Пасмурный день. Густые тучи ползли по небу, вились над Малым прудом. Точно тысячи морских волков закурили трубки и клубы дыма заволокли море.
Три часа дня.
В адмиралтействе, склонившись над картой, испещрённой множеством красных, синих и зелёных кружочков, Санду в который уже раз вглядывался в неё: «Ничего мы не забыли?» И перед его глазами, как на экране, мелькала надпись из записной книжки Влада: «Не забыть! Не забыть! Не забыть!»
Санду отлично сознавал, что если не довести все приготовления до конца, то нечего рассчитывать на удачу, как нельзя полагаться на деревянную саблю в бою, когда противник обстреливает из пулемёта.
Подготовка началась ещё накануне.
Тремя пунктирными линиями на карте были отмечены места расположения ребят во время битвы, иначе говоря — первой, второй и третьей цепи.
Первая цепь должна была находиться у тростниковых зарослей, служивших хорошим прикрытием, и встретить неприятеля градом небольших песчаных комьев. Ребята, назначенные в первую цепь, вырыли ров метра в три длиной, а из вынутого глинистого грунта возвели насыпь вдоль рва, укрепив её сухим тростником. Тростником же выстлали и ров. Возглавлял первую цепь Мирча.
Лучшие наводчики входили во вторую цепь, скрытую кустами цикуты, против клёна, где был наблюдательный пункт. Вооружённые комьями покрупнее, величиной с кулак, они должны были метко целиться, чтобы каждый ком попал в цель. Второй цепью командовала Нина — лучший стрелок из рогатки.
Петрикэ поручалось управлять третьей цепью. Их задачей было метать крупные ядра, примерно с кегельный шар, при помощи широких досок с целой системой рычагов, устройство которых держалось в страшной тайне. Это орудие ребята назвали пузырчаткой — в честь одного из найденных ими растений. Точно в такой же тайне держали и придуманный Родикой способ изготовления плотных песчаных ядер. Родику недаром прозвали в школе «новаторшей». «Упругие ядра» были уже третьим её изобретением. Первое пользовалось известностью как «парта Родики». Она приспособила к своей парте пружины, так что, когда её вызывали отвечать с места и она вставала, крышка автоматически откидывалась. Другая её находка — «атлас по кругу» — давала возможность ученицам шестого класса пользоваться по очереди и без всяких ссор единственным имеющимся в классе атласом по ежедневному графику. И, наконец, теперь Родика придумала пустить в дело тоненькие гибкие ивовые побеги, а не только песок и воду. Благодаря этому песчаные ядра обретали плотность и, описывая дугу, в полёте уже не рассыпались от сопротивления воздуха. Таково было третье изобретение Родики, с восторгом принятое на Малом пруду.
…Значит, победа должна быть за ними, безусловно и непременно! От этого зависит не только честь порта, но и нечто более важное. Битва должна послужить уроком для Нику и Илиуцэ.
Когда о них шла речь у Влада, тот сказал: «Вы должны их вернуть, но ни в коем случае не угрозами. Верните Нику и Илиуцэ силой примера. Итак, действуйте! Желаю успеха!»
Ещё одно обстоятельство беспокоило Санду. Было три часа, сбор назначен в два, а до сих пор не явился один из участников, которому отводилась немаловажная роль в этой битве.
Санду вышел и окликнул Дину:
— Ну как, всё ещё не пришла?
— Нет! — вздохнул Дину. — Я посылал узнать…
— И что же?
— Дома говорят, что она ушла без десяти два. Значит, она должна была прийти сюда ещё час назад. Не случилось ли с ней чего-нибудь?
* * *
Четыре часа.
Нику кое на что рассчитывал, когда грозился в пух и прах разнести порт Малый пруд. А рассчитывал он на то, что ему удастся один план, от которого главным образом и зависела победа.
«Мы обязательно должны победить!» — говорил себе Нику. Для Нику это была не обычная стычка, когда независимо от исхода он как ни в чём не бывало преспокойно шёл домой обедать, а мать, зная, что он любит, кормила его борщом и фаршированным перцем. Нет, для Нику эта битва имела особую важность. Она должна была доказать ребятам Малого пруда, и прежде всего Санду Дану, что Нику Негулеску — это вам не кто-нибудь, а Нику Негулеску. Пусть сами, и в первую очередь Санду Дану, убедятся, как много они потеряли оттого, что Нику теперь не с ними. А потом, не забыта и похищенная сандалия. Как смыть такой позор? В пруду? Нет, всего этого можно достичь только победой в бою!
Нику позаботился о подготовке к битве. Но больше всего он надеялся на успех своего плана, возникшего у него вчера, когда Илиуцэ прибежал и сказал:
— Нику, у меня важная новость!
— Какая?
— Не только мы получили подкрепление — и они тоже!
— Откуда ты знаешь?
— Я видел у них двух девочек. Одна даже с рогаткой. Значит, это не просто гости!
В ту же минуту Нику решил ещё до начала битвы захватить в плен одну из девочек. Если её припугнуть тем, что её столкнут в пруд, девочка наверняка выдаст пароль. Ну, а с паролем несколько ребят смогут свободно пройти мимо сторожевого поста и проникнуть в тылы противника.
Сказано — сделано! Собственно, пока что сделано наполовину. Одна из девочек была поймана и доставлена на Лягушиное побережье, к старой иве. Девочка была коротко острижена, одета в синюю юбку и белую блузку с вышитой на кармашке буквой. И». По галстуку и значку видно было, что она пионерка. Когда девочка шла по улице, четверо ребят окружили её и велели следовать за ними. Вначале она было испугалась, но потом решила — она-то знала, почему! — что стоит побывать на Лягушином побережье. Она не пыталась оказывать сопротивление, а постаралась даже как можно скорее добраться до неприятельского лагеря. Там у неё отобрали рогатку в качестве трофея.
В пять минут пятого начался допрос. Девочка стояла, прислонившись к стволу ивы. Перед ней, подбоченясь, стоял Нику. Неподалёку столпились ребята.
— Как тебя зовут?
Девочка презрительно посмотрела на него и промолчала.
— Отвечай! — крикнул Нику.
Девочка и на сей раз даже губами не пошевелила.
— Говори, как тебя зовут, иначе, — он показал на трясину, — там ты кончишь свои дни!
Пленница зажмурилась от страха и дрожащим голосом прошептала:
— Скажу…
— Я слушаю!
— Меня зовут… Кажется, меня зовут Сармиседжетуза. Отца зовут Прегордый Децебал, а у мамы имя диковинное — Пертурбала.
Ребята за спиной Нику прыснули со смеху. Нику закусил губу.
— Ты что, издеваешься над нами?
Та невозмутимо посмотрела на него и извиняющимся тоном сказала:
— Нет, не издеваюсь, я просто забыла, как меня зовут. Прошло столько лет с тех пор, как родители дали мне имя. А память у меня слабая. Я даже таблицу умножения не помню… Пятью шесть, кажется, сорок три…
Нику негодующе топнул ногой:
— Прекрати!.. Я не позволю смеяться над нами! Да меня вовсе и не интересует, как тебя зовут. Я хочу знать другое.
— Что? — спросила девочка и оживилась.
— Сегодняшний пароль.
Притворившись непонимающей, девочка сказала:
— Пароль? А что это такое? — И, словно вспомнив, она затараторила: — Ах да, знаю! Это такие бобы. Меня однажды мама посылала за ними. Из них очень вкусный салат. Только надо уметь его готовить: знать, сколько масла, сколько уксуса, сколько перца. Можно к нему и майонез сделать. Взять один желток и растирать его с маслом, растирать, растирать…
Но не успела она сказать ещё раз «растирать», как раздался угрожающий окрик Нику:
— Молчать! Это фасоль, а не пароль. Притворяешься, что не знаешь? Но это тебе даром не пройдёт! — Он обернулся и крикнул: — Ребята, приготовьтесь, сейчас мы сбросим её в пруд!
— Мы готовы!
— Считаю до ста. Если она и тогда не скажет нам пароль, — в пруд её без всякой жалости!
— В пруд её без всякой жалости! — хором подхватили ребята.
И Нику начал быстро считать:
— Один, два, три…
Девочка молчала. А сама думала: «Нет, пароль я им ни за что на свете не скажу… Будь даже в пруду крокодилы…»
— …Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…
«Но всё-таки я ведь сюда за делом пришла — извлечь пользу для своих, помочь друзьям выиграть бой».
— …Сорок четыре, сорок пять, сорок шесть…
«Конечно, молчать — это уже помощь. Нельзя ли придумать ещё что-нибудь? Но что? Что?»
— …Шестьдесят один, шестьдесят два, три…
«Эх! До ста остаётся так мало… так мало… А что, если…»
— …Восемьдесят девять, девяносто, девяносто один…
«А ведь, пожалуй, это неплохо! Наши сообразят и будут знать, что тут замышляют…»
— …Сто, — досчитал Нику. — Ну, так скажешь или бросить тебя в пруд?
— Скажу, скажу! — пролепетала пленница, прикидываясь очень испуганной. — Скажу, только уж, пожалуйста, не бросайте меня в пруд! Если хотите, я вам отдам свою коллекцию марок… и открыток… Прошу вас…
Глаза Нику торжествующе блеснули.
— Не нужны нам твои коллекции. Говори пароль!
— А вы не бросите меня в пруд? — И она захныкала.
— Если скажешь, не бросим!
— Хорошо… — Смахнув воображаемую слезу, она сказала: — Пароль сегодня такой: «Нинаунас».
Нику пристально посмотрел на неё.
— Это и есть пароль?
— Да.
— А ты не врёшь?
— Я? Вру? Да я за всю свою жизнь один раз соврала, и то потом так раскаивалась, что проплакала весь день и всю ночь…
«У этой девчонки определённо не хватает соображения, она просто-таки дурочка», — подумал Нику и переспросил:
— Значит, пароль «Нинаунас». И что же означает это слово?
— По правде сказать, я и сама толком не знаю. Там есть один мальчик. Дину его зовут, он столько книг читает, что я прямо удивляюсь, как у него очки не продырявятся. Пароль он, наверно, вычитал в какой-нибудь книжке про индейцев.
— Н-да… — недоверчиво проговорил Нику.
Но тут из группы ребят вышел вперёд Илиуцэ и сказал:
— Я знаю Дину! Он вечно придумывает самые невероятные пароли. Однажды он предложил «Гипохампелефантокамелос». И кому придёт в голову такое слово? Вот у нас пароль лёгкий…
— Не болтай! — оборвал его Нику. — Теперь, когда мы знаем пароль, надо приступать к действиям. Сикэ, Дуцу и Валентин перед самым боем пойдут на Малый пруд. Скажут охране, будто бы они друзья Санду Дану и будто он дал им пароль, чтобы они прошли в порт. Мол, узнав о нашем численном превосходстве, Санду позвал их на помощь, чтобы не проиграть битву. Пройдя сторожевой пост, они должны пробраться к адмиралтейству и там ждать условного сигнала — три коротких свистка. Тогда они примкнут к тем ребятам и начнут уничтожать их запасы комьев. Понятно?
— Понятно! — крикнули Сикэ, Дуцу и Валентин.
Довольный, Нику потирал руки. Лица всех сияли радостью.
…Но больше всех радовалась и торжествовала пленница, хотя она и не показывала виду, а наоборот, дрожала и хныкала.
Время прошло быстро и не принесло никаких перемен. Дуцу, Сикэ и Валентин отправились выполнять задание Нику. Обойдя территорию фабрики, они подошли к сторожевому посту номер один. Здесь, как и было условлено, они сказали о цели своего прихода.
— Так вы говорите, что вы друзья Санду? — сурово спросил Костя.
— А ты что, сомневаешься? — обиделся Дуцу.
— Друзья, дорогой, друзья! — заверил Валентин.
А Сикэ, чтобы рассеять всякое подозрение, добавил:
— Старые друзья, ещё с детского сада!
Костя смерил его недоверчивым взглядом:
— И Санду велел вам прийти сюда?
— А как же! — самодовольно ответил Дуду.
— Вам же помочь… — вставил Сикэ.
Костя ещё раз смерил его взглядом.
— Не знаю, предупредил ли он вас, что сюда нельзя входить посторонним. Даже будь это друг Санду с самых пелёнок, не только что с детского сада. Пароль-то он вам дал?
— Ха! Какой ты наивный, братец! — иронически сказал Валентин.
— Нам, да не дать пароль? — вторил Дуцу.
— Назови!
— «Нинаунас»! — выпалил тот.
Костя так и попятился.
— Серьёзно? А почему же она не пришла сегодня? Здесь все беспокоятся… — Сообразив, что сейчас не время рассуждать о Нине, Костя продолжал: — Ладно, оставим это. Говорите скорее пароль, мне некогда заниматься разговорами.
— Да мы же тебе сказали! Ты что, глухой? «Ни-на-у-нас»! Это и есть пароль. Ну, пропускай скорей!
— Ага! — смекнул Костя. — Верно, ведь это пароль! Смотри-ка, я чуть было не забыл… Спасибо, что напомнили, а то бы не миновать мне внеочередного наряда.
Костя прислонился спиной к будке и незаметно дёрнул бечёвку линии связи — одним резким и двумя слабыми рывками и потом ещё одним резким рывком.
— Разумеется, дорогие друзья, поскольку вы мне сказали пароль, я сейчас же пропущу вас. Я вас тут не задержу. Только ведь, знаете… Я должен сказать вам и отзыв, то есть ответный пароль. Чтобы вы не подумали, что я враг…
— Отвечай скорее и пропускай! — нетерпеливо сказал Сикэ. — Санду Дану ждёт ведь нас.
Костя хитро подмигнул:
— Теперь я уверен, что ждёт… Отзыв такой: «Нина-непромах».
* * *
По тому, как Топ помахивал хвостом, видно было, что он очень гордится своей миссией. Действительно, «такое дело поручают не каждый день. Это гораздо заманчивее, чем кусок сахара или лакомая кость. Топ охранял дверь адмиралтейства, куда заперли Дуцу, Валентина и Сикэ. При малейшем шорохе или звуке голосов Топ глухо рычал и лаял, как бы предупреждая: «Тихо! Ни звука! Понятно? Со мной не шути. За тринадцать лет, что я живу на свете, многим рвал штаны…»
Пять часов!
Вдали послышался шум голосов. Наблюдатель прокричал в рупор:
— Идут! Идут!
По знаку Санду, Дину протяжно протрубил в горн.
Подбежав к первой цепи, Санду крикнул:
— Ребята, за честь нашего порта, вперёд! Ура!
— Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а!
Третья цепь метнула первые ядра. Наводчики второй цепи без промаха били в цель. Наблюдатель увидел в подзорную трубу, как один ком сбил с Илиуцэ берет, а когда тот нагнулся за ним, два новых ядра шлёпнули его по спине, оставив на рубашке жёлтый след.
У обеих сторон появились первые «раненые». Родика, на которую возложили роль санитарки, горячо взялась за дело. Первым «раненым» оказался Костя. Один из комьев попал ему в грудь, обсыпав его песком. Родика помогла Косте отряхнуться и поспешила на помощь другому «раненому». Но тут здоровенное ядро, к тому же не с неприятельской стороны, а от своих, трахнуло её прямо в подбородок. Раздосадованная Родика выплюнула попавший в рот песок и направилась дальше.
Командир первой цепи Мирча швырял песчаные комья обеими руками, но зажмурившись, из страха, как бы песок не попал ему в глаза. Санду увидел это и сказал:
— Пусти меня!
— Это почему?
— Ты больно много ядер расходуешь, и всё зря.
— Не пущу! — сказал Мирча.
И, тараща глаза, точно изображая удивление, Мирча стал швырять комья с большим пылом.
…И в это самое время был на свете грустный-грустный человек, такой грустный, что даже сам Иванушка, который сумел рассмешить царевну Несмеяну, не развеселил бы его. И этот человек был не кто иной, как Дину Попеску.
Совет командиров решил на время боя увести малышей подальше, чтобы в них ненароком не попало шальное ядро. Так и сделали. Малышей отправили на левый берег пруда, так далеко, что туда и шум боя еле долетал, а уж о шальном ядре и речи быть не могло.
Но какая же связь между решением совета командиров и грустью Дину? Разве Дину был против этого? Неужели ему хотелось, чтобы малышей забросали песчаными комьями? Вовсе нет… Причина его огорчения была совсем иная. Дину поручили опекать малышей — вы только подумайте, в такой решительный момент, во время боя! Он настойчиво протестовал, и совет командиров разрешил ему протрубить в горн начало битвы. И только-то! Ничего больше. А вслед за этим он должен был немедленно бежать к своим подопечным. Какая несправедливость! Какая чёрствость! Какое безобразие!
Видя, что он удручён и расстроен, дети окружили Дину и закидали его вопросами:
— Что с тобой?
— Ты что-нибудь потерял?
— Тебя бабушка за уши выдрала?
— Ты, наверно, не стал есть шпинат и тебе не дали черешен?
Дину сокрушённо посмотрел на них. Ну что эти дети понимают? Слыхали, как они объясняют его огорчение — не стал есть шпинат!
— Почему же ты молчишь? На кого ты сердишься?
Что им сказать? Разве до них дойдёт? Некоторые из них даже в школу ещё не ходят. Не научились и по складам читать, где же им знать о предисловии, которое Дину прочёл в сборнике стихотворений Георге Кошбука. А там чёрным по белому написано, что великий писатель был в самой гуще «боёв своего общества»… Конечно, Дину пока не считал себя таким известным поэтом, как Георге Кошбук и даже как Иляна Стэнеску, ученица одиннадцатого класса женского лицея, удостоенная почётной грамоты на конкурсе, поэтому нельзя было обвинять его в том, что он ещё не участвовал в «боях своего общества». Но не принимать участия и в этой битве на Малом пруду — это уже чересчур! Решение совета командиров слишком сурово, слишком жестоко!
— Почему ты не хочешь нам сказать? Мы бы помогли тебе…
— Ничем вы мне не поможете, — вздохнул Дину. — Разве вы знаете, что значит быть поэтом и что такое поэзия?
— А я знаю! — сказал Раду. — Поэт — это кто сочиняет стихи, а поэзия — то, что складно кончается:
— Подумаешь! — пренебрежительно сказал Дину. — Таких стихов я могу насочинять сколько угодно. Мне хотелось написать боевые стихи!
— А почему же не пишешь? — удивился Раду. — Карандаша нет?
— При чём тут карандаш! У меня их полны карманы. Вит, смотри!
Дину стал выворачивать карманы и вынул сначала чёрный, потом красный карандаш, потом ещё один карандаш, с резинкой на кончике.
— Тогда, значит, бумаги нет?
— При чём тут бумага! У меня она в каждом кармане. — И он опять принялся выворачивать карманы и показывать листки бумаги и в клеточку, и в одну линейку, и белые как снег.
— Если у тебя всё есть, почему же ты не пишешь? — не отступался от него Раду.
— Да потому что… — тут Дину повысил голос, — потому что я не там, где идёт бой… Потому что я должен вас караулить… Эх, хоть бы одну минутку побыть там!..
Видя, как горюет Дину, одна из чёрненьких сестричек, Джета, вдруг исчезла. Вскоре она вернулась и, протягивая Дину стебелек с тремя листочками, сказала:
— На, возьми себе! Это клевер! Бабушка говорит, что он приносит счастье!
Но её сестрёнка оказалась более сведущей:
— Ты не поняла. Бабушка говорила, что клевер с четырьмя листиками приносит счастье!
— Знаю, — грустно заметила Джета. — Я искала, но ни одного такого не попалось. Принесла то, что нашла. Большого счастья, может, он и не принесёт, ну хоть маленькое…
Дину не смог удержаться от улыбки. Взяв стебелёк и поблагодарив девочку, он ласково погладил её по щеке и сказал:
— Клевер не может приносить счастье ни с четырьмя, ни с тремя листочками. Но то, что ты принесла, — вовсе не клевер. Где ты это нашла?
Джета в сопровождении остальных детишек повела Дину к тому месту, где она сорвала стебелёк.
— Ну конечно, я не ошибся, — сказал Дину. — Это не клевер. Это растение называется трилистником, или «три брата», а листочки у него и правда как у клевера. Сейчас видите, оно не цветёт, а вообще цветки у него очень красивые, розовые.
— И оно не приносит счастья ничуть-ничуть? — с сожалением спросила Джета.
— Трилистник как раз приносит счастье, и вот какое: если у тебя лихорадка или если ты вообще слабенький, то надо пить отвар из сухих листьев этого растения, тогда окрепнешь и поздоровеешь. Это лекарственное растение, то есть употребляется как лекарство. Вот наберите таких листьев, высушите, а потом отнесите домой. Ваши мамы и бабушки будут очень довольны.
…В это время Нику со своими ребятами, не прекращая пальбы по неприятельскому лагерю и бесстрашно принимая на себя его удары, начали обходить противника с флангов, разделившись на две группы. Несколько человек оставались в резерве и непрерывно подносили атакующим песчаные ядра на тростниковых носилках.
В назначенный момент Нику достал свисток и отрывисто свистнул три раза. Это и был условный сигнал для Дуцу, Сикэ и Валентина о помощи.
Но ожидание было напрасным.
— Что там стряслось? — спросил у Нику примчавшийся Илиуцэ. — Почему они не показываются?
— Опаздывают и путают все наши расчёты! — процедил сквозь зубы Нику.
— Может быть, они не слышали сигнала?
Нику снова свистнул изо всех сил, и… ничего. Ничего отрадного.
Тут как раз Санду распорядился, чтобы первая цепь прекратила огонь, ползком пробралась к левому флангу противника и окружила его. Этот приказ он дал после того, как наблюдатель донёс:
— На левом фланге неприятеля паника. Отрежьте им снабжение боеприпасами!
Однако Нику разгадал их манёвр, и правый фланг, которым он командовал, направил весь свой огонь на первую цепь. Это был ураганный огонь, без малейшей передышки. Мирча был «ранен». В него попало несколько комьев, он упал, а так как на него сыпались всё новые удары, он никак не мог подняться. Рядом с ним был вторично «ранен» Корнелиу.
При таких обстоятельствах первая цепь не имела возможности выполнить приказ Санду. Но, как говорил потом, после боя, сам меньшой Бунеску: «Ещё не умер богатырь, по прозванию Петрикэ!»
Он живо скомандовал:
— Пузырчатка номер четыре и номер пять — поворот вправо! Огонь! Вправо!
На правый фланг неприятеля из третьей цепи полетели крупные ядра. Несколько таких ядер сбили с ног самого Нику.
— Молодец Петрикэ! — крикнул Санду, сложив руки рупором.
И в ту же секунду ком песка ударил его по лицу. Удар был не таким сильным и не причинил ему боли, но Санду пошатнулся и упал на спину. Родика увидела это и моментально очутилась рядом:
— Ты ушибся?
— Ничего… На то и бой! — Санду поднялся и, пожав руку Родике, сказал: — Спасибо.
Расторопность Петрикэ, благодаря которой правый фланг Нику оказался скованным, изменила обстановку боя.
Теперь первая цепь уже не была под огнём, и Мирча со своими ребятами окружили левый фланг противника. Лишённые возможности получать ядра, те уже не могли обороняться.
— Сдавайтесь! — крикнул Мирча, да так громко, что его голос перекрыл шум боя.
Хотя обстоятельства совсем не благоприятствовали Нику, он не терял присутствия духа.
Под непрерывным огнём неприятеля он продолжал неутомимо отдавать приказы, стремясь выправить положение. В то же время он не сводил глаз с адмиралтейства.
Но, увы, та тройка всё не появлялась.
— Жалкие трусы! — сказал обозлённый Нику. — Смелости не хватило! Вся надежда была на них.
Левый фланг отряда Нику сдался. Двое ребят из первой цепи во главе с Санду и несколько стрелков из второй цепи стали стеной и отрезали доставку ядер правому флангу противника.
У Нику и его ребят осталось в запасе совсем мало комьев.
— Не сдавайтесь, ребята! — подбадривал своих Нику. — Будем биться до последнего!
Но через несколько минут он почувствовал на своём плече чью-то руку.
— Нику Негулеску, ты взят в плен!
Нику даже не повернул головы. Он по голосу узнал, кто это…
Пробиваясь сквозь тучи, лучи заходящего солнца заливали берег Малого пруда по-весеннему ярким светом.