Мария уехала на следующий день рано утром. На прощание сильно прижалась ко мне и положила голову на плечо. Тогда мне хотелось поцеловать её, но стоящий неподалеку отец со скрещенными на груди руками, обрывал это желание на корню. Девушка обещала позвонить вечером, как я приду с работы, а после, шмыгая покрасневшим носом, вышла на улицу и села в чёрный кэб.

Я знал, что совсем скоро нам предстоит серьёзно поговорить обо всём, а самое главное мне нужно будет сказать ей о планах моего отца, ведь её это касается в первую очередь. Но сейчас, стоя возле открытого нараспашку окна, я никак не мог придумать, как ей всё объяснить. Теперь моё желание скрыть от Марии планы Логана казалось смешным и глупым. Вновь и вновь перебирая в голове воспоминания о нашей последней встрече, я корил себя за то, что не сделал этого. Ведь сейчас, когда Хейли мертва, будет очень сложно взваливать на девушку ещё и эту новость. А самым страшным было то, что я до сих пор не знал, что мне делать.

* * *

Однако вечером Мария так и не позвонила. Я в растерянности слонялся по квартире и обеспокоенно посматривал на телефон. Отец, присутствовавший при этом, лишь недовольно хмыкал и сильнее прятался за развернутую газету, когда ловил мой раздраженный взгляд. Наконец, когда часы пробили девять, я не выдержал и позвонил сам. К трубке долго никто не подходил, звонок несколько раз срывался, лишь спустя пятнадцать минут настойчивой трели, мне ответил Артур. Когда он понял, кто пытается до них дозвониться, то его поначалу резкий тон смягчился, и он вежливо попросил меня перезвонить через пару дней, так как семья Милтонов в трауре. Когда я сообщил ему, что мы с Марией договаривались о том, что она позвонит мне вечером, Артур ответил, что леди Анастасия Милтон запретила беспокоить Марию — девушку сегодня вызывали в полицию, как близкую подругу жертвы. Оттуда она вернулась в расстроенных чувствах и с легким недомоганием. Когда я понял, что мне не удастся поговорить с Марией, я вежливо попрощался с Артуром, не забыв принести соболезнования по поводу смерти Хейли.

Положив трубку на место, я разочарованно склонил голову над коленями и прикрыл глаза рукой. Сейчас мне нужно было поговорить с Марией, нужно с ней встретиться, а сделать это не получается. Я хорошо знаю леди Анастасию — эта женщина очень заботливая и внимательная по отношению к своей дочери. Так что мне остается только ждать и надеяться на то, что Мария захочет меня увидеть и сбежит из-под присмотра родителей. Но беда вся в том, что я даже не знаю, как ей передать о важности встречи! Раньше этим занималась Хейли — именно она помогала мне передавать весточку, если девушка оказывалась взаперти.

— Что, свидание не состоится? — скрывая довольную ухмылку, проворчал отец, убирая газету в сторону и открывая своё насмешливое лицо, — ты смотри — часики тик-так, тик-так! У тебя осталось всего три дня на раздумья, не считая этого. Так что поспеши!

— Не надо, отец, — раздражённо бросил я, поднимаясь на ноги. — У меня есть эти несчастные три дня — так дай же мне их! Не мешай!

— Хорошо-хорошо, — хмыкнув, спокойно ответил он, вновь прячась за газетой.

— Я пойду, пройдусь, — сказал я, выходя из гостиной и проходя в кухню. На столе в шкатулке ещё лежала полупустая пачка сигарет. Надеюсь, мне этого хватит, чтобы подумать.

— Ты куда собрался на ночь глядя? — удивлённо воскликнул отец, появляясь в дверях кухни, — что ты забыл на улице в такую непогоду?

— Мысли забыл — подумать надо, — иронично ответил я, забирая сигареты, — не волнуйся — я не собираюсь уходить далеко. Думаю, что прогуляюсь до Рассел-сквер и обратно.

— Ты уверен, что тебе это нужно? Сам понимаешь сейчас не безопасно…

— О Боже, отец, — грустно простонал я, прикрывая глаза и прислоняясь к стене, — ты слишком много общаешься с мистером Фейбером! Ты же знаешь, он настоящий параноик!

— В нашем городе сейчас…

— Господи, отец, взгляни на карту — где я и где Уайтчепел?! «Фирме» нет дела до таких как я, она занимается совсем другими вещами! (Здесь говориться о братьях-близнецах Крей, покоривших Лондон в те годы. Они были легендарными мафиози.) И хватит об этом.

Увидев, что отец упрямо поджал губы и собирается сказать мне что-то резкое, я высоко поднял руки, показывая, что больше не хочу говорить об этом и вышел из кухни.

Мой путь пролегал мимо Блумсбери-сквер и статуи Чарльза Джеймса Фокса, по улице Бедфорд Плейс, которая упиралась прямо в памятник Бедфорда. Там же я и остановился, задумчиво рассматривая суровое лицо герцога — Френсиса Рассела, создателя этого сквера, который основал его на месте Бедфорд-хауса — столичной резиденции его предков.

Сейчас я по-настоящему оказался на перепутье. Откровенно говоря, не знаю, что мне делать. Должен ли я взваливать на Марию мои проблемы? Да и есть ли выход из сложившейся ситуации? А нужно ли его искать? Я не знал правильного ответа.

Подул холодный северный ветер. Его резкие порывы всколыхнули опавшую листву и остудили моё лицо. Прижав ладони к глазам, я постарался выкинуть из головы все мысли и чувства. Оставить всё и стать свободным. Прямо сейчас сорваться с места на вокзал в незнакомую страну, в какой-нибудь маленький городок, затерянный в бескрайнем море леса. Мне захотелось оставить свою пустую жизнь и опуститься на самый примитивный уровень бытия — тяжелый физический труд, простая любовь и старость, полная ребятишек и кружки пива на веранде дома, который сам построил.

Убрав руки от лица и посмотрев на них, я горько усмехнулся своим глупым фантазиям. Вот эти длинные, женские пальцы разве способны поднять топор и рубить дрова? Нет, эти пальцы принадлежат пианисту, скрипачу или же художнику, но никак не плотнику и не дровосеку. Но в моём будущем нет ничего из вышеперечисленного. Нет, и никогда не будет.

На улице сильно похолодало, и я ещё раз обмотал шарф вокруг горла, а концы подогнул вовнутрь. Спрятав руки в карманы пальто, я развернулся спиной к памятнику и уже собрался идти по направлению к дому, когда услышал за спиной странный и болезненный смех. Быстро обернувшись, я замер на месте, пытаясь углядеть в темноте сквера, что там происходит. Спустя минуту напрасного ожидания, я решил, что мне послышалось и стал поворачиваться обратно, когда смех повторился и на этот раз он был гораздо громче и ближе.

— Кто здесь? — громким голосом спросил я, доставая руки из карманов и сжимая их в кулаки.

Моё трижды проклятое зрение лишало меня чёткости восприятия, однако я смог заметить высокую тень, стоящую между деревьев. На мгновение я застыл на месте, не зная, что предпринять. С одной стороны мне хотелось узнать, кто это такой и почему он смеялся, но с другой стороны в голове стояли обрывки разговоров отца и мистера Фейбера. Я не хотел быть избитым и ограбленным неподалеку от дома по собственной глупости. Но была и третья сторона — смех показался мне знакомым. Его звук напоминал о том вечере, когда я обнаружил на крыльце дома красную ленту. И это тревожило меня больше всего.

Так прошло несколько минут, в течение которых тень, не двигаясь, стояла на месте. Тогда я решился и отбросил свои страхи. Быстрым шагом я миновал статую и пошёл прямо по газону к этому человеку. Которым оказался мужчина с бутылкой пива в руках. Он стоял, слегка покачиваясь, и пытался сохранить вертикальное положение. Этот человек был мертвецки пьян — он даже не заметил, что я к нему подошёл.

Разочарованно фыркнул, я развернулся и побрёл домой. Сейчас мне стало стыдно за те глупости, которые крутились в моей голове. И те фантазии, которые на мгновение посетили меня. Как можно мечтать о том, чтобы собственноручно поймать «Оборотня с красной лентой» и доставить того в полицейский участок? Как можно такое предположить? И думать, что это поможет мне и Марии. Воздушные мечты об одобрении со стороны наших отцов и свадьба… Я наивный мечтатель, который не может решить своих проблем из-за фантазии о счастье. Мне остается лишь надеяться на то, что всё как-нибудь образуется.

Вернувшись домой, я обнаружил своего отца, сладко спящего в гостиной на его любимом кресле с высокой спинкой — единственной дорогой вещи в доме. Он сидел, чуть склонив голову на бок и сжимая газету в руках, из его горла доносилось тихое посапывание, а лицо приобрело необычайную простоту и беззащитность, свойственную всем спящим.

Я улыбнулся кончиками губ, а затем подошёл к нему на мысочках и осторожно вытащил из его рук газету, чтобы она не упала и не разбудила его. После я выключил стоящий рядом торшер и вышел из комнаты. Завтра будет долгий день и мне нужно выспаться.

* * *

Перед самым обеденным перерывом, когда я только собирался покинуть тихое царство архива и погрузиться в шум и гам главного зала, ко мне зашёл один служащий музея, с которым я не был знаком лично, но часто видел на проходной и в обеденной комнате.

— Это ты будешь Давид Штейн? — чуть шепелявым голосом спросил парень, проходя в комнату.

— Да, это я, — подтвердил я, — что-то случилось?

— Тебя там, на проходной, ждёт какая-то девица в красном, — он рукой махнул себе за спину, «указывая» мне направление.

— Она что-нибудь говорила? — удивлённо спросил я, пытаясь понять, кто бы это мог быть.

— Да, она сказала, что только идиот будет задавать всякие глупые вопросы, когда его ждёт такая красотка, — притворно-женским голосом проговорил парень и ухмыльнулся. Затем он засунул руки в карманы и, кивнув мне, покинул архив.

В коридоре на первом этаже, на мягком диване, я увидел Марию, которая нервно теребила свой шарфик и тотчас же подскочила, когда увидела меня.

— Мария? Привет, что ты здесь делаешь? — удивлённо спросил я, подходя ближе.

— Давид, привет, — она натянуто улыбнулась и суетливо пригладила свои волосы, а затем провела рукой по своему пальто. Девушка была необычайно напряжена. Её лицо осунулось: под глазами образовались глубокие синяки, проступили вены, а сами глаза покраснели и опухли. Губы девушки потрескались, а кожа возле кончиков покрылась коркой — такое бывает, если слишком долго пробыть на морозе и не смазать потом губы бальзамом. Но всё это создавало ореол болезненной, кричащей красоты. Цвет её глаз из василькового превратился в насыщенный лазурный, и, в результате, на фоне красного пальто и чахлого здоровья, девушка предстала передо мной инфернальным существом — банши из ирландского фольклора. И судя по выражению глаз, как и призрак, новости она принесла не радостные.

— Что случилось, Мария? — тихо спросил я, переступая с ноги на ногу и не зная, что делать — толи подойти и обнять, толи оставить всё, как есть.

— Не здесь, — девушка отрицательно мотнула головой и показала на дверь, — на улице поговорим.

Невольно Мария повела меня в сторону Рассел-сквер — туда, где я вчера был. Её шаг был решительным, а выражение лица упрямым и очень задумчивым. На мгновение, мне захотелось никогда не узнать, что за новости она хочет сообщить. Зажмурив глаза, я с усилием поборол это желание, которое породило отравленную горечь на сердце. Почему всё так получается? В чём мы виноваты и перед кем? Почему нам никак не удается просто быть вместе? И ведь всё было хорошо! А тут… неприятности и беды посыпались как снег на наши головы — ломая всё то, что мы строили целый год. За что мы страдаем? Неужели наши отношения близятся к концу?

Мы прошли мимо памятника Френсиса и зашли внутрь сквера. Кроме нас здесь было совсем мало людей — несколько пар с детьми, женщина с собакой, да пожилой мужчина, кормящий голубей. Мария повела меня к самой удаленной скамейке, а затем достала из своей сумочки несколько мятых газет и, расстелив их, медленно опустилась вниз.

Какое-то время мы молча сидели, каждый из нас думал о своём. И у меня, и у Марии, были новости, которые сложно сообщить друг другу. Казалось, что мы мысленно взвешиваем наши отношения, нашу любовь и проверяем её на прочность. Выдержит ли она эти новости или нет?

Наконец, Мария достала из сумки пачку сигарет. Я жестом показал, чтобы она вытащила сигарету и мне. Мы закурили, а затем девушка просто и как-то буднично сообщила:

— Меня увозят из Лондона.

— Что? — нахмурившись, спросил.

— После похорон Хейли, — она тяжело вздохнула и, проведя рукой по лбу, откинулась назад, — знаешь, мой отец решил похоронить её на нашем семейном кладбище. Это так по-английски. Можно подумать, что ей это понравилось бы, — она шмыгнула носом, а затем тихо усмехнулась, — вчера, после того, как я вернулась из полицейского участка, у нас состоялся серьезный разговор с родителями. Они решили, что мне оставаться в Лондоне опасно — в городе орудует два маньяка, которые специализируются на молодых девушках. Когда смерть подбирается так близко — трудно остаться равнодушным и ничего не делать. Отец долго думал, что предпринять, и ему пришла в голову мысль отправить меня в графство Глостершир к бабушке по материнской линии. У неё там небольшое поместье возле леса Дина. Он уже успел связаться с ней, и она ответила согласием. Сейчас они обсуждают, кого нанять мне в учителя, чтобы я нормально подготовилась к поступлению в университет.

Девушка негромко шмыгнула носом и достала платок, чтобы высморкаться.

— Прости, последнее время я стала такой… плаксой, — извиняюще пробормотала она, не глядя мне в глаза. Она боялась увидеть в них конец наших отношений. Боялась, что сейчас я вежливо улыбнусь и закроюсь от неё навсегда. Беда вся в том, что это было бы правильно и лучше для нас обоих. Но я просто не мог отказаться от неё. Никогда.

— Мария…

— Давид! — она перебила меня, хватая мои руки и с силой сжимая. Теперь она ловила мой взгляд, искала моё тепло. Лихорадочный румянец окрасил её щёки, а глаза на мгновение вспыхнули, поймав осторожный лучик солнца, на мгновение показавшегося из-за туч. — Давай уедем отсюда? Всё бросим и сбежим? — её голос приобрёл сумбурные нотки, он звучал взволнованно и очень лично, — ты же знаешь, у меня есть деньги — мы сможем скрыться в Южном Государстве и никто нас не найдет! Оставим им письма… мой отец считает тебя очень порядочным и ответственным, он знает, что рядом с тобой я буду в безопасности и не будет волноваться…

— Мария! — твёрдо сказал я, поднимая глаза на девушку. Я старался держаться и выглядеть невозмутимо, как и полагается английскому джентльмену, однако моё сердцебиение ускорилось от мысли о нашем возможном будущем. — Я тоже хочу тебе кое-что рассказать.

Мария тотчас же отпустила мои руки и вернулась в прежнее положение. Она достала очередную сигарету из своей сумочки и глухо сказала:

— Говори.

— Я сказал тебе, что музей не будет оплачивать моё обучение в университете, но я был не до конца откровенен, — на мгновение я прервался, чтобы сделать сильную затяжку, мысленно отмечая с какой легкостью теперь проникает табак в мои лёгкие. Раньше было иначе. — Пару недель назад меня пригласил в гости сэр Логан Блэк, тот самый человек, о котором я тебе рассказывал и о котором ты потом искала информацию. Помнишь его?

— Да, припоминаю, — согласно кивнула Мария, — мы потом ещё виделись с ним на одном из благотворительных приёмов. А он, оказывается, настоящий ловелас. В первую нашу встречу он был с девушкой… кажется Николь? Так вот, на благотворительном вечере он был уже с другой девушкой — Кристиной. Интересно, не правда ли?

— Да-да, — быстро ответил я, чтобы Мария не увела разговор в сторону и не сбила меня с мысли. — Так вот, сэр Логан сделал мне предложение, от которого не отказываются, но сначала сообщил мне, что моя жизнь разрушена и высшего образования мне не видать.

— Что он от тебя хотел? — тускло спросила она, поднимая голову вверх и смотря на огромные грязно-серые тучи, быстро скользящие по небосводу и время от времени обнажая осеннее солнце.

— Он предложил мне место его компаньона или помощника, не знаю, как правильно назвать эту должность. Наверное, близким будет слово поверенный. Человек, который будет знать всё о нём, и беречь его секреты. Взамен он откроет передо мной весь мир, я смогу получить образование в любом университете по моему выбору и как я понял — деньги перестанут иметь для меня большое значение, — не знаю почему, но сейчас мне стало стыдно. Раньше, когда я говорил об этом отцу и мистеру Джейкобсону, я испытывал чувство затаённой гордости и некой избранности. Теперь же мои слова были грязным, неправильными… болезненными. С трудом проглотив образовавшийся ком в горле, я посмотрел на Марию.

Девушка вновь стала напряжённой, и опять её руки сжались в кулаки, Мария сильно прикусила нижнюю губу. Однако она по-прежнему не смотрела в мою сторону, предпочитая изучать карту неба, чем моё лицо. Лишь спустя несколько секунд я понял, что она просто сдерживает слёзы.

— Мария, я намереваюсь отказать ему, — мягко проговорил я. В этот момент ветер, притихший за время нашего пребывания в сквере, вновь налетел и с силой закружил осеннюю листву, его резкий порыв заставил меня прикрыть глаза, а когда я открыл их, то поймал неверящий взгляд Марии.

— Почему? — тихо спросила она.

— Потому что я люблю тебя, Мария, — внезапно камень, всё это время пригибавший меня к земле, исчез, и я смог вздохнуть полной грудью. От этого на моих устах появилась лёгкая и счастливая улыбка. Теперь всё стало так, как надо. Я сделал выбор. — Понимаешь, малыш, он сказал, что единственное условие, которое есть в его предложении — отказ от прошлого. Отказ от семьи, близких, друзей и знакомых. Ему нужен человек, который будет абсолютно предан Логану до конца дней своих.

Я замолчал, давая Марии время осмыслить мои слова, а потом продолжил:

— И когда я понял, что его предложение это отказ от тебя — я не смог согласиться с этим, но не мог прямо отказать, поэтому всё это время пытался понять, что мне делать, — тяжело вздохнув, я сделал ещё одну затяжку сигареты, а затем выбросил её в мусорку. Сейчас нужно было сказать самое сложное. — Но на этом всё не закончилось. Как и тебе, я долго ничего не говорил моему отцу о решении музея, в результате, он узнал обо всём самостоятельно. После у нас состоялся серьезный разговор, где мне пришлось сказать ему о предложении Логана. Когда отец понял, что я собираюсь отказаться из-за тебя, он был полностью раздавлен… Он долго и безуспешно пытался убедить меня в том, что я совершаю самую большую ошибку в своей жизни, а когда не преуспел, решил действовать угрозами — он сказал, что расскажет о наших отношениях твоему отцу в эти выходные, если я буду продолжать упорствовать.

Мария мрачно рассмеялась, когда я закончил, и покачала головой.

— Знаешь, Давид, я вот чего понять не могу — почему ты мне раньше об этом не говорил? Почему я обо всём узнаю только сейчас? — тоскливо и безысходно протянула девушка, а затем на мгновение прикрыла лицо руками. — Ты же понимаешь, что это и меня касается? Так зачем скрывал столько времени?

— Я не знал, что с этим делать. А потом… умерла Хейли, и когда отец поставил своё условие — я не смог с тобой связаться, — я осторожно коснулся руки девушки, — прости, что сообщаю тебе всё это.

— Давид, ты единственный, кого я люблю, — медленно проговорила девушка, — ты же знаешь, что ради тебя я готова пойти на всё! Поэтому, чёрт бы тебя подери, никогда не сомневайся во мне и моих чувствах к тебе! Слышишь? Никогда!

— Я боялся сказать тебе, потому что… Мария, Мэри, посмотри на наши отношения — кто я и кто ты? Я хочу, чтобы ты была счастлива, но смогу ли я принести тебе счастье? Ты выросла в достатке, тебя ждёт прекрасное будущее, в котором мне нет места. Я не смогу дать тебе то, к чему ты привыкла с рождения. — Мне было тяжело говорить об этом открыто, поэтому я запинался, стараясь подобрать правильные слова.

— Глупыш, — мягко прошептала она, поворачиваясь ко мне лицом и беря мои руки в свои. — Мне не нужны эти деньги, мне не нужны эти украшения, как не нужны чужие родительские мечты. Моё счастье — быть рядом с тобой. Моя любовь — касаться тебя, любить тебя, только тебя! Я не представляю себе жизнь без тебя, Давид. И больше всего на свете — я боюсь потерять тебя. — Она приложила мои руки к своему сердцу, а затем провела тыльной стороной ладони по моему лицу. — И если ты чувствуешь тоже самое, значит мы справимся со всеми трудностями.

— Ты веришь, что побег это лучший вариант? — моё сердце ускорило свой бег.

— Я верю, что это наш единственный шанс быть вместе так, как мы этого хотим, — тихим, но твёрдым голосом ответила она и счастливо улыбнулась.

— Ты понимаешь, что если мы это сделаем, вернее, если нам удастся это сделать — наша жизнь кардинально измениться? Мне придётся очень много работать, чтобы обеспечить нашу жизнь…

— Нет, не так, — мягко поправила меня девушка, покачав головой, — нам придётся много работать. Или ты думаешь, что я пустая глупышка не способная на труд? Поверь, это не так. Есть многое, что я знаю и умею, и что может сослужить нам неплохую службу. Например, у меня хорошие способности к языкам — ты же знаешь, что я свободно говорю по-французски и по-немецки. И разговорный испанский, даже русский… правда последний только со словарём, — и она смущённо улыбнулась, — леди должна знать языки. А также уметь играть на пианино, знать этикет и классические танцы. Думаю, что мои умения пригодятся нам в будущем.

Мне оставалось лишь нервно повести плечами от мысли что мы обсуждаем.

— Поверить не могу, что мы делаем, — тихо прошептал я.

— Я тоже, — она нерадостно рассмеялась, а затем вновь откинулась назад, чтобы посмотреть на небо.

Несколько минут мы провели в полном молчании. Каждый думал об одном и том же, и каждый тщательно взвешивал степень риска и вообще возможность нашего побега.

Наконец, молчание было нарушено. Мария резко приняла вертикальное положение и серьёзно посмотрела на меня.

— Итак, похоже, мы пришли к соглашению? — её голос нервно подрагивал, но звучал с новой решительной силой убеждённого человека.

— Да Мэри, пришли, — в тон ей ответил я, сжимая кулаки, — раз этот город против нашего союза — пришла пора его покинуть.

Девушка ласково улыбнулась в ответ. Возле её глаз появились солнечные морщинки, а на щеках нежные ямочки.

— Тогда будем действовать так: сегодня и завтра ты будешь ходить на работу, чтобы не вызвать подозрений у своего отца. Я же в это время займусь нашими документами и прямо сейчас мы с тобой отправимся в студию, чтобы сделать новые фотографии. Поскольку у меня больше возможностей для действий, всю организационную часть я беру на себя.

— Как ты провернёшь затею с документами? — недоуменно вопросил я.

— Просто, — ответила она, — до встречи с тобой, когда я болталась по всяким злачным клубам и «тусовалась» с разными типами, я… скажем так… свела знакомство с некоторыми личностями, которые могут нам помочь. За большие деньги, разумеется, но этого добра у меня пока хватает.

— В этом мире всё решают деньги, — задумчиво протянул я.

— Что поделаешь. Я продолжу? — дождавшись моего утвердительного кивка, девушка заговорила:

— Твоя задача будет по-тихому собраться, а послезавтра уйти из дома позже отца. Он не должен понять, что ты делаешь, — виновато проговорила она, — завтра я позвоню тебе и скажу из какого аэропорта мы вылетаем, а также остальные инструкции. Ты всё понял?

— Да, — решительно сказал я, — от меня не так много требуется — не вызывать подозрений и быть на месте вовремя.

— Да, — она тепло улыбнулась и вновь коснулась моих губ, — послезавтра мы покинем Лондон навсегда.

Небо, до этого момента колебавшееся, наконец, решило опрокинуть на нас последние ленты дождя в этом году, не забыв добавить мокрые и липкие комья воздушного снега, из-за чего погода стала фантасмагорической, нереальной и просто волшебной.

Моё сердце билось еле слышно за этой сплошной стеной из дождя и снега, но билось ровно и радостно. Больше нет сомнений, нет преград — совсем скоро мы останемся вдвоём, и никто не сможет нас разлучить.