантор заметил обломок стрелы, торчащий из-под ключицы его величества. — Наверное, я бы почувствовал, если бы меня задело, как ты думаешь?

— Да ты посмотри! Из тебя стрела торчит! Простая кольчуга от арбалета не защищает!

— У меня не простая! — огрызнулся король. — Отвяжись! Лучше пойди позови кого-нибудь из стражи, прикажи, пусть Жака отнесут к мэтру в лабораторию, чтобы он его осмотрел как следует. И пусть умоют обязательно, а то он так и будет в обморок падать. Он же крови боится, а он в ней весь, с головы до ног… Вот он, кстати, и сон Мафея, надо будет ему сказать… Я сейчас спроважу гостей, и пойдем… О, чуть не забыл! — Он поднял голову и крикнул в пространство: — Флавиус! Открывай первый конверт и работай! Сначала арестовать счета, а потом остальное по порядку списка. Мафей, со мной все в порядке, иди в лабораторию к мэтру, поможешь ему привести в чувство Жака.

Кантор вытер руки о скатерть, упал на ближайший стул и, схватив со стола графин, отпил прямо из горлышка. Болела отбитая спина, ушибленные колени и локти, да впрочем, чего уж там, болело все. Даже дышать было больно, наверняка сломано ребро, а то и несколько.

И вполне можно рассчитывать на отбитые почки. Очень даже запросто, так летать… Но кольчуга не подвела, и то хорошо. Прямо переполняет гордость за отечественную промышленность и внезапный душевный порыв извиниться перед Амарго за незаслуженное недоверие. А также желание съездить по шее этому мыслителю-затейнику, его величеству Шеллару, чтоб лучше смотрел за своей короной и принимал меры заранее, а не кидался в последний момент подставлять всех окружающих.

— Ты цел? — спросил король, оборачиваясь к нему.

— Частично, — ответил Кантор, снова прикладываясь к графину.

— Никуда не уходи, сейчас поднимемся ко мне, и мои маги тебя посмотрят, — предупредил его король и обратился к гостям с кратким выступлением. Он извинился за происшедшее, пообещал перенести мероприятие на другой день и выразил надежду, что столь неприятное недоразумение не очень расстроило господ гостей. Это было, пожалуй, слабо сказано — не очень расстроило. Похоже, господа гости удалялись в полнейшем восторге, злорадно оглядываясь на поверженных врагов. Кто-то пожал Кантору руку и высказал свое восхищение, какая-то дама, всхлипнув, обняла его, молодая девица чмокнула в щеку, а почтенный папаша тут же оттащил ее за ухо, обозвал бесстыжей нахалкой и в свою очередь, тоже сказал Кантору что-то похвальное. Протрезвевший восемьдесят третий паладин хлопнул по плечу и сказал, что мистралийский метод ему нравится.

 

Глава 12

Четыре щита, которые Этель наложила на всю группу, не чувствовались никак, и Ольге приходилось постоянно напоминать себе, что она не то чтобы совсем уж беззащитна. Просто для уверенности. Чтоб не так страшно. Хотя пользы от этих щитов было не так уж много. Этель сама честно предупредила, что прямое попадание щит «от огня» не выдержит, так что соваться под морду дракону она, мягко говоря, не рекомендует. Как будто тут собралась толпа идиоток с единственной целью — под эту самую морду сунуться…

Остальные три щита должны были защищать от разнообразных досадных мелочей. Например, щит «от льда» гарантировал, что ледяные шары, которыми Этель будет разбрасываться направо и налево, не причинят вреда своим, если вдруг она промахнется или если шар развалится в полете. Щит «от газов» на самом деле следовало бы назвать «щитом от вони», и польза его состояла только в том, чтобы эта самая вонь не отвлекала доблестных воительниц от главного. Дабы подруги не усомнились в пользе и необходимости подобного заклинания, в назидание был приведен уже известный Ольге пример — великая битва Элмара с троллем. И последний щит был наложен на всякий случай для очистки совести. Он предохранял от магического сна. Никто не знал, способен ли дракон-маг насылать сон, но на всякий случай, а то как бы чего не вышло…

Словом, никакой уверенности эти самые щиты не вселяли, и в той жуткой каше, что творилась сейчас у Ольги в голове, преобладала одна постоянно повторяющаяся мысль: «Мама! Во что я встряла!». Ощущение опасности усугублялось еще и размерами пещеры. Может, у подруг эти самые размеры и не вызывали никаких особых ассоциаций, а вот Ольге драконье обиталище до боли напоминало метро. И чувствовала она себя так, словно топает по рельсам в темном туннеле, а это, согласитесь, ощущение не из приятных. Даже если разумом понимаешь, что поезда здесь не ходят, инстинкт — страшная штука.

— Не трясись, — замечание Киры прозвучало, как из ведра, поскольку доблестная баронесса не собиралась терять драгоценные секунды битвы на опускание забрала. — Этель, а от страха у тебя никаких заклинаний нет?

— Школа не та, — пожала плечиками Этель. — А вообще, от страха есть безотказное средство, проверенное поколениями, и напрасно ты не разрешила Ольге его принять перед тем, как идти сюда.

— Идти на битву с пьяным стрелком за спиной? — неодобрительно прогудела Кира, не оборачиваясь.

— Отстаньте вы все! — возмутилась Ольга. — Я трезвая! И я не трясусь!

Мда, акустика в этом метро без всякого ведра отменная…

— А что это стучит? — деловито, без тени насмешки осведомилась Кира.

— Уж точно не мои зубы! — возмутилась Ольга.

— Я имела в виду не зубы, — так же серьезно пояснила отважная подруга, которая, конечно же, никаких поездов не боялась. — У тебя приклад о доспех стучит. Значит, руки трясутся, поскольку оружие у тебя в руках.

— Нет у меня доспеха! — еще сильнее возмутилась Ольга. — Решили же, что он мне только мешать будет!

— Это у меня стучит, — отозвалась Тереза. — каска сползает и стучит о кольчугу. Может, ее снять? По-моему, я в ней выгляжу полной дурой, прости господи…

Ольга тактично промолчала, ибо стараниями любящего Жака Тереза действительно выглядела так, словно только что ограбила за один вечер антикварную лавку, оружейный магазинчик и заодно «Спорттовары». На ней красовалась скромная, но очень прочная, по уверениям Жака, кольчуга из материала, неизвестного ни одной из подруг. Кольчуга была ей великовата в плечах и тесновата в бедрах. Яркие ядовито-оранжевые наколенники то ли для катания на роликах, то ли для какой-то спортивной игры, были видны, наверное, за километр. А венцом всего этого сюра являлся пожарный шлем с зеркальным щитком, прикрывающим лицо. Этот шлем вместе с наколенниками Жак прихватил в секретном складе во время поисков оружия. Вдобавок Тереза постоянно поправляла то гранатомет на плече, то молитвенник за поясом, так как сии предметы поочередно предпринимали попытки к бегству.

— На снимай! — решительно пресекла возможные обсуждения Этель. — Если Жак сказал, что она огнеупорная, значит, может пригодиться.

— Не отвлекайтесь! — напомнила Кира. — Особенно Ольга. Смотри внимательно. Если пропустишь…

— Не пропущу, — отозвалась Ольга и тут же поняла, что действительно уже не пропустит. Осветительный шарик, который всю дорогу летел над их головами, отвоевал у темноты еще участок пещеры, и Ольга увидела…

То, что издали в темноте казалось просто углом, за который надо будет свернуть, обрело лапы, крылья и длинную, как у бронтозавра, шею. Голова задумчиво покачивалась где-то под потолком, насторожено щуря огромные желтые глаза и скаля жу-у-уткие зубы. Ольге показалось, что дракон издевательски ухмыляется, глядя на четырех очередных идиоток, явившихся с ним воевать.

— Вижу, — почти шепотом, так как голос куда-то пропал, произнесла она. Внутри стало пусто и холодно, а руки и в самом деле начали нездоровым образом подрагивать. — Впереди… На одиннадцать часов…

Тереза шумно вздохнула и быстро перекрестилась.

— Ольга, не смотри на него, — негромко, но очень убедительно скомандовала Кира. — На меня смотри.

Ольга послушно отвела глаза.

— Повтори инструкции, — так же негромко и внушительно потребовала Кира. — Очень тихо, чтобы не услышал.

— Сказать вам, что вижу… — напрягла память Ольга, у которой все эти инструкции напрочь вылетели из головы еще шагов сто назад.

— Дальше.

— Стрелять в корпус, чтобы стал видимым…

— Дальше.

— Стрелять в правую переднюю лапу… Кира, лапу не видно! Он другим боком стоит! Левым!

— Он потом повернется передом. Дальше.

— Стрелять в основание шеи…

— Как стрелять, помнишь?

Ольга нащупала пальцами кнопки и рычажки, наспех выученные перед отправкой. Не зря Кира два дня заставляла ее повторять и повторять эти движения, пока пальцы не стали находить нужную кнопку самостоятельно.

— Предохранитель… боевой режим… подача плазмы… прицел… выброс. Помню.

— Отлично. — Кира развернулась, громко лязгнув доспехами, и потребовала, чтобы инструкции повторила Тереза.

— Стрелять в левую переднюю лапу, потом гранатомет бросить и всех благословить, пока дракон будет разворачиваться и подходить. Когда подойдет ближе, взять ружье и стрелять по глазам. Если кого-то ранят, бросить ружье и оказывать помощь. Если впереди стоящие погибнут, дернуть кольцо и бросить гранату, — как молитву, оттарабанила Тереза.

— И упасть головой в противоположную сторону, — напомнила Ольга.

— Не думаю, что это столь важно, — оборвала ее Кира. — Этель?

— Мне дурацких вопросов насчет инструкций задавать не надо, — отозвалась вредная волшебница. — Ты сама-то не особенно знаешь, что я должна делать. И, между прочим, если ты забыла, я старше вас вчетверо, и это мой пятый дракон. Ольга, считай до двенадцати, затем стреляй. Только не целься раньше времени, увидит, поймет и нападет.

— Зачем считать? — запаниковала Ольга, которой казалось, что к такому важному делу следовало бы еще полчасика морально готовиться.

— Мне на ледяной шар нужно двенадцать секунд, — невозмутимо отрезала Этель. — Начинай!

И все?.. Один… два… И никто даже не спросил, а готова ли к этому дорогая подруга Ольга?.. три… четыре… Блин, зараза Этель! Пять! Нельзя ж так, сразу, под танк… шесть… семь… Ой, ё… уже восемь… предохранитель… боевой режим… девять, десять… подача плазмы… одиннадцать… двенадцать… тринадцать… Дура, какие тринадцать!

В ту секунду, когда винтовка с громким хлопком выплюнула сгусток жидкого огня, время странным образом изменило свой ход. Оно потекло медленно и вязко, как будто скорость восприятия глазом увеличилась, а скорость движений замедлилась.

Огненный комок расплескивается о бронированный бок дракона, и тишину разрывает возмущенный рев, от которого душа уходит чуть ли не в каблуки. Огромная туша медленно разворачивается, голова тянется вперед и опускается…

За спиной слышен неразборчивый возглас Этель, и в разинутую пасть летит ледяной шар…

Оглушительный взрыв и вспышка, в воздух летит каменная крошка, чешуя и ошметки чего-то черного…

Дракон ревет и мотает мордой, у него из пасти валит густой белый пар…

Лапа! Где правая передняя лапа?!

Эта латынь за спиной раздражает!

— Ольга! — резкий, как удар, возглас Киры слегка проясняет ситуацию. — Левая лапа! Она попала выше!

Огромная лапа, похожая на крокодилью, пляшет в прицеле… Хлоп!

Мази-и-ила!

Тонкий яркий луч впивается в шею дракона, тот с ревом мотает головой, уходя от луча…

Ледяной шар улетает куда-то далеко вглубь пещеры и, разбившись о стену, рассыпается голубыми осколками…

Кира кратко и прочувствовано произносит пару слов. В реве и грохоте не очень слышно, каких именно, но вряд ли кто-то в такой ситуации станет цитировать Пушкина и Шекспира…

Хлоп! Ага!

Охромевший дракон на трех лапах медленно движется навстречу…

Луч вспарывает чешую у самого основания шеи. Всем корпусом поворачиваться труднее, чем вертеть во все стороны гибкой шеей, но дракон пытается. Лазер прочерчивает черную полосу на теле Непобедимого, ругань Киры сливается с благословениями Терезы.

Хлоп! Дымится пол… Как эта безрукая кикимора выбила третий разряд по стрельбе?

Бабах! Бабах! Бабах! Мать ее так, лучше б уж дальше благословляла… Оглохнуть же можно! Она что, не думает целиться вообще, что так часто палит?

Ледяной шар пролетает над самой головой и затыкает ревущую пасть.

Луч пляшет по широкой бронированной груди, нащупывая начатый разрез. Рев уже не прекращается. Тереза опять заводит свою латынь, но в глаз она все-таки попала…

— Кира! Отходи! — кричит где-то сзади Этель.

Одноглазый и хромой непобедимый гад неумолимо приближается, скользя на своих трех, он уже рядом, он занимает всю пещеру, горой возвышаясь над Кирой и очень неприятно напоминая Ольге сцены из «Парка юрского периода»…

— Кира! Хвост! — голос волшебницы срывается на визг, но Кира и не думает двигаться с места.

Луч медленно движется, продолжая начатый разрез, черная кровь брызжет фонтаном, рев переходит в сдавленный хрип…

Хвост появляется неожиданно. Он выныривает из темноты и движется, как кажется Ольге, прямо на нее…

Единственное, что может сделать насмерть перепуганная Ольга в состоянии полной паники — это нажимать на спуск, не целясь, поскольку времени целиться нет, авось благословение сработает…

— Кира! — истошно вопит Этель.

Хвост разлетается черными клочьями, тяжелый тупой обломок, похожий на камень, бьет Ольгу в плечо и она, вскрикнув, выпускает из рук оружие.

Гулко бухается о каменный пол громадная голова, от которой до сих пор валит пар, дергается в конвульсиях огрызок хвоста, крокодилья лапа скребет по полу…

И медленно, неестественно медленно, как в кино, оседает на пол Кира.

— Я ж тебе говорила! — отчаянно вопит Этель, проносясь мимо Ольги. Падает на колени у бездыханного тела отважной подруги и горестно произносит кратенький монолог, в котором единственное печатное слово — «молодежь».

Когда зал опустел, король подошел к помосту, полюбовался на головы Хаббарда и Альви, а также на разрубленного до пояса Хлафиуса, затем приблизился и внимательно осмотрел тела остальных, даже проверил пульс. Удовлетворенный результатом, он обернулся к Кантору и Элмару, терпеливо ожидавшим дальнейших распоряжений, и махнул рукой.

— Пошли.

— Пошли так пошли, — вздохнул Элмар. — Ну и как тебе?

— Больно, — проворчал Кантор.

— Потерпи немного, сейчас Шеллар всех магов соберет, и тебя полечат. Тебя не задело?

— Сам видишь. У меня хорошая кольчуга. А вот ваш король мне не нравится. Как он мог сломать стрелу, если она застряла в кольчуге? Она бы просто выпала.

— Тханкварра! — простонал Элмар. — Я так и знал! Я же ему говорил… Сейчас придем, раздену и посмотрю. Силком раздену, если опять начнет упираться. Он что, совсем ничего не чувствует?

— Я слышал, так бывает, — заметил Кантор, стараясь угнаться за размашистым шагом короля и его первого паладина.

— Я знаю, — проворчал Элмар. — Со мной тоже бывало. А как ты ухитрился заметить этих стрелков? Их же не видно было.

— Я не увидел, — пояснил Кантор. — Я услышал. Я очень хорошо слышу. Мне одно непонятно — почему Жак оказался без всякой защиты? Его что, не предупредили?

— Понятия не имею. Спросишь у Шеллара, если тебе интересно.

Король стремительно шагал впереди, на ходу отдавая краткие указания попадавшимся по пути людям. Начальнику стражи — убрать трупы из банкетного зала, распорядителю церемоний — прибрать этот самый зал, камердинеру — подать в королевские апартаменты вина и кофе, еще кому-то — немедленно найти мага и прислать к нему, высунувшейся на шум роскошной даме — убираться с глаз, и так далее.

Добравшись до своей гостиной, король рухнул в ближайшее кресло и сообщил:

— Что тебе сказать, Элмар. Ощутил я твое хваленое «высокое вдохновение». Дерьмо полнейшее, это из-за него я три раза промазал. И если хочешь знать, я жалею, что дал тебе слово. И жалею, что его сдержал. Если с Жаком что-то случилось, я тебе этого не прощу. И даже если не случилось, как я после всего этого посмотрю ему в глаза?

— Шеллар, — перебил его кузен. — Немедленно раздевайся!

Кантор тоже заметил, как потемнела ткань камзола вокруг обломка стрелы. Издали этого было не видно, но сейчас, вблизи, было совершенно ясно, что их подозрения очень даже обоснованы.

— Отстань, — резко ответил король. — Тебе не хочется говорить на эту тему, но придется.

— Тханкварра! — взвыл Элмар и распахнул на нем камзол, вырывая крючки и петли. — Шеллар, ты идиот! Посмотри на себя! Снимай немедленно! Я тебе говорил, что ты ранен, а ты мне голову морочил своей кольчугой! Это у тебя кольчуга? Где ты взял эту рухлядь? Да что ж ты за недотепа такой!

На рухлядь королевский доспех отнюдь не походил, и Кантору было не вполне понятно, как стрела могла пробить накладную пластину из драконьей кожи с такого расстояния.

— Элмар, успокойся, — недовольно откликнулся король, неохотно позволяя содрать с себя камзол вместе с портупеей и кобурой. — Мне не больно.

— Тебе не больно? — продолжал вопить принц-бастард, возясь с застежкой на горловине. — Придурок! Ты истекаешь кровью! Тебе что, жить надоело? Как она расстегивается? Впрочем, хрен с ней…

Он двумя движениями сломал пластину горловины, взялся двумя руками за ворот и, поднапрягшись, рванул. Непробиваемая шкура треснула, как старая холстина, с жалобным звоном посыпались звенья и крупная чешуя, а кольчуга развалилась почти до пояса. Кантор восхищенно покрутил головой и подошел поближе.

— Ай-яй-яй… — сказал он, увидев пропитанную кровью рубашку. — Отчего же так хлещет?

— Да вот, полюбуйся! — Элмар показал ему обломанный наконечник. — «Бабочка». Да еще он его сам себе вырвал, когда стрелу ломал. Как же тут не хлестать! Принеси из спальни каких-нибудь полотенец, что ли…

Кантор сбегал, порылся в шкафу и принес все белье, какое там было, на всякий случай, чтобы не бегать лишний раз. Элмар, ругаясь по-варварски, возился вокруг короля, который взирал на происходящее с растерянным удивлением, как бы все еще не в силах поверить, что это происходит с ним на самом деле. Элмар поймал, наконец сосуд, прижал пальцами и спросил:

— Диего, ты колдовать не умеешь? Хоть чуть-чуть. Я его долго не удержу, выскальзывает. И место такое неудобное… На палец левее и выше — и был бы я королем. Шеллар, тебе что, так хотелось, чтобы я бросил пить? Чего молчишь? Шеллар! Тебе что, до сих пор не больно?

— Уже больно… — растерянно ответил король. — А как же это получилось?

— А получилось потому, что кольчуга у тебя дерьмовая, вот как получилось. Где ты ее взял?

— В шкафу… — так же растеряно ответил король.

— И сколько она там пролежала? С самого переворота? И ее никто никогда не доставал, не осматривал, не чистил и вообще ничего не делал? О боги, надо же быть таким недотепой! Хоть бы меня спросил! Ее же попросту сожрала моль!

— Опомнись, какая моль?

— Ой, нет, не моль… — спохватился Элмар, поняв, что сгоряча спорол глупость. — Я имел в виду кожеедов. Жучки такие есть, кожу жрут… Драконью в том числе. У Этель когда-то точно так же доспех источили, она ж раззява похлеще тебя… Ты что, не видел, что со шкуры чешуя осыпается? Или думал, так и надо?

— Я сейчас попробую, — сказал Кантор, опускаясь в ближайшее кресло. — Если получится. У меня ведь не всегда получается.

Он несколько раз встряхнул кистями, расправил ладони, закрыл глаза и сосредоточился, ожидая нужного ощущения в пальцах. Иногда оно возникало спонтанно, без всяких усилий с его стороны, если была необходимость. Иногда можно было ждать хоть до второго пришествия эльфов, хотя необходимость была не менее насущной. Сейчас знакомое покалывание и жар приходили медленно, с трудом, но все же ему удалось сосредоточить какую-то часть Силы, правда не в пальцах, а в ладонях. На большее надеяться не приходилось.

Он поднялся и подошел ближе.

— Убирай руку, — скомандовал он и быстро запечатал открытую рану ладонью. Король коротко вскрикнул.

— Потерпите, — сказал Кантор и для верности прижал сверху вторую ладонь, ловя биение пульса и подстраиваясь под него. Вроде получается, но насколько эффективно это будет…

Король устало откинулся назад и закрыл глаза.

— Шеллар! — осторожно позвал принц-бастард. — Ты как?

— Горячо, — кратко ответил король. — Так должно быть?

— Да. Молчите. Еще немного. Сейчас… Уже все. — Кантор убрал руки и осмотрел результат своих усилий. — Пока сойдет. Но мага надо найти обязательно. Это ненадолго, скоро опять потечет. А лучше мистика. У вас мистики при дворе есть?

— Есть, — проворчал Элмар. — Все до единого — люди Хлафиуса. Поэтому мы и говорим только о магах. Где они все шляются?

— А хирург у вас есть? Наверняка понадобится.

— Нет. Зачем при дворе хирург? Если что, мы обращаемся в город, благо во дворце полно магов и телепортироваться можно в любой момент. Только куда они сейчас все подевались? Давай, рви простыню, а я его пока перевяжу… О боги, ну почему у меня кузен такой бестолковый!

— Я тебе говорил, что план опасный и ненадежный, — возразил король, открывая глаза.

— Говорил? — вскричал Элмар. — Ты говорил, что для тебя лично он не опасен!

— Я говорил, что слишком много случайных факторов, — не унимался король, — которые нельзя предусмотреть. Вот арбалетчики и были…

— Не разговаривайте, — перебил его Кантор. — Нельзя. Может снова открыться кровотечение.

— Вот именно, — поддержал его Элмар, ловко накладывая повязку. — Посиди тихо и помолчи. А я сейчас сбегаю, сам поищу кого-нибудь. Может, хоть Мафея найду. А ты посидишь тут с ним, присмотришь, чтобы он еще чего полезного с собой не сделал, а то с него станется…

— Элмар, ты сам этого хотел, — резко сказал король, не слушая предостережений. — Я тебя предупреждал, что этот план никуда не годится, но тебе было наплевать. Ты потребовал, чтобы я сдержал слово. Я сдержал, хотя и жалею об этом. Ты заявлял, что возьмешь ответственность на себя. Вот и бери, и не читай мне нотаций. Как полагаешь, что мне скажет Жак после всего этого?

— Ничего, — отозвался Элмар. — Замолчи, тебе нельзя разговаривать.

— Вот именно, ничего. Он даже говорить со мной не станет. И будет прав. Потому что я его чуть не убил только из-за того, что тебе так страшно было надеть корону.

— Шеллар, заткнись! — умоляюще произнес Элмар и, закончив перевязку, поспешно покинул гостиную, пока кузен не сказал чего-нибудь еще.

Как только за ним закрылась дверь, король спросил:

— Он ушел?

— Элмар? Ушел, — ответил Кантор, придвигая поближе кресло и усаживаясь.

— Подай мой камзол, там в кармане трубка и табак. Скорее, пока он не пришел, а то развопится.

Кантор порылся в карманах королевского камзола и сообщил:

— Нашел. Но табак весь промок, и спички тоже.

— Как промок? — не понял король.

— Как и все остальное, — терпеливо пояснил Кантор. — От крови. Дать вам сигару?

— Давай. И придвинь пепельницу.

Кантор немного понаблюдал, как его величество курит, периодически промахиваясь мимо пепельницы, потом, не удержавшись, спросил:

— Как вы себя чувствуете?

— Голова кружится. И хочется спать. Так должно быть?

— Да, так должно быть, — кивнул Кантор, хотя по его подсчетам король уже давно должен был валяться без чувств. — Больно?

— Больно, — согласился его величество. — Я молчу только потому, что ты здесь.

— Да не стесняйтесь, — улыбнулся Кантор. — Я же не ваш подданный.

— Тем более. — Король поморщился и снова закрыл глаза. Потом вдруг сказал: — Спасибо.

— Да не за что.

— Есть за что. В первую очередь, за Жака. Я же велел ему надеть кольчугу, что же он… Ох уж, эти барды…

— Не разговаривайте, — терпеливо напомнил Кантор. — Может, у него нет. А если и есть, то наверняка не лучше вашей, и ничем бы она ему не помогла. Что это вы, действительно? А еще король! Хотите, я вам привезу такую, как у меня? Нет, ничего не говорите, просто кивните.

— У Жака есть кольчуга, — все-таки не смолчал король. — Еще лучше твоей. Ее даже пули не берут… Ах я, болван! Как же я не догадался! Он же ее, наверное, Терезе отдал…

— Пули не берут? — недоверчиво переспросил Кантор. — Разве так бывает? И где это он взял такое чудо?

— Украл где-то, — кратко ответил король.

Кантор не стал расспрашивать дальше, чтобы не провоцировать его величество на дальнейшую болтовню. Тем более, он догадывался, где именно. И более того, у него появились догадки касательно происхождения его собственной чудесной брони.

Некоторое время они сидели молча. Король курил, закрыв глаза и морщась от боли. Кантор посматривал на него, чтобы не пропустить момент, когда он все-таки потеряет сознание и уронит сигару на ковер, и думал обо всем сразу. Куда девался Элмар и куда пропали разом все придворные маги, где сейчас Ольга и что с ней сейчас, как его угораздило ввязаться во все это и что делать, если у короля опять начнется кровотечение, не приведи бог врежет дуба тут у него на руках… Вот так и попадают в историю. Оказавшись не в то время не в том месте, как говаривал покойный папа… Хотя, может и не покойный, но основательно пропавший без вести.

Наконец в дверь ворвался запыхавшийся Элмар и сообщил:

— Мафея нашли, сейчас придет. Шеллар, как ты… О, нет! Ты что, совсем рехнулся? А ты куда смотрел? Зачем ты ему позволил курить? Шеллар, брось немедленно!

— Это как я, по-твоему, должен был ему не позволить? — поинтересовался Кантор. — Это ты его кузен и закадычный друг, и можешь обзывать его, как хочешь, и что-то запрещать, хотя я и сомневаюсь насчет последнего. А я…

— Перестаньте, — поморщился король и потушил недокуренную сигару в пепельнице. — Элмар, ты Мафея не видел? Что с Жаком?

— С Жаком все в порядке, — проворчал Элмар. — Мафей привел его в чувство и они вместе куда-то пошли. Ты бы о себе лучше думал.

— А на кой у меня тогда подданные, если я и о себе должен думать сам? — попытался пошутить король. — А о девочках ничего не слышно?

— Успокойся и молчи. Вернулись девочки. Вернее, еще не вернулись, но дракона уже уделали. Баронесса Арманди ранена, ее отправили в клинику, и мэтр тоже там. Все прочие маги переправляют по домам остальных девушек. А наши героини под чутким руководством Этель роются в сокровищнице, выискивая что подороже и поинтереснее. Ты ж им разрешил выбрать себе, что понравится.

Король слабо улыбнулся и стал медленно заваливаться на бок. Потом спохватился, выровнялся и виновато пояснил, протирая глаза:

— Спать хочется…

— Надо его положить, — посоветовал Кантор, чувствуя, как с него словно свалилось что-то огромное и тяжелое, и жизнь стала столь прекрасна, что на боль в спине можно уже и не обращать внимания. — А то ведь свалится.

— А куда? — Элмар огляделся. — Разве что в спальню отнести. Здесь какие-то совершенно куцые диванчики…

— Это не диванчики куцые, — возразил Кантор. — Это короли у вас безразмерные. Давай на кушетку, а ноги пусть себе висят. Тебе помочь?

— Да я сам, он не тяжелый… — Он обернулся и испуганно вскрикнул: — Шеллар! О, нет! Только этого не хватало…

Король неподвижно полулежал в кресле, а на белой ткани повязки отчетливо проступало красное пятно, которое расползалось прямо на глазах. Его величество все-таки доболтался. Элмар бросился на колени рядом с креслом, встряхнул кузена за здоровое плечо и потрепал по щекам.

— Шеллар! Не вздумай умереть! Слышишь! Не смей! Не будет тебе покоя! Я найму десяток некромантов и буду каждую ночь поднимать тебя для консультаций! Шеллар! Открой глаза! Поклянись, что ты не собрался умереть только ради того, чтобы не жениться и заставить меня бросить пить!

Король чуть шевельнул ресницами и измученно простонал:

— Зануда… Как ты меня достал своими клятвами… Женюсь я, женюсь. За такое — не жалко…

Элмар легко подхватил его на руки и бережно положил на кушетку, беспомощно оглядываясь по сторонам. Кантор поймал его вопросительный взгляд и покачал головой.

— Я больше не смогу. Больше одного раза у меня никогда не получалось.

Как раз в этот момент распахнулась дверь и в гостиную ворвался принц Мафей.

— Что случилось? — с порога закричал он высоким ломающимся голосом. — Мне сказали… О, нет! Шеллар! Как же… Он же обещал надеть кольчугу!

— Он и надел, — проворчал Элмар. — Уж лучше бы не надевал вообще! Мафей, ты мне тут не реви, а давай колдуй скорее. Тебя мэтр учил останавливать кровь?

— Сейчас… — эльф подбежал к кушетке и склонился над королем. Кантор полюбовался, как он красиво и изящно перебирает пальцами прямо поверх повязки и, успокоившись насчет судьбы королевства, взял из пепельницы недокуренную сигару.

Пять минут спустя Мафей выпрямился и сообщил:

— Все, я остановил кровь и обезболил. Привести его в чувство или не надо?

— Не надо, — тут же испугался Элмар. — А то он опять начнет курить, разговаривать, еще встать попытается… Мафей, скажи честно, он не умрет?

— Нет, — ответил Мафей. — Теперь — нет. Но еще бы минут пятнадцать… Как случилось, что он потерял столько крови?

— Исключительно из-за его собственного ослиного упрямства! — в сердцах ругнулся Элмар. — Он вбил себе в голову, что раз он в кольчуге, то с ним ничего не может случится. Ты бы видел эту кольчугу! Старый хлам, провалявшийся пять лет в шкафу без присмотра! Я ее порвал пополам, не особо напрягаясь! Это надо — довести хороший доспех до такого состояния! Он не почувствовал боли и решил, что с ним все в порядке. Этот болван додумался сломать стрелу! Провернул наконечник и вырвал его к демонам. А потом еще чуть ли не полчаса ходил и уверял всех, что он не ранен, что он в кольчуге и что ему не больно, пока я его силком не раздел и не ткнул носом. А тогда он удивился и спросил, как это получилось! С бестолковыми недотепами так всегда и получается!

— Не ругайся, — попросил Мафей. — Он же не знал…

— Что теперь? — спросил Элмар, успокаиваясь.

— Ему к хирургу надо. Что будем делать — перенесем его в клинику, или позовем доктора Кинг сюда?

— Вот смотайся и узнай, — посоветовал Элмар. Мафей тут же принялся за телепорт, а принц-бастард повернулся к Кантору:

— Ну и как тебе все это?

— Очень весело и познавательно, — ответил тот. — В королевских дворцах всегда так?

— Да нет, такого безумного дня у нас не бывало уже лет пять, со времен Небесных Всадников… Ох, Шеллар… Ну как можно таким быть?

— А что с него взять, он же не воин… Если я не ошибаюсь.

— А ты что, тоже видишь? Как Азиль?

— Да, примерно так. Только слабее и не всегда. Что это у него за столб света такой, за которым фиг что разглядишь? Я с трудом разглядел какую-то сферу и больше ничего. Этот свет что, от короны? Это все короли так выглядят?

— Нет, — улыбнулся Элмар. — Только наш. И это у него с рождения. Придворные маги до сих пор ломают себе головы, что бы это могло быть. А мэтр Истран ухмыляется и никому не говорит. Говорит, кто первый догадается, будет у него лучшим и любимым учеником.

— Даже Мафей не догадался?

— Не знаю. Мафей у него и так любимый ученик, хоть мэтр его и наказывает чуть ли не каждый день. Может, тоже догадался, но никому не говорит… А что не воин, это ты не ошибаешься. Уж это точно. Ты бы видел, как его наставники рыдали, пытаясь научить его фехтованию… А у тебя что, тоже с этим проблемы?

— Да нет, — пожал плечами Кантор, — просто я этому никогда всерьез не учился. Если ты помнишь, я не так давно стал воином. А в двадцать пять лет начинать учиться фехтованию… Сам понимаешь, немного поздно.

— А стрельбе — не поздно?

— А стрелять я и раньше умел. Чуть ли не с детства. Меня воспитывал отец, а он был плохой фехтовальщик и отличный стрелок. Чего сам умел, тому и научил. — Кантор вдруг сообразил, что ляпнул лишнего и поспешно прикусил язык. — Ну ничего, по крайней мере, обошлось. Сейчас его величество залатают, перевяжут, и ничего с ним уже не случится. Правда, проваляется долго.

— Ага, от него дождешься, — невесело усмехнулся Элмар. — Завтра утром вдруг окажется, что у него какие-то срочные дела государственной важности, и он начнет пытаться вставать.

— Пусть пытается. У него все равно не получится. Ты посмотри на него, в чем только душа держится. Не кормите вы своего короля, что ли?

— А, ты об этом? Вовсе он не такой хилый, как кажется. Ты не смотри, что он худой и бледный, он здоровее меня раза в два. Он ни разу в жизни ничем не болел, и у него совершенно здоровое все, что там у человека есть. Это при том, что он курит, как паровоз, и постоянно забывает поесть.

— Паровоз — это что?

— Не знаю. Это Ольга так говорит. Это что-то такое, что очень дымит.

В телепорте возникли Мафей и Стелла, и Элмар тут же встал.

— Приветствую вас, мэтресса, — почтительно поклонился он.

— Здравствуй, Элмар, здравствуй, — откликнулась Стелла. — Как поживаешь? Что у вас тут случилось? О, ну надо же! Как я сразу не догадалась! Как где какая заваруха — там обязательно оказывается Кантор. Ты-то что здесь делаешь?

— Курю, — кратко ответил Кантор, не вдаваясь в подробности.

Стелла подошла к кушетке и начала деловито разматывать повязку, продолжая болтать.

— Ну-ка, посмотрим, что у нас тут такое… дождалась я наконец, вот и с его величеством познакомлюсь поближе. Как это вы недоглядели, воины? Ай-яй-яй… Кто наконечник трогал?

— Он его сам выдернул, — проворчал Элмар.

— А вы куда смотрели? Ну-ка, Элмар, давай, бери его на руки и немедленно ко мне в клинику. Мафей, проводи. Пусть наши мистики с ним предварительно поработают, пусть готовят стол и операционную, а как все будет готово, пусть Мафей за мной возвращается. А я пока посижу здесь и хоть пять минут отдохну, я только что закончила операцию, а там мне отдохнуть не дадут.

Она плюхнулась на диван, забросив ногу на ногу, и достала сигареты. Кантор тяжко вздохнул, наблюдая, как Элмар поднимает на руки недотепу-кузена и как все королевское семейство исчезает в телепорте. Разумеется, Стелла решила отдыхать именно здесь только для того, чтобы перекинуться с ним парой слов, и сейчас обязательно опять скажет какую-то гадость…

— Что случилось? — спросила она, как только они остались одни. — Кто стрелял в короля?

Кантор вкратце объяснил.

— Тебя не задело? — спросила Стелла.

— Нет. Но ушибся крепко.

— Пусть Мафей полечит. А еще лучше — мэтр Истран. Посиди здесь до их возвращения. Подружку свою еще не видел?

— Нет. Но надеюсь.

— Увидишь. С ней все в порядке. Разве что стресс, но это мелочи. Сам и снимешь. — Она подмигнула и продолжила, коротко и быстро затягиваясь: — А вот Кире досталось. Я с ней только что закончила. Что могла сделала, но не бог же я в самом деле.

— Умерла? — уточнил Кантор.

— Нет, что ты, если не умерла сразу — то уже не умрет. Но без глаза осталась, да и щека тоже… как ни лечи, а шрамы все равно будут. Я уж старалась-старалась сшить поаккуратнее, но все равно… С королем будет проще. Если честно, там делать нечего, любой хирург справился бы, но раз уж сам король, сделаю лично. Заодно посмотрю на него поближе, пощупаю. Видел, какой очаровашка? По нему можно анатомию опорно-двигательного аппарата изучать. Как он тебе, наш король?

— Ваш король совершенно ненормальный мужик с основательными заездами, — определил Кантор. — Мне очень понравился.

— Я так и думала, — засмеялась Стелла. — Потому тебе и Ольга понравилась. По той же причине.

— Поэтому тоже, — согласился Кантор.

— А еще почему?

— Ну не буду же я тебя посвящать в интимные подробности.

— Даже так? А по ней не скажешь… Хотя впрочем… Если она обозвала Камиллу королевой минета и не постеснялась сказать это Элмару вслух… Бедняга чуть со стыда не сгорел, а ей хоть бы хны. Тебе должно было понравиться, ты такой же бесстыжий. Да и правильно. Кстати, почему она тебя зовет по имени? Ты что, ей настоящим именем представился?

— Да нет, — нахмурился Кантор. — Так получилось. Я попробовал испытанный метод товарища Пассионарио… Знаешь, как он знакомится с женщинами?

— В смысле, предложил ей самой дать тебе имя?

— Ну да. И с первого же раза — точно в яблочко. Интересно, Пассионарио так попадался?

— Нет, — засмеялась доктор. — У него имя редкое. А как тебе Элмар? Понравился? Я знала, что он тебе понравится. Кстати, мой шедевр.

— В смысле? — поинтересовался Кантор. — Особо благодарный пациент?

— И это тоже. Но шедевр в профессиональном смысле. Я его двенадцать часов собирала ко кусочкам. Буквально. Одних осколков ребер из легких наковыряла сто сорок два, я специально считала. А почки знаешь, где нашла? В брюшной полости. А один позвонок — в желудке. В общем, полная каша. Ни один хирург больше не взялся, а у меня наглости хватило. И ведь выжил, что поразительно.

— Стелла, — со слабой надеждой спросил Кантор, видя, что сегодня мэтресса не настроена хамить. — А меня тогда… ну, после того… Тоже ты собирала?

— Нет, — серьезно качнула головой Стелла. — Не я. У меня тогда еще не было ни клиники, ни практики, ни даже инструментов толковых. Да и не смогла бы я собрать так, чтобы ни одного шрама не осталось.

— А ты меня видела?

— Нет. Но мне Мануэль рассказывал.

— Понятно, — вздохнул Кантор, поняв, что здесь он правды тоже не добьется. — А где он сейчас?

— Мануэль? Мотается по континенту… А, ты же еще не в курсе? У нас такое дело, хоть плачь, хоть смейся. Пропал наш любимый вождь и идеолог. По совершенно идиотской причине — самостоятельно учился телепортации. Уже дней пять прошло, а от него ни слуху, ни духу. Либо куда-то встрял, либо все пытается самостоятельно найти дорогу домой. Ты вот смеешься, а бедный Мануэль с ума сходит. Нанял себе мага и скачет по всему континенту, предупреждает всех, кого может, чтобы искали… Ужас! Я как представлю себе, что когда-нибудь этот человек придет к власти… Уж он и наруководит! Бросит страну на произвол судьбы и сядет учиться магии.

— Да пусть, — пожал плечами Кантор. — Раз уж ему так повезло и к нему вернулась Сила, пусть учится. Чтобы к тому времени, когда он действительно придет к власти, он был более-менее приличным магом. Сейчас-то он больше бард, чем маг. Представляешь себе барда во главе правительства?

— Вот из-за того, что он бард, из него и маг такой получается, — проворчала Стелла. — То спалит что-нибудь, то сам потеряется. И угораздило же его потерять Силу! Не мог Огонь потерять… Оно бы полезнее было.

Кантор тяжело вздохнул и отвел глаза. О потерях ему говорить не хотелось.

В сером облачке телепорта возникли эльфийские ушки Мафея, а затем и весь юный принц.

— Все готово, — сообщил он.

— Иду, — Стелла подхватилась с дивана. — Элмар остался там?

— Да, — кивнул Мафей. — Он сказал, что подождет.

— Хорошо… Ты не знаешь, какая у короля группа крови? — донеслось из телепорта, и доктор с принцем исчезли, оставив Кантора одного в королевской гостиной. Идиотское получилось положение — в апартаментах его величества сидит какой-то подозрительный иностранец, который непонятно что тут делает… И что сказать, если кто войдет?

Как будто назло, в дверь заглянул слуга с подносом и сообщил:

— Вино и кофе.

— Заноси, — скомандовал Кантор и достал новую сигару. Раз уж принесли кофе, не пропадать же добру. К счастью, слуга не стал задавать вопросов — видно, был вышколен, как положено. Поставил поднос на стол и испарился. Однако спокойно покурить Кантору не дали. Только он успел налить себе кофе, как в гостиную без стука вошел незнакомый человек с откровенно хинской физиономией, в черном камзоле полувоенного покроя с серебряной звездой на груди. Видно, какая-то важная шишка.

— Где его величество? — спокойно вопросил он, даже не интересуясь, кто такой Кантор и что он здесь делает.

— Его здесь нет, — ответил Кантор, надеясь этим исчерпать разговор. Не тут-то было. Посетитель не шелохнулся и спросил, устремив на Кантора неподвижный взгляд раскосых глаз:

— А где он?

— А почему я должен вам объяснять? — спросил в ответ Кантор. Незнакомец посмотрел на залитое кровью кресло, на кучу рваных тряпок на кушетке, потом снова на Кантора. Исследовав его пристально несколько секунд, он молча придвинул к столу чистое кресло с другого конца комнаты, уселся, налил себе кофе и представился:

— Глава департамента Порядка и Безопасности Флавиус.

Кантор мысленно обложил себя в три этажа за непонятливость и сказал:

— Очень приятно.

— Итак, где его величество? — повторил свой вопрос глава департамента.

— В клинике, — пояснил Кантор. Флавиус с легкой досадой шевельнул бровью, и его хинская физиономия снова застыла неподвижно.

— Он все-таки ранен, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он. — Что-то серьезное?

— Не особенно, но он потерял много крови. Не сразу заметил… и нас уверял что не ранен, пока его высочество не раздел его и не убедил.

— Понятно, — констатировал Флавиус и отхлебнул кофе. — Полагаю, по возвращении он будет не в состоянии принять доклад и дать дальнейшие инструкции?

— Я тоже так полагаю, — согласился Кантор.

— Жаль. Впрочем… Разберусь сам. Вы не в курсе дела, сегодня в банкетном зале — это был экспромт, или он это спланировал? Он мне, конечно, сам расскажет, но не скоро, а мне любопытно.

— Спланировал, — ответил Кантор. Скрывать что-то от этого господина вышло бы себе дороже, тем более, король действительно сам ему все расскажет.

— Поразительно. Когда? Еще вчера вечером у него был другой план… А ваш прыжок на стол — это было тоже запланировано?

— Вот это как раз был экспромт. А вы это все видели?

— Видел. Через магическое зеркало. А вы видели стрелков или просто подозревали?

— Слышал, — кратко пояснил Кантор.

— Вот как, — Флавиус чуть заметно улыбнулся. — Я полагал, что легенды о вашем удивительном слухе преувеличены.

— Самую малость.

— Да, разве что самую малость, — вежливо согласился Флавиус. — Также позвольте выразить восхищение вашим мастерством метания вилок. Специально учились?

Кантор пожал плечами.

— Я умею метать все, что попадается под руку. Любые предметы.

— Генерал Ордоньес — ваша работа? — спросил вдруг Флавиус вне всякой связи с предыдущим.

— Да, — ответил Кантор, поскольку этот очень опасный господин знал о нем, похоже, не меньше, чем король. А то и больше.

— Красиво, — одобрил Флавиус. — Почему оставили работу?

— Здоровье пошатнулось.

— Жаль. А скажите, вы не знакомы, случайно, с человеком по имени дон Рауль? Возможно, сейчас он носит другое имя, но все же… Где-то под пятьдесят, невысокий, худощавый, совершенно седой, но глаза молодые, синие и яркие.

— Нет, — ответил Кантор, подумав для виду. Уж слишком напоминал этот загадочный дон Рауль друга и советчика Амарго, бессовестного обманщика. — К сожалению. Наши контакты друг с другом ограничены. Я знаю только членов своей группы. Ни один не подходит.

— Если вдруг встретите, дайте ему знать, что корона заинтересована в контакте с ним. Интересам вашей партии это не повредит.

— Хорошо, — согласился Кантор, с нетерпением ожидая, когда же этому хинскому удаву надоест над ним издеваться и он, наконец, уйдет отсюда.

— И еще… Зачем вы ездите в Голдиану?

— Я не знаю, — честно ответил Кантор. — Я охранник. Мне не положено этого знать.

— Тогда я вам скажу. Ваши агенты выкрали у правительства чертежи какого-то оружия, а изготовить его у них нет возможностей. Поэтому они пытаются договориться с Багги Дорсом и его синдикатом, чтобы те изготовили для них партию оружия в обмен на эти чертежи. Возьму на себя смелость дать вам совет: известите свое руководство, что корона Ортана готова заключить с вами эту сделку на любых условиях, которые будут честно выполнены. А голдианцы вас кинут, как маленьких. Этот Багги Дорс — уголовник, и заключать с ним какие-либо сделки без гарантий чревато последствиями.

— Благодарю вас за предупреждение, — вежливо сказал Кантор. — Я обязательно передам своему командиру.

— Тогда позвольте откланяться.

Флавиус допил свой кофе, взял со стола папку, и они церемонно раскланялись. Когда за ним закрылась дверь, Кантор с неописуемым облегчением вздохнул и вытер взмокший лоб. Общение с такими людьми давалось ему с большим трудом. И что противно, на этом приключения не кончились. Сначала приперлась какая-то придворная дама в поисках его величества, а не найдя последнего, начала откровенно заигрывать. К счастью, она додумалась представиться, и Кантор с радостью вспомнил, что с этой дамой он уже встречался лет семь назад в Лютеции. Он немедленно напомнил ей, где и при каких обстоятельствах они виделись, после чего дама изменилась в лице, холодно сообщила, что он обознался, и немедленно смылась, что от нее и требовалось. Кантор мысленно посмеялся, подумав, знает ли его величество, что его придворная дама была в свое время гордостью заведения мадам Лили и была известна на всю Лютецию как Камилла Сахарные Губки.

Едва негодующая дама удалилась, в гостиную ворвался, на ходу осыпая ругательствами стражников за дверью, расфуфыренный жлоб, весь увешанный какими-то золотыми бляхами, и потребовал немедленно подать ему сюда короля, чтобы этот беззаконный тиран объяснил ему, за что арестовали его ненаглядную дочь. Кантор, который уже начал злиться всерьез, посоветовал очистить помещение, поскольку короля нет, и он не принимает. В ответ посетитель надулся, как индюк, и перечислил с десяток титулов и званий, полагая, что этим может внушить почтение наглому хаму. В ответ наглый хам, на которого титулы и звания не произвели никакого впечатления, показал ему два пальца и простыми словами послал в общепринятое место. Тем более что расфуфыренный жлоб оказался папашей той самой злобной графини, о которой рассказывал Элмар. Значит, ее уже посадили, ай да Флавиус… Поскольку граф Монкар заколебался, ошалев от подобного обращения, Кантор посулил выставить его силком, живым или мертвым, как получится. Это подействовало. Посетитель удалился, изрыгая чудовищные угрозы. Как только он ушел, появился начальник стражи все с тем же популярнейшим вопросом — где король, и ему пришлось объяснять, где. А затем выслушивать ахи и охи по поводу короля и поздравления в свой адрес. В конце концов Кантору это надоело, он выглянул в коридор и отчитал стражников, что пускают всех подряд, а он тут должен выполнять работу королевского секретаря за бесплатно. И велел к королю никого не пускать.

Успокоившись на этот счет, он вернулся к остывшему кофе, но буквально через минуту в гостиной появилась очередная посетительница.

— Вы тоже к королю? — устало спросил Кантор, еле сдерживаясь, чтобы не нахамить даме и мысленно проклиная непонятливых стражников.

— Нет, — жалобно сказала дама. — Я к вам. Или еще к кому-нибудь. Но не к королю. Я только что из пещеры, мне никто ничего не может объяснить… Вы не знаете, что с Кирой? Она моя подруга…

Кантор подавил вздох и предложил даме кресло и бокал вина, вспомнив, что он же все-таки кабальеро, а не засранец какой. Затем он познакомился с госпожой Эльвирой Люменталь и объяснил ей все, что знал насчет ее подруги. Дама сразу успокоилась, достала сигареты и непомерно длинный мундштук, и поинтересовалась:

— А вы Ольгу ждете?

— Да, — согласился Кантор.

— Я так и подумала. Она скоро прибудет, с ней ничего не случилось… Ой, а что здесь было? — вдруг испугалась Эльвира, заметив, что соседнее кресло заляпано кровью.

— В короля стреляли, — кратко пояснил Кантор.

— Да что вы говорите? Кто?

— Сегодня на банкете произошла небольшая заварушка, — объяснил Кантор. — Не буду пересказывать подробно, язык уже отваливается. Потери с нашей стороны — один подстреленный король, один здорово ушибленный гость из Мистралии, и один королевский шут в обмороке. Со стороны противника — шесть членов Комиссии порублены на лапшу… а арбалетчиков никто не считал.

— Вы? — в немом восхищении воззрилась на него Эльвира.

— Нет, не я. Один из гостей. — Он вдруг вспомнил соседа по столу и спросил, чтобы перевести разговор на другую тему: — А что, королевские паладины все имеют личный номер?

— Имеют, — чуть погрустнела Эльвира. — Но не постоянный, а как бы… Чем больше заслуг, тем ближе к началу списка.

— А у Элмара что, больше всех заслуг, или это просто потому, что он принц?

— Разумеется, потому, что принц. Но и заслуг у него тоже хватает, так что в данном случае все справедливо.

На этом, к неописуемой радости Кантора, их разговор был прерван. Посреди гостиной возникло серое облачко, из которого появились королевская семья Ортана и их придворный маг. Эльвира немедленно отстала от Кантора и бросилась к магу, Элмар потащил короля в спальню, за ним, как привязанный, побежал Мафей, и Кантор, наконец, смог спокойно выпить кофе, который уже безнадежно остыл. Когда Эльвира удалилась, а принцы вернулись в гостиную, старик опустился в кресло и сказал:

— А теперь, ваше высочество, извольте мне объяснить, что произошло.

— Мэтр Истран, — жалобно ответил Элмар. — Может, пусть лучше Шеллар сам расскажет? Кроме него толком никто не знает, что к чему и отчего. Мы, конечно, видели, что Жак трансформировался и истребил всю нашу Комиссию под корень, но как это произошло… Точно никто не объяснит.

— Что ж, — согласился маг, — Пожалуй, я действительно лучше спрошу его величество, когда ему станет лучше. Он уж точно знает, как и почему все произошло, в этом можно не сомневаться. А сейчас…

— Мэтр, — перебил его Элмар, — Я вас очень попрошу… Осмотрите нашего друга. Он сегодня так падал… Вдруг что-то серьезное.

Мэтр перевел свой пристальный цепкий взгляд на Кантора, на несколько секунд задержал, затем улыбнулся.

— Раздевайтесь, молодой человек, и ложитесь на стол. Ваше высочество, извольте убрать со стола поднос и пепельницу.

Оба высочества одновременно бросились к столу, не уточняя, к кому именно обращался мэтр, а Кантор послушно принялся раздеваться. Во избежание излишнего интереса к своей кольчуге, он стянул с себя всю одежду одновременно, удачно оставив кольчугу между курткой и рубашкой, и быстро свернул, чтобы даже края не торчали.

— Мэтр, а почему нужно раздеваться? — поинтересовался Мафей. — Это какая-то особенная методика, и одежда мешает?

— Нет, — деловито пояснил маг, — одежда не мешает. Мешает кольчуга. На будущее отметьте себе, ваше высочество: всякий металл каким-либо образом влияет на магию, и чем сложнее сплав, тем сильнее, поэтому необходимо снимать с пациента доспехи во избежание посторонних эффектов. Подойдите ближе, посмотрите, как я буду лечить ушибы. Это я вам не показывал. Кстати, стол необходим потому, что пациент должен лежать на жесткой поверхности. Можно и на полу, но стол удобнее. — Он осмотрел Кантора со всех сторон и сказал: — Ложитесь спиной кверху.

— Ой-ой… — не удержался Мафей.

— Да, — согласился мэтр, — весьма значительные гематомы. По всей видимости, от стрел. Сейчас проверим, нет ли внутренних повреждений, чтобы не вышло так же, как с его величеством… — Кантор почувствовал, как на его поясницу легли ладони волшебника, горячие, как два утюга. — Так, очень хорошо… Могу вас обрадовать, почки в порядке… печень цела… селезенка тоже… ребра слева целы, не считая нескольких мелких трещин… справа один перелом все-таки есть, вот здесь, это не опасно, но я бы вам рекомендовал полежать несколько дней, если есть возможность.

— Нет возможности, — честно признался Кантор. — Завтра утром я должен быть в седле.

— В таком случае, я установлю силовой иммобилизационный корсет. Он продержится трое суток, после чего можно будет обойтись просто тугой повязкой. И при первой же возможности покажитесь специалисту.

— Обязательно, — пообещал Кантор, хотя ему очень не хотелось показываться мэтрессе Стелле и нарываться на очередную серию ехидных комментариев.

— Вот и прекрасно, вот и замечательно. Но сначала займемся ушибами. Наблюдайте, ваше высочество. Спрашивайте, если у вас возникнут вопросы.

Что именно он там делал, было совершенно непонятно, но эффективность не вызывала сомнений. Боль исчезла, сменившись приятной расслабленностью, и Кантор даже задремал, несмотря на то, что лежал на жестком столе.

Разбудил его Элмар громким возгласом:

— И как они это пьют?

Кантор поднял голову и вспомнил, где находится.

— А где мэтр? — спросил он, сползая со стола.

— Ушел, — пояснил Элмар, исследуя кофейник. — Совершенно не понимаю, как вы это пьете? Оно же горькое, о запахе я вообще молчу…

— А водка что — сладкая? — усмехнулся Кантор и принялся одеваться. Кольчугу, чтобы не морочить себе голову, он сложил как можно компактнее, закрывая от Элмара собственной спиной, и увязал в простыню, оставшуюся после мероприятий по спасению короля. — А что же он так ушел, я ему даже «спасибо» не сказал…

Элмар помрачнел и отставил кофейник.

— А тебе кто-нибудь «спасибо» сказал? Хоть кто-нибудь? Хоть одна живая душа? Ведь никто. Включая меня. Так что, не переживай так. Мэтр просто не хотел тебя будить. Кстати, спасибо.

— Почему же никто? — возразил Кантор. — Король сказал. Так что, ты зря. А где Мафей?

Элмар кивнул на дверь.

— В спальне. Мэтр ему велел посидеть с Шелларом и присмотреть на всякий случай. А ты как? Полегчало?

— Как новенький.

— Да, мэтр специалист, каких мало. Пятая стихия — его основная специальность, и силен он в этом деле настолько, что с ним не всякий мистик потягается. Ну что, оделся? Пойдем?

— Куда? — поинтересовался Кантор, нимало не сомневаясь в выдающихся способностях придворного мага. «Пятая стихия» традиционно относилась к элементальной магии, которая так и называлась — Школа пяти стихий. Однако большинство магов этой школы «пятую стихию» знали плохо, предпочитая одну-две из остальных четырех, и даже единого названия для этой стихии не существовало. «Живая материя», просто «жизнь», «физиология человека», просто «человек»… как только ни называли. И специалистов вроде мэтра Истрана, грандов пятой стихии, среди магов было немного. А то и мистики бы не нужны были.

— В большую купальню, — пояснил Элмар. — Девчонки уже там. И Жак тоже. Сейчас они отмоются и будем кутить. Не знаю, как тебе, а мне просто необходимо что-то срочно выпить. И съесть.

— Ты же только с банкета, — засмеялся Кантор и подхватил свой узелок. Пожалуй, он был не совсем прав, считая кольчугу настолько легкой…

— Да разве на этом банкете можно поесть? А я перенервничал. А когда я нервничаю, я всегда жрать хочу, как дракон. Хоть бы нас не взяли в оборот до того, как поедим…

— В оборот — это как? — поинтересовался Кантор, следуя за его высочеством.

— А это так, что им после битвы, наверное, надо стресс снять, а у Этель на этот счет один испытанный метод — как следует… — принц-бастард выразительным жестом уточнил, что именно «как следует». — Если ты мало слышал об Этель, то поясняю: это у нее один метод на все случаи жизни. Она, небось, и Ольге уже присоветовала, а та рот разинула и послушала. Ей фиалок за уши насовать проще простого — если ей скажут, что у героев так принято, она и сомневаться не будет. Да еще и крови нахлестались на халяву, тепленькой, неразбавленной… — Элмар ностальгически вздохнул.

— А что, — поинтересовался Кантор, — У героев на самом деле так принято?

— Да когда как… — неопределенно пожал плечами Элмар. — Бывает, высокое вдохновение в разгаре, а враги кончились, тогда да… И еще в некоторых случаях. А когда после битвы в тебе торчит восемь стрел или просто устал так, что падаешь, где стоял — какой уж тут секс… Нам вниз… А особенно я боюсь, как бы Этель опять оргию не учинила, а то она это любит…

— Я пас, — сказал Кантор. — У меня на сегодня было запланировано свидание с одной девушкой, так что твоя Этель тут ни к чему.

— Это хорошо, — одобрил Элмар. — Если все откажутся, может, и удастся избежать безобразий… Интересно, что скажет Жак.

— Не думаю, что он сейчас на что-то вообще способен, — заметил Кантор. — Нервный он у вас…

— Он не нервный, он впечатлительный. А если он ни на что не способен, то это плохо…

— Почему?

— Как — почему? Так бы мы с ним менялись, а так Этель меня как оседлает… — Он снова тяжко вздохнул. — И поесть не даст… Вот, нам сюда.

 

Глава 13

Большая купальня была действительно большим просторным помещением, отделанным мраморной плиткой и поморским кафелем, в центре которого помещался бассейн, уже наполовину наполненный. Чуть дальше пол был покрыт пушистым ковром, а вдоль стен стояли небольшие скамеечки, резные деревянные стульчики и столики. На одном из этих стульчиков сидела Ольга, закутанная в махровую простыню, а в дальнем углу прижались друг к другу, как замерзшие воробушки, Жак и Тереза. При виде вошедших Ольга радостно вскочила и бросилась им навстречу, чуть не потеряв свою простыню. Она притормозила, получше закрепила концы и освободила руки для объятий. Элмар поймал ее первым, поскольку Кантор отчего-то заколебался, будет ли это в порядке вещей — лезть обниматься при посторонних. Ольга повисла на его высочестве, дрыгая ногами, а он с отеческой гордостью стиснул ее в объятиях и возгласил:

— Ольга, как я счастлив!.. — на этом его голос предательски дрогнул, и речь была заменена еще одним могучим прижатием и восторженным взглядом, в котором смешались радость, любовь и зависть. Тоскуете по подвигам, ваше высочество? Так что ж не совершаете? На коня — и вперед. И поставьте на место чужую даму, тискаете тут…

Элмар поставил Ольгу на пол и чуть подтолкнул вперед.

— А теперь обнимайтесь, а я пойду распоряжусь насчет покушать. Где Этель?

— За кровью пошла, — ответила Ольга, неуверенно делая шаг вперед.

— Кому сказано — обнимайтесь! — грозно рявкнул Элмар. — А то как со мной — так запросто, а как со своим мужчиной — так стесняешься! Где это ты так стесняться научилась? У его величества?

Кантор засмеялся, представив себе такую нелепость, как стесняющийся король, и все-таки обнял девушку, решив, что никто тут не посторонний, все свои, и вообще… В конце концов, за этим он сюда и приехал. Чтобы увидеть ее. Обнять. Прижать к груди.

— Здравствуй, — негромко сказал он, поскольку ничего умнее придумать не смог. Она молча кивнула и прижалась к нему крепче, уткнувшись лицом в его плечо, как тогда, в переулке. Она дрожала до сих пор, видно, никак не могла успокоиться после этой битвы с драконом, чтоб он сдох… Впрочем, он и так сдох… Успев предварительно искалечить одну девушку и перепугать еще двух. — Как ты?

— Ничего… — поежилась она. — Жива.

— Страшно?

— Очень.

— Это нормально, — успокоил он ее. — Это со всеми бывает. Давай сядем вон там, на коврике, и ты мне все расскажешь. Я никогда не видел дракона и тем более не знаю, как с ними сражаются.

— И не надо, — вздохнула Ольга, послушно опускаясь на коврик. Он снял куртку и сел рядом, и они прижались друг к другу точно как и Жак с Терезой в другом конце комнаты, такие же два воробушка.

— Не хочу я быть героем, — продолжила она, глядя куда-то вниз. — И воительницей не хочу. В гробу видала такие битвы. Полный бардак, куда я попала и где мои вещи… Кровища хлещет, мясо клочьями летит, мы вопим, дракон ревет, ледяные шары над головой свистят, дым столбом… Он чуть-чуть до нас не дошел… Этель Кире кричала, чтобы назад отошла, а у нее дальность маленькая, если отойдет — не достанет, а там совсем чуть-чуть осталось дорезать. Она и не отошла, думала, успеет. А он подошел… У Терезы уже патроны кончились, а у меня еще было пару зарядов. Я ему успела хвост разнести, но по ней все равно попало. Шип с хвоста отлетел — и прямо в лицо… Но она все равно успела.

Кантор мало что понял из ее бессвязного рассказа, но уточнять не стал, только обнял крепче и подумал, что об этих девочках стоит написать балладу. Без всяких технических подробностей, как принято в классике, а просто о том, что жили-были три девчонки, которые не захотели умирать просто так. И им повезло, потому что отчаянным всегда везет. Эх, ему бы хоть искорку Огня, сам бы написал…

— И не надо тебе быть воительницей, — сказал он. — Это опасно… Нет, не смейся, не в том смысле, что и для всех, а просто такой мультикласс как бард-воин не встречается, да и воин-бард большая редкость. Знаешь, почему?

— Не выживают? — догадалась Ольга. — Огонь мешает?

— Совершенно верно. Есть, конечно, уникальные случаи, но… зачем? Ты и так самая удивительная девчонка, каких я только знал…

— А знал ты много, — слабо улыбнувшись, закончила она. — Я помню. И платья, и штаны, и хинские драпировки и даже доспехи…

Кантор мысленно проклял свой пьяный язык — нашел же, чем похвастаться перед девушкой!

— Вроде того. Но ты такая же необычная, как застежка на твоих штанах, которая ни на что не похожа.

— Ой, — спохватилась Ольга. — А ты не знаешь, драконья кровь отстирывается? А то я вся обляпалась…

Эти женщины! Ну кто-нибудь когда-нибудь видел героя, который бы в такой момент еще думал о стирке?

— Не знаю. Но если даже и не отстирывается, твои штаны от этого станут еще ценнее. Представляешь — не просто штаны, а штаны в пятнах драконьей крови! Хоть в музей неси. А ты ее пробовала?

— Кровь? А ее правда пьют? Я думала, что Этель меня разыграла.

— Конечно, правда. Она очень полезная для людей. Особенно когда еще теплая, но она моментально остывает, так что людей, которые пробовали теплую, на свете не так уж много. Она перепадает только тем, кто только что убил дракона. Героям, проще говоря. Так что, пробовала?

— А как же. Полную горсть. Она горькая и соленая, как кофе с солью. Мы все пили. Даже Киру напоили, как сумели. Не знаешь, как она?

— Жива. Без глаза останется, но она ведь воительница, ей это не так страшно.

— Все равно жалко. Она красивая… А что это у тебя на щеке?

— Упал. Не обращай внимания, это мелочи. Сама вон в битве какой знатный синяк заработала. Откуда?

— Да тоже обломком стукнуло, хорошо еще, что плашмя. А в чем это у тебя куртка? В крови, что ли? Где это ты так?

— На банкете у вашего короля, чтоб он был здоров… Ты Жака видела?

— Видела. А что у вас там случилось? Он ничего не говорит, только просит, чтобы его не трогали и не спрашивали. И тоже весь в крови.

— Это я об него испачкался. У него вдруг что-то в голове заклинило, он схватил меч и порубил на лапшу всю вашу комиссию. А потом опомнился, посмотрел на все это и упал в обморок. Я вижу, он до сих пор еще не отошел.

— Жак? Чтобы он кого-то убил? Мечом? Он же крови боится…

— Сам видел. Уж не знаю, что с ним случилось…

Вернулся Элмар в сопровождении пяти или шести слуг, груженных подносами с едой и напитками. Кантор прикинул, что на каждого придется примерно по целому такому подносу и представил себе, чего стоит прокормить его высочество. Особенно, когда он изволит нервничать.

Едва слуги удалились, на краю бассейна появилась из телепорта Этель с огромной бутылкой в руках.

— Ой, мальчики! — радостно воскликнула она. — Какая прелесть! Элмар, а где король?

— Король не придет, — мрачно сообщил Элмар, стаскивая камзол и кольчугу. — Он не в состоянии. И будет не в состоянии ближайшие пару недель, это еще если не будет никаких осложнений.

— Он что, заболел? — встревожилась Этель.

— Схлопотал стрелу под ключицу и потерял около двух кварт крови.

— Ну как же он так! — огорчилась Этель. — Как нарочно! Вот не везет, я так на него рассчитывала…

— Сегодня? Ты что, всерьез думала, что он придет сюда, при всех разденется, да еще полезет с тобой в бассейн и будет тебя опять же при всех ублажать? Да ни за что на свете! Даже если бы с ним ничего не случилось, сюда бы он не пришел. Он вообще никогда сюда не ходит. А дам принимает только в собственной спальне. Так что, прекращай страдать, давай сядем, выпьем…

— А может сначала… — начала волшебница, но Элмар пресек неподобающую затею прежде, чем она успела ее высказать.

— Сначала выпьем. И я есть хочу, — решительно заявил он и направился в угол, где притихли Жак и Тереза. Этель проводила его полным разочарования взглядом и повернулась к Кантору.

— Привет, — уныло сказала она. — Я Этель. Я ты и есть тот самый Диего из Мистралии?

— Я вижу, меня здесь все уже знают, — заметил Кантор.

— А как же! — согласилась Этель, призывно улыбаясь. Кантор сделал вид, что не заметил, и тут же подавил улыбку, случайно приняв от Ольги ощутимый укол ревности. Женщины!.. Этель между тем продолжала: — Имела я как-то дело с мистралийскими мужчинами, это что-то особенное! Один мне даже показал нечто такое… Могу поделиться, потом Ольге покажешь. Или ты тоже хочешь есть?

Кантор снова подавил улыбку и подумал, где он видал таких учительниц. Не узнала, это замечательно. Могла и узнать, были бы проблемы…

— Нет, я бы лучше выпил, — сказал он и покрепче обнял Ольгу, чтобы максимально прояснить предполагаемый расклад. Ведь ревнует, ну надо же!

— Вот они, мужики! — вздохнула Этель. — На первом месте у них обязательно пожрать и выпить! — Она критически осмотрела резные стульчики и спросила: — Как вы полагаете, такой стул выдержит Элмара?

— Ты еще спрашиваешь? — откликнулась Ольга.

— Действительно, вопрос снимается как дурацкий… Может, лучше на полу рассядемся? Мне нравится этот коврик.

— Да ради бога.

— Какого именно? Или ты христианка, как Тереза?

— Почти, — неохотно согласилась Ольга. — Тебе помочь? Или ты сама?

— Да сиди уж, помощи с тебя…

Этель перетащила подносы на пол, разыскала пустой кувшин и принялась переливать в него содержимое своей бутылки — черную густую жидкость с резким запахом. Кровь дракона.

— А зачем в кувшин? — поинтересовалась Ольга.

— Чтобы смешать. Ее так не пьют, надо добавить водки и кое-каких специй, — пояснила волшебница. — И немного поколдовать.

— Поколдовать? — заинтересовался Кантор. — А это зачем? Мы всегда так пили, не колдуя.

— Мы — это кто?

— Это я и мои друзья, — кратко пояснил Кантор. Этель воззрилась на него с интересом.

— Ты что, тоже имел дело с драконами?

— Никогда. Почему ты так решила? Ее же можно свободно купить.

— Ничего себе свободно! Семьсот золотых за четверть кварты!

— Были времена, когда я мог себе это позволить, — пожал плечами Кантор.

— Понятно, — улыбнулась Этель. — У вас просто мага не было в компании, вот вам никто и не объяснил, что над этим напитком еще и колдовать надо.

Подошли остальные, расселись вокруг прямо на ковре и стали терпеливо ждать, пока она закончит магические манипуляции с напитком. Только Элмар немедленно приложился к кувшину с вином, а затем что-то ухватил с подноса и принялся жевать. Видно, очень уж перенервничал, бедняга. Жак до сих пор тихо дрожал, и глаза у него были какие-то больные. То ли так перепугался, то ли это были естественные последствия трансформации. Впрочем, для такого впечатлительного парня испуг был тоже вполне естественным последствием. Расспросить бы его, что это у него за способность и отчего, никогда такого не видел и не слышал даже… Эх, еще бы кое о чем его расспросить, да ведь никак нельзя так, чтобы не засветиться. А может, поговорить с ним откровенно где-нибудь наедине? Нет, не стоит и думать, прочь соблазны! Никто не гарантирует, что он тут же не поделится по секрету с друзьями — сначала со своей подружкой, потом с Ольгой, а там и с его величеством — под большим секретом, разумеется! Хорошо еще, если с Азиль не догадается поделиться. Никаких задушевных бесед, и не думай, товарищ Кантор. Подумай лучше о том, что ты скажешь, если тебя сейчас спросят, как ты догадался, что исполнителем будет Жак. Не будешь же ты рассказывать правду, верно? Вот и соображай, что можно умного правдоподобно соврать.

Этель разлила напиток по кубкам и притулилась около Элмара, толкнув его при этом локтем в бок.

— Элмар, ты у нас тут как бы хозяин, хоть тост скажи!

Принц-бастард взял свой кубок и печально вздохнул.

— Девочки, если бы вы знали, как я вам завидую… Да что там говорить… а тост… Можно подумать, ты сама не могла сказать. По традиции всегда первый тост — за героев. То есть, за вас.

Кантор отпил из кубка горько-соленый пряный напиток и сразу почувствовал присутствие магии в нем. Не ввязываюсь ли я опять в авантюру, подумал он вдруг. Никто же не знает, как на меня подействует это пойло. Ведь все магические напитки как-то действуют. А я даже не помню, что со мной бывало, когда я пил драконью кровь без магии… Что-то бывало, но попробуй вспомнить, что именно, если распитие бутылочек по семьсот золотых происходило на таких грандиозных пьянках, что потом наутро приходилось долго напрягаться, чтобы вспомнить, кто ты такой и как сюда попал. Не говоря уж о том, что вчера делал… Да ладно, не умру, в конце концов, решил он и допил до дна.

— Расскажи толком, как все было, — попросил Элмар, обращаясь к бывшей соратнице. — Девочки ведь не расскажут, они, наверное, и понять ничего не успели.

— Нормально было, — легко отозвалась Этель, попутно запихивая в рот пучок зелени. — Проще простого. Как и предполагалось, Ольга его сразу увидела, дала условный сигнал, я тут же шарик заготовила, Кира включила свой этот… пилу, в общем. Потом Ольга выстрелила, и никуда он уже не делся, сразу нарисовался, как миленький. Я ему тут же шарик в пасть, чтобы не плевался, девочки стали стрелять, как договаривались. Попадаемость — вопрос отдельный, но главное, никто не струсил, и то хорошо. Кира подошла ближе и стала резать шею, а он головой мотает, все время сбивает ей прицел. И стал подходить, гад ползучий, не испугался, решил хвостом забить, раз дохнуть не получается. Я Кире кричу «отходи!», а она как раз зацепила предыдущий надрез, и ей чуть-чуть осталось, и не стала отходить, чтобы опять не сбиться. Понадеялась успеть. Молодая, храбрости — хоть кувшином черпай, а опыта — сам понимаешь. Я вижу, что дистанция уже никакая, если вытянет хвост на всю длину — достанет, опять кричу «отходи, хвост!», а она стоит стеной и режет. Ольга выстрелила по хвосту в последний момент, когда он уже размахнулся и пошел на удар. Хорошо, что попала, а то осталось бы от нашей отважной воительницы мокрое место. Что там на ней за доспехи, толку с них… Если твои тяжелые в лепешку смяло, то ее… сам понимаешь. А так — считай, обошлось. Этот шип в нее случайно попал, когда хвост на куски разлетался. Должна сказать, плазменная винтовка — полезнейшая вещь, мало какое заклинание с ней потягаться может.

— Что такое «плазменная винтовка»? — тут же спросил Кантор, надеясь, что его вопрос сойдет за обычное любопытство и никому не придет в голову, что это слово он уже слышал.

— Такая милая вещица вроде очень-очень большого пистолета, оружие из Ольгиного мира, — охотно пояснила Этель. — А по разрушительности, как я уже сказала, соответствует примерно огненному шару восьмого уровня.

Кантор присвистнул, выражая естественное для воина восхищение удивительным оружием, и с трудом подавил желание спросить насчет обоймы. Наверное, это что-то нужное, запчасть какая-то или патроны… Нет, дорогой друг Амарго, не совал бы ты мне фиалки за уши, не просто так он мне снился и говорил насчет этой обоймы. Наверняка она им была нужна… И раз они все-таки этой самой винтовкой воспользовались, значит где-то они обойму взяли. И если Шанкар сказал, что ее можно взять у тебя, то у тебя ее и взяли, не думаю, что такую вещь можно купить в любой магической лавке. Это все понятно. Одно интересно — у тебя она откуда? Любимый вождь и идеолог учился перемещать предметы в субпространстве и достал? А хрен вам, господа, ничего подобного. Если бы так, то все бы пялились на эту непонятную вещь и недоумевали, что это такое. А ты точно знал, что у тебя есть именно обойма для плазменной винтовки, а не затычка для гоблинской задницы…

— А теперь вы расскажите, — потребовала Этель, разливая по второй. — Что у вас тут было, что Жак до сих пор трясется, а короля и вовсе подстрелили? Переворот, что ли?

— Ну, вроде того, — неохотно ответил Элмар. — Не буду я ничего рассказывать, а то вдруг я расскажу, а завтра Шеллар очнется и скажет, что это государственная тайна… И окажется, что я государственные тайны всем рассказываю, а он скажет, что это я по пьяни и обязательно прочитает нотацию о вреде алкоголя.

Жак молча бросил на него короткий взгляд исподлобья и опустил глаза. Кантор поймал его чувства и даже удивился. Патологического страха больше не было, только горькая безмерная обида. Действительно, вот уж кого подставили, так подставили. В прямом смысле. Под стрелы. И совершенно справедливо его величество предполагал, что его шут не захочет с ним разговаривать. Хотя, судя по их препирательствам с Элмаром, первый паладин тоже сыграл свою роль во всем этом безобразии… Поди разберись в их государственных тайнах! А страдают, как всегда, рядовые исполнители.

— Жак, ты как? — негромко спросил Элмар. Виновато как-то спросил, неловко.

— А как ты думаешь? — проворчал Жак. — Наверное, мне ужасно весело.

— Тебе плохо? — посочувствовала Ольга. — Как же ты так? Что случилось?

— Вот у своего подстреленного приятеля и спросишь, — так же мрачно проворчал Жак. — Уж он точно знает, что случилось. Это же его работа, не случайно же это получилось… Представляю, какие милые сны я увижу сегодня ночью.

— Пусть тебя Тереза чем-нибудь успокоительным напоит, — посоветовала Ольга.

— Не поможет, — вздохнул Жак.

— Выпей еще, — посоветовала Этель. — Расслабься. В бассейн окунись, там вода горячая, очень полезно. А вообще лучшее лекарство от стресса…

— Я знаю, — буркнул королевский шут. — В этом отношении я пас. Я на ногах не стою. Был бы очень благодарен, если бы меня кто-то домой отнес и в кровать положил. Во время трансформации расход энергии идет такой, что потом чувствуешь себя, словно пахал целый день. Так что, пусть Элмар с тобой занимается. Ему что, он здоровый…

— А сон сбылся? — спросила Ольга.

— Какой сон?

— Про который ты мне рассказывал. Как ты лежишь на столе весь в крови, и незнакомый мистралиец лупит тебя по лицу. Диего, он лежал на столе?

— Лежал, — кивнул Кантор. — И по щекам я его шлепал. А что, кто-то видел сон?

Жак чуть ожил и заинтересованно поднял глаза.

— Правда? — с надеждой вопросил он. — Я правда лежал на столе, и ты меня пытался привести в чувство? И на столе была вышитая скатерть?

— Правда, правда, — заверил его Кантор. — Так что за сон?

— Да наш Мафей периодически видит вещие сны, — неохотно пояснил Элмар. — Только сбываются они как-то странно. Про меня сбылся через два года, когда про этот сон уже и думать забыли. Про Жака вот где-то луны через четыре. Интересно, про Шеллара он видел сон? Он так его уговаривал надеть кольчугу…

— Давайте выпьем, — предложил Жак. Он действительно как-то ожил и зашевелился, разговаривать начал нормально… Кстати, сон в пятницу! Чуть не забыл…

— Давайте, — согласилась Этель. — Второй тост традиционно пьют за павших героев.

Элмар тяжело вздохнул. Понимаю, ваше высочество, самому доводилось… Как не вздыхать, конечно грустно это и очень больно…

Кантор отставил пустой кубок и сказал:

— Элмар, а знаешь, твой покойный друг передавал тебе привет.

— Он тебе опять снился? — заинтересовался Элмар, и даже оставил кувшин с вином, к которому как раз тянулся.

— Да, в эту пятницу.

— И чего он взялся тебе сниться? — вздохнул Элмар. — Почему не мне, не Этель?

— Потому, что вы не бываете в Лабиринте. А он как раз там и сидел все это время. Он сказал, что возвращается назад, в свое царство мертвых, какое оно у них там, и что больше сниться не будет. И передал привет. Тебе, Этель, Жаку… и королю тоже. А еще сказал, что где-то через год он опять родится, и может, еще встретитесь. А чтобы вы его узнали, обещал дернуть за нос, если увидит.

— Шутник, — невесело усмехнулась Этель. — Все младенцы хватают людей за нос, за волосы, и вообще за что попало. Изящная шутка, вполне в его стиле.

— А я верю, — заявил Элмар и все-таки дотянулся до кувшина. Наблюдая, какими темпами его высочество опустошает этот кувшин, Кантор начал понимать, почему король запретил ему пить перед банкетом. И этот человек еще читал проповедь о вреде наркотиков! На себя бы посмотрел!

— Так что, теперь всех младенцев будешь на руки хватать, чтобы проверить? — поддела его Этель.

— А также щенят, котят, и всяких прочих мышат, — добавил Жак. — И нос подставлять.

Элмар молча запихал что-то в рот, давая понять, что не намерен вести дискуссии на эту тему.

— Ой, ребята, я сейчас чего расскажу! — спохватилась Этель, видя, что после второго тоста настроение в компании резко понизилось. — Обхохочетесь! Являюсь я это домой со своим драконом, еле в подвал впихнула, здоровенный такой… Так вот, положила тушу в подвал, остановила там время, крови вот набрала в бутылку и пошла наверх руки помыть. А там… Оставила, называется, ученицу на хозяйстве! Они там с вашей маркизой чудно спелись, навели мужиков и устроили такую оргию, что его величеству и не снилось. Захожу в свою спальню, а там гульбище в разгаре — кругом пустые бутылки валяются, травой воняет, все пьяные и обкуренные, на кровати этакая затейливая пирамида — моя ученица с тремя мужиками, а на полу под пальмой сидит пьяная, как лондрийский матрос, маркиза и жалуется какому-то хину, как плохо ее трахал ваш король. Причем этот хин, по-моему, не понимал по-ортански, даже когда был трезвый, но кивал с большим знанием дела…

— Кобыла! — проворчал Жак. — Какого ж хрена она с ним спала, раз он ее так плохо трахал?

— А что, у него с этим какие-то проблемы? — не удержался Кантор.

— Не знаю, — заявила Этель. — Валенту он, судя по всему, трахал хорошо. Не жаловалась. Даже наоборот.

— Этель, придержи язык, — попросил Жак. — И давайте еще выпьем. Мне, кажется, помогает. Может, все-таки засну спокойно, если как следует напьюсь.

— Давайте! — согласилась Этель. — И пойдем купаться. А то вода остынет.

Они выпили третий традиционный тост — за удачу, после чего Этель принялась преспокойно раздеваться.

— Ты полагаешь, это будет прилично? — заколебался Элмар. Жак, которому было уже давно наплевать на приличия, негромко сказал Терезе, что вон за той дверью есть комната с кроватью, а вон за той — симпатичная оранжерея, после чего сбросил простыню и нырнул в бассейн. Тереза молча встала и направилась в оранжерею. Кантор печально посмотрел ей вслед. Бедная девчонка не может даже смотреть на голых мужиков, точно как Саэта. И чем ей помочь? Та хоть не боялась, только психовала и лезла драться, а эта еще и боится. Хватает же сволочей… И что они в этом находят, совершенно непонятно. Неужели есть что-то приятное в таком сексе — когда женщина кричит и вырывается, вместо того, чтобы ласкать и обнимать? Что тут может быть приятного? Извращенцы…

Ольга дернула его за рукав и тихонько спросила:

— А ты пойдешь?

Кантор молча кивнул и потащил через голову рубашку. Имел он в виду все приличия, из-за такой ерунды отказываться от возможности поплескаться в горячей воде? Да никогда. Подумаешь, неприлично раздеваться при дамах… Дома в кровати прилично, а тут, видите ли нет. Ерунда какая…

— А куда это Тереза пошла? — спохватилась Этель, сминая в комок свою одежду и бросая на ближайший стул.

— Куда надо, — категорически перебил ее Элмар. — Не трогай ее.

— Да ладно… — пожала плечами Этель и дернула Элмара за рубашку. — Давай, не выпендривайся. Все как люди, один ты стеснительный. Не подобает, видите ли! Мало выпил, наверное?

Принц-бастард вздохнул, допил свой кувшин и тоже принялся раздеваться.

Вода была действительно горячая, и Кантор с удовольствием окунулся в нее несколько раз с головой, после чего сел на сиденье у стенки и расслабился, откинув голову на теплый мокрый мрамор. Рядом пристроилась Ольга, точно в такой же позе. Интересно, нарочно или случайно, подумал Кантор, вспомнив, как Торо проехался насчет соленых орехов.

Вода всколыхнулась и чуть не вышла из берегов. Бассейн сразу стал маленьким и тесным, когда в него бултыхнулся его высочество. Да и сам Кантор как-то почувствовал себя маленьким худеньким заморышем. И вырастают же такие здоровенные… Есть на что посмотреть, уж чего там. А он еще стесняется… а вот и автограф доктора Кинг — ровный тонкий рубец от горла до лобка, через все туловище. Почти не заметно, но все же… И на спине еще один такой же… Почки в брюшной полости, надо же… А ведь собрала. Упорная женщина, этого у нее не отнять.

Этель начала дурачиться и приставать к Элмару, а Жак, нырнув пару раз, подплыл поближе к Кантору и тоже присел рядом.

— Ну как, ты все еще боишься мистралийцев? — поинтересовался Кантор.

— Не всех, — смущенно улыбнулся в ответ королевский шут и спросил: — Почему ты меня прикрыл?

— Как — почему? Ты же был без доспехов. Тебя бы убили на месте. Тебе король велел кольчугу надеть, почему не послушал?

— Да у меня не было… Я и не знал, что она действительно понадобится, я думал, это он на всякий случай… Но я не о том. Понятно, что убили бы, но тебе-то что? Кто я тебе? А ты меня прикрывал своей спиной, и все время крутился рядом, хотя я мог и тебя убить заодно со всеми. Почему?

— Как это — кто ты мне? — возмутился Кантор. — Ты за кого меня держишь? Не знаю, как тут у вас, а у нас принято всегда прикрывать своих. Просто своих, кто бы они там ни были.

— А как ты узнал, что это буду я?

— Ты же сидел рядом с Элмаром. Вот я на тебя и подумал, когда он меч на другую сторону передвинул. Неужели кто-то с другого конца стола должен бы был бежать за мечом?

Жак помолчал, опустив глаза и глядя на воду, потом негромко сказал:

— Спасибо.

— Не за что, — засмеялся Кантор и с облегчением подумал, что объяснение сошло за приемлемое. Вот и хорошо.

— А что он тебе сказал? — спросил Жак после небольшой паузы.

— Кто?

— Король, наверное. Кто тебе инструкции давал. Что ты должен был делать?

— Эманировать, — честно сказал Кантор. Какой смысл скрывать, все равно король с Элмаром расскажут ему все, лишь бы выслушал и простил.

— И все? Просто эманировать? Так эта злость…

— Да, это была моя злость.

— А разве ты не стихийный?..

— Стихийный. Но иногда эманацию можно и стимулировать. Так же как тебе нужен толчок для трансформации. Я, например, очень сильно эманирую на музыку. Не всегда, но чаще всего.

Жак улыбнулся.

— Ты так ненавидишь свой государственный гимн?

— А что, такие стихи можно любить? Это же не стихи, а стыд и срам. У Элмара и то лучше. А мелодия? Тьфу! Позорище, а не гимн. Он меня просто бесит.

— Понятно, — заключил Жак и еще раз окунулся с головой.

— Что тебе понятно?

— Понятно, наконец, отчего происходит трансформация. Я до сих пор этого не знал.

— А у тебя часто это бывает?

— Почти никогда, — неохотно ответил Жак и, тяжело опираясь на край, вылез из бассейна. — Пойду я спать. Загляну к Терезе, как она там, и займу кровать. Уж как-нибудь потрахаетесь без кровати, я спать хочу.

— Спокойной ночи, — сочувственно сказала Ольга ему вслед.

— Угу, — откликнулся Жак, завернулся в простыню и побрел в оранжерею. Кантор и Ольга одновременно, не сговариваясь, придвинулись поближе друг к другу, наблюдая, как Элмар, поймав все-таки шкодливую волшебницу, поднял ее высоко над головой и потребовал прекратить безобразие, а то не опустит.

— Опусти! — возмущенно задрыгала ногами Этель. — И давайте все вместе…

— Не дождешься! — тут же перебил ее первый паладин. — Если хочешь, пойдем в раздевалку, там есть куча простыней, на них и расположимся. А тут мы ребятам будем мешать.

— Мы будем вам мешать? — тут же уточнила Этель.

— Будете, — невежливо отозвался Кантор. Вообще-то ему такие вещи никогда не мешали, но лучше пусть эта озабоченная волшебница убирается в раздевалку со своими коллективными идеями.

— Значит, пойдем, — заключил Элмар и стал выбираться из бассейна, держа маленькую Этель под мышкой. — Только учти, я больше на голове стоять не собираюсь. И вообще, никаких неустойчивых поз не изобретай…

Кантор с трудом дождался, пока за ними закроется дверь.

Короля разбудил разъяренный рев, донесшийся откуда-то из угла спальни:

— Кто колдует! Какая сволочь пялится! Поймаю — уши оборву!

Он открыл глаза и повернул голову, чтобы посмотреть на нахала, так орущего в королевской спальне. На полу у зеркала сидел принц Мафей, почему-то прикрыв уши ладонями. В зеркале медленно таяло изображение рассерженного лица, в котором король узнал Кантора. Мистралиец был в гневе и явно сыпал не особо пристойными выражениями, но звука уже не было слышно. Понятно. Лекции наставника не особо впечатлили любопытного эльфа. Он решил продолжить свои познавательные наблюдения.

Мафей оглянулся и испуганное выражение его лица тут же сменилось виноватым.

— Шеллар, извини, пожалуйста… — жалобно сказал он. — Я не знал, что он так раскричится…

Король промолчал, прислушиваясь к своим ощущениям. Боли не было, только головокружение и страшная слабость. И тугая повязка, стягивающая грудь.

Эльф легко вскочил на ноги и подошел к кровати.

— Как ты себя чувствуешь? Может, тебе что-нибудь нужно? — все так же виновато спросил он, присаживаясь на высокий неудобный стульчик без спинки, на котором никто, кроме него, сидеть не мог.

— Дай мне воды, — попросил король и сам поразился, как слабо и жалко звучит его голос.

— Сейчас, — Мафей поспешно сорвался со стула, метнулся к тумбочке и налил воды в чашку. — Давай, я помогу тебе приподняться…

Король попытался приподняться сам и с огорчением обнаружил, что без посторонней помощи это у него не получится. И даже с посторонней помощью получилось с большим трудом. В два глотка опустошив чашку, он обессилено упал на подушку и еще с минуту не мог отдышаться.

— Ну, как? — с надеждой спросил Мафей. — Лучше? Может еще?

— Спасибо, — выдохнул король. — Не надо.

Мафей поставил чашку на тумбочку и снова взгромоздился на стульчик, не сводя с кузена скорбного взгляда.

— Как ты? — снова спросил он.

— Ничего, — ответил король. — А почему мне опять не больно?

— Это действует обезболивающее заклинание. Если станет больно, скажешь, я опять поколдую.

— Скажу. — Король чуть кивнул и хотел было спросить насчет трубки, но потом подумал, что у него вряд ли хватит сил ее самостоятельно набить, а Мафей не сумеет. Так что эту мысль придется оставить. Потом спросил:

— Ты Жака видел?

— Видел, — с готовностью кивнул принц.

— Как он там?

— Пошел спать.

— Он на меня очень обиделся?

— Не знаю. А ты его чем-то обидел?

— Очень. Я не буду рассказывать… Долго объяснять.

— Если тебе тяжело говорить, давай помолчим, — с готовностью предложил Мафей.

— Нет, не тяжело… Если не говорить много.

— Тогда давай, я тебе что-нибудь расскажу.

— Расскажи.

— Что тебе рассказать?

— Чем это ты занят.

Мафей смутился и неуверенно пояснил:

— Я хотел посмотреть, как это делают другие.

— Насмотрелся?

Мафей вздохнул.

— Шеллар, он мне правда уши оборвет?

Король слабо улыбнулся.

— Он не видел, что это ты.

— А чего он тогда сразу про уши?

— Просто так. Непослушных детей всегда треплют за уши.

— Обычных, человеческих детей?

— Ну да. А ты думал, только эльфов?

— Это же неудобно, — искренне удивился Мафей. — У них уши слишком маленькие.

— Уж какие есть. Объясни, что полезного ты находишь в таких наблюдениях? Зачем?

— Мне интересно, как это делается.

— Технически?

— Да.

— Книжку почитай.

— Там непонятно. Так нагляднее. Только все почему-то делают это по-разному. Шеллар, а как правильно?

— Как тебе нравится.

— А если это окажется плохо?

— Как это — плохо?

— Ну вот твоя маркиза сказала, что ты ее плохо трахал.

— Это она тебе сказала?

— Нет, не мне. Я подслушал. А как надо, чтобы было хорошо?

— Глупенький, это не от техники зависит. Попробуешь — сам почувствуешь.

Мафей сокрушенно вздохнул и замолк. Король тоже помолчал, подумал, потом спросил:

— Малыш, почему ты так за меня боялся?

— Как — почему? Я же тебе объяснил…

— Скажи честно, ты видел сон?

— Видел, — сдался Мафей.

— И никому не сказал?

Эльф покачал головой.

— В прошлый раз я сказал, и оказалось, что кто-то услышал… И Жаку сказали. Знаешь, как он боялся. Вот я и не стал тебе говорить.

— Надо было сказать. Я не Жак. Я не боюсь. И давай договоримся: если тебе еще что-то приснится, обязательно рассказывай мне. Кто бы ни приснился. А теперь расскажи, что именно ты видел.

— Ты лежишь в кресле, бледный, как смерть, на тебе окровавленная повязка… Рядом стоит на коленях Элмар и уговаривает тебя не умирать… Это было страшно, Шеллар, очень страшно.

— Но ведь обошлось.

— Обошлось. Но могло и не обойтись. Если бы меня нашли чуть позже, ты мог умереть. Как ты мог так неосторожно… Зачем ты полез в перестрелку? Надо было спрятаться за креслом.

— Ты бы спрятался? — кратко спросил король. Мафей печально понурился и опять замолчал. Конечно, как советы раздавать, так мы все мудрые. А окажись ты сам на моем месте, неужели бы спрятался за кресло? То-то, малыш. Хорошо хоть, что ты это понял. Ты у нас умненький и понятливый маленький эльф…

Мафей поерзал на стульчике и спросил:

— Шеллар, а ты теперь женишься?

— Я же дал слово.

— А на ком?

— Еще не знаю.

— А когда я вырасту, я тоже должен буду жениться?

— Если захочешь.

— А это не обязательно?

— Нет.

— А почему тогда к тебе все так пристают, чтобы ты женился?

— Потому что я король. И мне обязательно. А теперь давай помолчим.

— Ты устал?

— Да, малыш, устал.

— Тогда спи. Тебе надо спать, — наставительно сказал Мафей и украдкой оглянулся на зеркало.

— Ты так больше не делай, — попросила Ольга. — Так же можно навеки заикой остаться.

— Извини, — покаялся Кантор. — Я больше не буду. Просто не удержался. Когда надо мной без спросу колдуют, я от этого зверею.

— А кто это был? На кого ты так раскричался?

— Не знаю. Какой-то извращенец за нами наблюдал.

Ольга уткнулась носом в его плечо и тихонько захихикала.

— Что здесь смешного? Или тебе нравится, когда на тебя смотрят в такой момент?

— Нет, — отозвалась она, продолжая хихикать. — Просто это не извращенец. Это один любопытный молодой человек, которому ужасно интересно, как это делается.

— Ты его знаешь? — оживился Кантор. — И кто этот засранец?

— Не скажу. А то ты ему и правда уши оборвешь, что он тогда делать будет? Лучше я на него настучу, кому надо, и ему попадет.

В дверь просунулась взлохмаченная голова Элмара.

— К вам уже можно?

— Можно, — разрешила Ольга и стала выбираться из бассейна. Кантор последовал за ней, поскольку к бассейну устремилась Этель, а находиться с ней рядом он опасался.

— Ну, как? — спросила она, выныривая и встрепывая головой. — Я была права? А, Ольга? Я была права насчет стресса и прочего?

— Абсолютно, — безмятежно согласилась Ольга, набросила на себя простыню и растянулась на ковре. — Причем после таких вещей, видимо, то ли обостряется чувствительность, то ли еще что-то…

— А, ты об этом, — засмеялась Этель. — Да нет, это совсем другое. Но тоже замечательная вещь, согласна. С эмпатами всегда так, получаешь двойное удовольствие.

— Ой! — спохватился Кантор. — Элмар, отдай мой амулет! Я про него и забыл…

— Лови. — Элмар бросил ему амулет и в очередной раз расплескал пол-бассейна. Этель немедленно прыгнула на него, пытаясь свалить с ног, но он удержался, поймал озорницу за ногу, поднял на вытянутой руке и несколько раз макнул головой в воду.

— Шуток не понимаешь! — возмутилась Этель, отфыркавшись. — А ты что, на себя этот амулет напялил? Ну, Элмар, ты половину удовольствия потерял.

— Почему?

— Потому, что наш мистралийский друг так здорово эманировал, что мы с Ольгой получили незабываемое впечатление. А ты в своем амулете ничегошеньки не почувствовал.

— Спасибо, мне хватило, — проворчал Элмар и вдруг, спохватившись, устремил взор на дверь в оранжерею. — Ой, а как же Тереза? Она тоже все это… незабываемое впечатление… получила?

— Ой-ой-ой… — ужаснулась Ольга. — Что же с ней сейчас? Кто-нибудь знает, как оно на нее могло подействовать?

— Если мне кто-то объяснит, что с ней не в порядке, что она так всех боится, — сказала Этель, — то я попробую предположить. А еще проще — сходить и посмотреть.

— Ольга, сходишь? — спросил Элмар. — Вдруг ей плохо или еще чего-нибудь…

— Не ходи, — сказал Кантор. — Она плачет. Лучше расскажите, действительно, что с ней происходит.

Он повертел в руках амулет и бросил в кучу своей одежды.

— Я же тебе рассказывал, — неохотно проворчал Элмар, выбираясь из бассейна.

— Значит, мне расскажи, — настояла Этель. — Может, ей лечиться надо, а может, с ней поколдовал кто.

— Поколдовал, — так же неохотно проворчал Элмар. — Десяток солдат-завоевателей. Такие ребята колдуют безотказно… Как я понял, их страна была оккупирована врагом, и там шла партизанская война, вроде, как в Мистралии. Тереза работала в больнице, и они там тайком лечили раненых партизан. И как-то их поймали. Врачей расстреляли сразу, а сестер сначала пустили в круг, а потом уже добили… вот так вот. Так мало того, еще и перемещение. Знаешь, что она первое сказала, когда начала говорить? Спросила «Я сошла с ума?». Ее долго пришлось убеждать, что она не сошла с ума и что это все на самом деле. Так, во всем остальном, она нормальная, ты же видела. А вот насчет мужчин…

— А с Жаком она как? — перебила его Этель.

— По-братски в щечку. Но он все еще надеется на дальнейший прогресс, и Азиль его обнадеживает. Говорит, что постепенно все получится, и что черная паутина с нее потихоньку опадает. Только уж очень медленно, на мой взгляд.

Кантор отвернулся и поспешно схватил амулет, чтобы, не приведи небо, вдруг не поделиться с окружающими непреодолимым желанием застрелиться на месте. Азиль, радость моя, ну что ж ты так непомерно болтлива… Если ты видишь на людях черную паутину, неужели обязательно нужно говорить об этом вслух в присутствии кучи народу? Это только я не знал, что означает эта проклятая паутина, а они ведь все знают… Только не говорите ничего… и не смотрите на меня. О небо, они ведь знали с самого начала… И Ольга тоже знала… И Элмар, и Жак, и та же Тереза… не смотрите на меня, я ведь спиной чувствую, когда смотрят.

— Пойду, схожу в оранжерею, — как можно спокойнее сказал он и встал, стараясь не слишком торопиться. — Не заходите туда пока.

— Не надо, — попытался остановить его Элмар. — Ты ее только напугаешь.

— Не напугаю, — возразил Кантор, на ходу надевая амулет. — Да и вообще, должен же я извиниться.

Когда он скрылся за дверью в оранжерею, Этель посмотрела ему вслед, чуть прищурившись, и сказала:

— Что с ним случилось? Мужик убежал в полнейшем шоке. Что мы такого сказали?

— Да ничего, — пожал плечами Элмар. — Видимо, мы ему что-то напомнили… Или просто он более чувствителен, чем кажется. А с чего ты взяла, что он в полнейшем шоке?

— А разве не видно? — удивилась Этель. — Вроде, я так увидела, не колдуя… Да ладно, это его проблемы. Плохо другое — он меня почему-то опасается и категорически не желает иметь со мной дела.

— И с чего бы это? — саркастически вздохнул Элмар. — Почему-то боятся мужчины нашу дорогую подругу… То в королевских кабинетах от нее прячутся, то в оранжереях… А она ведь такая скромная, такая ненавязчивая…

— Да ну тебя с твоими шуточками! — беззлобно отмахнулась нахальная волшебница. — Ладно, раз он спрятался и не велел за ним ходить, пойду попробую разбудить Жака. Может, он уже отдохнул, и если с ним чуть-чуть поколдовать… А ты не лодырничай, герой, а развлеки девушку подобающим образом, раз уж ее кавалер убежал. А то сразу лопать, куда только влезает…

С этими словами она подхватилась и действительно направилась в комнатку, где спал утомленный подвигами королевский шут. Элмар тяжко вздохнул и вопросительно посмотрел на Ольгу.

— Ну что? Развлечь тебя… подобающим образом?

Ольга засмеялась и сладко потянулась, отчего с нее тут же свалилась простыня.

— А тебе не кажется, что это будет уже явный перебор?

Герой мгновенно просветлел лицом и стиснул ее в могучих объятиях.

— Ольга, я тебя обожаю! — счастливо возгласил он. — За развитое чувство меры и полное отсутствие сексуальной озабоченности. Наконец-то я спокойно поем, и меня никто не будет нагло домогаться!

Ольга весело чмокнула его в щеку, подобрала простыню, и они дружно зависли над подносом с едой.

 

Глава 14

Эльвира сидела в своей постели и не могла заснуть. Какой может быть сон, когда такое творится… Сначала страшный путь от города до пещеры, затем жуткие звуки битвы, а потом не менее жуткое зрелище… Зачем ей понадобилось ходить туда и смотреть? Нельзя было спокойно постоять? Как будто Кире легче оттого, что подруга на нее посмотрела, и чуть не лишилась чувств, полюбовавшись на огромный шип, торчавший прямо из смятого забрала. А заодно на огромную тушу с оскаленными кошмарными зубами, на лужи черной крови и клочья мяса и чешуи, и на заляпанных кровью подруг, которые пили из пригоршни эту самую черную, еще теплую кровь. Даже ей предложили, добрые девушки… Эльвира, конечно, знала, что это хорошо и очень полезно, но взять в рот эту гадость не нашла в себе сил. И скажите, можно ли спать после всего этого кошмара? Хоть бы кто-нибудь пришел, что ли… Хорошо доблестным героиням — заперлись в большой купальне с друзьями-любовниками, и расслабляются. А ты тут сиди… Палмер в запое, да и на кой он сдался — связываться с ним после того, что было. Жак чуть жив, и хорошо, если хоть в своем уме. Даже его величество изволит лежать без чувств. Если честно, сейчас Эльвира даже с ним была готова пообщаться, лишь бы не сидеть здесь одной, молча уставясь в пространство. Придворные дамы, удовлетворив свое любопытство, разбежались по своим комнатам и спокойно улеглись спать, им-то что, они не видели своими глазами истекающий кровью труп дракона и лучшую подругу с торчащей из лица костяной пластинкой. Ничего они не видели, не слышали и не нюхали, и спокойно спали в своих постелях… или не спали, но по совсем другой причине, куда более приятной. Вот уж дожили — одна из первых красавиц королевства сидит ночью в своей спальне в полном одиночестве и трясется, и некому даже пожаловаться, не говоря уж об утешениях и прочих радостях жизни. Не идти же бродить по дворцу в поисках хоть плохонького мужичка… да и на кой он нужен, плохонький. Уж лучше как-нибудь до утра потерпеть, а там проснутся дамы… Можно будет сходить навестить Киру, узнать, как дела у Жака… Ох, Кира, подружка моя, как же ты так, что ж теперь будет? Как ты будешь смотреться с черной повязкой на глазу, как у разбойника из какого-нибудь романа? Я тебя знаю, ты не станешь принимать сочувствий, скривишься презрительно и скажешь, что ты потеряла не руку и не ногу, и по-прежнему в состоянии держать в руках меч, а остальное — ерунда, шрамы украшают воина. Но когда я уйду, ты посмотришься в зеркало… и с размаху разобьешь его об пол, потому что, что бы ты ни говорила, ты молодая красивая женщина, и тебе меньше всего нужны подобные «украшения».

Ну хоть бы заглянул кто-нибудь, что ли, хоть бы спросил, как у нее дела… Хоть бы грабитель какой-нибудь забрался… Надо же, вот додумалась — грабитель в королевском дворце! Совсем вы, почтенная дама, одурели с перепугу. Книжку почитать? Так ведь все равно в голову не полезет…

И тут посреди комнаты возникло серое облачко. Как будто кто-то из богов задолбался слушать ее нытье и послал ей гостя. Дескать, хотела грабителя? На, и не ной. Кто это, интересно? Кто-нибудь из младших магов? По делу или поухаживать? Среди ночи?

Фигура в телепорте проявилась полностью, и Эльвира едва сдержалась, чтобы не завизжать. В ее комнате находился совершенно чужой человек. Более того — совершенно чужой мистралиец. Размножаются они здесь, что ли? Что-то многовато их сегодня развелось, мимоходом подумала Эльвира, поспешно поправляя пеньюар, чтобы не вводить гостя в искушение.

Незнакомец выглядел так, будто он только что покинул поле битвы. Причем битвы магов. Он был весь в грязи и в копоти, рубашка висела живописными клочьями, на лице красовались несколько ссадин и весьма заметный синяк, а штаны были разорваны на самом интересном месте. Он растеряно похлопал огромными эльфийскими глазами и что-то произнес по-мистралийски.

— Я не понимаю, — сказала Эльвира и потянула на себя одеяло, опасаясь, что пеньюар — недостаточно прочная защита от пылких взоров мистралийцев. Гость просиял и тут же сменил язык.

— Я в Ортане? — спросил он, с надеждой уставясь на нее. — А где именно? Только не кричите, умоляю вас, я вам ничего не сделаю.

— Именно? — Эльвира слегка повеселела. Вот уж, наверное, перепало бедняге, что телепортировался, не глядя куда. — В королевском дворце. Вас устраивает, или вы все-таки покинете мою комнату и найдете себе более приемлемое место для пребывания?

Пришелец отер сажу с лица и смущенно улыбнулся. Самой очаровательной улыбкой, какую Эльвира когда-либо видела. И она почему-то сразу почувствовала, что этот человек совершенно безопасен и безобиден, и действительно ничего ей не сделает.

— Извините, — сказал он, продолжая все так же смущенно улыбаться. — Конечно. А я могу отсюда как-нибудь выйти так, чтобы меня никто не увидел?

— Можете, — ответила Эльвира. — Так же, как и пришли.

— Нет-нет, — испугался мистралиец. — Телепортироваться я больше не рискну. Я все время попадаю куда-то не туда. А иначе никак нельзя? В окно, к примеру?

— Можно, — согласилась Эльвира. — Третий этаж. Если вы умеете летать — пожалуйста.

Гость подошел к окну и печально выглянул наружу.

— Вообще-то умею, — вздохнул он. — Но сейчас я просто не смогу. А еще как-нибудь?

— Потайных ходов у меня в комнате нет, — сообщила Эльвира, внимательно следя за взглядом гостя. Вопреки ее ожиданиям, никакой мистралийской пылкости в нем не наблюдалось, что даже слегка разочаровывало, а были в нем только огорчение и безмерная усталость. И взгляд этот, полностью игнорируя вырез ее пеньюара, раз за разом возвращался к столу. Как ни старался бедняга отвести непослушный взор, он упорно устремлялся к стоявшему на столе ужину, к которому Эльвира так и не нашла в себе сил притронуться. Этот несчастный потерпевший еще и голодный к тому же, поняла она. И, видимо, очень. Ну, так попроси, что ж ты мнешься? Неужели думаешь, что для тебя пожалеют несчастную тарелку холодной лапши?

— Извините, что побеспокоил вас среди ночи, — снова обезоруживающе улыбнулся пришелец и, в последний раз с трудом оторвав взгляд от стола, направился к двери.

— Постойте, — остановила его Эльвира, испугавшись, что этот сомнительный подарок судьбы сейчас и в самом деле уйдет, а она опять останется одна со своими мечтами о несуществующем грабителе. — Куда вы? В таком виде вас сразу же остановит стража. Подождите до утра, отдохните, а когда сможете — улетите в окно. Или я вас выведу.

Бедняга остановился посмотрел на нее чуть ли не с восторгом.

— Можно? — переспросил он, зачем-то вытирая руки о штаны, которые были ничуть не чище рук. — Я могу здесь остаться?

— Можете, — кивнула Эльвира и отпустила одеяло, видя, что от этого горе-волшебника никакой угрозы для ее чести не предвидится. По крайней мере, пока не наестся. — Вон за той дверью — ванная, можете привести себя в порядок. Там есть полотенца и халаты. Правда, дамские, но вам по размеру подойдет. А затем, если желаете, могу угостить вас ужином.

— Спасибо, — в очередной раз улыбнулся потерпевший и скрылся в ванной. А Эльвира выбралась из постели и принялась одеваться, поскольку щеголять в пеньюаре перед незнакомым мужчиной было как-то неприлично.

Из ванной послышалось громкое шипение, затем невнятный возглас и несколько незатейливых мистралийских ругательств.

— Что случилось? — окликнула Эльвира растяпу-гостя.

— Извините, — тут же отозвался он. — Ничего. Я просто хотел подогреть воду, и… немного… перестарался.

Это уже становилось смешно. Интересно, как этот невезучий ученик мага до сих пор жив?

Эльвира оделась, поправила прическу, подкрасилась на всякий случай и уселась в кресло, дожидаясь, когда таинственный незнакомец закончит плескаться. Ждать пришлось недолго — видимо, бедняга уж очень торопился добраться до ее ужина. Отмытый от грязи и копоти, пришелец оказался весьма симпатичным молодым человеком лет двадцати с небольшим на вид, хотя определять на вид возраст мага — дело бесполезное. Особенно, если речь идет о таких вот ребятах с явной примесью эльфийских кровей. Огромные темные глаза с непропорционально большой радужной оболочкой, как у Мафея, свидетельствовали об этой самой явной примеси. А в остальном незнакомец был вполне человеком, обычным смуглым и темноволосым мистралийцем. Правда, немного хрупковатого для мужчины телосложения, что тоже относилось к наследию эльфов. Халат Эльвиры был ему действительно почти впору, разве что немного тесноват в плечах. А ростом пришелец был, пожалуй, даже меньше нее где-то на палец или два. Примерно, как Жак. И еще у него была совершенно неописуемая улыбка. Не как у Жака, который вечно радостно скалил все тридцать два зуба, а какая-то очень скромная и немного не от мира сего. Он улыбался, не размыкая губ, мягко, чуть смущенно, но невыразимо мило и обаятельно.

— Присаживайтесь, — сказала Эльвира, кивая на стол. — Не стесняйтесь.

— Спасибо, — в очередной раз улыбнулся незнакомец и присел, изо всех сил стараясь держаться в рамках приличия и не набрасываться на еду, подобно голодному волку.

— Нам не мешало бы познакомиться, как вы полагаете? — продолжала Эльвира, наблюдая, как он торопливо орудует ложкой. — Меня зовут Эльвира. Я состою при дворе и живу здесь. А вы?

Гость остановился и смущенно пожал плечами.

— Назовите меня как-нибудь.

— Почему?

Он улыбнулся.

— Чтобы было интереснее.

— Это действительно интересно, — согласилась Эльвира и задумалась, подыскивая имя для загадочного гостя, который появляется из телепорта, съедает хозяйский ужин и улетает в окно. И разумеется, тут же вспомнила сказку, которую как-то рассказывал ей Жак, услышав в свою очередь от кого-то из переселенцев. В этой сказке шла речь об одиноком мальчике и смешном волшебном человечке, который прилетал к нему в гости. Человечек жил на крыше и умел летать. А еще он был очень озорной и всегда шалил и ел варенье без спросу. И улетал в окно.

— Я буду звать вас Карлсон. — сказала она. Гость согласно кивнул, не отрываясь от тарелки. — А вас не затруднит объяснить, как вы сюда попали?

— Я… — Карлсон остановился и посмотрел в тарелку. — Я ученик. Пытался самостоятельно освоить телепортацию… и потерялся. У меня постоянно что-то сбоит, и я попадаю то ли в необитаемые места, то ли вообще в другие миры.

— Почему же вы делаете это самостоятельно? Это же опасно.

— У меня нет наставника, — вздохнул невезучий ученик и в задумчивости от души вгрызся в булочку. Потом опомнился и принялся старательно и медленно жевать, поглядывая голодными глазами на тарелку, которая стремительно пустела. Эльвире даже стало его жалко.

— Хотите, я разбужу кого-нибудь из прислуги и прикажу принести вам еще что-нибудь? — предложила она, когда он подмел все, что было на подносе. Карлсон с сожалением покачал головой.

— Спасибо, не надо. Боюсь, мне не следует… злоупотреблять.

— Сколько же вы не ели? — сочувственно спросила Эльвира.

— Дней пять… если не считать того суслика… — он снова вздохнул и отодвинул тарелку, видимо, чтобы не поддаться соблазну ее вылизать. Затем, поколебавшись, налил себе немного вина и встал из-за стола. — Благодарю вас, вы очень добры.

— Если желаете курить, сигареты в шкатулке на трюмо, — предложила Эльвира. — И мне заодно подайте.

Мистралиец подал ей шкатулку, взял сигарету и, щелкнув пальцами, добыл из ниоткуда небольшой огонек. Причем проделал он это автоматически, даже не обращая внимания на странность своей манеры прикуривать. Только заметив удивление Эльвиры, пояснил, поднося ей этот волшебный огонек:

— Я всегда так прикуриваю. Чтобы не разучиться. У меня мало практики…

— А почему у вас нет наставника? — спросила Эльвира для поддержания разговора. Карлсон опустился на ручку соседнего кресла и грустно пояснил:

— У нас в Мистралии трудно найти наставника. Поэтому многие вещи приходится осваивать самостоятельно.

— Так не возвращайтесь туда. Оставайтесь здесь, найдите себе наставника и учитесь, как положено.

— Не могу, — вздохнул он. — Я… у меня… есть определенные обязательства… перед другими людьми.

— А как же вы вернетесь?

— Не беспокойтесь, это не проблема. Отсюда я доберусь. — Он внимательно посмотрел на нее и вдруг сказал: — Вам не надо меня бояться. Я не сделаю вам ничего плохого.

— С чего вы взяли? — удивилась Эльвира. — Я вас совсем не боюсь, даже напротив, с вами как-то спокойнее.

— Значит, вы боитесь чего-то другого? Я… извините, я это чувствую. У вас какие-то проблемы? Я буду рад вам помочь, если… смогу.

— Вряд ли… В общем-то все мои проблемы уже закончились… Просто у меня сегодня был ужасный день.

— А что у вас случилось? Если, конечно, вам не тяжело об этом говорить.

— Сегодня я… меня должны были… отдать дракону.

— И как же вы спаслись? — Карлсон с живейшим интересом придвинулся поближе вместе с креслом.

— Мои подруги его убили.

— Дракона? Потрясающе! А вы можете рассказать подробнее? — он пересел на ручку ее кресла и положил руки ей на плечи. Его руки были очень теплые и тяжелые. Слишком тяжелые для такого небольшого мужчины. — Так вам будет спокойнее, — пояснил он. — Вы не будете так бояться и нервничать.

— Вы и лечить умеете? — улыбнулась Эльвира.

— Это не лечение. Это просто… Немного хорошего настроения.

— А вы умеете создавать настроение?

— Немного. Только если объект не против. Вы рассказывайте, а я буду слушать… и создавать.

Объект был не против. Если честно, объект только об этом и мечтал.

Ночной гость слушал именно так, как она хотела — молча и не перебивая, но его молчание было полно сочувствия и понимания. От него исходили покой и уют, видимо, созданные волшебным образом. И просто он был очень симпатичный и обаятельный мужчина, да еще к тому же мистралиец и маг. Ни те, ни другие Эльвире прежде не попадались. Да и в конце концов, разве не этого она хотела всего час назад?

— Извините, — подал голос Карлсон. — Вы этого действительно хотите, или это подсознательное желание, не соответствующее вашим представлениям о приличиях?

— Вы это о чем? Вы опять ловите мои чувства?

— У меня само получается. Вообще-то я контролирую свои эмпатические способности, но когда женщина мне нравится, это выходит как-то помимо воли…

Эльвира улыбнулась ему.

— Помните анекдот про мистралийца и девушку в почтовой карете?

— «Хочешь и молчишь»?

— Именно.

Карлсон улыбнулся в ответ и неуловимым движением пальцев погасил в комнате свет.

— Диего, тебе плохо? Перепил, или что-то случилось?

Кантор отнял ладони от лица и помотал головой.

— Нет… ничего. Не обращай внимания, я вообще ненормальный, со мной всегда что-то подобное бывает.

Тереза сочувственно посмотрела на него и присела на другой конец скамейки. Подальше.

— Извини, — сказал он, чтобы не молчать и не ждать, пока она еще что-то спросит. — Я забыл надеть амулет, и… так получилось. Это было очень… неприятно?

— Не то, чтобы… — вздохнула она. — Просто было обидно… не знаю… потому, что мне это недоступно, или как-то так… трудно объяснить. А как это проявляется у тебя?

— Что? — автоматически уточнил он и тут же понял, что она имела в виду. Девочка, ну зачем, промолчи, не спрашивай… Тебе своего мало?

— Черная паутина, — вздохнула она. — Как это бывает у мужчин?

— Не спрашивай.

Он отвернулся, чувствуя, как пылает его лицо, прижал ладони к щекам, и оказалось, что они горят еще сильнее. И не только руки, все тело пылало каким-то горячечным жаром, словно жидкий огонь пульсировал в нем вместо крови. Вот так и сгорают со стыда, почему-то подумал он вдруг. Вполне может быть, что это вовсе не образное выражение, а так действительно бывает — когда стыд, позор и унижение переваливают за некую условную границу и становятся невыносимыми настолько, что кровь превращается в огонь, и человек сгорает. И я сейчас сгорю. И скорее бы, а то ведь она опять что-то спросит…

— Извини, — сказала она. — Не буду. Я понимаю. Давай поговорим… о чем-нибудь. Чтобы не думать об этом. Жак всегда говорит со мной о чем-нибудь веселом.

Кантор вздохнул и все-таки посмотрел на нее.

— Ты в состоянии говорить о чем-нибудь веселом?

— Нет, — грустно согласилась она. — Это только Жак умеет… Как бы ему ни было грустно, он все равно будет шутить и улыбаться. Он хороший. Я его очень люблю. Я бы очень хотела, чтобы… чтобы он мог быть счастлив со мной. Но у меня не получается. Может, бросить это все, не морочить ему голову и вступить в какой-нибудь орден?

— Не надо, — ответил Кантор. — Раз Азиль говорит, что получится, значит так и будет.

— Они тебе рассказали? Тогда понятно…

Жидкий огонь, который бился в нем, медленно отхлынул от лица и стал стекаться в руки. И почти одновременно Кантор начал видеть. Наверное, потому, что вспомнил Азиль… а может быть, по другой причине. Он четко увидел черную паутину, о которой шла речь. Собственно, это была не совсем паутина, она ничуть не была похожа на ту золотую, которую он видел когда-то. Та была действительно похожа на летящую паутину из тонких золотистых нитей, а эта скорее на толстую веревочную сеть. Эта сеть обвивала тело девушки от плеч до середины бедра, плотно, в несколько слоев, так что просветов почти не было видно. Местами она свисала обрывками — видимо, стараниями Жака. Но, судя по оставшейся, бедному Жаку предстояло стараться еще года два, если не больше.

— Что ты там увидел? — занервничала Тереза и плотнее закуталась в простыню.

— Паутину, — ответил Кантор тихо, чтобы не спугнуть видение. — Можно, я ее потрогаю?

— Потрогай свою.

— Но свою я не вижу.

— Ну, потрогай.

Он осторожно протянул руку и прикоснулся к черным нитям. Реакция была совершенно неожиданная. Он предполагал просто пощупать эту нить, осязать ее, как нечто материальное, возможно, понять, из чего она сделана и на что похожа, но ни в коем случае не предполагал, что от этого можно так резко и болезненно выпасть из реальности. Не в Лабиринт, где все было понятно и знакомо, а просто в никуда, с резкой болью и ослепительной вспышкой в глазах. На несколько секунд мелькнули какие-то люди в странных одеждах, прозвучало слово на чужом языке, и все исчезло.

— Что с тобой? — испуганно спросила Тереза. Она отстранилась и теперь опять сидела на дальнем конце скамейки.

— Это Сила… — догадался он и зачем-то посмотрел на свои руки. — Вот что это… И откуда она взялась? От драконьей крови? Или просто от…

Он поднял глаза, собираясь в очередной раз извиниться за то, что напугал девушку, и застыл с открытым ртом. В том месте, где он только что прикасался, виднелась явственная прореха, и черные жгуты паутины висели лохмотьями, съежившись, словно от огня. Вот что это было… Это вовсе не тот огонь, в котором сгорают от стыда, что за идиотская мысль пришла в голову… это просто, как всегда, проснулась его Сила, когда в этом возникла надобность, и, разумеется, как всегда, он этого не понял. Так ведь действительно можно было сгореть, только намного более тривиальным образом, чем ему казалось…

— Ты опять что-то увидел? — устало поинтересовалась Тереза. Кантор быстро придвинулся ближе и протянул к ней ладони, в которых билась Сила.

— Не шевелись, — сказал он. — И не отстраняйся, ни в коем случае, что бы ни было. А то в третий раз у меня не получится.

И, стиснув зубы в ожидании повторной вспышки, положил обе ладони на черную паутину.

— Ваше высочество, вы опять изволите развлекаться с зеркалами?

Мафей поспешно обернулся и умоляюще прижал палец к губам.

— Тише, мэтр, пожалуйста… Посмотрите, вы когда-нибудь видели подобное?

— Если вы полагаете, что я не видел, как мужчины обнимают дам, то вы глубоко заблуждаетесь.

— Да нет же! — Чуть не плача от нетерпения перебил наставника принц. — Посмотрите получше. Он ее не обнимает, он колдует. Вы видите паутину и… и как она горит?

— Ах, вы имели в виду посмотреть в этом смысле? Позвольте-позвольте… Дайте взглянуть…

— Только не очень близко, а то он почувствует. Видите? Что это?

— Поразительно! Помолчите, ваше высочество. Дайте спокойно посмотреть. Я потом прокомментирую… если пойму. Такого я действительно не видел.

Наставник и ученик вместе склонились, прикипев глазами к зеркалу и наблюдая за происходящим. Терпения его высочества хватило ровно на полминуты, после чего он все-таки не удержался и спросил:

— Что у него с лицом? Ему больно?

— Вероятно, — пожал плечами наставник. — Я, как и вы, могу судить об этом только по выражению лица.

— А что он говорит?

— Этот язык мне неизвестен.

— А что это за Сила? Он не сгорит, случайно? Может, ему как-то можно помочь?

— Ни в коем случае. Я неоднократно говорил вам, ваше высочество, что когда имеете дело с Силой неизвестной природы либо с магией неизвестной школы, никогда не следует вмешиваться в чужие действия. Помочь вы там никоим образом не сможете, а вот помешать магу или навредить себе — несомненно.

— А эта школа даже вам неизвестна? — не унимался любопытный эльф.

— Не то, чтобы совсем неизвестна, но я не припоминаю, когда и где я с ней сталкивался. Возможно, поразмыслив на досуге, смогу вспомнить, если вам так любопытно. Но могу вам сразу сказать, что практической ценности для вас это не будет иметь. Это совершенно неклассическая магия, использующая Силу принципиально иной природы. Чем-то сродни ведовству или варварскому шаманству. Для нас с вами эта Сила недоступна.

Мафей посмотрел, как мистралиец отпускает девушку, роняет руки и обессилено падает на скамейку, и опять забеспокоился.

— Мэтр, с ним что-то не так? Может, ему все-таки надо помочь? Он не сгорел?

— Нет-нет, — успокоил его наставник. — С ним ничего не случилось. Он просто устал. Эта Сила черпается изнутри, а не извне, как в классической магии, поэтому колдовство требует большого напряжения. А сгореть в таком случае невозможно, так что не извольте беспокоиться. Я припоминаю эту школу, я действительно с таким сталкивался. Это так называемая школа Пламени Духа. Очень редкая и, насколько я знаю, эти знания сейчас утрачены. Единственным представителем этой школы, которого я знал, был один мистралийский маг, мэтр Максимильяно, но у него не было учеников. Для этой магии нужны особые врожденные способности, которыми, видимо, обладает наш гость из Мистралии. Но пользоваться он ими не умеет, иначе не довел бы себя до столь плачевного состояния.

— Может, ему все-таки чем-то помочь?

— Ему нужно просто отдохнуть, не более. Гасите зеркало, ваше высочество, и идите спать. Я побуду здесь сам. По моим подсчетам, скоро закончится действие заклинания, и его величество проснется. Я хотел бы с ним поговорить наедине. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мэтр, — послушно ответил ученик, с сожалением провел рукой по зеркалу и направился к двери.

Когда он скрылся из виду, и его сапожки мягко протопали по коридору, мэтр Истран подставил к кровати нормальный стул, отодвинув неустойчивый насест принца, и присел поближе к королю.

— Не притворяйтесь, ваше величество, — сказал он. — Я знаю, что вы не спите.

— Я не сомневался, — вздохнул король, открывая глаза. — Просто не хотел вам мешать. Вы так увлекательно говорили о магии…

— Не пытайтесь уверить меня, будто вам были столь интересны наши рассуждения о магии, что вы притворялись спящим, чтобы нам не мешать. Особенно, принимая во внимание тот факт, что вам больно и притворяться вам стоило большого труда. Вы надеялись, что я уйду, и вам не придется со мной общаться. Должен вас огорчить, ваше величество, придется.

— Я вас слушаю, — покорно вздохнул король.

— Нет, ваше величество, это я вас слушаю. Извольте объяснить, что произошло сегодня на традиционном поминальном ужине.

— Это непременно нужно объяснить сейчас?

— Если вас не затруднит.

— Затруднит. И очень.

— Вы настолько плохо себя чувствуете?

— Мне больно. Это… отвлекает.

— Я опасаюсь, что если я сейчас возобновлю обезболивающее заклинание, вы либо уснете, либо подбодритесь и категорически откажетесь от объяснений.

— Нет, что вы, мэтр Истран, у меня и в мыслях не было уклоняться от разговора. Я все равно собирался вам все объяснить… по окончании. Я же не предполагал, что со мной такое случится. Так невовремя…

Придворный маг наклонился, положил ладонь поверх повязки, затем резким движением дернул руку вверх, собрав пальцы щепотью, словно выдернул невидимый гвоздь.

— Спасибо, — вздохнул король. — С чего бы начать… Может, у вас есть вопросы?

— У меня их много, но я хотел бы для начала знать суть дела. Все происшедшее — ваша работа?

— Моя, — честно признался король. — И частично Элмара.

— Какая именно часть? — поинтересовался мэтр.

— Я придумал план, который ему не понравился. И он взял с меня слово, что если я придумаю что-то другое…

— Нет-нет, так не пойдет. Давайте все-таки сначала. С чего все началось. Такое впечатление, что все делалось экспромтом, будто у вас не было времени как следует продумать свои действия.

— Совершенно верно. Вчера ко мне пришел господин Хаббард… покойный господин Хаббард, как это приятно звучит… и потребовал освободить престол, как я и ожидал.

— Вы ожидали этого через полгода.

— Они решили ускорить процесс, испугавшись, что я их все-таки достану. И тогда я…

Король подробно изложил события двух последних дней, честно и беспристрастно описав оба свои плана и результат, к которому привели его действия.

— Что ж, — согласился мэтр Истран, выслушав все это. — Теперь мне все ясно. Кроме одного: почему вы скрыли все от меня? У вас были какие-то основания подозревать меня в неверности короне?

— Ни в коем случае, — король заметно смутился. — Просто я опасался, что вы вмешаетесь… скажете, что я собираюсь поступить безнравственно, или слишком рискованно, или безответственно… и запретите.

— Запретить? Вам? Простите, ваше величество, но вы здесь король или… то, что вы обычно упоминаете в таких случаях? Если я беру на себя смелость давать вам советы и высказывать свои суждения в некоторых вопросах личного плана, это не значит, что я собираюсь вмешиваться во все, что вы делаете. Вы припоминаете какой-либо случай, чтобы я вмешивался в государственные и политические вопросы? Так почему вы решили, что я стану вам препятствовать, тем более, когда речь идет о судьбе короны? Возможно, я мог бы вам что-либо посоветовать, каким-то образом улучшить ваши замыслы, хотя при такой нехватке времени их вряд ли можно было улучшить. Но неужели вы полагаете, что я бы посоветовал оставить все как есть и отдать корону этим проходимцам? Стыдитесь, ваше величество.

— Стыжусь, — согласился король. — И даже более чем вы думаете.

— И считаю своим долгом добавить, что если бы я был в курсе дела, возможно, вы бы не пребывали в столь плачевном состоянии, как сейчас. Что это у вас за кольчуга, что ее можно руками порвать?

— Руками Элмара можно порвать что угодно… — проворчал король. — Прошу вас, мэтр, не отчитывайте меня. Я все понял. Мне и без того…

Он замолчал и отвел глаза. Старый волшебник понимающе вздохнул и сочувственно произнес:

— Жак — не тот человек, который способен всерьез сердиться и не прощать обид. Тем более что виноваты все-таки не столь вы, сколь его высочество принц-бастард Элмар. И я непременно напомню ему, если он сам не сочтет своим долгом объяснить это Жаку. Не переживайте так, ваше величество. Ваш друг не злопамятен. Тем более, с ним ничего страшного не случилось. Все утрясется, все образуется. И еще, могу я полюбопытствовать, что вы знаете об этом молодом человеке, которого я встретил сегодня в вашей гостиной? Кроме того, о чем вы уже упоминали?

— Почти ничего. А чем он вас так заинтересовал?

— Профессиональный интерес. Насколько мне известно, он не занимался магией всерьез?

— Не знаю. Мафей утверждает, что он менял класс. Возможно, занимался, но теперь не имеет такой возможности.

— Сомневаюсь. Единственный человек, который мог бы быть его наставником, пропал без вести пятнадцать лет назад, следовательно, класс у него был другой.

— Но у него ничего больше нет, кроме Силы. Кем он еще мог быть?

— Кем угодно. Разумеется, того, что он имел, у него сейчас нет. Потому ему и пришлось сменить класс. То, что у него было, он потерял.

— А такое возможно? Потерять что-то, кроме Силы?

— Разумеется. Легче всего потерять Веру. Огонь — тоже довольно хрупкая вещь. Луч можно потерять только в старости, вместе с разумом, Тень — в результате… э-э… слишком сурового наказания за воровство. В принципе, потерять можно что угодно. Но по моим скромным предположениям, этот молодой человек прежде носил челку. А вовсе не косу, как предположил по наивности мой любимый ученик.

— Бард? — Король в изумлении даже попытался привстать, но, убедившись в бесполезности своей попытки, откинулся на подушку и тихо засмеялся. — Конечно… Как я сам не понял… Кому же еще пришло бы в голову всерьез интересоваться Ольгиной музыкой… Над этим стоит поразмыслить.

— Я бы не рекомендовал вам размышлять об этом сейчас. Лучше поспите, пока действует заклинание. Завтра у вас не будет такой возможности. Обезболивающие заклинания нельзя кастовать постоянно, они вредны для организма и даже опасны. При частом использовании они ведут к разрушению нервных клеток, так что завтра днем придется сделать перерыв часов на двенадцать, и тогда вы вряд ли сможете уснуть. А сон вам необходим. Так что, спокойной ночи, ваше величество.

— Спасибо, мэтр, — откликнулся король, послушно закрывая глаза. В необходимости сна у него не было никаких сомнений. — Спокойной ночи.

Кантор дрожащей рукой вытер пот с лица и с трудом произнес:

— Мне срочно надо что-то выпить…

— Почему обязательно выпить? — мягко возразила Тереза и подсела поближе. — Это можно сделать проще. Повернись ко мне.

Она проговорила коротенькую молитву на незнакомом языке, сложив перед собой руки и склонив голову, затем сделала знак креста, как обычно делали переселенцы, и положила руку Кантору на лоб. Нервная дрожь действительно прекратилась, дыхание выровнялось и, что больше всего порадовало, померкли и как-то забылись жуткие видения. Кантор всерьез опасался, что они будут преследовать его еще долго.

— Вот и все, — сказала Тереза, отнимая руку. — И вовсе не надо напиваться до беспамятства. Тебе лучше?

— Спасибо, — кивнул Кантор. — Конечно.

— Это тебе спасибо. Как ты это делаешь?

— Не знаю, — честно ответил он и пожал плечами. — Само получается. А что, получилось?

Вместо ответа она улыбнулась и погладила его по щеке.

— Это замечательно, — философски заметил Кантор, откидываясь на спинку скамейки. — В кои-то веки у меня получилось что-то полезное. А то никогда заранее не знаешь, что получится. Наши ребята иногда даже развлекаются таким образом: скидываются, поят меня до невменяемого состояния, и бьются об заклад, что я отмочу. Выигрывает тот, кто ближе всех оказывается к истине. А точно на моей памяти еще никто не угадал.

— А почему ты не занимаешься магией всерьез? — спросила Тереза. — Раз у тебя есть такая Сила?

— Видишь ли… — Кантор вздохнул. — Моя Сила совсем другая. Она внутри меня. И пользоваться ею надо как-то особенно. Пока был жив отец, он меня кое-чему учил, а потом он пропал и другого наставника я найти не смог. Никто больше в этом не разбирается. А заниматься классической магией мне нельзя. Если я попробую впустить в себя Силу, которой пользуются классические маги, она вступит в конфликт с моей, и я сгорю. Меня предупреждал об этом отец, и у меня есть все основания ему верить.

— Может, тебе стоит поспать? Если ты черпаешь Силу изнутри себя, ты должен очень уставать от магии. Как ты себя чувствуешь?

— Как после смены в железной шахте, — честно признался Кантор и подмигнул девушке. — Но это не столь страшно. Поцелуй прекрасной дамы способен даже мертвого мистралийца вдохновить на подвиги.

Тереза придвинулась еще ближе и бережно поцеловала его в щеку.

— Ну вот, — удовлетворенно сообщил он, обнимая ее за плечо. — Теперь я вижу, что не зря старался.

— Я даже не знаю, как тебя благодарить… — прошептала Тереза, склонив голову ему на плечо.

— Очень просто. Излови завтра Жака, как выспится, и трахни его подобающим образом. А потом мне расскажешь, какая у него была физиономия. И мне будет очень весело.

— Обязательно, — пообещала девушка. — Жак, наверное, очень обрадуется. Но теперь я разгоню к чертям всех его любовниц.

— Да зачем? — улыбнулся Кантор. — Что тебе, жалко? Хоть одну-то оставь. Или ты ревнива, как дон Тенорио?

— Нет, просто они мне на нервы действуют… Но давай об этом не будем.

— Пожалуйста. А о чем?

— Жак сказал, что ты закрыл его собой от стрел. — вдруг сказала Тереза. — Почему? Ты всегда так поступаешь?

— Не совсем… Но в данном случае… Я же был в кольчуге, и не особенно рисковал. А его бы наверняка убили.

— Ты рисковал достаточно сильно. Тебе могли попасть в голову, у них могли быть бронебойные стрелы, да и сам Жак в таком состоянии мог тебя зарубить, не глядя. Ты прекрасно это знал, и все-таки его прикрыл. Почему?

Кантор пожал плечами.

— Такой вот я ненормальный. Рисковый и отчаянный сверх меры.

— Ты просто не хочешь сказать? Это какая-то тайна?

Женщины! Ведь хрен вас обманешь… Это Жаку можно совать фиалки за уши, и он эти самые уши послушно развешивает, а вы… существа особенные.

— Поклянись, что никому не скажешь, — не выдержал он.

— Христом-богом клянусь. Не скажу.

— Я ему кое-что должен.

— Насколько сильно?

— Максимально сильно. Он меня не помнит, и… я бы предпочел, чтобы и не вспомнил. А я его узнал. — Кантор вздохнул и тяжело поднялся со скамейки. — Пойдем, пожалуй. А то его высочество, наверное, весь извелся мыслями о неподобающем… Только не забудь, прошу тебя. Если ты хоть намекнешь, Жак тут же догадается. А я не хочу. Я и так чуть не засветился.

— Пойдем, — кивнула Тереза и тоже встала. — Я никому не скажу… Диего, а если Жак меня спросит, как я… как это получилось?..

— А ты не говори. Пусть думает, что это естественный результат его усилий… а также магического действия крови дракона. А то еще огорчится и начнет переживать — как это так, он два года старался, а тут пришел какой-то нахал…

Тереза засмеялась.

— А давай Элмара напугаем?

— А как?

— Выйдем и поцелуемся на прощанье.

— Почему на прощанье?

— Потому, что я пойду спать к Жаку. Я ведь тоже спать хочу, если ты помнишь, я сегодня подвиги совершала.

— Подвиги — это конечно, — согласился Кантор и протянул даме руку.

— Смешная сказка, — весело улыбнулся Карлсон, мечтательно уставясь в потолок. Под потолком плавно кружились с дюжину разноцветных шариков, которые создавали в комнате удивительный волшебный свет. — Это поэтому ты меня так назвала? Потому, что я собрался улететь в окно?

— Поэтому, — согласилась Эльвира, лежа на спине и любуясь светящимися шариками. — Есть еще некоторое сходство, но не столь существенное.

— Ты просто не знаешь, как я люблю сладкое, — засмеялся он и запустил в полет еще один шарик. Синий. — Правда, за свою люстру ты можешь не опасаться, на люстрах я не катаюсь.

— Зато ты сидишь на ручках кресел и на спинках стульев, — заметила Эльвира. — Точно, как наш Мафей.

— Я тоже полуэльф, — охотно пояснил Карлсон, дотянулся до шкатулки с сигаретами и в очередной раз развлек даму добыванием огня из пальцев. — Не знаю, почему, но мне так удобно. То ли у нас центр тяжести в другом месте, то ли вестибулярный аппарат не такой, как у людей…

Он тоже лег на спину и уставился на хоровод цветных шариков, одновременно приступая к созданию еще одного.

— Карлсон, а сколько тебе лет на самом деле?

— А что? — безмятежно откликнулся он.

— Тебе на вид от силы двадцать пять, ведешь ты себя, как подросток, но в постели чувствуется, что ты намного старше.

— А не испугаешься? Вдруг мне уже за двести?

— И ты до сих пор ученик? Шутишь.

— Шучу, — согласился он, катая по ладони зеленый шарик. — Мне тридцать пять, если тебе так интересно. Не так уж и много.

— Серьезно? Получается, ты даже старше нашего короля?

— Почему «даже»? У вас еще достаточно молодой король. А выглядеть так, как сейчас, я буду еще лет десять-пятнадцать… Тебе это все действительно интересно?

— Интересно. Я никогда не имела дела с магами. В особенности с полуэльфами. А почему о тебе никто ничего не знает? Вот наш Мафей — главная достопримечательность двора, и вообще считается, что он единственный полуэльф на свете.

— Это потому, что старик Зиновий — неисправимый скандалист, а Поморье — старомодная и добропорядочная страна, — засмеялся Карлсон и подбросил шарик вверх. — Я узнал о том, что я полуэльф, уже будучи взрослым, и совершенно случайно. Мне рассказал один маг, который присутствовал при моем рождении. Я родился с такими же ушами, как ваш Мафей, и мне их тут же… — он пошевелил пальцами, изображая ножницы, и лукаво посмотрел на Эльвиру.

— Опять шутишь? — подозрительно спросила она. Жак тоже был любителем таких розыгрышей, но его она знала давно и уже научилась определять, когда он шутит. А этот пока еще был недостаточно изучен, чтобы как-то судить.

— Вовсе нет. Это чистая правда. Мама заплатила бешеные деньги известному хирургу за операцию на новорожденном младенце, чтобы к тому времени, как меня покажут отцу, у меня были маленькие кругленькие ушки, как у всех людей. Покойный папа был ревнив, как дон Тенорио, и если бы супруга преподнесла ему сына от неизвестного эльфа, он бы ее точно зарезал.

— А за твои красивые глаза он ее не зарезал?

— У моих родителей у обоих были эльфы в родословной, так что глазами вряд ли можно было кого-то удивить. А вот уши бывают только в первом поколении, и это явное доказательство маминой неверности надлежало устранить. Вот так оно делается в Мистралии… впрочем, я на маму не в обиде. От этих ушей я бы имел одни неприятности. Силы они не добавляют, а быть достопримечательностью у меня никогда не было желания. Как ты думаешь, пережил бы я охоту на магов, если бы у меня были эльфийские уши?

Судя по всему, он все-таки не шутил.

— Карлсон, а почему ты носишь челку? — задала она вопрос, который вертелся у нее на языке еще с тех пор, как у него высохли волосы, и упомянутая челка упала на лоб. — Ты же маг? А маги носят косу, если я правильно помню ваши мистралийские прически?

— Во-первых, как видишь, косу мне заплести не из чего, — засмеялся он. — Разве что крошечную, куцую косичку. Она как раз будет соответствовать моей квалификации. А во-вторых, я еще немного бард, поэтому ношу челку. Чтобы не очень афишировать свои занятия магией. Видишь ли, как-то я попал в очень крупные неприятности, и чтобы выпутаться, мне пришлось поколдовать слишком… как бы тебе сказать… сильно, что ли… Проще говоря, я бросил пару заклинаний двенадцатого уровня, Силы у меня на это хватило, но по моим умениям мне не следовало замахиваться даже на пятый. И после этого я потерял Силу. Расстроился, конечно, до слез, но ничего не поделаешь — не ложиться же умирать из-за этого. И я подался в барды, поскольку к этому делу у меня тоже были способности. Я до сих пор иногда пишу стихи… А потом случилось так, что Сила ко мне вернулась.

— Сама по себе?

— Ну что ты, само по себе никогда ничего не бывает. Я просто как-то встретил нимфу и провел с ней ночь… Вот так и вышло, что я теперь не то маг, не то бард, и толком не умею ни того, ни другого… — он печально вздохнул и запустил по спирали желтый шарик. — Да что это мы все обо мне, да обо мне… Лучше ты скажи, за что ты так обижена на вашего короля?

— Ну почему это всем так интересно? — Устало вздохнула Эльвира. — Кого ни возьми, все спрашивают. Почему я должна всем пересказывать в лицах постельные сцены?

— А ты его любовница? — Карлсон заинтересованно приподнялся на локте.

— Бывшая, — неохотно призналась Эльвира. — Или ты тоже ревнив, как твой папа?

— Везет же королям… — завистливо вздохнул мистралиец, откровенно любуясь ее телом. — Ты так прекрасна… Что мне хочется воспеть тебя в стихах. Нет, не просто прекрасна — ты совершенна. И этот лопух еще додумался тебя обижать? Нет, ну правда, что он тебе сделал?

— Не то, чтобы он сделал что-то конкретное… Просто постоянно хамил, и вел себя в постели, как свинья.

— А как ведут себя свиньи в постели? Мне просто любопытно, я со свиньями не пробовал…

С Эльвирой тут же случился припадок истерического смеха, после которого гость оставил свои попытки расспрашивать о короле и некоторое время молча запускал шарики, периодически хихикая. Видимо, представлял себе свинью в постели. Эльвире надоело молчать, и она спросила:

— А ты правда умеешь летать?

— Не то, чтобы летать… — честно признался Карлсон. — Скорее, плавно спускаться по наклонной. Я специально левитации не учился, левитирующих магов на свете очень мало.

— А как ты научился?

— Случайно. Однажды меня… то есть, я упал с большой высоты и… очень сильно захотел жить. Просто очень-очень захотел. Не упасть и не разбиться в лепешку, а взлететь, как птица… Взлететь не взлетел, но опустился почти плавно и почти ничего не сломал. Так и научился. — Он грустно улыбнулся, поднял раскрытую ладонь, и к потолку устремился очередной, фиолетовый шарик. — Опять мы перешли на мою разнообразную биографию. Расскажи лучше о себе. Как ты попала ко двору, и зачем ты связалась с вашим королем, раз он тебе так не нравится. Не силком же он тебя затащил в свою спальню.

— Ко двору меня пристроила мама, — неохотно пояснила Эльвира. — У нее была навязчивая идея, что я обязательно должна стать королевой.

— С чего бы вдруг? У нее были какие-то основания так думать, или она была… не совсем нормальна?

— По-моему, она была абсолютно ненормальна. А основания… Как-то мы с Кирой удрали с уроков и пошли гулять по городу, лет по семь нам тогда было. И на улице какой-то несчастный голодный парнишка попросил у нас что-нибудь поесть. Мы, этакие добропорядочные девочки, пожалели его и отдали ему свои сорок медяков, припасенных на мороженое, страшно гордясь тем, что мы такие добрые и хорошие, прямо как в детских рассказах… Знаешь, есть такие специальные идиотские рассказики для детей о том, что если вести себя хорошо, случается что-то хорошее, а если плохо — то соответственно. Дети начитаются, и потом думают, что и в самом деле порок всегда наказуем, а добродетель вознаграждена…

— А что, этот парнишка оказался неблагодарным хамом, вроде его величества?

— Нет, он нас очень горячо поблагодарил и сказал, что мы обе, когда вырастем, будем королевами. А нам по семь лет и мы сказок начитались. Поверили, как последние дуры, тут же помчались и рассказали родителям. У Киры были нормальные здравомыслящие родители. Мама ей объяснила, что бедняге просто нечем нас больше было отблагодарить, вот он и сказал нам что-то приятное. А папа добавил, что если Кире так уж хочется стать королевой, то это все в ее руках — пусть завоюет себе ничейные земли и создаст собственное королевство. И она стала учиться военному делу.

— И как? — поинтересовался Карлсон. — Завоевала?

— Ну что ты, она давно выросла и оставила эту идею. Но по крайней мере стала самостоятельным человеком, который что-то умеет толком. Может, путь воина — не лучший выбор для женщины, но ей это нравится, у нее это получается, и она этим довольна. А со мной все получилось по-дурацки. Моя мама во все это поверила и вбила себе в голову, что это истинное пророчество, и что у меня в этой жизни высокое предназначение. Отца, к сожалению, в то время уже не было в живых, и некому было прочистить ей мозги и вразумить. Так что мама взяла все в свои руки и принялась изо всех сил вести меня к великой цели. А путь к этой цели она видела один — выдать меня замуж за принца. Можешь себе представить, как провинциальная помещица пыталась породниться с королевским домом. Над нами смеялась вся провинция. Мои подруги давно обзавелись семьями, а мама все разгоняла недостойных женихов и блюла мою честь. Меня это в конце концов так достало, что я тайком от мамы завела любовника… потом, разумеется, мама узнала и чуть меня не убила. Правда, когда ей какая-то столичная знакомая по секрету сказала, что наш король не любит юных и целомудренных, а предпочитает женщин поопытнее, она воспряла духом и впала в другую крайность… Тебе смешно, конечно… И в конце концов маме все-таки удалось пристроить меня ко двору. Правда, на этом она полностью разорилась, но это ее не останавливало. У нее все-таки что-то в мозгах нарушилось на этой почве. А я, попав в столицу, одурела от удивления. Я никогда не верила даже в это. И то ли от удивления, то ли потому, что в семье психические болезни заразны, я тоже поверила, что это и есть мой звездный час. Я изо всех сил старалась почаще попадаться на глаза его величеству и обращать на себя его внимание… Ну, и дождалась на свою голову, королева непризнанная… Хорошо, что мама к тому времени умерла и не видела печального финала свей затеи.

— А он был очень печальным? — уточнил Карлсон, щелчком выстреливая к потолку серебристо-серый шарик.

— А что, его можно назвать приятным? Когда тебя каждый раз грубо ставят — или кладут — в какую-нибудь неподобающую позу, затем так же грубо имеют и говорят при этом, чтобы не выпендривалась и не строила из себя невесть что… А сказать хоть слово против ты не смеешь, а то еще разозлится, прогонит со двора, и тогда останется только идти в содержанки, потому что поместье пришлось отдать за долги ненормальной мамы, а зарабатывать на жизнь ты не умеешь… К счастью, со двора меня все-таки не прогнали, и на том спасибо.

Тебе доводилось когда-нибудь испытывать подобное унижение?

— Как тебе сказать… — волшебник задумался. — Не знаю, сравни сама… Мне довелось сидеть в тюрьме, в ошейнике, как все маги… Что еще… просить милостыню на улице, ночевать под забором, выслушивать всевозможные оскорбления… А еще меня били несколько раз. Тебя никогда не били ногами? Тебе повезло. Очень неприятно. Мало того, что унизительно, еще и больно, а потом неделю лежишь пластом и харкаешь кровью. Правда, меня никто не имел, в этом мне повезло. А то у меня есть один знакомый… что-то я разоткровенничался, тебе не кажется? И как ты ухитряешься все время переводить разговор на меня?

— Я же с тобой откровенничаю, и ничего, — обиделась Эльвира.

— Извини… не то, чтобы я хотел что-то от тебя скрыть, просто у меня жизнь была такая… разнообразная, что если начинать рассказывать, получается что-то вроде того, что я только что сказал. И от этого портится настроение. А оно у меня хорошее и мне жалко его портить. А ваш король… знаешь, он не настолько плохой человек, может он еще исправится и в самом деле на тебе женится?

— Не дождется! Я уже поняла его принцип в отношении к людям. Чем больше ему позволяешь, тем больше он наглеет. А стоит сказать «нет», и желательно еще нахамить при этом, то он сразу становится на человека похож. После всего этого я ни за что не пойду за него замуж.

— Тяжелый случай, — засмеялся Карлсон, подбрасывая голубой шарик. — Тогда я сам на тебе женюсь. Как только завоюю себе королевство. За меня замуж пойдешь?

— Вот как только завоюешь — так и пойду, — пообещала Эльвира. — Только сомневаюсь, что я до этого доживу, я ведь не эльфийка, у меня жизнь короткая.

— Я потороплюсь, — пообещал Карлсон.

— Ты доучись сначала, горе-волшебник.

— Ничего, — с непробиваемым оптимизмом заявил он. — Как только я толком освою телепортацию, я найду себе наставника, и дело пойдет быстрее. У меня уже почти получилось, если бы мне еще кто-то объяснил, как происходит совмещение второго и пятого преломлений…

— Давай, я тебя познакомлю с Мафеем, и спросишь у него. Он легко телепортируется с десяти лет, и наверняка все это знает.

— Везет ребенку… — вздохнул мистралиец. — Я бы, наверное, тоже смог, если бы мне кто-то показал. А меня этому не учили. Мой наставник и воспитатель принадлежал к другой школе… а все остальные не знали, что я полуэльф. Только… — он снова вздохнул и выпустил розовый шарик. — Не получится. И я тебя очень попрошу, не говори обо мне никому.

— Я что-то подобное и предполагала, — кивнула Эльвира. — Что ж, не скажу. Только чует мое сердце, что королевство ты будешь добывать еще лет сто.

— А если хочешь, могу жениться сейчас, а королевство завоюем вместе. Раз у тебя такая судьба, должно обязательно получиться.

Эльвире стало смешно.

— Ты это что, серьезно? И ты собираешься меня взять с собой? А куда?

Карлсон замялся и отвел глаза.

— Ну… конечно, вряд ли ты захочешь там жить, ты ведь уже привыкла ко дворцу…

— Там — это где? В хижине в Зеленых горах?

Он удивленно захлопал глазами.

— Почему ты так решила?

— Потому, что это и так понятно. Ты не хочешь, чтобы о тебе кто-то знал, ты скрываешь свое имя и не рассказываешь ничего о себе, точно, как Ольгин Диего, и тебе непременно нужно вернуться, поскольку у тебя долг и всяческие обязательства. Легко догадаться. Вы даже знакомитесь одинаково.

— А Диего — это кто? — заинтересовался Карлсон. — Кто-то из наших ребят? А как он сюда попадает? Он тоже маг?

— Да нет, он воин. Он здесь бывает проездом по каким-то делам, и заглядывает к ней послушать музыку и заодно потрахаться. И еще дает ей совершенно идиотские советы.

Карлсон заинтересовался настолько, что даже сел.

— А ты его видела?

— Видела сегодня. Даже общалась. А что?

— Да мне просто любопытно, кто же это. Может, я его знаю. Он кто, охранник?

— Наверное. Кажется, да.

— А какой он?

— Интересный мужчина примерно твоего возраста — я имею в виду, твоего настоящего возраста, — длинные волосы, собранные в пучок, очень приятный голос… Не знаю, как тебе описать, вы же, мистралийцы, все одинаково черные и смуглые.

— Приятный голос, говоришь… А ты ничего странного в его лице не заметила?

— Нет. Лицо как лицо. Да и не до того как-то было.

— А как он одет?

— Как одет… Черная куртка и черная рубашка… А, еще серьга в ухе. Длинная серебряная сережка в виде трех листочков, соединенных цепочкой.

Карлсон обрадованно хлопнул себя по коленкам и расхохотался.

— Кантор! Надо же! Вот смехота! Кто бы мог подумать, что у Кантора есть любовница в Ортане! Интересно, Амарго знает? Надо будет ему сказать… Хотя нет, не надо. Вдруг Кантор обидится, он такой скрытный… А где ты его видела сегодня?

— В королевской гостиной. А сейчас он бултыхается со своей подружкой в большой купальне, если тебе так интересно.

— Да нет, мне вовсе не интересно, где сейчас Кантор и чем он занимается. — Карлсон улыбнулся и наклонился к ней. — У меня тут есть кое-что намного интереснее…

Шарики под потолком вспыхнули ярче и закружились быстрее.

 

Глава 15

Сказать, что его высочество принц-бастард Элмар удивился, было бы большим преуменьшением. Он застыл с раскрытым ртом, оторопело вытаращил глаза и сидел таким образом все время, пока Кантор и Тереза желали друг другу спокойной ночи, пока она шла к двери и пока Кантор усаживался на ковре поближе к подносам с блюдами. Он бы и дальше так сидел, если бы Кантор его не окликнул.

— Что ты с ней сделал? — потрясенно вопросил Элмар, вспомнив, кто он такой и обретя способность говорить. Кантор пожал плечами.

— Не знаю. Одно могу сказать наверняка: я ее не трахал.

Он полюбовался на спящую Ольгу, которая пристроила голову на коленях у Элмара, потом на спящую Этель, совершенно безопасную для окружающих, и нашел на подносе графин с водкой. Молитвы молитвами, но выпить — дело святое.

— Не хватало, чтобы ты ее еще и трахал! — возмутился Элмар. — Так только нимфы лечат. А ты же не нимфа.

— Понятное дело, — засмеялся Кантор, наливая себе полный кубок.

— И мне налей, — потребовал Элмар.

— Чего тебе налить?

— Вот этого самого.

— Это же водка. Ты сейчас как намешаешь…

— Наливай, наливай. Ничего со мной не случится. А то я все пью-пью, и до сих пор безобразно трезвый…

Его высочество не особо походил на трезвого, но спорить с ним Кантору было лень. В конце концов, сам не маленький. Они выпили, и Элмар продолжил начатый разговор.

— А как ты думаешь… как размножаются нимфы в естественных условиях? Без людей? Должны же у них быть какие-то мужчины? Их дочери от людей не такие, как чистокровные нимфы, а через несколько поколений вообще теряют волшебные способности и начинают рожать мальчиков. А чистокровные нимфы откуда берутся?

— Интересный вопрос… А ты у Азиль не спрашивал?

— Она не знает. Она всю жизнь прожила среди людей, а откуда она взялась — не знает… — Элмар вздохнул, заглянул в пустой кубок и загремел кувшинами. — Послушай, Диего… Почему она так упорно хочет с тобой переспать? Обычно она не бывает так настойчива.

Кантор взял сигару и улегся на живот, чтобы видеть собеседника.

— Как тебе объяснить… Она бывает так настойчива только в тех случаях, когда видит, что с человеком что-то по-крупному не в порядке и он нуждается в помощи. А я… у меня полно всяческих проблем. Поэтому она и не отстает.

— А ты чего так упорно отказываешься?

— Я не отказываюсь. Я откладываю. Все мои проблемы она не решит за одну ночь. Вот я и жду, пока решатся все, кроме одной. Которую можно решить только чудом и никак иначе… Вот примерно так.

— Смотри, дооткладываешься. Явишься, а она уже выросла… Ты не знаешь, взрослые нимфы — они какие? Она как-то изменится?

— Не знаю. Спроси у вашего придворного мага, может он знает. А вообще… сам увидишь. Толком этого никто не знает. Такие случаи, как у вас с ней, уникальны.

— Почему? Разве нимфы настолько редки?

— Нет, я не о том. Нимфы не настолько редки, редко бывает, чтобы у них так счастливо складывалась жизнь. А нимфы — существа хрупкие, и от несчастливой любви погибают. Обычно это случается, как только нимфа созреет. Так что смотри, береги ее. Ты ее правда любишь?

— Ты сомневаешься?

— И ты на ней действительно женишься?

— Неужели ты полагаешь, я всех вокруг обманываю? Конечно, женюсь. Я только этого и жду.

— А что тебе скажет по этому поводу твой кузен?

— Он одобряет, — кратко ответил Элмар и в очередной раз приложился к кувшину. Кантор недоверчиво посмотрел на него и уточнил:

— Он тебе сам сказал, что одобряет, или это тебе кажется?

— Ты зря так плохо о нем думаешь. Он… сразу после того, что было, он просто не смог бы сказать что-то против. А теперь он уже привык… и убедился, что мы действительно счастливы вместе.

— После чего? После золотой паутины?

— Нет… — вздохнул Элмар и, осторожно приподняв спящую Ольгу, отложил ее чуть в сторонку. — Раньше… Извини, я не настолько пьян, чтобы об этом рассказывать.

— Тогда расскажи, как вы с ней познакомились.

— Как познакомились… Мы с соратниками отбили ее у каких-то обнаглевших охотников. Собственно, там и битвы, как таковой, не было, с кем там сражаться — захолустный барон со своей челядью… Валента выпустила две стрелы, а я едва успел один раз махнуть мечом, как они тут же прыснули кто куда. Кстати, именно с тех пор и пошло поверье, что у того, кто обидит нимфу, мужское достояние отвалится. Шанкар, вообще-то, был человек мирный и беззлобный, но если его как следует рассердить, то такие заковыристые проклятия выдавал… а тогда он и в самом деле рассердился. Хихикаешь? Вот так и возникают легенды… Тогда я и увидел ее в первый раз — испуганную, заплаканную, с какой-то детской обидой в глазах. Я посадил ее к себе в седло, и она прижалась ко мне, как ребенок. И я почувствовал ее сквозь доспехи.

Потом… Этель спросила, что она делала одна посреди леса и куда ее отвезти. Она сказала, что отстала от цирка и попросила помочь ей догнать своих. Мы, конечно, помогли, кто же откажет девушке, попавшей в беду. Этот несчастный цирк мы догнали в тот же день, они там все очень обрадовались, благодарили нас и даже устроили небольшую попойку по этому поводу. А ночью она пришла ко мне. Я, идиот, еще отказываться пытался. Думал, это она меня таким образом отблагодарить хочет… а разве подобает герою за такие вещи принимать плату, да еще натурой? Чего ты смеешься, действительно недостойно. Я начал об этом говорить, само собой, не очень внятно, потому как мне было неловко и, если честно, очень трудно было отказаться. А она закрыла мне рот ладошкой и сказала: «Это не благодарность. Это нужно мне. Ты мне нужен. Иначе я могу потерять Силу.» Я и не стал спорить. Ты когда-нибудь имел дело с нимфой? Значит ты понимаешь. Наутро я проснулся уже по уши влюбленным, и мне не хотелось никуда уезжать. Но что было делать? У нее цирк… а у меня подвиги… Так и расстались. Я рассказал ей, где я живу, и она пообещала как-нибудь меня навестить. Ну, и навестила… потом…

Он замолчал и старательно допил очередной кувшин.

— А дальше? — спросил Кантор.

— Дальше?.. — Элмар рассеяно оглянулся, потянулся к Ольгиному портсигару, который валялся поодаль, и чуть не свалился, потеряв равновесие. Однако набрались же вы, ваше высочество…

— Элмар, — осторожно заметил Кантор, наблюдая, как он ломает спички, пытаясь прикурить. — Ты забыл, что ты не куришь, или решил разнообразить круг своих увлечений?

— А почему ты решил, что я не курю? — проворчал Элмар, неловко затянулся и поднял на него совершенно пьяные мутные глаза.

— Наверное, я ошибся, — не стал спорить Кантор. — Так все-таки, что там было дальше? Или ты все еще недостаточно пьян, чтобы рассказывать?

Элмар уставился куда-то вдаль, покрепче уперся ладонью в пол, чтобы не упасть, и долго молчал, пока последняя затяжка не обожгла ему пальцы. Потом бросил окурок в пустой кубок, поднял глаза и заговорил, не отводя взгляда.

… Скажи, мистралиец, знаешь ли ты, что такое отчаяние? Ты скупо пожимаешь плечами и отводишь глаза, и я вижу, что ты перебираешь в памяти свою жизнь в поисках подходящего примера. Ты молчишь, но я представляю себе, что сейчас проходит перед твоим опущенным взором. Тюремная решетка, колючая проволока исправительных лагерей, возможно, даже мрачные стены подвалов — все, чем так славится твоя родина. Так вот, ты не прав. Все это не полностью безвыходно. Оттуда можно убежать, и ты живое тому доказательство. А если нельзя убежать, можно, по крайней мере, умереть. А я о другом. Совсем о другом…

Простите, принц, говорит тебе лучший маг королевства, и разводит руками. Мы сделали все, что можно. И говорит что-то непонятное о функциях спинного мозга, нервных волокнах и прочих медицинских тонкостях. Больше ничего нельзя поделать. Вам остается только смириться. И консилиум из десяти лучших мистиков королевства тоже разводит руками, кивая вразнобой. Дескать, простите, принц…

И ты осознаешь, что это навсегда. Что отныне ты обречен на всю оставшуюся жизнь быть живым только наполовину. На верхнюю. До пояса.

Ты сидишь, окаменев от этого осознания, и не можешь произнести ни слова, и молча смотришь, как почтенные мэтры чинно покидают твою комнату. И как кузен Шеллар отворачивается к окну, вдруг напряженно о чем-то задумавшись… И жгучая обида на весь белый свет закипает в тебе и вдруг взрывается позорной истерикой, недостойной принца и воина. Ты плачешь, ругаешься, бьешь кулаком по постели, к которой ты отныне прикован, и кричишь, что это несправедливо, что ты не хочешь так, и что лучше бы ты умер сразу.

Шеллар молча стоит, отвернувшись к окну, слушает твои вопли и ждет. Молча ждет, пока ты успокоишься и сам поймешь, насколько нелепо выглядит рыдающий герой. Потом негромко говорит: Элмар, будь мужчиной. Жизнь не кончена. Просто теперь ты будешь жить немного по-другому. Все не так страшно. Бывает и хуже. По крайней мере, тебе не нужно добывать себе на жизнь у ступеней храмов, как многим таким, как ты.

Ему не понять. Для него это, может быть, и не было бы так страшно. Окажись он на твоем месте, он бы вполне мог и дальше управлять страной, не покидая кресла в своем кабинете. Его гениальная башка всегда с ним, а больше ему ничего и не нужно. А для тебя это смерть. Даже хуже, чем смерть.

Ты слышишь, как он выходит и что-то приказывает твоим слугам. Кратко и четко, как он это обычно делает. А ты падаешь на подушки и долго смотришь в потолок, понимая, что кузен не прав и что жизнь все-таки кончена. И мужчиной тебе уже никогда не быть. А то, что он называет «жить по-другому» — это не жизнь. Никогда не встать на ноги, никогда не знать женщины и ходить под себя до конца своих дней. Это, по его мнению, жизнь? А тебе двадцать семь лет. Ты воин. И такое унижение выше твоих сил. Ты оглядываешься вокруг в поисках чего-нибудь подходящего, но тут входит слуга.

И с этого момента тебя не оставляют одного ни на минуту. Даже, когда ты спишь. Ты бесишься, ругаешься, орешь не своим голосом и крушишь все, что попадает в пределы досягаемости твоего кулака. Они отводят глаза и виновато разводят руками. Простите, принц. Его величество приказал. Если с вами что случится, нам не поздоровится. Впрочем, слуги все равно недолго выдерживают такую жизнь, и скоро разбегаются кто куда. И тогда становится еще хуже. Их заменяют бравые ребята из ведомства Флавиуса — здоровые, крепкие и тренированные. Их не пугают твои вопли и ругань, они вполне способны завернуть тебе руки за спину, если вздумаешь их распускать, и они очень четко понимают и выполняют приказы. Вернее, единственный приказ — его высочество должен жить. Так что, простите, принц… приказ — дело святое. Извольте жить и не сопротивляться.

Мысль о смерти становится твоей навязчивой идеей, ты ни о чем больше не можешь думать, только день и ночь строишь хитрые планы, как всех обмануть и свести счеты с жизнью. Но в этом отношении тебе нечего и думать тягаться с твоим головастым кузеном. Он каким-то образом ухитряется все предусмотреть.

А жизнь идет. Тебя кормят, моют, таскают из кровати в кресло и обратно. Тебя навещают друзья, и тебе тошно от их тщательно скрываемого сочувствия и их жалких попыток подбодрить и развлечь тебя. С кузеном ты постоянно ссоришься по одной и той же причине. Ты требуешь прекратить этот унизительный надзор, а он требует поклясться, что ты не попытаешься покончить с собой, как только останешься без присмотра. Вы расходитесь при своих, обиженные друг на друга, и когда он снова приходит, ссоритесь снова. Пожалуй, единственный, с кем ты можешь общаться более-менее спокойно, это Жак. Он не высказывает ни малейшего сочувствия и неоднократно повторяет, что ты маешься дурью, что у тебя взлетает блюдце и что лучше бы ты нашел себе занятие, чем сидеть и страдать. Хоть бы прозу писал, раз уж у тебя стихи не получаются. Он какой-то беспроблемный, и с ним легко.

Периодически в твоем доме появляются какие-то подозрительные личности, предлагающие верное исцеление за конкретную сумму, и ты уже готов на все, но бравые ребята не дремлют. А кузен Шеллар смеется и говорит, что благодаря тебе скоро все мошенники в столице будут изловлены и обезврежены.

Еще тебя навещают какие-то мистики, которые тоже заверяют, что ты не безнадежен, ибо божья милость беспредельна и всемогуща. Но для этого требуется сущая малость — уверовать всем сердцем. И ты понимаешь, что это тоже бесполезно.

Проходит луна, другая. Ты отчаиваешься настолько, что уже без малейших угрызений совести даешь кузену слово, которое он требует, и которое ты не собираешься держать. Тебе уже наплевать на свое слово, на королевское воспитание, и даже на честь. Ты не хочешь жить. Так жить нельзя.

Ты делаешь вид, что смирился, успокоился и привык, и выбираешь момент. Выбираешь тщательно, чтобы наверняка, потому что второго шанса не будет. Если не получится, кузен больше ни за что не поверит тебе на слово. Даже на честное. Потому как чести у тебя уже не останется. Но придумать какой-либо верный способ сложно. Тебе по-прежнему не особенно доверяют и всяческие острые предметы стараются держать от тебя подальше. Да и в спальню по ночам заглядывают — так, на всякий случай. Не нужно ли чего? Все ли в порядке? Спит ли спокойно его высочество, не вздумал ли перегрызть себе вены зубами или еще чего учинить?

И однажды, когда ты, как обычно, сидишь в своем кресле, размышляя все о том же, приходит она. Бесшумно возникает в дверях и смотрит на тебя своими нечеловеческими глазами.

— Здравствуй, — говорит она. — Я пришла к тебе.

Она улыбается. На ней цветное хитанское платье, потрепанное и местами заплатанное, дешевые ожерелья и огромные серьги, выглядывающие из-под беспорядочной копны черных локонов. И она как всегда босиком, хотя на дворе ранняя весна, как вот сейчас. Ты смотришь на нее, юную и прекрасную, и в этот момент особенно остро осознаешь, каков ты сам — жалкое подобие того красавца-героя, которого она знала раньше. А она этого, похоже, не замечает. Она действительно рада тебя видеть. И ты тоже, честно говоря, рад.

Вы сидите друг напротив друга и разговариваете, она весело щебечет и ее, похоже, ничуть не смущает твое бедственное состояние. Она рассказывает, что пришла бы раньше, но ей пришлось добираться пешком с Эгинского побережья, и поэтому получилось так долго… А ты смотришь на нее, любуешься ее неземной красотой и думаешь только о том, что эта прекрасная девушка была когда-то твоей. И больше никогда не будет. Никогда. Ты сможешь на нее только смотреть. Хотя смотреть на нее тоже приятно. Она спрашивает, можно ли ей остаться в твоем доме на некоторое время, и ты с радостью соглашаешься, потому что рядом с ней жизнь кажется тебе не столь беспросветной.

А ночью она приходит к тебе, забирается в твою постель, и ты с ужасом понимаешь, чего она от тебя хочет. Ты чувствуешь ее теплые ладошки, скользящие по твоему телу, ее мягкие губы и нежное щекотание волос, и не знаешь, как ей объяснить, что она, видимо, не поняла…

— Не надо, — шепчешь ты, ловишь ее руки и сжимаешь в своих. Она не согласна.

— Надо. Обязательно надо. Отпусти мои руки. Так правильно.

— Но, Азиль… — ты в отчаянии от ее непонятливости и детской наивности, ты пытаешься объяснить, путаясь в словах и сгорая от стыда и унижения, и тебе хочется плакать. — Я… не могу.

Это ее не останавливает. Она припадает к тебе всем телом, обвивает руками, целует твои мокрые щеки.

— Обними меня, — говорит она. — Так надо, я знаю.

— Оставь меня, — просишь ты, уже не в силах сдерживать душащие тебя рыдания. — Я не способен любить женщину. Я калека.

— Поплачь, — соглашается она. — Плакать можно. Это хорошо. Но ты должен обязательно быть со мной, тогда ты поправишься.

— Но это неизлечимо. Это навсегда.

— Ну что ты. Я тебя люблю, значит ничего неизлечимого с тобой быть не может. Только мы должны все время быть вместе. И заниматься любовью.

— Но как?

— Как можешь. Обними меня крепче. И поцелуй.

А потом тянутся ночи, похожие одна на другую. Она приходит к тебе, забирается в твою постель и делает такое, что стыдно потом вспомнить. Тебе кажется, что это отвратительно и противоестественно, но ты стискиваешь зубы и терпишь, не пытаясь возражать. У тебя появилась надежда, последняя надежда на чудо, и ты хватаешься за нее, потому что тебе все равно нечего терять.

И где-то через неделю ты вдруг чувствуешь, что ты уже не пол-человека, а немного больше. И с этого момента отчаяние покидает тебя. Навсегда.

— Ты прав, — сказал Кантор, очень серьезно созерцая дым своей сигары. — Насчет отчаяния. Совершенно прав. Так что, после этого она и осталась с тобой?

— Она хотела уйти и вернуться, когда созреет… но я ее не отпустил. Я не смог с ней расстаться.

— Ну и правильно, — согласился Кантор. — А то если бы она опять добиралась к тебе несколько лун, когда ты попал в золотую паутину… Все бы кончилось очень печально. А что тебе сказал его величество кузен?

— Да ничего. Я его сразу с ней познакомил, чтобы он не подумал, будто она какая-то очередная аферистка или вроде того. Сказал, что она моя старая знакомая и погостит у меня немного. В общем, он отнесся к нашим отношениям, как к капризу больного человека, и не стал возражать. Тем более, когда я их знакомил… Ты же знаешь Азиль, она ко всем обращается на «ты». И по-моему, она не знала, что мой кузен король. Я ей сообщил, дескать, познакомься, это мой кузен Шеллар. Она посмотрела на него, как она обычно смотрит, и сказала: «Здравствуй, кузен Шеллар»… Тебе смешно? А он, между прочим, от этого просто растаял. А еще… — Элмар пошатался немного, потом улегся на бок, подперев голову огромным кулаком, и продолжил: — Я упросил ничего ему не говорить, и сделал ему сюрприз. Однажды он пришел, и я вышел ему навстречу. Сам, без посторонней помощи, даже без опоры. И тут-то моего кузена чуть Кондратий не хватил. Я уж даже пожалел, что так его удивил. Ему же слишком сильные чувства противопоказаны… Зато потом он так радовался… А ты еще спрашиваешь, не возражает ли он против моего решения жениться на Азиль. Да он ее просто обожает. Того, что она меня спасла и что она обращается к нему на «ты», уже достаточно, чтобы его очаровать.

Кантор засмеялся.

— Элмар, ты счастлив?

— Да, — без колебаний ответил принц-бастард и перевернулся на живот. — Только одно меня смущает во всем этом… Азиль уже не первый год упорно уговаривает Шеллара с ней переспать, а он ни в какую не соглашается. И из всего этого я делаю печальный вывод, что у моего кузена, как ты говоришь, что-то по-крупному не в порядке, и он нуждается в помощи. А принять ее почему-то не желает. Почему? Боится? Или меня стесняется? Или гордость не позволяет решать свои проблемы с посторонней помощью?

— Не знаю, — сказал Кантор. — Может, Азиль что-то видит… Я не вижу так хорошо, как она. А что она говорит?

— Она говорит, что с его матовой сферой нельзя жить, что это очень плохо и что она его погубит.

— А он?

— А он говорит, что все прекрасно и все само собой устроится…

Элмар вдруг резко замолчал и уронил голову.

— Вот так засыпают пьяные герои, — сам себе сказал Кантор и оглядел живописно спящих вокруг него героев. Потом сходил в раздевалку, принес несколько простыней, укрыл всех теплее и примостился под боком у Ольги. Но сон почему-то не шел. И не шел из головы рассказ Элмара о том, что такое отчаяние. С чего бы? Перепил он, что ли, что принял так близко к сердцу чужие проблемы?

Вовсе нет, сказал вдруг внутренний голос. Ты просто забыл, как это было у тебя.

Да не было со мной ничего подобного, недовольно отозвался Кантор. Отстань и дай поспать.

Как это не было, не унимался внутренний голос. Ты разве совсем-совсем забыл? Простите, принц… Тебе это ничего не напоминает?

Кантор вздохнул. Конечно, напоминает. Но ведь это все было не так…

Прости, приятель, говорит тебе друг и советчик Амарго, старый знакомый твоего отца, как он сам себя отрекомендовал. Тебе сделали более-менее пристойное лицо, тебе подлатали тело, на котором живого места не было и, как смогли, сложили сломанную руку… нет-нет, она была просто сломана, никто ее тебе не отрезал, это у тебя ложные воспоминания… тебе вернули разум, насколько было возможно. Но голос… это слишком тонкая штука, чтобы его можно было сделать таким, как прежде. Это невозможно. Если бы ты попал к хорошему врачу в первые часы после того, как ты его сорвал, может и можно было бы, но сейчас… Извини. Сам виноват. Понесла тебя нелегкая к этой Патриции, когда тебе велено было сидеть и не высовываться…

Простите, маэстро, разводит руками известный мистик, которого пригласили для консультации, не уточняя имени пациента. Мне очень жаль, возможно, у вас действительно был прекрасный голос, но теперь ничего не поделать. Связки — слишком тонкая материя, чтобы их можно было вылечить таким образом. Ничего нельзя сделать.

Прости, малыш, но тут даже я ничего не сделаю, разводит руками красавец-эльф, твой прадед, которого непонятно откуда и каким образом приволок товарищ Пассионарио. Да и зачем тебе теперь голос, раз ты все равно потерял Огонь? Займись чем-нибудь другим… если, конечно, не желаешь пополнить собой ряды третьесортных бардов. И ты понимаешь, что он прав. Что на этом ты кончился как бард. И дело даже не в голосе, которым теперь разве что «спасите!» кричать, благо он по-прежнему достаточно громкий. И не в сломанной руке, которой теперь только на деревенских свадьбах играть, а не профессионально заниматься музыкой. Все это ничего не стоящие мелочи по сравнению с тем, что ты каким-то образом умудрился потерять Огонь… Да, было отчаяние, было желание умереть… но недолго. Совсем недолго. Пока не явился товарищ идеолог со своими предложениями насчет отдела пропаганды. За это ты ему до сих пор благодарен — за его идиотские предложения, которые тебя так вовремя разозлили и подтолкнули к правильному решению. Сидеть и проливать слезы до конца своих дней — это недостойно мужчины, будь ты бард, будь ты маг, или вообще кто угодно. Можно потерять Силу, потерять Огонь, но путь воина доступен любому физически здоровому мужчине. С рождения. Если он мужчина, конечно… так что, не морочь мне голову, мой вздорный и бестолковый внутренний голос. У меня все было совсем не так, и даже не похоже. И вовсе не так страшно.

Ну-ну, отозвался внутренний голос. Может быть. Только знаешь… Огонь — штука нестабильная. Вот он пропал, а вот он и вернулся. И что ты будешь делать, если к тебе вернется Огонь? А ты ведь хочешь. Ты по нему тоскуешь. Потому ты и трешься все время около этой девчонки. Потому, что тебя греет ее Огонь. Ну, так что ты будешь делать? Путь воина для тебя будет заказан, если только ты не пожелаешь умереть в ближайшее время. А бард из тебя получится… весьма и весьма посредственный. Безголосый, как в Ольгином мире. Вот тут-то ты и вспомнишь, что такое отчаяние. И что ты будешь делать?

А не пошел бы ты со своими прогнозами, злорадно откликнулся Кантор. Нытик несчастный. А вот тогда-то я и пойду к Азиль. Может, хоть чем-то она мне сможет помочь.

А если нет, не унимался голос.

А если нет, подамся действительно в драматические актеры или в танцовщики. В этом отношении я тоже, знаешь ли, не бездарь. А будешь и тогда ныть и доставать меня своими причитаниями — возьму и застрелюсь, будешь тогда знать.

На этом внутренний голос испуганно умолк, а Кантор опять задумался, на этот раз о вещах более практических. Например, о том, как же все-таки выдавить из Амарго правду насчет руки, удивительным образом вернувшейся на место. А то уж слишком много получается свидетельств того, что друг и советчик беззастенчиво врет. И не краснеет. Хотя бы насчет того же Жака. Ложные воспоминания, надо же! Галлюцинации! А что бы ты сказал, если бы эта галлюцинация меня сегодня мечом рубанула? И кольчуга бы не помогла…

Что-то тихо зашуршало. Кантор открыл глаза и, не шевелясь, посмотрел в сторону, откуда доносился звук. Около стола стояла невысокая хрупкая фигурка неопределенного пола и непонятно шевелила пальцами. Спустя секунду на ладони пришельца возник неяркий шарик света, выхвативший из темноты тонкий профиль и знаменитые на весь мир уши. Интересно, что это понадобилось здесь его высочеству, когда все вроде бы спят? Уж не спереть ли чего собрался? А что ему тут может понадобиться? Грязные шмотки? Простыни? Остатки ужина?

Принц подошел для начала к остаткам ужина, безошибочно нашел среди кувшинов именно тот, из которого пили драконью кровь, заглянул в него и огорченно поставил на место. Затем переключился на грязные шмотки, покопался в них и выудил бутылку, еще полную почти на четверть. Бутылку единогласно решили не допивать, а оставить хоть немного королю и Кире, раз уж им не довелось участвовать в совместном распитии. Ее-то и искал шкодливый принц, и что он собирается с ней делать, не понял бы только полный идиот. Поэтому, как только принц Мафей повернулся спиной, Кантор вскочил, одним прыжком подлетел к нему и крепко ухватил за обе руки, чтобы не вздумал смыться или применить что-нибудь из области оборонительной магии. Эльф тихо вскрикнул и уронил бутылку, которая мягко шлепнулась на ковер. Поскольку она была закрыта плотно, содержимому больше ничего не грозило, и Кантор переключился на пойманного с поличным принца.

— Пойдем в оранжерею, — шепотом сказал он, отпуская одну его руку. — Здесь люди спят. А потом ты мне объяснишь, что ты тут делаешь. Только не вздумай колдовать, пальцы поотбиваю.

Его высочество, пригорюнившись, потопал в указанном направлении. Усадив его на ближайшую лавочку, Кантор встал напротив и предложил объяснить свои действия.

— Я ничего плохого не хотел, — жалобно проныл Мафей.

— А с чего ж ты тогда пробрался сюда и шаришь в чужих вещах? Не стыдно воровать? А еще принц!

— Я не собирался ее красть, — обиделся мальчишка. — Я хотел только попробовать. Отпить глоточек и положить на место. Мне же наверняка не дадут, а мне интересно.

— Попробовать? Драконью кровь? Ах ты, бестолочь ушастая! — в сердцах вскричал Кантор, убедившись в правильности своих догадок, и ухватил принца за ухо. — Балбес ты недоученный! — приговаривал он, старательно дергая несчастное ухо при каждой фразе. — Придурок непутевый! Тебе что, жить надоело? Лох ты безголовый! Ты у кого-то из старших спросил бы, раз своих мозгов не хватает, пацан сопливый! Ты же от нее мигом окочуришься и вякнуть не успеешь, маг ты недоделанный! Она же только для людей полезна, а у эльфов от нее мгновенный аллергический шок — и привет! Чему тебя учили, кретина тупорылого!

На этом цензурные ругательства у Кантора закончились, и он отпустил распухшее ухо принца, который настолько обалдел от происходящего, что даже не кричал и не протестовал, а только изумленно моргал, уставясь на новоявленного воспитателя своими эльфийскими глазами.

— Я… я не знал… — пробормотал он и заморгал чаще. — Я никогда такого не слышал.

— Не слышал — спроси у наставника. И больше не тяни в рот что попало без спросу. Ты представляешь, что бы было, если бы я спал? Нанялся я вам тут всех спасать? Что за день, сплошная раздача добрых дел, прямо как в детских рассказах, самому противно! А теперь второй вопрос. Ты откуда знал, что мы уже спим? И откуда знал, где у нас что лежит? Это ты, засранец, подглядываешь, как люди трахаются?

— Я не хотел… — жалобно пискнул принц и хотел прикрыть уши, но не успел. Кантор немедленно ухватил его за второе ухо и, поскольку, как было уже сказано, печатные ругательства у него закончились, высказал все, что думал о не в меру любопытных сопливых эльфах, не стесняясь в выражениях.

Оказавшись на свободе, принц Мафей схватился за пылающие уши, сел на лавочку и горько заплакал. Кантор немедленно вспомнил рассказ Ольги о том, что мальчишку в детстве дразнили и дергали за уши, и тут же пожалел, что избрал такой путь воспитания. Ведь не столько больно, сколько обидно…

— Ну ладно, не реви, — неловко сказал он, присаживаясь рядом. — Ты же не маленький. Это я не со зла, а в воспитательных целях. Я больше не буду. Ну, будь мужчиной, в конце концов, ты же принц.

Мафей всхлипнул, утер нос рукавом, и обиженно сказал:

— Как за уши таскать, так можно, а как плакать — так я принц… Вот в следующий раз буду мужчиной и как шарахну по тебе чем-нибудь… мало не покажется.

— Что ж сразу не шарахнул? — засмеялся Кантор.

— Ты ведь меня спас, — снова шмыгнул носом его высочество. — А это правда… насчет крови?

— Чистая правда.

— А ты откуда знаешь?

— У меня есть один знакомый… тоже полуэльф, как и ты. Он мне рассказывал. Я его как-то хотел угостить сдуру, и он мне объяснил, что с ним будет от такого угощения. Даже во втором поколении надо сначала делать тест на совместимость, а потом пробовать. Да и в третьем желательно, а то мало ли что.

Мафей тут же перестал плакать и заинтересовался.

— А твой знакомый — он такой же, как я?

— Не совсем. Он старше тебя и у него нормальные человеческие уши. А в остальном — такой же инфантильный безответственный лопух, как и ты. Только вот половыми извращениями не страдает, на этот счет у него все в порядке.

— Я не извращенец, — надулся Мафей, видимо, обидевшись на «инфантильного лопуха». — Мне просто интересно, как люди это делают.

— Так же как и эльфы, уверяю тебя.

— Так ведь я не знаю, как это делают эльфы. Вот я и хотел хоть на людей посмотреть.

— Дурила! Это надо не смотреть, а пробовать на практике!

— Вот и Жак тоже говорит… — вздохнул Мафей.

— Ну, вот и делай, что старшие говорят, раз уже дорос. Или у эльфов в этом возрасте еще не стоит?

Мафей опять надул губы и обиженно сообщил:

— Уж не хуже, чем у людей.

— Так чего ты теряешься? Тут вон какие дамы по дворцу бегают… одна Камилла чего стоит.

Мафей мгновенно зарделся и пробормотал:

— Да ну ее…

— Что, старовата? — усмехнулся Кантор. — Это не страшно. Для такого, как ты, неопытного и неуверенного в себе мальчика, нет лучше, чем старая опытная шлюха.

— А на следующее утро весь двор будет знать, какой я неопытный, и обсуждать размеры и конфигурацию моего полового аппарата… Спасибо.

— Ну, если тебя это смущает… — Кантор пожал плечами. — Найди еще кого-нибудь. Можно и не во дворце, можно и помоложе… Да и чего это я тебе должен советы раздавать, сам не маленький. Выберешь на свое усмотрение. Ты вон какой славный и симпатичный, вполне можешь позволить себе выбирать. Какая же девчонка откажет эльфу… А за людьми больше не подглядывай, а то кто-нибудь изловит и морду набьет. Понятно?

— Понятно… — вздохнул Мафей. — Только пока никто не ловил. Только ты. Ну, еще наставник, но он просто в комнату вошел и застукал. А из объектов — только ты. Да и не посмеет меня никто бить, таких нахалов, как ты, при дворе не водится, просто наставнику пожалуются.

— А он тебе нотацию прочтет. А ты их уже на память знаешь. Все ясно. Вы с моим знакомым случайно не братья? Уж очень похожи.

— А нельзя мне как-нибудь с ним познакомиться?

— Вряд ли. Он у нас особо засекреченный товарищ, и общаться с магами ему не рекомендуется, а то вы такие ребята — заглянете, и все про него узнаете.

Мафей вздохнул, помялся и неуверенно спросил:

— А ты расскажешь всем про эту бутылку… и вообще…

— Не бойся, не расскажу. Хотя следовало бы, чтобы тебя еще и наставник отчитал за вопиющую некомпетентность, но… Ладно, иди спать. Я тут не нанимался еще и воспитывать тебя.

Оттасканный за уши принц немедленно поднялся с лавочки и начал открывать телепорт. Потом, спохватившись, сказал:

— Ой чуть не забыл… Спасибо.

— На здоровье, — проворчал Кантор. — Что-то мне сегодня слишком много народу говорит «спасибо», не к добру это. Не иначе, в ближайшее время либо морду набьют, либо пристрелят где-нибудь…

Он проследил, как тают в сером тумане распухшие уши маленького эльфа, и вернулся в купальню, надеясь все-таки поспать хоть немного.

Кантору снились эльфы. Они были красивые, тонкие, с серебристыми волосами и огромными темными глазами без белков. Эльфы пили вино, шумно плескались в бассейне, занимались любовью с очаровательными эльфийками и пели хором в четыре голоса. Им было очень весело. А он стоял на галерее и смотрел на них сверху, и ему было грустно и до смерти завидно.

Элмару снилась Азиль. Она стояла в дверях, как обычно, зависнув на одной ноге и держась рукой за косяк, босая, в стареньком заплатанном платье, в котором она когда-то пришла к нему. И смотрела на него с укоризной. «Где же ты шляешься, милый? — говорили ее глаза. — Ушел с утра, не сказал куда, я тебя жду, а тебя все нет, и спросить не у кого. Может, с тобой случилось что? А может, просто опять где-то пьянствуешь, как обычно?» И ему было очень стыдно.

Жаку снился кошмар. В нем не было конкретного сюжета, но было много крови, потрохов, отрубленных голов и прочих малоаппетитных подробностей из области судебной медицины. Ему было страшно. И очень плохо.

Терезе снился Жак. Просто так, без всяких подробностей. Снился, и все.

Эльвире снился король. Он стоял перед ней на коленях, просил прощения и слезно умолял выйти за него замуж. А она гордо и непреклонно отказывалась.

Ее гостю снилась полная ерунда. Будто он прилетал к Эльвире и украл из королевской кухни банку варенья. И съел. Причем съел руками, без всякой ложки. И еще катался на люстре. А потом его величество сердито отчитывал Эльвиру за варенье и грозно вопрошал, кто разбил большую люстру в тронном зале.

Ольге снился дракон. Он к ней приставал. Он весело скалил свои жуткие зубы, помахивал огромным членом и говорил человеческим голосом всякие очаровательные непристойности. У дракона был волшебный голос барда Эль Драко и говорил он по-мистралийски. Очень сексапильный был дракон. Ольга чуть не согласилась.

Этель снились ее сегодняшние собутыльники. Все три. Они исполняли мистралийские народные песни у подножия ее башни и жалобно взывали к ней, приглашая на коллективные потрахушки. А она показывала им язык из окна и говорила, что она сегодня занята. Сегодня у нее запланированы потрахушки с его величеством Шелларом.

Его величеству снились всякие ужасы. Разные. Снился ему, к примеру, господин Хаббард, который будто бы пришел к нему в кабинет с головой под мышкой и злорадно заявил, что он вовсе не умер, а всех обманул. Также снился Жак, который тоже явился к нему в кабинет в состоянии трансформации, с двумя мечами в двух руках и с вполне понятными намерениями, а пистолета не оказалось ни в кобуре, ни в ящике стола. А еще ему снилось, что он женится. И все прочие ужасы перед этим меркли.

Принцу Мафею снился Кантор. Он висел на вбитом в потолок крюке, через который была переброшена цепочка полиарговых наручников. Его голова бессильно болталась, с лица капала кровь. Рядом стоял здоровый коротко стриженый голдианец с железным прутом в руке, и спрашивал: «Где Амарго?» Не дождавшись ответа, он приложил раскаленный прут к голой спине мистралийца и снова спросил: «Где остальные?» Кантор выгнулся дугой, запрокинув голову, и закричал. Это было страшно. Очень страшно, как всегда в подобных снах.