Парнас дыбом

Паперная Эстер Соломоновна

Розенберг Александр Григорьевич

Финкель Александр Моисеевич

II

КОЗЛЫ

 

 

СТАРОФРАНЦУЗСКАЯ БАЛЛАДА

Старушка раз в лесу жила, э лон алле, э лон алле, старушка раз в лесу жила, и козочка у ней была. Однажды в лес ушла коза, э лон алле, э лон алле, однажды в лес ушла коза, куда глядят ее глаза. В лесу ее встречает волк, э лон алле, э лон алле, в лесу ее встречает волк и козочку зубами щелк. Ах, не придет она назад, э лон алле, э лон алле, ах, не придет она назад, лишь рожки с ножками лежат

 

Симеон Полоцкий

Благороднiи, благочестивiи, государи премилостивiи. О козлi и старусi рЪчь будеть наша, аки вещь живу узритъ милость ваша. Старуха древня въ градЪ нЪкоемъ бяша, козловi брадата вельми любяша. Але взалкалось тому козляти во темнiи лЪси идти гуляти. Худый обычай у волковъ бываетъ, козловi узря, его терзаютъ. Увы, увы, и козi и розi козловi убита лежатъ на дорозi. Юнымъ се образъ старЪйшихъ слушати, на младый разумъ свой не уповати.

 

И. М. Карамзин

Любезный читатель! Сколь приятно и умилительно сердцу видеть дружбу двух существ любящих. Всей чувствительной натурой своей бедная старушка любила серенького козлика; знайте же, грубые сердцем, что и крестьянки чувствовать умеют.

Но увы! Сколь часто неблагодарность, сия змея, на груди человеческой отогретая, свивает себе гнездо в душах существ обожаемых.

Сей серенький козлик был склонен более к опасностям жизни бурной, нежели к прелестям мирного существования селянина на лоне сладостной Натуры под кущами зеленых садов, среди цветущих дерев и приятного ручейков лепета.

В чаще непроходимых дубрав нашел наш серенький козлик погибель свою от острых когтей и зубов косматого чудовища лесов Гиперборейских — серого волка. Лишь в знак любезной памяти дружбы и умиления сердечного оставило оное чудовище бедной старушке, горькие слезы в тиши ночной проливавшей, рожки и ножки существа, столь горячо любимого и столь печально погибшего.

 

И. А. Крылов

У старой женщины, бездетной и убогой, Жил козлик серенькой, и сей четвероногой В большом фаворе у старушки был. Спал на пуху, ел сытно, пил допьяна, Вставал за полдень, а ложился рано: Ну, словом, жил и не тужил. Чего же более? Но вот беда — Мы жизнью недовольны никогда: Под сению дерев на вольной воле Запала мысль козлу прогулку совершить, И, не раздумывая доле, В соседний лес козел спешит. Он только в лес — а волк из лесу шасть! В глазах огонь, раскрыл грозящу пасть — И от всего козла осталося немножко: Лишь шерсти клок, рога да ножки. Сей басни смысл не трудно угадать: Не бегай в лес, коль дома благодать.

 

А. С. Пушкин

Одна в глуши лесов сосновых Старушка дряхлая жила, И другом дней своих суровых Имела серого козла. Козел, томим духовной жаждой, В дремучий лес ушел однажды; И растерзал его там волк. Козлиный глас навек умолк. Остались бабушке лишь ножки Утехою минувших дней, И память о козле больней, Лишь поглядит на козьи рожки. Одна, одна в лесной глуши Тоскует о козле в тиши.

 

Козьма Прутков

Некая старуха к серому козлику любовью воспылала и от оного козлова присутствия весьма большое удовольствие получала.

Реченный же козлик, по природе своей весьма легковетрен будучи и по младости лет к прыжкам на вольном воздухе склонность имея, в лес от старухиных прелестей умчался. А как известно, в лесу волки серые обитая и духу козьего не вынося, козлику тому внезапную смерть учинили. Старухе же ножки козлиные и рожки козлиные же в презент оставили.

 

Алексей К. Толстой

А уж кто бы нам песню-былину завел, Чтоб забыть и печаль и нелады. Как живали старуха и серый козел. Ой, ладо, ой, ладушко ладо! Миловала старуха серого козла. Как свое ненаглядное чадо. Да любовью козла удержать не смогла. Ой, ладо, ой, ладушко ладо! Захотелось козлу в темный бор на простор: «Мне без воли и жизни не надо». Да сулил, видно, козлику гибель тот бор. Ой, ладо, ой, ладушко ладо! Волки рыщут в лесу, как нечистая рать, Разорвали старухи отраду, Удалось только рожки да ножки собрать. Ой, ладо, ой, ладушко ладо!

 

С. Я. Надсон

Над усталой землей пролетела весна, Разливая цветов аромат. Безутешна старушка, рыдает она. Так мучительно плачет лишь мать. Счастья дни пролетели, как сон золотой, И тот козлик, что был так любим, Не вернется к душе ее скорбной, больной, Он в лесу уж лежит недвижим. Как бушующий вал, серый волк налетел, И, как ветер цветок, смял козла. Только рожки да ножки он тронуть не смел. И рыдает от скорби земля.

 

К. Д. Бальмонт

В искрах лунного сиянья сквозь лучей его мерцанье вижу смутно очертанья я старушки и козла. Пьют любви до края чашу все слияннее и краше, но козла в лесную чащу злая сила увлекла. Волки мчат во мраке ночи, это искрятся их очи, в час глубокий полуночи козлик в жертву принесен. На траве белеют ножки, козьи ножки, козьи рожки, и старушка по дорожке... ...Старый, милый детский сон.

 

Семен Юшкевич

Старая Ита была очень бедная женщина, и козлик у ней был, ой так это же мармелад, антик марэ, что-то особенное, а не козлик! Ой, как Ита его любила! Как свое дитё она его любила. Но, как говорится, козла сколько ни люби, а он все в лес смотрит. Ну, так он убежал. В лес убежал. Гулять ему захотелось. А в лесу, думаете, что? Волки, уй, какие волки! Серые, страшные, с зубами. Разве они имеют жалость к еврейскому козленку? Ну, так они его таки да съели. Только рожки да ножки остались. Ой, как Ита плакала! Как малое дитё она плакала.

 

Сергей Городецкий

Стоны-звоны, перезвоны, дили-дон, колокола. Стены выбелены бело. Мать игуменья имела длиннорогого, серого, тонконогого козла. Ах, леса мои родные, зелень-кудри купола, вы раскройтесь, вы впустите, спрячьте серого козла. Надоело бегать зря по лугам монастыря. Ой, хрипело, ой, хрустело, волка зелены глаза; повалили, раскрошили, словно дерево гроза, повалили, раскрошили, только ножки пощадили. Только ножки да рога мать игуменья собрала. Жарко свечка запылала, свечка чиста четверга.

 

Алексей Ремизов

Смрад от козла пошел.

Пахкий, жёглый смрад. Заегозила старуха: «Ух, хорошо. Люблю».

А козел бычится, копытом в брюхо: «Уйду я от тебя, наянила ты мне. В лесу шишки сосновые, дух зёмный, ярый».

Убег,

копытами зацыкал, аж искры пых, пых.

А в лесу волк сипит, хорхает, хрякает, жутко, жумно, инда сердце козлятье жахкает.

Заскрыжил волк зубом; лязгавый скрып, как ржа на железе.

Хрякнул,

хрипнул,

мордой в брюхо козлятье вхлюпнулся, — кровь тошная, плевкая, липкая.

Гонит старуха, рыдом ревет, рожки да ножки козлятьи собирает,

тонкие, неуёмные...

 

Саша Черный

Убивалась старуха над козликом серым (Плачь, чтоб тебя разорвало!). Рожки целует (ну и манеры...). Тьфу, даже мне жалко стало. И чего смотрела старая дура? Убежал ведь под самым носом. Ну, а в лесу, брат, волки не куры, Неприкосновенность личности у них под вопросом. Любила, отдавала последнюю крошку Да волкам козла и скормила. Оставили бабушке рожки да ножки. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . С волчьей стороны и это очень мило.

 

Виктор Гофман

Был старый дом, дом обветшалый, был старый дом меж темных лип, там, где река образовала свой самый выпуклый изгиб. Где старый дуб шептался глухо и флиртовала с ним лоза. А в доме том жила старуха и с нею серая коза. Коза казалась изваяньем иль отражением небес. Томима сладостным желаньем, она ушла однажды в лес. Был серый волк меж лип старинных, жестокий волк среди дубов, и близость чьих-то длинных, длинных красиво загнутых рогов. Мерцали розовые ножки на свежей утренней траве, и жалобно висели рожки средь окровавленных ветвей.

 

Анна Ахматова

Я у бога просила, старая: Сохрани мне козлика, господи! За здоровье его много слез поди Пролила я ночами, старая. Но ушел от меня мой серенький, Не взглянул даже, как я плакала. Лишь цепочка на шейке звякала, Когда в лес убегал мой серенький. А ведь чуяло сердце вещее, Что печаль мне от бога завещана — Видеть рожки его ветвистые Да копытца, когда-то быстрые.

 

Игорь Северянин

У старушки колдуньи, крючконосой горбуньи, козлик был дымно-серый, молодой, как весна. И колдуньино сердце в тихо грезовом скерцо трепетало любовью, как от ветра струна. На газоне ажурном златополднем пурпурным так скучающе-томно козлик смотрит на лес. Как мечтать хорошо там, сюпризерным пилотом отдаваясь стихийно тишине его месс. Ах, у волка быть в лапах и вдыхать его запах — есть ли в жизни экстазней, чем смертельности миг. И старушке колдунье, крючконосой горбунье, подарить импозантно лишь рогов своих шик.

 

Владимир Маяковский

Скрипела старуха, телега словно, кха, кхо, кхе, кхи. Великолепно мною уловлены старухины все грехи. Дрянной старухиной хаты возле разрушенный был хлев. Маленький, миленький серенький козлик валялся там на земле. Вздумалось козлику в лес погуляти — какое же дело мне. Но я, старуха, аккумулятор загубленных козьих дней. А мне, козлы, те, кого обидели, всего роднее и ближе. Видели, как собака бьющую руку лижет? Напали на козлика серые волки, душу кровью облив. Встала дыбом испуганным, колким седая щетина земли. Остались бабушке рожки да ножки. Теперь ей козе какой? В алтаре альтами звезды крошки со свя-ты-ми у-по-кой!

 

А. Н. Вертинский

Куда же вы ушли, мой серенький, мой козлик, с бубенчиком на лбу и с лентой на рогах? Грустит ваш сад. Наннет-старушка плачет возле об умершей любви, о майских прошлых днях. В последний страшный час я видел вас так близко, в далекий темный лес вас мчал кабриолет. Под тяжестью волка потом вы пали низко, лишь ножки и рога оставив для Наннет.

 

Сергей Есенин

Рязанские лощины, коломенская грусть. Одна теперь в долине живу я и томлюсь. Козел мой златорогий гулять умчался в лес. И свечкой четверговой горел окрай небес. Рычали гневно тучи, мотали головой, уступы тьмы дремучей глотали тучий вой. Я проклинаю Китеж и тьму его дорог, восстал бездонный вытяж, разорван козий бог. Стучали волчьи зубы в тарелки языков. Опять распят, погублен козлиный Саваоф. О, лебедь гнутых рожек и ножек серый гусь. Рязанские дорожки, коломенская грусть.

 

Марина Цветаева

Вчера лишь нежила козла, — Слиянье черного и белого, А нынче я уж не мила — «Мой козлик, что тебе я сделала?» Вчера еще в ногах лежал, Взаимно на него глядела я, А нынче в лес он убежал — «Мой козлик, что тебе я сделала?» И серым волком в злом бору Похищенное, похищенное, Ты, счастие мое, ни тпру, Ни ну — сожратое, сожрённое. И только ножки да рога, Вот — ножки да рога успела я Прибрать от зверского врага — «Мой козлик, что тебе я сделала?» Как жить теперь — в сухом огне? Как в степь уйти заледенелую? Вот что ты, козлик, сделал мне! «Мой козлик, что тебе я сделала?»

 

Борис Пастернак

ВАРИАЦИИ БЕЗ ТЕМЫ

Старуха. Домик. Хлев и серый козлик. И ничего. И к козлику любовь, Что каждый мускул мускусом пронижет, Мускатным шумом пенным, как прибой. И небо грузным куполом соборным Над бором, взбросившим, как бровку, вверх Фестоны темные бессонных сосен. И ничего. Старуха. Козлик. Лес... Рвалась на волю волн озонных жажда Сплошным «ме-ме»: туда, туда бы, в бор! Играя в прятки перед тем, как прянуть, В бору мечась, волчком вертелся волк! И призмой слез уже в глазах козлиных Расколот мир на эллипс и на ромб... Козленка нет. Старуха, хлев и домик. Рога и ножки. Больше ничего.

 

Илья Сельвинский

ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА

Козлик, конечно, тоже пушной зверь, Как, скажем, сайгак или кабарга, Но любила его не за это, поверь, Дряхлая старуха, старая карга, А просто ей нравилось, что (у, такие зюзики!) Мягкие, пушистые, серенькие пузики. Раз козлик пошел погулять в лес, И тут начались всевозможные толки, Но как бы то ни было — козлик исчез, Напали на козлика серые волки. А всякие шухи да перешухи — То лишь одни неясные слухи. Конечно, был бы я Киплинг Редьярд, Я знал бы, что волк рассказал волчихе. Да где уж нам уж — и за мильярд Не разберусь я в этой неразберихе, Скажу лишь то, что знал еще крошкой: Оставили бабушке рожки да ножки.

 

Самуил Маршак

Жила-была бабушка, А сколько ей было лет? Сколько зим, столько лет — Ста еще нет. А было ей девяносто четыре года. А кто у нее был? Серый, двурогий, четвероногий. Козленок. А как она к нему относилась? А вот и не относилась, А без конца с ним носилась, Бабушка козлика очень любила, Вот как, вот как, очень любила. Вздумала бабушка козленка прогуливать: Мы дадим козленку Мягкую попонку, Мы дадим на ножки Новые сапожки, ДДТ на рожки, Чтоб не грызли блошки. А сама запахнула халат И пошла готовить салат. Возвращается — Ни козленка, ни попонки, Ни сапожек не видать, А двурогий, двудвуногий В лес умчался погулять. Не было в том лесу ни одной елки, Но зато были серые волки. А голодные волки очень грубы, А у этих волков острые зубы. Напали на козлика серые волки. Вот как, вот как, серые волки. Заплакал козленок тонко-тонко, А волки сорвали с него попонку, Загрызли козленка лесные подонки, Вот и пришел конец козленку. А на память о бедной съеденной крошке Оставили бабушке рожки да ножки, Вот как, вот как, рожки да ножки.

 

Ф.-Г. Лорка

О старухе, в козла влюбленной, Звонкое сердце, пой! Волос ее — зеленый, Голос ее — голубой! В четыре часа пополудни Козлик ушел в лес. В четыре часа пополудни Солнце ушло с небес. Колючие пальмы — елки Стоят фалангою свеч. Колючие шельмы — волки Сгрызли голову с плеч. Кривые козлиные рожки Раскинулись крючьями рек. Прямые козлиные ножки Навек прекратили бег. Про рожек еще пару, Про четыре пары копыт Слушаю плач гитары — Стонет, дрожит, звенит. Каморка. Горькая корка, Санто Карбон [12] на стене. Федерико Гарсиа Лорка, Спой, сынок, обо мне!

 

И. Бабель

В глубине двора, распираемого пронзительными запахами лука, мочи, пота и обреченности, полуслепая бабушка Этка колдовала над сереньким козленком. Багровое лицо ее, заросшее диким мясом и седой щетиной, хищно склонялось над лунными зрачками, негнущиеся распухшие пальцы шарили под замшелым брюхом, ища вымя.

«Дурочка, — страстно бормотала Этка, — куда ты спрятала остальные титьки, рахуба несчастная?» Розовые глаза козленка застенчиво мигали.

«Молодой человек, — строго сказала мне Этка, — знайте, что если бог захочет, так выстрелит и веник. Пусть они мне продали не козу, а козлика, все равно я его люблю, как свое дитя люблю!»

Прошел месяц. Весна текла над нашим двором, как розовая улыбка. В ликующих лучах малинового заката навстречу мне сверкнули перламутровые бельма старой Этки. Она несла в грязном переднике козлиные рога и ножки и скорбно трясла седой головой.

«Молодой человек! — крикнула она страстно рыдающим хриплым голосом. — Я вас спрашиваю, где бог? Где этот старый паскудник? Я вырву ему бороду! Зачем он наплодил волков, хвороба на них! Они съели моего козленка, мое сердце, мою радость: он убежал в лес, как дурачок, а они напали на него, что это просто ужас!»

Я молча отошел в сторону, давая излиться этому гейзеру скорби.

 

Н. Олейников

Старенькая бабушка с козликом жила, Серенького козлика «лапушкой» звала, Мыла его мылом, чесала гребешком, Питала витаминами и сладким творожком. Но приелся козлику бабушкин уют, В чаще хвойно-лиственной он нашел приют, Где от волка серого был ему капут. И остались бабушке, как утильсырье, Рожки-ножки бывшего козлика ее. Кружечка, боченочек, метелочка, совок, Ты — моя козленочек, а я — твой серый волк. Торопись, красавица, волка полюбить, Если тебе нравится съеденною быть.

 

Александр Прокофьев

Вычегда, Мычегда, Тычегда, Гзёл! Жил-был у бабушки серый козел. Кондовой земли первозданная сила! Бабушка козлика очень любила. Старуха на ять и козленок на ять! Вздумалось козлику в лес погулять. Хвощи, гонобобель, палки да елки! Напали на козлика серые волки. Позарастали стежки-дорожки, Осталися бабушке рожки да ножки. Вычегда, Мычегда, Тегра, Оять! Вспомнила бабушка волкову мать...

 

Александр Твардовский

В стороне родной Смоленской, За околицей села, В бедной хате деревенской Бабка старая жила, Да по слабости по женской Завела себе козла. И на серого любимца Надышаться не могла. Знать, недаром говорится, Что любовь бывает зла: Мол, как сердце разгорится, Так полюбишь и козла. Козлик, даром что скотина, Заскучал не без причины (Примечай, куда я гну): Род козлиный — что мужчины, Подавай им новизну. Не мила изба родная И двора того не жаль, Где от самого от края Открывалась даль степная, А за ней лесная даль. Вот он, лес! В строю могучем Встали сосны, словно полк, А из чащи из дремучей Злой бедою неминучей Тут как тут явился волк. . . . . . . . . . . . . . . Бабка следом, что есть духу, Прямо в лес. Ни боже мой! Рожки козлика старуха Унесла к себе домой И омыла их, горюха, Горькой бабьею слезой... «На старуху есть проруха» — Было сказано не мной.

 

А. Барто

Наша бабка горько плачет. — Где мой козлик? Где он скачет? — Полно, бабка, плачь не плачь — В лес умчался твой рогач. А живут в лесном поселке Живодеры, злые волки, И напали на него Ни с того и ни с сего. Повалили Козю на пол, Оторвали Козе лапы, Сгрызли спинку, шейку, грудь — Козю нам уж не вернуть. Тащит бабка по дорожке Козьи ножки, козьи рожки... — Ни за что я их не брошу, Потому что он хороший.

 

Андрей Вознесенский

Старушка в чепце из оборок гофре (Такой бы писал ее Рембрандт ван Рейн) Ласкала козленка, тая под фуфайкой Не сердце — любовью пылающий факел. А серенький козлик, двойник сюрреальный Трагической козочки у Эсмеральды, Томился от скуки в домашнем кругу И дал стрекача, описавши дугу, В тот бор густорослый, где в поисках пищи Похабная морда, матерый волчище, Кошмаром из Гойиной фантасмагории Шнырял втихаря по лесной территории. Его носище гнусный Унюхал на ходу Заманчивый и вкусный, Козлиный терпкий дух. А зубы, зубы волчьи Ой до чего остры! О, как он хряпал молча, Как чавкал, рвал и грыз! А рожки и ножки не смог одолеть, Оставил старушке на память, подлец... О хищники, гады, я вас ненавижу! Нет, в жизнь ненадолго вам выдали визу: Ни счастья, ни сна, ни покоя мне нету, Пока мы от вас не очистим планету.

 

Собирательный поэт-песенник

За курганами в дальней избушке (До заставы четыре шага) Козлик серенький жил у старушки, А вокруг зеленела опушкой, Голубая шумела тайга. Антарктида, Атлантида И звездные края — Романтика, романтика, Мечта моя! Всю любовь материнского сердца Та старушка козлу отдала И настоем ромашки и перца Мыла стены, окошки и дверцы, Чтоб не мучили блохи козла. Антарктика, Атлантика И звездные края — Романтика, романтика — Мечта моя! Не томила козленка безбурность И уют обжитого угла В нем кипела мятежная юность, Жажда подвига в сердце проснулась И в таежную даль увлекла... Антарктика, Атлантика И звездные края — Романтика, романтика — Мечта моя! Он на тропах лесных встретил смело Волчью стаю — исчадия зла! Вражья сила его одолела, И печально в тайге прозвенела Лебединая песня козла... Антарктика, Атлантика И звездные края — Романтика, романтика, Мечта моя! Поискала любимца старушка — Только ножки нашла да рога... Сиротою осталась в избушке, А вокруг, зеленея опушкой, Голубая шумела тайга. Антарктика, Атлантика И звездные края — Романтика, романтика — Мечта моя!