Все чаще появляются брошюры, книги, руководства, наставления, инструкции, памятки и пособия на тему: что значит быть культурным, воспитанным человеком? Как вести себя в обществе, на улице, дома? Как следует одеваться? В чем состоит истинный вкус?

Вот одна из таких книг. Аркадий Первенцев. «Продолжаем разговор о культурном человеке». Заметки писателя. 1961. Тираж—150000.

Это — второе, расширенное издание его книги «Разговор о культурном человеке». 1959. Тираж — 160000.

Читать ее тем более интересно, что сам А. Первенцев пишет в начале книги о «равноправном участии автора и читателя в беседе на затронутую тему», говорит, что не хочет становиться — как он выражается— «в позу нравоучителя и назидателя».

Мы находим здесь много дельных, полезных советов. Писательских раздумий.

Есть и такое — из главки «За столом»:

«Не сиди слишком близко к столу или слишком далеко от него».

Верное соображение. Сядешь слишком далеко от стола — и придется каждый раз вставать, чтобы подойти к нему.

Автор предусмотрел и такую неприятную ситуацию:

Старайся не ронять на пол нож или вилку. Но если уронил, не смущайся, спокойно попроси другую, не придавай значения случившемуся, ни в коем случае не пытайся, став на колени или на четвереньки, нырнуть под стол на поиски оброненного.

Здесь особенно подкупает успокаивающая интонация: упала вилка — сохраняй самообладание, не поддавайся панике, а главное — не ныряй под стол.

Большое внимание отводит автор шляпе.

«Носить шляпу — не дрова пилить, хотя и тут требуется навык, — замечает он не без глубокомыслия и вместе с тем с афористической краткостью. — Человек, впервые надевший шляпу, постепенно привыкает к ней, долго не философствуя, заламывает ее на нужный манер, и возвращает свое духовное „я“ к более важным проблемам».

Читая эти строки, несколько удивляешься: почему духовное «я» так непосредственно связано с заламыванием шляпы на нужный манер? Но затем радуешься тому, что человек все-таки возвращает это самое «я» к более важным проблемам. Главное, видимо, в том, чтобы не забывать возвратить.

Шляпа берется автором и в историческом разрезе. «Шляпу я впервые надел в 1945 году, в Германии, перед отъездом в Нюрнберг на процесс бельзенских палачей».

Здесь более всего обращает на себя внимание значительность, даже какая-то торжественность интонации. Как будто речь идет о памятнейшей дате.

«Первым моим учителем по заламыванию шляпы, — эпически повествует автор, — был писатель Леонид Максимович Леонов».

В совсем новом свете предстает перед нами автор «Русского леса». Приведенные строки дают толчок воображению, мы уже слышим разговор:

— Знаете Леонова? Ну, который научил Первенцева заламывать шляпу.

— А как же!

Автор книжки специально предупреждает читателя:

«Не носи повседневно драгоценностей, которые имеют характер только украшений». Неясно, к кому обращен этот совет. Разве так уж велика опасность, что комсомолки, студентки, работницы начнут ежедневно носить колье и ожерелья? И почему вдруг в издательстве «Московский рабочий» заговорили о драгоценностях?

Книжка принадлежит перу писателя — и не рядового, а известного. Увы, это не всегда чувствуется.

«Перейдем к такой проблеме, как борьба за гармонию всех качеств советского человека.

Скажу откровенно, я не склонен слишком мрачно расценивать положение в этой Области».

Это скорей из какого-нибудь делового доклада или квартального отчета, нежели из «Заметок писателя» (подзаголовок книги).

Арк. Первенцев пишет:

«Как показала практика общения людей, даже смех с неистовой шумливостью, а тем более смех беспричинный вызывает раздражение окружающих, в то время как смех от души может развеселить собеседников и увеличить дозу общественного оптимизма».

Что значит «доза общественного оптимизма»? Как она подсчитывается? Из расчета на душу населения, что ли?

А вот пошла совсем иная стилевая струя. Автор говорит о молодых эгоистах и паразитах:

«Не слишком ли много времени мы зачастую уделяем этим птенцам городских асфальтовых гнезд, этим бледнокожим нигилистам, разбрасывающим из чужого лукошка семена неверия и бесстрастия своими хилыми, безмускульными руками».

Перед нами яркий пример образной речи. Попробуем в нем разобраться. Итак, эгоисты — птенцы асфальтовых гнезд. Нелегко это живо себе представить, но тут уж ничего не поделаешь — писатель мыслит образами. И вот эти птенцы разбрасывают из лукошка, да еще и из чужого, семена бесстрастия, разбрасывают, очевидно, по асфальту. Прибавим еще один штрих — птенцы эти бледнокожие, и руки у птенцов хилые, безмускульные. Боюсь, даже читатель с сильно развитым воображением не сложит целостную картину из этих птенцов, асфальта и лукошек.

Среди «правил хорошего тона», приводимых в книжке, находим такое:

«Лучше делать ошибки, чем заметно для других стараться не делать их».

Думается, это спорное правило. Во всяком случае, сам автор отнесся к нему чересчур доверчиво.

А вот и другая книжка. Ольга Русанова. «Раздумья о красоте и вкусе». Изд-во «Знание». Тираж —115 060 (1-й завод).

Написана в живой, разговорной манере. Иногда автор так увлекается, что незаметно переходит на своеобразный речитатив.

Например: Женщина — лебедушка. Одно слово, как много оно выражает! Внешняя прелесть. Грация. Чудесная осанка. Внутренняя чистота. Благородство. Верность. Мужчина — орел. Бесстрашен. Благороден. Могучего сложения. Он и «ясный сокол», «соколик».

Затем следуют всевозможные наставления «лебедушке» и «соколику» — как себя вести и как правильно, со вкусом оперяться, то есть одеваться.

Но прежде чем перейти к одежде. Ольга Русанова разбирает фигуру человека как таковую. Сообщается, что «торчащие ключицы не имеют ничего общего с изяществом». Ну, а что делать, если они все-таки торчат? Следует разъяснение: «Женщина может быть изящной вопреки им».

Честно говоря, я не очень хорошо понял, что имеется в виду под изяществом «вопреки ключицам». Но вопрос видимо, сложный, сразу всего не схватишь.

Несколько ниже Ольга Русанова снова возвращается к ключицам и рассматривает их уже с иной — с идеологической стороны. Не удивляйтесь.

«Сложение у русских людей свое. Конечно, ни в коем случае нельзя допускать излишка полноты, тем более что физический труд, физкультура, спорт отлично „обуздывают“ ее. Но стройность и в то же время закругленность, то отсутствие „зарубежных“ ключиц, которое смущает некоторых, является на самом деле великим благом, дарованным русским девушкам и женщинам природой».

В общем, у нашего человека и ключицы свои, особые, они неизмеримо выше зарубежных ключиц…

Прочитает это какая-нибудь худенькая девушка, которой природа не даровала этого «великого блага», и затревожится. А там того и гляди разговоры пойдут: человек вроде наш, а ключицы-то не наши! А как у тебя, милый человек, с коленками? А может, ты слаб в коленках?

Очень старается автор подвести под свои советы о моде политический базис.

Главка «Вкус развивают» заканчивается словами:

«…даже „пустячки“ — шляпа, туфли, ложка, блюдо, коврик над кроватью, кресло, галстук, лента в косе, зонтик — все они в большей или меньшей степени наши воспитатели».

А рядом с этими «пустячками» — курсивом набранные слова Ф. Энгельса о роли труда, благодаря которому человеческая рука достигла высокой степени совершенства.

Вспоминаются слова Маяковского — о тех, кто хочет «марксистский базис под жакетку подвести».

Ольга Русанова любит по каждому поводу тревожить тени великих.

С неподдельной радостью первооткрывателя она пишет о Льве Толстом:

«Лев Толстой, обладавший тонким чутьем и наблюдательностью художника, умел, оказывается, видеть доступное не каждому глазу». Далее сообщается, что великий писатель, «может, даже сам того не сознавая, подметил интересное физическое явление поляризации».

Перед этим шел разговор о желтом платье в зеленых цветочках с зеленым в полоску жакетом и с клетчатой голубой косынкой, которые выглядят плохо, о гарнитурах — туфлях, перчатках, сумках, гармонирующих с цветом пальто, костюма, платья, о подборе цветов одежды. И тут же — Лев Толстой…

Верная себе. Ольга Русанова рядом помещает и цитату из Ленина — о марксизме, который отнюдь не отбросил ценнейших завоеваний прошлых эпох.

Говоря о блузках из совершенно прозрачного нейлона, Ольга Русанова наставляет своих читательниц:

«Меру и место нужно знать во всем».

Вот именно…

1962