Асси в классе. – Скука. – Карамзин [11] и очко. – Эврика! – Идея Джапаридзе. – Лотерея-аллегри. – В отпуск. – Шкида моется. – «Оне Механизмус». – Тираж. – Печальный конец. – Казначей-растратчик. – Игорная горячка. – Довольно!
Капли осеннего дождя бьют по стеклу окон – туб-туб-туб-туб.
Три часа дня, а в классе полуваттные лампочки борются с сумерками.
Лекция русского языка. Читает Асси.
Асси – халдей; голова въехала в плечи, он в ватном промасленном пальто. Карманы пальто взбухли… По слухам, в карманах кусочки хлеба, которые Асси собирает на ужин. Голос Асси звучит глухо, неслышно:
– Карамзин… Сентиментализм… Романтизм…
Улигане сидят по партам, но никто не слушает Асси. Японец фальшиво поет:
Кальмот, взгромоздившись с нотами на парту, бубнит:
– Кальмот виндивот виндивампампот, захотел виндивел виндивампампел, хлебца виндивебца виндивампампебца.
В углу Барин и Пантелеев.
– Бей!
– Семь… Дама… Казна!
– Девки!
– Мечи!
Дуются в очко. Никто не слушает Асси.
Скука…
Голос Асси, как из могилы:
– «Бедная Лиза»… Вкусы господствующего класса… Эпоха…
Голос Асси, заикающийся и глухой.
Скука!..
Купец сгреб в охапку Жвачного адмирала.
– Замесить колобок?
Ладонь проезжает по треугольной голове Адмирала, ерошит и без того взъерошенные волосы…
Скучно!..
– «Бедная Лиза». Начало девятнадцатого века… «Пантеон словесности»… «Бедная Лиза»…
– Воробей виндивей виндивампампей, дурак виндивак виндивампампак…
– Бей!
– Картинка… Лафа!
– Ну?
– Очко!..
– Мечи!
– Замесить колобок?
Скука, тоска.
И вдруг голос Джапаридзе:
– Придумал! Ура!
Упала на пол пиковая десятка, ладонь Офенбаха застыла в центре адмиральского треугольника. И голос Асси становится громким и слышным:
– С тысяча семьсот семьдесят четвертого года Николай Михайлович Карамзин предпринял издание «Московского журнала», в коем помещал свои «Письма русского путешественника». С тысяча семьсот девяносто пятого года Николай Михайлович…
– Идея! – закричал опять Джапаридзе.
Тридцать глаз обернулись в его сторону.
– Что?
– Какая?
– А ну, не тяни! Говори!
Джапаридзе ставит вопрос ребром:
– Скучно?
Полтора десятка глоток:
– Скучно.
Обросший бородавками палец Джапаридзе поднимается вверх.
– Лотерея-аллегри.
И снова голос Асси уходит в могилу.
– С тысяча восемьсот третьего года-да… Государства Российскогого… Императорский историограф-раф…
Класс уподобился развороченному муравейнику.
Унылая песня Японца переходит на бешеный темп:
Класс взбесился. Скуки нет – какая скука, если в каждой голове клокочет мысль:
– Лотерея-аллегри!
Долой скуку! Не надо карт, колобков и фальшивого тенора Япошки!
– Даешь лотерею-аллегри!
В дверь класса просовывается рука с колокольчиком. Рука делает ровные движения вверх-вниз, вверх-вниз, колокольчик дребезжит некрасивым, но приятным для слуха звоном. Асси захлопывает томик истории словесности Солодовникова, голова уходит еще глубже в плечи, руки тонут в разбухших карманах, и Асси – незаметно в общем шуме – выходит из класса.И сразу же у парты Джапаридзе оказываются Янкель, Пантелеев и Японец.– Даешь?– Даешь!Генеральный совет заседает:– Ты, я, он и он… Компания. Идет?– Идет.– Лотерея-аллегри. Черти! И не додумался никто!– Прекрасно.– Лафузовски.– Симпатично.– А вещи?– Какие? Ах, да… Наберем кто что может…Янкель:– Я в отпуск пойду, принесу прорву.– И я, – говорит Пантелеев.Японец, захваченный идеей, решается на подвиг, на жертву.– Все. Бумаги сто двадцать листов, карандаши… Все для лотереи-аллегри.Джапаридзе – автор идеи – кусает губы… Он в пятом разряде и в отпуск идти не может.– Я дам, что смогу, – говорит он.Завтра суббота – отпуск. Сегодня день самый скучный в неделе, но скуки нет – класс захвачен идеей, которая, быть может, на долгое время заполнит часы досуга Улигании. И Джапаридзе, гордо расхаживая по классу, поднимая вверх толстый, обросший бородавками палец, говорит:– Я!
В году триста шестьдесят пять дней, пятьдесят две недели. Каждый день каждой недели в Шкиде звонят звонки. Они звонят утром – будят республику, звонят к чаю, к урокам, ко сну… Но лучший звонок, самый приятный для уха шкидца, – это звонок в субботу, по окончании уроков. Кроме конца уроков, он объявляет отпуск.Обычно кончились уроки – все остаются по классам, на местах; сейчас же Шкида напоминает сумасшедший дом, и притом – буйное отделение.В классе четвертого отделения кутерьма.– Мыть полы! – кричит Воробей, староста класса.И эхом откликается:– Мыть полы!– Полы мыть! Кто?В руках у Воробья алфавитный список класса.– Один с начала, один с конца: Еонин, Черных, Пантелеев и Офенбах.– Не согласен!– Буза!– Я мыл в прошлый раз!– К че-орту!Скульба, пререкания, раздоры…Пантелеев, Янкель и Купец не имеют желания мыть полы – им в отпуск… Купец тотчас же «откупается», то есть находит себе заместителя.– Кубышка!..Пухленький Кубышка – Молотов – вырастает как из-под земли.– Моешь пол?– Сколько?– Четвертка.– На псул!– А сколько?– Фунт.Отдать фунт хлеба за мытье пола Купцу не улыбается, но желание поскорее попасть в отпуск побеждает.Купец за фунт хлеба желает получить максимум удовольствия. Здоровенный щелчок по лбу Кубышки:– Получи в придачу.Янкель и Пантелеев бесятся.– Да как же это?.. Ведь в отпуск… А лотерея-аллегри?Джапаридзе – председатель лотерейной компании – решается:– Черт с вами!.. Хряйте… Мы с Японцем осилим. Верно?– Верно!Лица Пантелеева и Янкеля расцветают.– Лафа.По лестнице наверх. В спальне забирают одеяла, постельное белье – и в гардеробную. У гардеробной хвост. Шкидцы, идущие в отпуск, пришли сдать казенное белье и получить пальто и шапки.– В очередь! В очередь! Куда прете?– Пошел ты!..Физическая сила и авторитет старшеклассников берут верх – улиганштадтцы без очереди входят в гардеробную.Там властвуют Лимкор и Горбушка – гардеробный староста.– Прими, Горбушенция.Горбушка преисполнен достоинства.– Подожди.Белье сдано, получены пальто и ситцевые шапки, похожие на красноармейские шлемы.– В халдейскую!В канцелярии Алникпоп, дежурный халдей, взгромоздив на нос пенсне, важно восседает на инвалидном венском стуле.– Дядя Саша, в отпуск идем. Напишите билеты.Халдей внимательно просматривает «Летопись». Янкель и Пантелеев – во втором разряде, пользуются правом отпуска. Он достает из стола бланк и пишет:«Сим удостоверяется, что воспитанник IV отд. школы СИВ им. Достоевского отпущен в отпуск до понедельника 20 октября сего года».Формальности окончены, долг гражданина республики исполнен.– Дежурный, ключ!И на улицу.А Шкида начинает мыться.Хитроумный Кубышка получил фунт хлеба, а полов не моет. Он поймал первоклассника Кузю.– Вымой пол.– Что дашь?– Хлеба дам.– Сколько?– Четвертку.Молчаливый кивок Кузи завершает сделку. Кубышка идет в класс, усаживается на Янкелеву парту и вынимает из нее недоступные обычно выпуски «Ната Пинкертона» и «Антона Кречета». Он заработал три четверти фунта хлеба и может отдохнуть.Японец и Дзе, не обладая излишками хлеба, принуждены честно выполнить геройски принятую на себя обязанность.Идут на кухню. Ведра и тряпки предусмотрительно расхватаны, приходится ждать, пока кто-нибудь кончит мытье.Получив наконец ведра и наполнив их крутым кипятком, товарищи поднимаются наверх.Там Аннушка, старшая уборщица, командует и распределяет участки для мытья.– Вымойте Белый зал, – говорит она.Еонин и Джапаридзе спускаются вниз и проходят в Белый зал.Зал большой, страшно браться за него. По положению надо мыть тщательно, промывать два раза и вытирать паркетные плиты насухо, чтобы не было блеска.Но улигане, оставшись вдвоем, решают дело иначе.– Начинай!Японец берет ведро, нагибает его и бежит по залу. Вода разливается ровными полосками. За Японцем на четвереньках бежит Дзе и растирает воду. Через пять минут паркетный пол темнеет и принимает вид вымытого.– Готово.Товарищи усаживаются к окну. Джапаридзе закуривает и, затягиваясь, осторожно пускает дым по стене.Просидев срок, который нужен для хорошего мытья, идут в канцелярию.– Дядя Саша, примите зал.Сашкец идет в зал, близоруко, мельком осматривает пол и возвращается в «халдейскую».Японец и Дзе идут в класс, растопляют печку и, греясь у яркого огня, болтают о лотерее-аллегри и ждут понедельника.
… В сумраке октябрьского утра Ленька Пантелеев бежал из отпуска в Шкиду. Обутые в рваные «американские» ботинки ноги захлебывались грязью, хлопали по лужам, стучали на неровных плитах тротуаров. На улицах закипала дневная жизнь, открывались витрины магазинов, и из лавок «Продукты питания» вырывался на улицу запах теплого ситного, кофе и еще чего-то неуловимого, вкусного.Ленька бежал по улице, боясь опоздать в Шкиду. У Покровки в витрине ювелирного магазина попались часы. Ленька взглянул и похолодел. Пять минут одиннадцатого, а в Шкиду надо было поспеть к первому уроку, к десяти.Он прибавил ходу и крепче сжал объемистый узел, наполненный вещами, предназначенными для лотереи-аллегри.Были в нем: «Пошехонская старина» Салтыкова, ржавые коньки, гипсовый бюст Льва Толстого, ломаный будильник, зажигалка и масса безделушек, которые Ленька частью выпросил, частью стянул у сестренки.– Начались уроки? – спросил Пантелеев, когда ему, запыхавшемуся и усталому, кухонный староста Цыган открыл дверь.– Начались, – ответил Цыган.– Давно?– С полчаса.«Влип, – подумал Пантелеев. – Какой еще урок, неизвестно… Если Сашкец или Витя, то гибель – пятый разряд!»Боясь попасться на глаза Викниксору или Эланлюм, он, крадучись, пробрался к классу, прильнул ухом к замочной скважине и прислушался. Сердце его радостно запрыгало. Через дверную щель глухо доносились отрывистые реплики:– Карамзин… Тысяча восемьсот третий год… Наталья, боярская дочь…Ленька приоткрыл дверь и спросил:– Можно?– Пожалуйста, – ответил Асси, – войдите.Он был единственный халдей, который называл шкидцев на «вы». Ленька вошел в класс. При виде его, несущего узел, класс загромыхал.– Ай да налетчик!– Браво!– Ура!Ленька прошел к своей парте, уселся, отдышался и стал развязывать узел. Тотчас же к нему подсели Японец и Джапаридзе.– Ну, показывай.Пантелеев выложил на скамейку парты принесенные вещи.– А Янкель пришел? – спросил он.– Нет еще, – ответил Японец, перелистывая «Пошехонскую старину».Парту Пантелеева обступили Воробей, Горбушка и Кальмот.– Ну, хряйте, хряйте, – прогнал их Ленька, – нечего глазеть. Тут профессиональная тайна.Любопытные отошли. Ленька засунул вещи в ящик парты, отложив отдельно принесенные продукты: хлеб, сахар, кусок пирога и осьмушку махорки.В это время в класс ворвался раскрасневшийся и вспотевший Янкель. В руках он нес огромный, перевязанный бечевкой пакет. Улигания встретила его еще более громким «ура».Янкель бросился на свою парту и, отдуваясь, протянул:– Фу ты, я-то думал – у нас Гусь Лапчатый, а тут…Асси, на минуту притихший, бубнил, спрятав голову в плечи:– Карамзин – выразитель эпохи… Разбирая его произведения в хронологическом порядке, мы…