Рассказы о Белочке и Тамарочке
*
На море
У одной мамы было две девочки.
Одна девочка была маленькая, а другая побольше. Маленькая была беленькая, а побольше – черненькая. Беленькую звали Белочка, а черненькую – Тамарочка.
Девочки эти были очень непослушные.
Летом они жили на даче.
Вот они раз приходят и говорят:
– Мама, а мама, можно нам сходить на море – покупаться?
А мама им отвечает:
– С кем же вы пойдете, доченьки? Я идти не могу. Я занята. Мне надо обед готовить.
– А мы, – говорят, – одни пойдем.
– Как это одни?
– Да так. Возьмемся за руки и пойдем.
– А вы не заблудитесь?
– Нет, нет, не заблудимся, не бойся. Мы все улицы знаем.
– Ну, хорошо, идите, – говорит мама. – Но только смотрите, купаться я вам запрещаю. По воде босичком походить – это можете. В песочек поиграть – это пожалуйста. А купаться – ни-ни.
Девочки ей обещали, что купаться не будут.
Взяли они с собой лопатку, формочки и маленький кружевной зонтик и пошли на море.
А у них были очень нарядные платьица. У Белочки было платьице розовенькое с голубеньким бантиком, а у Тамарочки – наоборот – платьице было голубенькое, а бант розовый. Но зато у них у обеих были совсем одинаковые синенькие испанские шапочки с красными кисточками.
Когда они шли по улице, все останавливались и говорили:
– Вы посмотрите, какие красивые барышни идут!
А девочкам это приятно. Они еще и зонтик над головой раскрыли: чтобы еще красивее было.
Вот они пришли на море. Стали сначала играть в песочек. Стали колодцы копать, песочные пирожки стряпать, песочные домики строить, песочных человечков лепить…
Играли они, играли – и стало им очень жарко.
Тамарочка говорит:
– Знаешь что, Белочка? Давай выкупаемся!
А Белочка говорит:
– Ну что ты! Ведь мама нам не позволила.
– Ничего, – говорит Тамарочка. – Мы потихоньку. Мама и не узнает даже.
Девочки они были очень непослушные.
Вот они быстренько разделись, сложили свою одежку под деревом и побежали в воду.
А пока они там купались, пришел вор и украл всю их одежку. И платьица украл, и штанишки украл, и рубашки, и сандалики, и даже испанские шапочки с красными кисточками украл. Оставил он только маленький кружевной зонтик и формочки. Зонтик ему не нужен – он ведь вор, а не барышня, а формочки он просто не заметил. Они в стороне лежали – под деревом.
А девочки и не видели ничего.
Они там купались – бегали, брызгались, плавали, ныряли…
А вор в это время тащил их белье.
Вот девочки выскочили из воды и бегут одеваться. Прибегают и видят – ничего нет: ни платьиц, ни штанишек, ни рубашек. Даже испанские шапочки с красными кисточками пропали.
Девочки думают:
«Может быть, мы не на то место пришли? Может быть, мы под другим деревом раздевались?»
Но – нет. Видят – и зонтик здесь, и формочки здесь.
Значит, они здесь раздевались, под этим деревом.
И тут они поняли, что у них одежку украли.
Сели они под деревом на песочек и стали громко рыдать.
Белочка говорит:
– Тамарочка! Милая! Зачем мы мамочку не послушались! Зачем мы купаться пошли! Как же мы с тобой теперь домой попадем?
А Тамарочка и сама не знает. Ведь у них даже трусов не осталось. Неужели им домой голыми придется идти?
А дело уже к вечеру было. Уж холодно стало. Ветер начинал дуть.
Видят девочки – делать нечего, надо идти. Озябли девочки, посинели, дрожат.
Подумали они, посидели, поплакали и пошли домой.
А дом у них был далеко. Нужно было идти через три улицы.
Вот видят люди: идут по улице две девочки. Одна девочка маленькая, а другая – побольше. Маленькая девочка – беленькая, а побольше – черненькая. Беленькая зонтик несет, а у черненькой в руках сетка с формочками.
И обе девочки идут совершенно голые.
И все на них смотрят, все удивляются, пальцами показывают.
– Смотрите, – говорят, – какие смешные девчонки идут!
А девочкам это неприятно. Разве приятно, когда все на тебя пальцами показывают?!
Вдруг видят – стоит на углу милиционер. Фуражка у него белая, рубашка белая и даже перчатки на руках – тоже беленькие.
Он видит – идет толпа.
Он вынимает свисток и свистит. Тогда все останавливаются. И девочки останавливаются. И милиционер спрашивает:
– Что случилось, товарищи?
А ему отвечают:
– Вы знаете, что случилось? Голые девочки по улицам ходят.
Он говорит:
– Эт-то что такое? А?! Кто вам позволил, гражданки, голышом по улицам бегать?
А девочки так испугались, что и сказать ничего не могут. Стоят и сопят, как будто у них насморк.
Милиционер говорит:
– Вы разве не знаете, что по улицам бегать голышом нельзя? А?! Хотите я вас за это сейчас в милицию отведу? А?
А девочки еще больше испугались и говорят:
– Нет, не хотим. Не надо, пожалуйста. Мы не виноваты. Нас обокрали.
– Кто вас обокрал?
Девочки говорят:
– Мы не знаем. Мы в море купались, а он пришел и украл всю нашу одежду.
– Ах вот оно как! – сказал милиционер.
Потом подумал, спрятал обратно свисток и говорит:
– Вы где живете, девочки?
Они говорят:
– Мы вот за тем углом – в зелененькой дачке живем.
– Ну, вот что, – сказал милиционер. – Бегите тогда скорей на свою зелененькую дачку. Наденьте на себя что-нибудь теплое. И никогда больше голые по улицам не бегайте…
Девочки так обрадовались, что ничего не сказали и побежали домой.
А в это время их мама накрывала в саду на стол.
И вдруг она видит – бегут ее девочки: Белочка и Тамарочка. И обе они – совсем голые.
Мама так испугалась, что уронила даже глубокую тарелку.
Мама говорит:
– Девочки! Что это с вами? Почему вы голые?
А Белочка ей кричит:
– Мамочка! Знаешь, – нас обокрали!!!
– Как обокрали? Кто же вас раздел?
– Мы сами разделись.
– А зачем же вы раздевались? – спрашивает мама.
А девочки и сказать ничего не могут. Стоят и сопят.
– Вы что? – говорит мама. – Вы, значит, купались?
– Да, – говорят девочки. – Немножко купались.
Мама тут рассердилась и говорит:
– Ах вы, негодницы этакие! Ах вы, непослушные девчонки! Во что же я вас теперь одевать буду? Ведь у меня же все платья в стирке…
Потом говорит:
– Ну, хорошо! В наказание вы у меня теперь всю жизнь так ходить будете.
Девочки испугались и говорят:
– А если дождь?
– Ничего, – говорит мама, – у вас зонтик есть.
– А зимой?
– И зимой так ходите.
Белочка заплакала и говорит:
– Мамочка! А куда ж я платок носовой класть буду? У меня ж ни одного кармашка не осталось.
Вдруг открывается калитка и входит милиционер. И несет какой-то беленький узелок.
Он говорит:
– Это здесь девочки живут, которые по улицам голые бегают?
Мама говорит:
– Да, да, товарищ милиционер. Вот они, эти непослушные девчонки.
Милиционер говорит:
– Тогда вот что. Тогда получайте скорей ваши вещи. Я вора поймал.
Развязал милиционер узелок, а там – что вы думаете? Там все их вещи: и голубенькое платьице с розовым бантом, и розовенькое платьице с голубым бантом, и сандалики, и чулочки, и трусики. И даже платки носовые в кармашках лежат.
– А где же испанские шапочки? – спрашивает Белочка.
– А испанские шапочки я вам не отдам, – говорит милиционер.
– А почему?
– А потому, – говорит милиционер, – что такие шапочки могут носить только очень хорошие дети… А вы, как я вижу, не очень хорошие…
– Да, да, – говорит мама. – Не отдавайте им, пожалуйста, этих шапочек, пока они маму слушаться не будут.
– Будете маму слушаться? – спрашивает милиционер.
– Будем, будем! – закричали Белочка и Тамарочка.
– Ну, смотрите, – сказал милиционер. – Я завтра приду… Узнаю.
Так и ушел. И шапочки унес.
А что завтра было – еще неизвестно. Ведь завтра-то – его еще не было. Завтра – оно завтра будет.
Испанские шапочки
А на другой день Белочка и Тамарочка проснулись – и ничего не помнят. Как будто вчера и не было ничего. Как будто они и купаться без спросу не ходили, и по улицам голые не бегали, – и про вора, и про милиционера, и про все на свете забыли.
Проснулись они в этот день очень поздно и давай, как всегда, в кроватках возиться, давай подушками кидаться, давай шуметь, петь, кувыркаться.
Мама приходит и говорит:
– Девочки! Что это с вами? Как вам не стыдно! Почему вы так долго копаетесь? Завтракать надо!
А девочки ей говорят:
– Мы не хотим завтракать.
– Как это не хотите? Вы разве не помните, что вы вчера обещали милиционеру?
– А что? – говорят девочки.
– Вы обещали ему вести себя хорошо, слушаться маму, не капризничать, не шуметь, не кричать, не ссориться, не безобразничать.
Девочки вспомнили и говорят:
– Ой, правда, правда! Ведь он нам наши испанские шапочки обещал принести. Мамочка, а он не приходил еще?
– Нет, – говорит мама. – Он вечером придет.
– А почему вечером?
– А потому, что он сейчас на посту стоит.
– А что он там делает – на посту?
– А вы вот одевайтесь поскорей, – говорит мама, – тогда я вам расскажу, что он там делает.
Девочки стали одеваться, а мама присела на подоконник и рассказывает:
– Милиционер, – говорит она, – стоит на посту и охраняет нашу улицу от воров, от разбойников, от хулиганов. Смотрит, чтобы никто не шумел, не буянил. Чтобы дети под автомобили не попадали. Чтобы никто заблудиться не мог. Чтобы все люди могли спокойно жить и работать.
Белочка говорит:
– И, наверно, чтобы никто купаться без спросу не ходил.
– Вот, вот, – говорит мама. – Он, в общем, следит за порядком. Чтобы все люди вели себя хорошо.
– А кто плохо себя ведет?
– Тех он наказывает.
Белочка говорит:
– И взрослых наказывает?
– Да, – говорит мама, – и взрослых наказывает.
Белочка говорит:
– И у всех шапки отбирает?
– Нет, – говорит мама, – не у всех. Он только испанские шапки отбирает, и только у непослушных детей.
– А у послушных?
– А у послушных не отбирает.
– Так что имейте в виду, – говорит мама, – если вы будете сегодня плохо себя вести, милиционер не придет и шапочки не принесет. Ни за что не принесет. Вот увидите.
– Нет, нет! – закричали девочки. – Вот увидишь: мы будем себя хорошо вести.
– Ну, ладно, – сказала мама. – Посмотрим.
И вот, не успела мама из комнаты выйти, не успела дверь захлопнуть – девочек не узнать: одна другой лучше стали. Оделись они быстренько. Вымылись начисто. Вытерлись насухо. Сами постельки убрали. Сами друг другу косички заплели. И не успела их мама позвать, они уж – готово дело – садятся за стол завтракать.
Всегда они за столом капризничают, всегда торопить их надо, – копаются, носом клюют, а сегодня – как будто другие девочки. Так быстро едят, как будто их десять дней не кормили. Мама не успевает даже бутерброды намазывать: один бутерброд – Белочке, другой – Тамарочке, третий – опять Белочке, четвертый – опять Тамарочке. А тут еще кофе наливай, хлеб нарезай, сахар накладывай. У мамы даже рука устала.
Белочка одна целых пять чашек кофе выпила. Выпила, подумала, да и говорит:
– А ну-ка, мамочка, налей мне, пожалуйста, еще полчашечки.
Но тут даже мама не вытерпела.
– Ну, нет, – говорит, – хватит, голубушка! Еще лопнешь ты у меня, – что я тогда с тобой делать буду?!
Позавтракали девочки и думают: «Чем бы нам теперь заняться? Что бы такое получше придумать? Давай, – думают, – поможем маме посуду со стола убирать». Мама посуду моет, а девочки ее вытирают и в шкафик на полочку ставят. Тихонечко ставят, осторожненько. Каждую чашку и каждое блюдце двумя руками носят, чтобы не раскокать нечаянно. И сами все время ходят на цыпочках. Разговаривают между собой чуть ли не шепотом. Друг с дружкой не ссорятся, не препираются. Тамарочка Белочке нечаянно на ногу наступила. Говорит:
– Извиняюсь, Белочка. Я тебе на ногу наступила.
А Белочке хоть и больно, хоть она вся и сморщилась, а говорит:
– Ничего, Тамарочка. Наступай, наступай, пожалуйста…
Вежливые стали, воспитанные, – мама глядит – не налюбуется.
«Вот так девочки, – думает. – Вот бы всегда такие были!»
Весь день Белочка и Тамарочка никуда не ходили, всё дома сидели. Хоть и очень им хотелось в садике побегать или с ребятами на улице поиграть, – «нет, – думают, – все-таки не пойдем, не стоит. Если на улицу выйдешь, – там мало ли что. Там еще подерешься с кем-нибудь или платьице нечаянно разорвешь… Нет, – думают, – уж лучше мы дома будем сидеть. Дома как-то спокойнее…»
Почти до самого вечера девочки дома просидели – в куклы играли, рисовали, картинки в книжках разглядывали… А вечером приходит мама и говорит:
– Что ж это вы, доченьки, целый день в комнатах сидите, без воздуха? Надо воздухом дышать. Идите-ка на улицу, погуляйте. А то мне сейчас пол надо мыть, – вы мне мешать будете.
Девочки думают:
«Ну что ж, если мама велит воздухом дышать, ничего не поделаешь, – пойдем подышим».
Вот вышли они в сад и стали у самой калитки. Стоят и изо всех сил воздухом дышат. А тут в это время подходит к ним соседская девочка Валя. Она им говорит:
– Девочки, идемте в пятнашки играть.
Белочка и Тамарочка говорят:
– Нет, нам не хочется.
– А почему? – спрашивает Валя.
Они говорят:
– Нам нездоровится.
Тут еще дети подошли. Стали их звать на улицу.
А Белочка и Тамарочка говорят:
– Нет, нет, и не просите, пожалуйста. Все равно не пойдем. Мы сегодня больные.
Соседская Валя говорит:
– А что у вас болит, девочки?
Они говорят:
– У нас невозможно до чего головы болят.
Валя у них спрашивает:
– А зачем же вы тогда с голыми головами ходите?
Девочки покраснели, обиделись и говорят:
– Как это с голыми? И вовсе не с голыми. У нас волосы на головах.
Валя говорит:
– А где же ваши испанские шапочки?
Девочкам стыдно сказать, что у них милиционер шапочки отобрал, они говорят:
– Они у нас в стирке.
А в это время их мама как раз шла через сад за водой. Она услыхала, что девочки неправду сказали, остановилась и говорит:
– Девочки, зачем вы неправду говорите?!
Тогда они испугались и говорят:
– Нет, нет, не в стирке.
Потом говорят:
– У нас их вчера милиционер отобрал, потому что мы непослушные были.
Тут все удивились и говорят:
– Как? Разве милиционер шапки отбирает?
Девочки говорят:
– Да! Отбирает!
Потом говорят:
– У кого отбирает, а у кого и не отбирает.
Тут один маленький мальчик в серенькой кепке спрашивает:
– Скажите, а кепки он тоже отбирает?
Тамарочка говорит:
– Вот еще. Очень ему нужна твоя кепка. Он только испанские шапки отбирает.
Белочка говорит:
– Которые только с кисточками.
Тамарочка говорит:
– Которые только очень хорошие дети могут носить.
Соседская Валя обрадовалась и говорит:
– Ага! Значит, вы – нехорошие. Ага! Значит, вы – плохие. Ага!..
Девочкам и сказать нечего. Они покраснели, смутились и думают: «Что бы такое ответить – получше?»
И ничего придумать не могут.
Но тут, на их счастье, на улице появился еще один мальчик. Этого мальчика никто из ребят не знал. Это был какой-то новый мальчик. Наверно, он только что приехал на дачу. Он был не один, а вел за собой на веревке огромную, черную, большеглазую собачищу. Собака эта была такая страшенная, что не только девочки, но даже самые храбрые мальчики, как увидели ее, завизжали и кинулись в разные стороны. А незнакомый мальчик остановился, засмеялся и сказал:
– Не бойтесь, она не укусит. Она у меня сегодня уже покушала.
Тут кто-то говорит:
– Да. А может быть, она еще не наелась.
Мальчик с собакой подошел ближе и говорит:
– Эх вы, трусы. Такого песика испугались. Во! – видали?
Он повернулся к собаке спиной и сел на нее, как на какой-нибудь плюшевый диванчик. И даже положил ногу на ногу. Собака зашевелила ушами, оскалилась, но ничего не сказала. Тогда те, кто был похрабрее, подошли ближе… А мальчик в серенькой кепке – так тот подошел совсем близко и даже сказал:
– Пюсик! Пюсик!
Потом он откашлялся и спросил:
– Скажите, пожалуйста, откуда у вас такой пес?
– Дядя подарил, – сказал мальчик, который сидел на собаке.
– Вот так подарочек, – сказал какой-то мальчик.
А девочка, которая стояла за деревом и боялась оттуда выйти, сказала плачущим голосом:
– Лучше б он тебе тигра подарил. И то не так страшно было б…
Белочка и Тамарочка стояли в это время за своим забором. Когда появился мальчик с собакой, они побежали к дому, но потом вернулись и даже влезли на перекладину калитки, чтобы лучше было смотреть.
Почти все ребята уже расхрабрились и обступили мальчика с собакой.
– Ребята, отойдите, не видно! – закричала Тамарочка.
– Скажите! – сказала соседская Валя. – Тут тебе не цирк. Если хочешь смотреть, выходи на улицу.
– Захочу – и выйду, – сказала Тамарочка.
– Тамарочка, не надо, – прошептала Белочка. – А вдруг…
– Что вдруг? Ничего не вдруг…
И Тамарочка первая вышла на улицу, а за ней и Белочка.
В это время кто-то спросил у мальчика:
– Мальчик, а мальчик. А как твою собаку зовут?
– Никак, – сказал мальчик.
– Как это никак! Так и зовут Никак?
– Ага, – сказал мальчик. – Так и зовут Никак.
– Вот так имя! – засмеялась соседская Валя.
А мальчик в серенькой кепке кашлянул и сказал:
– Назовите ее лучше – знаете как? Назовите ее – Черный Пират!
– Ну вот еще, – сказал мальчик.
– Нет, ты знаешь, мальчик, как ее назови, – сказала Тамарочка. – Назови ее Бармалей.
– Нет, лучше знаешь как, – сказала маленькая девочка, которая стояла за деревом и все еще боялась оттуда выйти. – Назови ее – Тигыр.
Тут все ребята стали наперебой предлагать мальчику имена для собаки.
Один говорит:
– Назови ее Чучело.
Другой говорит:
– Пугало.
Третий говорит:
– Разбойник!
Другие говорят:
– Бандит.
– Фашист!
– Людоед…
А собака слушала-слушала, и, наверно, ей не понравилось, что ее так некрасиво обзывают. Она вдруг как зарычит, как подскочит, что даже тот мальчик, который на ней сидел, не удержался и полетел на землю. А остальные ребята кинулись в разные стороны. Девочка, которая стояла за деревом, споткнулась и упала. Валя на нее налетела и тоже упала. Мальчик в серенькой кепке уронил свою серенькую кепку. Какая-то девочка стала кричать: «Мама!» Другая девочка стала кричать: «Папа!» А Белочка и Тамарочка – те, конечно, сразу к своей калитке. Открывают калитку и вдруг видят, что собака на них бежит. Тогда и они тоже стали кричать: «Мама!» И вдруг слышат – кто-то свистит. Оглянулись – идет по улице милиционер. Фуражка на нем белая, рубашка белая и перчатки на руках тоже беленькие, а на боку – желтая кожаная сумка с железной пряжкой.
Идет милиционер большими шагами по улице и в свисток свистит.
И сразу на улице тихо, спокойно стало. Девочки перестали визжать. Перестали «папа» и «мама» кричать. Те, кто упал, поднялись. Те, кто бежал, остановились. И даже собака – и та захлопнула пасть, села на задние лапы и завиляла хвостом.
А милиционер остановился и спрашивает:
– Это кто тут шумел? Кто тут порядок нарушает?
Мальчик в серенькой кепке надел свою серенькую кепку и говорит:
– Это не мы, товарищ милиционер. Это собака порядок нарушает.
– Ах, собака? – сказал милиционер. – А вот мы ее сейчас за это в милицию заберем.
– Заберите, заберите! – стали просить девочки.
– А может быть, это не она кричала? – говорит милиционер.
– Она, она! – закричали девочки.
– А кто это сейчас «папа» и «мама» кричал? Тоже она?
В это время выбегает на улицу Белочкина и Тамарочкина мама. Она говорит:
– Здравствуйте! Что случилось? Кто меня звал? Кто кричал «мама»?
Милиционер говорит:
– Здравствуйте! Это, правда, не я кричал «мама». Но мне как раз вас и нужно. Я пришел узнать, как ваши девочки сегодня себя вели.
Мама говорит:
– Вели они себя очень хорошо. Только воздухом мало дышали, в комнатах целый день сидели. А вообще ничего, хорошо себя вели.
– Ну, если так, – говорит милиционер, – тогда получите, пожалуйста.
Расстегивает свою кожаную сумку и достает – испанские шапочки.
Девочки посмотрели – и ахнули. Видят – всё на испанских шапочках как полагается: и кисточки висят, и каемочки по краям, а спереди, под кисточками, еще приделаны красные красноармейские звездочки, и на каждой звездочке – маленький серпик и маленький молоток. Это, наверно, милиционер сам приделал.
Обрадовались Белочка и Тамарочка, стали благодарить милиционера, а милиционер сумку застегнул и говорит:
– Ну, до свиданья, я пошел, мне некогда. Смотрите у меня – в следующий раз лучше себя ведите.
Девочки удивились и говорят:
– Как лучше? Мы и так себя хорошо вели. Лучше уж нельзя.
Милиционер говорит:
– Нет, можно. Вы вот, мама говорит, целый день в комнатах сидели, а это нехорошо, это вредно. Надо на воздухе бывать, в садике гулять…
Девочки говорят:
– Да. А если в сад выйдешь, тогда и на улицу захочется.
– Ну и что ж, – говорит милиционер. – И на улице можно гулять.
– Да, – говорят девочки, – а если на улицу выйдешь, тогда поиграть, побегать захочется.
Милиционер говорит:
– Играть и бегать тоже не запрещается. Даже наоборот, полагается детям играть. Даже такой закон есть в нашей Советской стране: все дети должны резвиться, веселиться, никогда нос не вешать и никогда не плакать.
Белочка говорит:
– А если собака укусит?
Милиционер говорит:
– Если собаку не дразнить, она не укусит. И бояться не надо. Чего ее бояться? Вы посмотрите, какой это славный песик. Ох, какой замечательный песик! Его, наверно, зовут Шарик.
А собака сидит, слушает и хвостом виляет. Как будто понимает, что это про нее говорят. И совсем она не страшная – смешная, лохматая, пучеглазая…
Милиционер перед ней на корточки присел и говорит:
– А ну, Шарик, дай лапу.
Собака немножко подумала и дает лапу.
Все удивились, конечно, а Белочка вдруг подходит, садится тоже на корточки и говорит:
– А мне?
Собака на нее посмотрела – и ей тоже лапу дает.
Тогда и Тамарочка подошла. И другие ребята. И все стали наперебой просить:
– Шарик, дай лапу!
А пока они тут с собакой здоровались и прощались, милиционер потихоньку поднялся и пошел по улице – на свой милицейский пост.
Белочка и Тамарочка оглянулись: ой, где же милиционер?
А его и нету. Только белая фуражечка мелькает.
В лесу
Однажды вечером, когда мама укладывала девочек спать, она им сказала:
– Если завтра с утра будет хорошая погода, мы с вами пойдем – знаете куда?
– Куда?
Мама говорит:
– А ну, угадайте.
– На море?
– Нет.
– Цветы собирать?
– Нет.
– А куда же тогда?
Белочка говорит:
– А я знаю куда. Мы в лавку за керосином пойдем.
– Нет, – говорит мама. – Если завтра с утра будет хорошая погода, мы с вами пойдем в лес за грибами.
Белочка и Тамарочка так обрадовались, так запрыгали, что чуть не свалились со своих кроваток на пол.
Еще бы!.. Ведь они еще никогда в жизни не были в лесу. Цветы они собирали. На море купаться ходили. Даже в лавку за керосином с мамой ходили. А вот в лес их еще никогда, ни одного раза не брали. И грибы они до сих пор только жареные видели – на тарелках.
От радости они долго не могли заснуть. Они долго ворочались в своих маленьких кроватках и все думали: какая завтра будет погода?
«Ох, – думают, – только бы не плохая была. Только бы солнышко было».
Утром они проснулись и сразу:
– Мамочка! Какая погода?
А мама им говорит:
– Ох, доченьки, погода неважная. Тучи по небу ходят.
Выбежали девочки в сад и чуть не заплакали.
Видят, и правда: все небо в тучах, а тучи такие страшные, черные – вот-вот дождик закапает.
Мама видит, что девочки приуныли, и говорит:
– Ну, ничего, доченьки. Не плачьте. Может быть, их разгонит, тучи-то…
А девочки думают:
«Кто же их разгонит? Кому в лес не идти – тому все равно. Тому тучи не мешают. Надо нам самим разгонять».
Вот стали они бегать по саду и разгонять тучи. Стали руками махать. Бегают, машут и говорят:
– Эй, тучи! Уходите, пожалуйста! Убирайтесь! Вы нам мешаете в лес идти.
И то ли они хорошо махали, то ли тучам самим надоело на одном месте стоять, только вдруг поползли они, поползли, и не успели девочки оглянуться, – показалось на небе солнце, заблестела трава, зачирикали птички…
– Мамочка! – закричали девочки. – Посмотри-ка: тучки-то испугались! Убежали!
Мама в окно посмотрела и говорит:
– Ах! Где же они?
Девочки говорят:
– Убежали…
– Вот вы молодцы какие! – говорит мама. – Ну что ж, теперь можно и в лес идти. Давайте, ребята, одевайтесь скорей, а то они еще раздумают, тучи-то, – обратно придут.
Девочки испугались и побежали скорей одеваться. А мама в это время сходила к хозяйке и принесла от нее три корзины: одну большую корзину – для себя и две маленьких корзиночки – для Белочки и Тамарочки. Потом они попили чаю, позавтракали и пошли в лес.
Вот они пришли в лес. А в лесу тихо, темно и никого нет. Одни деревья стоят.
Белочка говорит:
– Мамочка! А волки здесь есть?
– Здесь, на опушке, нет, – говорит мама, – а подальше туда – в глубине леса – там, говорят, их очень много.
– Ой, – говорит Белочка. – Я тогда боюсь.
Мама говорит:
– Ничего, не бойся. Мы с вами очень далеко не пойдем. Мы здесь на опушке будем грибы собирать.
Белочка говорит:
– Мамочка! А какие они, грибы? Они на деревьях растут? Да?
Тамарочка говорит:
– Глупая! Разве грибы на деревьях растут? Они на кусточках растут, как ягодки.
– Нет, – говорит мама, – грибы растут на земле, под деревьями. Вот вы сейчас увидите. Давайте искать.
А девочки и не знают, как их искать – грибы. Мама идет, под ноги себе смотрит, направо смотрит, налево смотрит, каждое дерево обходит, каждый пенечек разглядывает. А девочки сзади идут и не знают, что делать.
– Ну, вот, – говорит мама. – Идите сюда скорей. Я нашла первый гриб.
Девочки прибежали и говорят:
– Покажи, покажи!
Видят – стоит под деревом маленький, беленький грибочек. Такой маленький, что его и не видно почти, – из земли одна только шапочка торчит.
Мама говорит:
– Это самый вкусный гриб. Он называется: белый гриб. Видите, какая у него головка светленькая? Совсем как у Белочки.
Белочка говорит:
– Нет, у меня лучше.
Тамарочка говорит:
– Зато тебя есть нельзя.
Белочка говорит:
– Нет, можно.
– А ну, давай съем, – говорит Тамарочка.
Мама говорит:
– Хватит вам, девочки, спорить. Давайте лучше дальше грибы собирать. Вот видите – еще один!
Присела мама на корточки и срезает ножом еще грибок. У этого грибка шапочка маленькая, а ножка длинная, мохнатая, как у собачки.
– Этот, – говорит мама, – называется подберезовик. Видите, он под березой растет. Потому он так и называется – подберезовик. А вот это – масленыши. Посмотрите, какие у них шапочки блестящие.
– Ага, – говорят девочки, – как будто маслом намазаны.
– А вот это – сыроежки.
Девочки говорят:
– Ой, какие хорошенькие!
– А вы знаете, почему они называются сыроежки?
– Нет, – говорит Белочка.
А Тамарочка говорит:
– А я знаю.
– Почему?
– Наверно, из них сыр делают?
– Нет, – говорит мама, – вовсе не потому.
– А почему?
– А потому они называются сыроежками, что их в сыром виде кушают.
– Как в сыром? Так просто – не вареные, не жареные?
– Да, – говорит мама. – Их моют, чистят и кушают с солью.
– A без соли?
– А без соли нельзя, невкусно.
– А если с солью?
– С солью – можно.
Белочка говорит:
– А если без соли – что?
Мама говорит:
– Я уже сказала, что без соли их есть нельзя.
Белочка говорит:
– А с солью можно, значит?
Мама говорит:
– Фу ты, какая бестолковая!
Рассердилась мама, взяла корзинку и дальше пошла. Идет и все время нагибается, все время грибы находит. А девочки сзади плетутся с пустыми корзинками, сами ничего не находят и только спрашивают все время:
– А это какой гриб? А это какой гриб?
И мама им все объясняет:
– Это вот красный гриб. Подосиновик. Это груздик. Это – опенки.
Потом она вдруг под одним деревом остановилась и говорит:
– А это вот, девочки, это очень нехорошие грибы. Вы видите? Их есть нельзя. От них заболеть можно и даже умереть. Это поганые грибы.
Девочки испугались и спрашивают:
– А как они называются, поганые грибы?
Мама говорит:
– Они так и называются – поганки.
Белочка села на корточки и спрашивает:
– Мамочка! А потрогать их можно?
Мама говорит:
– Потрогать можно.
Белочка говорит:
– А я не умру?
Мама говорит:
– Нет, не умрешь.
Тогда Белочка потрогала одним пальцем поганку и говорит:
– Ой, как жаль неужели их даже с солью кушать нельзя?
Мама говорит:
– Нет, даже с сахаром нельзя.
У мамы уж полная корзина, а у девочек ни одного грибка.
Вот мама и говорит:
– Девочки! Что же вы грибы не собираете?
А они говорят:
– Как же нам собирать, если ты все одна находишь? Мы только подойдем, а ты уже и нашла.
Мама говорит:
– А вы сами и виноваты. Зачем же вы за мной, как хвостики, бегаете?
– А как же нам бегать?
– Бегать и не нужно совсем. Надо в других местах искать. Я здесь ищу, а вы куда-нибудь в сторону идите.
– Да! А если мы потеряемся?
– А вы кричите все время «ау», вот и не потеряетесь.
Белочка говорит:
– А если ты потеряешься?
– И я не потеряюсь. Я тоже буду кричать «ау».
Вот они так и сделали. Мама пошла по тропинке вперед, а девочки свернули в сторону и зашагали в кусты. И оттуда, из-за кустов, кричат:
– Мамочка! Ау!
А мама им отвечает:
– Ау, доченьки!
Потом опять:
– Мамочка! Ау!
И мама им:
– Я здесь, доченьки! Ау!
Аукали они так, аукали, и вдруг Тамарочка говорит:
– Знаешь что, Белочка? Давай нарочно сядем за кустиком и будем молчать.
Белочка говорит:
– Это зачем?
– А так просто. Нарочно. Пускай она думает, что нас волки съели.
Мама кричит:
– Ау! Ау!
А девочки сидят себе за кустом и молчат. И не откликаются. Как будто их и в самом деле волки съели.
Мама кричит:
– Девочки! Доченьки! Да где же вы? Что с вами?.. Ау! Ау!
Белочка говорит:
– Давай побежим, Тамарочка! А то она еще уйдет, – потеряемся.
А Тамарочка говорит:
– Ладно. Сиди, пожалуйста. Успеем. Не потеряемся.
А мама все дальше и дальше уходит. Все тише и тише ее голос:
– Ау! Ау! Ау!..
И вдруг совсем тихо стало.
Тогда вскочили девочки. Выбежали из-за куста. Думают – надо маму позвать.
Закричали они:
– Ау! Мамочка!
А мама и не отвечает. Мама уж далеко ушла, не слышит их мама.
Испугались девочки. Забегали. Стали кричать:
– Мамочка! Ау! Мамочка! Мама! Где ты?
А вокруг – тихо, тихо. Только деревья над головами скрипят.
Поглядели девочки друг на дружку. Белочка вся побледнела, заплакала и говорит:
– Вот что ты наделала, Тамарка! Наверно, теперь мамочку нашу волки съели.
Стали они еще громче кричать. Кричали, кричали, пока не охрипли совсем.
Тогда и Тамарочка заплакала. Не выдержала Тамарочка.
Сидят обе девочки на земле, под кустом, плачут и не знают, что делать, куда идти.
А идти куда-нибудь надо. Ведь в лесу жить нельзя. В лесу – страшно.
Вот поплакали они, подумали, повздыхали, да и пошли потихоньку. Идут со своими пустыми корзинками – Тамарочка впереди, Белочка сзади – и вдруг видят: полянка, а на полянке этой очень много грибов. И все грибы разные. Одни маленькие, другие побольше, у одних шапочки беленькие, у других желтенькие, у третьих еще какие-нибудь…
Обрадовались девочки, даже плакать перестали и кинулись собирать грибы.
Белочка кричит:
– Я подберезовик нашла!
Тамарочка кричит:
– А я целых два нашла!
– А я, кажется, масленыш нашла.
– А я – сыроежек целую кучу…
Увидят – под березой гриб растет, – значит, подберезовик. Увидят – шапочка будто маслом намазана – значит, масленыш. Шапочка светленькая – значит, белый гриб.
Не успели оглянуться, – у них уже полные корзинки.
Столько набрали, что даже не поместилось все. Даже пришлось очень много грибов оставить.
Вот взяли они свои полные корзинки и пошли дальше. А идти им теперь тяжело. Корзинки у них тяжелые. Белочка еле-еле плетется. Она говорит:
– Тамарочка, я устала. Я не могу больше. Я есть хочу.
А Тамарочка говорит:
– Не хнычь, пожалуйста. Я тоже хочу.
Белочка говорит:
– Я супу хочу.
Тамарочка говорит:
– Где ж я тебе тут возьму суп! Тут супов нет. Тут – лес.
Потом помолчала, подумала и говорит:
– Знаешь что? Давай грибы есть.
Белочка говорит:
– Как же их есть?
– А сыроежки?!
Вот высыпали они поскорей грибы на землю и стали их разбирать. Стали искать, которые среди них сыроежки. А грибы у них все перемешались, ножки у них отвалились, не поймешь, где что…
Тамарочка говорит:
– Эта вот сыроежка.
А Белочка говорит:
– Нет, эта!..
Спорили они, спорили и наконец отобрали штук пять или шесть самых лучших.
«Вот эти уж, – думают, – обязательно сыроежки».
Тамарочка говорит:
– Ну, начинай, Белочка, кушай.
Белочка говорит:
– Нет, лучше ты начинай. Ты – старшая.
Тамарочка говорит:
– Не спорь, пожалуйста. Маленькие всегда первые грибы едят.
Тогда Белочка взяла самый маленький грибок, понюхала его, вздохнула и говорит:
– Фу, как пахнет противно!
– А ты не нюхай. Зачем ты нюхаешь?
– Как же его не нюхать, если он пахнет?
Тамарочка говорит:
– А ты его суй прямо в рот, вот и все.
Зажмурилась Белочка, открыла рот и хотела уже сунуть туда свой грибок. Вдруг Тамарочка закричала:
– Белочка! Стой!
– Что? – говорит Белочка.
– А соли-то у нас нет, – говорит Тамарочка. – Я и забыла совсем. Ведь без соли их есть нельзя.
– Ой, правда, правда! – сказала Белочка.
Обрадовалась Белочка, что не нужно гриб кушать. Уж очень ей страшно было. Уж очень плохо он пахнет, этот гриб.
Так и не пришлось им сыроежек попробовать.
Сложили они свои грибы обратно в корзинки, встали и поплелись дальше.
И вдруг, не успели они и трех шагов сделать, где-то далеко-далеко гром загремел. Вдруг ветер подул. Темно стало. И не успели девочки оглянуться – пошел дождь. Да такой сильный, такой страшный, что девочкам показалось, будто на них сразу из десяти бочек вода полилась.
Испугались девочки. Побежали. И сами не знают, куда бегут. В лицо им ветки стегают. Ноги им елки царапают. А сверху так и течет, так и хлещет.
Промокли насквозь девчонки.
Наконец добежали они до какого-то высокого дерева и под этим деревом спрятались. Сели на корточки и дрожат. И даже плакать боятся.
А над головой у них гром гремит. Молния все время сверкает. То вдруг светло-светло станет, то вдруг опять темно. Потом опять светло, потом опять темно. И дождь все идет, идет, идет и переставать не хочет.
И вдруг Белочка говорит:
– Тамарочка, посмотри-ка: брусничка!
Тамарочка посмотрела и видит: действительно, совсем близко от дерева растет под кустом брусника.
А сорвать ее девочки не могут. Им дождик мешает. Они под деревом сидят, на брусничку смотрят и думают:
«Ох, поскорей бы дождик кончался!»
Только дождь кончился – они сразу бруснику рвать. Рвут ее, торопятся, прямо горстями в рот пихают. Вкусная брусника. Сладкая. Сочная.
Вдруг Тамарочка побледнела и говорит:
– Ой, Белочка!
– Что? – говорит Белочка.
– Ой, посмотри: волк шевелится.
Посмотрела Белочка, видит: и верно, что-то шевелится в кустах. Какой-то зверь мохнатый.
Закричали девочки и кинулись со всех ног бежать. А зверь за ними несется, храпит, фыркает…
Вдруг Белочка споткнулась и упала. А Тамарочка на нее налетела и тоже упала. И грибы у них все по земле раскатились.
Лежат девочки, съежились и думают:
«Ну, наверно, сейчас нас волк есть будет».
Слышат – уже подходит. Уже ногами стучит.
Тогда Белочка голову подняла и говорит:
– Тамарочка! Да это не волк.
– А кто это? – говорит Тамарочка.
– Это теленочек.
А теленочек вышел из-за куста, посмотрел на них и говорит:
– Му-у-у…
Потом подошел, понюхал грибы – не понравились ему, поморщился и пошел дальше.
Тамарочка встала и говорит:
– Ох, какие мы глупые!
Потом говорит:
– Знаешь что, Белочка? Теленочек – он, наверно, умный зверь. Давай – куда он пойдет, туда и мы пойдем.
Вот они быстренько собрали свои грибы и побежали догонять теленочка.
А теленочек увидел их, испугался да как пустится бежать.
А девочки за ним.
Они кричат:
– Теленочек! Погоди, пожалуйста! Не убегай!
А теленочек все шибче и шибче бежит. Девочки еле-еле за ним поспевают.
И вдруг видят девочки – лес кончается. И стоит дом. А около дома забор. И около забора – железная дорога, рельсы блестят.
Теленочек подошел к забору, голову поднял и говорит:
– Му-у-у…
Тогда выходит из дома какой-то старик. Он говорит:
– А, это ты, Васька? А я думал, это поезд гудит. А ну, иди спать, Васька.
Потом увидел девочек и спрашивает:
– А вы кто такие?
Они говорят:
– А мы заблудились. Мы – девочки.
– А как же вы заблудились, девочки?
– А мы, – говорят, – от мамочки спрятались, думали, что нарочно, а мамочка в это время ушла.
– Ах вы, какие нехорошие! А где вы живете? Вы адрес знаете?
Они говорят:
– Мы на зелененькой дачке живем.
– Ну, это не адрес. Зелененьких дачек много. Может быть, их сто дач, зеленых-то…
Они говорят:
– У нас сад.
– Садов тоже много.
– У нас окна, двери…
– Окна и двери тоже во всех домах бывают.
Подумал старик и говорит:
– Вы вот что… Вы, наверное, на станции Разлив живете?
– Да, да, – говорят девочки. – Мы на станции Разлив живем.
– Тогда вот что, – говорит старик, – идите по этой тропиночке, около рельсов. Идите все прямо и придете к вокзалу. А там спросите.
«Ну, – думают девочки, – нам бы только до вокзала дойти, а там-то уж мы найдем».
Поблагодарили старика и пошли по тропиночке.
Отошли немного, Тамарочка и говорит:
– Ах, Белочка, какие мы с тобой невежливые!
Белочка говорит:
– А что? Почему?
Тамарочка говорит:
– Теленочку-то мы спасибо не сказали. Ведь это он нам дорогу показал.
Хотели вернуться, да думают: «Нет, лучше домой поскорей пойдем. А то еще опять потеряемся».
Идут и думают:
«Только бы мамочка дома была. А что, если мамы нету? Что мы тогда делать будем?»
А мама ходила, ходила по лесу, кричала, кричала девочек, не докричалась и пошла домой.
Пришла, сидит на крылечке и плачет.
Приходит хозяйка и спрашивает:
– Что с вами, Марья Петровна?
А она говорит:
– У меня девочки потерялись.
Только сказала это – вдруг видит: идут ее девочки. Белочка впереди идет, Тамарочка сзади. И обе девочки грязные-грязные, мокрые-премокрые.
Мама говорит:
– Девочки! Что вы со мной делаете? Где вы пропадали? Разве можно так?
А Белочка кричит:
– Мамочка! Ау! Обед готов?
Побранила мама как следует девочек, потом покормила их, переодела и спрашивает:
– Ну, как – страшно было в лесу-то?
Тамарочка говорит:
– Мне так нисколечко.
А Белочка говорит:
– А мне так сколечко.
Потом говорит:
– Ну, ничего… Зато посмотри, мамочка, сколько мы с Тамарой грибов набрали.
Притащили девочки свои полные корзинки, поставили их на стол…
– Во! – говорят.
Стала мама грибы разбирать и ахнула.
– Девочки! – говорит. – Миленькие! Так ведь вы ж одних поганок набрали!
– Как поганок?
– Ну конечно, поганок. И это поганка, и это поганка, и эта, и эта, и эта…
Девочки говорят:
– А мы их есть хотели.
Мама говорит:
– Что вы?! Девочки! Разве можно? Это ж поганые грибы. От них животы заболят, от них умереть можно. Их все, все на помойную яму выбросить надо.
Девочкам стало жалко грибов. Они обиделись и говорят:
– Зачем выбрасывать? Не надо выбрасывать. Мы лучше их куклам нашим отдадим. У нас куколки хорошие, не капризные, они все кушают…
Белочка говорит:
– Они даже песочек кушают.
Тамарочка говорит:
– Даже траву кушают.
Белочка говорит:
– Даже пуговицы кушают.
Мама говорит:
– Ну вот и хорошо. Устройте вашим куклам праздник и угостите их поганками.
Девочки так и сделали.
Сварили они из поганок обед. На первое суп из поганок, на второе котлеты из поганок, и даже на сладкое – компот из поганок сварили.
И куклы у них все это съели – и суп, и котлеты, и компот, – и ничего, не жаловались, не капризничали. А может быть, у них и болели животики – кто их знает. Они ведь народ неразговорчивый.
Большая стирка
Один раз мама пошла на рынок за мясом. И девочки остались одни дома. Уходя, мама велела им хорошо себя вести, ничего не трогать, со спичками не играть, на подоконники не лазать, на лестницу не выходить, котенка не мучить. И обещала им принести каждой по апельсину.
Девочки закрыли за мамой на цепочку дверь и думают: «Что же нам делать?» Думают: «Самое лучшее – сядем и будем рисовать». Достали свои тетрадки и цветные карандаши, сели за стол и рисуют. И все больше апельсины рисуют. Их ведь, вы знаете, очень нетрудно рисовать: какую-нибудь картошину намазюкал, красным карандашом размалевал и – готово дело – апельсин.
Потом Тамарочке рисовать надоело, она говорит:
– Знаешь, давай лучше писать. Хочешь, я слово «апельсин» напишу?
– Напиши, – говорит Белочка.
Подумала Тамарочка, голову чуть-чуть наклонила, карандаш послюнила и – готово дело – написала:
ОПЕЛСИН
И Белочка тоже две или три буковки нацарапала, которые умела.
Потом Тамарочка говорит:
– А я не только карандашом, я и чернилами писать умею. Не веришь? Хочешь, напишу?
Белочка говорит:
– А где ж ты чернила возьмешь?
– А у папы на столе – сколько хочешь. Целая банка.
– Да, – говорит Белочка, – а ведь мама нам не позволила трогать на столе.
Тамарочка говорит:
– Подумаешь! Она про чернила ничего не говорила. Это ведь не спички – чернила-то.
И Тамарочка сбегала в папину комнату и принесла чернила и перо. И стала писать. А писать она хоть и умела, да не очень. Стала перо в бутылку окунать и опрокинула бутылку. И все чернила на скатерть вылились. А скатерть была чистая, белая, только что постланная.
Ахнули девочки.
Белочка даже чуть на пол со стула не упала.
– Ой, – говорит, – ой… ой… какое пятнище!..
А пятнище все больше и больше делается, растет и растет. Чуть не на полскатерти кляксу поставили.
Белочка побледнела и говорит:
– Ой, Тамарочка, нам попадет как!
А Тамарочка и сама знает, что попадет. Она тоже стоит – чуть не плачет. Потом подумала, нос почесала и говорит:
– Знаешь, давай скажем, что это кошка чернила опрокинула!
Белочка говорит:
– Да, а ведь врать нехорошо, Тамарочка.
– Я и сама знаю, что нехорошо. А что же нам делать тогда?
Белочка говорит:
– Знаешь что? Давай лучше выстираем скатерть!
Тамарочке это даже понравилось. Она говорит:
– Давай. А только в чем же ее стирать?
Белочка говорит:
– Давай, знаешь, в кукольной ванночке.
– Глупая. Разве скатерть в кукольную ванночку залезет? А ну, тащи сюда корыто!
– Настоящее?..
– Ну конечно, настоящее.
Белочка испугалась. Говорит:
– Тамарочка, ведь мама же нам не позволила…
Тамарочка говорит:
– Она про корыто ничего не говорила. Корыто – это не спички. Давай, давай скорее…
Побежали девочки на кухню, сняли с гвоздя корыто, налили в него из-под крана воды и потащили в комнату. Табуретку принесли. Поставили корыто на табуретку.
Белочка устала – еле дышит.
А Тамарочка ей и отдохнуть не дает.
– А ну, – говорит, – тащи скорей мыло!
Побежала Белочка. Приносит мыло.
– Синьку еще надо. А ну – тащи синьку!
Побежала Белочка синьку искать. Нигде найти не может.
Прибегает:
– Нет синьки.
А Тамарочка уже со стола скатерть сняла и опускает ее в воду. Страшно опускать – сухую-то скатерть в мокрую воду. Опустила все-таки. Потом говорит:
– Не надо синьки.
Посмотрела Белочка, а вода в корыте – синяя-пресиняя.
Тамарочка говорит:
– Видишь, даже хорошо, что пятно поставили. Можно без синьки стирать.
Потом говорит:
– Ой, Белочка!
– Что? – говорит Белочка.
– Вода-то холодная.
– Ну и что?
– В холодной же воде белье не стирают. В холодной только полощут.
Белочка говорит:
– Ну, ничего, давай тогда полоскать.
Испугалась Белочка: вдруг ее Тамарочка еще и воду заставит кипятить.
Стала Тамарочка скатерть мылом намыливать. Потом стала тискать ее, как полагается. А вода все темней и темней делается.
Белочка говорит:
– Ну, наверно, уже можно выжимать.
– А ну, давай посмотрим, – говорит Тамарочка.
Вытащили девочки из корыта скатерть. А на скатерти только два маленьких белых пятнышка. А вся скатерть – синяя.
– Ой, – говорит Тамарочка. – Надо воду менять. Тащи скорей чистой воды.
Белочка говорит:
– Нет, теперь ты тащи. Я тоже хочу постирать.
Тамарочка говорит:
– Еще что! Я пятно поставила, я и стирать буду.
Белочка говорит:
– Нет, теперь я буду.
– Нет, не будешь!
– Нет, буду!..
Заплакала Белочка и двумя руками вцепилась в корыто. А Тамарочка за другой конец ухватилась. И корыто у них закачалось, как люлька или качели.
– Уйди лучше, – закричала Тамарочка. – Уйди, честное слово, а не то я в тебя сейчас водой брызну.
Белочка, наверно, испугалась, что она и в самом деле брызнет, – отскочила, корыто выпустила, а Тамарочка его в это время как дернет – оно кувырком, с табуретки – и на пол. И, конечно, вода из него тоже на пол. И потекла во все стороны.
Вот тут-то уж девочки испугались по-настоящему.
Белочка от страха даже плакать перестала.
А вода уж по всей комнате – и под стол, и под шкаф, и под рояль, и под стулья, и под диван, и под этажерку, и куда только можно течет. Даже в соседнюю комнату маленькие ручейки побежали.
Очухались девочки, забегали, засуетились:
– Ой! Ой! Ой!..
А в соседней комнате в это время спал на полу котенок Пушок. Он как увидел, что под него вода течет, – как вскочит, как замяучит и давай как сумасшедший по всей квартире носиться:
– Мяу! Мяу! Мяу!
Девочки бегают, и котенок бегает. Девочки кричат, и котенок кричит. Девочки не знают, что делать, и котенок тоже не знает, что делать.
Тамарочка на табуретку влезла и кричит:
– Белочка! Лезь на стул! Скорее! Ты же промочишься.
А Белочка так испугалась, что и на стул забраться не может. Стоит, как цыпленок, съежилась и только знай себе головой качает:
– Ой! Ой! Ой!
И вдруг слышат девочки – звонок.
Тамарочка побледнела и говорит:
– Мама идет.
А Белочка и сама слышит. Она еще больше съежилась, на Тамарочку посмотрела и говорит:
– Ну вот, сейчас будет нам…
А в прихожей еще раз:
«Дзинь!»
И еще раз:
«Дзинь! Дзинь!»
Тамарочка говорит:
– Белочка, милая, открой, пожалуйста.
– Да, спасибо, – говорит Белочка. – Почему это я должна?
– Ну, Белочка, ну, милая, ну ты же все-таки ближе стоишь. Я же на табуретке, а ты на полу все-таки.
Белочка говорит:
– Я тоже могу на стул залезть.
Тогда Тамарочка видит, что все равно надо идти открывать, с табуретки спрыгнула и говорит:
– Знаешь что? Давай скажем, что это кошка корыто опрокинула!
Белочка говорит:
– Нет, лучше, знаешь, давай пол поскорее вытрем!
Тамарочка подумала и говорит:
– А что ж… Давай попробуем. Может быть, мама и не заметит…
И вот опять забегали девочки. Тамарочка мокрую скатерть схватила и давай ею по полу елозить. А Белочка за ней, как хвостик, носится, суетится и только знай себе:
– Ой! Ой! Ой!
Тамарочка ей говорит:
– Ты лучше не ойкай, а лучше тащи скорей корыто на кухню.
Белочка, бедная, корыто поволокла. А Тамарочка ей:
– И мыло возьми заодно.
– А где оно – мыло?
– Что ты – не видишь? Вон оно под роялем плавает.
А звонок опять:
«Дз-з-зинь!..»
– Ну что ж, – говорит Тамарочка. – Надо, пожалуй, идти. Я пойду открою, а ты, Белочка, поскорей дотирай пол. Как следует, смотри, чтобы ни одного пятнышка не осталось.
Белочка говорит:
– Тамарочка, а куда же скатерть потом? На стол?
– Глупая. Зачем ее на стол? Пихай ее – знаешь куда? Пихай ее подальше под диван. Когда она высохнет, мы ее выгладим и постелим.
И вот пошла Тамарочка открывать. Идти ей не хочется. Ноги у нее дрожат, руки дрожат. Остановилась она у двери, постояла, послушала, вздохнула и тоненьким голоском спрашивает:
– Мамочка, это ты?
Мама входит и говорит:
– Господи, что случилось?
Тамарочка говорит:
– Ничего не случилось.
– Так что же ты так долго?.. Я, наверно, двадцать минут звоню и стучу.
– А я не слышала, – говорит Тамарочка.
Мама говорит:
– Я уж бог знает что думала… Думала – воры забрались или вас волки съели.
– Нет, – говорит Тамарочка, – нас никто не съел.
Мама сетку с мясом на кухню снесла, потом возвращается и спрашивает:
– А где же Белочка?
Тамарочка говорит:
– Белочка? А Белочка… я не знаю, где-то там, кажется… в большой комнате… чего-то там делает, я не знаю…
Мама на Тамарочку с удивлением посмотрела и говорит:
– Послушай, Тамарочка, а почему у тебя такие руки грязные? И на лице какие-то пятна!
Тамарочка за нос себя потрогала и говорит:
– А это мы рисовали.
– Что ж это вы – углем или грязью рисовали?
– Нет, – говорит Тамарочка, – мы карандашами рисовали.
А мама уже разделась и идет в большую комнату. Входит и видит: вся мебель в комнате сдвинута, перевернута, не поймешь, где стол, где стул, где диван, где этажерка… А под роялем на корточках ползает Белочка и что-то там делает и плачет во весь голос.
Мама в дверях остановилась и говорит:
– Белочка! Доченька! Что это ты там делаешь?
Белочка из-под рояля высунулась и говорит:
– Я?
А сама она грязная-прегрязная, и лицо у нее грязное, и даже на носу тоже пятна.
Тамарочка ей ответить не дала. Говорит:
– А это мы хотели, мамочка, тебе помочь – пол вымыть.
Мама обрадовалась и говорит:
– Вот спасибо!..
Потом к Белочке подошла, наклонилась и спрашивает:
– А чем же это, интересно, моя дочка моет пол?
Посмотрела и за голову схватилась:
– О, господи! – говорит. – Вы только взгляните! Ведь она же носовым платком пол моет!
Тамарочка говорит:
– Фу, глупая какая!
А мама говорит:
– Да уж, это действительно называется – помогают мне.
А Белочка еще громче заплакала под своим роялем и говорит:
– Неправда, мамочка. Мы вовсе и не помогаем тебе. Мы корыто опрокинули.
Мама на табуретку села и говорит:
– Этого еще недоставало. Какое корыто?
Белочка говорит:
– Настоящее которое… Железное.
– А как же, интересно, оно попало сюда – корыто?
Белочка говорит:
– Мы скатерть стирали.
– Какую скатерть? Где она? Зачем же вы ее стирали? Ведь она же чистая была, только вчера постлана.
– А мы на нее чернила нечаянно пролили.
– Еще того не легче. Какие чернила? Где вы их взяли?
Белочка на Тамарочку посмотрела и говорит:
– Мы из папиной комнаты принесли.
– А кто вам позволил?
Девочки друг на дружку посмотрели и молчат.
Мама посидела, подумала, нахмурилась и говорит:
– Ну, что же мне теперь с вами делать?
Девочки обе заплакали и говорят:
– Накажи нас.
Мама говорит:
– А вы очень хотите, чтобы я вас наказала?
Девочки говорят:
– Нет, не очень.
– А за что же, по-вашему, я должна вас наказать?
– А за то, что, наверно, мы пол мыли.
– Нет, – говорит мама, – за это я вас наказывать не буду.
– Ну, тогда за то, что белье стирали.
– Нет, – говорит мама. – И за это я тоже наказывать вас не буду. И за то, что чернила пролили, – тоже не буду. И за то, что писали чернилами, – тоже не буду. А вот за то, что без спросу взяли из папиной комнаты чернильницу, – за это вас действительно наказать следует. Ведь если бы вы были послушные девочки и в папину комнату не полезли, вам бы не пришлось ни пол мыть, ни белье стирать, ни корыто опрокидывать. А заодно и врать бы вам не пришлось. Ведь, в самом деле, Тамарочка, разве ты не знаешь, почему у тебя нос грязный?
Тамарочка говорит:
– Знаю, конечно.
– Так почему же ты сразу не сказала?
Тамарочка говорит:
– Я побоялась.
– А вот это и плохо, – говорит мама. – Сумел набедокурить – сумей и ответить за свои грехи. Сделала ошибку – не убегай, поджав хвост, а исправь ее.
– Мы и хотели исправить, – говорит Тамарочка.
– Хотели, да не сумели, – говорит мама.
Потом посмотрела и говорит:
– А где же, я не вижу, скатерть находится?
Белочка говорит:
– Она под диваном находится.
– А что она там делает – под диваном?
– Она там сохнет у нас.
Вытащила мама из-под дивана скатерть и опять на табуретку села.
– Господи! – говорит. – Боже ты мой! Такая миленькая скатерть была! И вы посмотрите, во что она превратилась. Ведь это же не скатерть, а половая тряпка какая-то.
Девочки еще громче заплакали, а мама говорит:
– Да, милые мои доченьки, наделали вы мне хлопот. Я устала, думала отдохнуть, – я только в будущую субботу собиралась большую стирку делать, а придется, как видно, сейчас этим делом заняться. А ну, прачки-неудачки, снимайте платья!
Девочки испугались. Говорят:
– Зачем?
– Зачем? А затем, что в чистых платьях белье не стирают, полов не моют и вообще не работают. Надевайте свои халатики и – живо за мной на кухню…
Пока девочки переодевались, мама успела на кухне зажечь газ и поставила на плиту три больших кастрюли: в одной – вода, чтобы пол мыть, во второй – белье кипятить, а в третьей, отдельно, – скатерть.
Девочки говорят:
– А почему ты ее отдельно поставила? Она ведь не виновата, что запачкалась.
Мама говорит:
– Да, она, конечно, не виновата, но все-таки придется ее в одиночку стирать. А то у нас все белье синее станет. И вообще я думаю, что эту скатерть уже не отстираешь. Придется, наверно, выкрасить ее в синий цвет.
Девочки говорят:
– Ой, как красиво будет!
– Нет, – говорит мама, – я думаю, что это не очень красиво будет. Если бы это было действительно красиво, то, наверно, люди каждый бы день кляксы на скатерти ставили.
Потом говорит:
– Ну, хватит болтать, берите каждая по тряпке и идемте пол мыть.
Девочки говорят:
– По-настоящему?
Мама говорит:
– А вы что думали? По-игрушечному вы уже вымыли, теперь давайте по-настоящему.
И вот девочки стали по-настоящему пол мыть.
Мама дала им каждой по уголку и говорит:
– Смотрите, как я мою, и вы тоже так мойте. Где вымыли, там по чистому не ходите… Луж на полу не оставляйте, а вытирайте досуха. А ну, раз-два – начали!..
Засучила мама рукава, подоткнула подол и пошла пахать мокрой тряпкой. Да так ловко, так быстро, что девочки за ней еле успевают. И конечно, у них так хорошо не выходит, как у мамы. Но все-таки они стараются. Белочка даже на коленки встала, чтобы удобнее было.
Мама ей говорит:
– Белочка, ты бы еще на живот легла. Если ты будешь так пачкаться, то нам придется потом и тебя в корыте стирать.
Потом говорит:
– А ну, сбегай, пожалуйста, на кухню, посмотри, не кипит ли вода в бельевом баке.
Белочка говорит:
– А как же узнать, кипит она или не кипит?
Мама говорит:
– Если булькает – значит, кипит; если не булькает – значит, не вскипела еще.
Белочка на кухню сбегала, прибегает:
– Мамочка, булькает, булькает!
Мама говорит:
– Не мамочка булькает, а вода, наверно, булькает?
Тут мама из комнаты за чем-то вышла, Белочка Тамарочке и говорит:
– Знаешь? А я апельсины видела!
Тамарочка говорит:
– Где?
– В сетке, в которой мясо висит. Знаешь, сколько? Целых три.
Тамарочка говорит:
– Да. Будут нам теперь апельсины. Дожидайся.
Тут мама приходит и говорит:
– А ну, поломойки, забирайте ведра и тряпки – идем на кухню белье стирать.
Девочки говорят:
– По-настоящему?
Мама говорит:
– Теперь вы все будете делать по-настоящему.
И девочки, вместе с мамой, по-настоящему стирали белье. Потом они его по-настоящему полоскали. По-настоящему выжимали. И по-настоящему вешали его на чердаке на веревках сушиться.
А когда они кончили работать и вернулись домой, мама накормила их обедом. И никогда еще в жизни они с таким удовольствием не ели, как в этот день. И суп ели, и кашу, и черный хлеб, посыпанный солью.
А когда они отобедали, мама принесла из кухни сетку и сказала:
– Ну, а теперь вы, пожалуй, можете получить каждая по апельсину.
Девочки говорят:
– А кому третий?
Мама говорит:
– Ах вот как? Вы уже знаете, что и третий есть?
Девочки говорят:
– А третий, мамочка, знаешь кому? Третий – самый большой – тебе.
– Нет, доченьки, – сказала мама. – Спасибо. Мне хватит, пожалуй, и самого маленького. Ведь все-таки вы сегодня в два раза больше, чем я, работали. Не правда ли? И пол два раза мыли. И скатерть два раза стирали…
Белочка говорит:
– Зато чернила только один раз пролили.
Мама говорит:
– Ну, знаешь, если бы вы два раза чернила пролили, – я бы вас так наказала…
Белочка говорит:
– Да, а ведь ты же не наказала все-таки?
Мама говорит:
– Погодите, может быть, еще и накажу все-таки.
Но девочки видят: нет, уж теперь не накажет, если раньше не наказала.
Обняли они свою маму, крепко расцеловали ее, а потом подумали и выбрали ей – хоть не самый большой, а все-таки самый лучший апельсин.
И правильно сделали.
Фенька
*
Дело было вечером. Я лежал на диване, курил и читал газету. В комнате никого, кроме меня, не было. И вдруг я слышу – кто-то царапается. Кто-то чуть слышно, тихонечко стучит по оконному стеклу: тик-тик, тук-тук.
«Что, – думаю, – такое? Муха? Нет, не муха. Таракан? Нет, не таракан. Может быть, дождь капает? Да нет, какой там дождь, – дождем и не пахнет…»
Повернул я голову, посмотрел – ничего не видно. На локте привстал – тоже не видно. Прислушался – как будто тихо.
Лег я. И вдруг опять: тик-тик, тук-тук.
«Фу, – думаю. – Что такое?»
Надоело мне, встал я, бросил газету, подошел к окну и – глаза вытаращил. Думаю: батюшки, что это мне – во сне снится, что ли? Вижу – за окном, на узеньком железном карнизе, стоит – кто вы думаете? Стоит девочка. Да такая девочка, о каких вы и в сказках не читывали.
Ростом она будет поменьше самого маленького мальчика с пальчика. Ножки у нее босые, платье все изодрано; сама она толстенькая, пузатая, нос пуговкой, губы какие-то оттопыренные, а волосы на голове рыжие и торчат в разные стороны, как на сапожной щетке.
Я даже не сразу поверил, что это девочка. Я подумал сначала, что что какой-то зверек. Потому что я никогда раньше таких маленьких девочек не видел.
А девочка стоит, смотрит на меня и изо всех сил своим кулачишкой по стеклу барабанит: тик-тик, тук-тук.
Я у нее через стекло спрашиваю:
– Девочка! Тебе что надо?
А она не слышит меня, не отвечает и только пальцем показывает: дескать, открой, пожалуйста, а ну открой поскорей!
Тогда я отодвинул задвижку, открыл окно и впустил ее в комнату.
Я говорю:
– Чего же ты, глупышка, в окно лезешь? Ведь у меня ж дверь открыта.
А она мне, я помню, тоненьким-тоненьким голоском отвечает:
– Я в дверь не умею ходить.
– Как не умеешь?! В окно умеешь, а в дверь не умеешь?
– Да, – говорит, – не умею.
«Вот так, – думаю, – чудо-юдо ко мне привалило!»
Удивился я, взял ее на руки, вижу – она вся дрожит. Вижу – боится чего-то. Оглядывается, на окно посматривает. Лицо у нее все заплаканное, зубки стучат, а в глазах еще слезы поблескивают.
Я у нее спрашиваю:
– Ты кто такая?
– Я, – говорит, – Фенька.
– Какая такая Фенька?
– Такая вот… Фенька.
– А где ты живешь?
– Не знаю.
– А где твои папа с мамой?
– Не знаю.
– Ну, – я говорю, – а откуда ты пришла? Почему ты дрожишь? Холодно?
– Нет, – говорит, – не холодно. Жарко. А я дрожу потому, что за мной сейчас собаки по улице гнались.
– Какие собаки?
А она мне опять:
– Не знаю.
Тут уж я не вытерпел, рассердился и говорю:
– Не знаю, не знаю!.. А чего же ты тогда знаешь?
Она говорит:
– Я есть хочу.
– Ах вот как! Это ты знаешь?
Ну, что ж с ней поделаешь. Посадил я ее на диван, «посиди», говорю, а сам пошел на кухню, поискать, нет ли чего-нибудь съедобного. Думаю: только вот вопрос, чем ее кормить, этакое чудовище? Налил ей на блюдечко кипяченого молока, хлеба нарезал маленькими кусочками, котлету холодную раскрошил.
Прихожу в комнату, смотрю – где же Фенька? Вижу – на диване никого нет. Удивился я, стал кричать:
– Феня! Феня!
Никто не отвечает.
Я опять:
– Феня! А Феня?
И вдруг слышу откуда-то:
– Я тут!
Нагнулся – она под диваном сидит.
Рассердился я.
– Это, – говорю, – что за фокусы такие?! Ты почему это на диване не сидишь?
– А я, – говорит, – не умею.
– Что-о? Под диваном умеешь, а на диване не умеешь? Ах ты такая-сякая! Ты, может быть, и за столом за обеденным не умеешь сидеть?
– Нет, – говорит, – это умею.
– Ну, так садись, – говорю.
Посадил ее за стол. Стул ей поставил. На стул книг целую гору навалил – чтобы повыше было. Вместо передника носовой платок повязал.
– Ешь, – говорю.
Только вижу – не ест. Вижу – сидит, ковыряется, носом сопит.
– Что? – говорю. – В чем дело?
Молчит, не отвечает.
Я говорю:
– Ты же есть просила. Вот – ешь, пожалуйста.
А она покраснела вся и вдруг говорит:
– Нет ли у вас чего-нибудь повкуснее?
– Как повкуснее? Ах ты, – я говорю, – неблагодарная! Тебе, что ж, конфет надо, что ли?
– Ах нет, – говорит, – что вы, что вы… Это тоже невкусно.
– Так чего же тебе? Мороженого?
– Нет, и мороженое невкусное.
– И мороженое невкусное? Вот тебе и на! Так чего же тебе, скажи пожалуйста, хочется?
Она помолчала, носиком посопела и говорит:
– Нет ли у вас немножко гвоздиков?
– Каких гвоздиков?
– Ну, – говорит, – обыкновенных гвоздиков. Железненьких.
У меня даже руки от страха затряслись.
Я говорю:
– Так ты что же это, значит, гвозди ешь?
– Да, – говорит, – я гвоздики очень люблю.
– Ну, а еще что ты любишь?
– А еще, – говорит, – я люблю керосин, мыло, бумагу, песок… только не сахарный. Вату люблю, зубной порошок, гуталин, спички…
Я думаю:
«Батюшки! Неужели это она правду говорит? Неужели она действительно гвоздями питается?»
«Ладно, – думаю. – Давай проверим».
Вытащил из стены большой ржавый гвоздь, почистил его немножко.
– На, – говорю, – ешь, пожалуйста!
Я думал, она не будет есть. Думал, она просто фокусничает, притворяется. Но не успел я оглянуться, она – раз-раз, хруп-хруп весь гвоздь сжевала. Облизнулась и говорит:
– Еще!..
Я говорю:
– Нет, голубушка, извиняюсь, у меня больше гвоздей для тебя нет. Вот, если хочешь, – бумаги, пожалуйста, могу дать.
– Давай, – говорит.
Дал ей бумагу – она и бумагу съела. Спичек дал целый коробок – она и спички в два счета скушала. Керосину на блюдечко налил – она и керосин вылакала.
Я только смотрю и головой качаю. «Вот так девочка, – думаю. – Такая девочка, пожалуй, и тебя самого съест в два счета. Нет, – думаю, – надо гнать ее в шею, обязательно гнать. Куда мне такое страшилище, людоедку такую!!»
А она керосин выпила, блюдечко вылизала, сидит, зевает, носом клюет: спать, значит, хочется.
И тут мне ее, вы знаете, что-то жалко стало. Сидит она, как воробушек – съежилась, нахохлилась, – куда ж ее, думаю, такую маленькую на ночь глядя гнать. Ее ведь, такую пичужку, и в самом деле собаки могут загрызть. Я думаю: «Ладно, так уж и быть, – завтра выгоню. Пускай выспится у меня, отдохнет, а завтра утречком – до свиданьица, иди откуда пришла!..»
Подумал я так и стал ей готовить постель. Положил на стул подушку, на подушку – еще подушечку, маленькую, из-под булавок у меня такая была. Потом уложил Феньку, укрыл ее вместо одеяла салфеткой.
– Спи, – говорю. – Спокойной ночи!
Она сразу и захрапела.
А я посидел немножко, почитал и тоже спать лег.
Утром, как только проснулся, пошел посмотреть, как там моя Фенька поживает. Прихожу, смотрю – на стуле ничего нет. Ни Феньки нет, ни подушки нет, ни салфетки… Вижу – лежит моя Фенечка под стулом, подушка у нее под ногами, голова на полу, а салфетки – так той и вовсе не видно.
Я разбудил ее, говорю:
– Где салфетка?
Она говорит:
– Какая салфетка?
Я говорю:
– Такая салфетка. Которую я тебе давеча вместо одеяла устроил.
Она говорит:
– Не знаю.
– Как это не знаешь?
– Честное слово, не знаю.
Стали искать. Я ищу, а Фенька мне помогает. Ищем, ищем – нету салфетки.
Вдруг Фенька мне говорит:
– Слушайте, не ищите, ладно. Я вспомнила.
– Что, – я говорю, – ты вспомнила?
– Я вспомнила, где салфетка.
– Ну, где?
– Я ее нечаянно скушала.
Ох, рассердился я, закричал, ногами затопал.
– Обжора ты этакая, – говорю, – утроба ты ненасытная! Ведь этак же ты мне весь дом сожрешь.
Она говорит:
– Я не нарочно.
– Как это не нарочно? Нечаянно салфетку съела? Да?
Она говорит:
– Я ночью проснулась, мне есть захотелось, а вы мне ничего не оставили. Вот сами и виноваты.
Ну, я с ней, конечно, спорить не стал, плюнул и ушел на кухню завтрак готовить. Себе сделал яичницу, кофе сварил, бутербродов намазал. А Феньке – нарезал газетной бумаги, накрошил туалетного мыла и сверху все это керосинчиком полил. Приношу этот винегрет в комнату, смотрю – моя Фенька полотенцем лицо вытирает. Я испугался, мне показалось, что она ест полотенце. Потом вижу – нет, лицо вытирает.
Я у нее спрашиваю:
– Ты где воду брала?
Она говорит:
– Какую воду?
Я говорю:
– Такую воду. Одним словом, – где ты мылась?
Она говорит:
– Я еще не мылась.
– Как не мылась? Так чего ж ты тогда вытираешься?
– А я, – говорит, – всегда так. Я сначала вытрусь, а потом вымоюсь.
Я только рукой махнул.
– Ну, – говорю, – ладно, садись, ешь скорей и – до свиданьица!..
Она говорит:
– Как это «до свиданьица»?
– Да так, – говорю. – Очень просто. До свиданьица. Надоела ты мне, голубушка. Уходи поскорее, откуда пришла.
И вдруг вижу – моя Феня как задрожит, как затрясется. Кинулась ко мне, за ногу меня схватила, обнимает, целует, а у самой из глазенок слезы так и текут.
– Не гоните меня, – говорит, – пожалуйста! Я хорошая буду. Пожалуйста! Прошу вас! Если вы меня кормить будете, я никогда ничего – ни одного гвоздика, ни одной пуговки без спросу не съем.
Ну, одним словом, мне ее опять жалко стало.
Детей у меня тогда не было. Жил я один. Вот я и подумал: «Что ж, не объест ведь меня эта пигалица. Пускай, – думаю, – погостит у меня немножко. А там видно будет».
– Ладно, – говорю, – так уж и быть. В последний раз тебя прощаю. Но только смотри у меня…
Она сразу повеселела, запрыгала, замурлыкала.
Потом я ушел на работу. А перед тем как уйти на работу, я сходил на рынок и купил полкило маленьких сапожных гвоздей. Штук десять я оставил Феньке, а остальные положил в ящик и ящик закрыл на ключ.
На работе я все время о Феньке думал. Беспокоился. Как она там? Что делает? Не натворила ли чего-нибудь?
Прихожу домой – Фенька сидит на окне, мух ловит. Увидела меня, обрадовалась, в ладошки захлопала.
– Ой, – говорит, – наконец-то! Как я рада!
– А что? – говорю. – Скучно было?
– Ой, как скучно! Прямо не могу, до чего скучно!
Взял ее на руки. Говорю:
– Есть, наверно, хочешь?
– Нет, – говорит. – Ни капельки. У меня еще три гвоздя от завтрака осталось.
«Ну, – думаю, – если три гвоздя осталось, значит, все в порядочке, значит, она ничего лишнего не съела».
Я похвалил ее за хорошее поведение, немножко с ней поиграл, потом занялся своими делами.
Мне нужно было написать несколько писем. Я сажусь за письменный стол, открываю чернильницу, гляжу – чернильница у меня пустая. Что такое? Ведь я только третьего дня чернила туда наливал.
– А ну, – говорю, – Фенька! Иди сюда!
Она прибегает.
– Да? – говорит.
Я говорю:
– Ты не знаешь, куда у меня чернила девались?
– А что?
– Да ничего. Знаешь или не знаешь?
Она говорит:
– Если вы ругаться не будете, тогда скажу.
– Ну?
– Не будете ругаться?
– Ну, не буду.
– Я их выпила.
– Как выпила?!! Ты же мне, – я говорю, – обещала…
Она говорит:
– Я обещала вам не есть ничего. А не пить я не обещала. И вы, – говорит, – опять сами виноваты. Зачем вы мне таких соленых гвоздей купили? От них пить хочется.
Ну вот – поговорите вы с ней! Опять я виноват.
Я думаю: что же мне делать? Ругаться? Да нет, руганью тут делу не поможешь. Думаю: надо ей какую-нибудь работу, какое-нибудь занятие найти. Это она от безделья глупостями занимается. А когда я ее работать заставлю, ей некогда будет дурака-то валять.
И вот на другой день утром я ей даю метелку и говорю:
– Вот, Феня, я ухожу на работу, а ты пока делом займись: прибери комнату, пол подмети, пыль вытри. Сумеешь?
Она даже засмеялась.
– Эва, – говорит, – невидаль. Что ж тут не суметь? Конечно, сумею.
Вечером я прихожу, смотрю: в комнате – пыль, грязь, на полу бумажки валяются.
– Эй, Фенька! – кричу.
Она из-под кровати вылезает.
– Да! – говорит. – В чем дело?
– Ты почему это пол не подмела?
– Как это почему?
– Вот именно: почему?
– А чем, – говорит, – его подметать?
– Метелкой.
Она говорит:
– Нету метелки.
– Как это нету?
– Очень просто: нету.
– Куда же она девалась?
Молчит. Носом сопит. Значит, дело неладно.
Я говорю:
– Съела?
– Да, – говорит. – Съела.
Я так на стул и упал. Я даже рассердиться позабыл.
Я говорю:
– Чудовище! Да как же это ты умудрилась метелку слопать?
Она говорит:
– Я, честное слово, даже сама не знаю. Как-то незаметно, по одному прутику…
– Ну, что же, – я говорю, – мне теперь делать? Железную метелку для тебя, что ли, заказывать?
– Нет, – говорит.
– Что «нет»?
– Нет, – говорит, – я и железную съем.
Тогда я подумал немного и говорю:
– Ладно. Я знаю, что я с тобой сделаю. С завтрашнего дня я буду тебя в чемодан прятать. Ты чемодан-то, надеюсь, не съешь?
– Нет, – говорит, – не съем. Он пыльный. Вымойте его – тогда съем.
– Ну нет, – говорю. – Спасибо. Не надо. Уж лучше пускай он пыльный стоит.
И на другой день я посадил Феньку в маленький кожаный чемодан. Она ничего – не плакала, не пищала. Только попросила, чтобы я просверлил несколько дырочек для воздуха.
Я взял ножницы и сделал три дырки. И с тех пор Фенька так там и живет, у меня в чемодане.
Конечно, выросла немножко за это время: была с большой палец, теперь – с указательный. Но живется ей неплохо. Даже уютно. Теперь я и окошечко там сделал, в ее домике. Спит она на маленьком диванчике. Обедает за маленьким столиком. И даже маленький-маленький – вот такой – телевизорчик там стоит.
Так что вы ее не жалейте, Феньку. А лучше приходите ко мне как-нибудь в гости, и я вас непременно с ней познакомлю.
Карусели
*
Один раз мы с Машей сидели у меня в комнате и занимались каждый своим делом. Она готовила уроки, а я писал рассказ. И вот написал я две или три странички, устал немножко, потянулся и несколько раз зевнул. И Маша мне сказала:
– Ой, папа! Ты же не так делаешь!..
Я, конечно, удивился:
– То есть что я не так делаю? Зеваю не так?
– Нет, зеваешь ты правильно, а вот потягиваешься не так.
– Как это не так?
– Да. Вот именно, не так.
И она мне показала. Это, наверно, вы все знаете. Это все школьники и дошколята знают. Во время занятий воспитательница объявляет маленькую передышку, ребята встают и хором читают такие стихи:
И при этом все руками показывают, как ветер дует в лицо, как дерево качается и как оно потом растет все выше и выше, до самого неба.
Мне это, сказать по правде, понравилось. И с тех пор всякий раз, когда нам с Машей приходилось работать вместе, мы каждые полчаса проделывали с ней это упражнение – качались, вытягивались и дули себе в лицо. Но потом нам надоело играть в одно и то же. И мы придумали немножко похожую, но другую игру. Попробуйте, может быть, кое-кому из вас тоже понравится?
Станьте лицом к своему соседу. Хлопайте один другого крест-накрест ладонь в ладонь. И громко все вместе читайте:
А когда поехали, показывайте, как это было, – работайте веслами.
А дальше вот так:
Теперь скачите верхом. Гоп! Гоп! Подстегивайте лошадку, только не сильно, не больно.
Если не устали – поехали дальше:
Крутите баранку. Здорово несется наша «Волга». Можно даже, пожалуй, бибикнуть:
А карусель наша все крутится и вертится, все шибче и шибче. Куда же еще? Ага! Придумали!
Руки в стороны! Самолет готов. Полетели!.. Ура-а!..
Самолет хорошо, а ракета лучше.
А ну:
Руки над головой. Кончики пальцев соедините вместе. Присели! К запуску приготовиться! Ззззиг! Полетели! Только не пробейте потолок, а то и в самом деле в космос улетите.
А если останетесь на земле, тогда можете и на санках покататься, и на самокате, и еще на чем-нибудь… Это уж вы сами придумайте!
Свинка
*
Жила-была свинка.
Свинка как свинка: на спинке щетинка, хвост крючком, нос пятачком, – всё как полагается.
Только на спинке у свинки была дырочка.
А в эту дырочку дети кидали денежки.
У кого копейка – тот копейку.
У кого две копейки – тот две копейки.
У кого три копейки – тот три копейки.
У кого четыре копейки – тот четыре копейки.
У кого пять копеек – тот пять копеек.
У кого шесть копеек – тот шесть копеек.
У кого семь копеек – тот семь копеек.
У кого восемь копеек – тот восемь копеек.
У кого девять копеек – тот девять копеек.
А у кого целый гривенник – так тот целый гривенник и кидает.
А свинка не зевает, знай себе спинку подставляет и денежку за денежкой глотает:
– Копейка? Давай копейку.
– Две копейки? Давай две копейки.
– Три копейки? Давай три копейки.
– Четыре копейки? Давай четыре копейки.
– Пять копеек? Давай пять копеек.
– Шесть копеек? Давай шесть копеек.
– Семь копеек? Давай семь копеек.
– Восемь копеек? Давай восемь копеек.
– Девять копеек? Давай девять копеек.
А если гривенник – так давай и гривенник. Она и от гривенника не откажется.
Вот она жила-жила, эта свинка, толстела-толстела, наконец ей надоело, она говорит:
– Открывайте меня! Я – полная!
Дети копилку открыли, посмотрели, а там – целая куча денег. И серебро. И медяки. И копейки. И пятаки. Двадцать гривенников. Тридцать двугривенных. Сорок пятиалтынных. Один старый серебряный рубль. И одна оловянная пуговица.
Стали дети думать, что бы им на эти деньги купить. Думали, думали – ничего придумать не могут.
Один говорит:
– Пушку!
Другой говорит:
– Петрушку!
Третий говорит:
– Лошадку!
Четвертый говорит:
– Шоколадку!
Пятый говорит:
– Удочку!
Шестой говорит:
– Дудочку!
Седьмой говорит:
– Пожарную каску.
Восьмой говорит:
– Противогазовую маску!
Девятый говорит:
– Салазки!
Десятый говорит:
– Лучше кисточку и краски!..
А свинка стояла-стояла, молчала-молчала, а потом вдруг и говорит:
– Послушайте меня, умную хрюшку. Не покупайте вы ни пушку и ни Петрушку. А возьмите вы лучше корзинку, погуляйте по колхозному рынку – и купите еще одну свинку. А то мне, вы знаете, одной стоять скучно-скучно.
Дети подумали, да так и сделали.
Пошли они на колхозный рынок, поискали хороших свинок и купили – самую расхорошую.
А чтобы свинкам было совсем весело, купили еще двенадцать маленьких поросят.
Вот они теперь все и стоят – в один ряд.
Хвостики у них у всех крючком, носики пятачком.
Стоят себе и похрюкивают.
Раскидай
*
Жил-был раскидай Куда-хочешь-туда-кидай: хочешь – направо, хочешь – налево, хочешь – вниз, хочешь – вверх, а хочешь – так куда хочешь.
На столик его положишь – он на столе будет лежать. На стулик посадишь – он на стуле будет сидеть. А если на пол бросишь – он и на полу устроится. Вот он какой раскидай – покладистый…
Одно только не любил раскидай – не любил, когда его в воду кидали.
Он воды боялся.
А все-таки, бедняга, попался.
Купили его одной девочке. Девочку звали Мила. Она с мамой гулять ходила. А в это время продавал продавец раскидай.
– А вот, – говорит, – кому? Продается раскидай Куда-хочешь-туда-кидай: хочешь – направо, хочешь – налево, хочешь – вверх, хочешь – вниз, а хочешь – так куда хочешь!
Девочка услыхала и говорит:
– Ой, ай, какой раскидайчик! Прыгает, как зайчик!
А продавец говорит:
– Нет, гражданочка, берите повыше. Он прыгает у меня через крыши. А зайчик этого не умеет.
Вот девочка попросила, мама ей раскидайчика и купила.
Девочка его домой принесла, пошла во двор играть.
Бросит направо – раскидай прыгнет направо, бросит налево – раскидай прыгнет налево, кинет вниз – он вниз летит, а кверху подкинет – так он чуть не до самого синего неба скачет.
Вот он какой раскидай – летчик-молодчик.
Девочка бегала-бегала, играла-играла, – ей наконец раскидай надоел, она взяла его, глупая, да и бросила.
Раскидай покатился и прямо в грязную лужу свалился.
А девочка и не видит. Она домой пошла.
Вечером прибегает:
– Ай, ай, где же раскидайчик Куда-хочешь-туда-кидайчик?
Видит – нет раскидайчика Куда-хочешь-туда-кидайчика. Плавают в луже бумажки цветные, да веревочки завитые, да мокрые опилки, которыми раскидаево брюхо было набито.
Вот и все, что от раскидая осталось.
Заплакала девочка и говорит:
– Ой, раскидай-раскидаюшко Куда-хочешь-туда-кидаюшко! Что я наделала?! Прыгал ты у меня и направо, и налево, и вверх, и вниз… А теперь – куда тебя кинешь такого? В помойку только…
Веселый трамвай
*
Как поросенок говорить научился
*
Один раз я видел, как одна совсем маленькая девочка учила поросенка говорить. Поросенок ей попался очень умный и послушный, но почему-то говорить по-человечески он ни за что не хотел. И девочка как ни старалась – ничего у нее не выходило.
Она ему, я помню, говорит:
– Поросеночек, скажи: «мама»!
А он ей в ответ:
– Хрю-хрю.
Она ему:
– Поросеночек, скажи: «папа»!
А он ей:
– Хрю-хрю!
Она:
– Скажи: «дерево»!
А он:
– Хрю-хрю.
– Скажи: «цветочек»!
А он:
– Хрю-хрю.
– Скажи: «здравствуйте»!
А он:
– Хрю-хрю.
– Скажи: «до свидания!»
А он:
– Хрю-хрю.
Я смотрел-смотрел, слушал-слушал, мне стало жалко и поросенка и девочку. Я говорю:
– Знаешь что, голубушка, ты бы ему все-таки что-нибудь попроще велела сказать. А то ведь он еще маленький, ему трудно такие слова произносить.
Она говорит:
– А что же попроще? Какое слово?
– Ну, попроси его, например, сказать: «хрю-хрю».
Девочка немножко подумала и говорит:
– Поросеночек, скажи, пожалуйста: «хрю-хрю»!
Поросенок на нее посмотрел и говорит:
– Хрю-хрю!
Девочка удивилась, обрадовалась, в ладоши захлопала.
– Ну вот, – говорит, – наконец-то! Научился!