— Я ИХ СОСЧИТАЛ, — сказал мальчик девочке с веснушками.

— Что? — спросила она.

— Твои веснушки. Их триста двадцать восемь.

— Когда ты считал?

— Вчера вечером.

— Вчера вечером мы не виделись. Я сидела дома, телевизор смотрела.

— А я считал, не видевшись. Думал про тебя и считал. Их ровно триста двадцать восемь.

— Ты смеешься надо мной?

— Почему смеюсь?

— А так. Вы, мальчишки, над всеми девочками смеетесь.

— Не над всеми.

— Над какими же не смеетесь?

— Над такими, как ты.

— А что у меня особенного?

— Веснушки.

— Веснушки и у других есть.

— Есть, но не триста двадцать восемь.

— Если ты будешь надо мной смеяться, я уйду.

— Я не смеюсь. Не уходи.

— Не уйду, если ты говоришь серьезно.

— Очень серьезно говорю. Я вчера вечером думал про тебя.

— Ну и что из этого?

— И мне было хорошо, когда думал. Я подумал, что вот было бы здорово, если бы ты жила в другом городе.

— Почему?

— Я бы мог писать тебе.

— Что писать!

— Не знаю. Но знал бы, если бы ты жила в другом городе.

— Вообрази, что я живу в другом городе.

— Не хочу. Мне было бы жаль.

— Но ты же говорил: здорово!

— Здорово, но все-таки жаль.

— Тебя не так-то легко понять.

— Нет, легко, нужно только захотеть.

— Я и хочу, но не могу. Что тебе вздумалось думать про меня вчера вечером?

— Про твои веснушки вспомнил.

— Триста двадцать восемь?

— Ровно!

— Ну и что?

— Ничего.

— А почему про что-нибудь другое не вспомнил?

— Потому что не хотел. Знаю, что ты живешь на четвертом этаже, знаю, в каком ты классе, знаю, что у тебя есть белая собачка и роликовые коньки, знаю, что ты не любишь макароны. Зачем вспоминать про то, что я знаю?

— Нет, правда, тебя не так-то легко понять. Я пойду домой.

— Хорошо. Я тоже пойду. Ты уроки учить?

— Ага!

— Я тоже.

— До свидания.

— До… то есть, нет, постой. Я еще одну веснушку увидел. Я ее вчера не сосчитал. Теперь их триста двадцать девять. До свидания!

И мальчик засмеялся, потому что была весна, а весной самое милое дело — смеяться.