Иллюстрация Игоря ТАРАЧКОВА

Дочь смотрителя маяка лучшие годы провела в ожидании Цимбелина. Море не вернуло и щепки суденышка, на котором он уплыл за свадебными подарками. Время шло, никто не засылал сватов.

Отец свалился от грудной боли, когда начищал большое серебряное зеркало. Дополз, покряхтывая, до середины винтовой лестницы, да так на истертых ступенях и умер. Работа не пугала Зенобию, но вскоре и маяку вышел срок.

Начинались годы Бурь. Тяжелые волны сточили скалу, маяк опасно навис над водами Гарсанка, и трещинами пошли стены башни. Пришли работные люди герцога Звево, разобрали зеркала, защитные стекла и чашу, в которой раньше пылал огонь. Всё это надолго ляжет в кладовые — до времен Спокойной Воды, когда оживут верфи и на новом месте выстроят новый маяк. Новорожденные состарятся и лишь тогда увидят, как успокоится море, изменят очертания берега, вспыхнет огонь на башне и поднимут паруса торговые суда.

Одна стена дома смотрителя осыпалась грудой кирпичей, остальные еле держались, а черепичная крыша зияла дырами, словно Небесный Враг забросал ее камнями.

— Жить есть где? — спросил кто-то из работных людей, оглядев тощую, нескладную фигуру Зенобии.

Она кивнула. Ветер растрепал ее волосы, когда-то густые, шелковистые черные пряди, а ныне выцветшие и словно обсыпанные солью. Выцвели и глаза. Появись вдруг Цимбелин — не узнает в иссохшей женщине со впалыми щеками и плохими зубами свою веселую невесту.

— Садись, подвезем до города, — предложил надзиратель.

Крытую телегу мотало на выбоинах, надзиратель наваливался на нее, потом его кидало обратно. От него несло пивом, а она сидела, вцепившись в шершавую доску. Что если работные люди набросятся на нее, изнасилуют? От страха у нее даже скулы свело. Но вот они выбрались на тракт, и ее высадили у городских ворот, недалеко от теткиного дома. Телеги и подводы покатили дальше, а Зенобия вдруг разрыдалась — то ли от пережитого страха, то ли от досады…

Тетка встретила ее неприветливо и поселила в комнатенке под лестницей. Дочь смотрителя маяка села на трехногий табурет, опустила узелок с жалким скарбом под ноги и закрыла глаза. Жизнь кончилась, даже не начавшись, — подвела она горестный итог.

1.

Вскоре Зенобия привыкла к суматошной жизни в пригороде Неопалесты. На первом этаже тетка держала лавку с целебными травами, сама жила на втором, там же и варила снадобья. Дом примыкал к трактиру «У Западной стороны» — бойкому месту недалеко от городских ворот. Тетка, почтенная Нафалина, приставила ее к делу — прибрать, подмести, стряхнуть пыль с травяных метелок и косиц, свисающих с притолоки, и опорожнить ночную посуду. Время от времени приходилось сопровождать Нафалину во время поездок на ярмарку или на пустыри за дикими травами. Когда тетка однажды разговорилась, Зенобия узнала, почему ее вызывают вечерней порой в трактир, когда у ворот стоит карета или портшез без гербов.

Возвращалась она обычно мрачная, пила ягодную наливку, искала, к чему бы придраться, жаловалась на господ, что норовят плод вытравить, тогда как порядочным людям не всегда везет с детьми.

Зенобия потихоньку разобралась в травах и настойках — благо, на горшочках имелись надписи, а грамоту она знала. Если приходили господа в богатой одежде, звала тетку, и ее румяное улыбчивое лицо возвращало хорошее настроение посетителям, расстроенным унылой физиономией Зенобии.

Вскоре тетка доверила относить склянки со снадобьем в Неопалесту. Некоторые господа, пояснила она, слишком знатны, чтобы бродить по пригородам. Лекарства следовало неприметно доставить в мореходную лавку. В лавку иногда заходили господа: полюбоваться старинными картами или купить искусно вырезанные из кости кораблики, хитроумно впихнутые в скляницы. Ожидая, когда мастер освободиться, Зенобия разглядывала диковины. Ей нравилась большая карта с изображением Сариссы. Вокруг длинного, похожего на копье континента плавают в завитках волн, толщиной в волос, кораблики, а горный хребет разделяет сушу пополам. Приказчик пояснил, что когда-нибудь карта будет интересна любителям старины. Восточная оконечность поднимается, а наша опускается, и некоторые земли уйдут под воду. Правда, еще не скоро. Потому волею герцога Звево в предгорьях строится новый замок, со временем в устье реки появится новый порт. А там и город, взамен Неопалесты. Сопернику герцога, графу Пандухту, не повезло, добавил приказчик, его морские порты уже стали недоступными. Во время предыдущего цикла его прадед хватал земли без разбора, а прадед нашего-то умен был, хоть и вдоль побережья земли воевал, но места выбирал скальные, горные.

На западной оконечности копья, прямо на его острие, был нарисован маяк. Карта была сработана, судя по росписи, сорок стодневов тому назад. И когда Зенобии надоедало ждать, она вглядывалась в маяк, и казалось, что еще немного, и она увидит, как маленькая Зенобия бегает вокруг зеркала, а за ней ковыляет хромая чайка, которую они с отцом подобрали и выходили после грозы.

Матери она не помнила.

Когда лавка пустела, ее вели в склад, где лежали бухты канатов, якоря медные и железные, кабестаны, блоки и прочая снасть, потребная для оснащения судна. За конторкой восседал мастер. Дождавшись, когда приказчик вернется в лавку, Зенобия вручала мастеру пузырек или мешочек с травами. Тот сопел, разглядывал теткины закорючки, затем прятал лекарство в один из ящиков.

Иногда у нее появлялись карманные деньги, и она гуляла по Неопалесте, лакомясь засахаренными фруктами. Кривые и узкие улочки стольного города ближе к замку переходили в широкие и чистые проспекты, по которым шествовали почтенные горожане, сновала ливрейная прислуга, проносились кареты господ и негромкой поступью проходил дозор кавалерской охраны. Как-то Зенобия увидела благочестивых братьев, ведущих по улицам связанных мужчин и женщин, одежда которых была вымазана дегтем. Это означало, что они предались Небесному Врагу. Тетка рассказывала о том, что среди камней, сбрасываемых Врагом на землю, попадаются особые, высоко ценимые на той стороне Сариссы колдунами, и будто бы находятся хитрецы, которые ищут такие камни, дабы обогатиться. Но Служба Благочестия не дремлет, добавила тетка, поджав губы. Городское устроение братьев возвышалось недалеко от замка и походило на небольшую крепость с высокими стенами.

Видела Зенобия и герцога. Он возвращался в замок после воинских учений. Сбруя его бойцового вьюка украшена бляшками, золотые нити камзола сияют на солнце. Копыта гвардейского отряда стучат по мостовой, а гвардейцы подмигивают красоткам. В толпе судачили о том, что вода поднимается быстро и скоро быть войне. Им возражали: подходы к перевалу еще покрыты снегом и не откроются долго.

Зенобия разглядывала витрины, деревья с изящно подрезанной листвой, литые украшения над воротами. Она знала, что город обречен и море рано или поздно затопит его. Сгинет роскошь, сгинет все, думала Зенобия, и эта мысль почему-то радовала ее. Скорее бы пришла вода и затопила всех людишек, которые развлекаются вовсю, когда она мается и сохнет в бесконечном однообразии ночей.

В одно из посещений мастер сообщил, что он продает дело и отправляется на покой к родне. Новость расстроила тетку. Терять влиятельных клиентов не хотелось. Пару дней Нафалина ходила хмурая, потом велела Зенобии приодеться, и они направились в город.

Добрались до замка. Тетка протиснулась сквозь толпу, ожидающую сборщика прошений. Стражники под присмотром кавалера время от времени покрикивали на просителей, осаживая их назад.

Тетка дождалась, когда кавалер оказался рядом, и, велев Зенобии не отставать, храбро протиснулась между ограждениями. Что-то шепнула кавалеру. Тот подозвал одного из стражей и велел проводить почтенных в караульное помещение. Провожаемые завистливым шепотом, они прошли в казарму. Двое стражников чистили оружие, кто-то спал на нарах, остальные резались в кости. Тетка игриво улыбалась стражникам, а Зенобия рассматривала земляной пол и боялась поднять глаза.

Вскоре вернулся стражник и сказал, что младший помощник дворецкого ждет их. Во дворе стоял важный господин в строгом черном одеянии с вышитым гербом на рукаве.

— Досточтимый господин Андре, — склонилась в поклоне тетка, — вот моя недостойная племянница, о которой я говорила. Не оставьте своим благоволением сироту.

Господин Андре смерил взглядом Зенобию с головы до ног и, по всей видимости, измерением остался недоволен.

— Худая очень, — сказал он. — Плохо кормишь, старая подстилка?

— Как можно, досточтимый, — разволновалась тетка. — Кость у нее крепкая, и сила в ней есть. А главное, — многозначительно добавила она, — лишнего ничего не скажет и слушаться будет каждого вашего слова.

— Ну, посмотрим, что можно сделать. Жди здесь, а ты, — он поманил пальцем Зенобию, — иди за мной.

Они вышли сквозь проход на замковую площадь и вошли во дворец. Мимо скользили слуги в серых ливреях, сливаясь с обитыми блеклой тканью стенами, медленно шествовали придворные дамы. Во внутренних покоях Зенобию восхитили огромные гобелены: на них господа охотились, правили и воевали, и золотые нити окаймляли их фигуры. Поразили ее резные панели мореного старолиста, удивили великолепные кресла и стулья, обитые кожей и мехом… Если она станет прислуживать господам, то сможет любоваться богатством и красотой, подумала Зенобия с опасливым восторгом.

В тронном зале было тихо, лишь шаги господина Андре и Зенобии шелестели на гладких плитах. Стражник у двери проводил их взглядом. Когда они пересекли зал, Зенобия оглянулась и увидела, что стражник исчез, а вместо него к двери прислонился кавалер, поигрывающий ножнами. Из зала коридор вел к лестнице, потом к другой, и как-то незаметно они оказались на кухне.

Рычащий огонь плясал в огромной печи, над огнем вращался вертел, на который можно насадить вьюка, а сейчас крутились рядком четыре туши свинорыла. Звенели крышки кастрюль, с грохотом опускались на раскаленные кольца малых печей черные сковороды — на каждой поместится с десяток упитанных каплунов. Метались поварята со связками лука и чеснока, обсыпанные мукой женщины раскатывали тесто, у овощного стола споро орудовали большими ножами.

К ним приблизился невысокий мужчина. Камзол украшала цепь, с нее свисала маленькая золотая поварешка.

— Ты жаловался, что на кухне не хватает рук, — сказал Андре. — Вот тебе пара.

— Куда же ее? — задумался повар. — Все и так спят по трое в комнате.

— Жить здесь не будет, — сказал господин Андре. — Она племянница Нафалины. Утром придет, вечером уйдет.

— Устроим в лучшем виде, — вполголоса сказал повар.

— Дворецкому доложишь сам, мне невместно.

— Так ведь досточтимый Брегон хворает у себя в имении… Как появится, пусть она и приходит.

— Эй, ты, — обратился господин Андре к Зенобии, — когда скажу, явишься к почтенному Харлампу. Ступай. Вот бирка, покажешь на выходе. Не потеряй, иначе потом не впустят.

Зенобия робко попятилась к двери, но тут господин Андре предупреждающе поднял палец:

— Обратно иди через людскую. В господскую сторону пойдешь, если позовут.

Взгляд, которым он окинул ее фигуру, говорил, что в господских покоях ей делать нечего.

Два дня тетка показывала поклоны и полупоклоны, учила, как различать нашивки и цвета дворовых людей. На вопрос, к чему эта премудрость, если дальше кухни ей хода нет, тетка сказала, что удачная интрига может помочь карьере, пусть даже скромной.

Утром третьего дня тетка отправилась на холм, собрать немного листьев кислоплода для желудочного отвара, и велела Зенобии идти с ней. Отсюда, с пустоши на холме, были видны крыши города, острые шпили храмов Земных Сил, знамена на башнях замка, а вот трактир и пригородные дома скрывались в низине. Зенобия несла корзину для целебных трав, но почтенная Нафалина и не собиралась искать их. Она свернула на перекрестке и пошла в сторону реки. По дороге ехали телеги с фуражом. Один возница предложил тетке взобраться к нему, покувыркаться в сене. Тетка обложила его таким многоколенным ругательством, что тот замер, открыв рот. Потом сказал, что мечтает о такой бойкой хозяйке для своего хутора, но, увы, недостоин. С сожалением причмокнул и, тронув поводья, покатил дальше.

Показалась, большая повозка с высокими бортами. Сквозь них виднелись свернутое в жгуты тряпье, дырявые тазы и сплющенные медные кастрюли. На передке под матерчатым навесом восседал старьевщик. Придержал повозку и, огладив седую бороду, заплетенную в косицу, спросил, куда путь держат красавицы. Нафалина недовольно сказала:

— В ожидании такого угодника, как ты, пришлось бы до реки идти.

Старьевщик шустро для его возраста соскочил с передка.

— Чем порадуешь, почтенная?

— Порадую к урочному часу. Вот, устроила дочь моего бедного брата во дворец кухарничать. Хоть малая, а радость — сиротку призреть.

— Сиротам надо помогать, — короткий взгляд на Зенобию. — Вернусь, пожалуй, к реке. Потом к перевалу двину, если будет тихо. Встретимся скоро, как считаешь?

— Через десятиднев, думаю, вести тебя догонят, — ответила тетка. Старьевщик развернул повозку и покатил обратно. Вскоре скрылся за деревьями, которые в низине росли гуще, чем на холме.

— Что смотришь? — сказала тетка. — Встретила старого знакомого, поговорили.

Поджала губы и пошла назад. Зенобия поплелась за ней: теткины дела запутаны; непонятны, чем меньше вопросов, тем она добрее и разговорчивее. Когда оказались на холме, тетка повела носом.

— Гарью пахнет, — сказала она. — Опять пастухи сухую траву подожгли.

За поворотом они увидели, что горит не трава, а полыхает теткина лавка. Нафалина охнула, ноги ее подогнулись, и Зенобия еле успела подхватить тетку и усадить на валун.

— Вот беда, вот беда! — запричитала тетка. — Не вижу отсюда, там хоть воду несут, тушат огонь?

Зенобия присмотрелась и сказала, что огонь не тушат, а какие-то люди в темных плащах отгоняют зевак от пожара. Другие, в таких же плащах, ведут куда-то хозяина трактира. Она еще хотела добавить, что хозяин пытается убежать от этих людей в сторону холма, но замолчала, увидев, как его догнали и закололи шпагами. Тетка тоже увидела.

— Кавалеры! — ахнула она. — Прятаться надо.

Привстала с камня, но тут же повалилась набок.

— Худо мне. Догони старьевщика, скажи, дело открылось.

Между тем несколько человек в темных плащах быстрыми шагами направились в их сторону.

— Беги! — шепнула тетка.

Зенобия послушно отбежала назад по безлюдной дороге, хотела спрятаться в придорожной канаве, но под ворохом сухих листьев журчала вода. Было страшно, однако не настолько, чтобы лежать в грязи. Она метнулась к кустам на обочине, раздвинула ветки и протиснулась в глубину зарослей, шипя от боли — колючки жалили немилосердно. Прижалась к жесткой траве, свернулась клубочком и замерла.

Вскоре раздались крики: «Вот она, отравительница! Эй, держите ее!». По ушам ударила громкая ругань. Тишина, и негромкий голос: «Придется доложить, что злодейка успела принять яд». «Хорошо, если наставник Фалин месячным жалованьем накажет», — ответил другой.

Сердце Зенобии стучало так сильно, что, казалось, земля отзывается эхом. Дробный стук подков — и начальственный голос сердито спросил, был ли кто с заговорщицей. Быстрый топот ездовых вьюков раздался почти над головой и стих вдали.

Солнце перекатилось на закатную половину, снова застучали подковы. Возвращались кавалеры. Одна за другой проехали две телеги. Скрип колес и щелчки кнута сменились тишиной.

Смеркалось, когда она выбралась на дорогу. Первые шаги дались с трудом, ноги ныли, спину ломило, но вскоре размялась и быстрым шагом пошла в сторону реки.

К переправе добралась ночью. Масляные светильники в плошках болтались на столбах у парома, сам паромщик отдыхал в трактире.

Зенобия, присев на скамейку у колодца, всматривалась в тени, мелькающие в окнах трактира, и гадала: здесь старьевщик или на постоялом дворе? Из пристройки к трактиру выскочила немолодая женщина и опрокинула ведро в канаву. Зенобия негромко окликнула ее, спросила, остановился ли у них человек с седой бородой, но в ответ услышала брань.

Дверь трактира распахнулась, вышли двое: один высокий и широкоплечий, а второй пониже да еще опирался на посох. Свет бил им в спину, и лиц не было видно, однако ее, кажется, увидели, потому что высокий хмыкнул и сказал:

— Смотри, не тебя ли молодая жена со скалкой подкарауливает?

— Это твоя сестра ждет клиента… — начал было второй мужчина, но осекся. — Эй, девушка, я же тебя видел недавно.

Глаза Зенобии привыкли к свету, и она разглядела бороду старьевщика.

Стены амбара — из камня, тяжелая дверь заперта снаружи. От дерюги, брошенной поверх соломы, несло кислой вонью и дымом. Дурно пахло и ведро, оставленное для отхожих нужд. Груды старого железа — связки треснувших и стертых подков, разбитые плуги и бороны, дырявые корыта и поилки для вьюков, а у дальней стены лежит на боку перегонный куб с пробитым днищем.

Тлеющие угли в жаровне быстро прогорали. Зенобия согрела ладони и залезла под старые тряпки. Идти к угольной загородке у стены не было сил.

Три дня назад, когда она увидела старьевщика, то решила, что он позаботится о ней. Старый Роппо выслушал сбивчивый рассказ и пробормотал: «Доигралась, старая интриганка». Высокий мужчина оглянулся на трактир, посмотрел на дорогу и сказал:

— Что мы тут стоим? Ей отдохнуть надо, устала с дороги, наверное.

Старьевщик взял Зенобию за локоть и повел вслед за высоким вверх по переулку. Они прошли мимо постоялого двора.

— Куда мы идем? — робко спросила она.

— К этому доброму человеку, — ответил Роппо. — У него здесь кузня неподалеку и дом.

Идти пришлось долго. За последними домами тропа спустилась к реке, и там, у воды, темнело несколько строений. Высокий постоял, прислушиваясь, не идет ли кто за ними, зазвенел ключами. Пока Зенобия утоляла голод ломтем хлеба и куском сыра, кузнец и старьевщик о чем-то шептались. Потом хозяин растопил очаг, подсел к ней и стал задавать вопросы. Она рассказала, как ее устраивали на работу в замок и кто помогал. Ее спросили, почему закрыта лавка мастера мореходных дел. Услышав, что мастер собрался на покой, кузнец мрачно покосился на Роппо. У старьевщика задергалось веко.

— За Керопа ручаюсь, — хрипло сказал он. — Если протекло, то из замка.

— Болтливые сучьи потроха! — прошипел кузнец. — С ней что делать?

— Река рядом, — пожал плечами старьевщик. — А то начнет говорить…

— Я не буду говорить…

Кузнец строго поднял палец, и она замолчала.

— Будешь, — сказал он. — Вставят горящие лучины, заговоришь.

— За что лучины? — охнула Зенобия.

— Не за что, а во что, — хохотнул старьевщик.

Кузнец задумчиво почесал нос, покачал головой.

— Спешить не надо. Скоро появится господин посыльный. Пусть от нее узнает, почему дело не составилось, а то на нас вызверится. Потом можно и в реку.

Зенобия поняла, что дела ее плохи. Посмотрела на тупой нож, которым кромсала круг сыра.

— Ты не обижайся, — сказал Роппо. — Подождем одного человека, он и решит, что делать. Узнаем, кто оплошал, из-за кого теперь малой кровью не обойтись…

Кузнец кашлянул, и старьевщик закрыл рот. Только дернулась бровь под шрамом на лбу, похожим на след от сабельного удара.

Днем она слышала, как стучит молот в кузне, а прижавшись ухом к двери, разбирала голоса. В оконце под потолком не пролезть. Зенобия понимала, что кричать не стоит: наверное, ее описание уже разослано по караульным заставам. Так и прикончат здесь.

Злость придала сил. Она обошла амбар, вытащила из груды хлама обломок шпаги и стала ковырять дверь там, где должен быть засов. К утру выдолбила узкую канавку. Да и ту пришлось замазать пылью, когда послышались шаги.

Упала на солому и натянула на себя дерюгу, сжимая в руке острый обломок. Если потащат к реке, то хоть одного заберет с собой, мрачно решила Зенобия.

Кузнец принес миску с варевом и бутыль с водой. Громыхнул засов. Зенобия глотнула воды и принялась снова возиться с дверью. Но озябшие пальцы плохо держали кусок металла. Отложила в сторону свое оружие. Стальное острие дрогнуло и прилипло концом к железному лемеху. Она вспомнила, как в детстве отец показал забаву с гвоздями: если сильно постучать ими о камень, то концы тянутся друг к другу.

Она не хотела пачкать руки об уголь. Нашла дырявую миску, поддела кучу и набрала достаточно, чтобы наполнить жаровню доверху. Угля в загородке было немного, и под черной осыпью Зенобия разглядела мешковину. Потянула на себя, и когда показался сверток, подняла, но не удержала в руке. Тяжелый сверток глухо звякнул об утоптанный земляной пол.

Бечевка лопнула, из мешковины вывалились металлические штуковины. Блестящие и в окалине, прямые и скрученные, мелкие, с палец, и крупные, с локоть. Зенобия решила, что это кузнечный инструмент. Но зачем его прятать?

Собрала в мешковину, подтащила ближе к оконцу. И в страхе отшвырнула от себя так, что все разлетелось по амбару. Одни попали в кучу железного хлама, другие — еще куда, а небольшая пластинка, похожая на порченую монету или чешуйку, свалилась в жаровню.

Зенобия долго терла руки о мешковину, надеясь, что проклятие Небесного Врага ее не коснется. В детстве она три года ходила по красным дням в школу при устроении благочестивых братьев. Кроме грамоты, счета и рукодельных умений, приличествующих девицам, им рассказывали предания о великих битвах в небесах. О том, как Небесный Враг наслал на погибель каменный дождь, как Огненный Мститель одолел его, но не уничтожил корень зла. И что незримая глазу битва идет до сих пор, а то, что падает с неба, — суть куски доспехов Врага, не менее опасные для людей, чем он сам. Нашел странную вещь — не трогай, призови братьев, чтобы надлежащим образом пресечь зло.

Как-то тетка спросила, не осталось ли от покойного брата непонятных предметов. На испуганный вопрос Зенобии, не о вещах ли Врага она говорит, тетка сказала, что сказки о Враге — для деревенщины. Люди, искушенные в торговых делах, дают хорошие деньги за то, что братья отбирают бесплатно. Зенобия не поверила, но запомнила эти слова. Поэтому с помощью грязной тряпки, стараясь не прикасаться голыми руками, собрала все странные предметы в мешковину, обмотала кусками бечевки и снова зарыла в уголь.

Раздув жаровню, Зенобия подогрела варево и, пользуясь коркой хлеба как ложкой, выхлебала склизкую массу, по вкусу похожую на древесные грибы.

Ее потянуло в сон. Зенобия взяла обломок шпаги и накрылась дерюгой. Снов не видела. Не видела также, как металлическая чешуйка в жаровне вспыхнула зеленым светом и разлетелась во все стороны мелкими искрами. Одна из искр прожгла дерюгу и упала на стальной обломок. Не погасла, как другие, а медленно изменила цвет сначала на синий, а потом на серый.

Утром Зенобия случайно порежется обломком шпаги. Лизнет палец, чтобы остановить кровь, приложит паутины и замотает куском ткани, оторванным от подола.

Сны начнутся позже.

2.

Четыре шага в длину, два вбок — в амбаре было просторнее, но в узилище кормили лучше.

По пути в город из перебранки кавалеров Зенобия поняла: ее стук в дверь и крики, чтобы ей позволили вылить помойное ведро, услышал слуга депеш-кавалера, приведший вьюка на перековку. Никого в кузне не застав, вернулся в трактир, а его господин в это время опрашивал трактирщика и прислугу: не видел ли кто одинокую девицу? Одна из служанок сказала, что какая-то бродяжка вроде интересовалась седобородым постояльцем. Хозяин вспомнил, что старик пил с кузнецом, с ним же и ушел. Тут слуга сказал: мол, какая-то девка кричала в амбаре, что рядом с кузней. Кавалер сразу же послал в местную казарму за стражей. Кузнец и старьевщик исчезли, а во время обыска не в меру ретивый кавалер уронил лампу в бочку с земляным маслом, дом и амбар сгорели, стены обрушились.

Когда дверь распахнулась, Зенобия зажмурила глаза от яркого света. Открыв, увидала, что в амбаре полно стражников и кавалеров. Быстро связали руки и ноги, уложили на повозку и повезли в город. Мысль, что ее могут убить, не пугала. Видения выжгли из нее страх.

Она проснулась от сильной боли, словно в голове маленькие молотобойцы в такт стучат по наковальням. Постепенно боль исчезла, сменившись блаженным покоем. Зенобия снова заснула и вдруг оказалась во тьме. Потом возникли яркие точки, появился большой зелено-голубой круг.

Зенобия уверена, что проснется, когда захочет. Но вот из-за круга выплывает другой, огненный, она хочет открыть глаза и понимает, что глаза открыты, но это не ее глаза. Тихий шелест в голове превращается в голос, он говорит на непонятном наречии, словно мяукает и щебечет одновременно.

Проснулась в страхе, уверенная, что слышала голос Небесного Врага, а значит — погибла. Пальцы ее растопырены, она с трудом сжала их в кулак. Хотела произнести наговор, отгоняющий Врага и его приспешников, но зубы стучали так сильно, что чуть не прикусила язык. Еле видные потолочные балки амбара казались сводами склепа, она боялась закрыть глаза, чтобы снова не оказаться невесть где в окружении кругов — огненного и холодного.

Так она лежит, дожидаясь рассвета, и вдруг снова оказывается во мраке. «Сила земного огня одолеет Врага…» — Зенобия произносит первую строчку наговора, но замолкает, потому что не слышит себя. Она раздвоилась: одна часть трясется от страха в амбаре, другая — парит, в странном месте и смотрит на светящийся круг. Круг медленно вращается, и она понимает, что это шар. Ей хочется разглядеть его поближе. Возникают тонкие светящиеся нити, похожие на сеть с крупными ячейками, мелькают непонятные знаки, и шар вдруг увеличивается в размерах. И вот уже перед ней темная поверхность воды, и сквозь редкие полосы облаков проглядывает суша. Очертания напоминают вытянутый наконечник копья. Похоже на карту Сариссы, но только это не карта.

От страха так свело живот, что Зенобия еле успела добраться до ведра. В тот день не кормили, и воды не принесли. В кузне было тихо. Зенобия сидела, сложив руки на коленях, и гадала: сожжет ее огонь или постигнет иная кара? Ближе к вечеру допила остатки воды и задумалась. Если добродетель привела в этот амбар, то, может, Враг выведет отсюда? Терять все равно нечего. Вспомнила изображение Сариссы — и снова оказалась над ней, разглядывая, словно в огромную подзорную трубу, океан и земли внизу, приближая и отдаляя их по желанию.

В узилище Зенобия выспалась. Здесь не было видений. Опускала веки, пытаясь увидеть шар, темноту и звезды, но обращение к Врагу отзывалось слабым покалыванием в висках. Потом за ней пришли и повели наверх, но не на Черный двор, где голова преступника отделяется от тела, а в канцелярию при кавалергардии — на допрос.

Стражник усадил Зенобию на скамью. За столом немолодой господин в черном камзоле перебирал бумаги. Поднял голову и угрюмо посмотрел на Зенобию.

— Ты ведь ни в чем не повинна? — спросил он.

— Не повинна, — ответила она. И заплакала.

Кавалер велел успокоиться, ибо она не в заточении, а под защитой. Чтобы изменники и предатели до нее не добрались, иначе снова похитят.

— Кстати, — спросил он, протягивая платок, — запомнила ли ты лица тех, кто запер тебя в кузнице?

Зенобия готова была говорить о чем угодно, только не о видениях. Слово за слово рассказала, как добралась до городка у реки, как пряталась от кавалеров на дороге, как испугалась теткиной смерти.

Услышав о посещениях лавки мореходных дел, господин в черном прищурился, велел повторить еще раз, потом щелкнул пальцами. В комнате возник кавалер и отсалютовал шпагой.

— Вызови двух, нет, трех самых надежных.

Кавалер исчез. Зенобия догадалась, что ее допрашивал сам наставник кавалерской охраны Фалин, чьи глаза и уши были повсюду, и сейчас станет ясно, не лишится ли она своих глаз и ушей вместе с головой.

Наставник Фалин аккуратно собрал бумаги со стола, свернул в трубку, обвязал шнурком и опустил в карман камзола. Кавалер снова появился.

— Отведи ее в мои покои, что рядом с приемной. К двери приставь двух кавалеров, за которых поручишься головой. И накормить, — добавил он, глядя на впалые щеки Зенобии. — Еду из кавалерской кухни, пробовать самим.

Исполнилось желание почтенной Нафалины пристроить ее в замок. Еда неплоха, слабое кисловатое вино утоляет жажду. Когда Зенобия попросила отхожее ведро, кавалер молча показал на дверцу в стене спальни. За дверцей — закуток с дыркой в полу, на полке стояли кувшин и стопка салфеток из тонкой ткани. Круглое оконце под потолком — мутное, сквозь зеленое стекло можно только догадаться, ночь или день за стеной. Зенобия опасливо глянула в темную дыру и подивилась господским причудам.

В спальне не было окон, светильники горели все время, даже ночью. Зенобия боялась лежать на кровати под тяжелым балдахином и пристраивалась на диванчике, обитом кожей. Вернулись видения.

С каждым разом все легче управлялась с картинками. Надо просто захотеть — и суша становится ближе, да так, что можно разглядеть дороги, и повозки на дорогах, и головы сидящих в повозках или бредущих по дороге. Если же смотреть на край Сариссы, то видны и фигурки людей, но тогда мешают холмы, деревья или стены.

Зенобии хотелось проникнуть взглядом в дома, узнать, чем занимаются их обитатели, услышать их речи. Но не получалось. Значит, могущество Врага имеет пределы. Стало досадно: не продешевила ли? А разве кто-то торговался? — пришла другая мысль.

Разглядывая водную поверхность Гарсанка, она наблюдала, как крохотные суденышки прижимаются к берегу. Приблизив картинку, видела, как отчаянно сражаются мореходы с ветром и волнами. Вдруг среди них и Цимбелин, пропавший в море жених? Его могли подобрать лихие торговцы с восточной половины, и теперь он отрабатывает спасение. Но столько лет в неволе держать нельзя по законам любой земли справа и слева от горного хребта, разделяющего Сариссу почти на равные половины. Рассматривая Неопалесту, замок и дворец, она пыталась угадать, где находятся покои наставника Фалина.

Однажды пожелала сдвинуться в сторону, чтобы лучше видеть замок. Вспыхнула зеленая сетка, но теперь из двойных нитей, а вместо знаков слева и справа появились кружочки, числом пять с каждой стороны, полудужьями. После видения пальцы снова растопырились в судороге, и она решила больше не дерзать.

Зенобия сравнивала материк с картами и обнаружила, что расстояния только на рисунках кажутся малыми. А стоит приблизиться — нитки рек превращаются в широкие ленты. Горы, особенно те, что прямо под ней, не очень видны, зато ущелья расползаются черными пятнами, похожими на многоногих обитателей моря.

Увидела и заставу на перевале. Небольшая крепость перекрывала проход между владениями герцога Звево и восточной стороной, где правил граф Пандухт. Вблизи обнаружилось, что снега на дороге почти нет, а есть несколько караванов. Потом взгляд скользнул вниз по склону, она уменьшила картинку, чтобы быстрее оказаться на восточной стороне. Ей нравилось рассматривать земли Пандухта — в отличие от каменистых пустошей западной стороны, глаз отдыхал на пестром ковре зеленых долин и разноцветных крыш селений, утопающих в садах.

В одной из долин увидела много мелких, но одинаковых строений. Приблизив взгляд, Зенобия поняла, что это ряды больших шатров, между ними снуют похожие на красных букашек люди, в загородках теснятся вьюки, вдоль дороги стоят вереницы повозок, а рядом с ними лежат отесанные бревна. Одни люди в красных одеждах сидят у костров, другие толпятся у шатров.

Видение исчезло, когда в дверь постучали и принесли еду. Днем явился наставник и показал запись ее рассказа о мастере мореходных дел. Она подтвердила, что ничего не прибавлено и не убавлено.

После ужина, прежде чем заснуть, снова вызвала картинку. Пройдя взглядом по торговому тракту, обнаружила, что долина, где утром располагались шатры и люди, пуста. На западной стороне еще светло, а на востоке быстро темнело. Но вдруг словно звезды опустились вниз: одна за другой замерцали красные и желтые точки, стали ярче, и вот несколько сотен костров в правильном порядке показали, куда переместилось это скопище людей.

А утром она обнаружила, что и эта долина опустела, а люди, шатры и повозки оказались недалеко от предгорий. Зенобии стало интересно, куда они все направляются, но после того как она поела и привела себя в порядок, за ней пришли.

Зенобия уже видела эти красивые гобелены, расшитые золотыми нитями. Но сейчас ее вел сам наставник Фалин. Она снова оказалась в тронном зале, но оттуда ее отвели не вниз, в кухню, а наверх. Перед дверью, которую охраняли стражники, Фалин приказал ждать, исчез за ней, вскоре появился и поманил Зенобию пальцем.

Стены комнаты украшали картины в красивых рамках и карты. Невысокий грузный мужчина в ночном халате и домашних тапочках разглядывал огромную карту Сариссы.

Повернувшись на скрип петель, мужчина сердито уставился на Фалина.

— Причина, по которой меня подняли в такую рань, должна быть очень важной! — сердито буркнул он.

— Причина важна, высокородный, — Фалин согнулся в полупоклоне.

Зенобия вытаращила глаза. Когда она видела герцога верхом на вьюке, он показался ей высоким широкоплечим красавцем. Герцог действительно был могуч в плечах, но рост не соответствовал ширине. Рыхлая кожа и набрякшие веки говорили о возрасте больше, чем генеалогические таблицы.

— Настоятельно прошу отменить завтрашнюю охоту. Новые сведения по заговору отравителей…

— Ты же говорил, что заговор пресечен в зародыше, а злодеи наказаны, — герцог подошел к Фалину и взял его за пуговицу камзола.

— Заговор пресечен, но корни оказались глубже. Вернее, выше. Герцог прищурился.

— Опять подбираешься к моему верному Гаэтано? Будь острожен, он не только маршал, но и сводный брат моего покойного дяди.

— От родни одно беспокойство, — ухмыльнувшись, ответил Фалин.

Расхохотавшись, герцог хлопнул наставника по плечу.

— Дай тебе волю, всех на Черный двор отправишь. Что у тебя? Опять, как прошлый раз, свидетель внезапно помер от несварения желудка?

Тут он словно впервые увидел Зенобию и удостоил ее короткого взгляда. Она стояла неподвижно, глядя на стену с большой картой.

Наставник Фалин рассказал о связях отравительницы с мастером мореходных дел, родной брат которого, как известно, состоял в браке с сестрой маршала. И, несмотря на то что она давно умерла во время родов, а брат погиб в прошлой кампании на востоке, Гаэтано покровительствует мастеру Керопу. И хотя мастер скрылся буквально за день до того, как заговор был раскрыт, вот свидетельница сношений злокозненной Нафалины с ним посредством записок и снадобий.

— Кто такая? — спросил герцог. — Почему здесь, а не…

— На случай предъявить свидетеля, раз моему слову не верят.

— Ладно, ладно, славный Фалин, — добродушно сказал герцог. — Верю каждому твоему слову, только не надо поднимать меня с ложа так рано.

— Тогда прошу отменить выезд на охоту.

— Вот еще! — удивился герцог. — Подозреваешь маршала, так поговори с ним. Только без увечий, понял. Но охота…

— Эту особу, — кивок в сторону Зенобии, — прятали двое, один из них заведомо соглядатай с востока.

— Вот ты куда повернул, — герцог надолго замолчал. — Гаэтано слишком ласков с наследником. Хочет стать регентом при молодом герцоге. Понимаю, хоть и не одобряю. Но если нити заговора тянутся к Пандухту!..

— Несчастный случай на охоте, — подняв палец, сказал Фалин, — тоже дело обычное для смены правителя.

Зенобия прислушивалась к их разговору, догадываясь, в какие жернова угодила. Но ничего не оставалось, как разглядывать карту. Не сравнить, конечно, с видениями, но тут не надо гадать, во что упирается взор. Рядом с каждым городом, крепостью или мостом находилась виньетка с мелкими четкими буквами. Если запомнить, то во время видений можно будет сверяться с ней, подумала она.

После долгого молчания герцог сказал Фалину:

— Пандухт мог рассчитывать на слабость моего сыночка. Пока надеется меня убить чужими руками, войны не начнет. Но мы станем готовиться уже сейчас, и когда он решится, встретим его на берегу Рисы. Или же сами перейдем через горы.

— Да, у нас есть еще время, — согласился Фалин.

— Нет, — сказала неожиданно для себя Зенобия. — Шатры, повозки и воины в красном уже подошли к перевалу.

Она долго гадала, что толкнуло связать видение, карту и слова герцога, а главное — вмешаться в разговор высоких особ. Наверное, Враг опекает ее и подсказывает нужные слова.

Герцог и наставник одновременно повернулись к ней.

— Она могла что-то услышать о замыслах Пандухта от похитителей, — задумался наставник.

— Граф вряд ли станет делиться планами с лазутчиками, — недоверчиво сказал герцог.

— Простым лазутчикам не доверят покушение на высокородного.

— Почему же мои разведчики не сообщили о движении войск?

— То мне неведомо, — Фалин поджал губы и добавил: — Я занимаюсь лишь сыском, а все, что касается военных дел, в ведении маршала.

— Гаэтано до сих пор был верен мне, — нахмурился герцог. — С ним пока торопиться не будем, но глаз не спускай. А эту…

Зенобия поняла, что услышала слишком много, чтобы жить долго. Терять нечего. Подошла к карте и обвела пальцем место, где находились войска.

— Вот здесь они сейчас, — сказала она. — Вчера были здесь, — палец скользнул по линии, которая, как она надеялась, обозначала дорогу.

Герцог и наставник переглянулись.

— Кто показывал карту? — спросил наставник. — Кузнец или старик?

— Вещий сон, — пробормотала Зенобия.

— Что? Говори громче! — рявкнул герцог так страшно, что Зенобия даже присела от испуга.

— У меня был вещий сон. Две ночи подряд.

— Что скажешь? — обратился герцог к наставнику.

— Ее могли обмануть. Или подкупить. Но зачем нас дразнить?

Лицо герцога налилось кровью.

— Войска недавно вернулись с учений. Вести их в поход и не встретить врага — сеять недовольство. Ты не советуешь на охоту выезжать? Что проще засады на марше или шальной стрелы?.. Ну-ка, расскажи о снах!

Зенобия знала, что поведай она о видениях, ее отдадут благочестивым братьям, и лучше оставить голову на Черном дворе, чем подвергнуться огненному изгнанию Врага из тела.

— Во сне со мной говорил дух-покровитель города и велел предупредить высокородного герцога.

— Как выглядел дух-покровитель? — спросил наставник. — Показывал карту или ты видела войска, словно птица, парящая над ними?

— То был голос, и я словно сразу узнала о том, что надлежит сказать.

— Отчего же молчала до сих пор?

— Робела, господин. Но увидела карту, и дух воспрянул во мне.

— Воспрянул, значит?.. Что он еще поведал?

Герцог и наставник выслушали рассказ о шатрах и повозках, закидали вопросами: десятки там их или сотни, какого цвета мундиры, что за снасти на подводах? Обменялись взглядами.

— Были случаи таких снов, — сказал герцог. — Моему прадеду дух повелел сместить тогдашнего правителя. Это в хрониках записано. Но записано также; что еще два стоднева перевал непроходим.

— Дорога открыта, высокородный господин. Снег вымело ветрами.

Герцог нахмурился, подошел к карте.

— Сейчас посоветоваться бы с маршалом, — сказал он. — Но, Фалин, ты вызвал сомнения. Поднимем третью и четвертую гвардии и пойдем налегке двойными переходами, тогда успеем встретить их у моста через Рису. Это плохо. Но если они перейдут реку, то будет хуже.

— Фуража не хватит, — покачал головой Фалин.

— Ничего, фуражиров вдогонку пошлем.

— Тогда объявим войску, что это учение.

— Выход к реке Пандухт может счесть объявлением войны.

— Да и Враг на его голову! — вскричал герцог. — Пусть думает, что хочет, все равно воевать. Пойдем на восток. Будет знать, как на меня покушаться!

— Прошу передать командование другому, а собой не рисковать.

— Верный друг, — растроганно сказал герцог. — Без меня войско начнет роптать. А со мной пойдет куда угодно. Не встретим противника, перейдем через горы, закрепимся на той стороне, а там посмотрим. Эту сновидицу держи у себя под крепкой охраной. Пусть с ней поговорит брат Навассар, но чтоб без рвения. Вдруг… Об этом позже. На время похода назначаешься моими голосом и рукой. Маршалу предоставляется отдых по причине… сам придумай причину. Если не вернусь, станешь регентом при наследнике.

Обратно Зенобию вели, плотно обступив, чтобы телами защитить от нападения. В комнате она прямо в башмаках упала на широкую кровать и, улыбаясь, долго смотрела на цветастый полог. «Что-то должно измениться», — шептала она.

Кавалеры внесли ширму, установили перед диванчиком и попросили не выходить, пока здесь приберутся. Один из них обнажил шпагу и встал перед ширмой. Сквозь щель в створках Зенобия увидела, как слуги внесли большую медную лохань, потом появилась бадья, от которой поднимался пар, затем в комнату вошли две служанки под присмотром кавалеров, одна наполнила лохань водой, другая разложила на кровати платья, стопку простыней и полотенец. Кавалер деликатно кашлянул и вышел из комнаты. Скинув лохмотья, Зенобия осторожно погрузилась в теплую воду и закрыла глаза. Жизнь действительно меняется, подумала она, даже если ее осталось немного.

Брат Навассар явился вечером того же дня. О нем в городе судачили едва ли не с большей опаской, чем о Фалине. Брат Навассар был личным хранителем герцога от происков Врага. Зенобия представляла его высоким хмурым мужчиной, который насквозь видит сущность человека и куда направится эта сущность после смерти: вверх — в огонь и муки, или вниз — в прохладу и покой.

Он оказался невысоким, гладко выбритым, с улыбкой, не сходящей с круглого лица.

Пока Зенобия робко жалась к стене, брат Навассар плеснул вина и пригубил.

— А ты почему стоишь, сестра? Садись, поговори со мной.

Зенобия присела на край стула. Брат Навассар спросил, когда в последний раз она ходила к сокровенной беседе в ближайшее устроение? Слово за слово, он узнал о ее жизни на маяке. О том, как осталась одна, о суетной тетке и о том, как страшно было сидеть в заточении у неведомых злодеев в амбаре, а еще страшнее — в узилище замка. Благочестивый брат сочувственно кивал головой и за весь вечер ни разу не заговорил о духе-покровителе.

После того как он пожелал добрых снов и ушел, Зенобия долго сидела за пустым кубком, собирая разбегающиеся мысли. Брат Навассар оказался нестрашным человеком, решила она. Может, рассказать ему о видениях, о происках Врага?

Утром, открыв глаза, она обнаружила, что Навассар стоит над кроватью и пристально смотрит на нее. Вздрогнув, Зенобия хотела было нырнуть под покрывало, но он строго поднял палец, и она замерла.

— Слышишь пение труб? — грозно спросил Навассар.

Сквозь толстые стены доносились резкие протяжные звуки.

— Это мой высокородный покровитель выступает в поход, — сказал он. — Пока не поздно вернуть его назад. Герцог великодушен, а если ты была введена в обман Врагом, я помогу тебе избежать страшной участи! Понимаешь, что говорю, ничтожная! Покажи руки!

С этими словами он сдернул с нее покрывало, с неудовольствием оглядел ее тело и кинул съежившейся Зенобии платье.

— Прикрой срам и вставай!

Пока она одевалась, он смахнул со стола остатки вчерашнего ужина и принялся медленно извлекать из кожаного баула почерневшие от огня и ржавые от крови инструменты — длинные и короткие, изогнутые и прямые. Среди них были крючья большие и малые, зажимы винтовые и пружинные, воронки кожаные и деревянные, а также ремни с вшитыми в них иглами… Зенобия так и застыла, одну руку успев продеть в рукав, а второй держась за воротник. Наконец, брат достал небольшую книгу в черном переплете, удовлетворенно хмыкнул, принялся убирать свое добро в баул. Извлек из складок одеяния грифель и развалился на стуле.

— Отвечать на вопросы сразу и не раздумывая, — сказал он Зенобии, которая уже пришла в себя и оделась. — Честные ответы и никакого лукавства! Иначе… — он пнул кожаный баул.

Баул глухо брякнул, и Зенобия услышала треск догорающих углей и крики зевак, которым не досталась берцовая кость, приносящая удачу.

Брат Навассар задавал те же вопросы, что и вчера, при этом уставившись на ее пальцы. Приступил с вопросами и о духе-покровителе. Зенобия тупо повторяла одно и то же. Голос во сне предупредил о неприятеле. Странных предметов ей никто не давал. Шатров не видела, голос был мужской, никогда не встречала людей, которые общались с Врагом, два раза дух-покровитель говорил одно и то же…

Навассар вдруг захлопнул книжицу и добродушно сказал:

— Что ж, не вижу в тебе следов Врага. Если, конечно, не владеешь искусством лицедейства. Тело твое чисто воздержанием, а руки свободны от корч и других напастей. Завтра продолжим беседу.

Поднялся, взял баул и ласково кивнул Зенобии. Она присела в полупоклоне, а когда он вышел, ее губы невольно поползли в разные стороны. Брату Навассару наверняка не понравилась бы эта улыбка.

После обеденной трапезы Зенобия прилегла за ширмой. Войско Пандухта нашла быстро — отряды один за другим вползали в ущелье, повозки следовали за ними. Воинство герцога Звево обнаружила с трудом. Заметила его лагерь на опушке леса, и то благодаря дымам от походных костров. Вот если бы карту… На миг пальцы свело судорогой, опять появилась зеленая сетка, а изображение поблекло: сквозь него проступили синие линии, в которых узнала очертания берегов, красные извилистые оказались реками, мелкие черные кружочки — городами и селениями, а еле заметные большие розовые пятна — лесами. Стоило пожелать, и вернулась прежняя картинка.

Вскоре это ей наскучило. Попробовала направить взгляд за линии океана, к торговому архипелагу Кносс, но и в этот раз ничего не получилось. Подзорная труба небесного ока, в которую превращалась ее сущность, словно висела на одном месте и не могла сдвинуться. При мысли о сдвиге появились кружочки, а руки заныли. Будь она здесь телесно, могла бы приложить пальцы к этим кружочкам. От догадки стало немного не по себе, мысль показалась чужой, словно Враг вложил ее в голову. Но ничего плохого не случится, возникла другая мысль, если осмотреться по сторонам.

Все как в первый раз — тьма, острые иглы звезд и какие-то блики высоко над Сариссой. Око повернулось в ту сторону, и Зенобия увидела непонятные предметы, еле заметные в солнечном свете. Приблизив взгляд, поначалу решила, что это бревна, плывущие по морю тьмы. Но по мере приближения они стали подобны башням разрушенного города. Вблизи некоторые обломки можно было принять за колонны, другие — за куски колонн, а рядом с ними на невидимых нитях висели обломки еще мельче, ни на что не похожие. Отдалив око, разглядела сквозь нагромождения небесных руин большое длинное тело, похожее на огромную рыбу с множеством плавников. От рыбы веяло мертвенной безнадежностью, и Зенобия быстро перевела взгляд вниз, порадовавшись, что Сарисса оказалась на своем месте.

Брат Навассар зачастил к ней. Читал предписания из книг благочестивых братьев древности, поясняя, чем отличаются благотворные голоса от прельщающих видений, порой как бы случайно переспрашивал о словах духа-покровителя, пытаясь поймать на лжи.

В середине рассказа об истреблении ереси и еретиков, уверявших в своем безумии, что обитатели Сариссы — суть потомки людей, приведенных в древние времена с небес, вошел наставник Фалин.

— Вижу, ты здесь неплохо обжилась, — кисло сказал он.

— Я возьму на себя хлопоты по препровождению сестры в устроение, что близ площади Доблестных Побед, — сказал брат Навассар.

Фалин прищурился и с вежливой улыбкой отклонил великодушное предложение благочестивого брата. Он пришел узнать о нуждах гостьи, а заодно: не сообщил что-либо о герцоге дух-покровитель?

— Силы земные — это не депеш-кавалеры, — заметил брат Навассар. — А в устроении общению с ними самое место.

— Благочестивый брат, возможно, запамятовал, что сия особа здесь находится по делу о заговоре отравителей, — тихо сказал наставник Фалин. — И с духом-покровителем не все еще ясно.

Навассар резво вскочил и, что-то шепча Фалину, повел его к выходу. У Зенобии пропал аппетит. Судьба опять на переломе. Попробовала вызвать карту и, когда она замерцала разноцветными линиями, быстро нашла изгибающуюся полоску Рисы. Пожелала, чтобы карта исчезла, и, приблизив изображение, двинулась по течению реки. Обнаружила мост — светлая линия пересекала черную водную гладь. «Ближе, еще ближе», — шептала Зенобия. В середине моста — большая прореха, на западном берегу — синие походные шатры герцога Звево, а на восточном берегу пусто. Неужели Враг обманул? Но уменьшив картинку, она заметила, вереница повозок медленно ползет по дороге к горам. Так и есть: войско Пандухта растянулось по тракту. Увидела дымящиеся руины заставы на перевале. В воинском деле она не разбиралась, но поняла, что сражения не было. Нет мертвых тел, и шатры не спалили горящими стрелами. У моста суетились люди. Тащили со стороны леса бревна, копали ямы, возились у больших камней, торчавших из воды.

Зенобия вернулась в комнату. Уставилась немигающим взором в ширму. Вздохнула. До сих пор ее несло, как щепку по мутной воде. Пора прибиваться к берегу.

3.

Дверь в прихожую оказалась незапертой. Набрав воздуха, Зенобия потребовала, чтобы к ней немедленно привели наставника Фалина. Кавалеры вытаращили глаза.

— Вот так взять и привести? — давясь от смеха, спросил кавалер.

— Может, пинками поторопить? — сказал другой.

Кавалеры громко расхохотались, но тут распахнулась дверь кабинета, и наставник недовольно спросил, почему его беспокоят.

Увидев Зенобию, подозвал ее. Провел в кабинет, велел секретарю выйти и затворить дверь. И только тогда поинтересовался, что заставило ее покинуть гостевой покой?

Зенобия пробормотала: дух-покровитель только что поведал о стоянии войск герцога у разобранного моста, и о том, что неприятель отступает.

Наставник Фалин слушал, недоверчиво поджав губы, но узнав, что мост разобран, ведутся земляные работы и рубят деревья, оживился.

— Ставит укрепление. Это хорошо. А что с заставой на перевале?

— Заставы нет, — сказала Зенобия. — Но никто не перешел реку.

— Значит, сражения не было. Неплохо. Если, конечно, это правда.

Взгляд его был подобен взгляду менялы, который принимает обрезанные монеты и среди них находит полновесную.

— Подождем вестей, — решил Фалин. — Два-три дня ничего не изменят, я надеюсь. Если дух вновь посетит тебя, просто вызови охрану звонком. Дернешь шнур у изголовья, — пояснил он, заметив ее недоумение.

Вернувшись в комнату, Зенобия сплела пальцы и села на диван. Придется ждать два или три дня, когда решится ее судьба.

Но не потребовалось и одного. К вечеру пришел наставник Фалин, а за ним и брат Навассар. Наставник выглядел довольным, а благочестивый брат расстроенным. Он упрекнул Зенобию в суетной поспешности и велел впредь сообщать ему первому вести от духа-покровителя, дабы отделять воинские дела от дел благочестия.

Наставник Фалин криво улыбнулся и сказал Навассару, что в служении герцогу каждому есть место и разделять их не след.

Зенобия поняла, что их перепалка нарочита. От герцога явно прибыл гонец, и слова ее оказались истинными.

Разговор не нравился Зенобии. На нее обращали внимания не больше, чем на мебель. И поэтому она дерзко вмешалась в разговор:

— Дух-покровитель обещал помощь и защиту. Когда сочтет нужным.

Она ждала окрика или презрительного взгляда, но наставник Фалин лишь задумчиво огладил усы, а брат Навассар потер лицо ладонями.

— Подождем возвращения герцога, — сказал наконец Навассар. — Пока же не будем беспокоить… э-э-э… Даму Защитницу.

С этими словами поклонился ей и вышел из комнаты. Наставник Фалин проводил его острым взглядом и последовал за ним.

Герцога Звево ждали на этом пятидневе, но вернулась лишь часть войска, сам же герцог остался на границе. В сторону Рисы потянулись караваны со снаряжением и оружием, в городе начали вербовать мастеровых: герцог решил поставить у моста крепость, потому и задержался, чтобы меньше воровали.

Все это Зенобия узнала от наставника Фалина и брата Навассара. Они появлялись вместе, трапезничали, почти не разговаривая с ней, беседуя друг с другом. Наставник рассказывал о событиях в городе, о выявленных злодеях. Зенобия внимательно слушала, постепенно разбираясь в тонкостях кавалерской службы. Она поразилась, узнав, как легко держать простых или знатных людей в услужении подкупом или позорными тайнами. Навассар все больше говорил о деяниях благочестивых братьев. Когда он снова коснулся ересей, Зенобия вспомнила его слова об истреблении людей, полагавших, что обитатели Сариссы пришли с неба. Она спросила, как можно верить в это, когда всем известно, что чем выше в горах, тем холоднее, и кровь застывает в жилах, а чем ниже, тем благодатнее и теплее земля.

— Чего только не придумает разум, пораженный Врагом, — назидательно ответил брат Навассар. — Веротерпимость наша всем известна. Но есть пределы. В давние годы с торгового архипелага прибыло судно с переселенцами. Морские невзгоды повредили их разум, ибо они поклонялись не силам, а человеку, который был умерщвлен на кресте, а потом ожил. Мало того, они уверяли доверчивых селян, давших им приют, что предки их, а значит, и наши, появились со звезд. Поначалу над ними смеялись, но терпели, потому что среди них было много искусных мастеров, лекарей и рудознатцев. Но они стали собирать предметы Врага, терпение великого брата Кемада преисполнилось, и еретики были посрамлены.

— Однако Пандухт привечает их потомков, — заметил наставник Фалин. — Среди мастеров воинского снаряжения немало еретиков.

— Ну, и очень они ему помогли?! — воскликнул Навассар. — Отвага и предусмотрительность герцога замыслы Пандухта обратили в прах!

Прислушиваясь к разговорам кавалеров сквозь приоткрытую дверь, Зенобия многое узнала о жизни при дворе. Узнала о наследнике и маршале Гаэтано, которого так и не уличили в измене. О бывшей супруге герцога, что была препровождена в далекое устроение из-за чрезмерного увлечения юным пажом, которым, в свою очередь, увлекся герцог. Кто-то рассказал, что многие придворные неплохо заплатили бы, чтобы поговорить с Дамой Защитницей наедине. Другой потребовал пресекать такие разговоры, ведь в городе уже поговаривают о явлении спасительной Защитницы, а там недолго и до волнений.

Видела бы тетка, как высоко поднялась ее племянница, подумала Зенобия. Но радости особой не испытала.

Однажды, выпив неразбавленного вина, она уставилась на вошедшего вместе со служанкой кавалера таким откровенным взглядом, что тот вздрогнул и быстро удалился. Брат Навассар на следующий день мягко заметил, что избранная духом должна блюсти свою плоть в неприкосновенности.

Шум и суматоха в замке, пение труб и грохот литавр возвестили о прибытии герцога. Утром ее разбудил осторожный стук в дверь. Снова появились большая лохань, горячая вода и кувшин с ароматическим мылом. Принесли новое платье с таким количеством завязок, петель и пуговиц, что только с помощью служанки удалось облачиться в него.

Когда была застегнута последняя пуговица и затянут последний шнурок, в комнату вошли четыре кавалера и, отсалютовав шпагами, встали по двое у двери. Появился наставник Фалин в парадном камзоле и при всех регалиях. Протянул Зенобии руку и вывел в прихожую. Там, у двери, четверо благочестивых братьев тоже стояли по двое на каждой стороне, а между ними брат Навассар в лилейно-белом одеянии. Он взял ее за другую руку, и они медленно пошли по коридорам.

Проходя через внутренние покои, она скосила глаза на большие гобелены с изображениями красиво одетых людей на охоте и в сражениях. Теперь она одета не хуже, и не замарашку ведут, нет, не замарашку.

Войдя в зал, кавалеры и братья выстроились друг против друга, и Зенобию провели сквозь этот живой коридор к герцогу Звево.

Герцог восседал на троне. Рядом на невысокой скамье сидел наследник Гугон — худощавый юноша, непохожий на своего отца. Наследник тоскливо рассматривал свои ногти, происходящее явно не интересовало его. Зато высокий чернобородый мужчина за его спиной впился глазами в Зенобию. Она догадалась, что это маршал Гаэтано, о котором с неприязнью говорил Фалин.

Ее медленно подвели к трону, наставник шепнул, чтобы она преклонила колени. Герцог встал с трона и соблаговолил помочь ей подняться. Приближенные зашумели, удивление сменилось завистью.

— Объявляю сию особу Дамой Защитницей, услуги которой неоценимы ныне, и на них мы рассчитываем впредь. Жалую ее чином камер-дамы, личными покоями и охраной.

На лице наследника появилась кривая улыбка.

— Раньше, господин отец мой, вы с большим вкусом выбирали фавориток, — тихо сказал он.

Лица придворных окаменели. Герцог косо посмотрел на сына, хмыкнул, сделал знак мажордому, который объявил прием оконченным. У трона остались Зенобия, наставник и брат Навассар.

— Итак, к чему мы пришли? — спросил Звево.

— Она не знала о связях Нафалины. А вот мастера мореходных дел нашли мертвым. По словам местных жителей, его ограбили и убили разбойники, — сказал Фалин.

— Гаэтано никуда не денется, — герцог бросил взгляд в сторону колонны, где вокруг наследника толпилась группа придворных. — Что скажет ревнитель благочестия?

— Отметин Врага не замечено, — сказал брат Навассар. — Если дух не оставит ее, пользы будет много. Под мудрой опекой, разумеется.

— Замок покидать ей нельзя, — твердо сказал наставник. — Здесь она всегда под рукой. Кто знает, о чем завтра дух предупредит.

— Разумно, — согласился герцог. — Пусть в твоих покоях и остается.

Обратно Зенобию сопровождали два кавалера. Прислуга кланялась низко, знатные господа удостаивали кивком. Слухи о милости герцога разлетелись по всему замку. Вернувшись в комнату, Зенобия увидела, что старые стулья заменили на кресла, дверь в отхожую комнатку занавесили портьерой. Она уселась с бокалом в руке в кресло и задумалась. Такие почести не каждому выпадают. О чем еще мечтать дочери смотрителя маяка? Пришла наконец удача, говорила она себе. Но медленно взбухала досада, словно у вьюка перед носом повертели пучком сочной травы, а накормили сухой соломой.

Стоднев прошел, за ним другой, ветры становились сильнее. Почти все суда с трюмами, набитыми пряностями, вернулись с торгового архипелага. Парусники шли хитрыми зигзагами, время от времени оставляя за собой масляный след, чей радужный отблеск выдавал местонахождение мореходов. Скука разъедала Зенобию. Фалин и брат Навассар бывали у нее часто, но они приходили, чтобы обсудить свои дела и плести интриги. Интересовались, не было ли общений с духом, и тут же забывали о ее присутствии. Впрочем, их разговоры, а особенно перепалка, позволяли разобраться в хитрых ходах дворцовых интриг. Но вскоре и это стало раздражать — за стенами комнаты жизнь бурлила, а она пребывала в почетном заточении.

Герцог в третий раз собирался обзавестись женой, но не знал, выбрать зрелую вдову барона Деперо или юную дочь графа Линвика. Поместья вдовы славились урожайными полями; кроме того, она владела серебряным рудником. Дочь графа не унаследовала большого состояния, но славилась красотой и добрым нравом. Казна герцога после славного похода на восток и строительства крепости была истощена, поэтому он склонялся к вдове. Да и новый замок в предгорьях надо достроить. Гаэтано же, по слухам, вел тайные переговоры с опекунами дочери Линвика, предназначая ее наследнику. А старшему Звево не хотелось, чтобы сыну досталась юная красавица, и его подзуживали наставник и брат Навассар, боясь усиления маршала.

В один из дней наставник спросил, нет ли возможности узнать у духа-покровителя, кого следует предпочесть в жены герцогу?

Зенобия растерялась. Брат Навассар строго сказал:

— Дух, несомненно, изберет Ильзе, дочь благородного Линвика.

— Воля духа мне не ведома, — скромно ответила Зенобия. — Но если глянуть на ту или иную особу, вдруг поможет.

Наставник и благочестивый брат переглянулись.

— Они еще не вызваны ко двору, — сказал наставник. — А решение должно быть принято на малом совете завтра.

— Есть искусно нарисованные портреты, — задумался Навассар. — Сейчас распоряжусь.

Вечером в комнату внесли два поясных портрета. Зенобия попросила времени до утра, ибо дух обращается к ней ночью. Когда ее оставили одну, она долго всматривалась в картины. На одной была изображена немолодая женщина. Приятное лицо и умные глаза делают ее привлекательной, решила Зенобия. На второй портрет глянула мельком: белое чистое лицо, высокая шея, пышные светлые волосы и лучистые глаза расточали обаяние молодости, вызвав у Зенобии неприятное чувство, которому она сама удивилась, но преодолеть не смогла.

Она пыталась рассуждать здраво. Все говорило о том, что лучшей невестой была бы Ильзе. Молода, неопытна, пока войдет в силу, ее покровители, Фалин и Навассар, будут наиболее могущественными приближенными герцога. Да и раздор между отцом и сыном из-за этого сватовства тоже им на руку. Но раздражение вспыхивало в ней и путало мысли, когда взгляд случайно падал на лицо Ильзе.

Утром, завершив трапезу, еще раз обдумала свое решение и дождалась появления Фалина и Навассара.

— Я слышала голос духа-покровителя, — монотонно заговорила она, опустив глаза к полу, словно обращаясь к земным силам. — Он требует, чтобы я встретилась с герцогом. Тогда сообщит имя избранницы.

Наставник выругался.

— Не нам перечить духу, — сказал Навассар. — Возможно, дух не желает смущать ее подробностями брачных дел.

— Вечером малый совет, — хрипло сказал Фалин. — Если не успеем…

— Так поспешим же! — воскликнул благочестивый брат, и они вышли из комнаты, даже не кивнув на прощание.

В тот же вечер ее призвали к герцогу. Один из кавалеров накинул на плечи плащ с капюшоном, скрывая ее лицо от чужих взглядов. Тайная палата малого совета располагалась над тронным залом, к ней вела винтовая лестница. У двери ждал наставник Фалин. Он отослал кавалеров и провел ее по узкому коридору за поворот. Спросил, не назвал ли еще дух имя, насупился и, приподняв гобелен, велел следовать за ним.

В маленькой комнате, тускло освещенной единственным светильником и обитой коврами, ждал брат Навассар. Он припал лбом к стене, словно не мог устоять на ногах. Когда обернулся к ним, Зенобия увидела небольшую дыру в стене. Навассар глянул на Фалина, тот еле заметно качнул головой.

— Они уже собрались, — прошептал Навассар. — Ждут нас и герцога.

Шелест гобелена — и появился Звево.

— Итак, — тихо спросил он, — кого дух считает достойной?

Зенобия прикрыла ладонью глаза и, вздохнув, пробормотала:

— Зрелая невеста для зрелого мужа, зрелая невеста для зрелого мужа.

Открыв глаза, увидела мрачное лицо герцога. На брата Навассара и наставника лучше было не смотреть. Герцог пробормотал что-то насчет перемудривших мудрецов и вышел. За ним последовали Фалин и Навассар. Зенобия подошла к смотровому отверстию.

Небольшой круглый зал, стулья, расставленные без всякого порядка, и люди, стоящие по двое и по трое и о чем-то говорящие друг с другом. Голосов не было слышно, а из знакомых лиц Зенобия увидела только наследника Гугона, кусавшего ногти, и маршала Гаэтано, склонившегося к его уху.

В зал вошли наставник и благочестивый брат, а чуть погодя появился герцог. Оглядел собравшихся, что-то коротко сказал и покинул зал. На лице наследника появилась восторженная улыбка, но маршал предостерегающе поднял брови, и Гугон сжал губы.

О Зенобии вспомнили, когда она решила, что в этой комнатке ей придется коротать всю ночь. За ней вернулся наставник Фалин. Молча довел до тронного зала, а там передал кавалерам личной охраны.

Следующий день она провела в одиночестве. Служанка прошептала, что все словно с ума сошли. Двор собирается на большой выезд, сватать герцога, а знатные господа чуть не передрались, кому за кем ехать. Все злые, под руку попадешь — с синяками останешься. Не проще вызвать невесту ко двору? Да как же проще, удивилась служанка, герцог наш ведь не только жену берет, но и все имение покойного барона прибирает. Всех управляющих сменит, гарнизон поставит, а места там богатые, вот господа и суетятся.

Зенобия сцепила пальцы. Она может парить над миром в высоте, не доступной никому, но вынуждена утешать себя вином в одиночестве. Одержала маленькую победу, заставила герцога выбрать не ту, которую он хотел. Но осталась в заточении. Когда-нибудь Фалин и Навассар решат, что можно обойтись и без духа-покровителя, препятствующего их замыслам. Мигнет любой из них, от нее и следа не останется.

Еще день прошел, и еще. Потом заныли трубы, ударили и смолкли барабаны — большой брачный караван двинулся в путь. Зенобия быстро нашла город и смотрела, как торжественно выезжают из замка кавалеры на вьюках, украшенных попонами, медленно движется вереница карет, а сзади тащатся повозки со снедью, вином, разобранными шатрами и прочими нужными для двора на выезде вещами. Две кареты сцепились осями, и одна чуть не опрокинулась в ров. Это зрелище немного развеселило Зенобию. Проводила караван через весь город и еще недолго по дороге к южным землям, но больше ничего забавного не было.

А вечером явились неожиданные гости.

Шум и крики в приемной насторожили Зенобию. Дверь распахнулась, и, к своему великому удивлению, она увидела маршала Гаэтано. За его спиной гвардейцы обступили дежурного кавалера и, придерживая за руки, не позволяли обнажить шпагу.

— Досточтимая госпожа, — маршал изящно поклонился. — Не изволите почтить краткой беседой?

— Изволю, — только и сказала Зенобия.

Маршал расположился в кресле, оставив дверь открытой. Плеснул вина, отпил глоток и сморщился.

— Неужели для тебя не нашлось лучшего напитка, чем это пойло?

Он подозвал гвардейца и велел принести бутылку из погребца.

Кавалер в приемной устал изрыгать угрозы и замолчал. Два гвардейца усадили его на табурет, чтобы он видел Зенобию и маршала, и встали рядом.

— Когда наш господин вернется, — сказал маршал, — я сообщу ему, что твои заслуги перед ним стоят больше, чем эта конура.

Зенобия молчала, опустив глаза.

Появился гвардеец с бутылкой вина. Маршал сам откупорил ее, понюхал пробку и одобрительно кивнул. Наполнил до половины один из чистых бокалов и, смакуя, выпил. Протянул бутылку гвардейцу; тот, не прикасаясь губами к горлышку, сделал большой глоток и с сожалением вернул маршалу. Гаэтано взял бокал Зенобии и плеснул немного.

Вино оказалось превосходным, Зенобия осушила бокал до дна. Маршал тут же наполнил его снова.

— Наш бдительный наставник порой невыносимо бдителен, не так ли? — сказал он, усмехаясь. — Но в винах он решительно не разбирается, как и брат Навассар. Кстати, ты умеешь ездить на вьюке под седлом?

Вскоре Зенобия обнаружила, что весело болтает с могущественным вельможей и военачальником о всяких пустяках. Разговор перелетал с одного на другое, а главное — маршал разговаривал именно с ней. В беседе Гаэтано заметил, что хоть наследник Гугон порой бывает не вполне учтив, на самом деле он весьма благовоспитанный юноша и был бы рад засвидетельствовать ей свое уважение.

— Однако я больше не буду отвлекать досточтимую от высоких раздумий, — вдруг сказал маршал, резко поднялся, улыбнулся и упругой походкой вышел, закрыв за собой дверь.

Спустя некоторое время дежурный кавалер осторожно заглянул в комнату. Убедившись, что с ней ничего худого не случилось, облегченно вздохнул.

Через день маршал снова появился с гвардейцами и привел гостей — наследника и двух придворных дам. Дежурный кавалер даже не пытался их остановить. Гвардейцы внесли большую корзину с фруктами, вином и сладостями и устроились в приемной играть в кости. Дежурный кавалер присоединился к ним. Дамы сервировали стол, маршал ласково щипал их за сочные выступы, а Гугон сдавленным голосом благодарил Зенобию за верный совет, который она дала герцогу.

Она же с завистью наблюдала, как Гаэтано заигрывает с дамами, мешая им расставить тарелки и бокалы.

Выпив немного вина, Зенобия повеселела. И когда одна из дам пожаловалась на сыпь в стыдном месте, Зенобия, вспомнив теткины наставления, посоветовала растереть масличные ягоды с белой глиной и втирать перед сном. Гаэтано рассмеялся и спросил, не знает ли она средство для укрепления мужской силы? Тут начали смеяться дамы, говоря, что такому дамскому угоднику, как маршал, ни к чему себя взбадривать, ибо его сила известна многим несчастным, коим он разбил сердца. Зенобия охотно поверила им: Гаэтано действительно был статным мужчиной, и если бы ей довелось запустить пальцы в густую черную шевелюру…

Гости принялись играть в длинные и короткие палочки. Зенобия не знала правил и отказалась играть, а маршал вытащил три короткие подряд и выбыл, проиграв все ставки. За игрой Гугон преобразился: молчаливый юнец превратился в повесу, громко отпускал двусмысленные комплименты, азартно торговался за прикрытую палочку, радостно хлопал себя по коленям, если выигрывал, и барабанил по столу пальцами, проигрывая. Дамы же, наоборот, играли осторожно, цепко, до последнего не показывая зажатые в кулаки палочки.

— Приятно наблюдать, как молодежь резвится, — доверительно сказал маршал, склонив голову к Зенобии. — Тебе стоит научиться игре, — продолжал он. — Я сам займусь этим, — маршал многообещающе улыбнулся. — Через несколько дней. А пока Звево еще сомневается во мне, самое время привести в порядок дела в имении. Мой управляющий должен пополнить запасы пряностей, цены быстро растут. Торговли с Кноссом теперь долго не будет.

Зенобии хотелось поддержать разговор, но она не знала, о чем уместно говорить с вельможным господином. Слова о Кноссе напомнили о торговом караване недалеко от Сариссы. Прошлой ночью она разглядывала маяк, на котором провела столько лет, и обнаружила, что он еще стоит. Взгляд скользнул по океану на запад, и она увидела парусники, идущие к портовым городам.

— Скоро придут последние суда, — сказала Зенобия.

Увидела, как расширились глаза маршала, быстро добавила:

— Или не придут.

Гаэтано шепотом спросил:

— Можно ли надеяться на добрые вести из Кносса?

Его черные глаза обволакивали Зенобию, крепкая рука легла на ее колено, и помимо своей воли она кивнула.

Маршал вскочил и сказал, что дела зовут, пора заканчивать игру. Подмигнул как равной и сказал, что скоро навестит ее.

Прошло несколько дней, но, к ее разочарованию, Гаэтано не приходил. Разыгравшееся воображение рисовало сцены, в которых маршал неоднократно выказывал себя неотразимым соблазнителем. Но взглянув в зеркало, она мгновенно трезвела. У последней служанки во дворе мордашка смазливее, чем ее унылое лицо.

Но через пятиднев маршал все же явился. Без наследника и придворных дам, даже без гвардейцев. Его сопровождал пожилой мужчина с большой шкатулкой в руках. Дежурный кавалер, пряча нечто в рукаве, робко спросил, не угодно ли вина, а затем прикрыл дверь, хотя при гостях она всегда была открытой.

— Это славный Кирч — управляющий моим имением. Большой знаток прибылей и убытков, — сказал маршал.

Кирч открыл шкатулку, извлек три плотно набитых мешочка и выложил две стопки монет.

— Благодаря твоему своевременному прозрению, — сказал Гаэтано, — Кирч вовремя сбыл запас пряностей по высшей цене. А когда пришли суда из Кносса и цены упали, скупил в три раза больше, чем продал. Через пару дней цены вновь возросли. Продал избыток, и вот твоя справедливая доля от прибыли — три сотни и еще два десятка золотых.

Однажды Зенобии довелось увидеть потертую золотую монету — тетка заработала ее за деликатную услугу одной знатной госпоже. Нафалина сказала тогда: за десяток таких монет смогла бы купить неплохое жилье в городе.

— Ты можешь оставить их у себя, — маршал обвел глазами комнату и поморщился. — Но это ненадежное место.

— Если мне дозволено молвить, — сказал Кирч, — то я бы посоветовал вложить их в землю. Купить небольшое имение поближе к горам, пока цены еще приемлемые. Со временем они вырастут…

Он начал объяснять, как через подставное лицо можно приобрести выморочное имение. Развернул карту с разметкой земли, которую предлагал купить. На другом листе нарисованы строения: двухэтажный каменный дом с островерхой крышей и две небольшие пристройки. Для слуг, пояснил Кирч. Показал купчую, которую осталось подписать, и готовый договор о доверительном управлении, каковое она вверяла Кирчу.

Недолго думая, Зенобия подписала все бумаги. Кирч сразу же спрятал их в шкатулку, куда последовали и мешочки с золотом.

— Осталось более ста золотых, которые, с вашего позволения, я пущу в рост, — сказал Кирч. — Прибыль небольшая, но через три стоднева можно удвоить сумму и построить новый дом.

Зенобия промолчала. Неожиданное богатство радовало. Но она не может его потратить. Земля, имение? Почему бы и нет! Будет, где коротать одинокую старость, грустно подумала она.

Но когда двор вернулся в замок, и к ней ворвался наставник Фалин, требуя объяснений, она решила, что до старости не доживет.

4.

Наставник Фалин топал ногами и кричал:

— Что ты о себе возомнила? Как посмела общаться с изменником?!

— Кто изменник? — спросила она, притворяясь тупой простолюдинкой. — Неужели наследник Гугон? Вот беда-то!

Наставник медленно выдохнул и сказал:

— Маршал Гаэтано — коварный злодей! Он мог дважды отравить тебя. Выпьет отравленного вина, а сам примет противоядие. Есть медленные яды, уж ты наверняка это знаешь!

Зенобия всплеснула руками.

— О, что делать, — запричитала она. — Спасите меня, добрый господин!

Фалин уселся в кресло, закинул ногу на ногу, усмехнулся.

— Ничего не утаивая, вспомни, о чем маршал говорил с тобой и наследником. Тогда и решим, как быть.

Прижав руки к груди для большей убедительности, Зенобия срывающимся голосом рассказала о неожиданном визите маршала, о пустых разговорах, которые он вел, о том, что он притащил наследника и двух дам играть в неизвестную ей игру. Когда дошла до вести о торговых судах, замялась, но мгновенно сообразила, что большая торговая сделка не осталась незамеченной.

Наставник Фалин скривился, будто хлебнул прокисшего вина.

— Откуда узнала о караване? — спросил он. — Уж не дух ли поведал?

— Н-не дух, — запинаясь ответила Зенобия. — Я просто так сказала.

— Да с какой стати? — вскричал наставник.

— Чтоб поддержать разговор, — простодушно ответила она.

Наставник схватился за голову.

— Силы земные! — воскликнул он. — Проклятому изменнику везет, словно он продал свою сущность Врагу. Ты, глупая, не подозреваешь, как обогатила его.

Зенобия поняла, что всеведущий наставник не знает о визите Кирча. Значит, дежурному кавалеру достаточно перепало от щедрот маршала.

Вошел брат Навассар, и наставник поведал ему, какую сделку провернул их недруг. Оказалось, что он распорядился не только своими запасами, но и запустил руку в воинские и дворцовые склады. Если бы суда пришли чуть позднее, то сейчас разоренный Гаэтано сидел бы в узилище за хищение и растрату. Наставник улыбнулся. Наверное, ему привиделась голова маршала, переброшенная через стену Черного двора в назидание гвардейцам.

Впрочем, настроение его снова испортилось: брат Навассар сообщил, что герцог созывает малый совет, и есть подозрение, что Гаэтано что-то готовит. И, как всегда не попрощавшись в ней, они покинули комнату.

Зенобия немного порадовалась еще одной маленькой победе. Тяжелый разговор утомил ее, она задремала, и вот под ней снова вытянулась Сарисса. Привычно найдя город, она мельком оглядела улицы, задержала взгляд на дыме, поднимающемся над жилищами бедняков у городской стены — там часто случались пожары. Всё как всегда: мелкий люд копошился внизу, живя своей жизнью, в то время как она изнывает от скуки. Уменьшив картинку, переместила взгляд на восток. Но и там ничего интересно.

Если бы переместить свою сущность, посмотреть на торговый архипелаг Кносс… Снова знакомая светящаяся сетка и кружочки, расположенные полудугами. Она мысленно примерилась к ним — растопыренными пальцами можно накрыть все десять. Кружочки замерцали и налились зеленым светом. Руки как бы раздвоились: одни остались при ней, а другие, невидимые, но вполне осязаемые, появились там, наверху, и она могла ими шевелить. Прикоснулась к одному кружку, второму… В ответ на прикосновения возникло светящееся оконце, а в нем — нечто, похожее на карту океана и суши, только в виде шара, полупрозрачного, как надутый рыбий пузырь. Видны очертания океана и суши, а сквозь него просвечивают скопления островов Кносского архипелага, догадалась Зенобия.

Она разглядела множество красных и зеленых треугольников, которые неподвижно висели над шаром либо медленно двигались по замкнутым в овал линиям. Когда останавливала взгляд на любом из треугольников, рядом с ним пробегали ряды непонятных значков. Один из неподвижных треугольников был крупнее других, а рядом с ним находились несколько треугольников поменьше. Если долго смотреть, между ними проступало скопище еле заметных глазу. Что они обозначают, задумалась она, и тут снова возникло изображение Сариссы, поплыло вниз, и открылась знакомая картина разрушенного небесного города, среди руин которого плавала странная рыба.

Изображение увеличивалось. То, что она принимала за разрушенные дома и башни, и впрямь было похоже на строения с бесконечными рядами темных окон, проломами в стенах и выступающими балками. Огромная рыба напоминала чешуйчатую морскую тварь с острыми плавниками. И чем ближе, тем сильнее хотелось прикоснуться к рыбе невидимыми руками. Странное желание смутило ее, и видение исчезло.

Вовремя! В комнату вошли два кавалера, а за ними — наставник Фалин.

— Благоволи пройти со мной, — сказал он сухо. — Наш высокородный господин призывает тебя на совет.

Зенобия не пыталась угадать, для чего ее зовут. Больше волновало, почему придворные, кого они встречали по пути, кланялись ей.

Малый совет уже собрался. Герцог мрачно перебирал бумаги, роняя на пол. Наконец, уронил последний листок и обвел всех взглядом. Заскрипели стулья, члены совета придвигали их ближе к Звево.

— Не я собрал вас, любезные друзья, — вздохнув, сказал он. — Маршал пояснит, что принудило его к созыву тайного совета и по какой причине здесь Дама Защитница?

Маршал Гаэтано поднялся с места и поклонился герцогу.

— Смею уверить, что причины значительны и безотлагательны. Сия дама своевременно предупредила высокородного господина о нашествии неприятеля. Более того, дух ее устами дал совет относительно известного дела.

Слабая улыбка возникла на лице наследника, но быстро исчезла.

— Таким образом, она является ценным даром, — продолжал Гаэтано.

— Ну еще бы, — негромко сказал кто-то за спиной Зенобии. — Не просто ценным, а очень ценным.

Гаэтано даже глазом не моргнул.

— Более того, — продолжал он, — благодаря ее совету мне удалось извлечь существенную прибыль, которая частью передана в казну, частью же пойдет на обустройство дома призрения для увечных кавалеров и гвардейцев.

— Уместно ли маршалу заниматься торговлей? — спросил Фалин.

— Неуместно, — ответил маршал. — Но поскольку все члены малого совета, кроме меня, имели честь отбыть из города, собирать большой совет в отсутствии высокородного господина, дабы решить этот пустяковый вопрос, неразумно, не так ли? Впрочем, если наставник возражает против обустройства дома призрения…

— Я не возражаю, — буркнул наставник Фалин.

— Но можно ли держать такую особу в заточении и под опекой уважаемого наставника, который весьма занят своими важными делами? — сказал Гаэтано. — А ведь своевременная весть или предупреждение могут оказаться решающими.

— Что предлагаешь? — Герцог не сводил глаз с маршала. — Отдать ее под твое покровительство?

Члены палаты зашумели, герцог поднял палец, призвав к молчанию. Маршал, улыбаясь, поклонился Зенобии.

— Счел бы за честь опекать ее во благо высокородного господина и страны, но это вызовет сомнения в бескорыстии помыслов и ревность.

Герцог одобрительно кивнул.

— Впрочем, — продолжал маршал, — те же сомнения возникнут, кто бы ни опекал ее, кроме, разумеется, нашего высокородного господина. А поскольку тратить его время перед свадебными торжествами неуместно, то предлагаю ввести ее в малый совет.

Наступила тишина. Потом кто-то засмеялся, за ним другой, и вот уже громкий хохот ушел к сводчатому потолку и вернулся обратно. Не смеялись только маршал, наставник Фалин и брат Навассар.

— Спасибо тебе, развеселил, — успокоившись, сказал герцог. — Твое предложение не лишено смысла, но посуди сам: ввести простолюдинку в совет, — значит, вызвать негодование верных мне людей, не удостоившихся этой чести.

— Довод высокородного господина неотразим, — слегка наклонил голову маршал. — Но указ о чине камер-дамы ввел ее в высшее сословие.

Наставник Фалин поднялся со своего места.

— Вынужден напомнить уважаемому маршалу, — сказал он негромко, но выговаривая каждое слово, — что быть членом совета может лишь владелец лена или же…

Наставник внезапно замолчал и тяжело посмотрел на маршала.

— Полагаю, — мягко проговорил брат Навассар, — наша сестра уже владеет земельным наделом?

Маршал извлек из широкого рукава свиток купчей и протянул его герцогу.

— Этого недостаточно! — воскликнул круглолицый вельможа, сидевший рядом с наставником. — Согласно ленному праву…

— Витольд, друг мой, — перебил его маршал, — твои достоинства в строительстве крепостей выше всяких похвал, но еще отец нашего высокородного господина специальным указом приравнял лены к наделам. Однако если потребуется отменить этот указ…

— Нет-нет, — разволновался другой член совета, — прошу не отменять, иначе сбор налогов упадет.

— Гехтер прав, — сказал герцог. — Казне нужны средства, а не служба ленников.

— Итак, законных препятствий нет, — сказал маршал. — Ее присутствие среди нас позволит высокородному господину незамедлительно внимать любым предостережениям. И вовремя принимать решения.

Герцог огладил бороду и смерил Зенобию с ног до головы.

— Как быть с теми, кто ждет своей очереди на место в совете? — спросил он.

— Если дух-покровитель заговорит с ними, то их следует ввести, а ее вывести, — ответил маршал.

— Ну, господа, решайте! — сказал герцог.

Голоса разделились поровну. Звево скосил глаза на сына.

— Ты какого мнения, Гугон?

— До совершеннолетия мне запрещено иметь мнение, — безучастно отозвался наследник.

— Вот и славно, — ухмыльнулся герцог. — Добро пожаловать в совет!

Золотое шитье на больших гобеленах несколько потускнело, а края разлохматились. Зенобия вспомнила, как, впервые увидев, была поражена их роскошью и блеском. Улыбнулась и проследовала в тронный зал. Тихое жужжание голосов, в котором можно различить бранное слово, осторожные или неприязненные взгляды, фальшивые улыбки и плохо скрываемые презрительные ухмылки… Она ограничивается общим поклоном в сторону трона, ей хватает одного быстрого взгляда, чтобы убедиться: узор ковра, которым она представляла двор, не изменился. Звево и его супруга развлекаются игрой в палочки за столом, придвинутым к тронному возвышению. На спинку пустующего трона опирается наследник и, брезгливо поджав губы, наблюдает за игрой.

Впереди был долгий вечер пятого дня, во время которого полагалось отдыхать от дел. Но Зенобия знала, что у придворных таких дней не бывает. Вот сокольничий Прегонар о чем-то шепчется с хранителем печати Витольдом. Они похожи на друзей, но супругу хранителя несколько раз видели в покоях сокольничего. Наставник Фалин оживленно беседует с казначеем Гехтером, оба время от времени поворачивают головы в сторону маршала Гаэтано, которого обступили дочки и жены придворных. Смех, доносящийся оттуда, веселит не всех. Зенобия видит, как теребит край рукава виночерпий Сконцо. Возможно, под обшлагом укрыт стилет, а его ревность давно стала предметом для шуток друзей молодой жены виночерпия. Но Сконцо трусоват и скорее заплатит наемному убийце, чем достанет оружие в тронном зале.

Слухи и сплетни, которыми жил двор, были канвой, по которой можно вышивать сложные узоры интриг. Все охотно делились чужими тайнами, ревниво оберегая свои, и невидимые уши и глаза впитывали каждое слово и каждый взгляд.

К прислуге относились с вежливым холодком, не замечая одетых в серое слуг и служанок, тихо скользящих вдоль стен по коридорам, возникающих и исчезающих по звону колокольчика или по щелчку пальцев, стоящих за спинками кресел и следящих, чтобы бокалы вовремя наполнялись. Зенобия тщилась подражать господам, но быстро поняла, что настоящих друзей и покровителей у нее нет и не будет. Ей предоставили отдельные покои из двух комнат, что для переполненного обитателями замка было изрядной роскошью. Однако Фалин, Навассар и Гаэтано, будто сговорившись, перестали ее посещать. Попробовала она сблизиться со служанкой и подарила Силии, косоглазой девице с большим носом, пару ненужных платьев. Угощала вином, говорила без спеси, призналась, что такого же происхождения, как и любой из слуг, и только случай возвысил ее.

Со временем служанка стала засиживаться у нее до отхода ко сну, делясь услышанным от своих товарок. Зенобия жаловалась на скуку и одиночество, и, чтобы развлечь госпожу, Силия спешила к ней с каждым новым слухом или сплетней. Кто с кем спит, какие составляются альянсы и тут же распадаются, чем закончилась та или иная интрига. Постепенно Зенобия начала соотносить слухи с тем, о чем говорилось на малом совете. И если раньше просто сидела, не понимая, о чем говорят, то ныне все чаще становились понятными явные и неявные причины споров, а порой и ссор. Так, вражда Фалина и Гаэтано разгорелась из-за племянницы наставника, который опекал девицу с далеко не родственными намерениями, однако маршал раньше сорвал цветок ее благосклонности. Узнала, что наследник дуется на отца, потому что герцог никак не благословит его сватовство к красавице Ильзе. Что новому повару, который пришел на смену старому, одинаково нравятся как молодые посудомойки, так и поварята. А безобидный на вид старичок Кугель, хранитель геральдических книг и хроник, ни одну служанку не пропустит, хоть молодую, хоть старую. Сам герцог поругался с герцогиней, посоветовавшей меньше пить, чтобы не потерять мужскую силу…

Вскоре представился случай использовать эти сведения. Зенобия убедилась, что господа, хотя и нос воротят от торговых людей, сами через подставных вовсю покупают и продают. Жизнь при дворе — дорогое удовольствие, и не всем хватало податей арендаторов. На одном из приемов случайно услышала разговор Кугеля. Хранитель договаривался о ссуде под большой процент. А за день до этого Силия рассказала, что он похвалялся перед новой пассией, будто зальет полстраны отличным вином, так как скоро приобретет все виноградники на склоне Южного хребта.

Зенобия подумала, что могла бы сама купить виноградники. Вино будет дорожать: приближалось долгое лето — и это хорошее вложение.

Вечером она переместилась немного на север, чтобы лучше рассмотреть южный край Сариссы. Зенобия уже научилась управлять местоположением небесного ока. Надо всего лишь вызвать кружочки, мысленно возложить на них пальцы и, после того как появится полупрозрачный шар, представить, как перемещается большой красный прямоугольник. Передвижение шло медленно и не всегда так, как она желала. Иногда ее поднимало выше и разворачивало в другую сторону или опускало ближе к воде и суше.

Виноградников на склонах Южного хребта она не нашла, хотя тщательно осмотрела все мало-мальски пригодные места. Наверное, виноградники находятся в другом месте, а старый хитрец не хочет, чтобы кто-то перехватил сделку. На приеме спросила его, где на южном побережье лучше всего заняться виноделием. В выцветших глазах Кугеля мелькнул интерес, и он намекнул, что готов пристроить ее свободные средства, а потом поделить урожай и молодое вино. Она ответила, что не уверена, есть ли в тех краях виноградники, и рада будет ссудить любую посильную сумму, если нет обмана. Кугель подергал седые кустистые брови. Он уверен в торговом посреднике, но из уважения к ее способностям пошлет на юг надежного человека. Через десятиднев сам явился во время ужина и поблагодарил за предостережение: торговый человек оказался знаменитым мошенником. В знак благодарности Кугель предложил в любое время заходить к нему в хранилище с вопросами по генеалогии. Или даже посмотреть хроники, но это будет их тайной.

Прошло немало времени, прежде чем Зенобия оценила его щедрость.

На малом совете спорили, строить новую дамбу или чинить старый мост и кому из откупщиков выдать патент на строительство. Маршал и его сторонники были за мост, а Фалин — за дамбу. Тогда она впервые поднялась с места и сказала, что лучше вообще отложить строительство. Села, ожидая насмешек и брани. Но ее выслушали спокойно, а герцог одобрительно кивнул. По слухам, Звево был расстроен докладом Гехтера о состоянии казны. Решение вопроса отложили, даже не спросив, дух говорил с ней или своим умом дошла.

Молва о Зенобии ширилась, знатные вельможи иногда обращались к ней за советом, а придворные помельче крутились поблизости, пытаясь заручиться поддержкой в делах. Со знатными господами она была осторожна, никогда сразу не отвечала на вопросы, остальных привечала, вела с ними долгие беседы, и порой ее гости выбалтывали чужие тайны, которые вкупе со сплетнями, что собирала верная Силия, помогали дать верный совет вельможе. Скучные дни миновали. У нее, как в салоне знатной дамы, были приемные вечера. Гости обсуждали последние новости, делились сплетнями.

Пару раз заходил наставник Фалин. Долго приглядывался к гостям, фыркал и, ничего не говоря, уходил. Заглядывал и брат Навассар, вел благочестивые беседы. Маршал не посещал вечерних сборищ, но Зенобия знала, что он отзывается о ней уважительно и несколько раз заступался перед герцогиней, которая почему-то невзлюбила Даму Заступницу. Говорили, что жена герцога боится, как бы дух не рассказал о ее похождениях в юные годы. До того как стать баронессой Деперо, дочь маркитантки изрядно погуляла в гвардейских обозах. Силия намекала, что брат герцогини настраивает ее против Зенобии. Барон Деперо быстро освоился при дворе и обзавелся свитой придворных из обнищавших родов.

Известность оказалась прибыльной. Удачные советы оборачивались дарами или деньгами. Средств накопилось столько, что она стала подумывать о благоустройстве имения. Снова возник многоопытный Кирч и предложил услуги своей родни, подвизавшейся в строительном деле. Через два стоднева на ее земле вырос небольшой, но красивый дворец. Герцог позволил ей отъехать в свое имение, но через три десятиднева прислал за ней. Наставник и маршал сошлись в одном: охрана Дамы Заступницы — дело хлопотное. А тут еще на дорогах стали шалить разбойники, и, что самое неприятное, в мундирах воинства Пандухта. Да и многие вельможи стали выказывать недовольство ее отсутствием. Зенобия обрадовалась вызову — она привыкла к окружению знати, жадно ловящей каждое ее слово.

В день ее возвращения собрался малый совет. Герцога беспокоили люди Пандухта. Что если войско малыми отрядами перешло незаметно через Рису, а теперь собирается в единый кулак? Гаэтано уверял, что тревожных вестей с той стороны не приходило. Фалин грозился повесить всех разбойников на деревьях. Досточтимый Деперо, брат герцогини, введенный в совет по настоянию Звево, пообещал денежную награду за каждого пойманного злодея. На Зенобию бросали косые взгляды, но она лишь обмахивалась веером. Вечером того же дня к ней вдруг пришел наставник Фалин и разогнал просителей.

— Неблагодарность — естественное свойство ухвативших удачу за хвост, — сказал он, оставшись наедине с Зенобией. — Но припомни, сколь велика была моя поддержка в твоем возвышении.

Она помнила, как жизнь висела на волоске, а бритву держал Фалин. Ей удалось выскользнуть из цепких пальцев наставника. Старалась не дразнить его, но и благодарности не испытывала — знала, кто на самом деле возвысил ее. Невольно подняла глаза к потолку, улыбнулась.

Фалин нуждался в ее помощи. Брат герцогини стал намекать сестре, что наставник стар и должность ему не по силам. А против того, что нашептывается на супружеском ложе, бессильны любые интриги. Наставник даже пошел на примирение с маршалом, который тоже был озабочен прытью Деперо. Скверно, что изменилось соотношение сил и открылись возможности для новых карьер. Деперо щедр не только на обещания, но и прикармливает свору худородных, готовых на все ради возвышения. Герцог в силу старой дружбы благоволит Фалину, но требует быстрой поимки разбойников. Знать бы, где они прячутся, устроить облаву и выловить всех до единого.

Зенобия сказала, что поддержит наставника, как только получит знак от духа-покровителя.

На следующее утро, сославшись на обычную хворь, она велела не принимать гостей. Долго наблюдала за дорогами и торговыми путями. Следила за караванами на западном тракте, за повозками, ползущими от городка к городку, за путниками.

Прошло несколько дней. Фалин не появлялся, а она не выходила из своих покоев. Однажды, возвращаясь на привычное место над горным хребтом, разделяющим Сариссу, она приблизилась к руинам небесного города. Ее манило придвинуть око как можно ближе, чтобы рассмотреть мелкие предметы, висящие между большими обломками, но тревожно вспыхивали непонятные знаки, кружочки управления исчезали, и око переставало слушаться.

Сместив взор вниз, она оглядела горные перевалы. Никаких войск, готовых к вторжению. На восточной стороне уже ночь, редкие световые пятна указывали места городов. На западной стороне еще сумерки, но кое-где уже мерцают огни. В одном месте даже слишком яркие. Увеличила картинку и обнаружила, что это не костры путников на ночлеге или факелы городской стражи, а пылающие дома небольшой деревушки у излучины реки. Жители не тушили пожар, а собрались на деревенской площади и жались друг к дружке. Приблизив око насколько возможно, она увидела, как мечутся разбойники, как выводят из загона вьюков и ведут их к лесу.

Когда солнце ушло в сторону торгового архипелага и тьма опустилась на западную часть материка, Зенобия захотела видеть во мраке, и ее желание исполнилось: на зеленом поле, испещренном линиями, появились мелкие светлые точки — люди, а точки покрупнее — вьюки. Лесная тропа вилась вдоль черной полосы реки.

Зенобия заснула, а утром долго искала похитителей и нашла их далеко на севере. Они шли редколесьем и остановились у опушки. Красные мундиры исчезли, сменившись черной, серой или синей одеждой. Было видно, как сваливают мундиры в повозку.

Вскоре разбойники подошли к воротам замка. Мост опустился, шайка втянулась во двор. Вьюков загнали в здание под черепичной крышей, люди разошлись среди строений. Знамя, свисающее с башни, было едва заметно. Зенобия сдвинула око назад и вниз. Успела разглядеть скрещенные мечи на знамени и цветок над мечами, когда вошла Силия, чтобы помочь с утренним туалетом.

После завтрака Зенобия спустилась в хранилище. Досточтимый Кугель корпел над манускриптом, разглядывая в увеличительное стекло чей-то герб. Встретил Зенобию радушно и провел по кельям, заставленным полками. Полки набиты книгами — маленькими, большими и очень большими. А в дальней келье за окованной железными полосами дверью хранились самые древние. Пролистав одну из них, Зенобия удивилась: буквы шли ровными строками и одна неразличимо похожа на другую.

Это печатные книги, пояснил Кугель. В старину их печатали особым способом, но потом переписали вручную, чтобы искусство каллиграфии не пропало. Только хроники о легендарных временах решили не трогать, да и братьям-переписчикам веры не было, могли вычеркнуть не того, кого следует. Язык был незнаком, на выцветших картинках — непонятные устройства и сооружения. Некоторые похожи на башни, другие — на мельницы.

Уходя, она как бы случайно спросила, не помнит ли он, чей герб — два скрещенных меча под цветком? Ждала, что Кугель начнет листать геральдические таблицы, но старик молча показал на стену. Зенобия увидела флажки, развешанные в определенном порядке, и скрыла свое изумление за тем, что считала улыбкой.

Зенобия знала цену своего слова и не хотела продешевить. Во время приема в тронном зале приблизилась к группе придворных, толпящихся вокруг Деперо. Барон громко рассуждал об излишней сухости даконских вин. Остановилась, ожидая случая завязать разговор, посмотреть, стоит ли с ним иметь дело. Но судьба решила за нее.

— Не кажется ли вам, — сказал Деперо, — что воняет навозом? То дух продирается сквозь нужник, чтобы предупредить нас о злосчастиях?

Кто-то фальшиво хохотнул, другие испуганно отвели глаза. Барон сделал вид, что только сейчас заметил ее, и согнулся в нарочито низком поклоне. Вежливо кивнув, Зенобия отошла в сторону. Ни гнева, ни досады. Она знает, что делать.

Герцог впервые при всех выказал Фалину недовольство. Разбойники спалили деревню, увели вьюков, которые предназначались для гвардейцев, а наставник бездействует. Фалин выслушал, опустив голову, и смолчал, когда Деперо предложил назначить наставнику помощника.

— Если так будет продолжаться, — сказал герцог, — я соберу большой совет и сам наведу порядок. Идите, досточтимые, и подумайте об этом.

Члены малого совета поднялись с мест. Зенобия придержала наставника за рукав.

— Не хочешь узнать, откуда у Деперо столько золота?

Наставник вздрогнул, прожег ее взглядом и приложил палец к губам.

Поднялись в его кабинет. Нескольких слов хватило, чтобы он сделал должные выводы, позвал секретаря и велел седлать вьюков.

— Прошу извинить! Срочные дела требуют личного присутствия.

— Не привлечь ли гвардию, дабы не было раздора? — спросила Зенобия.

— Умно, — сказал наставник. — Но если Гаэтано захочет предать?

— Разве ему надо знать больше того, что ты разделишь с ним славу поимки разбойников? Разделив, он будет с тобой, хочет того или нет.

5.

Опала брата герцогини поразила двор, как удар огненного камня Врага. Сторонники Деперо разбежались по имениями, но парочке худородных пришлось отнести свои головы на Черный двор. Герцогиня, доселе игнорирующая Зенобию, после ссылки барона в дальний гарнизон стала приглашать ее на игру в палочки. Наставник Фалин на малом совете лично ходатайствовал о возведении Зенобии в статс-дамы. Герцог поднял бровь и заметил, что вакансий нет, однако готов сделать исключение, если никто не возражает.

Никто не возразил.

Вельможи зачастили к ней. Тоже были охочи поболтать о чужих тайнах, и вскоре она поняла, что ими можно вертеть, как худородными. Словечко здесь, словечко там, что-то сбудется и запомнится, что-то нет, но это забудут. Пару раз приходил наследник в сопровождении Гаэтано. Спрашивал, как ускорить сватовство к красавице Ильзе, и нельзя ли поторопить отца именем духа-покровителя. Маршал слушал его нытье, иронично улыбаясь, а Зенобия напрямик спросила, в силах ли Гугон уберечь невесту от соблазнов двора? Не лучше ли дождаться, когда отец вручит бразды правления.

— С ним помрешь от старости, — брякнул Гугон.

Гаэтано попросил забыть опасные слова и быстро увел его.

После устранения Деперо отношения маршала и наставника снова ухудшились. Герцог тянул со сватовством наследника, и Фалин поддерживал его. Он понимал, что с появлением внуков возникнут мысли: не пора ли отцу уступить сыну власть. Маршал возвысится безмерно, а наставнику придется уйти на покой.

К Зенобии все относились уважительно. А жители Неопалесты готовы были на руках носить. Налоговое послабление, благодаря Зенобии принятое на малом совете, и небольшая сумма на восстановление акведука сложились с разговорами о духе-покровителе, вселившемся в Защитницу. Редкие выходы в город пришлось прекратить: ее забрасывали цветами, но не давали прохода, осаждая просьбами. И когда один из неприметных горожан внезапно бросился на нее с кинжалом, охрана на миг растерялась. Выручил жесткий корсет. Лезвие соскользнуло с пластины, а невесть откуда возникший благочестивый брат сбил с ног злодея. Тут кавалеры и скрутили его.

Весть о покушении вызвала в городе волнения. Чтобы успокоить людей, глашатаям велели оповестить, что это был безумный одиночка.

Фалин навестил Зенобию и сообщил, что убийце заплатил лазутчик Пандухта. Приметы известны, скоро его найдут. Зенобия пошутила, что ее хотели убить таким же образом, как в давние времена закололи герцогиню Ламбер. Но когда Силию нашли у порога с кровавой пеной на губах, а в остатках вина оказался яд, Зенобии стало не до шуток.

Охрану удвоили, наставник свирепствовал, маршал вывел гвардейские караулы на улицы. Дворня шепталась о том, что убийцы проникли в замок и в урочный час вырежут всех обитателей. Кавалеры хватали подозрительных, но лазутчика поймали не они, а благочестивые братья. Об этом Зенобии поведал Навассар, посетив ее вечером.

— Я доволен тобой, сестра, — сказал он, усаживаясь в кресло. — Мы следили за твоими успехами. И охраняли в меру наших слабых сил.

Вспомнив крепкого благочестивого брата, обезвредившего убийцу, Зенобия понимающе кивнула.

— Нам известно, что ты ведешь чистую жизнь, не обременяя сущность плотскими утехами, — одобрительно сказал Навассар.

Зенобия стиснула зубы, чтобы не выругаться. Пару раз с ней заигрывали отчаянные честолюбцы, готовые на все ради карьеры. Но когда дело доходило до постели, то отчаяние исчезало вместе с честолюбцами. Она пыталась затащить в постель кавалеров из охраны, не пожалев лучших вин. Но кавалеры крепко знали свою службу, и с ними ничего не вышло. Потом Зенобия разглядывала себя в зеркале и оттирала плевки, которыми наградила свое отражение.

Между тем брат Навассар перешел к делам насущным.

— Пока наши друзья делят славу, мы без шума выжигаем гниль и заразу. И лазутчика поймали мы. Не хочешь ли посмотреть на него?

Зенобия не поняла, зачем брат Навассар желает показать ей тайное узилище братьев. После чтения хроник любая интрига как на ладони: все ходы и хитросплетения с унылым постоянством повторялись от герцога к герцогу, от стоднева к стодневу. Но о благочестивых братьях в хрониках говорилось сухо.

В полумраке слышны звуки ударов, крики, визгливый смех. Зенобия, Навассар и стражник прошли из конца в конец замкового узилища. Стражник отпер дверь и с поклоном впустил Зенобию и Навассара внутрь, а после того как они вошли, лязгнул засовом. В пустой камере оказалась еще одна дверь, неприметная, в темном углу. Навассар тихо постучал, скрипнули петли, и они оказались в другом коридоре. Потом поднялись по винтовой лестнице. Сквозь щели бойниц пробивался дневной свет, значит, они где-то между подземельем и кухней. Еще одна дверь — и они оказались в тайной тюрьме.

Узников охраняли не стражники, а благочестивые братья. Вместо шпаг или палашей — суковатые палки. Дверь одной из камер была приоткрыта. Ноги пожилого мужчины привязаны к скамье, а руки — за спиной. Перед ним — бочка с водой.

— Вот он, злодей, — сказал брат Навассар. — Молчит. Знает, мы люди добрые. Придется отдать его кавалерам. Они тоже добрые люди, но очень не любят таких, как он.

Злодей поднял голову. Зенобия увидела шрам над бровью, похожий на след от сабельного удара.

— Я его знаю, — сказала Зенобия.

— Ну еще бы, — прохрипел Роппо. — А я-то думаю, кем это завоняло…

Сильный удар по затылку заставил его прикусить язык. Благочестивый брат, стоявший за его спиной, наставительно сказал:

— Добрые люди не желают слушать грубости.

— Пусть говорит, — сказал брат Навассар. — Даме Заступнице будет полезно услышать его хулу.

— Дама!.. — сказал, как сплюнул, старьевщик. — Надо было придушить, не мутила бы воду. И мой господин давно бы навел здесь порядок.

Зенобия смотрела на него с удивлением. И этот человечек повлиял на ее судьбу? Кто знает, может, он был орудием Врага, сам того не ведая?

— Жаль, что не ты подохла, а служанка, — прошипел Роппо. — Вот потеха — околеть от яда своей тетки. Но ничего, ничего! В первый раз ты помешала моему господину принести мир и процветание на эти земли. Сейчас ты не успеешь никого предупредить.

Навассар озабоченно переглянулся с благочестивым братом. Тот накинул на голову Роппо мешок.

— Он что-то знает, — негромко сказал благочестивый брат. — Но водяное испытание не сломило упрямца.

— Попробуй огненное, — посоветовал Навассар.

Из-под мешковины раздались квохчущие звуки. Сдернули мешок. Роппо смеялся. Принесли жаровню. Он молчал, когда охаживали горящим веником по бокам, и лишь кряхтел от прикосновений раскаленной кочерги к спине. Испытывая непонятное возбуждение, Зенобия смотрела, как благочестивый брат, засучив рукава, чтобы не испачкать одеяние, почти ласковыми движениями касался кочергой тела Роппо. Старьевщик выдержал и это, но сломался, когда поднесли кочергу к глазам и сказали, что ему нельзя своими погаными очами смотреть на добрых людей. Он назвал несколько имен, замешанных в заговоре, в том числе и барона Деперо.

Брат Навассар значительно посмотрел на Зенобию.

— Мой друг Фалин будет очень рад, когда узнает об этом признании.

Зенобия кивнула. Но смутные воспоминания беспокоили ее. После каждой встречи со старьевщиком начинались неприятности. И поэтому она не удивилась, услышав еле слышный звук горна и далекие крики.

— Что это? — поднял брови Навассар.

— Это смерть ваша, — хрипло прошамкал Роппо. — Герцог низвергнут, а новый правитель покорится…

На него снова накинули мешок. Благочестивые братья собрались вокруг Навассара, выслушивая его распоряжения. Один из братьев скинул белое одеяние и влез в серую ливрею прислуги. Деревянная панель, на которой висели плети, клещи, пилы и другие пыточные инструменты, отошла в сторону, и брат исчез в темном проеме.

— Подождем вестей, — сказал брат Навассар.

Переодетый прислугой брат скоро вернулся. Роппо не врал. Дворец захвачен бароном Деперо и гвардейцами, с которыми он коротал опалу. Кавалеры во главе с Фалином еще держатся, но мятежники захватили ворота, и подмоги ждать неоткуда, потому что маршал увел войска на маневры.

— Где герцог, где наследник? — спросил Навассар.

— Наследник заперся в своих покоях. По слухам, герцог убит.

Старьевщик рассмеялся. Навассар обрушил на его голову тяжелую суковатую палку. Мешковина потемнела от крови, Роппо завалился на бок, и лишь веревки удержали его.

— Избавьтесь от тела!

Братья потянули за кольцо в полу. Под плитой оказалась дыра. Обрезав веревки, столкнули тело. Слабый всплеск. Плиту задвинули обратно.

Тайными ходами замка давно не пользовались. От пыли першило в горле, под ногами хрустели мелкие кости. Слабые лучики света выдавали смотровые щели. Брат Навассар велел покинуть убежище, но сперва прикончить всех узников. Братья разошлись по камерам. Зенобия так и не узнала, что в одной из них сидит мелкий воришка, у которого нашли предмет Врага, и сейчас рассказывает соседу по камере, как в молодости сбежал от своей некрасивой невесты и никогда об этом не жалел. Впрочем, случись ей увидеть Цимбелина, вряд ли в жалком плешивом оборванце узнала бы своего жениха.

Один из ходов вывел в помещение с низким потолком. Здесь они наткнулись на Фалина и его кавалеров. Наставник хотел выкрасть наследника, уйти к новому замку, провозгласить Гугона правителем, а когда маршал присоединится к ним, покарать изменников. Узнав от Навассара, кто стоит за мятежниками, Фалин грязно выругался.

— Если Пандухт двинул войска, все кончено.

— Позволь не согласиться, — сказал Навассар. — Будь положение безнадежным, дух-покровитель нас бы предупредил.

Фалин посмотрел на Зенобию. Та пожала плечами, как бы говоря, что духу нет дел до нынешней суматохи.

— Молчание духа говорит, что все идет своим чередом, — продолжал Навассар. — И должны свершиться великие дела.

— Тебе виднее, о чем говорит молчание духа, — осклабился Фалин.

Братья неодобрительно насупились.

— Отсюда есть ход к тронному залу, — сказал наставник. — Если повезет, нанесем чувствительный удар по изменникам.

Ход привел их к узком коридору, опоясывающему тронный зал. Сквозь подпотолочные смотровые отверстия был виден Деперо, горделиво восседавший на троне в окружении гвардейцев. Строители тайных ходов знали свое дело: Зенобия слышала, как барон требует покончить с кавалерами, а гвардейцы хотят подкреплений.

В полутьме она заметила слабую улыбку Навассара. Он что-то шепнул наставнику, и тот улыбнулся в ответ. Ей велели оставаться на месте, а кавалеры и братья один за другим беззвучно исчезли во тьме.

Зенобия увидела, как из внутренних покоев появилось шествие благочестивых братьев. Они шли двумя рядами, медленно, останавливаясь на каждом шагу и кланяясь трону, словно присягали в верности новому правителю. Насторожившиеся гвардейцы успокоились и опустили пики, а Деперо благосклонно улыбнулся. Он явно не знал, что братья никому не присягают.

Все произошло быстро. Гвардейцы вдруг оказались погребены под братьями, и в зал ворвались кавалеры. Деперо выхватил шпагу, но брат Навассар выбил ее посохом из рук злодея. Барона связали и заткнули рот тряпкой. Навассар хотел прекратить его страдания, но Фалин возразил, что суд полезнее для сомневающихся. С гвардейцами, впрочем, не церемонились. Их тела оттащили в покои герцога. Вернулись мрачные, герцог и впрямь был заколот в своей кровати. Герцогиня заперлась в будуаре.

Один из братьев вернулся к Зенобии и помог спуститься по винтовой лестнице. Кавалеры со шпагами на изготовку направились к двери.

Мятежники не зря в свое время оказались в опальном полку. Попав в дворцовые покои, вместо того чтобы подавить очаги сопротивления, разбрелись в поисках вина и служанок. Лишь некоторые пытались навести порядок, но темные волосы и палаши вместо шпаг выдавали в них воинов Пандухта. Комнату за комнатой очищали кавалеры от изменников, и к вечеру замок был освобожден. Всех, кто успел сдаться, связали и заперли, остальных выбросили в ров перед дворцом.

К маршалу выслали гонца с предписанием вывести войска к Рисе, а если Пандухт перешел ее, то дать отпор. Вскоре маршал сам объявился и на спешно собранном малом совете сказал, что его лучшие капитаны ведут отряды по трем направлениям, откуда можно ждать вторжения. А его долг — установить законный порядок. Фалин заметил, что в самый опасный момент войска почему-то оказались вдали от города. Виночерпий Сконцо предложил не ссориться, а призвать герцогиню возглавить совет. Кугель пробормотал, что роль герцогини в деле еще не ясна, Гехтер возразил: в трудное время надо поддержать ее…

Зенобия поняла, что игра затянется надолго, и подошла к пустующему креслу герцога.

— Сестра не в ответе за брата, — сказала она. — Но кровь Звево продолжилась в Гугоне, а не в Деперо. Так прекратим распри, дабы избрать регента при наследнике.

— Это ты говоришь или дух? — с кривой улыбкой спросил Сконцо.

— Изменник Деперо тоже любил смеяться над духом, — тихо ответила Зенобия, и глаза виночерпия налились страхом.

К тому времени как собрался большой совет, самые деликатные вопросы были решены. Представители сословий озабоченно качали головами, узнав о злодеяниях и смерти их любимого господина, о доблестных защитниках, одолевших предателей. Им сказали, что вдовствующая герцогиня, сложив высокие титулы, убыла в родовое имение блюсти траур. И что наследник Гугон, да пребудут с ним земные силы, до вступления на трон будет наставляться регентским советом, который возглавит… Здесь хранитель Кугель, которому по старшинству доверили зачитать решение малого совета, сделал многозначительную паузу, а затем провозгласил:

— Итак, приветствуйте высокородную регентшу Зенобию, Даму Защитницу!

Радостный шум представителей сословий перекрыл злобное ворчание знатных господ. А Зенобия вдруг подумала, что впервые, с тех пор как судьба принялась играть с ней, она услышала свое имя из чужих уст.

За десятиднев до провозглашения события неслись стремительно, и никто не знал, что его ждет — карьера или Черный двор. Возникали и распадались альянсы, по залам и покоям шептались, приносили клятвы в верности, чтобы этажом выше предать ради более выгодного союза… Гаэтано и Фалин перестали разговаривать друг с другом. Они удвоили, а потом утроили свою охрану, а вскоре разослали по заставам и гарнизонам депеш-кавалеров и гонцов, стягивая силы. В городе начались стычки между стражей и патрулями, стали громить винные лавки. О тайных встречах и заверениях, нашептанных за плотными портьерами, о записках, переданных из рук в руки, и мешочках с золотом, приложенных к запискам, Зенобия узнавала первой. К ней спешили поделиться выкраденным посланием, купленной тайной или просто засвидетельствовать почтение. Она понимала, что посетители ждут совета, к кому следует прислониться. Дня три она просто забавлялась, наблюдая, как гостиная превращается в средоточие интриг: гости, не дождавшись от нее слова или знака, пытались подражать большим вельможам, составляя альянсы и комплоты. На четвертый день рассердилась: те, от кого зависит судьба регентства, не сочли нужным встретиться с ней. Худородный придворный, который в это время бубнил о своей преданности, вдруг поперхнулся — гримаса Дамы Защитницы лишила его дара речи.

Зенобия подозвала служанку, разносящую вино, и спросила, сколько человек сейчас охраняют покои. Служанка сообщила, что у дверей три гвардейца и три кавалера.

— Пусть все войдут, — велела Зенобия.

Под удивленный шепоток гостей Зенобия подошла к своей охране. Внимательно оглядела каждого.

— Ты и ты, — громко сказала она, указав пальцем на кавалера и гвардейца, — быстро к наставнику Фалину и маршалу Гаэтано. Скажите: я жду их в тронном зале. Спешите исполнить!

С этими словами сбросила с себя шаль и осталась в платье, так обильно украшенном золотым шитьем, что его блеск почти скрывал нескладность ее фигуры. Зенобия неторопливо последовала в тронный зал. Придворные потянулись за ней, по дороге к ним присоединялись сначала любопытствующие, а потом топот ног напомнил, что вести по замку и дворцу разлетаются мгновенно. И когда она вошла в тронный зал, он был полон народу. Толпа мгновенно раздалась, открыв ей дорогу к трону, у которого стояли наставник и маршал. И с ними наследник Гугон, затравленно озиравшийся по сторонам. При виде Зенобии он побледнел и уцепился трясущейся рукой за локоть маршала.

Странное веселье переполнило Зенобию. Это власть, подумала она. Никто не посмеет вслух усомниться в любом ее слове.

— Благодарение силам земным, ты вразумишь строптивых, — голос брата Навассара рассеял соблазн, в котором все склонились перед троном, а на нем… Но она запомнила эту картину.

Те, кто рассчитывал услышать великие слова, был разочарован. Подойдя к трону, Зенобия, вопреки ожиданиям многих, не воссела на него и даже не обратилась с вестью о новом откровении. Она поклонилась наследнику, а потом шепотом сказала Фалину и Гаэтано:

— Объявите сбор большого совета. И если вы сейчас не обнимитесь в знак примирения, то я сама назову имя регента.

Наставник и маршал уставились на нее, а потом встретились глазами с братом Навассаром, стоявшим за спиной Зенобии. Маршал, вздохнув, улыбнулся и раскрыл объятия. Улыбка Фалина была менее искренней.

— Мир и покой, — провозгласил Навассар. — Все могут отправляться по своим делам, о дальнейшем вас известят своевременно.

— Где герцогиня? — раздался выкрик из одного угла.

— Дайте выслушать барона Деперо! — крикнули из другого.

Гаэтано отвесил легкий поклон Фалину.

— На днях большой совет объявит о делах наследования, — громко заявил наставник. — Стража, обеспечить порядок!

Кавалеры рассекли толпу на несколько частей и стали постепенно выводить людей из зала. Расходились нехотя, но возмущались негромко.

Когда зал опустел, наставник внимательно посмотрел на Зенобию.

— Мы здесь одни… — пробормотал он.

— Денно и нощно обращайтесь к силам, чтобы с ней ничего не случилось, — строго сказал брат Навассар. — Иначе вам придется плохо.

— Вам или нам? — спросил Гаэтано, подмигнув при этом Зенобии.

— Братья не допустят смуты. Они покарают всех, причастных к злодеянию. Мы не ищем власти, но и не отдадим ее в недостойные руки.

— Кто говорит о злодеянии?! — вскричал наставник. — Поскольку мы остались одни, то сами все решим полюбовно.

— Ну так решайте, — сказала Зенобия. — Кому, как не нам, настоять перед малым советом на любом решении, к которому сейчас придем.

— Герцогиня… — тень сомнения легла на гладкое чело маршала. — У нее могут найтись сторонники.

— А разве баронесса Деперо не удалилась оплакивать мужа, павшего от руки ее брата? — удивилась Зенобия. — Если, конечно, высокородный Гугон не будет тосковать по мачехе.

По неприятной улыбке наследника стало ясно, что не будет.

— Сам Деперо может потребовать суда равных. Ему выгодно тянуть время, — сказал наставник, испытующе посмотрев на Зенобию.

— А разве изменник и убийца не повесился в своей камере, не выдержав мук раскаяния? — Зенобия всплеснула руками от недогадливости, казалось бы, самых опытных дворцовых интриганов.

Маршал и наставник переглянулись. Зенобия ни словом, ни взглядом не выдала, что догадывается об их намерении при неудаче свалить все на нее. Детские шалости по сравнению с тем, что вытворяли вельможи прежних дней. Чтение хроник, благодарение Кугелю, вооружило знаниями, стоящими полка, а то и небольшой армии.

Наследник смотрел на Зенобию глазами новорожденного вьюка.

— Моя Ильзе заждалась, — сказал он. — Я настаиваю на сватовстве.

— Регентский совет сразу же начнет переговоры, — ответила Зенобия.

— Какой совет? — одновременно спросили наставник и маршал.

— Дабы пресечь распри между достойнейшими мужами, составим из них регентский совет, как это случилось во времена герцога Тилле.

— Совет из двух человек? — нахмурился Фалин.

— Из трех! — Зенобия указала на брата Навассара.

— Два, три… несущественно, — мягко сказал Гаэтано. — Важно, кто его возглавит, то есть станет регентом. Члены же совета вправе его низвергнуть, как случилось, кстати, именно во времена Тилле.

Маршал сведущ в хрониках, отметила про себя Зенобия.

— Каждый из вас, досточтимые, — сказала она, — будет продвигать людей преданных. У каждого большая родня, которая ждет милостей и преференций. Начнется соперничество, и ко дню возведения на трон страна разорится. Я — бедная дочь хранителя маяка — не имею никого, кто мог бы попрекнуть невниманием к родне.

Гаэтано громко рассмеялся.

— Ты хочешь войти в регентский совет? — прищурился наставник.

— Друг мой, — весело сказал маршал. — Она только что объявила себя регентшей, а совет — нам в утешение.

— Она не может…

— Может, и я хотел бы посмотреть на того, кто ей помешает.

— Не я, — сказал брат Навассар.

После долгого молчания наставник Фалин наконец выдавил:

— И не я!

Народ принял весть о том, что от имени наследника Гугона будет править Зенобия, с должным ликованием. Рассказы о налоговых послаблениях от городка к городку и от села к селу становились все приятнее для слуха мелких торговцев и знатных землевладельцев. По совету Гаэтано, в одном из первых рескриптов Зенобия отменила на два стоднева акцизы на вино и пиво. После этого лавочники и владельцы виноградников перегрызли бы горло любому, кто высказался бы неуважительно о ней. Женщины умилялись тому, что бедная сирота вознеслась на самый верх. Благочестивые братья в назидательных беседах рассказывали, как кротость и смирение вознаграждаются силами земными.

Самой Зенобии в эти дни кротости не хватало. Минуты торжества были краткими, все остальное утомляло, раздражало, а порой приводило в ярость. С утра до вечера общалась с людьми, просящими для себя или родственников. Всем надо улыбаться, благосклонно говорить приятные слова и обнадеживать, ничего наверняка не обещая.

Регентский совет собирался каждый день. Опасались, что Пандухт перейдет Рису, что северные бароны начнут сводить счеты друг с другом, боялись недовольства в гвардии — измена могла глубоко проникнуть в ее ряды. Зенобия сгоряча предложила напасть на Пандухта, но маршал растолковал, сколько на это потребуется времени, средств, фуража, а главное, желания войск сражаться. Посоветовала вызвать северных баронов и перевешать всех на Черном дворе. Фалин с явным сожалением сказал, что бароны прибудут со свитой, этакими маленькими армиями, и тогда начнется война в городе.

Вскоре Зенобия вспомнила некоторые наставления из хроник и поняла, что можно властвовать, но не обязательно править. Реже стала посещать регентский совет, подписывала не глядя рескрипты и даже во время больших приемов старалась быстрее покинуть тронный зал и вернуться к себе и небесному оку. Люди наскучили ей. Власть тоже.

Время шло, скоро наследник должен был сесть на трон. Маршал и наставник опять вызверились друг на друга, и только благодаря увещеваниям брата Навассара дело не доходило до стычки.

В один из вечеров к Зенобии внезапно явились наставник Фалин и хранитель Кугель.

— Столь позднее наше присутствие, высокородная госпожа, — значительно произнес наставник, — связано с некоторыми открытиями, которые произвел наш мудрейший хранитель.

Хранитель выглядел несколько смущенным.

— Открытия столь важные, что они могут потрясти основы, — продолжал наставник. — Дело в том, что в генеалогических таблицах обнаружились твои высокородные предки. Причем такие, что твои права на трон становятся более законными, чем у этого прыщавого юнца.

На миг всколыхнувшееся: «Я знала, я всегда знала, что я особая», — мгновенно угасло, стоило еще раз взглянуть на Кугеля.

— Ах, досточтимые господа, — вздохнула Зенобия. — Нашему доброму хранителю не составит труда проследить родословную от любого вьюка до самого герцога-основателя.

— Не так грубо, — пробормотал, морщась, хранитель. — Изначальные роды и впрямь начинались с малого числа обитателей. В запретных книгах есть списки первых поселенцев, прибывших на Сариссу.

— Откуда прибывших? — спросила Зенобия.

Кугель скосил глаза на наставника. Тот пожал плечами.

— Есть разные предания, но не в них суть, — хранитель закашлялся. — Главное — все мы родственники друг другу, если глубоко копнуть.

— Спросим у брата Навассара, — мягко сказала Зенобия. — Дабы не впасть в соблазны Врага.

— Да нет никакого!.. — вспылил наставник.

Тут Кугель замахал на него руками, и он замолчал.

— Брат Навассар разъяснит, когда следует понимать его слова буквально, а когда аллегорически, — сказал Кугель.

— А Стража Благочестия тоже ссылается на аллегорию? — усмехнулась Зенобия.

— Это пустое, — раздувая ноздри, сказал наставник. — Я не хочу дожить до того дня, когда Гугон разрушит все, что созидали его предки. Тебе благоволит удача, ты внемлешь добрым советам, тебе и править.

В тишине можно было расслышать, как потрескивают язычки пламени в светильниках.

— Это речь изменника, — сказала Зенобия. — Ты испытываешь меня?

— Такими словами не испытывают, — ответил Кугель. — Страна нуждается в крепком управлении, ибо впереди годы бурь и войн. Наследник слаб и неумен и не отличит доброго совета от худого.

— Я поразмыслю над этим, — ответил Зенобия.

После того как наставник и хранитель откланялись, она долго сидела в кресле, уставившись на круглый щит, висящий над камином. Кто она — щепка, которую волна несет на утесы, или утес, которому не страшны щепки? Беспричинное веселье овладело ею, она смеялась и не могла остановиться, пока слезы не потекли по щекам, выгрызая протоки в толстом слое пудры.

Впрочем, когда у нее объявился еще один гость, она была спокойна и привела себя в порядок. Но когда маршал Гаэтано, слово в слово повторив наставника, предложил ей стать герцогиней, она опять начала смеяться и чуть не потеряла сознание…

Регентский совет укрепил Зенобию в подозрениях: это не жесты отчаяния знатных вельмож, а тщательно составленный заговор. Брат Навассар изобразил удивление, но призвал ее следовать голосу разума. Значит, и он в заговоре, а то и возглавляет его. Она понимала, что им выгоден человек со стороны, чтобы он опирался на тех, кто привел его к власти. Из хроник она знала, что сообщников рано или поздно отдаляют от трона. Но нигде не упоминалось, как можно быстро подмять под себя три главные силы герцогства — кавалеров, гвардейцев и братьев.

Фалин обещал порядок во всех, даже самых далеких землях; Гаэтано грозился разбить Пандухта и объединить запад и восток; брат Навассар намекал, что если эти планы сбудутся, то Сарисса вновь станет королевством.

— А кто тогда воспрепятствует герцогине объявить себя королевой и основать династию? — вкрадчиво спросил Гаэтано.

Масляный блеск его глаз и задумчивый вид наставника подсказали Зенобии, что при случае любой из них провозгласит себя королем. После того как она своим именем поможет воплотить их замыслы. Но голова все-таки закружилась. Королевство… Вернуться к легендарным временам, когда Сарисса процветала под спокойными небесами, а Враг еще не начал страшную битву?

— Столь важное решение не может быть принято без одобрения духа-хранителя, — сказала Зенобия. — Дождемся его.

6.

Несколько дней пролетело в мучительных раздумьях. Соблазн был велик. Брат Навассар поведал истории о благочестивых братьях, мудро наставляющих правителей древности для свершения великих дел. Зенобия вскоре догадалась, что Навассар попросту боится сговора маршала и наставника. Объединившись, они могли отодвинуть его. Пожаловалась на головную боль, а когда он удалился, обнаружила, что голова действительно разболелась.

После того как служанки раздели ее, улеглась на широкое ложе. Настало время небесного ока. Боль в висках сжалась, исчезла, пришло умиротворение. Под ней, словно большая рыба в водах Гарсанка, плыла Сарисса. Другая рыба, темная и загадочная, затаилась среди обломков небесного города. Зенобии вновь захотелось приблизиться к ней. Привычно вызвала кружочки, мысленно возложила на них пальцы. Решила поднять око повыше и взглянуть на темную рыбу сверху. Око двигалось медленно и наконец зависло над руинами города. С этого места вид башен-строений, соединенных переходами, показался знакомым. Вспомнила, что картинку с похожими строениями видела в хранилище Кугеля, в книге на непонятном языке. Подивилась такому совпадению, перевела взгляд на рыбу. Отсюда она похожа… все равно на рыбу. Длинное, вытянутое тело, немного сплющенная хвостовая часть, торчат острые выступы-плавники. Увеличила изображение до предела. В отличие от плавающих обломков, на самой рыбе нет дыр, вмятин или иных повреждений.

Зенобия мысленно вопросила — не сам ли это Враг Небесный дремлет среди поверженных воителей? На редкой зеленой сетке, которая всегда возникала, когда она управляла оком, ничего не изменилось. Ближе, еще ближе… Светящиеся линии дернулись, изменили цвет на красный. Око словно боялось приблизиться к рыбе вплотную, сетка и управляющие кружочки исчезли, и око застыло на месте.

Зенобия разочарованно открыла глаза и увидела лишь балдахин над просторной кроватью. Выжди несколько мгновений, заметила бы, как в сторону ока от рыбы метнулась искра.

Следующий день прошел подобно иным. Каждый шаг и вздох надо продумывать заранее, не говоря уже о словах. Для двора интриги были самой жизнью, Зенобии же приходилось до всего доходить самой. Вечером ждала отдохновения, но вместо того чтобы насладиться привычным видом с высоты, чуть не обмочилась от великого страха, подобного тому, что обуял ее в амбаре.

Она услышала голос. Не тихое щебетание, а раскатистый гром, раскалывающий голову. Боль стала нестерпимой и вдруг исчезла. Голос умолк, но Зенобия знала, что теперь он говорит с ней беззвучно, и она понимает, о чем идет речь. Страх исчез, вернулось любопытство.

Раньше ей казалось, что она смотрит сквозь увеличительное стекло. Теперь в нем не было нужды, она сама превратилась в око. И могла одновременно видеть Сариссу, звезды, солнце, небесный город вблизи. Не сумела найти лишь темную рыбу. Пропали светящаяся сетка и кружочки, и она знала, что в них нет нужды. Стоило подумать о небесном оке — в поле зрения появился ребристый шар, из которого выступала широкая труба. Зенобии казалось, будто из ее тела к шару небесного ока тянется связующая нить. Что все это значит, подумала она, и в следующий миг в нее хлынул, поток картин.

Она увидела свой мир, но людей не было — ни на Сариссе, ни на торговом архипелаге. Паслись стада мелких животных, похожих на вьюков, только четырехногих, в небе парили большие птицы с зубастыми клювам, и вместо лесов сушу покрывала рыжая трава и красноватый кустарник. В небе над Сариссой возник небесный город — шесть огромных башен, связанных между собой переходами. Светящиеся точки окон составляли узоры. От башен отделились рои мелких предметов и устремились вниз.

На другой картине мир изменился: появились зеленые леса, птицы исчезли, четырехногие животные тоже. От башен отделились большие предметы и тоже опустились на поверхность. Из них вышло множество людей, и Зенобия поняла, что правильнее назвать небесный город кораблем, а предметы помельче — лодками. И вот уже на Сариссе появились города и поселки, люди передвигаются между ними на странных повозках без помощи вьюков, в воздухе парят крылатые устройства, а по океану плывут остроносые суда без парусов.

А потом рядом с большим кораблем, похожим на город, появилась черная рыба. Зенобия узнала, что в черном корабле находится только один человек. Не живой, но и не мертвый. Тело его состоит из множества песчинок, каждая песчинка — из более мелких, и это не песчинки вовсе, а «нанобы» — создания, глазу недоступные. Подобно живым существам, они могли размножаться, но так быстро, что ее краткий миг для них равен тысяче тысяч стодневов. Она узнала, что корабль — их творение — прибыл сюда, чтобы вернуть человеку из песка достойное тело. В незапамятные времена они позаимствовали его ради своего выживания, теперь же собирались вернуть долг. Для этого требовалось устройство, которое находилось на Сариссе.

Возникла картина города: большие дома, похожие друг на друга, ровные дороги, по которым мчатся странные повозки. Под стоящим наособицу приземистым зданием — глубокая шахта, ведущая в огромную пещеру. Пещера разделена стенами на большие площадки, полные странных механизмов. Люди, одетые в белое, копошатся у непонятного устройства, в середине которого нечто, подобное креслу. Зенобия решила: это благочестивые братья, но поняла, что ошиблась — одежда не похожа на балахоны братьев. Устройство испорчено, но в него встроен маячок, подающий невидимые сигналы.

С островов поднялись корабли. Одни из них кружили над черным пришельцем, другие выпустили шары, небесные глаза.

Потом из ослепительно-белых кругов света появились другие, похожие на грубо слепленные сосуды, утыканные иглами. Острия испустили синие лучи, и корабли Сариссы исчезли в огненных вспышках. «Сосуды» распались на мириады яйцеобразных предметов, они облепили темную рыбу, словно гроздья, но им не удалось даже поцарапать ее чешую, а затем нанобы превратили их в себе подобных и растворили в себе.

Появились новые корабли, похожие на длинные короба, за ними еще — не похожие ни на что. Обменялись ударами, и Зенобия поняла, что так началась небесная битва, где все были врагами всех.

И вот над ее миром плывет скопище больших и малых обломков, а потом начинается огненный дождь. Сарисса лежала в руинах, что уцелело — разрушили мародеры и обезумевшие от страха люди.

Черный корабль не мог улететь — маячок, погребенный под завалами, уцелел и сковывал его волю. Время шло, люди начали строить города, появилась Неопалеста. Замигала красная точка, указывающая, где находится маячок. Это было городское устроение благочестивых братьев.

Зенобия смотрит на расшитый полог кровати. Ей кажется, что ночь прошла, но она еще не начиналась. Она пробует снова вызвать видение, втуне — небесное око ослепло, корабль нанобов завладел управлением. Но сделка заключена. Она поможет кораблю, и нанобы сделают для нее все, что в их силах. Исполнение обещаний запечатлено в их сущностях.

Проходя сквозь внутренние покои, Зенобия подумала, что надо бы привести гобелены в пристойный вид: старая ткань местами расползлась, часть золотых нитей исчезла под грубыми заплатками.

Ее появление в городском устроении с эскортом из кавалеров и гвардейцев всполошило благочестивых братьев. Настоятелем оказался Далман, племянник Навассара. Зенобия попросила показать ей устроение. Она собирается организовать несколько новых на севере, но прежде хотела бы познакомиться с жизнью братьев.

Далман провел ее к трапезным, оттуда к кельям, потом в библиотеку. Сквозь галерею вышли в сад, за ним — к огородам и рыбному пруду. Вернувшись, осмотрели зал собраний, спустились в погреба и, поднявшись, снова оказались в библиотеке. Зенобия принялась рассматривать корешки тяжелых инкунабул, искоса поглядывая на Далмана. Брат-настоятель спокойно стоял, заложив пальцы за веревочный пояс.

— Я хочу посмотреть, что за этими книгами.

— За этими книгами всего лишь стена, — раздался голос брата Навассара.

Он неслышно появился в библиотеке и, ласково улыбаясь, подошел к ней.

— Не вынуждай меня приказывать, — негромко сказал Зенобия. — За дверью кавалеры и гвардейцы. Исполни мою просьбу, и мы все уладим.

Быстрый взгляд на Далмана.

— Не он, — сказала Зенобия. — Считай, что дух поведал мне о том, что за книгами. Я не хочу, чтобы нас разделяло недоверие.

Навассар молча вытянул одну из книг. Скрипнули тайные шарниры.

Узкий проход завершился дверью, а за ней открылась пещера. Масляные лампы освещают столы. На них были разложены странные предметы. В дальнем конце пещеры лежали доски, лопаты, кирки… Над большой дырой в полу возвышалась тренога из бревен. В дыру уходили корабельные канаты, намотанные на кабестан. У столов возились двое, переговариваясь на незнакомом языке, похожем одновременно на щебет и мяуканье. Зенобия даже удивилась, что они не в белых ливреях, как те, что работали в подземном городе.

— Герцогиня все узнала бы в должное время, — негромко сказал брат Навассар. — Торговый архипелаг хорошо платит за предметы Врага. Эти деньги помогают нам сражаться с ним. Справедливо, не так ли?

— Они не похожи на жителей Кносса, — перебила его Зенобия.

— На архипелаге много странных людей, — ответил Навассар. — Эти прибыли на судне, которое не боится бурь. Увы, мы не нашли, где они его прячут. Прижать бы как следует, да торговля расстроится.

Зенобия прошлась вдоль стен пещеры, держась подальше от дыры, откуда доносились еле слышные крики и брань. Остановилась у замотанного в парусину большой угловатого предмета.

— Что здесь? — спросила она.

Далман размотал парусину. Двое с Кносса недовольно защебетали.

Это была машина из видения черного корабля. Кресло, похожее на опрокинутый трон, множество суставчатых рычагов-щупалец, выступы, заканчивающиеся вздутиями, круглый шлем в изголовье и блестящие металлические полосы, идущие от него по всей поверхности, словно позвоночник и ребра…

— Словно трон самого Врага, — пробормотал брат Навассар. — Избавиться бы от него, но пока не дают хорошую цену.

Зенобия медленно обошла машину. Это неработающее устройство должно было дать новое тело человеку из песка. Она знала, что поддержание его жизни отняло много сил и растратило тысячи и тысячи поколений нанобов. Корабль мог создать такую машину, и она вернет жизнь, молодость и красоту любому. Но требовались некие наборы чисел, нанобам неизвестные. Она знала, что среди звезд есть похожие устройства, которые могут преобразить ее. Корабль готов отправиться на их поиски, если отключить маячок в чреве неисправной машины.

Зенобия не винила черный корабль за то, что огненный дождь погубил неисчислимое множество жителей Сариссы. Люди из других миров пытались завладеть тайнами нанобов, они и развязали войну в небесах. Зенобия понимала, что и королевская корона не вернет ей прожитых лет. Но если нанобы смогут сделать ее молодой и красивой, то пусть корона достанется другим.

За спинкой кресла в углублении располагались ряды кружочков-сенсоров. Таких же, как управление небесным оком. Здесь их было столько, что потребовались бы руки трех человек. Перед глазами возникло нужное сочетание, которое погасит маячок. Легкое касание пальцев — три первых в верхнем, два в середке во втором, четыре в третьем. И большой кружок сбоку.

Она не знала, что должно произойти, и не удивилась бы, если бы машина рассыпалась на песчинки или просто исчезла. Но ничего не случилось.

— Я увидела все, что хотела, — сказала Зенобия.

Брат Навассар проводил до дворца, намекнув, что регентскому совету не обязательно знать о делах подземных.

Она вернулась к себе и отослала прислугу. На ее зов корабль откликнулся быстро.

Зенобия требует исполнения обещанного, и видит, как песчинка за песчинкой собирают новое тело. Нанобы сохранят всю ее сущность до последнего воспоминания. Но в глубине души она ждет подвоха: ее учили, что Враг перехитрит любого хитреца.

Зенобия видит, как рядом с мужчиной возникает женщина — в теле, которому позавидует любая красотка. Проснувшись, полная сил и желаний, она станет желанной для других. Ради этого Зенобия готова расстаться с постылым телом, умереть на Сариссе для новой жизни.

И она воет от разочарования, когда открывает глаза и видит истертую ткань балдахина на герцогском ложе. Нанобы не обманули, Зенобия видит иным зрением, как большая черная рыба медленно выплывает из разрушенного небесного города и исчезает в фиолетовой вспышке. И та, спящая в новом теле Зенобия, исчезает вместе с ним.

Старая королева закрывает глаза и пытается заснуть. Однажды ей было видение, в котором она увидела себя в чреве небесной рыбы рядом с человеком из песка. Корабль чудовищно вырос, он лежит под солнцем незнакомого мира на вершине огромного утеса, посреди долины, окруженной горами. Время пробуждения не пришло, скажет черный корабль, но спросить, а настанет ли оно когда-либо, Зенобия не успеет, связь прервется, и она погрузится в сон.

Ей снился Цимбелин. Лодка вошла в бухточку у маяка, наверху старый отец натирает зеркало, а ее суженый взбегает легко и весело по скрипучим деревянным ступеням, и она, раскрыв объятия, бежит ему навстречу…