В субботу, под вечер, Митя пригласил Васю к себе домой. Но к Мите они попали не сразу.

— Бабушка в хоре поет, зайдем за ней.

«Молодец бабушка, в самодеятельности участвует», — подумал Вася. Только когда они подошли к воротам церкви, Вася понял, о каком хоре шла речь. Из-за ограды доносилось заунывное пение.

Из ворот выходили старики и старухи, поспешно крестясь, что-то нашептывая. Спустя некоторое время Вася увидел попа с большой белой бородой. Горбясь, с портфелем в руках он направился к стоявшей неподалеку от церкви «Победе».

Подошел Митя.

— Сейчас бабушка выйдет. Она ведь старшая в хоре, — видимо гордясь этим, пояснил Митя и с торжественным видом развернул маленький аккуратно склеенный пакетик. В нем оказался крест.

— Для тебя купил. Надевай, он от всех несчастий спасет.

Вася возмущенно крикнул:

— Ты с ума сошел!

Полев завернул крест и бережно сунул его в нагрудный кармашек рубашки.

— Заблудший ты. В вере покой и счастье обретешь, Пойми! Я ведь тоже ношу.

Вася молчал. И слушать противно, и возражать неохота. Вот так тихоня! Даже Ярков в тысячу раз лучше Мити.

К ним подошла сгорбленная старушка. До чего же она была старенькая и слабенькая! Бугрину показалось, что она вот-вот переломится и упадет. Старуха шла, опираясь на суковатую палку. Забыв обо всем, Вася поспешил ей навстречу и взял ее под руку.

— Спасибо, миленький, спасибо.

Ребята подсадили бабушку на переднюю площадку трамвая. Ехали долго.

— Ноги-то вытирайте хорошенько, — предупредила старушка, когда они вошли в ветхие сенцы. Митя тщательно вытер ботинки тряпочкой и передал ее Васе.

Едва они вошли в полутемную комнату с завешанными окнами, как Митя, косясь то на бабушку, то на Васю, перекрестился. А Вася не знал, что ему делать.

Старушка устремила на него маленькие подслеповатые глазки.

— Родители живы?

— А как же, в Оксиновке живут.

— При них-то чего не живешь?

— Учиться надо, трактористов не хватает.

— Ох, уж трактористы из вас!

Старушка усадила ребят за стол, поставила сахарницу с мелко наколотыми кусочками сахара, нарезала хлеб.

— Пейте чай, наверно голодные.

— Нет, бабушка, мы сыты.

— Глядите-ка, так уж и накормили досыта… На казенных харчах не разжиреешь.

— Хватает нам, бабушка, — с обидой сказал Вася.

— Ну, ладно, молодой да обидчивый! Старшие говорят — слушать надо, а вам бы только перечить…

Старушка включила свет, надела очки и села к столу, взяв в руки толстую книгу.

— У старых учиться уму-разуму надо. Вы не те книжки читаете, поэтому в бога перестали верить.

Старушка читала о том, как жили святые, сколько несчастий претерпели, как смиренно молились и за это бог их вознаградил — сделал святыми. Вася смотрел на морщинистое лицо бабушки и думал: «Хоть бы чуть-чуть улыбнулась. Неужели ей самой не смешно? — Вася перевел взгляд на приятеля. — Неужели и Мите не смешно?»

— А где сейчас святые? — с наивным видом спросил Вася.

Старуха поверх очков взглянула на него.

— Все узнаешь, — ласково улыбнулась она, — будешь ходить в церковь и все узнаешь. Почему в церковь не ходишь?

«Потому что бога нет!» — хотел крикнуть Вася в лицо старухе, но вместо ответа молча стал собираться. Старушка взяла из его рук фуражку и ласково погладила по голове.

— Нелюдим ты больно… Ну-ка покажи свой голосок. Митя больно хвалит тебя.

— Не умею петь.

— А ты спой, спой.

Митя стал горячо уговаривать Васю.

— Чего пристал? Настроения нет, — отмахнулся Вася.

— Ну хорошо, послушай, как мы с внучком поем, может, подтянешь, сказала старуха. Два голоса — один тягучий, приторный, другой басовитый, не устоявшийся — затянули молитву. Лицо у Мити приняло смиренное выражение.

Вася не вытерпел, прыснул, охватил фуражку и выбежал во двор. Возле калитки он остановился: «Как во сне. Неужели это было?»

— Зачем же так? — услышал он за спиной голос Мити. — Нехорошо.

Вася насмешливо стрельнул глазами.

— Ты не сердись, — быстро зашептал Митя, — бабушка хочет, чтобы ты в хоре пел. Поп обещал взять меня к себе в послушники. Потом из меня дьяка сделает. А мне в послушники стыдно идти. Когда бабушка к сыну уезжала, я в училище поступил. А теперь не знаю, учиться мне в училище или бросить. Ругается бабушка все время.

Митя вздохнул и внезапно загоревшимися глазами взглянул на Васю.

— Давай вместе пойдем в послушники. Голос у тебя хороший, бабушка поговорит с попом.

— А это не видел? — Вася поднес к лицу Мити кукиш. — Ничтожный ты!

Митя отвернулся и медленно пошел к дому.

— Нет, ты постой. — Вася схватил Митю за плечо. — Я бы к такой ведьме сроду не пошел. — И Вася насмешливо протянул: — Х-хосподи исусе, прости нас грешных… — передразнил он Митю, закатывая глаза под лоб. — Лапоть ты, противно смотреть.

Когда Митя вернулся в дом, на столе, кроме сахара и хлеба, лежали сдобные пироги, ватрушки, сало, стояла в вазочке варенье.

«У жадоба, для Васьки пожалела», — со злостью подумал Митя.

— Сегодня ты выучишь молитву святому. Николаю. Пока не выучишь, за стол не сядешь.

— Не запоминаю я, — угрюмо сказал Митя.

— Ничего, есть захочешь — запомнишь… Ох-хо-хо! И откуда такие дети берутся! Почему не почитаешь меня?

— Почитаю…

— Спасибо, отпочитал, вовек не забуду! — старушка вдруг со злостью постучала сухоньким кулаком по столу. — Ну нет, будет по-моему, слышишь? Я с тобой совладаю… В хоре тебе петь, а не шарамыжничать где-то. И деньги будешь хорошие получать.

— Не пускают меня из училища, — умоляюще произнес Митя, — государство деньги израсходовало: обули меня, одели.

— Государство не обеднеет. Выкинь им обувку. Там вас только бездельничать учат.

Потребность рассказать кому-нибудь про Митю и его бабушку гнала Васю в общежитие. Первым, кого он встретил из воспитанников, был Юрка. Он стоял возле ворот училища, прислонившись к электрическому столбу. Увидев Васю, он поспешил навстречу товарищу.

— Твоя Оля в кино ушла, — дрогнувшим голосом сообщил он. — С Иваном Сергеевичем ушла… Беги, может, догонишь.

Вася прикусил губу: «Что же делать?» Не сговариваясь, они побежали. Вернулись через час уставшие и промокшие насквозь. Дождь, как нарочно, сыпал и сыпал.

— Они увидели нас и спрятались, — беспрестанно повторял возмущенный Юра. — Я бы на твоем месте отлупил Ивана Сергеевича!

Мрачно и грязно в эту пору в саду. Почерневшие деревья, голые, сучковатые, сиротливо, одиноко вздрагивают от ветра. Галки и воробьи, нахохлившись, сидят на ветках и, словно выжидая хорошей погоды, косятся то на землю, то на небо.

Вася вспомнил про Митю.

— Только никому пока…

— Никому! — заверил Юра.

Дождь кончился, небо начало синеть. Ярков сидел один в мокрой беседке под орешиной. С орешины то и дело срывались капли дождя, попадали Косте под воротник. Он ежился.

«Бежать или обождать до весны? — раздумывал Костя. — Хотя бы партнера подходящего найти. Одному скучно, а Юрка трусит, это факт!»

— Целый час жду, — набросился он на Юру, когда тот, чем-то озабоченный, устало присел на край скамьи.

— Дело было.

— Лисица ты, а не человек. Виляешь хвостом туда-сюда…

— Ладно, завтра решим.

— Ты меня завтраками не корми, сыт по горло! — заорал вдруг Ярков. Трусишь, окажи, без сопляков обойдусь.

— У меня тайна есть, — с чувством превосходства заявил Юра и на всякий случай оглянулся. — Если поклянешься — окажу.

Костя насмешливо уставился на товарища, но все же внимательно выслушал Юру.

— М-да… Это дело серьезное, — сказал он. — Ты пока молчи. Вот так святоша! — Ярков покачал головой. — Ничего, мы его воспитаем. — Костя похлопал Юру по плечу. — А ты парень не такой уж плохой… Я один теперь сижу, переходи на мою парту. Ладно?

Юра согласно кивнул толовой.

…Перед сном Вася с беспокойством посмотрел на пустую постель Мити. «Целый вечер будет бабуся пичкать его святыми да уговаривать школу бросить. Надо было забрать Митю с собой, а я ушел, даже не попрощался с ним. Эх, Митя, Митя!»