Субботним утром над поместьем «Пятый луч» разразилась небывалая буря. Природа сотрясала над бедными жителя внушительным набором, в который входили и резкий ветер с ливнем, и раскаты грома, которым предшествовали яркие вспышки молний, то и дело рассекающие потемневшее небо. Буря не пожелала сбавить свои обороты и спустя два дня, поэтому все виды занятий, проходящие на этой неделе под открытым небом, были отменены.

График замещения, разрабатываемый в подобных ситуациях, все еще не был утвержден, и студенты остались предоставленными самим себе. Большинство из них использовали это время для дружеских посиделок и общения. Отличился пятый курс гуманитарного факультета, студенты которого почему-то решили, что смогут убедить проректора по учебной части дать свое согласие на устройство общей студенческой вечеринки в бальном зале. Однако, выслушав их, миссис О'Рой разогнала всех по своим комнатам, напомнив, что дискотека, запланированная в следующую субботу, состоится, как и намечалось. И, разочарованные студенты отправились восвояси, убедившись в очередной раз, что традиции академии незыблемы, впрочем, как и её правила.

Воскресение, тянувшееся для многих, пролетело для отдельных лиц в несколько мгновений, которые принесли им много радости. Начнем с того, что из-за непогоды самолет, который должен был отвезти Алека обратно в Россию, не смог прилететь. Ректор сообщил Максу, что из-за бури, он пока не может сказать, когда это случится. Сам Сваровский давно так бурно не радовался. И тем более — никогда он не радовался так непогоде. Влетев в комнату Эммы и подхватив её с кровати вместе с учебником, Макс закружил по комнате, чуть не сбив с ног Феликса. Рассказывая взахлеб и жестикулируя, он улыбался так, словно свершилось чудо или сбылась его заветная мечта.

Мечты. Позже вечером, Эмма сидела на полу у холодного камина. За окном стучали тяжелые капли, и по следам, которые они оставляли на стекле, казалось, что грядет новый мировой потоп. Эмма отложила учебник и, обхватив колени кольцом рук, закрыла глаза.

Мечты. Она могла сказать, о чем мечтают некоторые из её друзей. О чем мечтал Макс? О том, чтобы Ал остался в поместье вместе с ним. Лилиан горела мечтой об отличной программе для команды болельщиц. Она также не могла определиться с названием, и это тоже была её мечта — назвать девочек так, чтоб на их фоне команда Мидл померкла.

Струи дождя превратились в мини водопады, и ей пришлось заложить окно полотенцем, потому что между ним и подоконником начала скапливаться вода. Она любила дождь: эти звуки успокаивали, они, словно наполняли её всю энергией жизни. Закрывая глаза, она погружалась в эти потоки, чувствовала на себе их прохладу, слышала их волшебную мелодию. Они подхватывали и несли её куда-то, она не знала куда, но эта неизвестность не пугала. Эмма чувствовала, что все хорошо, и она просто отпускала себя и плыла, подгоняемая течение своих мыслей. Иногда они приводили её в новые места, где она видела незнакомые лица, слышала голоса — все было удивительно реально. Эти моменты жили сами по себе, не подвластные её контролю.

Другое дело, когда она сама управляла ими. Очень часто, в основном перед сном, ей удавалось зацепиться за мечту и размотать весь клубок своих заветных желаний. Тогда ей казалось, что возьми она их сейчас и начни плести узор, он получится именно таким, какой будет её жизнь. Словно пророчество, которое она меняет по своему усмотрению.

Говорят, что мечтательность свойственна молодому поколению. Она бы согласилась, если бы не знала своего деда. Не того, что учил её стрелять, — другого. В отличие от Керн, мамин отец был романтиком. Каждый раз, когда Эмма, будучи еще маленькой девочкой, приезжала к нему в гости, он бросал все свои дела и вместе они проводили уйму времени, тратя его на всякие безрассудства.

— Многие, повзрослев, забывают, как весело можно провести время! Никогда не позволяй ребенку в себе исчезнуть дорогая. Что бы ни случилось! Иногда тебе будет грустно, и он сможет рассмешить тебя. А если ты запутаешься — он укажет верный путь! — учил дед. — Ведь дети смотрят на этот мир без предрассудков. Они не теряют надежды. Страхи не мешают им разглядеть в порой неприглядном свое истинное счастье! Всегда слушай сердце, милая. Оно укажет тебе путь к исполнению мечты.

Слушая дождевые мотивы, Эмма мечтала. В её душе роилось множество желаний самого разного характера. Одни были совершенно иллюзорны. Это были те мечты, когда маленькая девочка представляет себя феей. Она понимала грань между реальным и недействительным, но волшебство на то и волшебство — отсутствие его в реальном мире порождает в душе мечтателя множество фантазий. Да, она определенно стала бы феей, или доброй волшебницей, или лесной нимфой. Девушка представляла, как летает над ручьями, и поет собравшимся животным. Это было волшебно. Мечты, они на то и мечты, что с легкостью оформляются во что угодно по требованию вашего воображения. Вопрос лишь в том, где его границы.

Эмма улыбнулась. Такие мечты — радужные и светлые, дарили тепло, они позволяли пусть ненадолго, но уйти от реальности, в которой тоже были свои мечты. Они двигали ею, но не часто приносили удовлетворение. Ведь так тяжело мечтать о вещах вполне реальных и осязаемых, но совершенно недостижимых и порой запретных.

Иногда она жалела о наличии амбиций. Зачем, спрашивается, они нужны человеку, не способному воплотить свои мечты в реальность? Одно сплошное разочарование. Именно его — это чувство она почувствовала, когда пришлось отказаться от вуза ради работы, это чувство больно скреблось в груди, когда проректор запретила ей учиться на желанном факультете. И, еще одним моментом стало то, когда её, внезапно возникшие чувства к обаятельному Артуру рассыпались прахом под гнетом его положения. А может она просто придумала это? Она не так уж и много думала о нем, нет, но когда она видела мужчину, его лицо, волосы, Эмму необъяснимо тянуло к нему.

Девушка открыла глаза и поднялась. За дверью слышалась какая-то возня. Потянув за ручку, она обнаружила на пороге Ала и Кари. Дети, с завидным упорством, пытались вырвать из рук друг у друга небольшую коробку.

— Что у вас твориться? — спросила она, забирая предмет дележки.

Коробка была легкая, и любопытная девушка тихонько потрясла её. Внутри что-то забегало. От неожиданности она вскрикнула и отбросила коробку на диван.

— Что там? — выдохнула она, держась за живот.

Дети с ужасом ринулись к дивану.

— Ты бросила Мармеладку! — закричала Кари, прижимая к себе коробку.

— Ты такая злая! — сурово протянул Алек.

Растерянная, девушка стояла и смотрела на то, как дети открыли коробку, и в руках Кари оказался маленький ежик. «Еж? Ну конечно! — теперь она вспомнила». Сестренка нашла его на второй день после прилета в поместье.

— Ты назвала его Мармеладкой? — еле сдерживая смех, спросила она девочку.

— Да.

— Как конфету?

— Да.

Недолгая пауза и снова смех.

— Ты назвала ежика Мармеладкой, как конфету! — уже утвердительно сказала девушка и закатилась. В этот момент в дом вошли, мокрые насквозь, Макс и Сэм.

— Нет, — покачал головой Алек, — она не злая, — заверил он девочку, указывая на Эмму. — Она просто сошла с ума. И знаешь, — он перешел на шепот, — таких, как она, лучше не злить.

Эмма подавилась смехом и с удивлением проводила детей взглядом. Макс помахал брату и тот пообещал, что они спустятся через десять минут.

— Так что там было о сумасшествии? — поинтересовался Сэм, когда Эмма сделала ему кофе, и сама села за стол рядом с Максом.

— Они назвали ежика Мармеладкой! — объяснила девушка.

Она вытащила из вазочки соответствующую конфету и откусила кусочек.

— Ну, Кира ведь назвала твою лошадь Шоколадкой, — заметил Сэм.

— Кира?

— Её лошадь?

Хором и в разнобой спросили друзья. Сэм улыбнулся.

— Ну, да, — обратился он к парню. — Шоколадка признала Эмму. Удивительно, но факт остается фактом.

— Я же говорила тебе, что каталась на ней, когда встретила декана Шорса, — тихий толчок в бок чуть не стоил ему кофе. — Чем ты слушал?

— Да ты и не уточняла, что ездила на Шоколадке! — возразил Макс. — Значит, укротила-таки? А Кира знает?

— А при чем здесь она? — спросила Эмма. — Разве это её лошадь?

— Нет, — ответил Сэм, — но она принимала участие в её рождении, помогала миссис Харрис принимать роды.

— Она сама принимала роды у лошади? — переспросила Эмма. — Не верю!

— От чего же?

— Да она же, она…

Девушка хотела сказать, что Кира не смогла бы, не захотела бы пачкать руки такими вещами, но вдруг осознала, что ничего не знает об этой девушке.

— Что, правда? — лишь уточнила Эмма.

— Я сам не видел, — сказал крестный, попивая кофе, — но мне рассказал мой приятель. Он здесь физику преподает, кстати. Надо бы тебе с ним познакомиться: вам-то будет о чем поговорить.

Эмма, скованно кивнула. Макс никак не отреагировал, в это время он смотрел на спускающихся со второго этажа детей. Они больше не спорили и не делили бедного ежика. Сейчас он мирно спал в руках девочки.

— Кира, кстати, тоже весьма интересный собеседник, — сказал Сэм. — Вы с ней похожи, знаешь. Она неплохо управляется с лошадьми, и они любят её. К тому же, она одна из немногих, кто учится на факультете не из-за его престижа, а потому, что хочет стать физиком.

— Феликс утверждает, — вставил Макс, — что она вторая на курсе, с кем ты могла бы соперничать в уровне знаний физики и иже с ней.

— А кто первый?

Эмме было немного завидно слышать столько похвальных речей от её мужчин в адрес другой.

— Дай угадаю, — перебила она готового ответить друга, — первый — это сам Штандаль, верно?

— Нет, — ответил он. — Вовсе нет. Знаешь, — в голосе прозвучало предупреждение, — боюсь, это тебя расстроит, но второй, а вернее первый — это Демиен Альгадо.

— И почему это должно меня расстроить? — немного раздраженно спросила она.

И, хотя это было так, Эмма не хотела выдать своего удивления.

— Ну, вы и так соперничаете, — заметил Макс. — Я имею в виду стрельбу.

Верно, а она и забыла. Воспоминание о том, как Альгадо обошел её на стрельбище, вновь окунуло девушку в «чан разочарования».

— Ты что, правда расстроилась? — спросил Макс, наблюдая поникшее выражение на её лице.

— Знаешь, — призналась она, — меня действительно огорчают эти неудачи. Стрельба и физика, — она подняла руки ладонями вверх, имитируя качающиеся чаши весов. — Я в равной степени люблю заниматься ими и очень стараюсь. И, если в первом у меня есть шансы обойти его, то насчет физики — сильно сомневаюсь.

Она вздохнула и поднялась, чтобы принести еще кипятка.

— Я не могу изучить всю программу сама.

— А Феликс? — напомнил крестный. — Разве он не помогает тебе?

— Помогает, и очень хорошо. Он приносит мне все свои лекции, и мы вместе делаем домашнее задание.

— Что же тогда?

— Этого не достаточно, — снова вздох. — Феликс молодец, но он и правда не лучший на факультете.

— Тогда тебе стоит взять в репетиторы к Альгадо, — пошутил Макс и тут же притих под её грозным взглядом.

— В лекциях Феликса куча ошибок, — заметила она. — К тому же, всегда есть разница между тем, как читает лектор и тем, как эту информацию воспринимает мозг слушателя.

— И, — не понимал Сэм.

— Эмма хочет сказать, — помог Макс, — что, занимаясь с Феликсом, она усваивает новую информацию через призму его собственного восприятия, которое несколько обедняет полноту знаний.

Вид застывшего с чашкой у рта Сэма рассмешил их.

— А мне кажется, — заметила Кари, — Макс абсолютно прав!

Новый, троекратный взрыв смеха.

— Кажется, сумасшествие — это заразно, — невозмутимым голосом сообщил ей Алек.

На очередной волне хохота в гостиную спустилась Джессика. Она уже привела себя в порядок после работы и облачилась в легкий махровый халат, насыщенно-голубого цвета и такие же пушистые тапочки. Женщина спустилась и заняла свое место за столом, где для неё уже был налит жасминовый чай.

— Спасибо! — поблагодарила она Макса, и отхлебнула глоток, — мой любимый аромат! Так что тут у вас за обсуждение, семья? — спросила она, и от чего то, все сидящие за столом почувствовали приятное, согревающее тепло в груди.

Это было так естественно и столь приятно одновременно, что казалось — они и правда, одна семья. Джессика глянула на детей: они мирно играли посреди их уютной гостиной. Кари просто светилась от удовольствия. Вместе с Алеком они проводили все дни напролет. И, то ли это сказывалось их общение, то ли воздух поместья имел такое воздействие на детский организм, но она точно могла сказать, что с тех пор, как они переехали в «Пятый луч», её маленькая дочь ни разу не задыхалась в приступе кашля, преследовавшего её с тех пор как погиб отец. Врачи диагностировали начальную стадию астмы, заметив, что приступы провоцирует нестабильное душевное состояние девочки. Но разве такое возможно? Раньше она не верила в психосоматику, считая это модным веянием медицины. Но сейчас её убеждения пошатнулись. Наблюдая за детьми, Джессика улыбалась мысли, что эти двое словно родные брат и сестра.

Мысль, блуждавшая в мозгу женщины уже несколько дней, обрела устойчивые черты, и заставила её осознать один важный факт — она обрадовалась тому, что эта погода воспрепятствовала отбытию мальчика из поместья. Она видела, как играют дети, видела, как оберегает её старшую дочь Макс. Он был хорошим и умным парнем, а мальчик старался во всем брать с него пример. Еще одним, пожалуй, не менее значимым индикатором в пользу решения была безошибочная интуиция Сэма, который безоговорочно доверял Максу. Сама она чувствовала то же самое. Поэтому, когда сейчас, спускаясь вниз, она увидела всех пятерых вместе и ощутила давно не посещавшее её чувство умиротворения и счастья, мысли сами собой оформились в слова.

— Я хочу взять Алека под свою опеку, — произнесла она, отпив очередной глоток.

Повисла тишина. Эмма посмотрела на мать, затем на Макса и на Сэма. Оба мужчины, одинаково парализованные, смотрели на Джессику широко распахнув глаза. Недоверие, смешанное с радостью и благодарностью читалось на лице парня. Эти эмоции попеременно еще не раз тронули его мимику, прежде чем он решился спросить:

— Миссис Керн, — от волнения в горле пересохло, — вы уверены?

Джессика поставила пустую чашку на стол и посмотрела ему в глаза.

— Я абсолютно точно, наверняка и полностью уверена в том, что сейчас сказала. Я хочу, чтобы Алек остался жить в поместье, хочу, чтобы он рос рядом со своим страшим братом, хочу заботиться о нем так же, как забочусь о Кари. И, я хочу, чтобы ты сейчас же перестал смотреть на меня как на инопланетянку, потому что то, что я хочу сделать продиктовано вполне человеческой чертой.

— Мам, ты, правда, — начала Эмма, — правда собираешься взять Ала под опеку?

— Официально? — уточнил Сэм.

Макс молчал. Джессика обвела их взглядом и с досадой почесала лоб.

— М-да, — произнесла она, — если вы так реагируете, мне даже страшно подумать, как воспримут мои слова органы опеки и иже с ними.

— Так вы действительно серьезно? — все еще не верил Макс.

— Сваровский! — женщина подняла правую ладонь, словно собираясь принести клятву на суде. — Может мне еще и библию принести?

Выражение лица матери, и этот момент заставили Эмму рассмеяться, а за ней и Сэм расплылся в улыбке. Подскочив к Джессике, Макс поднял её и закружил вместе со стулом.

— Думаешь, у нас есть иммунитет? — спросила Кари, наблюдая эту картину.

— Надеюсь, — серьезно ответил Алек. — Ведь должен же быть в семье хоть кто-нибудь нормальный! Верно, Мармеладка?

Маленький ежик, свернувшийся в сплошной колючий клубок, медленно расслабился, позволив детям пощекотать свой живот.

* * *

Артур Альгадо Шорс сидел на мягком кожаном диване в кабинете ректора. Он имел четкое намерение поговорить с Соболевым. Цель разговора и главная идея, зародившаяся у него в голове еще неделю назад, складывались в одно простое предложение: «Перевод Эммы Керн на физико-математический факультет».

В тот самый день, когда она вошла в его аудиторию, такая растерянная, он понял, что пропал. В его голове пронеслись миллиарды миллионов мыслей и рассыпались в сознании яркими искрами. Он заметил её еще в первый миг, когда поднялся на борт авиалайнера в Праге; в Чехию он летал на симпозиум физиков среди стран Европы. Первое, что бросилось ему в глаза тогда — Леони помогает трем женщинам найти свои места и устроиться. Затем Мартин ушел, а он пошел следом по проходу. Оказавшись рядом с ними, Артур взглянул на рыжеволосую женщину — она что-то говорила маленькой, совсем не похожей на неё девочке.

Тогда он впервые увидел её. «Эмма, — Артур улыбнулся». Он помнил — она сидела у иллюминатора и со скучающим видом наматывала свой каштаново-солнечный локон на палец левой руки. Женщина — её мать, и определить это было проще, потому что в отличие от малышки, Эмма была очень на неё похожа, — обратилась к ней и девушка улыбнулась. Артур помнил, что в тот миг он провалился в воздушную яму. И это бы ничего, вот только самолет все еще стоял без движения на твердой поверхности взлетной полосы. Он сел рядом с Леони и узнал, что эти трое — родные Сэмуэля Вайдмана, и они будут работать в академии.

Декан физико-математического факультета поднялся и подошел к окну. Дождь все еще изливался на землю. Он не любил такую погоду. Здесь, в поместье, она достала его за годы обучения, и сейчас, продолжала радовать уже в качестве преподавателя. Ему было интересно, что делает Эмма во время дождя. Он испытывал некоторое чувство зависти к молодому, и не обремененному обязанностями, Сваровскому: парень мог общаться с девушкой, не переживая за свой статус и мнение окружающих. Встречались ли они, или просто дружили, он не знал. Только, каждый раз, когда он видел их вместе, внутри просыпалось неведомое доселе чувство, и имя ему — ревность.

— Как глупо, — произнес он под нос тихим шепотом. — Будто я — мальчишка.

Артур вернулся на диван. Да, он испытывал ревность, а еще — жуткое разочарование. То, что эта девушка оказалась его студенткой, стало весьма не приятым моментом. Как он вообще мог подумать, что она — сотрудник академии? И ему было интересно знать, что же думает сама Эмма. Когда они чуть не поцеловались в конюшне, он был уверен — она хотела этого. А если бы он тогда не сдержался? С минуту на его лице играла блаженная улыбка, которую, очнувшись, он стряхнул как наваждение.

Была одна вещь, усвоенная им еще во время учебы: преподаватель не имеет права на отношения со студентом. Тогда он, как ему казалось, был влюблен в своего научного руководителя. Но она — вдобавок ко всему — замужняя дама, ясно дала понять, что это невозможно. И теперь он оказался в такой же ситуации снова. Когда он увидел Эмму на своем занятии, это обескуражило его, но благодаря их фамильной черте, он быстро взял себя в руки. Позже, Артур убедил себя, что не стоит зацикливаться на том, чего не было. А этого не было? Артур решил не думать о студентке. У него получалось, но одна вещь все же нашла лазейку в броне его понятий и принципов: это её потенциал ученого. Он был ошеломлен познаниями девушки в области физики. У Эммы был свой, свежий взгляд на многие явления, плюс — объемный и качественный багаж знаний.

Артур был уверен, если бы он протестировал её, результатом стал бы уровень второго курса академии. Он уже говорил это самой Эмме, когда та убежала из аудитории. Ему было не понятно поведение Мидл, которая, была крайне груба к ней. Когда все покинули аудиторию, он закрыл дверь и направился на следующее занятие. По дороге туда, ему и пришла эта идея — помочь девушке, которая заставила его вновь ощутить чувство волнительного ожидания встречи, и с которой у него ничего не могло быть. Он принял это решение и, кажется, смирился с ним. Но мысль о том, что из-за действий его сестры, умная, перспективная студентка не имеет возможности заниматься тем, чем ей хочется и положено, не давала ему покоя.

Соболев вернулся к себе в компании своего главного заместителя. Увидев Артура, Элеонор сначала улыбнулась, но заметив его настроение, тоже стала серьезной.

— Артур, — она подошла и обняла брата. — Как дела?

— Хорошо, Элеонор.

— Это твой первый год в качестве декана. Как успехи? — она присела на диван. — Студенты не беспокоят?

— Разрешение беспокойства студентов это моя обязанность, проректор. — Ответил Артур, но она словно не заметила этой холодности.

— Ты, хоть и декан, но еще очень молодо выглядишь, дорогой. Тебя случайно с племянником не путают?

Артур знал о том, что сын его любимого брата и он были очень похожи. Фигура, некоторые черты лица, цвет волос… Но, они не были близнецами или двойняшками. Он выглядел старше, и был старше чуть более чем на десять лет. А еще, его глаза были не темно-карими, как горький шоколад, — они были почти черными. Да, они были схожи, но не настолько.

— У нас с Демиеном не так много общего, — заметил он и обратился к Соболеву. — Роман, мне надо поговорить с тобой, — он глянул на Элеонор и снова на ректора. — Это по поводу одной студентки.

— Что, проходу не дает? — не унималась сестра. — На твоем факультете много хорошеньких девушек, и некоторые не многим младше тебя.

— Что? — всполошился декан. — Нет, ничего такого. Да и поговорить я хотел о другой студентке, она не с моего факультета.

— Я слушаю, Артур, — Соболев занял место за своим столом.

— Я хотел попросить тебя о переводе Эммы Керн на мой факультет.

— Керн? — улыбка сползла с губ и Элеонор поменялась в лице.

— Да, — ответил Артур. — Это та девушка, которою ты не пустила учиться на физмат.

— В смысле, не пустила? — переспросил Соболев.

— Она вольный слушатель, — заметила проректор. — Ей не положено выбирать! Твой факультет только для перспективных студентов, а она…

— А она и есть такая! — перебил Артур и снова обратился к ректору. — Роман, эта девушка — кладезь научных знаний! Она имеет огромный потенциал! Ты видел её личное дело? — Соболев кивнул. — В её годы мои проходные баллы были гораздо меньше.

— Артур, — начал ректор, — ты же знаешь, что занятия уже начались и все официально закреплены на местах. К тому же, Элеонор права: девушка — вольный слушатель. Она не проходит ни по одной из социальных программ и не может платить за обучение, как это делают все, за малым исключением, студенты академии. Она могла бы перевестись в середине года только в том случае, если бы была зачислена официально.

— Еще чего не хватало! — возмутилась женщина.

— Что ты имеешь против этой девушки? — спросил Артур, резко повернувшись к сестре.

— Ей не место среди таких, как мы! — отрезала она. — Пусть радуется, что ей вообще позволили учиться здесь, и не ищет окольные пути пробиться выше дозволенного. Как ты вообще мог позволить ей уговорить себя просить об этом?

— Она даже не знает, что я тут, стою и прошу о её переводе, — сказал Артур.

Он чувствовал, как внутри закипает гнев.

— И, поскольку, я являюсь собственником части акций академии, то имею права решать, кто может учиться на моем факультете!

— А пост тебе на пользу! — усмехнулась Элеонор. — Ты стал более жестким и требовательным.

— А ты все так же утопаешь в предрассудках, так свойственных всем членам нашей семьи.

— Не предрассудки, а здравомыслие.

— Да неужели?

— Может, прекратите вести себя как дети? Оба!

Миссис О'Рой гордо вскинула подбородок и отвернулась от брата, скрестив руки на груди.

— Роман, — начал Артур.

— Я все услышал, и понял тебя Артур, — сказал Соболев, сделав жест рукой, чтобы тот сел на место. — Лично мне все равно, будет ли эта студентка учиться психологии или физике. Но ты прав — решать тебе. Вот только ты сам знаешь Артур, что её баллы — это всего лишь цифры, а сама она — вольный слушатель другого факультета, — он сделал паузу и продолжил: — Я предлагаю тебе начать готовить её к годовым экзаменам. В конце первого курса мы проведем тестирование, и если ты прав, тогда мы снова поговорим о её переводе на твой факультет со второго курса в следующем году.

— Но, Роман! — возмутилась женщина.

— Чего ты уперлась, Элеонор? — спросил он её, когда благодарный Артур покинул кабинет. — Что тебе с того, что какая-то студентка будет учиться не там, куда ты её определила? Не посоветовавшись со мной, кстати.

— Каждый человек должен знать свое место! — почти зашипела она. — Дочери повара не место среди людей нашего класса.

— Тогда, я не вижу смысла во всех этих программах, разработанных нами для сирот и детей, которые имеют высокие баллы в этих твоих тестах. Давай просто напишем в информации об академии, что мы ведем набор тупых, бесперспективных идиотов, с большим счетом в банке, вместо того, чтобы помогать получить образование тем, кто этого заслуживает и станет полезен для общества.

Элеонор О'Рой встала. Она остановилась у двери и ядовито глянула на мужчину.

— Я бы посоветовала тебе, Соболев, не прыгать выше головы! — зло бросила она. — Не забывай, что ты теперь не являешься владельцем поместья!

— Зато, я все еще являюсь ректором академии, который успешно справляется со своими обязанностями, — неприступная уверенность и твердость в его голосе заставили её прикусить язык. — Поэтому мне решать подобные ситуации.

— Только для того, чтобы потом они были утверждены советом!

— Совет решает вопросы официального зачисления студентов, а эта девушка не входит в круг их интересов. Поэтому, если в конце года она сдаст экзамены по курсу Артура успешно, я без слов подпишу бумаги о переводе! — закончил Соболев и сложил пальцы рук замком.

— Мы еще посмотрим, — бросила она, открывая дверь.

— Посмотри лучше за своим сыном, Элеонор, — строго сказал мужчина. — За время с начала курса, он уже дважды подрался и получил пару неудов по предметам.

Проректор не ответила, она быстрыми шагами удалялась от его кабинета. По дороге ей встретились Джессика Керн и Сэм Вайдман. Она послала им свой самый ледяной взгляд и исчезла за поворотом.

— Что это было? — удивился Сэм, продолжая идти.

— Какая разница? — пожала плечами Джессика. — Её тараканы — не моя головная боль!

С этими словами она постучала в дверь кабинета ректора и вошла.

* * *

Следующим днем погода не изменилась к лучшему. И, забежавшие на экстренное собрание члены «Созвездия» перепачкались в грязи по дороге к дому Керн. Первыми в дом ввалилась четверка старшекурсников — неразлучные Гром с Радугой, и такие же точно, лишь с поправкой на характер их отношений — Ванесса с Уорреном. За ними, с интервалом в пять минут, прибыли Феликс с Морисой и Лилиан, а за ними близнецы Сион.

Вивиен, зонт которой унесло порывом ветра, зло смотрела на Макса сквозь струи воды, стекающие по её волосам.

— Сваровский! — обратилась она к парню, отжимая шевелюру. — Не завидую я тебе, если это собрание не имеет веской причины!

Макс улыбнулся. Такая причина у него была, и более веской на этот момент он не знал. Парень рассказал друзьям, что проректор, узнав о решении Соболева удовлетворить прошение Джессики, пришла в неоправданную ярость. О'Рой предупредила его, что соберет совет по этому вопросу.

— Интересно, — размышляла Мориса, — Кто захочет, и главное как сможет добраться сюда в такой ливень?

— А зачем добираться? — сказал Феликс. — Есть же такая вещь, как конференцсвязь.

И он был прав. Именно об этом говорила проректор, это передал ему Соболев. Именно он подкинул Максу идею поговорить с друзьями и попросить их убедить родителей принять их сторону. Он объяснил свою помощь тем, что не хочет проигрывать Элеонор. Но для Макса это не было игрой. Он, во что быто ни стало, решил сделать все, что потребуется, для того, чтобы быть рядом с братом.

Он объяснил ситуацию ребятам и они, пообещав помочь, разбежались по своим занятиям. По словам Соболева, проректор настояла на конференции с членами совета этим вечером, сразу после ужина. Поэтому друзья приняли решение оккупировать единственный телефон в кабинете Соболева во время вечерней трапезы. Никто не хотел позволить фурии победить. А её решение воспрепятствовать было не чем иным, как местью Максу за своего обожаемого сына, фингал которого долго освещал стены академии, экономя на электроэнергии.

* * *

Все утро она мечтала о том, как кончится дождь и выглянет солнце. Эмме так хотелось увидеть его лучи. Она понимала — здесь, в этой части Германии и это время года, такая погода может длиться неделями. Поэтому, когда после обеда она увидела, что первое её желание исполнилось, девушка решила не искушать судьбу. Эмма шепнула Яне, чтоб та прикрыла её на статистике и рванула вниз к выходу.

Сад был пуст. Она быстро бежала сквозь мокрые кусты и траву. Эмма не понимала, что на неё нашло, но ей вдруг захотелось кричать от радости. Наполнив свежим воздухом легкие она приготовилась, и… вместо крика вырвался смех. Девушка смеялась над собой, а ноги тем временем продолжали нести её к конюшням. Она не понимала, откуда взялось это чувство, но оно окрыляло, дарило ей веру в то, что все образуется. Все будет хорошо.

На этой позитивной ноте девушка распахнула ворота конюшни и замерла. Дверь в стойла Зефира была приоткрыта. Только сейчас она заметила, как кто-то тихо напевает. Мелодия была красивая, как и голос, в котором Эмма не сразу узнала дочь ректора. Ей показалось странным, что девушка пришла сюда в такое время, но у неё ведь могло быть окно. В любом случае, Эмма не собиралась отказываться от общения с Шоколадкой только потому, что эта девушка не верила в её успех.

Пройдя мимо Киры, она сразу вошла к своей любимице. При виде Эммы лошадь радостно заржала. Удивленная Кира даже забралась на перегородку, чтобы увидеть, кому так обрадовалась строптивая красавица.

— Ты? — не веря, протянула она.

— Я.

— Разве у тебя не должно быть занятий в это время?

Эмма достала сахар и протянула лошади. Кусочек был принят с благодарностью и съеден незамедлительно.

— Сдашь меня? — осведомилась Эмма, обернувшись к ней.

Кира усмехнулась и спрыгнула на землю. Она быстро закрыла Зефира и зашла к Шоколадке. Лошадь слегка зафырчала.

— Зачем мне сдавать тебя? — она пожала плечами и облокотилась о дверной проем. — Чтобы следом ты сама сдала меня?

Минут пять Кира молча смотрела, как Эмма чистит лошадь, кормит её сахаром и мило воркует с ней.

— Как тебе это удалось? — спросила она, наконец, когда Шоколадка в благодарность облизала девушке пол лица. — Я потратила на неё столько времени, и ничего, а ты только приехала и она уже готова, — Кира махнула ладонью на лошадь, которая в этот момент тыкалась девушке в шею, словно обнимая её, — готова позволить тебе оседлать себя! Это, это…

— Это реально, — ответила Эмма, она улыбалась. Нежно потрепав животное за ухо, она продолжила: — Мы подружились! В тот вечер ты видела меня здесь после прогулки на Шоколадке. А сейчас, мы уже четыре раза выходили с ней на стадион.

— Но как? — не могла поверить блондинка. — Я делала все, что бы понравиться ей, ходила за ней, я даже…

— Помогла ей родиться на свет, — закончила Эмма, — я знаю, Сэм рассказал.

— Ничего не понимаю! — Кира насупилась.

Эмма же снова улыбнулась ей.

— Один хороший человек сказал мне, что лошадь сама выбирает себе хозяина, — процитировала она, поглаживая морду Шоколадки.

— И я готов подтвердить его слова! — раздался рядом ровный мужской голос.

Эмма подскочила на месте, что не укрылось от Киры, и она загадочно улыбнулась. Но Эмма не обратила на это внимания. Голос поглотил её мысли и чувства, она узнала его владельца и медленно подняла глаза.

— Здравствуй, Артур! — весело прощебетала Соболева.

Мужчина посерьезнел.

— Кира, — начал он, — я же просил не называть меня так в присутствии других студентов, коей ты и сама являешься, кстати.

Эмма отметила про себя, что она теперь, как и полагается, тоже имеет этот статус.

— Как скажете, декан Шорс, — ответила Кира не глядя на девушку. — Я просто подумала, что для некоторых ты мог бы сделать исключение!

Многозначительно подмигнув ему, она пожелала Эмме дальнейших успехов с Шоколадкой и была такова. Выражение лица, с которым она покидала конюшни, никто не видел, и на нем отражалось истинное наслаждение ситуацией.

Оставшись наедине, Эмма и Артур с минуту просто молчали и изредка поглядывали друг на друга. Когда же это показалось им обоим несколько неприличным, они заговорили оба разом, невпопад, перебивая один другого. Первой не выдержала Эмма: она весело рассмеялась, вовлекая в это занятие и молодого декана.

— Прости, — он улыбнулся, и ей показалось, что той части, где она узнала, кем он работает в академии и то, что его первая фамилия — Альгадо, не было вовсе. Ей было весело, и никто вокруг не мог видеть их, ведь в конюшнях больше никого не осталось. Но все же, Эмма не страдала амнезией, и этот факт заставил её притормозить.

— Вам не за что просить прощения, — сказала она с легкой улыбкой.

Он приблизился, и сердце словно закоротило, а он всего-то протянул руку, чтобы погладить лошадь и та сама направила морду в его ладонь.

— Знаешь, — мягко сказал он, — я ведь ожидал увидеть тебя здесь.

Эмма повернулась, и на лице девушки он прочел удивление.

— Да, — сказал он, как бы убеждая её, — я искал тебя по расписанию, но там выяснилось, что ты отсутствуешь.

Это было немного странно. Декан одного из факультетов говорит ей, что она прогуливает пары, а ей совершенно не страшно.

— Я могла быть и дома, — заметила она. — Почему вы решили, что я именно здесь?

— Ну, я был там, и твоя мама посоветовала мне сходить сюда.

— Вы были у меня дома? — глядя в её широко распахнутые шоколадные с в крапинками янтаря глаза, он растерялся. — Что? Что-то не так?

— Да нет, — успокоил он, — все в порядке, Просто, — Артур задержал дыхание, и лицо его вдруг стало серьезным, — я должен поговорить с тобой, Эмма!

«Ну вот, — подумалось ей, — и куда мне деть свои щеки?»

— Хорошо! — перебила она, решив, что самой расставить все точки над «и» будет проще. — Я знаю, что ты, простите — вы хотите сказать. Я тоже считаю, что мы…

— Эмма…

— Эта ситуация весьма неприятная, но нам не обязательно…

— Эмма, — настойчиво позвал он, чем, наконец, привлек её внимание. — Все в порядке, правда! Я не вижу проблемы в том, что у нас есть другие темы для разговора, кроме физики.

— Да? — пытаясь скрыть растерянность, произнесла она.

— Конечно.

Артур подошел Тэире. Эмма же не знала, то ли ей продолжить беседу, удовлетворив тем самым свое любопытство, или же бежать отсюда скорее, пока не наговорила глупостей. И взвесив все, она решила уйти. Но, сделав пару шагов, она вновь услышала его голос.

— Эмма, подожди! — она обернулась, и замерла, ведь он снова подошел совсем близко. — То, что мы начали наше общение, будучи друг для друга просто мужчиной и женщиной, говоря на любые темы и флиртуя, — Эмма залилась румянцем: этот флирт она, наверное, никогда не забудет, — не значит, что теперь, когда такие отношения стали невозможны, нам следует бегать друг от друга.

Он сделал паузу и дружелюбно улыбнулся.

— Тем более теперь, когда у меня есть для тебя хорошие новости!

— Новости? О чем вы?

— Об учебе, — ответил он, все еще стоя слишком близко. — Об учебе, Эмма.

— Это по поводу дополнительных занятий?

— И, да и, нет, — Эмма ждала. — Дело в том, что я взял на себя ответственность просить ректора о переводе тебя на мой факультет, без твоего ведома. Соболев разрешил подготовить тебя к летним экзаменам, по результатам которых он примет решение о переводе сразу на второй курс физмата. — Глядя на потерявшуюся в пространстве и времени девушку он добавил: — Ты же не против, верно?

— Ректор дал согласие? — уточнила она и он кивнул. — А что проректор?

— Решение о переводе принимает ректор, так что можно сказать, что я перешагнул через неё.

— Сейчас она вероятно очень зла на вас, — заметила Эмма и он усмехнулся.

— Не то слово! Но ты не переживай, мы с Элеонор с детства не ладим, так что это для нас обычное положение вещей. И, помимо этого, я действительно считаю что она была не права не оставив тебе выбора. Ведь ты же хотела на мой факультет, правда?

— Еще как, — призналась Эмма. — Ты знаешь, — она осеклась, — простите, никак не привыкну. Мне до сих пор сложно поверить, что вы просили за меня ректора, и, тем более что он дал свое согласие.

— Здесь нет ничего удивительно, — твердо сказал Артур. — Ты заслуживаешь развивать свой потенциал, и я уверен, что однажды ты сможешь добиться больших успехов в своей области. А на счет обращения, — он немного замялся, — я бы хотел, чтобы ты называла меня, как и раньше просто Артуром, но мы не можем обойти правила академии, да и не должны.

Эмма кивнула, она хорошо понимала его. Преподаватель и студент должны сохранять строгую субординацию. Ей понравилось беседовать с ним без ограничений, но она не хотела навредить ни ему, ни себе. Поэтому, когда он сказал ей свое мнение, она согласилась с ним совершенно искренне. После того первого занятия она и не ожидала ничего большего.

— И что же дальше? — просто спросила она.

— А дальше, мы будем готовиться к экзаменам, изучая программу первого курса физмата. Завтра я займусь тем, что составлю для тебя отдельное расписание. На некоторые предметы ты сможешь ходить уже сейчас. И конечно нам придется загрузить пару вечеров в неделю, чтобы заниматься физикой, разбирая сложные для тебя темы. Кстати, — задумался он, — как на счет вторника и четверга, и возможно, иногда, субботы? У тебя же еще свободна последняя пара в эти дни?

Эмма слушала его, не веря своим ушам. Кто бы мог подумать, что все так обернется? А ведь она думала, точнее она мечтала. И вот, похоже, её мысли сотворили чудо — мечта потихоньку стала обретать материальные черты. Артур, вернее декан Шорс, — она решила думать о нем только так, — сказал напоследок, что оповестит Эмму о начале их занятий, и об её усовершенствованном расписании заранее, сам либо через кого-нибудь надежного.

Уходя, она попрощалась с ним, как это было положено.

— До свидания, мистер Шорс! И спасибо вам огромное!

— До встречи, мисс Керн! — ответил он, улыбаясь ей вслед, и тихо добавил, поглаживая Тэиру. — Так и должно быть.

* * *

В назначенное время, друзья встретились в холе второго этажа. Увидев это столпотворение в своем кабинете, ректор, было, хотел отправить всех обратно, но Виктор заметил, что у детей, чьи родители являются членами совета есть одно неоспоримое право: раз в неделю они имеют право поговорить со своими родителями по телефону. И, сегодня они все собираются воспользоваться им. Тем более что он сам предложил свою помощь Максу.

Все родители дали свое согласие и даже пообещали поговорить с другими членами совета. С чувством выполненного долга, друзья вышли в коридор: они знали — это все, что они могли сделать. Оставалось лишь ждать. Когда дверь за Максом и её матерью закрылась, Эмма прислонилась к стене рядом. Она нервно кусала губы, и стоящий рядом Феликс тихонько обнял её, прижав к себе. Благодарно, она положила голову ему на плечо.

Сидя рядом с Максом в кабинете Соболева и держа его за руку, Джессика Керн боялась того, что совещавшиеся в эту самую минуту члены совета примут решение отказать в их просьбе. Что тогда? Во время оглашения проблемы, Макс взял слово и заявил, что если его брат уедет отсюда, то сам он ни минуты не задержится и бросит обучение. Ей было страшно, что он сдержит слово. Джессика чувствовала свою ответственность, ведь если бы она не дала мальчикам надежду, это не привело бы к таким последствиям. Как и её дочь, Джессика нервно кусала губы. Она не простит себя, если это произойдет, если обоим братьям придется покинуть поместье.

Роман Соболев и Элеонор О'Рой стояли по обе стороны от стола и смотрели на экран большого плоского телевизора висевшего на стене за ним. На нем они, а также все кто находился в комнате, могли наблюдать сетку из множества окон, с которых на них смотрели все члены совета попечителей академии. Невзирая на погоду, скайп работал на удивление четко и без перебоев, звук был чист и не прерывался. Члены совета, готовые проголосовать, оповестили об этом Соболева и Элеонор. Огласив по очереди свое решение, они ждали только одного человека: Диего Альгадо молчал.

— Двенадцать на двенадцать, — Элеонор торжественно улыбнулась.

Она победно сверкнула глазами по побледневшим Максу и Джессике.

— Думаю, мистер Сваровский может начинать паковать чемоданы своего брата.

Женщина отложила листок с подсчетом голосов и опустилась в кресло. Победа была в кармане, и проектор символично потирала ладонью о ладонь.

— Еще не все проголосовали, Элеонор! — заметила Саманта Вега со своего окна, на что женщина лишь усмехнулась.

Она то знала…

— Я голосую за то, чтобы мальчик остался в поместье.

Этот голос разрезавший тишину и склонивший чашу весов в сторону, противоположную от неё, заставил женщину вскочить с места. Этот голос принадлежал Диего Альгадо.

— Более того, — продолжал мужчина, не глядя на побагровевшую сестру. — Я прошу вас, мистер Соболев, оказать миссис Керн всю необходимую помощь и поддержку в вопросе получения опеки над мальчиком. Не зря же наш юридический факультет славится своими практикующими специалистами и выпускниками. Думаю, мистер Мартин Леони не так сильно загружен в этом семестре? — обратился он к Элеонор.

— Он не загружен, — ответила она и вышла из кабинета.

— Спасибо, мистер Альгадо! — не верящим голосом проговорил Макс.

— У вас высокий потенциал, Сваровский, — сказал мужчина. — Мы не можем позволить себе дать вам уехать, не закончив образование. Тем более, из-за проблемы, имеющей такое простое решение, — почти с заботой в голосе добавил он, пожелал всем удачного завершения вечера и, улыбнувшись немного смутившейся Джессике, отключился.

— Ну, — Соболев повернулся к сидящим, — думаю, все решилось. Завтра я подготовлю необходимые документы и поговорю с Леони, а в конце недели вы сможете улететь на нашем самолете в Мюнхен, откуда сразу в Санкт-Петербург.

Макс поднялся с места и, подойдя к ректору, протянул ему руку.

— Спасибо вам, сэр!

— Рад был помочь, Макс! — ответил он, пожимая его ладонь. — Не знаю, что нашло на Альгадо, но я абсолютно согласен с ним в том, что ты на многое способен.

Впервые Макс увидел в этом строгом руководителе всего и вся добрые человеческие черты, и он был благодарен ему.

— А теперь, идите, — мужчина кивнул на выход. — Я чувствую, что ваши друзья скоро сломают мне дверь. И еще, — окликнул он их, — мне не хотелось бы сообщать каждому из них, что отбой для вашей компании начнется сегодня на два часа позже. Поэтому, миссис Керн, Джессика, — он улыбнулся женщине, — после окончания празднования, попросите Сэма проводить студентов до их корпусов.

— Конечно, мистер Соболев, — пообещала она, улыбаясь в ответ.

Компания в коридоре напряженно ждала.

— То, что она выскочила, как ошпаренная еще не о чем не говорит! — упорствовала Вивиен в ответ на предположение о победе, выдвинутое Эмилем.

Дверь открылась. По их святящимся лицам и кивку Макса, Эмма поняла — они победили! Под громогласное «ура» всех собравшихся Феликс закружил Эмму. Девушка радостно смеялась, обнимая его за шею. А вскоре они уже втроем — Феликс, Макс и Эмма — запрыгали в объятиях друг друга.

Да, это была победа!