Как только Санду очутился за воротами фабрики, первой его мыслью было пойти в школу. Если ребята не ушли на пруд, больше им негде быть. Он ликовал, что может сообщить им такую отрадную весть: приказ номер два был мимолётной тучкой, и горизонты Малого пруда снова безоблачны!

Ещё издали Санду увидел развевающийся на мачте флаг; странно только, что совершенно не слышалось обычного шума. Дежурившие у калитки пионеры напомнили, что ребята отправились в соседнее коллективное хозяйство собирать колосья.

В «тихом уголке», который разве что теперь, когда школьный двор был пуст, оправдывал своё название, восемь мальчиков играли в шахматы. Но не один на один, как обычно. По одну сторону шахматной доски расположились семь мальчиков, а по другую — один-единственный, и не кто-нибудь, а сам Негулеску, лучший шахматист школы!

Моряки Малого пруда встретили Нику и Илиуцэ довольно холодно и неприязненно. Нику и Илиуцэ пришли сюда вербовать ребят на Лягушиное побережье, но, как видно, попали впросак.

Немного погодя Илиуцэ предложил играть в шахматы. И так как никто не рискнул играть один на один с Нику, то он взялся играть один против всех. Хотя Дину, Мирча и Костя были довольно приличными игроками, Нику с самого начала добился преимущества, обменяв копя на слона и две пешки.

— Почему бы вам заодно не пригласить на подмогу своих родных? — сказал Нику, когда все семеро заспорили, поскольку каждый считал, что предложенный им ход — самый удачный и что только так — нет, вот так — можно нанести противнику сокрушительный удар. И Нику хвастливо добавил: — Я вас всех в два счёта обставлю! Во сколько ходов сделать мат?

При появлении Санду поднялся крик. Оставив партию незаконченной, ребята кинулись ему навстречу. А когда Санду в ответ на десятки нетерпеливых вопросов бросил своё излюбленное «дельно», весёлое, мощное «ура» огласило двор. Дину тут же сочинил частушку:

Частушка была встречена взрывом смеха, послышались протесты:

— Сказал тоже — «расцветает»! Ты и не увидишь, как он цветёт.

— Попал пальцем в небо! «Кипарис — явись»!..

— Таких поэтов лучше не надо!

— Это такие же стихи, как я — самокат.

— Всякое бывает, юноши, — оправдывался Дину. — Я же на ходу сочинял. И потом, если хотите, я могу изменить: «Кипарис мой, кипарис, все на Малый пруд явись!» Так ведь можно, правда?

Смеясь и подталкивая Дину, который всячески отбивался и кричал: «Если вы не перестанете, я ещё такие же дрянные стихи сочиню», ребята вернулись в «тихий уголок». Санду вкратце передал свой разговор с Петре Станку. Ребята обрадовались, что адмиралу не пришлось просить и что беседа велась, как он выразился, «на равных началах». Они только удивились, что Петре Станку тоже не знал того человека, который гнал их с пруда.

— Это какой-нибудь злодей, — сказал Дину.

— Как будто пруд — его! — Надув щёки и выпятив живот, Алеку пробасил: — Вы мне тут не попадайтесь, пруд мой!

Алеку превосходно умел «изображать», но лучше всего ему удавался «хозяин Тимофте», который раньше держал самую большую лавку «Бакалеи и гастрономии» в районе. И теперь все стали просить Алеку представить «хозяина Тимофте».

Алеку засучил рукава, спустил на лоб прядь волос, взял у Дину его белую парусиновую курточку и подвязал её на манер фартука, потом каким-то каркающим голосом зачастил:

— Яблок желаете? Сколько? Кило? Как? Это гнилое яблоко? Избави боже! А вот это? Тоже гнилое? Ничего, всё равно мне в убыток… Что вы говорите? Это не яблоко, а картофель? Ничего, картофель тоже полезен. Жареный картофель даже вкуснее яблок…

— Слушай, Алеку, иди и правда в артисты! — посоветовал ему Дину. — Я стану писать пьесы, а ты будешь играть. Видел, как я ловко сочиняю: «Расцветает кипарис…»

Санду только теперь заметил Нику. Он подошёл к нему и ироническим тоном спросил:

— Ну, как дела, «адмирал»?

— Хорошо, адмирал! Даже лучше, чем я думал. Боюсь, что у тебя вот неважно…

— Это почему же?

— Кто знает? Сдаётся мне, что ты уже не сможешь похвастаться перед отрядом…

— Хвастаться? Чем?

— Мною…

— Тобой действительно никто не может похвастаться!

— Ого! Воображаю, как бы ты хвалился! — Нику принял забавную позу, выставил грудь вперёд и, подняв руку, важно сказал: — «Товарищи, поздравьте меня! Напишите обо мне в стенной газете и пошлите заметку в «Пионерскую искру», я, Санду Дану, самый выдающийся, выполнил своё обязательство: отучил Пику — буяна, каких мало, — от его замашек». Ха-ха-ха! Так бы и сказал, кабы только мог… Но птичка улетела! Насыпь ей соли на хвост…

— Ты не птичка, Нику… Ты просто птица, и к тому же домашняя, из породы спесивых, что распускает хвост и надувается. А обязательство, к твоему сведению, мы всё равно выполним!

— Ты меня просто смешишь…

— Смейся сколько хочешь, но запомни: с драчунами мы не уживёмся. Мы не позволим тебе хвастать… своей силой! Драться не позволим!

— Серьёзно?

— Очень серьёзно!

— Тогда я покажу тебе сейчас, насколько это серьёзно. Илиуцэ! Илиуцэ, поди-ка сюда!

Илиуцэ подошёл, и только он очутился возле Нику, как тот ударил его.

— Ты что, Нику? — рассердился Илиуцэ. — Не трогай меня!

— Ну, видел… товарищ Санду Дану?

— Видел, — огорчённо ответил Санду. — Но тут не в тебе одном дело. Илиуцэ тоже хорош, если после всего этого продолжает дружить с тобой…

— А я уже привык, — вздохнул Илиуцэ. — Сейчас он не больно ударил.

— «Привык»! — вздохнул и Санду. — А почему ты не привыкнешь ходить на руках, вниз головой?

— Это не одно и то же, — неуверенно сказал Илиуцэ.

— Нет, одно и то же! — отрезал Санду.

Тут подошли и остальные. Санду обернулся к ним и спросил:

— А где Петрикэ? Он тоже на сбор колосьев уехал?

— Нет, — ответил Нику, хотя знал, что не его спрашивают. — Он даже не приходил. Я собирался сразиться с ним в шахматы, вот он и струсил.

— Полегче, полегче! — одёрнул его Санду. — Петрикэ в два счёта не обыграешь.

— Не обыграю? Ха ха-ха! Да я с ним и без ладьи сыграю. А тебя, если хочешь знать, с закрытыми глазами одолею. В шахматах я адмирал, а не ты!

— Хвались, да не поперхнись! Хотя и не я это сочинил, но к тебе очень подходит, — съязвил Дину.

— Ну, уж это ты оставь, — вступился за друга Илиуцэ. — Нику никто не обыграет в шахматы.

— Хорошо, хорошо. Пусть будет так. К чему спорить! Давайте лучше поговорим о более важных вещах, — сказал Санду.

— Переводишь разговор, не нравится? — не унимался Нику. — Во всём хочешь быть первым, а вот в шахматах не получается?..

— Глупости! Ничего я не хочу. Ты ушёл от нас?.. Ну и оставь нас в покое… — И, обращаясь к ребятам, Санду продолжал: — Надо заняться гербарием, сегодня день у нас почти зря пропал. Собрали мы пока мало. Письмо Дину написал, но мы не знаем, куда послать… Хотите, чтобы мы на бобах остались? Нужно поговорить с Владом…

— Влад в деревне.

— Он к вечеру вернётся. Пойдёмте к нему, — предложил Алеку.

Ребята согласились.

— Надо известить и Петрикэ, — сказал Санду. — Кто поблизости от него живёт?

— Я живу рядом, — вмешался Нику. — Только я вашим приказам не подчиняюсь! Да и Петрикэ не захочет показываться мне на глаза: я же пообещал обыграть его в шахматы!

— Опять ты вмешиваешься? Опять хвалишься? — И Санду презрительно посмотрел на него.

— Мне есть чем похвалиться! А тебе вот нечем, а то бы и ты хвалился. А Петрикэ твоего я всё равно в два счёта обставлю. Быть бычку на верёвочке!

Санду не считался хорошим шахматистом. Он не принимал участия в школьных, а тем более в общегородских турнирах. Любил играть, но так как-то получалось, что, когда происходил турнир, он по какой-нибудь причине не участвовал. С Петрикэ он не раз играл в шахматы, но обычно они не доигрывали до конца, то ли потому, что наступал вечер и Санду надо было уходить, то ли Петрикэ посылали за покупками, либо они, заигравшись, попадали в «цейтнот» — предстояло ещё делать уроки.

Санду, правда, частенько играл по вечерам с отцом, а если к ним заходил дядя Петре, то и с ним. Петре Станку учил Санду обдумывать не только свои ходы, но и возможные ходы противника, а главное, дорожить каждой пешкой. «Пешка — самая существенная фигура, — обычно говорил он. — В шахматах примерно так же, как в бою. Потерял бойцов — ни к чему тебе уже и кони и позиции».

Сознавая свои силы, но зная и репутацию Нику, Санду был уверен, что проиграет ему, и всё-таки сейчас ему страшно хотелось обыграть Пику. Не столько из-за хвастовства Нику, сколько ради чести друга. И Санду решился:

— Ну, знаешь… Петрикэ играет гораздо лучше меня. Он меня, может, сто раз обыгрывал, а тебя и двести обыграет!

Нику сначала даже опешил, потом громко расхохотался:

— Вот так отмочил! Илиуцэ, слыхал, что он говорит?

Хотя никто из ребят не поддержал Нику, но в глубине души все считали, что он прав, а Илиуцэ, будь здесь огонь, не преминул бы последовать примеру Муция Сцеволы… Нет, в лучшем случае Петрикэ добился бы ничьей, но уж никак не победил бы!

— Петрикэ определённо обыграл бы тебя! — стал опять подзадоривать его Санду.

— Ты так говоришь потому, что его здесь нет! — вмешался Илиуцэ в полной уверенности, что это действительно шутка.

— Считай, что он здесь! Петрикэ и без ферзя меня обыгрывает… Я буду играть с Нику. Если я выиграю… значит, и Петрикэ…

— …обставит Нику в два счёта, — сказал Алеку, передразнивая Нику.

— Точно! Ну как, берёшься играть со мной, Нику?

— Ещё спрашиваешь! Конечно! Только предупреждаю: потом уж не хнычь!

— Не беспокойся, хныкать я не буду. Но и я ставлю условие: если ты проиграешь, то зайдёшь к Петрикэ и скажешь ему, чтобы он после обеда был у Влада… — Санду зажал в кулаки чёрную и белую пешки и, спрятав руки за спину, сказал: — Разыграем! Выбирай, в какой руке?

— В левой!

— Белые! Тебе начинать.

Только теперь, расставляя фигуры, Санду спохватился, что поспешил, подзадоривая Нику. И всё же играть надо! Разве он мог допустить, чтобы так говорили о Петрикэ? Хоть он и не гроссмейстер, но и не новичок.

— Я пошёл! Куда ты смотришь? Или ты и дебюта разыграть не сумеешь?

Различив голос Нику в шуме других голосов столпившихся вокруг них ребят, Санду вздрогнул. Он ответил ходом королевской пешки.

После нескольких ходов ребята, естественно, не могли ещё разгадать, какие цели преследует каждый из партнёров. Было, однако, ясно, что Нику более агрессивен и смелее продвигается к позициям противника, открывая пути тяжёлым фигурам. Санду развивал фигуры робко, но обдуманно, предварительно удостоверившись, что каждая клетка, на которую он ставил фигуру, была надёжной траншеей и, главное, имела непосредственную связь с тылом, откуда в любой момент могло прийти подкрепление. Один раз он сделал слабый ход, это дало возможность Нику укрепить свой правый фланг и связать чёрного коня.

Оба играли молча. Нику двигал фигуры уверенно, лихо стуча по доске, и стремительно отвечал на каждый ход Санду. А тот брал фигуру легонько и ставил её с такой осторожностью, точно боялся сломать и как будто до последней минуты не был уверен, хорошо или плохо то, что он делает.

Окружающие с интересом следили за партией. Они заметили промах. Санду и долго обсуждали его. По мере развёртывания партии они всё меньше сомневались в победе Нику. Санду сумел, правда, обеспечить слонами контроль над важными для развития контратаки диагоналями и, пожертвовав пешку, вывел коня из окружения. При взгляде на доску тактическое преимущество Нику было очевидно: к расположению чёрного короля стягивались всё более осмелевшие вражеские шеренги.

Этого не мог не видеть и Санду. Но, к удивлению Нику и в особенности всех остальных, Санду словно и не замечал опасности, грозившей его королю или в лучшем случае другим фигурам. Вместо того чтобы подготовить рокировку, он передвинул ферзя на клетку, не имеющую прямой связи с обеспечением атаки на белого короля. Белый конь, находившийся под надёжной охраной двух пешек, сковывал движение ферзя.

Нику не удержался от улыбки. Он точно рассчитал, что сможет сделать мат в четыре хода. Первым ходом он устроил ловушку. Жертвуя слона, он достигал ослабления позиции чёрного короля. Вторым ходом белый ферзь атакует оголённый королевский фланг с шахом. Король вынужден уйти из «дворца». Третьим ходом коня отрезается отступление королю и последним ходом королевской пешки — мат! Но, вопреки всему, Санду не стал брать слона. А, казалось бы, любой с закрытыми глазами обменял бы слона на пешку. Санду сделал другой ход: поставил чёрного слона за ферзём, на одной диагонали. «Для чего?» — спрашивали себя ребята. Хотя с самого начала уговор был такой: «Болельщикам — молчать!». Дину, улучив момент, когда Нику засмотрелся на доску, наклонился к Санду и стал шептать ему на ухо: «Следи за белым ферзём. Ведь…» Но Санду отстранил его и строго сказал: «Дину, что это такое? Это же нечестно!» Тут белый ферзь атаковал с шахом. Санду пошёл королём. Согласно замыслу, Нику двинул коня, того самого, который связывал чёрного ферзя. Глаза Нику радостно блеснули.

— Санду, Санду, ты попался, как наивный ребёнок, — сказал он. — Один ход — и мат!

Не поднимая глаз от доски, Санду ответил в том же тоне:

— Нику, Нику, ты неосмотрителен, как нахальный ребёнок! — И, взяв незащищённую пешку ферзём, сказал тихо, будто сам не верил этому: — Шах и мат!

— Не может быть! — крикнул Нику.

— Это, наверно, ошибка! — вырвалось у Алеку.

— Ошибка!.. — повторил Илиуцэ.

Широко раскрытыми глазами Нику смотрел на доску, и неприятная дрожь пробежала у него по телу.

— Да… Не рассчитал… Мат!

— Молодец, Петрикэ! — воскликнул Санду вставая. — Значит, Нику, не забудь предупредить Петрикэ.

* * *

Ещё в первый день их деятельности в порту Дину, обратил внимание вот на что. Растение, похожее на птичью гречиху, но с более приметными цветами, попадалось и в воде и на берегу. Сначала Дину усомнился в том, что это одно и то же растение. Он было спросил Санду, но тот пожал плечами и сказал:

— Наверно, то же самое. Очень уж они похожи.

— Не думаю, — возразил Дину. — Что-нибудь одно: либо пеший, либо конный. На берегу жить — надо приспосабливаться к одним условиям, а в воде — к другим, совершенно другим условиям.

— Тогда не знаю. Проверить надо, — сказал Санду.

Вечером Дину, раздумывая, чем бы заняться, решил разгадать эту загадку. Часа два он рылся в обширной отцовской библиотеке, среди множества книг в красных и синих переплётах, и, когда уже потерял всякую надежду, набрёл на объёмистый труд об отечественной флоре.

— Эврика! — радостно воскликнул Дину.

В ту же минуту дверь отворилась, и в комнату заглянула его сестрёнка:

— Ты меня звал?

— Нет, — засмеялся Дину. — Я крикнул: «Эврика!» В своё время это сказал Архимед, обрадовавшись, что открыл свой знаменитый закон.

Сестрёнка с удивлением поглядела на него, потом кивнула на разбросанные книги:

— Не знаю, радовался ли твой… как его…

— Архимед!

— …Архимед, а вот папа вряд ли обрадуется, что ты все его книжки перерыл.

— Ладно, ладно, поставлю на место. Поди играй!

Внимательно перелистывая книгу. Дину нашёл то, что искал. Похожее на птичью гречиху растение носило латинское название «poligonum amphibium», но оно показалось Дину довольно мудрёным, и он предпочёл окрестить его «загадочным».

Оказалось, что это растение обладает исключительной приспособляемостью к различной среде — то есть может быть и наземным и водным.

…Когда натуралисты собрались у пруда. Дину предложил Санду исследовать «загадочное» растение.

Сначала они взяли один экземпляр из воды, корневище у него было погружено в ил. Блестящие мечевидные листочки плавали на поверхности воды. Красивые розовые цветы бросались в глаза.

Увидев пчёл на цветах «загадочного» растения, Санду сказал:

— Оно, должно быть, богато нектаром.

Дину со смехом заметил:

— Ты небось не прочь стать пчёлкой! Целый день бы лакомился…

— Да, пожалуй, — засмеялся Санду. — Только вот мама говорит, что я не отличаюсь ловкостью. Наверно, я не сумел бы обращаться с жалом и сам вечно кололся бы о него.

Потом они взяли прибрежный экземпляр того же растения и стали искать приметы приспособляемости.

— Видишь, — сказал Дину, — стебель намного толще.

— Зато листья поуже и черешки у них гораздо короче. Почему бы это?

Оба задумались.

— Эврика! Эврика! Догадался! — радостно крикнул Дину. — Очень просто: листья у него поуже и поменьше потому, что они не плавающие.

— Верно! — согласился Санду. — А черешки длиннее в воде, чтобы листья могли подняться на поверхность…

Но мальчики заметили и другое: стебель земноводного растения был покрыт волосками, а перед соцветием имелось клейкое кольцо.

— Интересно, для чего бы это кольцо?

— Присмотримся…

Растянувшись плашмя, они взяли под наблюдение несколько растений. И вот Санду увидел, как муравей покружил возле стебля и начал взбираться по нему. Потихоньку-полегоньку муравей подбирался к цветку. Вот уже осталось пять сантиметров… три… два… А дальше он уже не мог подняться ни на миллиметр: клейкое кольцо не пускало, затрудняя движение ножек муравья.

— Так вот оно что! — весело крикнул Санду. — Вот для чего кольцо! Оно останавливает муравьёв, которые хотят поживиться нектаром. «Загадочное» растение, как видно, угощает не всех, а только летающих насекомых.

А потом предстояло разгадать ещё одну загадку. В гавани, на том самом столбе, к которому были привязаны береговые суда, Алеку обнаружил записку. На листке из записной книжки печатными буквами было написано: «Вы взяли на себя заботу о малышах, — это очень почётная задача. Желаю вам успешно справиться с ней. Маленькие дети — ваша смена».

И никакой подписи.

Кто же приклеил на столб эту записку?

Санду подумал, что он как будто видел записную книжку с такими же листочками, как этот. Но промолчал.