Новый Раскольников

Панкин Борис Александрович

#404

 

 

#404

1. автобус сменил окрас, — был рыжим, стал бело-синим. маршрут, на котором нас не встретить уже. Насильно, как говорится, мил не будешь, вот и не стали… билет, не забудь, возьми, остальное детали. 2. я ли тебя не баловал, не носил на руках, к дому не подвозил на такси, не ставил на пьедестал? всё — устал. я ли тебя не воспевал, не пел песен тебе под окнами, не болел тобою до лихорадки, до тёмных снов? всё — здоров. 3. маршрут простой: от «автово» и далее, с привычными за столько лет деталями, — дома, деревья, люди по обочинам и прочее. за сорок пять минут поездки в прошлое всё вспомнишь: и плохое, и хорошее. все огорченья, радости, оплошности. под нож, прости. очнёшься: петергоф. считай, доехали. ларёк, сберкасса, арка за аптекой, и почти что дома. то есть, не пора ли нам к реалиям. 4. всё уже поздно, даже сказать прости. даже по звёздам не отыскать пути. вот и плутаешь, кружишь без цели, да изобретаешь способ прожить и так. вечность по кругу, чёртово колесо. вытяни руку — что там? — вода, песок. скоро ли пряжа, нитка сойдёт на нет. небо, как сажа, пусто внутри, во вне.

 

«свет в окошке понарошку…»

свет в окошке понарошку — кто-то пошутил. заведу, пожалуй, кошку, господи прости. пусть встречает у порога, трётся да урчит. будем вместе понемногу медленно влачить бытиё своё смешное, свой покой стеречь. слушать звуки за стеною, свет на кухне жечь.

 

«всё так трагично и печально…»

всё так трагично и печально как будто чёрный пистолет твой череп выстрелом нечаянным разворотил и больше нет ни этой женщины в сорочке ночной ни девушки в трико что танцевала так легко как будто залепили скотчем небрежным брешь в твоей башке и закопали в землю впрочем не где-нибудь в глухом леске а на кладбище честь по чести с музыкой прочей маетой звездой гранитною плитой и профилем эмаль по жести

 

«в своей печали пребывая…»

в своей печали пребывая не забывай меня дружок ходи с оглядкой на трамваи ставь аккуратней сапожок когда скользишь по тротуару оледенелому в толпе под наплывающие фары навстречу проклятой судьбе когда прохожих задевая идёшь меня не узнавая я тоже помню о тебе всё время помню о тебе

 

«в гулких ладонях ладожского вокзала…»

в гулких ладонях ладожского вокзала это не я придумал но ты сказала в марте апреле мае уже не помню да и не суть тем паче что ты никто мне всё это было было но в прошлой жизни в позапрошлой ты говорила пока не кисни а в нынешней только письма и те по делу но даже от них невольный озноб по телу и в ночи отдаётся эхом твой голос давний и сердце бьётся как будто каблук о камни стучит по мраморным плитам пустого зала в гулких ладонях ладожского вокзала

 

«Бредущий краем жизни пилигрим…»

Бредущий краем жизни пилигрим, Летящий краем неба шар воздушный, Язычник, виршеплёт прекраснодушный, Останься до утра — поговорим. Ты зря сюда явился. — Третий Рим Величием своим и равнодушьем Античному подобен. И не лучше Людская участь в нём. — Необорим И неподкупен город. Жрец пера, Ударно выдающий на гора Едва ли шедевральные творенья, Бессмысленна неравная борьба. Остынь, пока хранит тебя судьба. Коснись руин, и — в путь, во мглу забвенья.

 

«отходит вагон от перрона…»

отходит вагон от перрона вдоль чёрных обугленных крон в процессе тягучем разгона скрипит и качается он и в коконе этом железном под стук чугуна о чугун ты едешь зачем неизвестно исчезнуть в одной из лакун извечная тяга к побегу сорваться с насиженных мест петлять словно заяц по снегу скитаться пока не заест тоска ностальгия неважно как эту хандру ни зови она разрастётся однажды до внутренней язвы любви войти в эту бывшую воду отмыться от прошлой вины махнуть на былую свободу и выяснить что не нужны твои добровольные цели готовность осесть навсегда что зря ты на самом-то деле идёшь по обратным следам и вот начинай всё сначала мечтай о ничейной земле уходит баркас от причала скрывается город во мгле и жить удивительно просто когда за верстою верста и в небе над тёмным погостом холодная злая звезда

 

«теперь я знаю где тебя искать…»

теперь я знаю где тебя искать холодными тугими вечерами какими обоюдными словами полосовать я точно знаю сколько это ноль помноженный на значимость момента делить на бесполезность аргументов плюс алкоголь я слышу что скрипит пустой трамвай на этом ежедневном повороте о чём молчит звезда твоя напротив скажи давай

 

«сугробы оседают ощутимо…»

сугробы оседают ощутимо, в промозглом стылом воздухе весной, грядущей, веет. обсуди со мной нюансы бытия в окрестных риму микрорайонах. снег, подобно гриму, скрывает шрамы. коркой ледяной покрыты тротуары. мир иной мерещится, когда несётся мимо поток, сплошной автомобильный, леты подобие, — нырнешь в него, и, где ты окажешься в итоге, не дано предугадать. перебирай монеты в кармане, в ожидании рассвета. на остановке в семь ещё темно.

 

По чёрной ветке

1. прыг — на рельсы. вжик — голубой вагон, — словно целился: скрежет, кровища, гомон. любопытные с края платформы — вниз, ненасытные до зрелищ — «а что случилось?» 2. по чёрной ветке мёртвого метро туда где в клетке щурится хитро в гардинном полумраке злая птица пора тебе мой ангел возвратиться она смеётся хрипло обо мне не обращай внимания и не грусти о том что в жизни не сбылось я тоже всё прощу тебе авось 3. уйдёшь в иное измерение, придёшь к идее умирания, к необратимости забвения, к необходимости заранее изъять решительно из памяти былое, вычеркнуть из прошлого. по новой выучиться грамоте, и вот, глядишь, уже наброшена на зеркало тряпица белая, вода на угол дома вылита. мы всё с тобой, как надо, сделали, готовься: сорок дней до вылета.

 

«уже и не вспомнить, когда это было…»

уже и не вспомнить, когда это было — месяц, число. что ты конкретно мне говорила, кого трясло больше — тебя ли, меня — не помню — забыл, заспал. в угрюмой глуши коридоров, комнат души пропал. ангелы в белых, как снег, халатах — все заодно. войлочно, глухо в моих палатах. темно. темно.

 

«а это лекарство от нашей с тобой тоски…»

а это лекарство от нашей с тобой тоски от колыбели до гробовой доски спать на ходу жить в непробудном сне верить что истины нет и на самом дне моря стакана тёмной глухой души спи несмеяна нет её не ищи

 

«в прожорливом чреве вагона…»

в прожорливом чреве вагона встречает лиловый рассвет на полке, казённой, капризный и томный, великий, но русский поэт. измучен нарзаном и колой, бессонницей мается он, рифмует глаголы, уныло и квёло, — типичный, кароче, гандон. его волосатые ноги сиротски в проходе торчат. как будто бы строгий, но в целом убогий, ублюдочный, в сущности, взгляд. он едет, допустим, с визитом в далёкие, скажем, места. он быть знаменитым хотел, но корытом, разбитым, накрылась мечта. зато есть пальцовки да бзики, да мутный укуренный бред. — бездарный, безликий, гнилой, безъязыкий, хуйовенький, в общем, поэт. в прожорливом чреве вагона трясётся движению в такт махины стотонной, капризный и томный, напыщенный, злобный мудак.