Когда Кантор увидел, кто открывает ему дверь, он быстро отскочил на пару шагов, от греха подальше.

— Ты чего? — удивился Элмар. — А, боишься, что опять стукну? Не бойся, заходи. Здравствуй.

— Здравствуй, — ответил Кантор, переступая порог. — А где Ольга?

Элмар печально вздохнул.

— Проходи, садись. Я тебе сейчас все объясню. Давай свой цветок, поищу, куда бы поставить. А то у Ольги ни одной вазы в хозяйстве нет. Ей никто цветов не дарил.

— А что ж вы так? — укоризненно заметил Кантор.

— Да сам не знаю… Цветы — вроде как знак внимания даме. А мы с ней просто друзья. Я знал, что она будет рада получить в подарок, например, музыкальный кристалл, книгу, коробку патронов… Такое и дарил. Да и Жак тоже. Нам и в голову не приходило дарить цветы. Ты заходи, садись, я сейчас…

Кантор прошел в комнату, слегка недоумевая, почему его встречает лично его высочество, а также, почему он так строго одет и так печально вздыхает, и тянет с ответом на простой и четкий вопрос. Уж не случилось ли чего? При этой мысли сердце у него испуганно трепыхнулось. Неужели она опять… Или, чего доброго, додумалась последовать его вздорным советам, и все закончилось закономерно печально? О, небо, только не это! Не может быть, он бы почувствовал…

Он скользнул взглядом по комнате, ища какие-нибудь свидетельства того, что его подозрения беспочвенны. Или наоборот. В комнате было немного меньше беспорядка, чем в прошлый раз, правда на маленьком столике опять что-то ели. И курили. Очень странно курили — в пепельнице полно пепла, но ни одного окурка, а рядом на блюдце куча распотрошенной папиросной бумаги. Кто-то из сигарет табак добывал. Кто? Ответ напрашивается сам по себе — единственный из Ольгиных приятелей, который курит трубку. Он-то что здесь делал? Да еще так долго, что у него табак кончился? Может, успокоившись насчет проклятия, его величество возобновил свои ухаживания, а Ольга, расставшись с белой занавесью, стала покладистее в этом отношении, и они все-таки сошлись? И теперь она просто стесняется сама об этом сказать? Или начиталась классической драмы и боится, что ревнивый мистралиец ее зарежет, как дон Тенорио прекрасную Льянту? Что за ерунда, да на здоровье, пусть, лишь бы не чего похуже… Но если бы они проводили время вместе, окурки бы все-таки были. Ольгины. Так что, король сидел здесь один? Или Ольга просто предоставляет ему свою квартиру для тайных свиданий с кем-то еще? Что за абсурд, неужели королю больше негде… Тогда в чем дело?

Вернулся Элмар, поставил бутылку с цветком на письменный стол и тяжело опустился в кресло напротив.

— Ну, так что случилось? — поторопил его Кантор, уже почти уверенный что что-то все-таки случилось. — Она хоть жива?

— Еще жива, — вздохнул Элмар и протянул ему квадратик плотной дорогой бумаги с королевским гербом и золотой каемкой по краю. — Вот, возьми. У нее ведь родственников нет, а ты вроде как любовник все-таки…

— Что значит — еще?! — вскричал Кантор, подхватываясь с места. — Ей что-то грозит? Я могу что-нибудь сделать!..

— Можешь, — кивнул Элмар. — Сесть и поплакать. Мы все это уже сделали.

Кантор опустился в кресло, взял протянутую бумагу и с трудом всмотрелся в расплывающиеся перед глазами руны. Это было стандартное приглашение в королевский дворец на поминальный ужин для родственников жертв. Имя жертвы было вписано, пробел для имени приглашенного оставался пустым. И вся тебе любовь. О, небо, как просто, как глупо и нелепо…

— Свое имя впишешь сам, — печально сказал Элмар. — Мы ведь толком и не знаем, как тебя зовут.

— Да оно там не уместится… — машинально ответил Кантор, имея в виду свое настоящее имя, которое, в общем-то, никто от него и не требовал. Он медленно положил приглашение на чистый конец стола. Ну почему? За что? Почему они все умирают? Если бы он знал заранее, можно же было что-то сделать… Почему ему никто раньше не сказал? Раз уж речь шла о жизни и смерти, он бы даже на все свои принципы наплевал и жениться бы не пожалел…

— Вы что, отмазать не могли? — дрогнувшим голосом спросил он. — Друзья тоже называется…

— Не могли, — качнул головой Элмар. — Даже король не мог.

— Так какой он тогда к хренам король?

— Да уже, практически, никакой… — вздохнул Элмар. — Давай, я тебе все по порядку объясню, как это получилось. Ты должен знать, что это была не случайность, а злой умысел.

— У вас и так бывает? — Кантор вытер ладонью предательскую слезу и попытался собраться и взять себя в руки.

— У нас только так и бывает… Выпьешь что-нибудь? Ты вообще знаешь, как у нас производится отбор?

— Я слышал, что у вас есть для этого какая-то специальная комиссия… Дело в ней?

— Да. — Элмар достал из-под стола начатую бутылку и нашел на полке чистый стакан. Ему даже не пришлось вставать, чтобы дотянуться до полки. — Вот, выпей, успокойся немного, и я тебе расскажу. А у вас как отбирают?

— У нас? Да без проблем. За луну-две до отправки пробегаются по женским лагерям, отбирают, кто поприличнее выглядит, потом немного подкармливают, умывают и отправляют. Нашему правительству как-то все равно… А себе что не наливаешь?

— Мне король пить запретил, — вздохнул Элмар. — Отчитал меня вчера, как сопляка, сказал, что я спиваюсь, и велел сегодня быть трезвым. Так что ты пей… а я буду рассказывать. Если хочешь поплакать, не стесняйся, тут все свои.

Хотелось, если честно. Но Кантор все же предпочел не расслабляться.

Он молча выслушал историю про доверчивого короля, который не послушал советов своего умного племянника, и про то, что из этого вышло. Затем, так же молча и стиснув зубы, выслушал историю отличной девчонки, которая поплатилась жизнью только за то, что имела несчастье вызвать интерес его величества. На всякий случай запомнил семь имен. Особенно одно женское. Может, пригодится. Затем выслушал ряд разоблачительных историй о злодеяниях ортанской Комиссии, которые были, конечно, возмутительны сами по себе, но ни к Ольге, ни к нему самому отношения не имели. Причем истории эти сыпались из его высочества, как из бездонного кувшина. То ли их действительно было так много, то ли он их специально припасал. Но зачем? К чему он все это рассказывает? Кому это нужно? Рассказывает, а сам все посматривает, будто какой-то реакции ждет. Уж и три пробило на городских часах, а он все говорит, всматривается напряженно в собеседника, и уже заметно нервничает. Почему? Действительно чего-то ждет? А чего вы от меня ждете, ваше высочество? Не иначе, вам что-то нужно? Так скажите прямо, не утруждая себя намеками. Вы же человек прямой и честный, да и не подобает воину так вертеть вокруг да около. Почему не сказать прямо?

— Элмар, — сказал Кантор, выбрав паузу между двумя историями, которые ему уже надоели. — А зачем ты мне все это рассказываешь?

Элмар запнулся, остановился и неуверенно ответил:

— Чтобы ты знал.

— Спасибо, я все давно понял. Как это получилось, кто виноват, и почему вы не могли ничего сделать. Но какое мне дело до вашего начальника стражи и родовых войн ваших баронов? Это ты зачем рассказываешь уже второй час? Тебе от меня что-то надо? Так скажи прямо.

Элмар приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, пару раз напряженно дернул челюстью и снова закрыл.

— Не можешь? — догадался Кантор. — Закон не позволяет? Вот оно что! Как я сразу не понял! Значит, говоришь, король уже практически никакой? И вы с твоим хитрым кузеном придумали сподвигнуть меня на полезное дело — избавить вас от вашей любимой Комиссии? Потому, что сами вы этого сделать не можете, а я могу. А сказать об этом прямо ты тоже не можешь — язык отнимается? Вот ты и рассказываешь мне, какие они сволочи, чтобы я сам захотел их убить? И что, по-твоему, я должен это сделать сегодня, за королевским столом, в присутствии сотни свидетелей? За этим меня туда и приглашают? Вы за кого меня держите, за полного идиота? Знаешь, я считал короля умнее. Или у него уже такое отчаянное положение, что не приходится выбирать? А, Элмар? Что, с твоего кузена уже нагло стаскивают корону? И ему нужно что-то делать очень срочно, а поделать-то ничего нельзя, разве что меня уговорить, вдруг я настолько одурею от горя, что соглашусь? А? Чего краснеешь и молчишь? Хоть что-нибудь скажи.

— Нет, — с трудом выдавил пылающий Элмар, стыдливо опуская глаза.

— Что — нет?

— Ты не должен этого делать сегодня. Да и вообще, наверное, не должен. Потому что стаскивать корону, как ты выразился, будут сегодня вечером. Значит, это будет сегодня, но ты не должен этого делать.

— Серьезно? — уже с откровенной издевкой поинтересовался Кантор. — Да что ты говоришь? А зачем тогда я вам нужен? Чтобы спихнуть на меня то, что сделает кто-то другой? Скажи хоть, где Ольга на самом деле.

— Ты что, решил, что я тебя обманываю? — принц-бастард Элмар оскорбленно выпрямился и сразу перестал смущаться. — Клянусь честью первого паладина, все, что я тебе сегодня сказал — чистая правда, от первого слова до последнего. И Ольга сейчас на пути в горы. Правда, я сказал тебе не все, но если уж ты взялся подозревать меня во лжи, скажу и это. Она подобрала себе трех соратниц, в том числе мага, нашла какое-то особенное оружие, и решила сражаться. Возможно, они вернутся. Возможно, нет. Но шанс есть.

— Шанс? У четырех девчонок — против дракона, который размазал в лепешку тебя во всех твоих доспехах? Ты издеваешься или как?

— Вовсе нет. Но это отдельная история, и, если можно, я расскажу тебе позже. А сейчас… Что тебе еще сказать честно? Раз уж ты все понял.

— Объясни, что вам от меня надо. Я вам зачем-то нужен, вот и скажи, зачем. Как сможешь, так и скажи, если у тебя язык не поворачивается сказать прямо. Если я смогу вам помочь, я помогу. Но использовать меня и подставлять… Знаешь, не дорос ты до таких задач.

— Я не знаю, что конкретно Шеллар от тебя хочет. Он мне не сказал. Сказал, что сути я знать не должен. Дал мне инструкции и велел сидеть здесь и ждать тебя.

— И какие инструкции? Сидеть здесь и полдня рассказывать мне сказки? Ну, извини, не сказки, чистую правду определенного содержания. Зачем?

— Чтобы тебя разозлить. Чтобы на банкет ты пришел злой и переполненный ненавистью. Но трогать ты никого не должен. Напротив, я должен сидеть рядом и следить, чтобы ты не потерял контроль над собой и не бросился на кого-нибудь. Само собой, с оружием тебя туда не пустят. Гостям не разрешено иметь при себе оружие.

— Вот так? Я должен сидеть и молча злиться? Зачем?

— Я не знаю.

— А еще какие инструкции он тебе дал?

— Взять меч покороче, чтобы им мог воспользоваться человек небольшого роста. Четыре с четвертью.

— Значит, не я, у меня четыре с половиной, — отметил Кантор. — Да и мечом я толком не владею. Что за ерунда получается? Я должен сидеть и молча злиться, а кто-то другой должен взять твой меч и пойти крошить врагов? А как он сможет?

— Он будет в невменяемом состоянии. В таком состоянии любой сможет. Шеллар как-то даже готовил специальную группу стихийных оборотней для покушения на комиссию, только кто-то его предал…

— Так вот оно что! — Кантор обрадовано прищелкнул пальцами. — Я понял! В зале будет сидеть какой-то псих, и я его должен активировать. Судя по тому, что мне следует молча злиться, его величество ожидает от меня эманации. И знаешь, что я тебе скажу, Элмар? Будете вы этой эманации ждать до второго пришествия эльфов. Во-первых, я не могу этого сделать по заказу, а во-вторых, я ношу амулет. Так что все твои душераздирающие истории ничего бы не дали, хоть ты разорвись.

— Так что, ничего не выйдет? — упавшим голосом спросил Элмар. — Ты не сможешь ничем помочь?

Кантор молча полез за ворот рубашки, снял с шеи амулет и протянул ему.

— Пусть у тебя побудет. Я попробую. Но это только ради нее. Потому, что вы ее друзья. Чтобы я мог с чистой совестью смотреть ей в глаза, если она вернется. И передай своему никакому королю, что легче всего я эманирую на музыку. А чтобы довести меня до белого каления, достаточно исполнить государственный гимн Мистралии.

— Спасибо, — растрогано произнес Элмар, пряча амулет в карман.

— Нет-нет, — остановил его Кантор. — Надень на себя.

— Зачем?

— Ты что, не понимаешь? Эманация пойдет на весь зал. Все взбесятся, как стая голодных анкрусов. Пусть хоть один человек в зале будет в своем уме. Вдруг что-то пойдет не так и потребуется вмешаться. Или отдай королю, а то опять в обморок хлопнется. А теперь пойдем.

— Но еще рано, — удивился Элмар, надевая амулет.

— Нам еще надо зайти ко мне в гостиницу. Ты же не думаешь, что я на такое опасное мероприятие пойду без кольчуги?

А про себя подумал, что подобное мероприятие — не самый лучший способ проверять надежность новой кольчуги. Надо же было товарищу Амарго всучить ему эту супер-новинку в последний момент! Будь у Кантора немного больше времени, он бы не поленился повесить сей хваленый шедевр отечественной промышленности на ближайшее дерево и расстрелять из пистолета, дабы удостовериться, что друг и наставник в своем уме и соображает, что говорит. Нет, действительно, господа, где вы видели кольчугу, которую якобы пули не берут? Они от стрел-то не особенно спасают, разве что избранные гномьи шедевры с накладками из шкуры дракона.

С одной стороны, Амарго, конечно, должен разбираться во всяческих передовых технологиях, но с другой… Какая-то она подозрительно легкая, да и пластинки эти накладные доверия не вызывают… А Амарго, если подумать, скорее теоретик, и его утверждения могут основываться всего лишь на каких-нибудь заумных расчетах. Сам же Кантор, смысливший в металлургии ровно столько, сколько гоблин в теории стихосложения, предпочитал определять надежность доспехов путем экспериментальной проверки. Просто и надежно.

К сожалению, демонстрировать новинку товарищам, а в особенности Ромеро, Амарго и вовсе запретил, так что, случая проверить хваленую кольчугу и по дороге не представилось, и прямо сейчас проверить тоже не получится. Элмар может заинтересоваться. Что ж, остается надеяться, что она не понадобится…

— Нам сюда, — Элмар указал на места во главе стола, рядом с королевским креслом.

— Ого! Я становлюсь важной персоной! — хмыкнул Кантор. — Не больно ли много мне чести?

— Король сказал — посадить тебя рядом со мной. А мое место по правую руку от него. Раз он сказал, значит, так надо. Иди садись, а я поищу его и скажу про гимн Мистралии, пусть распорядится.

Кантор занял свое место и огляделся. Банкетный зал королевского дворца был сегодня скромно украшен траурными ленточками и венками из сушеных полевых цветов. Венков было ровно пятьдесят штук. Высокие стрельчатые окна были занавешены тяжелыми темными шторами, и это еще больше усиливало похоронное настроение, царившее в зале. Кантор сразу уловил это настроение. То ли потому, что выпил, то ли его способности резко обострились из-за того, что он так долго носил амулет и не пользовался ими. То ли просто так совпало.

А еще он уловил ненависть. Родители и женихи, братья и сестры, подружки и любовники — все они источали плотные и тяжелые, как эти шторы на окнах, волны ненависти.

Столы стояли вдоль трех стен, а в центре зала, на небольшом возвышении, стоял отдельный стол, за которым сидели шесть членов Комиссии. Интересно, зачем это их так отдельно от всех отсадили? Чтобы гости морды не набили? Так ведь бедные граждане, наверное, и этого не могут. А может, просто никто не хочет сидеть рядом с такими засранцами? Вот их и посадили отдельно. Вон тот симпатяга, наверное, и есть тот самый Хаббард. А толстяк — иерарх Хлафиус. Воин с мечом — герцог Браско. В мантии мага — мэтр Альви. С золотой цепью на пузе — негоциант Ваир. И оставшийся — барон Горт. Запомним на всякий случай, как они выглядят, вдруг еще понадобится. Хотя интереснее было бы посмотреть на сволочную графиню, которая, собственно, и является главной виновницей.

На лестнице мелькнула голова Элмара, торчащая на локоть поверх других, и Кантор тут же обернулся, присматриваясь. Рядом с Элмаром он сразу заметил еще одну знакомую фигуру, все в том же традиционном черном камзоле. Носил бы что-нибудь посветлее, что ли, и так ведь худой и длинный, как жердь… Хотя сегодня вроде так не выглядит… Ну конечно, кольчугу надел. Что ж это он тут такое затеял, что без кольчуги и приходить не стоит? Интересно, кто из гостей должен будет взять меч Элмара? И что с этим кем-то должно произойти?

— Могу я посмотреть на ваше приглашение? — сказали у него за спиной. Кантор обернулся и с интересом уставился на господина Хаббарда, не вставая и не приветствуя.

— Можете, — сказал он. — И может быть, даже посмотрите, если я покажу. А зачем? И кто вы вообще такой?

— Я Глава Комиссии по отбору, — терпеливо пояснил Хаббард. — И я имею право проверять приглашения. Я вас что-то не припоминаю.

— Я вас тоже, — нагло усмехнулся Кантор, но приглашение все-таки показал. Глава Комиссии внимательно прочел имена и поинтересовался:

— Кем вы приходитесь жертве?

— Внебрачным сыном, — так же нагло усмехаясь, заявил Кантор. — Что, так непонятно, что родственников у переселенцев быть не может? Я ее любовник. И верните мне приглашение, вдруг еще кто-то захочет посмотреть.

— Дон Диего Тенорио — ваше настоящее имя?

— Конечно, — нахально соврал Кантор, который, чтобы не утруждать себя поисками фамилии вписал в приглашение имя того самого ревнивого мужа из классической драмы. — И я так же ревнив.

— Чем вы занимаетесь? — продолжал допытываться настырный господин.

— Частная охрана, — небрежно бросил Кантор. — А что, допрашивать гостей вы тоже имеете право? Я обязан вам отвечать? Или я могу послать вас куда подальше?

— У меня к вам есть разговор, — сказал господин Хаббард, не ответив на вопрос. — Деловой. Не желаете поговорить?

— Говорите.

— Пройдемте в сторонку.

— Да нет, говорите здесь, если вам так уж надо.

Глава Комиссии присел на соседний стул и тихонько доверительно спросил:

— Сколько вам платит король?

— Король мне не платит, — так же негромко и доверительно отозвался Кантор. — А я могу с него что-то потребовать? Мне какая-то компенсация положена, или что? Было бы неплохо, а то я на днях здорово проигрался…

— Вы меня отлично понимаете. Мы владеем информацией, что любовник Ольги — убийца. Поэтому я и спрашиваю: сколько вам заплатили, чтобы вы с нами разделались? Мы заплатим вчетверо, если вы разорвете этот контракт и поработаете на нас.

— Я не работаю, — отозвался Кантор. — Я на пенсии. И меня никто не нанимал. Сюда я пришел исключительно пожрать на халяву. Да и как, интересно, кто-то может нанять убийцу? Даже король?

— Значит, кровная месть по мистралийским обычаям? Или все можно как-то уладить?

— Можно, — согласился Кантор. — Если она вернется, я все забуду… скажем, за пять штук.

— А если нет?

— Я посоветуюсь с братьями. Такие вещи, как объявление кровной мести, нельзя решать в обход старших мужчин семьи. Но я сомневаюсь, что братья захотят поднимать задницы из-за моего мимолетного увлечения, так что, скорее всего, договориться будет реально. В любом случае, о нашем решении я вам сообщу. Или пришлю старшего брата, с ним и договаривайтесь.

— Так просто?

— А что вы хотели? Чтобы я вам тут танец с кинжалами исполнил? Или думаете, я вас прямо сейчас начну резать при сотне свидетелей? Так не делается у порядочных людей. Кровная месть объявляется публично, от имени всей семьи, чтобы объект мести мог как-то принять ответные меры и чтобы никто не сказал, что его убили подло и коварно. Это целый ритуал… да что я вам рассказываю, вы все равно не поймете. У вас все?

— Приятно было познакомиться, — мило улыбнулся господин Хаббард, возвращая Кантору приглашение, и направился к креслу, в которое как раз приземлялся его величество Шеллар III. Он наклонился к королю — хотя там особенно и не надо было наклоняться — и тихонько что-то сказал. Король недовольно посмотрел на него, встал и они вместе отошли в сторонку. Кантор с интересом прислушался.

— Что вам угодно, господин Хаббард? — недовольно спросил король. — Мы же обо всем договорились.

— Что здесь делает этот бандит? — напрямик спросил Хаббард.

— То же, что и все гости. А что вас смущает?

— Это вы его сюда позвали?

— Так же, как и всех прочих гостей. Почему его должны были обойти? У жертвы больше никого не было.

— И ради этого вы приволокли его аж из Мистралии? Так-то вы держите слово?

— Я держу слово, — оскорбленно задрал подбородок король. — Все будет так, как договорились. И никто его не тащил из Мистралии, у них с Ольгой было назначено свидание на сегодня у нее дома.

— Припоминаю, — издевательски произнес Хаббард. — Вы, кажется, обещали, что в кабинете вы будете один. Только сдается мне, что мы не дойдем до кабинета. Мастер же вы давать обтекаемые клятвы!

— Он вас не тронет, — резко оборвал его король. — Поклясться не могу, так как от меня это не зависит, но предполагаю. Он профессионал, он не полезет на рожон при толпе свидетелей. Если он пожелает вас убить — а это зависит только от его желания, ведь нанять или приказать ему никто не может — то он это сделает не сегодня и не сейчас, а в правильное время и в правильном месте, да так, что никто никогда и не узнает, отчего вы умерли. Экий вы трус, господин Хаббард! А когда вы ставили его девушку в список, вы разве не знали, что он убийца? Что ж вы тогда не боялись?

— Я вам не верю, — заявил Хаббард. — Ни единому слову. Вы его позвали с какой-то целью. Зачем?

— Не хотите — не верьте, — пожал плечами король. — Я не нанимался вам доказывать что бы то ни было. Прислушайтесь к собственному здравому смыслу. И он вам подскажет, что сегодня этот парень вам ничего не сделает. Он пришел без оружия, и вокруг полно свидетелей. А уж что будет через неделю, через луну и позже — это меня никоим образом не касается. Разбирайтесь сами.

— Полагаете, я поверю, что его случайно посадили рядом с Элмаром, который сегодня что-то подозрительно короткий меч нацепил?

— Господин Хаббард, — устало вздохнул король. — Должен сказать, что вы меня достали вашими беспочвенными подозрениями. Как вы будете править страной с такой манией преследования? Этот человек — стрелок, он вообще не владеет мечом. Но если вам уж так боязно, я его пересажу. А выгонять гостей из зала — дурной тон и полнейшее свинство. Раз пригласили — будет присутствовать. Вопрос исчерпан?

— Пересадите, — согласился глава Комиссии. — А с остальным мы, действительно, сами разберемся. И, если не секрет, как вам удалось заменить Ванду Красс? Эта девчушка, что ее заменила, действительно самоубийца или вы ее как-то иначе уговорили?

— Как-то иначе, — тяжко вздохнул король. — И мне это обойдется в такое… впрочем, это не ваше дело. Чего это я с вами откровенничаю, по привычке, наверное… Вернитесь на свое место, пора начинать.

Король куда-то отошел, зато вернулся Элмар, уселся на свое место и сообщил:

— Все в порядке, гимн будет. А о чем это с тобой Хаббард беседовал?

— О классической драматургии, — серьезно ответил Кантор. — Сам не понимаешь?

— Что, прощупывал, не собираешься ли ты ему что-нибудь сделать?

— А как же.

— И что ты ему сказал?

— Объяснил суть некоторых милых обычаев моей родины.

— В смысле кровной мести?

— Ну да. Сказал, что у меня есть старшие братья и мне надо спросить их разрешения, прежде чем объявлять кровную месть.

Элмар улыбнулся и поинтересовался:

— А на самом деле у тебя есть кто-нибудь?

— Братьев точно нет. А насчет всего остального… сам понимаешь.

— Понятно… — Элмар оглядел зал. — Что-то Жак запаздывает…

— Жак — это тоже Ольгин друг? А он тоже должен присутствовать?

— Он тоже приглашен. А, ты же не знаешь… Его девушки тоже попали в список. Все четыре.

— У него их четыре? — поразился Кантор. — Ай да парень…

— Да нет, ты не подумай, что он такой уж бабник… Просто у него так получается. Тереза — она немного… как бы тебе сказать… Не совсем нормальная. Над ней когда-то надругались, и с тех пор она не может… с мужчинами. Жак ее уже второй год обихаживает, но пока добился только того, что она его перестала бояться. А большего пока не получается. Совсем отказаться от естественной природной необходимости по силам, наверное, только ненормальным мистикам, но не молодому здоровому парню. А заводить постоянную любовницу — Тереза подумает, что он ее разлюбил. Вот он и крутит постоянно с несколькими, чтобы ни с кем не заводить серьезных отношений. А так он… да познакомишься, сам увидишь.

— Жак — это тот, что был тогда у тебя, когда я приходил к Азиль? — уточнил Кантор. — Лохматый такой парень с зелеными глазами? А Тереза — девушка, что сидела рядом с ним?

— Да, — кивнул Элмар. — А ты что, всех запомнил?

— Разумеется. Элмар, а почему он меня так испугался?

— А что, заметно было?

— Я почувствовал. Он что-то обо мне знает такое, чтобы бояться? Или просто потому, что я убийца?

— Нет, — засмеялся Элмар. — Просто потому, что ты мистралиец. Он вас почему-то боится.

— Почему?

— Не знаю, — сказал Элмар, и Кантор тут же почувствовал, что первый паладин откровенно врет. Уличить его в неподобающем поведении не удалось — подошел распорядитель церемоний и, рассыпаясь в извинениях, попросил Кантора пересесть на одно место дальше. А пока он пересаживался, подошел король и отозвал в сторонку Элмара. Кантор не удержался и снова прислушался. Разговор был предельно кратким.

— Когда начнутся речи, считай выступающих, — сказал король. — Первыми выступают дворяне, пятнадцать человек. Когда пятнадцатый закончит, быстро и незаметно передвинь меч на правую сторону. Все понятно?

— Понятно, — кивнул Элмар.

— Я распорядился, чтобы нам с тобой наливали из вон того графина. Так что, будь добр, не ори на весь зал, что тебе вместо вина компот налили, а сделай вид, что так и надо. И ничего другого не пей. Понятно?

— Понятно, — вздохнул Элмар.

— Когда начнется, проследи, чтобы в зале никто не пострадал, как ты обещал. А также, чтобы исполнителю никто не помешал. Стража мешать не будет, я предупредил Красса, но вдруг гости что-то не так поймут. Ты надел амулет?

— Надел. Шеллар, может, лучше ты сам его наденешь? Не доведите боги, с тобой что случится…

— У меня свой есть. Где Жак?

— Откуда я знаю?

— Иди на место.

Справа от Кантора тяжело скрипнул стул, и он обернулся на звук. Рядом с ним усаживался здоровенный, под стать Элмару, крепыш, распространявший вокруг себя отчетливый запах алкоголя. Судя по его неловким движениям, он был уже изрядно пьян, и, судя по состоянию его костюма и прически, не первый день. Он повернулся, удивленно посмотрел на Кантора, как бы не понимая, откуда он тут взялся, и печально представился:

— Барон Палмер, восемьдесят третий паладин.

— Дон Диего Тенорио, — ответил Кантор, чтобы не показаться невежливым. К счастью, продолжать разговор с пьяным восемьдесят третьим паладином не пришлось. Распорядитель церемоний объявил о начале и попросил гостей занять свои места. Все разговоры в зале прервались, гости засуетились, задвигали стульями и стали спешно рассаживаться. Рядом с Палмером разместилось небольшое семейство — пожилой мужчина с двумя девицами, напротив Кантора — две супружеские четы, богато одетые и явно заплаканные, чуть дальше — еще одно семейство… Ай-яй-яй, они что, сдурели — детей сюда притащить? Да еще таких мелких! Вот уж детки насмотрятся…

— Элмар, — донесся слева тихий испуганный шепот — Я что, должен с ним рядом сидеть?

— Садись и не паникуй, — недовольно отозвался Элмар. — Не съест он тебя.

Кантор подождал, пока Жак усядется, чтобы не показывать, что он слышал разговор, и только потом обернулся. Встретившись с ним взглядом, Жак испуганно опустил глаза и уставился в свою тарелку.

— Прошу тишины! — возгласил распорядитель церемоний. Король встал, и в зале наступила тишина. Поняв это так, что начинается традиционная тягомотина с речами и ритуалами, Кантор слегка заскучал и от нечего делать принялся напрягать память, пытаясь вспомнить, где же он видел этого Жака. Однако, вопреки ожиданиям, королевская речь оказалась короткой. Закончив с речью, его величество обратился к гостю, сидевшему слева от него, и предложил выступить. Гость утер слезу, сказал что-то непродолжительное о своей несчастной дочери, и добавил пару нелестных слов о Комиссии. И Кантор тут же снова поймал ненависть. Эх, если бы не закон! Эти несчастные отцы и любовники голыми руками разорвали бы шестерых паскудников за отдельным столом. Да, голыми руками… Почему он вдруг об этом подумал? К чему это?

После тоста в память несчастной девушки все занялись своими тарелками, и разговоры за столом возобновились. Кантор наклонился к Жаку и представился, чтобы как-то начать разговор. Тот испуганно поднял глаза и тоже представился. От него исходил страх. Он действительно боялся, и всерьез боялся. Чего? Что его, мистралийские мальчишки в детстве обижали? Или еще чего?

— Жак, — прямо спросил Кантор. — Почему ты меня боишься?

Жак нервно стиснул вилку, запнулся на пару секунд, и неловко ответил:

— Ты… не обращай внимания. Это у меня… что-то подсознательное. Фобия. Я не знаю, почему… Я вообще боюсь мистралийцев. Знаешь, как некоторые высоты боятся… или замкнутых помещений.

— Просто без причины? Так же не бывает. У фобии всегда есть какие-то корни.

— Не знаю. Может и есть причина, просто я ее не помню. А к мистикам лечиться я не ходил.

Он тоже врал. Он точно знал причину, но не хотел говорить. И не просто не хотел — панически боялся. Спросить его еще о чем-нибудь Кантор не успел. Король снова встал, снова смолкли разговоры и снова очередному гостю было предложено сказать несколько слов… Вспомнив, как король приказывал Элмару считать выступающих, Кантор с ужасом понял, что каждую жертву будут вспоминать поименно. И соответственно, за каждую пить. Потом он посмотрел, как король садится, и подумал, что если его величество вот так пятьдесят раз встанет и сядет, поминки рискуют превратиться в цирк. Уж слишком забавно он это делает.

— Жак, — спросил он, когда очередная речь закончилась. — Где я мог тебя видеть?

— У Азиль, — отозвался Жак, не поднимая глаз.

— Нет, раньше. Ты мне уже тогда показался знакомым. Ты никогда не был в Мистралии?

— Никогда, — ответил Жак, весь вздрогнув при этом. И тут уж даже не надо было быть эмпатом, чтобы понять, что он врет. Итак, в Мистралии он был.

— А в Галланте?

— Был, — сказал Жак, и снова соврал.

— А откуда ты сам?

— Из Поморья.

Опять соврал. Здоровы же вы врать, господин королевский шут…

— А давно в Ортане?

— Больше пяти лет.

Вот это была правда, и Кантор тут же прекратил расспросы. Тем более что король опять встал… и так далее.

«Если Жак здесь больше пяти лет, значит, виделись мы до того. И расспрашивать его дальше не стоит, чтобы не засветиться самому. Хотя меня, конечно, сложно узнать… но мы могли видеться в такой ситуации, что ни на кого другого не подумаешь… Как же они их ненавидят, этих шестерых… Принимаешь эту ненависть, и самому убить хочется. Причем все. Со всех сторон. Скорбь и ненависть. Горе и ярость. Даже от пьяного вдрызг восемьдесят третьего паладина… Надо будет спросить Элмара, они что, пронумерованы? А вот от Жака идет только страх. Надо же так бояться… Может, у парня действительно фобия? Разве нормальный человек может так бояться? Интересно, что чувствуют король и его кузен Элмар? Сидят в своих амулетах, и не прослушаешь их… И если по лицу Элмара можно легко понять, что он ждет и нервничает, то по непробиваемой физиономии его величества хрен догадаешься, что под ним шатается трон, что он без пяти минут безработный… а то и покойник, что он тоже чего-то наверняка напряженно ждет и нервничает не меньше, чем его кузен. Встает и садится, вызывает очередного гостя, лицо спокойно, и голос не дрогнет… Молодец, мужик. Достоин уважения. Если бы еще не пытался всех подставлять и использовать, цены б ему не было. Где же все-таки я мог видеть этого Жака? Или стоит попытаться вспомнить, где я мог его слышать? Может, так будет легче? И ведь зацепиться не за что… Ладно, сузим круг поисков…»

— Жак, а в Эгине ты был?

— Нет.

— А в Голдиане?

— Тоже нет.

— А в Лондре?

— Был.

Соврал. Итак, милый друг, нигде ты не был. Только в Мистралии. Значит, там я тебя и видел. И не до эмиграции, а после. Мне было семнадцать, когда я уехал, а ты еще моложе, значит ты в то время был совсем сопляком, а я тебя видел уже взрослым. Где?

Кантор глубоко и надолго задумался, перебирая в памяти последние полгода своей прежней жизни — с момента приезда на родину до ареста. Нет, не вспоминался ему этот перепуганный врун. И ведь видел он его именно таким — насмерть перепуганным, как сейчас. Вернее, сейчас он уже успокоился, а вот в начале… Может, в лагере? Да нет, не может быть, в лагере они все были стрижены наголо, а этого он помнит таким, как сейчас, лохматым. Не был же он охранником, в самом деле, какой из него охранник… Да и не было в лагере охранников-иностранцев, кто бы это иностранцу доверил… В группе беженцев? Может быть… Хотя все равно, ну никак не вспоминается…

Король в очередной раз поднялся, все опять почтительно замолчали, и в наступившей тишине Кантор вдруг услышал отчетливый металлический лязг. Он быстро стрельнул глазами по сторонам, убедился, что никто больше ничего не услышал, и, украдкой оглянувшись, встревоженно всмотрелся в темноту на галерее. Если кто-то неподалеку натянул только что тетиву арбалета, то этот кто-то может быть только там. Наверху. На темной галерее. Он бы и сам на месте этого кого-то засел именно там. Оттуда прекрасно простреливается весь зал, а стрелка не видно до тех пор, пока он не высунется за перила. Один или несколько? Для кого? Какие у них стрелы? Чего ждут?

Минуту спустя половина вопросов отпала. Кантор четко ощутил нацеленную в него стрелу. И не одну. Но выстрела не было — видимо, либо мешал восемьдесят третий паладин, либо стрелять собирались только в случае какого-нибудь безобразия. А ведь безобразие начнется, вдруг подумал он. И скоро. И что тогда? И тогда, кто бы это безобразие не начал, первую стрелу — вернее несколько — получит наш друг из солнечной Мистралии, бедный дон Диего Тенорио, которого так боится господин Хаббард… Вот уж влип, ну за каким хреном было соглашаться… Послал бы куда подальше этого Элмара вместе с его кузеном, пусть бы садился и сам эманировал, если такой хитрый… У них проблемы, а ты тут сиди, подставляйся! Что бы такого сделать… Проверять новую кольчугу как-то желания не возникает… Под стол нырнуть, что ли? Да, пожалуй, так будет лучше всего. Нырнуть под стол, а там пусть попробуют достать. Это проще, чем подавить эманацию. Да и полезнее для дела. Все-таки, кому на хрен нужен переворот в Ортане? Уж пусть лучше этот король будет, хоть он и чересчур хитрый, но все же не такая сволочь, как эти шесть господ. Опять же, в свое время помог как-то… Ради такого дела не так уж тяжело посидеть под столом.

Кантору стало смешно. Надо же, сидит тут, решает судьбу королевства! Смотри, товарищ Кантор, не возгордись! Интересно, король заметил арбалетчиков или нет? Вообще-то мог, но с другой стороны, они пока прячутся, и их не видно… сказать или не надо?

Пока он размышлял об этом и колебался, поднимать ли шум, он сбился со счета и не заметил, как прошло пятнадцать выступлений. Понял он это только когда король, поднявшись в очередной раз, дал слово своему шуту, неисправимому вруну и трусу господину Жаку. Жак неохотно встал, видно было, что говорить ему очень не хочется и вся эта церемония его раздражает. Да и трудно ему было говорить — голос не слушался и дрожал, и он явно собирался в ближайшее время расплакаться.

— Зачем? — срывающимся голосом выговорил он. — Зачем ее? Если я вам чем-то мешал, ну убили бы меня… Но ее зачем? — он замолчал, пытаясь восстановить дыхание, потом сказал: — Простите… я… не могу.

И сел. А Кантор подскочил на месте, словно его скорпион укусил. Он вспомнил. Этот дрожащий от слез голос, который когда-то повторял это самое «не могу» раз сто, наверное. Да, это он. Человек, которого не существует. Плод его больного воображения. Сукин ты сын, Амарго…

Он понял не только это, а также мгновенно сообразил, что будет дальше, для чего Элмар передвинул меч на правую сторону, кто этот меч возьмет и что с ним сделает… А также понял, что этот кто-то будет следующей мишенью для засевших на галерее стрелков. Он поспешно пощупал его за плечо и ощутил только ткань камзола.

Жак обернулся.

— Ты без кольчуги? — спросил Кантор, хотя вопрос был лишним.

— А зачем? — пожал плечами Жак, всхлипнул и отвернулся. Мда, действительно, в данном случае и кольчуга вряд ли помогла бы… Кантор перегнулся через Жака и, уже не заботясь о приличиях, дернул за рукав Элмара.

— Что тебе? — отозвался тот, наклоняясь навстречу.

— Скажи королю, что на галерее прячутся стрелки, — шепнул Кантор. — И скажи, что Жак без доспехов.

Элмар, не задавая лишних вопросов, тут же повернулся к королю, но было поздно. Король встал и произнес:

— Слово имеет наш гость из солнечной Мистралии дон Диего Тенорио.

Кантор поднялся, судорожно соображая, что сказать, и увидел, как Элмар наклонился к королю и что-то ему объясняет, как король резко меняется в лице и кратко что-то приказывает, торопливо расстегивая камзол… И тут откуда-то зазвучала музыка. Обещанный государственный гимн Мистралии, как бы в знак уважения к иностранному гостю… бездарное творение маэстро Морелли, старого засранца… на стихи, которые написал лично господин президент сам в свою честь… Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это государственный гимн, позорище!

Он почувствовал, что вот-вот начнется, и поспешно перевел взгляд на Комиссию за отдельным столом. Тоже сволочи, убил бы гадов, был бы с собой нож — покромсал бы на лохмотья… За Ольгу, за Терезу, за незнакомую подругу восемьдесят третьего паладина, за дочку вон той заплаканной женщины, за всех, кого эти шесть паскудников отобрали… Все, пошло… Ну, как говорил когда-то папа — держись за воздух…

Он уперся ногой в стул, чтобы успеть вскочить на стол раньше, чем арбалетчики догадаются, в кого надо стрелять на самом деле, и впился глазами в Жака, чтобы не пропустить момент. Гимн закончился, надо было что-то говорить, а в голову лезло что-то совершенно не то…

— Что за бардак вы тут развели в вашем Ортане? — сказал он, надеясь, что ему не придется долго импровизировать. — Что за идиотская система — отдать отбор жертв на усмотрение шести говнюков, которые из всего этого соорудили себе кормушку? Да еще и не тронь их никто! Вы тут что, вообще все умом подвинулись?

Жак вдруг выпрямился и поднял лицо, и по его остекленевшим глазам Кантор понял, что сейчас начнется.

— И до каких пор это будет продолжаться? — продолжил он свою речь. — Недолго, уверяю вас. У нас в Мистралии таких вещей не прощают.

Жак неуловимым движением выхватил из ножен меч Элмара и стремительно нырнул под стол. И в тот же миг Кантор оттолкнулся от стула, опрокинув его, и вскочил на стол. Две стрелы ударили ему в спину, сбросив на пол, одна свистнула мимо, и, падая, он услышал, как еще несколько вонзились в мебель. Твою мать, больно…

Почти одновременно завизжали женщины в зале, грянуло несколько выстрелов, Элмар взревел: «Всем лечь на пол!», а король скомандовал: «Стража — на галерею!». Затем загрохотал опрокинутый стол, и затопали стражники, бегом кинувшись исполнять приказ. А потом пронзительно завизжал мужчина. Именно завизжал, как поросенок под ножом мясника, в ужасе и панике, и спустя секунду визг резко оборвался.

Кантор резко вдохнул, расправляя ребра, и, превозмогая боль, вскочил на ноги. У него оставалась еще пара секунд, пока стрелки перезарядят арбалеты, и за это время ему надо было добраться до помоста, на котором Жак, отвернувшись от разрубленного пополам Хлафиуса, схватился с герцогом Браско. Проклятье, он же вооружен!..

Под ноги Кантору подкатилась голова Хаббарда, он перепрыгнул ее и бросился вперед. Сзади раздалось еще два выстрела, но оглядываться было некогда. Он едва успел вскочить на возвышение, загородив Жака со стороны галереи, как снова тренькнула стрела, вонзаясь в дерево, и еще несколько опять ударили в спину. Кантор врезался в стол, стол опрокинулся и слетел на пол, а сам Кантор, притормозившись об этот стол, упал на четвереньки, но на помосте удержался. Он быстро вскочил на ноги, не обращая внимания на боль, и огляделся. Чуть поодаль стоял маг и пытался произвести необходимые пассы для чего-то боевого, но руки у него дрожали от страха, а боевая магия, как известно, работа не для трусов.

Кантор немедленно подхватил упавшую со стола вилку и метнул, почти не целясь. Мэтр Альви с воем схватился за лицо, позабыв о незаконченном заклинании. Кантор обернулся и поспешно оценил обстановку. Стражники уже добрались до галереи, и сейчас там шла потасовка. В зале никто и не подумал ложиться на пол — гости стояли на своих местах и восторженно кричали, яростно потрясая кулаками: «Убей их! Убей!». Элмар носился по залу, пытаясь поймать какого-то озверевшего ребенка, который пинал ногами голову Хаббарда и поминал при этом любимую сестру Илару. Король стоял у своего кресла и поспешно перезаряжал пистолет, озабоченно поглядывая то на галерею, то на помост. Два арбалетчика висели на перилах галереи, и один лежал на полу. Однако умеете стрелять, ваше величество…

Бойцы уже спрыгнули с помоста, на котором было мало места, и продолжали поединок на полу. Жак белкой скакал вокруг противника, стремительно уворачиваясь от меча и иногда успевая наносить удары, которые здоровенный герцог парировал с большим трудом. Но преимущества обезумевшего шута ограничивались только невероятной силой и ловкостью, о фехтовании он не имел никакого представления, и видно было, что бой грозит затянуться. Кантор схватил стул, спрыгнул на пол и, подскочив поближе, с размаху приложил герцога Браско по затылку. Жак тут же закончил дело, одним ударом пропоров противника вместе с кольчугой, и бросился к магу, а Кантор бросил стул и рванул за ним, стараясь по-прежнему держаться между ним и стрелками. Но выстрелов больше не было. Жак деловито снес голову магу, затем нырнул под помост, вытащил оттуда воющего Ваира и всадил меч ему в живот почти по самую рукоять. Затем так же деловито провернул, вырвал, огляделся вокруг и устремил свой кровожадный взор на Кантора. Тот быстро отступил назад и снова подхватил брошенный стул в надежде как-нибудь прикрыться, но этого уже не понадобилось. Жак сделал пару шагов, затем остановился, удивленно моргнул несколько раз и его взгляд принял осмысленное выражение. Он с удивлением посмотрел на меч в своей руке, затем на помост, тихо сказал «Ой, мама…» и выронил меч.

Кантор едва успел подскочить и подхватить его под руки. Затем оглянулся и положил на ближайший стол.

— Дайте воды кто-нибудь! — крикнул он. Ему сунули в руки кувшин, он плеснул Жаку в лицо — как оказалось, вином — и пошлепал его по щекам. Господин королевский шут открыл глаза, испуганно посмотрел на Кантора, потом на зал. Он тут же наткнулся взглядом на голову, все еще валявшуюся на полу, тихо застонал, и его глаза опять закатились.

— Что с ним? — встревоженно крикнул король, в три прыжка преодолевая расстояние от своего кресла до места событий. Кантор махнул рукой.

— Ничего страшного. Обычный обморок. А с вами?

— Да что со мной может случиться? — отмахнулся король, склоняясь над своим шутом, возлежащим на столе, как некое экзотическое блюдо. — Он не ранен? С ним точно ничего не случилось?

— Шеллар! — воззвал Элмар, дергая короля за камзол. — Да ты сам ранен! Я тебе уже третий раз говорю!

— А я тебе третий раз говорю, что я в кольчуге! — раздраженно откликнулся король, и только тут Кантор заметил обломок стрелы, торчащий из-под ключицы его величества. — Наверное, я бы почувствовал, если бы меня задело, как ты думаешь?

— Да ты посмотри! Из тебя стрела торчит! Простая кольчуга от арбалета не защищает!

— У меня не простая! — огрызнулся король. — Отвяжись! Лучше пойди позови кого-нибудь из стражи, прикажи, пусть Жака отнесут к мэтру в лабораторию, чтобы он его осмотрел как следует. И пусть умоют обязательно, а то он так и будет в обморок падать. Он же крови боится, а он в ней весь, с головы до ног… Вот он, кстати, и сон Мафея, надо будет ему сказать… Я сейчас спроважу гостей, и пойдем… О, чуть не забыл! — Он поднял голову и крикнул в пространство: — Флавиус! Открывай первый конверт и работай! Сначала арестовать счета, а потом остальное по порядку списка. Мафей, со мной все в порядке, иди в лабораторию к мэтру, поможешь ему привести в чувство Жака.

Кантор вытер руки о скатерть, упал на ближайший стул и, схватив со стола графин, отпил прямо из горлышка. Болела отбитая спина, ушибленные колени и локти, да впрочем, чего уж там, болело все. Даже дышать было больно, наверняка сломано ребро, а то и несколько.

И вполне можно рассчитывать на отбитые почки. Очень даже запросто, так летать… Но кольчуга не подвела, и то хорошо. Прямо переполняет гордость за отечественную промышленность и внезапный душевный порыв извиниться перед Амарго за незаслуженное недоверие. А также желание съездить по шее этому мыслителю-затейнику, его величеству Шеллару, чтоб лучше смотрел за своей короной и принимал меры заранее, а не кидался в последний момент подставлять всех окружающих.

— Ты цел? — спросил король, оборачиваясь к нему.

— Частично, — ответил Кантор, снова прикладываясь к графину.

— Никуда не уходи, сейчас поднимемся ко мне, и мои маги тебя посмотрят, — предупредил его король и обратился к гостям с кратким выступлением. Он извинился за происшедшее, пообещал перенести мероприятие на другой день и выразил надежду, что столь неприятное недоразумение не очень расстроило господ гостей. Это было, пожалуй, слабо сказано — не очень расстроило. Похоже, господа гости удалялись в полнейшем восторге, злорадно оглядываясь на поверженных врагов. Кто-то пожал Кантору руку и высказал свое восхищение, какая-то дама, всхлипнув, обняла его, молодая девица чмокнула в щеку, а почтенный папаша тут же оттащил ее за ухо, обозвал бесстыжей нахалкой и в свою очередь, тоже сказал Кантору что-то похвальное. Протрезвевший восемьдесят третий паладин хлопнул по плечу и сказал, что мистралийский метод ему нравится.