Мои друзья-налогоплательщики и я некогда финансировали один из самых чудовищных проектов в северо-западной части городского центра. А именно: собрали благотворительные взносы, не облагаемые налогом, а губернатор Томпсон направил 180 миллионов долларов из них на возведение главного административного здания штата Иллинойс. Созревший в шальной голове архитектора Хельмута Джана проект вылился в небоскреб, составленный из двух концентрических стеклянных кругов. Внутренний представляет собой ротонду, открытую семи ветрам во всю высоту здания. Таким образом, мы все разорились не только на реализацию проекта, но и на обогрев либо охлаждение практически ничем не защищенного помещения. Тем не менее шедевр снискал почтенные архитектурные лавры премии 1986 года, что, на мой взгляд, позволяет однозначно судить о компетенции и вкусе критиков и жюри конкурса.

Я поднялась на лифте – почти сплошь из стекла – на восемнадцатый этаж и углубилась в коридор, опоясывающий ротонду. Двери всех кабинетов открывались в этот коридор. Похоже, у штата не хватило денег именно тогда, когда дело дошло до установки дверей, а потому служебные обязанности осуществляются в этаких полухоллах. Вероятно, это рассчитано на то, чтобы создать атмосферу максимальной открытости между слугами народа и самим народом. Но если у вас на руках ценные бумаги или вы работаете в поздние часы, то, вероятно, ностальгически мечтаете о более надежной преграде, поставленной на пути разного люда, кишащего по вечерам в Лупе.

Очутившись наконец перед табличкой «Департамент экологических ресурсов», я вошла в некое подобие приемной, представилась чернокожей матроне, сказав, что меня ждет доктор Барнс.

Матрона испустила досадливое «уф-ф» – свидетельство неудовольствия занятого человека, которого насильно отрывают от неотложных дел, и набрала номер. Не глядя на меня, объявила:

– Доктор Барнс сейчас вас примет. Посидите немного.

Присев, я тщательно изучала плакат, описывающий симптомы СПИДа, а также другой, предупреждающий о проблемах, с которыми сталкиваешься на ранней стадии беременности, но тут появилась Барнс, высокая стройная женщина примерно лет пятидесяти. Она была до невозможности чернокожа. Короткая стрижка, открытая тонкая шея делали Филиппу похожей на черного лебедя. У нее были плавные движения, как у существа, чья природная стихия – вода. Она пожала мне руку, взглянув на золотые часики.

– Мисс Варшавски? Я только что говорила с Хершель. Она рассказала мне об умершей девушке и об иске... Извините, мне приходится принимать вас между двумя важными встречами, поэтому будем кратки. Я хочу направить вас к Айлин Канделериа, она – общественная сестра милосердия и именно она обычно назначает экстренные проверки на местах.

Мы с Филиппой были почти одного роста, но мне понадобилось чуть ли не бежать, поспевая за ней. Из кольцевого коридора открывался помпезный вид на Центральный автовокзал компании «Грэйхаунд». Да, наших миллионов чуть-чуть не хватило ни звукоизоляцию: рев автобусов с легкостью долетал до самых верхних этажей.

У доктора Барнс был стандартный канцелярский стол, заваленный бумагами. Она села во вращающееся хлорвиниловое кресло, тщетно пытаясь освободить от документов хоть немного места. Барнс вызвала сестру по внутреннему телефону и, пока мы ждали, бегло обрисовала деятельность департамента.

– На нашем учреждении лежит огромная ответственность. Мы не только выдаем сертификаты и лицензии больницам, но и следим за экологической охраной школ, предупреждаем загрязнение асбестовой пылью, смогом и так далее. Персонально я занята в отделе здравоохранения и оказания населению медицинских услуг... Я проходила практику у Лотти Хершель по акушерскому делу, но теперь в моем ведении надзор за государственными клиниками и госпиталями. У нас есть еще один заместитель, он занимается контролированием и апробацией школ. Сестра Канделериа назначает инспекционные бригады, направляемые туда, где, по нашему мнению, требуются проверки.

Сестра Канделериа располагала к себе умным волевым лицом, в ее глазах искрился неподдельный юмор. Она принесла толстую папку, начав прямо с порога:

– Синди сказала мне, Фил, что ты хотела поговорить о «Дружбе», вот я и принесла их досье. Какие проблемы?

– Там погибли мать и новорожденная...

– Когда это произошло, мисс Варшавски?

– Завтра четыре недели будет. Вы посылали туда инспекционную бригаду? Могу я взглянуть на отчет?

Госпожа Канделериа поджала губы.

– Я получила уведомление об этих смертях две недели назад, назначила проверку на конец этой недели. – Но Том сказал, что произведет инспекцию сам, отменил мое распоряжение да и бригаду тоже. Я хотела поговорить с ним на следующий день, но его не оказалось на службе.

– Это – Том Коултер, – уточнила Барнс. – Выдает сертификаты госпиталям и специализируется главным образом на здравоохранении, хотя и не медик. Отсутствие диплома доктора медицины придает ему комплекс неполноценности, поэтому он не в ладах с женщинами-профессионалами.

Она быстро нажала кнопки телефона.

– Говорит доктор Барнс. Синди, попроси мистера Коултера...Том! Не мог бы ты заглянуть ко мне? У меня есть вопрос, касающийся «Дружбы»... Ну и что, что ты занят? Я тоже занята. У меня здесь двое граждан, ты бы не мог облегчить им жизнь, подойдя ко мне?.. Да побыстрее.

Она положила трубку.

– Бюрократия в таком месте, как здесь, смертоносна. Если бы я стояла во главе всей программы...

Чтобы доказать, что он не подчиняется требованиям чиновницы, равной ему по рангу, Том заставил нас ждать добрых десять минут. Айлин хмурилась, просматривая досье «Дружбы». Филиппа воспользовалась паузой и занималась корреспонденцией. Я сидела в неудобном креслице, стараясь не задремать.

Коултер, одетый в легкий летний костюм, элегантно вплыл этаким бризом.

– В чем дело, Фил?

– Материнская и детская смертность в родильном отделении «Дружбы-5» в Шомбурге. Четыре недели назад, Том. Когда мы сможем взглянуть на описание обоих случаев?

– Знаешь, Фил, мне непонятно, почему тебя это интересует. Филиппа указала на меня:

– Мисс Варшавски, адвокат, представляющая одну из сторон, вовлеченную в этот конфликт. У них вполне достаточные основания ознакомиться с вашим отчетом.

Коултер, бросив на меня взгляд, нагло улыбнулся.

– Судебное преследование, так я полагаю? Иск «Дружбе» уже предъявлен?

Я постаралась, как можно рельефней воспроизвести адвокатскую заносчивость Дика.

– Но я еще ни с кем не провела ни одной беседы в этом госпитале, мистер Коултер.

– Слушай, Фил, – заявил Том. – Я там тоже еще не был, но ты не беспокойся, мы держим это на контроле.

Она окинула его испытующим взором:

– Мне нужны точные данные. Ставлю срок: в конце этого дня.

– Ну конечно, Фил! Сейчас же скажу Берту, что тебе необходимы эти данные.

Она хлопнула карандашом по столу.

– Постарайся сделать это, Том!

Не глядя на нее, Коултер обратился ко мне:

– Итак, кто же ваш клиент?

Не успела я слова вымолвить, как вмешалась Барнс:

– Я покажу госпоже Варшавски, как тебя найти, если ты хочешь поговорить с ней до ее ухода.

Она вымолвила это так категорично, что Коултеру ничего не оставалось, как удалиться. Правда, он вновь одарил меня наглой улыбкой:

– Я тут за углом, налево. Загляните по дороге... Пока. Заметив твердо сжатые губы Филиппы, я спросила:

– Что все это значит?

– Берт Мак-Майкле – наш общий босс. Он добрый старый малый, а Том его излюбленный дружок-собутыльник. Не понимаю, почему Том так затягивает визит в госпиталь, но, видимо, я не смогу представить никаких документов для Лотти в ближайшее время... Извините, я должна поторопить вас, меня ждут посетители. Передайте Лотти мои извинения.

Я поблагодарила обеих за потраченное на меня время; куда бы я ни обращалась, дружелюбие и любезность у меня всегда при себе... Выйдя из кабинета, я состроила гримасу и пошла на поиски Коултера. Контраст его кабинета с офисом Филиппы был разительным. Модная мебель из добротного дерева располагалась на красно-черном шведском ковре ручной работы, словно демонстрируя мужское превосходство. Коултер представлял собой тип чиновников, исповедующих древнее правило: письменный стол должен быть таким же пустым, как мысли его владельца.

Он звонил по телефону и, бодро сделав мне ручкой, пригласил сесть. Я выразительно посмотрела на свои часики. После того как Том минуты три демонстрировал свою занятость, я встала, сказав, что он может узнать номер моего телефона у Филиппы Барнс.

Он схватил меня за руку при выходе из кабинета.

– О, простите, мисс Варшавски! Кого вы представляете? Ведь не госпиталь же?

Я улыбнулась.

– Мои клиенты тотчас потеряли бы ко мне всякое доверие, узнай они, что я болтаю об их делах на публике. Разве не так, мистер Коултер?

Он игриво похлопал меня по руке.

– Вот уж не знаю. Уверен, что такой красивой, очаровательной леди они простили бы все.

Я продолжала улыбаться.

– Вы угодили в самую точку, мистер Коултер. Не смею возражать, когда мне говорят, что я красива. И все же, даже если ты умопомрачительно красива, это не дает повода использовать такое преимущество для пренебрежения законами. Согласны? Или нет?

Он замигал, испустив короткий смешок.

– А что, если я приглашу вас позавтракать и вы мне все это разъясните более подробно?

Я оглядела его с ног до головы: что же он хочет узнать?

– Решено, но только в темпе.

Мы спустились на лифте в холл; полы его пиджака развевались, как паруса корвета, набирающего скорость. По пути он объяснил, причем заговорщически подмигнув: в здании не имеется укромного места для приватной беседы. Что, если отправиться в уютный ресторанчик, совсем неподалеку?

– Мне вовсе не требуется никакое особое место для разговора с вами, мистер Коултер. Да и времени в обрез. Я заинтересована только в вашем засвидетельствовании смерти Консуэло Эрнандез в Шомбурге. Постмортем. Или в объяснении, почему вы не хотите его составить?

– Ну, ну, ну... – Он под руку вывел меня из лифта. Свободной рукой я хлопнула по сумке с револьвером так, что, качнувшись, она ударила Коултера в бок. Он выпустил мою руку, с подозрением посмотрел на меня, и мы направились к дверям, выходящим на Кларк-стрит.

Здание, занимаемое администрацией штата, соседствует со штаб-квартирой властей графства, унылой бетонной коробкой, растянувшейся на квартал, а также с автовокзалом и его адской толкучкой, образуемой толпами алкашей, шлюх, сутенеров, безумцев... Я справедливо предположила, что поблизости просто нет подходящего места для взыскательного Коултера, и оказалась права: он предложил взять такси и поехать на север.

– Нет у меня времени, – отказалась я. – Обойдусь какой-нибудь закусочной.

Мы прошли пешком два квартала, Коултер оживленно разглагольствовал, затем свернул к маленькому ресторанчику. В нем стоял гул голосов и плавал густой табачный дым.

Разведя руками, Коултер спросил:

– Вы уверены, что здесь будет удобно?

Я дерзко взглянула на него:

– Послушайте! Что именно вы от меня хотите, мистер Коултер?

Он снова нагловато улыбнулся.

– Хочу знать, с какой целью вы притащились в наш департамент. Вы же частный сыщик, а не адвокат, мадам. Не так ли?

– Я юрист, мистер Коултер. Член коллегии адвокатов штата Иллинойс со всеми необходимыми полномочиями. Можете справиться, позвонив туда. И мне действительно требуется заключение о кончине Консуэло и ее новорожденной дочери.

Взъерошенный официант в грязном фартуке усадил нас посреди зала, бросил на стол меню и умчался. Другой официант подъехал с каталкой, уставленной закусками. Бутерброды с ветчиной, картофель-фри... Я предпочитаю завтрак, богатый протеинами, – масло, сало, обильный белок. Решилась и на сыр по-деревенски. После того как сделали заказ, Коултер не прекращал щериться в бесстыдной усмешке:

– Но вы же не практикующий юрист! Разве не так? Стало быть, что-то расследуете. Я хочу знать что.

Я покачала головой:

– А я хочу знать, почему вам это интересно.

Мне было также любопытно, где и как он выяснил, что я частный детектив, но, если бы я спросила в лоб, то в ответ получила бы удовлетворенную ухмылку. Только и всего.

– На этот вопрос нетрудно ответить, – сказал он. – Наш департамент придерживается строгой конфиденциальности. И я не имею права разрешить вам рыться в документации, пока сам ее не просмотрю.

Я удивленно подняла брови:

– А я и не подозревала, что доктор Барнс работает под вашим началом.

Он быстро оправился от смущения:

– Не она. Айлин Канделериа.

– Мой клиент проявляет настойчивую заинтересованность в вашей проверке госпиталя «Дружба-5». Если это досье подпадает под действие Билля о свободе информации, я убеждена, что смогу отозвать его судебной повесткой. И очень любопытен тот факт, что вы не только отменили внезапную инспекцию, входящую в обязанности сестры Канделериа, но и сами не собираетесь ее проводить. Это создает почву для всякого рода предположений. Уверена, что смогу заинтересовать в этом одну из газет. Не многим известно, что государство обязано строго следить за материнской и детской смертностью. Но материнство – это весьма волнующая и пикантная тема, и ручаюсь, что «Геральд стар» и «Трибюн» конфетку из нее сделают. Как жаль, что у вас одутловатое лицо, оно не будет хорошо смотреться на фотографиях...

Официант шлепнул на стол блюда с едой. Коултер едва притронулся к своей порции и озабоченно посмотрел на часы:

– Рад, что вы отказались от более дорогого ресторана. Я вдруг вспомнил, что должен повидаться с одним человеком. Было приятно поболтать с вами, мисс Варшавски...

Он вышел, оставив меня рассчитываться за завтрак...