Наступила памятная ночь — ночь на 1 февраля. Мне не спалось. В бурю я всегда плохо спал: всё прислушивался, не ломается ли льдина. А буря бушевала уже шестые сутки.

Кренкель дежурил и тоже не спал. Вот он говорит:

— Что, Дмитрич, не спится? Давай сыграем.

— Давай.

Расставили шахматы, засели.

За палаткой воет ураганный ветер. Снег барабанит по стенкам. Петя и Женя спят. Кренкель наступает, я обороняюсь изо всех сил. Мы засиделись. Часов в пять вдруг слышим: трещит палатка!

— Слышишь, Теодорыч?!

— Слышу, Дмитрич! Иди, твой ход!

— Постой, тут не до хода. Пойду посмотрю, в чём дело.

— Сиди, Дмитрич, я выйду.

Он вышел, а я не знаю, что делать: то ли ход обдумывать, то ли товарищей будить? Кренкель вернулся, стал стряхивать с себя снег.

— Ничего не видать, тьма… — Он подсел к доске. — Всё в порядке, играем дальше.

Я сделал ход. Тут палатка опять затрещала. Значит, не всё в порядке. Я стал будить Петю и Женю:

— Вставайте, ребятки, что-то наша палатка нехорошо трещит.

Женя высунул голову из мешка, прислушался:

— По-моему, Дмитрич, это просто снег оседает.

А Ширшов говорит:

— Пойду посмотрю. У меня глаза лучше, чем у вас.

Он живо оделся и вышел. Ходил, ходил, потом вернулся и сказал:

— Это не снег, это наша льдинка отказалась нас дальше везти. Везде тонкие трещины, как чёрные змейки.

Тут все вчетвером вышли с фонарями наружу. Ветер ударил в лицо, валит с ног, сыплет снегом в глаза.

Зажгли мы фонари и видим: наша льдина покрылась полосочками, точно ножом её изрезали.

— Да, дела неважные, — сказал Теодорыч, — Пойдёмте выпьем по стаканчику горяченького чайку, обсудим, как быть.

Мы вернулись в палатку, развели примус. Пока грелся чайник, Петя вышел ещё раз посмотреть на трещины. Скоро он прибежал:

— Товарищи, наши полосочки разошлись, стали громадными — в пять метров шириной!

Мы потушили примус и все вышли на лёд. Трещина была не одна. Там, под антенной, мы увидели вторую, потом третью. Одна из них подползла под нашу палатку. Наше ледяное поле раскололось на куски…

— Браточки, когда обходите лагерь, — сказал я, — глядите в оба, не провалитесь в трещину. Если с кем из вас что случится, считайте, что двое пропали — мне тогда тоже не возвращаться. Ведь я отвечаю за вас всех.

В Москву мы послали радиограмму:

«Наметилась трещина под жилой палаткой. Будем переселяться в снежный дом. В случае обрыва связи просим не беспокоиться. У нас будет всё в порядке».