Глава 15. Что мы знаем о Влесовой книге?
Название . «Влесовой книгой» пишущий эти строки назвал языческую летопись, охватывающую историю Руси от 1500 лет «до Дира», т. е. приблизительно от 650 г. до н. э., и доведённую до последней четверти IX в. Она упоминает Рюрика и главным образом Аскольда, но ни слова не говорит об Олеге. Этим самым время её написания устанавливается сравнительно очень точно.
Летопись была написана на деревянных, очень древних, значительно разрушенных временем и червём дощечках. Найдена была полк. А. Изенбековым и получила название «дощечек Изенбека».
Однако дощечки — одно, а произведение, написанное на них, естественно, должно иметь своё собственное название. Так как в самом тексте произведение названо «книгой», а Влес упомянут в какой-то связи с ней, — название «Влесова книга» является вполне обоснованным.
История находки . В 1919 г. полк. Изенбек, во время наступления армии Деникина на север, нашёл в одном из разграбленных имений где-то в Курском или Орловском направлении в разгромленной библиотеке странные дощечки, испещрённые неизвестными письменами. Будучи в мирное время художником и участником археологической экспедиции Академии наук в Туркестане, Изенбек заинтересовался ими и подобрал их и осколки, лежавшие на полу.
Несмотря на все попытки автора этих строк установить имя владельцев имения и дощечек, сделать это до сих пор не удалось, хотя рейд артиллерийской батареи, которой командовал Изенбек, вероятно, ещё установим по военным документам и воспоминаниям его участников.
Дальнейшая судьба дощечек . После долгих мытарств А. Изенбек поселился в Брюсселе. Около 1925 г. с ним познакомился Ю. П. Миролюбов, которого во время случайного разговора Изенбек поставил в известность о существовании дощечек. Ю. П. Миролюбов заинтересовался ими. Скоро Миролюбов стал понимать неизвестный алфавит и занялся в помещении Изенбека транслитерированном текста дощечек на наш алфавит.
Изенбек был довольно ревнив к дощечкам и не позволял их выносить из своего помещения. Но особого интереса к ним не проявлял, видя в них какой-то курьёз и не придавая им особого значения. О существовании дощечек знали весьма немногие. В их числе — профессор Брюссельского университета Экк и его ассистент. Их предложение взяться за изучение дощечек было Изенбеком отклонено.
Ю. П. Миролюбов занялся реставрированием некоторых полуистлевших дощечек, впрыскивая отвердевший раствор, а также перепиской текста, надеясь найти материал для задуманной им литературной работы о Древней Руси. Большинство дощечек было переписано, но некоторые стороны их по неизвестным причинам переписаны не были. Ю. П. Миролюбов пытался сам разобрать смысл написанного на дощечках, но особенного успеха в этом не имел и, по-видимому, потерял интерес к дощечкам.
В августе 1941 г. А. Изенбек во время оккупации Брюсселя немцами умер. Изенбек был одинок, наследников у него не было. Лицо, которому было доверено кураторство имуществом Изенбека, особого рвения не проявляло. В результате часть имущества, в том числе и дощечки, исчезла. Впрочем, в те времена было не до сохранения чужих имуществ. Каждый заботился больше о сохранности собственной жизни.
Таким образом, «дощечки Изенбека» в настоящее время утеряны. Вернее всего, навсегда. Всё, что от них осталось, — это записи Ю. П. Миролюбова и одна фотография (есть, однако, смутные данные о существовании ещё нескольких).
Судьба текста Ю. П. Миролюбова . В условиях войны и дальнейшей разрухи Ю. П. Миролюбову было, конечно, не до «дощечек Изенбека» — опасность не раз угрожала его жизни. В 1953 г. слухи о существовании дощечек дошли до А. А. Кура (ген. Куренкова), и он опубликовал в журнале «Жар-Птица» письмо-обращение к читателям: не знает ли кто-нибудь что-то достоверное о дощечках. Ю. П. Миролюбов ответил (письмо опубликовано), сообщив необходимые сведения, и охотно стал пересылать А. А. Куру тексты для обработки. А. А. Кур начал изучать их и печатать о них с января 1954 г. отдельные статьи в журнале «Жар-Птица». К сожалению, научного значения эти публикации не имели: журнал издавался на ротаторе, а потому все статьи могли считаться «на правах рукописи». Кроме того, тексты дощечек пестрели опечатками, не передавали оригинальных начертаний со старославянской «е», а также с «i» и т. д. и не удовлетворяли элементарным научным требованиям. Наконец, А. А. Кур публиковал лишь отрывки, у которых не было ни начала, ни конца.
В этих условиях, конечно, никто отнестись серьёзно к «дощечкам Изенбека» не мог: документа налицо не было, а сам оригинал документа был доступен всего лишь одному А. А. Куру. Всё могло оказаться фальшивкой или мистификацией. А. А. Кур же и Ю. П. Миролюбов, будучи любителями, этого не понимали и даже негодовали на такое игнорирование их работы. Удивляться этому было нечего: журнал «Жар-Птица» был малоизвестным изданием, с малым тиражом, которого уже через год нельзя было достать в продаже. Отсутствовал он и в библиотеках. Поэтому, если кто и заинтересовался, то сталкивался с невозможностью приобрести экземпляр журнала. Только случайно, благодаря любезности А. А. Кура, автору этих строк удалось получить комплект статей А. А. Кура и сделать с них фотокопию.
С марта 1957 г., однако, в том же журнале, но уже печатавшемся в типографии, началось систематическое опубликование текстов дощечек, продолжавшееся до мая 1959 г. включительно. В конце 1959 г. журнал прекратил своё существование, и с тех пор, сколько известно, ни А. А. Кур, ни Ю. П. Миролюбов дальнейших текстов не опубликовали. Таким образом, Влесова книга целиком не опубликована, напечатано приблизительно лишь 3/4 её.
Начало изучения Влесовой книги . Влесова книга стала изучаться, в сущности, с 1957 г., когда стали публиковаться оригинальные тексты дощечек с примечаниями А. А. Кура и Ю. П. Миролюбова, а также главы, посвящённые им в книге Сергея Лесного — «История „руссов“ в неизвращённом виде» (№ 6 — 1957, № 7 — 1958, № 8 — 1959, № 10 — 1960). Весьма далёкие от совершенства, эти статьи всё же дают основу для серьёзного отношения к «дощечкам Изенбека».
Кроме работ этих авторов, публикаций исследовательского характера, были ещё отдельные газетные и журнальные статьи, носившие, однако, только осведомительный характер. Ничего суммарного, подводящего итоги, ещё не опубликовано. Удивляться этому нечего: дощечки были найдены любителем, не понимавшим их значения. Для него это была достопримечательность, которой можно было при случае похвастаться, и более ничего. Дощечки поэтому не были ни сфотографированы, ни переданы компетентному лицу для изучения.
Ю. П. Миролюбов, которому мы в конце концов обязаны всем, что имеем, не был наделён возможностью распоряжаться чужим имуществом. В условиях жизни эмигранта, в обстановке войны 1939–1945 гг., затем эмиграции в США ему было не до дощечек. Ставши в США редактором журнала «Жар-Птица», он сделал всё, что мог, для публикации дощечек. В несколько ином положении находился А. А. Кур: получив ещё в 1954 г. текст Миролюбова, он не сделал того, что следовало сделать, именно — сфотографировать весь текст и разослать на хранение в главнейшие библиотеки: Лондон, Париж, Вашингтон.
Далее. Тексты следовало опубликовать елико возможно скорее. Будучи любителем и эмигрантом, он мог уделять изучению документов времени лишь урывками. В результате в журнале «Жар-Птица», печатавшемся в типографии уже с 1956 г., за весь 1956 г. не появилось ни одной публикации текстов, хотя имелась для этого полная возможность. И в дальнейшем публикации задерживались, ибо ни текста, ни комментариев от А. А. Кура не поступало. Если бы текст Миролюбова был даром последнего А. А. Куру, то, конечно, кроме моральных претензий, мы не имели оснований упрекать в чём-либо А. А. Кура. Но текст Миролюбова был его даром Русскому музею в Сан-Франциско, поэтому мы вправе ожидать более внимательного отношения к общественной собственности.
В настоящее время положение таково, что за 8 лет «Влесова книга» всё же не опубликована, и мы стоим перед опасностью вообще остаться без её конца. Конец текста не опубликовывается, а возраст А. А. Кура позволяет опасаться, что с текстом Миролюбова случится то же, что и с оригинальными дощечками. Если дощечек не сумели уберечь, то по крайней мере с копией их содержания следует быть достаточно благоразумными. Несчастная судьба дощечек, однако, нисколько не умаляет их научной ценности. Если до сих «Влесова книга» не попала в руки настоящих учёных, то это не значит, что она не заслуживает этого. К вопросу о её подлинности мы и переходим.
Подлинность «дощечек Изенбека» . Когда открывают какой-нибудь новый исторический источник, всегда появляется вопрос: не подделка ли он? В прошлом подделки встречались. Поэтому сомнение — неотъемлемая часть научного исследования. Рассмотрим все допустимые возможности. Подделывателем мог быть Изенбек либо в его руки уже попала подделка.
Всякая подделка может иметь следующие побуждения. Подделыватель ищет либо денег, либо славы, либо, наконец, всё это шутка, чтобы над кем-то посмеяться. Допустимо также, что всё это — результат помрачения ума, но вероятность последнего столь мала, а логичность «подделки» столь велика, что это предположение должно немедленно отпасть.
Из того, что мы знаем, видно, что Изенбек не пытался никому продавать дощечек. Значит, соображения материального порядка несостоятельны — «дощечки Изенбека» не имеют к деньгам никакого отношения. Не искал Изенбек со своими дощечками и славы. Наоборот, мы лишь можем упрекнуть его, что он держал их почти в тайне и так мало способствовал тому, чтобы учёные заинтересовались ими. Кроме того, ни археологом, ни собирателем древностей он не был. Вообще о дощечках узнали только через 13 лет после его смерти: отпадает и второе предположение. Наконец, дощечки не могли быть и предметом шутки, ибо на их изготовление нужно было много месяцев упорного труда, что совершенно не оправдывает шутку. Если мы прибавим к этому, что Изенбек не знал хорошо славянских языков и вообще славянской древности, что дощечки от старости были частично испорчены и трачены шашелем, что, наконец, Изенбек ни над кем не пошутил, — становится понятным, что о подделке дощечек Изенбеком не может быть и речи.
Но, может быть, они попали в библиотеку настоящих хозяев, уже будучи подделкой? Такая огромная по величине труда подделка могла попасть в библиотеку лишь путём покупки. Значит, какой-то из владельцев был заинтересован подобными вещами и купил подделку. А если это так, то не мог он не показать дощечек другим и до 1919 г. не могли они укрыться от всеобщего сведения. Остаётся одно, наиболее правдоподобное объяснение: дощечки сохранялись в родовом архиве от поколения к поколению, но никто не понимал их истинного значения и фактически никто о них ничего не знал, лишь разгром библиотеки выбросил их на пол, и они были замечены Изенбеком.
Самыми основательными доводами в пользу подлинности дощечек являются они сами и их письмена. Как известно, всякая подделка имеет своей основной чертой стремление «подделаться» под что-то уже известное, уподобиться ему. Подделыватель употребляет все свои силы и знания, чтобы его произведение было похожим на что-то уже известное. В «дощечках Изенбека» ничего этого нет: всё в них оригинально и не похоже на нам уже известное.
1. Хотя мы и знаем, что в древности иногда писали и на дощечках, — это прежде всего дощечки, которые стали известными из истории всех стран вообще. Значит, надо было изобрести технику письма на дереве, которая фактически никому не известна в подробностях. Каждый фальсификатор, идя по этому пути, понимал, что он может попасться моментально, ибо не было уверенности, что его способ писания на дереве настоящий и что эксперты не обнаружат его подделки немедленно.
2. Алфавит, употреблённый автором «Влесовой книги», совершенно своеобразный, хотя в основном и очень близкий к нашей кириллице. Ни один известный исторический документ не написан этим алфавитом — опять-таки факт, чрезвычайно опасный для подделывателя: подозрение вызывалось немедленно, а коль скоро оно появилось, могли найти легко и другие его промахи.
Можно было скорее всего ожидать изобретения особого алфавита, а между тем это — примитивная, несовершенная кириллица, с разнобоем в ней, но без грецизмов, достаточно хорошо выявленных в настоящей кириллице.
3. Язык книги совершенно своеобразный, неповторимый, объединяющий в себе наряду с архаизмами, по-видимому, и новые языковые формы. Значит, и здесь подделывателю грозила опасность попасться немедленно. Казалось, уж чего проще: пиши по-церковнославянски, так нет — «фальсификатор» изобрёл особый язык.
4. Количество «поддельного» материала огромно — тратить такую уйму труда подделывателю не имело никакого смысла. Было бы достаточно и десятой его доли, а между тем мы знаем наверное, что не всё Изенбеку удалось подобрать и не всё было переписано.
5. Некоторые детали текста указывают на то, что автор «Влесовой книги» даёт версию, отличную от общепризнанной, вразрез с традицией. Стало быть, не следует линии «подделывания», он оригинален.
6. Имеются подробности, которые могут быть подтверждены лишь малоизвестными или почти забытыми древними источниками. Следовательно, фальсификатор должен был иметь тончайшее знание древней истории. При таких знаниях проще было быть известным исследователем, чем зачем-то неизвестным фальсификатором.
Итак, чтобы подделать Влесову книгу, фальсификатор должен был сделать следующее.
1. Отработать технику писания на деревянных досках, причём так, чтобы буквы сохранялись сотни лет, ибо шашель заводится далеко не сразу.
2. Создать алфавит, который, несмотря на близость к кириллице, отличается от неё как отсутствием нескольких букв, так и формой, наличием их вариантов.
3. Изобрести особый славянский язык с особенной лексикой, грамматикой и фонетикой, обладая несомненно отличным знанием древних форм славянской речи.
4. Написать целую историю народа в его отношениях с добрым десятком иных народов — греками, римлянами, готами (годь), гуннами, аланами, костобоками, берендеями, ягами, хазарами, варягами, дасунами и т. д. Описать также взаимоотношения между рядом славянских племён — русами, хорватами, борусами, киянами, ильмерами, руссколунами и т. д. Составить особую хронологию и воссоздать множество событий, о которых мы ничего не знаем или слышали о них краем уха.
5. Изложить мифологию древних руссов, показать их миропонимание и религиозную обрядность, включая даже рецепт изготовления сырного напитка.
Кому могло прийти в голову даже косвенно заняться апологетикой язычества и нападками на христианство? Это могло лишь оттолкнуть покупателя дощечек от сделки, ибо пахло чернокнижием.
Совершенно очевидно, что подобная колоссальная работа была не под силу одному человеку. А главное — не имела ни смысла, ни цели. Неужели фальсификатор был до того тонок, что сделал фальсификацию по крайней мере двумя почерками?
Нельзя также не обратить внимание на то, что всё в летописи сосредоточено на юге Руси, а о средней и северной нет в сущности ни слова. Почему? Ведь вполне естественно, что читателя будут особенно интересовать именно эти страницы. Исключая среднюю и северную Русь, «фальсификатор» не только уменьшал интерес к «подделке», но и сделал её гораздо менее интересной политически. Почему? А просто потому, что летопись касалась исключительно южной Руси, а о других её частях не было и речи. К тому же не Киевская Русь была в центре внимания, не Днепр, а главным образом степи от Карпат до Дона, включая Крым. Летопись переполнена готами и гуннами.
Пойдём далее. Если автор был какой-то маньяк, решивший написать величественную историю доолеговской Руси, то почему о славных деяниях он говорит так мало? Наоборот, вся «Влесова книга» переполнена жалобами на раздоры и неурядицы между русскими племенами, а множество страниц прямо отягощены непомерно призывами к единству Руси. Это не панегирик, которого можно было ожидать, а скорее увещевание и даже отчитка.
Никто не выдвинут на первый план. Всё время идёт лишь изложение событий: бесконечная борьба Руси с врагами. В одних случаях Русь побеждала, в других терпела жестокие поражения. В одном месте прямо сказано, что Русь трижды погибала, но восстанавливалась. И всё это изложено в такой безличной, скучной форме, что о какой-то тенденциозности не может быть и речи. Вся книга посвящена памяти предков и судьбам своего народа. Нет ни малейшего намёка на связь прошлого с известной нам историей.
Итак, если мы представим, что «Влесова книга» фальсификация, то не можем найти ни малейшего объяснения для создания её в наши дни, в наши времена, будь это время рассматриваемо широко, хотя бы в пределах двух столетий. Очевидно, «Влесова книга» была просто реликвией, значение которой было утеряно. Она передавалась из рода в род, постепенно теряя всё реальное, что было с нею связано, превращаясь из книги в какие-то старинные деревянные дощечки.
Возможно, кое-кто из владельцев и знал до известной степени, что она собой представляет, но не решался пробить толстую броню духовной лени, боясь стать посмешищем. Возьмём тот же настоящий момент. Вот уже более 8 лет, как открытие дощечек оглашено. Скажите: многие ли знают об этом, многие заинтересовались ими? А ведь дощечки должны были произвести сенсацию во всём культурном мире вроде атомной бомбы или искусственного спутника Земли или иной планеты: не шутка — найти историю неизвестной эпохи в 1500 лет!
Но могут, допустим, сказать, что Влесова книга подлинна, почему же о событиях, изложенных в ней, нет ничего в летописи Нестора? Почему до нас не дошли некоторые предания о праотцах (Богумире, Оре и т. д.)? Объясняется всё очень просто. Во-первых, Нестор писал не столько историю Руси или южной Руси, сколько династии Рюрика. Как показывает сравнение с Иоакимовской и 3-й Новгородской летописями, Нестор совершенно намеренно сузил свою историю. Историю северной, т. е. Новгородской, Руси он почти обошёл молчанием. Об Аскольде и Дире он, наверное, знал больше, чем сказано в «Повести временных лет». Но он намеренно опустил некоторые сведения (напр., о смерти сына Аскольда и т. д.), которые всё же проскользнули в другие летописи. Он был летописцем рюриковской династии, и в его задачи вовсе не входило описание других династий, поэтому он опустил историю южной Руси, никакого отношения к рюриковской династии не имеющей. Во-вторых, и это самое главное, сведения о доолеговской Руси были сохранены языческими жрецами или лицами, явно враждебно настроенными против христианства. Пользоваться такими книгами было «грехом», чернокнижием, еретичеством и для богобоязненного монаха не могло не быть совершенно предосудительным. Именно монахи, подобные Нестору, уничтожали малейшие следы, напоминающие о язычестве. Наконец, у нас нет данных, что содержание «Влесовой книги» было широко известно всем, а не только определённому кругу лиц, близких к язычеству. Поэтому требовать всезнайства от Нестора мы не можем. Не следует забывать, что Влесова книга писалась где-то около 880 г. (её последние дощечки), а Повесть временных лет — около 1113-го, т. е. почти на 250 лет позже. А за такой срок многое было утрачено и в писаной форме, и в народной памяти.
Впрочем, что касается народных преданий, то они не совсем улетучились из народной памяти. Отзвуки их сохранились в некоторых источниках апокрифического характера, совершенно не исследованных и в обиход научной истории не вошедших. Кое-что имеется и в народных сказках. Невозможность найти их за границей заставляет нас пока этого вопроса не касаться. Но есть надежда, что кое-какие из них попадут в наши руки для обстоятельного исследования.
До сих пор мы приводили лишь логические доказательства в пользу подлинности «Влесовой книги». Нами найдено, однако, одно и фактическое. Дело в том, что все источники утверждают, будто в Древней Руси существовали человеческие жертвоприношения и что Русь поклонялась кумирам. «Влесова книга» категорически отрицает существование человеческих жертвоприношений, называя это ложью и наговорами греков. О кумирах она не говорит ни слова. Протест «Влесой книги» был настолько силён, что заставил нас обратиться к летописям и внимательно перечитать всё, что там есть о кумирах и жертвоприношениях. Выяснилось, что «Влесова книга» права: в летописи ясно сказано, что кумиры и человеческие жертвоприношения были новинкой, завезённой Владимиром Великим вместе с варягами в 980 г. И кумиры, и жертвоприношения людьми просуществовали на Руси не более 10 лет. Во времена же писания «Влесовой книги» их не было. Они существовали у варягов, о чём Влесова книга говорит совершенно определённо (к подробностям мы вернёмся немного позже).
Таким образом, «Влесова книга» доказала свою правоту и вместе с тем свою подлинность. Надо полагать, что по мере изучения книги найдутся и другие фактические доказательства, ибо истину не упрячешь.
Очевиден вывод: «Влесова книга», безусловно, документ подлинный.
Значение Влесовой книги . Прежде чем приступить к самому исследованию, полезно будет ознакомиться в главных чертах со значением этого документа. Тогда станет понятна и некоторая скрупулёзность, ибо ценны каждая буква, каждое слово, и нужна сухая методичность, так как это не литературный вымысел, и, наконец, осторожность, потому как дело идёт о вещах крупнейшего культурного значения. Придётся подступаться исподволь, ощупью, постепенно и с большим терпением, чтобы не наделать ошибок. И автор надеется, что читатели внесут свою лепту в дело расшифрования загадочных мест. В таком общенациональном виде не до местничества.
По своему значению «Влесову книгу» можно сравнить лишь с «Повестью временных лет», с той только разницей, что она излагает 1500-летнюю историю народа из отрезка времени, от которого ничего писаного не осталось. Мы отметим следующие, особо важные пункты значения «Влесовой книги».
1. Это совершенно новый исторический источник, притом большого объёма. Это настоящая летопись, оригинальный уникум, а не копия. Сообщает она нам много до сих пор не известного, либо освещает уже известное в значительно ином аспекте. Так, напр., она говорит о скотоводческой фазе развития хозяйства русского народа, предшествовавшей более новой, земледельческой. Она излагает неведомые нам доселе события, упоминает народы, о которых мы и не слышали до этого, новые лица и хронологические данные. Её данные заслуживают особого внимания уже потому, что в ней трактуется об эпохе, от которой почти или вовсе ничего не сохранилось. Не мелкие, ускользнувшие от внимания летописцев подробности предоставляет «Влесова книга», а данные о целой эпохе, совершенно отсутствующие в нашей истории. И сведения эти опять-таки касаются не узкого временного отрезка, а составляют развёрнутый обзор истории Руси, как он виделся русу середины IX в. «Влесова книга» начинает с безымянного славянского (вернее, русского) Адама и охватывает историю Руси по крайней мере с половины VII в. до н. э. и до половины IX в. н. э. Наша история получает некоторую солидную базу и становится понятной в контексте историй других народов.
До сих пор наша история, начинавшаяся с IX в. н. э., являлась какой-то необоснованной, повисшей в воздухе, без начала. Вдруг почему-то около 860 г. возникал народ, о котором начинала говорить история. Народ большой, занимавший множество земель. Русь уподоблялась Афине-Палладе, мгновенно возникшей из головы Зевса. Эта ненормальность теперь устраняется: история Руси удлиняется по меньшей мере на 1500 лет, т. е. на срок, действительно достаточный для развития и расселения большого народа.
2. «Влесова книга» содержит совершенно новые и оригинальные данные о религии наших предков. Иными словами, она много даёт для истории религий и понимания славянского мировоззрения. Ибо несомненно, что как минимум 2000 лет языческого миропонимания не могли не отразиться на складе и характере культуры славянина-русса.
О религии наших предков мы до сих пор почти ничего не знали. По крайней мере прямо. Всё известное собиралось косвенно. Не сохранилось ни одного языческого источника. Всё, что мы имеем, — это пересказы из христианских рук. В этих пересказах, во-первых, не всё точно, а во-вторых, не без намерения искажено, так как делалось в разгар ожесточённой борьбы. И очернение противника было одним из методов борьбы с ним. О религии предков мы можем лишь догадываться из запрещёний христианской церкви: не делать того, другого. Но почему это делалось язычниками, мы не знаем точно, можем лишь предполагать. А это путь не всегда верный и безупречный.
Кое-что мы можем узнать из сравнения с известным о верованиях других славянских племён. Но недаром французская поговорка гласит, что «сравнение и сходство — это ещё не доказательство». «Влесова книга» замечательна тем, что она написана язычником, который сам пишет о своей религии и защищает её от нападок христиан. Он категорически утверждает, что человеческие жертвоприношения были совершенно чужды религии руссов, но имели место у варягов, называвших Перуна Перкуном. В верованиях древних руссов открывается совершенно особый, оригинальный мир представлений о богах, о жизни и смерти, о правилах поведения и т. д. Хотя всё это излагается попутно и недостаточно подробно, многое позволяет сделать довольно хорошо обоснованные умозаключения, так как мы имеем дело с материалом оригинальным и изложенным в различных формах и вариантах, что даёт возможность для сравнения. Одна же дощечка целиком содержит языческое «кредо».
Основным выводом является то, что религия наших предков была не политеистична, а монотеистична. Признавался единый бог, но он был троичен в лицах, остальные были мелкие божки.
3. «Влесова книга» — необыкновенно ценный документ для изучения истории языка. Как известно, все самые древние дошедшие до нас источники письменности, во-первых, сравнительно поздние (древнейшие относятся лишь к X в.), во-вторых, происходят не с территории Руси, в-третьих, все религиозного характера, отражая собой не обычную разговорную речь, а специфически религиозную и к тому же, наверное, не на диалекте Киевской Руси. Наконец, в наших руках имеются только небольшие отрывки, и достаточного понимания состава и форм древней речи мы из них получить не можем. Влесова книга же — оригинальный документ, созданный, несомненно, на Руси и состоящий по крайней мере из текста до 3 печатных листов. Это даёт значительно более полное представление о языке и его формах. Язык её, безусловно, гораздо ближе к разговорной речи, чем язык религиозных христианских отрывков. Напомним, что летопись Нестора была написана около 1113 г. и дошла в гораздо более позднем списке. Таким образом, язык Влесовой книги не менее чем на 250 лет старше языка несторовской летописи, а её первые дощечки, вероятно, на века древнее.
4 «Влесова книга» — показатель высоты культуры в IX в. Существовала не только своя письменность, представлявшая собой упрощённую и видоизменённую греческую. Но существовала и писаная оригинальная история своего народа. Русь IX в. была уже не варварской страной, а культурной, интересующейся своим прошлым и знающей его. Она уже прошла стадию истории в устах сказителей и переходила в стадию истории научной. Влесова книга совершенно разрушает ошибочные утверждения о примитивности культуры южной Руси в IX в.
Глава 16. Ещё о дощечках Иэенбека
Что представляли собой «дощечки Изенбека»? На вопрос автора этих строк Ю. П. Миролюбов в письме от 11.11.1957 г. ответил следующее (даётся в извлечении): «Первые дощьки я видел вот при каких обстоятельствах в двадцать пятом году. Встретились мы с Изенбеком у церкви на рю Шевалье в Брюсселе, и он меня пригласил к себе в ателье посмотреть картины… я заговорил о том, что мы живём за границей и что нет у нас под рукой никаких источников, а что мне нужен „язык эпохи“, что я хотел бы писать эпическую поэму о Святославе Хороборе, но ничего нигде не могу о нём даже приблизительно похожего на упоминание найти!..
— А зачем тебе „язык эпохи“? — спросил он.
— Как же? Ты пишешь, тебе нужны мотивы орнаментов Туркестана, а мне не нужен язык эпохи?
— А что тебе именно нужно?
— Ну, хотя бы какие-либо хроники того времени или близко того… Здесь даже летописей нет!
— Вон там, в углу, видишь мешок? Морской мешок. Там что-то есть…
Так началась моя работа. В мешке я нашёл „дощьки“, связанные ремнём, пропущенным в отверстия (два, как на фотоснимке „Влескниги“). Посмотрел я на них и онемел!.. Однако Изенбек не разрешил их выносить даже по частям. Я должен был работать в его присутствии. „Дощьки“ были приблизительно (подчёркнуто Миролюбовым, как и в других местах ниже. — С. Л.) одинакового размера, тридцать восемь сантиметров на двадцать два, толщиной в полсантиметра. Поверхность была исцарапана от долгого хранения. Местами они были совсем испорчены какими-то пятнами, местами покоробились, надулись, точно отсырели. Лак, их покрывавший, или же масло, поотстало, сошло. Под ним была древесина тёмного цвета. Изенбек думал, что „дощьки“ берёзового дерева. Я этого не знаю, так как не специалист по дереву.
Края были отрезаны неровно. Похоже, что их резали ножом, а никак не пилой. Размер одних был больше, других меньше, так что „дощьки“ прилегали друг к другу неровно. Поверхность, вероятно, была тоже скоблена перед писанием, была неровна, с углублениями.
Текст был написан или нацарапан шилом, а затем натёрт чем-то бурым, потемневшим от времени, после чего покрыт лаком или маслом. Может, текст царапали ножом, этого я сказать не могу с уверенностью.
Каждый раз для строки была проведена линия, довольно неровная, а текст был писан под ней так, как это на фотоснимке, который вы воспроизвели на страницах вашей книги. На другой стороне текст был как бы продолжением предыдущего, так что надо было переворачивать связку „дощек“, чтобы их читать (очевидно, как в листках отрывного календаря. — С. Л.). В иных местах, наоборот, это было, как если бы каждая сторона была страницей в книге. Сразу видно, что это многолетняя давность.
На полях некоторых „дощек“ были изображения головы быка, на других — солнца, на третьих — разных животных, может быть, лисы, собаки или же овцы. Трудно было разбирать эти фигуры. По-моему, это были символы месяцев года. О них я напишу отдельно, в самом конце публикации текстов.
Буквы были не все одинаковой величины. Были строки мелкие, а были (и) крупные. Видно, что не один человек их писал. Некоторые из „дощек“ потрескались от времени, другие потрухлявились, и я их склеивал при помощи силикатного лака. Об этом я уже писал.
Однако первые из „дощек“ были мною читаны ещё в двадцать пятом году, и я уже о них забыл подробности. Римские цифры, поставленные на некоторых из них, были сделаны мной. Надо же было их как-то пронумеровать.
Я посылал в Музей (Русский музей в Сан-Франциско. — С. Л.), по мере расшифровки текстов, то, что мог послать, а Кур их нумеровал — „документ № 13“, т. е. по порядку получения, а после подбирал по смыслу и нумеровал. Мне кажется, что в связке „дощьки“ были перепутаны, а нумерация Кура близка к истине. Вот пока всё, что могу сообщить о „дощьках“.
Первые „дощьки“ я читал с огромными трудностями. А потом привык к ним и стал читать быстрее. Прочитанное я записывал. Буква за буквой. Труд этот тонкий. Надо не ошибиться. Нужно правильно прочесть, записать… Одна дощечка была у меня месяц! Да и после я ещё сверял текст, что тоже брало много дней…
Роль моя в „дощьках“ маленькая: я их случайно нашёл у нашедшего их прежде Изенбека. А затем я их переписывал в течение 15 лет… Почему я взялся за эту перепись? Потому что я смутно предчувствовал, что я их как-то лишусь, больше не увижу, что тексты могут потеряться, а это будет урон для истории. Я ждал не того! Я ждал более или менее точной хронологии, описания точных событий, имён, совпадающих со смежной эпохой других народов, а также династий князей и всякого такого исторического материала, какого в них не оказалось!
Зато оказалось другое, чего я не предполагал: описание событий, о которых мы ничего не знали, обращение к патриотизму руссов, потому что деды переживали такие же времена, и т. д.»
Вышеприведённым письмом в сущности исчерпывается почти всё, что мы знаем о дощечках как таковых. Само собою разумеется, что Ю. П. Миролюбов о глифах, т. е. о фигурах на полях дощечек, ничего не опубликовал. Впрочем, вряд ли он мог сообщить о них что-нибудь существенное после более чем 35 лет. Главное было упущено: при переписывании текста нигде не было отмечено, что такая-то дощечка имела такой-то глиф.
Отметим кстати, что Миролюбов в своём письме напрасно драматизировал обстоятельства: переписывал он текст дощечек не потому, что чувствовал, что они пропадут, а потому, что нуждался в древнем языке. Дощечек ему Изенбек не давал, а чтобы хоть что-нибудь понять, надо было разбить текст на слова. Эту адскую работу он проделал, но у него не было достаточно времени, сил и интереса, чтобы понять содержание дощечек. Здесь есть и хронология, и события, и лица, но нет лишь той формы, которая пришла в летописи уже на века позже.
Как технически писалась Влесова книга? Сначала проводилась через всю дощечку по возможности ровно горизонтальная черта (строчная). Затем начинали писать слева направо буквы, которые все были заглавными, никакого разделения букв на заглавные и строчные не существовало. Все буквы касались верхними своими частями строчной черты. Буква «П» сливалась верхней своей горизонтальной частью со строчной чертой. Буква «i» просто писалась в виде вертикальной палочки вниз от строчной черты. Буква «Т», чтобы отличаться от «i», имела верхнюю горизонтальную черту, проведённую чуть ниже строчной черты, и т. д. Всё пространство строчки заполнялось буквами сплошь, без промежутков и переносов. Если слово не было окончено, конец переносился в другую строку, хотя бы это было окончено, конец переносился в другую строку, хотя бы это была всего одна буква. Абзацы отсутствовали. Не было никаких знаков препинания, ударений или титл, несмотря на то, что многие слова были сокращены. Когда строчка кончалась, проводилась вторая строчная черта и писались буквы, и т. д. Текст переходил с одной стороны дощечки на другую сторону или другую дощечку без каких-либо отметок. Если текст оканчивался ещё до конца строчки, то конец ничем не отмечался. В верхней части дощечки было две дыры, через которые продевался ремешок, и, таким образом, тот скреплял дощечки. Нумерации страниц не было.
Алфавит «Влесовой книги» . Мы предположили для простоты и удобопонятности назвать алфавит «Влесовой книги» «влесовицей» (ср.: «кириллица» и «глаголица»). Характерной её чертой является близость к «кириллице», «влесовица» лишь гораздо более примитивная. В чём? Во-первых, все греческие звуки вроде фиты, ижицы, кси, пси и т. д., отсутствующие в славянской речи или передававшиеся комбинацией уже существующих букв, здесь начисто отсутствуют. «Влесовица» — чисто славянский алфавит. Во-вторых, буквы «ы» и «ю» вовсе отсутствовали, заменяясь комбинацией уже существующих. Напр., «ы» передавалось как «oi», а «ю» — «iy». Это создавало порядочные неудобства, ибо отличать, когда следует прочитать «ы», а когда «oi» и т. д., было можно лишь по догадке. В-третьих, буква «й» вовсе отсутствовала и произносилась только по слуху. Всюду была буква «i». Хотя и Кур, и Миролюбов утверждают, что буквы «и» не было, мы полагаем, что это относится лишь к большинству дощечек, на других же (реже) было и «и». Это мы заключаем из того, что в текстах и Кура, и Миролюбова эта буква встречается столь часто наряду с «i», что предположить лишь недосмотр или опечатку невозможно.
Будучи примитивной кириллицей, «влесовица», однако, имела ряд отличных букв. Напр., «у», «д», «щ». Но эти буквы всё же не слишком уклонялись от соответствующих букв кириллицы. Так, «д» передавалась треугольником, без добавочных палочек внизу, как в кириллице.
В общем, форма букв была однообразна, без сильных уклонений. Исключением была лишь «б», имевшая по крайней мере 5 разных вариантов, сводящихся к 2 типам. Нам думается, что второй тип, не похожий на кирилловское «б», — отзвук употребления и другого, далёкого от греческого типа алфавита. Писец, привыкший писать и другим алфавитом, по привычке вставлял иной вариант буквы. Сравнение с надписями на древних монетах, предметах, напр., из Чёрной могилы в Чернигове и т. д., может подтвердить наше предположение с долей вероятности.
Следует добавить, что существовала особенность, по-видимому, не замеченная ни Миролюбовым, ни Куром: часто, если буква, которой заканчивалось слово, совпадала с буквой, которой начиналось последующее, то она писалась один раз, а читалась дважды. Это мы находим и в летописях, где вместо «ис Смоленьска» писалось «и Смоленьска». Так как в те времена никаких грамматик не было, а писали «на слух», то одно и то же слово почти рядом писали то с «с», то с «е» старославянского. Путали «о» и «а», «е» и «и» и т. д.
Трудности в чтении и понимании Влесовой книги . Исследователь Влесовой книги становится часто перед множеством почти непреодолимых трудностей.
1) Весь текст дощечек далеко ещё не опубликован. Мы вряд ли ошибёмся, приняв, что опубликовано около 3/4 текста.
2) Мы знаем достоверно, что некоторые стороны дощечек по неизвестным причинам не были переписаны Миролюбовым.
3) Почти наверное можно утверждать, что не все дощечки и части их были подобраны Изенбеком, тем более что собирал их не он сам, а его вестовой.
4) Дощечки были в разной степени сохранности: у некоторых отломаны части, иные места проедены червём, отдельные места сколоты, многие буквы неразборчивы или вовсе стёрты. Отсутствуют иногда не только буквы, но даже целые строки.
5) Текст опубликован неудовлетворительно — с опечатками, пропусками, перестановками по сравнению с оригинальной записью Миролюбова. Наконец, некоторые дощечки, опубликованные как цельные, на деле являются смесью отрывков из различных дощечек.
6) Дощечки не были нумерованы, и исследователь стоит перед настоящим хаосом, будучи не в состоянии разобраться, где начало, где конец, какая сторона дощечки чётная, какая была предыдущей и какая последующей. Некоторые из дощечек не были связаны, и есть основания думать, что в связках бывает первоначальная последовательность, но уверенности в этом нет, ибо связки могли быть сделаны впоследствии, без какого бы то ни было порядка.
7) Не всегда есть уверенность, что Миролюбов верно прочитал текст или переписал его, ибо «человеку свойственно ошибаться». А ошибиться в таком хаосе чрезвычайно легко, ибо внимание скоро утомляется.
Перечисленные пункты могут быть объединены под рубрикой: «неполнота текста и отсутствие порядка в нём».
Следующим огромным затруднением является писание «сплошняком», т. е. без знаков препинания, абзацев, разделения на слова. Вследствие этого строчку «сплошняка» можно разбить на ряд слов, но по-разному. И каждое деление может дать известный смысл, но какое деление будет правильным, часто сказать трудно или почти невозможно. В особенности это касается случаев, когда имеется пропуск хотя бы одной буквы. Имеются и намеренные пропуски букв летописцами «Влесовой книги» для сокращения письма. Эти сокращения в те времена были общеприняты и общеизвестны, но эти условности нам становятся понятными лишь после изучения и при первоначальном чтении нелегко улавливаются.
Наконец, бывает, когда летописец делает ошибку, но «зачёркивает» написанное. Так, напр., во 2-й строчке начала «Влесовой книги», в конце её, он написал букву «ц», а следовало «о», он эту букву зачеркнул двумя косыми линиями. Кур не заметил этого и прочёл зачёркнутую букву как «щ».
Кроме того, так как дощечки писались в разное время, одно и то же слово звучит или пишется по-разному: один летописец говорил и писал «менж», «ренка» и т. д., другой уже выговаривал и писал «муж», «рука». Путалась и орфография.
Были и затруднения с буквами «ы» и «ю», которые могли читаться в разных случаях по-новому. Наконец, не всегда «я» и «ia» были равнозначны. Некоторые буквы были близки по начертанию, напр., «д» и «о», «о» и «у» и т. д. Достаточно было утратиться кусочку краски, отщепиться дереву, сесть пятну и т. д., и буква могла быть прочитана неверно.
Наконец, даже когда текст вполне сохранён и разделение строк на слова не возбуждает сомнений, мы наталкиваемся на непонимание из-за незнакомых слов, необычных оборотов речи или незнания обычаев либо лиц, о которых идёт речь. Некоторые слова, безусловно, изменили с того времени своё значение или смысловые оттенки.
Словом, перед исследователем — хаотическая масса языкового, исторического и других материалов, которая может быть приведена в порядок только объединёнными усилиями многих лиц.
Успеху может способствовать лишь строго научная система, при которой первое место отдаётся логике и знанию, а не фантазии или «вдохновению».
Опыт изучения «Слова о полку Игореве», сохранившегося гораздо лучше, показывает, как много нелепостей было выдвинуто из-за необузданной фантазии и, главное, незнания предмета. Будем надеяться, что изучение «Влесовой книги» пойдёт по разумному пути — медленного, постепенного вскрывания истины.
Техника чтения и перевода Влесовой книги . Мы применяли следующие приёмы: сначала переписывали весь «сплошняк», затем апострофами выделялись ясно понимаемые слова. Неясные места оставались нетронутыми, хотя бы они и занимали целые строки. Одно и то же место читали много раз подряд, чтобы запомнить известное сочетание звуков, а также другие места прочитывали для обогащения памяти. При этом часто обнаруживалось, что одно и то же выражение повторялось, и, будучи сравнённым с разным контекстом, оно давало возможность наконец понять выясняемое.
Из хаоса прежде всего вставали отдельные, очень часто повторяемые слова и частицы. Напр., слово «бо» встречается огромное количество раз, играя роль только связующей частицы. Её употребляли наши предки для того, чтобы речь была плавной. «Бо» чаще всего обозначает «ибо», но часто его вовсе не следует переводить, так как оно в большинстве случаев — лишь украшение речи, элемент стиля. Бросается в глаза и очень частое употребление слова «а». Это не противопоставление, а связующее слово и обозначает «и», хотя и «и» существовало одновременно. Это «а» применялось для плавности речи, и его можно опускать.
Всюду нам попадается слово «есь» вместо «есть». В подавляющем большинстве случаев — это глагольная форма, отдельное слово, а не часть какого-то иного. Поэтому вычленение его почти безошибочно. Слово «есь» является уже промежуточной стадией в упрощении и сокращении обычнейших форм, в дальнейшем они совершенно отмерли и исчезли. Было первоначальное «есте». Далее стало «есть». Затем «есь», потом, напр. у украинцев, «е» и, наконец, слово вовсе отмерло. Никто теперь не скажет: «я — есмь» или «вы — есте», а просто: я — такой-то, вы — то-то.
Бросается в глаза наличие сложных старинных глагольных форм. Напр., «Книга» пестрит словами «смехом», «ста» и т. д. Все они непереводимы, ибо в современном языке уже отмерли.
В говоре гуцулов на Карпатах, т. е. в области, где наши предки, несомненно, одно время проживали, ещё по сей день существует форма «сме» или «сми» для первого лица настоящего времени и прошедшего, напр.: «я ходиў сми» — «я ходил». Частичка «сме» — форма от глагола «быть». Интересно, что форма эта уцелела лишь в горах, в говоре гуцулов, в предгорьях же, т. е. на Покутги, её уже нет.
Отметим также, что в гуцульском говоре условное наклонение, как в церковнославянском, так и в старорусском, выражается с помощью остатков, аориста: «бым, бысь, бы, бысьмо, бысте». Отсюда: «ходиў бы» — «я бы ходил», «як бысте знали» — «если бы вы знали» и т. д.
Отмершая частица сложной глагольной формы «стахом» или «ста» до сих пор уцелела, потерявши смысл, в выражении «мыста», означающем некоторое превосходство. Сохранились многие, теперь уже укороченные формы слов, напр. «братр», встречающиеся у других славян и поныне. Особенно часто отмирали конечные согласные, когда их было две. Напр., вместо «могл», «принесл», «привезл» получились современные «мог», «принёс», «привёз» и т. д.
Обращают на себя внимание во «Влесовой книге» не только сокращения, но и частые усечения слов. Некоторые сокращения, по-видимому, имели постоянный характер. Напр., писали «бзi» вместо «бозi», «слва» соответствует «слава» и т. д.
Усечения выражались в том, что не писали «Даждьбог», а — «Дажбо». Наподобие того, как наше «спаси, Бог» превратилось в «спасибо». Интересно, что производные формы были также усеченными: «Даждь-бовi внуцi», а не «Даждь-боговi внуцi». Следует ещё раз отметить, что если конечная буква слова совпадала с началом последующего, то писалась она один раз, а читалась дважды. Напр., «сплошняк» «арещемусварг» расшифровывается «а реще (е)му Сварог» и т. д.
При многократном чтении текстов отмеченные слова, как и некоторые другие, им подобные, вычленяются легко и позволяют разделить «сплошняк» гораздо быстрее. Подробности будут изложены в дальнейшем.
Погрешности комментаторов . Даже совершенно ясный грамматический текст может быть понят и поставлен в сравнение неверно. Поэтому необходимо отметить несколько погрешностей в комментариях А. А. Кура, чтобы они не получили дальнейшего распространения. Как показывает фото одной из дощечек (см. дальше), все буквы писались под горизонтальной линией, идущей вдоль всей строки. Первый комментатор «Книги» А. А. Кур («Жар-Птица», 1954, янв., стр. 13) пишет: «…а над линией ставились какие-то знаки: или знаки раздела на слова, или сокращения-титлы». Эта подробность относится к письменности Индии, а не к «Влесовой книге». Однако фраза А. А. Кура построена так, что можно понять, мол, именно это относится к «Влесовой книге». Вообще изложение А. А. Кура не всегда достаточно отчётливо, и к некоторым его объяснениям необходимо относиться с осторожностью: он явно склонен сближать «Влесову книгу» с традицией Индии, Вавилона и т. д., а между тем «Книга» совершенно своеобразна и очень далека по содержанию от упомянутых источников.
Далее (стр. 14) он пишет: «На некоторых дощечках среди текста помещены фигуры, изображающие быка и собак. Это глифы, т. е. картинное письмо, наличие которых в тексте само собой указывает, что картинное письмо как основа символов, знаков-букв ещё не было изжито…» Это утверждение совершенно неверно. На фото есть знак собаки (или лошади?), но вне текста. О присутствии в тексте этих знаков Ю. П. Миролюбов не говорит ни слова, а речь ведёт о знаках на полях дощечек. Равным образом нет ни одной отметки в тексте, что эти знаки были. Знаки не были частью текста. Они обозначали нечто вовсе иное, имеющее к тексту лишь косвенное отношение. Они играли роль каких-то указателей.
Вообще стремление А. А. Кура связать во что бы то ни стало «Влесову книгу» с Индией, Ассирией и т. д. недоказательно и насильственно, хотя и понятно: А. А. Кур — ассиролог. Однако мы можем положительно утверждать, что картинное, идеографическое письмо начисто отсутствует во «Влесовой книге». Равным образом неверно и следующее утверждение А. А. Кура (стр. 13): «Прототип этот родился где-то на юге и, безусловно, в основе своей имеет азбуку Асур, или, как её называют, древнебиблейскую, т. е. ту, на которой писались те древние документы, из которых впоследствии выросла древняя Библия. Конечно, не надо эту азбуку смешивать с т. н. еврейской, или иудо-раввинской, как изобретённой много позже и после Рождества Христова».
Не будем удаляться во тьму времён, о которых мы почти ничего не знаем. Нам ясно одно: «влесовица», безусловно, имела прототипом кириллицу, ибо по крайней мере 9/10 её почти идентичны. Обе эти азбуки основались на греческой азбуке. Поэтому если связывать алфавит Асур, то надо сравнивать его с греческим алфавитом, учитывая также, писались ли буквы справа налево или слева направо, ибо это влияет на технику письма и форму букв. Весьма возможно, что буквы Псалтыри, найденной в Корсуне св. Кириллом, были близки к буквам «влесовицы», но утверждать, что они были (стр. 14) «как раз теми же письменами» (подчёркнуто А. А. Куром), нельзя.
У А. А. Кура создалось впечатление, что язык «Влесовой книги» (стр. 14) — «смесь русского, славянского, польского и литовского языков». Анализ всех доступных нам дощечек показал, что литовские слова начисто отсутствуют. «Влесова книга» написана на примитивном славянском языке.
По А. А. Куру (стр. 14), «встречаются слова чисто библейские, напр., при славословии Сури называют её Адонь — госпожа». Если мы обратимся к тексту («СУРIА, CBETI, НА НЬ, А, ДО, НЬЯ, ВIДIМО»), то убедимся, что этот отрывок вовсе не славословие, и слова «адонь» вовсе нет; имеется «а до нь», т. е. «и до нас». Да и вообще, как могло попасть библейское выражение в книгу языческих жрецов, проникнутую ненавистью к грекам и христианству? Возможность библейских выражений совершенно исключена.
На той же странице находим: «встречаются также выражения древнеиндусские; видимо, часть какого-то гимна или молитвы на языке пракрита… для примера укажу: „АНИМАРАНИМОРОКАН…“» Трудно понять, что индусского в этом отрывке нашёл А. А. Кур. Во-первых, это не гимн, отрывок взят из фразы: «а ни Мара, ни Морока не смиемо сланити». На самом деле это запрещение поклоняться «чернобогам» Мару и Мороку. Во-вторых, никакой связи с Индией нет. Равным образом А. А. Кур без оснований (там же, стр. 14; сент., стр. 32) связывает праотца Оря с Индией. Речь идёт о Причерноморье и гуннах («идемо от земе тоя, идеже хуние наши братчи забиют»). Никогда гунны из Индии славян не изгоняли. «Влесова книга» всем своим основанием плотно сидит в средней и отчасти юго-восточной Европе, и лишь ложночтения позволяли А. А. Куру найти какие-то индийские «мотивы».
Вообще даже в текстах с обычным смыслом А. А. Кур делает ошибки. Совершенно ясную фразу (дощ. № 7): «KIE БОРЗО IДЕ, БОРЗЕ ИМА СЛАВУ, А КЫЕ ПОТIХА IДЕ, ТО BPAHIE НА НЕ КРЯЩУТЬ» А. А. Кур («Ж.-П.», 1955, февр., стр. 28) — понимает так: «Приводит в пример князя Кия, который в поход отправляется всегда тихо, даже осторожные вороны не кричат, видя его воинов в походе». Слово «кие», т. е. «которые» А. А. Кур превращает в князя Кия и совершенно извращает смысл фразы. В действительности сказано: «(те) которые скоро (борзо) идут в поход, имеют славу, а которые медленно идут, то на них (мёртвых) вороны крячут». Смысл совсем противоположный тому, что даёт А. А. Кур. Тем более что добавлено: «нападем, как соколы» и т. д.
Эти примеры показывают (а их можно значительно умножить), что к комментариям А. А. Кура надо относиться с большой осторожностью.
Время и место написания «Влесовой книги» . Время написания «Влесовой книги», вернее последней её части, устанавливается довольно точно: между Аскольдом, Диром и Рюриком («Ерек»), с одной стороны, и Олегом, с другой; вероятно, около 880 г. Летопись не была чем-то строго единым. Уже Миролюбов отметил, что писцов было по меньшей мере два. Анализ дощечек показывает, что, рассказывая о разных событиях, летопись не раз упоминает — до настоящего времени («до суть»). Совершенно очевидно, что это настоящее время было весьма разное. По мере хода времени к основной летописи добавлялись новые события. Разновременность записей подтверждается также разницей в языке и стиле. Начало «Книги», вероятно, на несколько столетий древнее её конечной части. Интересно отметить, что о нападении руссов на Царьград в 860 г. нет ни слова. Впрочем, вопрос о том, какая Русь нападала на Царьград, ещё не выяснен. Есть место, где время написания установлено точно. К сожалению, мы не имеем вполне ясного понимания этого места. Сказано, что варяги прогнали хазар за… (не расшифровано) до настоящего времени.
В отношении места написания летописи нами была высказана мысль, что «область» автора «„Влесовой книги“ лежала где-то на линии Полоцк-Туров, т. е. там, где язычество особенно долго удерживалось на Руси» («История руссов в неизвращённом виде», 1957, вып. 6, 619–620). Основание для этого мы видели в языке книги, содержащем много «полонизмов», а также в указании местностей, имён и народов, чаще всего в ней упоминаемых. В настоящее время, после более тщательного знакомства и изучения большого числа дощечек, мы склонны отодвинуть место повествования более к югу. Если бы автор жил к северу от Припяти, он должен был бы больше упоминать об ятвигах, литве, жмуди и т. д. На деле же центр тяжести всё время в Причерноморье, именно — в степной его части. Киев, хотя и упоминается, но первенствующей роли не играет. Наоборот, упоминаются Волынь, Голынь, Русколунь, Воронжец и т. д. Равным образом в народе ильмерском вряд ли можно усмотреть обитателей озера Ильмеря (его прибрежья) или Ильмени, т. е. новгородцев. Из дополнительных текстов видно, что Ильмень связан с готами. А кроме того Боплан отметил, что ещё в XVI столетии Днепровско-Бугский лиман назывался Ильменем. Всё это относит место действия (и автора летописи) на юг, в степное Причерноморье.
Кто был автором «Влесовой книги»? Мы высказали предположение, что это был жрец или жрецы языческой религии древних руссов. Это и верно, и неверно. Сколько можно судить по всем имеющимся данным, религия руссов отличалась такими особенностями: 1) храмов руссы не возводили, хотя, конечно, были места, особо почитаемые и служившие целям разных религиозных церемоний; 2) кумиров они не воздвигали и 3) как следствие, специальных жрецов не имели. Функцию жрецов выполняли старейшие в роде. Таким образом, жрецов «de jure» не было, но они существовали «de facto».
Можно думать, что с осложнением человеческих отношений, с появлением зачатков феодализма, под влиянием варваров и т. д. должна была выкристаллизоваться и каста наподобие жрецов. Это были старейшины, хранители старины и традиций. Их возраст, знания выделяли их из общей массы и тем создавали предпосылки для их обособления. Вероятно, они также врачевали, гадали, были советниками. Из этой-то среды и вышел автор «Влесовой книги».
Несмотря на то, что некоторые части летописи написаны разными авторами, летопись имеет основное ядро, написанное одним человеком. Последующие дополнения делались уже по заданному трафарету. Красной нитью проходят всюду нелюбовь к христианству и наличие упорной политической и идеологической борьбы с ним. Автор был закоренелым язычником и прежде всего патриотом. В измене своей вере он видел гибель народности, он рьяно отстаивал традиции.
Почти наверное можно сказать, что киевлянином он не был. О родственных отношениях племён вокруг понятия «Русь» будет речь впоследствии.
Публикация о «дощечках Изенбека» . В журнале «Жар-Птица» за 1954 г. имеются статьи А. А. Кура (янв., февр., сент. и дек.). Там же — за 1955 (янв., февр.). В 1956 г. о дощечках ничего не напечатано.
Типографским способом опубликован текст дощечек в том же журнале. Приводим время в порядке дощечек:
№ 1, 2а — 1958, март; № 2б, 3, 4а, 4б — 1959, май; № 4в, 5 — 1957, сент.; № 6а — 1957, дек.; № 6б — 1958, янв.; № 6в, 6 г — 1959, март; № 7а — 1958, июнь; № 7б — 1958, июль; № 7д, 7с — 1958, сент.; № 8а, 8б — 1957, авг.; № 9 — 1957, март; № 10 — 1957, апр.; № 11, 12, 13 — 1959, февр.; № 14 —??; № 15 — 1958, май; № 16 — 1958, ноябр.; № 17а, 17б — 1958, апр.; № 18 — 1959, янв.; № 19 —??; № 20 — 1958, дек.; № 21, 22, 23 —??; № 24а, 24б —1957, июль; № 25, 26 —??; № 27 — 1958, окт.
Глава 17. История руссов согласно Влесовой книге
Прежде чем перейти к изложению этого вопроса, следует напомнить, что «Влесова книга» — это не летопись с последовательным расположением исторических событий, не описание княжений и т. д. (чего в своё время ожидал Ю. П. Миролюбов), а своеобразный сборник религиозно-поучительного содержания, в котором наряду со славословием богов, изложением религиозных обычаев и т. д. имеются и крупные отрывки, посвящённые истории. В языческой религии наших предков огромную роль играло почитание дедов и пращуров, в связи с этим и рассказывается о деяниях их. На примерах их жизни показывается необходимость единства, любви к родине и веры в своих богов, которые помогали пращурам в их борьбе с врагами. Поэтому изложение исторических событий отрывочно, фрагментарно. К одному и тому же событию возвращаются не раз, и часто освещение их или подробности не совсем совпадают с тем, что сказано в другом месте. Это, вероятно, объясняется ещё и тем, что в писании «Влесовой книги» принимало участие несколько лиц, разделённых значительно во времени, что и отражается в стиле речи, в орфографии.
Составление исторического обзора поэтому по «Влесовой книге» — дело нелёгкое, тем паче что многое утеряно, испорчено или перепутано. Мы изберём следующий путь. С одной стороны, подберём отрывки, намечающие основные вехи истории Руси, как она рисовалась авторам «Влесовой книги», а с другой — мы остановим своё внимание на некоторых ярких отрывках, положение которых в общей схеме не ясно, но содержание которых может в значительной степени помочь в общем освещении событий. При дальнейших исследованиях и расшифровке текста, возможно, эти отрывки найдут своё место в общей схеме, но пока было бы неосторожно включать в схему их только по первому впечатлению: нити запутанного клубка постараемся распутывать постепенно, не рвать их.
Исследователь «Влесовой книги» должен всё время помнить, что перед ним не летопись, а религиозный сборник, основывающийся, однако, значительно и на истории. Отсюда — постоянные отступления от исторической линии и бесконечные повторения религиозно-нравственных формул. Однако как светская история не знает русского князя Бравлина, но его деяния донесены нам христианским источником — «Житием» св. Стефана Сурожского, так и во «Влесовой книге» попадаются имена, не сохранённые светской историей. И, что самое интересное, мы находим здесь упоминание Бравлина с дополнительным замечанием, что ныне княжит его правнук, — обстоятельство, позволяющее уточнить время написания данной дощечки.
История руссов может быть для удобства разделена на две части: 1) легендарную и 2) историческую. К легендарной относятся дощечки, где описываются действия легендарных лиц (русского Адама, имя которого даже не дошло до автора «Влесовой книги»), праотца Богумира, имена членов семьи которого уже сохранились, и праотца Оря, о котором говорится так много, что его следует скорее всего поставить первым в ряду исторических лиц. Возможно даже, что в дальнейшем удастся и установить приблизительно век, в котором он жил.
В дощечках, говорящих о действительно исторических лицах, мы находим ряд имён, начиная с праотца Оря и кончая Аскольдом и Ереком (вероятно, Рюриком). Кроме того, мы встречаем указания на времена Германариха, Галареха и других гуннских вождей, равно как и на времена Буса, Мезенмира и целого ряда русских князей, неизвестных нам из истории. Довольно много данных о Кие, его братьях и т. д. Помимо этих имён, могущих быть хронологическими вехами, неоднократно упоминаются важные события в жизни русского племени, например, появление на Карпатах, уход оттуда на Днепр и т. д.
Мы попытаемся дать только самый краткий схематический очерк исторических вех, отмечая, конечно, что многое уточнится в будущем, когда опубликуют весь текст, а также расшифруются многие тёмные места.
1. Имя русского Адама неизвестно. В 15-й дощечке лишь сказано, что — во «время оно был муж („менж“) доблестен, который назывался отцом в Руси». У него была жена и две дочери. Жил он в степях, имел много скота — коров и овец. Но у дочерей не было мужей. Однако бог дал ему измоленное, т. е. он выдал дочерей замуж (обратная сторона дощечки, по-видимому, не была переписана).
В этом сообщении интересны два пункта: 1) не названо ни одного имени, 2) неизвестный праотец жил в степях и имел много скота. Неупоминание имени праотца мы считаем очень характерным и говорящим в пользу аутентичности летописи: в этом сказалась отличительная черта русского народа — нелюбовь к фантазиям. Имя праотца забыто. С этим считаются. И никому не придёт в голову выдумывать имя, хотя имена в легенде о следующем праотце уже даны. Будь это греки или римляне — имя было бы дано непременно. Указание о степях и скоте чрезвычайно важно и интересно, в особенности если мы примём во внимание дальнейшее содержание дощечек, где упоминание о скоте, траве, степях буквально не сходит с уст рассказчиков. Авторы «Влесовой книги» рисуют древних руссов как типичных скотоводов. Если они и занимались земледелием, то это был подсобный промысел.
До сих пор ни один исторический источник не сообщал о существовании племён славян-скотоводов. Все считают их либо земледельцами, либо охотниками и рыболовами. Если мы примем во внимание, что место действия всех главных событий во «Влесовой книге» приурочено к причерноморским степям, то теоретически скотоводство наших предков вполне оправдано: это зона преимущественного скотоводства, хотя по долинам малых и больших рек земледелие может играть первенствующую роль.
Скотоводческий образ жизни руссов делает понятным и большой территориальный охват «Влесовой книги»: от Карпат до Волги, затем постоянные указания о передвижениях, смене места жительства — для скотоводов это явление совершенно нормальное, даже неотъемлемое. Поэтому упоминание то Сурожа (Крым), то рек Калки Большой и Малой, то Дуная и Дона, то Волги и Придунавья — реалистические подробности этих странствий.
Вместе с тем становится понятным и преимущественное упоминание гуннов («енгушти») и готов («годь»), которые были постоянными соперниками в обладании причерноморскими степями. В одном месте прямо сказано, что с готами пришлось бороться 400 лет. Эта замечательная подробность открывает нам целый особый раздел истории Руси: период кочевой, или, вернее, полукочевей, господствовавший, по-видимому, в первых столетиях нашей эры. Этот этап экономического развития Руси остался совершенно неучтенным официальной историей. Образ жизни, рост производительных сил имели совсем иной характер, чем это до сих пор представляли. Эта особенность «Влесовой книги» говорит опять-таки в пользу её аутентичности: она не повторяет уже известного, а открывает то, что всем нам неизвестно, она вполне оригинальна и ничему не подражает.
2. Таким же скотоводом изображён и второй легендарный герой — Богумир, жена которого звалась Славуня, дочери — Древа, Скрева и Полева, а сыновья — Сев и Рус (младший). Легенда рассказывает, что Бугомир не имел мужей для своих дочерей. По совету жены он отправился на поиски женихов. К вечеру он стал в поле у дуба и разложил костёр. Затем он увидел трёх всадников, устремившихся к нему. Те подъехали и сказали: «Здрави буди! Что ищешь?» Богумир рассказал о своей нужде. Те отвечали, что они в поисках за жёнами. Богумир вернулся в свои степи, ведя трёх мужей своим дочерям. Далее несколько строк уничтожено. Затем сказано, что отсюда произошли три славных рода — древляне, кривичи и поляне. От сыновей же произошли северяне и русы.
В этой легенде интересны два момента. Во-первых, явно ещё чувствуется влияние матриархата: племена носят имена прародительниц. А, во-вторых, в другом месте «Влесовой книги» происхождение названий племён объясняется иначе — именно так, как в несторовской летописи, т. е. жители лесов называются древлянами, степей — полянами. Это показывает, что уже в глубокой древности русы задумывались над происхождением имён и выставляли различные гипотезы. Причём две разные гипотезы существовали в одном и том же произведении. Легенда о Богумире привлекает ещё и тем, что в конце её имеются интересные подробности о месте и времени — обстоятельство также весьма оригинальное в отношении легенды. Обычно всякая легенда уклоняется от точности, а просто говорит: во время оно. Сказано дословно так: «…yтвopice родiтые о седме рецех iдеже обiтващехом заморья о кpai зелень а камо скот! (…) древны iсходу до карпенстеа гopi… то бяща она лятш пред тысенщ тpie сты за iерманреху…»
Перевести это можно приблизительно так: «создались те роды (от дочерей и сыновей Богумира) у семи рек, где обитали заморье в Зелёном крае и куда водили скот до исхода к Карпатской горе… было это перед 1300 лет до Германариха» (№ 9а, 15–17).
Где был этот Зелёный край и о каком заморье идёт речь — неизвестно. Но он упоминается ещё раз. И есть надежда, что местоположение его будет установлено точно (см. ниже).
В другой дощечке, № 15а, 7–14, имеются некоторые подробности древнейшего пребывания руссов. Сказано: «праоцы… iзыдощьша од крае седьемрiецштиа о горе ipштia а загогрiа обентыша вiек а такова попехщьша, iде на двоерiеце… а теше до земе cpштie а тамо ста пождiе, iдьша горыма а спезiема а лiадыма а от (…) до степны… дьшiа о пpie тie гopia карпенсте…»
Таким образом, самым древним местопребыванием руссов был край семи рек. Они вышли от райской горы и Загорья, пожили век, дальше пошли в область Двуречья… и попали в землю «Cpштie» [?], там стали, подождали и пошли большими горами, снегами, льдами и попали в степь… и пошли к Карпатской горе.
Так как Германарих умер в 375 г., а жил будто бы более 100 лет, мы примем условно его время — 300 г. н. э. Значит, руссы жили в области семи рек за 1000 лет до н. э. у какой-то райской горы, а затем пошли в двуречье, потом, после долгих переходов через снежные горы, очутились в степи, а оттуда пошли к Карпатам.
3. Имеется дощечка (5а, 1–10), которая содержит как бы схему основных этапов жизни руссов. Она говорит: «лiаты до дiру за тенсенце пенте ста iдоша прады нашы до гуре карпанеске а тамо со оседнеща жiвiа кладно», т. е. «за 1500 лет до Дира пошли наши предки к Карпатской горе и там осели, живучи богато».
Если мы примем время Дира условно — 850 г., приход руссов в Карпаты относился, стало быть, приблизительно к 650 г. до н. э. До этого они пребывали в области семи рек и других местах с 1000 г. до н. э. Мы не будем сейчас стремиться к уточнению, постараемся прежде всего установить основные вехи.
Далее сказано (мелочи опускаем), что «тако сец 6iaщ жiвуть пепте ста леты а тамо птщехомсеп до всхдiацу суне а адехом до пьпре та бо рiека есе до мориже тецаiа то полуноце сiадще на не а сепiмепован (и)епре npeпeнтei… а тамо осепдещiа сент леты».
Проживши в Карпатах 500 лет, предки пошли на восход солнца к Днепру, та река течёт в море, и сели на ней к северу и так званой Непре Припути, т. е. Припяти, и там сидели 500 лет.
Примечательно, что Днепр называется всюду Непра. Боплан на своих картах отметил, что Днепр народом также называется Непра. И здесь автор «Влесовой книги» на высоте знаний той эпохи.
Кто был руководителем всех этих передвижений — не сказано. Праотец Орь, по-видимому, принадлежит к эпохе послекарпатской и даже последнепровской.
Из сказанного видно, что приход руссов к Днепру относится примерно к 150 г. до н. э. Он состоялся в направлении, уже совершенно точно определённом: от Карпат на восток к Днепру. О всех же предыдущих передвижениях и направлениях мы пока ничего сказать не можем.
Далее сказано, что предки были союзниками «ильмерцев» и что они жили богато, разводя в степях скот. Однако ильмерцы оставили руссов и пошли на юг. В то же время началась борьба с костобоками, называемыми «костобце». Борьба с костобоками продолжалась 200 лет. В конце концов руссы, будучи побеждены, вынуждены были бежать в леса («а наше родiце тещешетi до лiашi пребендены суте»). И пребывали там 100 лет. Далее идёт уже речь о готах Германариха. Уточнение хронологии мы пока оставляем в стороне.
4. Интересной вехой является первая встреча с готами, рассказанная в 9-й дощечке. Время этой встречи пока не выяснено. Приблизительный перевод таков: «…Пришли из Зелёного края к Готскому морю и там наткнулись на готов, которые преградили путь. И так бились за ту землю, за жизнь нашу. До того времени были отцы наши у берегов моря на Ра реке (очевидно, Волге) и с великими трудностями переправили через неё своих людей и скот на тот берег, идучи к Дону („идьща дону“), и там увидели готов. Шедши далее на юг, увидели Готское море и готов, вооружившихся против нас, и так принуждены были биться за жизнь свою и добро».
Содержание исключительно интересно из-за указаний на географические пункты, которые можно узнать немедленно. «Зелёный рай» — это степи к востоку от нижней Волги вдоль Каспийского моря. Река Pa — бесспорно Волга, как это выясняется и из других источников — текстов «Влесовой книги», а также потому, что многие авторы древности называли её так. «Готское море» — Азовское, безусловно.
Речь идёт о переселении руссов с востока из-за Волги к Дону и далее на юг к Азовскому морю, где они встретились с сопротивлением готов, которых увидели впервые. Любопытна реалистическая подробность: переправа людей и скота через Волгу сопровождалась большими трудностями. И здесь опять подчёркивается значение скота. О прочих деталях мы пока не говорим, считая преждевременным.
5. Очень интересен отрывок дощечки 26в: «…а кiе венде за рушь i шеко венде племы а хоревь хорвы свеа… одеiде хоревь i шех одо iне а сехом до карпанеське гopia i тамо бiахомь iнi граде творiаем iну iмiахом соплемены iнiai богенстве iмiахом велко, се бо врзi налезеще на ны i то тещахом до кiе градо а до голуне а тахомь оселещетеся…»
Здесь мы имеем вариант известного сказания о Кие, руководившем Русью, Щеке, с его щеками, и о Хореве, предводителе хорватов. В отрывке упомянут момент, когда хорваты и щеки (не чехи ли?) отошли от руссов снова на запад к Карпатам, но пребывание их там было недолгим: враги вынудили их вновь бежать до Киева и Голуни и, очевидно, уже окончательно поселиться там.
Всплывает тут упоминаемый не раз город Голунь, или Голынь, о котором наша история ничего не ведает. Название невольно наводит на мысль, что употребляемый также много раз термин «колунь» является одним и тем же. И, возможно, выражение «Русколунь» объясняется как Русь Колуни. А это, в свою очередь, совпадает с изменённым иностранцами словом «Роксолань». Расшифровка пока нам кажется преждевременной, но в будущем возможной.
За тем отрывком следует не менее занимательный: «…i се кые умре за трщесе те ляты владыщете ны i по семе бiащ лебедiан ix се реще славере i тые живе двасепте ляты а поте бiасть верен зъ влiкоградiе текожьде двадесенте i тому сережень десенте…»
Устанавливается, таким образом, что Кий княжил 30 лет. За ним был Лебедян, называемый также Славер, который княжил 20 лет. После него был Верен из Великограда (или Великоградья). Наконец, Сережень, что княжил 10 лет. Иначе говоря, мы располагаем последовательным рядом четырёх князей, княживших в сумме 80 лет. Вряд ли эта цифра точна, ибо княжения всех даны явно в округлённых цифрах.
Напоследок, почти наверное, это не представители одной династии Кия, а князей, избиравшихся после Кия. Ибо, во-первых, нет ни слова об их родственных отношениях. А во-вторых, во многих местах подчёркивается, что раньше на княжения избирали и лишь в последнее время (когда — неясно) стали княжения наследственными. Пункт очень важный — можно приблизительно установить время зарождения феодализма.
Имя Лебедян невольно наталкивает на мысль, не здесь ли речь о «воеводе Лебеде» (и стране его «Лебедии»), который упоминается в византийских источниках. Сопоставление данных о Кие, «строящем городу», и воеводе Лебеде, наравне с данными Стрыйковского, что Киев построен в 430 г., может значительно уточнить времена Кия. Детализацией этого и других подобных ему вопросов мы здесь не имеем возможности заниматься.
6. Об Аскольде и Дире имеется несколько глухих и прямых указаний на разных дощечках. Напр. (№ 6): «…ту прве ворензе прiдша до русе асклд сылоу пограмлi кнезе нашему а птолце го асклд а позде дiр уседшiсiа на не iако непршен кнза тi то кнжiте поша над она до iста… iако бiаста она кнзе од гръцех крцена асклд есе темен вое а теко днесе од грьцех осьвецен…»
Отрывок этот чётко указывает, что Аскольд и Дир были чужими, притом варягами. Аскольд разгромил силы местного князя и стал «непрошен князь», т. е. стал править силой. В каких отношениях были Аскольд и Дир, и здесь неясно. Но вернее всего, что Аскольд был лишь воеводой Дира. Последний появился и сел в Киеве уже после победы Аскольда над местным русским князем. Восточные источники вообще Аскольда не знают, а только Дира. Оба, по-видимому, были окрещены греками.
В дощечке 7, 2 находим такие строки: «…за тенсенц тpie сты леты од iсхъду крпеньсте асколд злы преиде на ны ту зегненсе народе мые…»
Прилагательное «злый» по отношению к Аскольду и указание, что народ «согнулся», показывает недоброжелательное отношение летописца к Аскольду, явившемуся непрошеным и силой покорившему киевлян. Очень важно указание, что Аскольд появился в Киеве после 1300 лет от исхода руссов с Карпат. Так как появление Аскольда можно условно приурочить к 850 г. н. э. (вероятно, несколько позже), то исход с Карпат припадает приблизительно на 450 г. до н. э. Округлость цифры (1300) показывает на её приблизительность. Но точность её до столетия весьма вероятна. Так как во «Влескниге» даётся несколько разных дат исхода с Карпат, в дальнейшем дату, по-видимому, можно будет уточнить.
В других отрывках сказано, что варяги суть «хищники». Эти указания опровергают версию, что «злой» Аскольд и Дир были потомками Кия. Во многих местах всё время говорится об избираемости князей. И лишь в одном месте сказано, что ныне власть князя стала наследственной. Поэтому предположение о славянстве Аскольда, видимо, должно отпасть. И мы не можем не принять версию всех наших летописей, что Аскольд и Дир были варягами, отколовшимися от Рюрика.
Попутно, кстати, напомним, что, просматривая труд Байера, мы наткнулись на его указание, что имя Рюрик имело очень много вариантов. Были, напр., и Регорик, и Ругерик. Что из этих слов путём сокращения (напр., из Богориса получился Борис) совершенно легко выходит Рюрик, доказывать особенно не приходится. Но дело в том, что Ругерик имеет смысл — ведь Рюрик был «ругом». Среди имён послов Игоря один просто назван по национальности — Ятвиг. Не исключено, что и с Ругериком случилось то же.
Глава 18. Фрагменты истории Руси из Влесовой книги
Разрозненность дощечек, их повреждённость, непонятные места и т. д. не дают возможности иметь общую картину истории Руси по «Влесовой книге» со всеми подробностями. Выше мы отметили лишь основные вехи её. Однако множество отрывков, хотя и вне связи с предыдущим и последующим, представляют сами по себе всё же большую ценность. Напр.: «тогда род наш назывался карпене». В данном случае не столь важно установить время, как тот факт, что руссы и карпы — одно и то же. Следовательно, исторические данные о карпах, до сих пор совершенно изолированные, должны войти в историю руссов. Даже такой отрывок: «трижды Русь погибнувшая восстала». Так как он суммирует огромный период истории Руси и доказывает живучесть этого народа.
В этой главе мы займёмся такими краткими, изолированными сообщениями. Однако есть надежда, что в дальнейшем, когда расшифровка продвинется заметно и весь текст будет опубликован, эти отрывки вступят в более тесную связь с остальным текстом.
1. Итак (дощ. 6, серия их): «од Орие то се обещи наши оце со борусы одо Раи реце до Непре», т. е. «от праотца Оря обитали наши предки с борусами от реки Ра (Волги) до Днепра». Здесь наблюдается интересная связь области обитания со временем определённого исторического лица. Область Волги до Днепра огромна даже для кочующего племени. Из этого следует, что племена были велики и распространялись дальше на восток, чем обычно думают. Далее. Предки летописца не принадлежали к племени «борусов». Они лишь были родственны им. Имя борусов упомянуто во «Влесовой книге» много раз. И нет никакого сомнения, что «боруски» других исторических источников — то же самое. К тому же данные «Влескниги» устанавливают принадлежность борусов к славянам. Мы обращаем внимание на то, что греки в древности называли Днепр Борисфеном. Борисфен протекал по области борусков. Страна, согласно «Влескниге», называлась «Борускень». Сходство названий и совпадение местоположения заставляет нас принять к сведению, что оба названия — реки и племени, которое на ней обитало, — находятся друг с другом в связи. Кроме того, отметим, что слово Борисфен не греческое. Надо полагать, что в древности, ещё до прибытия туда славян, Днепр назывался Борисфеном или очень близким по звучанию именем. Славянское племя, севшее на его берегах, приняло на себя название, как это мы наблюдали на множестве примеров: полочане, дунайцы, гаволяне, запеняне и т. д. Так как о Борисфене писал уже Геродот, то существование славян на Днепре можно считать уже доказанным к V в. до н. э.
2. Там же сказано, что «прилетела божья птица и сказала им отойти на полночь», они (т. е. предки) отошли и стали «стаунами по реце Роми». Не есть ли это указание на область той реки, у которой стоит современный город Ромны, или это относится к области города Римова, упомянутого в «Слове о полку Игореве» и находящегося где-то близко в этой же области?
3. Там же: «берендеи имели князя Саху, который был премудр и всегда друг наш». Указание имени князя может быть полезно при расшифровке и других источников. Кроме того, сообщено о помощи берендеям, которая была оказана руссами против ягов. Дружественные отношения с Сахом это оправдывают.
4. Там же упоминается неоднократно Русколунь — название загадочное (ясно лишь, что это было государственное объединение руссов). Думается, что это имя дало основание для исторического, но в устах иностранцев искажённого имени «Роксолании». Произошла, как это часто бывает, инверсия букв. Хотя словопроизводство «Русколуни» нам ещё неведомо, наличие во «Влескниге» слова «Грецколуния» показывает, что существовало слово колунь, означавшее, вероятно, какое-то пространство. Встречается оно и в ином словесном окружении. Но значения его выяснить пока не удалось.
5. Там же: «Бяста киморе такожце оце нахше, а ти то ромы трясай, а грьце розметше, яко прасете устрашены», т. е.: «Были Кимрами (киммерийцами) отцы наши, и те потрясали Рим (вероятно, намёк на Одоакра и т. д.), а греков разметали, как испуганных поросят». Ценное сведение, устанавливающее родство руссов с киммерийцами, или Кимрами. Одновременно показывается и размах деятельности руссов: от Рима до греков. Очень образно сравнение бегства греков с движением испуганных поросят.
6. Там же, рядом: «Потлцена бя Русе оде грце а реме, а то идша по брезех моренстех до Суренже, а тамо угвори Суренж крье, бо тен есе сурен…», т. е.: «Разбита была Русь греками и римлянами, и пошли (очевидно, руссы) по берегу Сурожа и там утворили Сурожский край, так как он был солнечен». Видимо, край был назван руссами в честь солнца, носившего имя также Сура. Сурож — современный Судак в Крыму. Во «Влескниге» есть много сведений о Сурожской Руси. В районе Сурожа жили руссы, большей частью им подчинённые и работавшие на греков. Многие были огречены и приняли христианскую веру, о чём с негодованием и рассказывается. Однако не раз руссы сбрасывали иго и, как сказано, «давали дыхеить» грекам. Вековая борьба велась, конечно, с переменным успехом. О каком поражении идёт речь и были ли римляне объединены с греками, сказать определённо нельзя.
7. Дощ. 7: «То бо роме ны поглендаще а замстлящете злая на ны, и прошедша со возе сва а желзвена броне а утце на ны, а тому бранихомсе долго о нех а отращахом тая од земе наше, а роме венде, яко дрзи сме о животе нашем, а понехъша ны», т. е.: «То ведь римляне нам завидовали и замыслили зло на нас — пришли со своими возами и железными бронями и ударили на нас, а поэтому долго отбивались от них и отбросили их от земли нашей; а римляне, видя, что мы крепко защищаем свою жизнь, оставили нас». Трудно установить место или область, где происходила борьба, но скорее всего на Дунае, так как другие отрывки о столкновении с римлянами определённо относятся к Дунаю, и он даже прямо назван.
8. Там же: «Тако грьце хотяй одеренете ны хорсуне а прящехомся… а бя боря а пря влка трдесенте ляты а та понехъшя сен…», т. е.: «Греки также хотели взять нас в рабство около Корсуня (Херсонеса в Крыму), но мы боролись… великая борьба продолжалась 30 лет и прекратилась…» Здесь ясное указание на то, что руссы жили в Крыму недалеко от Херсонеса. Вероятно, Неаполис («Новгород» князя Бравлина) был их городом. Длительная тридцатилетняя борьба свидетельствует о том, что дело идёт не о каком-то набеге греков на руссов, а о борьбе двух соседних народов. Руссы, очевидно, одно время сидели очень крепко в Крыму. Есть дощечка, призывающая «соколами налететь на Корсунь» и отомстить за обиды.
9. Там же: «…а не дахом сме земе наше, яко зме трояию сме не дахом сен ромена, а да не встане обидоносце дажбовем внуцем», т. е.: «И не дали нашу землю (грекам), как не дали землю Трояна римлянам и да не встанет обида Даждьбоговым внукам…» Этот замечательный отрывок связывает «Влескнигу» со «Словом о полку Игореве», в котором встречаются выражения «земля Трояна», «встала обида в силах Даждьбова внука». Нами допускается заимствование. «Слово» было написано в 1187 г., «Влескнига» — незадолго до 890 г., т. е. между ними было около 300 лет. Нет ничего удивительного, что автор «Слова», явно недалеко ушедший от язычества, употреблял выражения древних времён — ходячие обороты. Отметим кстати, что имеются несколько слов, сближающих оба источника. Напр., встречаются выражение «изстягну ум» и слово «харалужный». Очевидно, от «Влескниги» шла какая-то традиция. «Слово» не могло возникнуть на голом месте. Оно, несомненно, опиралось на века письменной культуры. Опять же здесь упоминается земля Трояна в связи с римлянами. Вероятно, действие происходит где-то на западе в районах Дуная.
10. Там же: «имаме пронуденте хорсуне заплатеите за слзы дщере наше уточена, а сыны одрение взято, плать бо та не србна ани злата, понеже одсенть главе я, на шепоту стрщено…», т. е.: «имеем принудить корсунян заплатить за слёзы наших дочерей, за сынов, взятых в рабство; плата эта не серебром, не золотом, а только отсечь головы их, растрощить на щепки». Дальше идёт длинный призыв к походу.
11. Там же: «Дажбо нас родиве кренз замунь а то бедехщемо кравенце а скуфе, онти, бе русы, борусень а суренжцы», т. е.: «Даждьбог родил нас через кровавую (непонятное) и стали кровные родственники: скифы, анты, русь, борусень и суренжцы». Очень интересное место, указывающее на родственность племён славян. Подобных мест есть несколько, но точный смысл их расшифровать нельзя.
12. Там же: «а жещеть тая птыця о грдынех борусеньков якове од роме падша колы данаеве вендле троянь валу», т. е.: «и говорит та птица о храбрецах-борусках, павших в борьбе с римлянами около Дуная, возле Троянова вала». Здесь место борьбы с римлянами — у Дуная, у Троянова вала — указано совершенно точно. Троянов вал, несомненно, именно тот, который защищал римлян от нападения «варваров» с севера. Почему Троянов вал назван Трояновым валом — не выяснено. Название связано не только с имп. Трояном. Ведь Трояновы валы были и недалеко от Киева. Весьма возможно, что Траян и Троян вовсе не синонимы. Замечательна фонетика слова «птыця» — оно совершенно точно передаёт современную форму украинского языка. Вообще язык «Влескниги» — странная комбинация польских, чешских, русских и украинских слов, но в весьма своеобразных сочетаниях.
13. Там же: «Хрвать берияй све воя толь ина щесть ищеху, селенше з русева а тако з не оделенция земе, а з нихма утворе русколане, кии бо усендесе о кыеве…», т. е.: «Хорват (племя хорватов) взял своих сынов тогда, ища иную часть (землю), поселился с Русью… и с ними утворил Руськолань, которые осели у Киева». Исключительно содержательный отрывок, к сожалению, не совсем ясный. Далее идёт отрывок с запутанным смыслом, но из него всё же ясно, что «иной земли искать не будем, а будем с Русью», потому что та «есть мать наша, а мы дети её» и будем, дескать, до конца с ней. Здесь летописец, признавая Русь своей матерью, в то же время отмечает, что он русс не в узком понимании, а в широком. Очевидно, он принадлежал к какому-то племени, происшедшему от Руси, но имевшему и иное имя. Вполне возможно, что он принадлежал к хорватам, о которых и сказано, что они, соединившись с Русью, образовали Русколунь. Верно ли такое понимание — покажут другие отрывки.
14. Дощ. 8: «…от оце орее един род слвен, а по (о)цео тре сынове (е)го розделенщеся на трицу, а тако ста о русколане а веньце еже сен разделщеся на двы таботва об боросех якве бящете рострждена на две а тогде имяхом скоро десенте…», т. е.: «…при отце Оре был един славный народ (но можно понимать и славянский — слово, далее встречающееся), а после отца (Оря) трое его сыновей разделились на три части, и так образовалась Русколань, и венцы, которые разделились на две части… так что скоро получилось десять частей». Текст во многом не ясен. Но есть надежда его уточнить. В отношении слова «Русколунь» следует заметить, что есть и вариант «Русколань». Если последний вариант более правильный, то можно понять слово иначе: «руск(ая) лань». Лан — поле. Всё выражение: «Русское поле». Какой из вариантов верен, пока ещё сказать нельзя.
15. Любопытно сообщение, повторяющееся дважды (дощ. 4 и 6) и дающее новую хронологическую дату: «а бя тая славная деяна од пренходу слвенсти люде на русе десенте ста трештего лета…» Речь идёт о времени князя Светояра (Свентояре), когда Боляр разбил готов и скотцев (неизвестное племя, имя которого упоминается несколько раз). Если читать буквально, получаем десять раз по сто, т. е. тысячу и третий год. Такая цифра не может быть принята, ибо такой точности (1003 г.) просто не могло быть в то время. Да и всюду употребляется слово «тысяча», а не «десять сто». Очевидно, цифру надо читать на иной лад. Нам кажется, что следует понимать 310, т. е. говорили десять и три ста. В этом случае срок оказывается более чем в три раза меньше и такой величины, что народная память могла его и удержать.
В другой дощечке о том же сказано: «…десенте ста трешетяго одо карпенске исходу». Здесь указано начало отсчёта — отход с Карпат. А далее сказано, что боляр Сегеня убил сына Германариха. Этим устанавливается приблизительно момент битвы. Так как Германарих имел уже взрослого сына, то условно и предварительно можно принять, что битва случилась в 350 г., и, следовательно, исход с Карпат был в начале нашей эры. На деталях и критическом рассмотрении мы не можем останавливаться (предмет особого труда).
16. Неоднократно упоминается о Воронзенце (не Воронеж ли?). По-видимому, это был важный пункт, но уничтоженный во время борьбы с годью. «…себо воронзенць бiа мiесто о iакове yciлiceшe годе а русе се бieтe i то градо бia мало а такожьде пoпрie тое сожененты прах i пупелы тыа вieтpieмa рострщены обасва полы i муесто сые оставлiено не бо жь земiе таiа рускаiе i се не озерещетесе о ше а не забудешете тeiy там бо крв оцы нацпех сен лiлаще…» Речь идёт о борьбе с готами, в результате которой Воронзенц был сожжён в прах и пепел и место оставлено руссами, но землю ту русскую не следует забывать, ибо там лилась кровь отцов наших.
17. Там же отрывок: «…iакожде за щасе Meзeнмipy тако от антiе сьме», — указывающий, что во времена князя Мезенмира руссы были «антами». На обратной стороне той же дощечки — вновь отрывок, подтверждающий сказанное: «…се бо антiе бiахом по русколанi i дрiевле бiахом русе… i антiе мезенмиру одержещеть побiеды о годiе…»
Итак, руссы, живучи в области, называвшейся Русколань, именовались антами, издревле были руссами… анты Мезенмира одерживали победы над готами. Это сообщение очень важно. Мы не знаем почему, но часть руссов называлась антами. Это устанавливается теперь прямым указанием «Влескниги». Кроме того, очевидно, что имя «анты» впоследствии было утеряно, но народная память сохранила его, хотя первоначальное имя руссы и было восстановлено.
В связке дощечек 24 есть ещё весьма тёмный отрывок, говорящий о временах антов: «…лакоже вiедiехомь само отызе cтapia нашiа споленства антiева…»
18. На той же дощечке упоминается в отрывке, посвящённом религии, дуб и сноп. Это сочетание повторяется не раз. Дуб — по-видимому, символ Перуна. Что означало сноп — неизвестно. Однако в украинских рождественских обычаях и по сей день фигурирует сноп (не символ ли урожая?). Здесь какое-то сравнение, ясное лишь тому, кто знал значение религиозных обычаев древних руссов.
19. Тут же сказано: «…се о волынь iде о предех i бе врзе iaxo xopoбpia ece i та волынь е перошще родо есе…» Далее идёт сказанное об антах и Мезенмире. Волынь тут называется ядром (первыще) рода. Вообще Волынь, Мезенмир и анты образуют какой-то комплект, значение которого, по-видимому, удастся расшифровать позже.
20. На дощ. 26 — длинное изложение попытки во времена праотца Оря соединить его племя с племенем, впоследствии называемым Кия. Попытка объединения не удалась. Орь ушёл отдельно и построил город Голынь.
21. Очень важно географическое указание (та же дощечка): «…а годе усiедеще на калццу малоу i теще до брезi мpштi i такве земе одержешать до дону i потоу дону pieцie i се калка влiка ie кромь межде ны i превщаiа племы…», т. е.: «готы уселись на Малой Калке и до берега моря и таким образом получили землю до Дона-реки, и Калка Великая является нашей границей». К какому столетию относится это указание, неясно, но упоминание обоих Калок, моря (очевидно. Азовского), Дона показывает достаточно чётко границы, занимаемые тогда готами. На этом мы и позволим себе прервать изложение отдельных частей текста, дающих много нового. Такого материала гораздо больше, чем приведено. И ещё больше такого, где смысл тёмен. Излагать его полностью нельзя — слишком много места заняло бы. Мы надеемся вернуться к нему в особом труде о Влесовой книге, в которой будут полностью приведены все известные автору тексты, расшифрованы многие тёмные места, сопоставлены разные отрывки, проанализированы всесторонне все данные.
Нужно думать, что и приведённое выше даёт достаточно для понимания, с каким материалом имеет дело во Влесовой книге исследователь. Материал огромен, и его хватит не для одного только исследователя.
Глава 19. Что представляла собой религия древних руссов?
Религиозной жизни древних руссов не было уделено достаточно внимания: её мы плохо знаем. А то, что мы знаем, не приведено в должный порядок и недостаточно осмыслено. Это пренебрежение необоснованно. Религия в жизни древних руссов много значила, и оставлять её в тени равносильно незнанию и непониманию существенного в прошлом. Более того, это значит не понимать многого и в настоящем, ибо немало старого, древнего, архаического протянулось даже до нынешнего времени, мы лишь не ведаем этого.
Каждая религия (своя, оригинальная) — это отражение души народа, его сути, способа мышления, нравственных и умственных качеств. Если в средней школе уделяли достаточно времени для изучения мифов Древней Греции и Рима, казалось бы естественным изучать и свою собственную мифологию. Но этого не было. Своей мифологии мы не имеем. А главное — не стремимся её узнать.
Причина ясна, хотя о ней говорить и не совсем приятно, — давление христианской церкви. Православная церковь веками старалась замалчивать суть и значение русского язычества. Более того, она замалчивала и то, что борьба между языческой и христианской религией не была столь кратковременна и так победоносна, как это кажется. Многое из языческих обрядов оказалось неистребимым. Православная церковь, чтобы стать победительницей, должна была многое воспринять, облечь в свои формы. Словом, пойти на компромисс. В особенности это касается похоронных обрядов.
Говорить о язычестве, даже просто вспоминать о нём, считалось грехом, а между тем в оригинальной религии древних руссов не было ничего такого, чего мы могли бы стыдиться. Со времени господства на Руси христианства прошло уже почти 1000 лет — пора уже взглянуть на наше язычество трезвыми глазами и отдать ему должное. О каком-нибудь соперничестве с христианством теперь не может быть и речи. Поэтому будет полезно узнать, какова была в действительности религия наших языческих предков. В ней как-никак, а отражается душа народа.
Это была сильная, внутренне крепко скроенная религия, высокая, красивая, а потому представлявшая для христианства страшного противника. Прежде всего в её основных положениях было много сходства с христианством: единобожие (а не политеизм, как принято думать!), вера в бессмертие души, в загробную жизнь и т. д.
Вместе с тем язычеству руссов были свойственны и особые черты, отличавшие её коренным образом от многих религий. Напр., руссы не считали себя изделием бога, его вещами. Они мыслили себя его потомками. Они — дажьбови внуци, т. е. внуки Даждь-бога. Поэтому характер взаимоотношений между руссами и богом был совсем иной: они не унижались перед своим пращуром. Они, понимая всё его превосходство, вместе с тем сознавали и естественное с ним родство. Это придавало религии совсем особый характер, отсюда и отсутствие у них храмов (напомним, что мы всё время будем говорить о восточных руссах!) для умилостивления богов и молитв к ним. Бог был для них всюду, и они обращались к нему прямо и непосредственно. Если и имелись особые религиозные места, то они определялись удобством общей молитвы, а не особой священностью данного места. Не было у них и кумиров (об этом подробнее ниже), хотя соседние неславянские племена, часто жившие не только рядом, но и смешанно, их имели. Не было у них и особой касты жрецов. Просто старшие в роде выполняли руководство их обрядами.
Следует немедленно оговориться, что существующие у нас представления о религии древних руссов в большинстве случаев опираются не на прямые данные, а на сравнение с тем, что известно о религии западных славян и руссов в частности. Это происходит потому, что об этих последних сохранилось гораздо больше сведений. Справедлива, однако, французская поговорка о том, что сравнение и сходство — это ещё не доказательство. Что мы и видим на следующем примере. Считают, что восточные руссы практиковали человеческие жертвоприношения, и ссылаются на свидетельство летописи об убиении варяга-христианина, отказавшегося принести сына в жертву.
Наткнувшись на свидетельство «Влесовой книги», что человеческие жертвы у древних руссов не совершались, что это ложь («лужева ренщ»), что подобные жертвоприношения существуют у западных славян, — мы обратились к летописям. К нашему изумлению, оказалось, что «Влесова книга» права: нет ни малейших данных, что до Владимира Великого на Руси были кумиры, человеческие жертвоприношения и т. д. Это было новшество, завезённое Владимиром от западных славян в угоду дружине (оттуда), на которую он опирался. Просуществовало это не более 10 лет и поэтому никак не может быть приписано нашим предкам.
Древние руссы принимали три основные субстанции мира: Явь, Навь и Правь. «Явь» — это видимый, материальный, реальный мир. «Навь» — мир нематериальный, потусторонний, мир мертвецов. «Правь» — это истина или законы Сварога, управляющие всем миром, т. е. в первую очередь Явью. После смерти душа человека, покидая Явь, переходила в мир невидимый — Навь. Некоторое время она странствовала, пока не достигала Ирия, или Рая, где жил Сварог, сварожичи и предки руссов. Душа может явиться из Нави, где она пребывает в некотором состоянии сна, опять в Явь, но лишь по тому пути, по которому она вышла из Яви в Навь. Этим объясняется древний обычай, согласно которому, тело покойника выносилось из дому не через двери, а через пролом в стене, затем его немедленно заделывали. Душа не могла вернуться в дом и беспокоить живых людей, ибо через стену проникнуть не могла, а через двери и окна был уже не тот путь, каким она вышла. Вера эта настолько была сильна, что тело Владимира Великого, несмотря на то, что он был христианин и окружение его крещено, всё же было вынесено через пролом в стене.
Понятия ада не существовало. Понятие Нави дожило до современности, хотя и утратило черты ясности. Мы знаем «Навий день», т. е. день покойников, который отмечался ещё в минувшем столетии в крестьянстве. Знаем «навьи чары», т. е. наваждение. Но теперь это лишь пустая оболочка слов без содержания (оно утратилось).
В противоположность общепринятому мнению религия древних руссов была не политеистической, а монотеистической: Бог — творец мира признавался единой, всемогущей сущностью. Представление о том, что руссы признавали много богов, было основано на не совсем верном понимании основ религии. Наличие других богов и божков нисколько не нарушало принципа монотеистичности. Как в христианстве кроме Творца признаются Богоматерь, апостолы, святые, ангелы и т. д., так и у древних руссов имелись второстепенные боги и божки, отражавшие многообразие сил в природе. Но над всеми ими господствовала единая всемогущая сила — Бог. Любопытно, что идея троицы, родившаяся в недрах арийских народов, была ясно выражена и здесь. Бог также назывался Триглав. Это было триединство. Триглав вовсе не был, как это неверно представляют, отдельным, особым богом с тремя головами. Это был единый Бог, но в трёх лицах. Именно — Сварог, Перун и Световид. Последние два были порождением Сварога. Имелась своего рода аналогия с христианством («Бог един, но троичен в лицах»). Вместо «Троицы» употреблялось слово «Триглав».
Вместе с тем религия древних руссов была и пантеистична: они не отделяли богов от сил природы. Они поклонялись всем силам природы — большим, средним и малым (подробности дальше). Всякая сила была для них проявлением бога. Бог был для них всюду: свет, тепло, молния, дождь, родник, река, ветер, дуб, давший им пищу, плодородие земли и т. д. — всё это, большое и малое, двигавшее жизнь, было проявлением бога, а одновременно и самим богом. Руссы жили в природе, считали себя её частью и, так сказать, растворялись в ней. Это была солнечная, живая, реалистическая религия.
В противоположность грекам и римлянам древние руссы мало персонифицировали своих богов. Они не переносили на них своих человеческих черт, не делали из них просто сверхчеловеков, как это рисовалось грекам и римлянам. Боги их не женились, не имели детей, не пировали, не бились и т. д. Божества были скорее символами явлений природы (довольно расплывчатыми, кстати). Человеческого в них было мало. Отсюда вытекала особая черта религии восточных руссов: они не создавали кумиров, как это делали западные руссы. Они не старались воображать богов во плоти, в материи. Они были крайне далеки от грубого язычества, которое мазало своим кумирам губы, подразумевая под этим кормление последних пищей, и т. д. В связи с этим понятно, что в пантеоне богов древних руссов вовсе отсутствуют богини. Понятие пола как-то не касается их религии.
Древний русс (восточный) видел в своих богах главным образом силы, влиявшие на человека тем или иным образом: силы добрые и злые. Человеческое в этих силах было то, что они понимали древних руссов. Природа для руссов была полна сил-богов, и они непосредственно с ними общались. Они не устраивали особых мест для молитв — они просто молились тому, что было перед ними. Если деревья (напр., старые дубы) являлись центрами, возле которых совершались религиозные обряды, то это не означало, что руссы поклоняются ему. Поклонялись той силе, которая создала этот дуб. Религия древних руссов была религией радости, восхищения перед силой и красотой природы.
Если и были особые места, где происходили жертвоприношения, празднования, то в них не было ничего особенного, таинственного, «святая святых» и т. д. Это были места, освященные веками и, очевидно, удобные для собрания многих людей. Во всём царила естественная (и потому красивая) простота.
Следствием всего этого было отсутствие особой касты жрецов. Просто старшие в роде, знавшие лучше религиозные обычаи, брали на себя руководство церемониями. Руссы не нуждались в посредниках между собой и богом — они были его «внуци» и обращались к нему во всех случаях жизни. Общая мольба создавала необходимость и некоторого порядка. Этот порядок устанавливался и поддерживался старшими.
Всё, что мы знаем о кудесниках, волхвах, жрецах и т. д., — это отголоски не русских религий, а тех народов, главным образом утро-финнов, среди которых жили руссы. Необыкновенно тесная связь с природой во всех её проявлениях была отражена самим ходом религиозной жизни руссов. В разные времена года молились по-разному — в зависимости от хода изменений в природе. Вот дни становились самыми короткими. И наконец наступал перелом — дни опять начинали нарастать. Один круг изменений заканчивался, начинался новый. Этот момент всегда торжественно праздновался. Это был период, соответствующий нашему Рождеству — Новому году. Круг по-древнеславянски назывался «коло». Бог нового круга назывался поэтому «Коленда». В более новом произношении «Коляда». С поклонением богу Коляде связано множество обычаев и песен (колядки). На них мы не можем останавливаться, ибо не пишем монографию на эту тему. Зато отметим, что римские «календы» припадали как раз на праздник Коляды. Слово это не римское, заимствованное. И ничего для римлян не означает. Просто является сочетанием звуков. Мы имеем основания полагать, что римские «календы» (отсюда календарь) были переняты у славян, общение с которыми документально установлено уже к рубежу нашей эры, но, разумеется, шло в глубину веков.
С молитвами были связаны жертвоприношения. Преподносились богу главным образом плоды земли и своих трудов: зерно, фрукты, цветы, молоко, жиры, изредка (в установленные дни) ягнёнок. Арабский писатель Ибн-Даста записал одно из обращений руссов к богу: «Господи, ты, который снабжал нас пищей, снабди ею нас и теперь в изобилии». При этом они клали зёрна проса в ковш и приподнимали к небу. В иных случаях в жертву приносили или петуха или курицу. Причём разрешалось убить их или отпустить на волю. Ягнят в заклан намечали в особо торжественные дни. Напр., в день Красной горки. «Влесова книга» сохранила указание о том, что праздник этот был учреждён в «спомин горе Карпенсьтей», т. е. ежегодно праздновался день благополучного исхода с Карпат.
Праздники всегда отмечались пиршествами. Даже по покойникам. А также в связи с различными состязаниями и играми.
Вообще религия древних руссов была религией радости. Даже горе сочеталось у них с радостью: павший герой чтился пиршествами, играми. За него радовались, что он попал в Ирий, на радость своим дедам и бабам, увидевшимся с ним.
Кроме светлых богов, богов света, добра, наши предки поклонялись, несомненно, также и «чёрным» — богам мрака и зла. Ведь боязнь тьмы — чувство врождённое, испытываемое всеми детьми. А боязнь всегда порождала мысль умолить то, что угрожало. Однако поклонение «чёрным» богам рассматривалось как недопустимое теми, кто поклонялся богам светлым. Поэтому поклонение «чёрным» богам, формы его остались почти неизвестными. Ибо чернобожие запрещалось и религией наших предков. Это видно из осколка «Влесовой книги», гласящего: «…ани Мара, ни Морока не смиемо славити… а… к… оти бо то дивы суте, наше нещаст (я)… наше дидо есть, бе Св(а)р(о)зе», т. е.: «а ни Мара, ни Морока не смеем славить, те ведь суть дивы (демоны), наше несчастье… наш дидо (бог) есть и был Сварог». И Мара, и Морока автор «Влесовой книги» называет «дивами», т. е. злыми духами, и считает их «нашим несчастьем», так как они только тем и занимаются, что приносят людям зло. Отголоски о Диве мы находим и в «Слове о полку Игореве» («Див кличеть верху дерева»), где Див предсказывает неудачу похода русского князя. Кое-что уцелело и в украинском народном быту. Желая зла кому-нибудь, говорят: «щоб на тебе Див прийшов». Мы совершенно не знаем, каковы были функции, приписываемые Мару или Мороку, какая разница была между ними, но в украинском быту, однако, уцелело понятие «Мара». Это — злое наваждение, обман дьявола, привидение. Все галлюцинации — от действий Мары. Таким образом, следы чернобожия не совсем стёрты до сих пор.
Чернобожие, вероятно, было остатками ещё более древней религии, сменённой на веру в светлых богов. У современных народов чернобожие имеет место у курдов-иезидов. Последние рассуждают так: бог — это существо всеблагое, дающее людям лишь благо. Дьявол же сеет повсюду только зло. Поэтому именно ему следует молиться, упрашивать не совершать зла.
Из «Влесовой книги» видно, что чернобожие запрещалось религией наших предков. Из этого можно сделать заключение: в чёрных богов всё же верили и им, вероятно, тайно поклонялись. Это еретичество было распространено, если «Влесова книга» всё же сочла нужным упомянуть об этом.
Просматривая запрещения христианской религии в отношении лиц, перешедших в христианство, но не отказавшихся также от некоторых своих языческих верований, можно заметить, что кое-что из этих запрещений касается, вероятно, пунктов не белобожия, а чернобожия (моление под овином и т. д.). Чернобожие наших предков нам кажется пережитком более древней религии. А религиозные пережитки, мы знаем, отличаются необыкновенной живучестью. Христианство существует у нас около 1000 лет уже, но значительная часть похоронных обрядов осталась не истреблённой существующей церковью, а вошла в её обиход. Напр., особые блюда: коливо, кутья — это отголоски языческой тризны. Всякие «голошения», «заплачки» на могилах, несмотря на все запрещения христианской церкви, существуют и по сей день.
Таким образом, чернобожие наших предков — этап, давно пройденный и утерявший навсегда большинство своих обрядов и даже их смысл.
Чтобы дать представление о религии предков, приведём содержание дощечки 13, целиком посвящённой этому вопросу и не связанной с другими. Полный и точный перевод обеих её сторон не осуществлен, да и вряд ли он будет целесообразен в книге, подводящей лишь общие итоги. Мы ограничимся изложением лишь общего хода мыслей (многоточиями обозначим места, где смысл недостаточно ясен).
«Прежде всего имеем поклониться Триглаву, а поэтому поём ему великую славу, хвалим Сварога, деда божия… начинателю всех родов; он вечный родник, что течёт во времени из своего истока, который никогда, и зимой, не замерзает; пьюще ту живую воду, „живихомся“… пока не попадём до его райских лугов».
Этим славословие Сварогу, богу неба и Вселенной, кончается. Далее начинается славословие второй ипостаси троицы — Перуну:
«…и богу Перуну, громовержцу, богу битвы и борения… который не перестаёт вращать коло (круг) жизни в Яви и который ведёт нас стезёй правды до брани и до великой тризны о всех павших, что идут к жизни вечной до полка Перунова».
Затем идет славословие Световиду, третьей ипостаси троицы:
«…и богу Световиду славу рцем, он ведь бог Прави и Яви, а потому поём песни, так как он есть свет, через который мы видим мир и существует Явь. …Он нас уберегает от Нави, ему хвалу поём, пляшем и взываем богу нашему, который землю, солнце и звёзды держит и свет крепко… отречёмся от злых деяний наших и течём к добру»… Здесь уже в славословие вклинивается элемент морали — «одркохом сен одо злыя деяна нашя и добру тецехомсте»…
«…ибо это великая тайна, Сварог — Перун есть, и Свентовид. Те два естества отрождены от Сварога и оба, Белобог и Чернобог, борются, Сварог же держит, чтобы Свентовиду не быть поверженному». Речь, очевидно, идёт о борьбе дня и ночи, добра и зла.
За ними двумя (Перуном и Световидом) — «Хорс, Велес, Стрибо, а за ними — Вышень, Лель, Летич, Радогощ, Колендо и Крышень… сивый Яр, Дажьбо…» Перечислены в данном отрывке уже не высшие боги, а «средние», после которых идёт длинный список «малых» богов. Существовали даже божки — грибов, цветов, пчёл, проса и т. д. Расшифровка их чрезвычайно интересна для выяснения сути религии, но невозможна в данной работе из-за огромного места, необходимого для комментариев.
Дальше в тексте какой-то разрыв, что-то напутано, но можно вычленить: «…и тут же отрок, отверзающий те ворота и вводящий в него, — то прекрасный Ирий (рай), и там река течёт, которая отделяет Сварога (очевидно, небо) от Яви, а Числобог учитывает наши дни, говорит богу свои числа, быть ли дню Сварогову или же быть ночи… слава богу Перуну огнекудру, который стреляет на врагов и верного ведёт по стезе, он есть честь и суд воинам, так как золоторун, милостив и праведен есть». На этом дощечка оканчивается.
Бросается в глаза местами образность: бог — родник живой воды, который не замерзает даже зимой; Перун — огнекудрый, золоторунный; бог не перестаёт вращать колесо жизни; бог держит землю, солнце и звёзды; существует Числобог, учитывающий время, назначающий день и ночь и т. д.
В языческом «верую» включены и элементы морали: отречёмся от злых деяний. О Троице-Триглаве сказано: тайна эта велика есть. Интересны детали религиозного ритуала: богам не только песни пели, их восхваляли, но им также плясали.
Имеются данные о религиозной жизни и на других дощечках. Так, дощечка № 7 сообщает: «Слава богам нашим: имеем истинную веру, которая не требует человеческих жертв, совершаются же они у варягов (западных славян), которые всегда это делали, называя Перуна Перкуном. Мы же приносим полевую жертву, от трудов наших: просо, молоко, жиры; ягнят мы жертвуем на Коляду, в Русалий день, в Яров день, а также на Красную горку, что мы делаем в память горы Карпатской. В то время назывался наш род карпене»…
Таким образом, старинный обычай «Красной горки» (пасхальная неделя), сохранившийся до наших дней, хотя бы только в языке, в названии, — идёт из глубины веков: этот день предки наши праздновали как день исхода с Карпат на Днепр, о чём более точно сказано в другом месте.
Жили наши предки на Карпатах, а потому назывались также и «карпене» (как «полочане» на реке Полоте, на которой жили, или «новгородцы» — по Новгороду). Указание это исключительно ценно, ибо племя «карпов» в Карпатах отмечено неоднократно древними историками, но в первые века н. э. исчезает. Таким образом, история «карпов» есть часть истории руссов. И мы теперь смело можем воспользоваться ими для истории руссов и связать данные «Влесовой книги», хоть и довольно скудные, с данными истории.
«Если греки приписывают нам человеческие жертвы, — это ложь, нет этого у нас в обычае», — продолжает «Влесова книга».
В другом месте (дощечка 24) сказано: «боги Руси не берут жертвы людской или животной. Единая жертва — плоды, овощи, цветы, зерно, молоко, „суру“-питьё, в травах квашенное, и мёд; никогда живую птицу или рыбу; это варяги и аланы дают богам жертву иную, страшную, человеческую; этого мы не можем делать, так как мы внуки Даждь-бога и не имеем следовать по чужим стопам».
Здесь ярко выражено отношение руссов к человеческим жертвам: этот обряд страшит, отталкивает их, они понимают, что им не должно следовать по чужим (кровавым) стопам. Это подтверждается и тем, что в русских былинах, сказах, пословицах, сказках нет ни малейших отзвуков о существовании у восточных руссов человеческих жертв. Они знали о них у других народов. Но этот обычай отталкивал их и был запрещён религией.
Интересную картину хода религиозного дня даёт фрагмент, который мы назовём: «дощечка В — ход дня», посвящённый только этому предмету (дощ. № 12).
«Если светит солнце (т. е. настало утро), поём хвалу богам и огнищу Перуна, который есть, сказано, победитель варягов, и провозглашаем великую славу отцам нашим (и) дедам, которые суть в небе; просим так трижды вести наши стада на траву».
Таким образом, утро начиналось молитвой к богам и работой.
«…когда же (надо) вести их в другую степь, — идём есть и второй раз, хвалу богам возносяще, поём славу и так до полудня. И, говоря славу великому Хорсу золоторунному, вращающему коло (очевидно, круг солнца), пьём „суряну“ (наверное, что-то вроде сыворотки) и так до вечера; а вечером, когда уже зажжём сложенные костры, поём славу вечернюю Даждь-богу нашему, который, сказано, есть прадед наш, и, заботясь, чтобы быть чистыми, и умывшись, идём ко сну».
Из этого видно, что моление совершалось в день трижды: утром — богам, Перуну и праотцам, днём — Хорсу, т. е. солнцу, вечером — Даждь-богу. Замечательно, что перед сном руссы обязательно мылись и молились, это входило в религиозный ритуал. О телесной чистоте говорится и в других дощечках.
«Славим бози наше а молихомся з телесы, омовлени водоу чистоу», — гласит дощечка № 3. «Молынь творяще; омыехомсе телесы наши а рцехом хвалу», — говорит дощечка № 24.
Таким образом, религия предков требовала чистоты не только духовной, но и телесной: богу молились с чистым телом. О дикости, некультурности наших предков не могло быть и речи.
Интересно, что в описании дня всё связано со скотом. Однако в дощечке № 3, которую мы называем «дощечка С — о труде», очевидно, написанной другим автором, подчёркивается важность труда в поле, речь идёт о добывании хлеба. К сожалению, дощечка в некоторых местах исчерпывающе не расшифровывается, можно выхватить лишь отдельные выражения.
Ясно, что труд на поле был ежедневным трудом мужчин. Прямо говорится о добывании не молока, а хлеба. Кончается словами: «…домой идём, потрудившись, там огонь зажигаем, едим покорм наш и говорим, какова есть ласка божеская к нам… и молимся с телом, смытым чистой водой». Тут же добавлено, что десятую часть (возможно, дохода) они дают старшим в роде (на общие нужды), а сотую — волхвам.
Мы видим, что здесь подчёркивается земледельческая часть труда народа. Это вполне понятно. Ибо речь идёт о громадном племени на большом пространстве (естественно, с разными условиями жизни). Тексты дощечек в деталях расходятся, что и следовало ожидать, так как авторы были разные, писали в разное время и отражали не всегда одинаковую среду. Это ещё больше поддерживает положение об аутентичности источника.
Собственно морали во «Влесовой книге» отведено мало места. Есть лишь косвенные указания о том, что «плохо стало безо Влеса, который говорил нам, что надо ходить прямо, а не криво (образ понятен), а его не слушались» (дощ. № 6); следовательно, были и нравственные указания богов, но они не дошли до нас; может, что-нибудь ещё найдётся в неопубликованных текстах.
Путь честности ставится в пример. Поэтому неоднократно «Влесова книга» с возмущением отзывается о лисьих хитростях и псиной брехне греков. Подчёркивается непорядочность вождей гуннов, бравших дань по два раза.
Внимания достойны взаимоотношения руссов и богов. По крайней мере в двух местах сказано о том, что Велес «научил людей землю орати и зерно сеяти». Это показывает, что земледелие считалось занятием от бога, т. е. почтенным и угодным богам. Упоминается также о посещении неба праотцем Орем. Тот восхитился Перуном, кующим оружие для воинства, идущим на помощь воинам на земле. В связи с этим любопытно одно место: когда руссы увидели бегущих врагов («покаже заде»), они говорили друг другу, что, дескать, здорово помогает нам небесная сила.
Совершенно новым лицом русской мифологии, нигде не встречающимся в народном эпосе и не оставившим, по-видимому, никаких следов, является Магура, вестница Перуна, сияющая всеми цветами радуги. О ней такие упоминания встречаются десятки раз, как только речь заходит о войне. В случае войны она начинает бить крыльями по обе стороны и призывать к бою. Она не только возвещает начало похода, но и часто повелевает, как вести войну. Когда на Русь одновременно напали с двух сторон гунны и готы, а вождь не знал, что делать, она сказала, что сперва надо напасть на гуннов, разбить их, а потом на готов, что и было сделано с успехом (Вероятно, функции связи с «перуницей» осуществляли жрецы или волхвы). Она же (Магура) давала воинам во время боя пить из рога «живой воды». Она вводила погибших в рай. Она пела победные песни. Она же чаще всего называлась «матырь сва» или «матырь сва слава», смысл чего до сих пор не удалось раскрыть.
В одном из отрывков Перун обращается к воину, павшему в бою и попавшему в рай: «Иде, сыне мые, до те красе вешны а тамо зряшеше тва денде а бабе а ти то о радощех а веселиях те зрящете, плакста зела до днесе а тедо има бишеть возрадовасте ся о животе твем вешнем до конца конец…» То есть: «Иди, сын мой, до той вечной красоты, и там увидишь твоих дедов и бабушек, в радости и веселии тебя увидевших; плакали весьма до днесь, а теперь возрадуются о жизни твоей вечной до конца концов».
В некоторых местах проскальзывают представления предков о небе и разных явлениях. Мы имеем возможность привести только один пример: «…ту зоря красна иде до нь, яко жена блгава, а малека даяшеть ны во силу нашю а кренность двужила; та бо зарыне суне вестща а такожде слепхщемо сен хом вестеце комоньска скакшете до закату суне або сте управенсте бящ то чли злат ко ноши; а бяш бех воуз влоема смирнама влекуцеща во стуне сыне; тамо бо легне суне спате во нещь а тож колибва ден шпишед ста до вещежь а друге скакащець уяве пришедь вещере а тако рце суне же боузе а влы есть тамо а жде то на млещене стезе аще зоря пролища во стуне, позвана мате абы сва поспьешендла…» Перевести это можно приблизительно так: «…тут прекрасна заря идёт к нам, как благая жена даёт молока в силы наши и крепость двужильную; та ведь заря — солнца вестница… конная вестница скачет до заката солнца, чтобы приготовили его золотой челн к ночи; и был воз, влекомый волами смирными по степи синей; там ведь ляжет солнце спать в ночи, а когда день придёт… во второй раз скачет (заря) перед вечером, и так говорит солнцу: воз и волы там и ждут его на Млечном пути, который заря пролила в степи, будучи позвана матерью, чтобы поспешила…»
Итак, Млечный путь в небе — это молоко, пролитое зарёй, когда она слишком поспешила, будучи позвана матерью. Солнце движется по синей степи неба днём на возе, влекомом смирными волами. Так руссы понимали медленное, ровное движение солнца. Когда солнце склоняется к вечеру, заря спешит оповестить, чтобы ему приготовили золотой челн, в который оно садится, ложась спать на ночь.
Здесь, без сомнения, отражён закат солнца над морем. А к утру заря извещает солнце, что волы и воз уже ждут его на Млечном пути. Какая образность и красота в этом молоке, которое проливает заря, абы «поспьшендла»! И как жаль, что до нас дошло так мало из духовного наследия предков!
Мы не можем останавливаться на дальнейших подробностях веры предков. Во-первых, они недостаточно ещё прочитаны и выяснены. А во-вторых, мы подвергаемся опасности застрять в мелочах. Наконец, мы не пишем монографии. Достаточно, что читатель может уяснить себе, какой новый и оригинальный материал содержит в себе «Влесова книга», что над ней надо ещё много поработать, чтобы привести в порядок весь материал о религии, заключающийся в ней.