Экспедиция была утомительной: мы странствовали по крутым тропам и горным и дорогам, и после того, как завтракали холодными закусками, сидя на поросших мхом камнях каменной крепости, в тени заброшенной башни, принадлежавшей кому-то феодалу, участников экспедиции охватила блаженная усталость, которая погрузила их в сон. Менее поддались сну я и археолог я: он был увлечен изучением этих почтенных камней, а у меня пробудилось воображение и погрузило меня в грезы, совершенно непохожие на обычный сон. Вместо того чтобы расположиться в прохладном месте, по краям окруженном зарослями лавров, мы начали, как могли, подниматься на крепостную башню, карабкаясь по ее неровной беспорядочной каменной кладке, чтобы сесть на ее вершине и смотреть через прелестное окно со средником, покрытое тканью, откуда можно было рассматривать долину и португальские горы, синий амфитеатр, который заключал в себе романтическую перспективу.

Мне была ведома легенда о башне Диамонде, такая, какой мне ее рассказали пастухи, которые пасли свой скот на окрестных пастбищах, виноградари, которые выращивали и собирали виноград в этом старом графстве, но мне, к несчастью, пришло в голову археолога, имеет ли легенда нечто общее с историей, с тем, что произошло по-настоящему.

Он задумался, погладил свою седую бороду и вот что мне сказал, после того как наморщил лоб и снова обратил свой взор на разрушенные стены, которым было не меньше пяти веков:

— Когда мы представляем себе жизнь феодальных сеньоров того времени — четырнадцатого-пятнадцатого века, эпохи, когда были возведены эти стены — глубоко убеждены мы в том, что существовала большая разница между тем, как жили влиятельные люди и простонародье, между торговцем и биржевиком наших дней и крестьянином или каменщиком, лежал двойной ров, который отделял могущественного сеньора Диамонде от последнего из своих слуг и подданных.

— Вот эта башня, — сказал он громко. — Какие удобства, какая спокойная почтенная жизнь скрывалось в ее узких стенах? А для тех, кого мы видим в реальности (реальность тех эпох мы созерцаем только в поэзии) та жизнь, которая текла в Диамонде, и самые бурные страсти, которых было всегда предостаточно и в ту отдаленную эпоху и в нынешнее время, были настоящим источником драмы, которая и породила легенду. Говоря о том, я уничтожу всяческую романтику, но если мы можем реконструировать то, как жили тогда, с помощью документов и подлинных свидетельств, мы увидим, что мужчины и женщины были такими же, как всегда.

Жена Пайо де Диамонде, веселая Мафальда, португальская дама с берегов Миньо, скучала среди этих четырех стен. Одевалась она в грубую шерсть, которую ткали и пряли ее слуги, питалась она хлебом, молоком и жареным мясом, ее ограничили в возможности развлекаться, слушать сказки двух или трех старух, которые вечерами собирались на господской кухне, муж ее почти всегда отсутствовал, занимаясь охотой или сражаясь пограничных стычках, когда он возвращался, он был усталым и измученным трудами, португалка, дитя радости и праздника, теряла свой свежий цвет лица и блеск своих глаз цвета зрелого каштана. В те времена, как и сейчас, женщина, которая скучает, готова предпринять все, чтобы отогнать черную назойливую муху томления.

Однажды вечером в воскресенье Пайо Диамонде объявил жене, что отправится в поход, чтобы сжечь несколько полей и два-три португальских дома, и между делом не упустит возможности поохотиться на все, что движется. К полудню субботы осталась Мафальда одна. Она вздохнула, подобрала свои юбки и спустилась вниз на площадь перед замком, чтобы увидеть, как уезжает войско господина. Когда последний копьеносец исчез за заросшими лесом скалами, хозяйка замка должна была вернуться домой, где ее будет одолевать зевота, однако на углу скалистой дороги (вы видите? — прямо здесь), она встретила человека, похожего на бродягу, с тяжелым грузом на плечах. Он был молод, высок, строен и жилист, его рыжая борода и смеющиеся чувственные губы придавали его лицу выражение вызывающее и жестокое. Умоляя, он попросил приютить его этой ночью в башне Диамонде и предложил посмотреть его товары: ткань, кожа, ожерелья, духи и ароматические масла. Успокоившись, Мафальда захлопала в ладоши в предвкушении. Как манило это искушение!

В этом помещении, где тогда находилась Мафальда, у окна, где мы сидим сейчас, лоточник разложил свой тюк и показал даме сокровища. У него были куски шелка из Монфорте, дубленые шкуры куницы из Оренсе, почти такие же красивые и мягкие, как соболиные, тончайшие льняные полотна из Падрона, кружева, вытканные бледными кружевницами, которые ждут своих мужей у дверей своих домов в рыбацких деревушках Портоново и Санхенхо. Он также принес флаконы и колбы с духами, жасмином и мускусом, янтарь, нитки жемчуга, и хозяйка Диамонде жадно все покупала, потому что муж оставил ей множество золотых дублонов в свадебном сундуке.

Бродяга же вечером рассказал множество интересных историй. Он обошел все замки, чтобы побывать в Астурии, королевстве Леона, Саморе и Португалии, в его репертуаре были анекдоты, рассказы о скандалах, фарсы, романтические истории, случившиеся неожиданно с ним, или те, о которых сплетничали в особняках сеньоров. Потом он пел песни, словами менестрелей, наигрывая на виуэле, и у Мафальды, когда она отправилась спать, обычно смуглое лицо горело, каштановые глаза сияли, как то бывает у молодой девушки, не старше двадцати пяти лет, в самом расцвете, в том возрасте, когда она жаждет жить и наслаждаться жизнью.

И не уехал странник из замка ни на следующий день, ни на следующей неделе. Он проводил часы, сидя рядом с Мафальдой, рассказывая истории, зачастую непристойные, когда его запасы ответов истощились, он учил слуг и приближенных Диадамонде готовить сладкие напитки и блюда, приправленные специями, которые составляли часть его кочевой торговли. Временами он помогал хозяйке замка создавать прически, рассказывал ей о моде и утонченности королевского двора.

Он искусно вплетал жемчуг в локоны Мафальды, надевал на ее ноги башмачки с заостренными носами, это была последняя новинка, пришедшая в Испанию из далекого бургундского двора. И Мафальда, ежечасно попадая во власть нового своего увлечения, нового каприза, не оказала ни малейшего сопротивления, когда ночью предприимчивый торговец привлек ее к себе, покрыл горячими поцелуями ее смуглое лицо, ее веки, подобные шелку, ее точеную шейку. Страсть? Нет! Мафальда не чувствовала этой полной мечтаний лихорадки, возможно, более свойственной современности, нежели средневековью. То, что она чувствовала, было нечто, что уносило серую паутину невзгод, мрачный туман, и она входила в царство солнца, радости и удивленная, радовалась, полная сладостных чувств. И, кроме того, в рассказывании любовных историй странствующий купец был намного искуснее сурового хозяина замка Диамонде, он также знал то, о чем Мафальда целомудренно не ведала.

Естественно, в конце недели вернулся Диамонде, усталый, покрытый пылью, утомленный сжиганием посевов и убийством невинных диких животных. Присутствие менестреля купца и его близость к Мафальде бросились ему в глаза: он был достаточно наблюдателен. Возможно, был некто, кто все ему открыл. Башня слишком мала, чтобы скрывать секреты. Но торговец был начеку, а история учит нас тому, что некогда эти бродяги, которые странствовали от двора ко двору, выполняли необычные поручения, короли давали им задания избавиться от других монархов и князей, и в их бутылках были не только благовония.

Однажды утром сеньора Диамонде нашли неподвижным, мертвым в постели, почерневшим и покрытым синеватыми отметинами, из замка исчезли, унеся с собой сундук золотых дублонов, португалка Мафальда и авантюрист-отравитель.

И, как вы видите, — закончил археолог, улыбаясь насмешливой улыбкой Макиавелли, такова прозаическая, но и мелодраматическая суть легенды о башне. Пастухи рассказывают, что донью Мафальду похитил дьявол, принявший облик молодого дворянина, и душа грустной хозяйки замка, утратившая любовь, ночью появляется в этом же самом окне, и ее вздохи похожи на завывания ледяного горного ветра. Еще бы! Кем, как не душой, похожей на ветер, может быть ветер, который так похож на вздохи проклятой души….