Виктор Кангрем давно перестал праздновать свой день рождения — частично оттого, что не видел поводов для радости, частично из-за все той же невезучести, которая в подобные дни исправно поставляла какие-нибудь неприятности. Не то чтобы выдающиеся, но даже обычные мелкие неурядицы в день личного праздника кажутся особенно обидными и удручающими. К тому же последние пять лет его день рождения весьма удачно ни разу не совпал с выходным.

Свой сорок шестой день рождения агент Кангрем намеревался провести в полном соответствии с инструкциями, то есть погрузить в машину демонтированную контролку и чинно-благородно двигаться к точке эвакуации. Правда, вечером седьмого мая, аккурат перед этой великой датой, планы пришлось немного скорректировать и спешно искать в машине место для пассажира, но эта накладка не тянула даже на мелкую неприятность. Слава богу, уж одного-то человека на переднее сиденье втиснуть можно было, не так уж много оказалось того багажа. Другое дело, что приперся приятель до чертиков не вовремя.

В первое мгновение, увидев на пороге обтрепанного похмельного отца Жана, Витька слегка обалдел, так как миссию вывезли еще позавчера и в настоящий момент непутевый служитель культа должен был второй день праздновать возвращение где-нибудь в недорогом кабачке на исторической родине.

— Представляешь, — горестно возгласил вместо приветствия трезвый и несчастный миссионер, — они меня бросили!

— То есть как — бросили? — удивился Кангрем, начиная уже понимать, что на самом деле произошло с этим обалдуем и почему у него такой вид, будто он перся пешком через пустоши. Даже учитывая, что святые подвижники Жан и Анджело ладили между собой примерно как кошка с собакой, напарник вряд ли способен был просто так его «бросить», каким бы закоренелым грешником ни считал. А вот если батюшка изволили где-то загулять, упиться до беспамятства и проспать условленное время — вот тогда действительно…

— Всего-то на четыре часа опоздал! — пожаловался Жан, подтверждая его догадку. — Ну скажи, не подлец ли он?

Кангрем неопределенно хмыкнул. Окажись на месте «подлеца» он сам, вряд ли он проявил бы такую же неуместную пунктуальность и невнимание, ведь проблемы пьянчуги-приятеля были ему в какой-то степени близки. Но ждать аналогичного понимания от истового трезвенника падре Анджело тоже довольно глупо…

— Ладно, хорошо хоть, что ты меня еще застал, — дипломатично ответил он. — Завтра и я уезжаю, так что тебя с собой прихвачу. Только не вздумай опять напиться и проспать отъезд.

— Разве я враг своему здоровью? — вознегодовал святой отец. — Никто не собирается напиваться, скромно и культурно посидим за бутылочкой.

— У меня нету, — попытался избежать безобразия Кангрем. — Только местное пойло, но его я пить не могу от слова совсем. Если хочешь, пей сам, а мне завтра за руль садиться, и я хочу хоть до завтра остаться здоровым.

И все бы обошлось спокойно и без шума, если бы не принесли черти еще одного гостя. Убас, который тоже знал о предстоящем отъезде, с чего-то решил зайти попрощаться. Вот уж не думал скромный коммерсант Морковка, что господин начальник питает к нему настолько дружеские чувства.

Пришлось спешно сочинять объяснение, дескать, сектант-собутыльник напросился в попутчики, потому что ему надо съездить по своим церковным делам и как раз в ту же сторону… И к окаянной местной отраве приложиться пришлось, потому как принесенный господином начальником вполне приличный спирт быстро закончился, а вдохновение нет. И безумную теологическую дискуссию пришлось выслушать, спасибо хоть на личном участии господа не настаивали, только обращались периодически за подтверждениями и довольствовались неразборчивым «мгм».

Уставший за день Витька в самый разгар дискуссии умудрился заснуть за столом, предоставив гостям самостоятельно развлекать друг друга. Гости, похоже, от этого ничуть не страдали — когда он проснулся, они все еще о чем-то спорили. Убас — вполне внятно и разумно, священник — спотыкаясь на каждом слове и временами сбиваясь на неразборчивое бормотание.

— Гады… — уныло проворчал Кангрем, прислушиваясь к знакомым ощущениям под ребрами. Из чего они ее гонят, в самом деле? И как ухитряются пить безболезненно? — Напоили все-таки…

Гады не обратили на него внимания. Вот ведь засада, аптечку еще вчера сдал… И что теперь делать? Может, пойти прилечь, авось до утра попустит? Или не геройствовать, а перейти через улицу да постучать к доку Шакерифу? Который там час? Три двадцать… Что уж тут осталось до утра…

Он попытался встать и тут же засомневался, что считать истинным геройством — пять шагов до постели или непосильный поход за сомнительным исцелением.

Заметив шевеление, собутыльники наконец обратили внимание на виновника торжества.

— Морковка, тебе что, плохо? — слегка обеспокоился наблюдательный убас.

— Кстати, ты говорил, что у тебя где-то еще есть! — напомнил Жан, приподнимая пустую бутылку.

— В подвале… — выдавил Кангрем, борясь с внезапно накатившей тошнотой. Вот будет весело, если он еще и желудок посадил… Выгонят к чертям по состоянию здоровья… — Идите туда сами, берите, что хотите, пейте, сколько влезет, если жизнь не дорога… Я выйду на улицу… воздухом подышу…

Вслед ему понеслось укоризненное: «И зачем пить, если здоровье не позволяет?»

Выбравшись на условно свежий воздух, он повис на ближайшем заборе и попытался прочистить желудок, но там давно было пусто, и лучше от этой попытки не стало. Придется все-таки будить доктора, хоть и стыдно вламываться среди ночи с такими проблемами. Хоть бы он не упился вчера, а то ведь его хрен добудишься, когда он пьяный спит…

«Великий поход», к Витькиному удивлению, дался намного проще, чем казалось. И док открыл дверь всего через каких-то десять минут, и даже пьян он не был, ибо успел проспаться после вчерашнего. Правда, с похмелья он тоже соображал туговато, но отличить печень от сердца еще был способен. С другой стороны, лекарства мог и перепутать. Во всяком случае, впоследствии, пытаясь вспомнить и привести в порядок события той ночи, Витька так и не понял, почему отключился на докторской кушетке прямо под капельницей. То ли расслабился, почувствовав облегчение, и просто уснул (опять же устал, выпил, а нескольких часов сна за столом недостаточно для отдыха после такого напряженного дня), то ли док Шакериф в похмельном помрачении ума вколол пациенту что-то не то, то ли ему просто во сне что-то тяжелое на голову свалилось. Как бы то ни было, вырубился бедный пациент настолько качественно, что даже не слышал всего, что происходило с трех до шести и долетало даже до ближних поселков.

Ни предварительного минометного обстрела.

Ни короткой перестрелки на стенах.

Ни беспорядочной пальбы, беготни и панических воплей, коими сопровождались захват города и последующие грабежи.

И проснувшись — или, вернее будет сказать, очнувшись? — долго не мог понять, где находится и что вокруг происходит, почему он лежит на полу и что за странная косая крыша над ним… Пока не очухался окончательно и не рассмотрел, что не крыша это вовсе, а покосившаяся стена, и не рухнула эта стена на забытого пациента лишь потому, что на пути ей попался стол, а стол устоял потому, что стена цельнофанерная. Но вот сверху на ней — если вид из окна не врет — лежит действительно крыша, и лучше из-под этого ненадежного бутерброда поскорей выбираться, пока все не рухнуло. И как только док не боялся жить в такой развалюхе?… И где он сам? Не придавило ли его?

Осторожно перебирая локтями, Кангрем выполз через уцелевшую нижнюю половину двери и с трудом встал на ноги, оглядываясь по сторонам. Он все еще плохо соображал, что происходит, его до сих пор тошнило, а воспоминания о вчерашней пьянке и сегодняшней эвакуации были смутны и невнятны.

Потом он увидел свой дом. Вернее, то, что от него осталось.

Лицо и спину словно обдало морозом.

Неосознанно Витька сделал несколько шагов на внезапно одеревеневших ногах, зачем-то уверяя себя, что его гости могли выйти на улицу или спуститься в подвал… Впрочем, вряд ли в подвале кто-то мог спастись…

Он беспомощно оглянулся, словно пытался найти объяснение случившемуся, и увидел нацеленное на него дуло винтовки. И не одно.

Солдат что-то сказал, красноречиво шевельнув стволом. Кангрем не понимал наречий Чигина, и в «лютике» они у него не значились, но жест был понятен без слов.

«С днем рождения, Витек…» — горько сказал он сам себе и послушно поднял руки.

Неизвестный строитель, создавший храм Белого Паука, наверное, был или сумасшедшим, или истинно избранным своего жестокого бога. Нормальный человек не смог бы построить здание и расчертить двор перед ним таким непостижимым образом, что, залитый солнцем, храм производил еще более гнетущее и устрашающее впечатление, чем во мраке ночи.

Прежде Харган не обращал на это внимания, но сейчас, стоя посреди двора в ожидании очередного включения портала, он особенно остро ощущал тягостное, подавляющее воздействие этого места. Может быть, потому что Азиль рядом с ним не было. А может быть, потому что подсознательно чувствовал: несмотря на все его ухищрения, она рано или поздно все равно здесь будет.

Он пытался. Честно пытался послушаться умных советов и сделать то, что должен, — для наставника, для дела, которому служил, для собственного ускользающего рассудка, в конце концов. Вчера он полдня разговаривал сам с собой у зеркала, окончательно уподобившись помешанному, и убеждал себя во всем том, в чем днем раньше убеждал его советник. Вернее, та его часть, которая еще сохранила способность мыслить разумно, убеждала ту, которая уже рехнулась окончательно. Увы, первая значительно уступала второй в живой силе и технике и была тупо задавлена количественным превосходством. Вечером он опять пришел к Азиль. Прекрасно зная, что не должен, что губит себя, что его не любят, не ждут и принимают только из жалости, — все равно ничего не смог с собой поделать.

Рано утром, нежно лизнув на прощание спящую нимфу, он попытался последовать еще одному совету и наведался в тот самый храм посреди пустыни, хотя особых надежд на милости чужих богов не питал. Невидимый для одинокого служителя, подметающего зал, Харган стоял на коленях у пустого алтаря и честно просил прощения у мстительной богини, уверял, что все понял и больше так не будет, обещал вернуть украденную статуэтку, как только ему самому ее вернет Повелитель…

Видимо, либо советник ошибся и богиня не имела отношения к его несчастьям, либо она просто не приняла его извинений. Никакого просветления в мозгах не наступило. Когда настал час собираться, он честно зашел к Азиль — или, вернее будет сказать, сам себя силком притащил, — постоял, посмотрел в ее полные недоумения глаза, безмолвно вопрошающие, не одурел ли он окончательно — днем являться? Даже открыл рот, чтобы объяснить. И опять не смог. Молча развернулся и вышел вон.

Солнце почти добралось до зенита. До открытия портала оставалось три минуты.

Высочайшая делегация в лице брата Аркадиуса и брата Хольса, а также человек двадцать провожающих терпеливо ждали, напряженно переминаясь с ноги на ногу и поминутно поглядывая то на часы, то по сторонам. Брат Шеллар был, как всегда, абсолютно прав, когда предвидел коварное устранение своей персоны завистливыми иерархами, и сейчас Харган только опасался, не зашли ли братья слишком далеко в своих честолюбивых стремлениях и не найдут ли потом бедного советника в нетрудоспособном виде. О том, что его не найдут вообще, он старался не думать. Мрачных мыслей у него и без того хватало. Тщетно пытаясь от них отвлечься, он украдкой рассматривал провожающих, пытаясь угадать, кто из этих постылых соратничков позаботился о Шелларе и как именно.

— Время, господин наместник, — деликатно намекнул первосвященник.

— Сам вижу, — огрызнулся Харган и в который раз оглядел строй провожающих, взиравших на него с тайной надеждой.

— Мы не можем больше ждать, возьмите кого-нибудь для количества и пойдемте. По возвращении разберемся, что случилось с советником.

Харган скрипнул зубами, еще раз оглядел страждущих и вдруг понял, что не желает никого из них видеть и уж тем более оказывать им честь лицезреть Повелителя. Уж слишком явно читалось на их лицах безмолвное: «Меня! Меня возьмите!»

Взгляд наместника чуть задержался на неподвижном лице главы департамента, который не присоединился к общему порыву и выглядел скорее озабоченным, но чести предстать перед Повелителем брат Чань все же не удостоился. Не для того Харган тут постигал искусство интриги и избавлялся от Шеллара, чтобы заменить его еще одним таким же верноподданным умником.

Он беспомощно огляделся и наткнулся взглядом на брата Лю, смиренно стоявшего в стороне от остальной братии, скромно опустив глаза, по своему обыкновению. В отличие от прочих телепортист находился здесь по делу, а не мозолил глаза наместнику в надежде привлечь высочайшее внимание.

— Брат Лю! — решительно скомандовал Харган. — Подойди сюда. Ты едешь с нами.

И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что верный хин, служивший наместнику еще в Мистралии, менее достоин высочайшей аудиенции, чем этот сброд зажравшихся бездельников!

Сказать никто не посмел.

В особенности не посмел брат Чань, по личному указанию которого брат Лю десять минут назад телепортировал советника немножко не туда, куда должен был, намереваясь впоследствии выдать все случившееся за досадную ошибку и искренне в оной раскаяться.

— А как же… — растерянно крикнул вслед уходящим кто-то из братьев, первым сообразивший, что запасного телепортиста прихватить никто не догадался. — Как же мы домой попадем?

— Подождете полчасика, не полиняете! — зло огрызнулся Харган и шагнул в портал.

Среди обманутых братьев поднялся недовольный ропот, все принялись вполголоса жаловаться на несправедливость и выяснять между собой, кто из присутствующих должен был оказаться на месте счастливчика, если бы наместник выбирал не наобум, а действительно достойного…

Только брат Чань молча отошел в сторонку, присел на каменную скамью и употребил обещанные полчасика на анализ ситуации и поиск ошибки в своих планах.

Что до пропавшего советника, то он тоже не терял времени на бесполезные глупости.

Оглядевшись по сторонам и заметив неподалеку группу вампиров, заинтересованно на него уставившихся, он мгновенно сообразил, где находится, и решительным шагом направился к ним.

— Добрый день, господа, — как ни в чем не бывало приветствовал он клыкастых стражей, удобно расположившихся в тенистой беседке с вином и картами. — Позвольте представиться: советник Шеллар, прибыл с плановой инспекцией. Кто из вас старший группы?

Вампиры дружно заухмылялись, стараясь, впрочем, не афишировать своего игривого настроения. Шеллар отметил, что над произношением надо поработать дополнительно, раз его акцент все еще кажется смешным, и обратился к незнакомому темнокожему господину, который назвался старшим:

— Как вас зовут, сударь?

— Хабек, — коротко представился вампир, опустив всякие вежливые обращения.

— Все остальные могут оставаться на своих местах, а вы проводите меня по вверенному объекту и покажете, как организована система охраны. По возвращении произведем сверку личного состава.

Вампиры повторно предъявили клыки, на этот раз — одобрительно и понимающе. Инспектор, который не рыщет в поисках нарушений, а дает время на затыкание возможных дыр, — это хороший инспектор, добрый и достойный всяческого уважения. Во всяком случае, принудительное донорство ему не грозит, теперь точно постесняются. А там видно будет, может, до пересчета дело и не дойдет. Уж если Шеллар в кои-то веки попал в Оплот Вечности, порыться в котором давно и безуспешно мечтал, надо пользоваться случаем, пока есть время. Заодно и организация охраны пригодится. Вряд ли, конечно, у него есть больше получаса на все радости — едва вернется наместник, он тут же поднимет всех на уши и заставит найти пропажу. А то и хуже — хитроумный брат Лю примчится сюда, рассыпаясь в извинениях, как только делегация отбудет. Интересно, это его личная инициатива, или кто-то его нечаянную ошибку хорошо оплатил?

Шеллар достал часы, засек время и направился вслед за вампиром Хабеком, на ходу набивая трубку.

Было видно, что ко встрече с избранными и заслуженными Повелитель тщательно и вдумчиво готовился. Встречающие сияли чистыми выглаженными одеждами, где белый был действительно белым, а голубой мог соперничать с ясным весенним небом. Мундиры охраны загадочным образом обрели свой естественный цвет (или были спешно сшиты для особого случая за несколько ночей). Кайден, в кои-то веки чисто выбритый и для разнообразия потрудившийся ровно расчесать непослушные волосы, перед тем как собрать в хвост, смотрелся исключительно благообразно. Даже резинка от хвоста сегодня находилась ровно на затылке, не смещаясь в сторону уха и не норовя сползти к лопаткам. Нимшаста, к Харгановой искренней радости, не было вообще — видимо, Повелитель не пожелал, чтобы картину его божественных чертогов портили всяческие уродцы. Ни одного мутанта Харган тоже не обнаружил — для встречи выбрали только здоровых (хотя бы на вид) и относительно приятных глазу людей.

Телепортист, впервые за последние пять лет подстриженный и лишенный бороды (вероятней всего, насильно), церемонно поклонился и жестом пригласил следовать за собой. Собственно, Харган мог бы и сам, но возражать не стал. У Повелителя есть сценарий, у каждого исполнителя — свои инструкции, вмешиваться в эту кухню без спросу не следует. А то еще притащит делегацию не туда, где ее ждут…

Повелитель, как и подобает, затмил величием и белизной всех своих подданных. Он встречал верных последователей в самой чистой и новенькой лаборатории, облаченный в белоснежную мантию и вуаль из настоящих кружев (которую Харган пару циклов назад спер в эгинском дворце вместе с полюбившимся ему красным плащом).

Кайден еще только начал опускаться на колени, чтобы подать пример, а братья уже рухнули и даже лбами о пол приложиться успели.

— Встаньте, любезные дети мои, — произнес Повелитель, и Харган от потрясения даже опущенную голову невольно поднял — взглянуть и убедиться, что это действительно наставник, что он не выставил вместо себя кого-то еще. Нет, это все же он, но что он сделал со своим голосом, откуда взялись эти звучность и мелодичность? Магия, решил Харган и запомнил себе — спросить потом, как это делается. — Садитесь, ибо я желаю видеть ваши лица.

«Хорошо, что мы не прихватили с собой брата Павсания», — невольно подумал Харган, наблюдая, как гости рассаживаются на новеньком диванчике, где места хватало ровно троим мужчинам среднего веса. Затем, поняв, что наступила его очередь говорить, представил Повелителю троих избранных и заслуженных, хотя, по его личному мнению, таковым являлся только один.

Аудиенция неспешно шла по расписанному сценарию — сначала он коротко описал заслуги и беззаветную преданность каждого, затем брат Аркадиус произнес приветственную речь, описал общее благоговейное счастье, каковое все они испытывают при виде божественного Повелителя, выразил общую благодарность за оказанную честь и напоследок пообещал служить так же преданно и даже еще преданнее.

Харган, который сидел будто на иголках с того самого момента, как братьям разрешили открыть рты, с нетерпением ожидал, когда же их можно будет заткнуть. Хотя он лично проинструктировал и Аркадиуса, и Хольса, особенно упирая на недопустимость личной инициативы в разговоре, а молчаливый брат Лю и без всяких инструкций не представлял опасности, наместнику все же было неспокойно.

Выслушав говорливого первосвященника, Повелитель благосклонно кивнул, в двух словах поблагодарил за службу и наконец обратил свое внимание на ученика.

— Харган, ты неважно выглядишь, — заметил он, внимательно всматриваясь в его лицо. — В столь торжественный и радостный момент ты кажешься мрачным, нервным и несчастным. Поведай же мне, что опять случилось у вас? Только потрудись, чтобы твой ответ не содержал сведений о еще одном уничтоженном излучателе и новых потерях в наших войсках.

— Нет-нет, что вы, учитель! — спохватился Харган. — Это было бы слишком…

— Это было слишком еще в позапрошлый раз. В чем дело тогда?

— Простите, учитель, за то, что я отвлекся и в такой момент, как вы верно заметили, позволил себе предаться посторонним мыслям, но мне не дает покоя вопрос, куда подевался мой советник и что с ним случилось.

— Ах вот почему ты не привез его, хотя я этого требовал.

— Да, учитель. Третьим должен был стать советник Шеллар, но он куда-то пропал перед самым отбытием, и, поскольку искать его не было времени, пришлось срочно заменить.

— Я все же не понимаю, почему это досадное недоразумение тебя так взволновало. Этот советник тебе чем-то особенно дорог?

— Не то чтобы дорог… Он полезен, как и многие другие специалисты, а порой даже более других, так как никогда не боится указывать мне на мои ошибки, но дело не в том, что я боюсь его потерять, а в странности и нелепости его пропажи. Я не могу даже предположить возможной причины и поэтому все время возвращаюсь мыслями к неразрешенному вопросу.

— Ну что вы, господин наместник, — нагло вмешался Аркадиус, видимо, позабыв об инструкциях. — Возможных причин можно предположить множество.

— Я имею в виду реально возможные, — раздраженно рыкнул Харган. — Фантазия у меня, хвала Повелителю, не беднее вашей. Но с этим мы все равно не сумеем разобраться раньше, чем вернемся, а тратить на пустые догадки драгоценные минуты свидания с Повелителем — не лучшая идея.

Он выразительно покосился на братьев — на случай, если вдруг словесный намек до них не дошел.

— Ты меня заинтриговал, — сообщил Повелитель, продолжая всматриваться в ученика. Хотя глаз не было видно за вуалью, Харган чувствовал взгляд наставника всей своей бронированной шкурой. — Мне теперь тоже интересно, куда подевался твой советник как раз сейчас, когда я так ждал встречи с ним. В следующий раз расскажешь мне, что там случилось.

— Непременно, учитель. Может быть, он даже сам расскажет, если вы пожелаете.

— Да, я все еще желаю его видеть, если окажется, что сегодняшнее недоразумение действительно было… недоразумением.

Кажется, у двух из трех спутников были свои версии «недоразумения», но высказывать их непроверенными они не решились. Не то чтобы брат Аркадиус или брат Хольс постеснялись бы сказать какую-нибудь гадость про Шеллара, даже зная, что Харган передаст ему услышанное, но им очень не хотелось выглядеть дураками в глазах Повелителя, если их предположения потом не подтвердятся.

До возвращения оставалось еще немного времени, и наставник поинтересовался, как идут поиски Радужного Камня. Харган уловил в его голосе уклончиво-намекающие нотки и понял, что Повелитель хочет услышать отчет, но не хочет, чтобы гости узнали что-то лишнее.

— Я нанес повторный визит в ту лавочку, о которой мы говорили в прошлый раз, — послушно доложил ученик. — Как вы и советовали, взял с собой брата Шеллара и брата Лю, — он кивнул на хина, — чтобы дать ориентиры еще кому-то кроме меня. К сожалению, торговца не оказалось на месте. Мы навестим его еще раз.

— Хорошо, а… сопутствующие объекты?

— Пока ничего нового. В нескольких местах мне пообещали… — Он запнулся, но быстро сообразил: — Пообещали доставить еще два объекта. Пока ждем.

— А нимфа не появилась?

Харган, не ожидавший, что об этом спросят прямым текстом, и застигнутый вопросом врасплох, замешкался с ответом на несколько секунд, и этого промедления хватило проклятому болтуну Аркадиусу, чтобы влезть со своим подхалимским воплем:

— О божественный, вы поистине всеведущи!

— Заткнись и помолчи, пока тебя не спросили! — рыкнул взбешенный Харган и только потом понял, что в который раз нажил неприятностей из-за своей вспыльчивости. — Я докладываю Повелителю, и не смей меня перебивать!

— Нет-нет, пусть объяснит, что он имел в виду, — остановил его Повелитель. — А то мне почему-то непонятны причины твоего затруднения с ответом и столь внезапного гнева.

— Я о нимфе, — затараторил брат Аркадиус, восторженно пожирая глазами свое божество. — Вы знали, заранее знали, что она появится! Вам подвластны время и пространство, ваш взор пронзает их, подобно солнечному лучу, пронзающему прозрачное стекло!..

— Конечно, знал, — согласился Повелитель с такой безмятежной простотой, будто это самое «пронзание» было его обычным божественным времяпрепровождением и вовсе не заключалось в том, что о грядущем появлении нимфы доложил ему ученик. — Она должна была появиться, и она появилась. Кстати, когда именно? Мне интересно, правильно ли я угадал дату?

Харган так и не узнал, спросил ли он это из праздного интереса, из желания лишний раз произвести впечатление на гостей, или же потому, что на лице любимого ученика все обуревавшие его чувства были написаны огромным плакатным шрифтом.

— Да уж больше недели, — с готовностью отозвался брат Аркадиус.

Небо не рухнуло на голову несчастного наместника, земля не разверзлась под ним, и жизнь не кончилась, хотя ему самому показалось, что все это произошло, причем одновременно.

— Харган, — властно громыхнул новый голос Повелителя, — у тебя есть полминуты на объяснения.

— Можете убить меня сразу, — отозвался ученик, так как в тот момент именно этого ему больше всего хотелось.

Шеллар перевел пристальный взгляд с брата Лю на брата Чаня и вслух предположил, поощряя рассказчика к дальнейшим объяснениям:

— Поскольку вы примчались за мной в такой панике, полагаю, гнев Повелителя все же не дошел до упомянутой крайности и в данный момент господин наместник не лежит хладным трупом в его чертогах, а упоенно разделывает брата Аркадиуса на множество мелких частей. И вы опять намереваетесь возложить на меня нелегкую задачу укротить его ярость, пока он не добрался до остальных.

— Ну… не совсем… — Обычно невозмутимый и терпеливый брат Лю выглядел донельзя огорченным и даже слегка испуганным, и причиной его огорчения вряд ли стоило считать прискорбную ошибку при телепортации, в которой он многословно и униженно повинился еще в Оплоте Вечности. — Но позвольте, я все же продолжу… дабы изложить все по порядку и ничего не упустить…

— Я весь внимание.

— Повелитель действительно разгневался и куда-то увел господина наместника, не желая в присутствии подданных… Вы понимаете…

— Понимаю, — кивнул Шеллар. — Обошлось хвостом, или все еще хуже?

— Обратно господин наместник вернулся уже без хвоста. Как мне показалось, к этой утрате он отнесся довольно равнодушно, тогда как приказ в следующий сеанс привезти нимфу привел его в отчаяние, а категорический запрет причинять какой-либо вред брату Аркадиусу — в ярость. Во время прощания и дороги домой он еще держался, но, едва выйдя из портала, полностью потерял голову.

— Нам опять предстоят выборы первосвященника? — недовольно поинтересовался Шеллар.

— Нет, брату Аркадиусу удалось спастись бегством…

— Боги, я хотел бы это видеть! — не удержался советник.

— В этом-то и проблема, — подал голос брат Чань. — Чтобы спасти нашего духовного пастыря от верной смерти, а божьего посланника от гнева Повелителя, брат Лю взял на себя смелость обездвижить его.

— Ага, — опять не удержался от комментария Шеллар, — и на этом его взятая смелость закончилась. Если я вас верно понял, в данный момент господин наместник все еще стоит посреди двора, не только не оставив своих кровожадных намерений, но и значительно их расширив, а вы не знаете, что со всем этим делать.

— Знаем, — коротко возразил брат Чань. — Потому и обратились к вам. В его теперешнем состоянии господин наместник не способен адекватно оценить происходящее и понять, что, во-первых, братья ни в чем не виноваты, они всего лишь исполняли свой долг; во-вторых, еще одни выборы первосвященника окончательно дестабилизируют ситуацию; в-третьих, откровенное нарушение приказа Повелителя будет иметь весьма печальные последствия для самого наместника.

— И никто, кроме меня, не может ему этого объяснить? Вот вы, например? Чего вы боитесь, он же обездвижен?

— Я не засек начальное время… — виновато вставил брат Лю. — Понимаете, не до того было…

— Я все понимаю, кроме одного, — раздраженно произнес Шеллар. — Почему всякий раз, когда какой-нибудь болван доведет господина наместника до состояния боевого безумия, вы обязательно обращаетесь ко мне, словно я нянька или укротитель? Неужели никто больше не способен поговорить с ним по-человечески?

— К сожалению, наставления и увещевания он выслушивает только от вас, — заметил глава департамента, и советнику почудился в его словах нехороший намек.

— И теперь я должен позориться сам и позорить наместника, играя с ним в целителя и душевнобольного посреди двора, на глазах у подданных, ибо снимать с него заклинание вы не посмеете, пока он не уймется. Премного вам благодарен. Вы находите, что подобная обстановка располагает к задушевным беседам и что кто-либо вообще способен успокоиться, пребывая в столь унизительном положении?

Брат Лю еще ниже опустил голову, демонстрируя неимоверную глубину своего раскаяния.

Брат Чань, настроенный более конструктивно, чуть шевельнул бровью и предложил вместе обдумать детали.

— Да хотя бы уберите его оттуда, пока мы будем обдумывать, — посоветовал Шеллар. — Отнесите домой, уложите в постель…

— А не укусит? — засомневался глава департамента.

— Согласитесь, брат Чань, если он укусит, скажем, брата Аркадиуса или брата Лю, это будет вполне справедливо и заслуженно. Пусть они сейчас этим займутся, а мы с вами подумаем… впрочем, о чем тут думать? Как только господина наместника вернут в его покои, я тотчас же отправлюсь туда и поговорю с ним.

— Так и сделаем, — согласился Чань и одним выразительным взглядом отправил покаянного телепортиста исполнять. — А пока наши неосмотрительные братья трудятся над последствиями своих ошибок, я хотел поговорить с вами наедине.

— О чем же? — Шеллар исправно изобразил на лице любезную заинтересованность.

— Вы не догадываетесь?

— Я догадываюсь, но мне не хочется перебирать все двенадцать возможных вариантов, поэтому просто скажите сами.

Брат Чань откинулся на спинку кресла и сделал вид, будто смотрит в раскрытую папку на столе, хотя на самом деле его глаза из-под опущенных ресниц пристально следили за собеседником.

— Скажите, насколько хорошо вы знаете нимфу Азиль?

— Насколько вообще можно понять подобное существо, — пожал плечами Шеллар, столь же старательно притворяясь, будто ничего не заметил и подвоха не предвидит. — Вас интересует что-то конкретное, или вам тоже прочесть общеобразовательную лекцию о свойствах нимф?

— Благодарю вас, на этот счет вы меня уже просвещали. Меня больше интересует их… образ мыслей, если таковые вообще имеются.

— Уверяю вас, нимфы полностью разумны. Если они кажутся порой умственно неполноценными, то лишь по причине своей инаковости. Им присуща определенная логика мышления, но она настолько отличается от человеческой, что трудно постижима для нас. Особенно для таких людей, как мы с вами, отдающих предпочтение холодному разуму. Вот Кантор, к примеру, будучи бардом, понимал ее гораздо лучше, чем я.

— Хм… — Черные глаза брата Чаня на миг заинтересованно блеснули и тотчас же опять скрылись в тени ресниц. — Значит, можно предположить, что господин наместник тоже понимает ее лучше нас по причине свойственной демонам чрезмерной эмоциональности?

— Теоретически мог бы, если бы воспринимал ее адекватно. Но в данной ситуации об этом говорить не приходится. А что, собственно, вас интересует? Вы не могли бы обрисовать проблему конкретнее?

— Вчера я имел разговор с нимфой… — задумчиво произнес брат Чань, словно на ходу подбирая наиболее правильные слова. — Вернее, попытался, так как то, что у нас получилось, сложно назвать разговором. Она действительно неспособна дать прямой ответ на поставленный вопрос, или ее бессмысленные высказывания — лишь уловки, попытка уклониться от ответа?

— Я не знаю, о чем именно идет речь. — Шеллар упорно отказывался понимать намеки, надеясь выдавить из скрытного хина хоть что-нибудь конкретное. — Возможно, то, что вы приняли за бессмысленные высказывания, и было ответом.

— А если нет?

— Еще это могло быть объяснением, почему на ваш вопрос она ответить не может. Право же, брат Чань, мне было бы легче разъяснить вам ее туманные речи, если бы вы хоть что-то привели дословно. Я, конечно, не могу похвастаться, будто постиг нечеловеческую логику нимф и способен легко толковать их слова, но все же некоторый опыт имею.

— Ну что ж… — Брат Чань наконец поднял веки и посмотрел собеседнику в глаза. Нехорошо как-то посмотрел… Или все же показалось? — Как, например, следует понимать заявление «Мне очень жаль. Я не могу тебе помочь», сделанное чуть ли не со слезами в голосе?

— О, это как раз очень просто. Она увидела в вас проблему, которую невозможно решить целительной магией нимфы.

— Какую, например? — Теперь глава департамента упорно не отводил взгляд, словно боялся упустить реакцию советника или пытался давить на него. Последнее было бы просто глупо, но и первое не стоило демонстрировать столь откровенно.

— Если вам любопытно, покопайтесь в себе сами. Я, к сожалению, не настолько хорошо вас знаю, чтобы судить.

— Могло ли это касаться, например, последствий посвящения?

Нет, попытка, конечно, хороша, но за кого брат Чань его держит? Он что, всерьез надеялся, что Шеллар поддастся на такую дешевую провокацию? Или не догадается, как выглядело не приведенное здесь продолжение диалога? «А брату Шеллару вы помочь можете?» — «А ему не надо…»

— Вряд ли. Иначе она и мне сказала бы что-то подобное. И брату Вольдемару тоже.

Хитрец опять опустил глаза, хотя разочарование в них и так даже не мелькало.

— Почему в таком случае она отказала брату Вольдемару, предпочтя ему увечного солдата?

Шеллар усмехнулся.

— Учитывая, что Азиль попросила охрану выставить брата Вольдемара вон, проблема заключалась вовсе не в посвящении и вообще не в том, что она не могла ему помочь, а в том, что не хотела. Он ей просто не понравился. Скверный он человечишко, это видим даже мы с вами без всякой магии. А нимфы тем более. Вот вы ей приглянулись, и вам она охотно помогла бы, будь это в ее силах.

— А вы?

— Что именно?

— Что она сказала вам? Пригласила, отказала, призналась в неспособности помочь или еще что-то?

— Ах, в этом смысле. Нет, она ничего мне не говорила. Мы знаем друг друга много лет, и за это время я неоднократно отвечал отказом на ее приглашения. Поэтому она давно уяснила, что приглашать меня провести с ней ночь бесполезно, и даже не пытается.

— А как она отреагировала на изменения, которые произошли с вами после посвящения?

— Никак.

— Но она ведь должна была их заметить?

— Непременно.

— И они не взволновали ее, не обеспокоили, она не перестала вам доверять, не попыталась что-то исправить?

— С чего бы? Если она добровольно пришла к нам, следовательно, она не питает враждебных чувств к Повелителю и ордену и не считает мои новые воззрения чем-то плохим и нуждающимся в исправлении.

— А как же ваш кузен, ее избранник? Она знает, что с ним произошло?

— А что плохого с ним произошло? Он жив, здоров, одет, накормлен, а что лишен свободы — так это для его же блага, ибо распорядиться этой свободой с умом он не способен и, не изолируй мы его, давно бы свернул себе шею. К тому же Азиль искренне надеется с ним встретиться, когда ее наконец переправят в чертоги Повелителя.

— Кстати, брат Шеллар, — кажется, глава департамента специально выискивает, за что бы зацепиться, и в своих поисках уже сделался откровенно неразборчив, придирается к чему попало, — мне показалось, или вы осуждаете поступок брата Аркадиуса?…

— Категорически осуждаю! — решительно заявил Шеллар. — И полностью разделяю возмущение наместника.

— Простите? — Удивление на вечно каменной физиономии брата Чаня казалось неестественным и наигранным. А может, таковым и было на самом деле.

— Вы не согласны, что брат Аркадиус поступил бестактно, неразумно, и со стороны его выходка весьма напоминает мелкую пакость, совершенную в корыстных карьерных целях?

— Что бы она ни напоминала, разве он не прав? Разве вы на его месте стали бы покрывать обман наместника? Смогли бы промолчать, слыша, как он в вашем присутствии лжет самому Повелителю?

— Разве господин наместник солгал? Если мне верно изложили происшедшее, он вообще ничего не успел ответить. И коль уж вы задали мне прямой вопрос — извольте: я бы не стал лезть со своим мнением вперед высшего руководства, а подождал бы ответа наместника. Вы же понимаете, как бы он ни хотел скрыть от Повелителя нимфу, он не осмелился бы лгать в присутствии троих посвященных и, поколебавшись еще пару мгновений, ответил бы утвердительно. Я, уважаемый брат Чань, дал бы моему господину возможность сохранить лицо, а не торопился выставлять его в неприглядном свете, лишь бы обратить на себя высочайшее внимание. Если бы у брата Аркадиуса было хоть чуточку больше ума и такта и меньше эгоистичных амбиций, все разрешилось бы подобающим образом и к всеобщему удовольствию. Повелитель получил бы нимфу, наместник сохранил его расположение и остатки хвоста, брат Аркадиус не трясся бы за свою жизнь, а мы не ломали головы, что со всем этим делать.

— А если бы он все же солгал?

— Нет. За день до того у нас с ним был разговор как раз на эту тему, и я предупредил его, что в моем присутствии или в присутствии других посвященных не стоит и пытаться обмануть Повелителя — мы не сможем промолчать, даже если бы и хотели. Поэтому при них он не посмел бы.

— Что ж, — философски заметил брат Чань, — ваша теория не лишена стройности, но знаете… Если бы да кабы, да черепахам крылья, то летали бы они в теплые края… Увы, все уже случилось, и не лучшим для нас всех образом.

— Позвольте напомнить, переход в область гипотез был вашей инициативой, не моей. Разумеется, содеянного не исправить, и даже минимизировать последствия вряд ли возможно. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы господин наместник по крайней мере не усугубил свое положение, хотя Повелитель свидетель — я бы не погнушался лично испачкать руки о физиономию брата Аркадиуса и даже получил бы от этого низменное примитивное удовольствие.

Глава департамента замешкался с ответом, видимо, не зная, как прокомментировать подобное заявление, и выбирая оптимальный вариант. От необходимости отвечать его избавил возникший в сером облачке брат Лю. На первый взгляд он был жив, цел и даже не укушен, что обнадеживало.

— Я переправил господина наместника в его покои и снял с него заклинание, — предвосхищая расспросы, пояснил он. — Господин наместник изволил лечь и пожелал, чтобы я его усыпил. Он выглядел угнетенным и расстроенным и, кажется, нехорошо себя чувствовал, но я не посмел расспрашивать. Еще он велел передать, что не желает никого видеть и что в наших интересах его не беспокоить.

— Тем лучше, — пожал плечами Шеллар. — Надеюсь, на этот раз вы не забыли засечь время?

Брат Лю испуганно оглянулся на часы.

— А это было важно?

— Разумеется. Вдруг господин наместник проснется в скверном настроении и решит, что готов отдать любую из оставшихся частей своего тела за возможность вырвать язык брату Аркадиусу? На такой случай желательно не оставлять его одного в момент пробуждения.

— Всего несколько минут назад… — виновато опустил глаза телепортист. — Не совсем точно, но, думаю, одна-две минуты не имеют значения, их можно учесть и явиться чуть пораньше.

— Вы собираетесь сделать это лично? — поинтересовался брат Чань.

— А разве не об этом вы просили меня четверть часа назад? — изящно парировал Шеллар и выбрался из кресла. — Когда он проснется, брат Лю?

— Около полуночи.

— Тогда без десяти двенадцать переправьте меня в его покои. Надеюсь, на этот раз вы не промахнетесь?

Брат Лю зарделся, склонив голову так низко, что едва не свернул себе шею, и поклялся, что ни в коем случае.

— Вот и прекрасно. А брату Аркадиусу передайте, что сейчас он может спокойно вылезти из той дыры, в которую забился, и немного поработать для разнообразия. Когда же время приблизится к полуночи, я рекомендовал бы ему найти место, труднодостижимое с помощью телепорта, и там укрыться. На всякий случай.

Привыкший к постоянному невезению агент Кангрем не особо рассчитывал на милость судьбы и всяких прочих высших сил. По всем законам этого паршивого мироздания, с ним просто обязано было случиться еще какое-то несчастье. Логичнее всего — он попадется на глаза Повелителю, и тот мигом вспомнит о пророчестве и о своем визите. А дальше уж как получится — либо подивится возмутительной живучести подозрительного дикаря и пожелает выяснить, как ему удалось спастись от качественного профессионального проклятия, либо велит прикончить для верности. И трудно сказать, что хуже…

За долгие годы своей несчастливой жизни Кангрем научился стойко переносить бесконечные каверзы судьбы и предстоящей смерти ждал молча и не дергаясь понапрасну, но на этот раз удача отчего-то вильнула хвостом в другую сторону. При сортировке свежих рабов Повелитель не присутствовал — в самом деле, нечем больше заняться великому и божественному, кроме как лично добычу считать! — и никто на рыжую персону господина Морковки не обратил внимания. Вернее, внимание-то обратили, но совсем не то, какого он ожидал.

Невысокий длинноносый тип с остатками былых кудрей вокруг сияющей лысины, руководивший сортировкой, заинтересованно смерил его взглядом с головы до ног и жестом велел вывести из строя. Затем Витьку осмотрели и ощупали, как лошадь на ярмарке, даже зубы проверили и в штаны заглянули. Видимо, какие-то сомнения у носатого все же остались, потому что после осмотра он снизошел до разговора.

— У тебя дети есть?

— Нет, — отозвался Кангрем, уже начиная догадываться, к чему идет. — Первая степень, подписка о неразмножении.

— Ты что, мутант?

— Сказали, что да.

— А в чем мутация?

— Цвет волос.

— И все?

— Больше ничего.

Носатый кивнул охранникам:

— В «крольчатник» на испытательный срок.

— А на анализы — не? — уточнил кто-то из подчиненных.

— А зачем? В Оазисе их уже делали. С неспособных к размножению подписку не берут, надобности нет. Значит, может. Староват немного, но зато крупный. Надо попробовать. Не так их нынче много, чтобы разбрасываться. Глянь на эту партию — одни коротышки, как нарочно подбирали!

Кангрем мысленно возблагодарил папу, маму и Бога — всех, кто был причастен к его метру девяноста. Хотя он теоретически знал, что такое «крольчатник» Повелителя, и очень сомневался, что продержится там дольше испытательного срока, это все же было несравненно лучше «кормушки», «вивария» или рабочей бригады.

На практике «крольчатник» оказался длинным коридором с двумя рядами зарешеченных клетушек. Наверное, в этих решетках вместо передней стены была своя логика — каждый заключенный для соседей наглядная стимулирующая порнуха, — но Витьке стало просто противно при мысли, что на него будут пялиться соседи напротив.

В камере слева спали. Один или двое — при скудном освещении было плохо видно. Справа усердно отжимался от пола огромный светловолосый дикарь, а сидящая на широком двуспальном топчане девушка наблюдала за ним с боязливым интересом.

Охранники немедленно отреагировали на эту сцену скотским ржанием и похабными шуточками. Дикарю это не понравилось. Он неторопливо, с достоинством поднялся, выпрямился и сделал два шага к решетке.

Таких экземпляров Кангрему еще не доводилось видеть в этом проклятом всеми богами мире. Даже покойный дружок Мохнорылого не шел ни в какое сравнение. Во-первых, Витька со своими метр девяносто доставал этому гиганту в лучшем случае до плеча. Во-вторых, в отличие от могучего мутанта дикарь напоминал не кубик на ножках, а героя античных мифов. Пропорционально сложенная фигура, правильные черты лица, яркие синие глаза, в общем, не мужик, а погибель девичья. Даже в родном Витькином мире любая особь женского пола от четырнадцати до шестидесяти пяти при виде такого чуда задохнется и поплывет, а уж здесь-то, где просто быть здоровым — уже счастье…

Насмешники шустро отскочили подальше, словно боялись находиться близко к решетке. Кангрем вдруг поймал себя на том, что тоже инстинктивно отшатнулся, хотя и так сидел далеко от соседа, в собственной камере. Уж больно нехорошо смотрел этот дикарь. Вроде бы и не зло и даже не угрожающе, но не по себе становилось от этого тяжелого, пристального взгляда. Словно кошка, притаившись в засаде, следит за возней мышей и выбирает жертву. Невозможно угадать, в какой момент она прыгнет, но нет сомнений, что жертвы будут. Витька и сам почти почувствовал себя мышью, хотя на него молчаливый гигант даже внимания не обратил.

— Эй, вы, придурки! — донеслось от входа. — А ну перестаньте немого дразнить! Он вчера одного такого умника через решетку поймал, сломал обе руки и челюсть. Если на этот раз он решетку вынесет, вы будете отвечать! Если выживете.

Конвойные послушно удалились — бочком, по дальней стороне коридора, — протерлись спинами по Витькиной решетке и исчезли. Немой гигант едва заметно ухмыльнулся им вслед, внимательно изучил нового соседа и вернулся к своему занятию. На соседку по камере он не обращал внимания, словно ее не было вообще.

Где ж его взяли такого? Где вообще в этом голодном мире могло вырасти такое вот чудо природы, и чем оно питалось до того, как перешло на рабские харчи? Неужто и впрямь где-то в северных лесах отловили? Если он вырос в дикой природе, то вполне мог добыть себе достаточно пищи охотой, да и мышцы там же нарастил. Возможно, и не разговаривает по той же причине. Понимать человеческую речь научился, а вот говорить — поздно уже… С другой стороны, не особенно он похож на детей-маугли, слишком уж глаза умные, да и в упражнениях система просматривается. Может, все не так сложно и романтично, а родился этот феномен в тех же рабских загонах, здесь и вырос, а здоровенный такой, потому что мутация. Может, даже направленная, говорят ведь, что Повелитель с модификацией генов экспериментирует направо и налево, вон, халков вывел искусственно, почему бы этому немому и не оказаться побочным продуктом какого-нибудь опыта. Кстати, он ведь даже не мычит. Может, у него в придачу к гигантским размерам связки атрофированы, или еще чего. Ведь слышит-то нормально. А еще есть вероятность, что Повелитель начал завозить «материал» из соседнего мира, тогда отпадает вопрос, как этот самый «материал» кормился все годы своей жизни, но становится непонятно, почему он все-таки не разговаривает…

Понаблюдав еще немного за таинственным соседом и поломав голову насчет его происхождения, Витька переключился на собственные проблемы. На первый взгляд могло показаться, что ему в кои-то веки повезло, но если заглянуть в будущее хотя бы на неделю-две, становится понятно, что это лишь отсрочка. Да, «крольчатник» — заведение привилегированное, но помещенный сюда раб должен свои привилегии отрабатывать, а в то, что из него получится племенной производитель, Витька не особо верил. Хотя бы потому, что он не животное — тупо крыть каждую приведенную к нему женщину, да еще и на виду у соседей. Даже если стиснуть зубы и сказать себе, что для выживания любой способ хорош, это еще большой вопрос — получится ли у него что-нибудь в такой обстановке. По всему выходит, что через неделю-другую хозяева убедятся в его бесполезности и выкинут бракованный экземпляр, чтобы не занимал место и харчи не переводил зазря. Хорошо если в рабочую бригаду, а могут и в «кормушку»… Была бы хоть надежда, что его найдут и спасут, стоило бы потянуть время, а так — откуда помощи ждать? Родная лавочка оформит несчастный случай на работе, и даже искать не станут, некому уже искать, все эвакуировались. Даже извещение послать будет некуда, ведь у него никого нет и никому он не нужен, кроме Дэна, да еще нескольких приятелей. Даже если Дэн его разыщет и убедится, что друг Витька жив и ждет помощи, — что он сможет сделать? В лавочке его просто пошлют или предложат самому придумать способ вытащить пропавшего агента из рабских загонов Повелителя. И винить их не в чем — ну какой самоубийца рискнет штурмовать Первый Оазис при живом Повелителе? Даже Мафеевы приятели, могущественные маги, не рискнут. Разве что как раз за эту несчастную неделю успеют свой хитрый план провернуть, но это будет уж совсем запредельное везение, и не Витьке Кангрему на него рассчитывать…

В храме по-прежнему царили пустота и пыль, только все тот же служитель с метелкой безуспешно пытался с ними бороться, оживляя своей сгорбленной фигурой безлюдный зал и перегоняя пыль с места на место. На этот раз он стоял к Харгану лицом, и непродуктивность его усилий стала понятна: бедолага был слеп. Харган осторожно, стараясь не топать и не шуршать, приблизился к алтарю и опустился на колени. Статуэтка мелко дрожала в его руке, когда он тянулся к пустой выемке в камне, из которой всего полтора цикла назад лихо выдернул изображение мстительной богини, не задумываясь о последствиях.

— Вот, — неловко произнес он, установив фигурку на место. — Я вернул ее. Теперь ты поговоришь со мной? Ты что-нибудь мне ответишь?

Его голос дрожал, словно у плачущего человека. Будь он человеком и имей он слезные железы, как все люди, наверное, в самом деле заплакал бы.

— Ты уверен, что хочешь услышать мои слова, приготовленные для тебя?

Знакомая женщина в зеленом платке словно соткалась из танцующих в лучах света пылинок и грациозно опустилась на алтарную плиту, вытянув одну ногу и поджав другую.

— Что бы ты ни сказала, я хотя бы буду знать, что ты слышишь меня, — прошептал Харган, чувствуя, как третьи веки вдруг судорожно заморгали, словно пытались скорей увлажнить пересохшие глаза.

— Что ж, я тебя слышу, — спокойно произнесла Мать Богов, как будто демоны каждый день молились у ее алтаря и ничего особенного в этом она не усматривала. — И в прошлый раз слышала. Ты молил меня о прощении, правда?

— Ты не ответила мне тогда. Это потому, что я плохо просил, или ты… не хочешь меня простить?

— Скажем так, меня несколько озадачило твое понимание этого таинства… То есть — что именно ты считаешь прощением. И, поразмыслив, я решила, что ты ничего не понял и должен подумать еще.

Харган и сейчас ничего не понял, но испугался, что она сейчас уйдет, и торопливо заговорил:

— Я знаю, что виноват перед тобой, но…

— Ой ли? Только ли передо мной?

— Хорошо, я много перед кем виноват и даже не вспомню сейчас всех, но наказала-то меня ты… пожалуйста, не перебивай, дай мне договорить, я теряю ход мысли… что неудивительно, потому что рассудок я тоже теряю… И поэтому хочу сказать скорее… пока помню… Я виноват перед тобой, но чем виновата Азиль? Почему она должна умереть лишь ради того, чтобы мне стало больно? Ты можешь причинить мне боль любым другим способом, я стерплю, я приму это, я знаю, что виноват… Но ее за что?

— Ага, — глубокомысленно изрекла богиня, и ее голос рассыпался по залу, эхом отражаясь от каждой пылинки. Миг спустя каждое крошечное эхо обрело вид, наполнив зал бесчисленными отражениями сидящей на алтаре женщины. Точными копиями эти отражения не были — они различались и фигурами, и одеждами, лишь сидели все одинаково. Харгану даже показалось, что среди них мелькнули знакомые лица — местная богиня, скульптуры которой выносили из какого-то храма на его глазах, и полуодетая красотка, посетившая как-то его сон в компании двух помешанных мистралийцев. — Ну, видишь ли… К сожалению, это единственный способ, которым я могу заставить человека страдать. Зато теперь ты знаешь, что чувствовал тот мальчик, у которого ты отнял любимую девушку, чтобы подарить Повелителю. И что чувствовали все близкие убитых тобой людей. Если ты не догадался, мои жрицы и служители в этом храме тоже были мне дороги…

— Да, я знаю… я понял… но все равно… если ты не можешь — скажи, что сделать, я сделаю это с собой сам, но пощади ее.

— В самом деле? — Темная бровь богини взмыла вверх, почти исчезнув под платком. — Ты действительно на все готов ради нее?

— Все, что скажешь, — порывисто выдохнул Харган, действительно готовый на все.

— Даже если я попрошу твои крылья?

— Отдам!

— Твою жизнь?

— Она не нужна мне!

— Жизнь Повелителя?

— Тогда он точно не сможет убить Азиль! Только… он ведь бессмертен…

Мать Богов рассмеялась, словно он сказал что-то несусветно глупое.

— Это я бессмертна. А он пока нет. Но от тебя никто не требует убивать его собственноручно. Это было лишь испытание, и я вижу — ты готов. Иди и ничего не бойся.

— Ты спасешь ее? Правда?

— Смело отправляй ее, как сказал тебе твой Повелитель, с ней ничего не случится. Обещаю. А сам приходи ко мне. Сюда. В храм.

— И? Что я должен сделать там? Постой! Не уходи! Скажи, что я должен сделать?

Харган ринулся вперед в безнадежной попытке ухватить край зеленого одеяния, которое уже начало рассыпаться пылью, но поймал только край алтаря.

— Спокойно, господин наместник, — произнес рядом знакомый голос. — Ничего не случилось. Вам просто что-то приснилось.

Приснилось? Это был только сон?

Харган распахнул глаза и рывком вскочил, выпустив при этом край кровати, в который успел вцепиться, гоняясь за призрачной богиней.

В комнате было темно, и советник, неподвижно восседающий на высоком резном стуле, тоже казался не совсем реальным.

— Успокойтесь, — повторил он, не шевелясь и даже не делая попытки зажечь свет. — Ничего не было. Это всего лишь сон.

— Сон! — в отчаянии взвыл Харган и за неимением более подходящей цели ударил кулаком по подушке. — Я-то думал… А это только сон!

— Простите, мне показалось, вам приснилось нечто дурное или страшное. На самом деле это было не так?

Да существует ли на свете хоть что-нибудь, способное прошибить этого истукана и заставить переживать?

— Какого грака ты здесь делаешь? — раздраженно прорычал Харган, щелчком зажигая свечу. — Тебя что, приставили ко мне сиделкой?

— Ну что вы, я пришел всего пять минут назад. Любезные братья с трепетом ожидают вашего пробуждения, гадая, в каком настроении вы встанете…

Наместник вполголоса выругался. Комментариев не последовало — видимо, Шеллар полностью разделял его мнение о братьях. И наверняка пришел не потому, что так уж переживал за целость их шкур, а на случай, если расстроенному наместнику понадобится его поддержка, или совет, или просто кто-то, способный выслушать. Никому другому из братьев это и в голову бы не пришло…

— Они тебе рассказали? — уже спокойнее спросил Харган, понимая, что рычать на советника и неумно, и несправедливо.

— Да. Жаль, что так получилось, но кто мог знать, что брат Аркадиус настолько глуп и недальновиден?

— Ты думаешь? — неохотно отозвался Харган. У него было иное мнение на этот счет, но заводить спор с занудой Шелларом не хотелось. В голове волнами колыхалась тупая, мутная боль, и почему-то отчаянно ломило хвост, которого не было.

— А вы подозреваете, что это был обдуманный и заранее просчитанный ход с его стороны? Тоже вероятно, но с трудом верится, что он не просчитал возможную опасность подобного шага. Он ведь прекрасно знает — в ярости вы не владеете собой и не способны помнить даже о запрете Повелителя. Разве что рассчитывал на вашу полную отставку…

— Или на казнь.

— Это уж слишком, на мой взгляд.

Харган поколебался пару мгновений — стоит ли об этом говорить, или же советник может воспринять излишнюю откровенность как малодушные жалобы? Затем решил, что Шеллар, в конце концов, затем сюда и пришел — жалобы послушать и чего-нибудь успокоительного наговорить, дабы наместник не ринулся искать других способов утешения и не осиротил в процессе весь орден. Да и, честно говоря, хотелось сказать хоть кому-нибудь, чтобы не носить обиду в сердце, даже если потом о его словах опять донесут Повелителю.

— Слишком или нет, а готовить мне замену он взялся еще раньше, чем узнал о моем ослушании. Видимо, я не оправдал его надежд и списание неудачного творения давно рассматривалось как вариант.

— Он сам вам об этом сказал?

— Нет. Но когда Повелитель призывает демона, это слишком выдающееся событие, чтобы его не обсуждали потом на каждом углу благоговейным шепотом.

— Он мог сделать это с иной целью.

— Мог. Но сделал именно с этой.

Советник опустил глаза, словно этот разговор его смущал.

— Следовательно, вы сказали неправду. Вернее, не всю правду. Но я вас не осуждаю. Вам и в самом деле стоило умолчать об истинном источнике информации, я ведь могу не сохранить его в тайне.

Нет, ну вот как руководить такими советниками и как с ними вообще общаться? Харгану казалось, он был так осторожен, так удачно сослался на безликие сплетни, а его раскололи с полуслова! Какое счастье, что Шеллар слишком мало знает о ближнем круге Повелителя, ведь сейчас он вмиг вычислил бы Кайдена!

— В любом случае вам не стоит переживать об утрате вашей нынешней должности ближайшие лет двадцать, — продолжил догадливый советник и потянул из кармана трубку.

— Меньше, — неохотно поправил Харган. — Демонята быстро растут. Умнеют, впрочем, не быстрее людей, но сроки тут не важны. Важен сам факт. Зря, наверное, я тебе это сказал.

— Если вы испытывали потребность кому-нибудь это сказать, то не зря. Вряд ли я могу дать вам толковый совет, ибо никогда не оказывался в вашем положении — всякое со мной случалось в жизни, но наставники меня не предавали. Но, по крайней мере, я не поспешу доложить о ваших сомнениях Повелителю, пока он не спросит меня прямым текстом.

— Надеюсь, не спросит, — уныло согласился Харган и сполз с постели. Вставать ему не хотелось, но сцена «больной и сиделка» казалась унизительной и неподобающей. — Кстати, ты был прав. Насчет крыльев. Он мне сам сказал.

Советник промолчал. Видимо, и без уточнений знал, что был прав. Он, зараза такая, всегда прав, как ни крути.

Харган неприкаянно послонялся по комнате, ища, куда бы приткнуться, и в конце концов оседлал свободный стул, развернув его так, чтобы видеть собеседника. Сидеть оказалось больно, но не укладываться же обратно, раз встал.

— И что мне теперь делать?

Шеллар, не поднимая глаз от трубки, которую не торопясь набивал, едва заметно пожал плечами.

— То, что должно.

— Ты хочешь сказать — сделать вид, будто ничего не было, и просто продолжить?…

— Не думаю, что вам придется так уж откровенно притворяться и лицемерить. Вы ведь все равно не предадите Повелителя и не пожелаете ему зла, как бы он с вами ни поступил.

Харган вспомнил прерванный сон и невольно вздрогнул, словно под чешую внезапно набились острые льдинки. «Жизнь Повелителя?» — спросила она… И он… не колеблясь… легко… пусть и во сне…

— Скрывать обиду вам будет трудно, — продолжал между тем советник, — но попытайтесь просто держаться с достоинством и увидите, она скроется сама. Выполните то, что вам приказано, — привезите Повелителю Азиль и не трогайте брата Аркадиуса, он того не стоит. От вас не требуется любезничать с ним или делать вид, будто вы его простили, исполните ровно то, что вам приказано: не причинять ему вреда. — Шеллар чиркнул спичкой и на мгновение поднял глаза, одарив собеседника лукавым, исполненным скрытого намека взглядом. — Полагаю, если вы скажете о нем все, что думаете, это не нанесет никакого вреда его здоровью. И не отвалится у него голова от знания, что вы терпите его в живых только по приказу Повелителя и только пока владеете собой, поэтому в его интересах не доводить вас до срыва. Попробуйте вообразить себе жизнь в постоянном страхе и ожидании…

Харган через силу усмехнулся. Да, советник как всегда хитроумен и как всегда прав, но все же… Мало брату Аркадиусу одного лишь страха, мало!

— Нет, это понятно… а с собой что мне делать?

Тяжкий вздох был ему ответом. Глупо, наверное, спрашивать — это только кажется, будто советник знает ответы на все возможные вопросы, а на самом деле есть вещи и ему неподвластные…

— Вы были в храме? — глухо донеслось из клубов дыма.

— Да.

— И что?

— Ничего. То есть в реальности ничего. А сон… Не знаю… Я не могу понять, был ли это просто сон или он имел мистический смысл… Тот, первый, я счел обычным, а потом оказалось… А этот… Я боюсь поверить… что, если ничего этого на самом деле не было?…

— Думаю, вам стоит рассказать мне. К сожалению, ваши рассуждения слишком бессвязны, чтобы из них можно было почерпнуть информацию для размышления.

Харган помялся, стыдливо вспоминая, как во сне без малейших угрызений совести распорядился жизнью Повелителя, потом подумал, что хуже уже все равно не будет. И рассказал.

— И что вам здесь кажется непонятным? — серьезно поинтересовался Шеллар, выслушав внимательно и уже в третий раз за вечер принимаясь набивать трубку. — По-моему, независимо от того, посещала ли ваш сон Мать Богов, или всему виной игра вашего подсознания, ваши дальнейшие действия остаются прежними. Не важно, велела вам богиня или собственная совесть, ее веление все равно совпадает с приказом Повелителя и моим советом. В следующий сеанс вы должны отвезти Азиль. Может быть, утратив возможность видеться с ней, вы сможете легче пережить расставание, которое в любом случае неизбежно.

— Ну сразу видно, что ты далек и от магии, и от мистики… — огорченно воздохнул Харган. — А если для того, чтобы не случилось несчастья, я должен что-то сделать? И если я этого не сделаю, все закончится плохо?

— Это что же, например? Отрубить крылья, покончить с собой и убить Повелителя? Вам не кажется, что подобная последовательность действий нереальна? И даже если изменить порядок в сторону здравого смысла, последнее требование невыполнимо, пусть вы даже окончательно утратите рассудок и попытаетесь. Если принять за основу предположение, что сон действительно носил мистический характер и его действительно посещала богиня, ее вопросы следует рассматривать только как испытание, как проверку ваших чувств и готовности к самопожертвованию. Боги, если они в самом деле существуют, всеведущи и вряд ли нуждаются в подтверждении наших слов. Подтверждения нужны людям, а боги видят наши мысли, и им достаточно. Поэтому оставьте бесполезные переживания и делайте что велит вам долг.

Харган едва удержался, чтобы не сказать вслух, где он видал этот долг, этих всеведущих богов и этого Повелителя заодно.

На этот раз он даже не испугался собственных нечестивых мыслей. Только подумал, что именно здесь и сейчас предпочел бы видеть перед собой Шеллара таким, каким он был до посвящения. Тогда с ним можно было бы поделиться действительно всем, что на душе, не спотыкаясь о его непоколебимую лояльность.

И еще он подумал, что Ольга была права. И неплохо бы перечитать ее письмо. А чем еще заняться — на дворе ночь, у Азиль наверняка кто-то другой, государственные дела на ум не идут, да и хвост болит…

— Хорошо, так и сделаю, — согласился Харган, понимая, что звучит это по меньшей мере неохотно, но не в силах ничего поделать со своим голосом. — Знаешь, ты… иди, мне нужно подумать.

— Как скажете, — без возражений согласился советник и поднялся. Харган заметил, что сегодня он пришел без трости. Не пожелал ломать комедию, как в прошлый раз, когда его приволокли с собой перепуганные братья.

— Будешь уходить, найди Лю или кого-нибудь еще, пусть примерно через час зайдет ко мне и усыпит до утра.

— Непременно, господин наместник. — Шеллар чуть склонил голову, что получалось у него едва ли не почтительнее, чем у иных братьев земные поклоны, и, почти не хромая, направился к двери. — Спокойной ночи.

— И тебе, — в спину ему пожелал Харган.

На самом деле он не хотел спать. Он надеялся лишь вернуться во сне в тот самый храм и попросить уклончивую богиню разъяснить ему простыми словами: что он должен делать?