История родительства – это, конечно, не столько наблюдение за проявлениями новой жизни, сколько игра по чужим правилам, которые меняются практически каждый день и меняют все вокруг до неузнаваемости. Правила эти обычно очень неудобные, часто раздражающие и почти всегда изматывающие физически. Порой кажется, что из тебя выжали просто все. Хотя иногда удается «вынырнуть» и осознать, что если бы в вашей семейной схеме не стало +1, то ты был бы значительно слабее, чем сейчас. А когда слегка приходишь в себя после раннего материнства, то внезапно видишь, что изменения коснулись абсолютно всего. Даже отношений с мужем, например.
Немного о пространстве
Помните, как в книге «Трое в лодке» Джерома путешественники решительно отказались брать с собой керосин, потому что он имеет свойство просачиваться? «Я никогда не видел, чтобы что-нибудь так просачивалось, как керосин. Мы держали его на носу лодки, и оттуда он просочился до самого руля, пропитав лодку и все ее содержимое. Он растекся по всей реке, заполнил собой пейзаж и отравил воздух».
Так вот, детское пространство умеет просачиваться не хуже керосина. Даже когда ты всеми силами пытаешься его ограничить.
Например, в разгар вечеринки лезу в сумку, чтобы достать красную помаду. Помады нет, зато вместо нее есть… бирюзовая соска. И это вовсе не гигантская сумка-баул, в которой можно найти все что угодно. Это крошечная вечерняя сумочка. Как пустышка умудрилась просочиться и вытеснить помаду – вопрос.
Или в машине на заднем сидении вдруг обнаруживается погремушка. Костя их уже давно перерос, я вроде бы тоже. Но погремушка откуда-то просочилась, и каждый раз, когда я даю газ или торможу, она так громыхает, что я вздрагиваю и чертыхаюсь. Ну а в багажнике всегда ездит стратегический запас воды, еды, одежды, подгузников и так далее.
Среди ночи почувствовать, что спишь на детали от Lego, – эта боль знакома только родителям. Еще Lego обязательно будет разбросано по пути в туалет и в кухню. Можно обнаружить под подушкой ценную заначку – обгрызенное яблоко и кусок хлеба.
Шкаф. Сперва ты выделяешь под детские вещи одну полку. «Мы ведь не будем накупать все эти младенческие одежки, он все равно моментально из них вырастет». В итоге всевозможных штанов, рубашек и свитеров у годовалого ребенка уж точно не меньше, чем у мужа, который, к слову, изрядный барахольщик. И вот ты уже сдвигаешь свои платья в сторону и развешиваешь крошечные плечики с кардиганами. А детская обувь уверенно вытесняет твои туфли.
А поездки! Детское барахло никогда не помещается в «детский» чемодан. И поэтому в твоем багаже изрядное место будет занято грузовиком, который обязательно надо брать на прогулки, а сверху втиснется еще пара книг, чтобы занять вечера. Когда на твоем чемодане попрыгает вся семья, его, может, и удастся закрыть. Особенно если выкинуть пару платьев и туфель.
На обеденном столе стоит паровоз. Да, так надо. Если его убрать, Костя недовольно заворчит и водрузит паровоз на место. Это не стол, это депо. Взрослые просто дурачки, если не понимают. Потом стол становится не только депо, но и взлетно-посадочной полосой, бесспорным украшением которой является серебряная сахарница. Впрочем, договориться о статусе стола все равно возможно.
В планшете неожиданно заводятся какие-то детские приложения, хотя я не люблю все эти развивающие программы. В окружающем мире и так полно материала для развития. И тем не менее – вот они, программы «Учим буквы», «Учим цвета», а также подборка мультфильмов на случай плохого настроения.
И, разумеется, когда вечером, уложив ребенка, отправляешься принять ванну, то ровно в тот момент, когда ты ложишься в теплую воду и закрываешь глаза, на тебя с полки падает желтый резиновый утенок. А следом – голубой бегемот.
А что взамен?
Но ребенок ведь не только бесконечно отнимает силы и личное пространство – он и дает ничуть не меньше. И дело здесь не в пресловутом стакане воды или ощущении собственной полезности. Просто в какой-то момент понимаешь, что малыш направляет на тебя всю свою детскую энергию, за счет чего у тебя постоянно «пополняется баланс».
Например, у тебя неудачный день. Работа не клеится, тексты не пишутся, враги наступают, добрые силы сдают позиции. Ты сидишь мрачнее тучи и думаешь, что делать. И тут подходит он. И приносит кубик. По инерции берешь. Потом еще один, и еще один. И вдруг с удивлением замечаешь, что ты уже сидишь на полу и строишь башню, думая вовсе не о своих провалах и проблемах, а о том, чтобы малышу понравилась башня. Если бы в этот момент к тебе подошел кто-то из взрослых, муж или мама, ты бы огрызнулась и еще глубже погрузилась в пучину отчаяния. А здесь ты просто села и стала строить башню.
Да что там работа. Когда Косте было два, моего любимого дедушку сбила машина. Мы с мужем искали виновника происшествия, мотались в больницу, пробивались в реанимацию, молились, верили, снова искали и пробивались.
Ребенка сдали родственникам. И вот мы приходили вечером, все перепачканные мыслями о зле, пропахшие полицейским участком и горем реанимации. Еще две секунды назад в лифте мне казалось, что все, больше сил нет. Только сесть на пол и еще поплакать. Но открывалась дверь, и ко мне бежал ребенок. Он скучал, он так радовался, он лез на меня смешной обезьянкой, изо всех сил обнимал и закапывался лицом в шею. Я вдруг понимала, что сил стало не просто больше. Их стало больше в миллионы раз. Никакие взрослые утешения не работают так, как вот этот малыш, висящий на шее.
Не только ты создаешь ребенку комфортную среду обитания, но и он тебе. Как никто другой он считывает состояние родителей и делает все, чтобы его нормализовать. Даже совсем крошечный малыш. Повышенная чувствительность к дискомфорту и огорчениям заставляет младенца стремиться к исправлению эмоциональной ситуации. Ребенок четко осознает, что его комфорт – это комфорт родителей, а потому он улыбается, сидит у тебя на коленях, показывает самолеты. До тех пор, пока ты тоже не начнешь улыбаться. С детьми тумблер настроения переключается значительно проще, чем без них.
Чудо родительства
С рождением ребенка меняется абсолютно все. И в то же время надеяться, что родительство волшебным образом снимет все личностные и внутрисемейные проблемы, – большое заблуждение.
Недавно подруга посетовала, что появление малыша (ребенку два года) ничуть не изменило их семью. Муж не стал меньше работать, свекровь не сделалась лояльнее, а нагрузка с ребенком оказалась почище любой рабочей.
Слушая ее, я размышляла: откуда вообще берется эта иллюзия, будто родительство что-то чинит? Разваливающиеся семьи крайне редко склеиваются детьми. Это известно, кажется, всем. Как и то, что брак по залету – не метод.
С появлением детей запойные трудоголики не бросают работу, лентяи не начинают больше двигаться, истероиды и нытики не становятся благодушными оптимистами.
Чудо материнства, конечно же, есть, но и оно ничего не меняет. Потому что при всей любви к ребенку ты по-прежнему остаешься собой. Со всеми своими комплексами, проблемами и мыслями. Разве что общая тревожность повышается.
Пытаться переломить себя и выстроить на новый лад – заведомо провальная затея. Я даже и не пыталась. Когда я чувствовала, что общение с ребенком вдруг стало утомительно, я сдавала его папе или бабушке и уходила, хотя бы ненадолго. Чтобы просто побыть с собой.
Говорят дети
Сын сдан бабушке, спрашиваю его по скайпу:
– Ты меня любишь?
– Сейчас я люблю бабушку!
Зато появление ребенка вскрывает все трещины в родителях. У кого-то обнаруживаются проблемы с ответственностью, из кого-то, наоборот, вылезает гиперответственность, не дающая окружающим дышать. Новые вызовы требуют дополнительных усилий, к которым мы не всегда готовы.
Многочисленные семейные тренинги и семинары обещают выстроить новую гармоничную жизнь. Скорректировать все углы, которые из тупых внезапно оказались острыми. Популярность таких мероприятий говорит об актуальности проблемы. А вот об их результативности я судить не берусь.
Нет, конечно, бывают исключения. Когда вдруг загульные отцы возвращаются в лоно семьи, заявляя, что теперь они все поняли. Когда азартно работавшие женщины вдруг бросают карьеру и с удовольствием сидят дома. Но, скорее всего, кто-то просто нагулялся, а кто-то устал работать. Появление ребенка дает простой и очевидный указатель, куда идти дальше.
Моя подруга замужем за 30-летним юношей, который никак не взрослеет. Их ребенку пять. Когда он родился, папа бросил пить, развлекаться, нашел работу и года два был идеальным отцом. Но постепенно начал снова тусоваться, перестал работать. Все вернулось на круги своя. Разве что в исходную схему добавился развод с разделом имущества. Таких примеров я могу привести десятки, а вот обратных – единицы.
И все-таки родительство – это чудо. Точнее, огромное множество маленьких повседневных чудес. Например, когда на прогулке ты садишься рядом с ребенком на корточки – и вдруг начинаешь видеть мир немного иначе. Или когда слушаешь детскую болтовню – и внезапно понимаешь то, что давно обдумывал и никак не мог понять. Ребенок, полностью поглощающий наше время и внимание, при этом возвращает нас самим себе. Это и есть настоящее чудо.
Мои дорогие кидалты
[7]
«Мы живем в обществе кидалтов, взрослых детей, не желающих взрослеть», – об этом пишут газеты и журналы, говорят по телевизору, а видные психологи уже выпускают научные труды. Журналисты очень любят порассуждать о том, под какой угрозой оказались современные женщины из-за того, что мужчины повально превратились в кидалтов. Не от кого рожать!
Кидалты или нет, мужчины или женщины, но мы, конечно же, в чем-то изрядно инфантильны и эгоистичны. Этому есть масса объяснений: и достижения прогресса, и изменения культуры, и трансформация социальных связей, и наверняка еще много всего другого.
Но если вы уж решились завести детей, то бороться с собственным инфантилизмом придется беспощадно.
Например, муж, который до этого принадлежал лишь тебе и был одним из главных факторов комфорта, вдруг оказывается к тому же еще и отцом твоего ребенка. Да, как и прежде, он реагирует на просьбы «хочу на ручки» и «купи мне то», но приоритеты больше не в твою пользу.
Начинается борьба с собственными слабостями. Вот с этим сохраненным до 35 лет ощущением из счастливого детства, что мир принадлежит только тебе и создан для твоего удовольствия. Эгоизм и остатки детства получают жесткий удар. Приходится срочно учиться думать не только о себе, но и о ребенке. Тяжелая задача для тех, кто долго оставался детьми. И дело даже не в том, что теперь все твое расписание подстроено под малыша, а в ответственности и необходимости принимать жизненно важные решения. Да, конечно, на работе мы принимали по 150 решений в день. И еще планировали отпуск, ремонт в квартире, считали, хватит денег или брать кредит. Но тогда от твоего выбора не зависело так много.
Паника, паника, надо позвонить маме. Ага. Конечно, это нормально – спрашивать совета у старших. Но нам-то больше нужен не совет, а чтобы родители «взяли нас на ручки», пожалели. Ведь так тяжело жить, когда ты вдруг стал взрослым, и ребенок требует от тебя воли и дисциплины.
Известный французский психоаналитик Франсуаза Дольто беспощадно пишет в своей книге «На стороне ребенка»: «Родители настолько инфантилизированы, что им нужны дети еще более инфантильные, чем они сами».
Отсюда типовые проблемы воспитания: запугивание, лишение выбора, истерические реакции родителей, обиды на ребенка, попытка уравнять себя и ребенка, но не как равноценных людей, а на уровне дружбы двух детей.
Как пишет Дольто, мамы среднего класса, «белые воротнички», особенно склонны говорить ребенку: «Сделай это ради меня!» – фразу, закладывающую первый камень в систему инфантильных отношений.
Порой я ловлю себя на том, что в минуту хандры и бессонницы в три часа ночи я готова разбудить мужа, чтобы он «меня пожалел». К счастью, участки мозга, не пораженные затянувшимся детством, говорят мне: «Он встает ночью к ребенку, ему завтра рано на работу. У тебя ничего не болит, ну да, тревога, но это нормально, пройдет».
Отдельный пункт нашего инфантилизма – это подростковая неуверенность в себе. Страх, что ты не справишься, не сможешь, что новое окажется сложнее, чем привычное старое.
«Страх перед будущим, страх перед завтрашним днем может лишь усилить угнетение детей и запрет на жизнь тем из них, которые желают родиться на свет», – пишет Дольто.
Помню, лет в 20 считала, что вообще не стоит рожать, так как будущее слишком грустно. Короче, юдоль скорби.
Однако кто-то из нас все-таки производит на свет детей. И взрослеет. А кто-то и с детьми не становится старше, не понимая, как теперь жить. Кто-то и вовсе обходится без детей. Тоже вариант.
Призраки развода
Есть множество статей о причинах массовых разводов в первые годы после рождения ребенка. Однако ничего нового в них не пишут: проблемы с деньгами, отсутствие секса и романтики, охлаждение эмоциональных контактов плюс алкоголизм.
Все это точно не о моих друзьях, у которых полный порядок с финансами, женщины после родов выглядят еще лучше, чем до, а алкоголизм носит локальный и переносимый характер. Ответ на вопрос, почему мы начинаем постоянно ругаться друг с другом на фоне общего обожания ребенка, не найден.
Мы с подругами довольно часто задумываемся о причинах кризиса «первых годов жизни» (если вашу семью он миновал, можете дальше не читать). Одна моя приятельница считает, что с появлением ребенка каждый становится сам за себя: «Урвать свободного времени, отдохнуть, подумать о себе, ведь больше обо мне никто не подумает, я и так круглые сутки забочусь о ребенке, почему я должна заботиться о ком-то еще… И с другой стороны примерно то же».
Это гораздо серьезнее, чем нехватка денег или состояние живота. Часто маленький ребенок не объединяет людей, а, наоборот, увеличивает дистанцию. Прислушиваться друг к другу становится сложнее. Да и нет желания, ты же устал. Ты устал, а тебя никто не понимает. Ты весь день с ребенком, а муж на работе. На работе ведь сплошной отдых. Или ты весь день на работе, а она с ребенком. Дома с ребенком – это же сплошное удовольствие. Я не выспалась, а он хочет романтики и секса. Я устал как собака, а она хочет секса и романтики.
Мелочь цепляется за мелочь. Мы упорно не замечаем, что происходит с другим человеком. Ведь в данный период жизни мы ориентированы на себя и на ребенка. Любить троих значительно сложнее, чем двоих. Моя подруга говорит: «Любовь к мужу и любовь к ребенку – это разное. Важно не становиться равнодушным».
Говорят дети
Любовь – это такое чувство, когда мальчик или девочка чувствуют что-то, из чего им вместе становится хорошо и весело.
По Фромму, любовь – это активная заинтересованность в другом. А мы становимся заинтересованы только в себе. В собственном недосыпе, в совмещении ребенка и карьеры, в потере работы, в усталости. Если ситуация такова, то важно остановиться и не сделать следующий шаг. Либо сделать, но сознавая, что идешь к разрыву.
Попытки четкого распределения обязанностей тоже могут, как ни странно, играть против отношений. Я часто наблюдаю, как милая пара яростно ругается, если кто-то вдруг нарушил раз и навсегда установленное расписание прогулок, выноса мусора и свободных уик-эндов.
В такие моменты мы легко забываем, что совсем недавно с радостью уступали друг другу и многое делали не торгуясь, просто так, чтобы порадовать любимого. Но сейчас мы слишком устали для этого. Мы становимся глухи и слепы, потому что разрушена наша зона комфорта.
Говорят дети
Любовь – это когда люди настолько нравятся друг другу, что чувствуют близость и хотят быть еще ближе. И потом эти люди друг без друга жить не могут и желают друг другу добра.
В фильме «Крамер против Крамера» (я считаю, что это один из лучших фильмов о родительстве) мама и папа любят ребенка. Но муж не замечает жену. И вот однажды он хочет рассказать ей о своих величайших карьерных достижениях, а она тушит сигарету и уходит из дома, так как он ее не понимает. Ребенок остается спать в своей кроватке.
Комментарий эксперта
Елена Савчун, психолог, гештальт-терапевт Развод – наверное, одно из самых неприятных событий, которые могут произойти. По силе стресса развод приравнивают к смерти близкого родственника. И действительно, в каком-то смысле развод – это потеря близкого человека, во всяком случае, потеря его в привычном качестве. Рушится структура семьи, бывшим супругам приходится заново выстраивать жизнь. Страдают при этом все участники процесса. Инициатор развода чувствует себя виноватым, тот, с кем разводятся, – отвергнутым.
Обе стороны проходят несколько фаз переживаний, схожих с теми, что бывают после смерти близкого человека: 1. Шок. Когда не верится, что это случилось, и кажется, будто все еще можно исправить. 2. Принятие ситуации и переживание острого горя. 3. Фаза остаточных явлений, когда переживания накрывают периодически и скорее похожи на воспоминания о потере. 4. Завершающая фаза наступает примерно через год, человек приходит в норму.
Отдельная тема – переживания ребенка при разводе и особенности взаимоотношений «ушедшего из семьи» родителя с ребенком. Здесь очень важно, чтобы родители не думали, будто ребенок слишком мал и ничего не понимает, а потому и объяснять ему ничего не нужно. Так же важно постараться контролировать свои высказывания в адрес друг друга.
Рассказ мамы
«Приняв решение расстаться, я все объяснила сыну»
Мы расстались в июне этого года. В моем случае о разводе мне было тяжело сказать, а не решить. Несколько раз откладывала разговор. Боялась, вдруг муж не захочет увозить вещи и съезжать. Мы с сыном должны были ехать в отпуск, и я сказала: «Хочу развестись» – за неделю до отъезда. В наше отсутствие он мог спокойно собрать вещи. Само решение исходило от меня. Оно было взвешено, я была на 100 % в нем уверена. Первый разговор на эту тему был год назад. Думаю, муж ждал, что я озвучу, это в воздухе висело. Воспринял спокойно, сказал: «Да, ок». Без разговоров и обсуждений. Если анализировать, что стало причиной, то ключевые факторы – это нежелание работать над отношениями, позиция «и так нормально», отсутствие секса. У нас расходились взгляды на воспитание по вопросам истерик, «мальчики не плачут» и т. д. На просьбу почитать статьи, книги современных психологов – игнор или агрессия: «Я лучше знаю».
Была еще моя внутренняя причина, надеюсь когда-нибудь проработать ее с психологом. К моменту рождения ребенка у нас было довольно плачевное финансовое положение, и на мое предложение заключить контракт с роддомом муж не согласился.
Я была уже на 41-й неделе, когда на последнем визите в консультацию врач отправила меня в роддом. Я позвонила мужу, он был на работе, сказал, чтобы я ехала. В роддом меня отвез, страшно напуганную, папа. Потом были очень тяжелые роды. Через два дня – осложнение, я оказалась на неделю в реанимации, потом еще неделю была в больнице.
Муж присылал мне фото сына в бодиках на трехмесячного, привезенных свекровью, хотя у меня все было приготовлено и я сто раз показывала, что где лежит.
Я знаю, что все это – печальное стечение обстоятельств, но не могу простить мужа, что не поддержал и мы не заключили контракт, не поехали к другому врачу… И что он надел на новорожденного эти огромные странные бодики и теперь у меня нет ни одной нормальной фотографии первых двух недель ребенка.
Приняв решение расстаться, я рассказала обо всем сыну, которому было тогда три года. Объяснила, что у взрослых так случается: им вместе очень тяжело и лучше по отдельности. Так у нас сохранятся хорошие отношения, никто ни на кого не будет в обиде. Тебя, малыш, мы очень любим. И всегда останемся твоими мамой и папой, будем заботиться о тебе и защищать. Мужа я сразу попросила чаще приезжать и гулять втроем, чтобы не было «воскресного папы», такой передачи из рук в руки.
В первые дни ребенок как будто даже не обращал внимания, что папы нет дома. Когда тот приезжал, играли как обычно. Однажды мы поехали гулять, в метро мужу нужно было уже к себе ехать, и вот тогда малыш забился в истерике: «Папа, я хочу, чтобы ты поехал с нами».
Непродолжительное время у ребенка был ночной энурез. Но как раз тогда он еще и в садик пошел. Так что никто не разберет, какая тут доля развода, какая – адаптации или вообще простуды.
Пока в моей жизни никого нет. Когда появится новый мужчина, надеюсь, я смогу доступно рассказать с поправкой на возраст об отношениях мужчины и женщины. И обязательно объясню при этом, что, какие бы новые чувства не возникли у кого-то из нас, мы все равно его мама и папа и это навсегда.
Друзья отнеслись к нашему разводу с пониманием. Родители придерживались позиции «Сохранить семью любой ценой». Мама повела себя более тактично. Не задавала лишних вопросов, не продавливала. Я ей сказала, что не хочу повторения их сценария, когда люди, чужие друг другу, живут как соседи и только и делают, что выливают друг на друга свою неустроенность и неудовлетворенность жизнью. В такой ситуации дети страдают больше, чем от развода. Я не рву волосы, что я одиночка-разведенка и жизнь кончена. Маму мое спокойствие как-то удержало от постоянного «Ну как же так, может, еще все наладится».
С папой было две беседы в очень резких выражениях с его стороны. Не поддержал, понять не пытался. С ходу начал внушать, что любовь проходит, но ребенка нельзя оставлять без отца, вырастет маменькиным сынком. Добавил, что мне уже не 20, мужа с ребенком не найду, а женщине нужен мужчина. Все в таком духе с фразами в лучших традициях разговоров у подъезда. Я спокойно выслушала, сказала спасибо за мнение, но это моя жизнь и теперь будет так.
Ты еще и виновата
В «раннем материнстве» неимоверно важно чувствовать поддержку, плечо, на которое можешь опереться. Не только в том, что касается недосыпа и бесконечного намывания поп, но и во всем остальном. Почему-то именно в этой точке почти все мы ощущаем пробоины и недостачи. Близкие вместо поддержки выливают на нас лавину обвинений, заставляя вечно оправдываться.
Говорят дети
Семья – это самое важное, они помогают тебе. Семья – это признак жизни.
«Это ты виновата» – может, не так прямолинейно, но смысл всегда один. Уделила мало внимания ребенку. Вовремя не заметила, что он простыл, и потащила куда-то. Выбрала неправильный детский сад. Мало занималась. Или вообще родила не такого ребенка, как хотелось.
Мне очень повезло: от близких я такого почти не слышала. Только когда ребенок заливался в классической истерике двухлетки. Тут уж, разумеется, я оказывалась виноватой. Либо не так воспитала, либо довела, либо с меня он берет пример. А так мы хоть и спорим и не соглашаемся, но все же стараемся не обвинять друг друга. И это, увы, большая редкость.
В материнских сообществах часто появляются женщины на грани отчаяния, которые ищут поддержки в самых простых вещах. Поскольку от близких такой поддержки они не получают.
Материнство – это и так предельная концентрация ТВОЕЙ ответственности. А когда, например, твоя же собственная мама все время твердит, что ее ребенок «в два года уже „Золотого петушка“ знал наизусть, а твой всё мычит», – хочется, конечно, бежать куда глаза глядят.
Я все пытаюсь понять: почему люди, даже пытаясь выразить заботу, находят слова, которые с заботой не имеют ничего общего? Мычит? Считаешь, что мама не справляется? Так предложи помощь! У тебя же в два уже «Золотого петушка» шпарил – значит, ты можешь помочь! Или свекрови, которые, приходя в гости к «молодой матери», ненавязчиво рассказывают, как у них в доме было чисто, а у вас что такое? Возьми тряпочку да протри пыль между разговорами!
Семья должна быть местом взаимопомощи, энергосбережения, подставленного плеча. Чтобы можно было сказать: «Я в домике». Почему же так часто все наоборот? В популярных психологических колонках наверняка есть масса ответов и советов, но сейчас речь не об этом.
Говорят дети
Семья – это когда все дружно живут. Один человек родит другого, а другой тоже родит другого.
Я уже не раз писала, что общество постоянно клеймит и обвиняет молодую мать по всем возможным поводам. Но от этого хоть как-то можно абстрагироваться, защититься, в конце концов, просто послать излишне навязчивых «доброжелателей». А когда и от самых близких то и дело слышишь: «Это из-за тебя, не уследила, виновата!» – куда деваться?
Ответственность за зависимого от тебя человека – зона ужасной уязвимости, в которой часто перестаешь себя контролировать, хочется провернуть фарш назад, а если нет, то хотя бы поделить этот фарш на всех или сделать ответственным за его прокрутку кого-то другого. И я постоянно повторяю себе: нет виноватых, мы все вместе, нельзя, не делай так, не говори.
Удержаться от взаимных обвинений трудно. Но еще сложнее – перестать обвинять себя. Это происходит за секунды, не успеваешь даже осознать. И вот уже привычное «не» звучит внутри: «Не усмотрела, не сделала вовремя, не поймала, не успела…»
Это как ржавчина, разъедающая изнутри машину советского производства. Мы тоже немного советского производства, но все-таки не машины.
Кто мы и где мы вообще
«This is not my beautiful house. This is not my beautiful wife» – поется в одной песне. Однажды на популярном ресурсе для родителей я прочитала, что если иногда хочется отдохнуть от детей или от семьи, то это признак каких-то проблем – внутренних или в отношениях. Еще в статье почему-то утверждалось, что «если вам скучно с детьми, то в кафе с друзьями тоже будет скучно». Потом следовал совсем уж странный совет: если нуждаешься в уединении, позови в гости других детей. Типа отдохнешь, пока они заняты друг другом. В общем, обойдусь дальше без цитат. Только одна, детская.
Говорят дети
– Дети! Пожалуйста, помолчите! Я хочу посидеть в тишине!
– Хорошо, мам! Давай, ты будешь молчать, а мы будем угадывать, что ты хочешь сказать.
Дефицит одиночества у родителей – величина непостоянная. Она меняется по мере взросления ребенка. Если говорить о мамах, выбравших отпуск по уходу за ребенком, а не выход на работу в три месяца, мы сталкиваемся здесь с хорошо знакомой картиной. Я называю это отчуждением от себя. Весь день занят простыми, но постоянными рутинными делами. Ты все время с ребенком, и твоя реальность очень отличается от всего, к чему ты привыкла. Знакомые теперь спрашивают: «Как вы?», не отделяя тебя от ребенка, словно ты перестала существовать как самостоятельная личность.
Однажды мы обсуждали это с терапевтом, и она сказала, что материнская хандра во многом вызвана тем, что, пока ребенок маленький (особенно если это первенец), все внимание окружающих сосредоточено на нем, и женщины чувствуют себя потерянными в новых обстоятельствах. В этой ситуации женщине обязательно нужно время, когда она возвращается к себе. То самое одиночество, когда ты можешь выдохнуть и вдруг увидеть себя. Перестать делать постоянные монотонные дела, а просто сидеть или (еще лучше) лежать.
В этот момент ты вновь ощущаешь свое существование. Вот ты. Можно собраться с мыслями. Подумать, не рассеиваясь на массу текущих задач. Можно сделать что-то, что ты любил раньше. Вот и все. Момент перезагрузки перегретого диска. Дальше снова все будет хорошо.
Другой дефицит, настигающий нас после рождения ребенка, – это нехватка времени на то, чтобы побыть вдвоем. Проблема, думаю, знакома всем. Я, скажем, всегда очень ценила тихие вечера, когда муж сидит с книгой в одном конце дивана, а я в другом. И раз в 15 минут мы обмениваемся репликами. Никакого особого взаимодействия, и при этом – невероятная близость. У любой пары есть нечто подобное (не обязательно с чтением на диване). Когда появляется малыш, все это резко исчезает из жизни. Равно как и секс. Равно как и распределение обязанностей. Зато стремительно растет фрустрация от недосыпа, плохого самочувствия, усталости. Так возникает то, что психологи называют «снижением удовлетворенности браком».
Еще одним фактором стресса становится и ощущение неравенства. Все мы, конечно же, стремимся к равноправным отношениям, однако на практике они далеко не всегда складываются так. Появление ребенка резко обостряет и эти проблемы.
Находить время друг для друга и использовать его полноценно – очень сложная задача. После появления ребенка формируется совершенно новая модель отношений в паре, время перераспределяется принципиально новым образом, что сильно зависит в том числе и от материальных условий.
Институт Макса Планка как-то провел исследование, оценивающее удовлетворенность жизнью после появления первого ребенка. В зависимости от результата ученые пытались спрогнозировать, готова ли пара родить второго и через какое время. Исследователи сознательно не задавали прямых вопросов об отношениях внутри пары, но одним из параметров оценки (помимо удовлетворенности материальной обеспеченностью и социальными условиями) была категория «субъективный уровень счастья». Результаты исследования показали, что 73 % опрошенных после рождения первенца пережили снижение этого «ощущения счастья».
Когда ребенок подрастает, мы более-менее возвращаемся в свою колею. Мы уже со всем справляемся, снова много общаемся, но по факту времени на себя, на самовосстановление намного больше не становится. По данным Росстата, в среднем работающая женщина в сутки тратит 2 часа 40 минут на домашнее хозяйство, 21 минуту – на воспитание детей, а 2 часа 10 минут – это ее свободное время.
Статистика прекрасна, но в реальности у нас нет этих двух часов на себя. И воспитание детей, и домашнее хозяйство, и наше «свободное» время – все это происходит, как правило, одновременно.
В будние дни я провожу с ребенком 4,5 часа: час утром и 3,5 часа вечером. В это время я делаю все разом: играю, готовлю ужин, болтаю, рисую, работаю, читаю ребенку и так далее. Около десяти вечера ребенок засыпает. И у меня остается час того самого «свободного времени». Как правило, я провожу его за работой. Правда, в какой-то момент я осознала, что превращаюсь в машину, и усилием воли выделила полчаса в день только для себя. В итоге каждый вечер я просто ухожу на полчаса в ванную. Лежу в воде, читаю или просто туплю, но эти полчаса я провожу с собой. Очень важные полчаса, которые помогают мне чувствовать себя спокойно и комфортно.
При этом, разумеется, я постоянно мучаюсь, что провожу мало времени с ребенком. Зная, что главное – не количество, а качество, я начинаю заморачиваться на этом самом качестве и в итоге теряю себя, машу рукой и думаю: «Главное, чтобы всем было хорошо. Косте, его папочке и мне». А теперь творчески совместим это «хорошо». Но мысль о том, что я должна проводить с ребенком больше времени, меня не покидает.
Это, кстати, тоже общая тенденция, мы здесь не исключение. Американские исследования показывают, что время, которое женщины проводят с ребенком, с семидесятых годов неизменно растет. Однако 85 % опрошенных по-прежнему чувствуют, что уделяют детям недостаточно времени. При этом 71 % женщин мечтает иметь чуть больше времени для себя (у мужчин – 57 %).
Как-то раз я на две недели отправила ребенка на дачу. Первый вечер в одиночестве (муж до ночи работал) я провела насыщенно. Я спала. Потом два вечера сидела на диване с книгой, положив на мужа ноги и раз в 15 минут выдавая реплики. А потом мне уже хотелось, чтобы все вернулось к обычному ритму, но только пусть в нем обязательно останутся мои полчаса на одиночество.
Это нормально – иногда оставаться наедине с собой. Это одна из экзистенциальных потребностей человека, которая обязательно должна быть удовлетворена. Для всеобщего блага и равновесия, а также для поддержания того самого «уровня счастья».
Станешь одиночкой
Сторонники сохранения брака во имя детей и во что бы то ни стало постоянно используют несколько аргументов. Первый классический – «будет тяжело». Как будто не тяжело жить в семье, которая уже развалилась. Второй – им почему-то особенно любят пугать женщины – «кому ты с ребенком будешь нужна, так всю жизнь одна и прокукуешь». Снова – неизвестно, как лучше, одной с ребенком в тишине или втроем, но в состоянии бесконечной войны. Да и практика показывает, что дети не мешают тому, чтобы жизнь продолжалась. Третий аргумент – «ребенок тебе этого не простит». Тут, конечно, многое зависит от обстоятельств развода, поведения родителей и так далее. Я поговорила с несколькими своими сверстницами, которые в одиночку воспитывают детей, чтобы понять, так ли это.
Рассказ мамы
«Я не считаю себя матерью-одиночной»
Я рассталась с молодым человеком и вскоре узнала, что беременна. Сообщила об этом отцу ребенка, попробовали наладить отношения, но в итоге поняли, что расстались не зря. Рожала я уже одна, отцу, по его словам, это все было неинтересно. У меня же была установка: наши отношения – одно, отношения ребенка и папы – другое, поэтому я никогда не препятствовала их общению, была только за. Где – то через два года отец появился, захотел общаться, мы несколько раз встретились и вместе погуляли, но потом все быстро сошло на нет.
Лет до трех у дочери вообще не возникало вопросов про папу. Братиков и сестричек тоже нет, и дедушки нет – ну что же, бывает по-разному! Вопросы начались с детским садом. «А как папу зовут? А почему у тебя нет папы?» – конечно, ребенку захотелось иметь папу, о котором можно поговорить. Однажды я вдруг услышала горестное-горестное: «А у меня нет папы, он умер». Пришлось выяснить, откуда такие идеи (в саду подсказали), и объяснить, что он не умер, просто мы еще не встретились. Вот мы с ней встретились, а с папой – еще нет. Были вопросы «А как же я получилась, если детки получаются от мужчины и женщины?». Рассказала, что она получилась у меня и хорошего мужчины, и что мы любили друг друга, и что хотели, чтобы она появилась, но не подумали, что вместе нам не очень хорошо живется. «А почему?» – ну тут проще: кто-то любит лук, а кто-то терпеть не может, кто-то любит собак, а кто-то боится, кто-то любит спать, а кто-то – бегать… Ну и вот человеку, от которого ты получилась, больше нравится жить самому. Поэтому он не твой папа, папе ведь интересно, что происходит с его дочкой? Как-то так эти вопросы и заглохли. Иногда она говорила про кого-то: «Хорошо, что он не мой папа, а то пришлось бы с таким жить». Минимум драмы и «все хорошие».
Тяжело ли мне? Чтобы ответить, надо с чем-то сравнить. Это первый ребенок, у меня нет другого опыта. Так что это просто жизнь, никакого героизма. Бывает очень тяжело, но если посмотреть по сторонам – бывает и замужем тяжелее, а бывает и с двумя детьми одиночке легче. Единственное, что точно тяжелее, – нести ответственность. За ребенка и за себя. А еще когда у ребенка нет отца и ты должен быть родителем 100 % времени, без выходных или «у меня 39,5 и пусть с ребенком сегодня занимается папа». Ну и совмещение всего. Например, ребенок заболел, капризничает, что с ним происходит – непонятно, врач должен был приехать час назад, но его нет. Надо спросить у кого-то еще, поискать в интернете, принять меры. И при этом ты все еще мама, которая успокаивает малыша, носит на руках и излучает мир. И хозяйка – готовишь еду, встречаешь курьера, стремительно убираешь за ребенком, которого тошнит. И работник – держишь в голове, что через два часа от тебя ждут документ, и пытаешься его додумать, отвечаешь на звонки. И женщина, и поэтому третий раз переодеваешься (ребенка тошнит), отмываешь руки от следов готовки и показываешь дочке, как надо причесываться. Это все не очень сложно, но все эти роли надо играть и нельзя отказаться. Вот от такого балансирования я порой уставала. А чтобы узнать, что одной воспитывать ребенка – героизм, надо попробовать сначала воспитывать с кем-то. И сравнить. Некоторые мои подруги, которые замужем, кажутся мне большими героями.
Что касается финансовой стороны. Мне тут повезло, я начала экономить раньше: были мечты на год прервать работу и поехать учиться. Вышло иначе. Факт, что какое-то время можно не думать о деньгах, очень успокаивал. Кроме того, у меня уже были свои маленькие проекты, которые приносили небольшой, но доход (первый год хватало ровно на оплату съемной квартиры недалеко от работы). Поначалу, конечно, экономия, помощь друзей: вещи «по наследству», рассказывать друг другу о распродажах и удачных решениях. Через год после рождения дочери я уже вышла на работу, но выросли и потребности, так что ближе вариант «работать за двоих». Через пару лет все свелось к банальному бюджетированию.
И да, мне пришлось учиться просить о помощи, не стыдиться сказать друзьям: «Пожалуйста, поиграйте с ребенком сегодня полчаса-час, пока я доделаю работу». Или: «Мне нужна работа на 4 часа в неделю». Или даже: «Поговорите со мной не о детях полчасика, пожалуйста!» Это было очень сложно, но получилось. После такого те, кто хотели предложить помощь, но боялись обидеть, приходили сами. Мне стало понятнее, что нужно и чего не хватает (так появилась няня, и я вышла на работу). Я поняла, что сама могу помогать, а это очень полезное ощущение, особенно для тех, кто страдает: «Я ничего не могу и ни с чем не справляюсь». В конце концов, деньги – это средство обмена на другие ресурсы. Внезапно выяснилось, что зачастую можно обойтись и без этого средства. Государство помогает в год примерно на половину суммы поездки в тепло на недельку. Нельзя на эти деньги рассчитывать, очень сложно на них прожить, но если снимать с карточки раз в году – приятное дополнение!
Время на себя. С этим первые пару лет мне очень помогала мама. Через месяц после родов она отправила меня в бассейн, потом приезжала погулять с младенцем, пока я бегаю, или поиграть, пока работаю. Мама сама трудоголик, так что ни ей, ни мне не пришло в голову, что иногда еще нужно время «для ничего». Сейчас мне кажется, что для мамы, воспитывающей ребенка самостоятельно, время «для ничего» нужно особенно. Помогают друзья, причем иногда это не про «дать время», а про «освободить внимание». Разговаривать, пока ребенок играет на полу, но при этом дать маме возможность не следить за ним, – бесценно. Напомнить, что ты не только мама, подарив косметику, – бесценно. После выхода на работу основным решением оказалась няня.
Я не считаю себя матерью-одиночкой. Есть я-человек, и одна из моих социальных ролей – мать. Да, без этой части моей жизни я уже не я. Нет, это не вся моя жизнь, и если меня рассматривать исключительно как мать-одиночку, то я и сама такая себе не нужна. Ребенок не задавал вопросов, но я и не давала повода их задать, стараясь не перегружать ее своей личной жизнью. Когда повод появился, включилась жесткая конкуренция: «Мама моя!» и «Пусть он не приходит, и ты будешь только со мной!» Поговорили, расписала ей будущее, в котором она везде ходит со мной, а еще берет меня на ручки, если мне грустно, а если я устану, сама себя забирает из сада и готовит сама себе завтрак. Разъяснила, что она всегда моя первая любимая дочь и никто не станет другой первой любимой дочерью. Полистали любимые книжки, поиграли в кукол, напряжение спало. Позже спрашивала аккуратно: «А можно я буду называть его папой?» – спроси у него, может, он хочет, может, нет. «А мы будем вместе?» – пока всем этого будет хотеться – да. «А если кому-то расхочется?» – будем придумывать, как это исправить. «А если не получится?» – придумаем, как жить дальше, мы же как-то жили раньше. У нее это еще накладывается на возраст, когда дети бесконечно играют в дочки-матери и примеряют на себя множество моделей, фантазируют, пробуют идеи в игре. И если раньше папа был таким мифическим героем, который непонятно где, но точно герой, то теперь в ее играх папа – это такой понятный персонаж с очерченной областью задач, ролевым поведением и взаимодействием с мамой, дочкой, сыном, бабушкой, друзьями и друзьями мамы. Кажется, дети сами себе все неплохо объясняют.
С жалостью окружающих я не сталкивалась, но было хуже: я сталкивалась с брезгливой реакцией «Не ждите от меня жалости». В какой-нибудь конторе или при общении с людьми старшего поколения вдруг звучит: «Папы нет, нет, совсем нет, мать-одиночка» – и в ответ тебе летит что-то странное, типа: «Ну ничего, всем сложно» или «Понимаешь хоть, что сама виновата». Не знаю, что эти люди хотят донести, и каждый раз с удивлением слушаю их до конца.
Рассказ мамы
«То, что мы счастливы, как-то видно»
У меня был план. Даже проект. Прежде чем завести ребенка, я тщательно готовилась: сначала купила квартиру, отложила денег, чтоб полгода не работать, и основательно пролечилась – вот прям пришла к докторам и сказала: «Через год-полтора хочу забеременеть, давайте сделаем полный техосмотр, и потом как угодно развинчивайте, промывайте и свинчивайте обратно, но чтоб все было идеально». С отцом ребенка у нас были очень теплые и дружеские отношения, на уровне friends with benefits. Я с ним честно договорилась, что не буду предохраняться и хочу от него ребенка, и сразу оговорила: захочешь – впишешься как отец в свидетельство о регистрации, будешь воскресным папой. Не захочешь – тогда мы расстанемся полностью. Не увидишь никогда в жизни ни ребенка, ни фотографий и пообещаешь никогда не появиться в моей жизни. Я у тебя никогда помощи не попрошу, мне твоя ответственность за ребенка не нужна, сам знаешь, я в состоянии справиться от и до, мне доверять можно. Он некоторое время думал, выбрал второе. Так что больше я никогда о нем ничего не слышала. Ребенку 17 лет.
Как воспринимает ребенок то, что папа не живет с вами (или факт, что папы просто нет)? Здесь два вопроса. Первый – это про отсутствие мужчины в доме. Не самый легкий вопрос. Где-то года в три дочкиных я почувствовала, как ей чего-то не хватает. Даже на такой ерунде, что она больше всего любила гулять не со мной и не с няней, а тот редкий случай, когда я могла пойти с ними и мы гуляли втроем. Чтоб идти между нами, держась за руки двух взрослых. Я решила, что виновата и что надо решать вопрос. И вышла замуж. Несколько лет все было хорошо: человек очень старался с ребенком дружить, мы отлично тусили втроем, много играли и мастерили. Потом вылезли другие проблемы в этом браке, несколько лет получилось трудных, и, только когда я приняла окончательное решение и мы расстались, оказалось, что дочь уже пару лет мечтала, чтоб это случилось, и твердо считала, что вдвоем нам будет лучше. И вот мы опять вдвоем – уже с сознательным ребенком, потом подростком, – и нам совершенно отлично, хотя недавно, после прогулки втроем с моим нынешним бойфрендом, дочь сказала все-таки, что в этом ощущении – «втроем с родителями», «большой и сильный мужчина рядом» – что-то такое глубинно правильное есть, по чему она скучает.
А второй вопрос – это про биологического отца. Про интерес к тому, кто породил ее. Не болезненный вопрос. Когда-то в далеком детстве я ей сказала: «Твой папа уехал в Америку» – на случай вопросов бабушкиных подружек и соседок, чтоб моей маме не было дискомфортно. Много лет этого хватало, и она не вспоминала о нем. Подростком, конечно, спросила опять. Я ей рассказала всю историю, показала по ее просьбе фото. Сказала, почему я не хочу, чтоб они знакомились (ну, скажем, это гордость; если б она ему была интересна, за столько лет он как-нибудь сам бы объявился). Она разделила эту эмоцию, но решила, что все-таки познакомиться и увидеться один раз хочет. Я предположила, что лучше это делать после того, как ей исполнится 18, – чтобы с самого начала не было подозрений, что мы вдруг решили вымогать алименты. Она согласилась. И больше про это вроде бы не вспоминает.
Сейчас мне кажется, что тяжело было до двух лет, а больше никогда. Физически – да, многолетний недосып не способствует здоровью, долго восстанавливалась. А ощущения экзистенциального ужаса от того, что я одна должна все решать и нести ответственность, успевать везде и не иметь возможности заболеть и расслабиться, – не было. Все воспоминания о периодах, когда меня захлестывало «мне тяжело» и «я не справляюсь», связаны с заморочками человека, за которого я сходила замуж, и разруливанием его проблем, которые он на меня повесил, – вот добавить еще это к тому, что тяну ребенка и немаленький груз ответственности по своим бизнесам, – это да, ломало спину. С чем было тяжело психологически – это с несвободой. Но это, по-моему, никак не зависит от того, один родитель или двое. В полной семье ровно то же. Я имею в виду, что ничего же не можешь планировать и никак не можешь выбирать время. Его всё время выбирают внешние обстоятельства. Съездить в отпуск – только в школьные каникулы (я без ребенка не езжу). Потусить где-то вечером, запланировать важный проект на работе, лечь в больницу порешать свои проблемы – даже при достаточно взрослом ребенке все равно особо не спланируешь: любые планы проживут несколько часов, а потом у ребенка температура 38, или важная контрольная и к ней надо помочь подготовиться, или любовная трагедия и надо помочь прожить стресс, или «а, кстати, я забыла, утром надо прийти в школу в костюме Энциклопедии» в десять вечера – и будешь делать к утру костюм Энциклопедии.
Как решать денежный вопрос? Работать за четверых, я других вариантов не знаю. Еще есть проблема собственного пространства. Не знаю, как справляться. Я не справилась, просто притерпелась. Мысль, что скоро взрослый ребенок выпорхнет из дома и я останусь одна, уже несколько лет поддерживает и помогает не скрипеть зубами, обнаружив в очередной раз, что у меня нет права на уединение и на неприкосновенность чего угодно моего. Но опять-таки – а что, в полной семье с этим лучше? Да ни разу.
А вот бурная личная жизнь у меня не прекращалась при наличии маленького ребенка: первый роман начался – я еще кормила. Предложение замуж – то, которое я приняла, – было третьим. С объяснениями все естественно получилось: когда появился тот муж, она была еще маленькая, приняла его естественно, в доме же всё время было много друзей, она не сразу начала его выделять. А позже, уже шестилетняя, радостно гуляла на нашей свадьбе. А когда мы его выгнали – ну так она уже была сознательная барышня, ей было двенадцать, она сразу начала меня воспитывать, чтоб я немедленно обзавелась любовниками и бойфрендами, и изо всех сил выпихивала на свидания.
От окружающих я ни разу не замечала жалости или снисходительного отношения. Наверное, то, что мы с ребенком счастливы, как-то видно и ощущается. Даже когда было тяжелее всего – от тех, кто имел возможность это увидеть и понять, было скорее уважение и восхищение.
Рассказ мамы
«Нет, он не станет твоим папой, папа у тебя один»
Мы с отцом моей дочери просто неважно подходим друг другу как партнеры, однако признать это согласились не сразу и разошлись, только когда девочке исполнилось полтора года. Отношения с отцом ребенка цивилизованные: общаемся по вопросам, которые касаются дочери, вежливы друг с другом, когда видимся, не отказываемся от разговоров (хотя это скорее small talk). Однако о близости, разумеется, речи нет.
Ребенок, конечно, расстраивается, но скорее принимает как данность. На вопрос, почему папа больше с нами не живет, отвечаю всегда, что такое бывает, отношения меняются и в какой-то момент мы с папой приняли решение: по отдельности нам будет лучше, чем вместе. Иногда фантазирует о том, как было бы здорово жить всем вместе: чтобы были мама, папа, мамин бойфренд, гипотетические братья и сестренки и т. д. Обнимаю ее и говорю, что вижу, как она соскучилась по папе, но вместе мы вряд ли когда-то будем жить. Иногда использует отсутствие папы как повод порыдать или поскандалить, не делать что-то неприятное. Скажем, оттянуть уборку в комнате, потому что «скучает по папе».
Воспитывать ребенка одной тяжело, но я бы не сказала, что это героизм. Тяжелее всего для меня отсутствие личного пространства, возможности просто побыть одной, встретиться с друзьями без ребенка, уйти или уехать спонтанно на несколько дней, да даже в магазин выйти. Ради возможности высыпаться я пошла по пути наименьшего сопротивления (кормление грудью, совместный сон), пожертвовав режимом и личным пространством. Теперь, когда дочери пять, я пожинаю плоды этого, но, думаю, иначе я в тот период не выжила бы.
Иногда дочь забирал на день кто-то из родственников, но это происходило редко (она первый ребенок в моей довольно обширной семье, и, пока она была маленькой и я кормила ее грудью, отдать ее надолго было невозможно, да никто и не горел желанием брать). Это время обычно уходило на многочисленные недоделанные дела (да вот хоть в магазин сходить). Еще был отдельный страх, что со мной что-то случится (тромб, эмболия, инсульт) и ребенок останется в квартире один рядом с трупом.
Финансовый вопрос решался так: я работала за двоих, но мне было не привыкать. Отец ребенка никогда не был в достаточно стабильной финансовой ситуации, чтобы полноценно вкладываться деньгами, скажем так.
Легенда о мужчинах и матерях-одиночках. Конечно, выборка сильно сужается, но она сужается от массы факторов, ребенок – вовсе не главный из них. Объяснять, конечно, приходится. «Вот, это NN, мой друг/любимый человек. Он мне нравится, мы будем видеть его чаще. Мы поедем втроем на море. Мы будем вместе жить, это теперь и его дом тоже, а мы – семья. Нет, NN не станет твоим папой, папа у тебя один, и это никогда не изменится. Просто – есть папа, есть NN, это совсем разные люди». Я всегда за честность в коммуникации, отвечаю на вопросы прямо, объясняю как есть.
С жалостью окружающих я никогда не сталкивалась (у меня просто на лбу написано: «Не влезай, убьет»). Иногда самой было нужно, чтобы меня пожалели и признали, что я молодец, – потому что объективно бывали очень тяжелые времена. С этим запросом я шла к друзьям. Но незнакомых за жалость я убиваю сразу, и по мне это заметно.
Стоять не двигаться
Когда я только-только родила, мужу предложили работу мечты. Правда, она была связана с переездом надолго в другую страну и проживанием в городе, который раньше казался мне прекрасным, а тут внезапно стал внушать ужас (это была Венеция, да, город мостов, куда уж с коляской?). Словом, я заявила, что никуда не поеду. У нас здесь все устроено под жизнь с ребенком. Тут мама, всегда готовая помочь. Тут мой родной язык.
Достаточно легкомысленно уехав в свое время рожать во Францию, я вдруг превратилась в наседку, для которой лучше ее собственного гнезда ничего на свете нет. Дело, конечно, было не в гнезде, а в моем страхе. Я боялась не справиться. Если бы не ребенок, согласилась бы не раздумывая. Но с ребенком – нет, увольте.
Когда появляются дети, все становятся более оседлыми. Мы меньше куда-то ходим, старательнее выбираем отпускные маршруты. Для некоторых моих друзей даже поездка за 2–3 часа от Москвы превратилась в проблему. «Он кричит в машине. Безостановочно. Нет уж», – заявила подруга, когда я предложила съездить куда-нибудь на выходные с детьми. Я подумала, что мне повезло. Мой-то в машине спит. И в самолете тоже.
Есть масса и более глобальных факторов. Ребенок как будто бы делает нас более зависимыми от окружающих обстоятельств. От работы – мы же не бросим работу; на что мы будем покупать подгузники, одежду, игрушки, книги? От удобной и привычной квартиры, где все расставлено по местам и помогает сделать жизнь проще. От знакомых магазинов, платежных систем, более или менее понятной бюрократической машины. От бабушек и нянь. От друзей, которые готовы помочь или просто выслушать. Мы становимся скучными «людьми с детьми». Приключения теперь не для нас. У нас есть график еды и сна. Плюс ко всему мы беспокоимся о наших детях! Тяжелые перелеты. Климатическая адаптация (даже если речь идет о простом отпуске, многие долгое время никуда не ездят с детьми). Если это другая страна и надолго, то как он там будет без языка. Хочется добавить еще что-то про березки.
Рассказ мамы
«Решение о переезде было простым»
Однажды я (а я уже достаточно давно в разводе с отцом своего ребенка) случайно пересеклась со старым другом – французом, который когда-то жил в России. Мы начали встречаться, через какое-то время стали обсуждать идею переезда. Нам хотелось жить вместе, ну и казалось логичным, что местом для совместного проживания станет Париж, а не Москва. Когда наше решение стало окончательным, я принялась готовить к этому сына. Рассказывала про Париж, показывала фильмы и картинки, ставила песни. Он в итоге идею переезда воспринял с воодушевлением и очень ждал, что у него будет новая комната и новая квартира. С мужчиной у них на тот момент уже сложились хорошие отношения, он говорил, что это его друг, и был готов с ним жить, хотя бы на словах.
Для меня самой решение о переезде было простым и даже как-то заранее сформулированным, причем ребенок играл здесь не последнюю роль: мне не хотелось, чтобы он рос в России. Тут так много факторов, что даже не знаю, с чего начать, – экология, образование, экономика, политика, нетерпимость, патриархальность. Мой бывший муж был категорически против переезда, хотя мы обсуждали это и он мог бы легко найти работу за рубежом. С другой стороны, когда я задумалась об этом всерьез, стало очень страшно оставлять все: работу, семью, связи и налаженную жизнь, – я долго сомневалась и раздумывала, но в итоге решила, что оно того стоит, приняла решение и стала готовиться к переезду.
В итоге у меня получился не один переезд, а два. Мы приехали в Париж. Все стало очень-очень плохо. Я не понимала языка, не могла решить какие-то простые проблемы вроде записи в детсад или покупки стульев. Все вокруг было чужим, непонятным. Не было ни друзей, которым можно пожаловаться, ни знакомой рутины, которая могла бы успокоить, ни моей работы-проектов для реализации. У сына в итоге не сложились отношения с моим бойфрендом, ребенок начал истерить, чувствуя мое настроение, да и вообще лишившись привычного окружения, а мужчина к этому всему оказался не готов. Мы расстались, и я с сыном уехала жить к моей маме в Испанию.
Там все было гораздо проще. Мы переехали в маленький город, где живет моя мама с мужем. Они помогли мне найти квартиру, быстро решили вопрос с зачислением в школу, и мы как-то сразу погрузились в эту жизнь. Появились друзья, я начала удаленно работать и активно учить язык. Все было очень спокойно и классно. Мой сын быстро привык к школе, нам составили план адаптации: сначала ребенок остается в школе на два часа, потом до обеда, потом – на обед, потом – до конца дня. Отмечу, что он почти сразу попросил оставить его до обеда, а потом и до конца дня. После школы мы шли на площадку – играть с друзьями. Он быстро освоил базовый испанский, которого было достаточно для того, чтобы вместе рассматривать муравьев, бегать по луже и кататься на тарзанке. Прекратились истерики.
Что касается меня, то в итоге самым сложным оказалось лишиться старой работы – она для меня имела большее значение, чем я полагала. Без нее я растерялась. Кроме того, когда в Париже выяснилось, что мой друг не готов к семейной жизни и не в состоянии взять на себя ответственность за нас, это стало еще одним потрясением. Если бы он повел себя иначе, мне было бы гораздо проще.
Закончилось тем, что мы решили остаться в Испании. Сын иногда скучает по родным, которые остались в Москве, но я думаю, эту проблему в нашем мире можно легко решить – существуют самолеты.
Рассказ мамы
«Судьба решила все за нас»
Мы с мужем всегда (а между регистрацией брака и рождением дочери прошло 16 лет) шутили, что ребенка нужно рожать в США – прежде всего из-за возможности ребенку получить американское гражданство. Но все это было несерьезно, пока мы не поняли, что беременны и нужно принимать какое-то решение. В некотором смысле его приняла за нас отечественная бесплатная медицина. Мои анализы неизменно оказывались «плохими», их постоянно перепроверяли, они оказывались нормальными, а на очередном скрининге заявили, что у нас родится даун. И отправили на прокол. На этом этапе мы бросили бесплатное обслуживание и нашли отличного платного врача, но задумались: может, действительно стоит поехать рожать за границу, коль скоро мы в любом случае будем делать это платно?
Но куда? Понятно, что это должна быть англоязычная среда – другими языками мы не владеем. У нас были открытые американские визы, к тому же в Нью-Йорке жила наша русская подруга, которая за пару месяцев до этого сама родила и после того, как услышала о наших злоключениях с государственной медициной, сразу же предложила приехать в Нью-Йорк и пойти рожать к ее доктору. В Нью-Йорке мы были пару раз, как раз перед беременностью, нам с мужем очень нравился этот город. Решение мы приняли быстро: «ОК, поехали, и будь что будет…» Через пару дней после прилета в Нью-Йорк мы встретились с доктором (вернее, докторшей) нашей подруги – и она мне сразу не понравилась. В итоге я нашла милого русскоговорящего, спокойного и уверенного доктора из нашей еврейской иммиграции конца семидесятых, который сразу меня очаровал, а потом стали просто наслаждаться жизнью.
О работе мы не думали, так как, во-первых, не могли по статусу (мы были на туристических визах), во-вторых, не хотели (какие-то минимальные сбережения позволяли пока бездельничать), а в-третьих, даже если бы мы могли и хотели, то непонятно, чем бы мы занимались.
Но судьба решила все за нас: мне внезапно предложили стать директором по развитию в одной американской компании. Мы посовещались и решили, что надо соглашаться. К тому же мы не представляли, как возвращаться с трехмесячной малышкой в декабрьскую Россию. И куда? Мы ведь из Новосибирска, возвращаться туда с ребенком не хотелось. Оформили документы и остались, фактически прыгнули в открытый космос; и поскольку мы ВООБЩЕ не представляли, что нас ждет дальше, страха особого не было – мы просто не знали, чего бояться.
По факту, самое сложное, с чем мы столкнулись, изменив жизнь, – это интеграция в новую систему: социальную, медицинскую, – сложно было оформлять документы и решать квартирный вопрос; если говорить о ребенке, то в его развитии мы столкнулись с задержкой речи.
Дочка заговорила поздно и сразу на английском. Думаю, что на окончательный выбор языка повлияла детсадовская среда. Мы долго пытались говорить с ней дома ТОЛЬКО ПО-РУССКИ, но безрезультатно: она практически все понимает, но отвечает по-английски. Я сломалась первой и перешла в разговорах с Евой на английский; муж еще пытается говорить с ней по-русски, но я замечаю, что все чаще также соскальзывает на английский. Между собой мы с Володей говорим по-русски, в нашем доме бывают русскоговорящие гости, но также и англоговорящие. Дочка любит смотреть советские мультики (особенно про Карлсона, котенка Гава, Чебурашку и т. д.). Правда, англоязычный YouTube она поглощает не менее активно. Не могу сказать, что книги мы читаем с утра до вечера, но когда читаем, это может быть, например, Paddington Bear на английском, а может быть и Мюнхгаузен на русском.
На вопрос «Кто ты?» она уверено отвечает: «I'm American». Но если ее переспросить: «Are you Russian?» – она может ответить: «Yes I can speak po-russki». Несмотря на то что познания в политической географии у нее еще очень слабые, она абсолютно четко ассоциирует себя с Нью-Йорком и уже видно, что сильно любит свой родной город. Теперь возвращаться в Россию мы точно не собираемся. Непонятно, как англоговорящий ребенок сможет адаптироваться в русской языковой (пусть и не совсем чужой) среде и уж точно в абсолютно другом культурном пространстве. Во-вторых, давайте будем честными: зачем лишать ребенка всего того, что у нее есть здесь и сейчас?
И все-таки почему многие с появлением детей становятся такими тяжелыми на подъем? Мы объясняем это желанием сделать жизнь ребенка лучше и стабильнее. Но, на мой взгляд, мы просто не очень уверены в себе, а ребенок расширяет нашу зону уязвимости. Мы слишком многое начинаем взвешивать даже там, где можно просто положиться на жизнь. Мы даже готовы жертвовать своими интересами ради стабильности. Ведь ребенок приносит с собой столько хаоса, упорядочить который невероятно трудно. А упорядочив, не хочется ничего менять.
Сейчас я очень жалею, что не разрешила мужу уехать работать и сама не уехала вместе с ним и ребенком. Мне кажется, мы провели бы отличный год в волшебном месте. И я бы прекрасно справилась, а хандра, душившая меня в Москве, быстрее развеялась бы от смены обстоятельств. Дети не привязывают нас к земле, мы сами привязываем себя. Тем, что боимся. Дети едут вместе с нами. Иногда кричат, иногда смеются – главное, чтобы мы не расставались.
Папа может
Непреложный факт: в области равенства мам и пап мы уже существенно продвинулись. Выросло блестящее поколение мужей, которые не ориентируются на искаженные цитаты из средневековой книги о том, как вести семейную жизнь и хозяйство.
Я говорю сейчас не о глобальной ситуации в России, а лишь о том, что вижу вокруг себя. Мы равно тревожимся и радуемся, равно ходим на работу, равно меняем подгузники, катаем коляску. Отцы, сидящие сложа руки и важно наставляющие, уже в меньшинстве. Отцы, которые относятся к детям в духе престолонаследия, тоже встречаются все реже. В общем, несмотря на нынешнее российское стремление скатиться поглубже в прошлое, мы продолжаем идти вперед.
Есть такая веселая детская песенка про «папа может». Папы могут абсолютно все. Никто больше не волнуется, правильно ли папа оденет ребенка и не слишком ли он высоко катает на качелях, – мы давно знаем, что с этим наши чудесные папы прекрасно справляются. Папы могут не спать ночами, менять подгузники, делать детское питание, кормить ребенка из бутылочки, гонять с ним в мяч, но «мамой он не может быть».
Папа знает все даже о том, чего он не умеет. Я однажды неудачно вставила Косте свечку от простуды. Ребенок вопил, муж меня порицал. Я вышла из себя, сказала, чтобы вставлял сам. В итоге, когда я позвала его вставлять свечку, он отговорился тем, что у него руки грязные, но он с удовольствием на словах объяснит, как это надо делать.
У моей подруги заболел ребенок. Высокая температура, бесконечный кашель, какой-то унылый вирус с осложнениями. Приходили несколько врачей. Папа всех их заклеймил как бездарей. Жена в отчаянии попросила его найти врача, который бы соответствовал его высоким запросам, но он почему-то не стал этого делать.
Как ни крути, но обычно именно мамы держат в голове бесконечную кучу детских «можно, нельзя, надо, кончилось, купить, позвонить, узнать». Только мамы помнят, что в будние дни мы звоним педиатру по этому телефону, а в выходные – по другому. Что в детском саду надо раз в неделю менять пижаму. Что, идя в гости, надо не забыть сменку. Дать яблоко, не дать вон те конфеты, потому что на них аллергия, там орехи. Попробовать в ресторане еду, прежде чем дать ее ребенку («А-А-А!!!» – визжит дочь моей подруги, которой папа щедрой рукой забил рот курицей в очень остром соусе). Папа не понимает алгоритм поиска детского сада, он даже не задумывается об этом, а когда подходит время идти в сад и выясняется, что ребенок никуда не записан, угадайте, кто оказывается виноват?
Какие-то элементарные мелочи, например то, что, когда ребенок идет на площадку, ему лучше надеть самые удобные ботинки, а не те, которые первыми попались на глаза. Папа кричит: «Где его пижама?!», хотя пижама из года в год лежит в одном и том же месте.
Говорят дети
Неужели нас папа отвезет в детский сад??? Неужели папа может так рано встать???
Координируют детские активности, возят детей, подбирают домашний персонал неизменно мамы, даже если при этом они работают с такой же нагрузкой, что и мужчины. Попытка моей подруги договориться с мужем (более чем вменяемым человеком) о том, что они будут сидеть с ребенком на больничном по очереди, потерпела полнейший крах. Детские праздники тоже падают на матерей. Ты должна закупить подарки, позвать, устроить, подгадать, а еще успеть к приходу гостей снять домашние штаны и стать снова нимфой и богиней.
На женщинах традиционно оказываются и поддержание семейных связей, уход за пожилыми родственниками и так далее.
Во многом материнская усталость идет именно от этого обилия мелкой рутины, которая загружает процессор. Можно поделить права, бюджеты и обязанности, но все равно останется то, что будет нести на себе только один. Точнее, одна.
«A man works from sun to sun, but a woman’s work is never done», – шутит моя подруга, подливая мне белого. Наши мужья в этот момент играют с детьми.