Уилл смотрел на Селину очень пристально, не отрываясь.

— Черт побери, Селина, ты о чем? — негромко проговорил он. — Кто обокрал мисс Роуз?

Она не испугалась угрозы в его голосе, даже бровью не повела.

— В газете утверждается, что это сделал ты. Так же говорит и Реймонд.

Она пересказала ему содержание газетной статьи и упомянула о подробностях, которые поведал ей Реймонд в ресторане.

Когда она умолкла, Уилл поднялся на ноги, подошел к ближайшему дереву, взялся за нижнюю ветку и опустил голову.

— Вот сволочь! — донеслось до Селины.

— Кто знал, что ты в тот вечер уезжаешь?

— Никто.

— Значит, в курсе были только Реймонд и ты?

Он долго не отвечал. О чем он думал? Наверное, о том, что Реймонд, наследник славного имени и более чем значительного состояния Кендаллов, президент банка, один из столпов местного общества, инсценировал одно преступление и совершил другое, жертвой которого стала его собственная мать. Реймонду нужно было не просто убрать Уилла с дороги; Реймонду нужно было упрятать Уилла в тюрьму за преступления, совершенные им самим.

Наконец Уилл поднял голову и взглянул на Селину.

— Для чего ему понадобилось все это затевать? Я же уезжал из Гармонии. И не собирался возвращаться.

— Возможно, он сознавал, что мисс Роуз постарается найти тебя и вернуть, — предположила Селина.

— Разве она старалась?

Селина покачала головой:

— Она опасалась, что не сумеет избавить тебя от ареста за кражу и совращение Мелани.

— Значит, она винит меня еще и в этом. — Он страдальчески улыбнулся. — Мне было восемнадцать лет. Я провел с ней почти половину жизни, а она не знала обо мне самого главного. И не знает до сих пор.

Селина молчала. Что бы она ни сказала, он бы решил, что она всего лишь старается утешить его.

После долгой паузы Уилл заговорил снова:

— В один прекрасный день, когда я вернулся из школы, а мисс Роуз отлучилась, сюда явился Реймонд. Он спросил меня, почему я не желаю признать правду насчет Мелани. Он объяснил мне, что у меня нет шансов избежать тюрьмы, так как у Джока есть влиятельные друзья. И я испугался. Я безумно испугался, так как мне не верила даже мисс Роуз. И поэтому я согласился уехать, когда он предложил мне деньги.

Она сочувственно слушала Уилла, не перебивая его.

— Реймонд велел мне уехать на следующий вечер. Перед отъездом я должен был прийти к нему домой в семь часов и получить деньги. Он запретил мне рассказывать о его предложении кому бы то ни было, так как это могло дойти до ушей Джока или шерифа, и они помешали бы мне скрыться. Я и сам понимал, что он прав, поэтому никому не обмолвился и словом.

Он опять замолчал, а только глядел перед собой невидящими глазами. Потом Селина вновь услышала его невыразительный голос:

— Вечером в пятницу я явился к Реймонду. Прошел с черного хода прямо к нему в кабинет. Он дал мне пятьсот долларов. Я пообещал ему никогда не возвращаться и никому не рассказывать о нашей сделке. После этого я уехал из города.

— Мне Реймонд сказал, что дал тебе пару сотен, но ты увидел у него в столе банкноты, позже проник в дом, взломал дверь и забрал деньги, а также кольцо, принадлежавшее его отцу.

Уилл не стал отрицать. Он не видел в этом смысла; все равно Селина ему не поверит.

— Как ты считаешь, мог он совершить кражу сам?

Уилл рассеянно взглянул на нее.

— Какой в этом смысл? Он уже получил то, чего добивался. Он и без того избавился от меня.

— Но у него не было гарантий, что ты уезжаешь навсегда. Ты мог передумать, мог вернуться, как только у тебя закончатся деньги. Мелани должна была родить к тому времени, и ты мог рассчитывать, что Джок смягчится и скажет: пусть Билли Рей обеспечивает Мелани и Джереда, и тогда незачем настаивать на женитьбе. Может быть, Реймонд хотел подстраховаться, сделать так, чтобы ты и в этом случае отправился бы в тюрьму. Чтобы шериф при первой возможности арестовал тебя за кражу.

Обдумав ее слова, Уилл покачал головой:

— Не забывай, речь идет о Реймонде Кендалле. Он не любит меня, но совершать два уголовных преступления? Сели, это абсурд. Здесь нет логики.

— Он тебя не просто не любит. Он тебя ненавидит. А у ненависти не бывает ни логики, ни здравого смысла.

Этот разговор заметно нервировал Уилла, и самой Селине тоже было не по себе.

Она стояла на земле, веками принадлежавшей Кендал—лам. Ее, как и Уилла, пригласили сюда, после чего она решилась произнести слова, обвиняющие наследника семейного достояния в тяжких преступлениях.

— Уилл, пойми, он солгал мне, — терпеливо начала она. — Он сказал, что выдал тебе пару сотен долларов. Пару сотен. Реймонд банкир и самый прижимистый человек из всех, кого я знаю. Такие люди не скажут про пятьсот долларов «пара сотен». Кроме того, он внушал мне, что ты сам потребовал у него денег.

Уилл наконец выпустил ветку, засунул руки в карманы и прислонился к стволу.

— И давно ты это услышала?

— В тот вечер, когда к тебе приезжала Мелани.

— Значит, ты знала еще до того…

До того, как они занялись любовью. Селина кивнула.

— Почему ты мне раньше не сказала?

— В субботу у меня голова была занята несколько другим. — Она бросила на него вызывающий взгляд. — А с тех пор с тобой было не так просто поговорить.

Уилл не ответил на вызов.

— Почему ты заговорила об этом сейчас?

— Я решила, что тебе следует знать в точности, в чем тебя здесь обвиняют.

— Неважно, — буркнул он. — Я уеду из города, как только выполню все, что хочет мисс Роуз. И на этот раз, Сели… я уже не вернусь.

Шестнадцать лет назад он дал такое же обещание Реймонду и впоследствии нарушил его. Но сейчас он говорил всерьез. Селина верила ему. Ему верило ее любящее сердце.

Во вторник после обеда начался дождь. Не летний временный ливень, не приносящий облегчения, нет; это был настоящий грибной дождь, когда солнце периодически проглядывало сквозь облака и мокрая трава сверкала в его лучах.

Уилл решил передохнуть. Он достал банку содовой воды и поднял голову, разглядывая отчасти обновленный фасад усадьбы.

В этот день он работал на галерее — изучал кладку и заменял негодные кирпичи новыми.

Накануне он по поручению Роджера побывал на другом берегу Миссисипи, на старом кирпичном заводе, где заказал партию кирпича подходящего цвета. Работа по обновлению фасада требовала особого внимания и прилежания. Сейчас у Уилла болела спина, ныли колени, и ему было не до размышлений.

То, что Селина сообщила ему в воскресенье, произвело на него эффект разорвавшейся бомбы. В его виновность верил весь город, и запираться было бессмысленно. Он не в силах поколебать уверенность даже того единственного человека, чье мнение ему по—настоящему дорого, — мисс Роуз. Если Селина права и Реймонд оболгал его, он этого не докажет. Да и мисс Роуз будет больнее считать собственного сына вором, чем приемыша.

И все—таки душа у него была не на месте. Он чувствовал себя беспомощным и оттого злился.

Но виновным его считают не все. Есть еще Селина. У нее нет причин верить ему, верить в него. Но она верит.

Он допил воду и поднялся на ноги, когда его окликнул один из рабочих:

— Эй, Уилл, у тебя гости.

Он оглянулся и увидел рядом с рабочим вымокшего до нитки Джереда Робинсона.

— Привет, парень. Каким ветром тебя сюда занесло?

— Я услышал, что дом восстанавливают, и захотел посмотреть.

Так ли? Или Джеред изобрел предлог, чтобы оказаться здесь? Может быть, он все еще считает Уилла своим отцом?

— Идем.

Войдя в дом, он оглянулся на Джереда. Мальчик походил сейчас на мокрую мышь; с его волос и одежды капала вода. Но голубые глаза Мелани были устремлены на него.

— Ты когда—нибудь видел этот дом?

— О, много раз. В детстве мы с Джоем часто приезжали сюда на велосипедах поиграть.

В детстве. Уилл даже не улыбнулся этим словам, исходящим из уст пятнадцатилетнего мальчика. Ему захотелось сказать Джереду: не торопись вырасти. Не расставайся раньше времени с невинностью и свободой юности.

Но вслух он сказал только:

— Почти все в городе уже забыли о существовании этого дома. Ты—то как узнал?

— Мне рассказала мама. Ей всегда хотелось жить в таком доме. — Джеред остановился у колонны, а Уилл занялся ближайшим испорченным кирпичом. — Она звонила в воскресенье, и я рассказал ей, что мисс Роуз затеяла ремонт. Она сказала, что обязательно приедет сюда посмотреть, как только сможет.

Уилл вытащил из стены большую часть кирпича и принялся выламывать обломки.

— Чем ты занимаешься летом?

— Болтаюсь по улицам с Джоем. Хожу в библиотеку. Читаю. В августе меня на две недели увозят на ферму к дедушкиному брату. — Он помолчал и мрачно добавил: — Еще я обычно хожу в видеотеку, но сейчас мне туда не хочется.

Джеред умолк.

Уилл повернулся и пристально посмотрел на мальчика. Тот почему—то покраснел и вдруг заинтересовался трещиной в полу.

— Это из—за меня?

Джеред упорно молчал.

— Извини меня, Джеред. Если бы я мог что—то переменить, я бы тебе помог. Но врать я не буду. Я не хочу признаваться в том, чего не совершал.

Джеред медленно опустился на землю и сел, прислонившись спиной к колонне.

— Зачем вы вернулись?

Уилл улыбнулся, но улыбка вышла невеселой.

— Этот вопрос я сам задаю себе с первого дня.

— Когда я уеду, то возвращаться не стану.

— Когда ты уедешь, то начнешь новую жизнь. Мне это так и не удалось.

— Почему?

Одним ловким ударом мастерка Уилл вышиб из стены обломки кирпича, примерил новый к выемке и перевел взгляд на мальчика.

— Не знаю. Может быть, потому, что я все время один. Я ничей. Или не могу себе позволить стать чьим—то. Я никому не верю.

— Дедушка говорит, что вас много раз сажали в тюрьму.

Уилл усмехнулся:

— То ли я сам ищу неприятностей, то ли они находят меня.

Джеред молчал. Уилл вернулся к работе, ожидая, что мальчик заговорит снова. А заговорил Джеред о том, что Уилл предпочел бы не обсуждать:

— Мисс Селина дала мне немного денег на колледж.

Настала очередь Уилла молчать в ожидании продолжения.

— Она сказала, что тот, кто передал эти деньги, надеется, что я смогу ими распорядиться с умом.

Последовала напряженная пауза.

— Эти деньги от вас? — наконец спросил Джеред.

— Нет.

— А вы знаете, кто их передал?

— Ты спрашивал Селину?

— Она не говорит. — Джеред нахмурился. — Значит, и вы не скажете.

— Я не имею отношения к этим деньгам. Если бы я знал, от кого они…

— Вы знаете. Иначе так бы и сказали, а не отвечали бы вопросом на вопрос.

— В любом случае я ничего не могу сказать. Я здесь ни при чем, — повторил Уилл.

— Вам нравится мисс Селина? — неожиданно сменил тему Джеред.

Уилл с улыбкой обернулся.

— По—моему, в этом городе сказать, что тебе не нравится мисс Селина, — смертный грех.

Джеред насупился еще сильнее. Уилл отметил про себя, что этот парень явно не любит, когда над ним подшучивают.

— Я серьезно. Она вам нравится как женщина? В смысле секса?

Уилл вставил кирпич и похлопал по нему ладонью, проверяя, ровно ли он лег. Другой рукой он указал Джереду на ведро с раствором.

— Всыпь—ка сюда пару совков песка. В смысле секса, говоришь? Значит, книжки, колледж, отъезд из города — и еще сексом интересуешься?

В Джереде происходила борьба между взрослым мужчиной, которым ему хотелось предстать, и мальчиком, которым он был на самом деле. Ребенок взял верх, и на его щеках выступила краска.

— Тебе нравится какая—то девушка?

Он залил воду в ведро с песком.

— Не—а, — бросил Джеред так небрежно, что поверить ему было невозможно. — Так что же насчет мисс Селины?

— Она моя соседка.

— И?

— И все.

— Понял.

— Послушай, парень, конечно, мне Селина нравится. Она очень красивая. Но она без труда найдет себе кого—то намного лучше, чем я.

Джеред подумал, что Уилл уходит от ответа. Да, мисс Селина может найти кого—нибудь лучше, чем Бомонт. Но это никак не значит, что она не привлекает его. И что она хочет найти другого.

— Вы долго здесь пробудете? — поинтересовался Джеред, наблюдая, как Уилл управляется со следующим кирпичом.

— Не знаю. Это зависит от мисс Роуз.

— Она хорошая. Но мою маму она не любит и мисс Викки тоже. Она говорит, что мисс Викки как воздушный шар — снаружи красиво, а внутри пусто, а разница в том, что воздушный шар можно спустить, а от мисс Викки избавиться невозможно. — Он помолчал, потом решился: — Она тоже была когда—то вашей подружкой?

— Когда мы учились в школе, я несколько раз гулял с ней.

— Только она от вас не забеременела, — мрачно сказал мальчик.

Уилл с раздражением посмотрел на него.

— Извини, Джеред, ты можешь мне не верить, но факты — упрямая вещь, как говорится. Я не твой отец.

Он прошел несколько шагов вдоль галереи, и Джеред последовал за ним, остановившись возле следующей колонны.

— Не знаю, кому верить, — со вздохом признался он. — Но если не вы, тогда кто? Она в то время больше ни с кем не встречалась.

— Зато она занималась с кем—то кое—чем, — проворчал Уилл, — поскольку со мной у нее ничего не было. Ты ее спрашивал?

— Нет.

— Почему?

Джеред поколебался мгновение, потом решил ответить честно:

— Потому что откуда мне знать, правду ли она скажет.

Он увидел в глазах Уилла сочувствие, и ему сделалось не по себе. Он не хотел, чтобы его жалели. К счастью, Уилл ничего не сказал. Он вернулся к работе и лишь через несколько минут заговорил, но уже о другом:

— По—моему, от своей матери я слышал ложь только один раз. В тот день она стукнула меня, и под глазом появился синяк, а вечером она сказала отцу, что я стукнулся о дверь. А вообще она ничего не скрывала. Она открыто говорила, что не хотела иметь ребенка. Она не хотела меня рожать, не любила меня и с нетерпением ожидала того дня, когда сможет от меня избавиться. В последний раз я видел ее сразу после смерти отца. Она сказала, что уезжает, меня с собой не берет и мы с ней больше не увидимся. Меня это не слишком огорчило.

Джеред смотрел, как во дворе крупные капли дождя лупят по лужам. В чем—то ему повезло больше, чем Уиллу. Пусть Мелани была плохой матерью, но она не била его, не обращалась с ним жестоко. Пусть она не могла — не хотела — жить с ним, все—таки она любила его как умела. Пусть она оставила его, но оставила с любящими стариками; он не остался без всякой опоры, как Бомонт.

Он оттолкнулся от колонны и отряхнул рубашку.

— Мне надо идти. Дедушка скоро будет дома.

— Как я понимаю, ему не нужно знать, что ты здесь был.

Джеред взглянул на Уилла с упреком.

— Можешь положить велосипед в кузов грузовика, и я подброшу тебя докуда скажешь.

— Нет, спасибо. — Джеред пошел прочь, затем остановился. — Можно я как—нибудь еще приду?

— В любое время. Может быть, для тебя даже найдется работа.

Джеред хотел бы заработать сколько—нибудь на колледж, но дедушка, если узнает об этом, сойдет с ума от ярости.

— Ну… До свидания.

Уилл смотрел ему вслед, пока подросток не скрылся из виду. Вернувшись к работе, он неожиданно увидел Роджера Вудсона.

— Кто этот парнишка?

— Весь город считает его моим сыном.

— Что значит — считает?

— На самом деле это не мой сын.

Роджер пристально посмотрел на Уилла.

— Ты, по—моему, об этом почти жалеешь.

Уиллу почему—то вдруг стало грустно.

— Почти.

— Некоторые из заказанных материалов должны прибыть в четверг. Съездишь за ними в Новый Орлеан?

— Конечно.

— Обязательно выкрой время для обеда. Я знаю несколько симпатичных местечек во Французском квартале, куда не стыдно пригласить библиотекаршу.

Роджер хлопнул Уилла по плечу и отошел.

Уилл подумал о том, что он тоже знает несколько таких местечек. К их числу не относятся рестораны, как, впрочем, и другие общественные места.

Пятьдесят тысяч долларов без труда поместились в чемоданчик. Когда крышка была захлопнута, они уже не казались сокровищем. В такой чемоданчик не может войти блистательное будущее, на которое рассчитывает Мелани Робинсон. Зато для владельца этот чемоданчик — как раз то, что надо.

Дорога до Нового Орлеана не заняла много времени. Улицы города были запружены, как всегда в летние дни. Нынче жара бьет все рекорды, так почему эти идиоты—туристы не могли выбрать какое—нибудь место попрохладнее?

Та часть квартала, где поселилась Мелани, когда—то считалась самой лучшей, самой изысканной, но давно пришла в запустение. Дома здесь такие же изношенные и унылые, как и их обитатели. Беззаботных туристов здесь нередко душат, местные жители порой умирают куда более мучительно. Никого не удивит еще одно убийство, до которого никому не будет дела. Ни одна душа не станет гадать, кто его совершил.

Дом Мелани, когда—то довольно красивый, располагался возле фонтана, превратившегося со временем в мусорную яму. Щели между бетонными плитами поросли сорной травой. Честно говоря, этот район вообще следовало бы снести с лица земли; даже пустырь представлял бы собой не столь удручающее зрелище.

Квартира, которую снимала Мелани, — номер 3—В — располагалась на третьем этаже в задней части здания. Тем лучше.

Ступени лестницы поскрипывали под ногами, но едва ли кто—то обратит внимание. Жильцы этих дешевых меблированных комнат днем по большей части отсыпаются, а с наступлением темноты, подобно вампирам, выходят на охоту. Проститутки, танцовщицы из стриптиз—клубов, наркоманы, воры, грабители.

Квартиры 3—А, 3—Б, наконец 3—В. Возле двери — разбитое окошко, занавешенное шторами; эти последние выцвели настолько, что определить их первоначальный цвет не представляется возможным.

На тихий стук не последовало никакого ответа. Три громких удара — тот же результат. Еще одна попытка — и из—за двери послышалось невнятное бормотание.

Мелани распахнула дверь и тут же ушла в кухню, даже не взглянув, кто к ней пришел, и не дав себе труда запереть замок. Невозможно не догадаться, чем она занималась накануне. Она была совершенно не в себе и страдала от тяжкого похмелья. На ней была синяя ночная рубашка с кружевным воротом, открывавшим тяжелые, обвисшие груди.

Она подошла к обеденному столу, который отделял кухню от жилой комнаты, спихнула на пол пачку цветных журналов, выругалась и стала что—то искать среди царившего на столе беспорядка.

— Прошу прощения, — произнесла она сиплым, осевшим голосом. — Дико болит голова. Нужно чуть—чуть, чтобы ожить.

Наконец она нашла то, что искала, и в первый раз повернулась к посетителю. В одной руке она держала пачку сигарет, в другой — бутылку.

В первую секунду на ее лице застыло тупое, отсутствующее выражение; затем она зажгла сигарету, жадно затянулась и отхлебнула глоток водки.

— Я тебя не ждала, — угрюмо проговорила она.

— Я могу вернуться домой, позвонить и назначить встречу.

— Нет.

Ответ прозвучал чересчур поспешно. Мелани присела на край стола, затянулась еще раз, выпустила дым и стряхнула пепел на грязный линолеум.

В такой позе ее ночная рубашка туго обтянула ее груди, живот, бедра. Сквозь нейлон просвечивала дряблая жирная плоть. В юности она была красива и способна взволновать любого мужчину, но сейчас при виде ее тошнота подступала к горлу.

Ее взгляд метнулся к чемоданчику и застыл. Видимо, сука учуяла деньги. Господи, какая же она жадная. И даже не пытается это скрыть. Ее природа требовала денег, как она требовала алкоголя, кокаина, новых и новых мужчин. Она ходячий рассадник заразы. Ей безразлично, что делают с ее организмом наркотики, венерические болезни, грязные иглы, секс без предохранения. Чудо, что она до сих пор жива.

— Это? — спросила она, указав сигаретой на портфель; при этом пепел опять свалился на линолеум.

Отдавать еще рано. Всему свое время. Можно немного поиграть с ней.

— Ты сдержишь слово?

Она торжественно подняла правую руку, раскрыв ладонь.

— Честное слово.

Как будто слово шлюхи может чего—то стоить.

— Ты не явишься снова, чтобы выторговать еще?

— Клянусь, нет. Мне больше ничего не надо. Я уеду на Запад и начну жизнь сначала.

Повисло тяжелое молчание.

— В тот раз ты тоже поклялась и нарушила слово. Ты вернулась. Тебе опять понадобились деньги.

Мелани облизнула пересохшие губы.

— У меня были тяжелые времена. Но больше мне ничего не нужно. Пятьдесят кусков хватит.

Ясно, эта дрянь лжет, и умело, надо отдать ей должное. Говорит убедительно, даже искренне. Но и пятьдесят тысяч долларов у нее надолго не задержатся, и она вернется, станет клянчить, обещать и угрожать.

Хватит!

— Покажи.

Взяв протянутый чемоданчик, она сбросила со стола все, кроме водки. Положив портфель на стол, она попыталась открыть крышку.

— Какой шифр?

— 911 <911 — телефон вызова чрезвычайных служб.>. Оба замка.

— Забавно. Как будто зовешь на помощь.

Точно. Только помощи ей уже не дождаться.

Она откинула крышку и запустила руки внутрь. Она ласкала пачки, гладила каждую новенькую купюру. Должно быть, у нее начался кайф при виде такого количества денег, и она уже воочию видит перед собой все, что можно на них купить.

Около стола стоял телевизор, на который Мелани водрузила кристалл, из тех, что продают в любой сувенирной лавке. Только безголовая Мелани может всерьез верить, что бессмысленная стекляшка способна переменить ее жизнь.

А ведь в этом ты, Мелани, как раз не ошиблась.

Кристалл крупный, дюймов шесть высотой, с острыми краями. Он удобно ляжет в руку. Твердый. Тяжелый. В нем чувствуется сила.

Мелани вынула из портфеля одну пачку и прижала к груди.

— Эй, что ты…

Одно быстрое движение, и кристалл обрушился на ее череп. Она вскрикнула только один раз — резко, почти удивленно — и рухнула на пол бесформенной грудой. Кровь потекла сразу же и пропитала ее волосы, вытертый до ниток ковер, нелепую ночную рубашку.

Он испытал потрясающее ощущение! Нечто вроде оргазма. И что теперь?

Потребовалось усилие, чтобы перевернуть тело на спину. Смешно, как быстро Мелани Робинсон, дочь, мать, сука, обманщица, шлюха исчезла и осталось тело. Человеческое существо исчезло. Вместо него — предмет. Тело.

Глаза ее широко открыты, губы сжаты. Малоприятное зрелище. Но она перестала быть привлекательной много лет назад. Ее алчность, стремление захапать все сожрали былую красоту. Жирная уродина. Таращится неизвестно куда и ничего не видит.

Пульс на горле не прощупывался, но тем не менее последовал второй удар — на всякий случай, для надежности, по лбу. Кость треснула, снова хлынула кровь, и от мертвого лица незадачливой Мелани осталась каша.

Пора сматываться. Кристалл в полиэтиленовом пакете лег в портфель; за ним последовала пачка, которую Мелани держала в руке, когда упала — когда умерла. Пачка нарезанной бумаги, прикрытая сверху несколькими пятидесятидолларовыми банкнотами.

Осталось привести комнату в надлежащий вид, оставить следы жестокой драки. Впрочем, беспорядка и так хватает: кругом немытые тарелки, тряпье, пустые бутылки, грязные шприцы. А также объедки, рваные газеты, мятые журналы, фотографии, туфли, косметика. Стол перевернут. На полу разлитая банка пива, а также все, что скинула со стола сама Мелани.

Теперь украсть что—нибудь. В таких городах, как Новый Орлеан, воры взламывают квартиры ежедневно. Бедняжке Мелани не повезло, она застукала вора, и ему ничего не оставалось, кроме как раскроить ей череп. И к чему же катится этот мир, когда женщина не может чувствовать себя в безопасности в собственном доме?

Тщательный поиск показал, что в комнате нет почти ничего, что стоило бы украсть. Пятьдесят баксов в тумбочке в спальне. Пара сережек с фальшивыми бриллиантами. Глиняная карнавальная маска с золоченой каймой — не шестидолларовое барахло, а качественная работа, из тех, которые туристы приобретают в специализированных магазинах, повинуясь мгновенному порыву. Плеер и пара наушников; внутри — кассета с блюзами.

Больше Мелани не напевать блюзов. Конец ее бедствиям. Конец навек.

А теперь — быстро на лестницу и вниз. На улице по—прежнему светит солнце, воздух, кажется, стал капельку свежее, в мире прибавилось ярких красок.

Говорят, идеальных преступлений не бывает. Чушь. Смерть Мелани сочтут гибелью при попытке сопротивления грабителю. Чистое невезение. Дурацкое преступление, одно яз сотен других.

Машина осталась в квартале отсюда. Двигатель завелся сразу, но автомобиль не тронулся. Еще минутку. Снова образ Мелани перед глазами. Рука помнит, как проломился ее череп, какая теплая у нее кровь. Рывок, стон — и легкое освобождение.

За спиной гудит мотор — кому—то не терпится припарковать машину. Тот водитель барабанит пальцами по рулю. Один взгляд в зеркало заднего вида и…

Идеальное преступление не состоялось.

За рулем того автомобиля — Билли Рей Бомонт. Он может узнать, как узнали его.

Проблема Мелани Робинсон решена до смешного просто. Но возникла новая проблема.

Что делать с Билли Реем?

Уилл подождал, пока серебристый «Мерседес» отъедет, припарковал грузовик и выключил зажигание. Шестнадцать лет назад, когда ему довелось прожить недолгое время в Новом Орлеане, такая дорогая машина вызывала завистливые взгляды. Сейчас же торговля наркотиками приобрела такие масштабы, что в сторону самого шикарного лимузина никто не повернет головы.

Он выбрался из кабины и зашагал по улице. Товары, заказанные Роджером, прибудут только часа через два, а это означает, что у него есть время на то, чтобы побродить по знакомым когда—то окрестностям.

Он не был здесь очень давно, но пейзаж сохранился в его памяти. Невероятно, но дома выглядели еще более обшарпанными и убогими, чем прежде. Живет ли тут еще кто—нибудь из прежних знакомых? Да остался ли кто—нибудь из них в живых? Существование здесь нелегкое и опасное, не то что в маленьких городках, к которым Уилл привык.

Он легко нашел забегаловку, в которую направлялся. Там было накурено, пахло маслом, специями и луком. Выглядел ресторанчик так, словно его обязана была прикрыть первая же санитарная инспекция, но, несмотря на это, на протяжении многих лет пользовался популярностью благодаря пристойной кухне и низким ценам.

И вправду продукты по—прежнему были доброкачественными, порции обильными, а цены — скромными. Уилл присел к столику возле закопченного окна и воздал должное фасоли, рису, джамбалайе и колбаскам в соусе; все это он запивал крепким сладким чаем. Роджер предложил ему пригласить с собой Селину, но почему—то он не мог себе представить ее здесь, за этим столиком. Не в том дело, что она сочла бы унизительным для себя обедать в этом ресторанчике. Просто в нем опять проснулось чувство, что она достойна лучшего. Лучшего, чем он.

Ему будет не хватать ее, когда он покинет Гармонию. Будет? Черт возьми, ему уже не хватает ее. Каждый вечер он выдерживал ожесточенную борьбу с самим собой, чтобы не подойти к ее коттеджу, не войти в дверь и не броситься в ее постель. Он думал, что со временем ему будет легче видеть ее, слышать ее голос, но он ошибся. Легче ему не становилось.

Вечера в баре — в одиночестве или с Ивой — за пивом не помогали. С Ивой ему было приятно, но не с ней ему хотелось проводить время. И не стоило превращать в привычку посещение бара ради того, чтобы забыть про Селину.

Он расплатился и вышел на улицу. Горячий воздух, насыщенный знакомым когда—то запахом отходов, встретил его. Эти запахи Французского квартала казались ему экзотическими, их он не встречал нигде, кроме Нового Орлеана. Самому ему не нравилось здесь жить, но он понимал, чем это место притягивает людей вроде Мелани. Одного он не мог взять в толк: почему эта жизнь влечет ее больше, чем собственный сын.

Наверное, она обитает где—то поблизости. Можно было бы найти ее номер в телефонной книге или поспрашивать местный сброд, да только зачем? У него не было желания ее видеть. Она ясно дала понять, что не намерена очистить его имя, пока отец Джереда готов платить за ее молчание. А Уиллу нужно от нее только одно: оправдание, компенсация за годы всеобщего презрения.

Он прошел мимо бара, где работал когда—то вышибалой, мимо рынка, где изредка покупал овощи и фрукты, мимо давно заброшенного здания, в котором нашел убежище вместе с другими юнцами, испугавшимися трудностей жизни.

Прогулка по знакомым местам навела на него уныние и не вызвала ностальгии по невозвратному прошлому. Уилл вернулся к грузовику и поехал в контору поставщика. Лучше провести оставшееся время среди строительных материалов, чем среди горьких воспоминаний.

Когда—то Митч Франклин был ревностным прихожанином Первой баптистской церкви. Это было в те времена, когда была жива его жена. Она отличалась набожностью и принимала самое активное участие в жизни церковной общины, даже являлась вице—президентом женского комитета.

Около года назад рак унес ее в могилу, и после похорон Франклин не переступал порога церкви. С ее смертью сомнения Митча в благости и любви господа окрепли.

В этот день Реймонд, как и все прочие прихожане, с удивлением наблюдал, как шериф, чья форма и особенно пистолет выглядели крайне неуместными в храме, о чем—то тихо переговаривается со священником. Было начало одиннадцатого, и собравшиеся в церкви шепотом спрашивали друг у друга, почему не начинается служба и зачем появился Франклин.

Через несколько минут преподобный Дэвис оставил шерифа и двинулся к центральному проходу. Шепот прекратился. Когда шериф остановился возле Джока Робинсона, сидевшего в трех рядах позади Реймонда, в церкви царила гробовая тишина. Разговоры возобновились, когда Джок, Салли и Джеред вслед на священником и шерифом вышли в заднюю дверь, которая вела в подсобные помещения.

— Как ты думаешь, что случилось? — спросила Френни.

Роуз ответила вместо Реймонда:

— Думаю, что их дочь опять вляпалась в какую—нибудь историю.

— Мама, не надо говорить плохо о Мелани, — с упреком прошептал Реймонд. — Мы же все—таки в церкви.

— В которой Мелани не видели по крайней мере шестнадцать лет, — возразила старуха.

Шепот перерос в гул. Прихожане оживленно обменивались самыми невероятными предположениями и домыслами. Реймонд сидел молча, гадая, из—за какой неприятности Мелани откладывается богослужение.

Ему недолго пришлось оставаться в неведении. Преподобный Дэвис вышел на кафедру и торжественно и печально объявил, что Мелани, дочь Джока и Салли Робинсон, найдена мертвой в своей квартире в Новом Орлеане. Реймонд услышал, как Френни ахнула, а его мать прошептала:

— Боже милостивый.

Он наклонил голову, когда началась заупокойная молитва, но не закрыл глаза. Ему не хотелось притворяться скорбящим.

Мелани Робинсон умерла. Что же в этом удивительного? Наверное, ей суждено было умереть молодой. Он немало слышал о ее образе жизни, и тем не менее был поражен. Когда—то она была красивой, яркой и умела беспечно наслаждаться жизнью. И вот она мертва.

Хотелось бы знать, как это произошло. Вероятнее всего, передозировка наркотика. Судя по слухам, она не мыслила себе жизни без алкоголя и кокаина, а это означает неминуемый и быстрый конец.

Реймонд сожалел о ее смерти потому, что жалел Джока и Салли. И Джереда ему было тоже жаль. Мальчишка не имел отца, а теперь он лишился и матери.

Но жалости к Мелани Реймонд не испытывал.

Для нее самой, да и для тех, кто будет ее оплакивать, ее смерть — благо.

Селина не пошла в церковь — третье воскресенье подряд. И почему—то она в этом не раскаивалась. Она не могла себе представить, что натянет чулки, скромное льняное платье и туфли на каблуках, уложит волосы и приклеет к губам приветливую улыбку.

Ей казалось невыносимым внимать проповеди о добре и праведности, тогда как на самом деле ей хотелось дурного. Она чувствовала себя не в состоянии с должным почтением склонять голову в молитве, когда по—настоящему молиться она могла лишь о том, чтобы проводить все свое время с Уиллом, предаваясь утехам греховной любви. Она не хотела лицемерить и притворяться.

Селина надела шорты и короткую маечку и занялась прополкой клумб — мисс Роуз и своих собственных. Мисс Роуз отправилась в церковь в одиночестве. Она не произнесла ни слова упрека, но выразительно поджала губы, садясь в машину. Уилл, по всей вероятности, находился в домике для гостей — если только он вернулся накануне вечером. Во всяком случае, автомобиль мисс Роуз утром был на месте; впрочем, это означало только то, что Уилл пригнал его. Он мог уйти пешком или же, черт возьми, женщина, с которой он встречался, могла увезти его на своей машине.

Селина трудилась в поте лица, когда на дороге показалась машина. Голубая, почти новая, средних размеров, примечательная разве только двумя антеннами на крыше — для телефона и радиоприемника.

Машина остановилась у ворот, и из нее вышли двое мужчин. Оба подтянутые, в рубашках с коротким рукавом, с ослабленными узлами галстуков. Оба хмурые и сосредоточенные. Уверенные, даже властные. Полиция?

На полпути к дому мисс Роуз один из гостей заметил Селину, и они направились в ее сторону. Селина поднялась с колен и прищурилась, так как утреннее солнце резануло ее по глазам.

Один из приехавших — тот, что повыше, с черными волосами, блестевшими при ярком свете солнца, — произнес вместо приветствия:

— Мы разыскиваем Уильяма Рея Бомонта. Он здесь проживает?

Селина уже не сомневалась, что это полиция. Что этим людям надо от Уилла? Неужели он попал в какую—то переделку?

— Уилл поселился в доме для гостей, — ответила она.

— Он сейчас здесь?

— Не знаю.

Высокий брюнет поблагодарил ее, и визитеры зашагали по траве к домику для гостей. Один из них остановился у крыльца, второй поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Ответа на три или четыре достаточно громких удара не последовало.

Селина даже не стыдилась своего любопытства. Судя по всему, Уилл снова во что—то вляпался. Но каким образом? Он целыми днями работает в усадьбе Кендаллов, а вечера, как правило, проводит один. Хотя… Вечером он обычно уезжает. Выпить пива? Бог ведает, чем он занимался во время своих отлучек.

Те двое снова приблизились к ней.

— Вам не известно, где он может быть?

Селина покачала головой.

— Может быть, он отправился навестить кого—нибудь из друзей?

— У него нет здесь друзей, кроме мисс Роуз и меня.

— Кто это — мисс Роуз?

— Роуз Кендалл хозяйка этого дома и участка. Сейчас она в церкви.

Селина заметила, что говорит слишком резко, должно быть, оттого, что нервничает. В самом деле, трудно сохранять хладнокровие, когда ты в доме одна и к тебе являются незнакомые люди и подвергают допросу.

— А вы…

— Я Селина Хантер. — Она перевела взгляд с одного нежданного гостя на другого. — А кто вы?

Оба посетителя вынули из карманов черные удостоверения и раскрыли их. Худшие подозрения Селины подтвердились. Департамент полиции Нового Орлеана. Селина не запомнила фамилии, только обратила внимание на то, что фотографии соответствуют лицам.

— Вы не можете предположить, когда Бомонт вернется?

Селина покачала головой.

— Тогда мы дождемся его.

На языке у Селины вертелись вопросы, но она сдержала свое любопытство и указала полицейским на стулья на веранде.

— Пожалуйста, присаживайтесь.

Она вернулась к прерванной работе, но уже не могла сосредоточиться, не могла не обращать внимания на двоих мужчин, сидящих в десяти футах от нее. Нервы ее были настолько напряжены, что она мгновенно выпрямилась, услышав за спиной какой—то звук. Из леса показался Уилл.

— Что, Сели, опять прогуливаешь церковь? Что так? Пытаешься слезть с пьедестала, на который тебя возвели добрые граждане?

— Где ты был? — резко спросила Селина, пропуская мимо ушей очередную насмешку.

— На площадке, проверял, что сделано.

— Тебя ждут двое полицейских.

Безмятежное выражение сразу исчезло с его лица. Человеку, который не знал Уилла, не верил бы ему, такая реакция могла показаться признаком виновности. Но Селина слишком хорошо его знала, чтобы так подумать.

Селина провела его на веранду. Полицейские поднялись и вновь предъявили удостоверения.

— Вы Билли Рей Бомонт? — осведомился брюнет.

— Уилл Бомонт.

— Ваши друзья называют вас Билли Реем.

— Люди, которые знали меня в детстве, — да. — Он глянул на Селину и отступил чуть в сторону. Лицо его было непроницаемо. — Сели, если можно…

Она закусила губу, взглянула на полицейских, потом снова на Уилла.

— Я… Я пойду в дом.

Она ушла, хотя и очень неохотно. Ей вовсе не хотелось сидеть в комнате и воображать самое худшее, хотя вполне возможно, что этот визит представителей власти вовсе ничего плохого не означает. В конце концов, Уилл много лет не был в Новом Орлеане, так какие обвинения может ему предъявить полицейский департамент этого города?

Она тихо прикрыла за собой дверь. Уилл дождался ее ухода, после чего обратился к полицейским:

— В чем, собственно, дело?

— Мелани Робинсон.

Посетители вновь опустились на стулья, а Уилл уселся напротив.

— А что с Мелани?

— Вы с ней знакомы? — вопросом на вопрос ответил полицейский.

— Разумеется. — Ему не было смысла лгать полиции, так как в Гармонии найдется как минимум тысяча добропорядочных граждан, которые с радостью расскажут правду. — У нее какие—нибудь неприятности?

— Вроде того, — кивнул блондин. — Она мертва. Она была убита на прошлой неделе в своей квартире. В ходе расследования всплыло ваше имя.

Перед Уиллом встало лицо Мелани, усталое, все еще сохранявшее следы былой красоты. Эта женщина не сомневалась, что добьется своего, начнет наконец ту жизнь, о которой мечтала.

А теперь Мелани нет в живых.

Нет в живых.

Как же безнадежно…

— Что связывало вас с Мелани?

Уилл ответил, осторожно подбирая слова:

— Когда мы учились в школе, то некоторое время встречались. Потом она забеременела и заявила, что я отец ребенка.

— Вы утверждали обратное.

Утверждал? Это слово заранее предполагает бесчестность. Вот к Мелани его можно отнести.

— Я не был отцом ребенка.

— Это можно проверить научными методами.

Естественно, Уилл об этом знал. Но к чему делать эти анализы? Мелани уже не суждено признать свой обман, а без ее признания многие обыватели откажутся считать результат каких—то там генетических тестов со сложными названиями неопровержимым доказательством.

— Верно ли, что не так давно Мелани приезжала к вам?

Пока вопросы задавал только блондин, а его черноволосый спутник лишь внимательно слушал.

— Верно.

— Постарайтесь припомнить, когда именно это было.

Уилл помнил точную дату — и не потому, что визит Мелани имел для него столь большое значение. Просто два дня спустя они с Селиной занимались любовью под жарким июньским солнцем.

— Две с половиной недели назад. В четверг.

— Она требовала денег?

Интересно, с кем эти люди уже успели поговорить? С родителями Мелани? Возможно. И с друзьями Мелани в Новом Орлеане. Мелани любила поболтать. За всю свою жизнь она свято сохранила только одну тайну — тайну своего любовника, отца Джереда.

— Нет, — решительно сказал Уилл. — Она не просила у меня денег. Она приезжала… не знаю зачем. Поговорить. Попросить прощения.

— Своим друзьям в Новом Орлеане она сказала, что поедет сюда, чтобы встретиться с отцом своего ребенка и получить от него деньги. Крупную сумму. Ее родители сообщили, что в Гармонии она встречалась только с вами.

— Ее родители заблуждаются. Она должна была встретиться с кем—то еще. — Уилл усмехнулся. — Я в городе недолго. До приезда сюда я сидел в тюрьме в Алабаме. У меня денег нет. Когда мы с ней встречались, у меня не было работы. Тридцать, может, тридцать пять долларов — вот все мое состояние.

Наступило молчание. Подумав, Уилл отбросил гипотезу о том, что его подозревают в убийстве. Полицейские много раз просто задавали ему вопросы и много раз допрашивали его, подозревая в преступлениях, и он хорошо знал разницу.

— При встрече с вами она рассказала что—нибудь о своих намерениях?

— Она сказала, что пойдет к отцу Джереда и опять получит деньги.

— Опять?

— Мелани рассказала, что он ей уже платил. Я не стал спрашивать, когда именно. По всей видимости, это произошло, когда она была беременна и возложила вину на меня. Его имя она мне открыть отказалась.

— Значит, ей заплатили за молчание, — предположил светловолосый полицейский.

Уилл кивнул.

— Что она собиралась делать, получив деньги?

— Уехать из Луизианы и начать новую жизнь на новом месте. Осуществить свои мечты.

Снова наступило молчание, которое нарушил на этот раз брюнет:

— Вы наверняка все эти годы обвиняли ее в том, что вам пришлось из—за нее покинуть город.

Да, эти ребята успели собрать немало информации. Им известно все об отношениях Уилла и Мелани. Не исключено, им заранее было известно о пребывании Уилла в тюрьме до приезда в Гармонию. А вот известно ли им, что на прошлой неделе Уилл был в Новом Орлеане, по—видимому, в тех краях, где обитала Мелани?

— Ну да, долгое время я считал ее виновницей моих бед. Но согласитесь, невозможно долго злиться на человека, чья судьба в итоге сложилась еще тяжелее, чем твоя собственная. В последнее время я ее скорее жалел.

Полицейские задали Уиллу еще несколько вопросов, после чего учтиво распрощались. Уилл остался сидеть на веранде коттеджа Селины. Когда полицейская машина отъехала, он поднялся и направился в домик для гостей. Ему не хотелось самому сообщать Селине плохую новость. Ему не хотелось говорить с ней ни о смерти Мелани, ни о чем—либо еще. Он почувствовал необходимость побыть в одиночестве.

День независимости, праздник, который издавна отмечался в Гармонии с немалым размахом, пришелся на понедельник. По этому случаю Селина надела широкую белую юбку и белую блузку с воротником, обшитым красно—синей тесьмой и украшенным золотыми звездами, а в волосы вплела красные, белые и синие ленты.

Никогда прежде, за исключением разве что бракосочетания Викки, она не была в таком подавленном состоянии. О гибели Мелани она узнала от сестры, затем об этом ей поведали ее мать и мисс Роуз. Селина отправилась в домик для гостей, чтобы узнать какие—нибудь подробности, но Уилл не отозвался на стук. Конечно, сегодня все разговоры во время парада, карнавала, праздничных гуляний и фейерверков будут так или иначе вращаться вокруг Мелани и обстоятельств ее смерти. Селина охотно избежала бы участия в этих пересудах, просто осталась бы в стороне — как Уилл. И она была бы рада изгнать образ Мелани из памяти. Несчастная Мелани, кто—то раскроил ей череп. Мелани так много страдала и вот наконец умерла.

За окном раздался гудок машины мисс Роуз. Селина поспешно рассовала по карманам все необходимое — ключи, деньги, носовой платок — и выбежала из дома.

— Пойди позови Уилла, — велела ей мисс Роуз.

Селина неохотно повиновалась. Она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла. Уилл сидел на незастеленной кровати; «молния» на его джинсах не была застегнута. Казалось, он только что проснулся, причем во сне его мучили кошмары.

— Меня прислала мисс Роуз. Она приглашает тебя с нами в город на праздник.

— О, тут по—прежнему отмечают Четвертое июля? — невнятно пробормотал Уилл. — Гуляния, обжираловка, фейерверки?

Селина кивнула:

— Мы с мисс Роуз с утра стоим у лотков на благотворительном базаре, но потом мы свободны. Так ты едешь?

— А кабина для поцелуев все еще бывает?

Против воли Селина улыбнулась; Уилл вспомнил забавную стародавнюю традицию.

— Нет.

— Жаль. Я бы заплатил пару долларов за то, чтобы поцеловать тебя не на глазах у всех этих лицемерных снобов.

Улыбка Селины сделалась шире.

— Поехали, и ты получишь возможность сделать это бесплатно.

Уилл покачал головой:

— После того, что случилось с Мелани, мне не стоит появляться на их пиршестве.

— Уилл, никто не станет обвинять в этом тебя, — сказала Селина и тут же почувствовала, что ее голос звучит весьма неуверенно.

— Ты и сама сомневаешься, — ответил Уилл, поднялся с кровати и приблизился к ней. — А ты как думаешь? Имею я отношение к ее смерти?

— Нет, конечно.

— Сегодня по радио сказали, что Мелани была убита в четверг. А если я скажу тебе, что в четверг я был в Новом Орлеане? Причем именно в квартале, где она жила? Может быть, твое мнение несколько переменится?

— Ты, Уилл, не мог ее убить. И мы оба об этом знаем. — И все—таки в ее голосе не было полной уверенности. — Полицейские из—за этого приезжали? Да? Они узнали, что ты был в Новом Орлеане в тот день?

Уилл мотнул головой:

— Нет, они приехали потому, что мое имя всплыло в ходе следствия. Мелани не скрывала, что собирается встретиться с отцом Джереда и содрать с него серьезные баксы. Поскольку отцом Джереда все считают меня, они и решили обратиться в первую очередь ко мне.

— Только не говори, что ты там был в тот день, — почти умоляюще проговорила Селина.

— Почему?

Вместо ответа Селина погладила его по груди, по животу, дотронулась до расстегнутой «молнии». Он удержал ее руку, и тогда она посмотрела ему в глаза.

— Если в городе узнают, что ты был в Новом Орлеане в день убийства, никаких доказательств не потребуется. Тебя линчуют.

Уилл криво усмехнулся:

— Ты обо мне беспокоишься?

— Да, Уилл.

Он выдержал пристальный взгляд Селины, затем наклонил голову и провел пальцем по ее шее.

— Тебе идет белое.

— Без него я еще лучше.

— Я это знаю, — вздохнул Уилл, поднес ее ладонь к губам, поцеловал и отпустил. — Ладно, девочка, беги. Веселись. Там много парней, которые могут тебя развлечь. А меня оставь в покое.

Уилл отошел от нее, но она не шелохнулась.

— Вечером, к фейерверку, придешь?

— Может быть.

Селине показалось, что Уилл не ответил «нет» только для того, чтобы не затягивать разговор и выпроводить ее. Что ж, придется уйти.

Мисс Роуз не удивилась, увидев, что Селина выходит одна.

— Такого упрямого гордеца я в жизни не встречала, — ворчала она, выезжая на дорогу. — Половине города нет никакого дела до того, появится он сегодня или нет.

— Зато остается вторая половина, — возразила Селина. — И они—то дадут ему понять, что им не все равно. Мисс Роуз, человек имеет право на гордость. Тем более когда у него нет ничего больше.

Мисс Роуз пристально посмотрела на нее.

— Не хочу спрашивать, чем вы занимаетесь, когда остаетесь вдвоем. Вы взрослые люди и можете распоряжаться собой сами. Мне только хотелось бы знать: рассчитывать ли на свадьбу в ближайшем будущем.

Свадьба. Это означает многое — любовь, будущее… Пережив предательство Викки и Ричарда, Селина решила про себя, что настанет и ее очередь создать семью. Настанет день, когда она встретит хорошего человека, полюбит его и навсегда свяжет с ним свою судьбу. Но после встречи с Уиллом она почему—то перестала размышлять на эту тему. Она не могла себе представить, какая жестокая необходимость может заставить его жениться на ней. Господи, она даже не в силах затащить его в постель. Любовь, церемония в церкви, брачный договор — все это лишь сладкие грезы. Несбыточные.

— Нет, — холодно сказала она. — Никаких свадеб.

— Почему? Неужто ты считаешь, что слишком хороша для него?

— Мисс Роуз! — возмущенно воскликнула Селина.

Старуха тяжело вздохнула.

— Он—то, по—моему, считает, что ты чересчур хороша для него. — Видя по сердитому лицу Селины, что она собирается что—то возразить, мисс Роуз добавила: — Я же вижу, какими глазами ты на него смотришь и как себя ведешь, когда его нет. Так что у меня были основания задать тебе такой вопрос. Я любопытна, как все старухи, ты уж прости.

Селина что—то недовольно проворчала. Любопытство старухи зашло слишком далеко. Такой вопрос даже сама Селина не смеет себе задавать.

И все—таки этот распроклятый вопрос мучил Селину весь праздничный день, наполненный, разумеется, пересудами насчет Мелани. Ответ пришел уже в сумерках, когда она разыскивала в лесу футбольный мяч своего племянника и случайно набрела на Уилла.