«выправлю бритву…»
выправлю бритву
на сыромятном ремне.
помнишь молитву?
перескажи её мне.
не заикайся.
скороговоркой, ну!
кайся, брыкайся —
бестолку. в тишину
канут любое
слово твоё и ты
вместе с любовью
мнимой. из темноты
лютая память
выхватит абрис, жест.
чёрное пламя
ненависти. асбест
здравого смысла
разум не защитит!
как тебе? — кисло?
дёргается? болит?
правду иль кривду —
поздно! — грешна, чиста…
помнишь молитву?
ну же! давай! читай!
«и я отвечаю господи я устал…»
…и я отвечаю господи я устал
внутрь себя смотреть как в некий кристалл
перебирать все эти если бы да кабы
раскачивать лодку увиливать от судьбы
падаешь в эту пропасть убит отпет
вычеркнут из всех списков а дна всё нет
вальсируешь неуклюже на раз два три
вязкая мгла снаружи и лёд внутри
«а что ты видишь кроме — дом, работа…»
…а что ты видишь кроме — дом, работа,
любовник, дочь?
любовников меняешь раз в полгода.
полжизни — прочь.
авралы, стрессы — этому ли рада? —
в расход, в распыл.
и что теперь с того, что я когда-то
тебя любил.
«каждый раз, выходя на балтийский вокзал…»
каждый раз, выходя на балтийский вокзал
из метро, вспоминаю тебя.
здесь когда-то (ты помнишь?) тебя я встречал
каждый вечер. коньяк пригубя,
десять грамм под язык, прямиком от метро,
прикурив, к остановке пойду,
где рыжеет автобус. подумаю про
нас с тобой, посмотрю на звезду,
что не светит сквозь тучи, да место займу,
и поеду. поеду домой.
и автобус сквозь чёрную, чёрную тьму
повезёт меня. вместе со мной
повезёт мои думы, усталость, коньяк,
кстати, да — десять грамм под язык.
и всё мнится, — звезда не пробьётся сквозь мрак.
впрочем, это неважно, привык.
«старушка с хитрыми глазами…»
старушка с хитрыми глазами
на невском милостыню просит
под голубыми небесами
в санкт-петербург приходит осень
прогулочным неспешным шагом
пройду бабульки этой мимо
шурша обёрточной бумагой
дымя приплюснутою примой
нырну в метро очнусь в трамвае
что ковыляет мимо храма
ах петербург мосты нева и
щиты с рекламой
окраинных районов спальных
многоэтажки
и на душе светло печально
и всё неважно
«на самом-то деле…»
на самом-то деле
всё было совсем не так —
на прошлой неделе
я понял, что это знак.
я вышел из дома,
закрыв за собою дверь.
я спрятал в укромном
месте ключи. теперь
их только случайно
можно найти. и то,
что делать с ключами,
не знает никто, никто.
«в жёлтом парке…»
в жёлтом парке — бабье лето,
в синем небе — облака.
банка с пивом, сигарета.
жизнь, как водится, легка.
в хрустале случайной лужи
слепо щурится звезда.
опускается на душу
тень багряного листа.
раз, два, три, четыре, пять —
бог идёт тебя искать.
вдруг меняется картина:
меркнет свет, звенит звонок,
словно некто смотрит в спину,
беспощадный, как клинок.
и за гранью восприятья,
в сизом мареве тоски,
злая осень в пёстром платье
рвёт свои черновики.
кто не спрятался, тому —
посох в руки и суму.
не спасёшь, не отогреешь,
не распутаешь следы.
не заштопаешь, не склеишь —
шов досады, скол беды.
и ложатся тяжким грузом
в душу мёртвые слова.
те, что шепчет то ли муза,
то ли чёрная вдова.
«узорчатая ограда…»
узорчатая ограда,
травы звенят.
скажи в пустоту обрадовано:
хуйня.
весь этот фарс нелепый,
тягостный бред, —
кем это всё востребовано?
мной? — нет!
слёзы, стенанья, трубы,
литавров медь.
чья эта жизнь загубленная?
чья смерть?
правит свой бал эпоха
пафосной лжи.
оставь мертвецам их похороны,
ты — жив.
«я знаю, где ты сидишь…»
я знаю, где ты сидишь,
в каком офисе,
что у тебя с крышей
этой осенью.
какая тебя бездна
зовет дружески,
стремительная, как лестница
в метро калужская.
сорвёшься в неё разом:
опа — ни ног, ни рук.
вот тогда и отпразднуем.
привет доктору.
«понеслось дерьмо по трубам…»
понеслось дерьмо по трубам, дрянь по венам.
станешь безобидным трупом, непременно.
неприметной серой кочкой на кладбище.
будет этот мир, короче, много чище.
а и вправду — что коптить его задаром? —
слушай лучше пенье птичье под кумаром,
от которого уже не отдышаться.
бесконечное кружение — без шансов.
«варварский век…»
варварский век.
каждый второй — шахид.
падаешь в снег,
вроде бы не убит.
вроде бы цел:
ноги, живот, лицо.
что там в конце,
мать твою так, концов
снова: манеж,
комплекс жилой, метро?
где тебя срежет,
кто тебе пустит кровь? —
бравый абрек,
хрупкая гюльчатай?
падаешь в снег,
воздух тугой глотая.
«специалист по точкам и заглавным…»
специалист по точкам и заглавным,
алкаш, трепач.
махни стакан, потом занюхай плавленым,
иди — рыбачь.
мы тоже были рысаками с гонором.
да что там! — есть.
нас не проймёшь занудными прогонами,
стеклом о жесть.
расставь — тире, кавычки, троеточия
на всём пути.
глаголом жги, юродствуй, плачь и протчая.
но — не пизди.
«а не было ни горя, ни печали…»
а не было ни горя, ни печали —
любовь была.
была-была, не пожимай плечами.
сирень цвела.
и мы с тобой в то лето тоже были,
как та сирень.
и в небе облака над нами плыли,
и длился день.
и был закат медлительный и нежный,
и небо над.
так надвигался, ставший неизбежным,
кромешный ад.
«впору лечь и замереть, — не вставать…»
впору лечь и замереть, — не вставать
и не слышать ни вестей-новостей,
ни гостей не принимать. обнимать
свои плечи, занимая постель
без остатка, безраздельно, как гроб.
только ходики — «тик-так» — со стены,
в царстве мёртвой, как ты сам, тишины.
поцелуй меня, любимая, в лоб,
осени меня три раза крестом.
вот он я — лежу недвижно пластом.
и не встану ни сейчас, ни потом.
«сейчас заболит голова…»
сейчас заболит голова
станет невмоготу
сплёвываешь слова
в пустоту
гулкую как бездон-
ный колодец как
пустой молочный бидон
на устах
кроме проклятий нет
ни черта
меркнет холодный свет
пустота
«рифмуешь ли кровь с любовью…»
рифмуешь ли кровь с любовью,
морковь с капустой,
выходит всё — суесловье,
бездарно, пусто.
и пользы от этих строчек,
что кот наплакал —
выключен, обесточен,
низвергнут на пол.
плюшевою игрушкой
оставлен в детской —
тошно, темно и скучно
за занавеской, —
некий аналог
вечности и покоя.
…жаль, что тебя не стало,
и всё такое.