На пути из Акапулько в Мехико Род снова вспомнил Академию. Шли занятия на лесной даче со «слоном», развивавшим в слушателях сообразительность, оттачивавшим сметливость. Педагог спросил:

— «Безумству храбрых поем мы песню! Безумство храбрых — вот мудрость жизни!» — прекрасные слова Горького из «Песни о Соколе». Что здесь противопоказано тебе, разведчику?

— Безумство.

— Верно! Чем ты его заменишь?

— Знанием, верным расчетом, хладнокровием, служением долгу!

— Отлично, Серко. Иди играть в волейбол.

«А действие, поступок, мною совершенный, — что это? — подумалось Мишелю. — Каков русский язык! Словарь Ожегова объясняет безумство как безрассудство, полную утрату разумности в действиях. А ведь сколько разума вложено мной!»

Вспомнился и особый центр подготовки под Тулой, где он провел три летних месяца. Его придумали и организовали изощренные в разведке умы. И робость перед сумасшедшей ездой на автомобиле, и боязнь хождения по черепичным крышам, по бревну на высоте двухэтажного дома, и отвращение перед кровью, и страх перед змеей, сторожевой собакой, топким болотом оставили его навсегда. Петра увлекали занятия в том центре до тех пор, пока не наступило время обучения всевозможным способам лишения жизни себе подобных. Он сдал экзамен только на 4, но мастерство убивать спокойно, холодной рукой, как видно, освоил.

Он вел свой лимузин со скоростью 130 километров в час. Не следовало, конечно, так жать на газ, но Петр Серко все никак не мог прийти в себя после своей операции по устранению «объекта». Быстрая езда помогла забыться, но, с другой стороны, таила и опасность. Он осознал это, когда шедший навстречу огромный грузовик, перевозящий продукцию фирмы «Кока-кола», чуть было не царапнул его «форд». Род-Серко спохватился и усилием воли остановил себя, но не машину, которая, уже на прямом отрезке шоссе, летела вперед со скоростью 100 миль. Скорость все-таки отрезвляет.

* * *

Все остальные дни января он жил с ощущением, что Пятый, хоть и похвалил и дал в телеграмме в «Аквариум» высшую аттестацию его инициативе, находчивости разведчика, в душе был чем-то смущен. В его отношении Петру почудилась незнакомая ему прежде сухость.

Однако дни побежали за днями, в заботах и хлопотах нелегкой работы, с рождением второй дочери Ирины и приходом депеши «Аквариума», вдруг потребовавшего собрать как можно более полную информацию «об отрицательном воздействии на левые круги страны решений XX и XXII съездов КПСС». За всем этим переживания личного порядка отодвинулись на задний план.

В сборе информации по съездам огромную помощь оказал тесть. Ортега сводил Мишеля с такими левыми деятелями, как политики Ломбардо Толедано, Нарсисо Бассольс, Энрике Рамирес, художники Хавьер Герреро, Давид Альфаро Сикейрос, ученые Луис Чавес Ороско, Граеф Фернандес, поэты Эфраин Уэрта и Ренато Ледук…

Из собранного материала напрашивался вывод, что левому движению Мексики решения этих съездов нанесли ощутимый урон. Когда Род показал объемистое донесение, подготовленное для вложения в таиник резидентуры в запечатанном пакете, Пятый предложил убрать абзац с выводом, так как «Аквариум» заключения нелегальной резидентуры не запрашивал.

Ирина родилась спокойной, здоровой девочкой, и Глория заново переживала радость счастливого материнства. Но когда они отметили три месяца со дня рождения дочурки, произошло событие, которое привело Глорию к душевному потрясению.

В один из вечеров, когда обе девочки уже спали, а Мишель и Глория, поужинав, смотрели телевизор, раздался удар чего-то металлического о стекло окна гостиной. Мишель увидел пряжку от пояса, вышел на террасу и обомлел. С крыши спускались рука и голова Гонсалеса. Прежде всего Мишель изумился, что Девятый знал, где живет Род. Впоследствии выяснилось, что Гонсалес, после одной из встреч, увязался следом за Тридцать седьглым, что делать ему было категорически запрещено, и установил адрес.

Когда же при помощи лестницы он спустился с крыши, Род испытал еще большее потрясение. Его коллега был в брюках, но босиком и без рубахи, а вся майка залита кровью.

По настоянию Рода, Девятый оставил прежнюю квартиру и снял удобный апартамент в доме средней руки коммерсанта на улице Лависта, в нескольких кварталах от улицы Фронтер. В ту ночь хозяин возвратился прежде обычного, застал квартиранта в спальне со своей женой и с ножом в руке набросился на совратителя.

Гонсалес кое-как отбился, но в этой ситуации счел более безопасным для Рода не идти к нему через парадное, а добираться по крышам, как истинный Казанова.

Увидев входящего к ним в дом чужого человека, да к тому же с ранами на плече, груди и животе, Глория чуть было не потеряла сознание. Понюхав нашатырного спирта, тут же поднесенного ей Мишелем, она заперлась в спальне с дочурками.

Род оказал первую медицинскую помощь, дал свое белье и одежду. Убедившись, что Девятый пришел к нему без «хвоста», Мишель следующим утром доложил о ЧП Пятому. Тот немедленно организовал переход Гонсалеса на другие документы и вывоз его на карете «скорой помощи» Зеленого Креста в город Нуэво-Ларедо. Неудачливому сластолюбцу было поручено вести выемки закладок в тайники, производимых приезжающими из США агентами, которым, как гражданам США, не требовалось получать мексиканскую визу для пребывания менее суток в приграничном городе Мексики. Это поручение Девятому было достаточно рискованным. Но только так Пятый спокойно мог спланировать и осуществить эвакуацию в Союз осрамившегося разведчика. Через два месяца Гонсалес, бывший капитан республиканской армии Испании, был доставлен в ящике на борт советского сухогруза, пришедшего в порт Тампико, а в Союзе предстал перед трибуналом, и получил большой срок.

После того, как Гонсалес был вывезен из дома, где жил Род, Ирина, прежде тихая, с неделю плакала день и ночь. Глория, перечитав все, что было под рукой, о кормлении младенцев, отняла дочурку от груди и перевела на искусственное питание.

Род ходил сам не свой, а когда уезжал, Глория припадала к домашнему алтарю, опускаясь перед ним на колени, как это делали русские женщины в церквах Загорска, куда ее возили, и обращалась к Всевышнему за помощью.

Род на Всевышнего надеялся тоже, но больше — на знания, расчет, хладнокровие. Об инциденте в Акапулько он больше не вспоминал. Еще прошлым мартом из Берна любезному хозяину виллы на этом морском курорте было отправлено письмо месье Мориса Блоха, в котором тот сообщал, что получил заманчивое предложение и перебирается на жительство в Нью-Йорк.

* * *

Конец прошлого и отрезок времени до самых последних месяцев 1963 года являлись периодом совершенно очевидного снижения активности почти всех, кто работал в США на резидентуру Пятого. «Аквариум» требовал информацию, секретные сведения военного характера, предлагал меры по оживлению действий агентуры, выделял дополнительные денежные средства. Однако атмосфера была неблагоприятной для нелегалов. Она омрачалась Карибским кризисом, еще давала себя чувствовать. Общую картину, подмоченную к тому же поведением и эвакуацией Гонсалеса, слава Богу, несколько скрашивала деятельность Кристины и особенно Сорок четвертого.

Всякий раз, когда Род встречался с Кристиной, он диву давался, что может делать любовь с женщиной. Кристина преобразилась внешне, в полном смысле слова расцвела. Ее благоверный, бросивший пить, теперь во время редких встреч с Мишелем намекал, что Советы ведут себя на международной арене слишком бесшабашно. Но обязанности агента исполнял исправно, чем радовал и Пятого, и «Аквариум».

Он оказался превосходным вербовщиком и уже передал на связь резидентуре Пятого двух свежих агентов, полагавших, что они работают на военную разведку США. Особенно ценным был капитан, сын известного мексиканского генерала. Этот молодой офицер окончил Вест Пойнт и специализировался по ракетам. Он получил в резидентуре номер Сорок восьмой, и с ним работала Кристина. Первым делом новоиспеченный агент передал обширный доклад, подготовленный лично им и содержавший его суждения по поводу разработок и действий ряда ракет, находившихся на вооружении армии США.

Сам же подполковник Уикли передал Роду копию секретной инструкции Лэнгли, требовавшей усиления вербовки агентуры среди граждан США, проживающих в Мексике, с целью подведения ее к служащим советских учреждений и, прежде всего, внедрения в сети резидентур КГБ и аппарата военного атташе. Эта инструкция в категорической форме обязывала всех служащих американских официальных организаций и частных фирм неукоснительно докладывать о любой встрече с гражданами СССР.

Пятый собственным шифром направил также на имя начальника ГРУ сообщение Сорок четвертого, полученное перед Рождеством: «в высших военных кругах США имеют место слухи, что определенный слой политических деятелей, стоящих у власти в СССР, глубоко недоволен руководством Хрущева и не исключена возможность, что в Москве уже вызревает план смещения его с поста Первого секретаря ЦК КПСС».

Кроме того, Сорок четвертый передавал свежую, вполне конфиденциальную информацию о жизни военного атташата и всего посольства США, которая не только направлялась в «Аквариум», но тут же передавалась резидентуре ГРУ и была весьма полезной в ее повседневной работе.

* * *

В конце июня 1904 года Пятый отправился в Рим к празднику Рождества предтечи и крестителя Господня Иоанна, а оттуда на несколько дней залетал в Москву. Возвратился он заметно постаревшим. Род чувствовал, что шеф вернулся чем-то очень раздосадованный, однако делиться с ним своими переживаниями не хотел. Раза два Мишель заговаривал о том, как там, в Москве, но Пятый уходил от темы.

Только в сентябре, когда Пятый пригласил к себе в дом одного Рода, чтобы отметить свое 56-летие, он вдруг сам заговорил о своем последнем посещении Москвы. Его бледное лицо, не розовевшее теперь даже после двойного виски, было суровее обычного.

— Годы идут, мы стареем… И радости все это не прибавляет. Вот и поездка в Москву наводит на раздумья…

Пятый словно бы запнулся, и Род насторожился.

— Магнитофоны для нашей работы — портсигары, часы. Громоздкие, часто подводят. Японцы же имеют все это в зажигалках, запонках, скрепках галстуков.

Род понял, что Пятый недоговаривает… И на всякий случай возразил:

— А специальный крем? Теперь помазал подушечки пальцев и бери, трогай что хочешь. Никаких тебе отпечатков пальцев. А бумага, которую вы привезли? Кристина не нарадуется. Извлекает из пакета лист, прикладывает к интересующему нас тексту и через три секунды обратно лист в пакет. И проявление легче, чем шляпу снять.

— Это все верно, Мишель, дорогой мой, но ты ведь понимаешь, что не о креме я говорю. Хочется иной раз и «за жизнь» поразмыслить. Я постарше тебя. Мы мечтали в свое время о справедливом, свободном и светлом будущем…

— Ну, и что? — как бы подзадоривая, сказал Род.

— А то, что мечты не сбываются…

— То есть?

— С годами получилось, что страны капитала вовсе не «загнивают», как нас учили. Жизнь иначе повернулась: там прогресс налицо и трудящиеся не желают революций. Они улучшают свою жизнь борьбой профсоюзов. Верно — и это печально, — бывшие рабочие, к примеру мексиканец Фидель Веласкес, становясь у рулей профсоюзов, тут же предают интересы своего класса, идут на службу капиталу, буржуазным правительствам. Но ведь и в соцлагере дело обстоит не лучше. Вот в Союзе сейчас идет смена поколений. В тридцать седьмом, в Испании, я не сомневался в справедливости нашей борьбы, считал вполне обоснованными даже репрессии против тех, кто мешал, становился в оппозицию. А теперь выходит… были уничтожены наиболее умные и честные люди. И кто встал на их место? Бюрократы, подхалимы, стяжатели… В Москве теперь я не был принят, как прежде. И мне показалось, что я не из той обоймы. Разные теперь у нас цели, жизненные принципы. Не за светлое будущее там радеют, а за жирный кусок пирога в настоящем.

Род вспомнил беседу с Мировым, но, стараясь рассеять печаль собеседника, все-таки возразил:

— Это вас показалось, наверное… Напрасно так переживаете. Много работали последнее время, пережили немало. Надо отдохнуть, показаться врачам.

В гостиную вошла жена Пятого — верная спутница жизни. Она не могла слышать их разговора, но и ее лицо выглядело озабоченным. Она пригласила к столу, и там пошел обычный светский разговор.

После этой встречи Мишель не сразу поехал домой, а припарковал свой «форд» к обочине у Парка Америки. Надо было развеять суетные мысли, подумать… Тревожная догадка не заставила себя ждать. Видимо, в ГРУ остались недовольны Пятым за его депешу с информацией Сорок четвертого о возможном смещении Хрущева. Многоопытный шеф резидентуры почувствовал, что в «Аквариуме» не исключена возможность разработки плана его замены. «Все это так, но пусть попробуют за здорово живешь найти и подготовить адекватную фигуру Пятому!» — заключил Род. И, успокоившись на этой мысли, поехал к себе.

* * *

Не прошло и трех недель со дня той беседы с Пятым, как Кристина пришла на встречу с ним и принесла еще одну неприятную новость. Она вручила Роду целый пакет копировальных листов, но при этом сообщила, что ее муж, произведенный в полковники, отзывается в Вашингтон для получения нового назначения по службе.

Род с тяжелым сердцем назначил встречу Кристине и Сорок четвертому на ближайшие дни. Обговорив с ними все, что требовал профессиональный долг, Мишель, с нескрываемой грустью в душе отужинал с отъезжавшими. Осталась убежденность, что они остаются не только друзьями, но и единомышленниками.

И Пятый, чего он, по правилам разведки, не должен был делать, пригласил Кристину и Эдварда в «Амбасадор», один из лучших и наиболее дорогих ресторанов столицы Мексики. О многом они переговорили, легко перескакивая с одной темы на другую, с английского на французский. Кольнуло упомянутое в разговоре недоверие Сталина и его преемников к западным «лженаукам». Из-за этого Советский Союз, его наука и, главное, экономика потеряли многое, отказавшись здесь, в Мексике, от информации, которую отец кибернетики Норберт Винер был намерен передать России. Открестились, посчитали великое открытие «мракобесием». Теперь пожинают плоды своего невежества.

…Поскольку Мишель Род не мог выдать себя за американца или хотя бы легализовать себя сотрудником одного из учреждений США, Пятый взял Сорок восьмого себе на связь. На том и простились.

Вскоре, условным письмом, Кристина и Эдвард сообщили, что полковник назначен военным атташе в Уругвай.

* * *

Пятый тем временем хирел на глазах. Род с грустью сознавал, что обожаемый им шеф снизил прежнюю активность. И не только по причине ухудшения здоровья. Он было оживился, когда агент-кадровик Генштаба доставил информацию о разногласиях среди военного руководства США после убийства Джона Кеннеди. Важной новостью было то, что Пентагон в нынешней международной обстановке более не считает достаточным применение в своей деятельности только «классических военных методов и средств». Тот же агент сообщил, что известный генерал Максвел Тейлор выдвинул новую стратегическую доктрину «гибкого реагирования», по которой США обязаны быть готовыми активно применять силу при любой ситуации, прямо или косвенно угрожающей безопасности Соединенных Штатов. В этой связи генерал Тейлор и замминистра обороны Джилпатрик добились решения нового президента страны максимально использовать науку в целях усиления мощности вооруженных сил США. Джилпатрик обосновывал эту необходимость тем, что «любая военная программа должна рассматриваться как средство достижения политических целей».

Еще более Пятый ожил, когда получил сообщение Сорок восьмого из Вашингтона. Он посылался туда министром обороны Мексики с поручением выяснить, пойдут ли США на то, чтобы мексиканская армия имела на вооружении ракеты «земля-воздух». Агент сообщил: «В Пентагоне разрабатывается план создания сверхсекретного института ведения психологической войны, в основном, против коммунистического Советского Союза. Одним из тех, кто будет трудиться в институте, приглашается бывший офицер советской разведки Григорий Петрович Климов, хорошо знающий психологию врага. Одним из объектов исследования станет воздействие новых психотропных средств на организм человека — в целях превращения солдат или отдельных исполнителей особых заданий в автоматы, лишенные страха и действующие по заранее вложенной в них программе».

Пятый сам составил подробный и толковый доклад с собственными рассуждениями о грозящей в этой связи новой опасности Советскому Союзу. Однако это была его «лебединая песня». Буквально через несколько дней и — какое совпадение — назавтра после снятия Пленумом 14 октября 1964 года Никиты Хрущева с поста Первого секретаря ЦК КПСС Пятого отвезли в больницу с обширным инфарктом.

«Аквариум» выделил дополнительные средства на лечение и предупредил Тридцать седьмого, чтобы тот был готов в случае чего временно взять на себя руководство работой резидентуры. И Пятый это прекрасно понимал. Когда он возвратился из больницы домой, еще до того, как Род познакомил его с текстом телеграммы, Пятый стал шире вводить Тридцать седьмого в детали работы резидентуры.

1 декабря 1964 года в Мексике сменился президент республики, и вся агентура из числа мексиканцев уже с августа была озабочена только тем, как сложится ее дальнейшая жизнь, на какой новый пост каждый будет теперь назначен. Пятый мало спал, заботясь не только о будущих делах резидентуры, но и о личных судьбах тех, кто был основой ее работы. Врачи предупреждали, но Пятый им не внимал и не использовал рождественские каникулы для отдыха. В середине января случился второй инфаркт. Но Пятый вновь не пожелал отправляться в больницу до тех пор, пока не передал все дела Роду. В больнице же врачи уже не смогли спасти — того, кто практически стоял одной ногой в могиле.

Последнее, что Пятый сказал Роду, было: «Ты, Мишель, не веришь в Бога, но и он теперь не в силах изменить ход истории. Что будет со страной — знает только Всевышний. Однако я спокоен, я знаю, что ты не изменишь долгу!»

Жена Пятого, по последней воле усопшего, не хоронила его, а урну с прахом — уже по собственному желанию — поставила на тумбочку у кровати, где он прежде спал.

Род, у которого прибавилось забот вдвое, а то и втрое, редко звонил вдове Пятого, но и не забывал ее, порой заезжал навестить. А в самом начале марта она позвонила в четверг и пригласила Мишеля отобедать в предстоящую субботу. Когда же Род нажал на звонок особняка Пятого, дверь ему отворил новый хозяин. Выяснилось, что бывшая владелица, неделю назад продавшая дом, просила вручить запечатанный пакет молодому человеку, который должен приехать к ней на обед в субботу, в 14 часов.

У обочины Парка Америки, где Мишель часто останавливал свой «форд», чтобы в спокойной обстановке подумать, он вскрыл пакет. В нем оказались отдельные страницы с разными записями Пятого, денежные счета по последним его и ее расходам, чек на 50 тысяч долларов, два французских заграничных паспорта с сорванными с них фотографиями Пятого и его жены и ее письмо. В этом послании вдова Пятого, без объяснения каких-либо причин, сообщала, что продала особняк и сочла возможным оставить себе на жизнь половину его стоимости, что ее адвокат ликвидирует фирму скончавшегося мужа и перешлет все вырученные деньги в виде пожертвования Советскому Красному Кресту, что она использовала чистый бланк паспорта, врученного ей в свое время Пятым, сменила фамилию и уехала в одну из стран Латинской Америки доживать свои дни и что все прошлое никогда не станет достоянием кого-либо и будет унесено ею в могилу.

В ее письме были и такие строки: «Он был человеком, о котором принято говорить: он умеет все! Он мог бы стать и летчиком, и хирургом, и художником, и ученым, и музыкантом, и… футболистом. Планета, над которой сгущаются тучи, могла бы не беспокоиться о своей судьбе, если бы люди больше плодили таких, каким был он!»

Род не исключал, что в «Аквариуме» могли счесть это происшествие за ЧП, за его личную промашку, и все же решился донести все как было и заверить, на основании своих личных наблюдений, что вдова Пятого сдержит данное ею слово, и высказал мнение, что она, скорее всего, возвратилась в Испанию, к себе на родину.

* * *

Одна беда редко приходит. В таких случаях говорят: отворяй ворота!

С декабря власть в Мексике перешла в руки нового президента, и он сменил весь старый аппарат. Заместитель министра внутренних дел счел, что лиценциат Сальвадор Ортега достаточно много лет проработал в министерстве и может уступить свое место другому — верному человеку новой команды. Узнав об этом, отец Глории вернулся домой со слезами на глазах. Мало того, что он лишался постоянного источника дохода, а ренты или своего дела не имел, Сальвадор Ортега, всю жизнь аккуратно и каждый день ходивший на службу, теперь не знал куда себя деть. Найти новую работу бывшему ответственному чиновнику МВД, оттуда уволенному, было не так-то просто. А тут еще и резидентура ГРУ прекратила связь с Ортегой, что на языке разведок называлось «отсечение под видом консервации» агента, утратившего агентурный интерес.

Ортега жаловался Мишелю, тот было заступился, высказал в записке свое мнение руководству, но ему ответили, что Тридцать седьмой со своих позиций не понимает необходимость такого решения.

Тесть предложил свои услуги Мишелю, хотя бы за самое незначительное вознаграждение, но тот, в силу профессиональной этики и дисциплины, не мог на это пойти.

Глория не понимала, что происходит с отцом, который вдруг утратил интерес даже к своим так прежде любимым внучкам. Она, имевшая сейчас от мужа больший доход, всячески помогала отцу, но тот отказывался даже от вкусных дорогих обедов, которые Глория сама стряпала для отца.

Род запросил «Аквариум», но оттуда вновь пришло разъяснение, что руководству резидентуры виднее. А оно, как понимал Мишель, просто утратило интерес к безработному Сальвадору Ортеге, поскольку он больше не был в состоянии ни поставлять чистые бланки паспортов и иных документов, ни оказывать содействие нужным людям, ни делать многое другое, на что мог быть способен ответственный чиновник МВД Мексики.

Ортега таял на глазах, как тонкая стеариновая свеча, и в одно печальное утро марта 1965 года не проснулся.

Всевышний дал возможность доброму человеку без боли и страданий отойти в мир иной.

* * *

Стрелка часов автомашины приближалась к трем часам утра. Дождь давно перестал, и полотно шоссе было уже серым, сухим. Что шел дождь, видно было лишь по небольшим лужицам на обочине и поблескиванию капель по обе стороны дороги в траве и на широких листьях банановых рощиц. Луна светила, как вымытая лампа, а лучше бы она спряталась за тучи. Темнота ночи уже становилась ему роднее света дня. На небе время от времени мелькали кометы. Он испытывал усталость, но сеанс связи состоялся, он передал пространную депешу с ценной информацией, полученной из США, и обратной связи не было. Завтра можно хорошенько отдохнуть, провести день с семьей.

Но одна мысль не давала покоя: «Почему «Аквариум» упорно молчит о будущих планах резидентуры? Кто дальше поведет ее работу? Не так просто подобрать нужного человека». Он вспомнил, как опустил глаза новый шеф резидентуры, с которым Род недавно лично встречался в связи с отработкой одной предстоящей совместной операции и которого Мишель прямо спросил, что думает тот по поводу неестественного совмещения функций радиста и вынужденного руководителя многочисленной резидентуры. А ведь он прекрасно знал истинную причину молчания «Аквариума» по этому вопросу. В Центре теперь вел мексиканскую нелегальную резидентуру тот самый «герой», которого надо бы судить за служебный проступок — попытку предложить свои «услуги» жене нелегала.

Начальник Управления, осуществлявшего в ГРУ руководство нелегальными резидентурами, понимал, что у них нет под рукой человека, которого сразу можно было бы переправить в Мексику. Чтобы подготовить такого в Москве, необходимо было время, и немалое. Однако «герой», хотя его родственник генерал уже и не возглавлял Управление, ловко ухитрялся находить предлоги, чтобы не подавать рапорта о назначении Тридцать Седьмого резидентом.

На душе было тоскливо. И Род вспомнил Кристину. «Конечно, для Эдварда это повышение, но ее так недостает рядом. Как они там, в Уругвае?»

А между тем в Уругвае происходили неординарные события. Полковник Уикли с Кристиной прибыли в Монтевидео в самом начале января, но шеф резидентуры ГРУ, еще в декабре получивший сообщение, справку с фотографиями и все установочные данные на Сорок четвертого, по какой-то причине не спешил устанавливать с ним связь. Через свою агентуру он собирал сведения, присматривался к новому военному атташе посольства США в Уругвае. Казалось, резидентуре повезло: новый агент — не шзейцар из ресторана, тем непонятнее была медлительность советской резидентуры. С Сорок четвертым установили связь лишь в конце февраля, только после запроса «Аквариума»: что происходит? Вторая встреча состоялась через месяц по сигналу-вызову Сорок четвертого, который передал копию развернутого доклада своего посла в Госдепартамент о сложном политическом положении в Уругвае.

В апреле же, и снова по инициативе Сорок четвертого, состоялась третья и последняя встреча. Американский полковник, который не раз вспоминал Мишеля и Пятого добрым словом, принес с собой копии справки Генштаба армии Уругвая и донесения Пентагону своего атташата о деятельности вооруженной организации движение национального освобождения «Тупамарос».

Положение в Уругвае все больше обострялось. Демократия в республике не действовала, все выборы подтасовывались, так называемая компрадорская буржуазия не стеснялась продавать национальные интересы иностранным капиталистам, местные же нещадно эксплуатировали трудящихся, особенно на селе. Повсюду свирепствовала безработица. Социалистическая и Коммунистическая партии не в силах были влиять на политику правительства.

Тогда, как и некоторые другие левые политические деятели ряда стран Латинской Америки ослепленный удачей Фиделя Кастро на Кубе, один из бывших руководителей социалистической партии 36-летний Рауль Сендик, прокурор по профессии, пошел в народ. Он переселился в провинцию и вскоре, создав группу активного действия, летом 1963 года в маленьком городке Новая Швейцария совершил налет на клуб стрелкового общества, где было захвачено оружие и боеприпасы. С ними революционные деятели, объявившие себя Движением национального освобождения, стали осуществлять нападения на банки, кассы частных фирм, полицейские участки и военные склады. Тут же последовали взрывы бомб в редакциях газет, зданиях радиостанций, иностранных фирм и правительственных учреждений. Число сторонников движения росло за счет политических деятелей, не пробившихся к власти, и средней интеллигенции, понимавшей, сколь несправедливо вели себя те, кто стоял у руководства страной.

Правительства Уругвая и ряда других стран не знали, какие следует принять меры, чтобы оградить своих граждан от возможной гибели под пулями и от бомб новоявленных партизан.

Особую тревогу забило правительство США. Вот почему в руках полковника Уикли оказались документы, которые он принес на встречу. Когда же Сорок четвертый сообщил представителю советской военной резидентуры о содержании переданных им документов, последний бросил реплику: «Я вам такого задания не давал». Ну, а когда агент заявил, что сегодня в Уругвае нет более важных секретов и что только Советское правительство в состоянии убедить Фиделя Кастро спасти от верной гибели наиболее активную и по-своему ценную часть уругвайской интеллигенции, шеф резидентуры ГРУ с трудом удержал себя, чтобы не взорваться. Сорок четвертый это прекрасно почувствовал, еще до того, как услышал на далеко не безупречном испанском: «Я возвращаю вам эти материалы за ненадобностью, и впредь желательно иметь от вас военные секреты США».

Эдвард Уикли по-военному развернулся, не попрощался и, приехав домой, в ту же ночь написал письмо Мишелю Роду, а еще через два дня отправил Кристину в Мексику с письмом и копиями документов.

Род был рад встрече с Кристиной, но озадачился письмом и ситуацией. В конце концов он пришел к заключению, что если шеф резидентуры ГРУ в Уругвае не прав, документы найдут адресата, а ежели прав, то его товарищи в «Аквариуме» не дадут им хода. И дело с концом!

В письме Сорок четвертый подробно и толково резюмировал положение дел и делал прогнозы. Особое внимание обращало на себя то, что, в отличие от документов, полковник Уикли — и это приятно порадовало Рода — давал оценку происходившему в Уругвае, используя категории и положения марксистко-ленинской идеологии.

В письме были такие места:

«Лучшие люди разных партий вступают в Движение, однако сами партии, и прежде всего Социалистическая и Коммунистическая, понимая абсурдность затеи Рауля Сендика, кому лавры Кастро не дают спокойно спать, не поддерживают террористическую деятельность «Тупамарос». Исключение составляет лишь Федерация анархистов Уругвая».

«Да! В стране имеют место серьезные проблемы, особенно среди крестьян. И эти проблемы следует непременно решать. Однако ни эти крестьянские массы (их 30 процентов от всего населения), ни тем более трудящиеся городов не готовы и на деле не поддерживают «Тупамарос». Это Движение имеет в своих рядах лишь представителей интеллигенции, студенчества и мелкой буржуазии…»

«Поскольку широкие массы, не испытывающие необходимости и не готовые к революционному перевороту, не поддерживают Движение, их действия не представляют собой ничего иного, как отдельные акты терроризма, наносящие ущерб не только профсоюзной и политической борьбе в стране, но и бьют по стабильности международных отношений…»

«Руководители и участники Движения не отдают себе отчета в том, что в Уругвае нет «кризиса верхов», нет политической активности народа, нет массового брожения, которое бы могло вызвать нарастание общенационального кризиса».

«Разве не ясно, что попытка свергнуть власть буржуазии при отсутствии революционной ситуации скорее всего закончится провалом «Тупамарос»?»

«Рауль Сендик ослеплен примером Кастро, хотя на Кубе в последний период правления Батисты, были совсем иные условия. И — что самое главное! — правительство США перестало поддерживать генерала Батисту и делало ставку на Фиделя Кастро, которому ЦРУ через бывшего президента Кубы передало необходимую сумму денег для организации экспедиции на «Гран-м е».

«Ослепленность, политическое заблуждение таких деятелей, как Рауль Сендик, свидетельствуют, каков общий идеологический уровень тех людей в Латинской Америке, кто намерен занять руководство странами вместо коррумпированной буржуазии…»

«Начав, еще до прихода к власти Кастро на Кубе, просветительскую работу по повышению общеобразовательного и политического уровня сельскохозяйственных рабочих районов Пайсанду и Сальто — в чем имел достойный успех, — Рауль Сендик создал Союз рабочих сахарной промышленности им. Артигаса и добился заметного улучшения жизни рубщиков сахарного тростника, работавших на американскую компанию «КАИНСА», а также и принятия правительством ряда социальных законов, улучшавших условия их труда. Однако пример Кастро вскружил голову Сендику, да и Кастро увидел в нем очень удобное орудие, средство отвлечения мирового общественного мнения от себя, от того, как он «строит социализм» у себя на острове…»

«Бюро ЦРУ в Уругвае и посольство США располагают достоверными сведениями об участии людей Кастро в организации Движения и оказании помощи деньгами и оружием. Целый ряд его деятелей прошли курс подготовки в Гаване…»

«В США уже отправлена для специального обучения первая группа высших полицейских чинов и офицеров военной контрразведки, в состав которой входят полицейские инспектора Алехандро Отеро, Хуан Мария Лукас, Альдо Консерва, Перес Кастаньет, подполковник Хуан Течера Бобадилья и другие…»

«Прольется много крови, будет приостановлено экономическое развитие страны, а правительство Уругвая, при помощи и поддержке США, силой подавит Движение, при этом физически уничтожит лучших представителей уругвайского народа, и политическая активность масс и той же интеллигенции будет отброшена назад на долгие годы…»

«Истинный социализм — не тот, который Кастро выдает за таковой в Латинской Америке на всем Западном континенте может сложиться и восторжествовать только на примере процветания Советского Союза, которому следует всеми силами прогрессивного человечества всячески помогать в его усилиях создать общество светлого будущего для всех одинаковое».

Мишель составил и отправил в «Аквариум» подробную телеграмму, а документы в запечатанном пакете, как и письмо, вложил в тайник резидентуры, для последующей отправки в Москву. Кристина осталась ждать решения «Аквариума», как быть дальше с Сорок четвертым, который наотрез отказался встречаться с тем представителем военной разведки в Уругвае. Прошла неделя, а решение «Аквариума» все не поступало по причине, как решил Род, ожидания документов или возможного выяснения на Кубе действительного участия Кастро в движении «Тупамарос». И вдруг 7 мая пришла телеграмма из посольства США о гибели полковника Уикли и желательности немедленного возвращения Кристины в Монтевидео.

Полковник Уикли по своим делам заехал к представителю компании «Вестерн Телеграф» и, когда выходил из здания, взорвалась бомба, заложенная «Тупамарос» у парадного. В тот же день аналогичные взрывы имели место в здании посольства Бразилии и американской компании «Ол Америкен Кейбл».

Петр Серко, впервые за 18 лет со Дня Победы, не опрокинул рюмку 9 мая, а молча просидел весь день на диване в гостиной в глубоких раздумьях. Глория не мешала. Испытывая страх за мужа, дочерей и за себя, приготовив обед, уехала с девочками до самого вечера к одной из своих сестер. И он в одиночестве, не притронувшись к еде, терзаясь неясной тревогой, просидел до вечера, не зная чего ожидать.