В одном из спартанских святилищ до последнего времени можно было видеть исключительное зрелище. К середине потолка на лентах было подвешено большое яйцо – предмет особого почитания, величайшая святыня этого храма. Она известна под названием «яйцо Леды», поскольку из него появилась на свет прекраснейшая из смертных – Елена, та самая, которая, стоя на стенах Трои с цветком в руке, с усмешкой взирала на схватки мужей, гибнущих у ее ног.

Но откуда взялось это яйцо? Одни говорят, что упало с луны. Могло быть и так. Всем ведь известно, что на луне женщины несут яйца, а из них выводятся существа, в пятнадцать раз превосходящие людей. Другие утверждают, что его снесла Немезида, которой Зевс овладел в тот миг, когда она свою божественную суть укрыла белым гусиным пером. Но над всеми легендами главенствует миф о любви Зевса и Леды.

Леда была супругой царя Спарты Тиндарея. Они верно любили друг друга, живя в надежде, что боги благословят их объятия потомством. Не знал Тиндарей, что над ним тяготеет гнев Афродиты, и не знала Леда, что достойнейший из богов обратил на нее взгляд, полный любви. Каждый день Леда шла купаться в Эвроте. Там у нее было тихое и уединенное место, густо заросшее и укрытое сплетениями ветвей, рассекавшими солнечные лучи на мелкий золотой дождь, который почти не нарушал зеленого сумрака. По пути встречалось много цветов – на воде и на лугу, а в отдалении ласковые очертания гор напоминали женскую грудь. Идя на купание, Леда встречала обычно молоденького сатира, который, стоя под деревом, наигрывал на сдвоенной свирели. Она улыбалась ему, а он, не прерывая мелодии, приветствовал ее полным вожделения задумчивым взглядом. Эврот медленно и бесшумно нес свои воды. И вода его была так спокойна и прозрачна, что через траву и водоросли царица Леда видела маленьких рыбок, несущихся, как серебряные лодочки, гонимые невидимой рукой какой-нибудь нимфы, которая в глубине влажного грота постоянно ткет непрерывное изумрудное полотно волн, увенчанных вдали кружевами пены.

Там каждый день купалась Леда. Выйдя из воды, ложилась на траву и смотрела в переплетение темных ветвей, осыпанных золотой росой солнца, пока глаза ее ни смыкал сон, любимец полевых маков. Роскошен утренний сон. Сквозь приоткрытые веки видны окружающие деревья, странные на вид; листья на них незнакомых очертаний, и не только зеленые, но и разноцветные, а среди них порхают птицы, невиданные на земле.

В розовом обрамлении прикрытых век привиделся ей образ странного приключения, о котором вчера говорилось при дворе Тиндарея. В далекой Пафлагонии жил сын Гермеса и Афродиты, названный по именам родителей Гермафродитом. Был он необычайно красив, и в него влюбилась речная нимфа Салмакида. Гермафродит еще не знал любви и избегал объятий наяды. Но был настолько неосторожен, что купался в реке, где она была божеством. Вид его обворожительной наготы распалял страсть Салмакиды. Не в состоянии более сдерживать страсть, нимфа бросилась к юноше и, припав к нему всем телом, молила о поцелуе. Взмолилась, чтоб боги соединили их навеки. Так вот и случилось, что из двух разных существ возникло одно, имеющее признаки и мужчины, и женщины.

Из этих видений вырвал Леду пронзительный крик преследуемой птицы. Это был лебедь – большой, белый, прекрасный лебедь. Он беспомощно в страхе трепетал крыльями, спасаясь от орла. Не видя нигде спасения, белая птица вылетела на берег и, вся дрожа, припала к Леде. Она обняла его рукой, набросила на него свой покров, укрыла от глаза преследователя. И тут сердце лебедя перестало тревожно биться от ужаса, он еще дрожал, но как-то по-иному. И все сильней прижимался к ее лону. Белоснежными крыльями словно обнял ее, длинной шеей тянулся вверх. Царица Леда смеялась:

– Не бойся, моя белая птица, не выпущу тебя, не отдам орлу!

А он все ближе и крепче прижимался и шеей тянулся все дальше, словно искал ее уст клювом. Леда приподнялась на миг, заглянула в глаза лебедя. Ее охватил испуг. Казалось, на нее глядели либо человеческие глаза, либо божеские – расширенные, палящие, страстные. И она опять откинулась навзничь. Лебедь своей тяжестью держал ее в объятиях.

А когда взглянула наверх, увидела, что на ветвях дерева спокойно сидит орел. Теперь она знала, кто скрывается под снежным покровом перьев, и не сопротивлялась далее. Охваченная набожным страхом, отдавала она Зевсу лоно свое словно чашу, из которой воздают обет богам в дни святых праздников.

А возвращаясь на Олимп, Зевс поймал малютку Эроса. Держа его за ухо, с миной игриво-суровой говорил:

– Эй ты, отберу твой колчан и твои стрелы. На что крылатый пострел отвечал:

– Не боюсь ни твоих угроз, ни твоего грома. Захочу – и снова станешь лебедем!

Это было уже слишком. Наглеца следовало проучить, укоротить ему крылья, чтобы сидел дома.

Эрос. Зевс, если даже согрешил, прости! Я ведь маленький, глупый мальчик.

Зевс. Что? Ты – маленький мальчик, ты, который старше Иапета? Потому лишь, что не носишь бороды и не имеешь седых волос, прикидываешься ребенком, ты, старый жулик?

Эрос. Ну, ладно, будь по-твоему. Но что же я, старый человек, сотворил злого, что ты хочешь лишить меня свободы?

Зевс. Разве это мелочь, что ты, проклятый плут, делаешь со мной все, что придет тебе в голову, превращаешь меня в сатира, быка, орла, в золотой дождь, в лебедя? Ни разу так не сделал, чтоб какая-нибудь женщина влюбилась в меня самого: я пока не замечал, чтобы с твоей помощью я нравился женщинам. Если хочу к ним приблизиться, должен изменить свой вид до неузнаваемости и прибегать к разным волшебным штучкам, а они любят быка или лебедя и обмирают со страха, когда я сам появляюсь им на глаза.

Эрос. Это потому, что смертные не могут перенести вид Зевса.

Зевс. Что же тогда Бранх и Гиацинт влюбились в Аполлона?

Эрос. Да, но Дафна бежала от него, хотя он такой красивый и кудрявый. Однако сообщу тебе кое-что: если хочешь стать милым, не потрясай щитом и оставь дома молнии, сделайся любезным насколько можешь, опусти свои кудри на обе стороны и перетяни их сверху лентой, уберись в пурпур, надень золотые сандалии, покачивайся при звуке свирели и ступай в такт с цимбалами, и я уверен, что тебя окружит рой красоток более многочисленный, чем в шествии Диониса, и все будут только на тебя и смотреть.

Зевс. Отстань, таким любезным я не стану.

Эрос. Тогда распрощайся с любовью. Так для тебя будет легче.

Зевс. Нет, от любви я не отрекаюсь: просто хочется с большей приятностью срывать ее плоды. Ты должен мне в этом посодействовать, только с таким условием отпускаю тебя на волю.