Жизнь непредсказуема. С ней никогда не знаешь наверняка, что произойдет в следующую минуту. Ты можешь гадать, строить теории и изучать гороскопы. Можешь составить план и неукоснительно следовать ему, достигая все новых высот. Но у жизни нет точного плана, который человек знал бы наперед.

Есть только два способа прожить свою жизнь. Первый — так, будто никаких чудес не бывает. Второй — так, будто все на свете является чудом. Эти слова, сказанные некогда знаменитым немецким философом и физиком Альбертом Эйнштейном, стали для Максима Сваровского чем-то вроде собственной истории изменения его мировоззрения. До аварии он верил только в научный подход, полностью отрицая явление «чуда».

Все изменилось, когда накануне рокового дня ему приснился сон, завершающий череду странных грез последнего месяца проведенного с родителями. Во всех этих снах он видел «Пятый луч». Макс никогда не слышал об академии, но во сне он видел свою жизнь в ней. Он видел своих друзей и собрания с ними в чудо-доме на дереве, и чаще всего Эмму. Он видел стычки с двумя заносчивыми братьями. Он видел все это отрывками, никогда не было цельной картины. А еще, он часто видел звезды. Эти звезды — их всегда было восемь, выгравированные на шероховатой каменой поверхности ровным кругом, имели по восемь лучей каждая. Внутри круга были два одинаковых квадрата, расположенные так, что каждый угол первого пересекал стенку второго, указывая на одну из звезд. А внутри самих квадратов, в самом центре орнамента, находился неизвестный ему символ.

Все это было очень странно, однако парень объяснял невероятно живые сны особенностью своего воображения. Момент «Х», который стал отрывной точкой для перестройки его мировоззрения, наступил спустя несколько часов после аварии, когда он, находясь в больнице, вспомнил сон, от которого проснулся той ночью в холодном поту. В нем Максим видел, как погибают в огне его родители.

Осознание того факта, что ему приснился вещий сон, своего рода видение будущего, пробудило в нем интерес к мистике и психологии. Это увлечение помогало ему справляться с потерей. Поступив в колледж и познакомившись со своим будущим деканом, а тогда профессором истории и психологии — Дмитрием Андреевичем Пороховым, он нашел в нем интересного собеседника. Очень часто они оставались после занятий и говорили. Иногда Макс брал Ала и шел в гости к своему наставнику. Они пили чай, и профессор советовал ему ознакомиться то с одними, то с другими работами, которые приводили парня в восторг. Он как губка впитывал всю информацию и требовал еще.

Но более всего поражало Макса в его преподавателе то, что, будучи человеком, хорошо разбирающимся во многих областях науки, он был так же и тем, кто любил повторять, что в мире есть место и для науки и для чуда. И Макс поверил. С тех пор, он стал придерживаться этого среднего между предложенными Эйнштейном, подходов к восприятию всего происходящего в жизни. Поэтому, когда, после произнесенного им недавно желания добиться нахождения брата с ним в поместье, и увидев бегущего к нему Алека, он подивился лишь скорости его исполнения.

— Мистер Сваровский, — начал Соболев, встав из-за ректорского стола, он подошел к братьям.

Макс гладил по волосам, вцепившегося в его ноги, счастливо улыбающегося Ала. Это было так мило, и мужчина тоже не смог сдержать улыбки. Но, все же, помня о сути ситуации, спросил:

— Я должен быть в курсе: вы знали, что ваш брат на территории поместья?

— Нет.

— Вы знали, что мальчик собирается сбежать к вам?

Макс не знал, что ответить. Он прекрасно помнил, что Алек обещал сбежать за ним, если Макс не заберет его с собой. Но думал ли он, что маленький, пятилетний мальчик сможет совершить два перелета не замеченным? Нет, он этого не предполагал.

— Нет, — ответил он. — Я вообще не понимаю, как ему хватило сил и смелости совершить это.

Ректор посмотрел на декана его факультета и кивком предложил ему слово. Но мальчик перебил его.

— Я следил за дядей Димой, — смело признался он глядя на Соболева. — Он не видел меня, а я всех обманул. Я сказал в аэропорту, что мой билет у папы и показал на дядю, который ушел в коридор на самолет. Было много народа, и тетя с больной головой меня пропустила.

— Человеческий фактор, — обреченно выдохнул декан социально-психологического факультета.

— Хорошо, — сказал ректор, — допустим, что эта безобразная халатность имела место в Санкт-Петербурге, но каким образом она повторилась в Мюнхене? Как ты попал на второй самолет, Алек?

Мальчик стоял и молчал. Он словно раздумывал, стоит ли рассказывать то, о чем его попросили.

— Ну же, Ал, — мягко попросил Макс, — ты должен это рассказать.

— Мне помогли спрятаться, — нерешительно проговорил мальчик и опустил глаза.

— Кто? — спросили сразу три голоса.

— А вы её не накажете? — жалобно спросил он, глядя в глаза Соболеву.

— Я обещаю, что буду с ней мягче. Расскажи, кто помог тебе.

— Кари, — ответил мальчик.

— Кари? — удивленно переспросили Макс и Сэм.

— Но как? — поинтересовался Сэм. — Как Карина помогла тебе пробраться в салон?

— А я не был в салоне, — просто сказал он. — Я летел в чемодане.

— Что??? — вскричали мужчины.

Ал еще крепче вцепился в брата.

— Подожди, — пытался понять Сэм. — Как в чемодане? В каком чемодане?

Он хотел было продолжить вопросы, но тут вдруг его осенило:

— Так вот куда делись книги.

— Какие еще книги? — не понял Макс.

— Я все понял, — ответил Сэм. — Они познакомились в зале ожидания и, видимо, пока Джесс куда-нибудь отлучалась, а Эмма как всегда была в себе, эти двое выпотрошили чемодан, а место книг занял твой брат.

Шесть пар глаз устремились к мальчику, и тот кивнул.

— А дырку в чемодане, чем проковыряли? — поинтересовался Сэм.

Мальчик полез в карман и вытащил небольшой складной нож.

— Где ты это взял, Алек? — возмутился Макс, забирая оружие.

— Стащил в аэропорту, — виновато ответил он. — Я больше не буду, Макс, обещаю!

На глазах мальчика появились слезы и сильнее, почти до боли сжав ноги брата, он разревелся.

— Я хотел быть с тобой! Я не хочу жить в приюте один. Я никуда не поеду!

Пока Макс успокаивал его, Соболев, Вайдман и Порохов о чем то совещались.

— Макс, — позвал Сэм. — Давай я отведу Ала обратно в дом к Джессике. А тебе еще нужно решить кое-какие вопросы. Приходи потом прямо туда.

Услышав, что он пойдет к Кари, Ал радостно закивал и позволил Сэму увести себя.

Когда дверь закрылась, Ректор объявил Максу, что звонил в Россию. Он узнал, что мальчик объявлен в розыск.

— Максим, ты же понимаешь, что ему придется вернуться? — спросил он, глядя на погрустневшего парня. — Я не могу позволить ему остаться, и ты сам знаешь почему. Мы уже не раз говорили на эту тему.

— Я знаю, — коротко ответил он.

— До следующей субботы мы не сможем отправить его домой. Поэтому отнесись к этой неделе, как к возможности видеть брата, а не как к времени до его отъезда. Постарайся успокоить его и убедить, что он не может быть здесь без опекуна, что там ему будет лучше.

Макс выслушал все спокойно и внимательно. Когда его отпустили, он остановился у двери и сказал:

— Я объясню Алу, что ему нельзя быть здесь, — пообещал он, — но я не буду врать брату, что там ему будет лучше!

Попрощавшись, он закрыл за собой дверь.

* * *

Тетради и учебники были собраны, одежда выглажена еще с вечера, а волосы высушены, расчесаны и, собранные в ракушку, аккуратно закреплены заколкой у макушки. Сегодня шел третий день с начала занятий. Эмма вышла из комнаты и тут же запнулась о лежащую у её двери машинку, оставленную Алеком. Братишка Макса жил у них с воскресения. Хитрюга Кари, которая помогла ему добраться до поместья, скрывала мальчика на чердаке больше суток. Никому и в голову не пришло, что воображаемый друг девочки — самый что ни на есть реальный, живой ребенок.

Эмма подняла игрушку и положила её на диван, рядом с подушкой спящего малыша. Она улыбнулась. Само определение «малыш», применяемое к мальчику, сумевшему обвести вокруг пальца две таможни, в стремлении быть рядом с дорогим ему человеком, казалось смешным. Братишка Макса был смелым, добрым и смышленым ребенком, очень похожим на её нового друга.

Она не стала пить кофе, как любила делать каждое утро. Во-первых, — не хотела шуметь и разбудить спящего, а во-вторых, она не хотела опоздать и спешила присоединиться к своей группе в корпусе факультета. Поэтому, Эмма обулась и тихо закрыла за собой дверь.

По дороге, слушая музыку пустого желудка, она зареклась пропускать общий завтрак в столовой. У дверей корпуса стояла девушка. Увидев Эмму, она показала на часы и помахала рукой. Вместе они поднялись на второй этаж и прошли в академию через соединяющий коридор.

С Яной Рудовой девушка познакомилась еще в первый день, на общем собрании факультета. Тогда, в общей гостиной, Яна подсела к ней и Максу. Она обрадовалась, когда узнала, что Эмма тоже первокурсница. Как и Макс, девушка попала в академию по одной из социальных программ, разработанных советом попечителей академии «Пятый луч».

С тех пор они не расставались на занятиях. Не то что бы одногруппницы сдружились, как Эмма с Максом, но они вместе сидели на всех парах, держались друг друга в поисках аудитории и просто поддерживали друг друга своим присутствием, старались помогать. Вот и сегодня, проницательная Рудова захватила из столовой небольшой курник, который Эмма тут же и с удовольствием уничтожила.

Яна оказалась сильна в социологии и неплохо разбиралась во многих неизвестных Эмме предметах. Иногда она подсказывала ей, объясняла особо сложные моменты, которые девушка не понимала. Эмма в свою очередь помогла той с математикой. Яна нравилась ей своим веселым, добрым нравом и спустя три дня она оценила новую знакомую, как весьма приятого, положительного во всех отношениях человека. Единственным минусом, который как вирус поразил большую часть первокурсниц, и который так же не обошел и Яну, была её увлеченность местным секс символом. Саму же Эмму от него откровенно подташнивало. И она знала, что это взаимно.

В первый же день занятий, девушка стала свидетельницей небольшой серии оскорблений, которыми обменялись на ходу Эмма и Демиен. После, спросив Эмму о том, кто он такой, и получив ответ, она сказала, что парень показался ей милым и привлекательным. Поборов приступ тошноты, Эмма лишь улыбнулась глупышке. И все же она посоветовала Яне не связываться с Альгадо, но по отстраненному кивку и мечтательно-затуманенному взгляду однокурсницы поняла, что та уже «отравлена». Диагноз «труп» был поставлен в среду, когда вместо положенной лекции по статистике Эмма увидела в тетради девушки цветочки и сердечки с надписью «Д+Я». Больше она ей ничего не говорила.

После обеда с друзьями, Эмма не стала возвращаться в корпус к однокурсникам. У её группы сегодня больше не было занятий. Причин отмены трех пар им не объяснили, а довольные студенты и не интересовались этим. Каждый знал, чем занять себя в освободившейся половине дня. У некоторых седьмой парой шел факультатив, но Эмму это не коснулось. Вернее она должна была идти на свой первый, дополнительно выбранный предмет — физику сегодня, но перед обедом к ней подошла Ванесса и предупредила, что профессор Шорс перенес его на следующую неделю. Слегка огорчившись, Эмма тут же обрадовалась освободившемуся вечеру и решила провести его с семьей.

Макс и Феликс проводили девушку завистливыми вздохами. В то время как Эмма ушла в конюшни, сами они должны были спешить на очередные пары. Переодевшись в специальном помещении в форму для верховой езды, она вошла в конюшни и поздоровалась с Сэмом. С тех пор, как у них стал жить Ал, её крестный не заходил к ним каждый вечер. Эмма объясняла это тем, что в день своего обнаружения мальчик немного испугался реакции Сэма на свое присутствие и мужчина решил дать ему время.

Крестный предложил Эмме взять сегодня Зефира. Она уже ездила на нем, и смирный характер скакуна делал его одним из самых востребованных на конюшне. Кивнув, девушка подошла к белоснежному красавцу и взялась за дверь стойла, собираясь войти, но тут взгляд её привлекла другая лошадь. Из-за перегородки соседнего стойла на неё смотрели большие шоколадные глаза Ганноверской гнедой.

Эмма отлично разбиралась в лошадей. Ганноверы были одной из самых распространенных пород в Европе. Их выведение началось с середины восемнадцатого века в герцогстве Ганновер, оттуда и название. Шоколадка была красива: темно-гнедая, одним словом — шоколадная, с хорошо поставленным хвостом, длинной изящной шеей и огромными глазищами на, не свойственной этой породе, ровной морде. Когда-то давно эта масть имела как облагороженный, так и рабочий тип, но сейчас Ганноверы, успешно выступающие во всех видах конного спорта, имели чисто спортивное назначение.

— Привет, Шоколадка! — улыбнулась Эмма и вдруг совершенно забыла про Зефира. Она вышла из его стойла и подошла к её двери. Лошадь продолжала смотреть на девушку. Эмма протянула руку и коснулась её морды, которую та в спешке отдернула и зафырчала. — Да ладно тебе, девочка, — ласково сказала Эмма и поняла, что эта лошадь — та, которая ей нужна. Именно она — Шоколадка, а не Зефир или кто-либо другой. Эмма не знала, почему. Возможно, это был азарт, который испытывает объездчик, приручая строптивое животное. Сейчас она чувствовала что-то похожее.

— Сэээээм! — позвала она.

— Что? — отозвался он, не оборачиваясь.

— Я хочу Шоколадку!

— У меня нет, сходи к матери, — ответил он. — В кладовой под кухней полно припасов.

Эмма улыбнулась.

— Сэм, — сказала она, — я имела в виду лошадь!

Крестный обернулся и посмотрел сначала на неё, потом на животное и затем снова на Эмму.

— Смешно, — буркнул он и вернулся к работе.

Эмма надулась.

— Что что? — переспросила она, приставив ладонь к уху.

— «Ха-Ха» говорю! — ответил крестный и тут же поменялся в лице. — Ты что, сдурела?

Эмма рассмеялась. Сэм подошел к Шоколадке и протянул руку — лошадь возмущенно замотала головой и зафырчала на преподавателя верховой езды. Он объяснил Эмме, что для того, чтобы добиться от неё такого, относительно спокойного поведения, у него ушел год. А по началу, он то и дело получал копытом, при попытках почистить красавицу.

— Я уже не говорю о том, чтобы оседлать эту бестию, — сказал он глядя на девушку.

— Год говоришь? — с этими словами Эмма протянула руку к лошадиной морде, и провела по направлению ото лба к носу. Шоколадка снова отдернулась, с легким фырчаньем. Никакой явной агрессии. Эмма улыбнулась и перевела взгляд на озадаченного мужчину.

— Хм, — произнес он, почесав затылок.

— Ну, так что? — выжидающе поинтересовалась она. — Могу я взять её?

Сэм думал. Он совершенно не хотел, чтобы его дорогая девочка покалечилась.

— Я смогу понравиться ей, Сэм! Ну же, разреши мне.

— Слушай, Эм, — начал он, — я знаю, каково это, когда уверен, что все получится. Но поверь мне, человеку опытному и прекрасно знающему свое дело, — он ткнул пальцем в сторону лошади. — Это строптивое животное не дастся никому.

— А как же Макс? — возразила она.

— Тебе назвать количество ушибов и переломанных костей в его теле? — серьезно спросил мужчина, скрестив руки на груди.

— Не надо. Все, — отступила Эмма, — я поняла!

Сэм улыбнулся и собирался уйти, но она продолжила:

— Но я не оставлю попыток подружиться с ней! — заявила девушка. — Я уверена, что она сдастся мне! Вот увидишь, Сэм.

Тот только покачал головой. Он знал, что Эмма уже не отступится. Он понял это по её горящему взгляду, когда она смотрела на Шоколадку. А еще он понял, что у этой девочки может получиться. Этот вывод он сделал из реакции лошади на её прикосновение. Как он уже говорил, такого поведения он смог добиться лишь спустя год.

— Хорошо, — согласился он, и Эмма захлопала в ладоши. — Но ты пообещаешь мне, что будешь осторожна, — предупредил он. — Ты не попытаешься оседлать её пока не будешь уверена, что она тебя слушается! Договорились?

— Конечно.

— А пока, почему бы тебе не прокатиться по стадиону на Зефире? — снова предложил он. И спустя немного времени девушка уже рассекала воздух, наматывая круг за кругом.

Когда она садилась на лошадь, время останавливалось. Были только трое — она, животное и скорость. Эмма была хороша, и она это знала. Но совсем скоро мысли её вновь коснулись Шоколадки, и девушка вернулась в конюшни. Поставив Зефира на место, она еще часа два пробыла рядом и просто разговаривала с ней. Именно там снова обнаружил её вернувшийся покормить животных Сэм. Он позволил ей угостить лошадь одним кусочком рафинада, и к еще большему удивлению увидел, как Шоколадка почти сразу приняла сахар из рук девушки.

— Чудеса, — произнес он глядя в след уходящей крестницы.

* * *

На утро субботы Эмма поднялась почти счастливая. Сегодня у неё было пять часов посвященных двум самым любимым занятиям. Для кого-то это было обязанностью, но только не для неё, и в восемь она, при полном параде, стояла среди большой группы студентов, выбравших верховую езду одним из пяти обязательных дисциплин по субботам.

В конюшнях собрались студенты с первого по третий курс. Остальные должны были прийти на занятия к половине одиннадцатого. Таким образом, каждый мог выбрать по два вида.

Все, поголовно, были одеты в форму для верховой езды. Легкую синтепоновую куртку с отстегивающимися рукавами, которые сегодня остались в шкафчиках, дополняла пара замшевых перчаток. Поверх белоснежных бридж красовались замшевые краги, одетые в невысокие кожаные ботинки. Сэм объяснял, что начинающим всадникам такой вариант подходит гораздо больше, чем сапоги, в которых сложно научиться правильно ставить ногу. Да и удобные краги, защищая бриджи от протирания во время езды на лошади, также не дают образоваться синякам и на коже всадника.

В завершение образа, головы студентов были облачены в специальные защитные каски с козырьком, который предназначался на этой обязательной детали экипировки всадника вовсе не для защиты от солнца или дождливой погоды. Сложно поверить, что можно получить сотрясение мозга, не вылетая из седла, однако, как уже не раз убедилась Эмма, в момент, когда лошадь неожиданно встает в свечку, это вполне реально. Затем и придуман козырек. Вместе, вся эта амуниция имела назначение в первую очередь обезопасить всадника от возможных травм, сопряженных с верховой ездой, а так же для комфортной работы с лошадью и собственно ездой на ней.

Студенты ждали преподавателя. Большинство из них уже имели не большой опыт верховой езды, другие хотели овладеть им в совершенстве. Были среди них и те, для которых этот день станет первым из многих последующих на пути обучения.

Когда Эмма была маленькой, и крестный брал её с собой на скачки, она наравне с ним отчаянно болела за его учеников. Девочка восторженно наблюдала за тренировками, за тем как всадники ухаживают, кормят своих красавцев, как выводят их на прогулку. Будучи подругой тренера, е мать сама хорошо ездила верхом, и она не возражала, когда её пятилетняя дочь заявила, что хочет кататься.

Для начала это был пони-клуб, где девочка сразу выделилась среди многих своей гибкостью, работоспособностью и превосходным выполнением всех специально разработанных для обучения упражнений, а так же природным умение ладить с животными. На большие породы лошадей девочка перешла раньше остальных членов своей группы — в восемь, вместо положенных десяти лет. К тому времени, второклассница отлично выполняла на лошади четыре основных аллюра. Больше всего ей нравился галоп. Уже тогда она полюбила этот самый быстрый из всех, способ передвижения. Сэм хвалил её, но каждый раз требовал все больше и больше.

К пятнадцати годам девушка была одной из лучших в его школе. Она прекрасно управлялась с лошадьми различных пород, хорошо держала и меняла темп. Крестный говорил, что при желании и меньшей увлеченности девушки наукой, она могла бы стать новой звездой конного спорта. Для неё самой лошади были не средством достижения славы, но средством получения удовольствия и, определенно, верховая езда стала неотъемлемой частью жизни девушки.

Эмма стояла около Шоколадки и пыталась погладить, но та была не в духе. Может быть, всему виной было большое количество народа, Эмма могла только гадать, и её это расстраивало. А еще она не успела взять Зефира. Когда она пришла на конюшни, одной из первых, здесь уже была Кира Соболева, и седлала его. Более того, потом она узнала, что Зефир давно принадлежит только Кире. Но сейчас её это уже не так беспокоило. Сейчас Эмма знала совершенно точно, что выйдет верхом из этой конюшни только на Шоколадке. Увидев её попытки в отношении буйной соседки своего любимца, блондинка усмехнулась.

— Если желаешь само убиться — вперед! А я-то думала, что вы со Сваровским дружите… Разве он не рассказал тебе про две недели, проведенные в гипсе?

С этими словам она увела Зефира на воздух, а расстроенная Эмма попросила Сэма позволить ей остаться с лошадью в конюшне, вместе с той небольшой группой студентов, которым предстояло сначала научиться ухаживать за животными, прежде чем им разрешат перейти непосредственно к этапу обучения посадке и так далее. Он кивнул, и девушка все два с половиной часа провела, рассказывая Шоколадке о том, как Сэм учил её верховой езде, о её любимце — арабском жеребце по кличке Ворон, так похожем на Зефира, только противоположного черного цвета. Она тихо говорила про свою семью и о том, как сильно она скучает по отцу. Увлекшись, Эмма даже не заметила, как быстро пролетело время. Краем глаза она увидела, как вернулась Кира и некоторые другие студенты.

Кира увидев, что она так и не отходила от строптивой лошади, снова усмехнулась, покачав головой.

— Похоже, глупость — это заразно! — сказала она. — Не по зубам орешек!

Но Эмма уже не слушала. Она попрощалась с Шоколадкой и спешила в другую часть поместья, где её с нетерпением ждал мистер Стиг. Она немного опоздала, и на Стрельбище уже вовсю шла тренировка. Завидев её, мистер Стиг оставил со студентами своего помощника и повел девушку в помещение, где она смогла переодеться.

* * *

Из-за стены доносился громкий мужской смех. Эмма решила, что не одна опоздала и спокойно вышла из женской раздевалки. Едва успокоившаяся, она тут же записала эту субботу в один из самых неудачных дней уходящей недели. Прямо на выходе девушка столкнулась ни с кем иным, как с Демиеном Альгадо. Рядом с ним неизменным спутником мялся Ларс О'Рой.

Молодые люди выглядели крайне удивленными, увидев её. Оглядев, девушку с ног до головы, Демиен слегка опешил. На Эмме были специальные стрелковые ботинки с прикрепленной на шнурках обувной подкладкой для ружья. Поверх тонкой, подходящей для сегодняшней погоды, водолазки был стрелковый жилет. Он облегал её стройную фигуру и заканчивался на удобных спортивных штанах, которые, как и все остальное, были элементами формы для девушек, занимающихся спортивной стрельбой.

В подтверждение увиденного, на руках у неё были надеты стрелковые перчатки с продольным разрезом на указательном пальце, специально для нажатия на спусковой крючок. В руках Эмма держала защитные очки с применением светофильтров, и новенькие «Peltor» активного типа. Демиен был знаком с этой Швейцарской фирмой. Она снабжала специальными наушниками многие знакомые ему оружейные гранды. Закончив осмотр, который занял не более десяти секунд, он сделал соответствующие выводы, и брови его скептически поползли вверх.

— Керн, — произнес он, почти смеясь, — ты что, серьезно?

Эмма почувствовала, что сейчас не сдержится и наорет на него. Поэтому, взяв себя в руки, она молча развернулась и вышла к ожидающему их преподавателю. Мистер Стиг пребывал в отличном настроении. Заметив озадаченный взгляд Демиена, он повеселел еще больше.

— Что ж, мистер Альгадо, — произнес он, в предвкушении, — похоже, я нашел вам достойного соперника.

Эмма не смотрела на них. Она просто шла вперед, держа в руке пневматическую винтовку.

— День юмора перенесли, а нам не сообщили! — констатировал Ларс и заржал.

Демиен тоже открыто забавлялся ситуацией, но мистер Стиг был абсолютно серьезен, и парням пришлось замолчать.

— Серьезно, мистер Стиг, — начал Демиен указывая на Эмму, — я не буду спорить с тем, что девушкам позволено заниматься стрельбой. Я даже готов признать, что некоторые из них могут показать неплохие результаты. Но утверждать, что она может побить меня? Вам не кажется, что это несколько далеко от истины?

— Точно! — поддакнул Ларс.

Эмме вдруг очень захотелось немедленно испробовать свое новое оружие. Она даже знала, в какую из двух мишеней пальнула бы в первую очередь.

— Ты все увидишь сам, — только и сказал Стиг в ответ.

Демиен не был оригинален и снова усмехнулся. Но спустя час, когда в устроенном преподавателе небольшом соревновании, Эмма, следом за ним попала во все указанные зоны, промахнувшись лишь два раза из тридцати пяти, его ухмылки и след простыл. Теперь, глядя на девушку, так ловко обращающуюся с оружием, он испытывал откровенную злость, которая медленно начинала закипать. Она взорвалась и нашла выход в тот момент, когда Стиг покинул стрельбище с целью забрать что-то в своем доме. Легкой походкой, придерживая свою винтовку подмышкой, а руки засунув в карманы, он подошел к девушке. Эмма заметила его приближение и опустила свой ствол на обувную подкладку.

— Пришел принести извинения? — осведомилась она, чувствуя свою силу.

— Принесу, если ты согласишься на пари и победишь, — спокойно сказал он.

— Говори.

Он расплылся в улыбке: «рыбка заглотила наживку».

— Я принесу тебе свои самые искренние извинения за все свое поведение в эти дни, если ты побьешь меня на двадцати пяти метрах… — Эмма усмехнулась, — по вращающейся мишени.

Теперь настала очередь ему злорадно улыбнуться, когда девушка уставилась на него в немом вопросе.

— Что, ни разу не стреляла по вращающейся мишени, Керн? — спросил он, подходя почти вплотную.

— Стреляла! — соврала Эмма.

Она не могла признать свое поражение, даже не попробовав победить.

— Прекрасно, — сказал парень и, нашептав что-то Ларсу начал готовиться. — Три выстрела, — установил он, задержав её взгляд, — в сердце.

Тем временем Ларс уже установил и запустил мишень. Деревянный истукан медленно начал вращение.

Эмма занервничала. До этого момента она еще ни разу не стреляла на таком расстоянии, тем более по вращающейся мишени. На счет три она сделала свои три выстрела. Ларс сбегал туда и обратно. Он сообщил, что девушка попала в плечо и шею мишени. Одна пуля прошла мимо.

Эмма была крайне огорчена. Она ждала, что Альгадо сейчас начнет издеваться, но вместо этого он подошел к ней, встал рядом и, снисходительно взглянув в глаза, и тут же сделал три быстрых выстрела по мишени. Затем он взял её под локоть и потащил за собой. Оказавшись у мишени, они обнаружили, что все три сделанные им выстрела попали точно в цель.

— Ну, так вот, Керн, — с вызовом сказал он, слегка склонившись над ней. — Ты сейчас сама убедилась, чего ты стоишь. Вернее, мы оба убедились, что ты не стоишь ничего. Так что мой тебе совет, — его наглый взгляд прошелся до ее груди и обратно. — Иди-ка ты отсюда и займи себя каким-нибудь женским делом, — закончил он, многозначительно вздернув бровь.

Эмма почувствовала, что больше не может находиться с ним рядом. Она оттолкнула парня и поспешила уйти.

— Одной проблемой меньше, — тихо пробормотал он себе под нос, наблюдая как девушка, уже переодевшаяся, прощается на крыльце с удивленным Стигом.

* * *

Уйдя с занятий на полчаса раньше, Эмма шла по тропинке к своему дому. Макс все еще был там. Он сообщил ей, что дети только что уснули. Сам он пил уже вторую кружку кофе и имел намерение сделать третью, но девушка тут же убрала банку в шкаф. Она поругала парня, говоря в который раз, что это вредно.

— Знаешь, — немного обиженно произнес он, — Иногда я начинаю понимать Кари!

— А я начинаю понимать, — парировала Эмма, — что у тебя совершенно нет силы воли!

Макс рассмеялся. Привычка подруги следовать правилам и заботиться о близких, даже против их воли, забавляла его. К тому же она была права, а он сегодня выпил уже четыре кружки своего любимого напитка. Ожидая Феликса, они просидели за разговором еще с полчаса. Физматовец как раз должен был закончить тренировку в спортзале: вместе с Максом они играли в одной баскетбольной команде с Виктором и Эмилем. На обед они отправились втроем.

Из-за спортивного характера субботних занятий студенты испытывали потребность в дополнительном времени на то, чтобы привести себя в порядок и добраться до академии. Поэтому расписание субботы было несколько сдвинуто, от чего обед начинался не в час дня, как в обычные дни, а в два. Так же, по многочисленным просьба учащихся, завтрак в воскресение перенесли с семи тридцати на девять часов. И даже при этом, большинство из них умудрялось его проспать.

Но, что бы там ни было с завтраками, а обеды здесь не пропускал никто. Столовая гудела. На столах уже стояли подносы с первым блюдом. Сегодня это оказался гороховый суп, и студенты дружно шутили над особыми свойствами этого самого музыкального из семейства бобовых. Эмма увидела, что их стол, обычно полупустой, сегодня сохранял лишь три свободных места. Ну, или четыре, если постараться. Все сидящие были членами их особой группы, которая носила красивое название «Созвездие». Свободное межзонное размещение в столовой по выходным дням, было негласным правилом с незапамятных времен. И, если никто не жаловался, персонал кухни и члены преподавательского состава академии ничего не имели против этого.

Слушая Феликса, Эмма наблюдала за Максом. Тот уже минут пять, нервно посматривал в сторону стола Альгадо. Еще дома девушка рассказала ему, о проигранном пари. Она сомневалась, правильно ли поступила, перенося свои тренировки, а не отказавшись от них совсем. Но он подбодрил подругу, объяснив, что в отличие от неё, Альгадо учился в профессиональной стрелковой школе, и при её таланте, за год работы с мистером Стигом она имеет все шансы нагнать его. Плюсом было и то, что теперь Эмма будет тренироваться вместе с ним, а также с Виктором и Эмилем. Минусом, что её друг получил еще один повод ненавидеть своего неприятеля.

Эмма посмотрела на Альгадо: он шутил и весь стол смеялся. Все они смотрели на своего «Бога» с преданным обожанием. Все, кроме двоих. В глазах Ларса О'Роя и Киры Соболевой было нечто другое. Это не было похоже на позицию «О, мой Господин, я сделаю все что угодно, лишь бы быть рядом с вами». Эти трое были словно треугольник, возвышающийся над другими, но вершиной всего все равно был Альгадо. Он был гласным и негласным лидером своего факультета. Макс хмурился, и Эмма посоветовала ему не обращать внимания, просто сделать вид, что студента с именем Демиен Альгадо не существует в академии. При этом она сама понимала, что сделать это будет крайне сложно.

— Чертов Альгадо и придурок О'Рой! — процедил он сквозь зубы и отвернулся.

— Кстати, о придурках! — оживился Лем. — Я сегодня чуть не надрал задницу этому рыжему чучелу.

— Почему, чучелу? — спросила Ванесса. — У него вполне аккуратная, я бы даже сказала, что стильная прическа.

Девочки прыснули от смеха. Уоррен же продолжал.

— В общем, мы с Ванессой гуляли и увидели, как это, — он посмотрел на Ванессу, — как этот нехороший студент, — стол взорвался, — короче, он пристал к первокурснице с химико-биологического. Девушка, надо сказать, сумела дать отпор, чем очень его разозлила.

— Но тут вмешались старосты, то есть мы! — закончила Ванесса. — И О'Рою пришлось ретироваться. Думаю, больше он её не побеспокоит.

— А вот я не уверен, — возразил Уоррен. — Лилиан, — так звали студентку, — сказала Ларсу, что если он еще раз к ней подойдет, то она расскажет про всех другие разы своему отцу, на что тот ответил, что никогда его не боялся и не собирается начинать.

Друзья только покачали головами. Никому больше не хотелось говорить ни об О'Рое, ни о ком бы то ни было с «вражеского» стола. Далее обед проходил в миролюбивой беседе о первой в этом учебном семестре дискотеке. По правилам академии, они проводились в последнюю субботу каждого месяца. Остаток дня Эмма так же провела с друзьями и Макс, наконец, показал ей, что же такое там, на крыше их корпуса. Вдоволь восхитившись зрелищем зеленой мансарды, девушка простилась с компанией и, побыв дома с час, снова ушла на конюшни.

Её несло, словно на потоке ветра. Очутившись на месте, она сразу же подошла к объекту укрощения. Завидев её, Шоколадка встрепенулась. Медленно Эмма подошла к стойлу и улыбнулась красавице.

— Ну, здравствуй, моя хорошая, — приветствовала она и протянула руку, — как ты провела остаток дня без меня? — лошадиный фырк. — А я вот соскучилась. И знаешь, что? — Эмма достала из кармана жилетки небольшой кусок рафинада. — Я принесла тебе кое-что вкусненькое. На, ешь!

Девушка протянула ей открытую ладонь. Лошадь, было, отвернула морду, но тут её ноздри слегка расширились. Ткнувшись носом в ладонь, Шоколадка приоткрыла челюсти и аккуратно подцепила сахар. Следом послышался хруст и довольное ржание. Эмма осторожно протянула руку и провела по морде лошади. На этот раз бунтарка не отпрянула. Наоборот, она сама вложила морду в её ладонь.

— Ты моя умная девочка! — похвалила Эмма. — Хорошая, послушная Шоколадка!

Лошадь вновь ткнулась ей в ладонь и призывно заржала.

— Я дам тебе еще один кусочек, — пообещала девушка, — если ты будешь вести себя смирно и дашь мне почистить себя. Хорошо? Смотри!

Она достала еще один кусочек рафинада и показала лошади. Затем Эмма показала ей щетку, которую держала в другой руке. Шоколадка слегка фыркнула, но протянула морду. Очень медленно девушка провела щеткой по её шее слева. Шоколадка стояла смирно. Эмма остановилась и, подумав, открыла стойло. Она сделала вдох и вошла. Лошадь закивала, словно давая ей свое согласие. Эмма улыбнулась и протянула ей обещанный кусочек сахара. Он был моментально перетерт и проглочен, а сама Шоколадка легонько ткнулась ей в щеку.

Эмма почувствовала, что сейчас взлетит от радости. Первый этап, казалось, был пройден — лошадь признала её. Осторожно, медленными движениями, девушка начала водить щеткой по её холке и шее с левой стороны. Затем она перешла на спину и левый бок. Шоколадка стояла совершенно спокойно. Эмма обошла спереди и снова принялась за шею, а затем молча дочистила её тело и занялась хвостом.

Когда все было закончено, она сказала лошади, что сейчас проверит и почистит её копыта и снова, будто все понимала, лошадь закивала в ответ. Проведя все необходимые манипуляции, Эмма отложила щетку и угостила Шоколадку еще одним лакомым кусочком. И опять, съев его, лошадь нежно коснулась её лица, и растроганная Эмма обняла её за шею, почесывая за правым ухом.

— Умная, хорошая девочка, — говорила она. — Может быть, завтра ты позволишь мне оседлать себя.

Это прозвучало скорее как вопрос, нежели желание высказанное вслух. И вдруг, Шоколадка немного отпрянула назад. За спиной Эмма почувствовала чье-то присутствие и быстро обернулась. В первые пару секунду она онемела, решив, что перед ней стоит Демиен Альгадо. Но сморгнув наваждение, нахлынувшее видимо вследствие произошедшей сегодня с утра неприятной ситуации с его участием, она поняла, что ошиблась.

Теперь она точно могла сказать, кто это. Перед ней стоял молодой мужчина лет тридцати — тот, с которым она летела на самолете в день прибытия в академию.

— Прости, пожалуйста! — он виновато улыбнулся. — Я вовсе не хотел пугать тебя! И, ээ… привет, спасительница!

Он указал на очки, которые достал из кармана рубашки и успел надеть.

— Узнала?

Конечно же, она его узнала. Утвердительно кивнув, Эмма ответила на улыбку.

— А что ты здесь делаешь? — поинтересовалась она.

— Пришел навестить Тэиру, — он указал на стойло, за которым стояла чистокровная арабская кобыла вороной масти. Услышав свое имя, она отозвалась громким радостным ржанием. Девушка восхищенно выдохнула.

— Ого! — она закрыла за собой дверь стойла и подошла к красавице. — Это твоя?

— Да, — ответил мужчина, — старший брат подарил мне её на юбилей в прошлом году.

Пока он гладил свою лошадь, Эмма размышляла о том, будет ли уместно спросить его, чем он занимается в поместье. По его внешнему виду сегодня сложно было это понять. Мужчина был одет специально для верховой езды, как и она сама. Только одежда его не была школьной формой, а скорее походила на то, в чем ухаживал за животными её крестный. И Эмму осенило.

— А Сэм знает, что ты приходишь сюда?

— Да, конечно! Я помогаю ему периодически. Можно сказать, что мы даже сдружились.

— Ооо…

— С детства люблю лошадей и верховую езду, — признался он, переводя взгляд с Тэиры на Эмму. — А ты?

— В седле с пяти, а на конюшне — с пеленок! — ответила она и вернулась к Шоколадке, которая тыкалась мордой в дверь и призывно ржала. Девушка открыла стойло и погладила её.

— Ты, прости еще раз, — начал он с извинений, — я слышал твою беседу с Шоколадкой.

— Знаешь её?

Он обнажил правую руку и показал небольшой шрам.

— Она цапнула меня однажды. Тогда еще я не был в почете.

— Тогда? — удивилась Эмма, глядя как он уверенно гладит непокорную лошадь и та почти ластится к его рукам. — А сейчас?

— Сама видишь, — улыбнулся он, не отводя взгляда от лошади и щекоча ей за ухом.

— Поразительно! — изумилась Эмма.

— На самом деле нет, — возразил он. — Я приручал её несколько лет, когда Сэма тут еще не было, а Шоколадке тогда исполнилось уже два года. Сам я еще доучивался и подрабатывал здесь.

— Сэм рассказывал мне, что Шоколадка до сих пор не особо его жалует.

— Верно, — мужчина рассмеялся. — Он даже пару раз ходил в гипсе. Она так и не разрешила ему себя оседлать. Все, чего он сумел добиться, это быстрая чистка и кормление без явной агрессии.

Эмма нахмурилась. Ей вовсе не прельщало ходить за строптивой лошадью до конца обучения.

— Мне очень нравится Шоколадка! — призналась она, поглаживая её то в холке, то ото лба к носу. — И у меня совершенно нет терпения. Я не хочу ждать так долго.

— А зачем ждать? — удивленно спросил он. — Сколько раз ты уже была у неё? Пять или семь?

— Вообще-то сейчас — третий, не считая инцидента в роще.

— Тем более. Шоколадка позволила тебе быть так близко, кормить, ухаживать за собой после каких-то трех встреч. И, хм, — он кивнул на животное, — кажется, прямо сейчас она лижет твою щеку.

Эмма заметила это. Шершавый лошадиный язык уже секунд двадцать не отлеплялся от её лица. Девушка рассмеялась и поцеловала Шоколадку чуть выше носа. Лошадь в ответ добродушно мотнула головой.

— Мне кажется, она готова! — заключил он, переводя свои большие темные глаза с Шоколадки на неё. — Хочешь, я помогу тебе её оседлать?

Повинуясь порыву внезапно окатившей её волны уверенности, девушка кивнула, и в считанные минуты все было готово. Шоколадка беспрепятственно позволила вывести себя из конюшен и излучала полную покорность. Тем временем мужчина снарядил Тэиру и вышел с ней следом. У выхода он привязал её и, подойдя к Эмме, предложил ей помочь взобраться в седло.

— Боже, — прошептала она, когда прочно села в седло, а его руки, недавно скользящие по её бедру, вернулись на свое место. — Я как будто первый раз сажусь на лошадь!

— Ты понравилась ей. Она доверяет тебе, — заметил мужчина, вскочив в седло, — знаешь, я бы не поверил, если не увидел бы все своими глазами. Вопреки общепринятому мнению о том, что они не распознают эмоции, я бы мог с этим поспорить. Лошади — умнейшие создания. Они сами выбирают себе хозяина.

— Остальные лошади в конюшне не столь принципиальны, — возразила Эмма. Она крепко держала поводья, не решаясь дать команду. — Эта не такая.

— Не такая, — согласился он, поравнявшись с Эммой. — Видимо, по нраву Шоколадка похожа на мою лошадь и её брата-близнеца, оставшегося там в конюшнях. Он, как и Тэира, признает лишь своего хозяина.

— Только одного человека, — сказала Эмма, — это не хорошо для обучения.

— От чего же? — спросил он. — Разве плохо то, что шоколадка будет слушаться только тебя? Будет преданна лишь тебе? По мне, так это здорово. Это называется «верность».

— А еще это называется эгоизм, — парировала девушка. — Но, наверное, мне нравится быть немного эгоисткой!

— Посмотри, — добавил он. — Лошадь стоит смирно, она спокойна, не напряжена и тем более не пытается устроить тебе «полет».

Эмма знала — он прав: Шоколадка вела себя абсолютно адекватно. Её саму это удивляло, но, похоже, что лошадь признала её. И, когда, решившись, она скомандовала «Шагом», та медленно пошла по направлению к стадиону. Эмма была на седьмом небе от счастья! Она добилась расположения этой бестии так быстро, что сама все еще немного волновалась. Артур, — так звали мужчину, ехал верхом на Тэире. Они разговаривали о лошадях и смеялись. Он давал ей советы и рассказывал об особенностях логики лошадей.

Эмма знала все это не хуже него, а может быть и лучше, но она, не перебивая, слушала этот приятный и сильный голос. Они долго катались вместе, и, осмелившись под конец, она дала команду «Рысью». Шоколадка послушно ускорилась. Проскакав еще с полчаса, наездница решила, что на сегодня достаточно. Уже начинало темнеть, и двое поспешили обратно в конюшни. Девушка привела лошадь в порядок и, наградив её еще одним куском сахара, чмокнула в нос и закрыла стойло. Но, перед этим встал один существенный момент.

Когда Эмма слезала с лошади, она задумалась о том, как та будет вести себя на людях. По неосторожности она оступилась и точно бы упала, если бы Артур не поймал её и не поставил на ноги. Попрощались они на выходе. Эмма ушла домой, а он остался, чтобы закончить с Тэирой.

Дома, лежа в своей постели, Эмма не могла и не хотела выкинуть из своих мыслей этого молодого, симпатичного мужчину. Она так мало знала о нем — почти ничего, так же как и он о ней. Но все равно, с ним было интересно и легко, почти как с Максом. Эмма задумалась: «Почти… В том-то и дело».

Она перевернулась на спину и закрыла глаза. Когда Макс поцеловал её, она ни почувствовала ничего особенного, почти ничего. А сегодня, когда Артур поймал её, и их лица были так близки, этого оказалось достаточно, чтобы все внутри неё пришло в движение. Ожидая увидеть хорошие сны, она провалилась. Однако, не смотря на столь удачно закончившийся день, во сне перед ней маячила наглая улыбка Демиена Альгадо.